Избранные письма, Толстой Яков Николаевич, Год: 1830

Время на прочтение: 10 минут(ы)

П. Е. Щеголев.
Приложение к статье ‘Зеленая лампа’

Как мы сообщали выше, 26 июля 1826 года Я. Н. Толстой обратился с всеподданнейшим письмом, в котором он рассказывал о своих отношениях к тайным обществам. Письмо было оставлено без ответа. 17 октября того же года Толстой отправляет уже всеподданнейшее прошение и прилагает записку, в которой с некоторыми дополнениями, подчеркивающими его лояльность, повторяет свой рассказ, изложенный в письме. Результат был тот, что 25 ноября 1826 года Толстой был уволен от службы с сохранением чина. Так как письмо или записка заключают показания Толстого о тайных обществах, в делах Следственной комиссии отсутствующих, и являются таким образом первоисточником, то мы воспроизводим целиком письмо, указывая в прямых скобках дополнения и изменения, сделанные Толстым в записке. Прошения Толстого от 17 октября не печатаем, так как исторического материала оно не содержит, а характеризует скорее личность самого Толстого — в очень непривлекательных чертах.
К показанию Я. Н. Толстого нужно отнестись критически. Он старается скрыть всякую принадлежность к тайным обществам и прикидывается ничего не понимающим мальчиком, между тем, по выражению кн. Оболенского в позднейших записках, он был ‘первоначальным’ членом, т. е. членом Союза благоденствия, и не прекращал своих сношений с членами до самого отъезда за границу в половине 1823 года, т. е. до начала организационных заседаний по реорганизации Северного общества. Из объяснений Толстого видно, что Ник. Ив. Тургенев действительно приглашал его, по его — Толстого — выражению, вступить в общество, неизвестное ему даже по имени, в действительности же не бросать общества после роспуска. Между прочим, Тургенев ссылается в своей книге (‘La Russie et les russes’, t. 1, p. 197—198) на письмо Я. Толстого, в котором тот сообщал Тургеневу, что его принял в общество не Н. И. Тургенев, а Семенов. Письмо это Толстой написал 5 июня 1827 года, а годом раньше, как мы теперь знаем, в своем прошении он весьма определенно обрисовал роль Тургенева. В Тургеневском архиве сохранилась переписка А. Ив. Тургенева с Я. Н. Толстым, о которой упоминает Н. И. Тургенев. Для сопоставления приводим и ее, причем письма А. И. Тургенева с копий, а письма Я. Н. Толстого — с подлинника. Вообще же надо заметить, что в 1826 году Толстой уж приготовлялся к той роли, в какой мы знаем его позже.
Нам кажется, что после статьи Б. Л. Модзалевского о Я. Н. Толстом и материалов, опубликованных нами раньше (во II-м вып. изд. ‘Пушкин и его современники’), на личности и деятельности Толстого до 1825 года больше не придется останавливаться ни пушкинистам, ни историкам. Для истории же Толстого No 2-й нужно будет рассмотреть кипы (буквально) его донесений из Франции, хранящихся ныне в архиве III Отделения (что ныне департамент полиции). Быть может, они представят даже интерес для историков Франции, ибо Толстой обстоятельно знакомил своих хозяев с политической жизнью Франции, с революциями и сообщал даже ‘списки канальям’ (буквально!), принимавшим в них участие.

I
Всеподданнейшее письмо Я. Н. Толстого от 26 июля 1826 года.

Всемилостивейший государь!

Уповая на мудрое милосердие вашего императорского величества, дерзаю изложить чистосердечное объяснение, касающееся до сношений моих с тайными обществами. ‘Сердце царево в руце божией’, от коего проистекает благодать и всякое милосердие, а мы суть стадо вверенное царскому попечению, мы суть дети великого семейства, над коим он поставлен главою от бога, итак да окажет он нам отеческое снисхождение’
В 1818 [или 1819 году] составилось общество в доме камер-юнкера [Никиты] Всеволожского.— Цель оного состояла в чтении литературных произведений.— Я был один из первых [главнейших] установителей сего общества и избран первым председателем. Оно получило название ‘Зеленой Лампы’ по причине лампы сего цвета, висевшей в зале, где собирались члены. Под сим названием крылось однако же двусмысленное подразумение и девиз общества состоял из слов: ‘Свет и Надежда’, причем составлены [составились] также кольца, на коих вырезаны были лампы, члены обязаны были иметь у себя по кольцу. Общество Зеленой Лампы [невзирая на то] не имело никакой политической цели.— Одно обстоятельство отличало его от прочих ученых обществ: статут приглашал в заседаниях объясняться и писать [этого слова нет] свободно и каждый член давал слово хранить тайну [о существовании оного].— За всем тем в продолжение года Общество Зеленой Лампы не изменилось и кроме некоторых республиканских [вольнодумственных] стихов и других отрывков [подобных статей] там читанных никаких вольнодумческих планов [никаких законопротивных действий] не происходило. Число членов простиралось до 20 или немного более [этой фразы нет].— Заседания происходили как я выше сказал в доме Всеволожского, а в отсутствии его у меня. Однажды член отставной [этого слова нет] полковник Жадовский объявил обществу, что правительство [полиция] имеет о нем сведения и что мы подвергаемся опасности, не имея дозволения на установление Общества.— С сим известием положено было прекратить заседания и с того времени общество рушилось.— Но из числа членов находились некоторые, движимые политическими видами, и в 1819 году (кажется) [и в 1819 или 1820 году] коллежский асессор Токарев и полковник Глинка сошлись на квартире первого, пригласили меня и, присоединив к себе князя Оболенского, титулярного советника Семенова и прапорщика Катенина [последней фамилии нет] положили составить политическое общество под названием Добра и Правды. Уложение уже было написано колл. ас. Токаревым: оно состояло в прекращении всякого зла в государстве, в изобретении новых постановлений в правительстве и, наконец, в составлении конституции [Уложение было уже заблаговременно написано Токаревым. Оно состояло в том, что каждому члену поставлялось в обязанность стараться искоренять зло в государстве, заниматься изобретением новых постановлений, сочинением проектов для удобнейшего средства к освобождению крестьян и присвоении новых прав различным сословиям государства, наконец в сочинении полных конституций, приспособленных к нравам и обычаям народа]. Несколько дней спустя после сего сходбища Токарев назначен был прокурором в Орел и оставил Петербург [и вскоре после того умер]. С отъездом его прекратилось и сие общество. Год после того (если не ошибаюсь) [Несколько месяцев после того] коллежский асессор Капнист, с коим познакомил меня кн. Оболенский, предложил мне вступить в общество, составленное в Измайловском полку на тех же почти основаниях [условиях]. Я явился к нему в назначенный день, но видя из слов его, что правила общества и состав его были весьма нерассудительны, я не присоединился к ним [но заметя, что Общество составлено по большей части из молодых людей, коих неосновательные суждения обнаруживали незрелые понятия о столь важном предмете, словом сказать, основание сего общества не сходствовало с моими правилами, вследствие чего я решительно отказался, не присоединился к ним] и не был ни на одном заседании, хотя в донесении правительству я несправедливо назван установителем сего общества [хотя в донесении Следственной комиссии я назван установителем сего общества, по показанию тит. советника Семенова, который, я полагаю, ошибся или совершенно не помнит сего обстоятельства]. В одно и то же время составилось другое подобное же общество в доме офицера Измайловского полка Миклашевского.— Будучи приглашен к нему на квартиру я нашел там статского советника Николая Тургенева, полк&lt,овника&gt, фон-Брштена, кн&lt,язя&gt, Оболенского и титулярного советника Семенова [Семенова и полковника Глинку]. Увлечен будучи убеждением и красноречием первого, я вступил в их сообщество, цель коего была постановление конституции.— Однако же во время сего собрания я долго колебался, находя основание несоответствующим моему образу мыслей. Несмотря на то, что я против воли вступил и дал подписку. [Я склонился на приглашения их и вступил в Общество, название коего мне даже неизвестно, но цель оного была постановление конституции, прежде нежели я дал подписку, я долго колебался, с жаром оспаривал их в том, что каждый член свободен оставить Общество, не подвергаясь мщению прочих, я объявил им, что никогда не буду принадлежать сословию, где будут совершаться убийства, (тогда толковали только о мщении долженствующем воспоследовать за измену и предательство неверных членов, но отнюдь и нисколько не помышляли об ужасном цареубийстве и даже о никаких насильственных и законопреступных мерах, коих я бы никак не допустил и в случае донес бы правительству с пожертвованием собственной жизни)]. На другой день назначено было сойтись у полк&lt,овника&gt, Митькова, но я, чувствуя уже раскаяние, не поехал к нему, [но обмыслив здраво, накануне, безумство и опасность наших предприятий, я к нему не поехал]. С тех пор, клянусь богом, честью и государем моими, нога моя ни одного раза [ни однократно] не вступала в сии сословия и невзирая на убеждения прежних моих товарищей [Тургенева, князей Оболенского и Трубецкого] постоянно отказывался от сношений с ними.— Однажды объявил я Тургеневу [этого слова нет] на приглашение его, что не могу уже соучаствовать в их сходбищах, ибо дал подписку правительству, что не буду принадлежать ни к каким масонским ни тайным обществам.— С сего времени Тургенев совершенно ко мне охладел и перестал ко мне ходить, они называли меня недовольным потому, что я часто жаловался на службу, на которую употребил 17 лет моей жизни, расстроил состояние, утратил здоровье и не дослужил даже до штаб-офицерского чина. [Вместо последней фразы, начиная с сего времени читаем: Сии обстоятельства были некоторым образом причиною отъезда моего за границу, где нахожусь близ трех с половиной лет, томимый жесточайшей болезнью и мучительнейшей горестью. Яков Толстой].
Вот в чем состоит мое преступление, оправдывать я себя не дерзаю, но повергая участь мою к освященным стопам вашего императорского величества смею удостоверить, что ежели бы все подданные были столь же преданы своему государю, то, конечно бы, Россия благоденствовала и пагубные злоумышления не возмутили бы ни разу драгоценных минут царствования вашего величества. К величайшему несчастию моему, жестокая болезнь лишает меня средств доказать на деле всю приверженность мою к престолу.

Всемилостивейший государь!
В. И. В. верноподданный Яков Толстой,
л.-гв. Павловского полка штабс-капитан.

Париж.
26 июля 1826 года.

II.
Письмо А. И. Тургенева (черновое) Я. Н. Толстому от 31 мая 1827 года.

Милостивый Г. М. Яков Николаевич,

Из рапорта Следственной комиссии, так, как и из приговора верховного уголовн&lt,ого&gt, суда, вам известно, что брат мой Н&lt,иколай&gt, Т&lt,ургенев&gt, был обвинен и осужден между прочим и как распространитель тайного общества и что в числе тех лиц, коих якобы он принял в члены общества, находитесь и вы. Вместе с сим, конечно, дошли и до вас слухи, что некоторые почитали брата моего сочинителем какой-то статьи о тайных обществах во франц&lt,узском&gt, журнале ‘La France ChrЙtienne {‘Христианская Франция’ (франц.). Ред.} напечатанной! Слух сей, вероятно, повредивший брату моему в лице нашего правительства, дошел, чрез меня, и до брата. В объяснении своем и в письмах своих ко мне он утверждает, что никогда никакой статьи в иностранных журналах не печатал.
Брат мой поручил мне просить вас, М. Г. мой, чтобы вы приняли на себя труд дать письменный отзыв, были ли вы когда-нибудь приняты моим братом в члены какого бы то ни было тайного общества.
Я же с моей стороны, слышав, что те же, кои прежде статью, во франц&lt,узском&gt, журнале напечатанную, приписывали брату моему, впоследствии показали, что она сочинена вами, решил покорнейше просить вас дать также письменный отзыв: вы или кто другой сочинитель статьи, о которой я упомянул выше [появление коей содействовало, может быть, весьма много бедствию, брата постигшему.
Сердцевидец слышит каждое слово, видит каждую мысль нашу. Он будет судить и вас и судей ваших. Одна истина, наконец, торжествует и только с чистой совестью, не отягченною нещастием ближнего, можно жить и умереть спокойно] {Фраза, поставленная в [ ], перечеркнута.— П. Щ.}. С полною доверенностью к вашим правилам буду ожидать ваш отзыв и не скрою от Правл. Ген-ства.

С искл. поч. ч. и б.
М. Г. М.
в. п. с. А. Т.

Париж мая 31 дня.

III.
Ответ Я. Н. Толстого от 5 июня 1827 года.

Милостивый государь Александр Иванович!

Письмо, коим вашему превосходительству угодно было почтить меня прошлого 31 мая, заключает в себе следующие вопросы: — Во-первых: был ли я когда-либо принят братом Вашим Николаем Ивановичем Тургеневым в члены какого бы то ни было тайного Общества? На сие честь имею ответствовать: что никогда братом Вашим Николаем Ивановичем в члены никакого тайного общества принят не был, а полагаю, что причины, подавшие повод сему заключению Следственной комиссии и приговору Верховного Уголовного суда, основаны на следующих обстоятельствах. В 1820 году секретарь Семенов пригласил меня к г. Миклашевскому, служившему тогда офицером л.-гв. Измайловском полку, с тем чтобы участвовать в предполагаемом составлении тайного Общества. Пришед к упомянутому Миклашевскому, я нашел там, между прочим, брата вашего, совещанья наши длились несколько часов, в продолжение коих я от брата вашего не слыхал никакого предложения о вступлении в составляемое общество и помню только, что он (брат ваш) предлагал и в суждениях своих с жаром поддерживал один предмет, целью коего было освобождение крестьян, в прочих прениях он мало участвовал и, как мы все тогда заметили, одна мысль господствовала и управляла его разговорами, сия мысль, о коей я уже упомянул, состояла в освобождении крестьян. Впрочем, в продолжение сего совещания, никакой мятежной ниже преступной цели обнаруживано не было, сие мнимое общество в одно и то же время началось и прекратилось, ибо сие было первое и последнее или, лучше сказать, единственное его заседание, оно не имело никакого устава и не отличалось никаким названьем, правда, что на сем совещании, по предложению одного из присутствовавших, требовали от нас подписки для хранения тайн касательно наших совещаний, в чем я и подписался, не знаю, последовали ли прочие моему примеру.— После того неоднократно виделся я с братом вашим Николаем Ивановичем, но никогда от него собственно не слыхал ничего относительно тайных обществ, хотя, по уверению секретаря Семенова, брат ваш препоручал будто бы ему убеждать меня не оставлять общества: но если б слова Семенова были справедливы, то почему же брат ваш, с коим я часто виделся, сам мне о том никогда ни слова не говорил? Из сего я заключаю, что брат ваш отказался от участия в тайных обществах в одно время со мною, т. е.: после данной нами правительству подписки в том, что не будем принадлежать ни к каким масонским и тайным обществам.
Во-вторых: Касательно статьи, напечатанной в парижском журнале ‘La France ChrЙtienne’, сочинителем коей по словам вашего превосходительства, некоторые почитали первоначально брата вашего Николая Ивановича, а впоследствии подозревали меня, я имею честь отвечать вашему превосходительству, что по мнению моему, статья сия не могла быть сочинена русским, уповающим еще на справедливость и милосердие А_в_г_у_с_т_е_й_ш_е_г_о и_м_п_е_р_а_т_о_р_а нашего, а вероятно, родилась в голове буйного и дерзкого иностранца. Тот, кто дерзает гордиться званием изгнанника (так изъясняется сочинитель сей статьи) не может быть Россиянином, отрицающим помилованье, я же ласкаю себя надеждою, что та рука, которая укротила возмущенье и спасла отечество, прольет также источники благодати и милосердия. Я с моей стороны не мог быть автором помянутой статьи также и по той причине, что она напечатана здесь 10 апреля 1826, я же в это время находился в Неаполе, в чем удостовериться можно по паспорту моему, выданному мне в Неаполе в исходе марта того же года. Пересылка возмутительной и противозаконной статьи из Неаполя в Париж столько же затруднительна, как и пересылка из Петербурга в сей последний город, да и сверх того, в Неаполе мы в означенное время: т. е. в начале апреля, не имели еще никаких сведений о Следственной комиссии, сочинитель же сей статьи говорит о труд[е] оной, как о деле ему известном.
Вот, М. Г., ответы мои, в истине оных ручаюсь честью и готов под присягою подтвердить все то, что сказал ваш&lt,ему&gt, превосх&lt,одительству&gt, в сем моем письме.

Мил. гос. ваш. прев.
Всепокорн. Слуга
Яков Толстой.

Париж. 5 июня 1827.

Его пр&lt,евосходительству&gt,
Александру Ивановичу Тургеневу.

IV.
Письмо А. И. Тургенева Я. Н. Толстому (копия) 1830 года.

Милостивый государь Яков Николаевич!

За две недели пред сим я сообщил брату копию с письма вашего от 5-го июня 1827 года, в коем вы утверждаете, что вы от брата моего никогда не слыхали никакого предложения о вступлении в составляемое общество, но что секретарь Семенов приглашал вас в общество и что в единственном заседании, в коем по приглашению Семенова, вы находились и видели брата моего, он ни о каких преступных предметах не рассуждал, а говорил только о пользе освобождения крестьян, вместе с сим вы, в виде предположения, упоминаете, что, вероятно, брат мой отказался от участия в тайных обществах в одно время с вами, то есть после данной правительству подписки в том, что не будет принадлежать ни к каким масонским и тайным обществам.
Брат, прочитав ныне письмо ваше со вниманием, отвечает мне, что он никогда не говорил об учреждении нового общества, и что этого и потому быть не могло, что в 1820 году существовало еще старое общество и что, вероятно, секретарь Семенов предлагал вам о вступлении в старое общество. Желая привести сии обстоятельства в возможную ясность, я покорнейше прошу вас, мил. гос. мой, удостоить меня отзывом на сие письмо.

Подл. подп. Александр Тургенев.

Париж 1830.

С подлинным верно Александр Тургенев.

V.
О
твет Я. Н. Толстого от 6 мая 1830 года.

Милостивый государь Александр Иванович!

Я имел честь получить письмо вашего превосходительства, содержащее в себе два вопроса, относящиеся к пояснению прежнего письма моего, писанного к Вам в прошлом 1827 году. Отвечая на оные вопросы, я подтверждаю
Во-первых: Что приглашал меня вступить в Общество, не брат ваш, а г. Семенов, который неясно истолковал мне, вновь ли составляется Общество или предлагают мне вступить в старое, а потому я и думал, что дело идет о каком-нибудь еще не совершенно устроенном обществе, ныне же по внимательном прочтении рапорта Следственной комиссии я удостоверил, что общество, в которое приглашал меня секретарь Семенов, не что иное как старое, известное под именем Зеленой книги.
Во-вторых: Касательно предположения моего, что брат ваш оставил общество в одно время со мною, я разумел, что со времени единственного собрания, о коем я упоминал, происходившего в 1820 году на квартире Миклашевского, брат ваш никогда со мною о никаких обществах не говорил, следственно, полагаю совершенно от оных отказался.
Подписка же, данная впоследствии правительству, вероятно, для брата вашего, так как и для меня запечатлела твердые намерения наши впредь никогда не участвовать ни в каких обществах.

С истинным высокопочитанием,
честь имею быть милостивый государь
вашего превосходительства
всепокорнейший слуга

Яков Толстой.

Париж. 6 мая. 1830 года.

Его превосходительству

Александру Ивановичу
Тургеневу.

Источник: Щеголев П. Е. Первенцы русской свободы / Вступит. статья и коммент. Ю. Н. Емельянова.— М.: Современник, 1987.— (Б-ка ‘Любителям российской словесности. Из литературного наследия’).
Исходник здесь: http://az.lib.ru/s/shegolew_p_e/text_0180.shtml
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека