Изъ Англи.
Изъ Англи.
I.
II.
III.
IV.
V.
VI.
VII.
Донео.
‘Русское Богатство’, No 4, 1902
Из Англии, Шкловский Исаак Владимирович, Год: 1902
Время на прочтение: 26 минут(ы)
Въ февральской книжк ‘Русскаго Богатства’,— въ письм изъ Англи, я говорилъ о любопытной книг Уэльса ‘Предсказаня’. Авторъ пытается набросать, путемъ научнаго вывода, картину, которую будутъ представлять культурныя общества къ концу двадцатаго вка. Онъ показываетъ, какимъ образомъ измнене способовъ сообщеня отразится на характер будущихъ городовъ, и выясняетъ причины, которыя, по его мнню, поведутъ къ ‘раствореню’ стараго общества. Послдствемъ этого прогресса будетъ новая группировка общественныхъ классовъ. Процессы ‘центробжный и центростремительный’, о которыхъ я говорилъ уже, отбросятъ, съ одной стороны, въ ‘пропасть’ всхъ неудачниковъ, всхъ слабыхъ умственно и физически, съ другой стороны, выдвинутъ громадный классъ даровитыхъ, настойчивыхъ, трудолюбивыхъ и образованныхъ людей. Тутъ будутъ технически образованные работники, инженеры, технологи, врачи и пр. Они захватятъ ‘бразды правленя’, которыя выпадутъ изъ неискусныхъ, нетвердыхъ рукъ профессональныхъ политиковъ.
Если читатель припомнитъ, я не досказалъ объ общемъ синтез, къ которому приходитъ остроумный авторъ предсказанй. Съ тхъ поръ книга Уэльса имла еще большй успхъ, чмъ прежде. Она выдержала цлый рядъ изданй въ Англи и въ Америк, переведена на нсколько иностранныхъ языковъ.
Теперь Уэльсъ издалъ новую книгу ‘Открыте Будущаго’ (The Discovery of the future), составленную изъ лекцй, прочитанныхъ въ ‘Имперскомъ институт’. Она является теоретическимъ вступленемъ къ ‘Предсказанямъ’: авторъ обосновываетъ положеня, изъ которыхъ длаетъ т выводы, о которыхъ было сказано въ прошломъ письм. Въ ‘Открыти Будущаго’ авторъ стремится доказать, что прогнозъ не только возможенъ, но, въ сущности, является даже единственной цлью всякаго научнаго изысканя. Прежде, чмъ сказать объ ‘общемъ синтез’ автора,— я познакомлю читателей съ основными чертами новой книги.
Уэльсъ предлагаетъ свою классификацю человческаго ума, который бываетъ, по его словамъ, двоякаго типа. Одни люди, составляюще большинство, никогда не задумываются о будущемъ, друге — думаютъ объ этомъ постоянно. Ихъ мысль занята тми формами, въ которыя должно еще отлиться общество, и только съ этой цлью изучаютъ настоящее. Умъ первой категори людей исключительно ретроспективный. Онъ истолковываетъ настоящее на основани фактовъ прошлаго и, исходя изъ нихъ, относится то отрицательно, то одобрительно къ явленямъ дйствительной жизни. Умъ второй категори людей, по преимуществу, созидательный. Онъ истолковываетъ настоящее и придаетъ ему то или другое значене постольку, поскольку оно можетъ содйствовать или препятствовать явленямъ будущаго, которое созидательный умъ предвидитъ.
Первый типъ ума авторъ называетъ узаконеннымъ, или смиреннымъ, такъ какъ професся и воспитане судейскаго человка больше всего склонны развить именно эту форму. Адвокатъ, нотарусъ, прокуроръ и т. д., по мнню автора, должны постоянно ссылаться на существующй уже законъ, на утвержденное право, на прецедентъ. Въ большинств случаевъ, они не признаютъ или даже осуждаютъ явленя, которыя только что еще нарождаются.
Второй типъ ума — авторъ, для контраста, называетъ законодательнымъ, творческимъ, повелительнымъ, такъ какъ умъ этотъ постоянно критикуетъ дйствительность, пытается измнить ее и абсолютно не признаетъ прецедентовъ прошлаго за нчто неопровержимое и незыблемое. Для законодательнаго ума весь мръ,— громадная мастерская, а настоящее представляетъ лишь матералъ для выработки будущаго. Умъ узаконенный — пассивенъ, умъ законодательный — вчно активенъ. То умъ юности. Чаще всего онъ наблюдается у западно-европейскихъ нацй. Узаконенный умъ свойственъ пожилому возрасту и чаще всего наблюдается на восток.
— Такъ какъ были таке-то прецеденты, говоритъ умъ узаконенный,— поэтому мы должны находиться здсь.
— Мы находимся здсь,— говоритъ умъ законодательный,— потому что такя-то явленя должны еще свершиться.
Древнй философъ длилъ человческй умъ на аналитическй и синтетическй. Бываетъ, тмъ не мене, безчисленное множество людей, умъ которыхъ не проявляетъ ни синтетическихъ, ни аналитическихъ способностей. Уэльсъ тоже въ свою очередь спшитъ прибавить, что большинство современнаго общества нельзя отнести ни къ одной изъ намченныхъ имъ категорй, оно занимаетъ среднее мсто между указанными полосами.
Триста лтъ тому назадъ люди, задумывавшеся надъ вопросами о добр и зл, строили свои выводы и теори исключительно только на основани прошлаго. Они исходили изъ нсколькихъ догматическихъ правилъ и предписанй. Большинство поступаетъ такъ до сихъ поръ. ‘Даже и теперь,— говоритъ Уэльсъ,— многе не желаютъ допустить, что существуетъ какое-нибудь соотношене между дйствительными послдствями поступковъ и императивами права и беззаконя. Такъ, напримръ, на вопросъ, почему нельзя красть? Большинство отвтитъ: ‘потому что сказано — ‘не укради’! Установленная нравственность выставляетъ, какъ незыблемое правило, положене: ‘Fiat justif in ruat coelum’. ‘Но теперь являются люди,— говоритъ Уэльсъ,— которые отказываются признавать правосудемъ то, что должно вызвать такое ршительное послдстве. И число этихъ людей растетъ’. Всегда, во вс вка, люди робко дерзали преступить суровость установленнаго догмата, если это, по ихъ мнню, могло повести къ благу для всхъ. Теперь, при оцнк нравственныхъ поступковъ, нкоторые принимаютъ во внимане не то, насколько они согласны съ установленнымъ догматомъ, а ихъ отношене къ будущему. ‘Появилось небольшое число людей,— говоритъ авторъ,— которые оцниваютъ поступокъ по результатамъ его въ будущемъ, они ршительно не признаютъ догматическаго кодекса, установленнаго на вковчныя времена’. Большинство, конечно, не порываетъ съ такою опредленностью съ прошлымъ, но все же думаетъ, что необходимъ какой-нибудь компромиссъ между прошлымъ и будущимъ. Такое большинство говоритъ о незыблемости догматовъ прошлаго и, въ то же время, нершительно допускаетъ высшя цли, которыя оправдываютъ отступленя. Только крайне полюсы, т. е. представители ума узаконеннаго и ума законодательнаго не знаютъ никакихъ колебанй въ подобномъ положени, какое указано выше. Узаконенный умъ неукоснительно подчинится догмату прошлаго, умъ законодательный ршительно порветъ съ прошлымъ и предоставитъ мертвымъ хоронить мертвыхъ.
Въ сфер общественныхъ длъ двойная точка зрня тоже ведетъ къ противоположнымъ результатамъ. ‘Умъ узаконенный,— говоритъ Уэльсъ,— ссылается на трактаты, договоры, харти, конституци. Умъ законодательный подвергаетъ ихъ рзкой критик. Особенно выпукло выступаетъ разница между обоими типами ума, когда общество находится въ переходномъ перод. Умы узаконенные тогда пробртаютъ славу своею лояльностью, умы законодательные стоятъ за полную перестройку общественнаго зданя’. Эту же черту можно подмтить во многихъ войнахъ, которыя, по мнню Уэльса, имли ршительно созидательный характеръ. ‘Въ ныншней войн, напримръ, совершенно упускается изъ вида, что она можетъ имть послдствемъ мощную, объединенную Южную Африку. Люди диспутируютъ и крючкотворствуютъ о мелочахъ: по поводу того, кто первый началъ войну, что было написано или чего не стояло въ какомъ-нибудь неизвстномъ трактат, составленномъ лтъ двадцать тому назадъ’.
