Издание и распространение народных книжек, Пругавин Александр Степанович, Год: 1887

Время на прочтение: 28 минут(ы)

Изданіе и распространеніе народныхъ книжекъ.

Когда, въ 1824 году, извстный русскій ученый И. М. Снегиревъ представилъ въ общество любителей россійской словесности свою замчательную статью о лубочныхъ картинкахъ, то среди членовъ этого общества явилось сомнніе: ‘можно ли и должно ли допустить разсужденіе въ ихъ обществ о такомъ пошломъ, площадномъ предмет, какой предоставленъ въ удлъ черни?’
Долго толковали почтенные члены литературнаго общества на эту тему и, наконецъ, скрпя сердце, ршили принять статью Снегирева, но не иначе, какъ измнивши заглавіе ея, а именно, вмсто словъ ‘лубочныя картинки’, поставить ‘простонародныя изображенія’.
Презрительное отношеніе къ народно-лубочнымъ картинкамъ и книжкамъ со стороны большинства образованнаго общества установилось съ давнихъ поръ и начало его, безъ сомннія, относится еще къ тому времени, когда все народное третировалось и считалось низкимъ и презрннымъ, а самый народъ даже въ оффиціальныхъ документахъ неизмнно величался ‘подлымъ’. Третьяковскій и Сумароковъ считали подлыми даже вс народныя псни, а Кантемиръ и Барковъ признавали народныя картинки ‘негодными и гнусными’. Сатирикъ Кантемиръ не безъ гордости замчалъ, что сочиненіе его ‘гнусно не будетъ лежать въ одномъ свертк съ Бовою или Ершомъ‘, а Сумароковъ въ эпистол о русскомъ язык обращается въ бездарнымъ и безграмотнымъ писателямъ съ такимъ совтомъ:
‘Лишь только ты склады немножко поучи:
Изволь писать Бову, Петра златы ключи‘.
‘Эти чопорные господа, въ большинств сами вышедшіе изъ ‘подлаго’ народа, — какъ справедливо замчаетъ г. Ровинскій, — никакъ не могли вообразить, что Ершъ, Бова и Петръ златые ключи переживутъ ихъ безсмертныя творенія’ {Д. Ровинскій: ‘Народныя картинки’, книга V.}.
Однако, уже и въ то время наиболе передовые люди иначе относились въ произведеніямъ народнаго творчества, къ числу этихъ немногихъ людей принадлежалъ и нашъ первый народный поэтъ А. С. Душкинъ. Во время одного изъ путешествій ему пришлось увидть на стнахъ станціонной комнаты картины. погребенія кота и споръ краснаго носа съ сильнымъ морозомъ, онъ тотчасъ же замчаетъ въ своихъ запискахъ, что ‘картинки эти заслуживаютъ какъ въ нравственномъ, такъ и въ художественномъ отношеніи вниманія образованнаго человка’.
Подъ впечатлніями знакомства съ произведеніями непосредственнаго народнаго творчества Пушкинъ, какъ извстно, написалъ насколько русскихъ сказокъ и цлую поэму Русланъ и Людмила. ‘Можно представить себ,— говоритъ г. Ровинскій,— какой переполохъ сдлало появленіе этой поэмы и сказокъ въ тогдашнемъ литературномъ мір’. Журнальные критики пришли въ неописанный ужасъ, негодованію ихъ не было конца. Вотъ, наприм., что писалъ ‘фешенебельный критикъ’ тогдашняго Встника Европы: ‘Возможно ли просвщенному или хотя немного свдущему человку терпть, когда ему предлагаютъ новую поэму, писанную въ подражаніе Еруслану Лазаревичу? Вдь, это все равно, ‘еслибъ въ московское благородное собраніе какъ-нибудь втерся гость съ бородою (!), въ армяк, въ лаптяхъ и закричалъ бы зычнымъ голосомъ: ‘здорово, ребята!’ и т. д., и т. д., все въ томъ род (В. Евр. 1820 г., No 11) {Тамъ же.}.
Но какъ ни громко заявляли о себ эти ‘фешенебельныя’ тенденціи, тмъ не мене, съ каждымъ годомъ обаяніе ихъ въ глазахъ лучшей части общества слабло и они все боле и боле теряли подъ собою почву. На смну имъ все ярче и ярче выступали новыя начала, новые принципы и идеи, въ основ которыхъ лежало сочувственное отношеніе къ ‘порабощенному народу’, стремленіе ознакомиться съ его бытомъ, съ его потребностями и воззрніями,— искреннее желаніе помочь ему выйти на дорогу ‘знанія и свта’.
Собственно говоря, еще со временъ Новикова лучшіе представители образованнаго общества начинаютъ задаваться цлью облегчить народу доступъ къ образованію и развитію, начинаютъ заботиться о распространенія грамотности и просвщенія въ народной масс. Къ сожалнію, многія неблагопріятныя условія общественной жизни прежняго времени сильно тормазиди эти просвтительныя стремленія и мшали благимъ и добрымъ начинаніямъ окрпнуть и принести надлежащіе плоды. Подъ вліяніемъ этихъ условій нердко самыя гуманныя стремленія передовой части общества совершенно атрофировались и замирали иногда на долгіе годы.
Съ другой стороны, крпостное право, тяжелымъ гнетомъ лежавшее на народ, грубо и безжалостно разбивало всякіе порывы къ свту, возникавшіе въ сред закрпощеннаго люда.
При существованіи подобныхъ условій ‘насаждать просвщеніе’ было, разумется, боле чмъ затруднительно. Еще трудне было самому народу, безъ помощи боле культурныхъ классовъ, пробиться къ свту, проложить себ дорогу къ образованію и развитію.
Но вотъ повяло новымъ духомъ. Освободительныя реформы прошлага царствованія, разбившія крпостныя оковы и создавшія боле благопріятныя условія для общественной дятельности, сразу измнили положеніе дла. Явилось земство, которое, въ большинств случаевъ, съ горячею любовью и энергіей берется за дло народнаго образованія, за устройство народныхъ школъ, за подготовку учителей и учительницъ для этихъ школъ и т. д.
Первою, важнйшею задачей для просвтительной дятельности земства въ то время являлось распространеніе грамотности въ народ. Въ достиженію этой цли и были направлены вс усилія земства, а также и частныхъ обществъ, которыя то и дло возникали тогда: та было время сильнаго подъема общественной иниціативы и бодрой вры въ свои силы.
Въ 1861 году при петербургскомъ вольномъ экономическомъ обществ возникаетъ ‘комитетъ грамотности’, поставившій своею цлью ‘содйствовать поддержанію и распространенію грамотности въ сред простата народа’. Для достиженія этой цди комитетъ намтилъ слдующіе способы:
1) теоретическое выясненіе вопросовъ, касающихся разныхъ сторонъ народнаго образованія,
2) награжденіе преміями авторовъ за выдающіеся педагогическіе и литературные труды по народному образованію,
3) изданіе сочиненій, наиболе соотвтствующихъ цлямъ комитета,
4) посредничество между столичными книгопродавцами и народными школами при выписк книгъ, а, главное, безплатное снабженіе бднйшихъ народныхъ школъ книгами и учебными пособіями.
Московскій комитетъ грамотности, возникшій еще въ 40-хъ годахъ, но долгое время влачившій жалкое, безцвтное существованіе, въ 60-хъ годахъ, подъ вліяніемъ общаго просвтительнаго стремленія, пробуждается и въ дятельности его за этотъ періодъ времени замчается особенное оживленіе. Затмъ то и дло возникаютъ разныя ‘общества распространенія полезныхъ книгъ’, ‘коммиссіи по устройству народныхъ чтеній’, ‘товарищества общественной пользы’ и т. п. Движеніе это переходитъ въ провинцію и ‘общества распространенія грамотности’ начинаютъ возникать въ губернскихъ городахъ, какъ, напримръ, въ Нижнемъ-Новгород, Калуг и т. д.
Земская школа, развиваясь съ каждымъ годомъ и проникая въ самыя глухія села и деревни, мало-по-малу создала, наконецъ, огромный контингентъ грамотнаго люда среди народа. А за грамотностью неизбжно является потребность въ книжк, въ чтеніи, потребность въ литератур. О томъ, какъ именно удовлетворяется эта потребность, мы и поговоримъ въ настоящей стать, но прежде скажемъ два слова въ объясненіе термина лубочная литература, часто встрчающагося въ нашей стать.
Сначала терминъ этотъ прикладывался, главнымъ образомъ, къ извстнымъ народнымъ картинкамъ и уже потомъ, сравнительно недавно, сталъ прикладываться къ народнымъ книжкамъ, вышедшимъ изъ книжныхъ лавокъ Никольской улицы. По словамъ г. Ровинскаго, ‘названіе народныхъ картинокъ лубочными въ старинной литератур нашей совсмъ не встрчается, появилось оно только въ ныншнемъ столтіи, а на ученомъ язык употребилъ его въ первый разъ Снегяревъ въ своихъ статьяхъ, писанныхъ въ 1822 и 1824 гг.’. По замчанію Сйегярева, названіе картинъ лубочными могло произойти отъ слова, т.-е.. липовая кора, а также и липовое дерево, на которомъ рзаны первыя народныя картинки, какъ это видно изъ сохранившихся до нашего времени гравированныхъ досокъ XVII вка, поступившихъ въ Христіанскій музей академіи художествъ изъ собранія Погодина.
Однако, г. Ровинскій отдаетъ въ этомъ случа предпочтеніе мннію г. Н. Трохимовскаго, который говоритъ, что названіе простыхъ картинъ лубочными произошло отъ лубочныхъ коробовъ, въ которыхъ он укладывались я разносились офенями {Русскій Встникъ 1886 г., No 6.}. Это же мнніе раздляютъ и другія лица, писавшія о лубочной торговл, какъ, напримръ, И. А. Голышевъ и г. Маракуевъ. Наконецъ, слдуетъ замтить, что названіе лубочнаго въ первой половин ныншняго столтія придавалось всему, что#длалось и строилось плохо и На-скоро, на живую руку.

