Из недавнего прошлаго, Шатилов Николай Иосифович, Год: 1916 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 30 минут(ы)

Изъ недавняго прошлаго¹).

*) См. Гол. Мин. No No 1, 4, 5—6, 7—8, 9.

IV.

I. Н. Шатиловъ.— Московское общество сельскаго хозяйства.— H. В. Верещагинъ.— Нравы свтскаго общества въ 70 г.г.— Спиритизмъ.— У Л. Н. Толстого.

Начало 70-хъ годовъ было временемъ пробужденія усиленной дятельности во всхъ отрасляхъ: у всхъ чувствовалась потребность къ переустройству всего на новый ладъ посл застоя, царившаго во время крпостного нрава. Не мало содйствовало повсемстному пробужденію жизни въ глухой провинціи проведеніе желзныхъ дорогъ и развитіе всевозможныхъ предпріятій и акціонерныхъ обществъ. Помщики старались перейти къ новымъ способамъ хозяйства, послднее впрочемъ не всмъ и не всегда удавалось. Большинство, проживъ деньги, полученныя за размнъ выкупныхъ свидтельствъ, которые они вначал мняли съ потерей до 18 процентовъ, ускорили еще свое разореніе, благодаря неопытности въ веденіи хозяйства или начиная предпріятія, о которыхъ не имли ни малйшаго понятія. Эти неудачныя попытки живо описаны у Сергя Атавы въ его Оскудніи, но рядомъ съ этими неудачными попытками и нелпыми предпріятіями, шла серьезная работа. Сельско-хозяйственныя общества проявляли усиленную дятельность, возникали новыя отрасли хозяйства: молочное дло, сыровареніе и сахарные заводы. Въ Петербург былъ устроенъ Черняевымъ сельскохозяйственный музей, появились склады земледльческихъ машинъ и орудій и начали устраивать сельско-хозяйственныя выставки.

Какъ разъ ко времени развитія всеобщаго интереса къ сельскому хозяйству относится и выборъ моего отца въ президенты Московскаго общества сельскаго хозяйства. Постъ этотъ онъ занималъ до своей кончины, онъ умеръ почти наканун празднованія 25-лтняго юбилея своей предсдательской дятельности.

Вице-предсдателемъ общества былъ тогда Степанъ Алексевичъ Масловъ, а секретаремъ Горбуновъ, оба они служили въ Удльномъ вдомств, но хотя отецъ мой обладалъ весьма обширными для того времени агрономическими познаніями и заслужилъ всеобщую извстность, онъ не избжалъ нкоторыхъ ошибокъ, неблагопріятно отозвавшихся на нашихъ длахъ, ошибки эти были неизбжны и вызваны совокупностью обстоятельствъ и условій того времени.

Первою такой ошибкой былъ вывозъ нмцевъ для Крымскаго имнія, второю — устройство фермъ на бельгійскій ладъ съ бельгійскими рабочими въ Тульской губерніи. Произошло это слдующимъ образомъ.

Пріхалъ въ Москву бельгіецъ m-r Арондаръ, ученый агрономъ. Не знаю, какимъ образомъ познакомился онъ съ бывшимъ гувернеромъ моего отца Вильдомъ, который въ свою очередь познакомилъ его съ моимъ ддомъ Иваномъ Васильвичемъ, находившимся въ то время въ Москв. Арондаръ былъ видный мужчина съ располагающей въ его пользу наружностью и большимъ апломбомъ. Онъ вроятно зналъ свое дло, какъ оно примнялось въ Бельгіи. Ддушка, поддавшись его убжденіямъ, узжая весной изъ Москвы въ имніе, взялъ его съ собой. Въ Моховомъ Арондаръ, обладавшій способностью убдительно говорить, сумлъ обворожить моего отца, и было ршено воспользоваться однимъ оставшимся посл надла крестьянъ запольнымъ участкомъ земли, въ количеств 500 десятинъ, чтобы создать въ немъ образцовую ферму наподобіе бельгійской.

Такъ какъ въ то лто мы узжали въ Крымъ, то отецъ мой пригласилъ и Арондара похать вмст съ нами, на что послдній съ удовольствіемъ согласился. Я помню, что во время этой поздки, которую мы совершали еще на лошадяхъ, его удивляла наша запряжка цугомъ съ форейторомъ, и онъ уврялъ, что и бельгійскій король такъ не здитъ.

Хотя за время этого нашего пребыванія въ Тамак выяснилась вся непригодность вывезенныхъ изъ Баваріи рабочихъ, половина которыхъ успла уже разойтись, а остальные были уволены при насъ, тмъ не мене проектъ выписки бельгійцевъ остался въ своей сил, и когда мы осенью вернулись обратно въ Моховое, то было приступлено, подъ руководствомъ Арондара, къ постройк временныхъ бараковъ на избранномъ для фермы участк, носившемъ названіе Каменный бугоръ. Было выбрано и мсто, гд должно было быть построено настоящее зданіе фермы, планъ которой Арондаръ долженъ былъ привезти къ весн изъ Бельгіи вмст съ нанятымъ тамъ штатомъ служащихъ и рабочихъ.

Ухавъ въ Бельгію позднею осенью, арондаръ вернулся къ весн, привезя съ собой бухгалтера Грегуара, старосту или, какъ онъ его называлъ, chef de culture Видара, пріхавшаго вдвоемъ со своимъ братомъ, овцевода Жазона, конюха Генри и еще десятокъ бельгійскихъ рабочихъ, а также цлый транспортъ машинъ сельско-хозяйственныхъ орудій и конскихъ и воловьихъ сбруй. Нечего и говорить, что этотъ пріздъ чужеземцевъ съ ихъ различными новшествами былъ встрченъ очень недружелюбно со стороны мстныхъ жителей и старыхъ служащихъ, отнесшихся очень скептически къ этой, какъ они считали, барской зат, каковою предпріятіе это въ дйствительности въ конц концовъ и оказалось.

Не прошло и года, и не успли еще достроить начатое каменное зданіе фермы по планамъ, составленнымъ Арондаромъ, какъ у него стали возникать разныя столкновенія съ привезенными имъ рабочими, изъ которыхъ многіе оказались горькими пьяницами и буянами, этими свойствами особенно отличался уже пожилой рабочій, типъ бельгійскаго блузника, котораго называли le p&egrave,re Hanrot. Этотъ папа Ганротъ, напиваясь пьянымъ, гонялся съ ножемъ за другими и производилъ всякія безчинства, почему и былъ ликвидированъ однимъ изъ первыхъ. Относясь свысока къ крестьянамъ сосднихъ деревень и ухаживая за ихъ бабами и двушками, бельгійцы вскор возстановили ихъ противъ себя, стали происходить драки и поступать жалобы, впрочемъ среди бельгійцевъ были и хорошіе люди, къ числу послднихъ принадлежалъ Грегуаръ, весьма порядочный и воспитанный молодой человкъ, оба брата Видары и овцеводъ Жазонъ, человкъ тихій и скромный, занятый исключительно своимъ дломъ. Что касается самого Арондара, то и онъ былъ недурной человкъ, но обладалъ большимъ самомнніемъ и относился очень свысока къ мстному населенію, считая его за какую-то низшую расу, распоряжаться которой можно только при посредств кнута, и въ его разговорахъ, а также и на дл его бичъ ‘le long fouet’, какъ онъ его называлъ, игралъ немалую роль, не взирая на предостереженія моего отца и матери, которые никогда не были сторонниками такихъ расправъ, даже и во время крпостного права. Впрочемъ подвиги длиннаго кнута прекратились довольно скоро посл того, какъ Арондара за такую расправу поколотили сосдніе мужики деревни Носоновки. Произошло это слдующимъ образомъ: доложили ему, что носоновскіе крестьяне, выхавшіе косить на смежный съ нашей землей снокосъ, перепустили за нашу межу своихъ лошадей. Яковъ Вароломевичъ,— такъ окрестили Арондара на русскій ладъ,— веллъ немедленно осдлать себ лошадь и, вооружившись своимъ длиннымъ кнутомъ и револьверомъ, взявъ съ собою еще кого-то изъ своихъ бельгійцевъ, поскакалъ къ мсту снокоса. Мужики, увидя издали скачущихъ французовъ, какъ они ихъ называли, стали конечно сгонять своихъ лошадей съ нашей стороны луга, но Арондаръ тмъ не мене произвелъ на нихъ кавалерійскую атаку, при которой былъ пущенъ въ ходъ le long fouet. Мужики, сознавая, что сила на ихъ сторон, вмсто того, чтобы обратиться въ бгство, встртили атакующихъ вилами и дали имъ такой энергичный отпоръ, что французы, разбитые на голову, обратились въ бгство. Выраженіе ‘разбитые на-голову’ здсь вполн умстно, такъ какъ въ этомъ дл пострадали не только бока и спина Арондара, но и его большой энергичный орлиный носъ, получившій здоровую ссадину,.принудившую его обладателя потомъ долго ходить съ пластыремъ на немъ. Это неудачное дло съ носоновскими крестьянами имло ту хорошую сторону, что значительно успокоило воинственный пылъ Арондара и заставило его забыть о своемъ long fouet, чуть было не доведшимъ его до бды, ибо, не ускачи онъ тогда отъ разъяренныхъ мужиковъ, они пожалуй уходили бы его до смерти.

Въ другой разъ вздумалось ему испытать смлость и бдительность нанятаго имъ сторожа, изъ отставныхъ солдатъ еще николаевскаго времени, котораго онъ поставилъ сторожить ночью накопанную съ вечера кормовую свеклу, которую не усплъ до ночи перевезти на ферму. Позвавъ съ собой Грегуара, они оба одлись привидніями: надли на себя блыя простыни и поставили на головы пустыя тыквы съ вырзанными въ нихъ страшными лицами и вставленными внутрь зажженными огарками, а для того, чтобы еще боле усилить страшное впечатлніе, которое желали произвести, нацпили на себя желзныя плужныя цпи, бряцавшія при ходьб. Въ такомъ вид, никмъ не замченные, отправились они къ сосднему небольшому лсу, за которымъ находилось поле, гд сторожъ, сидя у разведеннаго костра, караулилъ накопанную свекловицу. Замтивъ появившіяся странныя фигуры, солдатъ еще издали окликнулъ ихъ, а когда он, не взирая на этотъ окликъ, молча стали приближаться къ нему, то онъ, не долго думая, схватилъ бывшій при немъ желзный ломъ и пошелъ навстрчу къ подходившимъ. Увидя, что тутъ шутки плохія, привиднія бросились бжать со всхъ ногъ къ лсу, обронивъ на мст происшествія свои тыквенныя головы, при бгств, какъ они потомъ говорили, имъ не мало мшали навшанныя на нихъ цпи.

Любя пугать другихъ, самъ Арондаръ при этомъ былъ очень суеврнымъ человкомъ и боялся привидній. Въ это время умеръ старикъ Егоръ Ивановичъ Гибсенъ, завдывавшій нашимъ Паньковскимъ коннымъ заводомъ, незадолго передъ тмъ ликвидированнымъ моимъ отцомъ, отчасти по совту Арондара, убждавшаго его завести вмсто рысистыхъ лошадей тонкорунное овцеводство. Приписывая смерть Гибсена уничтоженію завода, Арондаръ уврялъ, что духъ Гибсена по ночамъ приходитъ на террасу передъ его квартирой и стонетъ и охаетъ, поэтому, боясь оставаться ночью одинъ, онъ клалъ спать на полу въ своей комнат кого-нибудь изъ служащихъ.

Какъ я уже говорилъ выше, въ первый же годъ нкоторые изъ привезенныхъ бельгійцевъ были отправлены обратно самимъ же Арондаромъ, а къ концу второго года остались только младшій изъ братьевъ Видаровъ и Жазонъ, которые прослужили у насъ довольно долго, что же касается самого Арондара, то онъ, проживъ у насъ нсколько лтъ, женился на сестр сосдняго помщика Федора Ивановича Данилова и, отойдя отъ насъ, снялъ въ аренду землю у княгини Кочубей, гд впослдствіи завелъ конскій заводъ чистокровныхъ арденовъ или першероновъ, точно не помню. Заводъ этотъ пользовался извстностью и получалъ награды на конскихъ выставкахъ. Что касается Грегуара, то онъ, перенеся сильный тифъ, вскор посл этой болзни вернулся въ Бельгію и поступилъ на службу въ Брюссел въ какое-то торговое дло.

За это же время былъ выстроенъ въ Моховомъ новый двухъэтажный домъ, постройкой этой завдывала главнымъ образомъ моя мать: она составляла для него планы и обдумывала всякую подробность его постройки. Въ этой работ ей помогалъ нашъ доморощенный техникъ, механикъ и строитель, Михаилъ Гордевичъ Покатаевъ. Онъ былъ изъ нашихъ крпостныхъ людей и отличался своей даровитостью, если бы этому человку дано было образованіе, то онъ вроятно былъ бы знаменитымъ архитекторомъ или механикомъ. Въ то время у насъ было нсколько такихъ талантливыхъ служащихъ по разнымъ отраслямъ: такъ нкій Николай Васильевичъ Кузнецовъ было прекраснымъ землемромъ и чертежникомъ, рисовавшимъ очень хорошо планы, эти люди были учениками покойнаго Франца Христіановича Мейера, обязанные своими познаніями этому замчательному человку.

Къ сожалнію Михаилъ Гордевичъ имлъ слабость къ водк, такъ что одно время его пришлось совсмъ уволить, тогда онъ похалъ къ князю Голицыну, тому самому, въ имніи котораго началъ свою службу Мейеръ. Князь Голицынъ, тогда уже старикъ, лечилъ отъ запоя и дйствительно на время вылечилъ и Покатаева, который посл его леченія много лтъ не пилъ и какъ разъ поступивъ къ намъ въ этотъ періодъ, строилъ Моховекій домъ. Съ окончаніемъ этой постройки и съ уничтоженіемъ стараго дома, столь оригинальнаго и своеобразнаго, измнился не только наружный видъ Мохового, но и весь строй жизни. Началась какъ-бы новая эра, точно вмст со старымъ домомъ канули въ вчность и старые порядки и старыя традиціи. Многіе изъ старыхъ служащихъ тогда уже умерли, другіе состарились и жили на поко, будучи замнены новыми, молодыми, съ иными взглядами и понятіями.

20 декабря 1870 г. праздновался 50-тилтній юбилей Императорскаго Московскаго общества сельскаго хозяйства.

Личныя дла и пребываніе наше въ Крыму не позволяли отцу принимать активнаго участія въ дятельности Общества до 1860 года, въ 1860 году онъ выступилъ въ Обществ съ докладомъ о вольно-наемномъ труд, являвшимся необходимымъ послдствіемъ уничтоженія крпостного права и насущной потребностью для наступающей новой эры экономической жизни страны. Предвидя недоразумнія, которыя необходимо будутъ происходить при этихъ новыхъ непривычныхъ отношеніяхъ между работодателями и нанимаемыми ими рабочими, онъ тогда еще предлагалъ ходатайствовать передъ правительствомъ объ утвержденіи въ законодательномъ порядк правилъ о взаимныхъ отношеніяхъ, правахъ и обязанностяхъ между рабочими и хозяевами и о введеніи утверждаемыхъ правительствомъ расчетныхъ книжекъ для рабочихъ, могущихъ имъ замнять паспорта. Онъ говорилъ и о необходимости открытія правительствомъ кредита для нуждъ сельскаго хозяйства. Вс эти вопросы являлись тогда назрвшими и злободневными. Экономическое положеніе страны и ея земледльческаго населенія могло бы быть совсмъ иное, если бы правительство тогда обращало больше вниманія на требованія, выдвигаемыя жизнью.

Уже тогда онъ сталъ проводить мысль о необходимости для страны въ сельско-хозяйственныхъ учебныхъ заведеніяхъ, какъ низшихъ, такъ равно и высшихъ.

Наряду съ вопросомъ о сельско-хозяйственныхъ школахъ былъ возбужденъ отцомъ и вопросъ объ устройств въ различныхъ мстностяхъ Россіи опытныхъ сельско-хозяйственныхъ станцій или, какъ онъ ихъ тогда называлъ, учебныхъ фермъ, гд бы наглядно демонстрировались усовершенствованные пріемы хозяйства, свойственные данной мстности, по этому поводу онъ длалъ докладъ въ Обществ въ 1862 году, но тогда его не слушали, и первая такая станція была устроена правительствомъ тридцать съ лишнимъ лтъ спустя, когда отца уже не было въ живыхъ, на участк земли, переданномъ казн моимъ братомъ, при его имніи Моховомъ и носящемъ названіе ‘Шатиловской опытной станціи’.

Въ 1865 г. отецъ былъ избранъ президентомъ Московскаго Общества сельскаго хозяйства и съ этого времени всецло посвятилъ себя служенію русскому сельскому хозяйству, возбуждая постоянно вопросы въ О-въ, имющіе для него жизненное значеніе. Такъ онъ указывалъ на безотлагательную потребность скорйшаго проведенія сти желзныхъ дорогъ, не имющихъ исключительно лишь стратегическаго значенія, а долженствующихъ удовлетворять сельско-хозяйственныя и коммерческія нужды населенія и заявлялъ о необходимости созданія отдльнаго Министерства Земледлія.

Не мало труда и времени посвятилъ онъ народному образованію, комитету грамотности, состоящему при Обществ, обязана Россія возникновенію народныхъ школъ и учительскихъ семинарій, а равно и изданію учебниковъ и правильной постановки дла обученія.

Вотъ что говорится въ адрес отъ членовъ комитета грамотности, предназначенномъ къ 25-тилтнему юбилею президенства моего отца, который долженъ былъ праздноваться 7 января 1890 г., и до котораго ему не суждено было дожить всего только нсколько дней.

‘Въ 1845 году былъ открытъ при М. О. С. X. комитетъ грамотности, поставившій для себя цлью распространять мысль о необходимости для народа грамотности и соединеннаго съ нею религіозно-нравственнаго просвщенія и при томъ не только для мужскаго, но и женскаго населенія, но не скоро эта живая и новая мысль сдлалась общимъ достояніемъ. Только съ 60-хъ годовъ, вмст съ обновленіемъ народной жизни, дарованіемъ возможной свободы, съ учрежденіемъ земства, движеніе въ пользу всеобщаго народнаго просвщенія проявилось во всей сил, послышались голоса о заведеніи школъ, объ учителяхъ для нихъ, о лучшихъ методахъ обученія и, такъ какъ ничего этого не было, то и не знали, какъ приняться за дло. Въ это время великую службу народному образованію сослужилъ Московскій комитетъ грамотности, руководимый президентомъ М. О. С. X., достоуважаемымъ нашимъ юбиляромъ осифомъ Николаевичемъ. Шатиловымъ. Нсколько лтъ неутомимой, неослабной дятельности осифа Николаевича положили начало тому широкому и плодотворному развитію народнаго образованія, какое мы видимъ теперь въ земскихъ школахъ. Живая, кипучая дятельность комитета грамотности въ то время была возбуждаема непосредственнымъ, неутомимымъ личнымъ воздйствіемъ нашего достоуважаемаго предсдателя. Прежде всего нужно было создать учителей для народныхъ школъ, при участіи и содйствіи комитета грамотности составленъ проектъ Московской учительской семинаріи, послужившій примромъ и образцомъ для другихъ иногороднихъ семинарій. Но время не терпло, нужны были сейчасъ учителя, комитетъ грамотности выработалъ программу по всмъ предметамъ народной школы, составилъ руководства, указалъ новйшіе облегченные методы для преподаванія, для подготовки учителей по выработаннымъ методамъ и программамъ, комитетъ предложилъ земствамъ открыть педагогическіе курсы, на которые и назначилъ своихъ членовъ для руководства и ознакомленія съ новою постановкою учебнаго дла. Вс эти мропріятія были вполн успшны: очень важнымъ факторомъ въ дл народнаго образованія было признано комитетомъ наглядное обученіе и туманныя картины. Комитетъ составилъ и напечаталъ картины для объяснительнаго чтенія, для преподаванія Закона Божьяго, русской исторіи и къ картинамъ издалъ руководства съ текстомъ. Для туманныхъ картинъ была выработана программа картинъ изъ священной, церковной и русской гражданской исторіи.

Въ первый разъ туманныя картины съ объяснительнымъ текстомъ были показаны во время политехнической выставки, на которую со всей Россіи съхались начальники учебныхъ заведеній, учителя и законоучителя. Въ то же время съхавшемуся учебному персоналу членами комитета были объясняемы методы преподаванія и способы пользованія картинами для нагляднаго обученія. Кром этого, комитетъ озаботился и выборомъ книгъ для внкласснаго чтенія и составленъ былъ нормальный каталогъ по всмъ предметамъ знаній, доступныхъ простому человку.

Такимъ образомъ, Московскій комитетъ грамотности, благодаря неутомимому просвщенному руководительству своего предсдателя, выполнилъ многотрудную свою задачу и безъ преувеличенія можно сказать, вызвалъ къ жизни т народныя школы, какія мы видимъ теперь широко распространенными по лицу земли русской’.

Еще боле непосредственное и живое участіе въ развитіи школьнаго дла принималъ отецъ въ Новосильскомъ узд Тульской губерніи. Онъ не только на свой счетъ выстроилъ, обставилъ и содержалъ дв школы въ обоихъ своихъ имніяхъ въ Тульской губерніи и третью въ крымскомъ, но и заботился о постоянномъ увеличеніи числа школъ въ узд, лично ежегодно объзжалъ ихъ, присутствовалъ на экзаменахъ и заботился о подбор хорошихъ учителей и объ улучшеніи ихъ матеріальнаго положенія, которое вначал было очень плохо, такъ какъ земство не имло еще достаточныхъ средствъ, а крестьяне относились несочувственно къ обученію ихъ дтей, считая ихъ помощь въ хозяйств полезне грамотности, вслдствіе чего не только не посылали своихъ дтей въ школы, но сплошь и рядомъ не выполняли взятыхъ на себя обязательствъ по уплат жалованья учителямъ, доставк отопленія и ремонту въ школьныхъ помщеніяхъ.

Сельскіе учителя этого времени часто являлись положительно мучениками: имъ приходилось существовать впроголодь на гроши, которые еще при этомъ платились крайне неаккуратно, жить въ помщеніяхъ, сквозь стны и окна которыхъ набивался снгъ во время зимнихъ метелей, а лтомъ проникалъ дождь, безъ топлива, такъ что во время занятій учителю и ученикамъ приходилось сидть въ полушубкахъ.

Я знаю случай, когда инспекторъ народныхъ училищъ, пріхавъ зимой въ одну изъ такихъ сельскихъ школъ, засталъ учителя, дающаго урокъ изъ русской печки, куда залзъ отъ холода, царящаго въ класс. Сопутствуя иногда отца въ его объздахъ, я помню то удручающее своею безотрадностью впечатлніе, которое производили нкоторыя училища въ глухихъ деревняхъ. Они часто помщались въ полусгнившихъ церковныхъ сторожкахъ или приспособленныхъ подъ школу старыхъ общественныхъ амбарахъ, съ крошечными тусклыми окнами, сплошь запушенными толстымъ слоемъ инея, который бллъ по пазамъ стнныхъ бревенъ, черныхъ отъ копоти, съ грязными, кое-какъ сколоченными столами и лавками и съ блдной и изможженной фигурой учителя, ежащейся отъ холода въ какомъ-нибудь старомъ пальтишк.

Да, эти первые учителя нашихъ сельскихъ школъ были по истин мучениками, сколько изъ нихъ не выдержало и умерло отъ чахотки и другихъ болзней, пріобртенныхъ благодаря невозможнымъ условіямъ жизни, голоду и холоду.

Отецъ всячески старался улучшить ихъ положеніе, настаивалъ на постройк соотвтствующихъ своему назначенію школьныхъ помщеній, на увеличеніи имъ жалованья и на выдач имъ наградныхъ. Къ концу своей жизни онъ имлъ утшеніе видть плоды своихъ трудовъ.

Новосильскій уздъ былъ однимъ изъ первыхъ не только по количеству имющихся въ немъ школъ, но и по тому, какъ въ нихъ велось преподаваніе и какъ въ нихъ были обставлены учителя, жалованье которымъ съ первоначальныхъ 80 и 100 рублей въ годъ возрасло до 300 и 400 рублей.

Въ 1866 г. отецъ возбуждаетъ въ М. О. С. X. вопросъ о сохраненіи лсовъ, которые до тхъ поръ нещадно уничтожались.

Искусственное лсонасажденіе, начатое въ нашихъ имніяхъ Францемъ Христіановичемъ Мейеромъ, продолжалось отцомъ моимъ постоянно.

Вотъ какъ отзывался о его дятельности предсдатель Московскаго лснаго общества, профессоръ Петровской академіи H. К. Турскій въ своей рчи на засданіи М. О. С. X. 19 января 1890 г., посвященномъ памяти отца.

‘осифъ Николаевичъ путемъ печати и своимъ собственнымъ примромъ вызвалъ въ сельскомъ хозяйств серьезное отношеніе къ лсу: онъ открылъ широко двери своего имнія для желающихъ ознакомиться въ немъ съ результатами по лсоразведенію. осифъ Николаевичъ давалъ возможность учиться у него въ его имніи лсоводству многимъ питомцамъ Петровской академіи, прізжавшимъ для этого въ Моховое или въ одиночку или группами съ профессорами своими. Вс эти лица распространяютъ теперь по Россіи лсоводствецныя знанія, добытыя у знатока лсоводства осифа Николаевича въ Моховомъ’.

Но какъ и во всемъ, въ чемъ требовалось со стороны правительства его вмшательство для проведенія въ законодательномъ порядк мропріятій, клонящихся къ улучшенію экономическаго положенія страны, приходилось встрчаться съ его индифферентнымъ отношеніемъ къ самымъ насущнымъ потребностямъ сельскаго хозяйства, такъ и въ дл охраненія лсовъ правительство не спшило обратить на нихъ своего вниманія, и лсоохранительные законы появились только много лтъ спустя посл того, какъ лса были почти уже совсмъ истреблены въ центральныхъ губерніяхъ.

Съ начала 60-хъ г.г. М. О. С. X. начинаетъ обращать серьезное вниманіе на скотоводство и молочное хозяйство. Николай Васильевичъ Верещагинъ, братъ извстнаго художника, при своемъ многотрудномъ начинаніи создать въ Россіи раціональное молочное хозяйство, развить сыроваренное дло и организовать торговлю молочными продуктами, встртилъ въ отц живое сочувствіе.

По возвращеніи изъ-за границы, гд Николай Васильевичъ. на практик изучалъ маслодліе и сыровареніе, отецъ ссудилъ его деньгами изъ собственныхъ средствъ для начала дла и принялъ личное участіе въ обществ, имвшемъ цлью выдавать ссуды на устройство крестьянскихъ молоченъ и сыроваренъ.

Во время своего пребыванія за границей Верещагинъ, изучая сыровареніе и маслодліе, въ то же время старался организовать сбытъ нашихъ молочныхъ продуктовъ на иностранные рынки, при чемъ оказалось, что для этого надо совершенно измнить существовавшіе у насъ способы приготовленія масла, замнивъ Ихъ гольштинскимъ способомъ. Съ цлью дать возможность желающимъ изучить европейскіе пріемы въ обработк молочныхъ продуктовъ, имъ была открыта первая въ Россіи школа Маслодлія и сыроваренія въ сел Едимонов, Карачевскаго узда, Тверской губерніи. Кром того онъ предлагалъ М. О. С. X. открыть при комитет скотоводства ссудную кассу для содйствія крестьянамъ въ устройств артельныхъ сыроваренъ, но проектъ этотъ, хотя и былъ сочувственно принятъ Обществомъ, не былъ разршенъ нашимъ правительствомъ, которое во всякомъ благомъ начинаніи, во всякомъ проявленіи самодятельности усматривало крамолу и вмсто того, чтобы идти на встрчу требованіямъ времени, всячески задерживало, какъ умственное, такъ и матеріальное развитіе народа.

Дло, начатое H. В. Верещагинымъ, разрослось теперь въ громадное многомилліонное дло, дающее благосостояніе цлымъ мстностямъ Россіи.

Не взирая на то, что правительство не разршило Обществу открытія вышеупомянутой ссудной кассы, артельное сыровареніе стало все-таки развиваться, благодаря примру Едимоновской школы, и уже въ 1870 году одинъ Изъ первыхъ учениковъ Верещагина, В. И. Бландовъ, длалъ докладъ о возможности широкаго развитія артельнаго молочнаго хозяйства въ губерніяхъ Ярославской, Вологодской и Костромской. Въ этомъ доклад онъ указалъ на достоинства мстныхъ породъ скота, и съ этихъ поръ началась слава Ярославской молочной породы.

Въ это же время въ Обществ много занимались разными вопросами по овцеводству, и по иниціатив Общества было выписано изъ Ташкента первое небольшое стадо чистокровныхъ каракулевыхъ овецъ, разводимыхъ теперь въ нкоторыхъ южнорусскихъ хозяйствахъ, какъ напр. въ Атмана, имніи Николая Амедеевича Филибера, находящемся въ Мелитопольскомъ узд Таврической губерніи.

До 60-хъ годовъ сельскохозяйственнымъ обществамъ не позволялось касаться многихъ вопросовъ, обсуждать которые считалось дломъ не компетенціи общества, а правительства, и обществамъ ставилось въ вину, если они позволяли себ затрагивать такіе вопросы, какъ конокрадство, лсныя порубки или говорить о падежахъ скота и мрахъ, принимаемыхъ администраціей и полиціей къ ихъ предупрежденію и пресченію. Не разршалось и обсужденіе вопросовъ, относящихся къ организаціи спеціальныхъ кредитныхъ учрежденій, долженствующихъ удовлетворять нуждамъ сельскаго хозяйства. Такимъ образомъ, самые существенные вопросы, выдвигаемые жизнью, считались запретными.

Отцу моему пришлось бороться, чтобы хоть отчасти или въ далекомъ будущемъ достигнуть намченныхъ результатовъ. За первоначальнымъ очарованіемъ и рядомъ свтлыхъ надеждъ, въ лучахъ которыхъ начиналось царствованіе Александра II, довольно скоро наступило время общаго разочарованія на всхъ поприщахъ дятельности пробудившейся было къ новой жизни Россіи. Очень скоро страна увидла себя обманутой въ своихъ надеждахъ, и мало-по-малу терялась вра въ это свтлое будущее, а съ нею и интересъ къ длу и работ, у многихъ опускались руки. Настойчивость и энергія уступили мсто индиферентизму. Большая заслуга отца заключается именно въ томъ, что онъ сумлъ, не взирая на вс встрчавшіяся препятствія, поддержать во вс 25 лтъ своего президенства бодрый духъ въ Обществ, его прогрессивныя стремленія и культурную работу для развитія и улучшенія отечественнаго сельскаго хозяйства, а съ нимъ вмст и экономическаго благосостоянія страны.

——

Возвращаюсь вновь къ московской жизни 70-хъ годовъ и скажу, что въ то время въ хорошихъ семьяхъ старались развивать въ дтяхъ порядочность, уваженіе къ старшимъ и иныя добродтели, совершенно оставляя въ сторон развитіе практическаго духа и самодятельности.

Благодаря такому воспитанію подъ родительскими крылышками выходили люди, неподготовленные не только къ жизненной борьб, но и къ борьб съ самими собою и со своими страстями.

Преслдованіе въ то время правительствомъ всякихъ боле или мене возвышенныхъ стремленій молодежи поневол толкало ее къ пустому времяпрепровожденію и заставляло расходовать избытокъ жизненной энергіи на кутежи, женщинъ и свтскіе вызды, но такъ какъ послдніе скоро надодали, то оставались первые, въ особенности женщины, и при томъ въ большинств случаевъ не романическія увлеченія, а исключительно физическое половое удовлетвореніе. Какъ многіе изъ тогдашней молодежи, и я не избгнулъ этихъ соблазновъ и предавался культу богини любви съ тмъ увлеченіемъ, которое свойственно извстному возрасту. Въ объектахъ для этого и въ удобствахъ недостатка не было. Въ особенности излюбленной нами, я говорю нами, такъ какъ ее посщалъ извстный кружокъ молодежи, къ которому принадлежалъ и я, была одна посредница, нкая Прасковья Филипповна, жена купца, покинувшая своего мужа и занявшаяся сводничествомъ. Это была еще молодая и довольно красивая женщина, бывшая на содержаніи тоже у купца и въ то же время занимавшаяся тмъ, что знакомила своихъ постителей съ женщинами, искавшими знакомства. Такихъ женщинъ, какъ Прасковья Филипповна, было нсколько: между прочимъ, и нкая Мавра Петровна, но та была совсмъ въ другомъ род. Эта ‘Мавра’, какъ ее называли, была здоровенная русская баба, обращавшаяся со своими постителями запросто. Всего оригинальне было то, что, занимаясь такимъ не душеспасительнымъ дломъ, она въ то же время была очень набожна и подъ праздникъ не пускала къ себ постителей

Но изъ всхъ этихъ особъ Прасковья Филипповна пользовалась самой большой и лучшей репутаціей. Это была особа съ нкоторымъ образованіемъ, она кончила женскую гимназію, была обезпечена въ матеріальномъ отношеніи своимъ содержателемъ, а потому не обижала своихъ кліентокъ и не выманивала подъ всякими предлогами денегъ у постителей. У нея существовала извстная такса, свыше которой она не брала, и знакомила своихъ постителей только съ женщинами, которыхъ хорошо знала и за здоровье которыхъ ручалась.

Кутежи тогда были излюбленнымъ занятіемъ какъ дворянства, такъ равно и богатаго купечества и фабрикантовъ, изъ послднихъ въ то время особенно усердно подвизался на этомъ поприщ фабрикантъ Хлудовъ, у котораго имлся даже собственный гаремъ. Что касается дворянства, то помщики, прізжавшіе въ Москву, въ особенности изъ Приволжскихъ губерній, тоже не упускали случая развернуться и показать свою широкую натуру. Когда они прізжали въ губернскій городъ, насидвшись въ своихъ имніяхъ и, заставъ трактиры и рестораны уже закрытыми въ виду поздняго ночного времени, они нердко хали прямо къ полицмейстеру, будили его, забирали съ собой, и этотъ представитель власти, не меньше ихъ любившій кутежи, приказывалъ открывать трактиръ или ресторанъ, особенно излюбленный компаніей, распоряжался о доставленіи цыганъ, и начинался кутежъ, длившійся иногда съ небольшими перерывами для необходимаго отдыха нсколько дней подрядъ.

Одинъ мой знакомый помщикъ изъ Поволжья, прізжая въ Москву, первымъ дломъ собиралъ нсколько знакомыхъ и затмъ предпринималъ объздъ ресторановъ. Обыкновенно начиналось съ обдовъ и ужиновъ въ Эрмитаж, у Тстова или въ Московскомъ трактир и затмъ нанималась тройка и хали доканчивать ночь за городъ въ Стрльну или Яръ, при этомъ онъ всегда на время своего пребыванія въ Москв обзаводился женщиной. Въ одинъ изъ такихъ пріздовъ онъ увезъ изъ шведскаго хора, пвшаго тогда въ Стрльн, очень хорошенькую шведку, не говорящую ни слова но-русски. Изъ-за этого чуть не вышла пренепріятная исторія, такъ какъ антрепренеръ этого хора сталъ разыскивать похищенную у него артистку и, не знаю уже какъ, разыскавъ ее, сталъ требовать ея возвращенія въ хоръ, но оно совершилось только посл отъзда моего знакомаго изъ Москвы. Такого рода похищенія изъ хора артистокъ или цыганокъ доставляли многимъ особое удовольствіе. Это считалось проявленіемъ особаго молодечества и составляло извстнаго рода спортъ.

Распущенности нравовъ отчасти содйствовало само общество, въ которомъ не было свободнаго простого общенія между двушками и молодыми людьми. Стоило молодому человку нсколько разъ побывать въ дом, гд были барышни, какъ начинались разговоры о томъ, что онъ должно быть иметъ виды на одну изъ нихъ. На негб начинали смотрть, какъ на жениха, и матери поручали кому-нибудь изъ близкихъ знакомыхъ или родственниковъ узнать у молодого человка, каковы его намренія, а если никакихъ намреній не оказывалось, то считали, что его частыя посщенія компрометируютъ двушку. Такое отношеніе и взгляды общества поневол раздляли молодежь на два лагеря и заставляли молодыхъ людей искать общества женщинъ полусвта, не представлявшихъ для нихъ опасности преждевременнаго наложенія на себя цпей Гименея. Но такое времяпрепровожденіе съ женщинами легкаго поведенія дйствовало развращающе, роняло въ молодежи уваженіе къ женщин и пріучало смотрть на нихъ, какъ на предметъ удовольствія. Впослдствіе это не могло не отзываться на супружеской врности мужей.

Въ Москв тогда было много домовъ, въ которыхъ давались балы и вечера. Два бала въ зиму давалъ князь Долгоруковъ: одинъ, носившій названіе раута, бывалъ обыкновенно во время Рождественскихъ праздниковъ, а другой, извстный подъ названіемъ folle journe, происходилъ въ послднее воскресенье на Масляниц, начинаясь днемъ онъ оканчивался въ 12 часовъ ночи.

Изъ частныхъ лицъ славился своими пріемами баронъ Михаилъ Львовичъ Боде. Наружностью своею баронъ Боде напоминалъ маркиза временъ Людовика XVI: бритый, съ зачесанными назадъ сдыми волосами и любезной привтливой наружностью, ему недоставало только расшитаго камзола и кружевного жабо для полнаго сходства съ кавалерами XVIII вка, недаромъ его называли московскимъ гауптъ-аристократомъ. На него даже были сочинены стихи, начинавшіеся такъ:

Баронъ Михаилъ Львовичъ Боде,

Московскій гауптъ-аристократъ,

Похожъ на короля въ колод

И всхъ важне во сто кратъ…

Большинство молодежи здило на балы не столько, чтобы танцовать, сколько ради хорошихъ ужиновъ и буфета c шампанскимъ. Посщая свтскіе вечера изрдка, я большую часть времени посвящалъ искусству и, кром школьныхъ занятій, какъ я уже говорилъ раньше, у меня по вечерамъ собирались работать нкоторые товарищи. Такіе же рисовальные вечера устраивались и у Николая Алексевича Толстого, когда онъ поступилъ въ школу. Мать Толстого, Надежда Александровна, урожденная Козлова, имла свой домъ на Тверскомъ бульвар, это была очень умная, милая и образованная женщина, незадолго передъ тмъ овдоввшая. Ея мужъ, занимавшій мсто директора Нижегородскаго банка, умеръ, простудившись во время одной изъ своихъ дловыхъ поздокъ. У Надежды Александровны было трое дтей: два сына и одна дочь. Старшій ея сынъ, Николай Алексевичъ, былъ моимъ товарищемъ по школ живописи. Это былъ очень талантливый молодой человкъ и, если бы онъ продолжалъ, какъ слдуетъ, заниматься искусствомъ и серьезно бы работалъ, то изъ него могъ бы выйти очень хорошій художникъ, но къ сожалнію у него не было усидчивости и терпнія, вслдствіе чего онъ остался диллетантомъ.

У Толстого мы работали большею частью акварелью съ различныхъ костюмовъ, доставаемыхъ или изъ театровъ, или отъ костюмеровъ. Лучше всхъ работалъ акварелью K. В. Лебедевъ, длавшійся потомъ хорошимъ историческимъ художникомъ и бывшій одно время преподавателемъ въ Академіи Художествъ {Умеръ въ сентябр ныншняго года.}.

Былъ у меня еще одинъ товарищъ по школ, принадлежащій къ московскому свтскому обществу, Иванъ Васильевичъ Коптевъ. Это былъ добрый малый, не лишенный способностей, но страшный лнтяй. Будучи единственнымъ сыномъ богатыхъ родителей, онъ занимался искусствомъ больше отъ нечего длать, и, такъ какъ его отецъ, генералъ Коптевъ, служилъ по коннозаводству, то писалъ большею частью портреты разныхъ лошадей. Эти портреты его отецъ потомъ расхваливалъ въ газет. Старикъ Коптевъ былъ большимъ оригиналомъ и представлялъ собой типъ Грибодовской эпохи. Онъ имлъ страсть къ орденамъ и всячески старался ихъ получать, при чемъ даже передлывалъ нкоторые на свой ладъ. Получивъ французскій орденъ Почетнаго Легіона за доставку императору Наполеону III русскихъ рысаковъ, посланныхъ ему въ подарокъ Александромъ II, онъ сдлалъ себ второй экземпляръ этого креста, украшенный брилліантами и надвалъ его въ деревн, гд конечно никто не могъ проврить подлинность этого фантастическаго ордена. Его страсть ко всякимъ вншнимъ отличіямъ была такъ велика, что онъ сумлъ получить право на ношеніе стихаря, и у себя въ деревн, во время богослуженія, надвалъ парчевые стихари, какъ говорятъ, тоже увшанные орденами, и выходилъ въ такомъ вид читать Апостоловъ. Сына онъ воспитывалъ дома, и послдній чуть ли не до 20 лтъ находился подъ наблюденіемъ няньки, что не помшало Ивану Васильевичу, выйдя изъ-подъ женскаго надзора, предаться съ увлеченіемъ культу богини любви, приведшаго его къ преждевременной кончин.

Мой дядя, братъ моей матери, Вильгельмъ Вильгельмовичъ Оливъ, служившій адъютантомъ при княз Долгоруковомъ, былъ женатъ на Елисавет Николаевн Щербачевой. У нея было четыре брата: старшій изъ нихъ Александръ Николаевичъ и теперь сенаторъ, второй, Михаилъ былъ военнымъ, а оба младшихъ, Сергй и Юрій, въ описываемое мною время были на послднемъ курс юридическаго факультета Московскаго университета

Въ числ профессоровъ этого факультета былъ въ то время всмъ извстный своими чудачествами Никита Ивановичъ Крыловъ, читавшій римское право. Это былъ большой оригиналъ. Свои лекціи и экзамены онъ сплошь и рядомъ сопровождалъ разными прибаутками, шутками и выходками. Особенно онъ любилъ высмивать студентовъ армянъ и евреевъ, которыхъ не долюбливалъ и надъ которыми нердко издвался на экзаменахъ. Послушать, какъ Никита Ивановичъ балагуритъ, ходили иногда и посторонніе лица изъ молодежи, это тмъ боле было удобно, что тогда у студентовъ не было формы и доступъ въ университетъ былъ свободенъ. Я тоже ходилъ съ Сергемъ Щербачевымъ послушать Никиту Крылова, какъ онъ самъ себя называлъ. Войдя въ аудиторію, мы застали Крылова, сидящимъ какъ-то бокомъ за своей каедрой. Это былъ уже пожилой человкъ съ бритымъ лицомъ, въ старомодномъ сюртук, съ шеей, повязанной широкимъ атласнымъ галстукомъ, изъ-подъ котораго около подбородка выглядывали блые уголки стоячаго воротника рубашки, такъ называемые Vatermrder’ы: такіе рубашки и галстуки были еще остаткомъ модъ Николаевскаго времени.

Не помню теперь всхъ прибаутокъ, которыми Никита Ивановичъ разнообразилъ эту лекцію, помню только, что, объясняя какія-то права владнія, онъ бралъ стоящую передъ нимъ чернильницу и, сойдя съ нею съ каедры, ставилъ ее посреди аудиторіи на полъ и съ забавной жестикуляціей излагалъ эти права: затмъ, говоря, что однородныя дйствія имютъ различныя цли, задавалъ вопросъ: одинаковыя ли цли преслдуются, напримръ, генераломъ и мужикомъ, залзающими ночью на чужой дворъ въ подворотню. ‘Дйствіе у нихъ одно, но цли различныя, говорилъ онъ,— генералъ лзетъ потому, что у него завелись тамъ любовныя шашни, а мужикъ, чтобы воровать’.

Никита Ивановичъ представлялъ собою остатокъ прошлаго и былъ единственнымъ въ своемъ род. Онъ, какъ говорятъ, любилъ и выпить. Своею фигурой и лицомъ Крыловъ напоминалъ скоре какого-нибудь чиновника изъ Управы благочинія или двороваго человка, чмъ представителя науки, пользовавшагося репутаціей знатока римскаго права.

Заговоривъ о Щербачевыхъ, припоминается мн одинъ вечеръ, когда у нихъ собралась компанія молодежи. Университетскіе экзамены только что кончились, и въ числ присутствующихъ было много лицъ, покончившихъ навсегда съ лекціями и экзаменами, и потому настроеніе собравшихся было особенно веселое. Среди гостей былъ князь А. А. Цертелевъ, извстный въ Москв подъ прозвищемъ le prince lutin. Это былъ замчательно живой и остроумный молодой человкъ, обладавшій къ тому еще очень красивой наружностью. Впослдствіи, будучи первымъ секретаремъ при русскомъ посольств въ Константинопол, онъ во время Турецкой войны 1877—78 г.г. поступилъ въ армію въ качеств рядового и провелъ наши войска черезъ Балканы, такъ какъ хорошо зналъ эти мстности, длая раньше частыя экскурсіи въ горы. Получивъ нсколько Георгіевскихъ крестовъ за войну, онъ по окончаніи ея вновь поступилъ на дипломатическую службу. Къ сожалнію, преждевременная смерть лишила Россію этого храбраго, энергичнаго и талантливаго человка, который среди нашихъ дипломатовъ такъ рзко выдлялся на фон общей ихъ бездарности.

Его младшій братъ, Д. А. Цертелевъ, представлялъ собою совершенную противоположность съ братомъ по складу и свойствамъ своего ума. Большой любитель поэзіи и философіи, это былъ спокойный, малоразговорчивый человкъ. Въ описываемое мною время онъ былъ еще студентомъ Московскаго университета, тогда, какъ его братъ поступилъ уже на службу и долженъ былъ хать въ Константинополь.

Въ тотъ вечеръ у Щербачевыхъ былъ еще П. П. Зиловъ, впослдствіи профессоръ математики и попечитель одного изъ южныхъ округовъ. Изъ братьевъ Щербачевыхъ двое младшихъ, Юрій и Сергй, праздновали окончаніе своего университетскаго курса, изъ нихъ Юрій былъ большимъ пріятелемъ старшаго Цертелева и по складу своего ума, живого и остроумнаго, очень походилъ на него. Они одновременно начали службу въ Константинопол, и впослдствіи Юрій былъ посланникомъ въ Греціи.

Посл чая и закуски насъ всхъ потянуло на свжій воздухъ, ночь была свтлая и прекрасная, и мы всей компаніей ршили пройтись погулять по бульвару. Не помню теперь, кто именно подалъ мысль, которою сейчасъ же воспользовались Цертелевъ и Юрій Щербачевъ, устроить шествіе на бульварахъ, какъ это устраиваютъ нмецкіе и французскіе студенты, такъ называемый Gnsemarsch или по-французски Monome, заключающійся въ томъ, что вс присутствующіе молча ходятъ одинъ за другимъ длинной вереницей, то вытягиваясь въ прямую линію, то длая змеподобные зигзаги, окружая встрчающихся къ ихъ великому недоумнію и перепрыгивая одинъ за другимъ черезъ попадающія на дорог преграды, какъ-то: извозчичьи пролетки или бульварныя скамейки (въ то время на бульварахъ не было еще желзныхъ скамеекъ со спинками). Предложеніе устроить Gnsemarsch было единогласно принято. Князь Цертелевъ для вящшаго эффекта предложилъ еще всмъ взять по какому-нибудь пищику или другому инструменту, подражающему голосу разныхъ птицъ и животныхъ, употребляемыхъ при охот для подманиванія дичи. У Щербачевыхъ имлось большое разнообразное собраніе такихъ пищиковъ, подражающихъ крику перепеловъ, дикихъ утокъ, зайцевъ и т. д. Самъ же Цертелевъ вооружился большимъ охотничьимъ рогомъ, сдланнымъ изъ огромнаго рога дикаго африканскаго буйвола. Надтый имъ себ на спину подъ лтнее пальто, онъ придавалъ его фигур комическій видъ уродливаго горбуна. Хотя было уже за полночь, но гуляющихъ на улицахъ, а въ особенности на бульварахъ было еще много. Мы начали свое шествіе съ Никитскаго бульвара, въ глубокомъ молчаніи шествуя одинъ за другимъ, то длинной вереницей, то зигзагами, перепрыгивая черезъ скамейки, то вдругъ описывая большой кругъ, захватывая въ его середину группы гуляющихъ, которые при этомъ маневр въ недоумніи останавливались, не зная, что имъ длать, сердиться или смяться. Цертелевъ, шедшій впереди, время отъ времени издавалъ своимъ рогомъ ревущіе звуки, на которые отвчали птичьи и заячьи голоса, подъ аккомпанементъ смха гуляющей публики.

На бульварахъ мы встртили еще нсколько знакомыхъ студентовъ, которые тотчасъ же примкнули къ намъ, такъ что, чмъ дальше мы шли, тмъ число наше увеличивалось. Проходя черезъ Никитскую площадь, намъ попались на дорог пустые извозчики, мы стали одинъ за другимъ перепрыгивать черезъ ихъ пролетки, вскакивая на подножку и быстро соскакивая съ другой стороны. Изумленные извозчики останавливали лошадь и съ открытыми ртами смотрли, что это такое, и скоро ли настанетъ конецъ этой напасти. Городовыхъ тогда было немного, и т два-три фараона, которыхъ мы видли одиноко стоящими на своихъ постахъ, не сочли нужнымъ привязываться къ намъ, тмъ боле, что насъ было много. Самый большой эффектъ произвело наше шествіе и птичьи голоса на Тверскомъ бульвар, гд больше всего было гуляющихъ, со стороны которыхъ мы встрчали полное сочувствіе, не взирая на то, что порою мы заставляли ихъ останавливаться и уступать намъ дорогу. Такова была тогда патріархальность Москвы, что, несмотря на то, что домъ оберъ-полицмейстера находился на Тверскомъ бульвар, никто не помшалъ намъ въ нашей прогулк. Попробовала бы молодежь продлать такую штуку теперь, живо бы явились вооруженные винтовками конные и пшіе городовые, и вс участники ‘монома’ очутились бы въ ближайшемъ участк.

Какъ я уже сказалъ, оба брата Цертелевы мало походили другъ на друга. Дмитрій Цертелевъ, съ которымъ я былъ ближе знакомъ и чаще видлся, занимался поэзіей и философіей. Онъ былъ знакомъ съ поэтомъ гр. Алексемъ Толстымъ, произведенія котораго очень любилъ и благодаря которому одно время увлекался спиритизмомъ. Извстный въ то время, какъ очень сильный медіумъ, американецъ Юмъ приходился сродни Толстому по жен, если не ошибаюсь, Юмъ былъ женатъ на сестр графини и, прізжая въ Россію, гостилъ въ имніи графа. Цертелевъ говорилъ мн, что Толстой разсказывалъ ему удивительныя вещи о медіумической сил Юма. У него въ дом даже посл отъзда послдняго продолжались нкоторое время явленія самопроизвольнаго передвиженія мебели и другихъ предметовъ, и слышались разные стуки. Самому Цсртелеву не случалось видть Юма и присутствовать при его сеансахъ, зато онъ посщалъ въ Москв нкоторыхъ лицъ, интересовавшихся спиритизмомъ, между прочимъ одного Аксакова, очень убжденнаго и врующаго спирита. Я помню, какую сенсацію произвело тогда извстіе, что въ Париж появился фотографъ медіумъ, длавшій снимки съ живыхъ людей съ призраками тхъ лицъ, о которыхъ они думали во время вниманія. Аксаковъ, слдившій за всмъ, что совершалось въ этой области, получилъ въ то время нсколько такихъ снимковъ и показывалъ ихъ Цертелеву, чмъ еще больше укрпилъ его вру въ спиритизмъ. Впослдствіи обнаружилось, что эти снимки съ матеріализовавшихся призраковъ не что иное, какъ самый грубый обманъ легковрной публики. Слушая разсказы Цертелева, я заинтересовался спиритизмомъ, хотя никогда въ него не врилъ.

Собираясь у Цертелева, мы длали опыты, впрочемъ всегда неудачные. Кром меня интересовался этимъ вопросомъ и Владимиръ Соловьевъ. Я встрчался съ нимъ нсколько разъ у Цертелева, онъ только что тогда кончилъ Московскій университетъ, но уже выдлялся среди молодежи, какъ по своей наружности, такъ и по своимъ взглядамъ. Это былъ высокій и очень худощавый молодой человкъ, казавшійся еще выше, благодаря своей худоб, съ задумчивымъ блднымъ лицомъ, съ небольшой бородкой и длинными волосами. Въ его лиц больше всего поражали большіе, выразительные, темные глаза, глубоко сидящіе подъ густыми, очень широкими, почти сходящимися надъ переносицей въ одну сплошную черную полосу, бровями. Такихъ бровей я ни у кого посл не видалъ, он придавали странный видъ его лицу и какъ бы увеличивали и усиливали выразительность и размры его глазъ. Съ него можно было бы писать или библейскаго пророка, или демона, не даромъ, какъ онъ разсказывалъ, во время его поздки по Египту, нсколько феллаховъ, увидавъ его однажды одиноко расхаживающимъ среди развалинъ какого-то древняго храма, приняли его за чорта и разбжались съ крикомъ: ‘Шайтанъ, шайтанъ!’

Черезъ Цертелева познакомился я въ ту пору и съ графомъ Соллогубомъ, женатымъ на старшей дочери бар. Боде, Наталь Михайловн, очень остроумной и красивой женщин, представлявшей по своему характеру полную противоположность со своей сестрой Марьей Михайловной: насколько послдняя была тиха и скромна, настолько Наталья Михайловна была бойка и, еще будучи двушкой, пользовалась репутаціей enfant terrible. Мужъ ея, гр. Соллогубъ, обладалъ большой фантазіей и очень талантливо рисовал^— всякую чертовщину: вдьмъ, лшихъ, домовыхъ, водяныхъ и всевозможныхъ чертей, которыхъ называлъ епишками и уврялъ, что часто видитъ ихъ ‘выдувающимися’, какъ онъ выражался, изъ стнъ, мебели и др. предметовъ, и дйствительно, изображаемые имъ епишки были неподражаемы по своему разнообразію и выразительности.

У Соллогуба встрчался я съ молодыми гр. Барановыми, изъ которыхъ старшій былъ замчателенъ своей красивой наружностью, огромнымъ ростомъ и большой силой. Онъ напоминалъ портреты Петра Великаго въ юные годы. Бывалъ у Соллогуба и камеръ-юнкеръ Мерлинъ, тоже большой силачъ, занимавшійся окультизмомъ и, какъ онъ уврялъ, врившій въ колдовство и въ существованіе различной нечистой силы.

Это былъ очень несимпатичный и злой человкъ, получившій, какъ ходилъ слухъ, камеръ-юнкерство за предательство Ишутина, пострадавшаго по длу Каракозова.

Не зная еще тогда этого подвига Мерлина, онъ производилъ на меня всегда какое-то отталкивающее впечатлніе.

Къ этому же времени относится и мое знакомство съ семьей князя Львова. Его старшій сынъ, Владимиръ Евгеніевичъ, одно время посщалъ Московскую школу живописи, но скоро ее бросилъ, очевидно, не имя истиннаго влеченія къ искусству. Второй его братъ, Алексй, часто бывалъ у насъ въ дом и хотя ничего общаго съ искусствомъ не имлъ, но со временемъ занялъ мсто директора Московской школы живописи. Я ихъ обоихъ впослдствіи какъ-то потерялъ изъ вида и только съ ихъ третьимъ братомъ, Георгіемъ, встртился по прошествіи многихъ лтъ въ Тул на поприщ общественной дятельности, когда былъ выбираемъ губернскимъ гласнымъ отъ Новосильскаго узда.

——

По воскресеньямъ бывалъ у насъ въ Москв и Мих. Ив.-Пыляевъ, извстный впослдствіи своею литературною дятельностью. Онъ былъ авторомъ книгъ: ‘Старая Москва’, ‘Старый Петербургъ’,’Забытое прошлое окрестностей Петербурга’ и мн. др., содержащихъ въ себ очень интересныя историческія и бытовыя свднія. Будучи большимъ любителемъ драгоцнныхъ камней, онъ составилъ ихъ подробное описаніе, приводя въ немъ и исторію нкоторыхъ изъ нихъ, какъ напр. алмаза санси, принадежащаго еще Карлу Смлому, англійскаго коинура и русскаго Орлова. Книга эта называется ‘Драгоцнные камни’. Приходя къ намъ Михаилъ Ивановичъ всегда имлъ въ карман завернутые въ бумажки ‘камешки’, какъ онъ ихъ называлъ. Онъ любилъ ихъ показывать и разсказывать исторіи драгоцнныхъ камней, которыя впослдствіи и помстилъ въ своей книг.

Обладая удивительной памятью и большими познаніями бытовой и анекдотической стороны нашей исторіи, Пыляевъ въ обществ былъ чрезвычайно интереснымъ собесдникомъ, оживлявшимъ всегда своими разсказами наши воскресные вечера. Бывалъ онъ у насъ и въ Моховомъ съ помщикомъ Орловской губерніи Мацневымъ, прізжавшимъ къ намъ на осеннія охоты со своими гончими и борзыми собаками. Говорили, что Пыдяеву одно время былъ воспрещенъ въздъ въ столицы, вслдствіе чего онъ жилъ долгое время у Мацнева, въ его имніи Малоархангельскаго узда, носившее тоже названіе Мохового.

Въ Москв Михаилъ Ивановичъ сталъ у насъ бывать только впослдствіи, въ 70-хъ г.г., а въ Петербург я видлъ его уже въ 90-хъ г.г., незадолго до его смерти. О себ и о своемъ прошломъ онъ никогда не говорилъ, равнымъ образомъ онъ никогда и никому не давалъ своего адреса, такъ что, несмотря на долговременное знакомство съ нимъ, его личность и жизнь оставались окруженными какой-то таинственностью.

——

Въ середин 70-хъ годовъ мн пришлось нсколько разъ побывать въ Ясной Полян у графа Льва Николаевича Толстого.

Еще въ 60-хъ г.г. онъ прізжалъ къ намъ въ Моховое вмст съ Дмитріемъ Алексевичемъ Дьяковымъ. Въ то время онъ начиналъ писать ‘Войну и Миръ’ и собиралъ матеріалы для этого романа’

Полагая, что въ моховской библіотек найдутся еще старыя газеты временъ Освободительной войны, онъ интересовался познакомиться съ ними. Не помню, нашелъ ли онъ то, чего искалъ или нтъ.

Въ-70-хъ г. г. съ нимъ познакомился Павелъ Дмитріевичъ Голохвастовъ, съ которымъ я въ первый разъ и былъ въ Ясной Полян. Въ это время Левъ Николаевичъ начиналъ писать ‘Анну Каренину’.

Похали мы въ Ясную Поляну зимой, на второй или третій день Новаго года. Эта поздка, какъ и дв остальныя, оставила во мн самыя свтлыя воспоминанія. На полустанк Козловская Заска насъ ожидали лошади графа. Сколько мн помнится, мы пріхали вечеромъ и были встрчены самымъ радушнымъ образомъ, какъ графомъ, такъ и его супругой. Графу тогда было, вроятно, лтъ 47 или 48, онъ былъ высокаго роста, худощавый, широкоплечій и съ хорошо развитыми мышцами человкъ. Что больше всего привлекало въ его наружности, такъ это выразительные, глубоко сидящіе подъ густыми бровями темно-голубые глаза, въ которыхъ отражались вс испытываемыя имъ впечатлнія, при спокойномъ состояніи выраженіе ихъ было задумчивое и доброе. Хотя тогда графъ и не увлекался еще тми идеями, которыя сталъ проповдывать впослдствіи, но уже и тогда онъ жилъ очень просто и обыкновенно ходилъ въ срой суконной блуз, подпоясанной ремнемъ.

Когда-то въ Ясной Полян былъ большой барскій домъ, стоявшій среди двухъ, расположенныхъ по его бокамъ, флигелей, но затмъ во дни юности графа, онъ былъ имъ проданъ на сносъ, а графъ перебрался для жизни въ одинъ изъ флигелей, въ другомъ флигел лтомъ жили прізжавшіе гостить въ Ясную Поляну родственники графа и его жены.

По мр того, какъ увеличивалась семья Льва Николаевича, длались и пристройки къ занимаемому имъ флигелю, и надо полагать, что въ настоящее время онъ иметъ совершенно иную вншность, чмъ тогда, когда я его видлъ.

Въ то время это было двухъэтажное зданіе, лишенное всякой наружной архитектуры: однимъ фасадомъ оно выходило въ садъ, а другимъ на дворъ, съ растущимъ посредин его передъ домомъ большимъ деревомъ, подъ которымъ были поставлены коновязи. Въ нижнемъ этаж помщался кабинетъ графа, а наверху, во второмъ этаж была большая зала, служащая и столовою, и гостиная съ балкономъ, выходящимъ въ садъ. Мебель и обстановка въ дом были очень просты, безъ малйшей роскоши. Стны зала украшало нсколько семейныхъ портретовъ.

Мы провели въ нашъ пріздъ въ Ясной Полян два или три дня. Меня помстили въ кабинет графа, я и сейчасъ припоминаю испытанное мною чувство благоговнія, когда я впервые вошелъ въ этотъ, такъ просто обставленный, кабинетъ, съ письменнымъ столомъ около окна, на которомъ ничего не было лишняго, съ полками книгъ и висящими на стн охотничьими принадлежностями. Графъ тогда еще любилъ охоту, какъ съ ружьемъ, такъ и съ борзыми собаками.

На другой день посл нашего прізда вечеромъ, когда мы посл обда сидли въ гостиной и разговаривали, слуга доложилъ графу, что пришли ряженые, и графъ сказалъ позвать ихъ въ залъ, куда мы вс вышли и куда черезъ мгновеніе ввалилась толпа ряженыхъ дворовыхъ людей и рабочихъ. Графъ и графиня приняли ихъ ласково и просто. Ряженые плясали, выкидывали всякія колнца и веселились, какъ у себя дома безо всякаго стсненія. Въ пляск особенно отличалась своимъ проворствомъ и ухарствомъ небольшого роста худенькая женщина, лица которой не было видно, изъ-за надтой на нее какой-то размалеванной маски. Левъ Николаевичъ сказалъ намъ, что эта неутомимая плясунья, служащая у него скотницей, 60-тилтняя старуха. Смотрть на ряженыхъ собрались и вс дти Льва Николаевича, которые тогда были еще очень юны.

Ряженые веселились отъ души, хозяева шутили съ ними и смялись ихъ остротамъ и прибауткамъ. Графу очевидно нравилось ихъ веселье, и онъ говорилъ, что на Святкахъ ряженые всегда приходятъ къ нимъ.

При разговорахъ графъ любилъ разспрашивать своихъ собесдниковъ и узнавать ихъ взгляды на различные вопросы. Въ немъ была замтна большая наблюдательностей онъ интересовался даже разными мелкими деталями. Такъ, я помню, что онъ разспрашивалъ меня, изъ какихъ классовъ общества происходятъ нкоторые выдающіеся художники. Отвчая на его вопросъ, я тогда, между прочимъ, сказалъ ему, что одинъ изъ талантливйшихъ учениковъ Московской школы живописи сынъ швейцара Кремлевскаго дворца, и Левъ Николаевичъ, описывая художника въ Анн Карениной, говоритъ, что онъ былъ сыномъ придворнаго лакея.

Мн думается, что въ то время онъ больше заставлялъ говорить своихъ собесдниковъ, чмъ говорилъ самъ.

Кром этого посщенія Ясной Поляны, я былъ у графа еще два раза: одинъ разъ подъ осень и другой разъ весною. Будучи у него въ конц августа, я засталъ въ Ясной Полян большое общество. Въ этотъ мой пріздъ мы здили съ Львомъ Николаевичемъ и съ мужемъ его племянницы, Нагорнымъ, на охоту на болотную дичь, и я сопутствовалъ графу въ его обычныхъ прогулкахъ верхомъ. здили мы въ казенный лсъ, такъ называемую Тульскую заску, начинавшійся недалеко отъ имнія графа.

Разговорясь со мной какъ-то объ охот съ борзыми, Левъ Николаевичъ, узнавъ, что я люблю и этотъ родъ охоты, подарилъ мн прекрасную борзую собаку англійской породы, которую звали Змйкой. Это была граціозная и красивая сука, черной масти, она долго жила у меня въ Моховомъ. Въ ту пору его уже начинали занимать религіозные вопросы, и онъ часто наводилъ на нихъ разговоръ.

Мн особенно памятенъ одинъ изъ нихъ, происшедшій между нами вечеромъ, подъ звзднымъ небомъ, на балкон передъ гостиной. Выйдя со мной на этотъ балконъ, Левъ Николаевичъ заговорилъ о вр въ безсмертіе души, загробную жизнь и о томъ, что говоритъ объ этомъ церковь, сказавъ, что, здраво размышляя, не можетъ всему этому врить, затмъ онъ спросилъ меня, какъ я смотрю на эти вопросы. Мн было тогда 23 или 24 года: воспитанный въ традиціяхъ вншней обрядовой религіозности, я въ это время мало вдумывался въ сущность этихъ вопросовъ, и тотъ болзненный процессъ нравственной ломки, сопровождающій исканіе божественныхъ истинъ и осмысленной, не основанной на самообманахъ, вры, который повидимому начинался въ душ Льва Николаевича, тогда еще не коснулся меня, онъ насталъ для меня много лтъ спустя посл этого разговора.

На заданный мн вопросъ я тогда отвтилъ Льву Николаевичу, что, вря въ существованіе божества и не будучи въ состояніи разобраться въ религіозныхъ вопросахъ самостоятельно, я стараюсь принимать ученія церкви, не анализируя ихъ, опасаясь такого анализа, могущаго привести меня къ полному безврію. Мой отвтъ заставилъ его задуматься.

Въ появившихся впослдствіи главахъ продолженія Анны Карениной разговоръ Левина съ крестьяниномъ, въ которомъ послдній высказываетъ обуреваемому сомнніями Левину простоту своихъ религіозныхъ воззрній, заставившихъ Левина измнить свой прежній образъ мыслей, очень напомнилъ мн нашъ разговоръ съ графомъ, измнившимъ вскор посл этого и свое отношеніе къ церкви.

Много лтъ спустя, когда я былъ по дламъ въ Тул, среди прислуги гостиницы, въ которой я остановился, оказался нкій Огурцовъ, служившій лакеемъ у графа Толстого въ ту пору, когда я бывалъ въ Ясной Полян. Этотъ Огурцовъ узналъ меня, и я разговорился съ нимъ о граф и его семь. Онъ, между прочимъ, сказалъ мн, что вскор посл окончанія изданія Анны Карениной Левъ Николаевичъ очень измнился, сталъ посщать церковныя богослуженія, здилъ даже къ заутрен въ сосднее село, при чемъ, чтобы никого не безпокоить, вставалъ до свта, самъ ходилъ въ конюшню, сдлалъ свою верховую лошадь, не будя конюховъ, и одинъ узжалъ въ церковь.

Затмъ, однажды взявъ съ собою Огурцова, совершилъ даже пшкомъ паломничество въ какой-то монастырь, если не ошибаюсь, въ Оптину Пустынь. Отправились они въ это паломничество въ крестьянской одежд, при чемъ въ одномъ сел возбудили подозрніе старшины, который потребовалъ отъ нихъ ихъ документы и пришелъ въ большое недоумніе, когда узналъ, съ кмъ иметъ дло. Но этотъ періодъ исканія разршенія своихъ сомнній во вншней церковной обрядности и у духовенства длился недолго, и Левъ Николаевичъ, не найдя того, что искалъ, обратилъ свои взгляды въ другую сторону, а, именно, въ глубину своей собственной души и своей совсти, удаляясь окончательно отъ нашей казенной церкви, такъ мало дающей тому, кто жаждетъ истины.

Что касается меня, который тогда на балкон яснополянскаго дома, не задумываясь и вполн искренно изложилъ Льву Николаевичу свою profession de foi, то со мной произошло тоже самое. Чмъ больше развивалось во мн сознательное отношеніе къжизни и ко всему окружающему, тмъ сильне возникала и потребность анализа, тмъ ярче выступали несоотвтствія ученія церкви съ законами природы и жизни, и я пришелъ къ тому же, къ чему пришелъ и Толстой.

Встртивъ въ тульской гостиниц Огурцова, я очень заинтересовался вопросомъ, насколько искренни были стремленія Толстого къ опрощенію, многіе считали это съ его стороны извстнаго рода рисовкой, полагая, согласно французской пословиц: il n’y a pas de grand homme pour son valet de chambre, я сталъ разспрашивать по этому поводу Огурцова, но въ данномъ случа поговорка эта оказалась неврной: несмотря на то, что Огурцовъ былъ удаленъ изъ Ясной Поляны за свою любовь къ водк, тмъ не мене для него личность графа являлась выше всякой критики, и изъ его словъ я могъ заключить, что онъ былъ убжденъ въ томъ, что графъ измнилъ свой образъ жизни и прежнія привычки исключительно изъ желанія ‘жить по-Божьи’. Этимъ онъ объяснялъ хожденіе графа на деревню исполнять различныя работы для бдныхъ вдовъ, одинокихъ старухъ. Такъ онъ чинилъ имъ развалившіяся печи и убиралъ ихъ полосы хлба, при чемъ старухи нердко даже командовали имъ и бывали въ претензіи, когда онъ опаздывалъ приходомъ на работу. На мое замчаніе, что вмсто того, чтобы самому работать, Левъ Николаевичъ могъ бы давать имъ на это деньги или нанимать имъ рабочихъ, Огурцовъ возражалъ, что это было бы совсмъ другое дло, и что графъ, поступая такъ, какъ онъ поступалъ, длалъ не только доброе дло, но совершалъ еще подвигъ христіанскаго смиренія.

Въ заключеніе нашей бесды Огурцовъ принесъ мн прочитать начатыя имъ записки, въ которыхъ онъ хотлъ изложить свои воспоминанія о Льв Николаевич за время пребыванія въ Ясной Полян. Читая эту, конечно, очень безграмотно и наивно написанную рукопись, я опять вспомнилъ вышеприведенную французскую поговорку, и насколько она не врна по отношенію къ русскому простому человку, всегда отзывчивому ко всему искреннему и хорошему. Я очень сожалю, что не переписалъ тогда этой рукописи, имвшей бы теперь для меня большую цнность, будучи въ нкоторомъ род гласомъ народа, а не сдлалъ я это потому, что Огурцовъ еще хотлъ продолжать свои воспоминанія.

Я поддержалъ его тогда въ этомъ намреніи, предложивъ ему, когда онъ окончитъ, пересмотрть и исправить его рукопись, но когда черезъ нкоторое время мн вновь пришлось быть въ Тул, то Огурцова въ гостиниц уже не оказалось, вроятно и тутъ ему отказали изъ-за его слабости къ водк.

Во время моего вторичнаго посщенія Ясной Поляны я видлъ у Толстого его сосда-помщика, жена котораго изъ ревности къ мужу покончила съ собой, бросившись подъ поздъ, эта семейная драма и дала графу мысль о такомъ же конц для Анны Карениной.

Въ послдній разъ мн пришлось быть въ Ясной Полян весною. По пути изъ Москвы въ Моховое я захалъ къ Льву Николаевичу, гд, какъ всегда я встртилъ радушный и ласковый пріемъ. Лтомъ обыкновенно онъ отдыхалъ и не занимался литературой, этой работ онъ посвящалъ осенніе и зимніе мсяцы. Онъ и тогда любилъ принимать лтомъ участіе въ сельскихъ работахъ и иногда выходилъ косить траву и вызжалъ въ поле съ сохою. Въ Москву онъ здилъ рдко и не принималъ участія въ тогдашнихъ литературныхъ кружкахъ и обществахъ, придерживаясь того мннія, что художники кисти или слова должны работая изолироваться, дабы сохранить свою полную оригинальность и не подпадать подъ постороннее вліяніе.

Въ разговор какъ-то съ графомъ объ Айвазовскомъ, на мои слова, что послдній большую часть своихъ произведеній пишетъ въ еодосіи или въ своемъ имніи Шахъ-Мама, что лишаетъ его возможности сравнивать свою работу съ работами другихъ художниковъ, Левъ Николаевичъ сказалъ, что Айвазовскій хорошо длаетъ, и что если бы онъ самъ былъ живописцемъ, то никому бы не показывалъ своихъ работъ до ихъ окончанія.

Говоря о процесс своего творчества, онъ сознавался, что не всегда работаетъ съ одинаковой охотой и увлеченіемъ, что бываютъ дни, когда онъ принужденъ заставлять себя работать.

Н. Шатиловъ.

‘Голосъ Минувшаго’, No 10, 1916

Изъ недавняго прошлаго1).

Читайте также:

Изъ недавняго прошлаго¹).