ИЗЪ ВОСПОМИНАНЙ О МУЛТАНСКОМЪ ДЛ.
ИЗЪ ВОСПОМИНАНЙ О МУЛТАНСКОМЪ ДЛ.
——
——
——
——
——
——
——
Левъ Толстой‘.
А. Барановъ.
‘Встникъ Европы’, No 9, 1913
Из воспоминаний о мултанском деле, Баранов Александр Николаевич, Год: 1913
Время на прочтение: 37 минут(ы)
Выступленіе В. Г. Короленка, вмст съ другими писателями нашими, съ энергичнымъ протестомъ противъ дикаго обвиненія евреевъ въ ритуальныхъ убійствахъ, упорно повторяемаго истинно-русскими погромщиками по поводу убійства мальчика Ющинскаго, заставило меня вспомнить о другомъ дл, въ которомъ тоже обвинялась цлая народность въ человческомъ жертвоприношеніи, и въ которомъ огромное значеніе имла энергичная защита В. Г. Короленка.
Я говорю о Мултанскомъ дл. Оно теперь заслонено крупными событіями послднихъ лтъ. Посл него на Руси совершилось такое множество другихъ, еще боле мрачныхъ и возмутительныхъ длъ, что о Мултанскомъ дл, повидимому, не стоитъ и вспоминать. Что значатъ вс полицейскія пытки и истязанія, которымъ подвергались несчастные вотяки, когда даже смертная казнь стала ‘бытовымъ явленіемъ’?
Но разв можно забыть, что не въ ‘смутное’, а въ самое тихое и мирное время, и не ‘исключительный’, а самый нормальный коронный русскій судъ, на основаніи лишь темныхъ предразсудковъ и сплетенъ, безъ единаго достоврнаго факта, вопреки мннію ученыхъ, упорно взводилъ ужасное обвиненіе на цлую народность — обвиненіе въ человческомъ жертвоприношеніи съ религіозною цлью? Разв можно забыть, что это обвиненіе падало на совершенно невинныхъ людей, которыхъ ‘нормальный’ судъ томилъ годами въ тюрьм, гд многіе успли умереть, не дождавшись окончанія дла?
И если коронному суду не удалось въ третій разъ добиться окончательнаго обвинительнаго приговора, если невинные люди вышли изъ суда вполн оправданными, то это произошло уже не по вол короннаго суда, сдлавшаго все, что только возможно,— и даже многое, казавшееся невозможнымъ — для обвиненія. Своимъ спасеніемъ вотяки были обязаны только свту гласности, усиліямъ защиты и справедливости суда присяжныхъ.
Въ первый разъ Мултанское дло разсматривалось временнымъ отдленіемъ сарапульскаго окружнаго суда въ г. Малмыж, Вятской губерніи, 10 и 11 декабря 1894 г. Я жилъ тогда въ этомъ же город, но не могъ быть самъ на суд вслдствіе болзни. Только на другой день посл обвинительнаго приговора я отправился, глухимъ вечеромъ, къ своему другу О. М. Жирнову, который былъ въ суд и отъ котораго я хотлъ узнать подробности дла. Глухо и мертвенно бываетъ въ такихъ городкахъ въ эту пору. Шаги гулко отдаются по пустыннымъ, засыпаннымъ глубокимъ снгомъ, улицамъ. Неуклюжіе, темные дома какъ будто притаились и подозрительно смотрятъ своими черными окнами на прохожаго, который осмливается нарушать окружающій, тяжелый и сонный, покой. И только яркой звздочкой поблескивалъ и манилъ къ себ огонекъ въ квартир Жирнова.
Безъ такихъ огоньковъ, хотя изрдка мерцающихъ тепло и ласково тутъ и тамъ, жить въ нашихъ угрюмыхъ захолустьяхъ было бы слишкомъ тяжело, быть можетъ невыносимо, особенно для тхъ, кто случайно очутился тамъ и не погрязъ еще въ тин обывательщины. Такіе огоньки хотя сколько-нибудь нарушаютъ окружающую безпросвтную тьму, нарушаютъ безмолвный, покорный и робкій захолустный трепетъ и безотвтное смиреніе, тревожатъ самодовольный покой мстныхъ ‘воротилъ’. Отъ такихъ огоньковъ, объединяющихъ и согрвающихъ въ холодномъ, мертвенномъ пустыр захолустья все, что поживе, и вылетаютъ тревожныя и ненавистныя для многихъ искры — газетныя корреспонденціи, выносящія на показъ то одинъ, то другой мрачный штрихъ мстной жизни, грязненькій подвигъ какого-нибудь всемогущаго мстнаго насильника, который думалъ, что его дянія такъ и потонутъ, безслдно и безнаказанно, среди окружающаго робкаго безмолвія…
И думая объ этомъ, я уже представляль себ, какъ тонкій золотой лучъ, который тянулся отъ того огонька къ моимъ глазамъ, протянется дальше, перекинется черезъ безгласныя, покорно-унылыя поля, въ далекій, большой, шумный городъ, тамъ ляжетъ на газетный листъ — и вынесетъ Мултанское дло на судъ общества. Окружающій мракъ мн казался уже не столь безнадежнымъ. ‘Мы еще поборемся’,— думалъ я.
Окруженный облаками табачнаго дыма, со своей неразлучной трубочкой, мой пріятель строчилъ уже усердно судебный отчетъ.
— Жаль, что вы не были. На суд творилось Богъ знаетъ что,— такъ встртилъ онъ меня.— Не соблюдалось даже простое приличіе. На защитника чуть не кричали. Его прерывалъ не только предсдатель, но и товарищъ прокурора. Предсдатель дважды устанавливалъ неврныя данныя. Свидтели защиты не были допущены. Защитнику разршили допрашивать свидтелей только по тмъ обстоятельствамъ, для удостовренія которыхъ они были вызваны. Впрочемъ и защитникъ (сарапульскій частный повренный) оказался плохо подготовленнымъ. Онъ объясняетъ это тмъ, что обвиняемые обратились къ нему слишкомъ поздно. Словомъ, получилось сплошное возмутительное безобразіе, и бдныхъ вотяковъ закатали въ каторгу. Сущность всего дла, т пріемы, какъ оно создавалось и велось, были намъ уже извстны и понятны. Мы не сомнвались въ полнйшей невинности вотяковъ, которые являлись дйствительной ‘жертвой’ въ этомъ вопіющемъ дл. Оно захватило насъ цликомъ, и мы, возмущенные и потрясенные, ршили во что бы то ни стало перенести это дло въ печать, освтить его возможно ярче, полне, чтобы ясно показать его подкладку. Но въ этомъ дл все складывалось сначала какъ-то несчастливо. Только что мы послали въ казанскій ‘Волжскій Встникъ’ телеграмму о томъ, что въ скоромъ времени въ газету будетъ доставленъ отчетъ о Мултанскомъ дл, какъ тамъ появилась статья нкоего Б., написанная, на основаніи одного только обвинительнаго акта, хлестко, со всми обычными фельетонными украшеніями. Авторъ категорически заявлялъ, что фактъ человческаго жертвоприношенія мултанскими вотяками ‘не вызываетъ сомннія въ своей подлинности’ и что ‘теряешься въ недоумніи, которой изъ кровавыхъ подробностей этого единственнаго въ нашъ вкъ, вкъ гуманности и прогресса, преступленія обязанъ охватывающему чувству ужаса и омерзенія’. И все кончалось возгласомъ: ‘Итакъ, актъ общественнаго правосудія совершился’. Статья эта возмутила насъ до глубины души. Мы сознавали, что масса читателей увидитъ въ ней лишь новое и окончательное подтвержденіе ужаснаго предразсудка, жертвой котораго стали мултанскіе вотяки. Мы знали, что эту статейку сейчасъ же подхватятъ другія газеты, какъ первое, свжее извстіе о сенсаціонномъ дл. Мы послали въ редакцію ‘Вол. Встника’ письмо, въ которомъ предупреждали читателей, чтобы они не спшили длать заключенія до появленія основательнаго судебнаго отчета. Но газета,— бывшая нкогда самымъ лучшимъ поволжскимъ органомъ, подъ редакціей покойнаго проф. Н. П. Загоскина,— въ то время была руководима лицомъ мало чуткимъ въ общественномъ смысл и клонилась уже къ упадку. Наше письмо не было въ ней помщено. Я напечаталъ предостерегающее письмо въ ‘Казанскомъ Телеграф’. Но статья г. Б. была уже подхвачена цлымъ рядомъ провинціальныхъ и столичныхъ изданій, въ которыхъ о человческомъ жертвоприношеніи въ Мултан говорилось какъ о факт несомннномъ. Появились въ такомъ же дух замтки и въ нкоторыхъ журналахъ. Тогда я ршилъ разослать во вс наиболе видные журналы и газеты прекрасно составленный Жирновымъ отчетъ о дл, появившійся въ ‘Казанскомъ Телеграф’. На основаніи отчета и тхъ свдній, какія у насъ имлись, я доказывалъ, что противъ вотяковъ нтъ ршительно никакихъ уликъ, что все дло основано на слухахъ, создано полицейскими пытками и истязаніями. Я ссылался на слова извстнаго этнографа П. М. Богаевскаго: ‘Хотя самый фактъ убійства въ Мултан нищаго съ какою-то суеврной цлью не подлежитъ сомннію, но объясненіе обстоятельствъ самаго преступленія было дано несогласное съ имющимися въ наук данными по этому вопросу’ (докладъ 20 февраля 1895 г. въ засданіи моск. имп. о-ва любит. естествоз., антроп. и этнографіи).
Покойный С. Н. Южаковъ обратилъ вниманіе на присланный мною матеріалъ и въ 6-й книг ‘Русскаго Богатства’ за 1895 г. выразилъ убжденіе въ несостоятельности данныхъ, на которыхъ основывалось обвиненіе. ‘А между тмъ,— говорилъ онъ,— помимо чувства справедливости по отношенію къ подсудимымъ, здсь затронуто чувство справедливости къ цлой народности. Создается прецедентъ, несомннно возбуждающій враждебныя чувства къ вотякамъ въ мстномъ населеніи’. С. Н. Южаковъ сравнивалъ это дло съ обвиненіемъ евреевъ въ употребленіи христіанской крови и кончалъ такъ: ‘допустивъ еще недоказанное существованіе среди вотяковъ человческихъ жертвоприношеній, мы можемъ вызвать цлый рядъ вполн несправедливыхъ обвиненій и вселить племенную вражду. Нужно, крайне нужно для спокойствія и для справедливости того далекаго края нелицепріятное разслдованіе науки. Снаряженіе для этого спеціальной научной экспедиціи — дло настоятельное’.
Дло заключалось въ слдующемъ.
Проходя по пшеходной трон, соединяющей деревни Аныкъ и Чулью, крестьянская двочка Марфа Головизнина, около полудня 5 мая 1892 г., увидла лежащаго поперекъ тропы человка. Она не замтила, живъ ли онъ или мертвъ, такъ какъ онъ былъ покрытъ азямомъ. Возвращаясь на другой день по этой же троп, двочка ясно увидла, что у человка, лежащаго на троп, нтъ головы, азямъ съ мертваго былъ кмъ то откинутъ. Двочка разсказала объ этомъ въ Чуль. Кто первый явился къ трупу — неизвстно. Когда же 7 мая прибылъ урядникъ, то онъ нашелъ, что кругомъ слды затоптаны совершенно, какіе то ‘русскіе’ искали, будто бы, голову, а азямъ оказался уже ‘задланнымъ между лямками котомки’. 9-го мая прибывшій приставъ свидтельствуетъ, что трупъ былъ уже одтъ въ азямъ и за плечами была котомка. Въ первомъ донесеніи слдователю приставъ писалъ, что имъ была замчена впереди трупа на щепкахъ кровь. Но потомъ онъ о щепкахъ уже ничего не говорилъ, и когда понятые-вотяки стали приносить изъ разныхъ мстъ окровавленныя щепки, указывающія на кровавый слдъ по направленію къ русскому селенію Аныку, то приставъ просто уничтожалъ эти вещественныя доказательства, даже не занося о нихъ въ протоколъ.
Нкоторые свидтели показывали, что въ ночь на 5 мая, когда было совершено, будто бы, жертвоприношеніе, они видли нищаго Матюнина не въ Мултан, а въ русской деревн Копкахъ, гд онъ ночевалъ у крестьянина Санникова. 5 мая утромъ его видли тоже въ русской деревн Кузнерк, посл чего въ полдень двочка видла его уже лежащимъ на троп. Слдуетъ замтить, что покойный страдалъ падучей. Наконецъ, одинъ изъ русскихъ, мельникъ Фома Щербаковъ, очевидно, что то знавшій, открыто кричалъ, что это ‘дло русскихъ’…
Замчательно, что какъ двочка не замтила сначала отсутствія у трупа головы, такъ и приставъ, при первомъ осмотр, не замтилъ отсутствія внутренностей, которыхъ потомъ не оказалось. Онъ видлъ массу запекшейся крови, хотя если бы внутренности тогда были уже вынуты, то ‘массы запекшейся крови’ тамъ не могло остаться и самое отверстіе было бы такъ широко (какимъ оно и оказалось впослдствіи), что не замтить этого было бы невозможно. И вотъ, по одному отсутствію головы и по указанію русскихъ крестьянъ, что это ‘дло вотяковъ’, приставъ уничтожаетъ окровавленныя щепки, найденныя по дорог въ Аныкъ, не обращаетъ вниманія на крики Фомы Щербакова, что это дло русскихъ, и все свое дознаніе сосредоточиваетъ исключительно въ с. Мултан. Предвзятая мысль, что нищаго ‘замолили’ вотяки, вела къ отысканію доказательствъ виновности вотяковъ даже въ самыхъ невинныхъ предметахъ. Такъ, напр., въ шалаш Моисея Дмитріева, гд, будто бы, былъ замоленъ Матюнинъ, земляной полъ оказался сырымъ. Въ этомъ было усмотрно доказательство тому, что смывали кровь. Анализъ, произведенный потомъ, показалъ, что слдовъ крови тамъ не было, сырость же, по объясненію хозяина, произошла отъ растаявшаго снга, попавшаго въ дыру на крыш шалаша. У М. Дмитріева было найдено корыто со слдами крови, кровавыя пятна оказались на порог и одежд Кузьмы Самсонова. Но Самсоновъ — профессіональный мясникъ, а потому присутствіе слдовъ крови на его одежд вполн понятно. Деревянное же корыто является непремнной принадлежностью кухни всякаго вотяка, въ немъ вотяки держатъ и рубятъ мясо и т. п. Слды крови на корыт М. Дмитріевъ и объяснилъ тмъ, что держалъ въ немъ солонину. Но приставъ, а затмъ и слдственная и обвинительная власти, почему-то ршили, что это должна быть человческая кровь. И тмъ не мене эти вещественныя доказательства были отосланы въ медицинскій департаментъ только спустя 4 мсяца. Департаментъ нашелъ, что ‘ршеніе вопроса, принадлежитъ ли кровь человку, невозможно, такъ какъ кровяные шарики уже значительно измнились’. Точно также писалъ департаментъ и о пятнахъ на полог. На корыт оказались чьи-то волосы. Департаментъ нашелъ, что такіе волосы ‘встрчаются у нкоторыхъ домашнихъ животныхъ, напр. у овецъ’, но отличаются отъ человческихъ ‘большимъ развитіемъ клточныхъ элементовъ слоя кожицы’. Волоса покрупне, найденные тамъ же, ‘ничмъ существеннымъ’ не отличаются отъ волосъ человческихъ. Нужно замтить, что у департамента не было волосъ убитаго, а вятское врачебное отдленіе, которое производило изслдованіе 102 волосъ, найденныхъ въ шалаш М. Дмитріева, дало заключеніе, что ‘между волосами, найденными въ шалаш Моисея Дмитріева, находятся 5 волосковъ человческихъ, но не отъ Матюнина.
Самое вскрытіе тла Матюнина было произведено узднымъ врачемъ М. спустя мсяцъ посл обнаруженія трупа. Оказалось, что за это время трупъ, хранившійся по случаю теплаго времени въ земл, подвергался многочисленнымъ манипуляціямъ: его вытаскивали, очищали отъ земли и т. д. И когда явился врачъ, то внутренностей, отсутствія которыхъ не замтилъ приставъ, производя осмотръ трупа, уже не оказалось. Вмсто ‘массы запекшейся крови’ въ отрз шеи оказалось, что ‘сверху, со стороны шеи продлано большое отверстіе въ грудную полость’.
Пріхавъ на вскрытіе лишь 4 іюня, вслдствіе отношенія судебнаго слдователя отъ 29 мая, уздный врачъ — одинъ изъ членовъ тснаго судебно-полицейскаго кружка, связанный съ этимъ кружкомъ и служебными, и дружескими отношеніями,— подошелъ къ трупу убитаго уже съ готовымъ взглядомъ на дло, совершенно соотвтствовавшимъ тому направленію, которое дала слдственная власть.
‘Вотяки, не смотря на свою принадлежность къ православію, продолжаютъ открыто совершать… языческія моленія съ принесеніемъ въ жертву животныхъ, а въ чрезвычайныхъ случаяхъ и человка, какъ это видно изъ показаній свидтеля К.’,— такъ сразу начинаетъ врачъ М. свой протоколъ судебно-медицинскаго свидтельства. ‘Для этихъ жертвъ требуются голова и внутренности животнаго… Во двор Моисея Дмитріева, около двора котораго отдыхалъ нищій, найдено корыто, въ которое при моленіи вотяки сливаютъ кровь жертвы. Кровь оказалась еще на порог… Вс эти обстоятельства, вмст взятыя, приводятъ къ заключенію, что убійство нищаго совершено съ цлью принесенія человческой жертвы языческому божеству вотяковъ’. Перелисливъ поврежденія трупа, отсутствіе внутренностей и пр., врачъ и дальше старается согласовать картину жертвоприношенія, ему внушенную, съ состояніемъ трупа. ‘При жертвоприношеніи, говорятъ, длаютъ уколы, съ цлью обезкровливанія, въ нижнюю часть живота’. И врачъ находитъ на нижней части живота ‘буроватыя пятнышки, какъ бы обожженныя, по соскабливаніи кожицы, они дымчатаго цвта, величиною отъ горошины до лсного орха, числомъ около 10’. ‘Говорятъ’, что при обезкровливаніи жертву подвшиваютъ за ноги,— и врачъ М. отмчаетъ, что ‘при разрз мягкихъ частей на обихъ голеняхъ, спереди и сзади, найдены кровоподтеки въ вид небольшихъ кровяныхъ свертковъ, на нижнихъ третяхъ голеней у ладыжекъ на разрзахъ выступаетъ блдно красноватая жидкость, при чемъ мягкія части представляются какъ бы отечными’. Дло ясно: ‘поврежденія на голеняхъ могли произойти въ предсмертной борьб съ убійцами, а можетъ быть отъ подвшиванія за ноги во время убійства съ цлью обезкровить трупъ, если бы къ этому случилась надобность, какъ напр., при жертвоприношеніяхъ вотскихъ’. Судебнополицейскій гипнозъ былъ такъ силенъ, что врачъ не сообразилъ даже того, что если бы нищаго подвшивали, то отекли бы стопы, а не голени. На это М. и самъ потомъ указывалъ, отрекаясь, на второмъ разбирательств дла, отъ своего прежняго мннія.
Что въ данномъ случа имло мсто именно человческое жертвоприношеніе, для обвинительной власти было ясно и изъ показанія нкоего К. и урядника С., которые когда-то и отъ кого-то слышали, что вотяки приносятъ, лтъ черезъ сорокъ и мене, человческія жертвы, при чемъ К. повдалъ и о вотскихъ богахъ: зломъ бог Курбон, веселыхъ Аптас и Чупкан, а кром того — о Сатанъ-черт. Первые три бога и были названы въ обвинительномъ акт, какъ потребовавшіе отъ вотяковъ жертвы. Четвертаго, ‘Сатанъ-черта’, товарищъ прокурора почему-то постснялся помстить въ обвинительный актъ,— можетъ быть въ виду того, что имя этого бога звучало уже слишкомъ по-русски.
Итакъ, были найдены и боги, которымъ была принесена человческая жертва. Оставалось лишь найти, кто совершилъ жертвоприношеніе. Съ этою цлью надъ Мултаномъ былъ установленъ неослабный полицейскій надзоръ, при чемъ нкоторые урядники подолгу жили въ этомъ сел, собирая всякіе слухи и сплетни. Нкто Щ. вспоминаетъ, напр., что встртилъ семь мсяцевъ тому назадъ М. Дмитріева, который везъ что-то, покрытое пологомъ, и сказалъ, что это просо на мельницу — а самъ на мельницу не похалъ. При этомъ, подъ вліяніемъ полицейскаго внушенія, Щ., спустя боле полугода, вспоминаетъ, что при встрч М. Дмитріевъ ‘ровно покраснлъ’. Ясно, что М. Дмитріевъ вывозилъ убитаго.
А. разсказываетъ односельцамъ сонъ, въ которомъ онъ видлъ, что ‘нужно молить какое-то двуногое животное’,— утку, гуся или т. п.,— ‘кыкъ пыдесъ ванданы куле’. Эта фраза переводится: нужно молить человка. Улика опять готова.
Павелъ К., русскій, приходитъ пьяный, въ избу, гд пируютъ вотяки и говоритъ: ‘Не голову ли варите?’ Понятно, что вотяки и такъ много уже перенесшіе изъ-за этого дла, поколотили его и выгнали вонъ. К. продолжалъ бушевать на улиц и кричалъ: ‘Вс вы головорзы’. Опять улика, хотя самъ К. и не вызывался на судъ для объясненія своихъ криковъ.
Поссорились дв бабы, при чемъ одна вышибла стекла у другой. Не зная, чмъ сильне уязвить обидчицу, потерпвшая кричитъ: ‘Кузька рзалъ, Васька голову держалъ’. И это подбирается полиціей и вносится въ обвинительный актъ. Но ни та, ни другая баба въ судъ не вызываются и даже не опрашиваются для объясненія смысла этой фразы.
Идутъ будто бы, двое, русскій и вотякъ, и говорятъ открыто, громко, такъ что ихъ слышалъ нкто Кож., шедшій имъ на встрчу. Русскій, будто бы, спросилъ: ‘Хорошо сдлали, да концовъ не спрятали. Разв законъ не позволяетъ?’ Вотякъ, будто бы, отвтилъ, что ‘законъ не позволяетъ’.
Что на самомъ дл говорили вотякъ и русскій, судъ такъ и не узналъ, такъ какъ они не были ни опрошены, ни вызваны въ судъ. А между тмъ разговоръ этотъ былъ истолкованъ обвинительной властью въ томъ смысл, что вотскій законъ не позволяетъ хоронить принесеннаго въ жертву человка, почему трупъ его и выбрасывается на дорогу. Переводъ, очевидно, очень вольный, врне — совершенно произвольный.
Или привозитъ Кузьма С. смя нкоему Ст. и, улыбаясь, говоритъ: ‘а нищаго-то я рзалъ’. Новая ‘улика’.
Стоитъ у лавки съ возомъ Николай С., а урядникъ отпускаетъ ‘милую шутку’: ‘Не опять ли нищаго везете?’ Вотякъ откликается такой же шуткой: ‘Будетъ, одного уже увезли’. Эта шутка тоже сейчасъ подхватывается, какъ совершенно ясная улика, при чемъ самъ вотякъ даже не допрашивается.
Мы нарочно привели вс ‘улики’, какія только могла собрать обвинительная власть почти за цлые полтора года, при самомъ неусыпномъ стараніи многочисленной полицейской рати и слдственной власти. Слдствіе разваливалось. Тогда вступаетъ въ дло другой приставъ, Ш.
Онъ производитъ, нарушая законъ, самовольный передопросъ свидтелей. Находитъ въ шалаш, уже черезъ 15 мсяцевъ, одинъ сдой волосъ, неизвстно при какихъ обстоятельствахъ, такъ какъ объ этомъ не было составлено протокола. Волосъ этотъ видлъ, будто бы, одинъ только свидтель, М., самый дятельный помощникъ полиціи, имвшій въ прошломъ очень непріятные для него счеты съ мултанскими вотяками. Но на суд этотъ волосъ исчезъ такъ же таинственно, какъ и появился.
Благодаря ‘энергичнымъ’ дйствіямъ ‘талантливаго сыщика’, какъ охарактеризовалъ Ш—а товарищъ прокурора, мальчикъ Костя вспоминаетъ, черезъ 15 мсяцевъ, точный день и число, когда Матюнина вели въ шалашъ. Михаилъ Т. прямо показываетъ, что Матюнинъ убитъ именно въ шалаш Моисея Дмитріева, показываетъ, кто отнесъ голову убитаго. Впослдствіи оба эти свидтеля отказались отъ своихъ показаній, заявивъ, что они были ими даны, чтобы избавиться отъ невыносимыхъ пытокъ, которымъ ихъ подвергалъ Ш.
Многократно посщая тюремный замокъ, приставъ открываетъ тамъ самаго важнаго свидтеля — каторжника Г. Этому каторжнику, будто бы, открылся во всемъ къ тому времени уже умершій въ тюрьм Моисей Дмитріевъ. Съ этимъ каторжникомъ приставъ хорошо былъ знакомъ и раньше, такъ какъ Г. оказалъ ему услугу въ какомъ-то дл.
Посл нсколькихъ посщеній тюрьмы приставомъ Ш., Г. сдлалъ заявленіе о сознаніи, сдланномъ ему Моисеемъ Дмитріевымъ, сознаніи вполн совпадающемъ съ содержаніемъ обвинительнаго акта. Въ акт говорится о подкалываніи въ нижнюю часть живота — и Г. говоритъ о проколахъ, хотя вс эксперты признали потомъ, что пятнышки на живот убитаго не могли быть отъ уколовъ, а являлись слдами сыпи или чего-нибудь подобнаго. Куда двалась голова Матюнина, Моисей не сказалъ Г. Почему? Вдь это особенно важно. Но вдь объ этомъ не знали и обвинители. Моисей говорилъ, будто бы, о двухъ дорогахъ, которыя расходятся отъ Мултана. Однако, тутъ Г. далъ, какъ говорится, маху: о двухъ дорогахъ говорится только въ обвинительномъ акт, на основаніи плана, ошибочно снятаго зимой лсничимъ Львовскимъ, на самомъ же дл отъ Мултана расходятся не двѣ, дороги, а три.
Не смотря на всю курьезность такихъ этнографовъ, какъ невжественный К. и урядникъ С., не смотря на всю шаткость ‘уликъ’, собранныхъ Ш. вкуп съ каторжникомъ Г., товарищъ прокурора смло приступилъ къ обвиненію вотяковъ, опираясь на темный предразсудокъ, на толки и слухи. Такими слухами,— какъ писалъ потомъ В. Г. Короленко,— были ‘полны и инквизиціонныя хроники среднихъ вковъ, когда жгли иноврцевъ за колдовство и чары, когда въ атмосфер темныхъ предразсудковъ бродили мрачные призраки… Разв тогда не было старцевъ, видвшихъ своими глазами, какъ вдьмы летаютъ въ ступахъ на Брокенъ. Да, были и тогда очевидцы невроятнаго, какъ и теперь:
Это видли два стража,
Баба, шедшая на рынокъ,
Да причетникъ каедральный,
Возвращавшійся съ поминокъ’…
Позволю себ небольшое отступленіе, напомню о замчательномъ Тисса-Эсларскомъ процесс, происходившемъ въ Венгріи въ 1883 г.
Человконенавистническій антисемитизмъ упорно пытается создавать фантастическія дла о ритуальныхъ убійствахъ, совершаемыхъ, будто бы, евреями. Въ Тисса-Эсларскомъ дл евреи обвинялись въ убійств двочки съ религіозною цлью. Дло это, по слдственнымъ порядкамъ, аналогично съ Мултанскимъ. И тутъ, и тамъ слдователь, основываясь на невжественномъ предразсудк толпы, съ самаго начала является обвинителемъ и отметаетъ все, что клонится къ выясненію истины и къ оправданію обвиняемыхъ. Эксперты-врачи и тамъ рзко разошлись во мнніяхъ по поводу вскрытія найденнаго трупа. И тамъ дятельной помощницей слдственной власти являлась полиція, которая тоже прибгала ко всякаго рода насиліямъ и такимъ путемъ достигла того, что малолтній Морицъ (въ Мултан — Костя) показывалъ даже противъ своего отца. И тамъ однимъ изъ главныхъ ‘свидтелей’ выступалъ каторжникъ Печели. Но на слдственныхъ порядкахъ сходство этихъ длъ и прекращается. Судъ надъ Мултанскими вотяками запрещаетъ защитнику вотяковъ выяснять полицейскіе ‘способы дознанія’, товарищъ прокурора горой стоитъ за полицію (хотя урядникъ И., былъ уже подъ судомъ за истязанія и жестокости по другому длу, а приставъ Ш. былъ потомъ освобожденъ отъ суда за свои подвиги въ Мултанскомъ дл лишь за силою двухъ милостивыхъ манифестовъ). Въ Тисса-Эсларскомъ дл прокуроръ возбудилъ процессъ противъ слдователя Вари и его помощниковъ и не только отказался отъ обвиненія несчастныхъ евреевъ, но произнесъ глубоко-гуманную рчь. ‘Не безъ радости — сказалъ онъ — я отказываюсь отъ обвиненія подсудимыхъ. Если мы устранили мысль объ убійств съ религіозною цлью, составляющемъ нелпое исчадіе средневковаго суеврія и безсмысленный предметъ дтскихъ сказокъ, то пусть по крайней мр въ Венгріи прекратится преступная агитація по поводу этой легенды и пусть умолкнетъ низкая клевета. По закону мудраго короля: quae non sunt, nulla fiat mentio (чего нтъ, о томъ нечего и говорить). Да, nulla fiat mentio о религіозномъ убійств. Во имя нашего правосудія я пламенно протестую противъ гипотезы, что въ нашемъ суд существуетъ подобное суевріе. Исторія человческихъ заблужденій получила новый фактъ: тисса-эсларскую аферу, о появленіи которой я, въ интересахъ добраго имени нашего отечественнаго правосудія, глубоко сожалю. Мн хотлось бы вырвать изъ исторіи страницу, относящуюся къ тисса-эсларской афер. По моему глубокому убжденію, вс подсудимые ни въ чемъ невиноваты, и потому я предлагаю ихъ оправдать’.
А товарищъ прокурора Р. началъ свою обвинительную рчь противъ вотяковъ въ Малмыж слдующими словами: ‘Извстно, господа, что евреи часто убиваютъ дтей, на крови которыхъ приготовляютъ пасхальные опрсноки’.
И русскій судъ вписалъ въ свою исторію печальную страницу…
Сенатъ иначе взглянулъ на дло и, по жалоб защитника, постановилъ слдующее ршеніе: Ст. 630 Уст. угол. судопроизводства была нарушена, во-1-хъ, тмъ, что защита была стснена при допрос свидтеля П., такъ какъ защит была предложено допрашивать этого свидтеля не по всмъ обстоятельствамъ дла, а только по тмъ, для удостовренія которыхъ свидтель былъ вызванъ, во-2-хъ, тмъ, что защитникъ былъ лишенъ права предъявить присяжнымъ засдателямъ, во время судебнаго слдствія, т указанія и разъясненія, какія онъ считалъ нужнымъ сдлать по поводу вещественныхъ доказательствъ, ибо защитнику было предложено сдлать это во время преній сторонъ, въ-3-хъ, тмъ, что просьба защитника о разъясненіи присяжнымъ вопроса, откуда взяты были пріобщенные къ длу сдые волосы, осталась безъ удовлетворенія. Между тмъ, разъясненіе вопроса о значеніи волосъ было особенно важно въ виду того, что волосы были находимы при обыскахъ въ разное время, и притомъ весьма отдаленное отъ дня смерти Матюнина. Нарушеніе 718 ст. Уст. угол. судопроиз. заключалось въ томъ, что многіе свидтели давали на суд показанія свои по слухамъ. Допущеніе этого нарушенія, признаваемаго правительствующимъ сенатомъ существеннымъ, подтверждается также и сущностью показаній нкоторыхъ свидтелей, записанныхъ въ обвинительный актъ. Не опровергается указаніе защитника на то, что не всегда предсдательствовавшій въ суд руководилъ засданіемъ по длу и что неоднократно товарищъ прокурора прерывалъ защитника при допрос свидтелей и при представленіи объясненій присяжнымъ засдателямъ. Между тмъ настоящее дло требовало, чтобы со стороны предсдателя были приняты вс мры для возможнаго разъясненія дла и для правильнаго и спокойнаго разршенія его, такъ какъ нельзя не признать, что и въ обвинительномъ акт не было ясно и точно установлено самое существованіе между вотяками человческихъ жертвоприношеній и не были указаны съ достаточной полнотой фактическія основанія для обвиненія каждаго изъ 11 подсудимыхъ въ тяжкомъ, влекущемъ за собою уголовное наказаніе, преступленіи. Въ виду вышеизложеннаго прав. сенатъ опредлилъ: ршеніе присяжныхъ засдателей и приговоръ окружнаго суда отмнить, предписавъ суду, разсмотрть дло вновь въ другомъ состав присутствія, въ другомъ, ближайшемъ отъ мста нахожденія подсудимыхъ и свидтелей город, напримръ, въ Елабуг’.
Посл этого мы вздохнули съ облегченіемъ. Намъ казалось, что первый, самый тяжкій этапъ Мултанскаго дла пройденъ. Мы не сомнвались, что судъ приметъ во вниманіе вс указанія сената, вызоветъ свидтелей защиты, дастъ ей свободно выяснитъ сущность явно-нелпаго, возмутительнаго дла. А мы только этого и добивались. Правда, вотяки, совершенно невинные люди, уже отсидли по три года въ тюрьм, были измучены, раззорены, нкоторые успли уже умереть за тюремной ршеткой. Но что длать: судъ людской — не Божій… Намъ, корреспондентамъ, оставалось только содйствовать, путемъ печати, выясненію тхъ ‘слуховъ’, на основаніи которыхъ были обвинены мултанскіе вотяки.
Это было тмъ боле необходимо, что въ елабужскомъ узд предразсудокъ о существованіи у вотяковъ человческихъ жертвоприношеній былъ такъ же распространенъ, какъ и въ малмыжскомъ узд. Отъ этого предразсудка, какъ мы видли, не могли освободиться ни уздный врачъ, ни присяжные засдатели, во глав со старшиной — ветеринарнымъ врачемъ.
Говоришь, бывало, съ какимъ-нибудь, въ общемъ довольно интеллигентнымъ и порядочнымъ человкомъ, передаешь ему вс подробности, рисующія вздорность обвиненія — и видишь на лиц слушателя какое-то плохо скрытое не то недовріе, не то сомнніе.
— Такъ то такъ,— говоритъ онъ въ конц концовъ,— конечно, власти перестарались… и вообще такіе пріемы недопустимы… Но вдь головы-то все-таки нтъ, внутренностей — тоже… Кому-то все это на что-то понадобилось же?.. Суеврія, симуляція… Ну, да, можетъ быть и это… Но вдь это тоже одни предположенія. Почему же не предположить и то, что здсь имло мсто жертвоприношеніе?
И для рядового обывателя такая точка зрнія была вполн естественна: вдь нельзя же требовать, чтобы каждый изучилъ то, что имлось тогда въ этнографіи о человческихъ жертвоприношеніяхъ у вотяковъ, изучилъ бы подробно вс обстоятельства дла, основательно разобрался бы въ темныхъ слухахъ, которые туманомъ обволакивали все Мултанское дло.
И вотъ, когда мы старались хоть сколько нибудь разсять роковой предразсудокъ и основанное на немъ предубжденіе противъ мултанскихъ вотяковъ, помщая въ печати замтки, рисующія это дло въ его истинномъ свт, взывая къ людямъ науки, къ этнографамъ, чтобы они помогли своимъ авторитетнымъ вмшательствомъ выясненію истины,— въ это время ‘Волжскій Встникъ’ помстилъ вторую статью Б., въ которой авторъ, прежнимъ развязнымъ тономъ, сообщаетъ, что, поговоривъ съ проф. И. Н. Смирновымъ и прочитавъ его книгу о вотякахъ, онъ окончательно ‘считаетъ возможнымъ установить несомннный фактъ существованія у вотяковъ человческихъ жертвоприношеній’ вс указанія противоположнаго характера ‘настолько ребячески наивны, что ихъ смло можно игнорировать безъ всякаго ущерба для дла’.
Статейка была ничтожна во всхъ отношеніяхъ, и въ другое время надъ ней можно было бы только посмяться. Но появленіе ея въ то время, на страницахъ газеты, считавшейся — правда, больше уже по старой памяти,— ‘порядочной’ и ‘либеральной’, имло большое значеніе. Противъ нея тогда выступилъ въ ‘Казанскомъ Телеграф’ казанскій, а теперь извстный московскій присяжный повренный М. Л. Мандельштамъ. Обрушились на г. Б. и мы. Мы доказали, что слова г. Смирнова: ‘было время, когда вс приволжскіе финны приносили въ жертву людей’, по свидтельству самого г. Смирнова, были встрчены съ недовріемъ всми другими учеными-этнографами. О Мултанскомъ дл другіе ученые высказываются совершенно иначе, чмъ г. Смирновъ. П. М. Богаевскій, извстный знатокъ вотскаго быта и вотскихъ врованій, отмтилъ противорчія обвинительнаго акта съ данными науки, другой ученый этнографъ, самъ уроженецъ Малмыжскаго узда, прекрасно знающій вс вотскія нарчія, С. К. Кузнецовъ, въ своемъ реферат въ томскомъ обществ естествоиспытателей, разсмотрвъ обстоятельства дла и данныя судебно-медицинскаго вскрытія, пришелъ къ заключенію, что въ этомъ случа мы имемъ дло ‘съ грубой поддлкой подъ вотское жертвоприношеніе’.
Статья г. В., однако, сдлала свое дло.— Ну, вотъ видите, и въ ‘Вол. Встник’, вонъ, тоже пишутъ, что нищій былъ дйствительно замоленъ. И профессоръ Смирновъ тоже говоритъ,— указывали намъ нердко. Зря профессоръ писать не будетъ.— Дятели Мултанскаго дла подняли голову.
А между тмъ, передъ нами всплывали все новые и новые возмутительные факты судебнаго слдствія. Оказалось, что Ш. вотяковъ приводилъ ‘къ присяг’ на чучел медвдя. Оказалось, что никакого бога ‘Курбона’ на самомъ дл въ вотской миологіи нтъ, а слово это означаетъ: ‘жертва’. Нтъ ни Аптаса, ни Чупкана. И чмъ ближе, на мст, знакомились мы съ дломъ, тмъ больше развертывались передъ нами его возмутительныя подробности.
Трудно передать, что испытывали мы, слушая отъ самихъ пострадавшихъ, въ самомъ Мултан, мимо котораго намъ, какъ земскимъ служащимъ, приходилось прозжать, горькія жалобы на полицейскія насилія. Отряды полиціи, во глав съ приставомъ Ш., то и дло назжали въ Мултанъ и творили тамъ, совершенно открыто, безнаказанно и безпрепятственно, невроятныя жестокости. Я какъ сейчасъ вижу передъ собой одну вотянку, жену земскаго ямщика въ Мултан, которая, стоя у печки, жаловалась намъ на зврства полиціи своимъ ломанымъ языкомъ:
‘Окъ!.. (Вотяки вмсто ‘х’ выговариваютъ ‘к’). Кому то только гркъ будетъ?..— причитала она.— Окъ, какъ мучатъ, сказать нельзя!.. И что это за становой — не то разбойникъ, не то кто… Придутъ… становой, урядники… пугаютъ, кричатъ, бьютъ… до смерти котятъ замучить… Чего имъ?— Ничего не боятся! Бога совсмъ не боятся… Народъ совсмъ не жалютъ — что котятъ, то и длаютъ… Микайл голову разбили… все голова болитъ… всили… становой пугалъ — ружьемъ стрлялъ… Совсмъ Микайла безъ ума, сталъ… Чуть не померъ… становой ужъ водой поливалъ… Пугался, кабы не сдокъ… Васька подокъ было… Становой въ амбаръ садилъ — селедкой кормилъ… а пить не давалъ… Бачку (священника) звали… Не знаемъ, что длать? Какъ жить станемъ?.. Окъ, сколько слезъ!.. Кого только Богъ за нихъ спроситъ? За что? За какой гркъ?.. Ничего не знаемъ, ничего не понимаемъ’. Не имя возможности помочь несчастнымъ вотякамъ, мы только выносили на свтъ Божій эти жалобы, помщая корреспонденціи въ казанскихъ газетахъ, въ ‘Вятскомъ Кра’, въ ‘Нижегородскомъ Листк’, откуда наши сообщенія перепечатывались и другими газетами. Время было глухое, цензура почти ничего не пропускала о дйствіяхъ полиціи, но наши сообщенія все-таки проскакивали въ печать, хотя, большею частью, и въ урзанномъ вид. Интересъ къ мултанскомъ длу въ обществ возросталъ. Слишкомъ упрощенный взглядъ на это дло сталъ колебаться.
Посл сенатскаго ршенія, мы разсчитывали, что вторичный разборъ этого дла въ Елабуг будетъ происходить въ боле нормальной обстановк и при лучшихъ условіяхъ, чмъ это было въ Малмыж. Но вдругъ мы узнали, что въ распорядительномъ засданіи сарапульскаго окружнаго суда, въ которомъ совершенно незаконно принялъ участіе и предсдательствовавшій на суд въ Малмыж, судъ вновь отказалъ защит въ вызов какъ свидтелей, такъ и П. М. Богаевскаго, долго изучавшаго въ Сарапульскомъ узд, смежномъ съ Малыжскимъ, быть и врованія вотяковъ и отрицавшаго существованіе у нихъ человческихъ жертвоприношеній. Вмст съ тмъ судъ вызвалъ, въ качеств эксперта, проф. Смирнова, допускавшаго возможность такихъ жертвоприношеній. Кром того, со стороны обвиненія были вызваны новые свидтели. Такія распоряженія суда ясно показывали, чего могли ожидать вотяки отъ суда въ Елабуг…
— Да что вы, батенька? Какая наивность! Да вдь дло то какое,— отвчали намъ на наше возмущеніе почтенные ‘служаки’, большею частью даже не скрывая своего восхищенія, смшаннаго съ завистью.— Создать и провести такое дло — вдь это прямо карьера… Посл такого дла куда шагнуть можно,— ого-го-го!.. Много ли у насъ не то что талантливыхъ, но просто хотя бы только способныхъ прокуроровъ? Одинъ-два — и обчелся… Все, что получше — въ адвокаты идетъ. А тутъ человкъ, можно сказать, художественно, изъ ничего создалъ такое дло… единственное дло, исходомъ котораго, говорятъ, и теперь уже интересуются въ министерств. И если еще добиться вторичнаго обвинительнаго приговора, то… Вы понимаете… Надо быть круглымъ дуракомъ, чтобы не использовать такого рдкаго случая… А вы — ‘неправильно’, ‘незаконно’, ‘совершенно невинны’… Виновныхъ то всякій упечетъ, а вотъ ты невинныхъ то закатай, да еще по такому преступленію, какого ‘не бываетъ’. Въ этомъ-то и штука! Значитъ, талантъ. И сразу далеко шагнетъ.
Да, мы уже поняли, что опять ожидаетъ бдныхъ вотяковъ въ Елабуг. Необходимо было, поэтому, привлечь къ участію въ этомъ вопіющемъ дл какого-нибудь крупнаго писателя, чтобы возбудить вниманіе всей читающей Россіи, вызвать боле широкій откликъ со стороны ученыхъ юристовъ, этнографовъ, медиковъ. Необходимо было, чтобы такой писатель громко и горячо, со всей силой таланта, крикнулъ: ‘Да посмотрите же сюда, въ этотъ глухой, далекій уголъ, вдь, здсь творится ужасная, жестокая, возмутительная несправедливость,— здсь гибнутъ совершенно невиннно люди!.. Помогите’!..
Я невольно вспомнилъ о В. Г. Короленк, съ которымъ я встрчался въ Нижнемъ Новгород раза два-три, и о чуткости и отзывчивости котораго я зналъ. Пославъ ему печатный матеріалъ, какой тогда имлся по поводу мултанскаго дла, я сдлалъ краткую характеристику этого дла и всхъ обстоятельствъ, при какихъ оно протекало. Не получая отъ него отвта, я вновь написалъ ему, приложивъ къ письму еще кое-какія газетныя вырзки. Оказалось, что съ моей посылкой случилось недоразумніе.— ‘Вчера получилъ ваше письмо, которое, признаюсь, меня очень удивило,— писалъ мн В. Г. 6 августа. Оно очень кратко, очевидно иметъ связь съ другими вашими письмами, не даетъ вашего адреса и кончается словами: ‘теперь у васъ находится уже весь матеріалъ и больше объ этомъ дл ничего нтъ’. Въ томъ то и дло, что у меня не находится весь матеріалъ и что это письмо, съ замткой Мандельштама, есть первое, отъ васъ полученное (посл двухъ или трехъ нашей прежней переписки). Что это значитъ? Правда, у васъ тутъ перлюстраціія въ полномъ ходу и письма пропадаютъ часто,— такъ вотъ разв этимъ можно объяснить эту странность. Но кому же и для чего могли понадобиться замтки о человческомъ жертвоприношеніи? Во всякомъ случа, будьте добры, сообщите, когда и что именно посылали’. Въ постъ-скриптум было приписано: ‘У меня кое-что есть объ этомъ дл, но нтъ самаго важнаго: полнаго судебнаго отчета, печатавшагося въ ‘Казан. Телеграф’.
Посл моего отвта Влад. Галакъ. письмомъ отъ 24 августа, сообщилъ: ‘Спшу увдомить васъ, что газеты и письмо Ваше я получилъ. Очень благодаренъ и очень жалю, что не получилъ посылку ране, тогда можно было бы послать статью еще въ ‘Русское Богатство’. Повстка пролежала у меня нсколько дней, но я думалъ, что эта посылка — какая-нибудь изъ многочисленныхъ, посылаемыхъ мн рукописей, и только ваше послднее письмо заставило меня поторопиться ея полученіемъ. Посмотрю, что можно сдлать’. Пость-скрпитумъ: ‘Боюсь, что газетныхъ источниковъ недостаточно, а времени уже немного’. Разборъ Мултанскаго дла въ Елабуг былъ назначенъ на 29-ое сентября.
И наконецъ, я получилъ слдующее письмо Влад. Гал.: ‘Пишу Вамъ съ парохода, на пути изъ Нижняго въ Казань. Изъ Казани, какъ вы, вроятно, и догадываетесь, я ду въ Елабугу, чтобы присутствовать на засданіи суда по длу мултанскихъ вотяковъ. Мн казалось, что присутствіе на суд и предстоящій отчетъ въ столичной пресс принесетъ длу, пожалуй, большую пользу. Въ виду этого я и ршилъ хать на засданіе. Пріду за день до суда и постараюсь ознакомиться съ новымъ обвинительнымъ актомъ. Данныя защиты читалъ и продолжаю читать на пароход. Дло глубоко возмутительное, и я, вроятно, напечатаю его, кром газеты, въ ‘Русскомъ Богатств’. Пріхавъ въ Елабугу наканун суда, я засталъ уже Влад. Галак. въ тсномъ и убогомъ номерк Вниковой. И когда я заговорилъ съ Влад. Галак., то первыми его словами были: ‘Мрачное дло!..’
Судебный залъ былъ тсенъ. Сенсаціонное дло привлекло немало публики. Число присутствующихъ еще увеличилось, когда городъ облетла всть о прізд Владимира Галактіоновича.
Объ истязаніяхъ говорили на суд и посторонніе русскіе люди, напр. псаломщикъ Б. О медвжьей присяг приставъ Ш. въ Елабуг не только не пытался разсказать что нибудь, но, напротивъ, на вопросъ по поводу ея со стороны защитника, съ достоинствомъ отвтилъ:— Это зачмъ? У насъ для присяги есть священники.— Предсдатель суда тотчасъ же пришелъ на выручку пристава, запретивъ распрашивать его объ этомъ обстоятельств.
Но у подсудимыхъ и у свидтеля Т. все-таки проскользнуло. нсколько словъ объ этой ‘присяг’.
— Чучело привозилъ… свча ставилъ, горитъ…— съ грустной, покорной усмшкой передавали они.— Три раза тяпнитъ, подъ дугой лзитъ, подъ дугой насъ ташшилъ. Говори: ‘я грка не знаю’, тяпни три раза…
Защитникъ.— Подсудимые плохо выражаются. Я считаю съ своей стороны очень важнымъ выяснить картину этого допроса.
Предсдатель.— Такъ какъ это касается неправильныхъ дйствій полиціи и не иметъ накакого отношенія къ длу (?), то дальнйшихъ преній по этому вопросу я допустить не могу.
Товарищъ прокурора Г. горячо защищалъ своихъ сотрудниковъ.
— Въ настоящее время Т. отказался отъ своихъ показаній и говоритъ что не помнитъ о нихъ потому, что приставъ, этотъ извергъ рода человческаго, подвшивалъ его на два часа, билъ, обливалъ водой и стрлялъ въ него изъ револьвера. Возможно ли все это, господа?— спрашивалъ иронически Р. и развязно шутилъ: ‘Есть способъ лченія подвшиваніемъ, это правда, но не на два же часа. Нын выдвигаютъ еще какое-то чучело, на которомъ будто бы вотяки приводились къ присяг приставомъ Ш. Согласитесь, что это такое, какъ не нелпость, выдвинутая съ единственной цлью опорочить дйствія полиціи, производившей дознаніе’.
Съ медицинской экспертизой произошелъ удивительный казусъ. Врачъ М., производившій вскрытіе, имлъ мужество признаться на суд, что онъ прежде ‘былъ предубжденъ’ и ‘ошибся’, давая прежнее свое заключеніе о прижизненномъ обезкровливаніи Матюнина. Это обезкровливаніе могло произойти посл смерти: ‘трупъ ворочали, кровь могла излиться. Затмъ было давленіе въ брюшной полости отъ разложенія, а при давленіи въ брюшной полости происходитъ давленіе на вс мягкія части и на сосуды’. До вскрытія суд. слдователь предупредилъ меня, что тутъ было жертвоприношеніе, почему я и обратилъ особенное вниманіе на 10 пятенъ въ нижней части живота’. Теперь М. категорически заявилъ, что это были не надрзы, не слды уколовъ, о слды какой-то сыпи.
Предсдатель.— Вы дали заключеніе, что кровоподтекъ (на голеняхъ) отъ подвшиванія?
Уздный врачъ.— Да, но вдь если бы онъ при жизни былъ подвшенъ за ноги, то отекли бы, конечно, стопы, а не отекли бы ноги повыше ладыжекъ. И я высказываю, что анатомическихъ данныхъ для заключенія о подвшиваніи нтъ…
Такимъ образомъ М. совершенно разрушалъ ту картину жертвоприношенія, съ прижизненнымъ подвшиваніемъ, подкалываніемъ, обезкровливаніемъ, какую рисовалъ обвинительный актъ.
Товарищъ прокурора, разумется, никакъ не могъ примириться съ этимъ и продолжалъ словесно пытать эксперта:
— Позвольте вамъ напомнить, что въ протокол вы говорите объ отекахъ, что они могли произойти отъ подвшиванія. Вы даже выразились такъ: ‘если бы къ тому встртилась надобность, какъ, напр., при жертвоприношеніяхъ вотскихъ’.
Уздный врачъ.— Я заключилъ, что Матюнинъ могъ быть подвшенъ. Это ошибка: такихъ заключеній мн длать не слдовало, не имя фактическихъ данныхъ. (Волнуется). Да, я допустилъ ошибку. Но, что я узналъ на суд, заставляетъ меня, по долгу присяги и совсти, отступить отъ своего прежняго мннія.
Наконецъ, за М. долженъ былъ вступиться предсдатель суда:
— Докторъ объяснилъ уже достаточно, почему онъ счелъ себя обязаннымъ отказаться отъ первоначальнаго мннія.
Но если врачъ, производившій вскрытіе трупа, отказался отъ перваго своего заключенія, выраженнаго подъ вліяніемъ и внушеніемъ слдственной власти, то два другіе эксперта, захолустные врачи К. и А., изъ которыхъ одинъ дожилъ уже тогда до маусаиловыхъ лтъ, нашли возможность на основаніи того же самаго протокола вскрытія подтвердить вс положенія обвиненія.
Экспертъ-этнографъ, дьяконъ Верещагинъ, самъ вотякъ, ршительно заявилъ, что ‘вообще вотскіе боги не требуютъ человческой жертвы. Курбона вовсе нтъ’. О богахъ Аптас и Чупкан даже не слыхалъ. Въ родовыхъ шалашахъ при моленіяхъ не могутъ участвовать вотяки-чужеродцы, какъ это рисуется въ обвинительномъ акт.
Но вотъ выступаетъ профессоръ Казанскаго университета И. Н. Смирновъ. Во время оно, путешествуя по вятской губерніи, онъ написалъ книгу: ‘Вотяки’. Не зная вотскаго языка, онъ не имлъ возможности вынести ничего дйствительно цннаго изъ своей бглой экскурсіи въ вотскій міръ и ограничился изложеніемъ того, что было сказано до него. Оригинальнымъ явилось только одно — утвержденіе, что вотяки ‘въ недалекомъ прошломъ’ приносили человческія жертвоприношенія. Это мнніе почтеннаго ученаго, по его собственнымъ словамъ, было встрчено другими учеными этнографами ‘съ недовріемъ’. Но это не смутило г. Смирнова, и на суд онъ съ легкимъ сердцемъ изложилъ свою идею. На основаніи ‘преданія’ о жертвоприношеніяхъ, разсказанныхъ въ этнографической литератур гг. Соловьевымъ и Фуксъ, а также на основаніи черемисской сказки о мальчик, котораго зарзала мачиха,— г. Смирновъ заявилъ: ‘Отвчаю положительно — въ литератур есть указанія на человческія жертвоприношенія вотяковъ, а обстановка нахожденія трупа даетъ черты жертвоприношенія. Матюнинъ лишенъ крови, головы, внутренностей. Въ этомъ рисуется полная картина жертвоприношенія’. Между тмъ самъ г. Смирновъ, начиная свою рчь, долженъ былъ признать, что ‘переходя къ вопросу, находятся ли въ условіяхъ убійства Матюнина такіе признаки, которые указывали бы на обрядъ жертвоприношенія, онъ наталкивается на цлую цпь противорчій, недомолвокъ и недоразумній’ (жертвоприношеніе въ родовомъ шалаш съ участіемъ чужеродцевъ, наемъ рзака и пр.). ‘Этого нельзя допустить съ точки зрнія вры. Но тутъ мы вступаемъ въ область гаданій, такъ что я затрудняюсь дать отвтъ’. И тмъ не мене, г. Смирновъ не колеблясь призналъ въ убійств Матюнина ‘полную картину жертвоприношенія!’
Напрасно защитникъ, въ своей рчи, указывалъ, что вся воздвигнутая обвиненіемъ вотская миологія рухнула, и боги требующіе будто бы человческихъ жертвъ, оказались несуществующими. Напрасно онъ ссылался на представленную въ судъ работу г. Луппова, который просмотрлъ боле 600 длъ вятской консисторіи за прошлое столтіе, въ которыхъ миссіонеры доносятъ о состояніи новокрещеныхъ вотяковъ. Священники обвиняютъ вотяковъ въ суевріи и языческихъ обрядахъ, говорятъ подробно, кто и что приносилъ въ жертву,— но ни разу даже не упоминаютъ о человческомъ жертвоприношеніи. А ужъ духовенству ли не знать, что длается въ приход.
— Экспертъ Смирновъ — воскликнулъ защитникъ,— говоритъ намъ, что уже съ 40-хъ годовъ въ литератур сообщаются факты о человческихъ жертвахъ. Но какіе же это факты? Нкто Соловьевъ сдлалъ на археологическомъ създ сообщеніе, будто по преданію нкогда вотяки привязывали приносимыхъ въ жертву людей и метали въ нихъ стрлы. Но тутъ же знатокъ инородческаго быта Золотницкій опровергъ это извстіе, и ученое общество отнеслось къ сообщенію Соловьева съ крайнимъ недовріемъ. Дале г-жа Фуксъ, уврявшая, что чуваши питаются вшами, сообщала, будто у вотяковъ самый старый человкъ въ деревн приносилъ нкогда себя въ добровольную жертву. И это, по ея словамъ, всегда было въ одномъ и томъ же дом, изъ одной и той же семьи. Эти-то два преданія дали профессору Смирнову основаніе для его заключеній. Да еще сказка, и притомъ черемисская. Мы лучше послушали бы вотскихъ сказокъ… Но и у насъ есть сказки о баб-яг, которая варитъ дтей въ смол, и о Каще, тоже охочемъ до человчины…
Профессорское слово, подтверждавшее темный предразсудокъ, оказалось, однако, ближе къ пониманію присяжныхъ. Свидтелей защиты, которые могли бы опровергнуть многое изъ показаній полицейскихъ и другимъ, судъ не допустилъ. И несчастнымъ вотякамъ былъ вторично вынесенъ страшный обвинительный приговоръ.
Просидвъ въ тюрьм уже 3 1/2 года, обвиненные вотяки были приговорены: четверо — къ 10-лтней, двое — къ 8-лтней каторг, одинъ — къ ссылк въ отдаленнйшія мста Сибири. Нечего и говорить о томъ, что испытывали семьи осужденныхъ. Ихъ хозяйство было разорено въ конецъ.
А надъ всей мирной и трудолюбивой вотской народностью било вторично закрплено судомъ тяжкое обвиненіе…
Такимъ приговоромъ былъ, видимо, удрученъ и проф. Смирновъ. Возвращаясь со мной изъ клуба, гд мы обдали, онъ задумчиво, какъ бы про себя, спросилъ:— Неужели мое заключеніе могло такъ повліять?
Я пожалъ плечами.
Тяжкій приговоръ и все, что развернулось на суд, глубоко потрясло В. Г. Короленка. Было ршено, что мы, корреспонденты, вмст прочитаемъ свои записи, въ которыхъ мы старались записывать все, происходившее на суд, слово въ слово, и такимъ образомъ сведемъ наши записи въ одинъ отчетъ. Энергично принявшись за работу уже въ номерахъ, мы продолжали ее на пароход, вмст съ нашимъ сотрудникомъ, Суходоевымъ, мстнымъ земскимъ служащимъ, писавшимъ иногда корреспонденціи. Такимъ образомъ мы дохали до Чистополя. А такъ какъ В. Г. ршилъ самъ побывать въ Мултан, то мы вс трое сли на вятскій пароходъ, шедшій уже на зимовку, на немъ не было даже буфета. Провизіи, которою мы запаслись въ Чистопол, скоро не хватило. Пароходъ не приставалъ къ попутнымъ пристанямъ. И мы, единственные пассажиры парохода, оказались въ положеніи голодающихъ. Къ счастью, пароходъ, наконецъ, остановился у с. Вятскія Поляны, гд насъ уже поджидалъ О. М. Жирновъ.
Не стану описывать, какъ мы побывали въ Мултан, осматривали шалашъ гд произошло, будто бы, жертвоприношеніе, и тропу, гд былъ найденъ трупъ Матюнина. Стояла уже глухая осень. Было хмуро, сро, угрюмо. Особенно жутко чувствовалось на томъ мст, гд найденъ трупъ. Узкая, вьющаяся тропа была тсно сжата густымъ темнымъ ельникомъ, въ перемежку съ болотистой низкорослой березой. Настланный бревенникъ погружался подъ нашими ногами въ топкую почву, ржавая вода чавкала и хлюпала отъ нашихъ шаговъ. Безмолвно было въ этомъ гниломъ, болотистомъ лсу, схоронившемъ въ себ тайну убійства Матюнина. Что происходило здсь? Какая кровавая драма разыгралась на этомъ самомъ мст? Гд скрываются дйствительные преступники? Лсъ не выдастъ страшной тайны. Мы тихо стояли въ сторон. Влад. Галак. молча набрасывалъ эту тропу въ своей записной книжк (наброски тропы и шалаша, сдланные В. Г., помщены въ книжк г. Богаевскаго: ‘Мултанское дло въ свт этнографическихъ данныхъ’).
Обратно возвращались мы темной ночью, по сплошному еловому лсу. Сухой шелестъ огромныхъ елей, стоящихъ по обимъ сторонамъ дороги сплошной черной стной, наввалъ что-то тяжелое, тревожное.
Дйствія полиціи, о которыхъ много сообщалось намъ вн суда, произвели на В. Г. Короленка такое сильное впечатлніе, что онъ опасался даже оставлять безъ присмотра чемоданчикъ, въ которомъ хранились наши записи. Общую редакцію было ршено передать Влад. Галак., который и увезъ съ собой считанный и провренный отчетъ. Вскор появились его статьи о Мултанскомъ дл въ ‘Русскихъ Вдомостяхъ’ и въ ‘Русскомъ Богатств’. Эти статьи произвели огромное впечатлніе. Он, какъ камень, брошенный въ стоячее болото, заставили встрепенуться всю печать. О Мудтанскомъ дл заговорили вс органы печати, пораженные тми ужасами, которые творились съ несчастными вотяками. Просматривая теперь отчетъ о ‘Дл Мултанскихъ вотяковъ’ (отдльное изданіе вышло въ Москв въ феврал 1896 г.), невольно поражаешься, сколько долженъ былъ потратить труда на редактированіе этого отчета и на примчанія къ нему Владиміръ Галактіоновичъ. Изучить все производство, вс документы, сличить содержаніе ихъ съ тмъ, что заявлялось свидтелями, а также судебными властями во время судебнаго разбора, отмтить вс противорчія — работа по истин огромная! Онъ выступилъ, сверхъ того, съ докладомъ о Мултанскомъ дл въ Антропологическомъ обществ при Военно-медицинской Академіи, выступилъ съ опроверженіемъ измышленій разныхъ доморощенныхъ этнографовъ, повторявшихъ ‘по слухамъ’ обычный вздоръ о вотякахъ. Съ своей стороны я помстилъ въ приволжскихъ газетахъ цлый рядъ статей по поводу Мултанскаго дла. Но судебные и полицейскіе дятели встртили сильную защиту въ лиц мстной цензуры. Нкоторыя статьи въ ‘Кам.-Волж. Рчи’ выходили или слишкомъ обрзанными,— одинъ разъ даже безъ второй половины,— или не пропускались вовсе. Вскор состоялось чье-то таинственное распоряженіе — не пропускать въ печати ничего, что такъ или иначе касается Мултанскаго дла. Въ Малмыж, въ уздномъ городишк, нельзя вообще сохранить тайну своего корреспонденчества, а я, въ добавокъ, полностью подписывался подъ своими статьями. Самые видные ‘дятели’ по Мултанскому длу открыто грозились ‘състь’ меня и О. М. Жирнова. И еслибы все это происходило нынче, мы несомннно скоро очутились бы гд-нибудь ‘въ отдаленныхъ мстахъ’. Но тогда предсдателемъ вятской губ. земской управы былъ незабвенный для каждаго вятича А. П. Батуевъ, широко образованный и развитой, глубоко-гуманный, съ широкимъ и энергичнымъ розмахомъ въ общественной дятельности. Онъ всегда горой стоялъ за своихъ сотрудниковъ — земскихъ служащихъ. Онъ имлъ огромное вліяніе на губернатора, и потому угрозы разныхъ господъ по нашему адресу являлись безсильными и беззубыми…
Между тмъ цлый рядъ спеціалистовъ и вообще свдущихъ людей выступилъ съ докладами въ ученыхъ обществахъ, (кром П. М. Богаевскаго и С. К. Кузнецова, П. Н. Лупповъ — въ, географическомъ обществ по отдленію этнографіи, В. С. Малченко — въ Московскомъ юридическомъ обществ, докторъ Айсбергъ — въ Цюрих). Въ печати выступили такіе знатоки-этнографы, какъ Д. А. Клеменцъ, В. М. Михайловскій (тов. предсдателя Московскаго этногр. отдла общества любителей естествознанія), этнографы Верещагинъ, Магницкій и др. Совершенно отрицательно отнеслись къ обвиненію вотяковъ многіе другіе ученые юристы, общественные дятели, напр. проф. В. С. Серебренниковъ, родившійся и выросшій среди вотяковъ, проф. Н. П. Ивановскій, о. С. Н. Слпянъ, профессоръ с.п.б. духовной академіи, проф. Д. А. Хвольсонъ. Вс эти лица ршительно утверждали, что вс данныя науки, а также и данныя Мултанскаго дла, свидтельствуютъ лишь о томъ, что у вотяковъ не можетъ существовать человческихъ жертвоприношеній.
На вызывающее письмо проф. Смирнова, единственнаго этнографа, поддерживавшаго въ печати обвиненіе противъ вотяковъ, по адресу упомянутаго этнографа В. М. Михайловскаго (‘Волж. Встн.’, No 73), послдній далъ въ открытомъ письм достойный отвтъ. ‘Въ сочиненіяхъ о черемисахъ, вотякахъ, пермякахъ и мордв,— писалъ онъ въ томъ же ‘Волж. Вст.’,— ваши личныя наблюденія, столь цнныя въ каждой этнографической работ, спеціально посвященной отдльной народности, отодвинуты на второй планъ, изслдованіе также почти отсутствуетъ, и потому каждая изъ монографій, написанныхъ вами, иметъ видъ компилятивной работы. Вслдствіе стремленія къ литературной законченности, вы увлекаетесь теоріями нкоторыхъ западно-европейскихъ изслдователей и стараетесь подвести факты изъ быта русскихъ инородцевъ подъ формулы, добытыя на совершенно другой почв. Отсюда возникаютъ нкоторыя, излюбленныя вами теоріи, которыя не даютъ вамъ возможности заняться спокойнымъ осторожнымъ изслдованіемъ. Такой теоріей является, напр., вашъ взглядъ на существованіе въ недалекомъ прошломъ человческихъ жертвоприношеній у изучаемыхъ вами русскихъ инородцевъ’. Въ заключеніе письма, по поводу незнанія г. Смирновымъ вотскаго языка, г. Михайловскій писалъ: ‘Можно заниматься этнографіей вообще и не обладая подобнымъ знаніемъ языковъ, но только нужно принимать тогда въ разсчетъ этотъ факторъ при постройк теорій и съ большей осторожностью длать выводы, особенно, когда эти выводы касаются не обсужденія той или другой научной гипотезы, а ршаютъ судьбу человческой жизни’.
Вмст съ этнографами, выяснившими полную несостоятельность ‘излюбленной идеи’ г. Смирнова, выступили съ докладами въ печати и въ ученыхъ обществахъ и медики: преподаватель Харьковскаго университета Э. Ф. Беллинъ, профессоръ того же университета Патенко. Они отмтили полную несостоятельность медицинской экспертизы г.г. А. и К.— двухъ врачей, о которыхъ мы упоминали, и первоначальнаго заключенія врача М. Уже посл третьяго разбора дла профессоръ суд. медицины Казанскаго университета Леонтьевъ, присутствовавшій на разбор дла вмст съ приватъ-доцентомъ Казан. университета Неболюбовымъ, 16 ноября 1896 г. сдлалъ въ Казанскомъ обществ врачей докладъ, въ которомъ пришелъ къ выводу, что экспертиза по данному длу не могла дать ничего опредленнаго, такъ какъ судебно-медицинское излдованіе трупа Матюнина было произведено слишкомъ поздно и безъ достаточной основательности. Предположительно дло объясняется такъ: рана была нанесена въ шею покойному Матюнину, а затмъ уже, по наступленіи смерти, отнята голова, вырубленъ позвоночникъ и вынуты внутренности. При этомъ проф. Леонтьевъ познакомилъ публику съ письмомъ проф. Патенко, который на мст, въ Мултан, изучалъ дло, а затмъ на трупахъ производилъ опыты съ удаленіемъ внутренностей, какъ это было сдлано съ Матюнинымъ, посл чего пришелъ къ слдующимъ выводамъ: а) убитый Матюнинъ не былъ въ сел Мултан, гд будто бы было совершено убійство, а находился въ 8—9 верстахъ отъ Мултана, б) голова отрублена (какъ полагаетъ и Леонтьевъ) уже на мертвомъ, с) причина смерти Матюнина — припадокъ падучей, д) органы грудной полости извлечены недли три спустя посл убійства, въ промежутокъ времени между первымъ и вторымъ отрытіемъ трупа, е) съ вроятностью можно заключить, что оскверненіе трупа произведено въ видахъ мести вотякамъ с. Мултана со стороны сосднихъ русскихъ крестьянъ.
Что внутренности вынуты были изъ трупа нсколько недль спустя посл убійства, къ такому заключенію пришелъ и приватъ-доцентъ Беллинъ. На третьемъ разбор дла выяснилось, что трупъ былъ извлекаемъ изъ земли, гд онъ хранился до прізда узднаго врача, очищался, опять закапывался и т. д.
Въ виду всего этого, доктора Беллинъ, Патенко, Айсбергъ и др. пришли къ выводу, что въ данномъ случа имла мсто симуляція, поддлка подъ жертвоприношеніе. Къ такому же выводу пришелъ и В. Г. Короленко, длая докладъ въ антропологическомъ обществ при Академіи.
По словамъ С. К. Кузнецова, въ Мултанскомъ дл ритуалъ вотскаго жертвоприношенія воспроизведенъ не на основаніи фактовъ, а по измышленіямъ урядника О. и другихъ лицъ. Только благодаря этимъ своеобразнымъ этнографамъ могла получиться невозможная въ дйствительности картина человческаго жертвоприношенія, въ которой всякое дйствіе религіознаго характера исполнено съ нарушеніемъ вками установленнаго порядка. Поэтому г. Кузнецовъ считаетъ все продланное съ трупомъ Матюнина грубою поддлкою подъ вотское жертвоприношеніе.
Между тмъ, 22 декабря 1895 г., въ уголовномъ кассаціонномъ департамент сената была заслушана жалоба вторично осужденныхъ вотяковъ.
Посл обстоятельнаго доклада сенатора А. А. Арцимовича и блестящаго заключенія оберъ-прокурора А. Ф. Кони, сенатъ призналъ существенное нарушеніе судомъ правъ защиты и, отмнивъ ршеніе присяжныхъ и приговоръ сарапульскаго суда, передалъ дло для новаго разсмотрнія въ казанскій окружный судъ.
Казалось, что вторичное ршеніе высшей въ Россіи судебной инстанціи обязательно для короннаго суда. Казалось, что теперь Мултанское дло будетъ извлечено изъ захолустья, будетъ освщено и разсмотрно безпристрастно и всесторонне, чего только и требовала печать. Но тутъ случилось нчто неожиданное, возможное только у насъ.
Въ кра стали циркулировать слухи, что предсдатель сарапульскаго суда здилъ съ объясненіями по поводу Мултанскаго дла къ Петербургъ, къ министру юстиціи, и что оттуда будто бы были даны суду какія-то многозначительныя общанія.
Мстныя судебныя власти постоянно здили въ Казань, устраивали какія-то совщанія. Полиція всякихъ ранговъ продолжала рыскать по Малмыжскому узду, живмя-живя въ Мултан, разыскивая новыхъ свидтелей и ‘доказательствъs. При этомъ она такъ старалась, что, по сообщенію даже оффиціальныхъ ‘Вятскихъ Губ. Вдомостей’ (25 мая 1896 г. No 41), одинъ вотякъ, десятникъ, не вынесъ и повсился…
Но это насъ не особенно безпокоило. Мы еще врили въ силу сенатскихъ указаній. Защитникъ просилъ назначить слушаніе дла въ Казани. Посл ршенія сената, никто и не сомнвался, что именно тамъ, вдали отъ мстныхъ предразсудковъ и вліяній, дло и будетъ разсмотрно.
Однако, скоро началось что-то странное. Прежде всего, въ мстной печати цензура, на основаніи какого-то таинственнаго распоряженія, не стала пропускать ни строчки о Мултанскомъ дл, о чемъ мы упоминали выше. Мы лишены были возможности даже перепечатывать т статьи и доклады, которые явились тогда по поводу этого дла въ боле отдаленныхъ органахъ печати. Наконецъ пронеслась всть, что судъ по прежнему отказалъ защит въ вызов всхъ ея свидтелей, тогда какъ товарищъ прокурора Р. вызываетъ массу новыхъ свидтелей, всего боле 50 человкъ, что точно также отказано защит и въ вызов новыхъ экспертовъ, что, наконецъ, дло назначено къ слушанію въ самомъ захолустномъ, самомъ глухомъ городишк казанской губерніи — въ Мамадыш, совершенно некультурномъ, гд нтъ даже библіотеки, номеровъ, извозчиковъ, и — что само главное — гд темный предразсудокъ особенно крпокъ въ невжественной обывательской сред.
Сначала мы не поврили этому слуху.— Не можетъ быть! Посл того, какъ сенатъ дважды указывалъ…
— Э — э, батенька, сенатъ! Когда тутъ высшее начальство авансъ выдало, добьетесь и въ третій разъ обвиненія — и благо вамъ будетъ,— говорили намъ опытные люди.— Побдителей не судятъ… И карьера будетъ блестяще сдлана… ‘Правосудіе, правосудіе’!.. Наивно все это, батенька!.. Борьба-съ, какъ и везд.
И дйствительно, въ казанскихъ газетахъ появилось краткое сообщеніе, что Мултанское дло будетъ разсматриваться именно въ Мамадыш. Что судъ, чувствуя за собой какую-то мощную поддержку, пошелъ напроломъ — сомнваться въ этомъ было уже нельзя.
Разумется, я тотчасъ же послалъ объ этомъ телеграмму В. Г. Короленк, послалъ краткую замтку о дйствіяхъ казанской судебной палаты. На это Влад. Гал., между прочимъ, писалъ мн: ‘Неужели опять и такъ явно ршаются играть на обвиненіе?’… Въ другомъ письм Вл. Гал. сообщалъ, что ‘административно-судебныя сферы наиболе раздражены именно вмшательствомъ прессы’. Вмст съ тмъ, сообщая о томъ, что защиту вотяковъ согласился взять на себя Н. П. Карабчевскій, Вл. Гал. выражалъ надежду, что ‘и при этихъ условіяхъ (созданныхъ судомъ) мы теперь сильне и отобьемъ невинныхъ людей’…
Какъ къ послдней защит, я ршилъ обратиться еще къ Л. Н. Толстому, пославъ ему весь печатный матеріалъ, имвшійся по Мултанскому длу и прося Льва Николаевича обратить вниманіе на это вопіющее дло, въ которомъ правда глушилась такъ открыто, въ которомъ гибли совершенно невинные люди…
Но вотъ наступилъ день суда. Крошечный залъ переполненъ публикой. За столомъ защитниковъ видна характерная голова В. Г. Короленка, бритое, энергичное лицо Карабчевскаго. На скамь тснятся съ тетрадочками корреспонденты. Сидятъ дв стенографистки, приглашенныя нами. Судъ во всеоружіи. На помощь г. Р. назначенъ товарищъ прокурора суд. палаты. Позади ихъ сидитъ самъ прокуроръ судебной палаты. Предсдательствуетъ самъ предсдатель окружнаго суда.
Защита вновь заявляетъ ходатайство о допущеніи, въ качеств экспертовъ, нарочно прибывшаго изъ Томска этнографа С. К. Кузнецова и профессоровъ суд. медицины: Харьковскаго университета — Патенко и Казанскаго — Леонтьева. Судъ отказываетъ въ этомъ, какъ отказалъ и въ вызов всхъ свидтелей защиты.
И вотъ начинаютъ опять проходить длинной вереницей свидтели — урядники, пристава, земскіе начальники и др. Вс эти ‘чины’ отвчаютъ, на первыхъ порахъ, какъ по писанному, какъ будто повторяютъ отлично выученный обвинительный актъ. Но при вопросахъ защиты бойкость сразу теряется, свидтели сбиваются, путаются, впадаютъ въ противорчія и, наконецъ, начинаютъ прямо грубить защит. Одинъ изъ свидтелей за грубость былъ даже остановленъ предсдателемъ, который пригласилъ его одинаково спокойно отвчать и прокурору, и защит.
Всевдущій Дм. М. на вопросы Карабчевскаго грубо оборвалъ:
— Чего ты меня путаешь, не путай! Чего знаю, самъ разскажу, а ты не путай!
Или раздраженно говорилъ, вмсто отвта:
— Знаю, знаю, на что вы намекаете, что подразумваете.— Но умлая защита длала свое дло, постепенно отрывая темные лоскутья лжи, которою было опутано дло. Противорчія полицейскихъ свидтелей заставляли иногда только пожимать плечами.
— Ну, разскажите же, какъ все это было?— спрашивалъ пристава Ш. предсдатель.— Ну, привезли чучело… ну, прилпили свчу… А колоколецъ подъ дугой былъ?.. А дуга на что?..
Бравый, ‘талантливый’ приставъ краснлъ, потлъ, не зная, что сказать. Онъ уже не говорилъ, съ видомъ оскорбленной невинности, что его оклеветали корреспонденты.
— Я слышалъ, что у вотяковъ есть такой предразсудокъ… хотлъ проврить…— бормочетъ приставъ.
— Такъ что вы производили это съ этнографической цлью?— пришелъ къ нему на помощь Карабчевскій.
— Такъ точно, съ этнографической,— радостно откликнулся Ш., вызвавъ общій смхъ.
Выяснилось, что съ трупомъ обращались весьма безцеремонно: въ теченіе мсяца, въ ожиданіи врача,— о чемъ мы уже говорили,— онъ вытаскивался изъ ямы и очищался отъ земли, которою его засыпали, въ яму подсыпали снгу, чтобы трупъ меньше портился и т. д. Въ конц концовъ, вмсто ‘массы запекшейся крови’ въ отверстіи (обрз) шеи, что запротоколилъ приставъ Т.— оказалось широкое, зіяющее отверстіе, черезъ которое исчезли внутренности, отсутствія которыхъ никто, при первоначальномъ осмотр трупа, не замтилъ…
Оказалось, что перекладина, на которой, будто бы, былъ подвшенъ Матюнинъ, такъ низка, что Матюнинъ уткнулся бы горломъ прямо въ землю, что нищій ночевалъ на 4 и на 5 мая въ Кузнерк, а слдовательно не могъ ночевать одновременно и въ Мултан, въ шалаш М. Дмитріева.
Не станемъ шагъ за шагомъ слдить за тмъ, какъ сшитое на живую нитку дло мало-по-малу расползалось по всмъ швамъ. Фактическая часть обвиненія рушилась, какъ карточный домикъ. Обвиненіе, поэтому, налегло на ‘достоврныхъ свидтелей’. Въ качеств этнографовъ передъ судомъ опять продефилировали урядникъ, земскій начальникъ и др.
По поводу крови на корыт земскій начальникъ Л. подлился съ судомъ замчательнымъ открытіемъ:— Я говорилъ, что корыто и пологъ не нужно было посылать въ департаментъ: нужно было дать ихъ собак,— если бы она не стала лизать, то это значитъ, кровь была человчья. Это я знаю по опыту.— А затмъ цлыхъ 13 новыхъ свидтелей, вызванныхъ обвинительной властью, выходятъ одинъ за другимъ и сообщаютъ:— по мултанскому длу я, собственно, не знаю ничего, но…— и каждый изъ нихъ разсказывалъ какую-нибудь невроятную исторію о томъ, какъ ему, въ свою очередь, кто-то разсказывалъ, что вотяки приносятъ въ жертву людей.
— По Мултавскому длу я ничего не знаю,— тономъ опытнаго сказочника начинаетъ, напр., земскій начальникъ Н.— Но отъ ддушки я слышалъ слдующее. Пріхалъ ддушка въ одну вотскую деревню за ругой, а въ ней ни души. Привязалъ онъ лошадь, а самъ пошелъ по деревн. Идя, онъ вдругъ замтилъ въ одномъ двор дымъ, подошелъ къ забору и заглянулъ въ щель… И видитъ (голосъ разсказчика многозначительно понижается) — много вотяковъ, сидятъ вокругъ стола, сдланнаго изъ досокъ, положенныхъ на обрубки дерева и (голосъ разсказчика доходитъ чуть не до шопота)… и точатъ большіе ножи… А среди нихъ сидитъ, одтый въ блый саванъ, черный брюнетъ, блдный, какъ полотно… Ддъ, увидавъ это, понялъ, что дло неладно, со страху даже прислъ тутъ (у разсказчика соотвтствующее движеніе)… А потомъ заднимъ ходомъ побжалъ къ лошади… Но не усплъ онъ сдлать нсколькихъ шаговъ, какъ услыхалъ нечеловческій крикъ…
— А затмъ?— спрашиваетъ предсдатель.
— Это все, больше ничего,— отвчаетъ самодовольно свидтель.
И льются, льются эти бабушкины и ддушкины сказки. Кажется, что подсудимые, которые тоже съ любопытствомъ прислушиваются къ этимъ сказкамъ, совсмъ забыты на своихъ скамьяхъ…
Не довольствуясь этими разсказами, обвиненіе добыло и представило на судъ два уголовныя дла: одно изъ архангельскаго суда, другое изъ Спасска, казанской губерніи.
По первому изъ этихъ длъ обвинялся самодъ Пырерко съ острова Новой Земли въ томъ, что онъ сдлалъ изъ лучинокъ какого-то божка и принесъ ему въ жертву чрезъ повшеніе двочку, а затмъ убилъ еще двухъ сосдей, которые узнали о преступленіи.
По второму длу обвинялся татаринъ спасскаго узда въ томъ, что онъ, по совту какого-то казанскаго лекаря, убилъ въ бан маленькую двочку, вырзалъ у нея сердце и сълъ съ цлью излчиться отъ болзни, которою онъ страдалъ много лтъ…
Эти ‘дла’ вызвали только полнйшее недоумніе: какое отношеніе имютъ они къ Мултанскому длу и къ вотякамъ вообще?
Наконецъ, начались испытанія экспертовъ.
Врачъ М. опять чистосердечно подтвердилъ, что онъ. составляя заключеніе при вскрытіи трупа, ошибся, находясь подъ вліяніемъ внушеній пристава и слдователя. Опредленнаго заключенія онъ, врачъ, и не могъ, собственно, дать въ виду того, что изслдовать трупъ ему пришлось мсяцъ спустя: о подвшиваніи нельзя говорить потому, что отеки были не на стопахъ, а на голеняхъ, и несомннно трупнаго происхожденія, никакихъ ранъ отъ подкалываній на живот не было, а были лишь пятнышки — слды какой-то сыпи, что не было и прижизненнаго обезкровливанія, и пр. Другіе два врача, А. и К., по-прежнему держались совершенно противоположныхъ мнній и подтверждали всю картину, нарисованную въ обвинительномъ акт. Показанія ихъ вызывали то и дло недоумвающее пожатіе плечами со стороны присутствующихъ профессоровъ.
Вообще, это было рдкое зрлище, заключеніе давали не дйствительные представители науки, а какіе-то захолустные служаки, много лтъ протрубившіе въ лямк узднаго или земскаго врача, растерявшіе въ глухой уздной жизни и свои старые обрывки знаній. Они должны бы были сами ходатайствовать передъ судомъ, по долгу совсти, чтобы судъ далъ высказаться дйствительно свдущимъ, дйствительно ученымъ людямъ… Но они съ апломбомъ, развязно повторяли свои утвержденія, ссылаясь даже на свидтельство каторжника Г. А бдные профессора должны были безгласно сидть за спинами этихъ господъ и ‘приходить въ ужасъ’ — по выраженію одного изъ профессоровъ,— отъ ихъ показаній. Это профессора и отмтили въ своихъ работахъ, упомянутыхъ нами выше, по поводу Мултанскаго дла.
Затмъ, началась этнографическая экспертиза.
Выступилъ опять г. Смирновъ. Если въ Елабуг обстановка мултанскаго жертвоприношенія представляла передъ нимъ ‘цлую цпь противорчій, недомолвокъ и недоразумній’, то теперь, годъ спустя, г. Смирновъ уже не сомнвался ни въ чемъ. Черпая доказательства изъ обвинительнаго акта, онъ сталъ доказывать, что вс данныя обвиненія съ несомннностью устанавливаютъ, что мултанскіе вотяки дйствительно принесли въ жертву нищаго…
— Вы призваны не въ качеств обвинителя, а въ качеств эксперта, который долженъ сказать, что ему извстно о человческихъ жертвоприношеніяхъ,— останавливаетъ, наконецъ, увлекшагося профессора предсдатель суда.
Относительно человческихъ жертвоприношеній у г. Смирнова вообще не оказалось никакихъ сомнній: такія жертвоприношенія существуютъ у вотяковъ и нын, а не только существовали ‘въ недалекомъ прошломъ’, какъ онъ думалъ прежде… Когда В. Г. Короленко, приведя цитаты изъ сочиненій г. Смирнова, обратился къ нему съ вопросомъ, чмъ же можно объяснить противорчія настоящихъ объясненій профессора съ его же собственными прежними взглядами — г. Смирновъ отвтилъ: ‘Прежде я думалъ такъ, но изъ даннаго процесса я убдился, что человческія жертвоприношенія существуютъ и нын’. Такимъ образомъ почтенный профессоръ почерпнулъ свои доказательства изъ того самаго процесса, освтить который данными науки онъ былъ призванъ…
Но за то спокойную, объективную и въ высшей степени содержательную рчь произнесъ другой экспертъ, о. Верещагинъ. Заявивъ, что въ Мултанскомъ дл все противорчитъ вотскому обычаю, вотскому ритуалу, вотскимъ врованіямъ, о. Верещагинъ ршительно отрицалъ возможность человческихъ жертвоприношеній у вотяковъ. При этомъ о. Верещагинъ допускалъ возможность, что трупъ Матюнина былъ изуродованъ, напр., съ какой-нибудь суеврной цлью (лченье, кладоискательство, воровство и конокрадство при помощи человческихъ органовъ — головы, сердца, руки, при помощи свчи изъ человческаго сала и т. п.).
Судебное слдствіе было закончено. Начались рчи сторонъ. Товарищемъ прокурора Р. разумется, было сдлано все, что только возможно, для обвиненія вотяковъ. Театрально повышая и понижая голосъ, онъ рисовалъ картину, какъ Матюнина вели въ шалашъ, подвшивали, кололи… Разсчитывая, очевидно, на темноту присяжныхъ засдателей, г. Р., самъ врачъ по образованію, сравнивалъ человка съ водопроводной трубой: повсилъ его за одинъ конецъ — за ноги, отрзалъ нижній конецъ — голову, и кровь выбжитъ, какъ вода изъ трубы…
И вотъ, во время этой рчи случился маленькій эпизодъ, который смутилъ оратора и заставилъ его на мигъ прервать свое обвиненіе. Въ открытое окно, изъ котораго сіяло голубое небо и лился потокъ яркихъ весеннихъ лучей, въ залу суда влетлъ голубь, плавно сдлалъ нсколько круговъ надъ судейскимъ столомъ — и снова вылетлъ на сіяющій просторъ… И въ сгустившейся отъ извращеній правды, отъ потока ‘темныхъ’ слуховъ и мрачныхъ сказокъ атмосфер человконенавистничества этотъ голубь показался какимъ-то символомъ сіяющей, вчной, высшей справедливости, которую не заглушить никакой неправдой. И, казалось, чтобы напомнить объ этой справедливости и влетлъ сюда свтлый голубь…
И блдны, и мертвы вышли рчи обвинителей. Но бой былъ упоренъ. Прокуроры выступали по два раза. Много было сказано ими такого, чего не позволилъ бы себ боле чуткій судебный дятель.
Рчи защитниковъ были ярки и проникновенны. Высокій, съ могучей фигурой, съ гривою густыхъ волосъ, Карабчевскій, ‘аки левъ рыкающій’, накинулся на жалкіе доводы обвинителей, безпощадно разбивая ихъ одинъ за другимъ. Какъ опытный, талантливый ораторъ, онъ говорилъ, разумется, прекрасно, съ подъемомъ, но все-таки въ его рчи сказывались профессіональный навыкъ и нкоторая театральность. Но вотъ выступилъ В. Г. Короленко. Задушевнымъ, проникновеннымъ голосомъ, съ глубокой искренностью и сердечностью заговорилъ онъ — и сразу же приковалъ вниманіе всхъ. Такова была сила этой рчи, что вс мы, корреспонденты и даже стенографистки, положили свои карандаши, совершенно забывъ о записяхъ, боясь пропустить хотя одно слово. Отъ этихъ проникновенныхъ, захватывающихъ словъ обнажалась и рушилась вся неправда, которою такъ возмутительно окутывались измученные, изстрадавшіеся вотяки. Отъ этихъ словъ вяло глубокимъ негодованіемъ противъ обнаруженныхъ истязаній, извращенія правды, нарушеній самой элементарной справедливости, противъ систематическихъ нарушеній правосудія, противъ дикаго, мрачнаго предразсудка.
‘…Благословенный, великій Боже, всевышній свтъ и близна, неприкосновеннымъ хлбомъ и неприкосновенными яствами мы тебя чтимъ и поминаемъ’,— взволнованнымъ голосомъ читалъ Влад. Галакъ трогательную молитву вотяковъ, молитву не ‘Курбону’, а единому великому Богу.— ‘Великій, милый Боже, всевышній свтъ, небесную воду дающій и дождемъ землю оплодотворяющій, не сердись на насъ и не гнвайся: мы, какъ маленькія дти, ничего не знаемъ, ничего не понимаемъ. Да будетъ теб угодно все то по твоей вол, великій, свтлый Боже’. Волненіе Влад. Галакъ все росло. Наконецъ, онъ не могъ справиться съ нимъ,— заплакалъ и вышелъ изъ залы… Вс были захвачены, потрясены…
Рчь Влад. Галакъ, очевидно, сильно повліяла и на судей. И посл его ухода длилось нсколько минутъ молчаніе…
Посл безпристрастнаго резюме предсдателя, присяжнымъ былъ врученъ вопросный листъ — и они удалились въ совщательную комнату.
Наступилъ жуткій моментъ…
Защитники и мы, корреспонденты, ожидали ршенія присяжныхъ на квартир защитниковъ. Говорили мало. Обмнивались кратко наблюденіями надъ присяжными засдателями. Они почти вс были крестьяне.
Вс восемь дней судебнаго разбирательства они съ удивительнымъ вниманіемъ и сосредоточенностью слдили за происходившимъ на суд. Иногда они обращались къ суду за разъясненіями. Въ послдніе дни они какъ будто вполн разобрались въ дл и уже пришли къ какому-то ршенію…
Но къ какому?.. Объ этомъ-то мы и думали теперь напряженно.
Но вотъ бжитъ судейскій сторожъ:
— Пожалуйте, скоро выйдутъ…
Мы вс пускаемся за нимъ. Въ зал движеніе. Усаживаются судьи. Занимаютъ мста защитники. Въ зал водворяется глубокая тишина. Изъ двери вереницей вышли присяжные и стали тсной группой.
— Виновенъ ли такой то, что въ ночь на 5-е мая…— началъ читать старшина присяжныхъ.
Вс замерли…
— Нтъ, не виновенъ!— твердо произнесъ онъ.
Пронесся вздохъ облегченія, какъ будто камень свалился съ груди… Кто-то слабо вскрикнулъ. Всмъ стало ясно, что несчастные вотяки спасены, что правда восторжествовала…
И дйствительно, семь разъ повторялось это твердое: ‘нтъ, не виновенъ’, потрясая всхъ…
Напряженные нервы не выдержали: многіе изъ публики — и мужчины, и женщины — плакали…
Освобожденные вотяки цловали руки своихъ защитниковъ… Вдругъ я почувствовалъ, что кто-то крпко стиснулъ и мою руку. Это былъ одинъ изъ обвинявшихся. Вотяки пробрались къ столу корреспондентовъ и горячо жали намъ руки. Что-то свтлое, истинно-человческое освтило всхъ — и лица стали такъ радостны и мягки. Вс смшались въ одну группу, какъ братья.
Присяжнымъ сердечно жали руки совсмъ незнакомые люди, какъ бы поздравляя съ какимъ-то радостнымъ, свтлымъ праздникомъ…
И это былъ, дйствительно, прекрасный праздникъ — праздникъ правосудія.
А спустя полчаса я видлъ на квартир защитниковъ, какъ ддушка Акмаръ, 70 лтній старикъ, переодтый уже изъ арестантскаго халата въ домотканный кафтанчикъ, маленькій, сденькій, съ наивными, какъ у ребенка, глазами,— обнималъ Владиміра Галактіоновича и, растроганный, со слезами, трепалъ его любовно своей старческой рукой по плечу. И этотъ-то милый, дтски-простосердечный старикъ былъ дважды приговоренъ къ 10 лтней каторг!
А въ Мултан, вроятно, и до сихъ поръ живы воспоминанія о Владимір Короленк. ‘Говорилъ-говорилъ судьямъ Короленко,— разсказывали потомъ Жирнову вотяки,— разсердился, бросилъ книгу,— не кочу больше говорить — и ушелъ’. И собирались заказать и поставить въ церкви образъ святого Владиміра, въ память о Короленк.
Пріхавъ домой, въ Малмыжъ, я засталъ тамъ письмо отъ Л. Н. Толстого.
‘Милостивый государь А. Н.,— писалъ онъ.— Я получилъ ваши письма и матеріалы по Мултанскому длу. Я и прежде зналъ про него и читалъ то, что было въ газетахъ. Не думаю, чтобы мое мнніе по этому длу могло повліять на судей или присяжныхъ, въ особенности потому, что оно таково, что несчастные вотяки должны быть оправданы и освобождены независимо отъ того, совершили они или не совершили то дло, въ которомъ они обвиняются. Кром того надюсь, что съ помощью тхъ разумныхъ и гуманныхъ людей, которые возмущены этимъ дломъ и стоятъ за оправданіе, оправданіе это состоится или уже состоялось. Отъ души желаю вамъ успха и прошу принять увреніе въ моемъ уваженіи и симпатіи.
29 мая 1896 г.
Несчастные мученики-вотяки были тогда, дйствительно, уже оправданы стараніями ‘тхъ разумныхъ и гуманныхъ людей’, о которыхъ я писалъ Льву Николаевичу.