I.
Почему ‘хорошія книжки’ не доходили до народа?

Различные ‘комитеты грамотности’, ‘общества распространенія полезныхъ книгъ’, ‘коммиссіи по устройству народныхъ чтеній’ и т. п. учрежденія, а также многія частныя лица изъ интеллигенціи составляли, печатали и издавали очень много книгъ и книжекъ спеціально ‘для народа’. Среди этихъ изданій, хотя и не часто, встрчались, разумется, и удачныя, хорошія, полезныя книги, доступныя народному пониманію.
Но — странное дло!— вс эти ‘хорошія книжки’ обыкновенно преспокойно оставались на полкахъ столичныхъ магазиновъ. Въ лучшемъ случа он расходились среди той же интеллигентной публики, изрдка попадая въ боле обезпеченныя школы и училища.
Деревня, фабрика, село и не подозрвали о существованіи ‘хорошихъ книжекъ’, и, попрежнему, деревенскіе грамоти читали лубочныя издлія ‘Никольскаго рынка’… Почему хе ‘хорошія книжки’ не попадали въ деревню? Почему не доходили до мужика?
По нашему мннію, главная причина этого заключалась въ томъ, что лица, бравшіяся за изданіе книгъ ‘для народа’, въ сущности, почти совсмъ не знали этого народа, не ввали условій деревенской среды, не знали потребностей мужика, его привычекъ и вкусовъ, которые, во всякомъ случа, необходимо было принять во вниманіе. Затмъ у этихъ людей не было, собственно говоря, никакихъ связей съ селомъ или съ деревней,— тхъ связей, которыя выростаютъ только на почв живаго, реальнаго дла и безъ которыхъ немыслимъ успхъ никакого практическаго предпріятія. Въ то же время, у нихъ не было никакихъ посредниковъ, врод, напримръ, офеней, ходебщиковъ, коробейниковъ и т. п., которые могли бы сблизить ихъ съ мужикомъ, ознакомить его съ ихъ изданіями, съ ихъ добрыми замыслами, гуманными задачами.
Интеллигентные издатели народныхъ книжекъ обыкновенно совсмъ упускали изъ вида, что еще мало напечатать и издать хорошія книжки для народа, но что необходимо позаботиться о распространеніи ихъ въ народной сред. Думать, что мужики будутъ сами выписывать хорошія книжки изъ столичныхъ магазиновъ, по меньшей мр наивно. Необходимо, чтобы книжки эти были занесены въ село и деревню, чтобъ он появились на ярмаркахъ и базарахъ, на которые стекаются крестьяне для закупки всего необходимаго для себя {Это, между прочимъ, давно поняло дйствующее у насъ Библейское Общество, поставившее себ цлью распространеніе Священнаго Писанія. Находя по нкоторымъ причинамъ неудобнымъ воспользоваться для своихъ цлей офенями-коробейинками, Библейское Общество создало собственныхъ офеней, книгоношъ грамотныхъ и начитанныхъ, которые объзжаютъ и обходятъ Россію изъ конца въ конецъ. Такой книгоноша получаетъ отъ общества 25 рублей жалованьи въ мсяцъ, причемъ обязывается продать книгъ не мене какъ на 75 рублей въ мсяцъ. На самомъ же дл каждый книгоноша продастъ гораздо больше, рдкій изъ нихъ не выручитъ 100— 150 рублей, а нкоторые выручаютъ 200 р. и даже боле.}. А объ этомъ-то и не думали совсмъ интеллигентные издатели народныхъ книжекъ, и этимъ какъ нельзя лучше доказали свое полное незнакомство съ условіями жизни деревенской среды.
Затмъ вс эти изданія ‘для народа’ обыкновенно были черезъ-чуръ дороги, совсмъ не по карману мужику. Маленькія, тощенькія брошюрки стоили отъ 20 до 50 копекъ и дороже. Было бы, однако, совершенна несправедливо видть въ этомъ корыстные разсчеты со стороны интеллигентныхъ издателей народныхъ книжекъ. При всмъ желаніи удешевить свои изданія, они не могли этого сдлать, главнымъ образомъ, потому, что, въ виду крайне ограниченнаго сбыта и распространенія, принуждены были печатать свои книжки въ незначительномъ количеств экземпляровъ — одну, дв тысячи, не боле.
Наконецъ, и самая вншность этихъ изданій ‘для народа’ не внушала доврія крестьянамъ и не располагала ихъ къ покупк. Дло въ томъ, что народъ въ теченіе долгихъ лтъ уже пріученъ лубочными издателями къ извстной вншности и даже къ извстному формату книжекъ. Ему нравятся ярко-раскрашенныя картинки, которыя всегда находятся на обложкахъ книжекъ, вышедшихъ изъ лавокъ ‘Никольскаго рынка’. А тутъ какая-то сренькая, тусклая обложка прикрываетъ тощую, длинную и нескладную брошюрку, на обложк, вмсто заманчиваго названія, возбуждающаго любопытство или фантазію, стоятъ какія-то -непонятныя слова: ‘Изданіе Народной Библіотеки’, или ‘Изданіе с.-петербургскаго комитета грамотности, состоящаго при Императорскомъ вольномъ экономическомъ обществ’, или что-нибудь въ этомъ род. Прочтетъ эти слова мужикъ и задумается: что это такое? Что-то непонятное, чуждое, странное… и оставитъ книжку, не купитъ.
Постоянныя неудачи, которыя терпли интеллигентные издатели народныхъ книжекъ, заставили ихъ, наконецъ, обратить вниманіе на дятельность ‘лубочниковъ’, изданія которыхъ обыкновенно расходились съ замчательною быстротой въ огромномъ количеств экземпляровъ и составляли единственное чтеніе крестьянскаго населенія. Изъ интеллигентныхъ издателей народныхъ книжекъ г. Маракуевъ первый счелъ необходимымъ поближе ознакомиться съ дятельностью издателей ‘Никольскаго рынка’.
Къ сожалнію, результаты своихъ наблюденій надъ лубочною торговлей г. Маракуевъ изложилъ лишь въ самыхъ общихъ чертахъ въ рчи О школьныхъ библіотекахъ, прочитанной имъ въ 1883 году на създ земскихъ учителей Московскаго узда и вышедшей впослдствіи отдльною брошюркой (Москва, 1884 г.). Очеркъ г. Маракуева о лубочной торговл и издательств, скомканный на пяти-шести страничкахъ брошюрки, не можетъ, конечно, дать сколько-нибудь полнаго и обстоятельнаго представленія объ этомъ предмет, хотя необходимо замтить, что, при всемъ томъ, очеркъ этотъ содержитъ въ себ нсколько цнныхъ свдній.
Между прочимъ, онъ указалъ на т заслуги, которыя безспорно имютъ за собою ‘лубочники’, а также отмтилъ ихъ замчательное умнье, опытность и практичность въ дл изданія народныхъ книжекъ и ихъ распространенія. Можно было думать, что г. Маракуевъ воспользуется опытностью ‘лубочныхъ издателей’, но, познакомившись съ его издательскою дятельностью, мы должны замтить, что этого совсмъ не замтно.
Начиная въ 1882 году издательскую дятельность, г. Маракуевъ слдующимъ образомъ опредлялъ свою задачу: ‘цль веденія — распространить въ народ чрезъ посредство школъ, арміи и коробейниковъ дйствительно хорошія книга, дать народу здоровую и разумную пищу, противодйствовать книжной спекуляціи и лубочнымъ безграмотнымъ издателямъ’. Такимъ образомъ, г. Маракуевъ задался двумя цлями: во-первыхъ, издать для народа полезныя книги и, во-вторыхъ, распространитъ эти книги въ народной сред. Мы не будемъ здсь касаться вопроса: могутъ ли изданія г. Маракуева служить народу дйствительно ‘здоровою и разумною пищей’, но остановимся на томъ, что именно г. Маракуеву удалось сдлать для распространенія въ народ полезныхъ, по его мннію, книгъ.
Дйствительно, ему удалось завязать кое-какія связи съ земствами, училищными совтами, со школами и библіотеками, удалось на первыхъ норахъ захватить кое-какихъ коробейниковъ, но онъ совсмъ не съумлъ воспользоваться тою широкою организаціей сбыта, которая давно уже существуетъ въ народ въ лиц цлой массы офеней, ходебщиковъ, ‘картинщиковъ’ и друг. разнощиковъ-продавцовъ, ежегодно совершающихъ путешествія, начиная отъ центровъ и кончая самыми отдаленными, захолустными концами Россіи.
Между тмъ, лубочные издатели, издатели ‘Никольскаго рынка’, находятся въ самыхъ близкихъ я тсныхъ сношеніяхъ съ этою чисто-народною организаціей и благодаря именно ей распространяютъ свои изданія въ милліонномъ количеств экземпляровъ по всмъ концамъ и угламъ Россіи. Благодаря этимъ связямъ, изданія лубочниковъ Дйствительно попадаютъ прямо въ деревню, въ руки настоящаго, сраго мужика. Чтобы ‘противодйствовать’ этимъ издателямъ, чтобы бороться съ ними, необходимо было, прежде всего, стать на одну съ ними почву, необходимо было воспользоваться ихъ же оружіемъ, пригодность котораго слишкомъ очевидна и несомннна.
Нкоторые изъ лубочныхъ торговцевъ выражали г. Маракуеву готовность распространять его изданія, но при этомъ ставили условіемъ, чтобъ онъ измнилъ форматъ и вншній видъ своихъ изданій, по образцу лубочныхъ книжекъ. По какому-то странному упрямству г. Маракуевъ не согласился исполнить это условіе и, такимъ оврагомъ, лишился возможности распространить массу своихъ изданій въ той сред, для которой именно и предназначаются эти изданія. Для насъ, признаемся, совершенно непонятно, почему г. Маракуевъ такъ упорно стоитъ за вншность своихъ тощихъ, долговязыхъ и нескладныхъ книжекъ {Справедливость требуетъ замтить, что, кром формата и наружнаго вида обложекъ, книжки г. Маракуева со стороны вншности вполн удовлетворительны: обыкновенно он изданы на хорошей бумаг и четкимъ шрифтомъ.}.
Въ 1885 году г. Маракуевъ открылъ книжный магазинъ и при немъ складъ народныхъ изданій. Но и при этомъ онъ не избжалъ очень крупной ошибки: вмст того, чтобы открыть магазинъ на Никольской, въ центр народно-лубочной торговли, онъ открываетъ его въ Петровскихъ линіяхъ, куда, конечно, ни офени, ни мужики не заглядываютъ.
Въ результат всего этого явилось то, что торговля народными книгами г. Маракуева пошла крайне туго и вяло, особенно съ появленіемъ ‘Посредника’. Въ настоящее время г. Маракуевъ иметъ въ провинціи лишь нсколько десятковъ постоянныхъ коммиссіонеровъ и покупателей (опять-таки изъ интеллигенціи), а годовой оборотъ его не достигаетъ и 20,000 руб. {По настоящее время г. Маракуевымъ издано 54 народныхъ книжки, цною отъ 2 до 26 коп.}.
До мы были бы несправедливы, еслибъ не отмтили одной положительной заслуги г. Маракуева: ецу первому изъ интеллигентныхъ издателей удалось достичь значительнаго удешевленія книжекъ, предназначенныхъ для народа. Напримръ, извстный разсказъ графа Л. Н. Толстаго Чмъ люди живы? первоначально былъ изданъ обществомъ распространенія полезныхъ книгъ и продавался по 35 коп. за экземпляръ. Г. Маракуевъ издалъ этотъ разсказъ въ 1882 году и пустилъ его по 5 коп., т.-е. въ семь разъ дешевле.
Книжки ‘Ясной Поляны’ продавались обыкновенно по 20 коп., а г. Маракуевъ началъ издавать и продавать ихъ по 5 коп., т.-е. въ четыре раза дешевле, и т. д. Этимъ пониженіемъ цнъ онъ нанесъ сильный ударъ издательской дятельности общества распространенія полезныхъ книгъ. Но вотъ явился ‘Посредникъ’ — и ударъ нанесенъ г. Маракуеву.
‘Посредникъ’, сознавая силу и опытность лубочниковъ въ дл изданія и распространенія народныхъ книжекъ, постарался сойтись и заключить союзъ для совмстной дятельности съ однимъ изъ наиболе крупныхъ представителей княжной лубочной торговли, г. Сытинымъ, располагающимъ огромными связями между офенями и разными провинціальными торговцами народныхъ книгъ {Число такихъ торговцевъ въ послднее время ростетъ все боле и боле. Въ провинціальныхъ городахъ многіе лавочники, торгующіе посудой, желзомъ и т. п., начинаютъ торговать и книжками, получая ихъ изъ Москвы отъ Никольскихъ издателей.}. Оставивъ за собою, главнымъ образомъ, право выбора литературнаго матеріала, право редактора, ‘Посредникъ’ все дло печатанія и распространенія своихъ изданій всецло возложилъ на г. Сытина.
Результаты такого сближенія не замедлили обнаружиться: 1) изданія ‘Посредника’ начали печататься въ огромномъ, неслыханномъ до тхъ поръ количеств экземпляровъ, 2) стоимость этихъ изданій была доведена до крайняго минимума, какъ его умютъ длать только одни лубочные издатели, 3) благодаря тому, что книжкамъ ‘Посредника’ была придана вншность лубочныхъ изданій, он охотно, безъ всякаго предубжденія раскупались мужиками и, наконецъ, 4) при посредств офеней и разныхъ мелкихъ торговцевъ книжки ‘Посредника’ пошли прямо въ деревню, въ народъ.

II.
‘Издатели съ Никольской’.

‘Издатели съ Никольской’…. ‘писатели Никольскаго рынка’…. ‘подворотные книгопродавцы’…. ‘лубочныя картинки’…. ‘лубочная литература’…. ходебщики…. офени…. коробейники — это цлый міръ, въ высшей степени своеобразный, замкнутый и очень мало извстный, хотя и представляющій громадное значеніе для всякаго, кому дороги и близки интересы и запросы умственной и нравственной жизни народа.
Правда, о лубочныхъ картинахъ мы имемъ прекрасное изслдованіе г. Ровинскаго, но, къ сожалнію, оно доведено только до 40-хъ годовъ. Что же касается лубочной литературы, ея исторіи и современнаго состоянія, то, какъ мы уже и замтили въ одной изъ своихъ статей {Русскія Вдомости 1887 г., No 64.}, она до сихъ поръ ждетъ своего изслдователя.
Наше интеллигентное общество съ давнихъ поръ усвоило себ за правило относиться къ лубочнымъ издателямъ и лубочной литератур не иначе, какъ съ презрительною насмшкой. Между тмъ, подойдя поближе къ этому міру, мы увидимъ далеко не одни только курьезы и недостатки’ но и нчто такое, чему съ большою пользой могли бы поучиться интеллигентные люди. Примръ ‘Посредника’ какъ нельзя лучше доказалъ это.
Въ то время, какъ интеллигентные издателя терпли постоянныя неудачи въ своихъ стремленіяхъ дать народу ‘хорошія книжки’,— народъ этотъ не могъ, разумется, оставаться совсмъ безъ книги, такъ какъ запросъ на чтеніе замтно возросталъ въ народной сред съ начала настоящаго столтія съ каждымъ десятилтіемъ. ‘Тогда на помощь къ народу, жаждущему духовной пищи, т.-е. книги, пришли люди изъ самаго народа, ибо вс настоящіе лубочные издатели есть, въ то же время, настоящіе мужики, умющіе едва-едва кое-какъ читать. Отсюда, съ перваго же времени, успхъ лубочника, ибо онъ зналъ, что издавать и какъ распространить изданное’ {В. Маракуевъ: ‘О школьныхъ библіотекахъ’.}.
Но нужно оговориться.
Публика обыкновенно смшиваетъ всхъ издателей Никольской улицы въ одну кучу: Манухина, Морозова, Ступина, Шарапова, Леухина, Абрамова, Сытина, Прснова, Губанов, Земскаго. Всхъ этихъ издателей публика (и не только публика, но и серьезные органы печати) честитъ ‘лубочниками’ и сыплетъ на ихъ головы одни и т же обвиненія, одн и т же насмшки.
На самомъ же дл издатели Никольской улицы весьма рзко раздляются на дв совершенно отличныя одна отъ другой группы. Одна изъ этихъ группъ иметъ дло исключительно съ народомъ, съ деревней, съ селомъ, другая же, главнымъ образомъ, съ низшими классами городскаго населенія. Поэтому, если издатели первой группы могутъ быть названы ‘народными’ (сами они такъ и называютъ себя), то издателямъ второй группы можетъ быть присвоено названіе ‘мщанскихъ’ издателей.
Дятельность народныхъ или такъ называемыхъ ‘лубочныхъ’ издателей сосредоточилась, главнымъ образомъ, около Ильинскихъ воротъ и историческаго ‘Пролома’, здсь свили себ гнздо вс наиболе крупныя издательскія фирмы этого рода: П. И. Шарапова, теперь О. В. Лузиной, Сытина и Ко, Губанова, И. А. Морозова и Абрамова {Что касается петербургскихъ лубочниковъ (Кувинъ, Шатаевъ и др.), то они вообще весьма мало и неохотно занимаются изданіемъ книгъ и предпочитаютъ торговать московскими изданіями, покупая ихъ, главнымъ образомъ, у Сытина.}.
Дятельность свою они начали съ изданія картинъ для народа. ‘По естественному ходу человческаго развитія, картина (изображеніе предмета) предшествовала описанію (книг). Поэтому въ прежнія времена торговля лубочниковъ, главнымъ образомъ, была картинами, такъ какъ изображеніе какого-нибудь событія въ форм картины доступно каждому безграмотному, описаніе же предмета доступно боле развитому человку, грамотному. Отсюда естественное предпочтеніе нашего простолюдина картины передъ книгой’ {В. Маракуевъ: ‘О школьныхъ библіотекахъ’.}. И дйствительно, только въ рдкой изб вы не встртите картинъ, которыми каждый мужикъ обыкновенно при первой же возможности спшитъ украсить стны своего жилья.
Чтобы поближе познакомить читателей съ ‘лубочниками’, считаемъ не лишнимъ остановиться на боле характерныхъ представителяхъ этого типа.
Вотъ, напримръ, въ нсколькихъ словахъ, біографія одного изъ народно-лубочныхъ издателей-книгопродавцевъ, М—за. Родомъ М—въ изъ бдной крестьянской семьи Калязинскаго узда, Тверской губерніи. До девятнадцати лтъ М—въ прожилъ на родин, работая ‘около дома’, на родную семью. Парень онъ былъ здоровый и сильный — ‘быка кулакомъ сшибетъ’. Нигд, разумется, не учился, такъ какъ въ то время школъ въ деревняхъ почти совсмъ не существовало и. грамотность среди мужиковъ была очень большою рдкостью. Когда въ деревн стадо ‘жить не у чего’, М—въ отправился искать счастія въ Москву.
Девятнадцати лтъ, пшкомъ, въ лаптяхъ, пришелъ онъ въ блокаменную и здсь, прежде всего, конечно, столкнулся съ вопросомъ: чмъ жить, чмъ кормиться? А денегъ въ карман всего только двадцать копекъ. М—въ длаетъ лотокъ изъ лубка, покупаетъ нсколько пучковъ зеленаго луку и начинаетъ ‘торговлю’. Съ ранняго утра до поздняго вечера обходитъ онъ улицы и площади Москвы, съ крикомъ: ‘луку, луку зеленаго!’ Не трудно представить себ, сколько нужды и всякаго рода лишеній приходилось испытать при подобной ‘торговл’. Отъ луку М—въ переходитъ въ колбас, сайкамъ горячимъ и т. д.
Затмъ онъ мняетъ занятіе и, бросивъ торговлю, начинаетъ чеканить пуговицы на машинк собственнаго издлія. Наконецъ, обзаведясь ручнымъ станкомъ, М—въ началъ длать на лубк картины. Это послднее производство пошло у него успшно и, постепенно разростаясь, приносило ему хорошій доходъ. Тогда только выучился онъ кое-какъ читать и подписывать свою фамилію. Какъ разъ около этого времени подоспла крымская война, — торговля картинами необыкновенно оживилась, какъ это всегда наблюдается во время войны. Когда въ народ усилилось требованіе на книги, М—мъ началъ печатать книжки,— сказки, оракулы и житія. Дло его все разросталось и разросталось.
Теперь М — въ московскій купецъ, иметъ огромный каменный домъ на бойкомъ мст, большую литографію, книжную лавку и т. д. Самъ онъ теперь уже мало занимается книжнымъ дломъ, передавши его сыновьямъ. Однако, и до сихъ поръ онъ внимательно слдитъ за всмъ, что появляется новаго въ области народно-лубочной литературы. Правда, отъ лтъ, глаза его притупились и онъ не въ состояніи самъ читать книгъ, но обыкновенно онъ заставляетъ читать вслухъ кого-нибудь изъ своихъ домашнихъ или служащихъ, а самъ сидитъ и всегда очень внимательно слушаетъ.
И — онъ человкъ стараго времени, начало его дятельности по изданію народныхъ картинъ и книгъ относится еще въ первой половин пятидесятыхъ годовъ. Но вотъ обращикъ ‘народнаго издателя’ самаго послдняго времени, восьмидесятыхъ годовъ, Гу—овъ.
Гу—овъ — крестьянинъ Алексинскаго узда, Тульской губерніи, долгое время онъ былъ ходебщикомъ, расхаживая и разъзжая съ картинками и книжками по разнымъ мстамъ Россіи. Расторговавшись и сколотивши небольшой ‘капиталецъ’, онъ задумалъ открыть книжную давку въ Москв и, въ то же время, заняться издательствомъ картинъ и книгъ для народа. Приступая къ этого рода дятельности, онъ не могъ, разумется, не сознавать своей безграмотности, по обстоятельство это, повидимому, совсмъ не смущало его. Безъ сомннія, его ободрялъ примръ другихъ лубочныхъ издателей, его предшественниковъ, которые, несмотря на свою безграмотность, какъ нельзя боле преуспвали въ коммерческомъ отношеніи.
