Из ‘Фауста’, Гёте Иоганн Вольфганг Фон, Год: 1806

Время на прочтение: 9 минут(ы)

ИЗЪ ФАУСТА.

НОЧЬ.

Узкая съ высокими сводами комната въ готическомъ стил.

Фаустъ сидитъ тревожно у рабочаго стола.

ФАУСТЪ.
Философовъ права и медицину,
И догматы, увы! я изучилъ,
Надъ книгами не разгибая спину
Сидлъ и не жаллъ труда и силъ.
Такъ время шло, такъ шли года
Безцльнаго безплоднаго труда,
Магистромъ, докторомъ зовусь давно я
И десять лтъ не вдая покоя,
Учениковъ по области познанья
Вожу то вкривь, то вкось, впередъ и вспять,
Но вижу самъ средъ этого блужданья
Лишь то, что ничего нельзя познать.
Печальное, жестокое сознанье,
Мн, правда, равныхъ нтъ межъ докторовъ,
Учителей, магистровъ и поповъ,
Меня не мучатъ тщетныя сомннья,
Я не боюсь чертей и вчныхъ мукъ,
За то мн также чужды наслажденья
И я не врю, чтобы свтъ наукъ
Помогъ исправитъ, научить людей
И сдлать сердце чище и добрй.
Нтъ у меня ни денегъ, ни имнья,
Ни почестей, ни власти никакой,
Нтъ, дольше жить такъ нтъ терпнья
И магіи предался я душой.
Бытъ-можетъ въ ней таинственное слово
Мн ключъ подастъ къ невдомому краю,
Чтобъ мн не нужно было вчно снова
Учить другихъ тому, что самъ не знаю,
Быть-можетъ тамъ мн духъ покажетъ ясно
Зародышъ первыхъ темныхъ силъ творенья
И я пойму ихъ сущность и движенье,
Все то, что я въ словахъ искалъ напрасно.
О, мсяцъ полный, еслибъ съ высоты
Конецъ моихъ мученій видлъ ты!
Я здсь сидлъ бывало столько разъ
И бодрствовалъ одинъ въ полночный часъ.
Былъ столъ бумагой, книгами заваленъ,
А ты глядлъ такъ ласковъ и печаленъ.
О, еслибъ могъ теперь я на горахъ
Идти въ твоихъ серебряныхъ лучахъ,
Въ пещерахъ вмст съ духами носиться
И, по лугу бродя въ твоемъ сляньи,
Освобожденъ отъ призрака познанья,
Въ твоей рос цлебной освжиться.
Я здсь еще! Ужель исхода нтъ
Изъ той тюрьмы, гд все мн жить мшаетъ,
Куда и неба даже милый свтъ
Въ цвтныя стекла грустно проникаетъ.
Здсь кучи книгъ, изъденныхъ червемъ,
Пергаментовъ, покрытыхъ слоемъ пыли,
Горой везд навалены кругомъ
И стны вс до сводовъ заслонили,
Здсь мста нтъ для воздуха и свта
И въ тснот набито все биткомъ
Ретортами, бумагами, старьемъ,
Такъ вотъ твой міръ! Зовется міромъ это.
Ужель еще не можешь ты понять,
Что сердце такъ сжимается отъ боли,
Что тяжело становится дышалъ,
Что жить и дйствовать нтъ силъ, ни воли,
Когда тотъ міръ, гд былъ ты сотворенъ,
Куда поставилъ Богъ живыхъ людей,
Ты промнялъ на дымъ и окруженъ
Скелетами и грудою костей.
Бги, бги скоре въ міръ широкій,
Лишь эту книгу захвати съ собой.
Въ которой текстъ таинственно-глубокій
Начертанъ Нострадамуса рукой.
Познаешь ты теченіе свтилъ,
И, коль природа твой откроетъ слухъ,
Въ душ найдешь источникъ новыхъ силъ,
Познавъ какъ говоритъ лишь съ духомъ духъ,
Напрасно здсь сухое размышленье,
Чтобъ смыслъ священныхъ знаковъ всхъ понять.
Кругомъ я духовъ чувствую паренье,
Коль слышите — должны вы отвчать.

(Онъ развертываетъ книгу и видитъ знакъ Макрокосма).

Что за блаженство ветъ неземное,
Какой отрады полонъ этотъ видъ,
Какъ снова жизни счастье молодое
Святымъ ключемъ въ крови моей кипитъ!
Не богъ ли начерталъ волшебный знакъ,
Что утолилъ въ груди моей волненье,
Смняя радостью мои томленье,
И дивнымъ свтомъ замняетъ мракъ?
Он мн природы силы открываетъ,
Не богъ ли я? Мн все кругомъ такъ ясно,
Природы смыслъ, что я искалъ напрасно,
Мой взоръ въ чертахъ таинственныхъ читаетъ,
Я понялъ, что мудрецъ намъ общаетъ
И смыслъ правдивыхъ словъ его постигъ:
Нтъ, царство духовъ смертнымъ не закрыто,
Но умъ, но сердце у тебя убито,
Смлй въ зар купайся, ученикъ!

(Разсматриваетъ знакъ).

Какъ связано здсь каждое звено,
Какъ въ цломъ все сплетается въ одно!
Низводятъ силы неба неизмнно
Съ высотъ къ земл рядъ ведеръ золотыхъ
То снова въ небо поднимаютъ ихъ
И наполняя весь просторъ вселенной
Въ движеніи созвучьями звенятъ.
Какую прелесть здсь находитъ взоръ,
Увы, лишь взоръ… Природа! гд просторъ,
Гд грудь твоя — источникъ жизни каждой,
Земли и неба вчнаго родникъ,
Куда-бы жадно я теперь приникъ?
Течетъ, поитъ, — а я все мучимъ жаждой.

(Нехотя развертываетъ книгу въ другомъ мст и видитъ знакъ духа земли).

Твой знакъ не такъ вліяеть на меня,
Ты духъ земли, теб я ближе и родне,
Уже я чувствую себя сильне
И сердце полно новаго огня.
На бой готовъ я въ міръ идти опять
И горести земли и счастье испытать,
Готовъ идти навстрчу урагану,
И при крушеніи дрожать не стану.
Стемнло надо мной,
Свтъ мсяца померкъ,
Дрожитъ, дымится лампа
И красные лучи мерцаютъ
Надъ головой моей.
Отъ оводовъ этихъ ветъ ужасъ
И я дрожу,
Ты здсь! ты, ты, кого я звалъ такъ страстно,
Откройся мн!
Какъ сердце рвется,
Волнуется глубоко, грудь
Готова чувства новыя вдохнутъ.
Явись! теб я отдался душою,
Явись! хотъ жизнь возьми, но встань передо мною!

(Является духъ).

ДУХЪ.
Кто звалъ меня?
ФАУСТЪ.
Ужасный видъ!
ДУХЪ.
Ту сферу, гд я долго былъ прикованъ,
Оставилъ я, призывомъ очарованъ
И что жъ?
ФАУСТЪ.
Твой видъ, увы, меня страшитъ.
ДУХЪ.
Твой взоръ искалъ меня среди вселенной
И жаждалъ ты услышать голосъ мой,
Меня склонилъ твой зовъ — я предъ тобой,
Но что съ тобою, что за страхъ презрнный?
Гд полубогъ, чей голосъ мн звучалъ,
Кто всей душой ко мн рвался и звалъ?
Гд грудь, которая, полна желанья,
Въ себ создавъ, носила мірозданье,
Могла блаженствомъ нашимъ трепетать
И жизнью нашею могла дышать?
Гд Фаустъ, который звалъ меня, гд онъ?
А ты, моимъ дыханьемъ потрясенъ,
Склоняешься въ безсильномъ страх
И какъ ничтожный червь дрожишь во прах.
ФАУСТЪ.
Духъ огненный, какъ ты, я твердъ душою
Я Фаустъ, и мы, мы разные съ тобою.
ДУХЪ.
Ношусь я живою волной
Впередъ и назадъ,
Рожденье, могила,
Измнчивый рядъ, —
Но та же въ нихъ сила.
Что волны на мор
И радость, и горе.
Такъ времени пряжи немолчное слышу жужжанье
И тку Божеству я живое его одянье.,
ФАУСТЪ.
О, ты, что міръ широкій обтекаешь,
Какъ близки мы! какъ сходны мы съ тобой!
ДУХЪ.
Ты сходенъ съ тмъ, кого ты понимаешь,
А не со мной.

(исчезаетъ).

ФАУСТЪ.
Какъ! не съ тобой?
Такъ съ кмъ?
Какъ! я подобье Божества,
И я теб не равенъ даже?

(стучится).

О, смерть моя, мой фамулусъ опять,
И моего блаженства нтъ и тни!
Когда всю полноту моихъ видній
Сухой педантъ приходитъ нарушать.

(Вагнеръ въ шлафрок, въ ночномъ колпак, съ лампою. Фаустъ оборачивается нехотя).

ВАГНЕРЪ.
Простите, декламацію я слышалъ,
Трагедію читали вы одни,
Я поучиться этому искусству вышелъ,
Оно не мало значитъ въ наши дни.
И я слыхалъ — порой актеръ бы могъ
Священнику полезный дать урокъ.
ФАУСТЪ.
Да, коль священникъ сдлался актеромъ.
Какъ это и случается порой.
ВАГНЕРЪ.
Когда сидишь одинъ и бглымъ взоромъ
Лишь въ праздникъ видишь міръ передъ собой
Какъ въ телескопъ далекія виднья,
Кого править имъ посредствомъ убжденья.
ФАУСТЪ.
Коль чувства нтъ, — стараніе напрасно,
И если рчь не изъ души течетъ
И не звучитъ плнительно и властно —
Она сердца другихъ не увлечетъ.
Сидите же, прилежно составляя
Лишь изъ чужихъ остатковъ винигретъ,
Огонь въ той кучк пепла раздувая,
Гд искры пламени и жизни нтъ.
Глупцы и дти пусть такой работ
Любуются — ихъ можете развлечь,
Но вы сердецъ къ себ не привлечете,
Коль не отъ сердца будетъ литься рчь.
ВАГНЕРЪ.
Однако, рчь оратора блаженство,
Мн, знаю, далеко до совершенства…
ФАУСТЪ.
Пусть только честныхъ ищетъ онъ побдъ.
Гд правда есть и искреннее чувство,
Немного надо тамъ искусства
И въ пустозвонств глупомъ нужды нтъ.
А ваши рчи, что прикрасами полны,
Нарядно такъ блистаютъ завитками —
И безотрадны вс, и холодны,
Какъ втеръ межъ осенними листами.
ВАГНЕРЪ.
О, Боже, какъ искусства длиненъ путь,
А жизни нашей коротко теченье!
Да, я въ моемъ критическомъ стремленьи
Порой боюсь за голову и грудъ.
Какъ трудно, сколько надо намъ бороться,
Чтобъ только до источниковъ дойти!
И прежде, чмъ достигнуть полъ-пути,
Бдняг часто умереть придется.
ФАУСТЪ.
Пергаментъ? Жажды вчнаго мученья,
Поврь, не утолить такимъ ключемъ,
И ты нигд не встртишь облегченья,
Коль не найдешь его въ себ самомъ.
ВАГНЕРЪ.
Простите, есть большое наслажденье
Схватить духъ времени, его теченье,
Узнать, что думалъ прежде нашъ мудрецъ
И до чего дошли мы наконецъ.
ФАУСТЪ.
О, да! До звздъ достигли мы сейчасъ.
Мой другъ! семью печатями отъ насъ
Закрыта книга тайная былаго,
А то, что вы зовете — духъ временъ,
Поврь, не значитъ ничего другаго,
Какъ собственный вашъ духъ, гд временами,
Вковъ неясный образъ отраженъ.
Когда въ него любуетесь вы сами,
Нтъ, даже видть это грустно
И убжать хотлось-бы скорй.
Вдь это складъ Для мусора и хлама,
И въ лучшемъ случа пустая драма
Съ прекрасною моралью прописей.
ВАГНЕРЪ.
Но міръ, и наше сердце и сознанье,
Ихъ каждому хотлось бы узнать.
ФАУСТЪ.
О, да, что называется познанье,
Кто смлъ дитя по имени назвать?
А т, кто что-нибудь сказать могли
М не таили глубоко познанья,
Открывъ толп и мысли, и желанья, —
Тхъ вчно распинали или жгли…
Но, другъ мой! поздно, встртимся мы вскор,
Теперь разстаться намъ пора.
ВАГНЕРЪ.
Охотно я сидлъ бы до утра
И слушалъ васъ въ ученомъ разговор,
До завтра, въ свтлый день Христова Воскресенья.
Я буду васъ проситъ ршить еще сомннья.
Прилежно мн пришлось науки изучать,
Я знаю многое, но все хотлъ бы знать.

(уходитъ).

ФАУСТЪ (оставшись одинъ).
Какъ умъ его въ погон безотрадной
Вс эти мелочи не утомятъ,
Сокровищъ ищетъ онъ рукою жадной,
И земляныхъ червей нашедши, радъ,
И этотъ голосъ могъ раздасться здсь,
Гд онъ являлся, чудной силой вя,
Гд отъ его дыханья трепеталъ я весь…
Но нтъ, скажу спасибо и теб я,
Бднякъ, ты мн помогъ на этотъ разъ.
Да, ты прервалъ тоски моей мученье
И отъ отчаянья меня ты спасъ.
Я былъ такъ малъ, такъ велико виднье
Подобье божества, я почиталъ
Себя такъ близко къ истин небесной,
Я. дивный свтъ ея вкушалъ,
Казалось, сбросивъ обликъ мой тлесный
Я, большій херувимовъ, съ ними властно
Природы царство обтекалъ кругомъ,
И божеству была душа причастна,
Но голосъ твой меня сразилъ какъ громъ.
Съ тобой, увы, не долженъ я равняться,
Я могъ привлечь тебя, къ теб прорваться,
Но удержать, увы, тебя не могъ!
А въ этотъ чудный, свтлый мигъ
Я былъ такъ малъ и такъ великъ,
Но ты, напомнилъ миг жестокій рокъ.
Кто скажетъ мн, отдаться ли влеченью,
Гд благъ искать и какъ бжать отъ зла?
Ахъ жизни нашей свтлому теченью
Мшаетъ все: и чувства и дла.
Такъ на лучи божественнаго свта
Порою надвигается туманъ.
Когда мы благъ достигли въ мір этомъ,
Все лучшее намъ кажется — обманъ.
Живыя чувства наши и мечты
Блднютъ подъ напоромъ суеты.
Съ надеждою фантазіи полетъ
На вчность крылья простираетъ,
Но въ маломъ цль она найдетъ,
Гд счастіе за счастьемъ погибаетъ.
Въ груди забота прячется глубоко
И сердце гложетъ тайно и жестоко,
Она тревожитъ радость и покой,
Одну смняя маску за другой.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Нтъ, я не богъ, а червь ничтожный!
Такъ онъ, переползая прахъ дорожный,
Живетъ въ немъ, пищи ищетъ онъ
И въ немъ раздавленъ вдругъ и погребенъ.
Да, все, что здсь тснится по стнамъ
Добычею для моли и забвенья,
На полкахъ весь бездушный пестрый хламъ,
Онъ замыкаетъ духъ мой въ мір тлнья.
Ужели здсь сидть еще года,
Читать-ли этихъ томовъ груду
Чтобъ только знать, что жилъ счастливецъ иногда,
Но люди вчно мучились повсюду?
Ты, черепъ! что глядишь такъ на меня,
Какъ будто говоришь: ‘въ былыя лта
Мой взоръ, какъ твой, искалъ слянья дня,
Но только мракъ нашелъ онъ вмсто свта’.
Сметесь вы, колеса и машины!
Я съ вами перейти хотлъ порогъ,
Л у дверей стоялъ, но вы пружины, отомкнули
Не не вошли въ замокъ.
Загадочна природа и ясна
И съ духомъ говорятъ въ ней силы сами,
Чего-жъ не хочетъ намъ открыть она,
Не вырвать ни винтомъ, ни рычагами.
Ты, утварь старая! стоишь тутъ годы,
Съ тхъ поръ какъ моего отца здсь нтъ,
И лампа, здсь нависнувшіе своды,
Своимъ огнемъ коптишь ты много лтъ.
О, лучше-бъ скудный даръ я расточилъ,
Чмъ здсь подъ бременемъ его томиться,
Все то, что ты въ наслдье получилъ,
Пріобрти, чтобъ мочь имъ насладиться.
Что безполезно намъ — то бременемъ ложится.
Лишь то, что мигъ родитъ — лишь то ему годится.
Но отчего мой взоръ туда прикованъ,
Какъ будто стклянка та для глазъ моихъ магнитъ,
И я волшебнымъ свтомъ очарованъ,
Какъ будто мрачный лсъ вдругъ мсяцемъ залить.
Привтъ теб, фіалъ мой драгоцнный,
Теперь беру тебя какъ даръ священный,
Въ теб я чту искусство, умъ людской,
Волшебный сокъ, хранитель чудныхъ силъ.,
И сонъ, и смерть въ себ ты заключилъ!
Даровъ твоихъ хозяинъ жаждетъ твой!
Я на тебя гляжу — и боль стихаетъ,
Беру — желанья буря замираетъ,
Его приливъ въ душ смолкаетъ самъ,
Я ухожу въ широкій океанъ природы,
У ногъ зеркальныя сверкаютъ воды
День новый манитъ къ новымъ берегамъ.
Пылая, колесница съ тверди звздной
Ко мн летитъ, и я уже готовъ
Нестись туда эирной этой бездной
Для новыхъ длъ среди другихъ міровъ.
Какъ жизни полнота блаженство это,
Ничтожный червь, оно въ груди твоей,
Да отвернись лишь отъ земнаго свта,
У солнца не проси его лучей
И въ роковую дверь врывайся смло,
Гд рады вс прокрасться бы тайкомъ.
Теперь пора — пускай докажетъ дло
Что человкъ не прахъ предъ божествомъ
Предъ темной бездною не содрогайся,
Гд призраки фантазію страшатъ,
Ко входу тсному все подвигайся,
Хоть на пути пылаетъ цлый адъ.
На смлый шагъ ты долженъ радостно ршиться
Хотя бъ съ опасностью въ ничтожеств разлиться
Ко мн сюда, ты, чаша дорогая,
Давно не любовался на тебя я
Въ забвеньи ты стояла рядъ годовъ,
Но прежде на пирахъ моихъ отцовъ
Порою оживляла ихъ бесду,
Тебя передавалъ сосдъ сосду.
Рзьбы твоей узоры золотые,
Обязанность рисунокъ объяснить,
И вдругъ до дня, всю разомъ осушить
Напомнили мн ночи молодыя.
Я никому теперь тебя не передамъ,
Не дашь ты пищи новымъ остротамъ.
Нтъ, опьяняетъ скоро влага эта.
Тебя наполнить темною волной
По край напитокъ этотъ дорогой,
Мной приготовленный, избранный мной — …
Богъ мой заздравный кубокъ для разсвта.

(Онъ подносишь чашу къ губамъ, звонъ колоколовъ и пніе хоровъ.)

ХОРЪ АНГЕЛОВЪ.
Христосъ Воскресъ!
Смертнымъ спасенье
И избавленье
Отъ прегршенья.
Радость съ небесъ.
ФАУСТЪ.
Что тамъ за гулъ? Какой невнятный тонъ
Изъ рукъ невольно чашу вырываетъ
Колокола, ужели этотъ звонъ
Ужь наступленье пасхи возвщаетъ?
Вы, хоры, неужели псня эта
Звучитъ залогомъ новаго завта
И псню ангеловъ напоминаетъ?
ХОРЪ ЖЕНЩИНЪ.
Мы Его сами
Опеленали
И со слезами
Въ гробъ опускали,
Вотъ мы приходимъ,
Брезжеть разсвтъ,
Но не находимъ —
Здсь Его нтъ.
ХОРЪ АНГЕЛОВЪ.
Въ день воскресенья
Благо любившему,
Долго скорбившему,
Переносившему
Вс искушенья.
ФАУСТЪ.
О псни чудныя, зачмъ во прахъ
Несетесь вы ко мн изъ горней сферы
Звучите тамъ, гд есть любовь въ сердцахъ.
Я слышу всть, но не хватаетъ вры,
Да, врой только чудеса родятся,
А я за вами не могу подняться
Въ тотъ свтлый міръ, гд всти т звучатъ,
Но я отъ васъ не въ силахъ оторваться
Вашъ звукъ опять влечетъ меня назадъ.
Бывало въ тишин субботней ночи,
Едва колоколовъ раздастся звонъ,
Въ душ звучитъ призывомъ чуднымъ онъ,
Молитвы слезы застилаютъ очи
И сладкія неясныя стремленья
Влекутъ туда въ луга, лса и горы,
И среди слезъ, рыданья и моленья
Духовный міръ вдругъ прозрваютъ взоры.
Въ былые дни, та псня мн звучала
И радостно, и нжно такъ,
Но и теперь она мн помшала
Послдній сдлать грустный шагъ.
Звучи, звучи божественное слово!
Я плачу, я къ земл вернулся снова.
ХОРЪ УЧЕНИКОВЪ
Здсь погребенный
Снова воскресъ Онъ
И просвтленный,
Среди небесъ Онъ.
Творчества море
Онъ проникаетъ,
Насъ только горе
Здсь ожидаетъ,
И мы рыдаемъ,
Горькіе дни
Ждемъ и страдаемъ
Въ мір одни.
ХОРЪ АНГЕЛОВЪ
Въ день Воскресенья
Міру принесъ
Радость спасенья
Съ неба Христосъ.
Благо любившему,
Долго молившему,
Слово носившему,
Жизни вкусившему!
Вотъ вашъ Учитель,
И Искупитиль
Близится къ вамъ,
Съ вами Онъ Самъ.
КН. Д. ЦЕРТЕЛЕВЪ.

‘Русскій Встникъ’, No 11, 1887

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека