Между прочимъ.
Сборникъ разсказовъ..
Изданіе книжнаго магазина журнала
‘Артистъ’
въ Москв.
Изъ записокъ несчастнаго пассажира.
Изъ записокъ несчастнаго пассажира.
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
П. Гндичъ.
Из записок несчастного пассажира, Гнедич Петр Петрович, Год: 1894
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Наконецъ желанный моментъ насталъ. Я въ вагон. Вмсто того, чтобы, какъ прежде, плутать въ кибитк по снжной степи, испытывать вс прелести ночной вьюги и выслушивать ворчаніе пьянаго ямщика, — вмсто этого — я въ уютномъ купэ. Правда, купэ маленькое, тсное, вдобавокъ противъ меня помстилась какая-то линючая двица съ подвязанной щекой, но все-таки это во сто разъ удобне, чмъ зда по этой проклятой степи, особенно въ такую вьюгу. Девяносто верстъ не шутка. А тутъ, какіе-нибудь четыре часа, и я на мст: у тетушки, у именинницы, у Варвары Пантелеевны.
Однако, для чего они такъ топятъ? Я думаю, градусовъ двадцать пять. Двиц съ ея флюсомъ это, очевидно, какъ разъ впору. Но каково мн? Снимаю шубу, и вшаю на крючекъ. Мховая шапка помщается туда же. Совокупность двухъ этихъ одеждъ даетъ на стн фигуру домового или лшаго. Калоши ставлю подъ диванъ и смотрю на часы: черезъ пять минутъ поздъ долженъ двинуться.
Вотъ послдній звонокъ, свистокъ паровоза. Кто-то бжитъ по платформ. Почему-то всегда посл свистка кто-то бжитъ и отчаянно машетъ руками. Двица лежитъ неподвижно, какъ мумія, и стонетъ, весьма тщательно соблюдая темпъ. Если она такъ будетъ продолжать, пожалуй это скучно.
На стыкахъ рельсовъ насъ потряхиваетъ. Мягкія пружины дивановъ эластично подбрасываютъ меня, и тогда я слегка уподобляюсь резиновому мячу. За окномъ вьюга разыгрывается все больше. Вмст съ тмъ внутри вагона жара увеличивается. Я начинаю вспоминать про пещь Навуходоносора, но мн отъ этого не легче. зды мн осталось три часа и сорокъ-дв минуты съ небольшимъ. Разсчитываю, можно ли умереть за это время или нтъ.
Въ дверь просовываются усы кондуктора. Я очень люблю кондукторовъ въ первомъ класс: они такъ пріятно улыбаются, спрашивая билеты, точно отъ этого зависитъ все счастіе ихъ дтей. Прошу кондуктора, нельзя ли ослабить топку. Онъ улыбается еще нжне, и предлагаетъ отворить дверь въ корридоръ: будетъ гораздо легче.
Дверь отверзта. Правда, какъ будто легче. Вдругъ барышня впадаетъ въ истерику.
— Вы видите, я страдаю, изъ двери дуетъ, у меня глазной зубъ, мн всю половину дергаетъ…
Нечего длать, задвигаю дверь. Моментально длается жарко, какъ на полк. Злобно приваливаюсь въ уголъ и принуждаю себя заснуть. Двица стонетъ протяжно, и все съ паузами. Это дйствуетъ на меня гипнотически. Закрываю глаза и впадаю въ трансъ. Сперва вижу передъ собой тетушку въ лиловомъ чепц, потомъ усы кондуктора, потомъ Навуходоносора. Кругозоръ мой постепенно расширяется и я ясно ощущаю, что попалъ въ Египетъ. Солнце паритъ до сумасшествія. Сфинксы лежатъ, широко открывши пасти и щурясь. Пирамиды стоятъ, имъ хоть бы что. Я иду по раскаленному песку, и чувствую, что ноги мои растопились до колнъ. Вздрагиваю, и просыпаюсь. На ногахъ у меня лежитъ свалившаяся съ гвоздя шуба. Двица стонетъ по прежнему. Водворяю шубу на прежнее мсто и снова закрываю глаза.
Ибисы, ибисы, ибисы. И папирусъ ростетъ… Вотъ и фараоны, и крокодилы. Крокодилы стонутъ ни дать ни взять какъ двица. Не могу отдать себ отчета, съ чего бы это они стонали. Въ глазахъ желтые круги — и опять сфинксы.
Трахъ! лежу на полу. Надъ ухомъ слышу крикъ. Поздъ стоитъ на мст.
— Боже мой,— аварія!— кричитъ двица съ глазнымъ зубомъ.
— Что такое, что случилось?— кидаюсь я къ кондуктору.
— Не извольте безпокоиться, ваше превосходительство. Автоматическій тормазъ. Станція ‘Гнилые пруды’.
У двицы опять истерика. Предлагаю ей мятныхъ лепешекъ — не стъ. Смотрю на часы, не могу понять, чего мы стоимъ. Хочу выйти въ корридоръ, въ этотъ моментъ вагонъ рветъ съ мста, точно имъ выпалили изъ пушки. Ударяюсь вискомъ о косякъ. Очевидно, будетъ шишка. Но все-таки сохраняю хладнокровіе.
Двица стихла. Не лечь ли опять? Читаю на стнк объявленія:— ‘Во избжаніе несчастныхъ случаевъ отъ несвоевременнаго выпрыгиванія пассажировъ изъ вагоновъ и увчій вслдствіе предписанія начальства строго воспрещается’. Рядомъ прейскурантъ: ‘За разрывъ обивки на потолк 2 р. 50 к. Смотрю на потолокъ и думаю, чмъ бы достать до обивки?
Мысли путаются. Снова дремота.
Просыпаюсь. Стоимъ на мст. Смотрю на часы. Два часа! Какъ разъ на моей ‘Забираловк’. Торопливо напяливаю шубу. Не попадаю рукой въ рукавъ и задваю двицу. Слышу протестъ, но не обращаю вниманія. Лзу въ калоши, беру коробку съ конспектами, приготовленными для тетушки, и мчусь къ выходу. Дверь не поддается усиліямъ. Я ее почти вышибаю. Вижу, поздъ стоитъ въ степи.
— Кондукторъ,— что это?
— Шатунъ лопнулъ, ваше сіятельство, на паровоз.
— До ‘Забираловки’ далеко?
— Верстъ еще шестьдесятъ…
Стою съ открытымъ ртомъ.. Потомъ закрываю его, и иду назадъ, въ Африку. Конфекты отъ жары растаяли и текутъ сквозь коробку. Отворяю дверь. Отчаянный визгъ. Барышня начала переодваться, ршивъ, что я больше не вернусь. Стою десять минутъ въ корридор и облизываю сладкіе пальцы, чувствуя, что и шуба, и пальцы — все липкое. Иду въ ‘умывальникъ’ мыться.
Мертвое молчаніе. Ни звука. Мы въ купэ, какъ Робинзонъ съ Пятницей. Начинаю чувствовать голодъ. Въ это время поздъ тихо и плавно начинаетъ двигаться. Очевидно съ поломаннымъ шатуномъ здить пріятне. Но отчего такъ медленно? Версты три въ часъ, не больше. Но все-таки впередъ, а не назадъ.
Двица внезапно начинаетъ сть пирогъ. Или у нея прошелъ зубъ, или она голодна. У меня нтъ даже пирога. Голодъ все мучительне. Двица чавкаетъ. Начинаю ее ненавидть. Съ чмъ пирогъ? Кажется съ говядиной. Къ обду я, очевидно, поспю, но завтракъ — тю-тю.
Засыпаю. Во сн вижу бараній бокъ съ кашей. Мучительно начинаю стонать. Двица толкаетъ меня въ плечо, и проситъ ее не пугать. Смотрю ей въ корзину и думаю, не осталось ли тамъ пирога. Приходитъ въ голову нелпая мысль — если она заснетъ, запустить въ корзинку руку, вытащить кусокъ и състь въ корридор…
Опять стали. Темнетъ. Мой желудокъ начинаетъ ворчать, какъ цпная собака. Кондуктора что-то кричатъ и бгаютъ по снгу. Четвертый часъ на исход. Боже мой, какъ же обдъ у тетушки?
Барышня храпитъ какъ дворникъ. Корзинка полуоткрыта. Протягиваю руку. А если проснется? Приподымаю крышку. Лежатъ туфли и пудренница. Неужто все, все до послдней крошки?..
Внезапно развязываю коробку съ конфектами, и начинаю жевать ананасъ. Не умирать же мн съ голоду!
Около фунта съдено. Ложусь на диванъ. Начинаютъ ползать крокодилы. Имъ хорошо, потому что они дома, и кром конфектъ питаются еще чмъ-нибудь. Одинъ внезапно хватаетъ меня за ногу и держитъ. Вскрикиваю и просыпаюсь.
Меня трясетъ за ногу кондукторъ съ фонаремъ. Спрашиваю, который часъ?— половина пятаго!
— Мы, ваше сіятельство, дальше не подемъ. Мостъ сломанъ.
Барышня взвизгиваетъ, и стращаетъ кондуктора: ее крестила сама баронесса Шпицбубе. Кондуктору все равно.
— До станціи далеко?
— Никакъ нтъ, три версты.
Озаряетъ геніальная мысль: дойти до нея пшкомъ, и тамъ състь яичницу. Лзу въ калоши и шубу и даю кондуктору за это двугривенный. На прощанье отдаю двиц конфекты. Та беретъ коробку и навки къ ней прилипаетъ. Лзу вонъ.
Вьюга, снгъ, метель и пятнадцать градусовъ мороза. Представляю себ, что въ соловецкомъ монастыр теперь еще холодне, и иду. Вдали мелькаютъ огни. Черезъ мостъ сторожъ не пускаетъ. Даю двугривенный. Ведетъ меня съ фонаремъ и проситъ не оступиться.
Два раза упалъ. Расшибленъ носъ, ушиблена нога. Шуба разорвана. Пришелъ на станцію все-таки. Мн вс очень обрадовались. Яичницы нтъ, куры не несутся. Выпилъ три рюмки водки и бутылку молока. Стало легче. Спрашиваю лошадей. Лошадей не держатъ. Спрашиваю, нтъ ли деревни по близости,— говорятъ: нтъ.— Какъ же у васъ здятъ? ‘Да у насъ не здятъ’.
Общалъ рубль сторожу за экипажъ. Приводитъ прозжаго хохла.— Забираловку знаешь?— Эгэ!— Свезешь меня?— Эгэ!— Что возмешь?— Десять карбованцевъ.— Эгэ! Даты съ чмъ?— Возъ съ сномъ.— Чудесно!
Одно скверно — оказалось, что онъ на волахъ. Влзъ на верхъ.— А бури не боишься? Ни! Цопъ, цопъ!— и похали.
Къ тетушк пріхалъ къ вечеру на другой день. Старушка обидлась. Къ утру заболлъ лихорадкой. Натерли меня ромомъ и дали его же внутрь. Черезъ сутки полегчало.
А еще черезъ сутки пришелъ въ Забираловку и поздъ, на которомъ я халъ.
Въ другой разъ поду въ кибитк.