Въ 1881 году Гу—овъ переселяется въ Москву и покупаетъ здсь, книжную лавку у Пономарева, который, имя свою типографію, занимался изданіемъ и торговлею народныхъ книгъ. Сдлавшись книгопродавцемъ, Гу — онъ спшитъ обзавестись собственными изданіями народныхъ книгъ и картинъ, безъ чего почти немыслима лубочная книжная торговля. И вотъ начинается усиленная фабрикація ‘божественныхъ’ и ‘свтскихъ’ картинъ, а также ‘житій’, оракуловъ, ‘Соломоновъ’, сонниковъ, ‘романовъ’ и т. д. Все это редактируется лично самимъ Гу—овымъ, несмотря на то, что вся его грамотность ограничивается умньемъ ‘приложить руку’, то-есть кое-какъ подписать свою фамилію.
Въ виду этого, казалось бы, можно было съ увренностью разсчитывать на полное и неминуемое фіаско издательской попытки Гу—ова, однако, на дл ничего подобнаго не случилось. Напротивъ, съ самаго начала его предпріятія по изданію народныхъ книгъ я картинъ дда его пошли какъ нельзя лучше и торговля съ каждымъ годомъ развивалась и до сихъ поръ развивается все боле и боле. Теперь у Гу—ова свои лавки: въ Москв, въ Казани, Кіев и Воронеж. Уже изъ одного этого факта можно видть, какъ быстро и широко разросся районъ его дятельности.
Чмъ же объясняется подобный успхъ? Исколесивъ десятки разъ, въ качеств коробейника, почти всю Россію, Гу—овъ до тонкости могъ изучить т требованія, которыя въ разныхъ мстахъ предъявляютъ крестьяне въ офенямъ. На мст, непосредственно отъ самихъ мужиковъ и бабъ, онъ могъ доподлинно узнать, какія именно книжки и картины больше всего нравятся въ деревн и какія охотне покупаются крестьянами, фабричными, раскольниками, различными инородцами и т. д. Такимъ образомъ, онъ имлъ полную возможность изучить разнообразные оттнки вкусовъ, привычекъ, требованій и желаній различныхъ слоевъ и элементовъ деревенскаго населенія. Это разъ.
Дале, успхомъ своимъ онъ обязанъ, главнымъ образомъ, тмъ связямъ, которыя были у него среди офеней, населяющихъ Алексинскій уздъ, Тульской губерніи. Ему не стоило большаго труда привлечь къ себ этихъ офеней и они охотно пошли къ своему земляку, какъ только онъ открылъ свою торговлю. Лично и хорошо зная всхъ этихъ офеней, онъ могъ безошибочно опредлить, насколько каждый изъ нихъ заслуживалъ доврія, и, сообразно этому, открывалъ ямъ кредитъ, который въ дл книжной лубочной торговли играетъ весьма важную роль,— едва ли не большую, чмъ во всякой другой торговл.
Приступая въ изданію народныхъ книгъ, Гу—овъ былъ, конечно, далекъ отъ мысли воспитывать народъ своими изданіями или развивать въ немъ т или другія стороны ума или характера, сообщать полезныя свднія и вообще такъ или иначе вліять на народъ. Нтъ, вс его старанія сводились только къ тому, чтобы приноровиться ко вкусамъ, поддлаться подъ требованія того люда, для котораго предназначались изданія, онъ руководствовался чисто-практическими цлями, цлями наживы, и старался давать только то, на что было больше требованія, что всего охотне покупалось мужикомъ. Это же самое слдуетъ сказать и относительно всхъ другихъ народно-лубочныхъ издателей.
Наиболе отсталымъ изъ народныхъ издателей является Аб—овъ.
‘Это самый скупой изъ всхъ Никольскихъ издателей,— отзываются о немъ его сотрудники.— Всего два рубля за листовку платитъ, больше ни за что не дастъ… ‘Я, говоритъ, и безъ васъ обойдусь… очень вы мн нужны… заставлю своихъ молодцовъ, они не хуже васъ сочинятъ…’ И что-жь бы вы думали? Вдь, въ самомъ дл, заставляетъ своихъ молодцовъ сочинять книги для народа. А молодцы его едва-едва грамот Знаютъ’.
Этотъ же Аб—овъ особенно безцеремонно пользуется для своихъ книжекъ ‘заимствованіями’ изъ разныхъ чужихъ изданій. Нсколько лтъ тому назадъ, напримръ, онъ издалъ ‘юмористическій разсказъ’: Нужда пляшетъ, нужда скачетъ, нужда псенки поетъ. Оказывается, что это почти дословная перепечатка извстнаго разсказа Гл. Ив. Успенскаго. Вся разница состоитъ въ томъ, что Аб—овъ въ своемъ изданіи, вмсто слова ‘корридорный’, поставилъ ‘половой’, вмсто ‘закричалъ’ — ‘загорланилъ’, вмсто ‘отвтилъ’ — ‘гаркнулъ’, вмсто ‘честь имю’ — ‘имю честь’ ит. д., все въ этомъ род.
Характерною особенностью народно-лубочной литературы, между прочимъ, является огромное изобиліе варіантовъ одного и того же произведенія. Почти каждая сказка, каждый разсказъ или романъ имютъ по нскольку варіантовъ. И чмъ большій успхъ иметъ та или другая книжка, тмъ большее число подражаній вызываетъ она, для примра укажемъ на слдующія произведенія: Милославскій, Князь Серебряный, Битва русскихъ съ кабардинцами, Конекъ-Горбунокъ, Солдатъ Яшка — красная рубашка и т. д. Почти каждый лубочный издатель иметъ ‘своего собственнаго’ Князя Серебрянаго, своего собственнаго Юрія Милославскаго и т. д.
Такъ было прежде, такъ и теперь. Едва появился, напримръ, разсказъ Пастухова о Разбойник Чуркин, какъ немедленно же появляется цлый рядъ варіантовъ {Первоначально Разбойникъ Чуркинъ печатался въ Московскомъ Листк и уже въ это время имъ зачитывались фабричные рабочіе и т.п. людъ.}: Разбойникъ Чуркинъ въ изданіи И. А. Морозова, Разбойникъ Чуркинъ или кровавая расплата — изданіе Шарапова, Разбойникъ Чуркинъ въ плну у черкесовъ — изданіе Губанова, Страшный разбойникъ Чуркинъ — приключенія его въ острог, на каторг, въ рудникахъ, его бгство изъ Сибири, жизнь его въ городахъ и страшный конецъ его ужасной жизни — изданіе В. Пономарева, наконецъ, появляется Жена разбойника Чуркина и т. д.
Необыкновенно быстрое развитіе народно-лубочной литературы не можетъ подлежать никакому сомннію. Еще недавно (лтъ 10—15 назадъ) годовой оборотъ лубочнаго издателя-книгопродавца обыкновенно колебался отъ 20 до 30 тысячъ рублей. Только одинъ П. П. Шараповъ — наиболе старинная изъ существующихъ лубочныхъ фирнъ — торговалъ на 50,000 рублей въ годъ. Въ настоящее же время одинъ г. Сытинъ длаетъ оборотъ на 300,000 рублей въ годъ, попрежнему, продолжая вести дло почти исключительно съ деревней, съ народомъ.
Успхъ г. Сытина въ качеств издателя-книгопродавца можетъ служить лучшею иллюстраціей къ нашимъ словамъ о быстромъ развитіи народно-лубочной литературы и о пробудившемся въ народ запрос на чтеніе. Еще недавно, какихъ-нибудь 5—6 лтъ тому назадъ, г. Сытинъ былъ мелкимъ прикащикомъ въ книжной лубочной лавк Шарапова, теперь же онъ стоитъ во глав фирмы, располагающей огромною типографіей, едва ли не самою большою въ Москв, литографіей, двумя книжными магазинами и т. д. Фирма иметъ до 2,000 постоянныхъ покупателей изъ офеней и мелкихъ и крупныхъ провинціальныхъ книгопродавцевъ, обороты ея ростутъ съ каждымъ годомъ все боле и боле.
Обыкновенно, изданія, предназначаемыя для народнаго чтенія, выходятъ въ огромномъ количеств экземпляровъ. Самое меньшее количество экземпляровъ, въ какомъ печатается народная книжка’, это — 12,000 экземпляровъ или десять ‘заводовъ’. Чаще же лубочные издатели печатаютъ свои книжки въ 20, 30, 40 и 50 тысячахъ экземпляровъ. Въ тхъ же случаяхъ, когда издатель заране увренъ въ успх книжки, юнъ печатаетъ ее въ количеств 80,000 экземпляровъ и даже боле. При этомъ нкоторыя изданія въ теченіе одного года выходятъ два-три раза.
Предназначенные для распространенія среди народа дешевые календари (въ 5,10,15 коп.) издаются обыкновенно въ количеств 200,000—300,000 экземпляровъ. Боле же упрочившіеся календари въ ту же цну печатаются обыкновенно въ количеств 500,000—600,000. Наконецъ, есть календари, которые печатаются въ милліонномъ количеств экземпляровъ. И все это немедленно же расходится, немедленно же находитъ себ сбытъ. Народно-лубочные издатели даже не знаютъ, что значитъ залежавшееся, не нашедшее сбыта изданіе. Такихъ у нихъ нтъ и не бываетъ. Что бы они ни издали, какъ бы плохо ни было это изданіе, оно, во всякомъ случа, непремнно разойдется, и, притомъ, разойдется не иначе, конечно, какъ въ народной сред {Русскія Вдомости 1887 г., No 141.}.

III.
Литература улицы.

По сосдству съ чисто-народными издателями размстились по Никольской улиц другаго рода издатели, которые почти ничего общаго съ деревней не имютъ, но удовлетворяютъ требованія, главнымъ образомъ, низшихъ слоевъ городскаго населенія. Прикащики, мщане, мелкіе торговцы, модистки, лакеи, швейцары — вотъ публика, которой служатъ эти издатели. Прсновъ, Леухинъ и Земскій являются главными представителями этой группы.
Эти господа преимущественно издаютъ разныя Настольныя книги холостымъ, съ общепонятными рисунками, Записки для молодыхъ людей, желающихъ въ свт сдлаться ловкими и образованными, руководства къ выбору женъ, разные Ключи къ женскому сердцу, Наставленія женщинамъ, какъ нравиться мужчинамъ, и наоборотъ: Наставленія мужчинамъ, какъ нравиться женщинамъ, Письмовники — самые подробные — дловые, любовные и т. д.
Они же особенно охотно издаютъ сборники разныхъ шансонетокъ, куплетовъ и романсовъ, непремнно ‘жестокихъ, сердцещипательныхъ’. Сборники эти обыкновенно носятъ громкія, заманчивыя заглавія, въ такомъ, напримръ, род: Бездна удовольствій для молодыхъ, любящихъ повеселиться, и т. д. Изъ иностранныхъ романистовъ боле всего предпочитаютъ Поль-де-Кока {Напримръ, Двочка, которая долго считалась за мальчика, изд. Прснова, и т. д.}… И такъ изъ года въ годъ!
Чтобъ убдиться, что мы не преувеличиваемъ, стоитъ только заглянуть въ каталоги этихъ издателей. Вотъ, напримръ, каталогъ г. Прснова, книжный магазинъ котораго существуетъ боле пятидесяти лтъ. Посмотримъ, чмъ онъ угощаетъ свою публику. Прежде всего, бросается въ глаза напечатанное жирнымъ шрифтомъ слдующее объявленіе: Дамскій угодникъ. Практическіе уроки въ волокитств и ухаживаніи за молодыми женщинами. Погоня за прекраснымъ поломъ и побда надъ нимъ. Атака женскаго сердца. Тактика волокиты. Что нравится женщин въ пожиломъ и некрасивомъ мужчин. Любовныя письма и записочки. Вс эти прелести стоятъ 1 рубль, въ красивомъ переплет 2 рубля.
По сосдству съ Дамскимъ угодникомъ читаемъ: Роль мужчины въ свт. Учитель молодыхъ людей изысканнымъ манерамъ, граціознымъ движеніямъ, элегантному обращенію, свтской вжливости и изящному вкусу, придворному этикету и наружному блеску, составляющихъ главную (!) принадлежность каждаго образованнаго человка въ сред аристократическаго общества.
Дале идутъ всевозможные самоучители: Искусство сдлаться даровитымъ писателемъ стиховъ и прозы. Легкій способъ безъ всякаго образованія выучиться въ нсколько уроковъ мастерски и литературно сочинять лирическія(е), сатирическія(е) и юмористическія(е) стихотворенія, куплеты и шансонетки, романы, повсти, разсказы, очерки, сцены, пьесы и т. д. Учителя словесности И. Погорльскаго. Или: Новая метода: не учившись живописи, бытъ живописцемъ, художникомъ или фотографомъ. Искусство сдлаться замчательнымъ художникомъ посредствомъ новооткрытаго зеркала. Дале: Опытный руководитель для тхъ, кто хочетъ сдлаться истиннымъ, настоящимъ актеромъ-артистомъ, и, наконецъ, Практическіе уроки играть въ карты и не проигрываться и т. д.
Вс эти книги значатся въ отдл ‘Искусства’, что же касается ‘научнаго’ отдла, то въ немъ главное мсто занимаютъ лечебники и разнаго рода якобы ‘медицинскія сочиненія’, напримръ: Русскій лечебникъ, сочиненный докторомъ медицины Лаевскимъ, который, по словамъ объявленія, ‘помщенными въ Лечебник средствами вылечилъ около 34,000 человкъ’. Тутъ же: Врныя средства для рощенія волосъ… и для воспроизведенія ихъ на черепахъ самыхъ лысыхъ. Кром массы содержащихся въ книг радикальныхъ средствъ, авторъ знакомитъ насъ ‘съ китайскимъ способомъ окрашиванія волосъ посредствомъ пищи и питья. Тайна этого секрета куплена кантонскимъ епископомъ Имбертомъ у китайскаго бонзы (жреца) за кучу золота’.
Но большая часть медицинскихъ сочиненій относится къ области половыхъ сношеній, какъ, напримръ: Практическія врачебныя и неврачебныя наставленія вступившимъ въ, Докторъ холостыхъ чинъ, Самоучитель леченія секретныхъ, Картины послдствій разврата, Проституція и сифилисъ и т. д., и т. д.
Въ то время, какъ ‘народные издатели’ принимаютъ вс мры къ возможному удешевленію своихъ книжекъ, зная по собственному, опыту, какъ дорогъ для мужика каждый грошъ,— издатели la Земскій ни мало не заботится о дешевизн своихъ изданій. Рубль, два, три рубля — обыкновенныя цны въ каталогахъ гг. Прснова, Земскаго и Ко.
Къ этой же групп ‘мщанскихъ издателей’, поставщиковъ ‘улицы’, слдуетъ отнести и г. Манухина, пріобрвшаго столь громкую и столь печальную извстность. Теперь онъ совершенно разорился и недавно принужденъ былъ прекратить свою издательскую и книгопродавческую дятельность. Угостивъ еще разъ своихъ покупателей ‘веселыми разсказами’ Миши Евстигнева, врод Два туза и пиковая дама или герои стуколки, и ‘маленькимъ романомъ’ того же автора: Камелія по невол, онъ принужденъ былъ ликвидировать свои дла. ‘Товаръ’, наполнявшій его лавку, начиная съ разныхъ Ключей къ женскому сердцу и кончая Бездною удовольствій для молодыхъ, любящихъ повеселиться, распроданъ на всъ, и самая лавка его заколочена, вывска снята. Sic transit gloria mundi!

IV.
Офени.

Мальчикъ-сударикъ,
Купи букварикъ!
Отцы почтенны!
Книжки не цнны:
По гривн штука —
Дткамъ наука!..
Дядюшка Яковъ Некрасова.

Главная сила народно-лубочныхъ издателей заключается въ той организаціи сбыта, которою они располагаютъ и которая состоитъ изъ цлой арміи офеней, ходебщиковъ и коробейниковъ. Поэтому каждый изъ народныхъ издателей старается во что бы то ни стало заручиться возможно большимъ числомъ покупателей изъ офеней. Послднихъ они привлекаютъ къ себ всевозможными способами: широкимъ кредитомъ на возможно-льготныхъ условіяхъ, трактирными угощеніями, подарками и т. д. Размры оборотовъ народнаго издателя-книгопродавца непосредственно зависятъ отъ числа офеней, которые имютъ съ нимъ дло. Потерять офеней для ‘лубочнаго’ издателя значитъ разориться.
Отсюда видно, какую важную роль играютъ офени въ дл книжной народно-лубочной торговли: отъ. нихъ зависитъ проведеніе въ народную среду того или другаго изданія и распространеніе этого веденія въ народ. Они являются почти единственными посредниками между народомъ и печатнымъ словомъ, литературой. Пусть плоха, пусть неудовлетворительна эта литература, но это ужь не вина офеней.
Офени встрчаются въ разныхъ мстахъ Россіи. Мы укажемъ здсь только главныя гнзда ихъ. Старинные, ‘коренные’ офени живутъ во Владимірской губерніи, главнымъ образомъ, въ Вязвиковскомъ узд, около слободы Мстеры. Затмъ въ той же губерніи довольно много офеней живетъ въ Судогодскомъ и Ковровскомъ уздахъ.
Другое гнздо офеней находится въ Алексинскомъ узд, Тульской губ. Эти офени, бывшіе крестьяне графа Шереметева, торгуютъ преимущественно картинами, съ которыми здятъ по всей Россіи и даже за границу, въ славянскія земли: Болгарію, Сербію и т. д. Въ особенности проникли они въ эти мста во время послдней турецкой войны. Офени до сихъ поръ съ удовольствіемъ вспоминаютъ о бойкой торговл, которая шла у нихъ во время войны и въ первое время по ея окончаніи. Особенно сильно раскупались тогда картины, изображавшія различные эпизоды изъ исторіи войны (взятіе Плевны, Шипки, Барса и т. п.) и портреты наиболе отличившихся генераловъ: Скобелева, Гурко и т. д. ‘Заработали мы тогда копечку’,— съ довольнымъ видомъ говорятъ офени, припоминая свои барыши за время войны.
Затмъ офени встрчаются въ губерніяхъ: Орловской, Московской (въ Серпуховскомъ и отчасти въ Подольскомъ уздахъ), Рязанской, Смоленской, Вятской, а также на Дону и въ другихъ мстахъ.
Въ умственномъ отношеніи офени, по свидтельству г. Н. Трохдмов’каго, стоятъ значительно выше своихъ собратій крестьянъ и послдніе сами признаютъ за ними преимущество ума и наметанности. ‘У крестьянъ неофеней офеня въ уваженіи, не только какъ человкъ, имющій больше денегъ, чмъ они, но и какъ человкъ, у котораго можно и совта попросить, который много видлъ и можетъ поразсказать о многомъ такомъ, о чемъ срому мужику я во сн не снилось’ {Русскій Встникъ 1896 г., No 6.}.
Куда только ни проникаютъ офени съ своими ‘лубочными’ коробами, наполненными картинами и книжками! Вы можете встртить ихъ и на Кавказ, и за Кавказомъ, и въ Восточной Сибири, и въ Туркестан, и въ Румыніи, и въ Болгаріи, и въ Сербіи, и даже въ Турціи.
Въ Сборник статистическихъ свдній по Московской губерніи (томъ шестой, выпускъ первый) находимъ интересную статью, знакомящую съ промысломъ офеней Московской губерніи, которые здсь называются картинщиками. ‘Картинщики, несмотря на свое названіе, имютъ дло далеко не съ однми только картинками: у нихъ можно найти и разныя дешевыхъ изданій книжки, брошюрки, можно найти и ленточки, и крестики, и пуговки, и проч. мелочной товаръ. Но такъ какъ этотъ мелочной товаръ иметъ меньшее значеніе въ ихъ торговыхъ операціяхъ, нежели картины, то, вроятно, поэтому они получили исключительное названіе картинщиковъ’.
Товаръ свой картинщики закупаютъ въ Москв, на Никольской улиц и въ игольномъ ряду, большею частью прямо на чистыя деньги. Самый бдный изъ нихъ покупаетъ товара не мене какъ рублей на 25. Со втораго Спаса, то-есть посл 6 августа, картинщики трогаются въ свой дальній путь. До проведенія желзныхъ дорогъ, картинщики обыкновенно здили на лошадяхъ, въ настоящее же время они отправляются по желзнымъ дорогамъ.
По словамъ автора статьи (И. П. Боголпова), одни изъ картинщиковъ дутъ въ южныя губерніи, другіе на Кавказъ и за Кавказъ, въ Грузію, третьи въ Сибирь и доходятъ до Иркутска, иные же направляются въ Польшу и остзейскія губерніи. Въ послднее время нкоторые изъ картинщиковъ бывали за Дунаемъ, торговали въ разныхъ мстахъ Турціи, даже пробрались въ Австрію, но здсь имъ не повезло: за несоблюденіе какихъ-то формальностей картинщики были выпровождены оттуда австрійскими властями.
Прибывъ въ извстное уже по прежнимъ поздкамъ мсто, въ тотъ или другой, допустимъ, городъ, хозяинъ, прежде всего, нанимаетъ квартиру. Затмъ часть привезеннаго товара онъ длитъ между своими работниками, и тмъ изъ нихъ, которые получаютъ большое жалованье, онъ даетъ много товара, иногда до 7 пудовъ. Малолткамъ же и плохимъ работникамъ, которые получаютъ у него невысокое жалованье, онъ даетъ въ руки только 20—30 картинъ, кром того, изъ мелочи три-четыре книжки и нсколько дюжинъ пуговокъ. Посл того хозяинъ назначаетъ, кому изъ его работниковъ слдуетъ куда идти, и опредляетъ для каждаго изъ нихъ время возвращенія — ‘явку’, какъ говорятъ картинщики.
Рабочихъ своихъ хозяинъ отпускаетъ иногда верстъ за 200 и 300, только одни малолтніе, такъ сказать, ученики ‘картиночнаго’ промысла, не посылаются далеко: ‘ихъ дло походить объапола’. Сами хозяева обыкновенно остаются на мст, только самые бдные изъ нихъ, имющіе одного-двухъ рабочихъ, принимаютъ личное участіе въ торговл. ‘Отпуская на дло своихъ молодцовъ, хозяева не ассигнуютъ имъ никакой суммы на содержаніе: рабочіе должны содержать себя на излишекъ, какой они могутъ получить при продаж товара, противъ хозяйской разцнки’ {Сборникъ статистическихъ свдній по Московской губ., томъ шестой, выпускъ первый, стр. 106.}.
Интересны основанія этой разцнки. Производится она очень просто, а именно: за все назначаются двойныя цны. Напримръ, за ‘простовиковый’ сортъ картинъ, стоящій самому хозяину 1 1/2 коп. за штуку, онъ назначаетъ по 3 коп. за штуку, за ‘литографный’ сортъ, цна которому 5—8 коп., онъ кладетъ 10—16 коп. Такой же разсчетъ примняется къ книжкамъ и къ прочему товару. Слдовательно, работникъ, отъ каждаго товара долженъ представить хозяину ни боле, ни мене, какъ 100% барыша. Уже отсюда можно видть, сколько приходится переплачивать мужикамъ при покупк книгъ и картинъ.
Въ прежнее время офени производили свою торговлю совершенно свободно. Какъ ‘птицы перелетныя’ кочевали они изъ конца въ конецъ по матушк Россіи. По съ половины шестидесятыхъ годовъ, и именно со времени изданія въ 1865 году закона съ новыми правилами относительно типографій, литографій и книжной торговли, дятельность ихъ обставляется равными стснительными условіями. Въ силу этихъ правилъ, офени, прежде всего, обязываются достать отъ волостныхъ правленій особыя удостовренія о своей полной благонадежности и о томъ, что они не состояли и не состоятъ подъ судомъ и слдствіемъ. Затмъ они должны были подать прошеніе уздному исправнику о выдач свидтельства на право торговли книгами.
Правила эти на практик повлекли за собою множество стсненій послужили поводомъ для разнаго рода злоупотребленій со стороны уздныхъ и сельскихъ властей. По свидтельству г. Голышева, ‘офени, благодаря этимъ правиламъ, попали въ такое положеніе, что сначала ихъ обирали за написаніе прошеній и выдачу удостовреній въ волостныхъ правленіяхъ, а потомъ у уздныхъ исправниковъ канцеляристы. Свидтельства выдавались только на свой уздъ и всего на одинъ годъ, но были лица, которыя выдавали и на боле краткіе сроки, просто какіе ямъ вздумается. Напримръ, юрьевскій уздный исправникъ выдалъ одному крестьянину свидтельство всего на три дня. Между тмъ, въ закон не упомянуто о срок и потому свидтельства могли быть безсрочными. Постановленіе это вызвало новые источники доходовъ на счетъ расходовъ офеней, въ то же время, свидтельства эти оказались вполн неприложимыми къ торговл офеней’ {Русская Старина 1886 г., No 3.}.
И это вполн, конечно, понятно, такъ какъ офени не ограничиваются хожденіемъ по одному какому-нибудь узду или губерніи, а ходятъ буквально по всей Россіи, не исключая Сибири, Кавказа, Польши, Туркестана и т. д. ‘При такихъ условіяхъ офенямъ, разумется, нтъ возможности запасаться свидтельствами въ каждомъ новомъ узд. Формальности породили множество неудобствъ, изъ которыхъ выхода не оказывалось. Офени перебивались какъ могли, многіе изъ нихъ вынуждены были бросить торговлю’.
Въ 1875 году владимірское земство, по предложенію гласнаго И. А. Голышева, ходатайствовало передъ правительствомъ относительно облегченія правилъ книжной торговли для офеней. Къ сожалнію, въ то время ходатайство земства уважено не было, поэтому офени бдствовали попрежнему. ‘Горе было тому торгашу-офен, который по старой привычк отправлялся торговать безъ свидтельства, такихъ преслдовали -становые, старшины, старосты, сотскіе, десятскіе, писаря. Съ учрежденіемъ же института урядниковъ послдніе преслдовали еще усердне и рьяне. Зачастую офени отдлывались подачками, говорятъ, для послднихъ боле и осаждаютъ, благо предлогъ есть. Если миролюбивая сдлка не могла состояться, то у офени отбирали товаръ и тащили, какъ какого-либо уголовнаго преступника, въ полицію. Здсь не торопясь, съ подобающею важностью и проволочкою разсматривали книжки: попавшуюся по вкусу безъ церемоніи брали себ, иногда конфисковали и весь товаръ. Затмъ писались протоколы, которые передавались мировымъ судьямъ, а послдніе не спша вызывали въ суду и усердно налагали штрафы. Товаръ въ самомъ жалкомъ вид, уже, конечно, не въ цлости, возвращался хозяину. Между тмъ, офен дорогъ въ пути не только день, по и часъ, и тутъ ему приходилось, вмсто торговли, съ лошадью и работникомъ, скрпя сердце, ожидать продолжительное время, пока разберутъ и разсмотрятъ самый простой, невинный товаръ’.
Тяжесть этихъ придирокъ и проволочекъ особенно увеличивалась, благодаря невжеству ‘досмотрщиковъ’, т.-е. урядниковъ, становыхъ и т. п. По словамъ г. Голышева, ‘эти провинціальные блюстителя законовъ о печати выказывали такое непониманіе въ книжномъ дд, что ршительно сами не знали, что они отбираютъ и что преслдуютъ. Если бы имъ случилось у офени встртить книжку, выпущенную безъ предварительной цензуры, какъ заключающую въ себ боле 10 печатныхъ листовъ и не имющую словъ: ‘дозволено цензурою’, то ее приняли бы за преступную находку, торговца преслдовали бы строжайше за распространеніе безцензурныхъ изданій’.
Этимъ, между прочимъ, объясняется тотъ фактъ, что офени крайне неохотно и только въ рдкихъ случаяхъ берутъ для продажи книги, на которыхъ нтъ надписи: ‘дозволено цензурою’. Зная это, и народные издатели избгаютъ выпускать книги толще десяти листовъ, безъ предварительной цензуры.
Въ подтвержденіе своихъ словъ г. Голышевъ приводитъ нсколько примровъ, рисующихъ крайне низкое умственное развитіе ‘провинціальныхъ блюстителей законовъ о печати’. По его словамъ, ‘одинъ становой и, притомъ, не въ глухой какой-либо губерніи, а въ бойкой мстности, терминъ ‘кустарная промышленность’ понималъ въ смысл древесныхъ породъ и отчислялъ его чуть ли не къ
Шесть лтъ тому назадъ ‘послдовало нкоторое измненіе: офеней обязали взамнъ прежнихъ свидтельствъ получать свидтельство на право торговли отъ губернатора. Казалось бы, измненіе это должно было облегчить положеніе офеней, но на практик обнаружилось совсмъ противное. Легко сказать,— говоритъ г. Голышевъ,— ‘получить свидтельство отъ губернатора’, но достать такое очень и очень трудно. Для этого необходимо представить приговоръ отъ общества о благонадежности и прочихъ преимуществахъ. Но многіе ли знаютъ, какъ трудно выхлопотать такую меморію? Увольнительные и пріемные приговоры крестьянъ сопряжены я съ расходами, и съ пьянствомъ, и съ нравственною пыткой. Затмъ, дале, слдуютъ справки я дознанія чрезъ становаго и, въ конц-концевъ, выдадутъ ли дозволеніе, или нтъ — это еще вопросъ’.
Чтобы подучить общественнный приговоръ, ‘необходимо ублаготворить писарей, старостъ, старшинъ, поставить всему обществу водки, да напоить тхъ понятыхъ, которыхъ будетъ спрашивать становой. Богатые, зажиточные крестьяне все это справятъ: ихъ облекутъ не только въ благонадежность, но и благочестивыми признаютъ. По что длать бдному?’
Каждый офеня, собираясь въ дорогу, прежде всего, долженъ уплатить вс подати впередъ (иначе волостное правленіе не даетъ увольненія), затмъ долженъ ‘выправить’ паспортъ, достать свидтельство на право торговли и, наконецъ, закупить ‘товаръ’, т.-е. картины, книжки и разную мелочь, врод иголокъ, пуговокъ, крестиковъ, тесемокъ, ленточекъ, платковъ и т. д.
Впрочемъ, наиболе бдные изъ офеней — ‘ходьба’ (ходебщики) и ‘коробейники’ — не торгуютъ мелочнымъ товаромъ, а ограничиваются продажею картинъ и книгъ. ‘Такіе офени, закупивъ товаръ на какіе-нибудь 5 рублей, пробиваются ими отъ осени до весны. Весь разсчетъ ихъ сводится въ торговому обороту, распродавъ весь свой товаръ въ недлю, а иного въ дв, они вновь закупаютъ товару на ту же сумму, т.-е. на 5 р., а пріобртенный барышъ идетъ на прокормленіе себя и семьи. Товаръ этотъ сподручне всего для бдняка: онъ дешевъ, легковсенъ, освобожденъ отъ всхъ пошлинъ торговаго устава, скоро сбывается’ {‘Если у торгаша-бдняка нтъ денегъ, онъ либо закладываетъ что-нибудь у оптоваго торговца, либо беретъ у него въ кредитъ’ (Голышевъ).}.
Г. Голышевъ приводитъ слдующій примрный реэстръ покупки въ пять рублей:
1) 100 картинокъ простовика крашенаго — 60 к.
2) 25 ‘ литографіи листовой — 1 р. 25 ‘
3) 25 ‘ ‘ полулистовой— 62 ‘
4) 100 книжекъ божественныхъ и свтскихъ — 1 р. 50 ‘
5) Азбукъ, поминаній, ‘Соломоновъ’ и проч. — 1 ‘ 03 ‘
Всего — 5 рублей.
Если офеня вздумаетъ замнить картины высшаго сорта книжками, то можетъ подучить взамнъ ихъ еще 125 книжекъ — ‘листовокъ’. На такой небольшой капиталъ офеня могъ просуществовать всю зиму. Теперь же, ‘при установленныхъ формальностяхъ, имъ вс пути заказаны’.
Что касается благонадежности офеней, то, по словамъ г. Голышева, не слышно, чтобъ у нихъ встрчалось что-либо предосудительное. Да, наконецъ, губернаторскія свидтельства нисколько не гарантируютъ отсутствія запрещенныхъ изданій. ‘Блюстители не разсматриваютъ товаръ у тхъ офеней, которые вытаскиваютъ изъ-за пазухи свидтельство: вынулъ, показалъ и ступай съ Богомъ. На практик стало замтно, что богатые офени, заручившіеся свидтельствами, намренно притсняютъ бдняковъ-торгашей, они наталкиваютъ на нихъ урядниковъ и другихъ лицъ, всячески издваясь надъ ними. Введенныя формальности, задавливая бдныхъ, породили для богатыхъ монополію или что-то врод откупа’.
Трудъ офени только съ перваго взгляда можетъ представляться легкимъ. На самомъ же дл онъ преисполненъ всевозможныхъ трудностей и лишеній. ‘Сколько ихъ гибнетъ въ далекихъ странствованіяхъ отъ непомрныхъ трудовъ, сколько ихъ грабятъ по дорогамъ, убиваютъ! Про’ нихъ подлинно можно сказать: ‘скитальческія косточки, въ какихъ только мстахъ васъ нтъ?’ На бдняковъ-офеней въ зимнюю пору часто бываетъ жалко смотрть: въ трескучіе морозы, одтыя въ лохмотья, съ обмороженными лицами, насквозь прохватываемыя втромъ, ихъ фигуры свидтельствуютъ слишкомъ краснорчиво объ ихъ горькой дол’.
Такъ изображаетъ положеніе офеней человкъ, который какъ по роду своихъ занятій, такъ и по мсту своего жительства иметъ полную возможность хорошо и близко знать ихъ дятельность и вс условія ихъ существованія {И. А. Голышевъ — трудолюбивый изслдователь русской старины, по происхожденію крпостной крестьянинъ графа Панина, живетъ постоянно въ слобод Мегер, гд въ 1868 году основалъ литографію, которая въ настоящее время производитъ до 530,000 народныхъ картинъ въ годъ, цною отъ 55 коп. до 5 руб. за сотню (Ровинскій: ‘Народныя картинки’, книга первая.)}. Хотя наблюденія г. Голышева относятся къ Владимірскимъ офенямъ, но само собою ясно, что все высказанное имъ о нихъ можно отнести и ко всмъ другимъ офенямъ, такъ какъ общія условія, тормазящія дятельность ихъ, повсюду въ Россіи одни и т же.
Въ высшей степени важнымъ представляется вопросъ объ отношеніяхъ, которыя установились между крестьянскимъ населеніемъ и продавцами-офенями. Основываясь на свдніяхъ, сообщаемыхъ въ стать г. Голышева, слдуетъ заключить, что отношенія эти не заставляютъ желать ничего лучшаго.
‘Мужичку вольготно принять у себя въ изб, не слзая съ печи, офеню, въ лиц котораго онъ встрчаетъ своего же собрата-товарища. По своему вкусу онъ выберетъ книжку, азбуку, картинку, если въ семь нтъ денегъ, офеня выведетъ его изъ затрудненія: товаръ свой промняетъ на лнъ, холстъ, хлбъ въ зерн или въ мук, на овесъ и вообще на что угодно, подходящее для него, и оба остаются довольны’.
Отсюда понятно, почему въ любомъ крестьянскомъ дом ‘офеню принимаютъ, какъ дорогаго гостя: ему даютъ ночлегъ, пріютъ, накормятъ не только его самого, но и лошадку его, если онъ съ нею, да еще на дорогу дадутъ кусочекъ хлбца, и за это ничего не возьмутъ. Въ свою очередь, и офеня цнитъ ласку и гостепріимство хозяевъ, и за ихъ радушіе прибьетъ имъ на стну картинку, подаритъ лишнюю книжку’.
Такимъ путемъ поддерживаются и крпнутъ эти добрыя, хорошія отношенія. Судя по этому, Некрасовъ, рисуя типъ офени въ лиц ‘Дядюшки Якова’, старика ‘съ доброю душой’, прізду котораго искренно радо все населеніе деревни и который охотно даритъ книжку бдной ‘еклуша-сиротк’, не идеализировалъ, а воспроизвелъ дйствительно существующій, жизненный типъ.
Тмъ не мене, тотъ, отмченный нами выше фактъ, что крестьянамъ приходится сильно переплачивать при покупк картинъ и книгъ у офеней, остается, разумется, въ полной сил. Но посл того, что мы узнали объ условіяхъ, среди которыхъ приходится офенямъ вести свою торговлю, мы врядъ ли ршимся обвинить ихъ въ алчности и въ стремленіи къ кулачеству.
Конечно, будетъ время, когда въ каждомъ сколько-нибудь крупномъ и населенномъ пункт,— будетъ ли это уздный захолустный городишко, торговое село или мстечко,— заведется своя книжная лавка (земская или частная), въ которой окрестный мужикъ можетъ выбрать себ любую картинку и книжку {Въ послднее время нкоторыя земства начали устраивать по деревнямъ склады народныхъ изданій для ихъ продажи. Затмъ въ нкоторыхъ городахъ продажа дешевыхъ изданій производится при коммиссіяхъ народныхъ чтеній. Какъ велико въ масс населенія требованіе на подобныя изданія, показываетъ, между прочимъ, опытъ, произведенный одесскимъ славянскимъ обществомъ. ‘Оно открыло продажу народныхъ изданій, и вотъ результаты: въ 1884 году было продано всего 1,100 экземпляровъ, въ 1885 г.— 6,195 экземпл. и въ 1886 г.— уже 59,800 экзем.’ (Недля 1887 г., No 23).}. Тогда само собою устранится, разумется, всякая надобность въ офеняхъ и коробейникахъ (уже и теперь районъ ихъ дятельности отодвигается все дальше и дальше, въ глубь и глушь окраинъ). Ее пока этого нтъ, офеня является для деревни лицомъ необходимымъ и въ высшей степени полезнымъ, какъ ‘носитель’ (понимая это слово буквально) ‘умственной пищи’.
Эта миссія получаетъ особенную важность теперь, въ наше время, когда все содержаніе народно-лубочной литературы кореннымъ образомъ обновляется, когда въ изданіяхъ лубочниковъ начинаютъ встрчаться имена талантливыхъ и популярныхъ писателей, когда, наконецъ, достояніемъ этой мужицкой литературы становятся произведеній величайшихъ поэтовъ, ‘богатырей русской литературы’, составляющихъ славу и гордость Русской земли.
Въ виду этого, вопросъ о возможно большемъ облегченіи книжной и картинной торговли офеней, ходебщиковъ и коробейниковъ пріобртаетъ особенное значеніе, особенную практическую важность. Пожелаемъ же, чтобы вопросъ этотъ получилъ, наконецъ, разршеніе въ смысл благопріятномъ для возможно боле широкаго распространенія книги въ народной сред и чтобы т препятствія, которыя теперь тормазятъ дятельность офеней и другихъ продавцовъ-разнощиковъ по распространеніи) народныхъ книгъ, были устранены.

А. Пругавинъ.

‘Русская Мысль’, кн.IX, 1887

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека