Мы остановились въ улиц Санъ Херонимо, у книжнаго магазина Дюрана, и читали заглавіе одного изъ романовъ Мери.
Такъ какъ это заглавіе казалось мн страннымъ, я обратилъ на него вниманіе сопровождавшаго мемя друга, который воскликнулъ, взявши мемя подъ руку: — День прекрасный, какъ нельзя лучше! пойдемъ, пройдемся, и во время прогулки я разскажу теб исторійку, въ которой самъ игралъ роль главнаго героя. Ты увидишь, что, когда выслушаешь меня, то не толькь поймешь это заглавіе, но и объяснишь его легчайшимъ образомъ.
У меня было довольно много дла, но такъ какъ я всегда радъ найти предлогъ, чтобы ничего не длать, я принялъ предложеніе, и мой пріятель началъ свой разсказъ такъ:
— Нсколько времени тому назадъ, вечеромъ, я пошелъ пройтись по улицамъ, такъ — ради прогулки. По дорог я останавливался передъ магазинами, любовался коллекціями эстамповъ и фотографій, выставленныхъ въ окнахъ, выбиралъ бронзу, которою-бы украсилъ свой домъ, если бы онъ у меня былъ, и вообще подробно разсматривалъ вс предметы искусства и роскоши, выставленные передъ публикой за освщенными стеклами магазиновъ. Наконецъ, я на минуту остановился передъ выставкой ювелира Сампера.
Не знаю, долго-ли простоялъ я тутъ, мысленно покупая всмъ красивымъ женщинамъ, которыхъ я знаю,— одной жемчужное колье, другой брилліантовый крестъ, третьей серьги изъ аметистовъ и золота. Я соображалъ кому-бы преподнести великолпное изумрудное ожерелье, до того богатое и изящное, что оно бросалосъ въ глаза среди всхъ драгоцнностей красотою и блескомъ своихъ камней,— какъ вдругъ нжный, гармоническій голосъ воскликнулъ около меня съ такимъ выраженіемъ, что я не могъ не оторваться отъ своихъ мечтаній:
— Что за прелестные изумруды!
Я повернулъ голову въ ту сторону, откуда раздался этотъ женскій голосъ — только женскій голосъ могъ такъ звучать — и, дйствительно, увидлъ прекраснйшую женщину. Я ее увидлъ только на одно мгновеніе, но ея красота произвела на меня глубокое впечатлніе. У дверей ювелирнаго магазина, изъ котораго она вышла, стояла карета. Незнакомку сопровождала особа среднихъ лтъ, слишкомъ молодая, чтобы быть ея матерью, и слишкомъ старая, чтобы быть подругой. Он сли въ экипажъ, лошади тронулись, а я остался стоять, какъ дуракъ, и смотрлъ вслдъ, пока он не скрылись изъ виду.
— Что за прелестные изумруды! — сказала она. Дйствительно, изумруды были ослпительны: на ея блоснжной ше это ожерелье засіяло-бы, какъ гирлянда нжныхъ миндальныхъ листьевъ, окропленныхъ росой, на ея груди этотъ аграфъ казался бы цвткомъ лотоса, когда онъ колышется на трепетныхъ волнахъ, увнчанныхъ пной. Что за прелестные изумруды! Да, можетъ быть, ей хочется ихъ имть? Она наврное богата и принадлежитъ къ высшему обществу, карета у нея преэлегантная, а на дверцахъ этой кареты я замтилъ, какъ мн кажется, знатный гербъ. Несомннно, что въ жизни этой женщины есть какая-то тайна.
Таковы были размышленія, волновавшія меня, когда я потерялъ ее изъ виду и когда затихъ даже стукъ ея кареты. И дйствительно, въ ея жизни, на первый взглядъ такой пріятной и завидной, была страшная тайна. Не стану разсказывать теб, какимъ образомъ это случилось, но только мн удалось проникнуть въ эту тайну.
Въ ранней молодости ее выдали замужъ за негодяя, промотавшаго все собственное состояніе и потому искавшаго въ выгодномъ брак средства, чтобы растратить еще и чужое. Примрная жена и мать, эта женщина отказывала себ въ малйшей прихоти, чтобы сохранить для своей дочери хоть часть состоянія и поддерживать вншнимъ образомъ свою семью и ипя на той высот, на какой они всегда стояли въ обществ.
Часто говорится о томъ, на какія великія жертвы способны нкоторыя женщины, по моему, принимая во вниманіе особенности женской натуры {Испанской, конечно.}, ничто не сравнится съ принесеніемъ въ жертву страстнаго желанія, въ которомъ участвуютъ тщеславіе и кокетство.
Съ той минуты, какъ я узналъ скрытую сторону существованія этой женщины, благодаря причудливости моего нелпаго нрава, вс мои стремленія обратились къ одной цли: овладть этимъ чудеснымъ ожерельемъ и подарить ей его такъ, чтобы она не могла отвергнуть этого подарка и даже не могла себ представить, откуда онъ явился.
Въ числ всевозможныхъ затрудненій, которыя мн сейчасъ же представились, когда понадобилось приступить къ выполненію моего замысла, конечно, немаловажнымъ оказалось то, что у меня не было денегъ на покупку драгоцнности — совершенно не было. Конечно, я, все-таки, не отчаялся въ своемъ намреніи.
Гд достать денегъ? — разсуждалъ я самъ съ собой, раздумывая о чудесахъ ‘Тысячи и одной ночи’, о кабалистическихъ словахъ, отъ которыхъ разступалась земля и обнаруживала свои скрытыя сокровища, о волшебныхъ палочкахъ, столь могущественныхъ, что если дотронуться ими до скалы, то изъ ндръ ея вытекаетъ источникъ — не воды, это еще невеликое чудо, а рубиновъ, топазовъ, жемчуговъ и брилліантовъ…
Такъ какъ магическихъ словъ я никакихъ не зналъ, а волшебныхъ налочекъ искать было негд, я ршился написать книгу и продать ее. Извлечь деньги изъ издательской скалы, конечно, чудо немалое, но я его совершилъ.
Написалъ я нчто странное, что не могло нравыться многимъ, потому что только одна особа могла понять меня, для остальныхъ мое произведеніе было только наборомъ фразъ. Я озаглавилъ его ‘Изумрудное ожерелье’, а подписался только своими иниціалами.
Такъ какъ я не Викторъ Гюго, и даже очень далекъ отъ него, то излишне говорить теб, что за мой романъ мн завъплатили не такъ много, какъ за послдній романъ автору ‘Парижской Богоматери’, но, какъ-бы то ни было, дали мн столько, что я могъ начать свои дйствія, согласно задуманному плану.
Вышеупомянутое ожерелье стоило нчто врод четырнадцати или пятнадцати тысячъ дуросъ {Около 30,000 рублей.}, а для покупки его у меня уже была почтенная сумма въ три тысячи реаловъ {Около 300 рублей.}. Необходимо было играть.
Я такъ и сдлалъ, и принялся играть такъ ршительно и такъ счастливо, что въ одну ночь выигралъ все, что мн было нужно.
Кстати объ игр. Я сдлалъ наблюденіе, въ которомъ убждаюсь все больше и больше съ каждымъ днемъ. Когда приступаешь съ полной увренностью, что долженъ выиграть, то непремнно выиграешь. Нечего приближаться къ зеленому полю съ колебаніемъ человка, собирающагося попробовать счастья: нужно идти съ аппломбомъ, какъ будто пришелъ за своей собственностью. Скажу про себя, что въ эту ночь проиграть мн показалось-бы также странно, какъ еслибы въ какомъ-нибудь солидномъ банк мн отказались уплатить по векселю Ротишльда.
На другой день я отправился въ магазинъ Самнера. Какъ ты думаешь, колебался-ли я хоть минуту, когда бросалъ на прилавокъ ювелира эту пачку разноцвтныхъ бумажекъ, представлявшихъ для меня по меньшей мр годъ удовольствій и кутежа со множествомъ красивыхъ женщинъ, съ путешествіемъ въ Италію и шампанскимъ discrtion?.. Представь себ, что нисколько: я бросилъ эти деньги съ такимъ-же спокойствіемъ — да что я говорю: спокойствіемъ:— съ такимъ-же удовольствіемъ, какъ Бокингэмъ усыпалъ когда-то жемчугомъ паркетъ во дворц своей возлюбленной.
Я купилъ уборъ и принесъ его домой. Ты не можешь себ представить, до чего было красиво это ожерелье. Неудивительно, что женщины иногда вздыхаютъ, проходя мимо этихъ витринъ, предлагающихъ такія блестящія искушенія, неудивительно, что Мефистофель выбралъ ожерелье изъ драгоцнныхъ камней, какъ предметъ, самый подходящій для того, чтобы соблазнить Маргариту: я самъ, какой я ни есть мужчина, съ минуту пожелалъ перенестись на Востокъ и превратиться въ одного изъ этихъ сказочныхъ монарховъ, что обвиваютъ свое чело діадемами изъ золота и драгоцнныхъ камней, для того, чтобы украситься этими великолпными изумрудными листьями съ брилліантовыми цвтами. Самъ царь гномовъ, чтобы купить поцлуй сильфиды, не съумлъ-бы отыскать среди безчисленныхъ сокровищъ, скрытыхъ скупыми ндрами земли, боле крупнаго, прозрачнаго и чуднаго изумруда, чмъ тотъ, который сіялъ посередин, скрпляя рубиновый узелъ.
Овладвши ожерельемъ, я сталъ придумывать, какимъ образомъ доставить его женщин, которой оно предназначалось.
Черезъ нсколько дней, съ помощью оставшихся у меня денегъ, мн удалось такъ устроить, что одна изъ ея горничныхъ взялась вложить подарокъ въ ящикъ, гд хранились ея драгоцнности, а для того, чтобы ни въ какомъ случа она не выдала своимъ поведеніемъ, что ей извстно происхожденіе подарка, я отдалъ ей нсколько тысячъ реаловъ, что у меня остались, съ тмъ условіемъ, что какъ только она положитъ ожерелье куда слдуетъ, то оставитъ свою службу и передетъ въ Барселону. Такъ оно и случилось.
Представь себ, какъ должна была удивиться госножа, замтивъ неожиданное исчезновеніе служанки и, можетъ быть, заподозривъ ее въ томъ, что она скрылась, стащивши что-нибудь, когда нашла вмсто того великолпное изумрудное ожерелье въ своемъ секретер. Кто угадалъ ея тайное желаніе? Кто могъ подозрвать, что время отъ времени она еще вспоминала со вздохомъ объ этой драгоцнности?
Время шло. Я зналъ, что она сохраняетъ мой подарокъ, зналъ, что производились дятельные розыски, чтобы узнать, откуда онъ присланъ, и, тмъ не мене, все не видалъ ея украшенною имъ. Неужели она презирала мой подарокъ? Ахъ,— думалъ я,— еслибы она знала, чего онъ стоилъ, еслибы она знала, что онъ почти могъ сравняться съ приношеніемъ того нжнаго любовника, который заложилъ зимой свои единственный плащъ, чтобы купить букетъ цвтовъ! Можетъ быть, она думала, что онъ присланъ ей отъ какого-нибудь вельможи, который явится и самъ — если его примутъ — за полученіемъ награды… О, какъ она ошибается!
Въ одну прекрасную ночь, когда былъ балъ во дворц, я сталъ у дверей и ждалъ, затерянный въ толн, появленія ея кареты. Когда карета остановилась и лакей отворилъ дверцы, она вышла, сіяя красотой, и въ толп пробжалъ ропотъ восхищенія. Женщины смотрли на нее съ завистью, мужчины — съ восторгомъ, я невольно вскрикнулъ: на ней было изумрудное ожерелье.
Въ эту ночь я легъ спать безъ ужина: не помню, оттого-ли, что волненіе лишило меня аппетита, или оттого, что мн не на что было поужинать:— во всякомъ случа, я былъ счастливъ. Во сн мн грезилась бальная музыка, и она проносилась передо мной, сіяя разноцвтными огненными искрами, и даже мн казалось, что я танцовалъ съ нею…
Происшествіе съ изумрудами было извстно и прежде и служило предметомъ разговоровъ многихъ элегантныхъ дамъ, когда появилось въ ея секретер. Но теперь, когда его вс увидали, сомннія больше не могло быть, и досужіе люди принялись комментировать событіе. Она пользовалась незапятнанной репутаціей. Несмотря на презрніе и небрежность, съ которыми обращался съ нею мужь, клевета никогда не осмливалась подняться на ту высоту, на которую ее поставили ея добродтельныя качества.
Тмъ не мене, съ этихъ поръ подулъ тотъ втерокъ, съ котораго клевета начинается, по мннію Дона Базиліо.
Однажды, когда я находился въ кругу молодежи, зашелъ разговоръ про знаменитые изумруды, и какой-то фатишка объявилъ въ заключеніе, какъ-бы ршая вопросъ:
— Нечего и говорить: этотъ уборъ столь-же обыкновеннаго происхожденія, какъ и вс прочіе, что дарятся на семъ свт. Прошли т времена, когда невидимые геніи прятали великолпные дары подъ подушки красавицъ, и теперь если кто длаетъ такой цнный подарокъ, то ужь, конечно, съ надеждой на полученіе награды… Да кто знаетъ, можетъ быть, эта награда получена впередъ!..
Слова этого дурака меня взорвали, тмъ боле, что находили отзывъ въ слушателяхъ. Тмъ не мене, я сдержался: какое право имлъ я вступаться за эту женщину?
Не прошло и четверти часа, какъ мн представился случай придраться къ тому, кто ее оскорбилъ. Не помню ужь, къ чему я придрался, но могу тебя уврить, что присталъ къ нему съ такой настойчивостью, чтобы не сказать грубостью, что слово за слово произошла у насъ ссора. Этого я и хотлъ. Друзья, зная мой характеръ, удивлялись, что я искалъ вызова изъ-за такого пустяка и упрямо не соглашался ни давать, ни принимать какихъ-бы то ни былся объясненій.
Я дрался,— не знаю, право, какъ теб сказать,— счастливо или несчастливо. Когда я выстрлилъ, то увидлъ, что мой противникъ зашатался и упалъ, но черезъ мгновенье я почувствовалъ, что въ ушахъ у меня зазвенло и въ глазахъ потемнло. Я былъ также раненъ, и раненъ довольно опасно — въ грудь.
Меня перенесли на мою бдную квартирку въ сильнйшей лихорадк… Не знаю, какъ долго я оставался въ томъ-же положеніи, призывая въ бреду кого-то… должно быть — ее… Конечно, у меня достало-бы храбрости страдать цлую жизнь, чтобы получить въ награду ея благодарный взглядъ на краю могилы, но умереть, не оставляя по себ даже воспоминанія!..
Эти мысли мучили меня въ одну безсонную, лихорадочную ночь, какъ вдругъ я увидалъ, что занавси моего алькова раздвинулись, и на порог показалась женщина. Я думалъ, что мн это приснилось, однако, нтъ. Эта женщина приблизилась къ моей постели,— къ убогой, жалкой постели, на которой я томился,— подняла свой вуаль, и я увидлъ слезы на ея длинныхъ, темныхъ рсницахъ. Это была она!
Я вскочилъ съ широко раскрытыми главами… вскочилъ и очутился противъ книжнаго магазина Дюрана…
— Какъ! — воскликнулъ я, прерывая своего друга на этой выходк: — какъ такъ? Когда ты былъ раненъ и лежалъ въ постели?
— Въ постели! Чортъ возьми! Я забылъ предупредить тебя, что все это выдумалъ я по дорог отъ магазина Сампера (гд дйствительно видлъ изумруды и слышалъ точно такое восклицаніе изъ устъ прекрасной женщины) до улицы Санъ-Херонимо, гд меня толкнулъ какой-то мальчишка и тмъ вывелъ изъ моего воображаемаго міра, какъ разъ противъ выставки Дюрана, гд я увидлъ романъ Мери подъ заглавіемъ ‘Histoire de ее qui n’est pas arriv’ — исторія того, чего никогда не было. Понимаешь-ли ты его теперь?
Услыхавъ это заключеніе, я не могъ не разсмяться. Въ самомъ дл, я не знаю, о чемъ говорится въ книг Мери, но теперь я понимаю, что подъ этимъ заглавіемъ можно написать милліонъ разсказовъ — одинъ другого лучше.