ВЫДЕРЖКИ ИЗЪ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ.
Je jette mes ides sur le papier et elles devieunent ce qu’elles peuvent.
Diderot.
1.
2.
3.
4.
Музыка и живопись.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
К. Вяземскій.
‘Сверные цвты на 1827 годъ’
Из записной книжки, Вяземский Петр Андреевич, Год: 1827
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Скоро вскучишься людьми, у коихъ душею бываетъ умъ, надежны одны т, y коихъ умомъ душа. Вовенаргъ сказалъ, мысли высокія истекаютъ изъ сердца. Можно прибавить: и пріемлются сердцемъ. Слова человка съ умомъ цыфры, ихъ должно примнять, высчитывать, поврять: слова человка съ душею дянія. Он увлекаютъ воображеніе, согрваютъ сердце, убждаютъ умъ.
Женщины господствуютъ въ жизни силою слабостей своихъ и нашихъ. Он напоминаютъ изваяніе, представляющее Амура, который обуздалъ льва. Онъ царь, но дитя слъ ему на шею.
О Херасков можно сказать, что онъ сохранилъ до старости холодность, замтную въ первыхъ стихахъ его молодости.
Музыка искуство независимое, живопись подражательное и слдовательно подвластное. Послдняя говоритъ душ посредствомъ глазъ и дйствуетъ преимущественно на память. Первая только по условію покорилась опредленнымъ формамъ и всеобъемлюща. Есть музыка безъ нотъ, безъ инструментовъ. Въ живописи все вещественно: отнимите кисть, карандашъ, и она не существуетъ. Живое въ ней оптическій обманъ. Истинное въ ней: краски, кисти, холстъ, бумага — мертвое. Въ музык обманъ то, что въ ней есть мертвое. Ноты цыфры ея, соображеніе строевъ математика, все это условное, безжизненное. Живое въ ней почти не осязается чувствомъ. Живопись сначала была ремесломъ, рукодльемъ, уже посл сдлалась она твореніемъ. Музыка, твореніе первобытное и только изъ угожденія прихотямъ, или недостаткамъ человческимъ сошла въ искуство.Шумъ втровъ, рокотъ волнъ, трескъ громовъ, стоны соловья, изгибы человческаго голоса, вотъ музыка довременная всмъ инструментамъ. Живопись наука: музыка способность. Искуство говорить наука благопріобрнная, но даръ слова родовое достояніе человка. Не будь частей рчи, не будь словъ, но мене того были бы звуки неопредленные, сбивчивые, но все боле или мене понятно для употребляющихъ: не будь нотъ, генералъ-баса, a все была бы музыка. Музыка чувство: живопись понятіе. Въ первой чувство родило понятіе: въ другой отъ понятія родилось чувство. Господствующее сродство музыки съ нами: ея преходчивость. Мы симпатизируемъ съ тмъ, что также минутно, также неутвердимо, также загадочно, неопредленно, какъ мы. Звукъ потрясъ нашу душу и нтъ его, наслажденіе обогрло наше сердце и нтъ его. Въ живописи видны уже расчетъ разсудка, цль, намреніе установить преходящее, воскресить минувшее, или будущему передашь настоящее. Это уже промышленность. Въ музык нтъ никакихъ хозяйственныхъ распоряженій человка, минутнаго хозяина въ жизни. Душа порывается отъ радости или печали: она выливается въ восклицаніе, или стонъ. Ей не хотлось передать свои чувства другому, а не могла она утаить ихъ въ себ. Они въ ней заговорили, какъ Мемнонова статуя, пораженная лучемъ денницы. Вотъ музыка. Есть солнце гармоніи, оно дйствуетъ на своихъ поклонниковъ, согрваетъ и оплодотворяетъ ихъ гармоническою теплотою. Часто слышишь, что живопись предпочитается какъ упражненіе, боле независимое отъ обстоятельствъ, боле времени убивающее, и слдовательно прибыльне для сбывающихъ съ рукъ его излишество. Тутъ идетъ дло о польз, a я и о наслажденіи думать не хочу: говорю о потребности, о необходимости. Горе музыканту или поэту, принимающемуся за псни отъ скуки. Оставимъ это промышленникамъ. Несчастный, уязвленный въ душ, какъ бы ни былъ страстенъ къ живописи, возметсяли за кисть въ первую минуту пораженія, разв посл, когда опомнится и покорится разсудку, предписывающему разсяніе. Безъ сомннія музыкантъ и поэтъ, если живо поражены, не станутъ также считать стоны, или сводить звуки, но ни въ какое время, какъ въ минуты скорби душевной, душа ихъ не была музыкальне и поэтичне. Однако же и живопись иметъ въ насъ природное соотвтствіе. Мы часто спускаемъ взоры съ подлинной картины природы, и задумчиво заглядываемся на повтореніе ея въ зеркал воды, отражающемъ ее слабо, но съ оттнками привлекательными. Человкъ по возвышенному назначенію ищетъ совершенства: но но тайной склонности любуется въ несовершенствахъ. Неотразимо чувствуя въ душ преимущество музыки надъ живописью, я готовъ почти примнить сказанное мною о живописи въ поэзіи, въ сравненіи съ музыкою, признавая однакожъ въ поэзіи много свойствъ живописи совершенно чуждыхъ, a съ музыкою сродныхъ. Впрочемъ музыка одна и нераздльная (une et indivisible), какъ покойная французская республика. Въ поэзіи много удльныхъ княжествъ: есть поэзія ума, поэзія воображенія, поэзія нравоученія, поэзія живописная и поэзія чувства, которая есть законнйшая, ближайшая къ общей родоначальниц поэзіи природы, поэзіи вчной. Есть же поэзія безъ стиховъ: на стихи безъ поэзіи указывать нечего. Въ условленномъ выраженіи поэзіи есть слишкомъ много примси прозаической. Поэзія ангелъ въ одежд человческой, музыка прозрачно подернута эфирнымъ покровомъ. Она ничего не представляетъ и все изображаетъ: ничего не выговариваетъ и все говоритъ: ни за что не отвтствуетъ и на все отвчаетъ. Языкъ поэзіи, стихотворство, есть языкъ простонародный, облагороженный выговоромъ. Музыка языкъ отдльиый, цльный. Ихъ можно примнить къ письменамъ демотическимъ (народнымъ) и гіератическимъ (священнослужебнымъ), бывшимъ въ употребленіи у древнихъ Египтянъ. Музыка усовершенствованные, возвышенные іероглифы: въ нихъ все мірскіе же знаки изображали человческія понятія. Въ музык знаки безтлесные возбуждаютъ впечатлнія отвлеченныя. Въ поэзіи есть представительство чего-то положительнаго, въ музык все неизъяснимо, все безотвтственно, какъ въ идеальной жизни очаровательнаго и стройнаго сновиднія. Что ни длай, a таинственность, неопредлимость. Вотъ врнйшая прелесть всхъ наслажденій сердца. Мы прибгаемъ къ изящнымъ искуствамъ, когда житейское, мірское уже слишкомъ намъ постыло. Мы ищемъ новаго міра, и вожатый, дале водящій по сей тайной области, есть врнйшій любимецъ души нашей.
Что за страсть, если она не страданіе? Не даромъ на язык христіанскомъ имютъ он одно значеніе. Должно пить любовь изъ источника бурнаго: въ чистомъ она становится усыпительнымъ напиткомъ сердца. Счастье тотъ же сонъ.
Откровенная женщина говаривала, люблю старшаго своего племянника за то, что онъ уменъ: меньшаго, хотя онъ и глупъ, за то, что онъ мой племянникъ.
Опытность не дочь времени, какъ говорится ложно, но событій (Pradt de la Belgique.)
Ривароль говорилъ о союзникахъ въ продолженіе революціонной войны: они всегда отстаютъ одною мыслію, однимъ годомъ и одною арміею, (Тутъ же).
Мн всегда забавно видть, какъ издатели и біографы сатириковъ ограждаютъ божбами ихъ совсти отъ подозрніи въ злости и стараются читателей удабривать въ пользу ихъ. Не все ли равно распинаться за хирурговъ въ томъ, что они не кровожадные душегубцы. Клеветникъ убійца: но сатирикъ операторъ, срзывающій наросты и впускающій щупъ въ заразительныя раны. Къ тому же не часто ли видимъ, что писатель на бумаг совершенно другой человкъ изустно. Забавный комикъ на сцен можетъ въ домашнемъ быту смотрть сентябремъ, a трагикъ быть весельчакомъ. Умъ вольный козакъ и не всегда покаряется дисциплин души и права. Душа всегда та же: умъ разнообразенъ, какъ оборотень. Дидероть говоритъ: ‘зачмъ искать автора въ лицахъ, имъ выводимыхъ? Что общаго въ Расин съ Гооліею, въ Моліер сь Тартюфомъ?’
Лучшая эпиграмма на Хераскова отпущена Державинымъ безъ умысла въ од: Ключь.
Священный Гребеневскій ключ!
Пвца безсмертной Россіяды
Поилъ водой ты стихотворства.
Вода стихотворства, говоря о поэзіи Хераскова, выраженіе удивительно врное и забавное!
Чтобы твердо выучиться людямъ: не подслушивать, a подмчать ихъ надобно. Одни новички проговариваются: но и у самыхъ мастеровъ сердце не рдко пробивается на лиц, или въ движеніяхъ. Зашедши въ гости, графъ Р. забылъ золотую табакерку въ сертук, спохватившись, выходитъ онъ въ переднюю и, вынимаетъ ее изъ кармана. Замтя это, одинъ изъ лакеевъ поморщился и сдлалъ губами безмолвное движеніе, которое выпечатало невольное признаніе: ахъ, если бы я это зналъ!
Филиппъ писалъ Аристотелю, не столько за рожденіе сына благодарю боговъ, сколько за то, что онъ родился въ твое время. Многіе классики не столько радуются творенію своему, какъ тому, что оно создано по образу и подобію Аристотеля.
И овцы цлы и волки сыты, было въ первый разъ сказано лукавымъ волкомъ, или подлою овцею. Счастливо то стадо, вокругъ коего волки околваютъ съ голода.