Из переписки с В. Г. Короленко, Пешехонов Алексей Васильевич, Год: 1919 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 21 минут(ы)

‘Вопросы литературы’, No 10, 210

ИЗ ПИСЬМА КОРОЛЕНКО — А. В. ПЕШЕХОНОВУ

1 сентября 1904, Полтава

Получил книжку ‘Р. Бог.’ и сейчас же кинулся к Вашей статье, чтобы увидеть, насколько Вы меня ‘огорчили’. Статей ‘Образования’ я не читал. Судя по выдержкам, я не могу не признать, что Вы имели право на эту полемику¹. Статья написана живо, но — все-таки имею сделать следующее замечание: в Вашей статье есть некоторая разбросанность фронта. В полемике всего важнее, чтобы позиция была очищена. В крепостях ломают все деревянные пристройки. То же и в литературной полемике: нужно выяснить наиболее сильную позицию противника, отбросить мелочи, расчистить, даже, если нужно (это уже в крепостях не делают) — усилить доводы противника. И если после этого позиция взята, — это крепко. А Вы деревянных построек не снесли, наоборот — еще пристроили. Таковыми, например, я считаю цитату из моей заметки: я называю законченной и яркой глупостью курский проект китаевладения². Вы это применяете к статье Иорданского, о которой дальше сами говорите, что она не глупа и талантлива. Значит, Вы сказали то, что отстаивать не беретесь. Деревянная постройка. То же и веселые босяки³. Пара вышла очень милая, — но ведь Вы не хотите же сказать, что Иорданский и вообще наши противники — умственные босяки. Затем — конец, очень хороший и правильный. Но в нем слышится нота, которая составляла слабую сторону и в полемике Михайловского. Он рассматривал марксизм как своего рода квиетизм и политическое безразличие. Мы-то знаем, что фактически это не так, хотя логически иной раз и можно было строить такое заключение. Можно указать и еще несколько таких черточек, которые ослабляют центр аргументации. Читатель приступает к чтению и сразу думает: ну, таких уж явных, законченных глупостей Иорд. не говорит. Ну, босяк-то он не босяк, и потом: ‘Ну, ненависти к существующему неустройству и у них достаточно’. И вот уже впечатление ослаблено.

Впрочем, это все мелочи, но они указывают черту, которая составляет не Вашу только, а нашу общую полемическую слабую сторону. Перед самым почти марксистским периодом Михайловский начал было разбираться в самом народничестве. Я когда-то очень горячо в присутствии Успенского, Южакова и Мих-го доказывал, что самое слово ‘народничество’ до того засижено ‘Неделей’, ‘Юговыми’⁴ да даже и В. В.⁵, что лучше было бы от него отказаться. Тогда С. Н. Южаков возражал, что слово хорошее и отдать его жалко, но Ник. Конст. согласился и вскоре, в заключение полемики с В. В. на страницах ‘Р. Бог.’, заявил от имени своего, моего и Гл. Ив-ча Успенского, что мы готовы лучше отступиться от клички, чем нести ответственность за благоглупости ‘правого крыла’ народничества⁶. В таком положении застигло Ник. Конст-ча бурно-стремительное нападение марксизма. Понятно, что Ник. К-ч быстро сосредоточил свою артиллерию на новом противнике и палил уже по одному фронту, причем противники широко старались использовать аберрацию, распространявшую многие черты правого народничества на народничество (кличка осталась) Михайловского. Нам теперь следует трезво и спокойно расчистить эти ‘деревянные постройки’. Что марксизм сконфузился и не удержал многих своих позиций, — это несомненно. Ну, а мы — удержали ли все позиции, которые считались, а отчасти и были народническими? Несомненно, нет. Что составляет сущность марксистской публицистики? Пренебрежение к интересам земледельской массы и преувеличение значения фабрики (и, заметьте, ее рабочих кадров). Что составляет сущность публицистики народнической (в период ее цельности)? Пренебрежение к фабрике, которая признается элементом только регрессивным, — и признание исключительного значения за кадрами крестьянства. Марксисты сбиты с их позиций, и ‘Туг[ан]-Бар[ановский]⁷ насаждает в Лохвицком уезде куст[арные] промыслы’. Но и нам нужно иметь мужество признать, что на точке зрения ‘народнического’ отрицания фабрики и противупоставления ‘зловредного’ города ‘здоровым’ устоям деревни мы давно не стоим, так давно, что Вы, вероятно, никогда и не стояли на этом. А Михайловский одно время, несомненно, стоял и потому аберрация продолжается. Вот эту-то работу снесения вокруг нас деревянных построек, давно ненужных и негодных, нам и нужно произвести, и полемика должна идти тоже к этому. И вот почему я считаю, что она должна быть сдержанной: мы не сделали еще кое-чего, что должны были сделать и что лучше делать без большой канонады. Вот когда мы это сделаем, положение выяснится, и противникам или придется признать, что воевать пока не из-за чего, или — остаться на своей очень слабой позиции и тогда наше дело нетрудно. В этом, кажется, все, что я хотел сказать о полемике.

¹ А. В. Пешехонов. Кое-что о молодости, жизнерадостности и… пустозвонстве (Русское богатство. 1904. No 8): полемика со статьей Н. Иорданского ‘В тисках идейной растерянности (По поводу книги г. Пешехонова ‘На очередные темы. Материалы для характеристики общественных отношений в России’)’ (СПб.: Изд. журнала ‘Русское богатство’, 1904). Назвав Пешехонова ‘ярким и талантливым защитником ветхой крепости народничества’, Иорданский упрекает его за ‘мрачные краски’ в обрисовке ‘общего печального состояния русской жизни’, в то время как марксисты, ‘оглядываясь на величавую картину разрушения всего традиционного и освященного веками’, радостно восклицают: ‘весело жить!’ (Образование. 1904. No 7. С. 24, 32).

² Пешехонов начинает свою статью цитатой о ‘законченной глупости’, взятой из ‘Случайной заметки’ (О. Б. А. [В. Г. Короленко]. Курский проект устранения желтой опасности // Русское богатство. 1904. No 7. Отд. II. С. 205).

³ В статье Пешехонова упоминаются золоторотцы под хмельком, ‘радостно приплясывающие и припевающие’, что должно символизировать ‘победоносную борьбу марксизма с народничеством’: ‘это жизнерадостность за чужой счет — за счет народа’, ибо многомиллионное крестьянство предполагается ‘пролетаризировать’, что, якобы, будет ‘прямой дорогой ко всеобщему благополучию’ (Русское богатство. 1904. No 8. Отд. II. С. 150-151).

⁴ Юзов (псевдоним Иосифа Ивановича Каблица, 1848—1893) — публицист правого крыла народничества.

⁵ В. В. (псевдоним Василия Павловича Воронцова, 1847—1917) — экономист правого крыла народничества.

⁶ Михайловский отказался от клички ‘народника’, но не от лица всей редакции, а лишь от лица своего, Гл. Успенского и Короленко, причем отказался ‘не по существу, а просто потому, что слово это слишком захватано, и в него нередко вкладывают смысл, с которым мы имеем мало общего’ (Русское богатство. 1893. No 2. Отд. II. С. 62). Однако наименование это осталось.

⁷ Михаил Иванович Туган-Барановский (1865—1919)— в 1890-е годы экономист марксистской ориентации, которая рассматривала кустарничество как ‘мелкособственнический’ слой, подлежащий ‘пролетаризации’. Короленко в ‘Павловских очерках’ (1890) подчеркивал в кустарничестве стремление народа к хозяйственной и личной самостоятельности, порождающей целый пласт необходимых для жизни ремесел.

ИЗ ПИСЬМА КОРОЛЕНКО — А. В. ПЕШЕХОНОВУ

5 февраля 1910, Полтава

Дорогой Алексей Васильевич.

Простите меня, грешного старого ворчуна, если я огорчил Вас. Но, ей Богу, я ‘недоволен’ не вами, а нами, т.е. некоторыми сторонами нашего общего дела. У нас есть писатели, но почти нет журналистов. Может быть, это свойственно всем ‘коллективам’ нашего типа, что в таком коллективе отсутствует Вильмессан¹, т.е. настоящий редактор-издатель, который бы зорко следил за пробелами и за людьми, способными их заполнить. Идет такой человечек с нужной статейкой в голове. Он его сейчас цап. Затащил к себе, выжал статейку и отпустил с Богом. О Вернере² я написал потому, что он спросил меня письмом. Я письмо отложил и спрашивал у товарищей, чтобы на него ответить. Не получая известий об этой статье сам, думал, что не отвечено и Вернеру. Кроме того, наконец, надвигалась на меня инфлюэнца. Надо писать ‘Современника’³ и еще статью о ‘смертниках’⁴, а у меня с утра голова глупеет и пребывает в дурацком состоянии до вечера. Вечером отпустит, но я уже давно отучил себя от вечерней и ночной работы. Посидишь — потом долго нельзя заснуть. Наутро голова еще глупее. Теперь прошло, и ‘Современника’ гоню в три шеи.

Посылаю Вам (одновременно с этим письмом или несколько позже) статейку Краснова (депутат 2-й Думы) под заглавием ‘Ходынка’. Он, по-видимому, из мастеровых. Стиль — своеобразная смесь некоторой неграмматичности с некоторым модернизмом. Но все-таки, по-моему, интересно. Я кое-где тронул карандашом во время самого чтения, но придется проредактировать еще⁵. Избавил я вас, корпусников, от огромного кита: статья Панова (известного корреспондента) о Персии’. Мне его прислала Анна Павл. Саввина (Кулябко-Корецкая), но в невозможном виде. Кит сей еще приплывет к вам, но, наверное, уже сильно уменьшенным и усовершенствованным. Найдете ли вы в нем интересный материал, — не знаю. Мне была прислана только часть. В ней была масса совсем не нужного, мало ‘несколько интересного’ и намек на возможность интереса в дальнейшем. Сей корреспондент-болгарин должно быть молодчага драться саблями и винтовками. Перо туповатое. Но видел, конечно, много интересного.

Ну, еще раз, дорогой Алексей Васильевич, простите, если огорчил Вас своей воркотней. Вас вон готовятся запрятать⁷, а я… Впрочем, еще верно не очень скоро. Меня уже спрашивали. Я кажется написал глупость: ‘Никаких непосредственных распоряжений не делал. Знаю, что брошюра была издана при прежних цензурных правилах и т. д.’. Слово ‘непосредственных’ слетело тут как-то самовольно. Отчасти мелькало в голове, что если за написание следуют скорпионы особые, а за распространение особые, то зачем же наваливать на Вас одного обе сии породы. Но, кажется, соображение это глупое. Впрочем — неважно. Еще успеем обсудить. Если нужно будет ‘посредственные’ распоряжения оставить за мною, — приму охотно. А не надо, так и не надо.

¹ Жан Ипполит Огюст Вильмессан (1812—1879) — французский журналист, основатель газеты ‘Фигаро’.

² Ал. Вернер. Испанские впечатления (Русское богатство. 1910. No5).

³ История моего современника.

⁴ Вл. Короленко. Бытовое явление (Заметки публициста о смертной казни) (Русское богатство. 1910. No 3—4).

⁵ Вас. Краснов. Ходынка. Рассказ не до смерти растоптанного (Русское богатство. 1910. No 8). В редакторской книге Короленко запись: ‘Местами вычурное, в модерн[истском] вкусе, местами не вполне грамотное описание ходынской трагедии. Автор — знакомый Толстого, который не одобрил изложения. Можно проредактировать’ (РГБ. Ф. 135. Разд. I. Карт. 22. Ед. хр. 1333. Л. 4об.).

⁶В ‘Русском богатстве’ не печаталось.

⁷ Суд над Пешехоновым состоялся 22 марта 1911 года за книги, изданные редакцией ‘Русского богатства’: ‘Хлеб, свет и свобода’. (СПб., 1906) и ‘На очередные темы’ (СПб., 1909). По совокупности и учитывая ‘смягчающие обстоятельства’. Судебная палата приговорила автора к заключению в крепости на полтора года (РГБ. Ф. 225. Карт. I. Ед. хр. 23). Этот срок Пешехонов отбывал в Двинской крепости в 1912-1913 годах.

КОРОЛЕНКО — А. В. ПЕШЕХОНОВУ

24 июня 1913, [Хатки]

Дорогой Алексей Васильевич.

Мой запрос относительно комитета был вызван очевидно вздорной заметкой, обошедшей газеты: будто Комитет организует ‘чествование’, предстоят депутации даже из заграницы и т. д.¹ Подозревал я, что это, вероятно, утка, но все же опасался, что что-нибудь может оказаться и правдой (если не относительно Фонда, то какого-нибудь другого учреждения или кружка). От моих друзей жду поэтому услуги: всякую такую попытку ‘организации чествования’, предварительных обращений и указаний — куда можно присылать адреса и приветствия, вообще всякое подобие ‘провокации’, напоминания, вызова— по возможности решительно прекращать в самом начале, насколько это от них зависит. Разумеется, это не относится к статьям журналов, газет и т. д. Препятствовать этому нет никакого права и основания. Нет также основания скрывать адрес перед теми, кто сам спрашивает. Вообще — пусть это дело идет своим естественным путем, без нарочитых помех, но и без малейшего вызова и предварительной организации. Говорю серьезно и искренно: последнее меня бы глубоко огорчило.

Колосов² писал и мне относительно своей статьи. Он просит возможно скорого ответа редакции. Как Вы решили? Мое мнение: его выходки по адресу ‘Р[усского] бог[атства]’ имели характер личный. Теперешнее обращение к нам имеет в изв[естной] степени характер ‘Каноссы’. Во всяком случае, инициатива не наша, но… если статья приемлема, — я бы высказался в положительном смысле. Мы, очевидно, сохраним ту же позицию: что годится — будем печатать, что плохо — отметать. Сообщите, как Вы решили?

Короленко, как всегда, относительно срока немного смухлевал. Статью³ пошлю завтра или послезавтра. Размер — немного менее листа.

Ваш Вл. Короленко

¹ Речь идет об инициативе комитета Литературного фонда, связанной с предстоящим 15 июля 1913 года празднованием 60-летия Короленко.

² Евгений Евгеньевич Колосов (1879—1937) — историк народнического движения, эсер, исследователь Михайловского, печатал статьи о нем и в ‘Русском богатстве’ (1908, No 3 и 1910, No 2-3). Мякотин в безымянном отделе ‘Новые книги’ дважды указывал недостатки его трудов. В книге Колосова ‘Очерки мировоззрения Н. К. Михайловского’ (СПб., 1912), несмотря на ‘напряженный труд’ ‘горячего поклонника Михайловского’, отметил ‘схоластический’, даже ‘мертвенный’, характер изложения, уводящего ‘от подлинного, живого Михайловского’ и его позиции (Русское богатство. 1912. No3. Отд. II. С. 120—121). При общей положительной оценке редакторской работы Колосова, подготовившего 10-й том Полного собрания сочинений Михайловского (СПб., 1913), Мякотин не минует критические замечания: пренебрежение к хронологии, неудачное деление на рубрики, произвольность тематики предметного указателя и др. (Русское богатство. 1913. No 6. Отд. II. С. 350-353).

³ Речь идет о статье Вл. Короленко ‘Третий элемент (Памяти Н. Ф. Анненского)’, которая в июньский номер ‘Русского богатства’ не поспела и была напечатана в июльском. В No 6 за подписью В. Кор. был некролог редактору ‘Русских ведомостей’ — ‘Василий Михайлович Соболевский’.

КОРОЛЕНКО — А. В. ПЕШЕХОНОВУ

24 июня 1913, [Хатки]

Дорогой Алексей Васильевич.

Ваш Вл. Короленко

КОРОЛЕНКО — А. В. ПЕШЕХОНОВУ

8 декабря 1913, [Полтава]

Дорогой Алексей Васильевич.

Пишет Вам сие письмо преступнейший редактор, раб неключимый, червь, а не человек, и поношение человеков¹, впрочем — доступный раскаянию. На Ваше письмо не ответил, о своем здоровье не сообщил, хуже того: голоса своего никому не передал и ничего к собранию не написал, а нужно было сообщить много. Чувствую, что единственным оправданием могло бы быть — если бы все время хворал и даже подыхал. Но увы! — и этого оправдания представить не могу: хворал не все время и не сильно, не подыхал ни разу, а наоборот, хотя и скачками, но все поправляюсь весьма заметно. Голова работает хорошо, бессониц совсем нет. Одним словом, представляю из себя почти здорового балбеса, отлынивающего от работы.

Впрочем, только от работы редакционной. Работаю много, но все это… ‘Полное собрание сочинений’². Летом и ранней осенью беспечно хворал. Теперь эта махина на меня и надвинулась, как воз, накатывающийся с горы. Печатать надо заранее, а между тем собрать все это, распределить по томам, просмотреть etc. — это такая работа, что впору самому здоровому. И хуже всего то, что я этим предметом увлекся. Стал просматривать и вижу, что многое, что я считал чуть не бросовым и не издавал годами, — стоит несколько (а иной раз и порядочно) обработать, выйдут вещи стоящие. Ну, и втянулся. Вместо чужих рукописей правлю свои, вновь переживаю прежние впечатления, на письма не отвечаю по месяцам.

Теперь один том (три книжки) уже сдан. С неделю или 1 ¹/₂ надо посидеть, и будут готовы еще две книжки 3-го тома. Тогда смогу оглядеться, не боясь, что воз накатится… Но и теперь немного очухался и услышал голос совести.

Собрание, вероятно, уже прошло без всякого моего участия. Если нет, то я очень прошу товарищей снять с меня по крайней мере половину редакторского жалования, так как я почти не работаю редакционную работу и еще некоторое время нормально работать не смогу. Читаю лишь немногие рукописи, присылаемые для ‘консультации’ из редакции, да то, что идет непосредственно ко мне. Впрочем, если собрание и прошло, то я все же отказываюсь от половины жалования, считая, что 100 рублей и то будет много. Остаток или пусть записывается случайным приходом, или же пусть идет на усиление той части редакции, которая работает.

Засим мысль моя обращается к январской книжке. Вы пишете, что имеются в виду статьи о Ник[олае] Конст[антиновиче] Катерины Павловны, Красное[ельского] и Колосова (последние Вы считаете кирпичами). Может и не кирпичи, но все же участие редакции недостаточно выражено. Очень мне хочется написать небольшую статейку (около листа)³. Боюсь обещать наверное, потому что придется выталкивать из головы на время то, чем она теперь заполнена, но чувствую, что через все это все-таки глядит на меня лицо Ник. Конст. Нужно мне для этой работы достать статью Протопопова в ‘Беседе’. Не для полемики. Наоборот. Есть там черточка-две, в которых Протопопов сумел даже недружелюбным оком разглядеть кое-что очень характерное. Так как достать это теперь трудно, то нельзя ли сделать так: пусть кто-нибудь (за мой счет, конечно) спишет обе статьи Протопопова в Публ[ичной] библиотеке, и Мих[аил] Петрович⁴ мне их пришлет по возможности скорее. Найти их нетрудно. Первая статья Протопопова напечатана в ‘Беседе’ за март 1904 г., моя статья появилась в мае, а вторая его статья служит мне ответом⁵. Чем скорее это будет сделано, — тем лучше и более вероятия, что я поспею к январю.

Крепко обнимаю всех товарищей. Не сердитесь на меня по возможности. Мне кажется, что я поправлюсь почти вполне и начну работать по-настоящему. Пройду своим беллетристическим прежним путем недаром. Тогда все сие — и даже подыхание — обратится на пользу.

Ваш Вл. Короленко

P.S. Татьяна Ал[ександровна]⁶ Вам на меня наклеветала: ничего такого, что бы указывало, будто я нахожусь в длительном бейлисовском психозе, я ни ей, ни теточке не писал.

P.P.S. Такой работы, как это первое время, — полное собрание от меня дальше не потребует. Можно будет делать это с промежутками и помогает мне очень много Софья⁷.

¹ Обороты из Евангелия от Луки (17, 10) (‘неключимый’, то есть ‘ничего не стоящий’) и Псалтыри (21,7).

² Речь идет о 9-томном собрании сочинений Короленко (СПб.: Изд. А. Ф. Маркса, 1914, прилож. к журн. ‘Нива’, тираж — 200000). Издание, хотя и называлось ‘полным’, фактически таковым не являлось: дополнительный, 10-й, том был набран, но не вышел из-за войны и революции.

³ Январская книжка ‘Русского богатства’, посвященная 10-летию со дня смерти Михайловского, вышла с его портретом, статьями Вл. Короленко ‘Николай Константинович Михайловский’, Н. Русанова ‘Архив Н. Михайловского’ и публикацией Е. Летковой-Султановой ‘Из писем Н. Михайловского’. Статьи А. Красносельского и Е. Колосова помещены не были.

⁴ Сажин М. П. (1845—1934) — революционер-народоволец, затем бакунист, заведующий хозяйственной частью редакции и издательства ‘Русского богатства’ в 1906—1916 годах.

⁵ Имеется в виду полемика, развернувшаяся после смерти Михайловского: Протопопов М. А. Н. К. Михайловский (Беседа. 1904. No 3), В. К. [Короленко]. Г-н Протопопов о Н. К. Михайловском (Русское богатство. 1904. No 5), Протопопов М. А. Пара слов ‘Русскому богатству’ (Беседа. 1904. No 8). В юбилейном отклике 1914 года Короленко приводит отрывки из первой статьи Протопопова: ‘ледяное выражение’ при ответе на ‘вежливый поклон’ господина, от которого зависело существование журнала ‘Отечественные записки’, где Михайловский был одним из редакторов, и отсутствие в его облике ‘расейской распущенности’, ‘неряшливой небрежности костюма и амикошонской фамильярности манер’, и наоборот, — ‘регулярность в труде, умеренность в привычках’ и т. д.

⁶ Т. А. Богданович (1874—1942) — племянница и воспитанница Н. Ф. и А. Н. Анненских, журналистка.

⁷ Софья Владимировна Короленко (1886—1957) — старшая дочь В. Г. Короленко.

ИЗ ПИСЬМА А. ПЕШЕХОНОВА — КОРОЛЕНКО

3/III1914, СПб., Петропавловская, 4

О Вашем желании я тогда же сообщил не только товарищам по редакции, но и общему собранию товарищества¹. Но удовлетворить это желание и даже войти в его обсуждение товарищи признали для себя невозможным. Дорогой В. Г.! Рассудите сами: могли ли обсуждать его мы — например, я и В[енедикт] А[лександрович]? Когда мы сидели в Двинской санатории², а Вы изнемогали при самых неблагоприятных условиях над редакционной работой, то ведь мы о лишении нас жалованья и об увеличении жалованья Вам вопроса не поднимали &lt,…&gt,

Но есть и еще одно. Вы вправе это последнее, конечно, игнорировать, но ведь мы-то не можем забыть, что значит Ваше участие в ‘Р[усском] б[огатстве]’, — и не только в прошлом, когда Вы так много работали, но и в настоящем, когда Вы вынуждены временно ослабить работу. Уж если добиваться строгого соответствия между трудом и вознаграждением, то надо принимать в расчет и качество труда. А можно ли взвесить, как много значит для журнала Ваше, хотя бы минимальное участие в нем, — хотя бы только возможность обратиться к Вам в тот или иной момент за советом? Вы вправе — повторяю — это соображение игнорировать. Но войдите все-таки на минуту в наше положение и не заставляйте нас заниматься противоестественным делом. Логика ведь его была бы такова: ‘сознавая безмерную ценность Короленка для ‘Р[усского] б[огатства]’, постановляем уменьшить ему жалованье…’ &lt,…&gt,

В апреле 25-летие Щедрина. Пока имеется в виду только Кранихфельд (!), который разыскал новый вариант конца ‘Головлевых’³. Он уже прислал статью, но еще не смотрели. Обещал еще Розенберг — из переписки ЩЛ но, кажется, надул &lt,…&gt, У меня было намерение сопоставить Щедринскую сатиру с современною действительностью, но пока ничего еще не сделал и не знаю, успею ли⁵

Подписка превышает прошлогоднюю тысячи на 4.

¹ См. предыдущее письмо. Короленко все же настоял на половинной оплате своего редакторского труда (при получении всей суммы авторского гонорара). Однако редакция отвергнутую часть жалованья стала класть в банк на имя Короленко. После революции 1917 года Владимир Галактионович распорядился, чтобы из этих средств выдавалось пособие Л. Костровой, старейшей конторщице ‘Русского богатства’, бедствующей и больной.

² Так Пешехонов именует Двинскую крепость, где он и Мякотин отбывали тюремный срок по приговору суда за ‘литературные преступления’.

³ Владимир Петрович Кранихфельд (1865—1918) — историк литературы и критик, был близок к социал-демократам, чем и вызван знак восклицания в письме Пешехонова. Его статья ‘Новая экскурсия в Головлево (К 25-й годовщине смерти M. E. Салтыкова)’ появилась в ‘Русском богатстве’ (1914, No 4).

⁴ Владимир Александрович Розенберг (1860-1932) — член редакции газеты ‘Русские ведомости’, дал в апрельский номер ‘Русского богатства’ статью ‘Лебединая песнь Щедрина’.

⁵Пешехонов статьи о Салтыкове-Щедрине не написал. В апрельской книжке ‘Русского богатства’ был напечатан рассказ Н. Щедрина ‘У пристани’.

КОРОЛЕНКО — А. В. ПЕШЕХОНОВУ

[5] февраля 1916, [Полтава]

Дорогой Алексей Васильевич.

Нахожусь в периоде эпистолярном. Засыпаю товарищей письмами. Сегодня собрался писать Вам.

Право, Алексей Васильевич, Вы совершенно, то есть совершенно напрасно приписываете некоторое мое ‘противуполемическое’ ворчание местным инспирациям моих здешних ‘кадетских’ приятелей. Вам представляется, по-видимому, дело так: появилась какая-то заметка в ‘Р[усских] записках’¹ — мои приятели при первом же случае начинают мне колоть глаза. Я этим внушениям и поддаюсь. Нет, это совсем не так. Поверьте, что таких разговоров совсем не было. Приятели есть. Некоторых (например, Имшенецкого²) и Вы знаете. Но… если в последнее время были у нас политические разговоры, то это была тоже ‘полемика’ по поводу кадетского неистовства по поводу ‘проливов’³. И больше никаких бесед, а значит и поводов для ‘инспирации’. Поверьте, что это у меня ‘от собственного ума’. И это уже давно. Еще с тех пор, как еще молодым и горячим революционером-народником я попал в глухие леса Вятской губ. и очутился ‘на дне’ ‘народной жизни’, где должна была дремать потенциальная или даже готовая формула народной мудрости. Затем, после скитаний в Сибири, я вернулся в особом настроении. ‘Не надейтеся на князи’⁴ — это я знал давно. Но и не надейтеся на готовые формулы народной мудрости. Я решил, вернувшись на сокрушенные пепелища недавних еще упований, — стать просто партизаном того, что несомненно тяготеет к правде. И одна из первых моих ‘боевых’ статей была защита купеческого волжского самоуправления против произвола Баранова (единственные мои статьи в ‘Новом времени’⁵. Я тогда после возвращения из долгой ссылки еще не проникся полным отвращением к этой газете, а она дала мне возможность провести всю кампанию и сдержала обещание).

Эта партизанская линия осталась во мне и после. Партизанская, а не партийная. Я не отрицаю полезности партий, даже в конце концов — необходимости их. Но — у меня не лежит душа к преждевременной отдаче всего себя в распоряжение партии (какой бы то ни было) без необходимости. И это именно потому, что после того старого резкого опыта я скептически отношусь к ‘готовым формулам’, из которых выводится тактика. Т. е. к готовым формулам той или другой ‘классовой’ мудрости. Вот я с великим наслаждением прочел речь Чхеидзе (сначала запрещенную)⁶. Всю — до тактических ее заключений. Он верит, что его ‘народ’ (теперь надо говорить ‘класс’) один способен практически решить проклятые вопросы нашего дня и готов уже и в настоящий день. А я, да очевидно и Вы, и другие мои товарищи, в такую единоспасительность этого класса мы, очевидно, не верим. Для меня такого единого класса нет. Для Вас (эн-эсов⁷) он много шире, чем для эс-деков, но — простите — и много романтичнее. Так мне это кажется. Для эс-деков это все-таки конкретная определенность. Столько-то организованных рабочих, столько-то сознательных, а за ними — более или менее близкая по настроениям масса, более или менее готовая к действию, хотя бы по частным вопросам, пролегающим в их направлении. Это уже большая сила и главное — сила определенно нарастающая, с возможным и близким будущим. Но — если бы она была и вдвое, и втрое, и во много раз больше — я не верю, как верит Чхеидзе, что в ее руках уже теперь решение всех наших вопросов. Даже более — пусть она вся будет сознательная — она способна решить ‘классовые вопросы’, а этого мало. Но это — Бог с ним. Это еще в туманном будущем. А теперь ближайшие вопросы нашей жизни, гордиев узел политического дня — далеко не в руках рабочего класса. А в чьих? Тут я примыкаю к вам, эн-эсам. В руках того широкого, неопределенного, романтического ‘трудового народа’, который даже не нашел еще своего конкретного выражения. Но и кроме него — еще пока и в руках старой бюрократии, а за нею в следующей стадии — в руках промышленного класса.

Авторская копия с пометами Короленко: ‘О полемике’. ‘Написано другое письмо (февр. 1916)’. Последний документ в архивах не обнаружен. Число устанавливается по упоминанию в письме Короленко М. Сажину от 5 февраля 1916 года: ‘Пишу А. В. Пешехонову, но адресовал на редакцию…’ (РГБ. Ф. 135. Разд. II. Карт. 8. Ед. хр. 38. Л. 6).

¹ После административного закрытия в октябре 1914 года ‘Русское богатство’ временно выходило под названием ‘Русские записки’ (с ноября 1914 по март 1917 года) с другим обозначением официального редактора и издателя.

² Яков Кондратьевич Имшенецкий (1858—1938) — полтавский общественный деятель, финансист, член партии кадетов. О нем Короленко писал жене 24 сентября 1905 года: ‘Превосходен, как всегда &lt,…&gt, прям, умен, откровенен и вообще — золото, а не человек’ (РГБ. Ф. 135. Разд. II. Карт. 4. Ед. хр. 7).

³ Контроль над морскими проливами Босфор и Дарданеллы, дававший российскому флоту выход из Черного моря, выдвигался партией кадетов как одна из главных задач Первой мировой войны.

⁴ Псалтырь (145, 3).

⁵ Корреспонденции ‘Некоторые странности Сормовского дела’, ‘Спасение экипажа затонувшего парохода’ и ‘Последняя ‘странность’ Сормовского дела’ (Новое время, 1886,.13, 23 апреля, 11 июня, первая без подписи, две последние подписаны W.). Николай Михайлович Баранов (1837—1901) — нижегородский губернатор.

⁶ Николай Семенович Чхеидзе (1864—1926) — лидер думских меньшевиков. Короленко имеет в виду его речь 10 февраля 1916 года (Стенографический отчет. Государственная дума 4 созыва. Сессия IV. Заседание 18-е. Пп, 1916. С. 1272-1285).

⁷ Партия народных социалистов возникла в 1906 году по инициативе Пешехонова, Мякотина и Анненского. Короленко в нее не входил, но голосовал за энесов в 1917 году, во время выборов в Учредительное собрание.

КОРОЛЕНКО — А. В. ПЕШЕХОНОВУ

9 апреля 1917, [Полтава]

Дорогой Алексей Васильевич.

Податель — Дмитрий Петрович Козак, румынский подданный, в юности эмигрировавший из Бессарабии, врач, мой знакомый по прежним моим поездкам в Румынию, из компании покойного доктора Петра Александрова (Василия Ивановского¹). Знаю его за человека порядочного. Командирован из Румынии для посещения лазаретов с ранеными румынами и для приобретения необходимых вещей. Едет в Питер с такими же целями и просил меня облегчить ему знакомства. Знаю, что Вы заняты по горло и притом, должно быть, все русские богачи. Сужу по тому, что никто мне, отшельнику, не удосужится написать ни одного словечка на мои вопросы², хотя бы только о том, выйдет ли журнал и когда именно и, вообще, существует ли он или замер до более спокойных времен. Но все-таки попрошу уделить некоторое внимание д-ру Козаку и указать ему нужные ходы.

Я как-то просил, чтобы кто-нибудь один из редакции взял на себя труд написать письмо злополучному фиктивному якобы редактору Короленко. Эта фиктивность теперь меня тяготит особенно: чувствую себя совершенно отрезанным ломтем, и глас мой к товарищам тщетно вопиет из Полтавы. Точно какой-то бойкот: даже Марья Павловна³ и контора систематически и упорно оставляют мои самые деловые письма без ответа. Теперь революция. Допустим, — но неужели контора совсем не работает? И притом это удивляющее меня молчание началось не с марта, а с самого того времени, как ушел Михаил Петрович⁴. Я после этого шлю заказные письма, прошу ответа, повторяю эти просьбы, и все тщетно. Даже на вопросы читателей о том, будет ли выходить журнал и когда, — я (редактор!) не имею возможности ответить в течение уже 2 1/2 месяцев или более!

Не говорю уже о том, с каким интересом я узнал бы что-нибудь о положении, занятом нашей группой. Хоть бы посылали мне товарищи н.-эсовскую литературу, как это делают некоторые другие группы. Между прочим, обратился ко мне Мельгунов⁵ с приглашением в газету, в которой, по его словам, близкое участие будете принимать Вы и Афан[асий] Борисович⁶. В корню, кажется, становятся Прокопович⁷ и Кускова⁸. Обещали выслать газету. Я пока от участия в списке заявляемых сотрудников отказался, но не зарекаюсь: хочу только, чтобы не вышло опять фикции, поэтому подожду до фактического сотрудничества.

Кстати: есть у меня некоторые рукописи, принятые и присылаемые для ‘Р[усских] записок’. Не решаюсь посылать их, чтобы просто не затерялись в конторе, которая не отвечает на деловые письма и Бог ее знает, работает ли? — Не знаю также, что сталось с моим очерком ‘Пленные’⁹ и когда он увидит свет. Если должно пройти слишком много времени до выхода ‘Р. Записок’ (или ‘Русского богатства’? — об этом тоже у меня спрашивают), то я предпочту до того времени написать что-нибудь другое, а ‘Пленных’ отдать в газету.

Ну, простите, что отвлекаю Вас от работы на чтение сего ворчливого послания. Шлю привет всем Вашим, а также товарищам.

Кончаю повторением просьбы о Д. П. Козаке.

Ваш Вл. Короленко

¹ Василий Семенович Ивановский (1845—1911) — врач, брат жены Короленко, участник народовольческого движения, политэмигрант, жил в Румынии под именем Петра Александрова. Ему посвящен очерк Короленко ‘Памяти замечательного русского человека’ (Короленко В. Г. Указ. изд. Т. 8).

² В то время уже разладилась работа почты.

³Мария Павловна Роде — заведующая конторой ‘Русского богатства’ с конца 1916 по 1918 год.

⁴ М. П. Сажин.

⁵ Сергей Петрович Мельгунов (1879—1956)— историк, публицист, один из лидеров партии народных социалистов. Речь идет о газете ‘Народное слово’.

⁶ Афанасий Борисович Петрищев (1872—1951)— публицист, автор постоянного раздела ‘Внутренняя хроника’ в ‘Русском богатстве’, а в 1917 году — член редакции.

⁷ Сергей Николаевич Прокопович (1871—1955) — экономист, меньшевик, в 1917 году министр Временного правительства.

⁸ Екатерина Дмитриевна Кускова (1869—1958) — публицист, жена С. Прокоповича.

⁹Вл. Короленко. Пленные (Русские записки. 1917. No 2-3). Очерк основан на французских впечатлениях Короленко и направлен против враждебного отношения к пленным любой воюющей стороны.

КОРОЛЕНКО — А. В. ПЕШЕХОНОВУ

10 марта 1919 г., [Полтава]

Дорогой Алексей Васильевич.

Прежде всего о ближайшем деле. Посылаю оригинал ‘Истории моего современника’. ‘Русское богатство’ не выходит. В августе отняли выпускной билет, а в октябре реквизировали бумагу и помещение. Таким образом и мой ‘Современник’ совсем не появился. А я продолжал посылать часть за частью, так как ничего не знал. Только на днях наконец получил письмо от Горнфельда¹. Он пишет, что контору уже рассчитали, за исключением одной бухгалтерши, которая готовит отчет. За бумагу уплатили по тогдашней цене. Теперь она стоит втрое дороже. Вообще, журнал разгромлен, и хорошо бы затеплить наш огонек на юге².

Но… трудно это необычайно. И прежде всего трудно съютить редакционные силы. Наша группа не всегда была однородна, но мы спелись. Т. е. притерпелись к разногласиям во имя того, что считали главным и в чем были согласны. Теперь многое передвинулось, перспектива изменилась, и стало главным то, что прежде таким не казалось. Русанов отошел радикально в одну сторону, Пав[ел] Вас[ильевич]³ — в другую. Вы знаете, что я никогда тактике особенного значения для журнала не придавал и в этом считаю себя малокомпетентным. Горнфельд и Редько тоже. Крюков совсем исчез с нашего горизонта. Мы, остальные, рассеяны и отделены ‘фронтами’. В одном государстве находитесь теперь только Вы да Венед[икт] Ал[ександрови]ч⁴ и Сергей Яковлевич⁵. И Вы (предполагаю) в таком теперь настроении, что, пожалуй, та или другая тактика для Вас на первом плане. Может, это и не так, но если так, и если журналу суждено поэтому стать органом политической, да еще боевой партии, — то это очень серьезно. Он не будет отражать всей нашей группы, работавшей так долго под одним литературным знаменем… На это нечего закрывать глаза.

Отсюда вывод, что ‘Русское Бог.’, возможно, и нужно, поскольку возможен и нужен орган общелитературный, оперирующий не тактикой, а устанавливающий широкие общие идеи. Я не предрешаю ответа. Может быть, такой орган и возможен, и нужен. Давай Бог. Я говорю только, как я его себе представляю. Когда-то по вопросу о бойкоте Думы я разошелся с товарищами и написал об этом (через Николая Федоровича)⁶. ‘Министерского вопроса’ из этого тогда не делал, и более или менее скоро жизнь сама сняла вопрос с очереди. Пункты согласия были значительнее кратковременной тактики. Давай Бог, чтобы и теперь вопросы тактики не выпятились так, чтобы закрыть то, что нас объединяет. Будем надеяться, но нужно это постоянно иметь в виду, особенно выставляя имена отсутствующих товарищей.

Выставлять ли мое имя в качестве редактора? Я думаю, что пока это неудобно уже ввиду того, что это явная для всех фикция. Какой редактор, не имеющий возможности не только участвовать в обсуждении самых иногда важных вопросов лично, но не могущий даже списаться по этим вопросам? Я, конечно, не колеблясь, доверил бы Вам и Венедикту Ал-чу свое литературное имя при всяких других обстоятельствах. Доверяю его и теперь в уверенности, что Вы воспользуетесь им лишь при возможности осуществления журнала так, как я его понимаю. Но не стоит ли еще на пути явность этой фикции?

Теперь о рукописи. Я отослал две порции в ‘Русское богатство’. Послал было и третью, но она вернулась: посланный не доехал. Еще один экземпляр послан в ‘Задругу’, которая имеет в виду полное собрание сочинений⁷. Таким образом у меня остались черновик и один дубликат, сильно перемаранные и нецельные. Пришлось на скорую руку привести в порядок, что заняло порядочно времени. Тимофей Филат[ович]⁸ расскажет Вам обстановку моей жизни и то, при каких условиях приходилось работать. С ‘Современником’ успею, пошлю все-таки порядочную часть. Но со статьей о земле’ не поспею. С этой статьей у меня дело затянулось. Я боялся, по своему тогдашнему состоянию, дать начало, не имея порядочного запаса. Когда же я собрался печатать первые главы, то оказалось, что ‘Киевская мысль’ уже закрыта. Таким образом, статья осталась без заключения и не переписана с копиями. Посылать без конца и главное — единственный экземпляр не решаюсь. Постараюсь, быть может, закончить и ‘заключить’, чтобы не пропустить следующую оказию, если таковая представится. Но в первую очередь все-таки ставлю продолжение ‘Современника’.

Об Ант[онине] Фед[оровне]¹⁰ сообщить ничего не могу. Я как-то написал об ней специальное письмо Горнфельду, но оно очевидно не дошло. По крайней мере он об ней ничего не пишет и в последнем письме, так как (хотя поверхностно) сообщает о знакомых, то, значит, экстренного ничего не случилось.

Ну, вот пока более или менее все. Письмо это отправится завтра. Может, что еще вспомню. А пока крепко обнимаю Вас и Венедикта Ал-ча. Вы пишете о сочувствии проекту возобновления ‘Р. Б.’ со стороны Елпатьевского. Видаетесь ли Вы или переписываетесь? До свидания.

Ваш Вл. Короленко

¹ См. предыдущее письмо. 446

² В письме от 10/23 февраля 1919 года Пешехонов писал Короленко из Одессы, находящейся под властью Добровольческой армии и французских союзников, о ‘намерении возобновить здесь издание ‘Русского богатства’, которое, вероятно, приостановилось в Петрограде, — возобновить, хотя бы в виде непериодических сначала сборников’ (РГБ. Ф. 135. Разд. II. Карт. 31. Ед. хр. 58. Лл. 11-13). Издание не осуществилось в связи с вступлением в город большевиков.

³ П. В. Мокиевский.

⁴ В. А. Мякотин.

⁵ С. Я. Елпатьевский.

⁶ Короленко принципиально отвергал всякую тактику бойкотизма и в 1906 году выступал (как и кадеты) за участие в выборах в I Государственную думу, в отличие от левых партий (эсеров и большевиков), с которыми по данному вопросу отчасти сближались многие сотрудники ‘Русского богатства’ (Анненский, Якубович, Пешехонов, Мякотин).

⁷ ‘Задруга’ — московское кооперативное издательство народных социалистов, основанное и руководимое историком С. Мельгуновым, после 1917 года ‘Русское богатство’ состояло в нем пайщиком. В ‘Задруге’ были изданы сначала 3-й том и затем вся ‘История моего современника’ (1919 и 1922). Собрание сочинений Короленко не состоялось, так как ‘Задруга’ была ликвидирована большевиками в 1922 году за издание в своем заграничном отделе, в Париже, писем Короленко к Луначарскому.

⁸ Тимофей Филатовым Родионов — типографский рабочий, который привез в Полтаву в начале марта 1919 года письмо Пешехонова и вернулся в Одессу с ответом Короленко и рукописью 2-го тома ‘Истории моего современника’ (Одесса: Изд. ред. ‘Русского богатства’, 1919).

⁹ Речь идет об очерках ‘Земли! Земли! (Мысли, воспоминания, картины)’, написанных в 1919 году, не пропущены харьковской цензурой, частично опубликованы в журнале ‘Голос минувшего’ (1922. No 1-2), полностью в зарубежных ‘Современных записках’ (1922. Т. 11—13, 1923. Т. 14). В России эта ‘книга греха и печали’, по определению самого автора, вышла впервые в 1991 году (М.: Советский писатель, тираж — 50000).

¹⁰ Л. Ф. Пешехонова (1873—1959) — жена А. Пешехонова, врач.

Читайте также: