А. И. Чарушников
А. И. Чарушников
К новым высотам
К новым высотам
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
К новым высотам, Чарушников Андрей Иванович, Год: 1960
Время на прочтение: 15 минут(ы)
Из сборника ‘Щедрые сердца. Очерки о тульских женщинах‘.Тульское книжное издательство, 1960 год.
Отпечатал: Виктор Андреевич Чарушников.
Старинное село Ненашево стоит на бойком месте — на шоссе Москва — Симферополь, там, где малюсенькая Непрейка ещё только-только набирает силёнку и почти неслышно журчит в узких невысоких берегах, поросших редким тальником. Вправо от шоссе, если ехать из Тулы в Серпухов, ответвляется такая же старая, как и село, дорога. Вначале она, как бы стремясь быстрее скрыться с глаз, бежит, петляя, по некрутому склону к высоким поредевшим деревьям, скрывается за ними, по небольшому мостику, перемахивает на другой берег Непрейки и, уже не таясь, бодро взбегает на взлобок и бежит дальше просторными полями на Дмитровское, Иваньково, Каширу. Когда-то она звалась ‘большаком’, была покрыта булыжником, по бокам обсажена ветлами. С годами камень во многих местах осел, выбился, и ехать теперь по ней — шоферское горе. Кое-где сохранились отдельные ветлы, но от прежних красавиц с могучими широкими кронами, которые мягко шелестели при ветерке узкими длинными листьями, остались только уродливые, толстые, обхвата в три, невысокие обрубки с искривлёнными и обломанными временем и непогодой ветвями.
И вот, если ехать этой дорогой от Ненашева, на третьем или четвёртом километре будет незаметный свороток влево. Просёлочная дорога, скользнув со старого ‘большака’, сразу же пропадает в густой высокой ржи или в буйно-зелёном овсе, а зимой теряется в снежной пелене, надёжно покрывшей присмиревшие поля. Дорога эта ещё тише и, кажется, что ведёт она в такой уголок, о котором знают лишь те, что живут здесь издавна. Она плавными изгибами полого спускается к лощине, и издали с неё видны внизу деревенские домики, большой скотный двор. Это — Недьяково.
Здесь в небольшой деревушке со старорусским названием, затерявшейся в перелесках, живут люди большой души, смелых дерзаний, удивительного трудолюбия. Это они сделали известным далеко от родных мест название своей деревни. И нередко бывает, что где-нибудь за десятки, а то и за сотни километров, может, в такой же деревушке, а может, и в районном клубе со скромной трибуны, поставленной у края не столь обширной сцены, прозвучат слова: ‘У недьяковских доярок и нам поучиться не грех. Какой год уж в передовиках ходят’.
Недьяково… Много таких деревень и сёл на русской земле. Большие и малые, затерявшиеся в просторах полей, спрятавшиеся в лесных зарослях, в стороне и от старых ‘большаков’ и от новых магистралей, они идут широкой дорогой невиданных ранее свершений. Их названия сияют славой передовиков, которые щедро одаривают своим опытом каждого, кто придёт за ним. И не зарастает народная тропа в такие селения. Аккуратно спрятав — подальше положишь, поближе возьмёшь — исписанные от корки до корки, замусоленные тетрадки, обшарпанные блокноты, записные книжки, перебирая в памяти и так, и этак услышанное, и увиденное, возвращаются ‘ходоки за живинкой в деле’ к пославшим их. И уже на другой почве буйно принесённые ими зёрна опыта, пышным цветом расцветают неодолимые в своём развитии побеги нового. И с каждым годом крепнет неисчислимая семья колхозных деревень и сёл…
Мой журналистский блокнот хранит немало записей о встречах со славными людьми деревни Недьяково, и прежде всего с той, о ком пойдёт здесь речь.
‘6 сентября 1956 г.
Поздним вечером истрёпанный ‘газик’ подкатил, наконец, к последней цели поездки. Днём задержались в колхозе имени Хрущёва. За последний год он поднял надои больше, чем на тысячу килограммов. И планы у здешних колхозников богатые: намечено в 1960 году получить от каждой коровы не менее трёх тысяч килограммов молока.
‘Соседи из ‘Верного пути’ нас здорово подпирают, — с тревогой проговорил Егор Иванович Когатков — председатель колхоза. — Того и гляди обставят. Доярки там боевые’. Его замечание и заставило, несмотря на позднее время, завернуть в Недьяково.
Мотор смолк, погасили фары, нас охватила тишина осеннего деревенского вечера. На тёмном небе с ярко мерцающими звёздами вырисовывается ещё более тёмная, почти чёрная, соломенная крыша большого покосившегося коровника. Из открытой двери вырываются слабые, еле заметные лучи света.
Шла вечерняя дойка. Заведующий МТФ Семён Иванович Рудов при свете единственного на весь коровник фонаря ‘летучая мышь’ принимал молоко, записывая в журнал удой. Из темноты слышались то глубокий вздох коровы, то стук дужки о стенку ведра, то ласковый женский окрик. Все эти звуки покрывал другой, так знакомый каждому сельскому жителю, мирный и то же время прерывистый звук от ударов сильных струй о подойники, пахло парным молоком, не слежавшейся соломой, сеном.
Рудов познакомил нас с молодой худощавой женщиной: ‘Евгения Александровна Устюшина. Передовая доярка наша. Правда, и Шумская ей теперь не уступает, да сегодня нет её’.
Устюшина, а потом и подъехавший председатель колхоза Алексей Дмитриевич Воробьёв подтвердили, что точно, соседей они наверняка обгонят, и надой к концу года у них будет больше. И вновь упомянули имя Шумской: ‘Трудолюбивая. Год только работает, а уже многих может поучить’.
‘10 октября 1956 года
Серенький денёк поздней осени. Воздух, промытый от летней пыли многодневными осенними дождями, чист и прозрачен, как обычно бывает перед скорым наступлением заморозков. За высоким кирпичным двухэтажным зданием райисполкома шумно и суматошно: множество людей ходят и бегают по широкому полю, заканчивая последние приготовления к знаменательному для колхозников Заокского района событию — первой после длительного перерыва сельскохозяйственной выставке.
Мне показали Шумскую: она уже становилась известной в районе. На противоположной стороне поля, в отдалении от других, к коновязи прислонилась невысокая женская фигурка. Зина казалась слабой, хрупкой девушкой.Небольшой ветерок прохватывал, и она зябко засовывала в рукава пальто крупные рабочие пальцы с обветренными заусеницами, покрасневшие на холоде. Серые глаза её внимательно и как бы испытующе смотрели на людей, сгрудившихся кое-где у выставленных на показ животных. Может быть, она думала: зачем всё это, и что из всего этого может выйти? В её жизни и на её памяти это первая выставка, а везти сюда корову из колхоза за десятки километров — не малое беспокойство.
Охотно, но немногословно рассказала, у неё здесь одна из лучших коров — Астра. Даёт в сутки 25 и более килограммов молока. А давала совсем мало. ‘Мученья с ней набралась. Вымя тугое, загрубелое. Подоишь её, бывало, а молока и на дне не видно. Ну, я взялась за неё. Массаж на дню несколько раз делала. Обычно наши доярки после отёла корову четыре, от силы пять раз доят. А я к своей по семи раз подходила. И каждый раз по всем правилам: тёплой водой помоешь, протрёшь вымя насухо, вазелином смажешь, промассируешь как следует и перед дойкой, и после. Вот корова и получилась.
Как я стала дояркой? — Она помолчала, видимо, перебирая в памяти события последних лет. — Ну, да, работала на строительстве — тогда Дмитровскую МТС строили. Была подсобной работницей в бригаде каменщиков. Жила в Недьякове, это родина моя. Мать, Екатерина Никитишна, в колхозе, можно сказать, с самого основания, на сливной пункт молоко возит. Ну, и я с колхозом окончательно не порывала. А потом, помните, в январе 1955 года Пленум ЦК был?’
…Да, этот пленум, как и сентябрьский, в 1953 году, оставил в селе добрую память. После него на колхозных фермах с особой настойчивостью принялись за повышение надоев.
‘Помните? Так вот, после этого председатель наш, Алексей Дмитриевич, как встретит, так и говорит: ‘Когда на ферму пойдёшь?’ Да и сама я уже поняла: место моё там. Пошла в райком комсомола, дали мне комсомольскую путёвку. С августа прошлого года на ферме работаю’.
Зина говорила, как было непривычно и трудно первое время. Дома доить приходилось одну корову, да и то не каждый день — больше мать хозяйствовала. А тут одиннадцать. И не только доить, а кормить надо, да ещё понять, как кормить — у каждой коровы свои повадки.
‘Спасибо Моте Масловой и Жене Устюшиной. Они уже хорошо управлялись, знали, что и как. И я не стеснялась. Что не знаю — пристану к ним: расскажите, покажите! Не отстану, пока всё, что нужно, не объяснят. Вот так и шло дело. А теперь, видите, на выставку попала. Ну, не я, конечно, а Астра моя’.
Тогда Зинаида Ивановна рассказала не всё. Пример её привёл на ферму других девушек-односельчанок. Складывался дружный коллектив. Молодые доярки стремились не отстать друг от друга, весёлыми шутками отгоняли неуверенность перед трудным, большим делом, задорно нападали на председателя, на заведующего фермой, если видели, что доверенным им коровам внимания уделяется не столько, сколько бы им хотелось.
И среди этого коллектива всё заметнее становилась Шумская. Добиваться высоких надоев лишь от своих коров — это ей казалось недостаточным. ‘Зачем нас комсомол сюда послал? — Рассуждала она. — Если каждая будет сама по себе, толку не получится. Надо так — один за всех, а все за одного’. И она не проходила мимо даже самых малых недостатков, всё в ней вызывало беспокойство.
Невеликое, кажется, дело — молочная ферма, если к тому же коров меньше сотни. Какие здесь могут быть недостатки? Корма, когда подвезут на час позже, доярка, какая заторопится по своим делам домой пораньше уйти, пастух с утра на полчаса задержится — вот, пожалуй, ивсё. Мелочь? Ну, нет. Запоздали с раздачей корма — коровы уже забеспокоились, что-то в их организме пошло не так, глядишь, у каждой и недобрала молока граммов по триста. В своём хозяйстве это нуль без палочки, а тут, на колхозной ферме, другое дело. От десяти коров, если на такую ‘мелочь’ сквозь пальцы смотреть, за день килограмма три недополучишь, а по всей ферме за месяц тонна молока убежит. Доярка заторопилась — значит, коров полностью не выдоила, не досмотрела за ними как следует…
И Шумская не стеснялась по душам поговорить с подругой, заметив её упущение, а когда и по-серьёзному, при всех выговорить своё недовольство.
Как-то Надя Шевырева плохо убрала двор у коровника. И даже это не оставила без внимания Зинаида Ивановна: ‘Что ж ты, Надя, прибралась-то шаляй-валяй!’ — Упрекнула она её. ‘Стоит ли из-за этого разговор поднимать? — Шутливо ответила Надя. — Эка невидаль, двор не такой чистый’. И вот тут-то Наде пришлось выслушать целую лекцию о том, что если двор грязный, значит, и коровы будут такие, значит, дояркам придётся больше времени тратить на их чистку, значит, и уставать они больше будут, а всё это может повлиять на надои — снизятся они. Пришлось Наде согласиться, что упущение её на самом деле серьёзное.
Незаметно, в повседневном труде рос авторитет Шумской. К её замечаниям, предложениям внимательно прислушивались и доярки, и правление. Имя её, её достижения становились уже примером для многих. За три самых трудных месяца — октябрь, ноябрь и декабрь она надоила в среднем от каждой коровы по 905 килограммов молока и заняла в соревновании доярок области четвёртое место, а колхоз ‘Верный путь’ вышел на второе место среди всех тульских колхозов.
В январе 1957 года было опубликовано Обращение ЦК КПСС и Совета Министров СССР к работникам сельского хозяйства. Партия и правительство призвали тружеников села сделать 1957 год переломным в развитии сельского хозяйства, и прежде всего — в производстве зерна, подъёме животноводства. В Обращении не была забыта и Тульская область. ‘Несколько лет назад, — говорилось в нём, — бывшие руководители Тульской и Орловской областей доказывали, что по природным, экономическим и прочим условиям колхозы этих областей не могут резко увеличить производство молока. Результаты же работы колхозов в истекшем году показали всю несостоятельность таких утверждений. Колхозы Орловской и Тульской областей увеличили за один год удои молока более чем на 80 килограммов, хотя надо сказать, что и в этих областях резервы были использованы ещё далеко не полностью’.
На Недьяковской ферме в ту пору много было разговоров, горячих споров. Доярки чувствовали некоторый упрёк себе. Что ж из того, что колхоз занял в области второе место? Неужели они не могли надоить молока больше, чем надоили? В этом страстно была убеждена Шумская. И она вновь удивила подруг — в январе, в морозные метельные дни, получила надой в 361 килограмм! За один лютый зимний месяц! Не так давно такой надой получали за три, а то и за четыре зимних месяца. Зинаида Ивановна далеко обогнала и свою бывшую учительницу Евгению Алексеевну Устюшину, а ведь и та была не из последних — шестнадцатое место занимала в области.
На 1956 год Шумская брала обязательство получить надой в три тысячи килограммов, а надоила почти по три с половиной. И теперь, в ответ на Обращение ЦК партии, она заявила: ‘Получу в 1957 году 4500 килограммов молока от каждой коровы!’
Сразу на целую тысячу килограммов больше! Это было огромной смелостью. Лишь самые опытные доярки, проработавшие на фермах десяток и более лет, брались за такое дело. Их были единицы, и молодёжь с уважением смотрела на них, как сказку, слушали рассказы об их достижениях. Обязательство комсомолки Зины Шумской прозвучало на многих фермах призывом к дерзанию. Оно поднимало уверенность в своих силах у тех, кто лишь недавно пришёл на фермы с комсомольской путёвкой в кармане и с горячим желанием принести пользу родной стране. По примеру Шумской молодые доярки стали высокие обязательства и настойчиво боролись за их выполнение. На первые места всё чаще выходили те, о ком ещё несколько месяцев тому назад никто не знал.
В это же время, зимой 1957 года, Недьяково всколыхнуло и другое событие: три соседние сельхозартели — ‘Верный путь’, имени Хрущёва и имени Кирова — объединились в одно хозяйство, колхозники присвоили ему имя С.М. Кирова. Это ещё больше сблизило доярок трёх ферм — Недьяковской, Туринской и Ненашевской. Раньше они бывали только в гостях друг у друга, а теперь сообща защищали честь своего колхоза, ревностно следили за успехами, приходили на помощь друг другу при неудачах. В соревновании трёх колхозных ферм первенство неизменно одерживал тесно сплотившийся коллектив недьяковцев.
…Густую зелень лип пробивают жаркие лучи июльского солнца. По аллее одного из тульских скверов идут, взявшись под руки, четверо. Крайняя справа в лёгком светлом платье — Зинаида Шумская, рядом в строгом тёмном костюме Зина Фандеева из белевского колхоза имени Щербакова. Тут же, весело, чему-то смеясь, в тёмном платьице, перехваченном широким поясом, пряжка которого поблескивает под солнцем, шагает Зина Архипова из сельхозартели имени Мичурина Крапивенского района и кажущаяся серьёзнее и солиднее своих подруг Зина Кукушкина из щёкинского колхоза ‘Новая жизнь’.
Только что закончилось областное совещание животноводов, на котором молодые доярки решили соревноваться между собой. Подзадорила Зина Фандеева: ‘Давайте, девушки, попробуем за 4800 килограммов побороться. Может, и не выйдет у каждой, а польза всем будет’.
‘Соревнование четырёх Зин’ — так ласково назвали в тульских деревнях соперничество молодых доярок. Двое из них с честью выдержали это соревнование. По итогам 1959 года первое место в области среди колхозных доярок заняла Зинаида Шумская, надоившая по 5116 килограммов, а второе место — Зинаида Полунина (Фандеева), отставшая от подруги лишь на несколько килограммов. И права оказалась Зина Полунина: соревнование это, охватившее всех молодых доярок, вовлёкшее их в борьбу за ‘большое молоко’, принесло великую пользу.
За успехи в подъёме сельского хозяйства накануне нового, 1958 года Тульская область получила орден Ленина. В числе множества передовиков была отмечена и Зинаида Ивановна Шумская — ей тоже вручили орден Ленина.
‘6 февраля 1958 года.
Колхозный клуб в селе Ненашеве. Приехавшие на собрание колхозники из Недьякова, Турина, Ванюкова и местные, ненашевские, до отказа заполнили все места, опоздавшим приходится тесниться у стен. Вижу знакомые лица. С девчатами сидит знаменитая заокская телятница комсомолка Нина Сереженкина, здесь же одна из старейших доярок Татьяна Петровна Шерстнева из бывшего колхоза имени Хрущёва, притулился на краешке скамейки зоотехник Алексей Алексеевич Давыдов, солидно покашливая и неодобрительно посматривая на цигарочный дымок, потянувшийся откуда-то с задней скамейки, вполголоса разговаривает с соседом Пётр Митрофанович Ледовский — председатель Ненашевского сельсовета, он же секретарь колхозной парторганизации, в окружении недьяковцев Шумская. Там особенно почему-то весело. Наверное, опять недьяковские доярки впереди.
Но не только у недьяковцев приподнятое, праздничное настроение, оно у всех. Это и понятно: сегодня собрание необычное — предстоит выдвинуть кандидатов в депутаты Верховного Совета СССР. Разве не радость — послать в своё правительство тех, кого считаешь самыми лучшими, кому доверяешь, как самому себе, а может даже и больше!
На трибуне — заместитель председателя колхоза В.Д. Олейник, кряжистый мужчина с потемневшим от ветра, мороза и солнца лицом. Он предлагает выдвинуть от колхоза в верховный орган власти Климента Ефремовича Ворошилова.
Все согласны, что Климент Ефремович — кандидатура отличная и с одобрением встречают слова оратора. К трибуне подходит Любовь Николаевна Зайцева. Я знаю её. Раньше она работала учётчиком, а теперь заведует Недьяковкой фермой. Зайцева волнуется и с трудом подыскивает нужные фразы. Ей хочется говорить не просто, не как всегда, а какими-то особыми, отражающими важность происходящего события словами.
Смотрю на недьяковцев — может, они чем помогут Зайцевой — и вижу, как у Шумской вдруг испуганно расширились глаза, а лицо сначала покрылось ярким румянцем, а потом побледнело.
‘…Зинаиду Шумскую, — услыхал я голос Зайцевой, — хорошо знают все члены артели как трудолюбивую, честную колхозницу. Она пришла к нам на ферму в то время, когда хозяйство наше особенно нуждалось в постоянных кадрах. За два года она подняла продуктивность своей группы коров вдвое…’.
Шумская всё с тем же радостным испугом в широко раскрытых глазах смотрит на трибуну. А уже стоит животновод Холуев. Его сменяет зоотехник Давыдов, за ним следуют другие. И все горячо одобряют предложение Зайцевой: Шумская не только замечательная труженица, но и отзывчивый человек, всегда готова прийти на помощь попавшему в беду, она охотно делится опытом, помогает молодым дояркам. К ней нередко приезжают доярки из других колхозов, и всех она встречает приветливо и обо всём, не таясь, рассказывает…
За кандидатуру Шумской голосовали все’.
Вскоре Зинаида Ивановна Шумская впервые принимала участие в работе сессии Верховного СоветаСССР.
Нелёгкое дело быть дояркой. Каждое утро, не позднее пяти часов, — летом и зимой — надо быть на ферме. Только ночь не видела своих коров, а уже беспокоит дума: не случилось ли что, все ли в добром здоровье. Надо всех осмотреть, приласкать, покормить, подоить. Прикинуть, не сбавила ли какая против вчерашнего утреннего надоя, а если сбавила, — допытаться, почему. Вспомнить, хорошо ли с вечера её покормила, хорошо ли пила она, спокойной ли пришла с пастбища, такие ли ясные и спокойные глаза у неё, как и вчера, по мельчайшим признакам, знакомым только тебе — ведь ты ухаживаешь за ней не год и не два, знаешь, как свои, все её привычки и повадки, — дознаться, почему же она сегодня дала молока на стакан меньше, взвесить все свои сомнения, посоветоваться с подругами, с зоотехником и сделать всё же так, чтобы надои не снизились, чтобы завтра утром молока было столько же, а может и больше, чем обычно. И так каждый день.
Нелёгкое дело быть дояркой. Ещё труднее быть дояркой-депутатом. ‘Все к тебе относятся с уважением, и не хочется, ой, как не хочется, чтобы оно хоть на этакую капельку… ну, не пошатнулось даже, а просто… как бы это сказать… — смущённо улыбается Зинаида Ивановна, — ну, на волосок бы не колебнулось. Доверие-то, какое большое мне. А оправдать его надо в полную меру.Народ всегда поможет, если видит, что всю силу отдаёшь делу. Ну, а если поймёт, что юлишь, не в полную силу свою трудишься — помощи не жди, уважения тем более’.
К обязанностям доярки у Зинаиды Ивановны добавились обязанности депутата, члена верховного органа Советской народно власти. К ней, как к своему избраннику, несут свои думы и планы, свои радости, а подчас и горе не только соседи, односельчане, избиратели, живущие в соседних деревнях и сёлах. Ей пишут и из далёких колхозов избирательного округа, просят дать совет и по простому житейскому делу, и о том, как поступить, чтобы дела в колхозе пошли лучше. И ни одно письмо, ни одну просьбу, пусть незначительную, высказанную, может быть, даже мимоходом, вскользь, нельзя оставить без внимания, без ответа. Дело вовсе не в том, чтобы обязательно положительно решить каждую просьбу. Нет, бывает и так, что нельзя, даже вредно так делать: сделаешь хорошо одному, а это принесёт ущерб многим. Но ведь во всём надо разобраться. ‘Придёшь вечером с дойки, а спать не тянет. Думаешь всё, как правильно человеку посоветовать, — рассказывает Шумская. — Конечно, приходится и в организации разные, и в районные, и в областные обращаться, чтобы быстрее решали какое-нибудь дело. Есть ещё люди такие, с бюрократинкой. И дело-то простое, а тянут. Ну, так редко бывает’, — заключает она.
Народный депутат, рядовая колхозная труженица видит в государственной своей деятельности главное — заботу о благе трудящихся. И в решении ‘мелких’ вопросов, касающихся одного человека, и при обсуждении на сессиях Верховного Совета законов для всей страны — во всём у Шуйской на первом плане забота о простых людях, о процветании Родины.
‘1 июня 1959 года.
Опять знакомый ‘большак’ от Ненашева к Недьякову. Особой прелестью полны дни перехода от весны к лету. Пройдут они — и уже не увидишь такой яркой сочной зелени на полях, таких нежных листьев на берёзе и клёне, такого чудесно чистого воздуха…
В Недьяково едем с колхозным зоотехником Алексеем Алексеевичем Давыдовым. ‘Недьяковцы у нас опять впереди, — неторопливо рассказывает он своим глуховатым, с хрипотцой голосом, — за пять месяцев надой 1770 килограммов, на двести килограммов больше, чем в среднем по колхозу. А самая первая доярка наша опять Шумская. В прошлом году одна надоила 47 тонн. Шутка ли, ведь в 1953 году весь колхоз ‘Верный путь’ получил только 18 тонн! А на этот год обязательство у неё ещё больше. Зимой, когда Никита Сергеевич Хрущёв вручал нашей области орден Ленина, Зинаида Ивановна — она была на том торжественном заседании обкома партии и облисполкома — так и заявила, что после двадцать первого съезда партии все наши доярки решили работать ещё лучше. А сама всенародно взяла обязательство надоить по пять тысяч килограммов. Труженица она у нас великая. И самое главное — не бросает слов своих на ветер’.
Алексей Алексеевич замолчал. Машина приближалась к тому своротку влево, который может легко проскочить не знающий эти места водитель. Шофёр плавно спустил машину с большака, и Давыдов продолжал: ‘Пять тысяч!.. Это же за год под шестьдесят тонн. Кто как об этом может, а мы знаем, что это значит. Вы подумайте только: ежедневно надо выдоить полтора центнера, а то и больше! А ведь помимо этого надо иметь, что выдоить’.
Я спросил, как идут дела у Шумской. ‘Её самой сейчас нет: в очередной отпуск на днях ушла. Спросим у Зайцевой, у неё всё записано’.
Скотный двор уже не тот, что запомнился в первый приезд. Подвесная дорога, автопоилки, электричество. Зинаиды Ивановны нет, но все вспоминают о ней. В красном уголке два поблёскивающих золотой бахромой вымпела. Оба вручены Шумской. Один с надписью ‘Лучшей доярке’ — за наивысший надой в предыдущем месяце, другой — ‘Передовику социалистического соревнования’ — за наилучшие показатели прошлого года.
Вместе с Зайцевой подсчитали надой по группе коров Шумской. Оказалось, за пять месяцев, трудных зимних и весенних месяцев, он составил 2381 килограмм молока на корову. В среднем за месяц по 476 килограммов. ‘А в мае у неё по 730 получилось’, — заметила Зайцева.
Коммунистку Зайцеву радует, что она, первая предложившая колхозникам выдвинуть Шумскую в депутаты Верховного Совета СССР, не ошиблась, что оправдала её ‘крестница’ доверие односельчан, всех своих избирателей.
Любовь Николаевна рассказала: по инициативе Шумской доярки фермы решили бороться за звание коллектива коммунистического труда. Девчата очень воодушевлены этим и стараются работать ещё лучше. Вот хотя бы сестры Галина Ряхина и Людмила Гришина — она как раз недавно тоже была в отпуске, ездила в Белоруссию к третьей сестре. У обеих в мае надой перевалил за пятьсот килограммов. Надежда Белякова, та, что заменяет на время отпуска Шумскую, надаивает ежедневно от каждой коровы по 20 с лишним килограммов. Не отстают и Зина Ганителева с Ниной Зайцевой.
В красном уголке всё чисто вымыто и прибрано. На окне свежая занавеска, на стене полочка с зоотехнической литературой, плакат, призывающий догнать США по производству животноводческих продуктов на душу населения, на столе телефон. Людмила Гришина звонит в соседний колхоз ‘Заветы Ильича’. Отвечает Егор Иванович Когатков, тот самый, что три года назад председательствовал в бывшем колхозе имени Хрущёва. Это от него я впервые услыхал об успехах доярки Шумской. Сейчас он председатель сельхозартели ‘Заветы Ильича’ и вновь мечтает обойти соседей, особенно недьяковцев. По лукавому блеску в глазах Людмилы догадываюсь — дояркам из ‘Заветов Ильича’ это пока не удалось. Так и есть. Людмила торжественно объявляет: соседи отстали на целых сто килограммов…’.
‘Декабрь 1959 года.
Только что закончилась вечерняя дойка, и доярки собираются в уже знакомом красном уголке фермы. Пришёл ночной сторож, подъехал к дойке Алексей Дмитриевич Воробьёв, здесь же и Зайцева, пришедшая проведать девчат. Она теперь бывает здесь реже: в Недьякове создали комплексную бригаду, и на плечах Любови Николаевны, кроме фермы, и всё полеводство.
Шумская — она в стареньком ватнике, тёмный шалевый платок спущен на плечи и открывает гладко зачёсанные волосы, широкий лоб — пристроилась у маленького столика. К ней ластится прибежавшая из дома за матерью дочка Нина в меховой шубке. Глаза Зинаиды Ивановны задорно блестят, она с интересом прислушивается, как Алексей Дмитриевич, заметив одну плохо вычищенную корову, корит при народе виновницу — Галю Ряхину, Шумская, смеясь, иногда подкидывает словечко — масла в огонь подливает, чтобы Ряхиной стыднее было за своё упущение. За Шумской поддерживают председателя и другие, даже сестра Гали — Людмила Гришина.
Но вот инцидент, как говорится, исчерпан. Зинаида Ивановна рассказывает: работали хорошо, уже к первому сентября колхоз выполнил годовой план продажи молока государству, сверх плана продано ещё 140 тонн, а сверх обязательства — более 70 тонн. Производство молока опять возросло: на каждые сто гектаров земли получили по 288 центнеров — почти на 40 центнеров больше прошлогоднего. ‘Наш колхоз по надоям первое место в области займёт’, — уверенно заключает она. ‘Среди доярок, наверное, ты, — подсказывает Людмила Гришина и вдруг тихо спрашивает, — а как в будущем году работать будем?’ — ‘Что ж, своё обязательство я уже выполнила, — отвечает Шумская. — И ещё килограммов по сто в среднем на корову получу. А вот как в шестидесятом году работать будем — об этом подумать надо каждому и ответить так, чтобы стыдно не было ни перед собой, ни перед другими. На днях Пленум ЦК партии откроется, уверена, что он подскажет новые задачи. И я так думаю: в новом году надоить по 5200 килограммов’.
Ещё шаг к новым высотам!
…Яркие лучи фар председательского вездехода пронизывали темноту ночи, освещая то запорошенный снегом куст, то тёмные стволы придорожных деревьев. ‘Завтра Зинаиду Ивановну колхозные коммунисты будут принимать в партию, — задумчиво проговорил Воробьёв. — Я буду голосовать за неё. — Вдруг голос его оживляется, и сквозь сумрак угадывается, как лицо Алексея Дмитриевича озаряет улыбка. — Молчит пока наша Шумская, а знаю, что думает она в эти дни серьёзно. Ездили недавно в подмосковный колхоз, там беспривязное содержание — одна доярка чуть не со сотней коров управляется. Пора и нашему хозяйству вперёд шагать. Вот Зинаида Ивановна в душе своей и примеряется к новому делу. И уверен — сделает, а мы поможем’.
Много малых и больших деревень и сёл на советской земле. И где бы они ни стояли, далеко ли, близко ли от больших дорог, — всюду в них горячая жизнь, смелые мечтыи дерзания, везде упорный труд. И впереди идут те, у кого, как у Шумской, постоянное беспокойство за успех общего дела, изумительное трудолюбие и настойчивость в достижении намеченной цели.