Не смотря на то, что мысль о будущемъ все больше начинаетъ имть вляне на частные и общественные поступки людей,— жизнью ихъ все еще управляетъ прошлое. ‘Но почему? Почему мы такъ привязаны къ нему?— говоритъ Уэльсъ.— Мы приближаемся къ будущему. Для насъ важное значене должно имть предстоящее… Между тмъ, мы группируемся въ классы, созданные прошлымъ. Поняте о томъ, что такое постыдное и почетное, мы извлекаемъ опять же на основани прошлаго. Оно намъ служитъ указанемъ, что такое право и безправе. Будущее, фактически, не иметъ никакого вляня на наши поступки. Наши писатели, главнымъ образомъ, занимаются исторей или предметами, которые, такъ или иначе, имютъ соотношене съ ней. Что такое, наконецъ, культура, какъ не старая форма, въ которую насильно хотятъ отлить будущее. Культура — родъ Прокустова ложа, на которомъ желаютъ вытянуть человчество. Наши приличя, какъ и наши мысли, вс ретроспективны… Прошлое заполняетъ для насъ весь мръ’. Причина вполн понятна. Прошлое кажется людямъ такимъ яснымъ, понятнымъ и опредленнымъ, что невольно является искушене слдовать ему. ‘Люди не врятъ, что можно научнымъ путемъ предвидть будущее’. Они сообразуются съ прошлымъ, потому что умъ ихъ привыкъ идти въ сторону наименьшаго сопротивленя.
Въ то время, какъ извстная часть прошлаго кажется доступной для всхъ, будущее совершенно закрыто для людей, не выработавшихъ себ научнаго мышленя. Большинство не можетъ устоять предъ искушенемъ совершить экскурсю въ область прошлаго, чтобы извлечь оттуда для подтвержденя нашихъ взглядовъ тотъ или другой фактъ. Намъ кажется, что въ прошломъ мы чувствуемъ себя, ‘какъ дома’, тогда какъ въ области будущаго воображене теряется, какъ заблудившееся дитя въ темнот.
Многе, поэтому, утверждаютъ,— говоритъ Уэльсъ,— что относительно будущаго нельзя строить такихъ предположенй и невозможно предвидть событй предстоящихъ,— говорятъ обыкновенно,— какъ нельзя предсказать, глядя на играющаго котенка, куда онъ прыгнетъ сейчасъ, но господство такихъ взглядовъ объясняется только упорнымъ невжествомъ. Законопричинность существуетъ во всхъ явленяхъ, поэтому, будущее, по мнню Уэльса, такъ же допускаетъ врныя толкованя, какъ и прошедшее. Наша личная память даетъ намъ представлене о совершившихся фактахъ, какъ о чемъ-то единственно реальномъ, но чмъ больше мы вырабатываемъ въ себ научное мышлене, тмъ ясне понимаемъ, что это представлене только субъективно и не иметъ ничего общаго съ абсолютной истиной. Явленя, свершившяся за 4000 лтъ, напримръ, до P. X., такъ же реальны, какъ и т, которыя произошли въ 1600 г. нашей эры, но вторыя подтверждаются нкоторыми данными, тогда какъ первыя — фактически, никакими.
Насколько же наше незнане будущаго является неизбжнымъ и насколько возможно, пользуясь научнымъ методомъ, поднять занавсъ, отдляющй насъ отъ явленй, долженствующихъ еще наступить?
Въ сущности говоря, наше знане прошлаго крайне ограничено. Мы слишкомъ переоцниваемъ ту достоврность, съ которой мы можемъ судить о явленяхъ былого. И если въ послднее время наука съ увренностью длаетъ это, то на основани чего-то другого, а не человческой памяти. Что знаетъ современный образованный человкъ о прошломъ? Прежде всего то, что даетъ ему личный опытъ и собственная память. Необразованные люди безусловно довряютъ своей памяти, то же, но съ нкоторымъ ограниченемъ, длаютъ наиболе развитые. Нкоторые относятся критически даже къ личнымъ воспоминанямъ, такъ какъ знаютъ, что не только событя забываются, но съ теченемъ времени, порой, совершенно призрачное, созданное нашимъ воображенемъ, начинаетъ казаться намъ дйствительно свершившимся фактомъ. Это объясняется своего рода самовнушенемъ. Не смотря на это, все-таки личныя воспоминаня кажутся намъ наиболе неопровержимыми фактами прошлаго. Но предлъ такихъ воспоминанй крайне ограниченъ. За нимъ лежитъ рядъ другихъ фактовъ, или такъ называемыхъ фактовъ, о которыхъ мы знаемъ отъ другихъ по разсказамъ и изъ жизни. Это — область слуховъ, отчетовъ, преданй и истори. Чмъ ближе къ намъ, тмъ факты эти ясне, достоврне, подробне, и наоборотъ: чмъ дальше, тмъ сообщеня становятся неопредленне, потомъ принимаютъ характеръ краткихъ, неясныхъ надписей, загадочныхъ преданй и, наконецъ, совершенно исчезаютъ. Прошлое это такъ же неизвстно, какъ и будущее. Триста лтъ тому назадъ вс знаня прошлаго ограничивались второй зоной, т. е. областью слуховъ, преданй и истори. Такъ продолжалось почти до начала XIX вка. Дйствительныя событя прошлаго были перемшаны и переплетены рядомъ установившихся легендъ. Получалась, поэтому, совершенно неточная картина. Таковы были познаня всеобщей истори, покуда не пришла эпоха научнаго изслдованя. Для людей XVII вка ничего не существовало за 60 вковъ до нихъ, какъ для насъ ничего не существуетъ въ будущемъ. Современная наука, т. е. систематическая критика явленй, разрушила то представлене, которое имли люди о далекомъ прошломъ на основани традицй. Знане этого неизвстнаго прошлаго явилось тогда, когда были примнены совершенно новые методы. И о самомъ отдаленномъ мы знаемъ теперь гораздо больше, чмъ о событяхъ, которыя значительно ближе къ намъ. Въ самомъ дл. Мы имемъ только нкоторое представлене о какомъ-нибудь цар Саргон, жившемъ за 28 вковъ до P. X., но хорошо знаемъ про животныхъ, населявшихъ землю тогда, когда ни одно человческое существо не могло еще ихъ видть. Мы знаемъ точно, каковъ былъ характеръ ландшафта тогда. Мы представляемъ себ лабиринтодонта, поднимающаго неуклюжую голову надъ насыщеннымъ углекислотой болотомъ, въ которомъ онъ жилъ, рисуемъ себ громадную, крылатую ящерицу птеродактиля, когда онъ летаетъ надъ лсомъ мезозоическаго вка. Представляемъ себ мы ихъ съ такою же отчетливостью, какъ носорога или коршуна. Относительно вншности ихъ у насъ также не можетъ быть сомння, не можемъ ошибиться. Мы вримъ, что въ далекомъ прошломъ существовалъ мегатерумъ, котораго никто не видлъ, какъ уврены въ томъ, что есть гиппопотамы, которыхъ нкоторые изъ насъ кормили булками въ зоологическомъ саду. Въ послднее время многя подробности картины доисторическаго мра выяснены съ такою подробностью, что не можетъ быть никакого сомння. Цлый рядъ ученыхъ систематически работаетъ надъ тмъ, чтобы все больше и больше удалить изъ прошлаго неизвстность. Мракъ доисторическаго перода разсянъ знанемъ. Человчество пробрло такую исторю земли, существованя которой (истори) не подозрвали лучше историки XVIII вка. Всемрная исторя явилась только заключительной главой вновь открытой истори. На придачу, даже заключительную главу пришлось написать заново посл работъ, построенныхъ на научномъ метод, т. е. на сравнени и анализ фактовъ.
Такимъ образомъ, примняя научный методъ, мы узнали о далекомъ прошломъ, которое не подозрвалось даже. Внимательное изучене обломковъ камней, разрзовъ земли, скалъ, костей,— словомъ, вещей, которыя раньше считались совершенно ‘нмыми’, раскрыло предъ нами величественныя перспективы. Изъ нихъ засялъ свтъ, озарившй мракъ.
Если люди могли сдлать это и освтить прошлое, хотя для этого пришлось бороться съ твердо установившейся традицей, то почему тотъ же методъ не примнимъ для будущаго? Вмсто ископаемыхъ,— говоритъ Уэльсъ,— нужно разыскать только общественные моторы, изслдовать ихъ и выяснить послдствя ихъ дятельности. Это должно дать таке же благодарные результаты, какъ изучене, напримръ, слоевъ земли въ геологи. Для общества,— по мнню Уэльса,— подобный прогнозъ абсолютно необходимъ. ‘Я твердо убжденъ въ томъ,— говоритъ онъ,— что изучене будущаго является въ предлахъ возможности человческаго знаня’…
Авторъ полагаетъ, что наступаетъ время, когда попытки изученя будущаго примутъ систематическй характеръ. До сихъ поръ ничего не было сдлано въ этомъ направлени. Ни одинъ великй умъ не сосредоточилъ на этомъ всего своего вниманя. Какой результатъ могъ бы получиться, если бы этотъ вопросъ поглотилъ столько же вниканя людей, способныхъ критически мыслить, какъ и изучене законовъ химическихъ соединенй?— спрашиваетъ авторъ.
Человкъ, однако, не химическй элементъ, общество — не химическая формула и, въ данномъ случа, опытъ, этотъ великй пособникъ современной науки,— не всегда возможенъ, скажемъ мы отъ себя.
‘Среднему человку кажется невроятнымъ мое предположене,— говоритъ Уэльсъ,— между тмъ, фактически, предсказане неразрывно связано съ идеей о научномъ изслдовани’. Послднее отнюдь не выражается въ одномъ коллектировани маленькихъ фактовъ съ такимъ усердемъ, съ какимъ птица пересмшникъ собираетъ раковинки и мелке камешки. Не заключается также научное изслдоване въ томъ только, чтобы группировать и классифицировать факты. Большинство представляетъ себ, что великя научныя открытя являются какъ-то нечаянно, результатомъ случая. Между тмъ, самое существенное въ научномъ изслдовани не собиране фактовъ, а анализъ ихъ. Факты составляютъ только сырой матералъ науки, а не сущность ея. Все систематизированное знане было результатомъ анализа. Цлью научнаго процесса является предсказане. Такъ, медицина стремилась и стремится имть возможность ставить дагнозъ. Метеорологя желаетъ предсказывать погоду и только тогда займетъ почетное мсто въ наук, когда достигнетъ этого. Химикъ предсказываетъ новые элементы, прежде чмъ найдетъ ихъ. Клэркъ-Максуэль предсказалъ явленя, которыя теперь Маркони матерализировалъ (безпроволочный телеграфъ). То же явлене мы замчаемъ и въ астрономи. ‘Даже въ такой ненаучной наук, какъ политическая экономя,— говоритъ Уэльсъ,— были попытки длать предсказаня’. Почему же нельзя изслдовать будущее и, путемъ анализа явленй, создать картину, столь же реальную какъ и та, которая дана, напр., геологей. Далеко-ли мы можемъ отважиться уйти въ этомъ направлени впередъ, оставаясь, въ то же время, на почв реальности и вроятности?
По мнню Уэльса, мы склонны уменьшать возможность предвидть будущее, точно такъ, какъ преувеличиваемъ нашу возможность судить о прошломъ. Живость нашей памяти набрасываетъ тнь правдоподобности на все, касающееся былого. Такъ какъ мы не знаемъ и не можемъ знать нашего личнаго будущаго, то поэтому намъ кажется, что вообще предвидть что нибудь совершенно невозможно. Такъ какъ мы не можемъ сказать съ увренностью, какъ мы сами поступимъ и что будемъ чувствовать черезъ нсколько лтъ, то поэтому склонны заключить, что еще меньше можемъ предвидть судьбы государства или общества.
Но это разсуждене, кажущееся намъ столь неопровержимымъ, въ сущности неправильно. Предсказане относительно людей, взятыхъ въ масс, облегчается, а не затрудняется. По мр того, какъ индивидуумы увеличиваются численно, масса ихъ больше приближается къ одному среднему. Это положене нашъ авторъ поясняетъ такимъ примромъ. Отдльныя песчинки имютъ крайне разнообразную форму. Подъ микроскопомъ мы увидимъ, что одн угловаты, друге почти круглы, третьи напоминаютъ бриллантъ, отшлифованный ‘розой’ и т. д. Прежде, чмъ вы взглянете въ микроскопъ, вы не можете угадать, какой формы будетъ песчинка. Если мы опрокинемъ тачку песку на землю, то не можемъ сказать, гд лягутъ песчинки извстной формы, но мы съ большой вроятностью можемъ предсказать, какую форму приметъ вся куча. Если мы просемъ песокъ черезъ нсколько ршотъ и потомъ отбросимъ его лопатой въ сторону, то сможемъ предсказать, гд упадутъ песчинки извстнаго размра. Въ данномъ случа мы видимъ, что цлое можетъ быть проще его составныхъ частей. То же самое, по мнню Уэльса, примнимо и относительно человческаго общества. Если нельзя предсказать будущее отдльнаго индивидуума, то это отнюдь не значитъ, что невозможно сдлать вполн достоврный прогнозъ относительно цлаго общества. Но есть, конечно, значительная разница между тачкой песку и массой человческихъ индивидуумовъ. Человческя мысли и эмоци дйствуютъ заразительнымъ образомъ. Воля одного можетъ оказать давлене на все окружающее. Песчинка, какъ бы она ни была велика, не иметъ въ куч никакого дйствя на меньшя песчинки, но великй человкъ, говорятъ намъ, какъ Цезарь, Наполеонъ или Петръ Пустынникъ можетъ убдить и увлечь за собою всю кучу, т. е. все общество. Онъ можетъ измнить судьбу послдняго, направить на новый путь. А если это такъ, то какъ же мы можемъ длать какя нибудь предсказаня? Предвидть рождене геня — вн предловъ возможности человка. Но нашъ авторъ абсолютно не принадлежитъ къ числу поклонниковъ героическаго культа. ‘Не вс врятъ въ важное значене ‘вождя’,— говоритъ онъ.— Есть люди, которые думаютъ, что весь мръ измнился отъ того, что явился Наполеонъ, но есть и друге, полагающе, что, не явись Наполеонъ, мръ былъ бы такой же, какъ и теперь. Одни врятъ всецло въ индивидуальное вляне человка, друге — всецло въ силы, стоящя за этими людьми’. И авторъ прибавляетъ, что самъ онъ — крайнй сторонникъ послдняго взгляда. Велике люди являются только образами и символами, они случайныя орудя безпрерывныхъ созидающихъ силъ, дйствующихъ силъ. Велике люди, по выраженю Уэльса,— ‘это перья, которыми пишутъ силы, они — осколки алмазовъ, вставляемыхъ въ коловоротъ, чтобы сверлить камень’. И чмъ больше мы будемъ изучать дйствя этихъ силъ, тмъ съ большей достоврностью сможемъ поставить прогнозъ для явленй политическихъ, соцальныхъ и т. д.
Прогнозъ, какъ было сказано уже, будетъ относиться только къ массамъ, а не индивидуумамъ. Установлене его отнюдь не означаетъ, что упраздняется значене нашего личнаго я или отмняется отвтственность за личные поступки.
Какъ отдаленно то время, которое можно предсказать? Въ середин XIX вка явилось философское учене, которое обратилось къ будущему для объясненя настоящаго. То былъ позитивизмъ. Представлене позитивистовъ о будущемъ было ограничено. Контъ не зналъ еще того отдаленнаго прошлаго, которое лежитъ за предлами истори, во всякомъ случа, не придавалъ ему значеня въ истори человчества. Онъ принималъ, что въ прошломъ люди были всегда только людьми и что въ будущемъ люди останутся только таковыми, какъ и въ настоящемъ. Контъ видлъ, что старый общественный строй рушится и, подвергнувъ анализу силы, подтачивающя ветхое общество, задумалъ самъ статику общественнаго порядка, долженствующаго замнить прежнй. ‘Читая Конта или ученика его Фредерика Гаррисона,— говоритъ Уэльсъ,— мы постоянно можемъ натолкнуться на одну мысль: Было нкогда общество, находившееся въ устойчивомъ состояни. Человчество, такъ сказать, сидло спокойно. Потомъ человчество пришло въ движене, но когда оно обртетъ новый порядокъ, намченный позитивистами, оно опять осядетъ и будетъ счастливо и довольно. Этотъ идеалъ,— продолжаетъ Уэльсъ,— былъ вполн понятенъ въ первой половин XIX вка, но люди XX вка, родившеся посл появленя ‘Происхожденя видовъ’,— не могутъ уже довольствоваться взглядами стараго позитивизма. Мы знаемъ теперь, что человчество и весь мръ являются только однимъ фазисомъ безконечной эволюци. Мы можемъ оглянуться теперь на нсколько миллоновъ лтъ. Мы знаемъ, какя безконечныя формы развились изъ первобытной клточки. Высшее проявлене эволюци выразилось теперь въ трудахъ ученыхъ, въ звукахъ музыки, въ краскахъ художниковъ… Смотря на будущее, мы можемъ предсказать такую же безконечную цпь эволюци. Человкъ — не конечная форма ея. Что будетъ посл человка? Этотъ вопросъ представляетъ захватывающй интересъ, но его мы не можемъ покуда предвидть. Отвта еще нтъ, но за то можно дать его для боле близкаго будущаго, когда человкъ останется еще таковымъ… Не трудно доказать, что въ боле или мене отдаленномъ будущемъ, черезъ два вка или черезъ десять, все человчество образуетъ одно громадное общество, которое сбросить съ себя все, что есть въ людяхъ низкаго и бестальнаго, общество это уничтожитъ все, что длаетъ теперь жизнь мрачной, срой и несчастной. Этотъ мръ, населенный энергичными, счастливыми и разумными людьми, уже, такъ сказать, предъ нами, на вершин холма. Что находится за послдними, мы еще не можемъ видть, но воображене угадываетъ въ туман вковъ проспекты еще боле блестяще… ‘Почему все должно кончиться человкомъ? Почему поднимающаяся кривая эволюци не можетъ взойти еще выше?’ Все доказываетъ, что мы находимся теперь въ фазис быстраго, безпримрнаго развитя. Условя, при которыхъ люди живутъ, измняются съ поразительной и все возрастающей быстротой. А мы знаемъ, что не было еще вида, который не измнился бы съ перемной окружающихъ условй. Въ XIX вк окружающя человка условя измнились больше, чмъ раньше въ течене тысячи лтъ. Сто лтъ тому назадъ изслдователей и изобртателей было мало. Теперь надъ изобртенями работаетъ цлая организованная армя. Двадцатый вкъ,— говоритъ Уэльсъ,— увидитъ изобртеня и открытя, предъ которыми все, сдланное въ девятнадцатомъ вк, покажется ничтожнымъ. Человчество никогда не дойдетъ до культуры, которую сможетъ назвать окончательной. Общество никогда не находилось въ абсолютно-статическомъ состояни и никогда не станетъ пытаться перейти въ него. Человчество идетъ впередъ. Оно собрало разъ навсегда свои походные шатры и тронулось въ путь. ‘Мы — наканун величайшихъ перемнъ, которыя когда либо переживало человчество. Мы не видимъ поразительныхъ инцидентовъ, но наступлене утра, когда небо заволочено тучами, тоже не ознаменовывается никакими рзкими явленями. Мы не можемъ сказать тогда, въ какой именно моментъ кончилась тьма и наступилъ свтъ. Но день наступаетъ незамтно… Мы видимъ всюду накоплене знаня, а дерзающему разуму нтъ предловъ. Ничто ему не заказано.
Все, что видло до сихъ поръ человчество, это только первыя сумерки разсвта. Все, что разумъ свершилъ до сихъ поръ — ничтожно передъ тмъ, что предстоитъ ему еще свершить. Мы не можемъ еще сказать, чмъ будетъ человчество, когда наступитъ день. Мы лишь люди, выросше въ утреннихъ сумеркахъ…’
Такова мощная картина, набросанная нашимъ авторомъ. Научный прогнозъ утомлялъ его, и онъ нсколько разъ, на крыльяхъ фантази, пытался перелетть черезъ тотъ гребень холма, о которомъ было упомянуто выше. Уэльсъ до сихъ поръ писалъ беллетристику и, по преимуществу, фантастическую. Теперь посмотримъ, что предвидитъ онъ въ ближайшемъ будущемъ. Возвратимся къ книг, о которой была рчь въ прошломъ письм. Къ сожалню, мы тутъ не всегда видимъ картины, которыя захватывали бы насъ. ‘Слава сильнымъ, умнымъ и энергичнымъ! Горе слабымъ, ограниченнымъ и безвольнымъ! Первымъ уготованъ красный уголъ, вторыхъ ждетъ пропасть, и чмъ скоре они бросятся туда, тмъ лучше’. Такова суть книги ‘Предсказаня’.
Наиболе характернымъ послдствемъ прогресса науки, механической техники, а, въ особенности, развитя новыхъ способовъ сообщеня явится ‘растворене’ стараго общества и возникновене новыхъ классовъ. Результатомъ ‘раствореня’ и процесса новаго синтеза могутъ быть большя и правовыя войны, но, въ конц концовъ, по, мнню автора, должно создаться ‘мровое государство’, задачей котораго будетъ мирное развите. Въ экономическомъ смысл,— говоритъ Уэльсъ,— такое ‘мровое государство’ уже существуетъ. Даже и теперь народы покупаютъ и продаютъ на однихъ и тхъ же рынкахъ, ‘хотя обладатели нкоторыхъ старинныхъ правъ взимаютъ еще пошлину тамъ и сямъ, и индусъ умираетъ отъ голода, а итальянецъ терпитъ крайнюю нищету, прежде чмъ германецъ или англичанинъ станутъ нуждаться въ хлб’. Теперь ни одна наця не можетъ предъявить абсолютное и исключительное право на извстную территорю. Ныншня границы означаютъ лишь требованя на извстные уголки мровыхъ рынковъ. ‘Эти требованя имютъ важное значене въ глазахъ людей, взоръ которыхъ обращенъ къ прошлому, но липены всякаго смысла въ глазахъ людей, ищущихъ въ будущемъ разршеня многихъ осложненй’. По мнню автора, стремлене къ нацональной Обособленности можно сравнить съ желанемъ человка жить въ извстномъ округ, не наблюдая санитарныхъ требованй и не платя городскихъ налоговъ на томъ основани, что его ддушка былъ очень хорошй человкъ. Силы механическаго и научнаго прогресса борются противъ такой нацональной обособленности и противъ партикуляризма. Чмъ это сознане станетъ ясне, чмъ человчество лучше пойметъ неумолимость механическихъ законовъ развитя, тмъ, по мнню Уэльса, меньшимъ кровопролитемъ будетъ сопровождаться новый общественный синтезъ. Авторъ настаиваетъ на томъ, что какъ процессъ раствореня общества, такъ и синтезъ совершенно вн цли и контроля человка. Процессъ этотъ свершается медленно, но также неукоснительно, какъ всякое движене въ природ, напр., подняте континента и разрушене горной цпи. ‘Процессъ можно еще сравнить съ громадной стью, которою обвили людей и концы которой, все больше и больше стягиваются. Люди могутъ враждовать между собою или дружить, могутъ начинать войны и кричать о желани ‘драться до послдняго’,— сть все больше и больше стягивается’.
Детерменизмъ Уэльса не признаетъ никакихъ исключенй. Предъ нами ‘историческй матерализмъ’, но только еще боле прямолинейный, еще боле непреклонный, сведенный къ еще боле элементарной форм.
Процессъ синтеза уже начался. Человчество уже давно испытываетъ настоятельную необходимость группироваться не такъ, какъ указываютъ ныншня географическя границы. Въ настоящее время существуетъ не меньше пяти мощныхъ движенй народнаго объединеня. Мы имемъ, прежде всего, англосаксонское движене, затмъ — британскй имперализмъ, пангерманизмъ, панславизмъ и зарождене латинскаго союза. Подъ влянемъ жестокаго обращеня блыхъ съ цвтнокожими, кром того, зарождается теперь союзъ ‘желтыхъ’ расъ, который, по мнню Уэльса, неминуемо осуществится черезъ нсколько лтъ. Вс эти союзы имютъ цлью, прежде всего, самооборону, они стремятся отстоять свои обычаи, языкъ, законы отъ какого бы то ни было посягательства. Они силою вещей вынуждены будутъ бороться за преобладане. Нормальное дйстве естественныхъ силъ не допускаетъ отдльнаго существованя мстныхъ соцальныхъ системъ.
Пангерманизмъ, панлатинизмъ и проче ‘паны’ создалутъ особую культуру, характерныя черты которой могутъ пережить растворене старыхъ обществъ и разсяться по всему мру, какъ пережила греческая культура уничтожене Эллады. ‘Единство ни въ коемъ случа не означаетъ однородности. Чмъ больше соцальный организмъ, тмъ сложне и разнообразне части его, тмъ многообразне вляне въ нмъ таланта, характера и образованя’. Какова ближайшая судьба упомянутыхъ нацональныхъ движенй? (панлатинизма, пангерманизма и пр.). Сомнительно, по мнню автора, чтобы панлатинская или панславянская идея имли большой уопхъ и могли бы вызвать сляне различныхъ народностей. Латинскя народности, или, по терминологи Уэльса, ‘элементы латинскаго синтеза’ такъ разсяны по южной и центральной Америк и по берегамъ Средиземнаго моря, что на экономическй союзъ между ними нтъ никакой надежды. Скоре всего вроятно, что при будущемъ ‘синтез’ наиболе даровитая часть Франци войдетъ въ составъ ‘рейнско-нидерландскаго союза’. Интересы сверной части Итали влекутъ ее не къ Риму и къ югу, а къ Швейцари, и южной Германи. Что же касается южно-американскихъ республикъ, то имъ прежде всего предстоитъ слиться, а затмъ подпасть подъ политическое опекунство Сверо-Американскихъ Соединенныхъ Штатовъ, которое уже и теперь сказывается. Кром этого, только во Франци и въ сверной Итали есть надежда на интеллектуальную эволюцю, которая неизбжно должна предшествовать всякому движеню къ широкому политическому синтезу.
Гораздо боле мрачно смотритъ Уэльсъ на панславизмъ. Проще говоря, онъ ставитъ крестъ надъ всмъ славянскимъ мромъ. Сляне славянскихъ народностей, по мнню автора, затруднено тмъ, что на русскомъ, чешскомъ и польскомъ языкахъ существуютъ отдльныя литературы, одинаково почти богатыя, но ни одна изъ нихъ не можетъ взять верхъ во всемъ славянскимъ мр. Росся, которая должна бы составить центръ синтеза,— до невроятности отстала отъ западно-европейскихъ обществъ. ‘Въ ней нтъ того мощнаго своимъ развитемъ средняго класса, которому суждено играть такую важную роль’. Уэльсъ даже и теперь не усматриваетъ нарожденя этого класса. Такъ какъ даже въ войнахъ простое численное преобладане начинаетъ терять значене, то, по мнню автора, вооруженныя столкновеня Росси съ ея западными сосдями не могутъ клониться къ выгод ея. Западные славяне сольются съ центрально-европейскимъ обществомъ, предсказываетъ нашъ пророкъ. Что же касается Росси, то она ‘будетъ состоять изъ двухъ элементовъ: изъ грубыхъ помщиковъ или дворянъ абсентеистовъ да изъ полудикой, вчно голодной, безпомощной и несчастной крестьянской массы’.
Суровость приговора объясняется, во-первыхъ, тмъ, что Уэльсъ, хотя много читалъ о Росси, но знаетъ ее изъ вторыхъ источниковъ, по переводнымъ сочиненямъ. Во-вторыхъ, многя явленя, къ которымъ мы, русске, почти привыкли, поражаютъ иностранцевъ, подавляютъ ихъ и закрываютъ имъ весь горизонтъ. Если можно такъ выразиться, иностранные наблюдатели, какъ Уэльсъ, читаютъ чужя культуры, примняя ту азбуку гражданственности, которая существуетъ въ ихъ стран.
По мнню нашего пророка, Росся будетъ своего рода Ирландя, но только безъ эмиграци, т. е. страной хроническихъ голодовокъ. ‘Я не вижу ни одного мста въ Росси,— говоритъ онъ,— гд могло бы возникнуть такое густое городское населене, какъ, напр., по Рейну. Желзнодорожныя лини проведены такъ, что отрываютъ Россю отъ западно-европейской жизни’. Съ развитемъ новыхъ путей сообщеня, когда море утратитъ нсколько свой характеръ большой дороги, торговое значене Петербурга, предсказываетъ Уэльсъ, должно упасть. ‘Своими широкими улицами, великолпными зданями, значенемъ, какъ политическй центръ страны,— Петербургъ будетъ тогда напоминать Дублинъ’. Сходство увеличится тмъ, что городъ опустетъ въ промышленномъ отношени, и тмъ, что за нимъ будетъ разстилаться ‘безконечная, печальная страна, населенная нищими-крестьянами’.
Въ настоящее время центръ политическаго тяготня Росси замтно переносится на востокъ. Въ силу этого, Уэльсъ предвидитъ, что въ ближайшемъ будущемъ Росся, очень возможно, станетъ твердой ногой въ Кита. Послдствемъ будетъ то, что она тогда станетъ совершенно въ сторон отъ дйствя процесса европейскаго ‘синтеза’. На крайнемъ Восток русская литература и русскй языкъ не могутъ одержать полную побду надъ туземными языками и литературами. Другими словами, не можетъ быть полной амальгамаци народностей, не можетъ произойти то ‘растворене’ и то возсоздане общественныхъ элементовъ, о которыхъ была рчь въ прошломъ письм.
На основани всего этого, Уэльсъ приходитъ къ выводу, что въ двадцать первомъ вк трудно предвидть существоване мощнаго культурнаго славянскаго общества. Намъ, русскимъ, позволительно усомниться въ мрачныхъ выводахъ пророка. И не только потому, что наше нацональное самолюбе страдаетъ отъ этого. Мы, лучше иностранца понимая родину, видимъ, что ошибка Уэльса состояла въ слдующемъ. Условя, неблагопрятныя для культурнаго развитя страны, Уэльсъ принялъ за нчто перманентное. Какъ иностранецъ, примняющй для разшифровки чужой культуры свою азбуку гражданственности, Уэльсъ поставилъ крестъ надъ населенемъ, авторъ думаетъ, что населене, мирящееся съ неблагопрятными условями и приспособляющееся къ нимъ, неспособно къ прогрессу. Мы, русске, знаемъ, что это не врно. Намъ извстно, какой громадный запасъ непочатыхъ общественныхъ силъ есть у насъ, запасъ, который ходомъ вещей, рано или поздно, неминуемо будетъ выдвинутъ впередъ. Уэльсъ, естественникъ по образованю, питаетъ слабость къ химическимъ терминамъ. Быть можетъ, позволительно будетъ и намъ употребить такой терминъ: въ настоящее время происходитъ процессъ сатураци боле широкаго круга читателей, чмъ это было десять-двадцать лтъ тому назадъ. Явился теперь читатель, о которомъ и помина не было прежде. Мы, русске, знаемъ, что наше общество не только состоитъ изъ тхъ двухъ классовъ, о которыхъ говоритъ Уэльсъ. Сознательные и критически относящеся къ дйствительности элементы строились давно уже. Мы, русске, поэтому, имемъ больше права повторять не слова отходной, какъ совтуетъ пророкъ, а стихи Шиллера ‘Колумбъ’:
‘Дале, смлый пловецъ!……
Пусть, утомившись, руль выпуститъ кормчй изъ рукъ —
Дале, дале къ западу! Долженъ тамъ берегъ явиться:
Ясно видятся онъ мысля твоей вдалек!
Вруй вожатаго разуму! Бодро плывя океаномъ’.
На первый взглядъ кажется, что вс условя благопрятствуютъ тому, чтобы возникъ мощный пангерманскй союзъ, стремящйся къ захвату власти въ центральной Европ, въ западной Ази или въ разгромленныхъ западно-славянскихъ государствахъ. Не подлежитъ сомнню,— говоритъ Уэльсъ,— что въ настоящее время нигд нтъ такого богато одареннаго, энергичнаго средняго класса, какъ въ Германи. Быстрый экономическй успхъ ея въ значительной степени является результатомъ умственнаго развитя, затмъ политической и военной силы. Но традиця о побдахъ, которою проникнуты теперь нмцы,— явится сомнительнымъ благодянемъ не только для Европы, но и для самой Германи,— полагаетъ авторъ. Безъ сомння, географическя очертаня, дйствя экономическихъ силъ, мощность культуры,— продолжаетъ онъ,— говорятъ за то, что Германя сольется съ центральной Европой, но не за то, что послдняя будетъ германизирована. Есть одна сила, которая помшаетъ даже полному синтезу германскихъ элементовъ, а именно прусскй монархизмъ. Умственное развите Германи въ нкоторой степени, по мнню Уэльса, намчается прусской властью. ‘Безъ сомння, преобладане воли императора придаетъ извстное единство германской политик и усиливаетъ значене ея. Но страна впослдстви должна дорого заплатить за это. Энергичные и способные германске императоры проявляютъ нетерпимость къ воззрнямъ, которыя не симпатичны имъ, и склонны насильно навязать свои взгляды. При такой систем самобытное и крупно-оригинальное не можетъ развиться. Извстныя ограниченя, наложенныя на германскую мысль императорской властью, должны, въ конц концовъ, неблагопрятно отозваться на интеллектуальной атмосфер, составляющей главную силу Германи.
И въ этомъ отношени, мн кажется, оцнка нашего пророка не врна. Если меценатство, съ одной стороны, не создаетъ ничего, кром сервилизма (это примнимо даже къ талантамъ первой величины: лучшя произведеня Шиллера и Гете написаны не при веймарскомъ двор, ‘Опытъ о нравахъ’, ‘Защита Калласа’, ‘Кандидъ’ и ‘Философскй словарь’ внушены Вольтеру не атмосферой двора Фридриха II и пр.), то, съ другой, къ счастью, никакая сила не можетъ сковать мысль. Вильгельмъ II авторитетно выступаетъ художественнымъ и литературнымъ критикомъ, но взгляды его, по всей вроятности, не помшаютъ оригинальному художнику или романисту создать произведене согласно собственнымъ идеаламъ. Уэльсъ же полагаетъ, что вляне продиктованныхъ, напр., Вильгельмомъ II художественныхъ взглядовъ скажется къ невыгод Германи. ‘Въ конц концовъ,— продолжаетъ пророкъ,— я не думаю, чтобы Германя занимала теперь боле прочную позицю, чмъ Франця въ начал шестидесятыхъ годовъ. Во многихъ отношеняхъ вляне ея такое же, какъ французской импери… При жизни Вильгельма II Германя привыкнетъ къ вмшательству короны во все. Затмъ могутъ явиться правители съ большимъ честолюбемъ. Тогда энергичные элементы (о нихъ см. прошлое письмо въ No 2 ‘Р. Б’.) будутъ или въ тюрьм за lè,se majest, или въ изгнани, или вынуждены будутъ бороться за каждый шагъ’.
Явится еще одна причина, которая помшаетъ синтезу германскихъ народностей. Германская имперя по натур монархическая и аристократическая. Голландя же и Швейцаря, которыя по всмъ даннымъ должны слиться съ Германей,— насыщены идеями личной свободы. ‘Можно еще себ представить швейцарца бернскаго или урйскаго кантоновъ, присоединившагося въ пангерманской республик, но ршительно невозможно допустить, чтобы онъ преклонилъ колна предъ Вильгельмомъ II’,— говоритъ авторъ. Кром того,— продолжаетъ онъ,— Германи, чтобы выполнить процессъ синтеза,— пришлось бы вести войну съ Россей (за Балтйскя провинци), съ Францей и, можетъ быть, съ Англей. Очень вроятно, войну со всми тремя государствами разомъ.
Къ силамъ Франци теперь принято относиться пренебрежительно, какъ въ Германи, такъ и въ Англи. Не смотря на страшный разгромъ 1870 г., не смотря на то, что Франци не удались попытки завести такой же флотъ, какъ у Англи,— это, по мнню Уэльса, не уменьшаетъ значеня республики въ будущемъ. Поражене принесло пользу французамъ, оно разсяло въ умахъ французовъ иллюзи имперализма, которыя теперь прельщаютъ нкоторыхъ въ Англи и въ Америк. Французы добились такой полной свободы слова и мысли, которая совершенно невозможна въ Англи или въ Америк, хотя послднее обстоятельство, изъ нацональнаго тщеславя, отрицаютъ газеты англосаксонскаго мра. Французы теперь гораздо сильне, чмъ въ 1870 г., и, въ случа столкновеня съ Германей, послдней, а не Франци, придется искать поддержки Англи. Въ борьб ‘за синтезъ’ Франця, какъ предвидитъ авторъ, будетъ сражаться не одна. Она будетъ бороться за Швейцарю, за Люксенбургъ, за устья Рейна. Въ тылу у Германи будутъ пробудившяся славянскя народности. Противъ нея, очень вроятно, будетъ англо-саксонскй мръ.
Германя, во многомъ, повторяетъ историческую ошибку Голланди, сосредоточившей нкогда вс усиля, чтобы завести громадный флотъ для борьбы съ Англей, которая (борьба) могла дать Нидерландамъ только большую торговлю. Въ то же время Голландя упустила возможность ‘великаго синтеза’ (т. е. объединеня) всхъ народностей, говорящихъ на нижне-нмецкомъ язык. Въ то время на этомъ язык говорили до Дуэ (французскй городъ на границ Бельги) и даже нсколько дальше на западъ (до Арра), Голландя сдлала тогда Англю своимъ врагомъ. Теперь Германя стремится завладть океаномъ, что поведетъ въ увеличеню американскаго флота и къ радикальной перемн англйской политики. Ta e причина вызоветъ, очень, вроятно, скорйшее объединене англо-саксонскаго мра.
На основани этихъ соображенй авторъ приходитъ въ заключеню, что врядъ ли ‘германскй синтезъ’ возьметъ верхъ въ томъ тсномъ экономическомъ союз городовъ, который возникнетъ въ Западной Европ. Германская имперя, т. е. сплоченное выражене современной нмецкой агрессивной политики, будетъ до того расшатана рядомъ войнъ на суш и на мор, что она охотно согласится на всяке компромиссы. Она вынуждена будетъ дать мсто на первомъ план своимъ энергичнымъ среднимъ классамъ (какъ ихъ понимаетъ Уэльсъ). Въ конц концовъ, восторжествуютъ идеи не германскаго имперализма, а центрально-европейскя. То будутъ идеи гражданской ‘федеративной республики по образцу швейцарской’, выраженныя на двухъ государственныхъ языкахъ, французскомъ и нмецкомъ, которые восторжествуютъ во всей запад. Европ и по прибрежью Средиземнаго моря. Девятнадцатый вкъ открылся планомъ федеративной Европы, намченнымъ конвентомъ. Этотъ планъ, въ значительной части, будетъ, по мнню Уэльса, осуществленъ къ началу двадцать перваго вка. Продолжительность переходного времени и трудность его будетъ зависть всецло отъ умственнаго пробужденя Европы. Невжественный народъ, наця, состоящая только изъ практическихъ людей безъ образованя или изъ образованныхъ людей безъ практической сноровки — не поймутъ, неизбжныхъ законовъ сляня и станутъ раздувать старую вражду къ такому-то народу или къ такому-то племени, что поведетъ въ ожесточеннымъ войнамъ. ‘Европа будетъ имть свои Ирланди и свои Шотланди,— говоритъ Уэльсъ.— Въ этихъ Ирландяхъ будетъ вчный вопль, безпрерывное обличене, борьба, криви ‘караулъ!’ и пр. Въ этихъ углахъ будетъ большой просторъ для диллетантовъ-политиковъ и для газетчиковъ поднимать ‘нацональныя’ движеня, создавать ‘лиги’ для возрожденя языка, придумывать ‘народные’ костюмы. Изъ глухихъ уголковъ будутъ подниматься вопли маленькихъ народностей, доказывающихъ свое неотъемлемое право сидть неподвижно на большой дорог, какъ разъ посередин и играть любимыми игрушками, когда дорога нужна всмъ для международныхъ сношенй’.
Презрне къ слабымъ очень сильно въ нашемъ философ. Онъ выбираетъ образцомъ безцльно шумящей маленькой народности, усвшейся у всхъ да пути — Ирландю. Она была когда-то боле культурна, чмъ Англя. Она имла свои фабрики, свой флотъ. Чтобы развить свою промышленность, Англя убила ирландскя фабрики, воспретила строить корабли, вырубила и свезла вс лса. Сотни фабрикъ для обработки волокнистыхъ веществъ превратили работу. Десятки верфей замерли. Тысячи рабочихъ остались безъ хлба и, чтобы не умереть-отъ голода, взялись за землю, но побдитель отобралъ ее и роздалъ нсколькимъ помщикамъ. Если мы прибавимъ, что побдитель воспретилъ подъ страхомъ каторжныхъ работъ побжденному говорить на своемъ язык и вшалъ учителей,— то мы получимъ вкратц представлене о тхъ причинахъ, которыя вызвали ‘вопли’ въ современной Ирланди. И если маленькя народности такимъ образомъ будутъ пробщаться въ ‘всеобщему синтезу’, то защитниками ихъ явятся не только ‘дилетанты политики и газетчики’. Къ сожалню, ‘большая дорога культуры’ есть нчто отвлеченное, а соблазнъ, представляемый достоянемъ слабыхъ — нчто вполн реальное. Въ послднее время, напр., вышла въ Берлин книга нмецкаго профессора, доказывающаго, что по законамъ истори, культуры и пр. Германя обязана захватить Голландю. Одна изъ причинъ — тоже ‘сидне на большой дорог’. Германя не можетъ допустить, чтобы устье ея большой рки находилось въ рукахъ маленькаго народа,— говоритъ профессоръ.— Не можетъ она также допустить, чтобы слабая наця владла такими богатыми колонями. Он могутъ возбудить зависть великой державы, которая пожелаетъ овладть ими. Въ такомъ случа, это повело бы къ европейской войн. И вотъ логика ученаго автора: ‘такъ какъ захватъ голландскихъ колонй европейской державой поведетъ къ великой войн, то, слдовательно, для сохраненя мира, Германя должна завладть Зондскими островами…’
Уэльсъ, въ конц концовъ, желаетъ всеобщаго мира, но изъ глубокаго презрня въ слабымъ (хотя очень развитымъ) нацональностямъ, думаетъ, что всеобщее благоденстве можетъ явиться результатомъ только всемрнаго грабежа…
Боле всего вроятенъ прогнозъ нашего пророка относительно англо-саксонскаго мра.
Въ то время, какъ на континент падутъ преграды, какъ языкъ и нацональныя традици, раздляющя народы, процессъ синтеза будетъ происходить между странами, гд говорятъ по англйски. Центръ новаго англо-саксонскаго мра, по мнню Уэльса, будетъ находиться гд нибудь между Чикаго и Атлантическимъ океаномъ, въ групп новыхъ (точне, преобразованныхъ) городовъ, которые возникнутъ тамъ. Въ этомъ мст будетъ лежать умственный, политическй и промышленный центръ говорящихъ по-англйски народностей (блыхъ). Къ нему будетъ тяготть могучая федераця, къ которой, кром сверной Америки, Англи и колонй ея, пристанетъ, по соображенямъ Уэльса, и Скандинавя. ‘Федеральное правительство будетъ содержать общй флотъ для защиты колонй съ цвтнымъ населенемъ и для господства надъ ними’. Колональная имперя этой федераци, по разсчетамъ Уэльса, будетъ состоять изъ всхъ колонй, которыя Англя иметъ теперь, изъ всей Полинези и Меланези, Зондскихъ и Молукскихъ острововъ (теперь принадлежатъ Голланди), Южной Америки и большей части Африки. Такимъ образомъ, пророкъ дозволяетъ Голланди присоединиться къ ‘среднеевропейскому синтезу’, но предварительно она должна отдать свои колони англо-саксонскому ‘синтезу’, который ‘къ концу двадцатаго вка будетъ состоять изъ ста миллоновъ образованныхъ, здоровыхъ и способныхъ людей’, стоящихъ во глав ‘подчиненныхъ цвтнокожихъ народностей’. ‘Англо-саксонскй синтезъ будетъ находиться во глав трехъ мровыхъ союзовъ. Онъ будетъ симпатизировать другимъ синтезамъ, которые станутъ возникать въ Европ и въ Восточной Ази’. Къ началу двадцать перваго вка, по мнню Уэльса, вс ‘полноправные граждане’ англо-саксонскаго союза, черезъ посредство распространеня французскаго языка, смогутъ слдить за умственной жизнью континента. Англйскй языкъ, въ свою очередь, распространится по всему мру. Почва для международнаго сближеня къ этому времени будетъ на столько подготовлена, что англо-саксонскй ‘синтезъ’ вступитъ въ переговоры съ континентальнымъ и, можетъ быть, даже съ союзомъ желтыхъ расъ, о сляни, объ уничтожени таможенъ, объединени законовъ и монетной системы, о смягчени монополй, словомъ, можно будетъ начать переговоры объ установлени всеобщаго мира. Синтезъ англо-саксонскихъ народностей свершится раньше всего, потому что хотя на пути много препятствй, но они ничтожны въ сравнени съ тми, которыя мшаютъ континентальнымъ странамъ слиться. Самое главное препятстве, по мнню Уэльса, отрицательнаго характера: нтъ побуждающей причины, которая бы заставила Англю и Америку стремиться къ союзу. Но эта причина явится въ вид возрожденя Восточной Ази или въ тревожномъ рост германскаго флота.
Такимъ образомъ, три великихъ ‘синтеза’ явятся вншнимъ, видимымъ проявленемъ внутреннихъ преобразованй, которыя свершатся какъ результатъ развитя машинъ. ‘Я стремился доказать,— говоритъ авторъ,— что какъ въ мирное время, такъ и въ военное — дйствуетъ процессъ, непреложный, какъ сила природы. Подъ влянемъ его современный неуклюжй, безформенный, гипертрофичный общественный организмъ долженъ выдлить однообразный классъ образованныхъ людей, которые составятъ основу общества преображеннаго мра’. Не министерство поможетъ въ Англи этому процессу совершиться, а классъ образованныхъ людей {Въ первомъ письм было указано, что этотъ классъ, по мнню Уэльса, будетъ состоять изъ инженеровъ, развитыхъ работниковъ, врачей, механиковъ и пр.}. Онъ явится тмъ Геркулесомъ, который задушитъ въ колыбели змй войны и нацональной вражды.
Въ прошломъ письм мы видли, какъ во время крупнаго народнаго бдствя, напр., во время большой неудачной войны,— выдвигается впередъ этотъ классъ. Въ мирное время въ Англи, по мнню Уэльса, процессъ можетъ быть ускоренъ частными лигами и обществами, которыя и теперь уже возникаютъ въ значительномъ количеств. Нкоторыя изъ этихъ лигъ пользуются значительнымъ влянемъ, напр., общество, имющее цлью агитировать въ пользу громаднаго флота. Подобныя лиги, мало-по-малу, пробртаютъ такое вляне, что могутъ оказать давлене и на министерство.
И теперь ужъ возникаютъ лиги, имющя задачей сблизить англичанъ съ американцами. Уэльсъ могъ бы указать на трэдъ-юноны и на другя организаци работниковъ, но онъ предпочитаетъ лучше цитировать такя комическя лиги, созданныя тщеславемъ американскихъ миллонеровъ, какъ ‘общество для содйствя знакомства американскихъ путешественниковъ съ англйскими аристократами’. ‘Снобъ иногда лучше серьезнаго человка угадываетъ, откуда тянетъ втеръ’. На почв этихъ ‘лигъ пресмыкающихся’ авторъ предсказываетъ возникновене серьезныхъ обществъ съ серьезными задачами сближеня англо-саксонскихъ народностей. Чтобы процессъ этотъ совершился успшно, ‘придется отложить въ сторону и дйствующую американскую конституцю, и прерогативы британской короны’,— говоритъ Уэльсъ. Нкоторыя явленя экономической жизни Англи и Соединенныхъ Штатовъ ускорятъ процессъ сляня. Америка взяла уже верхъ надъ Англей въ области изготовленя машинъ и въ электрической техник. Высшее и техническое образоване въ Соединенныхъ Штатахъ неизмримо лучше поставлено, чмъ въ Англи. Черезъ два — три десятка лтъ, по всей вроятности, во многихъ производствахъ она станетъ промышленнымъ вассаломъ Америки. Когда это наступитъ,— говоритъ Уэльсъ,— то мы воочю убдимся, что лояльность колонй зависитъ не отъ посщеня наслдника престола и не отъ возведеня того или другого австралйскаго дятеля въ дворянское достоинство. Лояльность зависитъ отъ сильнаго флота и отъ капиталовъ метрополи. Когда Америка одержитъ побду надъ Англей на всхъ рынкахъ и станетъ промышленнымъ сюзереномъ ея, тогда вс колони начнутъ тяготть къ побдителю. Англя найдетъ необходимымъ вступить въ союзъ’.
Правительство, состоящее изъ представителей богатыхъ и родовитыхъ классовъ, создало въ Англи въ послднее столте дв зяющя раны — Ирландю и Южную Африку. По мнню автора, только ‘новая англйская республика’ можетъ залчить ихъ.
Личная, иницатива новыхъ классовъ въ Англи проявится, въ особенности, въ дл образованя. Ныншнее правительство, по мнню Уэльса, совершенно не въ состояни дать такое образоване массамъ, какое требуется духомъ времени… Школы совершенно безполезны, университеты превращаются въ мастерскя, въ которыхъ юношей начиняютъ обрывками знаня,— если только учителя, профессора и преподаване не находятся подъ бдительнымъ контролемъ развитого и умственно зрлаго общества. ‘Въ настоящее время люди, которымъ доврено воспитане будущихъ дятелей, большею частью, посредственности, безцвтныя личности, вырощенныя въ парникахъ, густо унавоженныхъ классицизмомъ’. Необходимъ новый типъ школы, въ которой юноши пробртутъ познаня въ математик, новыхъ языкахъ и естественныхъ наукахъ. Въ то же время школа не должна поглощать все время воспитанника и не должна уничтожать его индивидуальность. Въ такой же степени, по мнню Уэльса, необходимъ новый типъ университета. Новая школа не можетъ быть введена ‘правительствомъ безцвтныхъ людей’. Это дло будетъ осуществлено, полагаетъ авторъ, новымъ классомъ, который выдвинется впередъ при растворени стараго общества. Онъ создастъ новый типъ университета. Въ старомъ только учатъ молодыхъ людей {Характеристика, главнымъ образомъ, относится къ Оксфордскому и Кэмбриджскому университетамъ.}. Новый университетъ дастъ возможность имъ критически относиться къ дйствительности и производить самостоятельныя научныя изысканя. Вмст съ пришествемъ новаго класса народится новая литература, бодрая, здоровая, смлая.
‘Литература — это дыхане культурнаго общества, цвтъ и соль его’.
Пережевывать прошлое и повторять классиковъ, какъ бы ни были они хороши,— признакъ старческой немощи. ‘Новая республика’, поэтому, будетъ поддерживать своихъ авторовъ. Въ старину авторы сообразовались съ мннями ихъ покровителей и писали только то, что не могло задть послднихъ. Въ настоящее время писателямъ приходится приноравливаться къ бдственному требованю литературнаго рынка {Уэльсъ исключительно иметъ въ виду англйскй и американскй книжный рынокъ. Быть можетъ, читатели Русскаго Богатства вспомнятъ факты, которые я когда-то приводилъ въ стать о Грантъ Аллэн. Сколько-нибудь нарушающая шаблонъ книга не найдетъ издателя, и авторъ долженъ ее выпустить на собственный счетъ. Издатели, порой, диктуютъ романистамъ, какя измненя нужно сдлать сообразно съ господствующимъ шаблономъ. Издатели же — простые, порой, невжественные ‘дльцы’.}. Прежде чмъ учить публику и доказывать ей,— онъ долженъ ‘угодить’, понравиться издателю. Книгоиздательство стало простой торговлей и отличается отъ торговли свининой и свчами только тмъ, что предприниматели небрежно ведутъ отчетность (съ цлью, скрыть отъ авторовъ, сколько именно экземпляровъ продано). Такъ какъ издане книги иметъ огромное значене для общества, то этимъ займется оно само. При ныншнихъ условяхъ такая система принесла бы громадный вредъ: правительство стало бы издавать только такя книги, въ которыхъ оно восхваляется. Люди, принадлежаще къ новому классу, будутъ, напротивъ, высоко цнить критическй умъ. Они будутъ настолько умны и настолько развиты, что не станутъ страшиться издать книгу, съ какой бы точки зрня авторъ ни разсматривалъ вопросъ. Возникнутъ громадныя издательскя ассоцаци, которыя такъ же будутъ относиться къ ныншнему издателю, какъ медицинская ассоцаця къ продавцу патентованныхъ лкарствъ. Дятельность издательскихъ ассоцацй вытснитъ совершенно невжественныхъ, грубыхъ предпринимателей. Тогда не будетъ опасности, что издательскя ассоцаци превратятся въ ‘союзы мастодонтовъ’: параллельно съ нарожденемъ новыхъ умственныхъ теченй будутъ возникать и новыя издательскя товарищества.
Отношене автора къ трестамъ, къ этимъ колоссальнымъ спрутамъ, которые зародились въ Америк и теперь перекинули свои гигантске щупальцы черезъ океанъ,— нсколько иное, чмъ многихъ его соотечественниковъ. ‘Возникновене трестовъ иметъ громадное значене,— говоритъ онъ.— Ясно, что мысль о нихъ возникла вслдстве желаня стать вн конкурренци и экономизировать расходы по производству. Но даже въ первомъ фазис процесса сляня тресты вышли изъ сферы исключительно торговаго вляня и стали крупнымъ общественнымъ явленемъ. Энергичные и талантливые люди организовали нчто цлое — одну отрасль промышленности. Трестъ сталъ мощнымъ факторомъ общественной жизни, гораздо боле сильнымъ, чмъ существующее правительство. Въ Соединенныхъ Штатахъ вс пути сообщеня, которые являются такимъ важнымъ факторомъ въ вырабатывани характера будущаго,— переходятъ изъ рукъ ‘неорганизованныхъ бездарностей’ подъ контроль треста. Это явлене кажется Уэльсу крайне желательнымъ. Другой трестъ завладлъ всмъ производствомъ стали и чугуна въ Америк, это — первый шагъ, за которымъ должно послдовать завладне всми средствами сообщеня моремъ. Организаця трестовъ является дломъ, по выраженю автора,— ‘не дураковъ, гоняющихся только за дивидентами, но людей, смотрящихъ на богатство, какъ на средство, какъ на орудя, которыми можно добиться боле далекихъ цлей’. Авторъ не прибавляетъ, что результатомъ трестовъ былъ чудовищный подкупъ. Трестъ съ такою же легкостью можетъ мутить цлую политическую партю, какъ и какую-нибудь отрасль промышленности. Трестъ устанавливаетъ промышленную деспотю, гораздо больше суровую, чмъ политическая. Съ послдней можно бороться явной и тайной агитацей, прессой, наконецъ, силой. Трестъ самъ овладваетъ всми средствами оппозици: печатью, словомъ, физической силой…
По мнню нашего автора, въ конц концовъ, тресты, новые университеты и преобразованная армя и флотъ откроютъ общность своихъ интересовъ и составятъ родъ новаго государства. ‘Въ англо-саксонскомъ мр преобразоване наступитъ всего скоре. Черезъ нсколько лтъ идеалы ‘новой республики’ найдутъ здсь все большее и большее число послдователей. Въ школахъ, въ газетахъ, на фабрикахъ и заводахъ, въ университетахъ и въ лабораторяхъ, въ городскихъ совтахъ люди будутъ работать, чтобы ускорить наступлене новаго порядка’…
Читатели могли видть, что, хотя соображеня автора всегда остроумны,— съ ними далеко не всегда можно согласиться. Признавая анализъ автора во многихъ случаяхъ, мы вримъ, однако, что при ‘растворени’ надобности въ ‘пропасти’ не представится, наоборотъ, мсто на земл найдется для всхъ.