К 20-летию кончины К.Н. Леонтьева, Розанов Василий Васильевич, Год: 1911

Время на прочтение: 4 минут(ы)

В.В. Розанов

К 20-летию кончины К.Н. Леонтьева
(1891 — 12 ноября — 1911)

Памяти Константина Николаевича Леонтьева ум. 1891 г.
Литературный сборник. С.-Петербург, 1911.

Несмотря на замалчивание ‘левого’ стада, имя и память Константина Леонтьева не поддается забвению. Известный петербургский священник и деятель К.М. Агеев сделал идеи этого публициста и теоретика истории предметом магистерской диссертации, защищенной в Киеве: ‘Христианство и его отношения к благоустроению земной жизни. Опыт критического изучения богословской оценки раскрытого К.Н. Леонтьевым понимания христианства. Киев, 1909 г.’. Это уже не кое-что беглое, а фундаментальный труд, который не пропадет из библиотек. И вот сейчас, к исполнившемуся 20-летию со дня его кончины (12 ноября 1911 г.), появился сборник статей, посвященных оценке с разных сторон личности, биографии и сочинений замечательного писателя второй половины XIX века. Наиболее ценною частью сборника является первая статья ‘Жизнь К.Н. Леонтьева, в связи с развитием его миросозерцания’ А. Коноплянцева. Это первая биография писателя, собранная из живых источников, которые естественно погасают с каждым годом и десятилетием и навсегда утрачиваются для историка, так что не посвяти теперь г. Коноплянцев несколько лет жизни собиранию материала о Леонтьеве, может быть, составление сколько-нибудь полной или даже просто связной биографии русского романиста, публициста и философа сделалось бы навсегда невозможным. За это — всегдашнее, историческое спасибо. Занимая 156 страниц, содержа отрывки не изданных в целом писем К.Н. Леонтьева и точно воспроизведенные разговоры о нем его друзей, — биография очень полна. С величайшею любовью автор относится к личности Леонтьева и с величайшею бережностью ко всем перипетиям его литературных, политических и религиозных взглядов, убеждений и теорий. Вместе с тем биография бесстрастно справедлива и нигде не переходит в ‘хвалебную песнь’, совершенно ненужную в этом деле и оскорбительную для такого лица, как Леонтьев. Панегирик нужен убогому, как заплата на убожестве, а большой и яркий человек, даже при очень больших грехах, страстях и недостатках, не нуждается в ложном одеянии, каким является ‘панегирик’. Коноплянцеву же принадлежит: библиография сочинений К.Н. Леонтьева и библиография статей о нем (145), причем раскрыты многие анонимы и инициалы, иногда инициалы преднамеренно неправильно поставленные (напр., ‘Л. К-в’ вместо ‘К. Л-в’). Затем очень интересны воспоминания о К.Н. Л-ве, написанные для ‘Сборника’ К.А. Губастовым, наиболее долголетним и близким другом покойного, прелестные письма к нему Леонтьева были напечатаны несколько лет назад в московском журнале ‘Русское обозрение’. Вообще, как автор писем — Леонтьев стоит еще выше, чем как автор статей: и мы не припомним еще ничьих писем в русской литературе, которые были бы так же увлекательны и умны, философичны и остроумны, как его письма, так живы и искренни до мельчайшего штриха, до ‘йоты’. В этом отношении особенно поучительно сравнение его писем с письмами Владимира Соловьева, которого, Бог весть с чего (верно за ученость и стихи), он ставил неизмеримо выше себя. В самом деле Л-в был неизмеримо более изящною фигурою, чем С-в, неизмеримо более интересною и гордою, самостоятельною и свободною. Вл. Соловьев вечно соглашался с партнером (в письмах, разговорах), Леонтьев вечно спорит, возражает. Лицо его всегда прямо, открыто, мужественно. В нем никогда не обманешься, ибо он издали кричит: ‘иду на вас’. Поэтому, читая его письма, соглашаешься или не соглашаешься с ним в мысли, — внутренно с каким-то восторгом жмешь и жмешь его руку. Говоря о ‘восторге’ — передаю личное чувство, ни разу не поколебавшееся за 20 лет, когда в самом сменились или изменились все чувства, все мысли, все отношение к действительности. Вот эта нравственная чистота Леонтьева — что-то единственное в нашей литературе. Все (почти! и великие!) писатели имеют несчастное й уничижительное свойство быть несколько ‘себе на уме’, юлить между Сциллою и Харибдою, между душой своей и массой публики, между литературным кружком, к коему принадлежат, и ночными своими думами ‘про себя’: ничего подобного не было у Леонтьева с ‘иду на вас’. Скорее он преувеличивал расхождение свое с друзьями, — несколько сколько-нибудь его ‘замазывал’. И если ‘правда’ есть пафос литературы — а она должна бы быть им, — то Леонтьев достигает полного совершенства в этой патетически-нравственной стороне ее… И поистине, вот бы кому писать ‘Оправдание добра…’. Но он знал, что ‘добро’ — все в афоризмах, в мгновениях, и что нужно не иметь никакого к нему обоняния, чтобы этак года на три засесть за систему ‘оправдания добра’ (название, в высшей степени забавное, труда Соловьева, страниц в 700). Точно это был ‘зверь’, которого никак не мог изловить философ: бродил за ним, как за бизоном в прериях или за черно-бурой лисицей в тайге, ‘не дается в руки’… Явно, не было нюха, осязания, никакого не было вкуса к добру, которое открывается так просто, как запах розы, и близко, как поцелуй возлюбленной. Но оставим кисляев философии. Они все протухли со своим ‘добром’ и ‘недобром’ и ищут в кармане ‘бумажки’, которой туда не положено. Нечем рассчитаться ни с Богом, ни с человеком.
‘Сборнику’ предпослано очень интересное (анонимное) предисловие. Из статей в тексте интересны: Е. Поселянина: ‘К.Н. Леонтьев в Оптиной Пустыни’, А.В. Коровина: ‘Культурно-исторические воззрения К.Н. Леонтьева’, характеристика Б.В. Никольского страдает всегдашним жаром и всегдашней торопливостью нашею неугомонного ‘черносотенника’… Ему всегда хочется сказать пред статьей, ‘выпейте холодной воды’. Кончая указание на книгу, скажу как неэтический писатель, подражая ‘серому люду’ в Александровском рынке: покупайте, господа! Книга стоит дешевле бутылки вина и фунта икры, и бросайте скверную русскую привычку только кушать и пить: нужно немножко и подумать! Примите это как шутку: но, ей-ей, тут и серьезное. Плачет, давно плачет серьезная русская книга о серьезном читателе. Вот и Кусков до сих пор не издан: нет и ‘избранных сочинений’ самого Леонтьева, нет и не появились спустя 20 лет по смерти… А он сейчас же после этой смерти был назван ‘гениальным’.
Впервые опубликовано: Новое время. 1911. 12 ноября. No 12813.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека