Из новых странствований вокруг света, Твен Марк, Год: 1897

Книга очерков
Время на прочтение: 167 минут(ы)
Скачать в PDF

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
МАРКА ТВЭНА
ТОМЪ ОДИННАДЦАТЫЙ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія бр. Пантелеевыхъ. Верейская, 16.
1890.

ИЗЪ НОВЫХЪ СТРАНСТВОВАНІЙ ВОКРУГЪ СВТА’.*)

Переводъ И. В. Майнова.

*) Отъ редакціи. Предлагаемые очерки знаменитаго американскаго юмориста заимствованы изъ книги: ‘More tramps abroad’, представляющей увлекательное описаніе кругосвтнаго литературнаго турнэ. Выхавъ изъ Нью-Іорка, Твэнъ направился чрезъ континентъ къ Ванкуверу, а оттуда въ Австралію, захавъ попутно на Сандвичевы острова. Измнившее здоровье помшало автору постить Квинслендъ, но зато онъ довольно долго прогостилъ въ Новомъ Южномъ Уэльс. Затмъ, посл посщенія Тасманіи, онъ былъ приглашенъ на цлый рядъ чтеній въ Новой Зеландіи. Вернувшись въ Австралію, авторъ отплылъ на пароход въ Бомбей и попутно останавливался на Цейлон. Въ Индіи Твэнъ сдлалъ большое турнэ, постивъ Лагоръ, Агру, Бенаресъ и др. города на пути въ Калькутту. Изъ послдней онъ отплылъ къ берегамъ Южной Африки, гд провелъ довольно долгое время, устраивая въ большихъ городахъ свои публичныя чтенія, собиравшія массы восторженныхъ слушателей. Наконецъ, въ август 1896 года, онъ высадился въ Саутгемптон, окончивъ въ 13 мсяцевъ свое кругосвтное путешествіе. Какъ извстно, М. Твэнъ (Самюэль Клеменсъ) предпринялъ свое оригинальное турнэ подъ гнетомъ нужды, неожиданно поразившей его вслдствіе потери всего состоянія при крах одного американскаго банка.

I.
Сборы.— Отъздъ.— Больная лэди и мое леченіе.— Юный водолазъ и урокъ лингвистамъ.

‘Человкъ можетъ не имть дурныхъ привычекъ и имть нчто худшее’.
Изъ новаго календаря Вильсона.

Точкой отправленія въ это назидательное кругосвтное путешествіе былъ Парижъ, гд мы прожили годикъ-другой.
Мы отплывали въ Америку и были заняты необходимыми приготовленіями, съ которыми покончили довольно скоро. Два члена моего семейства вызвались хать со мною, а вмст съ ними и карбункулъ. Впрочемъ, не безпокойтесь: лексиконъ увряетъ, что карбункулъ — драгоцнный камень.
Мы тронулись въ дальнйшій путь на западъ отъ Нью-Іорка среди лта, въ сообществ мистера Пондъ, взятаго для дорожныхъ услугъ на пространств Тихаго океана. Всю дорогу жара была страшная, а въ послднія дв недли въ воздух стоялъ удушливый дымъ, такъ какъ въ Орегон и Британской Колумбіи свирпствовали лсные пожары. Мы имли еще экстренную недлю дыма на берегу, гд должны были ждать починки нашего парохода. Въ этомъ непроглядномъ дыму онъ наскочилъ на мель, и его пришлось завести въ докъ для исправленія.
Наконецъ, около полудня мы тронулись, и такимъ образомъ окончилось наше улиткообразное ползаніе вдоль береговъ, продолжавшееся сорокъ дней.
Пароходъ весело побжалъ по блествшему рябью лтнему морю, по очаровательному, ясному холодному морю, отрадному для всхъ пассажировъ, а въ особенности для меня, посл испытанныхъ терзаній отъ пыли, дыма и духоты въ послднія недли. Путешествіе сулитъ намъ три недли сплошныхъ праздниковъ, почти безъ перерыва. Предъ нами разстилался необъятный Тихій океанъ, и единственное дло, которое намъ предстояло, это бездлье со всевозможнымъ комфортомъ. Городъ Викторія тускло мерцалъ въ густыхъ клубахъ собственнаго дыма, собираясь исчезнуть, и мы, сложивъ бинокли, беззаботно и мирно услись на нашихъ палубныхъ креслахъ. Ко они неожиданно затрещали и развалились подъ нами, чмъ повергли насъ въ непріятный конфузъ предъ всми другими пассажирами. Кресла были доставлены намъ самой крупной мебельной фирмой въ Викторіи, и оказались негоднымъ грошевымъ хламомъ, хотя и обошлись намъ въ очень приличную цну. Въ Тихомъ и Индійскомъ океанахъ всегда надо брать съ собой собственное палубное кресло или отправляться безъ него, какъ въ старыя парусныя времена, слава Богу, давно забытые теперь.
Нашъ пароходъ былъ замчательно комфортабельнымъ судномъ, съ обычнымъ путевымъ довольствомъ, обиліемъ пищи, поставляемой божествомъ и приготовляемой дьяволомъ. Соблюдаемые на немъ порядокъ и дисциплина были, вроятно, не хуже, чмъ на всякомъ другомъ пароход Тихаго и Индійскаго океановъ. Впрочемъ, наше судно было не особенно хорошо приспособлено къ тропической служб, но это ничего не значило,— такъ какъ составляя обычный недостатокъ пароходовъ, работающихъ въ тропическихъ водахъ, а именно: оно отличалось избыткомъ таракановъ, но это тоже общее качество кораблей, плавающихъ въ южныхъ моряхъ, по крайней мр, давнишнихъ морскихъ служакъ.
Нашъ молодой капитанъ былъ очень красивый мужчина, высокій и стройный — настоящая модель для выставки интересныхъ эффектовъ красивой морской формы. Это былъ безукоризненный джентльмэнъ, обязательный, вжливый и любезный до виртуозности. Въ его манерахъ было какое-то нжное изящество и обаяніе,— счастливыя качества, мгновенно превращавшія то мсто, куда онъ случайно заглядывалъ, въ очаровательную гостиную. Онъ избгалъ только курительной комнаты. Это былъ человкъ безъ недостатковъ. Онъ не курилъ, не жевалъ и не нюхалъ, не бранился, не употреблялъ вульгарныхъ выраженій, вообще не говорилъ грубымъ, рзкимъ или просто фамильярнымъ языкомъ, не каламбурилъ, не разсказывалъ двусмысленныхъ анекдотовъ, не хохоталъ черезъ мру, не возвышалъ голоса выше нормы, допускаемой правилами благопристойности. Когда онъ отдавалъ служебное приказаніе, его тонъ превращалъ это приказаніе въ деликатнйшую просьбу. Посл обда онъ и его сослуживцы присоединялись къ обществу дамъ и кавалеровъ въ дамскомъ салон и участвовали въ пніи и игр на фортепіано, помогая переворачивать ноты. Онъ обладалъ нжнымъ и симпатичнымъ теноромъ и владлъ имъ со вкусомъ. Посл музыкальныхъ упражненій капитанъ оставался играть въ вистъ, всегда съ тмъ же партнеромъ и противниками, пока дамы не разойдутся спать. Электрическое освщеніе горло здсь сколько пожелаютъ дамы и ихъ знакомые, но въ курительной комнат огни не допускались посл одиннадцати. Въ судовомъ устав имлось, конечно, много ограничительныхъ постановленій, но насколько я могъ замтить, это и еще другое правило были единственными, соблюдавшимися строго. Капитанъ объяснилъ, что онъ требовалъ тушенія огней въ курительной, потому что его каюта была смежна съ нею, а голова его не выносила табачнаго дыма. Я сначала затруднялся понять, калъ можетъ проникать къ нему нашъ дымъ: оба упомянутыя помщенія были на верхней палуб мишенью для всхъ дувшихъ втровъ, кром того, между ними не было не только никакого сообщенія, но даже щели въ солидной промежуточной переборк. Отсюда несомннно слдуетъ, что иногда даже воображаемый дымъ можетъ дйствовать вредно на слабую голову.
Этотъ всми уважаемый капитанъ, съ его мягкимъ характеромъ, предупредительною вжливостью, нравственной опрятностью и благородствомъ рчи, казался положительно не на своемъ мст въ такой суровой и деспотической должности, очевидно, была какая-нибудь другая причина этой ироніи судьбы…..
Онъ возвращался теперь домой въ очень грустномъ настроеніи. Пассажиры знали о тревог капитана и жалли его. Дло въ томъ, что недавно, приближаясь къ Ванкуверу тснымъ и труднымъ проливомъ, окутаннымъ густымъ дымомъ горвшаго лса, онъ имлъ несчастіе потерять свой фарватеръ и наскочить на рифъ. Подобное приключеніе и вами и мною было бы сочтено простой ошибкой, но директорами параходныхъ компаній она возводится въ преступленіе. Капитанъ былъ судимъ въ Ванкувер морскимъ судомъ, и его вердиктъ оправдалъ подсудимаго, но это было плохимъ утшеніемъ. Боле строгій судъ будетъ разсматривать это дло въ Сидне, судъ директоровъ, хозяевъ той компаніи, на корабляхъ которой капитанъ служилъ штурманомъ въ продолженіе нсколькихъ лтъ. Это было его первымъ рейсомъ въ должности капитана. Офицеры нашего корабля были добрые и общительные, люди, принимавшіе участіе въ общихъ развлеченіяхъ и помогавшіе пассажирамъ убивать время. Плаваніе въ Тихомъ и Индійскомъ океанахъ представляетъ самую интересную partie de plaisir. Нашъ молодой экономъ былъ шотландецъ, страдавшій замчательной формой гриппа. Эта былъ настоящій инвалидъ, онъ и смотрлъ такимъ, насколько это касалось его вншности, но болзнь не могла сломить его духа. Онъ полонъ жизни, а рчь его веселая и интересная. Со стороны казалось, что онъ не сознавалъ своей болзни, такъ какъ не говорилъ о своихъ немощахъ и всегда держалъ себя субъектомъ самаго цвтущаго здоровья. А между тмъ бдняга по временамъ жестоко страдалъ отъ болзни сердца. Мучительные припадки продолжались по нскольку часовъ, и тогда онъ не могъ ни сидть, ни лежать, однажды онъ простоялъ 24 часа въ борьб за жизнь съ этими нестерпимыми припадками, а на другой день былъ такимъ жизнерадостнымъ, веселымъ, дятельнымъ, какъ будто ничего и не бывало.
Самымъ галантнымъ нашимъ спутникомъ, а вмст и самымъ интереснымъ, неистощимымъ разсказчикомъ былъ молодой канадецъ, не имвшій силъ оторваться отъ бутылки виски. Онъ происходилъ изъ богатой и вліятельной семьи и могъ бы располагать блестящей карьерой при широкой матеріальной поддержк для ея успха, если бы не мшала ему неодолимая жажда къ спиртнымъ напиткамъ, но справиться съ ней онъ былъ не въ силахъ, почему вс его богатыя дарованія не принесли ему никакой пользы. Онъ часто давалъ зарокъ не пить, но безуспшно, представляя собою образчикъ человка легкомысленнаго и безвольнаго. Такой пріемъ невренъ въ двухъ отношеніяхъ: во-первыхъ, онъ не поражаетъ порока въ корн, а во-вторыхъ, давать какой бы то ни было зарокъ, значитъ объявлять войну природ: зарокъ ложится на человка какъ бы цпью, звенья которой постоянно гремятъ, напоминая ея носителю, что онъ человкъ не свободный.
Я сейчасъ сказалъ, что подобный пріемъ не уничтожаетъ зла въ корн, и позволяю себ повторить это. Корень заключается не въ пить, а въ желаніи пить. Это дв вещи совершенно различныя. Одно дло требуетъ воли, и притомъ сильной, въ смысл умренности или полнаго воздержанія, для другого достаточно одного наблюденія, и то не на долгое время.
Желаніе, разумется, предшествуетъ акту, и на него должно быть направлено особенное вниманіе. Мало принесетъ пользы каждый разъ все отказывать и отказывать пьяниц въ выпивк, оставляя самое влеченіе нетронутымъ, непобжденнымъ: оно будетъ продолжать отстаивать свое право и почти наврное выйдетъ побдителемъ въ долгомъ состязаніи. При первомъ появленіи такого желанія или влеченіи оно должно быть немедленно изгнано изъ сознанія. Паціентъ долженъ быть на-сторож во все это время, иначе желаніе вкрадется и, не остановленное во-время, укоренится, тогда какъ постоянно сдерживаемое влеченіе черезъ дв недли замретъ. Система же воздержанія при оставленіи желанія въ полной сил кажется мн неразумной тактикой борьбы съ врагомъ.
Я самъ пробовалъ давать зароки и скоро нарушалъ ихъ. Воля моя была слаба и я не могъ съ нею справиться. Къ тому же всякія стсненія естественно раздражаютъ лицо, свободное во всхъ другихъ отношеніяхъ, и заставляютъ его тяготиться своими путами и стремиться къ возстановленію свободы. Но когда я пересталъ, наконецъ, давать какія-либо исключительныя общанія, замнивъ ихъ твердой ршимостью убивать въ себ всякое нелпое желаніе, оставивъ, однако, за собою свободу вновь допустить его, какъ только это мн заблагоразсудится, такъ у меня не оставалось и даннаго порока. Не боле какъ въ пять дней я искоренилъ въ себ привычку курить, такъ какъ желаніе курить во мн потомъ уже не возобновлялось. Посл бездлья, продолжавшагося слишкомъ годъ, я принялся писать одну книгу и тотчасъ замтилъ, что перо какъ-то плохо мн повинуется. Попробовалъ закурить сигару, въ надежд, не поможетъ ли она въ моемъ затрудненіи. И дйствительно, куреніе помогло. Я сталъ выкуривать отъ 8-ми до 10-ти сигаръ и столько же трубокъ въ день въ продолженіе пяти мсяцевъ, кончивъ упомянутое сочиненіе, я больше не курилъ уже до конца года, когда намревался ссть за другую книгу.
Такимъ пріемомъ я могу уничтожить любую изъ моихъ девятнадцати дурныхъ привычекъ въ любое время и безъ всякаго стсненія и безпокойства. Я полагаю, что вс эти пресловутые д-ра Таннеры и имъ подобные, проводящіе по сорока дней безъ пиши, достигаютъ этого ршительнымъ истребленіемъ желанія сть въ самомъ начал, затмъ, посл нсколькихъ часовъ, желаніе парализовано и больше не появляется.
Мн случилось испробовать свой пріемъ и во врачебномъ дл. Однажды невралгія уложила меня на нсколько дней въ постель. Замтивъ, что болзнь не поддается леченію, мой докторъ наконецъ признался:
— Лекарства васъ не берутъ, и я не знаю, чмъ васъ лечить. Подумайте, не приходится ли моимъ склянкамъ бороться съ чмъ-нибудь другимъ, кром невралгіи? Напримръ, не курите ли вы слишкомъ много?
— Курю.
— Не пьете ли крпкій кофе?
— Пью.
— И также чай?
— Да.
— Вроятно, кушаете всевозможныя яства, между собою не совмстимыя?
— Да.
— Пропускаете дв рюмки подогртой виски на сонъ грядущій?
— Да.
— Прекрасно, теперь видите, съ какими врагами мн слдуетъ воевать. Прежнимъ путемъ мы не можемъ добиться успха. Теперь попробуйте воздержаться отъ этихъ излишествъ и сильно поубавить на нсколько дней потребленіе этихъ продуктовъ.
— Не могу, докторъ.
— Это почему?
— Нтъ силы воли. Мн легче бросить эти привычки совсмъ, нежели сдлать ихъ боле умренными.
Докторъ одобрилъ это свойство моихъ привычекъ и сказалъ, что явится черезъ сутки возобновить леченіе. Но эскулапъ мой самъ заболлъ и явиться не могъ, да я въ немъ и не нуждался. Въ продолженіе этихъ двухъ сутокъ я воздерживался отъ всякаго рода пищи и напитковъ, за исключеніемъ воды, и на другой день къ речеру невралгія прекратилась и я выздоровлъ. Воздавъ за это должную хвалу богамъ, я принялся снова за прежніе деликатессы.
Этотъ полезный цлительный пріемъ я рекомендовалъ одной лэди, которая давно уже томилась и таяла безъ конца, пока не убдилась, въ совершенной безполезности для нея латинской кухни. Узнавъ объ этомъ, я объявилъ, что берусь поставить ее на ноги въ недлю. Больная, просіяла и ободрилась, мои слова вдохнули въ нее надежду и она общала исполнить все, что я посовтую. Тогда я назначилъ ей, въ продолженіе четырехъ дней не ругаться, не пьянствовать, не курить и не сть, посл чего сулилъ полное выздоровленіе. Т я увренъ, что все такъ бы благополучно и кончилось, но она возразила, что, къ сожалнію, не можетъ воздержаться отъ брани, куренія и пьянства по той простой причин, что никогда не была повинна въ перечисленныхъ порокахъ. Дло объясняется тмъ, что ей не встрчалось и надобности обращать вниманіе на свои привычки: она не имла ихъ ни одной. Теперь, когда он могли бы принести косвенную пользу, у нея не оказалось ихъ въ запас. Ей не отчего было отвыкать и не къ чему возвращаться. Это было погибающее судно безъ груза, который бы можно было выбросить за бортъ и тмъ облегчить корабль. Имй она хоть одну или дв дурныя привычки, и т могли бы спасти ее, но она была нравственно нищей. Въ ту пору, когда она могла пріобрсти ихъ, ее останавливали родители, люди хотя и необразованные, но весьма приличные, а начинать теперь поздно. Жаль было бднягу, но длать было нечего, подобныя привычки или пороки паціенты должны пріобртать смолоду, иначе, когда наступитъ старость съ ея немощами, уже не останется ничего врнаго для борьбы съ ними.
На седьмой день по отплытіи мы увидали темные контуры огромной возвышенности, выступавшей среди необъятной пустыни океана, этотъ призрачный мысъ оказался Алмазною горою, которую я видлъ въ послдній разъ двадцать девять лтъ тому назадъ. Такимъ образомъ, мы приближались къ Гонолулу, столиц Сандвичевыхъ острововъ, представлявшихся мн раемъ, вновь увидать который я такъ давно стремился. Ни одно зрлище во всемъ свт такъ не манило меня, какъ видъ этого грандіознаго утеса.
Ночью мы бросили якорь за милю отъ берега. Въ свою дверь я могъ видть мерцавшіе огни Гонолулу и темную массу горнаго кряжа, простиравшагося въ об стороны. Я не могъ разсмотрть красивой долины Нюана (Huana), но я распозналъ, гд она находятся, и вспомнилъ, какою она представлялась мн въ давнія времена. Мы, тогдашняя молодежь, катались по ней верхомъ, объзжали ее во всхъ направленіяхъ и собирали кости на песчаной равнин, гд происходила одна изъ битвъ Камеа-меа. Это былъ замчательный король и не мене замчательный дикарь. Впрочемъ, это скоре микроскопическій царекъ, имвшій мало или вовсе не имвшій значенія во время прибытія на островъ капитана Кука въ 1778 году, но спустя года четыре, царекъ возмечталъ расширить сферу своего вліянія. Это политичное современное выраженіе означаетъ грабежъ вашего сосда — на его же сосдское благо, и обширнымъ поприщемъ подобныхъ благодяній становится въ наши дни Африка, Камеа-меа начинаетъ войну на остров и въ продолженіе десяти лтъ выгоняетъ всхъ другихъ мелкихъ царьковъ, посл чего длается повелителемъ всхъ десяти острововъ, составляющихъ ныншнюю группу Сандвичевыхъ. Но этого мало. Онъ накупилъ кораблей, нагрузилъ сандальнымъ деревомъ и мстными продуктами и послалъ ихъ ни мало, ни много въ Южную Америку и Китай, своимъ дикарямъ онъ продавалъ иностранные товары, земледльческія и ремесленныя орудія и разную домашнюю утварь, приходившіе обратно на этихъ корабляхъ, и тмъ открылъ доступъ для цивилизаціи. Едва ли можно найти другой аналогичный примръ въ исторіи какого-либо другого царственнаго дикаря. Дикари большіе охотники учиться у благо человка какому-нибудь новому пріему убивать другъ друга, но не въ ихъ нравахъ съ жадностью схватывать и съ энергіей примнять боле глубокія и благородныя идеи, предлагаемыя имъ тмъ же блымъ человкомъ. Ближайшее знакомство съ исторіей Камеа-меа показываетъ, что онъ всегда охотно вникалъ въ эти новыя для него идеи и съ большой осмотрительностью длалъ выборъ изъ поставленныхъ ему на видъ примровъ.
Во всякомъ случа, въ этомъ выбор онъ оказался гораздо осторожне своего сына и пріемника Лайо-лайо (Liho-liho). Въ Лайо-лайо можно, пожалуй, признать реформатора, но, какъ король, онъ вышелъ какимъ-то недоразумніемъ, такъ какъ пытался быть одновременно королемъ и реформаторомъ. А это значило сближать огонь съ порохомъ. Король не иметъ прямого дла съ реформаторскою дятельностью. Его лучшая политика состоитъ въ сохраненіи порядка въ прежнемъ вид, но разъ онъ не можетъ этого достигнуть, то долженъ стараться ухудшить настоящій порядокъ сравнительно съ прежнимъ. Это вовсе не праздная догадка, я много думалъ надъ этимъ вопросомъ, и если когда-нибудь самъ сдлаюсь королемъ, то буду знать, какъ вести дло наилучшимъ образомъ.
Унаслдовавъ отцу, Лайо-лайо увидалъ себя обладателемъ королевскихъ регалій и тлохранителей, которыми умный государь зналъ бы, какъ распорядиться, какъ легально пользоваться ими и извлекать изъ нихъ выгоды. Вся страна была подъ однимъ скипетромъ, и этотъ скипетръ былъ въ его рукахъ. Была государственная цль, и онъ былъ ея главою. Была и регулярная армія, и онъ былъ ея главою, армія состояла изъ 114 рядовыхъ подъ командою 27 генераловъ и одного фельдмаршала. Имлось гордое и древнее наслдственное дворянство. Было и еще одно наслдіе въ другомъ род. Это такъ называемое табу — союзникъ. Одаренный таинственной и громадной властью. Союзникъ, котораго не имется среди прерогативъ кого-либо изъ евронейскихъ монарховъ, орудіе неоцненнаго значенія въ дл управленія государствомъ. Лайо-лайо былъ полнымъ хозяиномъ этого всемогущаго табу. Табу (оно означаетъ запретную для другихъ вещь) было самымъ геніальнымъ и существеннымъ изъ всхъ изобртеній, придуманныхъ для удовлетворительнаго ограниченія народныхъ привилегій. Оно заставляло оба пола жить порознь въ отдльныхъ домахъ, не позволяло людямъ сть ни въ какомъ жиломъ дом, для этого имъ назначалось другое мсто, не позволяло женской половин семьи входить въ домъ своего владыки, не позволяло обоимъ поламъ сть вмст, мужчины дятъ первыми, а женщины обязаны прислуживать имъ. Потомъ женщины могутъ додать остатки, если только они бывали, и прислуживать себ сами, какъ знаютъ. Но он лишались права и на эти скудные объдки, когда таковые оставались отъ хорошихъ, вкусныхъ, любимыхъ блюдъ, какъ, напримръ, свинина, птица, бананы, кокосовые орхи, крупныя рыбы и т. п. Въ силу табу вс эти избранныя яства были посвящены мужчинамъ, женщины всю жизнь только мечтали о нихъ, не имя никакого понятія объ ихъ вкус, съ чмъ и умирали.
Какъ видите, эти запреты были совершенно просты и ясны. Твердо помнить и соблюдать ихъ было легко. Оно было и полезно, такъ какъ наказаніемъ за нарушеніе какого либо правила изъ длиннаго списка ихъ была смертная казнь. Поэтому отверженная половина для утоленія голода скоро научилась довольствоваться акулой, морской чайкой и собакой, разъ другія кушанья были такъ опасны для нея.
Смерть грозила всякому и за проходъ по земл съ наложеннымъ табу, и за оскверненіе прикосновеніемъ какой-либо вещи табу, тоже было за неоказаніе должнаго уваженія къ начальнику или за наступленіе на королевскую тнь. Король, знать и представители духовенства постоянно разбрасывали всюду цвтные лоскутки въ предупрежденіе народу, что отмченное этими лоскутками мсто или вещь были табу и что смерть сидитъ за плечами. Борьба за существованіе была трудна и рискована на островахъ въ т мрачныя времена.
Въ такомъ-то выгодномъ положеніи находился новый король. Но кто повритъ, что его первымъ дломъ было вырвать съ корнемъ государственную религію? Выражаясь фигурально, онъ былъ счастливый мореплаватель, сжегшій свой корабль и пересвшій на плотъ. Эта религія была ужаснымъ установленіемъ, она страшно угнетала народъ, заставляя его вчно трепетать среди мрака таинственныхъ угрозъ, она приносила человческія жертвы предъ ея грубыми деревянными и каменными истуканами, запугивала, терроризировала простодушныхъ дикарей, длала ихъ рабами ея жрецовъ, а черезъ тхъ рабами короля. Жрецъ былъ врнйшимъ другомъ и союзникомъ, какого только могъ желать себ король, и притомъ союзникъ наиболе отъ него зависимый. Профессіональный реформаторъ, который ршился бы уничтожить такую страшную разрушительную силу, какъ эта религія, заслужилъ бы уваженіе и хвалу, но ршившійся на такой шагъ король не заслужилъ бы за это ничего, кром упрека, скорбнаго упрека въ несоотвтствіи его съ положеніемъ государя.
Онъ разрушилъ свою государственную религію и вслдствіе этого королевство его нын республика.
Сокрушая старую вру и сжигая ея идоловъ, король совершалъ великое дло для цивилизаціи и благосостоянія своего народа, но мра эта вышла, такъ сказать, не ‘административной’. Она была не монархична, не художественна и надлала много хлопотъ его династіи. Американскіе миссіонеры прибыли на островъ, когда еще курились сжигаемые истуканы. Они застали народъ вовсе безъ религіи и принялись восполнять этотъ недостатокъ. Они предложили дикарямъ свою собственную религію, принятую ими съ радостью. Но она не была поддержкой свтскому монархизму, и потому королевская власть начала слабть съ этого дня. Сорокъ семь лтъ спустя, когда я постилъ эти острова, Камеа-меа V старался исправить ошибку Лайо-лайо, но безуспшно. Онъ возстановилъ государственную религію и поставилъ себя ея главою. Но изъ этого вышелъ только хрупкій томпакъ, имитація, шутовской колпакъ, жалкая мишура. Она не давала королю ни власти, ни значенія. Она не могла ни грабить, ни жечь, ни убивать и совсмъ не походила на тотъ удивительный аппаратъ, который разрушилъ Лайо-лайо. Это была церковь, установленная вн всякаго установленія.
Еще задолго до этого переворота сама королевская власть сохранилась только по имени для показу. Спозаранку миссіонеры превратили монархическое правленіе въ нчто очень похожее на республику, а затмъ блые политиканы дали ему уже совершенно республиканскій обликъ.
Во времена Кука (1778) туземное населеніе этихъ острововъ исчислялось въ 400.000 чел, въ 1836 г. спустилось до 200.000, въ 1866 г. до 50.000, а нын, согласно переписи, до 25.000. Весь интеллигентный классъ туземцевъ восхваляетъ Камеа-меа I и, Лайо-лайо за пріобщеніе своего народа къ великимъ благамъ цивилизаціи. Я и самъ бы присоединился къ нимъ, да моя интеллигентность не совсмъ въ порядк теперь.
Во время моего пребыванія на этихъ, островахъ, лтъ тридцать тому назадъ, я былъ знакомъ, съ одной молодой американской парочкой, имвшей сына, симпатичнаго мальчика семи лтъ. Впрочемъ, со мною ребенокъ былъ не особенно разговорчивъ, такъ какъ ни слова не зналъ по-англійски. Съ самаго рожденія своего онъ игралъ съ туземными мальчаками-канакасами на плантаціи своего отца, полюбилъ ихъ языкъ и не хотлъ учиться никакому другому. Эта семья ухала въ Америку черезъ мсяцъ посл моего прибытія на острова, и мальчикъ сталъ быстро забывать туземную рчь и усвоивать англійскую. Къ двнадцати годамъ онъ не помнилъ уже ни одного канакасскаго слова, этотъ языкъ совершенно вышелъ изъ его обихода и понятія. Девять лтъ спустя, когда юнош было слишкомъ двадцать лтъ, я навстилъ это семейство въ одномъ изъ приозерныхъ городовъ штата Нью-Іоркъ, и мать разсказала мн о курьезномъ приключеніи съ ея сыномъ. Но профессіи онъ былъ теперь водолазомъ. Случилось, что яхта съ пассажирами, настигнутая штормомъ на озер, опрокинулась и пошла ко дну вмст со всми въ ней сидвшими. Нсколько дней спустя нашъ молодой водолазъ нырнулъ на мсто гибели во всемъ своемъ аппарат, проникъ въ общую каюту яхты и, остановившись у капитанской рубки, оперся на перила, всматриваясь въ тусклую воду. Вдругъ кто-то тронулъ его за плечо, онъ обернулся и увидалъ мертвеца, который колыхался подл и видимо пытливо всматривался въ него. Водолазъ оцпенлъ отъ ужаса. Его появленіе замутило было воду, но теперь онъ различалъ множество труповъ, тянувшихся за нимъ, кивавшихъ ему головою и колыхавшихся въ вод, подобно людямъ, спросонья вздумавшимъ плясать. Онъ лишился чувствъ и въ этомъ состояніи былъ поднятъ на поверхность. Дома бдняга слегъ въ постель и расхворался не на шутку. Въ продолженіе нсколькихъ дней на него находили приступы бреда, продолжавшіеся по нсколько часовъ подъ-рядъ, и во все продолженіе этихъ галлюцинацій онъ безпрерывно и бгло говорилъ исключительно на канакасскомъ нарчіи. Онъ былъ еще очень слабъ, когда я навстилъ его, и со мною онъ заговорилъ на этомъ же язык, но я, конечно, не понималъ его. Врачебная наука увряетъ насъ, что подобныя аномаліи встрчаются не рдко. Въ такомъ случа нашимъ докторамъ слдовало бы изучать эти случаи и изыскивать способы въ ихъ умноженію. Многіе языки путаются и забываются подчасъ въ нашей голов, да такъ и остаются забытыми изъ-за недостатка этого средства.
Множество воспоминаній изъ моего перваго посщенія Сандвичевыхъ острововъ воскресало въ моемъ воображеніи въ то время, какъ мы стояли на якор предъ Гонолулу въ эту ночь. А картины, картины, картины безъ конца, цлыя очаровательныя панорамы! Я съ нетерпніемъ ждалъ наступленія утра.

II.
Холера.— Карантинъ.— Злополучная маменька.— Видъ на Гонолулу.— Городъ прежде и теперь.— Убранство домовъ.— Современные нравы.— Женщина верхомъ.— Ледъ.— Велосипедъ.

‘Трудне составить правило, нежели поступать справедливо’.
Изъ новаго календаря Вильсона.

Но, увы, вмст съ утромъ настало разочарованіе. Въ город свирпствовала холера, и намъ было запрещено всякое сообщеніе съ берегомъ. Такимъ образомъ, вс мои грезы о быломъ, воскресшія черезъ двадцать девять лтъ, рушились самымъ неожиданнымъ образомъ. Были приглашенія друзей, но на нихъ я не могъ и взглянуть. Залъ для моихъ чтеній былъ готовъ, но съ нимъ я былъ тоже разобщенъ.
Нкоторыхъ изъ нашихъ пассажировъ, жителей Гонолулу, отпустили на берегъ, но никому не дозволялось съзжать и возвращаться на судно. Въ город оказалось много лицъ, взявшихъ уже билеты для слдованія съ нами въ Австралію, но намъ невозможно было принять ихъ, иначе мы рисковали карантинной стоянкой въ Сидне. Положимъ, они могли бы улизнуть изъ города наканун, на пароход, шедшемъ въ Санъ-Франсиско, но сегодня учрежденъ карантинъ, и имъ предстоитъ ждать здсь не одну недлю, прежде чмъ какое-либо судно ршится взять ихъ на бортъ. Многимъ пришлось отъ этого очень круто. Такъ, одна пожилая лэди съ сыномъ, изъ Массачузетса, путешествовавшая ради развлеченія, удалялась все дале и дале на западъ отъ родного мста, въ постоянной надежд попасть на обратный путь, но подъ конецъ всегда ршалась прохать еще нсколько дальше, и вотъ теперь эта маменька съ сыномъ стояла на якор предъ Гонолулу, вроятно, это была ихъ послдняя уступка западному направленію. Они примирились съ этой необходимостью, но что толку примиряться съ чмъ-либо на этомъ свт?
Злополучная маменька намревалась хать съ нами до Австраліи, затмъ она могла или продолжать путешествіе вокругъ свта, или возвращаться той дорогой, которой они прибыли, разстоянія и удобства будутъ т же самыя, какой бы изъ этихъ двухъ маршрутовъ они ни выбрали. Вообразите себ, что экскурсія, разсчитанная только на пятьсотъ миль, можетъ постепенно, безъ всякаго къ тому собственнаго желанія, растянуться, пожалуй, на двадцать четыре тысячи миль, впрочемъ, они уже притерплись къ разстояніямъ и не обращали особаго вниманія на эту новую каверзу.
Такимъ образомъ, намъ больше ничего не оставалось, какъ сидть на палуб въ прохлад тента и любоваться на далекій берегъ. Мы качались на лон свтло-голубой воды, дале она казалась зеленою и блестящею, а у самаго берега принимала видъ блой гофрированной оторочки, и только волны переливались безъ шума, безъ малйшаго звука, который могло бы уловить ухо. Самый городъ былъ скрытъ въ густой чащ втвей и казался лежащимъ на подушк изъ мха. Покрытыя мягкимъ зеленымъ ковромъ горы были окутаны во все великолпіе нжныхъ тней, а выступавшіе утесы прятались въ дымк легкаго тумана. Я сразу узналъ этихъ старыхъ знакомцевъ. Они были все такими же, какими я оставилъ ихъ давно-давно, и ничего не потеряли изъ своей красы, ничмъ не поступились изъ своей дивной прелести.
Перемна здсь произошла, но то была перемна политическая, невидимая съ корабля. Монархія моего времени исчезла и на ея мст возсдала республика. Прежній подражательный блескъ, мишура и павлиньи перья улетучились вмст съ царившимъ повсюду монархическимъ режимомъ. Эта каррикатурная монархія была очень груба въ мое время, если бы она продержалась еще тридцать лтъ, то превратилась бы въ монархію изъ принцевъ королевской крови безъ подданныхъ.
Мы любовались на закатъ солнца изумительной красоты. Безпредльная морская равнина переливалась самыми противоположными цвтами: широкія полосы: одн темно-синія, другія багряно-пурпурныя, а тамъ дальше волны — сверкали полированной бронзой, холмистыя горы красовались игрою нжно-срыхъ и зелено-пурпурныхъ и темныхъ тней, глядя на ихъ огромные гребни, покрытые бархатнымъ зеленымъ ковромъ, такъ и хотлось погладить ихъ, какъ хочется погладить пушистую спинку кота. Далеко выдававшаяся въ море гора освтилась свинцовымъ, фантастическимъ оттнкомъ, затмъ, зардлась чуднымъ розовымъ блескомъ, разршившись, такъ сказать, въ розовую грезу — до того она казалась воздушной и призрачной. Вдругъ заоблачный горный утесъ окутался въ свое величіе, и все это отразилось въ волшебномъ зеркал океана, и чудная картина опьяняла очарованнаго зрителя неизъяснимымъ восторгомъ.
Изъ разговоровъ съ нкоторыми изъ нашихъ спутниковъ, постоянныхъ обитателей Гонолулу, и изъ другихъ разспросовъ я могъ составить себ понятіе о ныншнемъ город по сравненію съ Гонолулу моего времени. Тогда это былъ красивый небольшой городокъ, состоявшій изъ блоснжныхъ деревянныхъ домиковъ, очаровательно тонувшихъ въ тропическихъ виноградникахъ и цвтахъ, окруженный рощами и садами, а его коралловыя дороги мостовыя были тверды, гладки и такъ же блы, какъ его домики. Вншній видъ городка заставлялъ предполагать наличность скромнаго и уютнаго благополучія его жителей. Тамъ не было красивыхъ зданій, изящной внутренней обстановки, словомъ, не было роскоши. Сальныя свчи освщали спальныя комнаты, лампа, горвшая китовымъ жиромъ, освщала гостиную, мстная цыновка замняла коверъ. Въ пріемной можно было встртить на стнахъ дв-три литографіи, обыкновенно портреты Камеа-меа IV, Кошута, Джени Линдъ, а иногда и гравюры, изображавшія ‘Ревекку у колодца’, ‘Моисея, выскающаго воду изъ скалы’, ‘Слугъ Іосифа, нашедшихъ кубокъ въ мшк Веніамина’ и т. п. Среди комнаты стоялъ обыкновенно столъ съ книгами самаго невиннаго содержанія, врод ‘Начертаніе обязанностей человка’, ‘Покой праведныхъ’, ‘Христіанскіе мученики’, ‘Философія пословицъ’, ‘Миссіонерскій Встникъ’ и проч. У стны — органъ, наигрывавшій чувствительные романсы врод ‘Вечерняя звзда’, ‘Катись по небу, мсяцъ ясный’, ‘Я не хотлъ бы жить всегда’, и другіе любовные и раздирательные куплеты, вмст съ множествомъ духовныхъ гимновъ. Да и чего только тутъ не было: и панорамы, увеличивающія миніатюрныя изображенія кораблей или снжныхъ бурь Новой Англіи, коллекціи раковинъ съ вырзанными на нихъ библейскими текстами, мстные курьезы, врод китоваго зуба съ вырзаннымъ на немъ кораблемъ въ полномъ снаряженіи. Здсь ничего не попадалось иностраннаго, такъ какъ никто не бывалъ въ чужихъ краяхъ. Длались экскурсіи въ Санъ-Франсиско, но это нельзя было назвать поздкой ‘заграницу’. Говоря на чистоту, никто не путешествовалъ. Но Гонолулу сталъ богатъ съ тхъ давнихъ поръ, и это богатство, разумется, внесло извстныя перемны, многое изъ прежняго простого обихода исчезло. Вотъ описаніе современнаго дома, со словъ одной иностранки, давно поселившейся въ Гонолулу.
Почти каждый домъ окруженъ обширными лужайками и садами, обнесенными оградой изъ вулканическаго камня, или густой живой изгородью. Внутренность домовъ убрана съ большимъ, вкусомъ и удобствомъ, полы досчатые, покрыты либо мстными мохнатыми коврами, либо индйскими циновками, причемъ, какъ и вообще въ жаркихъ сграаахъ, предпочтеніе дается плетенкамъ изъ тростника или бамбука. Всюду разставлены группы всевозможныхъ бездлушекъ, всюду картины, книги и рдкости всхъ странъ свта, такъ какъ обитатели этихъ острововъ стали неутомимыми путешественниками.
Почти въ каждомъ дом имется такъ называемый ленай. Это болрщая пристройка съ крышей и поломъ, открытая, съ трехъ сторонъ, съ дверью или аркой, задрапированной занавской, ведущей въ гостиную. Часто крышу замняетъ переплетенный навсъ изъ втви мстнаго дерева хау (hoa), непроницаемый для солнца и даже для дождя, исключая сильныхъ ливней. Виноградники обсажены по сторонамъ какимъ-нибудь изъ безчисленныхъ видовъ душистыхъ и цвтущихъ вьюновъ, которыми изобилуютъ эти острова. Встрчаются также плетеныя сторы для защиты отъ солнца и дождя. Полъ голый, для прохлады, или мстами покрытый мохнатыми коврами, и эти ленаи красиво обставлены покойной мебелью и софами, столами, сплошь уставленными цвтами или чудными папоротниками въ большихъ вазахъ.
Эти ленаи — любимыя пріемныя комнаты, и здсь при всякомъ сбор гостей даютъ музыкальные вечера, и угощаютъ тортами и мороженымъ, здсь же принимаются утренніе визитеры или веселыя компаніи, собравшіяся покататься верхомъ, причемъ дамы бываютъ въ красивыхъ разрзныхъ платьяхъ, приноровленныхъ къ удобствамъ зды по-мужски, это общая мода, усвоенная европейскими и американскими дамами, также какъ и туземными.
Комфортъ и роскошь подобной гостиной, особенно въ какой-нибудь приморской вилл, не поддаются описанію. Ее обдуваетъ кругомъ свжій втерокъ, напоенный ароматомъ жасмина и горденіи, а сквозь чащу колыхающихся втвей пальмы и мимозы просвчиваютъ мохнатыя горы, съ вершинами въ облакахъ, сквозитъ пурпурное море съ блой пной прибоя, который вчно мечется на рифы, и пна его сверкаетъ еще ослпительне въ яркомъ солнечномъ свт или въ волшебномъ лунномъ сіяніи тропической ночи.
Такимъ образомъ, вы видите здсь ковры, мороженое, картины, ленаи, свтскія книги, грховныя гипсовыя и фарфоровыя фигурки, собранныя отовсюду, и дамъ, катающихся верхомъ по-мужски. Это, конечно, несомннный прогрессъ. Правда, въ мое время мстныя женщины здили по-мужски, но у ихъ блолицыхъ сестеръ не хватало мужества перенять ихъ разумный обычай. Въ мое время ледъ рдко встрчался въ Гополулу. Иногда его привозили на парусныхъ судахъ изъ Новой Англіи въ вид балласта, и тогда, если случался въ гавани военный корабль, на которомъ, по обыкновенію, свирпствовали балы и ужины, то этотъ балластъ цнился въ 600 долларовъ за тонну, какъ свидтельствуетъ достоврное преданіе. Но аппаратъ для приготовленія льда обошелъ теперь весь свтъ и сдлалъ ледъ доступнымъ каждому. Въ Лапландіи и на Шпицберген въ наше время никто не употребляетъ природнаго льда, исключая блыхъ медвдей и моржей.
О велосипед мн не говорили, да въ этомъ и не было надобности. Мы безъ разспросовъ знаемъ, что онъ здсь акклиматизированъ. Онъ имется всюду. Безъ него люди никогда не могли бы строить себ дачи на вершин Монъ-Блана, до появленія велосипеда собственность на этихъ горахъ имла лишь номинальную цнность. Дамы гавайской столицы слишкомъ поздно узнали удобный способъ пользоваться верховой лошадью, чтобы оцнить всю его выгоду. Верховая лошадь во всемъ свт вытсняется со службы, въ Гонолулу черезъ нсколько лтъ это благородное животное уже отойдетъ въ область преданій.

III.
Покидаемъ Гонолулу.— Переходъ черезъ экваторъ прежде и теперь.— Корабельная опрятность.— Невозвратимая потеря дня.— Рожденіе малютки на экватор.

Отъздъ изъ Гонолулу. Выписываю изъ своего дневника:
2 сентября.— Цлыя стаи летучихъ рыбъ легкихъ, миніатюрныхъ и ослпительно блыхъ. Подъ блескомъ солнца он похожи на полетъ серебряныхъ десертныхъ ножей, он могутъ перелетать на разстояніи сотни ярдовъ.
3 сентября.— Завтракали на 9®50’сверной широты. Приближеніе къ экватору съ большимъ отклономъ. Т изъ насъ, кто никогда не видалъ экватора, находятся въ сильномъ возбужденіи. Мн кажется, я не промняю этого оригинальнаго зрлища ни на какое другое во всемъ свт. Въ прошлую ночь мы вошли въ безпокойную полосу съ перемнными втрами и бурными ливнями при небольшихъ промежуткахъ тишины, съ крупной волной и качкой и пьяными кривляніями корабля — непріятное обстоятельство, встрчаемое иногда и въ другихъ широтахъ, но здсь всегда. Облегающій земной шаръ тропическій поясъ иметъ 20 градусовъ ширины, а нить, называемая экваторомъ, проходитъ по середин его.
4 сентября.— Вчерашній вечеръ любовались на полное затменіе луны. Въ 7 ч. 30 м. оно начало расходиться. Когда тнь заслонила лунный дискъ, онъ походилъ на яркое розовое яблочко съ подвижной поверхностью или, еще лучше, на комокъ земляничнаго мороженаго. Въ половин затменія мсяцъ напоминалъ золоченый желудь въ его чашечк.
5 сентября.— Сегодня днемъ приближались къ экватору. По этому поводу одинъ изъ нашихъ матросовъ объяснялъ какой-то юной двиц, что ходъ корабля замедляется потому, что мы взбираемся на самую верхушку у центра земного шара, но что какъ только перевалимъ черезъ нее на экватор и тронемся подъ гору, такъ полетимъ стрлой. Этотъ парень, какъ видно, порядочно нахватался разныхъ полезныхъ знаній и, вроятно, двушка вс ихъ усвоила,
Посл обда.— Перешли экваторъ. Издали онъ казался синей лентой, обвивающей океанъ. У насъ не соблюдалось при этомъ нелпыхъ обрядовъ или какихъ-нибудь фантастическихъ штукъ. Вс подобныя церемоніи давно вышли изъ обихода. Въ старое время матросъ, наряженный Нептуномъ, выходилъ со своей свитой и принимался мылить голову и брить каждаго простяка, переходившаго экваторъ впервые, и потомъ очищалъ этихъ несчастныхъ бросаніемъ ихъ съ палубы и троекратнымъ погруженіемъ въ море. Этотъ обрядъ считался очень забавнымъ, Богъ всть почему. Впрочемъ, и то сказать, что на суш сочли бы скучнымъ и нелпымъ, то при крайней монотонности судовой жизни въ открытомъ мор считается желаннымъ развлеченіемъ, забавной потхой. Свжій человкъ часто удивляется ребячеству и азарту, съ которыми взрослые люди потшаются на мор, и вызываемому этими проказами обществу необузданному восторгу. Теперь это случается только при долговременныхъ плаваніяхъ. Воображеніе постепенно становится инертнымъ, грубымъ и теряетъ привычный интересъ къ боле разумнымъ развлеченіямъ, возбудить или занять его уже ничто не можетъ, кром какой-нибудь глупой чехарды и другихъ столь же пошлыхъ и циничныхъ забавъ. При короткихъ перездахъ воображеніе не успваетъ дичать и спускаться до такого низменнаго уровня.
Средній человкъ бываетъ большею частью ехиднымъ, въ противномъ случа — это житейскій шутникъ. Результатъ для васъ все равно одинъ и тотъ же — вамъ приходится быть жертвой. Скачиваніе водою палубы начинается рано утромъ на всхъ корабляхъ, на рдкихъ изъ нихъ принимаются какія-нибудь мры въ интересахъ пассажировъ: ихъ не предупреждаютъ заблаговременно, не заставляютъ прислугу затворять ихъ двери и прочее. Поэтому поломойцы получаютъ полную свободу и обыкновенно злоупотребляютъ ею. Они выкачиваютъ ушаты воды, заливающей палубу и проникающей въ двери каютъ и подмачивающей платье пассажировъ, а зачастую и ихъ самихъ. Этотъ патріархальный обычай царилъ на нашемъ корабл и при обстоятельствахъ, самыхъ благопріятныхъ для поддержанія этой рутины, ибо въ раскаленной тропической атмосфер двери часто оставляютъ пріотворенными для тяги свжаго воздуха въ каюту, благодаря этому незатйливому приспособленію вмст съ воздухомъ и вода свободно проникаетъ въ каюту и притомъ въ изобиліи, достаточномъ для потопа. Одна изъ нашихъ спутницъ, женщина больная и слабая, спала на соф подл своей двери, и всякій разъ просыпала роковой моментъ, за что и платилась бгствомъ изъ каюты въ самомъ плачевномъ вид.
А какое раздолье было малярамъ! Нашему кораблю предстояло цлый мсяцъ ремонтироваться въ Сидне, но что за дло до этого, окраска продолжалась все время то тамъ, то тутъ. Платья у дамъ постоянно пачкались, но никакіе протесты и мольбы не вели ни къ чему. Иногда какая-нибудь лэди вздремнетъ посл обда на палуб подл вентилятора или какой другой принадлежности, не нуждающейся въ окраск, а, проснувшись, съ изумленіемъ замтитъ, что потшный маляръ безшумно мазалъ кругомъ нея и забрызгалъ все ея блое платье маленькими жирными желтыми пятнышками.
Упрекъ за такую несвоевременную окраску падаетъ не на корабельную администрацію, а на укоренившійся обычай. Съ незапамятныхъ временъ Ноя вошло въ законъ правило, что вс корабли должны безпрерывно краситься и чиститься во все продолженіе плаванія, изъ этого закона возникъ обычай, а на мор обычай не знаетъ смерти, и будетъ продолжаться пока не высохнетъ море.
8 сентября, воскресенье.— Мы такъ подвигаемся въ южномъ направленіи, что перескаемъ только около двухъ меридіановъ долготы въ день. Сегодня утромъ мы были на 178® долготы къ западу отъ Гринича, и на 57® къ западу отъ Санъ-Франциско. Завтра должны быть у самаго центра земного глобуса, на 180® западной долготы и 180® восточной долготы, и тогда намъ придется потерять, вычеркнуть изъ нашей жизни день, который уже не наверстать никогда. Мы вс должны умереть днемъ раньше, чмъ намъ было это предназначено отъ начала временъ, намъ суждено теперь на день отставать въ продолженіе цлой вчности: гд на замчаніе наше въ разговор съ безплотными собратьями: ‘Какой роскошный день сегодня’, т всегда будутъ поправлять насъ: ‘но вдь сегодня — завтра’. Мы всегда будемъ въ состояніи какого-то конфуза, и никогда не узнаемъ, что такое истинное счастье.
На слдующій день,— Ну, да, такъ и случилось. Вчера было 8-е сентября, воскресенье, сегодня, по вывшенному объявленію, 10-е сентября, вторникъ. Это что-то вовсе невозможное и неудобное. Дйствительно, какъ подумаешь, это нчто совсмъ немыслимое и ни съ чмъ несообразное. Когда мы перескали 180 меридіанъ, на носу корабля, гд находилась моя семья, было воскресенье, а на корм, гд находился я, былъ вторникъ. Мои семейные кушали тамъ половину свжаго яблока 8-го числа, а я въ то же самое время лъ другую его половину 10-го, и могъ замтить, какъ завяло это яблоко. Они были въ томъ же возраст, въ какомъ я ихъ оставилъ 5 минутъ тому назадъ, но я оказался теперь на сутки старше, нежели былъ тогда. День, который они переживали, тянулся позади ихъ на полпути кругомъ земного шара, чрезъ Тихій океанъ, Америку и Европу, день, въ который вступилъ я, несся мн навстрчу кругомъ другой половины земли. Это были чудовощные дни по размрамъ и протяженію, несомннно самые длинные во всей нашей жизни. Сравнительно съ ними вс предыдущіе дни съежились въ крошечные деньки. Разница въ температур между двумя этими днями была тоже очень замтна, такъ какъ у моей семьи день былъ жарче моего дня, боле удаленнаго отъ экватора.
Въ самый моментъ перехода экватора, въ кают 2 класса родился ребенокъ, и теперь нтъ никакой возможности опредлить, какого числа это произошло. Нянька считаетъ въ воскресенье, докторъ полагаетъ во вторникъ. Дитя никогда не будетъ знать дня своего рожденія. Выбирая то одно число, то другое, оно никогда не будетъ въ состояніи сдлать окончательный выборъ. А это хроническое недоразумніе произведетъ шатаніе и легкомысліе въ его убжденіяхъ по вопросамъ религіознымъ и политическимъ, служебнымъ, амурнымъ и всякимъ инымъ, оно будетъ подкапываться и искоренять ихъ, и сдлаетъ бднягу существомъ безличнымъ и житейскимъ неудачникомъ. На пароход вс говорятъ такъ. А это еще не все, не самое худшее. Дло въ томъ, что на нашемъ корабл детъ одинъ богатый пивоваръ, сказавшій не дале какъ десять дней тому назадъ, что если ребенокъ родится въ день его рожденія, то онъ положилъ ему на зубокъ десять тысячъ долларовъ. День рожденія пивовара былъ въ понедльникъ, 9 сентября.
Если бы вс корабли двигались въ одномъ направленіи, а именно, въ западномъ, міръ несъ бы неисчислимую потерю драгоцннаго времени, вслдствіе выбрасыванія на экватор за бортъ такого множества дней судовымъ экипажемъ и пассажирами. Но по счастію, корабли не вс плывутъ на западъ, половина ихъ плыветъ на востокъ, и потому дйствительной потери нтъ. Эта послдняя половина подбираетъ отброшенные дни и снова прилагаетъ ихъ въ міровому запасу, и это тмъ удобне, что они ничмъ не уступаютъ новымъ днямъ, такъ какъ соленая морская вода отлично сохраняетъ ихъ.

IV.
Смна созвздій.— Ихъ клинки.— Южный Крестъ.— Его лишняя звздочка.— Будущее земли и небесъ.

Шумъ ничего не доказываетъ. Часто курица, снесшая самое обыкновенное яйцо, кудахчетъ съ такимъ азартомъ, точно снесла аэролитъ.
Изъ новаго календаря Вильсона.

Мы неизмнно двигаемся къ югу, спускаясь все ниже и ниже по брюху земного шара. Вчера вечеромъ видли, какъ Большой Водолазъ и Сверная звзда опустились за горизонтъ и исчезли съ нашего неба. Впрочемъ, виноватъ, это видли не ‘мы’, а ‘они’. Они видли — кто-то видлъ — и сказалъ мн объ этомъ. Но это ршительно все равно, я не заботился о такихъ пустякахъ, успвшихъ даже надость мн. Я не спорю, что это очень милыя звзды, но что мн за надобность желать, чтобы он всегда висли на моемъ неб? Весь мой интересъ сосредоточился на Южномъ Крест, я никогда не видалъ его. Зато мн приходилось слышать о немъ всю жизнь, и было вполн естественно, что я сгоралъ нетерпніемъ познакомиться съ нимъ. Ни объ одномъ изъ другихъ созвздій не говорятъ такъ много. Я ничего не имлъ противъ Большого Водолаза — и, само собой разумется, не могъ ничего имть противъ него, разъ онъ гражданинъ нашего неба, и собственность Соединенныхъ Штатовъ, но я желалъ, чтобы онъ очистилъ дорогу предъ небеснымъ чужестранцемъ. Судя по масс разговоровъ, поднятыхъ Южнымъ Крестомъ, я ожидалъ, что придется все небо уступить ему.
Но это оказалось недоразумніемъ. Сегодня вечеромъ мы видли Крестъ, онъ не великъ и не особенно ярокъ. Однако, онъ находился низко на горизонт и можетъ еще усовершенствоваться, когда поднимется выше. Это созвздіе названо чрезвычайно остроумно: оно иметъ совершенно такой видъ, какой имлъ бы крестъ, если, бы онъ имлъ какой-нибудь иной видъ. Но такое объясненіе ничего не объясняетъ, оно слишкомъ смутно. Видъ этого созвздія отчасти напоминаетъ крестъ, но крестъ или нуждающійся въ починк, или неврно собранный. Онъ длинный, съ короткой поперечиной, прилаженной въ косомъ направленіи.

[]

Созвздіе состоитъ изъ четырехъ большихъ звздъ и одной малой. Малая звздочка находится вн линіи и еще боле искажаетъ форму креста. Ее надо бы помстить на пересченіи главнаго ствола съ поперечиной. Если вы не проведете мысленной линіи отъ одной звзды къ другой, то не замтите креста, да и вообще ничего не замтите.
Лучше всего игнорировать эту маленькую звздочку, не принимая ея въ общую комбинацію — она все дло портитъ. Отбросивъ же ее, вы можете изъ тхъ четырехъ звздъ сдлать подобіе креста, только неврное, или подобіе бумажнаго змя, тоже неврное, или, наконецъ, подобіе гроба, но опять таки неврное.
Впрочемъ, названіе созвздій всегда доставляло много хлопотъ человчеству. Если вы дадите ему причудливое названіе, созвздіе никогда не согласится ему соотвтствовать, оно вчно будетъ притворствовать въ нежеланіи походить на предметъ, въ честь котораго оно названо. Въ конц концовъ, изъ угожденія почтеннйшей публик, затйливое названіе оказывалось нужнымъ замнить шаблонной, боле вразумительной кличкой. Большая Медвдица оставалась большой медвдицей, даже не признаваемая таковою цлыя тысячи лтъ, и народъ жаловался на это все время, и совершенно основательно, но какъ скоро эта Медвдица стала собственностью Соединенныхъ Штатовъ, конгрессъ измнилъ ея названіе на Большого Водолаза, и теперь вс довольны и больше рчи нтъ о непокорныхъ. Я не хотлъ бы измнить Южный Крестъ на Южный Гробъ, а скоре на ‘Южный Змй’, ибо въ небесной выси, на необъятномъ простор и есть настоящая родина бумажнаго змя, но ужь никакъ не гробовъ, крестовъ и водолазовъ. Въ недалекомъ будущемъ — я не могу въ точности опредлить, какъ скоро оно настанетъ — земной шаръ будетъ принадлежатъ рас, говорящей англійскимъ языкомъ, а вмст съ шаромъ, разумется, и небеса. Тогда созвздія получатъ новую организацію, будутъ заново отполированы и получатъ новыя названія, большая ихъ часть, мн кажется, будетъ названа Викторіей, но американское созвздіе будетъ съ того времени плавать подъ именемъ ‘Южнаго Змя’ или отчислится за штатъ. Нкоторые города и предпріятія кое-гд уже были названы именемъ ея британскаго величества.
Послдніе дни мы все пробираемся роскошнымъ млечнымъ путемъ острововъ. Острова эти до того густы на карт, что вы сомнваетесь, чтобы можно было протолкаться между ними въ лодк, а мы и на корабл лавируемъ на такомъ простор, что не всегда можемъ даже разглядть ихъ.

V.
Несчетное множество мелкихъ острововъ.— Архипелагъ Фиджи — Създъ на берегъ.— Вншность островитянъ — Зимняя жара.— Визитъ губернатору.— Туземные главари.— Изъ политическаго прошлаго Фиджи.

Честность не рдко оказывается наилучшей политикой, но иногда личина ея стоитъ вшестеро дороже.
Изъ новаго календаря Вильсона

Выписываю изъ дневника:
Дня два мы все пробирались среди невидимой глазу обширной пустыни острововъ, схватывая по временамъ ихъ нжныя очертанія. Должно быть, изобильный урожай на острова въ этомъ году, карта этихъ широтъ вся сплошь испещрена и усяна этими мушиными точками. Количество ихъ, вроятно, неисчислимо. Мы двигаемся теперь между островами Фиджи, ихъ вмст съ островками 224 въ групп. Впереди насъ, къ западу, водяная пустыня тянется къ Австраліи, потомъ изгибается къ Новой Гвине и дале все выше и выше къ Японіи, позади, къ востоку, эта пустыня тянется на 60® по волнамъ Тихаго океана, къ югу отъ насъ Новая Зеландія. Гд-то среди этихъ несчетныхъ милліоновъ острововъ скрываются островки Самоа, которыхъ невозможно и найти на иной карт. Тмъ не мене, когда вы пожелаете попасть туда, то разыщете Самоа безъ всякихъ хлопотъ, если послдуете доброму указанію, данному Робертомъ Стивенсономъ д-ру Конану Дойлю и м-ру Барри: ‘Отправляйтесь въ Америку, прозжайте континентомъ до Санъ-Франциско, а отсюда второй поворотъ налво — Самоа’. Чтобы оцнить весь ароматъ этой ироніи, достаточно взглянуть на карту.
Среда, 11 сентября.— Вчера мы прошли близко мимо одного острова и узнали въ немъ характерные признаки Фиджи. Широкій поясъ благо коралловаго песка вокругъ острова, позади его красивая опушка изъ гибкихъ пальмъ съ туземными хижинками, пріютившимися среди кустарниковъ, позади равнина, покрытая тропическою растительностью, а за нею мохнатыя живописныя горы. А вотъ особенность, видимая непосредственно на первомъ план: разбитый корабль, высоко вскочившій на коралловый рифъ. Это довершаетъ оригинальную композицію и длаетъ картину художественнымъ шедевромъ.
Посл обда мы увидали Сьюву (Save) столицу этой островной группы, и завернули въ уединенную маленькую бухту — мирный заливъ блестящей голубой и зеленой воды, уютно вставленный въ рамку холмовъ.
Стая лодокъ тотчасъ отвалила отъ берега, среди гребцовъ мы увидали первыхъ туземцевъ, они не имли на себ никакой лишней одежды, что было весьма разумно, такъ какъ жара стояла нестерпимая. Это были красивые смуглые ребята съ здоровенными мускулами, полунагіе и съ очень выразительными умными лицами. Я полагаю, едва ли можно встртить среди другихъ темнокожихъ племенъ боле развитую расу.
Вс пассажиры спшили на берегъ осмотрться, ознакомиться съ страною и поскоре вкусить той роскоши изъ роскошей для морскихъ путешественниковъ, которая называется сухопутнымъ обдомъ. Здсь мы уже увидали полную выставку островитянъ: морщинистыхъ старухъ съ неказистыми дтьми, перекинутыми за спину или подвшенными спереди, полныхъ, улыбающихся двушекъ, веселыхъ, живыхъ и граціозныхъ, просто любо смотрть, молодыхъ матронъ, высокихъ, стройныхъ, красивыхъ, хорошо сложенныхъ, причемъ и поступь ихъ отличается прирожденнымъ изяществомъ и благородствомъ, мужская молодежь, по сложенію и мускулатур, атлеты на подборъ, одты они въ широкій костюмъ ослпительной близны, съ обнаженной грудью и ногами подъ бронзу, а на голов пушечная швабра въ вид копны густыхъ волосъ, зачесанныхъ съ макушки вверхъ и окрашенныхъ въ ярко-кирпичный цвтъ. Всего шестьдесятъ лтъ тому назадъ они коснли во мрак невжества, теперь у нихъ есть двухколесный велосипедъ.
Мы бродили по улицамъ маленькаго городка этого благо народца и по окрестнымъ холмамъ, пробираясь тропинками и дорогами среди жилищъ европейцевъ, садовъ и плантацій, и видли гибискусы съ замчательно яркими красными цвтами, по временамъ останавливались, предлагая попутные вопросы одному пожилому англичанину-колонисту, и выражали сожалніе по поводу невыносимо жаркой погоды, но нашъ собесдникъ удивился на это и сказалъ:
— Вы это называете жарою? Помилуйте, такая ли бываетъ жара. Вотъ побывали бы вы здсь въ лтнюю пору, тогда другое дло.
— А мы по всмъ признакамъ думали, что теперь у васъ лто. Помилуйте, этакую прелесть вы можете взять съ собою въ любую страну и выдавать за самое настоящее лто. Но если это не лто, когда же оно настанетъ?
— Черезъ полгода, теперь половина зимы.
Я страдалъ лихорадкой нсколько мсяцевъ и внезапная перемна температуры, врод этой, неминуемо должна была повредить мн. Она принесла другую лихорадку.
Курьезная штука эти неожиданные скачки изъ одного сезона въ другой. Дв недли тому назадъ мы оставили Америку въ средин лта, теперь средина зимы, еще черезъ дв недли намъ предстоитъ прибыть въ Австралію весною.
Посл обда въ ресторан я встртилъ въ билліардной здшняго резидента, котораго я встрчалъ гд-то на бломъ свт, и тотчасъ же пріобрлъ нсколько знакомыхъ, съ ними я и похалъ внутрь страны для посщенія его превосходительства, главы этого государства, занимавшаго свою лтнюю резиденцію, какъ я догадываюсь, для избжанія жестокой зимней стужи, она была въ освжаемой втеркомъ высокой мстности и боле удобной сравнительно съ низиной, занимаемой городомъ, гд зима разгуливаетъ на полномъ простор, почему нердко у человка опаляются волосы на голов, когда онъ сниметъ шляпу для любезнаго поклона. Красивый, величественный видъ на океанъ и острова ина обнесенныя зубчатыми стнами пики горъ открывается изъ расположеннаго на холм губернаторскаго дома, и его ближайшія окрестности лежатъ словно въ полусн въ этомъ сонномъ поко и свтлой тишин, составляющихъ всю прелесть жизни на островахъ Тихаго океана.
Одинъ изъ моихъ новыхъ знакомыхъ, вышедшихъ вмст на эту экскурсію, былъ такой огромный субъектъ, что я всю дорогу дивился его росту, продолжая удивляться ему и у губернатора, когда онъ разговаривалъ съ нимъ на веранд. Но тутъ появился дворецкій изъ туземцевъ доложить, что чай готовъ, и своею колоссальностью обратилъ того субъекта въ едва замтнаго пигмея. Можетъ быть, я нсколько преувеличиваю, но во всякомъ случа контрастъ между ними былъ поразительный. Весьма возможно, что этотъ черный великанъ былъ ех-королемъ въ состояніи политическаго запрещенія. Мн помнится, въ разговор на веранд было замчено, что на Фиджи, какъ и на Сандвичевыхъ островахъ, туземные короли и начальники гораздо выше и съ большимъ всомъ, нежели обыкновенные люди {Непереводимый каламбуръ. Commoners иметъ и другое значеніе — членовъ парламента. Прим. перев.}. Этотъ великанъ былъ въ широкомъ бломъ балахон, который очень шелъ къ нему и какъ нельзя лучше гармонировалъ съ его высокой фигурой, королевской осанкой и достоинствомъ. Европейское платье принизило бы его и опошлило. Я это хорошо знаю, такъ какъ оно опошляетъ всякаго, кто его носитъ.
Говорилось также, что старинная почтительность къ вождямъ и уваженіе ихъ личности все еще живетъ въ конституціонныхъ туземцахъ, и при томъ въ полной сил. Образованный молодой джентльмэнъ, состоящій главаремъ племени, живущаго неподалеку отъ столицы, хотя и одвается по образцу первоклассныхъ европейскихъ франтовъ, но даже этотъ шутовской костюмъ не можетъ лишить его уваженія народа. Ихъ гордость его высокимъ рангомъ и древнимъ родословіемъ еще жива, вопреки его утраченному авторитету и злому генію его портного. Ему нтъ надобности марать свои руки работой или ломать голову надъ мизерными житейскими заботами, племя позаботится, чтобы вождь его ни въ чемъ не нуждался, могъ высоко держать голову и жить на аристократическую ногу. Я видлъ его мелькомъ въ город. Быть можетъ, это послдній потомокъ короля съ тмъ мудренымъ именемъ, почетная память о которомъ сохраняется въ надписи на гранитномъ монумент, красующемся за ршеткою въ центр города. Thakomban — я припомнилъ — вотъ его имя, которое легче сохранить на гранитной глыб, нежели въ собственной голов.
Острова Фиджи были уступлены этимъ королемъ Англіи въ 1874 г. Одинъ изъ губернаторскихъ гостей привелъ характерное замчаніе этого монарха въ моментъ роковой уступки — въ вид деликатнаго упрека, высказаннаго съ большимъ тактомъ и патріотизмомъ. Великобританскій агентъ предложилъ крупицу утшенія Тэкомбау, сказавъ, что передача его впаденій Англіи есть ‘понимаете ли, простая формальность со стороны краба-отшельника’.— ‘Да,— отвтилъ бдныйТэкомбау,— но съ тою разницею, что крабъ залзетъ въ незанятую раковину, а моя была занята’.
Впрочемъ, насколько я могъ ознакомиться изъ описаній этого эпизода, злополучный король былъ въ то время между чортомъ и морской пучиной, и не имлъ другого выбора. За нимъ считался крупный долгъ Соединеннымъ Штатамъ — долгъ, который онъ могъ бы уплатить, если бы ему дали только время, но въ отсрочк ему отказали, и онъ былъ принужденъ или уплатить долгъ немедленно, или ожидать американскихъ военныхъ кораблей. Для защиты своего народа отъ такого погрома, онъ уступилъ свои владнія Англіи, съ оговоркой въ контракт объ обязательств сдлать полное погашеніе американскаго долга.
Въ старыя времена фиджане были лихіе воины, они отличались религіозностью и поклонялись идоламъ. Исполинскіе вожди ихъ, гордые и надменные, были людьми замчательными во многихъ отношеніяхъ, вс они имли по нсколько женъ, а главари племени — не мене пятидесяти. Когда вождь умиралъ, то при его погребеніи нсколькихъ избранныхъ женъ придушали и опускали съ нимъ въ могилу. Въ 1804 году 27 англійскихъ каторжниковъ убжали изъ Австраліи на одинъ изъ острововъ Фиджи, и привезли съ собой ружья и боевые припасы. Подумайте, какую они представляли силу въ такомъ внушительномъ снаряженіи, и какой благопріятный случай представлялся имъ для успшной борьбы и колонизаціи. Будь они люди предпріимчивые и трезвые, да имй мозги и умнье ими пользоваться, они могли бы завладть всмъ этимъ архипелагомъ — съ двадцатью семью царьками, у каждаго изъ которыхъ было подъ скипетромъ около десятка острововъ. Но у нихъ не вышло никакого толку. Они вели жалкую преступную жизнь и кончили постыдною, большею частью насильственной смертью. Лишь одинъ изъ нихъ, и то не англичанинъ, а ирландецъ О’Конноръ имлъ хоть какое нибудь честолюбіе: онъ старался расплодить семью въ пятьдесятъ дтей и, насчитавъ ихъ уже сорокъ восемь, умеръ, сокрушаясь о недочет. Какъ видите, несчастный былъ одержимъ какою-то ненасытною жадностью. Сколько отцовъ были бы очень рады имть семейку и въ сорокъ дтей…
Въ самомъ дл, прекрасное племя эти фиджане съ мозгами въ голов и съ пытливымъ умомъ въ мозгахъ.
Оказывается, что религіознымъ представленіямъ ихъ дикихъ предковъ не чужда была идея безсмертія, только съ извстнымъ ограниченіемъ. Такъ, они врили, что лишь тотъ изъ ихъ умершихъ друзей попадаетъ въ счастливую загробную жизнь, кто можетъ быть собранъ въ его полномъ телсномъ вид, не иначе. Дальновидные дикари были осмотрительны въ этомъ отношеніи, полагая, что ученіе ихъ миссіонера было слишкомъ туманно и лаконично. Они и обратили вниманіе на нкоторые факты. Напримръ, многіе изъ ихъ родныхъ и друзей были съдены акулами, акулы, въ свою очередь, были пойманы и съдены другими людьми, впослдствіи эти люди были схвачены въ плнъ на войн и съдены непріятелемъ. Такимъ образомъ, первоначально погибшіе люди вошли въ составъ тла акулы, затмъ они, купно съ этими акулами, вошли въ плоть, кровь и кость людодовъ. Теперь спрашивается, какимъ образомъ можно найти частицы этихъ первоначальныхъ жертвъ посл ихъ окончательнаго поглощенія и сложить ихъ опять воедино? Вопрошавшіе были неисправимые скептики и ршили, что и миссіонеръ не изслдовалъ этого важнаго вопроса съ тою серьезностью и вниманіемъ, которыхъ онъ заслуживалъ.
Проповдникъ научилъ этихъ взыскательныхъ дикарей многимъ драгоцннымъ знаніямъ, а отъ нихъ узналъ одну въ высшей степени изящную и поэтическую идею: эти дикія и невжественныя дти природы врили, что увядшіе цвты посл ихъ опаденія подхватываются втрами и уносятся на изумрудную мураву роскошныхъ небесныхъ луговъ, гд цвтутъ уже вчно въ безсмертной красот!

VI.
Приближеніе къ Австраліи.— Живые огни на мор.— Сидней и его бухта.— Воспоминаніе о Дункан.— Разговоръ съ мстнымъ патріотомъ.— Очертаніе материка.

Сострадайте живому, завидуйте мертвому.
Онъ былъ застнчивъ, какъ газета,
толкующая о своихъ достоинствахъ.
Изъ новаго календаря Вильсона.

15 сентября, ночью.— Вблизи Австраліи въ 50-ти миляхъ отъ Сиднея
Заношу одно любопытное и рдкое явленіе.
Сейчасъ пассажиры были позваны наверхъ посмотрть красивую картину на мор. Было очень темно, на разстояніи какихъ-нибудь пятидесяти ярдовъ отъ насъ ничего нельзя было различить. Но, всматриваясь терпливо въ ночную темь, вы поражались очаровательнымъ зрлищемъ. Вдругъ на разстояніи четверти мили отъ корабля вы начали различать ослпительные брызги или вспышки огня на вод, съ такимъ изумительнымъ блескомъ, что у васъ духъ захватывало отъ восхищенія и страха, вслдъ затмъ эта огненная полоска растягивалась длиннымъ миическимъ морскимъ змемъ во всей чудовищной крас живого огня. Прежде чмъ вы успете опомниться, это огненное чудовище, въ пятьдесятъ футовъ длины, начинаетъ сверкать, бурлить и извиваться, то приближаясь, то удаляясь и исчезая, чтобы вспыхнуть вновь. А тамъ загорается другая полоска, еще и еще, безъ конца, и мгновенно вс разомъ обращаются въ исполинскихъ сказочныхъ змй и ползутъ, извиваясь, къ намъ, какъ подвижной пожаръ, представляя зрлище дикой красоты, равнаго которому большинство зрителей не увидитъ вновь, пока не умретъ.
Эти волшебные зми оказались просто дельфинами, сверкавшими на вод фосфорическимъ блескомъ. Они теперь играютъ и плещутся оживленной и красивой стаей кругомъ нашего судна, забавляя насъ уже цлый часъ. Это были крупные дельфины въ 8 или 9 футовъ, и каждое ихъ движеніе разсыпало множество огненныхъ искръ. Мы долго не могли оторваться отъ чуднаго зрлища, котораго потомъ всю жизнь не увидишь. По игривости и граціи дельфинъ — морской котенокъ, у него нтъ серьезной мысли, на ум одн шутки и игры. Но въ эту ночь они были какъ-то особенно весело настроены, и немудрено: мы приближались къ центру цивилизаціи, и они могли быть немножко навесел.
Мало-по-малу, когда мы подходили къ высотамъ Сиднея, яркій электрическій маякъ началъ показываться съ одного изъ высокихъ валовъ, и вскор едва замтная свтлая точка превратилась въ яркое солнце, разскшее твердыню мрака далеко пронизывающимъ мечемъ свта.
Сиднейская бухта скрыта позади горныхъ кряжей, простирающихся на нсколько миль подобно стн, и не знающій иностранецъ не найдетъ въ ней прорыва. Входъ въ бухту посредин, но онъ такъ незамтенъ, что даже капитанъ Кукъ попалъ въ него случайно, не видавъ его. Вблизи есть еще ложный проходъ, похожій на настоящій и доставлявшій ночью много хлопотъ морякамъ въ то давнее время, когда бухта не освщалась. Упомянутая фальшивая бухта была виновницей памятнаго крушенія Дункана Дунбара, одной изъ потрясающихъ драмъ въ исторіи безпощаднаго моря. Корабль былъ, по тогдашнему, парусный, считался красивымъ и любимымъ пассажирскимъ судномъ и состоялъ подъ командой популярнаго капитана безукоризненной репутаціи.
Дунканъ слдовалъ изъ Англіи, и весь Сидней его ждалъ, считая часы и готовясь встртить самымъ сердечнымъ образомъ, такъ какъ онъ везъ обратно большое общество дамъ-матерей и дочерей, этотъ давно исчезнувшій свтъ и цвтъ семейной жизни сиднейскихъ домовъ, дочерей, много лтъ отсутствовавшихъ для воспитанія, и матерей, все это время наблюдавшихъ за ними. Изъ всего свта только Индія и Австралія, по неизмнному обычаю, нагружаютъ корабли и цлые флоты этими сокровищами своихъ сердецъ и понимаютъ страшное значеніе этой фразы, только они знаютъ всю муку этого ожиданія, когда такой драгоцнный ‘грузъ’ ввряется не пару, а коварному втру, знаютъ радость, когда желанный корабль благополучно входитъ въ гавань и минуетъ долгая тревога.
На борт Дункана, летвшаго по направленію въ Сиднейскимъ высотамъ при спускавшихся сумеркахъ, возвращавшіяся домой счастливыя путешественницы были заняты хлопотливыми приготовленіями къ встрч, такъ какъ не сомнвались, что будутъ въ объятіяхъ своихъ родныхъ до наступленія ночи. Двушки эти, злополучныя невсты могилы, сбросили дорожные костюмы и одлись въ боле соотвтствовавшія радостному свиданію роскошныя нарядныя платья и уборы. Но, увы, втеръ стихъ и разсчетъ капитана не оправдался: прежде чмъ показались скалистыя высоты, спустилась ночь. Говорили тогда, что при другихъ условіяхъ капитанъ сталъ бы на якорь и въ полной безопасности выжидалъ бы наступленія утра, но этотъ случай былъ не изъ обыкновенныхъ, кругомъ него толпились умоляющія лица, встревоженныя отчаяніемъ. Сочувствіе къ нимъ заставило его сдлать попытку войти темной ночью въ опасный проходъ. Сколько разъ онъ входилъ этимъ мстомъ и думалъ, что достаточно знаетъ его. И вотъ онъ направилъ судно прямо въ ложный проходъ, принявъ его за настоящій. Онъ замтилъ свою ошибку, когда уже было поздно. Спасенія для корабля не было. Сильный водоворотъ закружилъ его и разбилъ въ мелкія щенки о скалу у подошвы горы. Изъ этого изящнаго и наряднаго дамскаго общества ни одна душа не осталась въ живыхъ.
Грустная повсть эта разсказывается каждому прізжающему сюда иностранцу и будетъ передаваться изъ поколнія въ поколніе, она никогда не состарится и никогда не сгладится въ ней потрясающій трагическій элементъ.
На погибшемъ корабл было около двухсотъ пассажировъ, и изъ нихъ только одинъ человкъ пережилъ катастрофу. Это былъ матросъ. Высокая морская волна выбросила его на средину горы, и онъ счастливо попалъ подъ прикрытіе небольшого уступа скалы, гд и пролежалъ всю ночь. При другихъ обстоятельствахъ бдняга лежалъ бы здсь до второго пришествія, безъ всякихъ шансовъ быть замченнымъ. Но на слдующее утро ужасная всть, что Дунканъ Дунбаръ пошелъ ко дну въ виду города, облетла весь Сидней, и тотчасъ унылыя горы были усяны безутшными родными, тогда-то и былъ усмотрнъ этотъ дивно-спасенный свидтель крушенія. Моментально были принесены веревки и почти невозможная задача спасенія была исполнена успшно. Онъ оказался человкомъ съ практической жилкой, нанялъ въ Сидне залъ и показывалъ себя за шесть пенсовъ съ головы, пока не истощилъ всей добычи золотыхъ пріисковъ въ томъ году.
Мы вошли благополучно и бросили якорь, а на утро раздались наши восторженныя восклицанія среди извилистыхъ поворотовъ просторной и красивой бухты, этой гордости Сиднея и чуда всего свта. Неудивительно, что народъ гордится ею и высказываетъ свой восторгъ въ пламенныхъ выраженіяхъ. Одинъ изъ мстныхъ гражданъ спросилъ меня, что я о ней думаю, и я засвидтельствовалъ ему свое восхищеніе съ такою искренностью, которую считалъ равной самому высокому биржевому курсу. Я сказалъ, что она прелестна, замчательно прелестна. Затмъ, по естественному побужденію, я воздалъ за это хвалу Богу. Но, какъ кажется, пылкій гражданинъ вовсе не удовлетворился такимъ отзывомъ. Онъ возразилъ:
— Наша гавань дйствительно прелестна, но это еще не все, это только половина дла, Сидней — другая половина, и только об вмст составляютъ верхъ совершенства. Богъ создалъ бухту — это врно, но сатана создалъ Сидней!
Патріотъ былъ правъ: бухта составляетъ половину всей картины. Она была бы красива и безъ Сиднея, но и въ половину не была бы такъ живописна, какъ теперь съ придачей Сиднея. Городъ напоминаетъ дубовый листъ, окруженный обширной гладью блестящей голубой воды, тсными рукавами бгущей внутрь страны по обимъ сторонамъ между длинными пальцами материка, съ высокими лсистыми кряжами, скошенными на подобіе могилъ. Красивыя виллы лпятся кой-гд на этихъ отрогахъ, прижавшись среди матовой роскошной листвы, и подъзжая на корабл къ городу, вы издалека видите эти привтливые домики. Городъ окруженъ цлой группой острововъ и каймой сосднихъ утесовъ и горъ, съ подавляющей массой его зданій и изъ этихъ массъ выступаютъ башни, шпицы и другія архитектурныя отличія и украшенія, нарушающія однообразіе линій и дающія такой живописный видъ цлому.
Эти тсные проливчики или ручьи, о которыхъ я упомянулъ, со всхъ сторонъ проникаютъ въ материкъ и прячутся въ немъ, на нихъ затваются увеселительныя прогулки въ лодкахъ съ веселой компаніей, собравшейся на пикникъ. Этихъ канальчиковъ такое множество, что, по словамъ вполн достоврныхъ людей, если вы изъздите ихъ вс, то сдлаете семьсотъ миль воднаго путешествія. Но въ этомъ году всюду много вралей, готовыхъ удвоить это количество, если ихъ товаръ въ хорошемъ спрос.

VII.
Пыльный ураганъ.— Понятіе о жар.— Сравненіе съ Невадой.— Колонизація Австраліи.— Положеніе ссыльныхъ.— ‘Кошка’.

Приближался октябрь, наступала весна. И дйствительно была весна — вс такъ говорили, но вы могли бы продать ее за лто въ Канад, и никто бы не замтилъ перемны. Стояла именно та благодать, которая длаетъ наше родное лто совершенствомъ климатической роскоши, я разумю, когда вы прогуливаетесь въ лсу или на взморь. Но здшніе обитатели говорятъ, что теперь холодно, незнающему слдуетъ побывать въ Сиднее лтомъ, если онъ хочетъ узнать, что называется здсь тепломъ, или подвинуться еще тысячи за полторы миль, если онъ желаетъ понять, что такое настоящая жара. Бывалые люди увряютъ, что тамъ, у экватора, куры несутъ печеныя яйца.
Великій изслдователь капитанъ Стортъ оставилъ намъ любопытную характеристику этой жары:
‘Втеръ, дувшій все время съ сверо-востока, перешелъ въ бурный ураганъ и мн никогда не забыть его бушующей силы. Я искалъ защиты подъ большимъ каучуковымъ деревомъ, но раскаленный тропическимъ зноемъ вихрь былъ такъ ужасенъ, что я дивился, какъ только трава не загоралась. Это явленіе въ самомъ дл не представляло ничего привлекательнаго, вс предметы какъ одушевленные, такъ и неодушевленные, отступали предъ нимъ, лошади стояли задомъ къ втру, безсильно опустивъ головы къ самой земл, птицы смолкли, а листья съ деревьевъ, подъ которыми мы сидли, падали кругомъ насъ, подобно хлопьямъ снга. Въ полдень я вынулъ изъ футляра свой термометръ и замтилъ, что ртуть тотчасъ поднялась до 125®. Полагая, что подл футляра онъ показываетъ не врно, я поставилъ его на сукъ ближайшаго дерева, одинаково защищеннаго отъ втра и солнца. Черезъ часъ я подошелъ взглянуть на него и нашелъ, что ртуть поднялась до самой вершины трубки и разорвала шарикъ,— обстоятельство, о которомъ до меня, вроятно, не сообщалъ ни одинъ путешественникъ. Я не нахожу достаточно сильныхъ выраженій, чтобы дать читателю настоящее понятіе о могучемъ разрушительномъ характер свирпствовавшей адской жары’.
Этотъ раскаленный втеръ по временамъ проносится надъ Сиднеемъ, заметая все такъ называемымъ ‘пыльнымъ ураганомъ’, Говорятъ, что большая часть австралійскихъ городовъ свыклась съ подобными ураганами. Я имю маленькое понятіе объ этой прелести по слдующему описанію пыльнаго вихря въ моей Невад, изъ котораго, впрочемъ, видно только, какъ мизерны тамошніе ураганы сравнительно съ здшними.
Когда мы спустились съ горы, жара на открытомъ мст замтно усилилась, преслдуя насъ до самаго Деббо, расположеннаго всего на 600 ф. надъ уровнемъ моря. Это красивый городъ, лежащій въ обширной равнин… Посл прошедшаго надъ нимъ ливня, поверхность земли ссыхается въ густой слой пыли, и вдругъ, при бурномъ втр, вся она цликомъ подхватывается съ земли въ вид громадной темной тучи. Среди такого урагана ничего не видно въ разстояніи нсколькихъ шаговъ, и несчастный путникъ, захваченный имъ на открытомъ мст, принужденъ скрыться въ первое попавшееся убжище. Когда домовитая хозяйка еще издали завидитъ этотъ зловщій черный столбъ, надвигающійся въ бшеномъ вихр къ ея дому, она поспшно закрываетъ вс двери и окна. Гостиная, окна которой, по оплошности, были оставлены открытыми во время пыльнаго урагана, представляетъ, конечно, невообразимый хаосъ. Одна лэди, жившая въ Деббо много лтъ, увряетъ, что пыль ложится на коверъ такимъ густымъ слоемъ, что приходится убирать ее чуть не амбарнымъ совкомъ.

——

Капитанъ Кукъ открылъ Австралію въ 1770 году, и восемнадцать лтъ спустя британское правительство начало ссылать преступниковъ на этотъ новооткрытый материкъ. Въ сложности Новый Южный Уэльсъ получилъ ихъ 83.000 за пятьдесятъ три года. Эти преступники носили тяжелыя цпи, получали плохую пищу и приставленное къ нимъ начальство обходилось съ ними сурово, ихъ подвергали жестокимъ наказаніямъ за всякое даже малйшее нарушеніе правилъ, ‘ихъ угнетала самая безчеловчная дисциплина, какую только можно себ представить’,— такова характеристика ихъ подневольной жизни въ отзыв современнаго историка.
Англійскій законъ былъ безпощаденъ въ то время. За ничтожные проступки, которые въ наши дни карались бы небольшимъ штрафомъ или кратковременнымъ арестомъ, мужчины, женщины и даже малолтки ссылались на другой конецъ земли, въ тяжкую работу, на сроки отъ семи до четырнадцати лтъ, а за важныя преступленія — на всю жизнь.
Дтей ссылали въ исправительныя колоніи на семь лтъ за кражу какого-нибудь кролика!
Когда я былъ въ Лондон двадцать три года тому назадъ, тамъ было установлено новое наказаніе для уменьшенія случаевъ уличной гарроты {Гарротой обыкновенно называется металлическій ошейникъ или небольшой арканъ, которыми уличные грабители въ Лондон удушали своихъ застигнутыхъ врасплохъ жертвъ. Перев.} и жестокаго обращенія съ женами — двадцать пять ударовъ по голой спин девятихвостовой плетью или такъ называемой ‘кошкой’. Разсказывали, что это страшное наказаніе смиряло самыхъ закоснлыхъ злодевъ и что ни одинъ даже сильный преступникъ не могъ безъ крика вынести боле девяти ударовъ, обыкновенно раздирающіе крики раздавались раньше. Это дикое наказаніе имло большое устрашающее вліяніе на гарратеровъ и истязателей женъ, но гуманный современный Лондонъ не могъ примириться съ нимъ и настоялъ на отмн безчеловчнаго закона. Вроятно, не одна избитая и оскорбленная замужняя англичанка имла съ той поры поводъ оплакивать эту жестокую мру ‘сентиментальной гуманности’.
Двадцать пять плетей! Да, въ Австраліи и Тасманіи преступнику закатывали ихъ пятьдесятъ за маловажную грубость, а иногда какой-нибудь свирпый начальникъ еще прибавитъ пятьдесятъ, а затмъ еще пятьдесятъ, и такъ дале, пока страдалецъ можетъ выносить эту пытку, оставаясь живымъ. Въ Тасманіи я читалъ въ одномъ старомъ рукописномъ доклад о случа, когда преступнику было дано триста плетей за кражу нсколькихъ серебряныхъ ложекъ. Но бывали примры, что жертвы выносили и большее количество. Кто же орудовалъ этой кошкой? Часто это бывалъ другой такой же преступникъ, иногда ближайшій его товарищъ и пріятель, обязанный хлестать по пріятельской спин изо всей силы, иначе самъ будетъ выдранъ за неумстное состраданіе, ибо за нимъ зорко наблюдаютъ, и все-таки онъ не принесетъ товарищу никакого облегченія. Пріятелю произведутъ экзекуцію другой рукой и ужь не дадутъ спуску относительно полноты наказанія.
Жизнь преступниковъ въ Тасманіи была такъ невыносима, а спастись отъ нея самоубійствомъ такъ трудно, что иногда доведенные до отчаянія беззащитные страдальцы сговаривались бросить жребій для ршенія, кто изъ нихъ долженъ убить другого изъ ихъ группы, хотя за это убійство какъ исполнителю, такъ и свидтелю грозила неминуемая вислица отъ руки палача!
Упомянутые выше случаи представляютъ лишь слабые намеки на то, какова была здсь жизнь преступника. Это только нсколько обломковъ, выкинутыхъ на поверхность безбрежнымъ океаномъ, кишащимъ ими, или, пользуясь другой метафорой, это нсколько горящихъ верхушекъ колоколенъ, сфотографированныхъ подъ такимъ угломъ, откуда не видно, что пылаетъ цлый городъ, раскинувшійся во вс стороны отъ ихъ основаній на огромную окружность.

VIII.
Первые ссыльные и характеръ ихъ начальства.— ‘Корпусъ Новаго Южнаго Уэльса’.— Отношеніе его къ беззащитному населенію и рому.— Австралія нашихъ дней.

Все гуманное трогательно. Тайный
источникъ самого юмора не радость,
а скорбь. Въ небесахъ нтъ юмора.
Изъ новаго календаря Вильсона.

Спустя четыре года посл пріема первыхъ ссыльныхъ, ихъ собралось въ этой колоніи 2.500 душъ. Нкоторые изъ нихъ — пожалуй, даже очень многіе — были люди безнравственные даже для того времени, но большая часть ихъ были, вроятно, немногимъ хуже средняго уровня людей ихъ круга, оставшихся на родин. Мы должны врить этому, не имя возможности отрицать. Обязаны врить, что нація, умющая смотрть безъ состраданія на голодныхъ и замерзающихъ женщинъ, которыхъ вшаютъ за кражу грошевого кусочка сала или лохмотьевъ, и на дтей, отрываемыхъ отъ своихъ матерей, и отцовъ, разлучаемыхъ съ семьей и ссылаемыхъ на другой конецъ свта на долгіе сроки за такіе ничтожные проступки,— что такая нація не заслуживала названія ‘цивилизованной’. Не можемъ врить и тому, что нація, въ продолженіе цлыхъ сорока лтъ знавшая о всемъ происходившемъ съ этими несчастными, была все-таки довольна такимъ безобразіемъ и могла подвигаться по восходящимъ ступенямъ истинной цивилизаціи.
Если мы всмотримся въ характеръ и поведеніе тогдашнихъ начальниковъ и надзирателей, завдывавшихъ содержаніемъ этихъ преступниковъ и приставленныхъ къ ихъ спинамъ и желудкамъ, то опять-таки должны признать, что какъ съ одной стороны, между преступникомъ и его начальникомъ, такъ и между ними обоими и націей на родин, съ другой, существовала полнйшая солидарность.
Въ числ прибывавшихъ преступниковъ начали появляться и почтенные поселенцы. Этимъ двумъ разрядамъ колонистовъ надлежало покровительствовать на случай безпорядковъ между ними или столкновенія ихъ съ туземцами. Нельзя не упомянуть объ этихъ туземцахъ, хотя они не представляли сколько-нибудь сплоченной силы,— до того было рдко ихъ населеніе. Въ то время, когда ихъ еще не начинали безпокоить, какъ это въ ходу теперь, въ Новомъ Южномъ Уэльс приходился одинъ туземецъ на 45.000 акровъ территоріи.
Надо было покровительствовать и народу. Чины регулярной арміи избгали этой службы: на дальней окраин не могло предстоять ни почета, ни отличій. Поэтому Англія сформировала родъ милиціи изъ тысячи гражданъ, названной ‘Корпусомъ Новаго Южнаго Уэльса’, и сплавила его въ Австралію.
Это былъ самый тяжкій изъ ударовъ. Несчастная колонія положительно изнывала подъ управой этого отряда. Онъ могъ служить нагляднымъ примромъ моральнаго состоянія Англіи вн тюремнаго царства. Колонисты дрогнули. Опасались, что теперь на очереди эмиграція изъ среды привилегированныхъ сословій.
Въ первое время колонія еще не могла сама содержать себя. Вс предметы первой необходимости — пища, одежда и все вообще — высылались изъ Англіи и хранились въ обширныхъ правительственныхъ складахъ для выдачи арестантамъ и продажи поселенцамъ, послднимъ продукты продавались съ ничтожной надбавкой къ заготовительнымъ цнамъ. Присланный отрядъ сразу смекнулъ свою выгоду. Его чины принялись за коммерцію и притомъ самымъ эксплуататорскимъ образомъ. Они стали ввозить ромъ, а также приготовлять его подъ сурдинкой дома, вопреки правительственнымъ предписаніямъ и протестамъ. Сплотившись между собой въ тсный союзъ, они по произволу управляли рынкомъ, стсняли правительство и другихъ торговцевъ, установили строгую монополію и цпко держали ее въ своихъ рукахъ. Когда приходилъ корабль съ грузомъ спирта, они никого не допускали купить его, кром своей компаніи, да еще принуждали хозяина груза продать его за назначенную ими цну, которая всегда была низкая. Покупали ромъ по цн два доллара за галлонъ, а продавали за десять. Мало того, они сдлали этотъ товаръ какъ бы денежной единицей, благо монеты было мало или вовсе не было. Такимъ-то образомъ, пресловутые милиціонеры продолжали свое разорительное управленіе и держали колонію подъ пятою въ продолженіе чуть не двадцати лтъ, прежде чмъ были покорены и разсяны правительствомъ.
Между тмъ они повсемстно распространили пьянство, вырывая ферму за фермой изъ рукъ поселенцевъ за ромъ и обогащаясь такимъ путемъ безъ зазрнія совсти. Если фермеръ умиралъ въ послдней агоніи отъ жажды, они пользовались этимъ и обирали его, какъ липку, за ея утоленіе ромомъ.
Извстенъ случай, когда эти хищники умудрились продать одному пьяниц галлонъ рома, стоившій два доллара, за цлый участокъ земли, проданный впослдствіи за чудовищную сумму 100.000 ф. ст.
Когда колонія просуществовала лтъ двадцать, было признано, что страна особенно пригодна для раціональнаго овцеводства. И вотъ началось ея процвтаніе, завязалась всемірная торговля, мало-по-малу были открыты богатыя залежи благородныхъ металловъ, широкимъ потокомъ полилась въ молодую страну эмиграція, а съ нею и капиталы. Въ результат — обширная, богатая, просвщенная область Новый Южный Уэльсъ.
Въ настоящее время Австралія славится богатыми рудниками, тонкоруннымъ овцеводствомъ, всми средствами городскихъ желзнодорожныхъ и пароходныхъ путей сообщенія, школами, періодической прессой, ботаническими садами, художественными галереями, общественными библіотеками, музеями, госпиталями, учеными обществами, она оказываетъ радушный пріемъ всякой прогрессивной культур и всякому общеполезному предпріятію.

IX.
Щедрость австралійцевъ въ затратахъ на общественныя предпріятія.— Спеціальныя достопримчательности.— Значеніе губернатора.— Ловля акулъ.— Акула и Сесиль Родсъ.

‘Робкій человкъ хочетъ сорвать
полную цну и проситъ десятую часть,
человкъ смлый наровитъ взять двойную
цну, и сходится на обыкновенной’.
Изъ новаго календаря Вильсона.

Нельзя не удивляться той щедрости, съ какой Австралія тратитъ огромныя суммы на общественныя предпріятія, каковы, напримръ, зданія законодательныхъ палатъ, городскія ратуши, госпитали, всевозможныя благотворительныя учрежденія, парки и ботаническіе сады. Я долженъ признаться, что, гд наши небольшіе города, въ Америк, тратятъ на ратушу, общественные парки или сады сто долларовъ, подобные города въ Австраліи тратятъ тысячу. Такая же пропорція должна оказаться и въ дл устройства госпиталей. Мн случилось однажды видть богатый, роскошно устроенный и красивый въ архитектурномъ отношеніи госпиталь въ одной австралійской деревн съ четырьмя тысячами обитателей. Онъ построенъ на частныя пожертвованія, собранныя сельскими жителями и сосдними плантаторами, и его текущіе расходы покрываются изъ тхъ же источниковъ. Мн кажется, что съ такой щедростью не можетъ соперничать ни одно государство. При моемъ посщеніи эта ‘деревня’ намревалась заключить контрактъ на освщеніе своихъ улицъ электричествомъ. Это уже шахъ и матъ Лондону. Какъ извстно, британская столица въ нкоторыхъ кварталахъ досел омрачается газомъ, и притомъ на такомъ далекомъ пространств, что, безъ пособія лунныхъ ночей, трудно бываетъ найти газовый фонарь.
Ботаническій садъ въ Сидне занимаетъ площадь въ 38 акровъ, онъ прелестно устроенъ и богатъ всевозможными представителями всхъ странъ и климатовъ свта. Садъ расположенъ на высокомъ мст, въ центр города, съ видомъ на обширную бухту, и примыкаетъ къ обширному участку губернаторскаго дворца въ 56 акровъ, а тутъ же, подъ бокомъ, находится и такъ называемая рекреаціонная площадь, еще боле обширная — въ 82 акра. Въ дополненіе къ этому, въ город имются зоологическіе сады, ипподромъ и большія лужайки для крокета, гд происходятъ международныя состязанія. Такимъ образомъ, городъ предоставляетъ полный просторъ для отдыха, развлеченія и всхъ видовъ спорта и игръ на утху любителей подобныхъ упражненій.
Прізжему туристу прежде всего надо постить здсь слдующія четыре спеціальности, посвященныя то же общественнымъ удовольствіямъ. Стоитъ вамъ записать свое имя въ книг постителей губернаторскаго дома, и вы получите приглашеніе на первый предстоящій балъ, если противъ васъ ничего не окажется. И вамъ очень пріятно будетъ постить этотъ балъ, такъ какъ вы увидите здсь всхъ, кром губернатора, и прибавите въ вашему списку много новыхъ знакомыхъ и друзей. Губернаторъ окажется въ Англіи. Онъ всегда тамъ. На здшнемъ континент состоятъ четыре или пять губернаторовъ и ужь не знаю, сколько ихъ еще назначается для управленія окрестнымъ архипелагомъ, во всякомъ случа, вы ихъ не увидите. Получивъ назначеніе, они прізжаютъ сюда изъ Англіи, посвящаются въ должность, задаютъ балъ, участвуютъ въ молебствіи о дожд, а затмъ садятся на пароходъ и возвращаются во-свояси, и такъ намстникъ губернаторъ проходитъ всю свою службу. Я пробылъ въ Австраліи три съ половиной мсяца и видлъ только одного губернатора, прочіе были на родин. Здшній губернаторъ, быть можетъ, не былъ бы такъ безпеченъ, еслибъ располагалъ правомъ войны или veto въ общественныхъ длахъ, словомъ, такими правительственными функціями, которыя требовали бы его энергичнаго вмшательства, но онъ этого не иметъ. Не предстоитъ никакой войны, правомъ veto онъ не располагаетъ, и потому дйствительно ему почти или вовсе нечего длать въ его почетномъ званіи. Страна управляется сама собою, и предпочитаетъ это всякому вмшательству, она такъ дятельно и ревниво оберегаетъ свою независимость, что становится упрямой даже при вмшательств самого правительства метрополіи.
Такимъ образомъ, функціи здшняго губернатора много ограниченне этой власти у насъ, и потому боле тягостны. Онъ видимый глава этого государства, настоящій представитель общества. Онъ олицетворяетъ собою культуру, лоскъ, оффиціальный патріотизмъ, свтскую жизнь, религію, личнымъ примромъ пропагандируетъ эти блага, и они распространяются по всмъ направленіямъ, процвтаютъ и приносятъ добрые плоды. Онъ же создаетъ моду и направляетъ ее. Его балъ есть балъ изъ баловъ, и благосклонный взглядъ его вдохновляетъ скачки.
Губернаторъ назначается обыкновенно изъ-лордовъ, это очень хорошо, такъ какъ высокое представительство стоитъ ему большихъ денегъ, а это англійскому лорду нипочемъ.
Затмъ слдуетъ посщеніе другой достопримчательности Сиднея — Дома Адмиралтейства, красиво расположеннаго на холм, съ открытымъ видомъ на бухту. Щегольскія служебныя яхточки отвозятъ туда постителей, и тамъ или на борт флагманскаго корабля они находятъ повтореніе радушія губернаторскаго дома. Адмиралъ, командующій британской морской станціей въ здшнихъ водахъ, обыкновенно богатый аристократъ, занимающій роскошное помщеніе, какъ подобаетъ его высокому сану.
Третьимъ въ списк спеціальныхъ удовольствій стоитъ прогулка на бухт на легкомъ увеселительномъ пароход. Ваши боле богатые пріятели, имющіе собственныя увеселительныя яхты, непремнно пригласятъ васъ, и эта прогулка доставитъ вамъ такое удовольствіе, что не замтите, какъ пройдетъ день.
Наконецъ, очередь дойдетъ и до ловли акулъ. Сиднейская бухта кишмя кишитъ великолпнйшими въ свт породами акулъ-людодокъ. Нкоторые промышленники живутъ ловлей акулъ, такъ какъ правительство уплачиваетъ за нихъ денежную награду. Чмъ крупне акула, тмъ крупне вознагражденіе, а нкоторыя акулы достигаютъ двадцати футовъ длины. Кром вознагражденія, вамъ принадлежитъ и все, что находится въ акул. А содержаніе ея бываетъ иногда весьма цннымъ.
Акула — самая быстроходная изъ всхъ плавающихъ рыбъ. Самый ходкій пароходъ не можетъ сравняться съ нею въ быстрот бга. Это чудовище вчно или мечется у береговъ, или уносится въ дальнія моря, и въ своихъ неустанныхъ скитаніяхъ въ конц концовъ обходитъ вс ихъ побережья. Здсь кстати будетъ разсказать одинъ эпизодъ, кажется, еще не встрчавшійся въ печати. Въ 1870 году въ Сидней прибылъ одинъ молодой иностранецъ и сталъ подыскивать себ какое-нибудь дло, но онъ не зналъ никакого ремесла, да еще не имлъ рекомендацій, почему, конечно, и не нашелъ себ никакихъ занятій. Сначала его претензіи были слишкомъ велики, но, растерявъ попустому и время, и деньжонки, онъ становился все мене и мене притязательнымъ, пока, наконецъ, готовъ былъ служить на самыхъ мизерныхъ должностяхъ, лишь бы заработывать на хлбъ и кровъ. Но судьба была еще мачихой для неудачника, и онъ ршительно не могъ ни къ чему приспособиться. Наконецъ, у него вышелъ послдній грошъ. Онъ гранилъ мостовыя по цлымъ днямъ и думалъ, бродилъ по нимъ и ночью, и все думалъ, думалъ, а между тмъ становился все голодне и голодне. Разъ какъ-то въ сумерки онъ очутился уже далеко за городомъ и безпомощно скитался по берегу бухты. Когда онъ проходилъ мимо склонившагося надъ водою ловца акулъ, тотъ взглянулъ на него и остановилъ просьбой: ‘Помогите мн маленько, пріятель, и смните мое счастье своимъ’.
— Почему вы думаете, что у меня дло не пойдетъ еще хуже?
— А потому — невозможно. Оно ужъ и такъ шло изъ рукъ вонъ плохо всю ночь. Если и не удастся вамъ перемнить счастье — не бда, а перемните — тмъ лучше, конечно. Садитесь ка.
— Пожалуй, можно, а что дадите?
— Дамъ акулу, если поймаете.
— А я съмъ ее, съ костями и совсмъ. Давайте веревку.
— Вотъ, держите. А я отлучусь на часокъ, чтобъ мое счастье не мшало вашему, а то ужь сколько разъ замчалъ, если… Ага, тащите, тащите скорй, молодой человкъ! Вотъ и заработали кусочекъ! Я зналъ, что дло наладится. Только взглянулъ на васъ, сейчасъ смекнулъ, какое у васъ дьявольское счастье. Вотъ и славно — вытащили знатную бестію.
— Это была необычайно огромная акула, ‘безъ малаго двадцать футовъ’,— сказалъ рыбакъ, взрзавъ брюхо.
— Разберите пока рыбу-то, а я пойду достану изъ своей корзинки свжую приманку. Тамъ всегда найдется что-нибудь, за чмъ стоитъ сходить. Теперь, видите, мою незадачу смнило ваше счастье. Но мою доброту, надюсь, вы смнили своею.
— Ахъ, это пустяки, пожалуйста не безпокойтесь! Несите скоре приманку, а я буду разбирать акулу.
Когда рыбакъ возвратился, молодой человкъ только-что усплъ вымыть руки на берегу и собирался уходить.
— Чего вы, или уходите?
— Да. Прощайте.
— А ваша акула?
— Акула? Да что мн въ ней толку?
— Въ акул-то? Господь съ вами! Или не знаете, что можемъ доставить ее начальству и вы получите солидное вознагражденіе въ четыре соверна чистоганомъ? Приличный кушикъ, неправда ли? Интересно, что-то вы теперь объ этомъ скажете?
— Ну, что же, и получайте его себ на здоровье.
— И взять себ? Вы это хотите сказать?
— Да.
— Чудно это что-то. Вы, я вижу, изъ тхъ, кого называютъ, кажется, эксцентриками. Недаромъ говоритъ пословица: ‘Не суди человка по одежд’, и я уврился теперь въ ея справедливости. Хоть вы и смотрите какъ будто бднякомъ, однако, вамъ, видимо, суждено быть богатымъ.
— Это врно!— согласился незнакомецъ, и тихо побрелъ обратно въ городъ въ глубокой задумчивости. Онъ остановился въ раздумьи у подъзда богатаго ресторана, оглянулся на свое платье и, наконецъ, ршилъ войти позавтракать. Завтракъ оказался обильнымъ и стоилъ всего пять шиллинговъ. Онъ отдалъ золотой, получилъ сдачу, и, ршивъ, что этого не хватитъ на новую пару, пошелъ своей дорогой.
Утромъ, въ девятомъ часу, одинъ изъ богатйшихъ маклеровъ по оборотамъ шерстью въ Сидне завтракалъ въ своей комнат, запивая утреннюю газету чаемъ. Слуга просунулъ въ дверь голову и доложилъ:
— Какой-то оборванецъ желаетъ васъ видть, сэръ.
— Къ чему вы являетесь ко мн съ такимъ вздоромъ? Пускай убирается куда знаетъ.
— Онъ не хочетъ уходить, сэръ, я уже уговаривалъ.
— Какъ не хочетъ? Это… что-то странно. Къ такомъ случа одно изъ двухъ: или онъ замчательный субъектъ, или помшанный. Что онъ сумасшедшій?
— Нтъ, сэръ, онъ не смотритъ сумасшедшимъ.
— Ну, стало быть, замчательный. По крайней мр, объяснилъ ли онъ, что ему нужно?
— Онъ этого не сказываетъ, сэръ, а только стоитъ на одномъ, что ему очень нужно видть васъ.
— И не хочетъ уходить. Онъ такъ и сказалъ, что не уйдетъ?
— Точно такъ, сэръ: говоритъ, что будетъ ждать хоть весь день, пока не добьется свиданія съ вами.
— Однако, не сумасшедшій. Впустите его.
Загадочнаго постителя ввели въ комнату. Маклеръ, взглянувъ на него, подумалъ: ‘Нтъ, не помшанный, сейчасъ видно, значитъ, онъ именно ‘то, другое’. И затмъ проговорилъ вслухъ:
— Ну, мой любезный, объяснитесь живе, не тратя лишнихъ словъ, что вамъ отъ меня нужно?
— Мн нужно занять у васъ сто тысячъ фунтовъ.
— Болванъ (Я ошибся, онъ помшанъ, впрочемъ, нтъ — не можетъ быть, не такой взглядъ)! Однако, вы меня смшите. Скажите, кто вы такой?
— Изъ тхъ, кого вы не знаете.
— Какъ васъ зовутъ?
— Сесиль Родсъ.
— Нтъ, не помню, чтобы когда-нибудь слышалъ это имя. Впрочемъ, ради одного любопытства, скажите, что привело васъ ко мн съ такой курьезной просьбой?
— Намреніе заработать сто тысячъ фунтовъ для васъ и столько же для себя ровно черезъ два мсяца.
— Ладно, ладно. Это самая свтлая идея, какую только мн… Садитесь пожалуйста, вы меня заинтересовали, мало того, очаровали, именно очаровали меня. Не думайте только, что меня прельщаетъ ваше предложеніе — нисколько, нчто другое, а что — и самъ не знаю, мн кажется, это нчто вамъ врожденное, оно такъ и сквозитъ въ вашемъ лиц. Итакъ, говорю это изъ одного любопытства, не больше — насколько я понимаю, вы желаете…
— Я сказалъ — намреваюсь.
— Извините, совершенно врно. Но я полагалъ, что у васъ сорвалось просто необдуманное слово, серьезное значеніе котораго вы недостаточно взвсили.
— Нтъ, я понимаю его значеніе.
— Погодите же, дайте мн сообразить — ничего, ничего, только я похожу, а то мой разсудокъ завертлся вихремъ, впрочемъ, вовсе не отъ васъ. (Онъ положительно не сумасшедшій, это личность прямо замчательная, даже выше). Ну, теперь, кажется, я уравновсился и мой припадокъ удивленія прошелъ, валите все на чистоту, безъ утайки. Въ чемъ же ваше намреніе?
— Скупить всю шерсть — со сдачей въ двухмсячный срокъ.
— Какъ, весь сборъ?
— Ну да, весь сборъ.
— Нтъ, видно я еще не застрахованъ отъ удивленія. И что вы городите. Знаете ли, какой суммой пахнетъ нашъ полный сборъ шерсти?
— Два съ половиной милліона фунтовъ стерлинговъ, быть можетъ, немного больше.
— Врно, во всякомъ случа, ваша статистика въ порядк. А сообразили ли, какой куртажъ будетъ причитаться, если скупить это количество въ два мсяца?
— Т сто тысячъ, за которыми я сюда пришелъ.
— И опять таки врно. Хорошо, мой милйшій, чтобы увидать, что изъ этого выйдетъ, я готовъ ссудить вамъ эту сумму. А если такъ, что вы тогда съ нею сдлаете?
— Я долженъ сдлать двсти тысячъ въ два мсяца.
— Вы хотите, вроятно, сказать, что можете сдлать, если…
— Я сказалъ ‘долженъ’.
— А вдь и то правда! Дйствительно, вы сказали ‘долженъ’. Насчетъ выраженій вы самый аккуратный дьяволъ, какого я когда-либо встрчалъ, вы сущій восторгъ, молодой человкъ! Точность рчи указываетъ на ясность ума. Право же, вы не ошиблись, что такъ настойчиво ршились войти въ мой домъ, будучи совершеннымъ незнакомцемъ, да еще съ чудовищной фантазіей скупить, ради спекуляціи, весь сборъ шерсти цлаго раіона! Приступайте, я готовъ — я акклиматизировался съ этой идеей, если можно такъ выразиться. Теперь скажите, къ чему вамъ эта покупка и какъ вы заработаете на ней ту сумму? Другими словами, почему вы такъ думаете?
— Я не думаю, а знаю.
— Въ такомъ случа объясните, въ чемъ вашъ разсчетъ?
— А въ томъ, что Франція объявила войну Германіи и шерсть поднялась въ Лондон на четырнадцать процентовъ и продолжаетъ идти въ гору.
— Вотъ какъ! Теперь-то я васъ понялъ! Громовое извстіе, которымъ вы сейчасъ разразились, должно бы заставить меня подпрыгнуть на стул, но, какъ видите, оно не задло меня нисколько, и по самой простой причин: я прочиталъ утреннюю газету. Не хотите — просмотрите сами. Легкій почтовый пароходъ пришелъ вчера въ 11 ночи, на пятидесятый день, изъ Лондона. Здсь помщены вс послднія новости. На политическомъ горизонт нигд не замтно грозовыхъ тучъ, что же касается шерсти, то на лондонскомъ рынк настроеніе съ ней самое тихое. Теперь ваша очередь подскочить… Слышите, почему же вы сидите въ такой безпечной поз?
— Потому что имю боле свжія извстія.
— Какъ же, это боле свжія, чмъ полученныя прямо изъ Лондона черезъ пятьдесятъ дней.
— А моему извстію всего десять дней?.
— О, безсмертный Мюнхгаузенъ, встань и порадуйся болтовн этого вральмана! Однако, интересно узнать, откуда вы получили его?
— Изъ брюха акулы.
— Ай,-ай-ай, это ужь слишкомъ. Караулъ! Зовите полицію, палите изъ ружей, поднимайте всполохъ! Сумасшедшіе всего свта разбжались и соединились вкуп въ одномъ этомъ!..
— Присядьте и успокойтесь. Что толку волноваться? Вдь я же не волнуюсь, да и нтъ никакого резона. Разъ я увряю въ томъ, чего не могу доказать, то вы всегда успете приготовить гостепріимный кровъ больному виновнику вредныхъ бредней.
— Ахъ, тысячу извиненій! Мн слдовало бы устыдиться, да я и стыжусь, что принялъ за не совсмъ нормальный поступокъ посылку въ Англію акулы за справочными цнами.
— Позвольте узнать ваше имя, сэръ?
— Андрей. Что вы пишите?
— Погодите минутку. Удостовреніе насчетъ акулы и еще кое-что, всего десять строкъ. Ну, вотъ и кончилъ. Подпишите.
— Очень благодаренъ. Дайте-ка взглянуть — такъ, такъ, о, да это преинтересно! Ну, слушайте же! Оправдайте мн все здсь прописанное, и я дамъ вамъ деньги, если нужно, дамъ вдвое, а барыши подлимъ пополамъ, вотъ, подписалъ, сдержите же ваше общаніе, если можете, а теперь покажите мн номеръ лондонскаго ‘Таймса’, вышедшій не дале десяти дней тому назадъ.
— Вотъ онъ вмст съ пуговицей и записной книжкой, принадлежавшими человку, проглоченному акулой. Вроятно, онъ попался ей въ Темз, что вы можете видть изъ послдней замтки въ книжк, датированной ‘Лондонъ’, одного числа съ газетой, въ замтк говорится по-нмецки: ‘Вслдствіе объявленія войны, я отправляюсь сегодня въ Германію положить животъ на алтарь отечества’ — ясное дло, что она писана природнымъ нмцемъ и выражаетъ ту мысль, что, вслдствіе объявленія войны, этотъ патріотъ сегодня отправляется на родину сражаться. Онъ бы и отправился, конечно, еслибъ не перехватила бднягу акула, проглотивши его въ этотъ роковой день.
— Жалко, жалко его. Но мы еще успемъ потужить, а пока примемся за наши безотлагательныя дла. Я пройду въ городъ, осторожно пущу въ ходъ свои махинаціи и скуплю шерсть. Это расшевелитъ немножко нашихъ пріунывшихъ торговцевъ. Черезъ два мсяца, когда имъ придется сдать товаръ, наша выдумка сразитъ ихъ, какъ молнія. Но прежде всего къ длу. Идемъ, я заведу васъ къ моему портному. Какъ, бишь, васъ зовутъ-то?
— Сесиль Родсъ.
— Трудненько запомнить. Впрочемъ, если поживете, попривыкнемъ. На мой взглядъ, существуютъ только три сорта людей: тупицы, даровитые и сумасшедшіе. Васъ я зачисляю въ разрядъ даровитыхъ, только не звайте!
Дло выгорло и обезпечило молодому иностранцу начало его крупнаго обогащенія.

X.
Еще объ акулахъ.— Турнэ по колоніямъ.— Викторія.— Спальные вагоны.— Станціонные буфеты.— Женская прислуга.— Бдность фауны и отсутствіе ‘черныхъ братьевъ’.— Музеи и чего въ нихъ нтъ.

Населеніе Сиднея должно бы бояться акулъ, но, повидимому, оно ихъ не особенно боится. По субботамъ молодежь вызжаетъ на шлюпкахъ, и тогда весь заливъ красиво блетъ ихъ маленькими парусами. Случается иногда, что лодка перевернется по неосторожности не въ мру расходившейся молодежи, иногда проказники опрокидываютъ ее и сами, шутки ради, а акулы тутъ же на виду выжидаютъ такой счастливой случайности. Бываетъ, что юноши успютъ вскарабкаться въ лодку благополучно, но не всегда. Не разъ подобныя забавы кончались трагически. Во время моего пребыванія въ Сидне разсказывали, какъ одинъ мальчикъ упалъ въ воду, а товарищъ, услыхавъ крики о помощи, бросился за нимъ спасать его отъ столпившихся акулъ, но т моментально сдлали свое страшное дло, проглотивъ обоихъ.
Я упоминалъ, что правительство уплачиваетъ вознагражденіе за каждую убитую акулу. Для полученія этой награды рыбаки насаживаютъ на крюкъ или какой другой снарядъ для приманки аппетитный кусокъ баранины, слухъ объ этомъ быстро распространяется въ вод, и акулы со всего раздолья Тихаго океана собираются за полученіемъ даровой закуски. Надо надяться, что со временемъ разведеніе акулъ будетъ одною изъ самыхъ прибыльныхъ аферъ въ Сидне.
Въ ма мое здоровье разстроилось въ Нью-Іорк, потомъ мсяца три оно оставалось въ сомнительномъ, хотя и сносномъ состояніи, а въ Тихомъ океан опять пошатнулось. Въ Сидне — тоже, но только посл новой простуды, когда я уже окончилъ здсь свои публичныя чтенія.
Это недомоганіе лишило меня возможности постить Квинслендъ. Въ такомъ состояніи хать къ сверу, въ боле жаркій поясъ, было бы совсмъ неблагоразумно. Поэтому я предпочелъ прокатиться въ западномъ направленіи, на разстояніи 17 часовъ зды по желзной дорог, въ столицу Викторіи, Мельбурнъ, этотъ юный шестидесятилтній городъ съ полумилліоннымъ населеніемъ. На карт такое разстояніе кажется пустяками, но это уже обычное горе съ масштабомъ разстояній на такомъ огромномъ материк, какъ Австралія. Сама Викторія кажется на карт какимъ-то небольшимъ графствомъ, тогда какъ по величин она равняется Англіи, Шотландіи и Уэльсу, взятымъ вмст: Или, употребляя другое сравненіе, она въ восемьдесятъ разъ больше штата Родъ-Айленда и равняется цлой трети Техаса.
Изъ Мельбурна вся громадная колонія съ американской точки зрнія кажется арендованной горстью поселенцевъ, изъ которыхъ каждый иметъ цлый Родъ-Айлендъ своею овцеводной фермой. Таково впечатлніе, выносимое иностранцемъ изъ общихъ разговоровъ, хотя шерстяная промышленность Викторіи далеко не такъ значительна, какъ въ Новомъ Южномъ Уэльс. Почва и климатъ Викторіи благопріятны для другихъ большихъ индустрій, между прочимъ, для культуры пшеницы и винодлія.
Мы выхали изъ Сиднея съ четырехчасовымъ поздомъ. Онъ напоминалъ намъ въ одномъ отношеніи американскій комфортъ роскошнымъ спальнымъ вагономъ, чистымъ, красивымъ и новымъ, словомъ, не имвшимъ ничего общаго съ сараями на колесахъ континентальной Европы. Однако, багажъ нашъ былъ взвшенъ и за лишній всъ заставили заплатить. Это ужь было континентально и скучно, пріятныя же особенности желзнодорожнаго путешествія не встрчаются въ континентальной практик, почему и не заслуживаютъ описанія въ хвалебномъ тон.
Билеты были круговые — Мельбурнъ — Аделаида въ южной Австраліи, и обратно въ Сидней. Это составило тысячу двсти миль лишнихъ противъ нашего разсчета, но такъ какъ круговое путешествіе обходится не многимъ дороже разового билета, то путешественнику кажется соблазнительнымъ накупить этихъ миль какъ можно больше, если даже он ему и не нужны. Въ каждомъ изъ насъ таится врожденное желаніе имть хорошихъ вещей больше, чмъ намъ нужно.
На границ между Новымъ Южнымъ Уэльсомъ и Викторіей нашъ огромный поздъ подвергли пересадк. Пользуясь этимъ замшательствомъ, мы вышли на станцію позавтракать. Завтракъ хорошъ и дешевъ, только кофе подгулялъ. Цны станціонныхъ прейскурантовъ устанавливаетъ правительство. Прислуживали, кажется, мужчины, но это не всегда бываетъ такъ въ общественныхъ мстахъ Австраліи. Обыкновенно прислуживаютъ двушки. Впрочемъ, виноватъ, какія двушки, барышни, прямо герцогини! А что за прелесть ихъ туалеты! На нихъ обратили бы вниманіе на любомъ королевскомъ пріем въ Европ. Сами монархини не наряжаются съ такой изысканной элегантностью. Можетъ быть, и не потому, что ихъ средства не позволяютъ, а просто отъ неумнія одться съ такимъ головокружительнымъ шикомъ.
Все чудное утро нашъ поздъ тихо скользилъ по безконечнымъ равнинамъ, среди тощихъ и непроглядныхъ каучуковыхъ рощъ. Изъ оконъ всю дорогу тянулись маленькія хижины, то деревянныя, то изъ синеватаго волнистаго желза, на крыльцахъ и. заборахъ копошилась всякая дтвора, все чумазые, косматые ребятишки, точно прямо съ дровяной барки на Миссиссипи.
Мы видли птицъ, но зато не видали ни кэнгуру, ни фнитфипкуса, ни миссіонера, ни туземца. И дйствительно, страна поражала отсутствіемъ дичи. Но я не точно употребилъ слово туземецъ. Въ Австраліи оно прилагаетея исключительно къ рожденнымъ здсь блымъ. Мн слдовало бы сказать, что не видали аборигеновъ или ‘черныхъ братьевъ’. И до сего дня я не видалъ еще изъ нихъ ни единаго. Въ здшнихъ большихъ музеяхъ вы найдете всевозможныя достопримчательности, за исключеніемъ лишь того, что представляетъ наибольшій интересъ для иностранцевъ. На моей родин имется тоже множество всякихъ музеевъ и въ нихъ ни одного американскаго индйца. Это очевидная нелпость, но прежде она не бросалась мн въ глаза.

XL
Мельбурнъ.— Его богатство и культурность.— Національный праздникъ 5 ноября.— Скачки и ‘кубокъ Мельбурна’.— Сравненіе съ американскими праздниками.— Музеи.— Дкорцы богачей.— Историческая справка.— Бёкли.— Производительность Австраліи.— Что говорятъ цыфры.

Англичане упоминаются въ Библіи:
‘Блаженны кроткіе, ибо они наслдятъ землю’.
Изъ новаго календаря Вильсона.

Мельбурнъ раскинутъ на громадномъ пространств. Это городъ представительный и богатый какъ въ архитектурномъ, такъ и во всхъ прочихъ отношеніяхъ. Онъ весь покрытъ обширной стью всхъ видовъ трамвая, иметъ музей и коллэджи, школы и общественные сады, электричество и газъ, библіотеки и театры, рудниковые и шерстяные центры, центры искусствъ и наукъ, торговыя бюро, корабли и желзныя дороги, гавань, клубы соціалистовъ, клубы журналистовъ, клубы любителей конскаго бга, роскошно обставленный клубъ переселенцевъ и такое множество церквей и банковъ, что больше ихъ не подъ силу и соорудить обыкновеннымъ смертнымъ. Словомъ, городъ въ изобиліи обставленъ ршительно всмъ, что составляетъ современный большой городъ. Онъ самый крупный изъ городовъ Австраліи и достойно занимаетъ этотъ первенствующій постъ.
Мельбурнъ иметъ еще одну спеціальность, которую не надо смшивать съ другими сгоронами его общественной жизни. Это внчанная столица культа, скачекъ и бговъ. Ея ипподромъ считается Меккой для всей Австраліи. Въ великую годовщину этого священнодйствія, 5 ноября — на день Гая Фокса — прекращаются вс занятія на суш и водахъ на громадномъ пространств, равняющемся разстоянію отъ Нью-Іорка до Санъ-Франциско и отъ Сверныхъ Озеръ до Мексиканскаго залива. На это время и мужчины, и женщины, безъ различія общественнаго положенія, вс, кто только можетъ позволить себ эту роскошь, откладываютъ вс другія дла и являются на это торжество. Они начинаютъ собираться густыми массами на пароходахъ и по желзнымъ дорогамъ за дв недли до юбилейнаго дня, и этотъ наплывъ публики съ каждымъ днемъ становится все стремительне и гуще, пока вс транспортныя средства не истощатся до послдняго судна и вагона для удовлетворенія громаднаго спроса, и стны квартиръ и отелей не дрогнутъ подъ напоромъ безчисленныхъ массъ публики. Сюда собирается до ста тысячъ человкъ и вс размщаются лагеремъ на обширной площади подъ открытымъ небомъ, представляя живописную картину, какой не увидишь во всей Австраліи.
Это громадное сборное общество привлекаетъ сюда главнымъ образомъ конкурсъ на ‘Мельбурнскій кубокъ’. Платья заказаны давнымъ давно за баснословную цну и сіяютъ такой же неслыханной роскошью и вкусомъ: эти наряды хранились до сихъ поръ подъ спудомъ, такъ какъ посвящены были именно къ этому дню. Надюсь, и безъ оговорки понятно, что я говорю не о мужскихъ, а о дамскихъ нарядахъ.
Итакъ, этотъ обширный лагерь представляетъ блестящее и чудное зрлище, такъ сказать, делиріумъ всхъ цвтовъ, откровеніе обаятельной красоты. Шампанское льется ркой, вс веселы, возбуждены, счастливы, вс держатъ азартныя пари, и выигрыши переходятъ изъ рукъ въ руки все это время. Скачки продолжаются изо-дня-въ-день, шутки и общее веселье бьютъ ключемъ, когда окончится день, общество танцуетъ всю ночь напролетъ, чтобы освжиться къ скачкамъ слдующаго утра. А въ конц этой веселой недли вс спшатъ обезпечить себ помщенія и перездъ на будущій годъ, затмъ разъзжаются по своимъ далекимъ мстамъ, считаютъ барыши и убытки, и заказываютъ туалеты къ юбилею слдующаго года. Затмъ ложатся и спятъ недли дв сряду, чтобы встать съ грустной мыслью, что волей-неволей приходится протянуть цлый годъ, прежде чмъ опять возвратятся блаженные дои.
‘Кубокъ Мельбурна’ замняетъ Австраліи національный праздникъ. Трудно было бы достойно оцнить все его огромное значеніе. Онъ оставляетъ въ тни вс какія бы то ни было праздники и торжественные дни въ этомъ конгломерат всевозможныхъ колоній, мало сказать оставляетъ въ тни, вычеркиваетъ ихъ совсмъ. Каждый изъ праздниковъ привлекаетъ вниманіе, но не общее, каждый возбуждаетъ и интересъ, и энтузіазмъ, но не общій, въ каждомъ отдльномъ случа одна часть вниманія, интереса и энтузіазма есть дло привычки и обычая, а другая — оффиціальная и обрядная. ‘День кубка’, и только онъ одинъ, захватываетъ всеобщее и добровольное, а не обрядное вниманіе, интересъ и энтузіазмъ. Это первенствующій юбилейный день, онъ не иметъ соперниковъ. Я не могу припомнить ни въ одной стран такой крупной годовщины, которую можно было бы назвать громкимъ именемъ величайшаго дня въ году. Не могу припомнить гд бы то ни было годовщины, наступленіе которой охватывало бы всю страну цлымъ пожаромъ разговоровъ, приготовленій, ожиданій и общаго веселія. Нигд нтъ такого дня, какъ въ Австраліи ‘день кубка’, и только онъ одинъ производитъ пожаръ.
У насъ, въ Америк, нтъ такого первенствующаго праздника, нтъ дня, приближеніе котораго электризуетъ радостью весь народъ. Наши праздники — четвертое іюля, Рождество и благодарственный день. Но ни одинъ изъ нихъ не можетъ претендовать на первенство, не можетъ возбудить энтузіазмъ, сколько-нибудь похожій на универсальный. Восемь семейныхъ американцевъ изъ десяти боятся наступленія четвертаго іюля, съ его повальнымъ неистовымъ разгуломъ, съ опасными послдствіями, и радуются, когда этотъ день пройдетъ, если только уцлютъ въ живыхъ. Приближеніе Рождества наводитъ смущеніе и страхъ на многихъ состоятельныхъ людей. Имъ предстоитъ накупить цлый возъ подарковъ, и они вчно затрудняются, что выбрать и угодить на вс возрасты и вкусы, у нихъ пропадаетъ три недли на томительную и безтолковую тормошню, и когда наступаетъ, наконецъ, Рождество, они до того недовольны результатомъ и разочарованы, что рады спрятаться куда-нибудь и заплакать. Посл того они уже благодарятъ Бога, что Рождество бываетъ только разъ въ году. Празднованіе ‘благодарственнаго дня’, въ смысл обязательной функціи, сдлалось общимъ лишь въ послдніе годы. Чувство благодарности само по себ далеко не такое всеобщее въ народ, и это вполн естественно. Дв трети всей націи въ продолженіе года переживаютъ обыкновенно трудную долю и невеселые дни, а это, конечно, охлаждаетъ ихъ праздничный пылъ.
Впрочемъ, если хотите, есть и у насъ первенствующій день, день стремительный, страшный и шумный, представляющій полную универсальность интереса и возбужденія, но это праздникъ не годовой, а бывающій только разъ въ четыре года, почему онъ и не можетъ считаться соперникомъ мельбурнскаго кубка.
Въ Великобританіи и Ирландіи существуютъ два большихъ праздника — Рождество Христово и день рожденія королевы. Но они одинаково популярны, и слдовательно здсь нтъ первенства.
Такимъ образомъ, австралійскій юбилей слдуетъ признать единственнымъ, не имющимъ себ равнаго, вроятно, онъ сохранитъ за собою это высокое положеніе еще на долгіе годы.
Изъ всхъ предметовъ, интересующихъ насъ въ путешествіяхъ, на первомъ план — народъ, затмъ — все новое и оригинальное, и, наконецъ, исторія посщаемыхъ мстъ и странъ. Диковинки рдки въ городахъ, представляющихъ высшую ступень современной цивилизаціи. Кто знакомъ съ такими городами въ другимъ частяхъ свта, тотъ въ сущности знакомъ и съ городами Австраліи. Вншній видъ не представляетъ почти ничего новаго. Встртятся только новыя названія, но именуемые ими предметы окажутся иногда далеко не новыми. Различіе можетъ быть лишь въ незначительныхъ оттнкахъ, но и т обыкновенно слишкомъ тонки, чтобы ихъ могъ замтить бглый взглядъ прохожаго иностранца.
Въ музеяхъ вы найдете громадныя помщенія, переполненныя самыми рдкостными и занимательными вещами, но здсь вс музеи занимательны, почему они неизбжно утомятъ ваше зрніе и поясницу, и въ конц концовъ выжмутъ вс ваши физическія соки своимъ всепожирающимъ интересомъ. Вы постоянно, даете зарокъ больше не ходить по музеямъ, и между тмъ идете. Дворцы богачей въ Мельбурн сильно напоминаютъ такіе же дворцы въ Америк, и жизнь въ нихъ та же самая, но этимъ сходство и кончается. Дворъ или цвтникъ, окружающій американскій палаццо, не всегда бываетъ обширенъ и красивъ, но въ Мельбурн они часто поражаютъ истинно королевскимъ просторомъ, а климатъ въ союз съ садовниками превращаетъ ихъ въ какую-то волшебную грезу. Говорятъ, что здшніе лэндлорды имютъ замки и усадьбы, по красот и великолпію не уступающіе роскошнымъ резиденціямъ именитыхъ англійскихъ лордовъ, но я не имлъ досуга побывать за-городомъ.
Кто же положилъ начало грандіозному городу съ этой массой царственныхъ громадъ въ город и въ деревн? Первый камень былъ заложенъ и первый домъ выстроенъ бглымъ каторжникомъ. Исторія Австраліи — почти сплошная поэзія, и въ самомъ дл она до того причудлива и интересна, что сама представляетъ для иностранца одну изъ характернйшихъ диковинокъ страны, почему и отодвигаетъ вс другія диковинки на задній планъ. Ее надо читать не такъ, какъ читаютъ исторію, а какъ прелестнйшее ‘не любо — не слушай’, и все въ ней такое свжее и новое взамнъ ржавчины и плсени, покрывающихъ исторіи другихъ странъ. Она полна неожиданностей и приключеній, несообразностей, противорчій, невроятностей, но вс эти курьезы врны жизни, вс они были.
Возьмемъ хоть, напримръ, преступника, заложившаго первый камень Мельбурна. Его исторія есть историческій фактъ, но трудно отличимый отъ миа. Этого героя звали Бёкли, и когда-нибудь названіе Мельбурна будетъ измнено на Бёкливилль или Бёклитаунъ, или что-нибудь въ этомъ род. Современная несправедливость не можетъ продолжаться вчно. Бёкли молодой англичанинъ-богатырь. Онъ былъ сначала каменщикомъ, потомъ солдатомъ, участвовалъ въ голландскихъ войнахъ и всю жизнь носилъ на лиц боевое украшеніе, въ вид честно заслуженнаго шрама. Впослдствіи онъ угодилъ на родин подъ судъ за пріемъ краденыхъ вещей, которымъ грошъ цна, и былъ приговоренъ къ строгому предварительному заключенію. Видите, какъ заманчиво развернулась предъ нимъ молодая жизнь съ такимъ инцидентомъ и возмездіемъ. Вслдъ за тмъ онъ былъ отправленъ въ Австралію вмст съ другимъ ссыльнымъ грузомъ въ тяжкія работы, срокъ которыхъ забыли опредлить. Это было въ 1803 г., когда ему было 23 года. Морской перездъ продолжался пять съ половиной мсяцевъ, и затмъ экспедиція пристала къ берегу, невдалек отъ того мста, гд нын стоитъ Мельбурнъ. Это была пустыня, поросшая кустарникомъ, дикая и непривтливая, заселенная исключительно аборигенами. Ни одной блой души не встрчалось ближе маленькой колоніи въ Сидне, на разстояніи нсколькихъ сотенъ миль. Здсь началось поселеніе ссыльныхъ преступниковъ (вскор оставленное), Бёкли положилъ первый камень для перваго зданія.
Бёкли сразу возгнушался позоромъ и рабствомъ своей новой жизни, а къ тому же скоро разочаровался и въ здшнемъ климат, когда январь принесъ разгаръ лта, и ему приходились отработывать тяжкій дневной урокъ въ температур 110® въ тни по Фаренгейту. Поэтому герой началъ пробивать брешь къ свобод, что и увнчалось полнымъ успхомъ. Въ бгств онъ имлъ товарищей, но одинъ изъ нихъ былъ застрленъ карауломъ, а другіе ушли и скитались съ Бёкли въ кустахъ въ продолженіе шести мучительныхъ дней, наголодавшись за это время всласть, они, предпочитая терзанія каторжныхъ при пищ терзаніемъ на вол безъ пищи, ршились возвратиться, оставивъ Бёкли одного, не пожелавшаго идти съ ними опять на каторгу.
Онъ и его товарищи сначала думали махнуть въ Калифорнію, такъ какъ люди они были необразованные и географія ихъ хромала, но, оставшись одинъ, Бёкли не отважился на такую попытку, частію изъ разстоянія, а частію и по сомннію его относительно точнаго мстонахожденія Калифорніи. Онъ ршился пробраться къ Сиднею, но маленько ошибся въ направленіи и ушелъ отъ него какъ разъ въ противоположную сторону. Долгое время бдняга пробавлялся ягодами, ракушками и тому подобной дрянью и въ конц концовъ былъ взятъ въ плнъ дикими. Какъ нарочно, въ это роковое утро ему улыбнулся лучъ счастья, хотя въ ту минуту онъ и не сознавалъ этого. Парень только-что вырылъ копье изъ могилы, и оно было въ его рук, когда на него напали дикари. Они вообразили, что онъ былъ обитателемъ этой могилы, возставшимъ къ новой жизни. Поэтому онъ сразу очутился въ кругу родныхъ и друзей. Простодушные аборигены были рады возвращенію своего родственника и тотчасъ надлили его яствами, женами, племянницами и прочими житейскими удобствами, и радушно водворили его у себя. Онъ сдлался дикаремъ и важнымъ вліятельнымъ лицомъ въ ихъ племени. Онъ жилъ его жизнію, научился его языку и со временемъ забылъ свой родной. Никогда не встрчая благо собрата и не слыша его рчи, новый Робинзонъ продолжалъ вести эту своеобразную жизнь, окончательно забытый свтомъ, въ продолженіе безконечныхъ долгихъ тридцати двухъ лтъ!
Австраліи посчастливилось побить рекордъ. Въ то время, какъ Робинзоны другихъ странъ, посл недолговременныхъ похожденій, возвратились хвастливо одтыми, для пущаго эффекта, въ козлиныя шкуры, ихъ австралійскіе собратья пространствовали цлыя поколнія и скромно возвращались, не имя ршительно ничего на плечахъ, чтобы не возбуждать въ людяхъ завистливаго вниманія.
Такъ Бёкли основалъ Мельбурнъ.
Въ наши дни телеграфъ — газета и иллюстрированный журналъ вцпились бы въ такой пикантный курьезъ, какъ этотъ Бёкли, протрубили бы на весь міръ его имя и сдлали бы героя богачемъ, но въ т старыя времена Бёкли не могъ окончить романъ своей жизни такимъ великолпнымъ образомъ. На его скромную долю выпало назначеніе денщикомъ къ полковнику, командиру покой колоніи, вмст съ обязанностью одваться. Онъ же исполнялъ должность констебля и сыщика. Вскор затмъ онъ уволился, попалъ на Вандименову землю (нын Тасманія), гд поступилъ къ смотрителю провіантскихъ складовъ. Напослдокъ онъ занималъ мсто привратника въ женскомъ пріют. Въ 1840 г., уже шестидесятилтнимъ старикомъ, онъ женился на вдов одного механика. Когда служак стукнуло семьдесятъ, онъ былъ уволенъ на покой съ пенсіей въ 60 фун. въ годъ, и пользовался ею шесть лтъ. А затмъ ревнивая, къ его счастью, смерть сцапала его. Такъ тянулась длинная канитель этой оригинальной, удивительной карьеры.
Вдумываясь въ подавляющую громадномъ Британской имперіи въ отношеніи къ ея территоріи, населенію и всемірной торговл трудно поврить цифрамъ, выражающимъ содйствіе Австраліи коммерческому величію имперіи. Въ сравненіи съ территоріальнымъ объемомъ англійской монархіи, территоріальныя владнія всякой другой державы — за исключеніемъ одной Россіи — не особенно внушительныхъ размровъ. По моимъ авторитетнымъ источникамъ, всесвтная Британская имперія почти на четвертую часть обширне Русской имперіи. Для незамысловатаго нагляднаго представленія позвольте вашей разогнутой ладони въ совокупности съ пальцами на минуту изобразить собою эту политическую громаду, и если затмъ вы потрудитесь срзать на ней пальцы чуть повыше средняго сустава длиннаго пальца, то остатокъ ладони будетъ изображать Россію. Народы, подвластные Великобританіи и Китаю, почти одинаковы по численности — 400,000,000 въ каждой изъ этихъ монархій. Ни одно государство не иметъ ничего подобнаго, и даже Россія остается далеко позади.
Четырехъ милліонное населеніе Австраліи вмст съ Океаніей кажется сущей бездлицей и тонетъ въ этомъ британскомъ омут въ 400,000,000 душъ. Однако, статистики указываютъ, что она всплываетъ на поверхность и заявляетъ о себ весьма громко, когда рчь идетъ объ ея участіи во всемірной торговл Англіи. Стоимость ежегоднаго вывоза и ввоза Англіи опредляется въ три билліона долларовъ, а извстно, что боле одной десятой этого чудовищнаго оборота представляетъ обмнъ ввоза и вывоза между Австраліей и Англіей. Но, кром того, Австралія ведетъ торговлю съ другими странами, помимо Англіи, съ оборотомъ въ сто милліоновъ, и мстную между колоніями въ сто пятьдесятъ милліоновъ долларовъ годового оборота.
Въ круглыхъ суммахъ эти 400,000,000 жителей покупаютъ и продаютъ товаровъ цнностью на 600,000,000 ф. ст. (около 6 милліардовъ) въ годъ, причемъ оказывается, что около половины этой страшной суммы приходится на долю продуктовъ австралійской производительности. Продукты, вывозимые ежегодно Индіей, нсколько превышаютъ 500,000,000 ф. ст. Такимъ образомъ, мы встрчаемся здсь съ мало вроятными итогами:
Индійская производительность (300,000,000 жит.) — 500.000. 000 ф. ст.
Австралійская производительность (4,000,000 жит.) — 300.000. 000 ф. ст.
Другими словами, это значитъ, что годичная индивидуальная производительность индуса (по экспорту) цнится 1,75 ф. ст., а производительность австралійца (по экспорту же) — 75 ф. ст.!
Изъ вполн достоврныхъ данныхъ видно, что нея индивидуальная индійская годовая производительность какъ для экспорта, такъ и для домашняго потребленія, оцнивается только въ 7,50 ф. ст. золотомъ, или 37,50 на семью, считая среднюю семью въ 5 человкъ. Сообразно съ этимъ разсчетомъ, производительность австралійской семьи будетъ равняться почти 1,600 ф. ст.! Ужь подлинно, ничего нтъ изумительне цыфръ, разъ мы приведемъ ихъ въ осмысленное движеніе.

XII.
Бомбей.— Видъ города.— Индусы.— Отель и туземные нравы.— Прислуга.— Дюжій нмецъ.— Вороны.— Мануель и Сатанъ.— Необычайный поститель.

Бомбей! Что за очаровательный, изумительный, волшебный городъ изъ ‘Тысячи и одной ночи’! На ряду съ такою красотою, онъ весьма внушительныхъ размровъ, такъ какъ вмщаетъ около милліона жителей. Въ крови туземцевъ хотя и есть нкоторая примсь европейской крови, но это капля въ мор, не оказывающая ни малйшаго вліянія на подавляющее превосходство чернокожей расы. Теперь здсь зима, а между тмъ погода напоминаетъ божественную погоду іюня, и древесная листва свжа и нжна, какъ изумрудная зелень средины лта. Изъ моего отеля виденъ рядъ величественныхъ тнистыхъ деревьевъ, подъ которыми сидятъ живописныя группы туземцевъ обоего пола, здсь же расположился фокусникъ съ тюрбаномъ на голов, змями и магическими приборами. Цлый день съ утра до вечера кэбы и несчетная пестрота всевозможныхъ костюмовъ проносится этимъ проспектомъ. И сколько бы вы ни смотрли, никогда вамъ не прискучитъ наблюдать эту живую панораму, этотъ яркій, безпрестанно измняющійся, живой калейдоскопъ. На такомъ простор тсныя толпы туземцевъ представляли для меня нчто сказочное, это волнующееся море яркоцвтныхъ тюрбановъ и плащей поражало непривычный взглядъ, а изящная и грандіозная индійская архитектура какъ нельзя боле гармонировала съ такой картиной. Предъ закатомъ солнца другая картина — прогулка по морской набережной къ Малабарскому мысу, гд живетъ лордъ Сандгёрстъ, губернаторъ бомбейскаго намстничества. Дворцы парсовъ приходятся въ самомъ начал этой карусели, а миновавъ ихъ, городъ уже участвуетъ въ катаньи, экипажи богатыхъ англичанъ и знатныхъ туземцевъ украшены кучеромъ и тремя лакеями въ крикливо-яркихъ восточныхъ ливреяхъ, дв изъ этихъ статуй въ тюрбанахъ стоятъ на запяткахъ, не уступая въ граціи монументамъ. Иногда даже омнибусы имютъ эту лишнюю ливрейную челядь съ незначительными варіантами — одинъ правитъ, другой, сидя на козлахъ, смотритъ, какъ тотъ правитъ, а третій стоитъ на запяткахъ и кричитъ встрчнымъ, а для практики, вроятно, кричитъ иногда и на пустую дорогу. Все это способствуетъ поддержанію оживленія, возбуждая общее жизнерадостное настроеніе.
Въ мстности, называемой Скандальный Мысъ — названіе очень удачное, имются удобныя скалы, на которыхъ можно сидть, любуясь роскошнымъ видомъ на море съ одной стороны, а съ другой — слушая грохотъ катящихся веселыхъ экипажей. Здсь большія группы самодовольныхъ парсскихъ женщинъ представляютъ такой чудный палисадникъ яркихъ цвтовъ, что не оторвешься отъ волшебнаго зрлища. По дорог вамъ встрчаются безконечныя вереницы гуляющихъ въ одиночку, парами, группами и цлыми процессіями, мужчинъ и женщинъ рабочихъ классовъ, только одты или, врне, раздты они не по нашему. Мужчина, обыкновенно красиво сложенный высокій атлетъ, не имющій на себ ничего, кром обернутаго вокругъ поясницы лоскута, цвтъ кожи его темно-оливковый, блестящій, изъ подъ которой выпираетъ надувшіеся узлы богатырскихъ мускуловъ, точно у него яйца подъ кожей. Женщина — нжное и граціозное существо, стройна, какъ шомполъ, носитъ только одну вещь — яркихъ цвтовъ матерію, обмотанную вокругъ головы и тла, впрочемъ, не дале половины дороги къ колнямъ, и эта матерія облегаетъ ея тло такъ же плотно, какъ собственная кожа. Икры и ноги голы, какъ и руки, съ множествомъ колецъ и браслетовъ, которыми изъ скромности унизаны пальцы и запястья. У нея еще много подвсокъ на ноздряхъ и цлая спираль блестящихъ браслетовъ на ногахъ. Ложась въ постель, красавица, вроятно, снимаетъ съ себя вс эти украшенія. Если бы она сняла съ себя еще что-нибудь, то могла бы простудиться. На голов у нея обыкновенно высокій, изящной формы мдный кувшинъ, поддерживаемый поднятою голою рукою. Она такъ изящна и статна, выступаетъ съ такою граціей и достоинствомъ, поднятая рука и мдный жбанъ такъ красиво дополняютъ картину, что, право, наши рабочія женщины не могутъ и сравниваться съ нею въ качеств украшенія пейзажа.
Всюду краски, чарующія, волшебныя краски, всюду — куда ни обернетесь — на всемъ пути бирюзоваго залива до губернаторскаго дома, гд отборные богатыри въ тюрбанахъ стоятъ группами почетной стражей у подъзда въ своихъ яркихъ костюмахъ, красиво довершая собою величественную картину, напоминающую театральную феерію. Я очень хотлъ бы быть однимъ изъ этихъ конвойцевъ.
Вотъ она настоящая Индія, страна грезъ и поэзіи, сказочнаго богатства и такой же бдности, роскоши и лохмотьевъ, дворцовъ и лачугъ, голода и чумы, геніевъ и великановъ, тигровъ и слоновъ, кобры и джунглей, страна сотни народностей и сотни языковъ, тысячи религій и двухъ милліоновъ боговъ, колыбели человческаго рода, родины человческой рчи, матери исторіи, бабушки легенды, прабабушки преданія, страна, вчерашній день которой носитъ дату сдой древности всхъ остальныхъ націй, единственная подъ солнцемъ, представляющая неизсякаемый интересъ для зазжаго принца и пришлаго крестьянина, для грамотнаго и невжды, для невольника и свободнаго, единственная страна, которую вс люди желаютъ видть, и разъ увидвъ, хотя бы мелькомъ, не промняютъ этотъ мимолетный взглядъ на вс виды остальной земли вмст взятые.
Даже теперь, до прошествіи цлаго года, делиріумъ этихъ дней въ Бомбе еще не оставилъ меня и, надюсь, не оставитъ никогда. Вс впечатлнія совершенно свжи, ни одна мельчайшая деталь картины не стушевалась.
А Индія не ждетъ завтрашняго дня, она началась для меня тотчасъ въ отел. Сни и галереи были переполнены черными туземцами въ тюрбанахъ, фескахъ, расшитыхъ золотомъ кепи, босоногіе, въ блыхъ туникахъ, иные бгали и суетились, другіе отдыхали — кто на корточкахъ, кто сидя на полу, иные оживленно тараторили. Въ столовой за кресломъ у каждаго изъ обдавшихъ стоитъ его туземный слуга, точно закостюмированный къ роли изъ ‘Тысячи и одной ночи’.
Наши комнаты были на самомъ верху съ фасадной стороны. Блолицый управляющій, дюжій нмецъ, проводилъ насъ наверхъ, захвативъ трехъ индйцевъ для уборки комнатъ. Человкъ пятнадцать еще слдовало за ними съ ручнымъ багажомъ, цлой процессіей, при чемъ каждый несъ только одну вещь: либо сумку, либо что-нибудь еще меньше. Такъ, одинъ ражій туземецъ несъ мое пальто, другіе — кто зонтикъ, кто ящикъ сигаръ, кто романъ, а у послдняго въ этой безконечной верениц весь грузъ состоялъ въ одномъ вер. Все исполнялось дльно и серьезно, никто изо всей процессіи не позволялъ себ улыбки или шутки. Затмъ, вс они терпливо и спокойно, безъ малйшей назойливости, ждали обычной награды, пока одинъ изъ насъ не удосужился дать имъ по мелкой монет, посл чего получившій почтительно склонялъ голову, касаясь рукою лба, и уходилъ къ своему длу. Эти люди казались добродушнымъ и услужливымъ народомъ и въ ихъ манерахъ было что-то одновременно и привлекательное, и трогательное.
Въ нашей комнат была большая стеклянная дверь, выходившая на балконъ. Эту дверь требовалось въ чемъ-то исправить или вычистить, ужь не помню, и вотъ одинъ изъ этихъ туземцевъ опустился предъ ней на колни и принялся за дло. Казалось, онъ работалъ довольно старательно, а можетъ въ чемъ и ошибся, только дюжій нмецъ сверкнулъ на него сердитымъ окомъ и, не объясняя, въ чемъ его вина, со всего размаха ударилъ бднягу но лицу, и потомъ указалъ ему какую-то неисправность. Это оскорбленіе было особенно позорно для него, какъ нанесенное при насъ, иностранцахъ. Но индусъ перенесъ его кротко, не сказавъ ни слова, ни однимъ мускуломъ или жестомъ не выразивъ своей обиды. Ничего подобнаго я не видалъ за пятьдесятъ лтъ. Этотъ эпизодъ напомнилъ мн мое дтство, и вмст съ нимъ давно забытый фактъ, что таковъ былъ обычный способъ объяснять невольнику хозяйскія желанія.
Когда моя спальная была, наконецъ, приведена въ должный порядокъ, и даже прилажена защита отъ москитовъ, я улегся въ постель возиться съ своимъ кашлемъ. Это случилось часовъ въ 9 вечера. Боже мой, что здсь за нравы! Битыхъ три часа продолжались вой и крики туземной прислуги, вперемежку съ мягкой поступью ихъ проворныхъ босыхъ ногъ — чисто вавилонское столпотвореніе! Они выкрикивали приказанія и порученія съ верхней площадки лстницы внизъ. Наконецъ, этотъ шумъ разгорлся до степени бунта, возстанія, революціи! Къ этому гаму присоединились и съ нимъ смшались другіе оглушительные звуки, усиливавшіе иногда и безъ того ужасный содомъ, казалось, кровли рушились, окна разбивались вдребезги, людей рзали, вороны, каркая, насмхались и ругались, канарейки пищали, обезьяны тараторили, попугаи богохульствовали, а по временамъ все это покрывалось дьявольскими раскатами хохота и точно взрывами динамита. Къ полуночи я переиспыталъ вс виды потрясеній и уже зналъ, что ни въ одиночку, ни въ совокупности они меня погубить не могутъ. Затмъ водворился миръ,— настала торжественная тишина, продолжавшаяся до 5 утра.
Тутъ прорвало все снова. И какъ бы вы думали, кто нарушилъ эту благодатную тишину? Всмъ птицамъ птица — индійская ворона. Я мало-по-малу хорошо ознакомился съ ней а пришелъ въ положительный восторгъ. Мн она показалась самою несчастною изъ всхъ пернатыхъ, но за то и самымъ веселымъ и самодовольнымъ существомъ. Мн думается, у здшней вороны нтъ враговъ среди людей. Ни блые, ни магометане никогда ея не обижаютъ, къ тому же индусы, по ученію своей религіи, никогда не лишаютъ жизни ни одно животное, и щадятъ даже змй, тигровъ, блохъ и крысъ. Когда я сижу на одной сторон балкона, вороны собираются на перилахъ другой и сначала мирно болтаютъ обо мн, потомъ бочкомъ-бочкомъ понемножку, да потихоньку, подскочатъ такъ близко, что я почти могу достать ихъ, он усядутся самымъ безцеремоннымъ образомъ и тараторятъ о моемъ плать, волосахъ, наружности и, быть можетъ, о моемъ характер, призваніи и политической окраск, о томъ, какимъ образомъ я попалъ въ Индію, чмъ занимаюсь, долго ли странствовалъ, какими судьбами я до сихъ поръ не повшенъ и когда, наконецъ, это совершится, не прідутъ ли еще другіе съ моей родины, когда т будутъ повшены, и такъ дале, пока я не спугиваю ихъ, потерявъ терпяіе, посл этого он, покружившись въ воздух съ хохотомъ, насмшками и колкостями, тотчасъ снова усядутся на перила и принимаются за прежнее.
Эти проказницы бываютъ очень общительны, даже слишкомъ, когда видятъ у меня что-нибудь състное, при малйшемъ поощреніи влетаютъ въ комнату, садятся на столъ и помогаютъ мн справиться съ моимъ завтракомъ, разъ какъ-то въ мое отсутствіе он перетаскали у меня вс мелкія вещицы, какія только могли поднять, и какъ нарочно выбирали такія, съ которыми сами не знали, что длать. Въ Индіи количество воронъ превосходитъ всякое вроятіе, и несносный гамъ карканья этихъ тараторокъ пропорціоналенъ ихъ количеству. Мн сдается, что вороны обходятся стран дороже самого правительства, а это не бездлица. Однако, населеніе охотно оплачиваетъ этотъ предметъ роскоши, и было бы огорчено, если бы его лишили веселаго карканья воронъ.
Здсь вашъ день начинается со стука носильщика въ дверь вашей спальни, стука, сопровождаемаго потокомъ словъ, смыслъ которымъ, докладъ о томъ, что ванна готова. Въ сущности это гортанное клокотанье непонятно только потому, что вы еще не примнились въ англійской рчи носильщика, которую скоро изловчитесь понимать.
Откуда онъ выкопалъ такую рчь, это его секретъ. Ничего подобнаго нтъ на всемъ свт, разв только въ раю или, врне, въ генн, гд, кажется, вс говорятъ этимъ дьявольскимъ жаргономъ. Вы нанимаете туземца, какъ только ступили на индійскую почву, какого бы пола вы ни были, безъ него вамъ не обойтись. Онъ и разсыльный, и лакей, и горничная, и столовый камердинеръ, и дамская гардеробная двушка, и курьеръ — словомъ, ршительно все и вся, одвается онъ въ мшокъ изъ грубой холстины съ подобіемъ одяла на плечахъ, спитъ на каменномъ полу съ наружной стороны вашей нумерной двери, и вы не знаете, куда и когда онъ уходитъ пообдать, знаете только, что его при васъ кормить не станутъ, гд бы вы ни жили, въ гостинниц или въ частномъ дом. Жалованье его большое, съ индійской точки зрнія, и онъ ухитряется кормиться и одваться все изъ этого источника. Мы смнили ихъ трехъ за два съ половиной мсяца. Жалованье перваго было тридцать рупій, другихъ сорокъ рупій въ мсяцъ, сумма царская такъ какъ туземный стрлочникъ на желзной дорог и прислуга въ частномъ дом получаетъ только семь рупій въ мсяцъ, а рабочій на ферм всего четыре. Впрочемъ, фермерскій рабочій, вроятно, нанимается на готовомъ содержаніи, почему все его жалованье идетъ на содержаніе семьи, т. е. на ея пищу, такъ какъ они живутъ въ глиняныхъ мазанкахъ, сдланныхъ собственными руками, и къ тому же вовсе не носятъ одежды, кром разв тряпки, накинутой на плечи. При всемъ томъ, это еще благодать для фермерскаго рабочаго, онъ не всегда былъ баловнемъ роскоши, какъ теперь, главный коммиссаръ центральныхъ провинцій, въ недавней оффиціальной рчи, сдлавъ депутаціи туземцевъ приличный репримандъ за ихъ жалобы на тяжелыя времена, напомнилъ имъ, что еще не такъ давно жалованье рабочаго составляло всего полрупія въ мсяцъ, что другими словами, равняется тремъ ф. ст. (около 30 руб.) въ годъ. Если обладатель такого жалованья иметъ многочисленное семейство,— а у всхъ рабочихъ такія семейства, ибо Господь Богъ въ иныхъ отношеніяхъ весьма милостивъ къ этимъ бднякамъ,— то онъ скопитъ отъ годовой работы копеекъ 30 барыша чистоганчикомъ, я говорю, конечно, объ экономномъ рабочемъ, а не о безпутномъ транжир. Если къ этому рабочій и задолжалъ фунтовъ четырнадцать, и то, при желзномъ здоровьи, онъ успетъ погасить такой долгъ черезъ какія-нибудь девяносто лтъ, когда, гордо поднявъ голову, опять можетъ смло смотрть въ лицо кредиторамъ.
Подумайте объ этихъ условіяхъ и ихъ бытовомъ значеніи. Индія страна селъ, а не городовъ, ея огромное населеніе состоитъ изъ землевладльцевъ. Вся она представляетъ одну большую ферму — одинъ безграничный просторъ полей, огороженныхъ глиняными плетнями. Вдумайтесь въ этотъ фактъ, и поймите ужасающую совокупность бдноты, выставляемую вамъ напоказъ индусскимъ населеніемъ.
Первый, пришедшій ко мн наниматься носильщикъ, ждалъ внизу и прислалъ свои рекомендаціи. Съ этого началось мое первое утро въ Бомбе. Мы прочитали эти отзывы внимательно, подозрительно, вдумчиво. Въ нихъ не оказалось, однако, ничего подозрительнаго, за исключеніемъ одного — вс они были отъ американцевъ. По моимъ наблюденіямъ, на аттестацію, даваемую американцемъ прислуг, не всегда можно положиться. Мы народъ слишкомъ благодушный, не любящій говорить непріятную правду о какомъ-нибудь бдняг, кусокъ хлба котораго зависитъ отъ нашего приговора, поэтому упоминаемъ только о его хорошихъ качествахъ, позволяя себ нкоторую, хотя и не высказываемую, замаскированную ложь — ибо, не упоминая о его дурныхъ качествахъ, мы тмъ самымъ какъ бы удостовряемъ, что у него ихъ нтъ. А по моему мннію, вся разница между скрытой и явной ложью только въ томъ, что скрытая предосудительне и вредне явной, но намъ и этого мало, утаивая дурныя качества прислуги, мы нердко пересаливаемъ похвалы ея достоинствамъ. Такимъ образомъ, если судить по сердобольнымъ аттестатамъ, мы можемъ показаться очень плаксивою національностью, и у насъ нтъ того мотива, на который можетъ сослаться, напримръ, французъ. Во Франціи вы обязаны дать увольняемой прислуг хорошую аттестацію и скрыть ея пороки, у васъ нтъ выбора. Если же вы упомянете о ея порокахъ, для огражденія интересовъ будущаго хозяина, то она можетъ искать съ васъ убытки судомъ, которые непремнно присудятъ въ ея пользу, да еще судья задастъ вамъ жестокую головомойку за покушеніе обезчестить бднаго человка и лишить его куска хлба.
Однако, возвращаюсь къ поданнымъ аттестаціямъ. По этимъ удостовреніямъ Мануель X. представлялся совершенствомъ во всхъ отрасляхъ его сложной профессіи, и эти разнообразныя качества перечислялись и восхвалялись во всхъ подробностяхъ. Я сидлъ безвыходно въ своей комнат, терзаясь бронхитомъ, и быль радъ имть передъ собою для развлеченія какую нибудь свжую физіономію. По этому Мануель явился весьма кстати. Онъ былъ лтъ пятидесяти, высокій, стройный, немного сутуловатый, вроятно, отъ долгой практики всякихъ наклоненій, съ лицомъ европейскаго склада, короткіе волосы, черные, какъ смоль, добродушные хотя и робкіе черные глаза, кожа темная, почти черная,— вотъ портретъ Мануеля. Онъ ходилъ босикомъ, и другимъ мы его не видали, одежда была европейская, дешевая и сильно поношенная.
Индусъ стоялъ передо мною, склонивъ голову (и туловище) по ихъ почтительному обычаю, коснувшись лба правой рукой въ знакъ привта.
— Послушайте, Мануель,— заговорилъ я,— вы индусъ, а между тмъ у васъ какъ будто испанское имя. Откуда оно попало?
Старикъ видимо смутился, не понявъ меня, но онъ не выдалъ этого и отвтилъ съ новымъ поклономъ:
— Точно такъ, господинъ, меня зовутъ Мануель.
— Понимаю, но откуда у васъ это имя?
— Точно такъ, господинъ, самъ не знай откуда. Отецъ такъ звали, мать нтъ.
Я понялъ, что долженъ упростить свою рчь и произносить слова раздльне, чтобы быть понятнымъ этому ученому англоиндусу.
— Ну, хорошо — да у отца-то оно откуда?— переспросилъ я.
— Ахъ, отецъ,— затараторилъ онъ, просіявъ,— онъ христіанъ, португалъ, живетъ въ Гоа, я родилъ въ Гоа, мать не португалъ — мать здсь, великій кастъ — мать, браминъ — кулинъ мать — то самъ великій кастъ, другій нтъ такой болшой кастъ. И я великій кастъ браминъ, христіанъ, какъ моя отца, великій кастъ христіанъ — браминъ,— Армій Спасенъ,— господинъ.
Все это индецъ проговорилъ съ запинкой, путаясь въ выраженіяхъ. Но тутъ на него словно налетло вдохновеніе и онъ paразился цлымъ потокомъ словъ, которыхъ я не могъ разобрать, почему и остановилъ его.
— Постойте, любезный, вы такъ не говорите, вдь я не понимаю по-индусски.
— Та не инду, господинъ — такій манеръ, та англійска. Я всегда будетъ говорить съ господинъ,— проговорилъ онъ уже боле внятно.
— И прекрасно, такъ и говорите. Эта рчь все же походитъ на англійскую, и я понимаю ее. Только не распространяйтесь, выражайтесь короче. Такъ я васъ спрашиваю, откуда ваша англійская рчь, учились вы ей, или это даръ Божій?
Посл нкотораго размышленія старикъ отвтилъ съ особымъ благоговніемъ.
— Да, самъ Богъ. Христіанскій Богъ очень добра, индусскій богъ тоже очень добра. Два милліона индусски богъ, одна христіанскій Богъ: та вмст два милліона и единъ богъ, та вс мой два милліонъ и единъ богъ. У меня ухъ много богъ! Долго молить я свой богъ, у церковь много давай, чтобы вс мой богъ будетъ добра для мене, карошъ человкъ будетъ мене, добра будетъ для мой семья…
Успокоившись относительно рчи и убжденій моего новаго слуги, я поручилъ ему убрать ванную комнату. Онъ вышелъ, какъ будто понявъ приказаніе, а между тмъ въ ванную не пошелъ, а досталъ изъ шкапа мое платье и давай его чистить. Я повторилъ приказаніе нсколько разъ, упростивъ фразу до послдней возможности. Тогда онъ вышелъ и кликнулъ для уборки чернорабочаго (кули), объяснивъ мн, что онъ лишится своей касты, если исполнитъ эту работу самъ, по закону его касты это было бы оскверненіемъ и большихъ хлопотъ и непріятностей стоила бы ему процедура очищенія и возстановленія своей чести, такъ какъ черная работа строго воспрещена лицамъ касты, будучи всецло предоставлена исключительно подонкамъ индусскаго народа — презрнной судр (чернорабочіе, поденщики). Индусъ былъ правъ, а бдный судра былъ видимо доволенъ своей жалкой судьбою, своимъ обиднымъ отличіемъ, позорящимъ его испоконъ вковъ и отодвигающимъ, такъ сказать, къ началу всхъ началъ. Бокль говоритъ, что названіе его — работникъ — есть презрительная кличка, что, по уставамъ Ману (900 до P. X.), если судра сядетъ наравн съ лицомъ высшимъ, онъ подлежитъ ссылк или наложенію клейма {Не пускаясь въ подробности, замчу только, что, по правилу, судра не носитъ такой одежды, которая могла бы скрытъ это клеймо. Авт.}, если же онъ отзовется пренебрежительно о лиц высшей касты или оскорбитъ его, то подлежитъ смерти, если слушаетъ чтеніе священныхъ книгъ, то ему залить уши кипящимъ масломъ, а если запомнитъ тексты изъ нихъ — казнить смертію, если судра выдастъ дочь свою замужъ за брамина, то мужъ карается тюрьмою за то, что обезчестилъ себя союзомъ съ женщиною, стоящею неизмримо ниже его, наконецъ, судр воспрещается пріобртать богатство. А между тмъ, большая часть населенія Индіи, по словамъ Бокля {Ныншнее населеніе 300 милліоновъ душъ. Авт.}, состоитъ изъ судры — рабочихъ, земледльцевъ, созидателей богатства страны.
Бдняга Мануель оказался окончательнымъ неудачникомъ. Сама старость была ему помхой. Онъ былъ отчаянная мямля и феноменально забывчивъ. Отлучившись куда-нибудь за два шага, онъ пропадалъ по цлымъ часамъ, вчно забывая, за чмъ ходилъ. Уборка сундука занимала его на цлую вчность, а посл него въ сундук оказывался невообразимый хаосъ. У стола онъ тоже не могъ поспвать — недостатокъ очень важный, ибо здсь, если у васъ нтъ своего слуги въ отел, обдъ вашъ будетъ тянуться нестерпимо медленно и вы встанете голоднымъ. Къ довершенію горя мы не въ состояніи были понимать его англійскаго языка, а онъ нашего, а когда убдились, что онъ не понимаетъ даже собственнаго, то, скрпя сердце, ршились отпустить его. Но я сдлать это по возможности мягко и деликатно. ‘Мы должны разстаться, Мануель,— сказалъ я ему — но надюсь снова встртиться съ вами въ лучшемъ мір’. Это было не совсмъ правдоподобно, но все же могло служить маленькимъ утшеніемъ старику, подслащивая горькую пилюлю.
Сваливъ эту обузу и тмъ облегчивъ душу, я скоро почувствовалъ въ себ подъемы такого веселаго настроенія, что готовъ былъ вырваться изъ своей засады и идти навстрчу всякимъ приключеніямъ. А тутъ вскор влетлъ въ комнату только-что нанятый замститель Мануеля, сдлалъ селямъ и тотчасъ принялся положительно порхать то туда, то сюда на своихъ бархатныхъ ступняхъ, въ пять минутъ привелъ въ порядокъ вс комнаты и вытянулся въ почтительный фронтъ, ожидая дальнйшихъ приказаній, Какой онъ показался мн свжій, проворный и юркій посл соннаго идіота и стараго лнтяя Мануеля. Все мое сердце, вс симпатіи и все восхищеніе мое невольно понеслись навстрчу нашему веселому, маленькому черномазому вьюну, этому прессованному воплощенію энергіи, силы, проворства и ловкости, живому, улыбающемуся, милому, ясноокому бсенку, на голов котораго красовалась феска цвта раскаленнаго угля, съ огненно-яркой кисточкой. Насчетъ имени мы поладили скоро. Такъ какъ великое множество его индусскихъ прозвищъ оказалось слишкомъ длинно, то я объявилъ, что попросту буду звать его Сатанъ, на что онъ охотно согласился.
Кто-то стукнулъ въ дверь. Сатанъ перелетлъ комнату однимъ махомъ, его вызвали, и онъ исчезъ. Черезъ три минуты счетомъ бсенокъ уже опять стоялъ предо мной навытяжку, по-военному, въ ожиданіи моего вопроса.
— Въ чемъ дло, Сатанъ?
— Богъ желаетъ васъ видть.
— Кто о!?
— Богъ. Прикажете просить?
— Ахъ, постойте, это что то небывалое, это… это… нтъ, погодите… вдь нельзя же такъ врасплохъ… я думаю… постойте, я даже не могу понять, что я думаю. Не можете ли объяснить, что это такое? Понимаете сами, что это совсмъ что-то не…
— Вотъ его карточка, господинъ.
Неправда ли, какъ все это странно, и удивительно, и страшно? Такая особа и вдругъ идетъ постить кого же — меня, присылаетъ свою визитную карточку, подобно намъ гршнымъ, съ кмъ же — съ бсенкомъ! Это была изумительная коллизія взаимно другъ друга исключающихъ невозможностей. Но вдь эта страна арабскихъ ночей, это Индія, а чего только не станетъ отъ волшебной Индіи?
Интервью немедленно состоялось. Сатанъ былъ нравъ, поститель мой былъ дйствительно богъ въ сознаніи его многочисленныхъ послдователей, которые искренно воздавали ему благоговйное поклоненіе. Ихъ не смущаютъ никакія сомннія относительно его божественнаго происхожденія и миссіи. Они врятъ въ него, молятся ему, приносятъ жертвы, покупаютъ у него отпущеніе грховъ, для нихъ его личность, вмст со всмъ къ ней относящимся, священна, они покупаютъ у его брадобря обрзки его ногтей, вставляютъ ихъ въ золотую оправу и носятъ въ золотыхъ брелокахъ, какъ драгоцнные амулеты.
Я старался быть разговорчивымъ и спокойнымъ, но не могъ. А разв вы могли бы? Я былъ въ чаду воспаленнаго безумія и радостнаго удивленія. Я не могъ свести съ него глаза. Я смотрлъ на бога, настоящаго, признаннаго и поклоняемаго бога, поэтому съ жаднымъ любопытствомъ всматривался во вс подробности его наружности и одежды. Въ голов моей проносились такія мысли: ‘Въ качеств поклоняемаго божества онъ, конечно, не довольствуется такой легкой данью, какъ лесть, достаточной разв для сильныхъ земли, а требуетъ безконечно боле богатой духовной пищи: обожанія и поклоненія, мужчины и женщины слагаютъ въ его стопамъ свои заботы, скорби и растерзанныя сердца, онъ даруетъ имъ миръ, и они уходятъ исцленными и утшенными’.
Первыя слова высокаго постителя, сказанныя съ обыкновенной земной простотой, выражали лестный отзывъ объ одномъ изъ моихъ произведеній, формулированный сжатымъ и изящнымъ литературнымъ языкомъ.
Индія воистину страна сюрпризовъ. Я питалъ самолюбіе, питалъ надежду, почти увренность, что меня читаютъ президенты, короли и императоры, но никогда не дерзалъ и помыслить о такомъ высокомъ читател. Было бы фальшивой скромностью уврять, что мн не вскружилъ голову отзывъ такого лица. Нтъ, я умилился до слезъ. Онъ доставилъ мн гораздо больше удовольствія, чмъ комплиментъ смертнаго человка.
‘Богъ’ пробылъ у меня съ полчаса, и я нашелъ его самымъ любезнымъ и пріятнымъ джентльмэномъ. Божественное достоинство держится въ его род что-то очень давно, не знаю только, съ какого времени. Онъ магометанское божество, по земному рангу принцъ — не индйскій, а персидскій и прямой потомокъ Пророка. Онъ красивъ и молодъ для бога, ему лтъ сорокъ или тридцать пять, не больше. Онъ принимаетъ исключительныя почести съ невозмутимою благосклонностью и достоинствомъ, приличнымъ его высокому сану. Говоритъ по англійски съ легкостью и чистотою кровнаго англичанина. Мн кажется, что я не пересаливаю въ этихъ похвалахъ. Это былъ единственный богъ, когда-либо мною виднный, и мое впечатлніе было весьма для него благопріятное. Когда онъ всталъ прощаться, дверь распахнулась настежь, и особа скрылась изъ виду, сопровождаемая сіяющимъ Сатаномъ.

XIII.
На пріем у магараджи.— Башни Безмолвія.— Ястреба.— Погребальные носильщики.— Религіозные взгляды парсовъ.— Соціальное значеніе этой общины.

Немногіе изъ насъ могутъ вывести счастье, я разумю — счастье ближняго.
Изъ новаго календаря Вильсона.

Въ моемъ воображеніи возстаетъ теперь другая картина — правительственный домъ на Малабарскомъ мысу, съ раздольнымъ морскимъ видомъ изъ оконъ и съ большихъ балконовъ. Это резиденція его превосходительства губернатора Бомбейской провинціи, роскошное, вполн европейское зданіе, съ дополненіемъ туземной обстановки въ вид почетной стражи и слугъ. Домъ представляетъ гармоничное сочетаніе комфортабельнаго барскаго жилища съ государственнымъ палаццо.
Это была Англія, англійское могущество, англійская, то есть современная цивилизація, со спокойнымъ изяществомъ, спокойными красками, спокойными вкусами и спокойнымъ достоинствомъ эгими продуктами современной цивилизаціи. За нею слдовала другая картина древней индійской культуры, когда я провелъ часъ во дворц туземнаго магараджи Кумаръ Шри Самадзинджи Багадура, повелителя области Палитаны. Съ магараджей былъ его молодой наслдникъ, вмст съ сестрой, крошечной воздушной брюнеткой, очень миловидной, серьезной, нжно сложенной, одтой самой роскошной бабочкой, это была миніатюрная принцесса изъ сказочной страны, съ замтнымъ расположеніемъ къ иностранцамъ, только въ начал свиданія она предпочитала держаться за руку отца, пока не присмотрлась къ намъ и не узнала, насколько можно намъ довриться. Двочк на видъ лтъ восемь, такъ что по естественному (индусскому) ходу вещей, она черезъ три или четыре года будетъ невстой, и тогда этому свободному общенію съ яркимъ солнцемъ, вольнымъ воздухомъ и другими прелестями вншней природы и знакомству съ мужскимъ поломъ настанетъ конецъ: она запрется въ гаремъ на всю жизнь, подобно своей матери, и, по унаслдованному складу убжденій, будетъ счастлива въ этомъ заключеніи, не видя въ немъ ни досаднаго стсненія, ни обидной неволи.
Мы съ любопытствомъ разсматривали гардеробъ, драгоцнности и серебряную утварь магараджи, любуясь изяществомъ, красотою и художественною тонкостью работы. Серебряные сервизы хранятся на замк и подаются только къ столу, причемъ, кром старшаго мажордома и принца, никто не иметъ ключей отъ этого среброхранилища. Я не понялъ хорошенько, почему такая строгость, но думаю, что она направлена не на одно сбереженіе драгоцнной утвари отъ расхищенія, скоре она иметъ въ виду предохранить принца отъ оскверненія, которое было бы нанесено его каст, если бы къ блюдамъ прикоснулись руки низшей касты, или защитить его высочество отъ отравленія. Возможно, что играютъ роль об эти причины. Говорятъ, что наемный стольникъ обязанъ отвдывать всякое блюдо предъ подачей его магарадж — древній и мудрый обычай на Восток, изрядно сократившій количество этихъ отвдывателей, ибо обыкновенно ядъ всыпаетъ поваръ. Будь я индійскій магараджа, я бы не тратился на этихъ отвдывателей, а лъ бы попросту съ поваромъ.
Всякіе мстные обычаи бываютъ любопытны для иностранца, и я замтилъ, что индусское утреннее привтствіе составляетъ оригинальный церемоніалъ, тогда какъ наше не восходитъ на такую высоту. Здороваясь, сынъ почтительно касается отцовскаго лба тонкой серебряной палочкой, намазанной киноварью, оставляющей на лбу красный слдъ, а сынъ получаетъ въ отвтъ родительское благословеніе. Наше здравствованіе, быть можетъ, и хорошо для дикаго Запада, но было бы слишкомъ грубо для тихаго и церемоніальнаго Востока.
Посл того какъ, согласно туземному этикету, намъ украсили шеи большими гирляндами изъ желтыхъ цвтовъ и. предложили пожевать бетель, этотъ пріятный визитъ кончился, и мы перенеслись отсюда къ сцен совершенно другого рода: отъ яркихъ пылающихъ красокъ и солнечной жизни къ мрачному вмстилищу мертвыхъ парсовъ въ Башн Безмолвія. Есть что-то величественное въ этомъ названіи, и производимое имъ впечатлніе залегаетъ глубоко, въ немъ вчная тишина смерти. Мы имемъ могилы, гробницы, мавзолеи, Божьи нивы, кладбища, и съ этими названіями у насъ соединяются возвышенныя представленія, но для нашихъ усыпальницъ мы не имемъ названія, которое, подобно названію индусовъ, имло бы такой величественный, глубокій смыслъ или оставляло бы въ душ такое неизгладимое впечатлніе.
На высокомъ мст, въ раю тропической зелени и цвтовъ, вдали отъ свта съ его суетою и шумомъ, стоятъ эти башни безмолвія, а дальше внизу тянутся широкія аллеи кокосовыхъ пальмъ, за ними, еще дальше, городъ, а тамъ — океанъ съ цлымъ флотомъ колыхающихся судовъ, все, погруженное въ ту же ненарушимую тишину, какая осняетъ это избранное покоище смерти. Съ нимъ неразлучны знаменитые ястреба. Въ ожиданіи законной добычи, они сидятъ плотно другъ къ другу, большимъ кругомъ, по краямъ массивной башни, сидятъ неподвижно, точно скульптурныя украшенія, за которыя такъ легко ихъ принять. Въ эту минуту похоронная процессія въ благоговйной тишин медленно приближалась ко вратамъ башни. Тло лежало на носилкахъ нагое, накрытое блымъ покрываломъ. Носильщики были отдлены интерваломъ въ 30 футовъ отъ провожавшихъ. Эти люди, какъ и провожавшіе, были въ блыхъ одеждахъ, причемъ каждая пара провожавшихъ была эмблематично связана между собою по рукамъ блымъ шнуромъ или платкомъ. Позади процессіи шла собака, которую вели на привязи. По вступленіи въ ограду провожавшіе остановились, такъ какъ никто, кром носильщиковъ, не можетъ подойти къ священной башн ближе, чмъ на 30 футовъ, затмъ родственники прошли въ находящійся здсь молитвенный домъ помолиться объ упокоеніи почившаго. Носильщики отперли единственную дверь башни и исчезли, вскор они возвратились съ носилками и блымъ покрываломъ и снова замкнули дверь. Вотъ тутъ-то вся круговая стая хищниковъ поднялась, хлоная крыльями, и жадно устремилась въ башню на трупъ, отъ котораго черезъ нсколько минутъ остается только блый скелетъ.
Принципъ, лежащій въ основ всего ритуала похоронъ парсовъ, заключается въ чистот. По уставамъ зороастровой религіи, три стихіи — земля, огонь и вода — священны и не должны приходить въ соприкосновеніе съ мертвецомъ. Поэтому тла умершихъ не могутъ быть ни сжигаемы, ни погребаемы въ могилахъ. Упомянутые оффиціально назначаемые носильщики получаютъ высокую плату, но влачатъ незавидное разобщенное существованіе, поставленные въ необходимость жить отдльно отъ другихъ лицъ своей касты: постоянное обращеніе съ умершими оскверняетъ ихъ, и всякій, вступающій съ ними въ какое-либо сношеніе, тоже оскверняется. По выход изъ башни бывшая на нихъ одежда мняется на другую въ особомъ зданіи за оградой, гд остается и снятое платье, ибо оно осквернено и не должно боле употребляться или выноситься за ограду. Поэтому на каждомъ вынос они въ новомъ плать. Насколько извстно, воспрещеніе постороннимъ лицамъ входить въ заповдную башню было нарушено только однажды посл ея освященія. Ровно сто лтъ назадъ одинъ европеецъ ухитрился какъ-то пробраться за носильщиками и утолилъ свое жадное любопытство видомъ недоступныхъ мистерій индусской святыни. Имя этого вандала не дошло до насъ, общественное положеніе его также скрыто. Эти два обстоятельства, въ связи съ фактомъ, что за такое тяжкое святотатство все взысканіе, назначенное виновному правительствомъ остъ-индской компаніи, ограничилось публичнымъ ‘выговоромъ’, заставляютъ заподозрить, что это былъ европеецъ высокаго ранга. Документъ, заключавшій этотъ выговоръ, предупреждалъ, что будущіе преступники этого рода изъ лицъ, состоящихъ въ распоряженіи компаніи, будутъ увольняемы отъ службы, а принадлежащіе къ купечеству — лишены права торговли и сосланы въ Англію.
Парсы увряютъ, что ихъ способъ похоронъ обезпечиваетъ безопасность живущихъ, что онъ опрятенъ, не распространяетъ вредныхъ міазмовъ и эпидемій, что изъ ограды башенъ безмолвія не выносится ничего заразительнаго во вншній міръ. Быть можетъ, они и правы. Какъ санитарная мра, ихъ обычай погребенія равноцненъ сожиганію труповъ и столь же безопасенъ. Въ наше время мы, европейцы, полземъ медленно, но надежно къ кремаціи. Нельзя, конечно, ожидать, чтобы это движеніе прогрессировало быстро, но если, при всей медленности, оно будетъ настойчивымъ и постояннымъ, этого достаточно для успха. Когда кремація войдетъ въ общій обычай, мы перестанемъ содрогаться передъ нею, а начнемъ содрогаться при погребеніи, если захотимъ вдуматься въ процессъ, происходящій съ трупомъ въ могил.
Парсы составляютъ замчательную общину. Ихъ всего 60.000 въ Бомбе и только половина такого числа разсяна по остальной Индіи, но они своимъ значеніемъ возмщаютъ мизерность количества. Парсы высоко образованы, энергичны, предпріимчивы, прогрессивны, богаты, и самъ еврей не превзойдетъ ихъ въ религіозности и щедрости на дла благотворенія и милосердія. Они созидаютъ и обезпечиваютъ больницы, съ равной заботливостью какъ для людей, такъ и для животныхъ, и у нихъ, наравн съ ихъ женщинами, всегда открытый кошелекъ на все доброе и полезное. Парсы представляютъ политическую силу и цнную опору для правительства. Они держатся чистой и возвышенной религіи и, ревниво соблюдая ея чистоту, согласуютъ съ нею весь свой житейскій обиходъ.
Мы бросили послдній взглядъ на дивную панораму равнины, города и моря, чмъ и закончилось наше посщеніе сада и знаменитыхъ башенъ, послдній предметъ, замченный мною, былъ другой символъ смерти, на этотъ разъ уже безкорыстный: это ястребъ, взгромоздившійся на верхушку высокой, тощей, голой пальмы, стоявшей одиноко въ долин, угрюмый хищникъ сидлъ неподвижно и казался какой-то статуэткой на высокой колонн. Его унылый, траурный видъ вполн гармонировалъ съ этимъ мстомъ тишины и покоя.

ГЛАВА ХІI.
Храмъ Джэновъ.— Солидарность орденовъ и пушекъ.— Пушка въ роли проводницы народныхъ благъ.— Аудіенція у магараджи.— Депутаціи Джэновъ.— Всеподданнйшій адресъ временъ теперешнихъ и давно минувшихъ.— Мысли о черной и блой кож. Наблюденія и выводы по этому вопросу.

‘Есть старинное пожеланіе, которое
слдуетъ записать золотыми буквами:
‘При подъем на вершину счастья дай
вамъ Богъ не повстрчаться на пути съ другомъ’.
Изъ новаго календаря Вильсона.

Слдующая картина, проносящаяся въ моей памяти, тоже изъ религіозной области. Знакомые захватили насъ въ храмъ Джэновъ (Jain). Онъ оказался невеликъ, и съ шестовъ, укрпленныхъ надъ его крышей, разввались флаги или хоругви, а на низкихъ зубцахъ размщено множество небольшихъ идоловъ. Внутри, посреди храма, одиноко молился вслухъ набожный Джэнъ. Наше присутствіе не смутило и не охладило его молитвеннаго экстаза. Въ десяти шагахъ отъ него стоялъ идолъ — небольшая фигура въ сидячемъ положеніи. Лицо его было размалевано, какъ у восковой куклы, недоставало только натуральности и пропорціональности ея формъ. Вс объясненія намъ давалъ мистеръ Ганди (Gandhi), бывшій делегатъ всемірнаго религіознаго конгресса въ Чикаго. Объясненія были чрезвычайно ясны, но со временемъ они спутались у меня, и отъ этого посщенія осталось только общее смутное представленіе о чуждыхъ религіозныхъ понятіяхъ, облеченныхъ въ тонкія умозрительныя формулы, возвышенныя и чистыя, лишенныя плотской оболочки, и на-ряду съ этимъ другое смутное представленіе, ассимилирующее эту интеллектуальную систему. Богъ всть, какъ и зачмъ съ этими грубыми, уродливыми идолами все это вяжется, я не понимаю. Мн кажется, что между этими элементами нтъ ничего общаго. Быть можетъ, идолъ символизируетъ какое-нибудь лицо, сдлавшееся съ теченіемъ времени святымъ или богомъ, путемъ длиннаго ряда очистительныхъ перевоплощеній и подвиговъ, простиравшихся на много вковъ. Кто знаетъ? Впрочемъ, я уже сказалъ, что ничего въ этомъ не понимаю.
Оттуда мы прошли въ палаццо магараджи Примчанда, принимавшаго депутацію отъ общины Джэновъ, явившуюся поздравить его съ высокимъ отличіемъ — полученіемъ ордена Индійской звзды, пожалованнымъ ему его повелительницей Викторіей, императрицей Индіи. Какъ видно, даже самый могущественный индійскій принцъ радъ прибавить скромный титулъ ‘сэра’ къ своему древнему природному величію и для снисканія его готовъ оказывать правительству весьма цнныя услуги, готовъ щедрой рукой сбавлять налоги, давать большія суммы на облегченіе нуждъ своихъ подданныхъ, если только этимъ можетъ заслужить почетный орденокъ. Онъ радъ жертвовать безъ счету на добрыя дла, лишь бы ему прибавили пушку къ салюту, дозволенному ему британскимъ правительствомъ. Каждый годъ императрица жалуетъ ордена и прибавляетъ пушки туземнымъ магараджамъ за оказанныя общественныя заслуги. Для незначительнаго князька салютъ полагается въ три или четыре пушки (выстрла), боле вліятельнымъ принцамъ салютъ поднимается все выше и выше, съ пушки на пушку, и, не шутите, доходитъ до одиннадцати, а быть можетъ и больше, но я не слыхалъ выше, чмъ объ одиннадцати-пушечныхъ принцахъ. Мн говорили, что когда четырехъ-пушечный князекъ получаетъ лишнюю пушку, онъ тоскуетъ, пока новость не распространится, такъ какъ онъ падокъ на эту музыку и пользуется всякой оказіей, чтобы вызвать салютъ. Быть можетъ, могущественные повелители Гайдерабада и Бароды имютъ и боле одиннадцати пушекъ — мн неизвстно.
Когда мы вступили въ княжескіе чертоги, огромный залъ нижняго этажа былъ почти полонъ, но экипажи все еще неслись къ подъзду. Собравшееся общество представляло блестящій видъ или выставку, такъ сказать, человческихъ фейерверковъ, въ отношеніи костюмовъ и смшенія огненно-пылкихъ цвтовъ. Тонкое разнообразіе въ расположеніи цвтныхъ полосъ и форм тюрбановъ было замчательно. Это разнообразіе объясняется тмъ, что упомянутая делегація собралась изъ разныхъ мстностей Индіи, и каждый представитель имлъ тюрбанъ той формы, какая въ наибольшемъ почет въ его области. Въ общемъ эта картина производила очень оригинальный эффектъ.
Я предложилъ бы устроить здсь конкурсную выставку шляпъ и костюмовъ христіанъ: очистилъ бы одну половину зала отъ индійскихъ грандовъ и заполнилъ бы это мсто христіанами, собранными изъ Америки, Англіи и колоній, одтыми въ костюмы и шляпы, принадлежащіе модамъ разныхъ эпохъ: ныншней и бывшимъ двадцать, сорокъ и пятьдесятъ лтъ назадъ. Это было бы нчто ужасное, чисто дьявольское посмшище. Къ этому присоединились бы кстати недостатки блой кожи. Сама по себ она не иметъ ничего особенно предосудительнаго и отталкивающаго, но когда вступаетъ въ конкуренцію съ людскими массами темной и черной кожи, то становится очевиднымъ, что мы терпимъ нашу неприглядность только въ силу привычки. Почти у всхъ черныхъ и темнокожихъ кожа бываетъ красива, но красивая блая кожа встрчается рдко. Въ этомъ легко можетъ убдиться каждый: пройдите любую скромную улицу въ Париж, Нью-Іорк или Лондон въ воскресный день и замтьте, сколько встртится вамъ, такъ сказать, пріятнокожихъ лицъ на протяженіи цлой мили. Тамъ, гд чернокожія составляютъ большинство, на-ряду съ ними блыя лица кажутся какими-то набленными, чахлыми, а иногда и прямо страшными. Я замтилъ это еще ребенкомъ на юг, въ послднюю годину рабства предъ войною. Роскошная черная шелковистая кожа африканскихъ зулусовъ, на мой взглядъ, ближе всего подходитъ къ совершенству. Какъ сейчасъ вижу этихъ красивыхъ чернокожихъ атлетовъ у зданія таможни, молодцы на подборъ, скромно одтые въ легкіе костюмы, снжная близна которыхъ еще рзче оттняла контрастъ съ ихъ черной кожей. Вспоминая этихъ черныхъ красавцевъ, я могу сравнивать ихъ лица и. наружностью блыхъ, которые проносятся теперь мимо моихъ оконъ въ Лондон.
Лэди — кожа — новый пергаментъ.
Другая лэди — кожа — старый пергаментъ.
Еще — нарумяненная и набленная, очень красивая.
Мужчина — кожа сроватая, съ пурпурными пятнами.
Другой — нездоровая кожа врод рыбьей чешуи.
Двушка — желтое лицо, усянное веснушками.
Старуха — лицо свтло-сроватое.
Молодой мясникъ — физіономія сплошь красно-багровая.
Прохожій въ желтух — кожа горчично-желтаго цвта.
Пожилая лэди — кожа безцвтная, съ двумя замтными бородавками.
Пожилой мужчина — изъ пьющихъ, дряблое лицо цвта разварной красной капусты, съ надувшимися пурпурными жилками.
Здоровый молодой джентльмэнъ — прекрасное свжее лицо.
Больной юноша — лицо, какъ у воскресшаго мертвеца.
И конца нтъ людямъ, кожа которыхъ представляетъ некрасивыя и безвкусныя видоизмненія цвта, по недоразумнію называемаго нами блымъ. Нкоторыя изъ этихъ лицъ угреваты, нкоторыя носятъ другіе признаки больной крови, на иныхъ замтны рубцы, цвтъ которыхъ разнится съ общимъ цвтомъ лица. Кожа благо человка ничего не скрываетъ, потому что не можетъ скрыть. Она точно отъ природы предназначена быть ловушкой или носительницей всего, что можетъ ее безобразить. Дамы должны красить ее, пудрить, мазать косметиками, питать арсеникомъ, полировать, вчно льстить ей и всячески ублаготворять, мучить и оберегать ее, чтобы длать красивой, въ чемъ, однако же, не успваютъ. Красота кожи и вообще наружности, которую он стараются улучшить и сохранить искусственными средствами, даръ природы, удляемый ею немногимъ, очень немногимъ избранникамъ. Девяносто девяти субъектамъ она даетъ дурныя лица и только сотый красивъ. Сотая часть можетъ сохранять красоту, но долго ли? Какія-нибудь десять лтъ.
Явное преимущество я нахожу на сторон зулуса. Онъ прямо начинаетъ съ красивой физіономіи, и она годится ему на всю жизнь. То же и у темнокожихъ индусовъ — лицо открытое, кроткое, чистое, симпатичное, не боящееся никакого цвта, гармонирующее со всми цвтами и смягчающее ихъ всхъ, я полагаю, что для благо лица средняго качества нтъ ни малйшихъ шансовъ на успшную конкурренцію съ богатой и прочной окраской индусовъ.
Но возвратимся во дворецъ. Въ особенно роскошныхъ оригинальныхъ нарядахъ красовалась группа дтей. Казалось, они пылали въ огн, до того ярки были цвта и блестящи драгоцнности, унизывавшія ихъ богатыя ткани. Эти дти были профессіональными плясунами и казались двочками, хотя вс были мальчики. Они отдлялись по-одиночк, по-парно, по-четверо и плясали и пли подъ аккомпаниментъ туземной музыки. Ихъ движенія и жестикуляція были благородны и изящны, но голоса слишкомъ рзки и непріятны, да и пніе слишкомъ монотонно.
Между тмъ изъ другихъ покоевъ послышались виваты и восторженные клики, и величественной поступью вступилъ въ залъ принцъ въ сопровожденіи своей свиты. Это былъ красивый мужчина въ какомъ-то феерическомъ костюм, сплошь унизанномъ не нитками, а цлыми шнурами, канатами драгоцнностей, нкоторые изъ этихъ шнуровъ были усяны жемчугомъ, другіе крупными натуральными изумрудами. Бомбей славится дивными изумрудами. На принц величина ихъ представляла чудо въ своемъ род, и отъ этихъ сверкающихъ шнуровъ жгло глаза. Съ нимъ былъ и маленькій княжичъ, имвшій на себ тоже выставку ослпительныхъ драгоцнностей.
Церемонія была непродолжительна. Принцъ послдовалъ къ своему трону съ величественной осанкой и достоинствомъ. Здсь же находился и тронъ юнаго принца, и они оба сли рядомъ, съ группою приближенныхъ сановниковъ по бокамъ, и весьма точно и добросовстно воспроизводили картины, встрчаемыя нами въ книгахъ и повторяющіяся съ самыхъ тхъ поръ, какъ Соломонъ принималъ царицу Савскую и показывалъ ей свои сокровища. Глава представлявшейся депутаціи прочиталъ привтственный адресъ, затмъ вложилъ его въ отдланный серебромъ цилиндръ, съ подобающей церемоніей вручилъ его принцу, который тотчасъ безъ всякой церемоніи передалъ его одному изъ приближенныхъ. Я приведу здсь этотъ адресъ. Онъ интересенъ, какъ показатель того, за что подданные индійскаго принца считаютъ нужнымъ благодарить его при современномъ англійскомъ режим, сравнительно съ тми благами, которыя доставили бы народную благодарность его предшественнику, полтораста лтъ назадъ, въ дни свободы, еще не скованной англійскимъ вмшательствомъ. Въ ту отдаленную пору подобный адресъ былъ бы изложенъ въ нсколькихъ строкахъ. Въ немъ благодарность князю могла быть мотивирована такъ:
1) За то, что не убивалъ непомрно большого количества людей изъ-за одной прихоти.
2) За то, что внезапнымъ и произвольнымъ повышеніемъ налоговъ не раздлъ ихъ до-нага и не уморилъ голодомъ.
3) За то, что изъ-за пустяковъ не разорялъ богатыхъ и не отбиралъ ихъ собственности.
4) За то, что не убивалъ, не ослплялъ, не заключалъ въ темницы и не изгонялъ родственниковъ королевскаго дома, для обезпеченія трона отъ возможныхъ заговоровъ.
и 5) За то, что тайно, изъ-за подкупа, не выдавалъ подданныхъ въ руки шаекъ профессіональныхъ тоговъ, для избіенія и ограбленія, въ долю съ принцемъ.
Таковы были довольно обыкновенные княжескіе промыслы въ добрыя старыя времена, но они, вмст съ другими, еще боле грубыми поползновеніями, давно прекратились подъ англійскимъ управленіемъ. Ихъ замнили другія статьи, какъ это видно изъ адреса общины Джэновъ:
‘Ваше высочество! Мы, нижеподписавшіеся члены общины Джэновъ въ Бомбе, имемъ счастіе приблизиться къ вашему высочеству съ выраженіемъ нашихъ задушевныхъ привтствій по новоду недавняго возложенія на ваше высочество знаковъ наипочетнйшаго ордена Индійской звзды. Десять лтъ назадъ мы имли радость и счастіе привтствовать вступленіе вашего высочества въ тотъ годъ на престолъ, при обстоятельствахъ, составившихъ незабвенную эпоху въ исторіи вашего государства, ибо, еслибъ не возвышенный и прозорливый умъ, явленный вашимъ высочествомъ въ переговорахъ, происходившихъ между общинами Падитана и Джэновъ, то миролюбивый духъ, одушевлявшій нашъ народъ, не могъ бы принести добрыхъ плодовъ. Это былъ первый шагъ вашего высочества, и онъ вызвалъ заслуженныя хвалы нашей общины и бомбейскаго правительства. Десятилтіе управленія вашего высочества, въ связи съ дарованіемъ, мудростью и искусствомъ, вложенными въ дло вашимъ высочествомъ, справедливо снискали вашему высочеству исключительное почетное отличіе — сопричисленіе васъ къ сонму кавалеровъ высочайшаго ордена Индійской звзды, каковымъ отличіемъ, по нашему разумнію, ваше высочество удостоены первымъ между государями равнаго съ вашимъ высочествомъ сана и могущества. И мы смемъ уврить ваше высочество, что этой высокой наградой, пожалованной вамъ ея величествомъ, всемилостивйшей королевой императрицей, мы гордимся не мене вашего высочества. Учрежденіе коммерческихъ факторій, школъ, лечебницъ и проч. вашимъ высочествомъ въ нашей стран ознаменовало управленіе вашего высочества за эти десять лтъ, и мы пребываемъ въ увренности, что вашему высочеству еще долго суждено мудро и благодтельно управлять вашимъ народомъ и довершить многія реформы, какія вашему высочеству было угодно ввести въ вашемъ государств. Еще разъ повергаемъ къ стопамъ вашего высочества самыя пламенныя поздравленія наши съ пожалованною вамъ наградой. Имемъ счастіе оставаться вашего высочества всепокорнйшіе слуги’.
Факторіи, школы, лечебницы, реформы… Дйствительно, принцъ распространяетъ эти хорошія вещи въ ныншнія времена и получаетъ за нихъ ордена и пушки.
Принцъ что то буркнулъ въ отвтъ на адресъ, перекинулся нсколькими словами съ боле видными иностранцами по англійски, съ своими сановниками — по-индусски, а затмъ, по обыкновенію, розданы гирлянды, и церемонія кончилась.

ГЛАВА XV.
Индусская помолвка.— Двнадцатилтняя парочка.— Балъ.— Зми на блыхъ.— Иллюминація.— Чума.— Кварталъ смерти.— Статистика жертвъ.— Кинглекъ о черной смерти.

Въ этотъ же вечеръ, около полуночи, состоялось зрлище другой церемоніи — индусской свадьбы или, врне, помолвки. Еще недавно, гуляя по улицамъ, мы видли ихъ многолюдными, кипвшими живописной туземной жизнью, но теперь не замчалось ничего подобнаго. Казалось, мы шли царствомъ мертвыхъ. Все опустло и смолкло, даже вороны не нарушали тишины. Всюду встрчались цлыми сотнями спавшіе на голой земл туземцы, вытянувшись во весь ростъ и плотно обернувшись въ одяло съ головой. Своими скорченными, застывшими членами несчастные походили на мертвецовъ. Въ европейскомъ Бомбе тогда чумы еще не было, но она уже опустошаетъ индусскій кварталъ города. Лавки закрыты, половина населенія разбжалась, а изъ остальной половины люди бгутъ цлыми массами ежедневно. Попавъ вглубь злополучнаго квартала и пробираясь его тсными, темными переулками, мы должны были идти очень осторожно, чтобы не наступить на лежавшихъ вповалку по всей улиц больныхъ. При этомъ цлыя стаи крысъ то-и-дло сновали въ ногахъ, составляя аванпосты тхъ крысъ, что обыкновенно разносятъ заразу изъ дома въ домъ въ Бомбе. Убогія хижинки были открыты на улицу, все имущество вывезено, и на лавкахъ спали члены семьи, съ коптвшимъ масленымъ ночникомъ. Все это наводило уныніе, напоминая какой-то безконечный моргъ. Наконецъ мы повернули за уголъ и увидали передъ собою блестящую иллюмиищію. Это сіяло жилище жениха, унизанное сверху до низу газовыми огнями. Въ дом тоже все сіяло праздничнымъ блескомъ: огни, костюмы, волшебныя краски, декораціи, зеркала — словомъ, дворецъ Аладина! Невста, красивая двочка лтъ двнадцати, была одта, какъ мы одли бы мальчиковъ, только, разумется, гораздо богаче, чмъ это сдлали бы мы. Она непринужденно расхаживала среди гостей, останавливалась, разговаривала и позволяла имъ разсматривать ея свадебныя драгоцнности, представлявшія верхъ совершенства. Особенно выдлялась нитка крупныхъ брилліантовъ чудной воды — на такую прелесть можно было залюбоваться. Къ ожерелью былъ подвшенъ богатйшій изумрудъ.
Женихъ отсутствовалъ — онъ справлялъ предсвадебное торжество въ дом своего отца. Насколько я понялъ мстный обычай, женихъ и невста должны собирать гостей каждый вечеръ и пировать всю ночь въ продолженіе недли или больше, и затмъ уже совершить свадьбу, если только останутся живы. Оба въ этой дтской парочк были нсколько старше, нежели полагается для жениха и невсты въ Индіи: имъ было уже по 12 лтъ, они могутъ вступать въ бракъ годомъ или даже двумя раньше, хотя по нашимъ отсталымъ понятіямъ и двнадцати лтній возрастъ еще довольно юнъ для брака.
Вскор въ роскошные зала вошла группа знаменитыхъ и высоко цнимыхъ молоденькихъ танцовщицъ, принявшихся плясать и пть, съ ними явились и музыканты, игравшіе на какихъ-то диковинныхъ инструментахъ, производившихъ дикій и невообразимый вой, отъ котораго мурашки бгали по спин. Въ числ раздирательныхъ инструментовъ была труба, подъ звуки которой двочки танцовали серпантинъ, долженствовавшій изображать чары змй. Но такая музыка едва ли могла кого очаровать. Впрочемъ, одинъ туземный помщикъ уврялъ, что зми любятъ эту музыку, выходятъ изъ своихъ норъ и слушаютъ ее съ несомннными признаками удовольствія и признательности. Въ подтвержденіе онъ привелъ слдующій эпизодъ: какъ-то на вечер въ его имніи бальная музыка собрала въ домъ столько назойливыхъ змй, что пришлось сначала остановить оркестръ, чтобы убдить непрошенныхъ постительницъ убраться во-свояси. Никто не желалъ компаніи этихъ смлыхъ и опасныхъ гадовъ. Однако, никто изъ туземцевъ не ршился бы убитъ ихъ, ибо для индуса запретный грхъ убивать какую бы то ни было тварь.
Мы вышли съ бала въ два часа утра. Тутъ другая картина, но она залегла въ моей памяти скоре какъ сценическая феерія, нежели живая дйствительность. Эту волшебную картину представлялъ порталъ подъзда съ рядомъ широкихъ ступеней, на которыхъ толпились чернокожіе молодцы почетной стражи, закутанные, какъ привиднія, въ блые плащи и залитые яркимъ свтомъ иллюминаціи, а посреди лстницы выдлялась мощная фигура исполина съ тюрбаномъ на голов и съ длиннымъ име немъ, вполн соотвтствовавшимъ его росту: Рао Багадуръ Баскирао, Балинканджи Питали, Вакиль его высочества Гайквара, магараджи Бародскаго. Безъ него панорама не была бы законченной, и будь его фамилія какой-нибудь кургузый Смизъ, онъ не гармонировалъ бы съ обстановкой. Тутъ же, по обимъ сторонамъ тсной улицы, фасады сосднихъ домовъ были тоже иллюминованы, по мстному обычаю, стеклянными стаканчиками со свчами, вс линіи ажурной рзьбы фасадныхъ плитокъ сверкали яркими созвздіями среди окружающей тьмы. Когда мы отошли на нкоторое разстояніе въ темную перспективу переулка, эти огни слились въ одинъ свтлый дискъ, сіявшій подобно солнцу изъ окутывавшаго его мрака.
Затмъ снова глубокая тишина, шмыгающія крысы, темные силуэты всюду распростертыхъ на земл больныхъ, и по обимъ сторонамъ эти открытыя наружу хижины, похожія на склепы, а въ нихъ похожіе на трупы люди, недвижимо спящіе въ чуть замтномъ мерцаніи ночника. И теперь, спустя годъ, когда пробгаю телеграммы, мн представляется, что я читаю то, что самъ отчасти видлъ или, врне, провидлъ до наступленія катастрофы, въ пророческой грез, такъ сказать. Одна изъ телеграммъ говоритъ: ‘Вс дла въ туземной части города стали. Кром раздирающихъ душу воплей и прохода погребальныхъ процессій, на улицахъ почти незамтно ни жизни, ни движенія. Число закрытыхъ лавокъ превышаетъ число открытыхъ’. Другая сообщаетъ, что 325.000 душъ бжало изъ города и разноситъ заразу по всей стран. Черезъ три дня новыя всти: ‘Населеніе уменьшилось наполовину. Бглецы занесли болзнь въ Карачи: ‘Изъ 220 заболвшихъ 214 умерло’. Вслдъ за тмъ еще: ‘Изъ 52 вновь заболвшихъ умерли вс‘.
Чума несетъ съ собою такой ужасъ, какой не возбуждаетъ никакая другая болзнь, ибо изъ извстныхъ человку эпидемій она самая губительная и безпощадная. ‘Изъ 52 заболвшихъ умерли вс‘. Только одна черная смерть убиваетъ такъ огульно. Вс мы въ извстной степени можемъ представить себ страшное опустошеніе пораженнаго чумою города и мертвую тишину, нарушаемую по временамъ отдаленными воплями рыданій, сопровождающихъ движеніе похоронныхъ процессій, но едва ли мы въ состояніи уяснить себ кошмаръ оцпеннія и ужаса, охватывающій живыхъ, которые находятся въ зараженномъ мст и не могутъ бжать оттуда. Т полмилліона жителей, что бжали въ дикой паник изъ Бомбея, даютъ намъ нкоторое понятіе о томъ, что эти люди должны были испытать, но, быть можетъ, даже они не сознавали, что испытывали остальные 500.000 ихъ собратій, брошенныхъ ими на мст въ челюстяхъ смерти, безъ всякой возможности избжать гибели. Извстный Кинглекъ давно какъ-то случился въ Каир во время эпидеміи черной смерти и описываетъ, какъ въ такую годину сначала ужасъ закрадывается въ сердце человка и преслдуетъ его, пока мнительный страхъ не вызоветъ подъ мышкой зловщаго пятна, затмъ горячечный бредъ съ дикими галлюцинаціями, грезы о родин, о семь и быстрый, безпощадный, неотвратимый набгъ смерти.

ГЛАВА XVI.
Мстный процессъ.— Вредные общественные элементы: образцовые ‘друзья’, плуты и мошенники.— Поддлка документовъ и торговля лжесвидтельствомъ.— Оригинальныя ‘изобртенія’ Индіи.— Ея масштабъ.— Многоплеменность и вавилонское многоязычіе страны.

‘Голодъ есть слуга генія’.
Изъ новаго календаря Вильсона.

Однажды во время нашего пребыванія въ Бомбе случился чрезвычайно характерный уголовный процессъ, казавшійся живымъ эпизодомъ какой-нибудь страшной главы изъ ‘Тысячи и одной ночи’. Этотъ процессъ представлялъ странную смсь простоты нравовъ, благочестія и жестокости, напомнившій и воскресившій забытыя времена тоговъ (Thuggee) я даже сдлавшій ихъ правдопобными. Дло состояло въ убійств молодой двушки изъ-за какихъ-то несчастныхъ побрякушекъ, вся стоимость которыхъ ниже дневного заработка чернорабочаго въ Америк. Такое преступленіе могло быть совершено и въ любой другой стран, но едва ли съ тмъ холоднымъ разсчетомъ, безстрашіемъ и недальновидностью, при отсутствіи всякаго чувства состраданія, раскаянія и угрызенія совсти, какія обнаружились въ этомъ дл. Всюду убійца старался бы совершить задуманное преступленіе тайкомъ, ночью и безъ свидтелей, чувство страха не давало бы ему покоя до уборки мертваго тла въ надежное мсто и сокрытія уликъ. Но здшній убійца-индусъ длаетъ свое гнусное дло среди благо дня, не стсняется присутствіемъ свидтелей, не страшится наличности трупа, тратитъ попусту время, причемъ вс участники такъ индифферентны и флегматичны, что преспокойно ложатся спать въ обычное время, точно ничего не случилось, и забывая, что надъ ними виситъ судебная петля, и эти пять простодушныхъ дикарей заканчиваютъ свое страшное злодяніе умилостивительнымъ молебствіемъ. Все дло представляется какой-то старой-престарой сказкой, какъ можно видть изъ слдующаго оффиціальнаго отчета о судебномъ разбирательств этого дла.
‘Въ Мазаганскомъ полицейскомъ суд слдователь Номапъ обвинялъ Тукарама, Сунту-Савата, женщину Бейлю, ея дочь Кришни и Гопала предъ м-ромъ Файрозъ Дастуранъ, мировымъ судьею 4-го участка (согласно такихъ-то статей), въ томъ, что упомянутыя лица въ ночь на 30 минувшее декабря убили индусскую двушку, по имени Касси, 12 лтъ, посредствомъ удушенія въ дом Джакаріи, на Сьюрійской дорог, причемъ всхъ ихъ призналъ виновными въ соучастіи, въ преступленіи и въ подстрекательств’.
Государственнымъ обвинителемъ выступилъ прокуроръ, ми-ръ Литль, обвиняемые защитниковъ не имли.
М-ръ Литль, на основаніи извстныхъ законовъ, предлагалъ одну изъ обвиняемыхъ, Кришни, женщину 25 лтъ, освободить отъ отвтственности за ея готовность дать правдивое и полное объясненіе обстоятельствъ, при которыхъ была убита двушка Касси.
Когда судья изъявилъ согласіе на предложеніе представителя обвинительной власти, обвиняемая Кришни сла за ршетку свидтелей и на вопросы м-ра Литля сдлала слдующее признаніе:
— Я служу работницей на мельниц Джюбили. Помню день (вторникъ), въ который было найдено тло покойной Касси. Передъ этимъ я работала на мельниц полъ-дня и потомъ вернулась домой въ три часа пополудни, когда застала въ дом пять человкъ, а именно: перваго изъ обвиняемыхъ, Тукарама — моего любовника, вторую изъ обвиняемыхъ — мою мать, Бейю, обвиняемаго Гопала и двухъ гостей — Рамджи Даджи и Аннаджи Гунгарама. Тукарамъ нанималъ комнату въ дом Гирдгарилала Радгакишана, и въ этой комнат живемъ я, мой любовникъ Тукарамъ и его младшій братъ Іессу Магаду. Со времени прізда въ Бомбей съ родины Іессу поселился съ нами. Вернувшись съ мельницы подъ вечеръ въ этотъ день, я увидала двухъ гостей, сидящихъ на лавк на веранд, а нсколько минутъ спустя пришелъ обвиняемый Гопалъ и услся подл нихъ, въ то время какъ я съ матерью сидла въ комнат. Тукарамъ, ходившій купить чего-нибудь на обдъ и за бетелемъ, возвратился съ двумя гостями. Онъ далъ имъ пость. Когда они закусывали, мать вышла изъ комнаты и спросила одного изъ гостей, Ранджи, что съ его ногой, на что тотъ отвтилъ, что перепробовалъ всякія лекаретва, но они не принесли ему пользы. Тогда мать взяла горстку рису и, повороживъ, объявила ему, что болзнь, которою онъ страдаетъ, не излечится, пока онъ не вернется на свою родную сторону. Между тмъ по направленію отъ сарая пришла покойная Касси и остановилась на порог нашей комнаты съ лотой (платкомъ) въ рук. Тогда Тукарамъ предложилъ обоимъ гостямъ выйти изъ комнаты, и они удалились по направленію къ каменоломн. Посл ихъ ухода Тукарамъ схватилъ вошедшую уже въ комнату Касси и, накинувъ на нее поясъ, привязалъ ее къ столбу, подпирающему чердакъ. Тутъ, схвативъ за горло, онъ сталъ душить ее и удавилъ. Покончивъ съ двушкой, Тукарамъ снялъ съ нея золотое головное украшеніе и другія бездлушки, а также взялъ и бывшую въ рук лоту. Кром этихъ вещей, на Касси были серьги, кольцо въ носу, нсколько серебряныхъ ручныхъ и ножныхъ браслетовъ, ожерелье. Тукарамъ потомъ хотлъ было снять и эта украшенія, но его попытка не удалась: ему помшало присутствіе матери и Гопала. Снятыя вещи онъ передалъ Гопалу, стоявшему подл меня. Покончивъ съ Касси, Тукарамъ пригрозилъ удушить и меня, если сообщу кому-нибудь объ убійств, тмъ же грозилъ и Гопалу. Мать держала жертву за ноги, когда ее, привязанную, душили, Касси еще кричала. Тукарамъ и моя мать принимали участіе въ убійств. Посл убійства трупъ ея былъ завернутъ въ матрацъ и отнесенъ на чердакъ надъ нашей комнатой. Когда Касси душили, дверь комнаты была приперта изнутри Тукарамомъ. Преступленіе совершено вскор посл моего возвращенія съ работы на мельниц. Убравъ тло, Тукарамъ пошелъ обрить голову къ одному цырульнику, живущему съ нами дверь о дверь. Мы съ матерью были свидтелями этого несчастья. Побои и угрозы моего любовника были единственной причиной, почему я тогда же не сообщила никому о преступленіи. Обвиняемый Гопалъ, по предложенію Тукарама, ушелъ въ свою комнату, захвативъ съ собою дв снятыхъ вещицы и лоту. Іессу, зять Тукарама, подошелъ къ нашей хибарк и спросилъ Тукарама, что онъ такое замываетъ. Тукарамъ отвтилъ, что онъ споласкиваетъ платокъ, запачканный птицами. Вечеромъ, часовъ въ шесть, мать дала мн денегъ купить ей пару кокосовъ, а я послала Іессу, который и принесъ кокосы и табаку. Мать взяла у Іессу покупку и мы впятеромъ отправились на взморье. Компанія состояла изъ Тукарама, матери, Іессу, брата Тукарама и меня. Придя къ берегу, мать принесла жертву морю, умоляя его простить намъ совершенное преступленіе. По возвращеніи вскор стали къ намъ заявляться и полиція, и обыватели съ разспросами о Касси. Полиція справлялась о двочк и у моей матери, но та отвтила, что Касси заходила къ ней, но ушла. Посл нашего молебствія мы вернулись домой, гд мать дала мн пость, только Тукарамъ ни чего не лъ въ этотъ день. Посл обда я съ матерью легла отдохнуть въ комнат, а Тукарамъ прилегъ на веранд подл зятя Іессу, тутъ же за дверью. Обыкновенно же Тукарамъ спалъ не здсь, а въ комнат. Убитая оставалась на чердак, когда я легла спать. Дверь нашей комнаты хотя и была затворена, но я слышала, какъ мой любовникъ Тукарамъ все ворочался. Часа въ три на другое утро онъ постучалъ въ дверь, которую мы съ матерью и отворили. Тутъ онъ мн веллъ сходить въ сарай посмотрть, нтъ ли тамъ кого. Я прошла черезъ хлвъ, мы такъ всегда ходимъ въ сарай, что на задворкахъ. Возвратившись, я сказала Тукараму, что не видала тамъ ни души. Тогда онъ взялъ тло убитой съ чердака и, заверну въ его въ матрацъ, приказалъ мн идти за нимъ въ сарай, и я послушалась. Выставленный здсь матрацъ тотъ самый. Придя въ сарай, Тукарамъ положилъ тло у стны. Я, а потомъ и мать были все время съ нимъ. Іессу лежалъ на веранд. Изъ сарая мы вс вернулись домой, и вскор опять пришла полиція и увела Тукарама. Часъ спустя она вернулась и захватила меня съ матерью. Насъ разспрашивали объ убійств и я дала показаніе. Часа черезъ два меня привели обратно, и я, въ присутствіи матери и Тукарама, указала тогда полицейскимъ и другимъ членамъ поясъ, платокъ, матрацъ и столбъ, къ которому была привязана двушка Касси. Тукарамъ умертвилъ эту двушку изъ-за золотыхъ украшеній, которыя ему были нужны для двушки, на которой онъ вскор намревался жениться. Тло было найдено на томъ же мст, гд было положено Тукарамомъ.
Криминальная сторона быта индусовъ всегда была красива и интересна своею примитивною наивностью. Англичане много смягчили слишкомъ жестокія черты ихъ характера, однако, и теперь еще нердко встрчаются у нихъ проявленія самаго необузданнаго варварства. Въ газетахъ попадаются порой образцы этихъ пережитковъ. Беру изъ нихъ наудачу другой примръ, въ которомъ традиціонное плутовство индусовъ доходитъ до виртуозности, почти дающей имъ право на уваженіе.
Отчеты по индусской криминалистик представляютъ солидныя диказательства тому, что на Восток мошенники, какъ извстный сплоченный классъ преступниковъ, весьма близко подходятъ, если только не превосходятъ блестящимъ исполненіемъ и оригинальностью замысла самыхъ завзятыхъ корифеевъ ихъ профессіи въ Европ и Америк. Такъ Индія спеціальная родина всевозможныхъ подлоговъ. Здсь есть такіе округа, которые славятся, какъ своего рода биржи или выставки тончайшихъ образцовъ всевозможныхъ фальсификацій.
Дло ведется фирмами, обладающими цлыми складами бланковъ, гербовыхъ и актовыхъ бумагъ, пригодныхъ для всякихъ дловыхъ надобностей. Обыкновенно они состоятъ изъ коллекціи новыхъ, ежегодно изготовляемыхъ бланковъ, а нкоторыя изъ боле старыхъ солидныхъ фирмъ могутъ изготовлять фальшивые документы за сорокъ лтъ назадъ, имющіе подлинные водные знаки и годъ выпуска. Другія мста прославились промысломъ лжесвидтельства — спеціальность, пользующаяся самой широкой популярностью, въ виду всеобщаго спроса на эту профессію, и лица, нуждающіяся въ лжесвидтеляхъ, готовы щедро оплачивать услуги этихъ экспертовъ по части ложныхъ показаній подъ присягою.
Извстно множество примровъ, иллюстрирующихъ продлки этихъ изобртательныхъ плутовъ. Ихъ любимой жертвой обыкновенно бываетъ какой-нибудь молодой простячекъ, только-что унаслдовавшій состояніе и высматривающій, какое бы сдлать изъ него выгодное употребленіе.
Со стороны упомянутыхъ ловкачей прежде всего выслживается подобный пижонъ, и когда удастся завязать съ нимъ знакомство, они наталкиваютъ его на всякаго рода преступленія. Разъ знакомство перешло въ тсную дружбу, этотъ плутъ сообщаетъ юнош, что у него есть ‘братъ’, просившій ссудить ему 10.000 рупій. Плутъ поясняетъ при этомъ, что у него есть свои деньги и онъ охотно одолжилъ бы ихъ, но такъ какъ заемщикъ его братъ, то ему неудобно назначить процентъ, поэтому предлагаетъ простяку принять отъ него просимую сумму и ссудить ее отъ себя его брату и получить впередъ высокій процентъ, который плутъ общаетъ и прокутить вмст съ нимъ, его новымъ другомъ. Простякъ не перечитъ и, получивъ въ назначенный день отъ ‘брата’ семь тысячь рупій, вручаетъ ихъ его сообщнику. Послдній оказывается очень щедрымъ въ благодарности и выдаетъ вексель на 10.000 рупій съ уплатой по предъявленіи. Плутъ, преспокойно выждавъ время, объявляетъ, что такъ какъ платежа по векселю не состоялось, а преслдовать брата судомъ ему нежелательно, то всего лучше продать документъ на бирж. Доврчивый юнецъ возвращаетъ вексель, ибо данныя деньги были не его, и, узнавъ, что ему необходимо поставить свою подпись на оборот, для обезпеченія сбыта документа, подписываетъ его безъ колебанія. Мошенникъ передаетъ вексель своимъ сообщникамъ, которые подсылаютъ какого-нибудь адвоката справиться у юноши о подлинности его подписи. Тотъ, разумется, признаетъ ее, и участь его ршена. Вексель предъявляется ко взысканію, а одинъ изъ подставныхъ свидтелей присягаетъ, что онъ купилъ документъ за полную цну отъ молодого человка. Послднему нечего сказать въ свое оправданіе, и взысканіе присуждается, такъ какъ никакой судья не повритъ нелпому объясненію причины, заставившей его дать подпись.
Индія въ своемъ род единственная страна! Только она одна иметъ монополію на нкоторыя великія и внушительныя спеціальности. Если какая другая страна иметъ что-либо замчательное, то это замчательное не принадлежитъ ея одной, какая-нибудь сосдка ея иметъ дубликатъ. Иное дло Индія. Ея чудеса принадлежатъ только ей. Возьмемъ, напримръ, патенты или какіе другіе документы, и нигд въ мір не умютъ такъ мастерски поддлывать ихъ и имитировать чему угодно, какъ въ Индіи. Вы только подумайте объ ихъ количеств, о грандіозности, неподражаемой прелести и иноземномъ характер большей части этихъ шедевровъ!
Существуетъ чума, черная смерть, ихъ изобрла и вскормила Индія, она колыбель этихъ всесильныхъ сестрицъ.
Колесница Джагернаута была индійскимъ изобртеніемъ. Точно также и обычай сотти (Suttee). На глазахъ еще живущаго поколнія восемьсотъ вдовъ въ продолженіе только одного года добровольно и даже радостно сожгли себя живьемъ на трупахъ ихъ умершихъ мужей. И въ наши дни сожглись бы еще восемьсотъ вдовъ, если бы дозволило британское правительство.
Голодъ тоже спеціальность Индіи. Въ другихъ мстахъ голодъ представляетъ незначительную по послдствіямъ случайность, въ Индіи — это опустошительныя народныя бдствія, въ первомъ случа онъ губитъ сотни, въ послднемъ — милліоны человческихъ существъ.
Индія иметъ два милліона боговъ и всмъ имъ воздаетъ поклоненіе. Въ отношеніи набожности вс другія страны бдняки, одна Индія милліонерша.
У нея во всемъ исполинскій масштабъ, даже въ ея бдности, и въ этомъ никакая часть свта не можетъ съ ней сравняться. И она такъ пріобыкла къ своему крупному масштабу, что ей пришлось сократить въ единичныя слова названія, выражающія большія цифровыя суммы. Сто тысячъ она именуетъ однимъ словомъ лекъ (lakh), десять милліоновъ — однимъ словомъ кроръ (crore).
Въ ндрахъ своихъ гранитныхъ горъ она терпливо выскала въ продолженіе тысячелтій исполинскіе храмы и прославила ихъ грандіозными колоннадами и чудесами скульптуры, обильно украшая ихъ вчныя стны художественными изображеніями. Она построила крпости такой несокрушимой мощи, что показныя твердыни остального міра по сравненію съ тми кажутся дтскими игрушками, воздвигла сказочные дворцы, изумляющіе изысканной рдкостью матеріаловъ, тонкостью и красотою зодчества и своей громадной стоимостью, зато создала только одну гробницу, но взглянуть на нее стекаются люди со всего земного шара. Для своего заселенія она собрала въ себ восемьдесятъ національностей, говорящихъ на восьмидесяти языкахъ и составляющихъ въ общемъ триста милліоновъ душъ.
На вершин всего этого величія Индія есть мать и родина чуда изъ чудесъ — касты, и тайны изъ тайнъ — демоническаго братства изъ тоговъ.
Индія — это стартъ всего міра съ начала вковъ. У нея была первая цивилизація, у нея создалось первое скопленіе богатствъ, она была населена глубокими мыслителями и высокообразованными людьми, у нея были и богатыя копи, и лса, и плодоносная почва. Невольно думается, что ей слдовало бы стать во глав всемірной цивилизаціи и быть теперь не безсильной данницей иноземной повелительницы, а владычицей міра, предписывающей законы и повелнія всмъ населяющимъ его племенамъ и народамъ. Но въ дйствительности ей никогда не представлялось исторической перспективы къ такой гегемоніи. Будь одна Индія, съ однимъ общимъ языкомъ, но вдь у нея ихъ ихъ было восемьдесятъ! Въ стран, заключающей восемьдесятъ народностей и нсколько сотъ правительствъ, кровавая борьба и раздоры должны быть обычнымъ режимомъ общественной жизни, единство цли и стремленій невозможны, изъ такихъ неблагопріятныхъ элементовъ не можетъ возникнуть всемірное владычество. Даже сами касты несомннно имли пагубное вліяніе на обособленіе языковъ и нарчій, ибо он разграничиваютъ народъ на такія-то и такія-то сословія, не имющія между собою никакихъ симпатій, а при подобномъ положеніи вещей патріотизмъ не можетъ имть здороваго роста.
Вотъ это-то раздробленіе страны на множество обособленныхъ областей и народностей подготовило почву для появленія тоговъ и обезпечило успхъ ихъ длу. Трудно уяснить себ такое положеніе. Но для большей наглядности попробуемъ на минуту представить себ, что государства нашего союза населены различными національностями, говорящими различными языками, съ военнымъ кордономъ и таможнями, протянувшимися по всмъ границамъ, представимъ къ этому массу препятствій для путешественниковъ и торговцевъ, большую рдкость или полное отсутствіе толмачей, которые могли бы разобраться во всхъ этихъ говорахъ, и войны, постоянно вспыхивающія то здсь, то тамъ, ради окончательной помхи для торговли и народнымъ сношеніямъ. Такая анархія сдлала бы у насъ невозможнымъ разумное человческое общежитіе. Если Мидія имла восемьдесятъ языковъ, то таможенъ имла больше, чмъ кошекъ. Ни одинъ умный человкъ съ инстинктомъ разбойника большой дороги не могъ не понять, для какого рода дятельности открывалось широкое поле. Индія была полна умными людьми съ инстинктомъ разбойника большой дороги, и вотъ такія условія совершенно естественно вызвали къ жизни общину тоговъ навстрчу давно назрвшей потребности.
Долго ли это продолжалось, никому неизвстно, по всей вроятности, цлый рядъ столтій. Одно изъ главнйшихъ чудесъ, связанныхъ съ этой ассоціаціей, былъ успхъ, съ которымъ она хранила свою тайну. Англійскій купецъ велъ свои дла въ Индіи лтъ двсти или больше, прежде чмъ узналъ о ея существованіи, а между тмъ она ежегодно косила кругомъ него тысячи жертвъ все это долгое время.

ГЛАВА XVII.
Сборы къ путешествію.— Сцены на вокзал.— Туземцы въ третьемъ класс.— Нашъ вагонъ.— Барода.— Обезьяны.— Видъ города.— Его непростительная древность.

Изъ дневника: 28 января.— Я недавно узналъ объ оффиціальной книг о тогахъ, о существованіи которой и не подозрвалъ. Мн дали ее просмотрть.
Мы заняты теперь приготовленіями къ путешествію. Они состоятъ главнымъ образомъ въ покупк дорожныхъ матрацовъ или постелей. Ихъ употребляютъ въ спальныхъ койкахъ въ вагон, иногда въ частныхъ домахъ и почти всегда въ отеляхъ. Оно невроятно, но зато врно. Этотъ пережитокъ старины, вещь совершенно ненужная, какимъ-то непонятнымъ образомъ пережила условія, которыя длали ее нужной. Упомянутыя постели наслдіе того времени, когда не было ни желзныхъ дорогъ, ни отелей, когда рдкій блый путешественникъ халъ верхомъ или въ повозк на волахъ и останавливался ночевать на тсныхъ станціяхъ, устроенныхъ на небольшихъ разстояніяхъ правительствомъ. Кровъ и больше ничего. Ему приходилось или брать съ собою постель, или обходиться безъ нея. Дома англійскихъ резидентовъ просторны, отличаются роскошью и всевозможными удобствами, и не курьезно ли бываетъ видть, какъ подъхавшая къ такому дому группа гостей вноситъ за собою цлые вороха постельнаго скарба, разбрасывая его по всмъ комнатамъ? Но таковъ обычай, а онъ длаетъ и неудобныя вещи удобными.
И вотъ покупается постель съ непромокаемымъ чехломъ, ее найдете въ любой лавк — въ этомъ затрудненій не встрчается.
30 января.— Посмотрли бы вы, какое зрлище представлялъ при общемъ създ вокзалъ желзной дороги! При всей обширности этого зданія, на его подъзд намъ почудилось, что весь свтъ сюда собрался — половина его внутри станціи, другая снаружи, при чемъ об половины тащили на себ цлыя горы постельныхъ принадлежностей и прочаго багажа, стараясь пробраться одновременно, противоположными потоками, въ одну тсную дверь. Эти противоположные потоки представляли собою терпливые, вжливые, уже давно истомившіеся здсь туземцы въ перемежку съ блыми, мелькавшими въ рдкихъ интервалахъ. Но какъ только появлялся туземный слуга благо господина, такъ этотъ туземецъ на время отбрасывалъ природную деликатность и облекался въ привилегію благо человка очищать себ дорогу пусканіемъ въ ходъ всхъ выдающихся черныхъ органовъ. Въ этомъ проявленіи хозяйскаго авторитета Сатанъ оказался прямо скандальнымъ. Вроятно, онъ былъ іогомъ въ одномъ изъ своихъ прежнихъ воплощеній.
Въ большихъ залахъ вокзала всюду тянулись безконечныя вереницы туземцевъ, сіявшихъ всми цвтами радуги, причемъ вся эта многолюдная масса металась, какъ ошаллая, нетерпливая, тревожная, обремененная непосильной ношей, растерянная катилась шумной волной къ длинному позду, вливалась въ него съ своими мшками и всякой рухлядью и исчезала въ вагонахъ, тотчасъ же напираемая новымъ стремительнымъ потокомъ. Мстами на этомъ пути, среди невообразимой общей кутерьмы, и, какъ видно, нисколько ею не смущаемыя, большія группы туземцевъ сидли прямо на голой каменной настилк перрона: молодыя, стройныя, смуглыя двушки, сдыя, сморщеныя старухи, маленькія, нжныя темнокожія дти, старики, юноши, подростки — все вопіющая бднота. Представительницы женскаго пола, безъ различія возрастовъ, увшены дешевыми побрякушками, кольцами, ручными и ножными браслетами, въ чемъ, вроятно, заключалось все ихъ богатство. Эти безмолвныя группы сидли здсь со всми своими убогими пожитками и терпливо ждали… но чего? Поздъ отходилъ нсколько разъ, и днемъ, и ночью, они не успли поспть во-время, что за бда — такая неудача была предопредлена свыше, слдовательно, чего же унывать? Времени много у безсмертнаго Аллаха и не сочтешь часовъ и сроковъ, а бда, которой суждено случиться, случится неизбжно, и нечего торопить время.
Туземцы хали въ третьемъ класс по изумительно дешевому тарифу. Ихъ втискивали полные вагоны, и говорятъ, что часто приходится здсь брамину высшей касты сталкиваться съ лицами низшихъ кастъ и, слдовательно, оскверняться, обстоятельство, конечно, весьма непріятное, если кожа можетъ сознавать эту профанацію и достойно оцнить ее. Въ позд тянулась безконечная вереница третьеклассныхъ вагоновъ, такъ какъ индусы перезжаютъ цлыми таборами, и можно представить себ, какую безтолковую, мучительную ночь предстоитъ выстрадать пассажирамъ этихъ вагоновъ.
Когда мы подошли къ нашему вагону, Сатанъ и Барней уже ворвались въ него съ ватагой носильщиковъ, несшихъ постели, зонтики, сигарные ящики, и принялись за размщеніе багажа. Мы звали другого слугу Барней ради краткости, такъ какъ называть его полнымъ индусскимъ именемъ намъ было некогда. Нашъ вагонъ общалъ комфортъ, даже роскошь. Между тмъ наглядная экономія въ устройств его не могла идти дальше даже во Франціи, даже въ самой Италіи.
Пока мы разговаривали на платформ съ друзьями, наши слуги успли размстить по мстамъ весь багажъ и, отвсивъ намъ почтительные поклоны, удалились въ свой третій классъ.
И вотъ посмотрите, какой у насъ получился уютный, просторный, свтлый и прохладный уголокъ, гд мы могли, точно дома, ходить, сидть, писать или читать и курить, растянувшись на диван. Сосднее дтское отдленіе было занято моей женой и дочерью.
31 января.— Книга оказалась чрезвычайно любопытна, и я, забывъ про сонъ, долго не могъ оторваться отъ нея, заинтересовавшись разсказами о загадочномъ народ — тогахъ. Они и во сн не разставались со мною, ухитряясь всячески придушить меня. Атаманъ шайки былъ тотъ исполинъ индусъ, что такъ живописно выдлялся въ блеск иллюминаціи, когда мы выходили съ индусскаго бала — Рао Багадуръ Баскирао Балинканджи Тнаали Вакиль магараджи Гайквара изъ Бароды. Это онъ передалъ мн приглашеніе своего господина постить его въ Барод для прочтенія лекціи принцу, а теперь вздумалъ повсничать въ моихъ грезахъ, но во сн чего не бываетъ.
Барода.— Прибыли въ 7 ч. утра. Разсвтъ только начиналъ заниматься. Плачевно было очутиться въ незнакомомъ мст въ такую неключимую пору, а мерцавшіе на станціи огни какъ бы продолжали ночь. Но джентльмэны, явившіеся насъ встртить съ своими слугами, живо справились съ нашимъ багажемъ, не давъ намъ промшкать ни минуты. Ты быстро покатили въ неясномъ сумрак разсвта и вскор были водворены въ комфортабельномъ помщеніи съ множествомъ слугъ при важныхъ оффиціантахъ, приставленныхъ для распоряженія ими и насъ только стснявшихъ. Но ужь таковъ мстный обычай. Они говорили на балларато-англійскимъ жаргон, обращеніе ихъ было самое утонченное и радушное, и потому все пошло какъ по маслу.
Завтракъ доставилъ намъ полное удовольствіе. За лужайками въ нкоторомъ разстояніи въ открытое окно былъ виденъ индусскій резервуаръ или фонтанъ съ парой лниво ходившихъ по кругу воловъ, выкачивавшихъ воду. Изъ окружающей тишины доносился страдальческій визгъ аппарата, хотя и не особенно музыкальный, но зато успокоительно-заунывный, мечтательный и мирный, напоминающій вопли погибшихъ духовъ, пожалуй, можно прибавить еще, наввавшій сентиментальныя воспоминанія, потому что тоги имли обыкновеніе бросать въ этотъ колодезь свои жертвы, когда покончатъ съ ними.
Посл завтрака начался день, и довольно хлопотливый. Насъ повезли по извилистымъ дорожкамъ обширнаго парка, съ красивыми купами высокихъ деревьевъ, цвточными клумбами и оригинальнымъ низкорослымъ кустарникомъ. Здсь неожиданно выскочили три большія срыя обезьяны и перешли дорогу — сюрпризъ, признаться, не особенно пріятный, ибо подобнымъ госпожамъ мсто въ звринцахъ, а не въ пустын, гд он кажутся искусственными и неумстными.
Мы незамтно въхали въ городъ и шагъ за шагомъ прохали его насквозь. Онъ былъ черезчуръ индусскимъ, разбросаннымъ, разрушающимся и незапамятно древнимъ на видъ. А дома, неописуемо причудливые и странные, съ затйливыми фронтонами, съ досчатыми щитами, украшенными ажурной рзьбою, были еще мстами замалеваны грубыми изображеніями слоновъ, принцевъ и боговъ въ самыхъ кричащихъ краскахъ, и вс эти кривые и тсные переулки были сплошь заняты разными лавчонками. Послднія были расположены прямо на земл, невроятно тсны и биткомъ набиты всякимъ товарнымъ хламомъ, почти голыми туземцами, сидвшими на корточкахъ и занятыми самымъ разнообразнымъ дломъ: они выбивали желзо, толкли, паяли, шили, красили, стряпали, мрили, мололи зерно, чинили идоловъ, и ко всему этому уличная толпа бднаго люда въ лохмотьяхъ, стсняющая проздъ, и всю атмосферу пропитавшіе дымъ, чадъ и вонь! Нечего сказать, впечатлніе оригинальное и восхитительное…
Теперь не угодно ли представить себ вереницу слоновъ, шествующихъ по такимъ тснымъ закоулкамъ и задвающихъ своимъ туловищемъ разомъ оба ряда убогихъ домишекъ. Какими огромными кажутся слоны и какими маленькими эти лачужки! А когда слоны бываютъ въ своемъ нарядномъ придворномъ убор, какой контрастъ должны представлять эти сравнительно крупные аристократы со всей этой грязной, жалкой обстановкой! Но случается иногда, что по этимъ переулкамъ промчится бшеный слонъ, размахивая по сторонамъ своимъ могучимъ хоботомъ, интересно знать, какъ тогда успваетъ увернуться отъ разъяреннаго чудовища эта многолюдная уличная толпа? А это бываетъ у слоновъ-самцовъ въ извстное время года.
Трудно опредлить, какъ старъ этотъ городъ. Есть какія-то развалины массивныхъ зданій, быть можетъ, монументовъ, до того разрушенныхъ и ветхихъ, до того придавленныхъ грузомъ столтій, наконецъ, до того отупвшихъ въ усиліяхъ напоминать людямъ событія и дла, забытыя ими еще до начала исторіи, что, глядя на нихъ, невольно думаешь, что эти памятники должны быть обломками мірозданія. Это дйствительно одна изъ древнйшихъ царственныхъ резиденцій въ Индіи, всегда славившаяся варварскою роскошью, ослпительнымъ великолпіемъ и несмтнымъ богатствомъ своихъ владыкъ.

ГЛАВА XVIII.
Въ позд.— О тогахъ.— Подвигъ маіора Слимана.— Атаманъ ‘Феринги’.— Что говоритъ ‘отчетъ’ о дятельности тоговъ.— Факиръ, корова, пастухъ.

‘Если бы желаніе убить всегда
совпадало съ возможностью исполненія,
то кто же избжалъ бы вислицы?’
Изъ новаго календаря Вильсона.

Въ позд.— Лтъ пятьдесятъ тому назадъ, въ дни моего дтства на берегахъ Миссисипи, къ намъ доходили смутные разсказы и слухи о таинственной банд профессіональныхъ убійцъ, изъ страны, которая, по нашимъ понятіямъ, была отъ насъ не ближе тхъ звздочекъ, что мигаютъ намъ изъ отдаленныхъ небесныхъ пучинъ — изъ Индіи, смутные толки о сект людей, называемыхъ тогами, подстерегавшихъ путниковъ въ глухихъ мстахъ и убивавшихъ въ угожденіе богу, которому они поклонялись, вс охотно слушали эти розсказни, но имъ почти никто не врилъ, вс считали ихъ праздной болтовней. Такъ понемногу все это забылось и настало затишье. Между тмъ появился романъ Эженя Сю ‘Странствующій жидъ’, возбудившій въ первое время много шума. Въ роман, между прочимъ, былъ выведенъ атаманъ тоговъ Феринги — таинственный, свирпый индусъ, коварный и лукавый, какъ змя, и столь же опасный. Вотъ этотъ герой снова вызвалъ интересъ къ тогамъ, но не надолго, вскор онъ замеръ, и уже навсегда.
На первый взглядъ такое охлажденіе казалось страннымъ, тогда какъ, напротивъ, оно было вполн естественно, по крайней мр, по нашу сторону океана. Дло въ томъ, что источникомъ, откуда главнымъ образомъ исходили разсказы о тогахъ, былъ административный докладъ, мало кому извстный въ Америк. Эти доклады раздаются немногимъ и не всегда читаются даже этими немногими. Я, напримръ, впервые узналъ объ одномъ изъ такихъ докладовъ на-дняхъ и воспользовался имъ. Они полны самыхъ возмутительныхъ эпизодовъ и превращаютъ въ несомннную реальность мрачныя волшебныя сказки моего отдаленнаго дтства.
Упомянутый докладъ былъ составленъ маіоромъ индійской службы Слиманомъ въ 1839 г. и изданъ въ 1840 г. въ Калькутт. Это объемистый на видъ, но довольно жалкій образчикъ типографскаго искусства того давняго времени. Бравому маіору было поручено общее распоряженіе исполинскимъ дломъ очищенія Индіи отъ тоговъ, и онъ вмст съ семнадцатью помощниками совершилъ этотъ крупный подвигъ. Это была новая чистка Авгіевыхъ конюшенъ. Капитанъ Вогленси, писавшій въ то старое время въ ‘Мадрасской газет’, помстилъ по этому поводу такую замтку: ‘Тотъ день, который увидитъ это глубоко вндрившееся зло вырваннымъ съ корнемъ изъ сердца Индіи и оставитъ его извстнымъ только по имени, значительно поспособствуетъ утвержденію незыблемаго авторитета британскаго правительства на Восток’. Почтенный капитанъ не преувеличилъ ни громадности и трудности подвига, ни безграничнаго кредита, который будетъ достойно заслуженъ британскимъ управленіемъ въ случа успха дла.
Тоги стали извстны британскимъ властямъ въ Индіи съ 1810 г., но тогда не подозрвали ихъ широкаго распространенія, сплоченная организація тоговъ не представлялась серьезнымъ фактомъ, и никакихъ систематическихъ мръ для ея подавленія не принималось вплоть до 1830 года. Около этого времени маіоръ Слиманъ захватилъ въ плнъ тогскаго атамана Феринги и упекъ его подъ судъ. Это было такое ошеломляющее открытіе, что Слиманъ не ршался ему врить. Онъ былъ убжденъ, что знаетъ каждаго преступника въ предлахъ своей юрисдикціи, и что худшіе изъ нихъ были только воры, но Феринги признался ему, что водился съ профессіональными убійцами, что они ‘работали’ почти на его глазахъ много лтъ и что тутъ же хоронили убитыхъ. Это превосходило всякое вроятіе, но Феринги отвтилъ: ‘Приди и увидишь’ и повелъ его къ могильнику, вырылъ изъ него около сотни труповъ, сообщилъ ему вс подробности убійствъ и выдалъ всхъ сообщниковъ. Зло было потрясающее, неслыханное. Слиманъ арестовалъ нкоторыхъ изъ участниковъ и приступилъ къ допросу ихъ по одиночк, съ надлежащими предосторожностями противъ стачки, ибо не доврялъ голословнымъ показаніямъ индуса. Собранныя улики подтвердили показаніе Феринги, а также обнаружили тотъ фактъ, что шайки тоговъ практиковали свой гнусный промыселъ по всей Индіи. Тогда возмущенное правительство энергично принялось за тоговъ и десять лтъ вело на нихъ систематическую и безпощадную облаву и, наконецъ, разорило это разбойничье гнздо. Шайку за шайкой брали въ плнъ, судили и казнили. Тоговъ травили, какъ зврей, и гоняли по стран изъ конца въ конецъ. Правительство вывдало у нихъ вс ихъ тайны, узнало имена участниковъ бандъ и зарегистрировало ихъ въ особую книгу, съ означеніемъ мста родины и осдлости каждаго.
Тоги были поклонниками божества Бовани и этому богу приносили въ жертву всякаго человка, попадавшаго къ нимъ въ руки, но все имущество убитаго они брали себ, такъ какъ богу ихъ, кром тла, ничего не нужно. Новичковъ посвящали въ секту съ торжественными обрядами. Затмъ ихъ обучали, какъ душить жертву священнымъ шнуромъ, но допускали къ этому лишь посл долгаго искуса. Душитель-недоучка не могъ задушить жертву настолько быстро, чтобы не дать ей испустить подавленный крикъ или хрипъ, вздохъ или стонъ, но опытная рука убивала моментально: на шею набрасывалась петля, проворно затягивалась, голова медленно склонялась на грудь, глаза выпучивались изъ орбитъ, и все кончено. Тоги заботливо предотвращали возможность сопротивленія. Обыкновенно жертву сажали на землю: такое положеніе было самое удобное для быстрой расправы.
Если бы тогъ самъ устраивалъ распорядки въ своей стран, и то онъ не могъ бы сдлать ее боле благопріятной для успха его профессіи. Тогда не было по большимъ дорогамъ мало-мальски организованнаго общественнаго передвиженія. Лошадей нельзя было даже нанять. Путешественникъ шелъ пшкомъ или тащился въ повозк на быкахъ, или верхомъ на лошади, нарочно купленной для этой цли. Какъ только онъ вызжалъ изъ своего маленькаго государства или княжества, такъ уже находился среди чужестранцевъ, никто не зналъ его, никто не обращалъ на него вниманія и съ этого времени терялся всякій его слдъ. Онъ не останавливался въ городахъ или селеніяхъ, предпочитая отдыхъ на открытомъ мст, въ сторон отъ нихъ, и посылалъ своихъ слугъ за покупкой провизіи. На перепутьи между селеніями не встрчалось никакого жилья. Такимъ образомъ, останавливаясь въ пол, путникъ представлялъ собою легкую добычу и тмъ боле безпомощную, что, для избжанія жары, онъ странствовалъ обыкновенно ночью. На него всегда могли напасть незнакомцы, предлагавшіе ему покровительство своей компаніи или просившіе покровительства для себя, эти незнакомцы часто оказывались тогами, въ чемъ онъ сейчасъ же убждался горькимъ опытомъ. Землевладльцы, туземная полиція, мелкіе князьки, сельскія власти, таможенные чиновники во многихъ случаяхъ бывали покровителями и укрывателями тоговъ и выдавали имъ путешественниковъ изъ-за доли въ добыч. Сначала такое положеніе вещей почти лишало правительство возможности ловить этихъ мародеровъ,— ихъ во время убирали эти бдительные друзья. По всей зараженной обширной территоріи безпомощный народъ всхъ кастъ и состояній безшумно странствовалъ ночами по проселкамъ и тропамъ группами или партіями, производя торговлю мстными богатствами: драгоцнностями, шелкомъ, пряностями и всякими другими товарами. Это былъ сущій рай для тоговъ.
Съ наступленіемъ осени тоги, по предварительному уговору, начинали собираться отовсюду въ артели или шайки. Другіе на каждомъ шагу нуждаются въ толмачахъ, но не тоги: они могутъ понимать другъ друга, изъ какихъ бы отдаленныхъ странъ они ни сходились, такъ какъ у нихъ былъ свой жаргонъ и особые секретные знаки, по которымъ они признавали другъ въ друг тоговъ, и между собой они всегда были надежными товарищами и друзьями. Даже ихъ различія по религіямъ и кастамъ исчезали въ приверженности къ общей профессіи, почему мусульманинъ высшей касты и индусъ низшей были равноправными и нжными братьями въ ужасной ловитв. Когда шайка была въ сбор, она совершала религіозную церемонію и ждала предзнаменованій. На это у нихъ были точно опредленныя примты. Крики однихъ животныхъ были хорошими, а другихъ — дурными предвстниками. Послдніе останавливали задуманный походъ, и сборище расходилось по домамъ. Мечъ и мертвая петля считались у нихъ священными эмблемами. Предъ отправленіемъ на сборное мсто тоги совершали моленіе передъ мечомъ, а передъ мертвой петлей молились на мст сборища. Главари большей части бандъ сами совершали свои религіозные обряды.
Пріемы тоговъ обнаруживаютъ странную смсь осторожности съ ребяческимъ легкомысліемъ, холодный дловой разсчетъ наряду съ внезапнымъ, необузданнымъ ршеніемъ, но въ этомъ замчались дв черты, не зависвшія отъ личнаго характера: выносливая настойчивость въ преслдованіи добычи и безпощадная лютость въ расправъ съ нею. когда наставало время дйствовать. Осторожность сказывалась въ численномъ состав бандъ. Он чувствовали себя спокойными и увренными лишь тогда, когда численность ихъ дружины превосходила вчетверо или впятеро численность любой группы путешественниковъ, какую они могли разсчитывать встртить. При всемъ томъ они никогда не ршались нападать въ открытую, но лишь въ томъ случа, когда жертвы не подозрвали грозящей опасности. Встртившись съ партіей путниковъ, они часто шли вмст съ ними въ продолженіе нсколькихъ дней, пуская въ ходъ вс ухищренія для снисканія ихъ дружбы и доврія. Наконецъ, когда эта цль бывала достаточно достигнута, приступали къ настоящему длу. Предъ наступленіемъ ночи тайно посылали нсколькихъ товарищей впередъ выбрать удобное мсто для расправы и вырыть могилы. Когда и остальная партія приходила къ этому мсту, назначался привалъ съ невинной цлью отдохнуть и покурить. Путешественниковъ приглашали ссть. Условными знаками главари указывали, кому изъ тоговъ ссть впереди путешественниковъ, вроятно для наблюденія за ними, кому по сторонамъ и занимать ихъ разговоромъ, а сзади доврчивыхъ друзей ставили опытныхъ душителей, которые, по данному сигналу, бросались на беззащитныя жертвы и душили ихъ. Такимъ сигналомъ служила обыкновенно какая-нибудь пустая фраза, врод ‘подайте табаку’. Иногда, посл размщенія всхъ дйствующихъ лицъ, наступала продолжительная пауза — атаманъ длалъ обходъ, чтобы убдиться въ полной безопасности обстановки. Тмъ временемъ шелъ общій разговоръ, мрачныя фигуры расхаживали въ тускломъ ночномъ сумрак, царили общій миръ и спокойствіе, усталые путники наслаждались сладкимъ отдыхомъ и безопасностью своего положенія, не подозрвая, что за спиною каждаго изъ нихъ стоитъ палачъ. Наконецъ, все готово и данъ сигналъ ‘подайте табаку’. Тутъ проворно и безшумно злоди принимались за работу, каждый изъ разбойниковъ, стоявшихъ подл своей жертвы, моментально скручивалъ ей руки, стоявшій спереди схватывалъ за ноги и тащилъ къ себ, а задній накидывалъ петлю и затягивалъ, голова склонялась, и варварскому длу конецъ. Тла грабили до-нага и зарывали въ общую яму. Награбленная добыча укладывалась на воза, а затмъ, совершивъ благодарственное моленіе своему Бовани, герои отправлялись на дальнйшія похожденія.
Изъ отчета видно, что путешественники странствовали незначительными группами, обыкновенно по двое, по трое, не больше, партія въ десятокъ человкъ была рдкостью. Зато тоги бродили большими шайками отъ 10 и до 250 человкъ въ каждой, а въ одной такъ считалось 310 человкъ. Сравнительно съ ихъ количествомъ добыча ихъ была невелика, особенно въ виду ихъ непритязательности, они не брезговали никмъ, будь онъ богатый или бдный, и при случа убивали даже дтей. Изрдка они душили и женщинъ, но такое убійство считалось у нихъ грхомъ, навлекающимъ несчастіе. ‘Сезонъ’ ихъ продолжался отъ шести до восьми мсяцевъ. Въ одинъ сезонъ артелью шести шаекъ, общей численностью въ 712 человкъ, загублено 210 душъ. Въ другомъ случа 702 человка убили 232 души или еще 963 человка убили 385 душъ.
Нищій считается существомъ неприкосновеннымъ, святымъ, и нкоторыя шайки шадили ихъ ради этого, несмотря на легкость такой добычи, но другія убивали не только нищихъ, но даже самаго святого изъ всхъ существъ — факира, этотъ отвратительный скелетъ, обтянутый кожей, что всюду бродитъ нагой и мажетъ свою косматую голову пылью и грязью, а тощее тло посыпаетъ пепломъ, принимая видъ какого-то пугала. Иногда факиръ слишкомъ доврялся покровительству своей святости. Въ показаніи одного тога передается такой случай, въ которомъ выступаетъ на сцену факиръ:
‘На пути къ Дориго встртили трехъ ученыхъ браминовъ, а также факира верхомъ на пони, онъ былъ весь осыпанъ мелкимъ сахаромъ для приманки мухъ, которыя его и облпили. Факира прогнали, а трехъ браминовъ убили.
‘На пути изъ Дориго факиръ повстрчался опять и шелъ вмст до Раоджаны, встртили шесть кутріевъ на пути изъ Бомбея въ Нагноръ, факира прогнали камнями, а тхъ шестерыхъ убили въ пол и закопали.
‘На утро этотъ факиръ повстрчался снова у Маны, и мы опять отпустили его. Кром того, встртили двухъ нагаровъ и одного сипая и направились къ мсту, назначенному для убійства. Вблизи его факиръ опять навстрчу. Потерявъ съ нимъ все терпніе, мы дали одному изъ товарищей, Миту, пять рупій, чтобы онъ убилъ его, взявъ грхъ на себя. Всхъ четверыхъ задушили, и факира тутъ же. Мы удивились, когда въ его мшк нашли 30 фунтовъ коралловъ, 350 нитокъ мелкаго и пятнадцать крупнаго жемчуга да золоченое ожерелье въ придачу’.
Въ числ этихъ жертвъ встрчаются люди ршительно всхъ положеній и профессій: туземные солдаты, факиры, нищіе, плотники, разносчики, портные, кузнецы, туземные стражники, брамины, банкиры, дти, двушки, ищущія работы, купцы и т. д, безъ конца. Они убивали даже комедіантовъ, этихъ жалкихъ рыцарей печальнаго образа. Въ книг приводятся два примра въ этомъ род:
‘Посл убійства четырехъ сипаевъ пошли къ Индору, встртили четырехъ странствующихъ комедіантовъ и уговорили ихъ идти съ нами, пообщавъ имъ посмотрть ихъ представленіе въ ближайшемъ город. Мы убили ихъ въ храм, близъ Бопала’.
Въ такомъ же род и другой примръ: ‘Въ Деогутт встртили двухъ комедіантовъ и убили ихъ вблизи этого мстечка’.
Корова, по индусскимъ понятіямъ, раздляемымъ и тогами, животное священное, и убить стерегущаго ее пастуха считается святотатствомъ. Однако, по временамъ жажда крови брала верхъ, и тогда они не церемонились и съ пастухами.
Въ одномъ изъ такихъ случаевъ убійца пастуха объяснялъ: ‘У насъ убивать пастуха строго воспрещается, и отъ нарушенія такого запрета не можетъ произойти ничего добраго. Посл этого я хворалъ лихорадкой дней десять. Я врю, что возмездіе непремнно постигнетъ убійцу человка, ведущаго корову. Не будь коровы, тогда совсмъ иное дло’. Другой тогъ признавался, что ему пришлось держать пастуха за ноги, пока товарищъ душилъ его. Совсть его была спокойна: кара за такое преступленіе, по его словамъ, обрушивается на душителя, а не на помощниковъ, будь ихъ тутъ хоть сто человкъ.
Многія тысячи этихъ тоговъ постоянно бродили по-всей стран въ продолженіе длиннаго ряда поколній. Они длали тогизмъ наслдственнымъ ремесломъ и учили ему своихъ сыновей и внуковъ. Подростки въ шестнадцать лтъ были уже полноправными членами шаекъ, ветераны не отставали отъ своего дла до семидесяти-лтняго возраста. Въ чемъ же заключалось обаяніе этого промысла? Отвта надо искать отчасти въ изуврств, еще боле — въ погон за легкой наживой, и есть основаніе предполагать, что представляемый этимъ зловреднымъ промысломъ спортъ составляетъ самую главную прелесть. Талеръ въ одномъ изъ своихъ романовъ заставляетъ тога высказать замчаніе, что удовольствіе человкоубійства есть только боле утонченный и облагороженный зврино-охотничій инстинктъ благо человка. Я привожу эту выдержку въ слдующей глав.

XIX.
Признанія тоговъ.— Аналогія между черными и блыми ‘тогами’.— Отношеніе тога въ своей семь.— Статистика ихъ похожденій.— Подвигъ британскаго правительства.

‘Простыя правила для спасенія денегъ.
Чтобы спасти половину: когда вы кипите
усердіемъ пожертвовать лепту на доброе
дло, обождите и считайте до сорока.
Чтобы спасти три четверти: считайте
до шестидесяти. Чтобы спасти все:
считайте до шестидесяти пяти’.
Изъ новаго календаря Вильсона.

Тогъ говорилъ: ‘Сколько, подумаешь, у васъ, англичанъ, чудаковъ, страстно преданныхъ всякому спорту! У васъ все время уходитъ на подобныя увлеченія. Тигръ, пантера, буйволъ или кабанъ возбуждаетъ всю вашу энергію для ихъ истребленія, вы рискуете даже собственной головой въ этихъ праздныхъ потхахъ. Насколько же выше забава тоговъ!’
Въ этомъ взгляд, быть можетъ, таится секретъ возвышенія и развитія тогизма. Восторгъ убійства! Восторгъ при вид совершенія убійства! Это общія черты человческой расы въ ея совокупности. Мы, блые, въ сущности т же видоизмненные тоги, тоги, замаскированные покровомъ цивилизаціи не особенно толстой кожи, тоги, въ давно минувшія времена наслаждавшіеся убійствами на арен римскихъ цирковъ, а поздне сожженіемъ на городскихъ площадяхъ сомнительныхъ христіанъ христіанами настоящими, наконецъ, тоги и въ наши дни, наравн съ испанскими тогами стекающіеся толпами наслаждаться кровью и муками, позорящими бои быковъ. У насъ нтъ туристовъ, какого бы ни было пола или религіи, способныхъ воздержаться отъ заманчиваго зрлища этой варварской потхи, когда къ тому представляется случай, дале, вс мы становимся благовоспитанными тогами въ охотничій сезонъ и любимъ гоняться за ручнымъ кроликомъ и убивать его. Впрочемъ, мы сдлали нкоторый прогрессъ — положимъ, микроскопическій и почти не стоющій упоминанія, а тмъ паче не дающій права гордиться, но все же прогрессъ. Мы уже не находимъ теперь удовольствія въ убіеніи или сожженіи беззащитныхъ людей и тмъ достигли той незначительной высоты, съ которой можемъ смотрть на индійскихъ тоговъ съ благосклоннымъ содроганіемъ, мы даже въ прав надяться, что настанетъ нкогда день, хоть и много столтій спустя, когда наше потомство посмотритъ и на насъ такимъ же образомъ.
Въ книг есть много указаній на то, что тоги часто преслдовали людей единственно только ради одного спорта, что страхъ и муки жертвы были для нихъ то же, что для насъ страхъ и муки какого-нибудь кролика или оленя — не боле, и что они такъ же мало стыдятся ловить свою добычу обманомъ и предательскимъ вроломствомъ, какъ и мы, когда, подражая крику или вою дикаго звря, стрляемъ въ него, когда онъ, оказывая намъ честь своимъ довріемъ, является спросить, что намъ отъ него угодно. Но вотъ выписка изъ книги:
‘Мадара, сынъ Нигала, и я (Рамзанъ) вышли въ холодную погоду изъ Котди и шли большой дорогой дней 20, въ поискахъ за прозжими, и, не доходя до Селимпора, настигли одного дряхлаго старика, шедшаго въ направленіи къ моей родин. Мы сразу заручились его довріемъ. Съ нимъ была ноша слишкомъ тяжелая для его хилаго возраста, я и скажи ему: ‘Гд ужъ теб, старина, тащить такое бремя, давай помогу теб, благо я вижу, ты мой землякъ’. Старичина отвтилъ: ‘Ну, спасибо вамъ, такъ ужь примите меня въ свою компанію’. Вотъ мы и захватили его съ собой въ Селимпоръ, гд и остались на ночлегъ. На утро мы разбудили старика до свту и вышли, а отойдя немного, остановились и усадили его отдохнуть, такъ какъ идти было еще темно. Тутъ Мадара обошелъ его сзади и задушилъ. Старикъ и не пикнулъ. Ему было лтъ шестьдесятъ или семьдесятъ’.
Другая банда встртилась съ партіей брадобреевъ и уговорила ихъ присоединиться къ ихъ компаніи, общая хорошій заработокъ отъ бритья всей ихъ артели — тридцати тоговъ. На мст, назначенномъ для убійства, пятнадцать человкъ выбрились и дйствительно заплатили брадобреямъ за трудъ. Затмъ перебили ихъ всхъ, а деньги взяли обратно.
Еще шайка изъ сорока двухъ тоговъ повстрчалась съ двумя браминами и лавочникомъ, разбойники заманили простяковъ въ сосдній лсокъ, да еще для забавы ихъ устроили концертъ. Пока несчастные слушали музыку, душители стояли за ними и въ удобный для драматическаго эффекта моментъ накинули на нихъ петли и задушили.
Самый терпливый рыбакъ долженъ хоть разъ въ недлю быть съ уловомъ, иначе его страсть охладетъ или онъ броситъ свой неводъ. Охотникъ на тигровъ долженъ найти хоть одного звря въ дв недли, или ему охота прискучитъ и онъ оставитъ ее. Пылъ охотника на слоновъ малу-по-малу угаснетъ и вся его страсть, наконецъ, исчезнетъ, если онъ, пробродивъ цлый мсяцъ, не убьетъ ни одного представителя этого благороднаго семейства.
Но какая же несравнимая разница, когда сердце охотника загорится страстью къ благороднйшей изъ всхъ охотъ — къ охот на человка! И какъ безцвтна и жалка кажется по сравненію съ тою страсть другихъ охотниковъ, и какою идіотской чертою представляется ихъ терпніе! Въ первомъ случа ни голодъ, ни жажда, ни усталость, ни ускользнувшая надежда, ни тоскливое разочарованіе, ни черепашій ходъ времени не могутъ побдить терпніе охотника или ослабить интересъ его поисковъ, или охладить грандіозное безуміе его желаній. Изъ всхъ охотничьихъ страстей, пылающихъ ръ груди человка, нтъ ни одной, которая могла бы такъ возвышать его надъ подобными обстоятельствами, за исключеніемъ одной — того царственнаго спорта, высшаго изъ всхъ, котораго добычей — братъ. Сравнительно съ тмъ спортомъ, охота на тигра, какъ ни хвастаются ею охотники, оказывается пустой ребяческой забавой.
Но тогъ былъ радъ терпливо бродить пшкомъ подъ раскаленнымъ зноемъ здшняго неба, изъ недли въ недлю, длая до десяти миль въ день, если мало-мальски надялся найти добычу и утолить кровью свою ненасытную душу. Вотъ примръ:
‘Я (Рамзанъ) и Гайдеръ вышли для душенія путешественниковъ изъ Гуддопора и прошли по дорог на Джаллаллабадскій фортъ Яевулгунгъ, Бангермау, на сто миль вверхъ по Гангу, откуда возвратились другимъ путемъ. И ни души, пока не пришли въ Бованигуигъ, гд повстрчали одного прохожаго лодочника. Мы заманили его съ собой, и когда отошли мили дв, Гайдеръ задушилъ его стоя — бдняга съ перепугу отороплъ и не хотлъ ссть. Мы сдлали тогда длинный переходъ, около 130 миль, и пришли къ Бундв, гд у бассейна встртили путника — онъ ночевалъ здсь, утромъ мы послдовали за нимъ и старались внушить ему довріе. Отойдя мили дв, мы уговаривали его приссть, но онъ не согласился, признавъ насъ. Я пробовалъ задушить дурака на ходу, но не смогъ, тогда мы навалились на него оба, причемъ онъ отчаянно заоралъ: ‘Караулъ, смерть моя!’ Однако, удавили таки и тло бросили въ колодезь. Посл этого мы возвратились по домамъ, пробывъ въ отлучк мсяцъ и исходивъ 260 миль. Въ этотъ обходъ только и свалили двухъ человкъ’.
А вотъ другой случай, передаваемый страшнымъ Фути-ханомъ, злодемъ самой отчаянной репутаціи, имя котораго часто фигурируетъ въ описаніяхъ:
‘Я съ тремя товарищами прошелъ въ сорокъ пять дней разстояніе около 200 миль, въ поискахъ добычи, на большой дорог къ Бундв, и возвращался на Даводаортъ (еще 200 миль), и на всемъ этомъ пути намъ удалось только одно убійство, исполненное такимъ образомъ. Въ четырехъ миляхъ отъ Нубустагата мы повстрчали дорогой одного старика. Я съ Кошаломъ и Гайдеромъ обольстили его и отошли съ нимъ въ этотъ день мили три за Рампуръ, гд посл сумерекъ, въ глухомъ мст, уговорили его приссть отдохнуть, и въ то время, какъ я, усвшись напротивъ, занималъ пріятеля разговоромъ, Гайдеръ сзади душилъ его, простякь не оказалъ никакого сопротивленія. Кошалъ еще рзанулъ его подъ бокъ и по горлу, тло бросили въ рку. На старик мы заработали рупій пять, и отправились домой. Въ послдній выходъ только и толку было что одинъ этотъ старик’.
И вотъ они исходили 400 миль, употребивъ на это три мсяца, и заработали 2 1/2 доллара. Но здсь одной охотничьей утхи было достаточно: она была желанной наградой. Охотники не роптали.
Въ занимающей насъ толстой книг читателю то-и-дло попадаются замчанія: ‘Мы старались усадить его, но онъ не захотлъ’. Причины вполн понятны. Нкоторыя обмолвки могли возбудить въ невольномъ спутник подозрніе, что эти льстивые друзья, принявшіе въ немъ такое, повидимому, искреннее и нжное участіе и старающіеся убдить его во всякомъ благополучіи и безопасности, посл его одинокихъ и безпомощныхъ скитаній, были страшные тоги, а тутъ, какъ нарочно, ихъ зловщее приглашеніе ‘ссть и отдохнуть’ подтверждаетъ врность догадки. Попавшійся въ ловушку путникъ зналъ, что ему спасенія нтъ, что онъ прощается съ Божіимъ міромъ, а все-таки онъ ‘не хотлъ садиться’. Нтъ, ни за что, слишкомъ страшно было, и онъ торговался за лишнюю минуту.
Въ книг разсяно множество примровъ, указывающихъ, что разъ человкъ отвдалъ сладкую страсть охоты на человка, онъ уже не можетъ довольствоваться безпорочной жизнью впослдствіи. Вотъ образчикъ изъ разсказа одного тога:
‘Мы прошли къ Карнаулу, гд нашли одного бывшаго тога, по имени Джунуа, нашего прежняго товарища, сдлавшагося нищимъ, подвижникомъ и святымъ. Онъ явился къ намъ въ караван-сарай и со слезами радости принялся за старое ремесло’.
Ни богатство, ни почести, ни другія награды не могутъ удовлетворить надолго исправившагося тога. Онъ все отброситъ прочь въ одинъ прекрасный день и возвратится къ гнуснымъ утхамъ охоты на людей, нисколько не смущаясь, что и за нимъ охотятся англичане.
Рамзанъ былъ принятъ на видную туземную должность и поставленъ начальникомъ надъ пятью селеніями. ‘Я имю власть вызывать этихъ людей къ себ для разбора ихъ длъ, заставлять ихъ стоять или сидть. Одвался я хорошо, разъзжалъ на своемъ пони, и держалъ при себ двухъ сипаевъ — писца и сельскаго стражника для моей охраны. Въ продолженіе трехъ лтъ я длалъ своимъ селеніямъ ежемсячные объзды, и ни одна душа не подозрвала, что я тогъ!
И между тмъ, въ это же самое время Рамзанъ отпросился однажды въ отпускъ ‘посмотрть на свадьбу’, а вмсто того ушелъ къ тогамъ и дв недли охотился на людей по большимъ дорогамъ, и съ весьма удовлетворительнымъ результатомъ.
Впослдствіи онъ занималъ важное мсто у одного раджи. Здсь подъ его начальствомъ былъ округъ въ десять миль и военная стража въ пятнадцать человкъ, съ правомъ, въ случа надобности, вызвать еще до 2.000 солдатъ. Но англичане напали на его слдъ и такъ прижали, что онъ принужденъ былъ сдаться. При захват онъ представлялъ изъ себя очень внушительную особу въ полномъ боевомъ вооруженіи. ‘На мн былъ мечъ, щитъ, пара пистолетовъ, кремневое ружье и карабинъ, я любилъ имть на себ эти доспхи и въ нихъ не зналъ страха, хотя бы передо мной стоялъ отрядъ въ сорокъ человкъ’.
И вотъ удалецъ сдался и гордо объявилъ себя тогомъ. Вслдъ затмъ, по требованію властей, онъ согласился выдать своего друга и товарища, Бурама, тога съ самой страшной славой на всю Индію. ‘Я пришелъ къ дому, гд Бурамъ спалъ (какъ часто водилъ онъ наши шайки!) и разбудилъ его, онъ зналъ меня хорошо, и вышелъ ко мн безъ опаски. Была холодная ночь и я, подъ предлогомъ согрться, а на самомъ дл, чтобы освтить комнату для ареста, зажегъ костеръ соломы, и когда огонь запылалъ, мы подсли грть руки, а стража стояла кругомъ. Я указалъ имъ: ‘Это Бурамъ’, и онъ былъ схваченъ моментально, какъ мышенокъ кошкой. Тогда Бурамъ признался: ‘Да, я тогъ! Мой отецъ и мой ддъ были тоги, и я много потшился на своемъ вку!’ Такъ говорилъ могучій охотникъ, самый могучій изъ всхъ, этотъ Гордонъ Кошингъ своего времени. Въ этомъ признаніи, кажется, незамтно особеннаго сожалнія {‘Пуля, которую я всадилъ слону въ плечевую кость, заставила раненое животное прислониться къ дереву, а я тмъ временемъ сварилъ себ кофе. Наслаждаясь кейфомъ и прихлебывая ароматный напитокъ, я слдилъ за судорогами и кривляніями слона и, вздумавъ испытать его убойныя мста, приблизился къ нему почти въ упоръ и пустилъ нсколько пуль въ разныя части его огромнаго туловища. Разстрлянное животное выражало самочувствіе только движеніями хобота, походившими на восточный селямъ, причемъ съ особенной граціей касалось хоботомъ своихъ ранъ. Я былъ пораженъ и возмущенъ, убдившись, что мои опыты только затягивали агонію благороднаго животнаго, выносившаго свои муки съ такой геройской твердостью. Я ршилъ покончить эту процедуру, разомъ и потому открылъ по слону огонь съ лвой стороны. Прицлясь въ плечо, я выпустило шесть нарзныхъ пуль, безусловно смертельныхъ, посл чего въ то же мсто, всадилъ еще шесть зарядовъ голландской картечи. Тутъ крупныя слезы закапали изъ его глазъ, которые онъ медленно открывалъ и закрывалъ, исполинское туловище конвульсивно вздрогнуло, и онъ свалился на бокъ мертвымъ’. Гордонъ Коммингъ.}.
Къ сожалнію, упоминаемый оффиціальный докладъ часто оставляетъ наше любопытство неудовлетвореннымъ. Вотъ, напримръ, маленькій эпизодъ изъ похожденій одной банды, состоявшей изъ 193 тоговъ. Они проявили такую загадочную черту: ‘Встртившись съ Лалъ Сингъ Оубадаромъ и его семействомъ, состоявшимъ изъ девяти лицъ, пробродили съ ними два дня, а на третій убили ихъ всхъ, кром двухъ дтей, годового и шестимсячнаго младенцевъ’.
Вотъ и все. Спрашивается, что же сдлали они съ этими несчастными малютками? Какова была ихъ дальнйшая судьба? Не намревались ли они выростъ изъ нихъ такихъ же тоговъ? И какъ могли они ухаживать за такими крошечными существами въ походахъ, продолжавшихся по нсколько мсяцевъ? Никто не поинтересовался освдомиться у нихъ объ этихъ малюткахъ. Но мн жаль, что это осталось невыясненнымъ.
Изъ сообщенныхъ фактовъ можно бы вывести заключеніе, что тоги были людьми крайне грубыми, совершенно лишенными человческихъ чувствъ, безсердечными къ своимъ семействамъ такъ же, какъ и къ чужимъ, но такое заключеніе неврно. Подобно всмъ другимъ индусамъ, они питали горячую привязанность къ своимъ семьямъ. Одинъ дльный британскій офицеръ, хорошо знакомый съ нравами индусовъ, принялъ въ соображеніе эту черту при составленіи плана поимки знаменитаго героя Феринги. Офицеръ отыскалъ мсто его засады и послалъ ночью схватить его, но отрядъ оплошалъ и разбойникъ ушелъ. Удалось только захватить остальныхъ членовъ его семейства: мать. жену, ребенка и брата, которые и были доставлены кг офицеру въ Джуббулноръ. Офицеръ нисколько не смутился неудачей и замтилъ: ‘Я увренъ, что Феринги далеко не уйдетъ, разъ его семья въ моихъ рукахъ’. И офицеръ былъ правъ. Феринги понималъ всю опасность, которой онъ подвергалъ себя, оставаясь въ близкомъ сосдств, но не могъ оторваться отъ этихъ мстъ. Офицеръ узналъ, что бглецъ укрывается въ кругу пяти селеній, гд онъ имлъ родственниковъ и друзей, которые могли передавать ему извстія о его семейств, находившемся въ Джуббулнорской тюрьм, и что онъ нигд не ночуетъ дв ночи кряду въ одной деревн. Выслдивъ его многочисленные притоны, офицеръ съ отрядомъ нагрянулъ ночью одновременно на вс пять деревень и сцапалъ своего добра-молодца.
А вотъ другой образецъ семейной привязанности. Незадолго до захвата семейства Феринги офицеръ арестовалъ его своднаго брата, главаря шайки изъ десяти человкъ, судилъ всхъ одиннадцать человкъ и приговорилъ ихъ къ повшанію. Семейство Феринги попало въ тюрьму какъ разъ наканун дня, назначеннаго для казни. Приговоренный братъ просилъ позволенія проститься съ престарлой матерью и другими родными Просьба была уважена, и затмъ произошло вотъ что, какъ передаетъ эту сцену офицеръ: ‘Утромъ, передъ самой отправкой осужденнаго на эшафотъ, произошло это свиданіе на моихъ глазахъ. Онъ упалъ къ ногамъ старушки-матери, умоляя ее разршить его отъ святого долга, налагаемаго на него материнскимъ молокомъ и попеченіями, которыя она имла о немъ съ младенчества, такъ какъ онъ долженъ умереть прежде исполненія этого долга. Старуха возложила руки на голову колнопреклоненнаго сына и, сказавъ, что прощаетъ ему все отъ души, убждала его только умереть, какъ подобаетъ неустрашимому индусу’.
Подъ кистью талантливаго художника эта сцена поражала бы достоинствомъ, торжественностью, экстазомъ и несомннно тронула бы васъ. Отвлеченно вамъ не представить ее себ во всей жизненной реальности. Здсь выражались и почтительность, и нжность, и благодарность, и состраданіе, и покорность промыслу, и непоколебимая твердость, самоуваженіе, и при этомъ ни малйшаго раскаянія, ни единой мысли о стыд и позор. Здсь сказалось все, что составляетъ задушевное прощаніе и придаетъ ему трогательную прелесть красоту и достоинство. А между тмъ одно изъ этихъ лицъ — тогъ, а другое — мать тоговъ! Противорчія человческой природы дошли здсь до крайняго предла.
Въ контраст съ этимъ впечатлніемъ невольно напрашивается столь обыкновенная у тоговъ фраза, такъ часто мелькающая въ длинномъ ряд ихъ ужасныхъ признаній: ‘Задушили и бросили въ колодезь!’ Къ одномъ случа они бросили разомъ шестнадцать убитыхъ — въ этотъ же колодезь бросали прежде и другихъ. Волосы поднимаются на голов при чтеніи о подобномъ варварств.
А вотъ тоже характерная черта. Банды имли свои особыя кладбища. Тоги не любили посл убійства хоронить свои жертвы гд попало. Они предпочитали выжидать и, по возможности, заманивать ихъ до одного изъ своихъ придорожныхъ кладбищъ. Въ одномъ округ, величиной съ Ирландію, у нихъ имлось двсти семьдесятъ четыре такихъ кладбища. Они перемежались по сторонамъ дороги на тысячу четыреста погонныхъ миль въ разстояніи, среднимъ числомъ, всего пяти миль одно отъ другого, и британское правительство разыскало ихъ вс, зарегистрировало и занесло на карту.
Банды упомянутаго округа рдко выходили изъ его предловъ, имя и здсь хорошій заработокъ. Къ нимъ являлись еще на подмогу банды изъ другихъ пограничныхъ мстъ. Нкоторые изъ ихъ атамановъ прославились удалой и широкой дятельностью. Четвертая часть ихъ призналась въ совершеніи трехсотъ, а иные въ четырехстахъ убійствахъ. Пріятель нашъ Рамзанъ — въ 604, это тотъ самый, что отпросился на свадьбу и ушелъ къ тогамъ, онъ же выдалъ Буграма британскимъ властямъ.
Но длинне всхъ были списки жертвъ Фетти-хана и этого Буграма. Количество убійствъ Фетти-хана меньше количества Рамзана, но онъ значится во глав списка, ибо его среднее число убійствъ за годъ работы высшее во всей исторіи тоговъ княжества Уды. Онъ загубилъ 508 душъ въ двадцать лтъ и былъ еще молодымъ человкомъ, когда англичане положили конецъ его разбойничьимъ похожденіямъ. Въ списк Буграма значилось 931 убійство, но онъ положилъ на нихъ сорокъ лтъ. Среднимъ числомъ у него приходится почти по два человка въ каждый мсяцъ, этихъ сорока лтъ, но среднее количество у Фетти-хана было два человка съ дробью въ мсяцъ за двадцать лтъ его похвальной дятельности.
Есть еще одна поразительная вещь, на которую нельзя не обратить вниманія. Изъ перечня представителей всевозможныхъ профессій, бывавшихъ жертвами тоговъ, вы уже сдлали естественный выводъ, что по индійскимъ дорогамъ никто не могъ путешествовать безъ охраны, если желалъ благополучно добраться до мста, что тоги не щадили ни положенія, ни званія, ни религіи, словомъ, никого и ничего, убивая всякаго безоружнаго человка, встрчавшагося имъ на пути. Все это вполн справедливо, но съ однимъ исключеніемъ. Во всемъ свод признаній англійскій путешественникъ упоминается только разъ и тогъ объясняетъ это обстоятельство слдующимъ образомъ:
‘На пути въ Бомбей намъ попался англичанинъ, котораго мы тщательно избгали. На утро онъ пошелъ съ компаніей путешественниковъ, искавшихъ его покровительства, и они благополучно ушли отъ насъ по направленію въ Барод’.
Мы покончили теперь съ этой обширной лтописью смерти и понимаемъ, что за народъ были тоги, какой мрачный ужасъ наводили они всюду, какимъ губительнымъ бичемъ были для страны. Въ 1830 г. англичане застали эту зловредную секту разъдающей государственный организмъ, совершающей свое разрушительное дло въ тайн, застали поддерживаемою, защищаемою, покровительствуемою и скрываемою безчисленными союзниками, крупными и мелкими, всякаго рода начальствами, всегда готовыми распинаться за нихъ, въ то время какъ народныя массы, подъ давленіемъ страха, упорно замалчивали ихъ похожденія. Такое печальное положеніе вещей существовало въ продолженіе нсколькихъ поколній и окрпло подъ санкціей закоренлаго обычая и старины. Едва ли можно найти другое, столь же неблагодарное, безнадежное дло, какъ предпринятая британскою властью борьба съ тоггизмомъ, завершившаяся, наконецъ, полной побдой. Заразное дерево вырвано съ корнемъ. И какъ скромно звучатъ слова капитана Валенси, когда мы перечитываемъ ихъ посл всего намъ извстнаго: ‘День, который увидитъ это далеко развтвившееся зло совершенно искорененнымъ въ Индіи и извстнымъ только по имени, будетъ много содйствовать непоколебимости и величію авторитета британской власти на Восток’.
Эта скромная похвала — вполн заслуженная дань одному изъ благороднйшихъ подвиговъ на защиту человчества.

XX.
Поздка въ Аллагабадъ.— Дорожныя впечатлнія.— Индусскіе обычаи.— Сотти и попытки къ его объясненію.— Маіоръ Слиманъ и его тщетная борьба съ безутшною вдовою.

‘Въ гор вы можете довольствоватьсяодиночествомъ,
но чтобы узнать полную цну радости, вамъ необходимо
еще другое лицо съ кмъ бы ее раздлить.
Изъ новаго календаря Вильсона.

Мы выхали изъ Бомбея въ Аллагабадъ съ ночнымъ поздомъ, въ силу мстнаго обычая по возможности избгать денныхъ поздовъ. Въ вагонахъ тоже существуютъ свои мстные нравы. Такъ, напримръ, если молодая двушка заняла нижнюю койку въ спальномъ вагон, и входитъ почтенная лэди, то обыкновенно двушк слдуетъ уступить свое мсто этой опоздавшей дам, а опоздавшая дама, по тому же обыкновенію, должна любезно поблагодарить двицу и занять ея койку. Но обстоятельства слагаются иногда иначе. Предъ отходомъ позда изъ Бомбея, саквояжъ моей дочери оберегалъ ея мсто на нижней койк. Въ самую послднюю минуту одна американская лэди среднихъ лтъ вломилась въ наше купэ, сопровождаемая индусами-носильщиками, нагруженными ея багажемъ. Она ворчала, брюзжала и бранилась, притворяясь, и весьма удачно, возмущенной до точки кипнія. Не говоря ни слова, она швырнула упомянутый саквояжъ на верхнюю стку и завладла койкой.
Подобный случай вскор повторился, на этотъ разъ съ м-ромъ Смизъ. На одной изъ станцій мы вышли съ нимъ пройтись по платформ, и когда возвратились въ вагонъ, постель Смиза оказалась на подвсной полк, а нкій англійскій кавалеристъ лежалъ на постели, положенной на ту софу, которую занималъ до того мой пріятель. Предосудительно было радоваться невзгод ближняго, но что длать, если мы такъ скверно устроены, и я чистосердечно каюсь не могъ бы обрадоваться боле, если бы это несчастіе приключилось съ моимъ заклятымъ врагомъ. Мы вс любимъ видть другихъ въ передряг, если намъ это ничего не стоитъ. Я былъ такъ счастливъ горемъ м-ра Смиза, что не могъ заснуть, все размышляя о немъ и восторгаясь имъ. Я зналъ, что онъ заподозрилъ въ этомъ насиліи самого кавалериста, тогда какъ его, вроятно, учинилъ слуга офицера, безъ его вдома. М-ръ Смизъ принялъ этотъ инцидентъ близко къ сердцу и искалъ случая выместить на комъ-нибудь свою обиду. Спустя нкоторое время такой случай представился въ Калькутт. Мы отправлялись въ суточный перездъ въ Дарджилингъ. Смизъ заврилъ, что директоръ дороги, м-ръ Барклей, заказалъ для насъ отдльный вагонъ, почему намъ и не было особенной надобности торопиться къ позду, вслдствіе такой предвзятой идеи мы немного опоздали съ пріздомъ. На вокзал уже кипла обычная невообразимая кутерьма и давка большой индійской станціи. Поздъ былъ непомрно длинный, такъ какъ съ нимъ хали во вс стороны всевозможныя племена Индіи, и станціонные чины изъ туземцевъ были доведены до бшенства нагруженнымъ и всюду метавшимся народомъ. Никто не зналъ, который нашъ вагонъ и не могъ припомнить, чтобы было дано на этотъ счетъ какое-либо распоряженіе. Разочарованіе полнйшее, мало того, казалось даже, что насъ-то именно и намрены бросить на станціи. Тутъ прибжалъ нашъ Сатанъ объявить, что нашелъ купэ съ незанятыми койками и софой, и что приготовилъ уже намъ постели и разложилъ багажъ. Мы бросились къ вагону, и только-что поздъ собирался тронуться и кондуктора захлопывали дверцы вагоновъ, какъ одинъ чиновникъ индусской службы, нашъ хорошій пріятель, просунулъ голову въ окно и проговорилъ:
— А я гонялся за вами всюду. Что вы здсь длаете? Разв вы не знаете…
Но поздъ тронулся, не давъ ему кончить. Теперь насталъ часъ торжества для м-ра Смиза. Его постель на койк сейчасъ же обмнялась мстами съ постелью незнакомца, занимавшаго софу противъ него. Часовъ около десяти, во время какой-то остановки, въ вагонъ вошелъ толстый англичанинъ въ военной форм. Мы притворились спящими. Фонари были завшены, но и тусклый свтъ не помшалъ намъ замтить его удивленную физіономію. Красивый и величественный, онъ остановилъ пронзительный взоръ на Смиз и молча недоумвалъ въ своемъ затрудненіи. Посл небольшой паузы онъ процдилъ:
— Хорошо! — и больше ни слова.
Но этого было довольно, и недомолвку легко было понять. Вотъ что она означала въ полномъ перевод: ‘Это чортъ знаетъ что, это нахальство! Я отъ роду не видалъ ничего подобнаго’.
Онъ услся на свой багажъ, и цлыхъ полчаса мы наблюдали прищурившись, какъ онъ покачивался на немъ въ тактъ съ движеніями вагона. При первой же остановк онъ вышелъ изъ вагона, проклиная его отъ всей души, а вслдъ затмъ явился его слуга и унесъ вещи,
И вотъ больное мсто м-ра Смиза исцлилось и жажда мести утолилась. Но ни онъ, ни я не могли спать, такъ какъ вагонъ нашъ, старый почтенный ветеранъ, оказался очень трясокъ и неудобенъ. Дверь хлопала всю ночь и сопротивлялась всмъ нашимъ ухищреніямъ припереть ее. Мы поднялись на разсвт сильно утомленные и при остановк вышли на станцію размять ноги, и, сидя за кофе, опять увидли, злополучнаго англичанина. На наши разспросы онъ отвтилъ, что устроился теперь такъ удобно, какъ никогда въ жизни, и сейчасъ же испарился.
На индійскихъ поздахъ бригады составлены исключительно изъ туземцевъ, станціи — кром очень большихъ и узловыхъ — тоже заполнены сплошь туземцами, также почта и телеграфъ. Полиція и дорожные сторожа тоже вс изъ туземцевъ. Они очень добродушны и услужливы. Разъ какъ-то я вышелъ изъ экстреннаго позда поглазть на эту пеструю, нарядную туземную публику, переполнявшую широкую платформу. Вскор я самъ потонулъ въ этой толп и когда спохватился, поздъ быстро уходилъ отъ станціи. Я намревался уже приссть въ ожиданіи новаго позда, какъ сдлалъ бы у себя дома, другого исхода я не могъ придумать. Но индусъ сторожъ съ зеленымъ флагомъ въ рук замтилъ меня и спросилъ вжливо:
— Вы не съ этого ли позда, сэръ?
На мой утвердительный отвтъ онъ замахалъ флагомъ и поздъ осадилъ назадъ! Сторожъ бросился подсаживать меня въ вагонъ съ такой почтительной заботливостью, точно принялъ меня Богъ знаетъ за какую птицу. Да, очень привтливый народъ эти туземцы. Злыя лица казались мн такою рдкостью между индусами, что порою я готовъ былъ думать, что тоги пригрезились мн во сн. Конечно, исключенія бываютъ у нихъ крайне рдко. Несомннно одно, что это самый интересный народъ въ свт и изо всхъ наимене понятный. Это характеръ и исторія, обычаи и религія встрчаютъ васъ загадками на каждомъ шагу, загадками, которыя, посл ихъ объясненія, стали еще туманне прежняго. Вы можете наблюдать фактъ извстныхъ обычаевъ, напримръ, кастъ, сотти, тоггизма и т. д, и на ряду съ этими фактами заглянуть въ теорію, которая пытается объяснить ихъ, но для васъ все это остается попрежнему непонятнымъ. Вамъ никогда не удастся вполн удовлетворительно понять, какъ и для чего могъ возникнуть тотъ или другой изъ этихъ странныхъ обычаевъ.
Возьмемъ хоть бы обычай сотти. Мотивы его объясняются слдующимъ образомъ. Жена, лишающая себя жизни на могил своего умершаго мужа, по убжденію индусовъ, тотчасъ соединяется съ нимъ вновь, и потомъ уже вчно раздляетъ съ нимъ небесное блаженство, ея дти и другіе родственники поставятъ ей небольшой памятникъ или храмъ и будутъ всегда свято чтить ея подвигъ и даже возносить ей молитвы, а семейство ея будетъ пользоваться почетомъ въ народ. Самопожертвованіе жены создало высокое и вчное отличіе ея потомству. Съ другой стороны, этотъ подвигъ избавилъ ее отъ другихъ золъ. Если бы вдова пожелала остаться въ живыхъ, она заслужила бы общее презрніе, не могла бы вступить въ новый бракъ, возбудила бы проклятія своихъ дтей, которыя отреклись бы отъ такой матери. Она осталась бы одинокой отверженницей, несчастной на всю жизнь.
Все это прекрасно, скажете вы, но такое объясненіе далеко не полно. Какъ могъ привиться этому народу такой дикій обычай? Въ чемъ коренится его идея? Ну, этого никто не знаетъ, быть можетъ, онъ былъ вызванъ откровеніемъ, ниспосланнымъ свыше богами. Затмъ еще вопросъ: почему выбранъ такой ужасный родъ смерти, почему не удовольствовались не столь мучительнымъ? И этого никто не знаетъ. Пожалуй, тоже было ‘откровеніе’.
Вы все равно ничего не поняли и остаетесь при мнніи, что вдова не можетъ сжечь себя добровольно, а ршается на смерть изъ опасенія оскорбить общественное мнніе. Но вы не устоите на этой точк. Сама исторія васъ сдвинетъ. Въ одномъ изъ сочиненій маіора Слимана приводится такой убдительный примръ. Во время его управленія Нербуддой онъ ршился 28 марта 1828 г. на смлую попытку уничтожить обычай сотти, даже не имя на то санкціи высшаго индійскаго правительства. Доблестный маіоръ не могъ предвидть, что оно само отмнитъ этотъ обычай черезъ восемь мсяцевъ. Онъ опирался только на присущіе ему ршительный характеръ и сострадательное сердце. Вскор появилась его прокламація, отмняющая сотти въ его округ. Утромъ во вторникъ,— замтьте этотъ день,— 24 ноября, Уммедъ Сингъ Упадія (Uinmed Singh Upadhya), глава одной изъ самыхъ уважаемыхъ и распространенныхъ браминскихъ фамилій, умеръ въ округ Слимана, и велдъ за этимъ явилась къ нему депутація сыновей и внуковъ покойнаго просить, чтобы позволено было его престарлой вдов сжечь себя на костр мужа. Слиманъ возмутился, настаивалъ на исполненіи его запрета, грозилъ строго наказать всякаго ослушника и поставилъ полицейскій постъ для наблюденія. Съ ранняго утра вдова, шестидесятилтняя старушка, сидла на берегу священной рки, подл своего покойника, терпливо выжидая долгіе часы, когда придетъ желанное разршеніе, наконецъ, вмсто него пришелъ отказъ. Въ одной небольшой фраз Слиманъ даетъ вамъ трогательную характеристику этой одинокой сдой старушки: весь день и всю ночь ‘она продолжала сидть на берегу, не принимая ни пищи, ни питья’.
На слдующее утро тло ея мужа было сожжено въ пепелъ въ могил, имвшей восемь квадратныхъ футовъ въ окружности и три или четыре фута глубины, на виду нсколькихъ тысячъ зрителей. Посл этой церемоніи вдова прошла бродомъ къ большому голому камню, выступавшему изъ рки, причемъ вс присутствовавшіе разошлись, кром сыновей, внуковъ и другихъ родственниковъ вдовы. И этотъ день она просидла здсь на камн подъ жгучимъ припекомъ солнца, безъ пищи и питья, накрывъ нагое тло свое простынею или саваномъ. Родственники, горячо любившіе свою старушку, оставались съ нею и всячески старались убдить ее не исполнять своего ужаснаго намренія. Она наотрзъ отказалась уступить. Нкоторые изъ родныхъ пошли къ Слиману на домъ, за десять миль, и вновь упрашивали его позволить вдов сжечь себя, но маіоръ и тутъ отказалъ, все еще надясь спасти несчастную изуврку.
Весь день она жарилась въ своемъ саван на голомъ камн и всю ночь дрожала отъ холода и сырости. Въ четвергъ утромъ на глазахъ родственниковъ старушка исполнила извстный обрядъ, бывшій для нихъ трогательне всякихъ словъ: она надла на себя даю (dhaja), простой красный тюрбанъ, и разломала на куски свои браслеты. Съ этой минуты, по ихъ понятіямъ, она становилась какъ бы умершей и исключалась изъ своей касты навсегда. По желзному насилію древняго обычая, вдова, ршившаяся посл этого обряда жить, никогда уже не можетъ вернуться въ свою семью. Слиманъ былъ въ большой тревог. Если она уморитъ себя голодомъ, семья будетъ обезчещена, да и помимо того, голодная смерть причинитъ ей боле продолжительныя муки, нежели смерть отъ огня. Онъ вернулся домой вечеромъ совершенно разстроенный. А старуха продолжала сидть на камн, гд онъ и засталъ ее утромъ съ той же даей на голов. ‘Она говорила со мной совершенно спокойно, объявивъ, что ршилась смшать свой прахъ съ прахомъ мужа и будетъ терпливо ждать позволенія исполнить это желаніе, увренная, что Богъ сподобитъ ее, несмотря на ея воздержаніе, дожить, пока ей будетъ дано это позволеніе. Взглянувъ на солнце и затмъ на раздольную, красивую рку, она проговорила спокойно: ‘Моя душа проводитъ пятый день съ душой моего мужа подл этого солнца, на мн осталась одна земная оболочка, и я знаю, что вы разршите мн смшать ее съ прахомъ мужа въ его могил, ибо не въ вашемъ характер и не въ вашихъ нравахъ безплодно увеличивать страданія бдной старухи’.
Онъ уврялъ ее, что его желаніе и долгъ спасти ее и склонить къ жизни и тмъ избавить осиротвшую семью отъ постыднаго упрека, что она была ея убійцей. Но старуха отвтила, что она не боится такого упрека, незаслуженнаго ея родными, что они, какъ добрыя дти, сдлали все отъ нихъ зависвшее, чтобы уговорить ее жить и остаться съ ними, ‘и я знаю, что если бы я согласилась на это они бы любили и почитали меня, но мои обязанности относительно ихъ кончились. Поручаю ихъ всхъ вашему попеченію, а сама иду къ мужу моему, Уммедъ Сингъ Упадія, съ прахомъ котораго на погребальномъ костр мой прахъ уже три раза смшивался’.
Она врила, что жила на земл съ мужемъ своимъ, въ качеств жены, три повторительныхъ раза, три раза сжигала себя на его костр. Вотъ почему она и сказала ту странную фразу. Съ той минуты, какъ вдова поломала свои браслеты и надла красный тюрбанъ, она считала себя умершей иначе не позволила бы себ оказать неуваженіе мужу произнесеніемъ его имени. ‘Это былъ первый случай въ ея долгой жизни, что она произнесла его имя, ибо въ Индіи ни одна женщина, будь она знатная или простая, никогда не произноситъ имени мужа своего’.
Добрый Слиманъ все еще пытался образумить ее. Онъ общалъ построить ей удобный домикъ среди капищъ ея предковъ на берегу рки и дать ей для содержанія хорошій участокъ земли, если она согласится жить, въ противномъ же случа грозилъ, что не дозволитъ положить ни камня, ни другого знака на мст ея кончины. Но она только улыбнулась и сказала: ‘Сердце мое давно уже перестало биться, душа отлетла, я ничего не буду чувствовать при сгораніи, и если вы хотите убдиться, прикажите развести огонь, и тогда увидите, что эта рука не почувствуетъ въ огн никакой боли’.
Тутъ Слиманъ, понявъ безплодность своихъ стараній, веллъ объявить всмъ почетнымъ родственникамъ ея, что онъ позволитъ старух сжечь себя, если они дадутъ формальную подписку въ томъ, что съ этого времени перестанутъ въ своемъ род соблюдать обычай сотти. Т согласились, дали подписки, и въ полдень, въ субботу, послано было разршеніе бдной старух. Она видимо была имъ очень обрадована. Тотчасъ былъ совершонъ обрядъ омовенія и въ три часа она была готова и костеръ пылалъ яркимъ пламенемъ. Старушка просуществовала безъ пищи и питья почти пять сутокъ! Она вышла на берегъ съ камня, на которомъ сидла, смочивъ саванъ въ струяхъ священной рки: безъ этой предосторожности случайно задвшая ея тнь могла сдлать нечистой. Затмъ направилась къ костру, на разстояніи 150 ярдовъ, опираясь на одного изъ сыновей и племянника.
‘Я разставилъ кругомъ костра стражу, чтобы не подпускать къ нему никого ближе пяти шаговъ. Вдова шла съ спокойнымъ и веселымъ лицомъ, остановилась на минуту и, поднявъ взоръ къ небу, проговорила: ‘Зачмъ пять дней разлучали меня съ тобою, возлюбленный мужъ мой?’ Поровнявшись со стражей, поддерживавшіе ее родные здсь остановились. Она прошла дальше и обошла разъ кругомъ костра, остановилась на минуту и, бормоча молитву, бросала въ огонь цвты. Затмъ смлой и твердой поступью приблизилась къ костру, вошла въ самую средину огня, сла и, склонившись на бокъ, какъ бы отдыхая на подушк, сгорла, не испустивъ звука и не выдавъ своихъ мукъ’.
Зрлище возвышенное и глубоко трогательное! Такой примръ невольно вызываетъ въ васъ чувство уваженія предъ силой воли и любви. Мы видимъ, какъ разъ возникшій обычай преемственно продолжается, ибо душа его въ удивительной сил вры, доведенной до вершины ея воздйствія на человка собирательной силой, и въ вковой давности обычая, но мы не въ состояніи понять, какъ первыя вдовы согласились принять варварскій обычай. Это поразительный, неразршимый абсурдъ.
Слиманъ сообщаетъ, что при церемоніи сотти обыкновенно играла музыка, но предположеніе, что назначеніе ея было заглушать крики жертвъ, неврно, присутствіе музыки объясняется иначе. Окружающіе врили, что мученица умираетъ съ пророчествомъ на устахъ, что подобное пророчество иногда предвщало какое-нибудь несчастіе, и изъ особой внимательности къ тмъ, кого оно касалось, заглушали музыкой зловщія слова умирающей, оставляя родныхъ ея въ невдніи о грядущемъ на нихъ несчастіи.

XXI.
‘Божій городъ’ — Англійскій кварталъ.— Собственные экипажи.— ‘Прилагательныя’ Индіи.— Экскурсія къ форту.— Религіозная ярмарка.— Сила вры. ‘Двнадцатый годъ’. Два воды. Монолитъ.— Народный лагерь.— Факиры и ихъ украшенія.

Онъ много повозился на своемъ вку
съ врачами и говорилъ: ‘Единственный
путь къ сохраненію вашего здоровья — это
сть то, чего не хотите, пить то, чего не
любите, и длать то что вамъ не по душ’.
Изъ новаго календаря Вильсона.

Мы совершили длинное путешествіе: хали дв ночи и почти два дня отъ Бомбея до Аллагабада, но дорога все время была интересная и не утомительная.
Аллагабадъ означаетъ ‘Божій городъ’. Мы прибыли поутру и очутились безъ прислуги, такъ какъ Сатанъ гд-то отсталъ и нагналъ насъ только вечеромъ. Впрочемъ, безъ него было очень покойно. Міръ казался во сн, обвянный грезами.
Туземнаго города я не видалъ, но я видлъ англійскую часть города. Здсь всюду широкія улицы и авеню или проспекты, красивые, барскіе дома съ несомннными признаками комфорта, довольства и жизнерадостнаго вастроенія ихъ обитателей,— настроенія, объясняемаго спокойной совстью, подпираемой утшительнымъ банковскимъ балансомъ. Палаты богачей расположены въ глубин обширнаго огороженнаго двора, въ тни цлаго парка роскошныхъ деревьевъ. Даже фотографы и крупные коммерсанты ведутъ свои дла въ элегантномъ уединеніи этихъ привольныхъ усадьбъ, и граждане не тяготятся зазжать къ нимъ въ эти усадьбы. Въ кэбахъ здсь здятъ только прізжіе иностранцы, вс же блые туземцы имютъ собственные экипажи, при каждомъ изъ которыхъ имется цлая толпа черныхъ скороходовъ и возницъ въ блыхъ тюрбанахъ на голов. Къ Индіи приложимо много названій и вс они чрезвычайно мтко ее характеризуютъ. Это страна всякихъ противорчій, страна лукавства и суеврія, богатства и бдности, роскоши и разоренія, чумы и голода, тоговъ и отравителей, страна кроткихъ и терпливыхъ, страна сотти и безутшныхъ вдовъ, страна, гд жизнь всякой твари священна, страна кремаціи, страна, гд ястреба замняютъ могилы и памятники, страна несчетнаго множества боговъ и, въ конц концовъ, страна своихъ собственныхъ экипажей!
На слдующее утро я поднялся рано, и съ первыми лучами разсвта мы пустились въ далекую экскурсію къ форту. Часть дороги была прелестна. Она вела подъ тнистыми купами стройныхъ деревьевъ, мимо ряда разбросанныхъ индусскихъ избушекъ, съ обычнымъ деревенскимъ фонтаномъ, около котораго постоянно толпились, смясь и болтая, живописныя группы туземцевъ, статные, богатырски сложенные мужчины омывали свое бронзовое тло свтлой влагой и нжили его подъ первыми лучами ласковаго солнца, уже начавшаго свое дло — зажигать Индію на весь день. Этихъ купающихся группъ встрчалось множество, такъ какъ приближался часъ завтрака, а съ нечистымъ тломъ индусъ не можетъ вкушать пищи.
Затмъ мы спустились въ открытую, залитую солнцемъ долину и застали дороги запруженными толпами пилигримовъ обоего пола, по случаю одного изъ самыхъ чтимыхъ религіозныхъ праздниковъ, справляемыхъ тутъ же за фортомъ, у соединенія двухъ священныхъ ркъ, Ганга и Джумны. Мн слдовало бы сказать трехъ, такъ какъ есть еще одна рка — подземная. Никто ея не видлъ, но это ничего не значитъ: достаточно одного факта, что она тамъ есть. Эти пилигримы сошлись со всхъ концовъ Индіи, нкоторые провели цлые мсяцы въ пути, терпливо шагая по зною и пыли, усталые, оборванные, голодные, но подкрпляемые и вдохновляемые непоколебимой врой и благочестіемъ, дни сіяли теперь радостью и счастіемъ, конченъ долгій путь и награда была уже на виду: они шли очиститься отъ всякаго грховнаго пятна и скверны въ этихъ священныхъ водахъ, очищающихъ все, чего они коснутся, мертвецовъ и даже разложившіеся трупы животныхъ. Нельзя не удивляться сил вры, двигающей все новыя и новыя массы всякаго люда, стараго и малаго, хилаго и немощнаго, вры, вдохновляющей благочестивыхъ безъ колебанія или унынія предпринимать такія утомительныя странствованія и безропотно мириться съ его скромными результатами. Изъ любви ли или изъ страха совершаются эти удивительные подвиги — ршить не берусь. Но каковъ бы ни былъ импульсъ, вытекающій изъ него, подвигъ иметъ невообразимую, дивную прелесть въ нашихъ глазахъ. Положимъ, есть между нами, скептиками, избранныя, возвышенныя натуры, которыя могли бы проявить такое же беззавтное самопожертвованіе, но огромное большинство изъ насъ даже въ слабой степени неспособно на что-либо подобное. Зато вс мы великіе мастера говорить о самопожертвованіи, а это уже даетъ надежду, что мы достаточно компетентны для надлежащей оцнки этой черты у индусовъ.
Ежегодно на это религіозное торжество собирается до двухъ милліоновъ туземцевъ. Сколько изъ вышедшихъ съ мста умираетъ дорогой отъ дряхлости, изнуренія, болзней и плохого питанія, и сколько отъ тхъ же причинъ гибнетъ на обратномъ пути, этого никто не знаетъ, но количество ихъ велико, можно сказать, чудовищно. Каждый двнадцатый годъ считается годомъ особенной благодати, тогда собирается особенно многолюдная масса богомольцевъ. Говорятъ, этотъ двнадцатый годъ пользуется упомянутымъ отличіемъ съ незапамятныхъ временъ. Говорятъ также, что Гангу предстоитъ еще только одинъ юбилейный годъ. Посл того эта наиболе чтимая изъ священныхъ ркъ утратитъ свою святость и будетъ оставлена пилигримами на нсколько столтій: насколько именно — умные люди не опредлили. Въ конц этого промежутка Гангъ будетъ опять священнымъ. Тмъ временемъ ученйшими браминами будетъ установлена дата, когда должно послдовать возстановленіе священной репутаціи рки.
Множество туземцевъ несли по дорогамъ святую воду изъ этихъ ркъ. Они разнесутъ ее по всмъ концамъ Индіи и будутъ продавать ее. Одинъ французскій путешественникъ (XVII вка), Таверніэ, упоминаетъ, что вода Ганга часто подается на индусскихъ свадьбахъ, ‘причемъ каждый гость получаетъ одну или дв чаши, сообразно со щедростью хозяина, такъ что иногда на богатыхъ свадьбахъ расходуется этой воды на сумму отъ двухъ до трехъ тысячъ рупій’.
Фортъ представляетъ большое древнее сооруженіе и много послужилъ на своемъ вку различнымъ религіознымъ интересамъ. На его обширномъ полигон стоитъ монолитъ, поставленный здсь боле двухъ тысячъ лтъ тому назадъ, для пропаганды буддизма благочестивой надписью, вырзанной на камн, фортъ былъ воздвигнутъ триста лтъ тому назадъ однимъ мусульманскимъ императоромъ и произошло новое посвященіе этого мста въ честь его религіи. Здсь есть также индусскій храмъ съ подземными ходами, уставленными алтарями и идолами, а нын, такъ какъ фортъ принадлежитъ англичанамъ, въ немъ имется и христіансклй храмъ. Такимъ образомъ, фортъ застрахованъ, такъ сказать, во всхъ компаніяхъ.
Съ высокихъ валовъ крпости открывается чудный видъ на священныя рки. Он соединяются въ этомъ мст: блдно-голубая Джумна, чистая и свтлая, съ грязно-желтыми волнами мутнаго Ганга. На длинной изогнутой кос между рчками блли безчисленныя палатки огромнаго праздничнаго лагеря съ разввающимися флагами и съ кипвшей въ немъ необозримой толпой пилигримовъ. Идти туда было неудобно, да и не было охоты толкаться въ такой народной масс, но зрлище было чрезвычайно-интересно. Тамъ былъ цлый міръ дятельности, суеты и всякаго шума, и религіознаго, и торговаго, ибо здсь сошлись магометане божиться и продавать, а индусы покупать и молиться. Это вмст ярмарка и религіозное торжество. Пестрыя толпы народа купались въ рк, молились, пили очистительную воду, въ числ богомольцевъ множество больныхъ принесено въ паланкинахъ изъ дальнихъ мстъ, для исцленія ихъ купали въ священныхъ водахъ, если же исцленія не послдуетъ, они имли отраду умереть на благословенныхъ берегахъ и тмъ обезпечить себ небесное блаженство. Въ толп расхаживало множество факировъ, тло которыхъ было посыпано пепломъ, и длинные волосы смазаны въ кучу коровьимъ пометомъ, такъ какъ корова настолько священна со всми ея продуктами, что благочестивый индусскій поселянинъ украшаетъ стны своей хижины фресками изъ этого отброса, а также длаетъ изъ него разныя лпныя украшенія на своемъ грязномъ полу. Здсь были сидвшія кучками семейства съ причудливо и страшно размалеванными лицами: судя по ихъ важнымъ, неподвижнымъ позамъ, они представляли семейства извстныхъ чтимыхъ боговъ. Тамъ былъ одинъ святой, сидвшій нагимъ по цлымъ днямъ и недлямъ на щетин желзныхъ гвоздей и не чувствовавшій, повидимому, никакой боли, и другой такой же праведникъ, стоявшій цлый день съ поднятыми кверху тощими руками и, какъ говорятъ, упражняющійся въ этомъ подвиг цлые годы. Вс эти праведники имютъ подл себя разостланный коврикъ для пріема приношеній, и даже самый бдный людъ кладетъ свою лепту въ упованіи, что она принесетъ ему благословеніе свыше. Наконецъ, тронулась процессія голыхъ юродивыхъ, обходившихъ народъ съ пснями и я поспшилъ ретироваться.

XXII.
Бенаресъ.— Мстные нравы.— Уличное движеніе и коровы.— Древность города и его создатель.— Миссіонеры и браминскіе попы.— Индійская теологія.— Религія.— Золотопромышленность Бенареса.— Оптимистическіе взгляды м-ра Паркера.

‘Человкъ, который кичится своей
скромностью, оказывается подобіемъ
статуи, украшенной фиговымъ листомъ’.
Изъ новаго календаря Вильсона.

Перездъ въ Бенаресъ состоялся днемъ, занявъ всего нсколько часовъ. Все время пыль была ужасная. Она ложилась толстымъ пепельнымъ слоемъ, превращая васъ въ факира, для полнаго сходства съ которымъ недоставало только коровьяго суррогата и сознанія святости.
По прізд, прежде чмъ добраться до отеля, намъ пришлось сдлать длинный конецъ по окраинамъ Бенареса. И, надо признаться, что видъ этихъ предмстій крайне печальный. Это картина пыльной пустыни, разрушенныхъ храмовъ, обвалившихся могилъ, освшихъ глинобитныхъ оградъ, жалкихъ хижинъ, вся эта окраина точно испепелилась отъ древности и бдности. Нужно было десять тысячъ лтъ нужды, чтобы дать этому урочищу такой видъ. Мы были все еще вн огромнаго туземнаго города, когда прибыли въ гостинницу. Въ ея главномъ дом, несмотря на его заманчивость, мы, однако, не остановились, а предпочли его же филіальное отдленіе, куда и отправились, хотя оно находилось въ порядочномъ разстояніи отъ гостинницы. Этотъ домикъ помщался среди обширной усадьбы и былъ мстной архитектуры, въ одинъ этажъ съ верандой кругомъ. Въ индйскихъ домахъ есть двери, но я не понимаю къ чему. Он не затворяются, обыкновенно стоятъ настежь, со спущенной портьерой для защиты отъ зноя. Все-таки здсь чувствуешь себя совершенно по домашнему, такъ какъ ни одинъ европеецъ не войдетъ къ вамъ безъ доклада. Туземная мужская прислуга можетъ войти, но та не въ счетъ. Босоногіе и безшумные индусы вкрадываются точно на кошечьихъ лапкахъ и стоятъ посреди комнаты, прежде чмъ успешь спохватиться. Сначала это немножко шокируетъ и даже стсняетъ, но подъ конецъ поневол привыкаешь и миришься.
На двор было дерево и на немъ жила мартышка. Я сначала сильно заинтересовался этимъ деревомъ, въ виду реномэ, что въ тни его нельзя говорить ложь. Однако, оно не выдержало моей пробы и я ушелъ разочарованный. Вблизи находился колодезь съ нжно поскрипывавшей лебедкой и парой быковъ, вытягивавшихъ воду, подъ наблюденіемъ двухъ туземцевъ въ тюрбанахъ. Это дерево и колодезь составляли все содержаніе пейзажа, благодаря чему дворъ имлъ длинный, уединенный, пріятный видъ, и въ довершеніе очень покойный посл всхъ дорожныхъ треволненій. Въ нашемъ домик, кром насъ, не было ни души, другіе постояльцы помщались въ сосднемъ флигел, гд былъ устроенъ табльдотъ. Гршное тло не могло требовать боле комфортабельнаго помщенія. При каждомъ номер имлась обычная ванная комната съ просторнымъ бассейномъ, съ каменнымъ дномъ и обиліемъ воды. Прізжіе не легко привыкаютъ къ здшнимъ купальнымъ порядкамъ и наполняютъ бассейнъ холодной водой, не размшивая съ горячей, изъ уваженія къ здшней и безъ того раскаленной температур, но это запрещено, ибо можетъ повредить здоровью купающагося. Иностранцевъ въ Индіи предупреждаютъ противъ пользованія холодными ваннами, но даже наиболе интеллигентные изъ нихъ глупы и не слушаются. Я былъ самый интеллигентный глупецъ, прозжавшій въ этомъ году, но теперь сталъ еще интеллигентне, только жаль, что поздно.
Бенаресъ не заставилъ разочароваться, оправдавъ свою репутацію курьезнаго города. Онъ расположился на высокомъ холм надъ длинной лукою Ганга. Въ город множество зданій, тсно облпившихъ холмъ, изрзанный во всхъ направленіяхъ тсными переулками, замняющими улицы. Высокіе тонкіе минареты и шпицы храмовъ съ разввающимися флагами возвышаются надъ городомъ и даютъ ему живописный видъ, если смотрть съ рки. Городъ полонъ движенія, какъ муравейникъ, и суматоха человческой сутолоки въ лабиринт тсныхъ закоулковъ дйствительно напоминаетъ легіоны муравьевъ. Священная корова суетится тоже, расхаживая гд ей угодно, собираетъ дань съ зерновыхъ лабазовъ и всюду попадается вамъ на дорог, надодая донельзя, такъ какъ ударить ее нельзя.
Бенаресъ древне исторіи, древне преданія, древне даже легенды, а смотритъ вдвое старше, чмъ вс они вмст взятыя. Изъ преданія индусовъ, приводимаго въ прекрасномъ ‘Путеводител по Бенаресу’ м-ра Паркера, я усматриваю, что пунктъ, занимаемый городомъ, былъ первоначальнымъ мстомъ мірозданія. Сначала онъ былъ не что иное, какъ прямой ‘Ungarn’, не боле печной труби, и стоялъ среди безбрежнаго океана. Онъ былъ созданіемъ добраго Вишну, который потомъ сталъ распространять этотъ зародышъ города, пока поверхность его заняла десять миль въ окружности. Но онъ все еще не былъ достаточно обширенъ для своего назначенія, почему сей богъ немедленно воздвигъ кругомъ него еще большій валъ. Бенаресъ сдлался такимъ образомъ центромъ земли, что считается здсь несомннной выгодой. Онъ пережилъ мятежное прошлое какъ въ матеріальномъ, такъ и въ духовномъ отношеніи. Оно началось съ браманизма много тысячелтій тому назадъ. Затмъ, въ недавнее время, лтъ 2500 тому назадъ, мало-по-малу туда проникъ Будда, посл чего городъ былъ буддистомъ въ продолженіе нсколькихъ, кажется, двнадцати столтій, но брамины снова взяли верхъ и съ той поры удерживаютъ первенство досел. Городъ невыразимо святъ въ глазахъ индусовъ, въ той же степени не гигіениченъ и воняетъ подобно корк отвратительнйшаго изъ индійскихъ плодовъ доріана. Бенаресъ считается штабъ-квартирой браманизма, и восьмая часть его населенія суть жрецы этой религіи. Но это отнюдь не даетъ перепроизводства жрецовъ, ибо вся Индія составляетъ ихъ добычу. Несчетными массами стекается она сюда на богомолье и высыпаетъ свои сбереженія въ карманы поповъ, никогда не изсякающимъ щедрымъ потокомъ! Священникъ съ хорошей стоянкой на берегу Ганга обезпеченъ куда интересне метельщика на лучшемъ перекрестк Лондона. Выгодная позиція стоитъ огромнйшаго состоянія. Святой обладатель ея сидитъ подъ широкимъ яркимъ зонтомъ, всю жизнь благословляетъ народъ, собирая его лепты, и становится жиренъ и богатъ. Такое сочное мстечко переходитъ отъ отца къ сыну, отъ сына къ внуку, и такъ дале, и такъ дале, черезъ длинный рядъ столтій, и остается вчнымъ и прибыльнымъ достояніемъ въ одномъ род. По словамъ упомянутаго автора, такая благодать порою бываетъ предметомъ ожесточенной борьбы, и тогда дло уже ршается не молитвою и постомъ, и не консультаціями съ Вишну, но вмшательствомъ боле могучей силы англійскаго суда. Въ Бомбе я слышалъ отъ одного американскаго миссіонера, что въ Индіи работаютъ 640 протестантскихъ миссіонеровъ. На первый взглядъ это кажется внушительной арміей, но на дл — капля въ мор. Одинъ миссіонеръ на 500.000 туземцевъ — это ужь не сила, а скоре безсиліе, 640 рядовыхъ противъ укрпленнаго лагеря въ 300.000.000 — разница слишкомъ велика. Сила въ 640 дятелей не справилась бы съ однимъ Бенаресомъ, имя противъ себя 8.000 браминскихъ поповъ. При такихъ данныхъ миссіонеры должны быть хорошо вооружены надеждой и врой въ дло, и это вооруженіе они, повидимому, всегда имли во всхъ частяхъ свта. И м-ръ Паркеръ его иметъ. Оно помогаетъ ему извлечь благопріятный выводъ изъ статистическихъ цыфръ, которыя другихъ математиковъ привели бы къ совершенно обратнымъ заключеніямъ. Напримръ:
‘Къ послдніе годы компетентные наблюдатели замчаютъ, что число пилигримовъ, стекающихся въ Бенаресъ, увеличилось’.
Установивъ этотъ фактъ, почтенный изслдователь спшитъ сдлать изъ него слдующій выводъ:
‘Но подобное оживленіе, если позволено такъ выразиться, заключаетъ въ себ смена смерти. Это судорожная агонія, за которою слдуетъ смерть и разложеніе трупа’.
Въ этомъ мір мы уже видли, какъ въ продолженіе многихъ столтій при тхъ же условіяхъ умирала римско-католическая власть. Долгое время мы все выходили въ траур на ея погребеніе, и все оказывалось, что его все откладывали, то изъ-за погоды, то по другимъ причинамъ. Наученные опытомъ, мы не должны облекаться въ трауръ и къ этимъ брамаическимъ похоронамъ, пока не увидимъ, что процессія тронулась. Изъ этого явствуетъ, что однимъ изъ самыхъ ненадежныхъ предпріятій въ свт оказываются похороны религіи.
Я былъ бы радъ пріобрсти нкоторое понятіе къ индусской теологіи, но премудрость эта слишкомъ неодолима по ея сложности и запутанности. Одно A B C и то уже съ ногъ сшибательно. Три главныхъ независимыхъ божества ихъ — Брама, Сива и Вишну — имютъ еще множество другихъ именъ, что одно уже производитъ сумбуръ въ любой голов. Эти божества имютъ женъ, жены имютъ опять таки пропасть именъ, и это увеличиваетъ сумбуръ. У нихъ дти, и у дтей тоже масса именъ, и такимъ образомъ сумбуръ все ростетъ и ростетъ. Посл этого не стоитъ и пробовать разбираться въ цлой туч меньшихъ боговъ, въ виду ихъ безчисленнаго множества.
Даже изъ разумной экономіи слдуетъ выбросить изъ изученія Браму, этого главнаго бога, такъ какъ, повидимому, онъ не играетъ большой роли въ Индіи. Центръ тяжести національнаго поклоненія приходится на Сиву и Вишну съ ихъ семействами. Символу Сивы — ‘лингаму’, съ котораго Вишну началъ творчество — поклоняется каждый индусъ. Это самый распространенный кумиръ въ Бенарес. Онъ на виду всюду, его украшаютъ гирляндами изъ цвтовъ, ему приносятъ жертвы, онъ не терпитъ пренебреженія. Обыкновенно это прямой камень, отесанный на подобіе наперстка, иногда удлиненнаго. Это примитивное идолопоклонство старше исторіи. М-ръ Паркетъ увряетъ, что число ‘лингамовъ’ въ Бенарес ‘превышаетъ количество его жителей’.
Въ город много мусульманскихъ мечетей. Индусскіе храмы безъ числа, эти маленькія каменныя капища причудливой архитектуры, украшенныя чрезвычайно тонкой скульптурой, заполонили вс переулки. Самъ Гангъ и всякая отдльная капля воды въ немъ суть храмы. Такимъ образомъ, религія такая же профессія Бенареса, какъ золотопромышленность профессія Іоганнесбурга. Другіе промыслы ничего не стоятъ въ сравненіи съ этой всеобъемлющей религіозной шумихой, составляющей спеціальность города. Бенаресъ самый священный изъ всхъ священныхъ городовъ. Съ того момента, какъ вы переступите рзко опредленную грань, отдляющую его отъ остального міра, вы стоите на невообразимо и невыразимо святой почв. М-ръ Паркеръ говоритъ: ‘Невозможно составить себ даже отдаленнаго понятія о глубокихъ чувствахъ уваженія и любви, питаемыхъ благочестивымъ индусомъ къ ‘св. Каши’ (Бенаресу). Усталый пилигримъ, съ трудомъ стоящій на ногахъ отъ дряхлости и слабости, ослпленный и изжаренный пылью и зноемъ и почти умирающій отъ изнуренія, выползаетъ изъ своего уродливаго вагона, и лишь только нога его коснется земли, онъ вскидываетъ къ небу руки и восклицаетъ: ‘Да здравствуетъ св. Каши! Да здравствуетъ на много, много лтъ!’ Пусть европеецъ въ какомъ-нибудь отдаленномъ индійскомъ город, въ случайномъ разговор на базар, обмолвится, что онъ жилъ въ Бенарес, и сейчасъ же кругомъ него раздадутся голоса, призывающіе благословеніе на его голову, ибо жилецъ Бенареса считается самымъ счастливымъ изъ всхъ людей.
Въ сравненіи съ этимъ, нашъ религіозный энтузіазмъ оказывается блднымъ и холоднымъ. А такъ какъ религія живетъ въ сердц, а не въ голов человка, то симпатичная картина, рисуемая м-ромъ Паркеромъ, общаетъ безконечное откладываніе упомянутыхъ похоронъ.

XXIII.
Курьезный подвижникъ.— Побережье Бенареса.— Чудодйственная вода Ганга.— Кремація.—Мечеть Орангзеба.— Роскошный видъ и обезьяна.— Живопись на вод.

‘Ямки на щекахъ указываютъ только на мсто, гд были улыбки’.
Изъ новаго календаря Вильсона.

Въ одномъ изъ храмовъ Бенареса мы видли одного изувра, подвизающагося для спасенія своей души курьезнымъ образомъ. Подл него лежалъ большой комъ глины, изъ которой онъ лпилъ крошечныхъ божковъ, не боле обойныхъ гвоздиковъ. Въ каждаго божка онъ втыкалъ по зернышку риса — вроятно, какъ эмблему лингама. Чудакъ лпилъ ихъ очень проворно, такъ какъ имлъ долгую практику и пріобрлъ замчательную сноровку. Онъ выдлывалъ 2.000 этихъ божковъ въ день и потомъ бросалъ ихъ въ священныя волны Ганга. Эта жертва доставляла ему со стороны набожныхъ индусовъ глубокое уваженіе, вмст съ ихъ мелкими монетами. Онъ имлъ на этомъ врный заработокъ, приготовляя себ высокое положеніе на томъ свт.
Видъ побережья Ганга представляетъ красивйшую панораму въ Бенарес. Его высокій берегъ, отъ воды до вершины на протяженіи трехъ миль заполненъ оригинальной перспективой массивныхъ архитектурныхъ зданій, длиннымъ рядомъ чудныхъ мраморныхъ террасъ, храмовъ, спускныхъ лстницъ, богатыхъ и величественныхъ дворцовъ — нигд порожняго мста или незастроеннаго клочка береговой кручи. Весь длинный фасъ его сплошь скрытъ изъ вида этой сплошной вереницей всевозможныхъ чудесъ индійской архитектуры.
Всюду кипитъ движеніе, всюду пестрая человческая толпа въ яркихъ костюмахъ всхъ цвтовъ радуги спускается и поднимается по высокимъ береговымъ лстницамъ и террасамъ, представляя собою живые цвтники на длинномъ протяженіи берегового холма.
Заговоривъ о Ганг, нельзя обойти молчаніемъ его грязную, но все очищающую воду. Дойдя въ прогулк до Агры, мы случайно были тамъ свидтелями зарожденія чуда — замчательнаго научнаго открытія — а именно, что въ извстныхъ случаяхъ грязная и отвратительная на вкусъ вода Ганга есть самый могущественный очистительный элементъ въ свт! Это курьезное явленіе, какъ я сказалъ, было даже причислено въ сокровищамъ современнаго знанія. Долгое время преклонялись предъ загадочнымъ фактомъ, что при частыхъ посщеніяхъ Бенареса холерой страшная зараза не распространяется за предлы города. Этого не умли объяснить. М-ръ Хенкинъ, ученый правительственный экспертъ, ршилъ однажды произвести изслдованіе воды. Прибывъ въ Бенаресъ, онъ взялъ пробы изъ самыхъ загрязненныхъ мстъ священной рки. Кубическій сантиметръ ея содержалъ милліоны холерныхъ бациллъ, черезъ шесть часовъ он вс были мертвы. Онъ захватилъ плывшій по рк трупъ, пригналъ его въ берегу, изъ подъ него зачерпнулъ пробу воды, кишвшей упомянутыми микробами, черезъ шесть часовъ и они вс умерли. Онъ прибавлялъ все новыя и новыя массы бациллъ въ эту воду, и въ продолженіе шести часовъ он умирали вс до единой. Онъ послдовательно бралъ пробы чистой здоровой воды, свободной отъ животныхъ организмовъ, и опускалъ въ нее по нсколько холерныхъ бациллъ. Он всегда начинали тотчасъ же размножаться и спустя шесть часовъ исчислялись уже милліонами милліоновъ.
Ужъ сколько столтій индусы держались непоколебимаго убжденія, что вода Ганга безусловно чиста, ничмъ не можетъ быть заражена и всегда длаетъ чистымъ и безвреднымъ все, къ чему прикоснется. Они и сейчасъ въ это врятъ, и вотъ почему купаются въ ней и пьютъ ее, нисколько не смущаясь ея видимой загрязненностью и плавающими трупами. Надъ индусами долгое время смялись, но теперь эти насмшки приходится повернуть въ другую сторону. Какъ распознали они тайну этой воды въ т древнія времена? Были ли у нихъ тогда эксперты въ бактеріологіи? Намъ это неизвстно. Мы знаемъ только, что они имли пышную цивилизацію задолго до нашего выхода изъ варварства. Но я намренъ теперь повести рчь о другомъ ихъ обыча — о сожженіи труповъ или кремаціи.
Индусы не сжигаютъ факировъ, этихъ юродствующихъ нищихъ. Они до того святы, что могутъ отправиться къ мсту своего успокоенія и безъ этого священнодйствія, такъ какъ предназначаются въ волны священной рки. Мы видли, какъ одного такого мертвеца, вывезли на средину рки и бросили. Онъ былъ втиснутъ, подобно тартинк, между двумя большими каменными плитами. Мы простояли полчаса у кремаціоннаго костра и видли сожженіе девяти труповъ. Признаться, я не желалъ бы видть это въ другой разъ. Провожающіе идутъ за гробомъ по всему городу до самаго костра, затмъ гробоносцы передаютъ тло туземцамъ низшей касты, а провожающіе возвращаются домой. Я не слышалъ плача, не видлъ слезъ,— обряда прощанія не было. Надо думать, что обычныя выраженія скорби и любви оставляютъ до возвращенія къ домашнему очагу. Умершихъ женщинъ приносятъ въ красномъ, мужчинъ въ бломъ одяніи. Трупъ опускается въ воду у берега, а тмъ временемъ подготовляется костеръ.
Первый субъектъ оказался мужчина. Когда упомянутые прислужники раздли его для омовенія, покойникъ оказался крпко сложеннымъ, хорошо упитаннымъ и красивымъ старикомъ, безъ малйшаго признака какой-либо предсмертной болзни. Принесли сухихъ дровъ и сложили большой костеръ, положили на него тло и накрыли его стружками. Затмъ одинъ голый жрецъ-индусъ, сидвшій поодаль на возвышенномъ мст, началъ что-то бормотать и выкрикивать съ энергичной жестикуляціей и шумлъ довольно долго. Вроятно, это было погребальное напутствіе. Я забылъ упомянуть, что одинъ изъ провожавшихъ остался при обряд, когда другіе удалились. Это былъ сынъ покойника, мальчикъ лтъ десяти или двнадцати, смуглый и красивый, скромный и сдержанный, съ накинутымъ блымъ плащемъ. Онъ присутствовалъ при сожженіи отца. Ему вручили зажженый факелъ, и пока онъ медленно обходилъ семь разъ вокругъ костра, нагой черный индусъ съ возвышенія выпалилъ послдніе возгласы еще крикливе прежняго. Окончивъ седьмой кругъ, юноша приложилъ факелъ сначала къ голов, затмъ къ ногамъ отца, пламя съ трескомъ быстро охватило сухой костеръ, и мальчикъ отступилъ. Индусы дочерей не долюбливаютъ, такъ какъ ихъ свадьбы разорительны по расходамъ, но предпочитаютъ имть сыновей, чтобы посл смерти обезпечить себ почетный исходъ изъ этого міра, и для отца нтъ выше почета, какъ зажженіе его костра рукою сына. Отецъ, не оставляющій посл себя сына, находится въ самомъ плачевномъ положеніи и возбуждаетъ общую жалость. Такъ какъ жизнь — темная загадка, то индусъ женится еще мальчикомъ, въ надежд, что сынъ его будетъ уже въ надлежащемъ возраст, когда настанетъ роковой часъ. При неимніи же своего сына усыновляетъ чужого, чмъ и ршаетъ важный для индуса вопросъ.
Тмъ временемъ трупъ горитъ и съ нимъ нсколько другихъ. Это была крайне отталкивающая процедура. Кочегары не сидли сложа руки, а то и дло обходили костеръ, размшивая дрова длинными кочергами, подкладывая растопку. Иногда подбрасывали въ воздух часть обгорлаго трупа и разбивали его кочергой, чтобы горлъ дружне. То же самое продлывали съ черепами. Тяжело было смотрть на эти манипуляціи и хорошо, что къ зрлищу не допускаются родственники. Мое желаніе посмотрть кремацію было слишкомъ умренно и потому удовлетворилось скоро. Въ санитарныхъ видахъ было бы хорошо ввести кремацію въ общій обычай, но такая дикая форма его возмутительна и не заслуживаетъ подражанія.
Употребляемый при этомъ огонь, конечно, священный, такъ какъ онъ даетъ деньги. Обыкновенный огонь воспрещенъ — онъ не даетъ денегъ. Мн передавали, что эта святыня всегда поставляется однимъ монополистомъ, получающимъ за него большую плату. Иной богатый родственникъ платитъ за огонь тысячу рупій. Попасть изъ Индіи въ рай, какъ видите, очень дорогая штука. Всякая бездлица, относящаяся къ этому обычаю, стоитъ денегъ и откармливаетъ попа.
Подл самаго мста кремаціи стоятъ нсколько потемнвшихъ отъ времени камней — этихъ памятниковъ сотти. На каждомъ изъ нихъ грубо вырзано изображеніе мужчины и женщины, стоящихъ или идущихъ рука въ руку, камни означаютъ мсто, гд вдова соединилась чрезъ огонь съ своимъ умершимъ мужемъ, во времена процвтанія сотти. Мистеръ Паркеръ убжденъ, что вдовы сжигали бы себя и въ наши дни, если бы это разршило правительство. Семейство, которое, указывая на одинъ изъ этихъ маленькихъ памятниковъ, можетъ сказать: ‘Та, что сожгла себя на этомъ мст, была изъ нашего рода’, возбуждаетъ общую зависть.
Дйствительно, чудной народъ эти индусы. У нихъ неприкосновенна жизнь всякой твари, за исключеніемъ только человка, жизнь червяка и та священна и неотъемлема. Благочестивый индусъ заботливо стираетъ предметъ, на который садится, чтобы не причинить смерти какому-нибудь ничтожному наскомому, свши на него. Онъ съ огорченьемъ пьетъ воду, опасаясь, что содержимое его желудка можетъ не поладить съ проникшими въ него микробами. Между тмъ та же Индія изобрла тоггизмъ и сотти. Да, мудрено понять такую сторонушку, какъ Индія.
Кстати мы прошли къ богин тоговъ — Бовани, или Кали, или Дурга. Это все ея имена, есть и другія. Бовани единственное божество, которому приносятся живыя жертвы. Ему посвящены для этого козлы. Обезьяны были бы дешевле. Ихъ масса вблизи этого мста. Въ качеств священныхъ, он позволяютъ себ много вольностей и залзаютъ всюду, куда имъ вздумается. Храмъ и его портикъ украшены изящной лпной работой, чего нельзя сказать объ идол. На эту Бовани противно смотрть. У нея серебряная голова и высунутый пухлый языкъ, окрашенный въ темно-красный цвтъ. На ея ше ожерелье изъ череповъ.
Сказать правду, ни одинъ изъ идоловъ Бенареса не красивъ и не привлекателенъ А какая ихъ несчетная пропасть! Весь городъ — огромный музей идоловъ, и вс они грубы, уродливы, страшны. Они преслдуютъ васъ и ночью во сн, какъ горячечный кошмаръ. Когда они прискучатъ вамъ въ храмахъ и вы захотите прогуляться къ рк, то увидите тамъ идоловъ-великановъ, размалеванныхъ яркой краской и лежащихъ сплошными рядами на берегу. Здсь нтъ ни одного свободнаго мстечка, которое не было бы занято истуканами и истукаичиками. Если бы Вишну предвидлъ, чмъ впослдствіи будетъ его городъ, онъ назвалъ бы его истуканградъ, а не Бенаресъ.
Самой характерной принадлежностью Бенареса оказывается пара стройныхъ блыхъ минаретовъ, возвышающихся, подобно мачтамъ, надъ большой мечетью Орангзеба (Aurangzeb). Он отовсюду видны эти воздушныя, стройныя, изящныя колонны. Но сравненіе съ мачтами не совсмъ врно, такъ какъ мачты замтно суживаются въ вершин, тогда какъ у минаретовъ этого нтъ. Они имютъ 142 фута высоты и 8 1/2 въ діаметр у основанія, и 7 1/2 вверху, почти вовсе безъ усченія. Это пропорція свчи, и минареты дйствительно исполинскія волшебныя свчи, чмъ они наврное и будутъ, когда христіане унаслдуютъ ихъ въ одинъ прекрасный вечеръ увнчаютъ ихъ электрическимъ свтомъ. Раздольный чудный видъ открывается съ высоты минаретовъ. Большая срая обезьяна составляла часть его и только портила его. Обезьяна вообще не разсуждаетъ. А эта была занята прыганьемъ по самымъ вышкамъ мечети, перескакивая черезъ большіе интервалы, рискуя ежеминутно сорваться и разбиться вдребезги Она такъ раздражала мои нервы, что я, вмсто созерцанія вида, смотрлъ только на нее. При всякомъ ея сальто-мортале у меня занимался духъ, и когда она цплялась за какой-нибудь выступъ, цплялся и я изъ симпатіи. Но обезьяна была такъ невозмутима, такъ флегматична въ этихъ упражненіяхъ, что всю тревожную мимику мн пришлось взять на себя. Обезьяна двадцать разъ рисковала свалиться въ пропасть, и я такъ боялся за каналью, что застрлилъ бы ее, если бы было изъ чего. Но все же настоятельно рекомендую этотъ видъ. Обезьянъ больше, чмъ видовъ, и такъ всегда будетъ, пока этотъ идіотъ останется въ живыхъ, но видъ, которымъ вы любуетесь, превосходенъ. Передъ вами разстилается весь Бенаресъ съ могучей ркою и далекими горизонтами.
Слдующій виднный мною курьезъ былъ боле мирнаго свойства. Это новый родъ искусства въ Бенарес — картина, выведенная на вод туземцемъ. Онъ потрусилъ мелкимъ пескомъ различныхъ цвтовъ на гладкую поверхность воды въ бассейн, и изъ этихъ мелкихъ порошинокъ постепенно выступила красивая и интересная картина, которую можетъ уничтожить одинъ вздохъ. Она производитъ извстное впечатлніе, посл того какъ потолкаешься между массивными, ветхими и полуразрушенными капищами, которыя покоятся на другихъ развалинахъ, а эти еще на другихъ, и т. д. Водяная картина была проповдью, аллегоріей, символомъ непостоянства, превратности судьбы. Т каменныя глыбы были лишь разновидностями этихъ акварелей.

XXIV.
Еще живой богъ.— Его сокращенное имя и ублаженное совершенство.— Пріемы поклонниковъ.— Мое свиданіе съ нимъ и обмнъ любезностей.— Впечатлнія аудіенціи.— Поздка по провинціямъ.

‘Истинное неблагочестіе состоитъ въ
неуваженіи къ Богу нашего ближняго’.
Изъ новаго календаря Вильсона.

Въ Бенарес мн пришлось увидать еще другого живого бога. Итого два. Кажется, я видлъ всевозможныя чудеса свта, но не помню, чтобы какой-либо изъ нихъ такъ заинтересовалъ меня, какъ эта пара боговъ. Стараясь дать отчетъ въ этомъ впечатлніи, я не испытываю ни малйшаго затрудненія. Почти вс чудеса мы получаемъ изъ вторыхъ рукъ. Мы любимъ посмотрть на какую-нибудь знаменитую диковинку и дорого цнимъ право поглядть на предметъ, возбуждавшій энтузіазмъ или уваженіе, или любовь, или удивленіе массъ, бываемъ безконечно рады, что видли его, и не разстались бы ни за какія деньги съ воспоминаніемъ о такомъ чуд-юд. И вотъ такое-то незабвенное воспоминаніе оставилъ во мн Тай (Taj).
Но что значитъ этотъ Тай, какъ отвлеченное чудо, въ сравненіи съ живымъ, дышащимъ, говорящимъ субъектомъ, котораго многіе милліоны людей благоговйно, искренно и безпрекословно признаютъ богомъ и которому смиренно поклоняются.
Богу было шестьдесятъ лтъ, когда я его увидлъ. Его зовутъ Sri 108 Swami Bhaskarananda Saraswati. Это одна его формула, и я полагаю, что вы, ради краткости, будете называть его этимъ именемъ, но вамъ придется нсколько удлинить его въ случа письменнаго обращенія къ богу: этого требуетъ этикетъ. Впрочемъ, и тогда вамъ нтъ надобности прописывать его полное имя, а достаточно въ такомъ совращеніи:
Sri 108 Matparamahansapariuraiakacharyaswamibhaskaranandasraswati.
Приставка Sri, отрывающая это словоизверженіе, сама по себ выражаетъ почетный титулъ, а цифра ‘108’, мн кажется, замняетъ остальныя его имена. Вишну иметъ 108 именъ, коими онъ, однако, не пользуется, отсюда, вроятно, вошло и у другихъ боговъ въ обычай, составляя привилегію ихъ священнаго сана, хранить 108 запасныхъ именъ въ склад. Выше написанное имя одно уже составляетъ приличную собственность, помимо тхъ 108. По моему счету, въ немъ 58 буквъ. Оно устраняетъ всякую конкурренцію длинныхъ нмецкихъ словъ, которыя всегда останутся за флагомъ.
Sri 108 S. В. Saraswati достигъ того, что у индусовъ называется ‘состояніемъ совершенства’. Это то блаженное состояніе, котораго другіе индусы, достигаютъ все новымъ и новымъ рожденіемъ, путемъ послдовательныхъ перевоплощеній изъ одного существа въ другое — утомительный долгій трудъ, поглощающій иногда десятки столтій, трудъ, исполненный къ тому же всевозможныхъ рисковъ и мытарствъ, врод, напримръ, случайной смерти не на легальномъ берегу Ганга и пробужденія въ образ осла, съ необходимостью начать новый спортъ и продлать множество другихъ похожденій. Но Sri 108 S. В. S. въ достиженіи совершенства избжалъ всхъ подобныхъ непріятностей. Онъ уже не составляетъ части или подобія этого міра. Его существо измнилось, все земное испарилось изъ него, онъ идеально святъ, идеально чистъ, ничто не можетъ осквернить эту святость или запятнать эту чистоту, онъ уже не отъ міра сего, треволненія котораго чужды ему, его нужды, скорби и тревоги не могутъ достигнуть ‘блаженнаго’. Посл смерти его ожидаетъ нирвана. Праведникъ сольется съ субстанціей высшаго Божества и будетъ пребывать въ состояніи вчнаго покоя.
Священныя книги индусовъ указываютъ, какъ удостоиться этого состоянія, но, быть можетъ, только разъ въ тысячу лтъ какой-нибудь кандидатъ на блаженство достигнетъ желаемаго. Упомянутый представитель прошелъ шагъ за шагомъ весь требуемый курсъ съ начала до конца и теперь ему остается только ждать призыва, имющаго освободить его отъ міра, въ коемъ онъ не иметъ нын части. Первымъ дломъ онъ прошелъ научный искусъ и сдлался ученымъ толкователемъ Писанія. Затмъ сдлался гражданиномъ, домохозяиномъ, мужемъ и отцомъ. То была вторая требуемая ступень. Потомъ, въ силу того же ритуала, онъ постоянно раскланивался съ своимъ семействомъ и отправлялся въ искусительныя странствія. Онъ уходилъ далеко въ пустыню и подвизался извстный срокъ отшельникомъ. Затмъ сдлался нищимъ ‘во исполненіе завтовъ, начертанныхъ въ Писаніи’, и расхаживалъ по Индіи, питаясь подаяніемъ. Четверть столтія тому назадъ онъ достигъ состоянія чистоты. Въ одежд онъ не нуждается, символъ его нагота, и потому онъ сбросилъ съ себя прежній поясъ. Теперь, при желаніи, онъ могъ бы снова носить его, ибо никакое прикосновеніе уже не оскверняетъ его, но праведникъ не пожелалъ разстаться съ символомъ.
Кажется, есть много и другихъ степеней совершенства, только я не помню ихъ, знаю только, что онъ вс ихъ произошелъ. Въ продолженіе этого долгаго искуса онъ не совершенствовалъ себя въ чтеніи священныхъ книгъ и составленіи объясненій къ нимъ, а въ досужное время размышлялъ о Брам, чмъ и теперь занять.
Бломраморные рельефные портреты его продаются по всей Индіи. Онъ занимаетъ прекрасный домъ въ роскошномъ большомъ саду, въ Бенарес, вполн соотвтственно его высокому сану. По необходимости онъ не можетъ показываться на улицахъ. Божествамъ въ любой стран было бы неудобно расхаживать по стогнамъ града. Если бы лицо, признаваемое и почитаемое нами за бога, показалось на улицахъ Нью-Iорка и былъ бы извстенъ день, когда это должно случиться, вся торговля и вс дла замерли бы тотчасъ же.
Итакъ, этотъ богъ живетъ вполн комфортабельно, хотя, если принять въ соображеніе вс обстоятельства, очень скромно, ибо пожелай онъ жить во дворц, то ему стоило бы только заикнуться объ этомъ, и поклоняики его были бы рады-воздвигнуть ему пышныя чертоги. По временамъ къ владык являются на минуту его почитатели, онъ утшаетъ и благословляетъ ихъ, а они цлуютъ его ноги и уходятъ счастливыми. Ранги для него не существуютъ, благо онъ богъ. Передъ нимъ вс люди равны. Онъ принимаетъ кого ему угодно и отказываетъ кому угодно. Иногда принимаетъ принца и не принимаетъ бдняка, въ другое время приметъ бдняка и повернетъ спину принцу. Впрочемъ, онъ не допускаетъ постителей большими количествами, кто бы они ни были. Въ настоящее время онъ отдался созерцательному самоуглубленію. Я полагаю, онъ приметъ достопочтеннаго мистера Паркера въ любое время. Думаю также, что онъ тоскуетъ о мистер Паркер, какъ и мистеръ Паркеръ тоскуетъ о немъ. И это взаимное сочувствіе несомннно полезно имъ обоимъ.
По прізд къ богу, намъ пришлось нкоторое время подождать въ его саду, и перспектива была не особенно благопріятна, ибо въ этотъ день онъ только-что прогналъ магараджу и принялъ какую-то сволочь, къ которой въ нкоторомъ род относились и мы. Но вдругъ появился его слуга и объявилъ, что ‘богъ’ сейчасъ выйдетъ.
Ну, и дйствительно вышелъ, и я увидлъ этотъ объектъ поклоненія милліоновъ. Во мн шевельнулось какое-то странное и вмст смшливое чувство. Я былъ бы радъ, если бы оно заструилось опять по моимъ жиламъ. А между тмъ для меня онъ былъ не богъ, а только Тай, но этотъ смхъ былъ не мой смхъ, онъ дошелъ ко мн изъ вторыхъ рукъ отъ незримыхъ милліоновъ его поклонниковъ, при пожатіи руки ихъ богу я, такъ сказать, прикоснулся къ проводнику ихъ монструозной электрической батареи и получилъ соотвтствующій ударъ.
Богъ былъ высокъ и строенъ, но тщедушенъ. Лицо чисто выбритое и замчательно умное, взглядъ проницательный и добрый. Онъ казался много старше своихъ лтъ, но это объяснялось усиленными занятіями, размышленіями, постомъ и молитвой, при той скудной жизни, какую онъ велъ отшельникомъ и нищимъ. Онъ бываетъ въ совершенно нагомъ образ, когда принимаетъ туземцевъ, какого бы ранга они ни были, но теперь на немъ была блая повязка вокругъ поясницы, вроятно, въ вид уступки европейскимъ предразсудкамъ мистера Паркера.
Посл перваго смущенія мы разговорились съ нимъ какъ нельзя лучше и я нашелъ его самымъ любезнымъ и симпатичнымъ божествомъ. Онъ слышалъ кое-что о Чикаго и выказалъ но отношенію къ нему замчательную для бога любознательность. Разговоръ вращался на всемірной выставк и конгресс религій. Если Индія ничего не знаетъ о другихъ американскихъ чудесахъ, то она слышала объ этихъ и желаетъ еще сохранить ихъ въ памяти.
Онъ предложилъ мн обмнъ автографовъ — деликатное вниманіе, заставившее меня увровать въ него посл прежнихъ сомнній. Онъ сдлалъ надпись на своемъ сочиненіи, и я питаю большое уваженіе къ этой книг, хотя слова идутъ справа налво и я не могу читать ее. Было ошибкой напечатать книгу такимъ образомъ. Она содержитъ объемистые комментаріи на индусскія священныя книги, и сумй я разобрать ихъ, то былъ бы и самъ на пути къ совершенству. Я поднесъ экземпляръ своего ‘Huckleberry Finn’. Я полагалъ, что эта книга пригодится ему для подмси къ его изнурительнымъ размышленіямъ о Брам.
При немъ состоитъ ученый, размышляющій, такъ сказать, изъ подъ него, Мина-Вогадуръ-Рана, но мы его не видали. Мина одвается и, слдовательно, еще далекъ отъ совершенства. Онъ настрочилъ о своемъ повелител маленькій памфлетикъ, который у меня есть. Онъ содержитъ, между прочимъ, лубочное изображеніе владыки и его Мины, сидящими на ковр въ саду. Портретъ перваго дйствительно очень хорошъ. Поза совершенно та же, какую любитъ самъ Брама, а она требуетъ, какъ извстно, длинныхъ рукъ и гибкихъ ногъ и не можетъ быть усвоена никмъ, кром боговъ и нкоторыхъ индійскихъ ремесленниковъ.
Откланявшись бенаресскому богу и выходя изъ его резиденціи, мы замтили на двор группу почтительно ожидающихъ туземцевъ — раджу изъ какой-то провинціи и нсколько лицъ мене значительныхъ. Богъ сдлалъ имъ знакъ подойти, и мы видли, какъ раджа опустился на колни и почтительно облобызалъ его священныя стопы.

——

Вскор мы предприняли продолжительную поздку по Индійскимъ провинціямъ. Сначала мы пронеслись по обширной области, казавшейся безконечнымъ садомъ — на многія мили тянулись поля съ красивыми цвтами, изъ сока которыхъ добывается опій, а затмъ очутились среди культуры индиго, оттуда на пути къ Гангу пересли въ туземный поздъ, который безъ всякой надобности ползъ невыносимо медленно, останавливаясь у каждой деревушки. Тогда бывшіе съ нами англійскіе офицеры догадались дать машинисту рупи, приказавъ ему летть. Средство оказалось магическимъ: посл этого мы мчались по девяносто миль въ часъ. Такъ мы прибыли въ Лекно (Lucknow), городъ, быть можетъ, самый замчательный изъ многихъ памятниковъ британской доблести и силы, разсянныхъ по лицу земли.
Жара была безпощадная, выжженныя солнцемъ равнины были лишены всякой растительности, срая пыль тучами носилась въ воздух. Но зной палилъ много жарче, когда вспомогательныя войска шли къ Лекно во время знаменитаго возстанія. Тогда термометръ показывалъ 130® въ тни (по Фаренгейту).

XXVI.
Лагоръ.— Поздка на слон.— Дели.— Остановка въ дом оригинальнаго англичанина.— Обезьяны и ихъ ‘живописныя’ шалости.— Привалъ въ Дженаур.— Туземная прислуга.— Гостинница.— Судьба Сатана и вчная разлука.— Его характеристика.— Благоустройство Джейпура.— Процессія идоловъ.— Неописуемая картина.

Мы благодушно разъзжали по роднымъ мстамъ Индіи и, между прочимъ, попали и въ Лагоръ, гд губернаторъ далъ въ мое распоряженіе слона. Эта любезность стоитъ въ моихъ испытаніяхъ въ величественномъ одиночеств. Слонъ былъ красивый, привтливый, благовоспитанный, образованный, и я его не только не боялся, но доврчиво халъ на немъ даже по многолюднымъ тснымъ улицамъ туземнаго города, гд онъ пугалъ лошадей до блой горячки и гд ребятишки едва успвали увернуться изъ подъ его ногъ. Онъ съ гордою независимостью шествовалъ по середин улицы, предоставляя всей честной компаніи или очищать дорогу, или рисковать послдствіями. Я привыкъ бояться всякихъ коллизій при зд верхомъ или въ экипаж. Но когда находишься на вершин слона, это чувство отсутствуетъ. Я могъ бы спокойно хать на немъ среди цлой кутерьмы галоппирующихъ повозокъ, могъ бы легко привыкнуть предпочитать слона всякому другому экипажу, частію вслдствіе упомянутой гарантіи отъ столкновеній, частію вслдствіе прелестнаго вида, открывающагося съ этой высоты, частію вслдствіе сознанія собственнаго достоинства, испытываемаго на этомъ высокомъ пьедестал, и частію вслдствіе возможности глядть въ окна и видть, что происходитъ за стнами домовъ. Лагорскія лошади пріучаются къ слонамъ, но тмъ не мене удивительно боятся ихъ попрежнему. На первый взглядъ это кажется страннымъ. Быть можетъ, он чмъ больше узнаютъ слона, тмъ боле чувствуютъ къ нему уваженія. Да и въ нашемъ людскомъ обиход мы не боимся динамита, пока съ нимъ не познакомимся.
Мы прохали до Равэль Линди (Rawal Lindi), въ сторону къ Афганской границ, а оттуда въ Дели, взглянуть на древнія архитектурныя чудеса. Въ этомъ Дели мы освжились отдыхомъ въ большомъ старомъ дом, представляющемъ историческій интересъ. Онъ былъ выстроенъ богатымъ англичаниномъ, превратившимся въ ‘восточнаго человка’ настолько, что онъ завелъ гаремъ. Но это былъ субъектъ широкаго ума и такимъ остался. Въ угоду своему гарему онъ поставилъ мечеть. Въ угоду себ поставилъ англиканскую церковь. Такого рода люди еще встрчаются кое-гд. Въ дни мятежа домъ былъ занятъ штабъ-квартирой британскаго генерала. По здшнему обычаю, онъ стоитъ въ большомъ саду, съ множествомъ крупныхъ, красивыхъ деревьевъ. Эти деревья даютъ пріютъ обезьянамъ, и нкоторыя изъ нихъ очень наблюдательнаго и предпріимчиваго сорта, и не особенно робкаго десятка. При всякомъ удобномъ случа он проникаютъ въ дома и уносятъ всякую ненужную имъ вещь. Однажды утромъ хозяинъ этого дома бралъ ванну, а окно, какъ на грхъ, было открыто. Подл стояло ведро съ желтой краской и кистью. Вотъ нсколько обезьянъ вскарабкались на окно, желая прогнать непрошенныхъ гостей, упомянутый господинъ бросилъ въ нихъ губкой. Но канальи нисколько не испугались, вскочили въ комнату, выкрасили стны, полъ, ванну, окна, мебель и уже перенесли свою живопись въ гостиную, когда явилась помощь, обратившая въ бгство самозванныхъ маляровъ.
Однажды рано утромъ дв подобныя твари забрались и въ мою комнату чрезъ окно, случайно оставленное мною открытымъ, и когда я проснулся, одна изъ нихъ стояла предъ зеркаломъ, причесывая волосы, а другая, взявъ мою записную книжку, читала юмористическія замтки и кричала. Я не обратилъ вниманія на ту, что чесалась, но поведеніе другой меня сильно встревожило. Я швырнулъ чмъ-то въ нее, и это ее разсердило, я забылъ о предупрежденіи хозяина, что обезьянъ всего лучше оставлять въ поко. Он стали бросать въ меня всмъ, что только могли поднять, и потомъ ворвались въ ванную комнату, чтобы заручиться еще какими-нибудь дрекольями, но я захлопнулъ за ними дверь.
Въ Джейпур мы сдлали продолжительный привалъ, помстившись не въ туземномъ город, а въ нсколькихъ миляхъ отъ него, въ небольшомъ оффиціально-европейскомъ предмсть. Европейцевъ тамъ было немного, всего четырнадцать, но вс они были привтливы, гостепріимны, и съ ними мы чувствовали себя почти какъ дома. Здсь, какъ и повсюду въ Индіи, мы лишній разъ убдились, что если слуга-индусъ на своемъ мст и представляетъ незамнимое сокровище, то въ другихъ обстоятельствахъ нуждается иногда въ контрол, и англичанинъ всегда контролируетъ его. Индусу, посланному съ порученіемъ, недостаточно одного голословнаго приказанія для его исполненія. Когда намъ посылали фрукты или овощи, ихъ сопровождала и записка или ‘читъ’, для отмтки о полученіи присланнаго, иначе оно могло не дойти по назначенію. Когда кто-нибудь изъ знакомыхъ присылалъ свой экипажъ, въ записк означалось ‘отъ какого’ и ‘да какого’ часа она въ нашемъ распоряженіи, что мшало кучеру съ двумя или тремя приспшниками выбросить насъ за бортъ вмст съ остаткомъ нашего времени и употребить его въ свое собственное удовольствіе.
Мы очень удобно размстились въ небольшомъ двухъэтажномъ отел, въ просторномъ саду, окруженномъ глинобитной оградой въ ростъ человка. Эту гостинницу содержали девять братьевъ-индусовъ, ея собственники. Они жили съ своими семействами во флигел на этомъ же двор, но съ краю, и по всей его веранд всегда кружилась длинная вереница ихъ маленькихъ, красивыхъ, смуглыхъ дтей, а среди мелюзги возсдала стиснутая ею группа родителей, покуривавшихъ свое гука или гадда, или Богъ ихъ знаетъ что такое. Подл веранды высилась пальма, въ втвяхъ которой жила обезьяна, влачившая уединенную жизнь, она и такъ имла всегда унылый и скучный видъ, а тутъ еще вороны надодали ей безъ всякаго зазрнія совсти.
Дворовая корова бродила по усадьб и, такъ сказать, подчеркивала затишье и деревенскій ароматъ этого мста, здсь же проживала собака неважной породы, вчно спавшая на двор, растянувшись на самомъ припек и дополняя своей позой безмятежное спокойствіе и тишину усадьбы, когда вороны отсутствовали на заработкахъ. Слуги въ блыхъ костюмахъ все время бгали взадъ и впередъ, но они представлялись какими то духами, такъ какъ носились босякомъ, не производя ни малйшаго шума. Нсколько въ сторон, за оградой, жилъ слонъ подъ тнью втвистаго дерева, вчно колыхаясь и размахивая хоботомъ, въ ожиданіи подачки отъ своей смуглой хозяйки, или осторожно отстраняя дтей, игравшихъ у его ногъ. Были тамъ и верблюды, но они ходятъ на бархатныхъ ступняхъ и очень гармонируютъ съ невозмутимой тишиной окружающей обстановки.
Новый слуга Сатанъ былъ не нашъ Сатанъ, а другой. Нашъ испарился навки. Только на дняхъ онъ вышелъ изъ нашего обихода, оплакиваемый мною самымъ искреннимъ образомъ. Мн было трудно безъ него и теперь, посл столькихъ мсяцевъ разлуки. Это было изумительное существо, словно созданное для суеты и исполнявшее налету всевозможныя дла. Онъ не всегда длалъ ихъ какъ слдуетъ, но скоропалительно. Времени не терялось ни секунды. Вамъ стоило сказать:
— Уложи-ка сундуки и мшки, Сатанъ.
— Крашо (хорошо).
Вслдъ затмъ уже слышались рзкіе звуки хлопанья, треска, скрипа и свиста, и въ ураган промелькнули въ воздух сюртуки, жакеты, пальто, сапоги, а чрезъ минуту, съ поклономъ и ладонью у груди, докладъ:
— Конецъ, господинъ.
Такой пріемъ и восхищалъ, и ошеломлялъ. Усердный слуга сначала скомкаетъ хорошенько платье, не составивъ относительно укладки никакого плана, кром безотчетнаго желанія втискать каждую вещь въ тотъ сундукъ, гд ей быть не слдуетъ. Впрочемъ, онъ скоро спохватывался, перекладывалъ, но безъ толку, до послдней возможности наполняя сумку, посвященную литератур, всякою дрянью, которой не нашелъ подходящаго мста. Пригрозите за это хоть смертной казнью — ему и горя мало, самодовольно взглянувъ на васъ, онъ только приложитъ руку къ груди, съ солдатской граціей отдастъ честь и объявитъ: ‘Очкарашо’, а на завтра учинитъ опять то же.
Сатанъ вчно былъ занятъ, комнаты были выметены, сапоги и платье вычищены, ванна полна чистой водой, фрачная пара заране приготовлена мн къ публичному чтенію, онъ даже одвалъ меня съ головы до ногъ, несмотря на мое настойчивое желаніе одваться самому, согласно моей вковчной привычк.
Мой слуга изображалъ прирожденный типъ начальства и любилъ повелвать, ругаться и спорить съ низшими, задирать носъ и хвастать. Особенно хорошъ онъ былъ на желзнодорожномъ вокзал — вотъ гд его величіе достигало своего апогея. Здсь локтями, кулаками и ногами пробивалъ онъ свой стремительный путь сквозь плотную толпу туземцевъ, имя за собой десятка два кули, каждый изъ которыхъ несъ какую-нибудь отдльную дорожную вещицу-ящикъ, зонтикъ, плэдъ, веръ, и т. д., чмъ длинне эта вереница, тмъ Сатанъ былъ довольне, вбжавъ въ вагонъ, онъ не задумается налетть на чью-нибудь занятую постель и давай швырять съ нея вещи ея хозяина, увряя его всми святыми, что это мсто ваше и что тутъ вышло недоразумніе. Придя къ вашему собственному дивану, онъ развяжетъ узлы, приготовитъ постель и по военному разложитъ все по своимъ мстамъ въ дв минуты. Затмъ высунетъ голову въ окно, имя въ запас пропасть времени на перебранку съ ватагой своихъ кули и оспариваніе имъ претензій, пока не придемъ мы и не прикажемъ расплатиться и прекратить шумъ.
Упомянувъ о шум, слдуетъ признаться, что, конечно, нашъ слуга былъ самый шумный дьяволенокъ въ Индіи, а этимъ очень много сказано. Я любилъ его за эту шумливость, но семейство мое ненавидло именно за это качество. Мы не могли выносить его, не могли примириться съ нимъ, онъ ошеломлялъ, уничтожалъ ихъ. Такъ, напримръ, при вход на какой-нибудь большой желзнодорожный вокзалъ надъ нами точно лопалась оглушительная ракета съ крикомъ, визгомъ, бранью, угрозами и буйствомъ, что доставляло мн истинное удовольствіе, а мои только скажутъ съ упрекомъ:
— Такъ и есть, это Сатанъ! Зачмъ ты только таскаешь его съ собой?
И дйствительно, въ этомъ кипучемъ водоворот огромной растерянной толпы мы сейчасъ узнаемъ этого чертенка, судорожно жестикулирующаго руками, врод паука, черные глаза его мечутъ молніи, кисточка на феск пляшетъ, широко раскрытый ротъ изрыгаетъ цлые потоки ругательствъ на перепуганныхъ и оглушенныхъ кули. Я не могъ не любить его, но мои семейные не выносили даже упоминанія его имени. До сихъ поръ я сожалю о немъ и радъ бы опять взять его, но они и слышать не хотятъ. Онъ былъ туземецъ и родомъ изъ Сурата. Двадцать градусовъ широты лежало между родиной его и Манюэля и полторы тысячи между ихъ манерами, характерами и наружностью. Манюэль мн только нравился, а Сатана я любилъ. Настоящее имя послдняго было безконечно индійское. Я не могъ сладить со всей его лентой, но выходило что-то врод Бендеръ-Рао-Рамъ-Чундеръ-Кламъ-Чаудеръ (Bunder-Rao-Ram-Chunder-Clam-Chowder). Во всякомъ случа, для домашняго обихода оно было слишкомъ длинно и я сократилъ его.
Когда Сатанъ находился у насъ первыя дв или три недли, онъ длалъ промахи, которые я съ трудомъ заглаживалъ за него. Однажды, приближаясь къ Бенаресу, онъ сошелъ съ позда посмотрть, нельзя ли съ кмъ затять ссору, а день былъ утомительно длинный, и нашъ Сатанъ нуждался въ развлеченіи. Онъ нашелъ, чего искалъ, но слишкомъ замшкался съ перебранкой и упустилъ поздъ. Благодаря этому, мы очутились въ незнакомомъ город безъ своей прислуги. Намъ это показалось неудобно и мы сказали ему, чтобы впередъ онъ такъ не длалъ. Сатанъ съ улыбкой отдалъ честь и проговорилъ обычное ‘очкарашо’. Потомъ въ Ленно онъ напился. Своимъ я сказалъ, что у него лихорадка, и тмъ вызвалъ ихъ сочувствіе и помощь: они дали ему чайную ложку хинина и это воспалило всю его кровь. Онъ длалъ такія гримасы, которыя дали мн боле наглядное представленіе о лиссабонскомъ землетрясеніи, чмъ я когда-либо могъ получить по рисункамъ и описаніямъ. На утро его похмелье проявляло себя еще съ могучей интенсивностью, но я могъ примирить его съ своими лишь въ томъ случа, если бы онъ согласился принять ложку испытаннаго другого лекарства, но какъ ни былъ онъ вчера пьянъ, его память все еще трепетала біеніемъ жизни, поэтому онъ засмялся грандіозно-глупой улыбкой и посл неуклюжаго салюта пробормоталъ:
— Из-из-вините, мамъ Сагебъ, и вы извините, мисси Сагебъ, Сатанъ не любитъ такихъ штукъ. Потомъ какой-то инстинктъ подсказалъ моимъ, что Сатанъ былъ пьянъ, и они тотчасъ сдлали ему внушеніе, что въ случа повторенія онъ будетъ немедленно уволенъ. Онъ задребезжалъ плаксиво свое почтительное ‘очкарашо’ и безъ конца все салютовалъ рукою.
Не прошло и недли, какъ онъ опять прорвался, и, увы, на этотъ разъ не въ отел, а въ частномъ дом одного джентльмэна-англичанина, да еще въ Агр. И вотъ намъ приходилось разстаться. Выслушавъ мою резолюцію, онъ кротко отвтилъ ‘очкарашо’, сдлалъ прощальный жестъ и ушелъ отъ насъ навсегда. Боже мой, я охотне потерялъ бы сотню ангеловъ, нежели одного такого славнаго чертенка. Какимъ слогомъ онъ говорилъ и въ отел, и въ частномъ дом! Въ довершеніе картины, блоснжный легкій костюмъ отъ подбородка до голыхъ ногъ, расшитый золотомъ малиновый кушакъ, а на голов огромный цвта морской волны зеленый тюрбанъ, подобный тюрбану великаго Могола.
Сатанъ не былъ лжецомъ, но при стараніи могъ бытъ имъ. Однажды онъ уврялъ меня, что еще ребенкомъ разгрызалъ кокосы зубами, а на вопросъ мой, какъ онъ ухитрялся запихать въ ротъ такую громаду, отвтилъ, что въ ту пору былъ выше шести футовъ ростомъ и обладалъ необычайно широкимъ ртомъ, а когда, я, продолжая донимать его возраженіями, спросилъ, что же сталось съ длинными ногами, плутъ объяснилъ, что стна обрушилась на него, посл чего ему уже не удалось возстановить свой прежній ростъ.
Преемникомъ его у насъ былъ магометанинъ Согадатъ Магаммедъ-Ханъ, очень черный, очень высокій и очень серьезный индусъ. Онъ всегда ходилъ въ какихъ-то обширныхъ блыхъ разввавшихся парусахъ, облекавшихъ его съ верхушки высокаго тюрбана вплоть до босыхъ ногъ. Голосъ у него былъ тихій. Онъ скользилъ всюду неслышными шагами и казался привидніемъ. Слуга онъ былъ приличный и удовлетворительный.
Джейпуръ городъ вполн индійскій, но ему присущи дв-три черты, указывающія на наличность европейскаго знанія и европейскаго интереса къ общественному благоустройству. Такъ, городъ иметъ обильное водоснабженіе, благодаря крупнымъ сооруженіямъ, устроеннымъ насчетъ государства, хорошія санитарныя условія, повліявшія на оздоровленіе населенія въ размрахъ необычайныхъ для индійскаго города, прекрасный увеселительный садъ съ особыми днями для женщинъ, школы для обученія туземной молодежи разнымъ ремесламъ, орнаментальнымъ и утилитарнымъ, наконецъ, новый роскошный палаццо, занятый музеемъ, представляющимъ разнообразное и богатое собраніе всевозможныхъ досгопримчательностей страны. Безъ сочувствія и кошелька магараджи эти благодянія не могли бы осуществиться, но это человкъ широкихъ взглядовъ и царственной щедрости, и вс подобныя учрежденія находятъ въ немъ покровителя.
Мы часто назжали въ городъ изъ нашего отеля, такая прогулка была всегда полна интереса и днемъ, и ночью, такъ какъ эта сельская дорога не бывала безлюдна, всегда представляя Индію въ движенія, этотъ вчно стремительный потокъ червой толпы, одтой во вс лучи радуги, потокъ бурливый и кипучій, счастливый и шумный, это восхитительное и оригинальное смшеніе представителей странной человческой породы съ такими же диковинными для насъ животными, везущими странныя, невиданныя колесницы.
Да и самъ городъ курьезенъ въ своемъ род. Положимъ, всякій индійскій городъ таковъ, но этотъ не похожъ ни на одинъ изъ виднныхъ нами городовъ. Онъ обнесенъ высокой стной съ небольшими башенками, центръ его разрзанъ на шесть продольныхъ частей совершенно прямыми улицами, шириною боле ста футовъ, фасады домовъ представляютъ длинный фронтонъ самой плнительной архитектурной красы, причемъ прямыя линіи всюду перемежаются красивыми маленькими балкончиками, поддерживаемыми колонками съ роскошной орнаментаціей и множествомъ другихъ затйливыхъ, изящныхъ украшеній, нкоторые изъ фасадовъ имютъ оригинальный цвтъ, привлекательностью и нжностью напоминающій земляничное мороженое. Глядя въ волшебную перспективу далеко уходящей улицы, невозможно убдить себя, что это настоящіе дома подъ открытымъ небомъ,— впечатлніе, что это фикція, картина, сцена въ театр.
Вскор насталъ тотъ торжественный день, когда эта волшебная иллюзія проявилась еще съ большимъ блескомъ. На средства одного богатаго индуса была изготовлена группа всевозможныхъ идоловъ индійской миологіи, съ цлью показать народу рядъ сценъ изъ жизни своего личнаго бога или святого, и эту красивую выставку должны были пронести чрезъ городъ въ торжественной процессіи въ десять часовъ утра. Проходя на пути въ городъ большимъ публичнымъ садомъ, мы застали его переполненнымъ толпами туземцевъ. Это была одна картина. За нею слдовала другая. Среди обширной лужайки стоялъ дворецъ музея — грандіозное каменное зданіе, изумляющее своими массивными колоннадами, возносящимися одна надъ другою въ вид террасъ къ небу. Каждая изъ этихъ террасъ до самой вершины была сплошь унизана туземцами. Попробуйте только представить себ эти необозримыя народныя массы въ роскошныхъ яркихъ костюмахъ, громоздящіяся одн надъ другими, все выше и выше, къ голубому небу и индійское солнце, превращающее ихъ всхъ въ потоки огня и пламени.
Потомъ, вступивъ въ городъ, мы оглянулись на главную улицу, и въ блеск ея очаровательной окраски чудные эффекты повторились: каждый балконъ и каждая вещица въ окнахъ отражались на противоположныхъ фасадахъ, и вся длинная вереница крышъ была усяна толпами народа, причемъ каждая группа представляла пожаръ ослпительно яркихъ пылающихъ красокъ.
А тамъ сама широкая улица, дале и дале, безъ конца, кипла празднично-разряженнымъ народомъ, не стоявшимъ на мст, а двигавшимся двумя встрчными потоками,— безумная выставка всхъ красокъ со всми оттнками: нжныхъ, матовыхъ, блдныхъ, мягкихъ, рзкихъ, ослпительныхъ, живыхъ, блестящихъ, это былъ какой-то вихрь лепестковъ душистаго горошка, летвшихъ на крыльяхъ урагана, а за ними, въ этомъ волшебномъ вихр красокъ, размахивая хоботомъ и колыхаясь, выступали исполины-слоны въ своемъ пышномъ праздничномъ убор, съ длинной вереницей фантастическихъ колесницъ, уставленныхъ группами оригинальныхъ драгоцнныхъ изображеній, замыкаемой длиннымъ аріергардомъ величавыхъ верблюдовъ съ ихъ живописными всадниками.
По краскамъ, живописности, новизн, оригинальности, по напряженности интереса и иллюзіи это была самая чудная картина когда-либо мною виднная, и, я полагаю, мн уже не придется увидать ничего подобнаго въ другой разъ.

XXVI.
Путь къ Маврикію.— Капитанъ и шотландецъ.— Корабельные любимцы — Критическія размышленія о природ.— Наша библіотека.— Маврикій.— Портъ-Луи.— Историческая справка.— Разсказъ англичанина.— Популярная книга.— Нчто о носовыхъ платкахъ.— Циклонъ 1392 г.— Заключеніе.

‘Нтъ людей боле вульгарныхъ,
чмъ люди слишкомъ благовоспитанные’.
Изъ новаго календаря Вильсона.

Мы отплыли изъ Калькутты въ конц марта, останавливались на день въ Мадрас, дня на три въ Цейлон и потомъ взяли курсъ въ западномъ направленіи къ о-ву Св. Маврикія. Заимствую изъ дневника:
7 апрля.— Мы теперь умчались далеко по гладкому лону Индійскаго океана, намъ прохладно, пріятно и мирно подъ широкимъ навсомъ тента, и жизнь снова прелестна, снова идеальна.
Разница между ркою и моремъ въ томъ, что рка смотритъ жидкой, а море твердымъ, и вамъ обыкновенно хочется сойти и походить по немъ.
Этой особенностью обладаетъ нашъ капитанъ — онъ не можетъ сказать правду правдоподобнымъ образомъ. Въ этомъ отношеніи онъ прямая противоположность суровому шотландцу, сидящему посредин стола: тотъ не можетъ сказать лжи неправдоподобнымъ образомъ. Когда капитанъ кончитъ свой разсказъ, пассажиры переглядываются между собой, какъ бы спрашивая другъ друга: ‘Вы этому врите?’ Когда кончитъ разсказъ шотландецъ, ихъ взглядъ говоритъ: ‘Какъ странно и интересно’. Весь секретъ въ характер и пріем обоихъ разсказчиковъ. Капитанъ нсколько робокъ и застнчивъ и такъ передаетъ простйшій фактъ, точно самъ немного побаивается его, тогда какъ шотландецъ несетъ самую отъявленнную ложь съ видомъ такого правдоподобія, что всякій поневол вритъ разсказу, хотя и понимаетъ, что слушалъ вздоръ. Такъ, напримръ, этотъ даровитый враль разсказывалъ о летучей рыб, жившей у него въ небольшомъ садк и питавшейся ловлею птицъ, лягушекъ и мышей на окружавшихъ поляхъ. Было ясно, что никто изъ сидвшихъ за столомъ не усомнился въ правдивости этого разсказа.
Разъ какъ-то вздумалъ и капитанъ занять компанію разсказомъ о несносныхъ таможенныхъ придиркахъ. Въ доказательство онъ привелъ слдующій простой, ежедневно повторяющійся случай, который, однако, передалъ такъ неумло, что правдивый разсказъ не заслужилъ ничьего доврія. Вотъ чмъ подлился капитанъ:
‘Въ одно изъ моихъ путешествій въ качеств капитана я присталъ къ Неаполю и, стоя на пристани, старался помогать моимъ пассажирамъ, такъ какъ могъ немного объясняться по-итальянски. Между тмъ, раза два или три таможенный чиновникъ опрашивалъ меня, нтъ ли при мн чего подлежащаго очищенію пошлиной, и видимо не доврялъ мн все боле и боле при каждомъ моемъ отрицательномъ отвт. Наконецъ, одинъ изъ пассажировъ, тронутый моими услугами, пригласилъ меня выпить съ нимъ чего-нибудь. Я поблагодарилъ, объяснивъ, что пропустилъ уже рюмку виски передъ самымъ сходомъ на берегъ.
‘Это признаніе оказалось роковымъ для меня. Досмотрщикъ сейчасъ же заставилъ меня заплатить пошлину за виски, причемъ еще оштрафовалъ на 5 фунтовъ за непредъявленіе иностраннаго товара, на 5 за ложное показаніе о неимніи при себ таковаго, на 5 за его сокрытіе и на 50 фунтовъ за контрабанду, что составляетъ максимальный начетъ за тайный ввозъ товаровъ цнностью не выше 7 1/2 пенсовъ. Въ итог 65 ф. ст. и 6 пенсовъ за такую пустяшную вещицу’.
Шотландцу постоянно врятъ, хотя онъ никогда не говоритъ правды, тогда какъ капитану никогда не врятъ, хотя онъ, насколько я знаю, никогда не говоритъ лжи. Если онъ вздумаетъ сообщить, что его дядя былъ мужчиной, то скажетъ это такъ, что никто ему не повритъ, между тмъ какъ шотландецъ можетъ уврять, что у него есть тетка мужескаго пола, не возбуждая ни въ комъ ни малйшаго сомннія. Въ этомъ отношеніи вся моя литературная жизнь всегда отличалась тоже своего рода странностью: я никогда не могъ ни солгать, чтобы кто-нибудь усомнился, ни сказать правды, чтобы кто-нибудь поврилъ.
На корабл множество общихъ любимцевъ — птицъ и животныхъ. Въ этихъ отдаленныхъ странахъ блые люди имютъ замчательную склонность ко всякимъ любимцамъ. Нашъ хозяинъ въ Коунпор имлъ прекрасную коллекцію птицъ, лучшую изъ виднныхъ нами въ частномъ дом въ Индіи. Точно также въ Коломбо обширный дворъ и удобный домъ д-ра Муррея были населены большимъ количествомъ прирученнаго лсного зврья. Тамъ были рзвыя блочки, цейлонскія мины (mina), мирно расхаживающія по дому, зеленые попугайчики, насвистывавшіе все одинъ и тотъ же рзкій мотивъ, не раскрывая клюва, и кудахтавшія вдобавокъ обезьяна въ клтк на задней веранд и нсколько другихъ ея соплеменницъ на деревьяхъ, здсь же множество невиданныхъ мной роскошныхъ попугаевъ и рдкихъ птицъ и животныхъ. Но ни одной кошки, хотя кошк понравилось бы это мсто.
9 апрля.— Культура чая составляетъ теперь на Цейлон большое дло. Одинъ пассажиръ говорилъ мн, что оно часто даетъ до 40% на капиталъ. Все можетъ быть.
10 апрля.— Голубое море напоминаетъ Средиземное, и я врю, что это самый божественный цвтъ, извстный природ.
Какъ нелпа и капризна, подумаешь, расточительная щедрость природы къ ея созданіямъ, по крайней мр, ко всмъ изъ нихъ, кром человка. Для летающихъ она устроила жилище весьма почтенныхъ размровъ — верстъ на сто высоты, охватившей безраздльно земной шаръ, для плавающихъ назначила боле, чмъ царственную область — въ нсколько верстъ глубины, покрывающую четыре пятыхъ земли. Что же касается человка, то природа предоставила ему только одни концы и обрзки мірозданія. Дала ему тонкую, тощую кожу, покрывающую дв пятыхъ тла, съ торчащими изъ подъ нея голыми костями, на одной половин этихъ владній онъ можетъ воздлывать снгъ, ледъ, песокъ, щебень и только. Такимъ образомъ, наиболе цнная часть его наслдія на самомъ дл состоитъ лишь изъ одной пятой его родового достоянія, за предлами котораго онъ долженъ трудиться въ пот лица, содержать королей и солдатъ и добывать порохъ для распространенія этими средствами благословенной цивилизаціи. Между тмъ человкъ, при своихъ доброт и неумніи считать, воображаетъ, что природа смотритъ на него, какъ на важнаго члена животнаго царства, даже боле — какъ на своего баловня и любимца. Надо надяться, что при всей глупости онъ пойметъ когда-нибудь, какъ странно выражаетъ ему природа свою любовь.
Посл полудня.— Капитанъ разсказывалъ, какъ въ одно изъ его арктическихъ плаваній было такъ холодно, что тнь штурмана плотно примерзла къ палуб и ее пришлось отдирать съ большемъ трудомъ. И то ему удалось спасти изъ нея лишь дв трети. Никто не промолвилъ ни слова, и капитанъ удалился. Мн кажется, онъ обидлся.
…Ужь если пошло на чистоту, то слдуетъ воздать заслуженную хвалу библіотек нашего корабля: въ ней нтъ ни одного экземпляра ‘Векфильдскаго священника’, этого возмутительнаго звринца, наполненнаго самодовольными ханжами и идіотами, балаганными героями и героинями, постоянно выставляемыми напоказъ, дурными людьми, не представляющими никакого интереса, и утомительно скучными хорошими людьми. Замчательная книга, въ которой нтъ ни единой искренней строчки и ни одного характера, внушающаго уваженіе, книга, набитая безконечной болтовней няньки съ малолтками и постылою моралью, книга, проникнутая вдохновеніемъ, которое возмущаетъ, и юморомъ, отъ котораго коробитъ сердце. Немного найдется въ области литературнаго вымысла сценъ, боле жалкихъ и банальныхъ, чмъ знаменитая ‘юмористическая’ сцена Моисея съ очками.
Сочиненіе Джэнъ Остенъ тоже отсутствуетъ въ этой библіотек. Уже одно это исключеніе длаетъ превосходной даже ту библіотеку, въ которой вовсе нтъ книгъ.
А вотъ образчикъ корабельныхъ нравовъ въ тропическихъ моряхъ. Въ пять часовъ утра труба призываетъ прислугу мыть палубу, и моментально спящія здсь дамы поднимаются и вмст съ своими постелями спускаются въ тартаръ. Затмъ одинъ за другимъ приходятъ сюда посл купанья кавалеры въ своихъ пиджамахъ (pyjamas) и часа два расхаживаютъ по палубамъ съ голыми до колнъ ногами. Подаютъ кофе и фрукты. Тутъ появляется корабельная кошка съ котятами, и все семейство занимается туалетомъ, затмъ приходитъ цырульникъ и скоблитъ насъ на сквозняк падубы. Въ 9 1/2 завтракъ, и съ нимъ начинается день. Не могу себ представить боле спокойнаго режима: движенія никакого, ровное синее море, въ виду ничего отъ одного горизонта до другого, быстрый бгъ корабля навваетъ прохладный втерокъ, нтъ почты съ письмами и отвтами, нтъ волнующихъ васъ газетъ, нтъ тревожныхъ и пугающихъ телеграммъ. Міръ гд-то далеко-далеко, для васъ онъ пересталъ существовать, онъ казался исчезающей грезой въ первые дни и утратилъ всякую реальность теперь, онъ исчезъ изъ вашего сознанія со всей его суетой и тщеславіемъ, со всми успхами и невзгодами, ликованіями и отчаяніемъ, радостями и скорбями, заботами и терзаніями. Вамъ нтъ теперь до нихъ никакого дла, они сошли съ горизонта вашей жизни, они — минувшая буря, оставившая посл себя глубокую тишину.
Пассажиры собираются на палуб въ своихъ блоснжныхъ костюмахъ и читаютъ, курятъ, пьютъ, играютъ въ карты, разговариваютъ, дремлютъ и т. д. На другихъ корабляхъ они вчно заняты разсчетами, когда будутъ дома, въ этихъ моряхъ рдко, очень рдко услышишь разговоръ на эту тему. Въ другихъ мстахъ вс жадно бросаются въ полдень къ корабельному бюллетеню узнать скорость хода, здсь на такой бюллетень никто не обращаетъ вниманія,— я не видалъ подл него ни одного любопытнаго, за тринадцать дней я подошелъ къ нему только разъ. Тутъ я случайно узналъ размръ дневного пробга. Въ этотъ день за обдомъ зашелъ разговоръ о быстрот современныхъ судовъ. Я оказался единственнымъ изъ наличныхъ пассажировъ, знавшимъ ходъ этого корабля. Понятно, что атлантическій обычай биться объ закладъ на бгъ корабля неизвстенъ здсь, никто и не заикнется на этотъ счетъ.
Я самъ совершенно индифферентенъ къ тому, когда мы ‘придемъ’ туда-то, кто бывалъ заинтересованъ этимъ вопросомъ, тотъ не упоминалъ объ этомъ въ моемъ присутствіи. Если бы это отъ меня зависло, то мы никуда и никогда бы не пришли. Плавучая жизнь представляетъ ни съ чмъ несравнимую прелесть. Здсь нтъ скуки, нтъ заботъ, нтъ утомленія, нтъ отвтственности, нтъ дла, нтъ угнетенія духа. Ничего подобнаго этой ясности, этому комфорту, этой тишин, этому глубокому счастію не найти нигд на суш. По моему хотнію, я укатилъ бы на корабл въ безбрежную даль и никогда не пожелалъ бы жить на твердой земл.
Среда, 15 апрля.— О-въ Св. Маврикія.— Прибыли и стали на якорь въ Портъ-Луи въ 2 часа пополудни. Суровыя громады утесовъ и пиковъ покрыты зеленью до вершинъ, отъ ихъ основаній къ морю зеленая равнина съ легкимъ наклономъ, способствующимъ стоку воды. Я считаю этотъ островъ жаркимъ тропическимъ мстомъ. Зеленая равнина иметъ привлекательный видъ — среди этой зелени разбросаны жилища. Сцена, какъ разъ пригодная для сентиментальныхъ приключеній Павла и Виргиніи. Островъ находится подъ контролемъ Франціи. Населеніе составляетъ общину, находящуюся въ карантин въ виду ея здоровья, а не въ интересахъ оздоровленія.
Четвергъ, 10 апрля.— Утромъ выходилъ на берегъ въ Портъ-Луи, маленькомъ городк, но съ изумительнымъ, еще не виданнымъ нами разнообразіемъ національностей и типовъ. Французы, англичане, китайцы, арабы, африканцы съ курчавыми и торчащими волосами, пришельцы изъ Остъ-Индіи, полублые и квартероны, въ такомъ же сумбуристомъ разнообразіи костюмовъ и красокъ.
Въ исторіи о-ва Маврикія, кажется, было только одно выдающееся событіе, и, какъ нарочно, то, котораго тамъ не было. Я разумю романическое пребываніе здсь Павла и Виргиніи, зато это выдуманное событіе сдлало Маврикій извстнымъ всему міру, настолько популяризировало его имя, насколько географическое положеніе оставило никому неизвстнымъ.
18 апрля.— Это единственный уголокъ на бломъ свт, гд иностранца не донимаютъ вопросомъ: ‘Какъ вамъ нравится нашъ островъ?’ Это дйствительно огромное преимущество. Здсь граждане сами безъ умолка говорятъ о своей стран, иностранца не просятъ помогать имъ въ этомъ. Вы невольно обогатитесь здсь всевозможными свдніями. Отъ одного обитателя узнаете, напримръ, что сначала былъ созданъ Маврикій, а потомъ небо, и что само небо было скопировано съ Маврикія. Другой, скажетъ, что это преувеличеніе, что два главные поселка, Портъ-Луи и Кюрпайпъ, далеки отъ небеснаго совершенства, что никто не живетъ въ Портъ-Луи иначе, какъ поневол, и что Кюрпайпъ самое сырое и дождливое мсто въ свт. Одинъ мстный англичанинъ говорилъ:
— Въ начал этого столтія хозяева острова, французы, видли въ Маврикіи базу, откуда удобно дйствовать противъ англійскихъ коммерсантовъ въ Индіи. Тогда послдняя захватила островъ, а кстати и сосдній Бурбонъ, для противодйствія этому насилію. Затмъ Англія возвратила Бурбонъ обратно. Лондонское правительство не искало новыхъ захватовъ ‘въ Вестъ-Индіи’. Если бы оно располагало боле основательными познаніями въ географіи, оно такъ глупо не поступилось бы Бурбономъ. Большая война можетъ въ одинъ прекрасный день закрыть Суэзскій каналъ, и англійскимъ кораблямъ опять придется ходить въ Индію кругомъ мыса Доброй Надежды. Тогда Англія снова захочетъ имть Бурбонъ и возьметъ его.
Это страна чрезвычайныхъ карантиновъ. Французы берутъ корабль въ карантинъ за все и ни за что, выдерживая его двадцать и даже тридцать дней.
Однажды они карантинировали судно только потому, что его капитанъ въ дтств имлъ оспу, а врне, за то, что онъ былъ англичанинъ.
Населеніе очень рдко, рдко до ничтожества. Большинство изъ Остъ-Индіи, потомъ метисы, негры (потомки рабовъ французской эпохи), французы, англичане. Былъ у нихъ одинъ американецъ, но тотъ умеръ или просто сгинулъ. Метисы явились результатомъ всевозможныхъ смшеній: черныхъ и блыхъ, мулатовъ и блыхъ, квартероновъ и блыхъ, окторуновъ и блыхъ. Поэтому здсь встрчаются кожи оттнковъ всхъ древесныхъ породъ чернаго, стараго краснаго, каштановаго, цвта оленя, паточнаго леденца, молочнаго янтаря, свтлаго янтаря, старой слоновой кости, чешуйчато-благо — послдній принадлежитъ лепрозной кож, встрчаемой у англо-саксонской расы посл долгаго пребыванія въ тропическомъ климат.
Вы, конечно, не ожидаете встртить субъекта, гордящагося тмъ, что онъ маврикіецъ, неправда ли? А между тмъ есть такіе чудаки. Большинство ихъ никогда не съзжало съ острова, ничего не читало и не изучало на своемъ вку, кром Библіи, да еще романа ‘Павелъ и Виргинія’, и воображаетъ, что свтъ состоитъ изъ трехъ главныхъ странъ — Іудеи, Франціи и Маврикія, на этомъ основаніи такіе патріоты ужасно чванятся принадлежностью къ одной изъ этихъ трехъ великихъ странъ земного глобуса. Они думаютъ, что Россія и Германія находятся въ Англіи и что Англія не особенно важная особа. Они смутно слышали о Соединенныхъ Штатахъ и экватор, принимая, однако, об эти величины за монархіи. Они считаютъ мстную гору Петеръ Болтъ высочайшей горой въ свт. И если вы покажете имъ видъ Миланскаго собора, они будутъ вн себя отъ восхищенія и скажутъ, что идея этой щетины шпицовъ украдена у чащи зубочистокъ, придающихъ крышамъ Кюрдайпа такой красивый и колючій видъ.
Торговля книгами не въ авантаж. Народъ поучаютъ и забавляютъ газеты. Главнымъ образомъ забавляютъ. Он состоятъ изъ двухъ страницъ читальнаго матеріала крупной печати — одна страница англійская, другая — французская. Печатаніе въ высшей степени примитивное, въ этомъ отношеніи оно нигд не иметъ себ равнаго. Корректора теперь нтъ, онъ умеръ.
Спрашивается, гд же газеты находятъ матеріалъ для наполненія страницы на этомъ глухомъ островк въ пустыняхъ Индйскаго океана? А на то у нихъ Мадагаскаръ. Он разсуждаютъ о Мадагаскар и о Франціи. Это ихъ козелъ отпущенія. Затмъ остальные столбцы загромождаютъ совтами правительству и тутъ же инсинуируютъ на англійскую администрацію. Вс газеты составляютъ собственность французовъ-метисовъ и ими редактируются.
Языкъ страны французскій. Вс говорятъ на немъ. Вамъ необходимо знать его, и особенно мстный жаргонъ, patois, на которомъ говорятъ Томъ, Дикъ и Гарри различныхъ смшеній — иначе вамъ не ступить шагу.
Островъ процвталъ въ прежнія времена, такъ какъ производилъ и теперь еще производитъ лучшій сахаръ въ свт, но сначала Суэзскій каналъ разобщилъ его съ остальнымъ міромъ, оставивъ въ сторон, посл чего свекловичный сахаръ, искусственно покровительствуемый, завладлъ европейскими рынками. Сахаръ — жизненный нервъ Маврикія, и онъ уже начиналъ атрофироваться. Но этотъ процессъ пріостановился, благодаря обезцненію рупія такъ какъ плантаторъ расплачивается за работу на рупіи, а продаетъ урожай на золото, возстаніе на Куб и кризисъ сахарной промышленности на томъ остров тоже дали здшнимъ цнамъ жизне-спасительный подъемъ, но и эта перспектива не представляетъ ничего устойчиваго въ благопріятномъ смысл. Требуется цлый годъ для выгонки тростника, на высокой почв отъ трехъ до шести мсяцевъ дольше, да еще всегда бываетъ рискъ, что ежегодный циклонъ разрушитъ всю прибыль отъ урожая. Въ послдніе годы циклонъ уничтожилъ почти весь урожай, и лучшихъ временъ островъ уже не видалъ. Нкоторыя изъ крупнйшихъ плантацій впали въ тяжелый кризисъ. Съ десятокъ ихъ эксплоатируется на англійскія деньги, и арендующія ихъ компаніи озабочены теперь ликвидаціей дла, чтобы спасти хоть половину вложеннаго въ него капитала. Вы знаете, что въ наше время, когда извстная страна начинаетъ вводить чайную культуру, это значитъ, что ея прежняя спеціальность ушла въ это новое дло. Посмотрите на Бенгалію, Цейлонъ. Вотъ и здсь начали культивировать чайные кусты.
Масса экземпляровъ ‘Павла и Виргиніи’ продается ежегодно на Маврикіи. Здсь нтъ книги боле популярной, за исключеніемъ Библіи. Многіе принимаютъ самый романъ за часть ея. Вс миссіонеры изощряютъ свой французскій языкъ на этомъ роман, когда являются совращать католическихъ метисовъ. Это интереснйшая исторія, когда либо написанная объ остров, и притомъ единственная. Такъ передавалъ англичанинъ.
20 апрля.— Циклонъ 1892 года побилъ и искалчилъ сотни людей, онъ сопровождался-цлымъ потокомъ дождя, затопившимъ Портъ-Луи и произведшимъ водяной голодъ. Говорю безъ всякаго преувеличиванія, такъ какъ онъ разрушилъ городской бассейнъ и водопроводныя трубы, посл чего нкоторое время народъ сильно бдствовалъ отъ недостатка воды.
Это единственное мсто въ свт, гд никакая спичка не выноситъ здшней сырости и загорается только одна изъ шестнадцати, улицы мощены и гладки, встрчаются обширныя усадьбы или дворы, удобныя жилища, шоссейныя дороги обнесены высокими подрзанными бамбуковыми изгородями, зелеными и красивыми, а мстами живыя изгороди изъ азалій, блыхъ и красныхъ. Прежде никогда я не видалъ этого.
Для характеристики санитарныхъ условій города я переведу изъ одного No ‘Газеты торговцевъ и плантаторовъ’ выдержку изъ замтки ея постояннаго сотрудника по поводу смерти племянника одного мстнаго туза.
‘Унылое и плачевное существованіе приходится намъ влачить на Маврикіи, я убжденъ, что нтъ другой страны въ мір, гд бы человкъ умиралъ легче, чмъ у насъ. Малйшее нездоровье переходитъ въ смертельный недугъ, обыкновенная головная боль развивается въ воспаленіе мозга, простуда — въ пневмонію и мгновенно, когда мы мене всего того ожидаемъ, смерть стоитъ у насъ на порог’.
Этотъ ежедневный листокъ помщаетъ метеорологическій бюллютень, сообщающій вамъ, какая погода была третьяго дня.
Насколько я замтилъ, здсь къ вамъ не пристаютъ уличные попрошайки или разносчики. Въ этомъ пріятное отличіе отъ индійскихъ городовъ.
22 апрля.— Для тхъ, кто вритъ, что нжный плодъ, называемый французской цивилизаціей, будетъ благодтельнымъ для преуспянія Новой Гвинеи и тому подобныхъ колоній, захватъ Мадагаскара и пріобщеніе его къ французской цивилизаціи будетъ имть полное оправданіе. Но почему Англія позволяетъ Франціи владть Мадагаскаромъ? Или она санкціонируетъ кражу, учиненную нсколько столтій тому назадъ? Дло въ томъ, друзья мои, что обкрадываніе европейскими націями другъ друга земельными кусочками никогда грхомъ не считалось, не считается и въ наши дни. Для многихъ кабинетовъ большинство политическихъ захватовъ на бломъ свт — т же носовые платки, и главное оффиціальное призваніе этихъ кабинетовъ состоитъ въ зоркомъ взаимномъ наблюденіи за стиркой и въ похищеніи того, что, какъ говорится, само плыветъ въ руки. Вс территоріальныя пріобртенія всхъ государствъ на земл, включая и Америку, конечно, состоятъ изъ захватовъ блья изъ чужой корзины. Нтъ такого племени, какъ бы ни было оно незначительно, и нтъ такой націи, какъ бы ни была она могущественна, которая имла бы хоть клочекъ земли, у кого-либо не украденный. Когда англичане, французы и испанцы явились въ Америку, индійскія племена въ продолженіе столтій потаскивали другъ у друга территоріальное блье, и каждый вершокъ земли на континент бывалъ украденъ и вновь переукраденъ 500 разъ. Англичане, французы и испанцы принялись за дло и переукрали у индійцевъ все себ, когда же это добросовстно было исполнено, они поусердствовали еще и стали красть эти земли другъ у друга. Въ Европ, Азіи и Америк каждая полоска земли была крадена нсколько милліоновъ разъ. Преступленіе, настойчиво практикуемое тысячу столтій, перестаетъ быть преступленіемъ и становится добродтелью. Таковъ законъ обычая, а обычай упраздняетъ вс другія формы закона. Христіанскія правительства въ наше время такъ же откровенны, чистосердечны и беззастнчивы въ составленіи проэктовъ кражи блья другъ у друга, какъ бывали всегда до той поры, когда это золотое правило съ доврчивой улыбкой впервые пришло въ этотъ негостепріимный міръ и нигд не могло выпросить себ ночлега. За 150 лтъ Англія благосклонно потаскивала штуку за штукой съ индійской границы, пока на веревк не осталось почти ни одной болтавшейся тряпки изъ первоначально развшеннаго блья. За 800 лтъ неизвстное славянское племя дикарей поднялось до блестящаго положенія оберъ-атамана разбойничьей шайки. Оно нашло такую часть свта, на которой было развшено блье для просушки на широт сотни параллелей, и стибрило всю стирку. Оно наблюдаетъ зоркимъ окомъ за множествомъ мелкаго блья, развшеннаго по свернымъ границамъ Индіи, и то и дло сцапаетъ какой-нибудь лоскутъ или пару чесунчи. Россія знаетъ, чьи это тряпки, но не обращаетъ на это ни малйшаго вниманія. И дйствительно, въ наши дни дневной грабежъ, жадность ко всякимъ стяжаніямъ сдлались въ Европ правительственнымъ помшательствомъ. Нкоторыя изъ правительствъ заразились очень острой его формой въ границахъ Китая, въ Бирм, въ Сіам и на островахъ, и вс они перестрадали этимъ недугомъ въ Африк. Африку такъ хладнокровно порзали и подлили между членами шайки, точно она досталась имъ за кровныя деньги. А теперь эти участники начали снова старую игру — воровать другъ у друга награбленное. Германія нашла большой кусокъ центральной Африки съ водруженнымъ на немъ англійскимъ флагомъ и разсянными всюду англійскими миссіонерами и торговцами, но изъ-за несоблюденія нкоторыхъ формальностей — отсутствіе дощечекъ съ надписью: ‘Не мять травы’, ‘Переходъ воспрещенъ’ и т. п.— заняла ихъ съ невозмутимо-спокойной улыбкой, сама поставила предостерегательныя дощечки и немедленно очистила страну отъ англійскихъ піонеровъ.
Отсюда получается страшное нравоученіе, которое можно выразить такой формулой: ‘Соблюдайте въ порядк формальности и махните рукой на вс моральныя тонкости’.
Знаменія временъ указываютъ довольно ясно, къ чему клонится дло. Вс дикія страны свта неизбжно будутъ подчинены христіанскимъ правительствамъ Европы. И меня это неогорчаетъ, а радуетъ. Эта грядущая судьба могла бы быть несчастіемъ для дикихъ народовъ двсти лтъ тому назадъ, но теперь, въ нкоторыхъ случаяхъ, оно будетъ благодяніемъ. Чмъ скоре завертится этотъ захватъ, тмъ лучше для дикихъ племенъ. Мрачные вка угнетенія, кровопролитія и неурядицы должны уступить мсто миру, порядку и царству закона. Если сообразимъ, чмъ была Индія подъ владычествомъ индусовъ и магометанъ и чмъ стала теперь, сравнимъ бдствія милліоновъ ея населенія тогда съ покровительствомъ и гуманностью, которыми они пользуются теперь, то намъ придется согласиться, что самая счастливая судьба, когда-либо выпадавшая на долю этой монархіи, состояла въ установленіи тамъ британской власти. Дикія земли всюду должны перейти въ обладаніе чужеземцевъ, ихъ народы — въ распоряженіе чужихъ правителей. Будемъ надяться и врить, что и т и другіе выиграютъ отъ этой перемны.
23 апрля.— ‘Въ первый годъ они собираютъ раковины, во второй собираютъ раковины и пьянствуютъ, на третій годъ они не собираютъ раковинъ’ (сказано о переселенцахъ на Маврикій).
Рабство было уничтожено въ 1834 году. Сахару добывалось въ то время 30.000 тоннъ, настоящая добыча 115.000, подъ тростникомъ 100.000 акровъ. Нкоторые участки даютъ 2 1/4 тонны съ акра, одни боле, другіе мене. Для созрванія тростника требуется отъ 12 до 15 и 18 мсяцевъ. Пересадка производится каждые три или четыре года.
Населеніе 375.000 чел. Сахарныхъ плантацій 120.
Въ 1851 г. на остров считалось 185.000 чел. Этимъ увеличеніемъ населеніе обязано главнымъ образомъ ввозу индійскихъ кули. Теперь они несомннно составляютъ огромное его большинство. Эти кули замчательно плодовиты. Ихъ жилища всегда кишатъ дтьми. Они замчательные скопидомы на деньги. Одинъ британскій офицеръ говорилъ мн, что въ Индіи платилъ своему слуг десять рупій въ мсяцъ, причемъ у того слуги было на ше одиннадцать двоюродныхъ братьевъ, дядей и другихъ родственниковъ, отъ него зависвшихъ, и бдняга ухитрялся содержать ихъ изъ своего жалованья. Про этихъ бережливыхъ кули говорятъ, что они пріобртаютъ землю постепенно, маленькими клочками и обработываютъ, такимъ образомъ мало-по-малу имъ удастся скупить весь островъ.
Женщины-индіанки исполняютъ очень тяжелую работу за плату, не превышающую полурупи за 12-ти часовой трудъ. Он носятъ весь день на головахъ мшки съ сахаромъ но 70 фунтовъ, нагружая корабли за полъ-рупи, и весь день работаютъ на огородахъ еще за меньшую плату.
Камарономъ называется здсь водящаяся въ ркахъ разновидность рака. Его считаютъ лучшимъ деликатесомъ въ мір — и дйствительно онъ вкусенъ. Особый надзоръ строго слдитъ за сохранностью этихъ камароновъ, воспрещая ихъ ловлю. Туземцы увряютъ, что за нарушеніе назначается штрафъ отъ 200 до 300 рупій. Обыкновенно ловятъ рака на приманку, опускаемую въ рку, улучивъ моментъ, рыбакъ заводитъ свои петли или стку къ намченному камарону, подхватываетъ плута ловушкой и дни его кончены.
Другое блюдо, подъ названіемъ пальмистъ, похоже на стружки сырой рпы, а вкусомъ напоминаетъ зеленый миндаль, этотъ плодъ очень нженъ и вкусенъ, зато стоитъ жизни пальм отъ 12 до 20-ти лтняго возраста, ибо составляетъ ея сердцевину.
Третье блюдо напоминаетъ зеленую морскую водоросль и тоже очень гастрономично.
Обезьяны ютятся въ густыхъ лсахъ по краямъ миніатюрныхъ горъ, откуда он спускаются по ночамъ и опустошаютъ сахарныя плантаціи. Не даютъ спуску и другимъ, напримръ, стручковымъ плантаціямъ, по видимо только шутки ради обрываютъ стручья и бросаютъ ихъ.
Циклонъ 1892 г. сбивалъ массивные углы каменныхъ зданій въ центр Портъ-Луи — главную архитектурную основу, оставляя на мст безобразныя и ненадежныя плиты. Всюду въ своемъ шествіи онъ сносилъ дома, срывалъ крыши, разрушалъ деревья и жатвы. Мужчины въ городахъ, женщины и дти дома, по деревнямъ, были искалчены, перебиты и испуганы до безумія, ихъ топили потоки дождя, оглушалъ вой втра, раскаты грозы съ ослпительной молніей. Это продолжалось около часу. Потомъ настало затишье и засіяло солнце. Многіе отважились выйти изъ подъ надежнаго крова, но тутъ циклонъ налетлъ снова уже съ противоположной стороны, возобновивъ и докончивъ опустошеніе. Говорятъ, китайцы нсколько дней безплатно кормили рисомъ пострадавшихъ.
Цлыя улицы въ Портъ-Луи были выворочены кверху дномъ. Въ продолженіе полуторы минуты втеръ несся 123 мили въ часъ выбыть можетъ, достигалъ 150-ти. Онъ свалилъ цлый обелискъ, загналъ американскій корабль въ лсъ, порвалъ цпи двухъ якорей. Теперь корабли держатся на четырехъ якоряхъ: два спереди и два съ кормы. По общимъ отзывамъ, ураганъ въ полчаса убилъ 1.200 человкъ въ одномъ Портъ-Луи. Потомъ, когда настало затишье и выглянуло яркое солнце, народъ, не зная, что барометръ продолжалъ падать, вышелъ изъ жилищъ, и тогда вдругъ снова разразилось прежнее бдствіе и жители, обезумвъ, бросились искать родныхъ и спасать раненыхъ. Шумъ стоялъ невообразимый, его только и можно сравнить съ одновременнымъ грохотомъ грозы и пушекъ. Да и это сравненіе будетъ слабо.
Но и то, что уцлло на Маврикіи, прелестно. Передъ вами волнующіяся обширныя пространства сахарнаго тростника съ роскошной яркой зеленью, весьма пріятной для глазъ, всюду вы видите безумное обиліе тропической растительности изумрудной окраски всевозможныхъ оттнковъ, дикій кустарникъ, окруженный мстами изящными высокими пальмами, высоко поднимающими надъ ними свои поломанныя перья, вы видите участки тнистыхъ рощъ съ весело журчащими въ нихъ свтлыми ручьями, которые то блеснутъ, то исчезнутъ, то опять блеснутъ изъ-за деревъ, точно играютъ въ веселыя прятки, вы видите игрушечныя горы, группу граціозныхъ небольшихъ пиковъ, и среди нихъ интереснаго карманнаго лиллипута — маттергорнъ, а мстами, то здсь, то тамъ, сверкнетъ полоска моря съ сдой пной прибоя.
Таковъ чудный Маврикій. Детальныхъ красотъ мало, общая картина очаровательна, но она не импонируетъ воображенію, не возмущаетъ, не возбуждаетъ. Это просто воскресный ландшафтъ. Перспективы, красоты, даваемыя разстояніемъ, отсутствуютъ. Здсь собственно нтъ разстояній, нтъ перспективъ. Пятнадцать миль, пролетаемыхъ вороной — обыкновенные предлы зрнія. О-въ Маврикій — это садъ, слившійся съ паркомъ. Въ такомъ смысл вы получаете и двойственное впечатлніе. Оно пріятно волнуетъ у васъ поверхность душевныхъ глубинъ, но въ самыя глубины не проникаетъ, не возмущаетъ ихъ. Раздольныя грани, далекія горы, дымка таинственности, волшебно заволакивающая недоступные кряжи и горныя вершины, упирающіяся въ небо. Вотъ какія красоты восторгаютъ душу и навваютъ на нее виднія и грезы. Сандвичевы острова остаются моимъ идеаломъ лучшихъ представителей въ области тропическихъ острововъ. Еслибъ я могъ, то прибавилъ бы къ 16.000 футамъ Мауна-Лоа еще ярусъ и сдлалъ бы этотъ вулканъ еще смлй, еще круче, еще скалистй, еще грознй и снжне, заставилъ бы его извергать кипящую лаву не съ боковъ, а изъ вершины. Но помимо этихъ пустяковъ я не могу указать никакихъ исправленій. Надюсь, что это будетъ принято къ свднію, а я не желаю больше объ этомъ говорить.
28 апрля мы отплыли къ берегамъ Африки.

Конецъ.

Твен Марк
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Прогулка заграницей, Твен Марк, Год: 1880
  2. Простодушные у себя дома и за границею, Твен Марк, Год: 1872
  3. Принц и нищий, Твен Марк, Год: 1881
  4. Дети природы у себя дома, Твен Марк, Год: 1872
  5. Выдержал, или Попривык и вынес, Твен Марк, Год: 1872
  6. Под солнцем, Мопассан Ги_Де, Год: 1884
  7. Принц и нищий, Твен Марк, Год: 1881
  8. Янки при дворе короля Артура, Твен Марк, Год: 1889
Электронная библиотека