Артур Конан Дойл.
Артур Конан Дойл.
История голубого алмаза.
История голубого алмаза.
The Adventure of the Blue Carbuncle, 1892.
Перевод Ф. Н. Латернера.
‘КРАЖА В ‘КОСМОПОЛИТЕН ОТЕЛЕ’
История голубого алмаза, Дойль Артур Конан, Год: 1892
Время на прочтение: 14 минут(ы)
Источник: Конан-Дойль А. Приключения Шерлока Гольмса: Т. 2. — СПб.: Книгоиздательство ‘Поучение’ (Г. Кнохъ), 1905
Оптическое распознавание символов и вычитка: http://sobakabaskervilej.ru (Официальный сайт повести Артура Конан Дойла ‘Собака Баскервилей’).
На второй день Рождества я зашел поздравить моего друга Шерлока Гольмса. Он лежал в ярко-красном халате на софе, курил трубку, весь закрытый целой кучей утренних газет. Рядом с софой стоял деревянный стул, на спинке которого была повешена грязная, оборванная шляпа. Увеличительное стекло и щипчики на стуле указывали на то, что Шерлок Гольмс рассматривал шляпу.
— Ты занят? — сказал я. — Я, может быть, тебе помешаю?
— Вовсе нет, напротив, мне очень приятно поговорить со своим добрым знакомым о результатах моего исследования. Это совершенно обыденный предмет, — при этом он указал на старую шляпу, — но дальнейшие обстоятельства, связанные с ним, небезынтересны, даже, некоторым образом, поучительны.
Я сел к камину и начал себе греть руки, так как на дворе было очень холодно и окна были покрыты толстой ледяной корой.
— Наверное, с этой вещью связана какая-нибудь преступная история и она является для тебя исходной точкой для раскрытия преступления и наказания преступников?
— Нет, нет, о преступлении тут нет и речи, — ответил со смехом Гольмс. — Мы имеем дело с незначительным происшествием, скрывающим за собой, вероятно, что-нибудь очень интересное. Ты знаешь комиссионера Петерсона?
— Да.
— Этот трофей принадлежит ему.
— Это его шляпа?
— Нет, он ее нашел. Собственник ее неизвестен. Я теперь попрошу тебя видеть в этой вещи не старую выцветшую шляпу, а пробный камень для нашей дальновидности. Слушай, каким образом все это произошло. В первый день Рождества, около четырех часов утра Петерсон, — ты знаешь, он очень приличный человек, — возвращался из гостей домой, причем шел по улице Тоттенгам. Впереди него шел, как он рассмотрел при свете газовых фонарей, пошатываясь, высокий человек, несший на плече белого гуся. На углу улицы Гудж он вступил в ссору с двумя уличными мальчишками. Один из них сбил с него шляпу, после чего он поднял свою палку для защиты и при этом разбил магазинное окно. Петерсон поспешил к нему на помощь, но он, вероятно испугавшись бежавшего к нему комиссионера, форма которого похожа на полицейскую форму, бросил гуся и пустился бежать. Мальчишки последовали его примеру, так что на поле сражения остался один Петерсон, причем ему в добычу достался рождественский гусь и помятая старая шляпа.
— Которую он, конечно, вернул собственнику?
— Мой дорогой, вот в этом-то и загадка. Правда, к левой ноге гуся была прикреплена карточка, на которой было написано ‘Для м-ра Генри Бэйкера’, и на подкладке шляпы стояли инициалы Г. Б., но так как в Лондоне несколько тысяч Бэйкеров, и несколько сотен Генри Бэйкеров, то нелегко найти собственника этих вещей.
— Что же сделал Петерсон?
— Он передал мне шляпу и гуся, так как он знает, что я интересуюсь самыми незначительными загадочными случаями. Гуся я сохранил до сегодняшнего утра, но заметил, что, несмотря на холод, он скоро начнет портиться. Поэтому я отдал его Петерсону, а шляпу оставил у себя.
— Собственник ее не заявлял о себе?
— Нет.
— Каким путем можешь ты вывести заключение о его личности?
— Вот моя лупа, посмотри-ка сам, что тебе скажет шляпа о личности человека, обладавшего ею.
Я взял в руки старую измятую шляпу и начал ее рассматривать. Это была обыкновенная черная круглая шляпа на красной шелковой подкладке, теперь уже выцветшей. Фамилии фабриканта на ней не было, и, как совершенно верно заметил Гольмс, на ней нацарапаны были инициалы ‘Г. Б.’. На борту было отверстие для резинового шнура, самый шнурок отсутствовал. Шляпа была покрыта пылью и запачкана в нескольких местах. При ближайшем рассмотрении оказывалось, что пятна старались скрыть, и что они были замазаны чернилами.
— Я ничего не замечаю, — сказал я, возвращая шляпу моему другу.
— Напротив, Ватсон, ты замечаешь, но не можешь вывести заключение.
— В таком случае, скажи пожалуйста, что ты можешь заключить по этой шляпе?
Он взял ее в руки и стал рассматривать.
— Можно установить вполне определенно два факта и предположить с большей или меньшей вероятностью два другие факта. Сразу видно, что обладатель этой шляпы очень умный человек, и что он в течение трех последних лет находился в благоприятных материальных обстоятельствах, хотя за последнее время они ухудшились. Раньше он обращал большое внимание на свою наружность, теперь же с некоторого времени он морально расстроен и ввиду этого предается пьянству, а может быть также ввиду того, что жена его больше к нему любви не чувствует.
— Но, дорогой Гольмс…
— Тем не менее, он еще сохранил долю уважения к самому себе. Он ведет сидячий образ жизни, редко выходит на улицу, не привык к движению. Он средних лет, у него волосы с проседью, он недавно их стриг и мажет их помадой. Вот факты, которые можно вывести вполне определенно.
— Ты, конечно, шутишь, Гольмс?
— Нисколько. Неужели ты не можешь понять, каким путем я дошел до этих предположений?
— Я, без сомнения, очень глуп, так как я положительно ничего не понимаю. Например, из чего ты заключил, что обладатель этой шляпы очень умный человек?
Вместо ответа Гольмс одел шляпу, которая покрыла чуть ли не всю его голову.
— У кого такая большая голова, тот, несомненно, умен.
— Ну, а его материальные обстоятельства?
— Этой шляпе три года — это видно по фасону. Шляпа эта первого сорта, взгляни только на шелковую ленту и подкладку. Если этот человек три года тому назад был в состоянии покупать такую дорогую шляпу, и с того времени не приобретал себе новой, значит, материальные обстоятельства его пошатнулись.
— Ну ладно, это достаточно ясно. Но из чего ты заключил, что он раньше обращал внимание на свою наружность, а теперь опустился?
Гольмс засмеялся.
— Он приделал к шляпе резиновый шнурок, так как шляпы продают без шнурка, но затем, когда он оборвался, он не дал себе труда пришить новый. С другой стороны, он старался замазать пятна чернилами, что указывает на то, что он не потерял к себе всякое уважение.
— Против этого ничего нельзя возразить.
— Остальные пункты, а именно то, что он средних лет, что волосы у него с проседью, что он их недавно стриг, что он их мажет их помадой, можно установить при рассмотрении подкладки. В лупу видно массу остриженных волосков, пахнущих помадой. Пыль, покрывающая шляпу, не уличная, а комнатная пыль, что доказывает, что шляпа большей частью висит дома, а следы пота указывают с достоверностью на то, что этот человек не привык много ходить.
— Но его жена? Ты ведь говорил, что она его больше не любит.
— Шляпу эту уже давно не чистили, значит, о нем не заботятся.
— Но он, может быть, холостяк
— Нет, он нес гуся домой, значит, дома была жена и…
Гольмс хотел продолжать, как вдруг дверь распахнулась, и вбежал весь раскрасневшийся Петерсон, видимо, сильно взволнованный.
— Гусь, мистер Гольмс, гусь! — пролепетал он.
— Ну? Что с ним? Он ожил и вылетел в окно? — Гольмс повернулся на софе, чтобы лучше рассмотреть его лицо.
— Посмотрите, вот что нашла моя жена в его в зобу!
При этом он протянул ладонь, на которой лежал чудный, блестящий голубой камень такой чистой воды, что он сиял как бы электрическим светом. Гольмс вскочил.
— Вы нашли целое сокровище, Петерсон! Я полагаю, вы знаете, что вы нашли?
— Брильянт! Драгоценный камень!
— Не драгоценный, а самый драгоценный камень…
— Неужели это голубой алмаз графини Моркар? — воскликнул я.
— Конечно, это он! Я отлично знаю, как он выглядит, так как каждый день о нем пишут в ‘Таймс’. Ценность его колоссальна. Тысяча фунтов стерлингов вознаграждения, предназначенных возвратившему этот брильянт его владелице, не представляет и двадцатой части его ценности.
— Тысяча фунтов! Всемогущий Боже!
Петерсон опустился на стул и уставился на нас.
— Если я не ошибаюсь, кража эта была совершена в ‘Космополитен отеле’, — заметил я.
— Совершенно верно, двадцать второго декабря, пять дней тому назад. Да вот подробности.
Он отыскал номер газеты и громко прочел:
Жестянщик Джон Горнер, 26 лет, обвиняется в том, что 22 украл из шкатулки графини Моркар драгоценный камень, известный под названием ‘Голубой алмаз’. Джэмс Ридер, главный лакей гостиницы, заявил, что он вместе с Горнером 22-го числа был в туалетном кабинете графини, где нужно было поправить каминную решетку. Через некоторое время его вызвали по делу, а когда же он вернулся в кабинет, то Горнера там уже не было, письменный стол оказался взломанным, и находившийся в нем ящичек, в котором находились драгоценности графини, оказался пустым. Ридер тотчас же поднял тревогу, и Горнера арестовали в тот же вечер, но у него не нашли камня. Полицейский инспектор Брадстрит, арестовавший Горнера, заявил, что он отчаянно защищался и уверял в своей невинности. Так как Горнер уже раз был осужден за кражу, то следователь направил его дело в суд, где оно будет разбираться присяжными заседателями. Горнер, выказывавший сильное волнение во время следствия, при объявлении резолюции следователя упал в обморок, так что его вынесли из залы’.
— Теперь наша задача состоит в том, чтоб найти нить, ведущую от взломанной шкатулки к гусиному зобу. Поэтому мы должны теперь определить роль, которую играл Генри Бэйкер в этой таинственной истории. Попробуем самое простое средство и дадим объявление в газеты. Например, такое: ‘Найдены на углу Гуджстрит гусь и черная мягкая шляпа. Мистер Генри Бэйкер может получить эти вещи сегодня вечером в половине седьмого в доме номер 221 по улице Бэйкер’. Это коротко и ясно.
— Но попадется ли ему на глаза это объявление?
— Он, наверное, внимательно будет читать газеты, так как это для него немаловажная потеря. Сбегайте-ка, Петерсон, в газетную контору и сдайте это объявление во все вечерние газеты. Затем на обратном пути купите гуся. Мы должны его отдать вместо того гуся, который жарится теперь у вас на кухне.
Когда Петерсон ушел, Гольмс взял камень и поднес его к огню.
— Прелестная вещь! Хотя этому камню всего двадцать лет, за ним есть очень печальные истории, два убийства, одно самоубийство и несколько краж. Я его запрячу и напишу графине, что алмаз у нас.
— Считаешь Горнера невинным?
— Не могу этого сказать.
— Всего вероятнее, что тут совершенно не при чем Генри Бэйкер, который не знал ценности гуся. Я это установлю только тогда, когда мы получим ответ на наше объявление.
Я распрощался с ним, и мы условились, что зайду к шести часам вечера после обхода моих пациентов. Я немного запоздал, и была половина седьмого, когда я подходил к дому Гольмса. У дома стоял какой-то высокого роста человек в шотландской шапке. Когда отворили входную дверь, мы оба одновременно вошли в комнату Гольмса.
— Вы, вероятно, мистер Генри Бэйкер? — проговорил Шерлок с необычайной любезностью. — Садитесь, пожалуйста, к камину, мистер Бэйкер. Сегодня холодный день, и мне кажется, что вы жару переносите легче холода… А, Ватсон, ты как раз пришел вовремя… Это ваша шляпа, мистер Бэйкер?
— Да, несомненно, это моя шляпа.
Бэйкер был высокого роста, широкоплечий мужчина. Легкая краснота носа и щек и дрожание рук доказывали справедливость предположения относительно его пристрастия к вину. Его сальный черный сюртук был застегнут доверху, и воротник его был приподнят. Манжет на нем не было, и не было видно следов рубашки. Он говорил медленно, видимо, обдумывая слова, и производил впечатление образованного, но впавшего в бедность человека.
— Мы несколько дней держали у себя вещи, — проговорил Гольмс. — Так как думали, что вы заявите о себе.
Посетитель смущенно рассмеялся.
— Я был уверен, что мальчишки стащили и гуся, и шляпу, и не хотел… и признаться откровенно, не мог рисковать деньгами на объявление.
— Я вас понимаю. Что касается гуся, то мы его съели.
— Съели? — при этом он в волнении приподнялся.
— Да, ведь он скоро испортился бы. Но я думаю, что вот этот гусь, такой же свежий и жирный, вполне вас удовлетворит.
— О да, конечно! — ответил со вздохом облегчения мистер Бэйкер.
— Конечно, мы сохранили перья, ноги, голову вашего гуся, и если вы желаете…
Бэйкер расхохотался.
— Что я буду с ними делать? Нет, с вашего позволения я обращу все свое внимание на этот превосходный экземпляр.
Гольмс бросил на меня взгляд и при этом едва заметно пожал плечами.
— Вот ваша шляпа и гусь. Не можете ли вы мне сказать, где вы достали этого гуся? Мне никогда не приходилось видеть такой чудной птицы.
— Видите ли, — ответил Бэйкер, поднявшись и взяв под мышку гуся. — Я обычный клиент трактира ‘Альфа’, у музея. В этом году наш славный хозяин Виндигер ввел такое нововведение, что при уплате нескольких пенсов в неделю каждый из постоянных гостей получает к Рождеству гуся. Я аккуратно производил свои взносы, а остальное вы сами знаете. Я очень рад, что нашел свою шляпу, ибо шотландская шапка моим годам совсем не подходит.
С комической важностью нахлобучил он свою шляпу, сделал нам торжественный поклон и удалился.
— Это, значит, мистер Генри Бэйкер, — проговорил Гольмс, притворив за ним дверь.
— Ясно, что он тут не причем.
— Ты голоден, Ватсон?
— Не очень.
— В таком случае, я тебе предлагаю отложить ужин. А теперь направимся по свежим следам.
— Ладно.
Вечер был очень холодный. Через четверть часа мы были в трактирчике ‘Альфа’. Гольмс заказал две кружки пива и обратился к краснощекому хозяину.
— Если ваше пиво так же вкусно, как и ваши гуси, то оно должно быть превосходно.
— Мои гуси? — хозяин был, видимо, удивлен.
— Да. Полчаса тому назад я говорил с мистером Генри Бэйкером, который принадлежит к вашему ‘гусиному клубу’.
— Ах, да, теперь я понимаю. Но это были не мои гуси.
— А чьи же?
— Я купил две дюжины у Брекенриджа, в Ковент-Гарден.
— А, вот как! За ваше здоровье, хозяин, и за процветание вашего дома! До свидания.
— А теперь к Брекенриджу, — проговорил он, выходя на улицу и застегивая пальто.
Когда мы подошли к магазину Брекенриджа, то застали хозяина, как раз закрывавшего ставни с помощью приказчика.
— Добрый вечер! Холодная погодка, — проговорил Гольмс.
Торговец кивнул головой и бросил вопросительный взгляд на моего спутника.
— Как я вижу, вы продали всех ваших гусей? — продолжал Гольмс, указывая на пустые мраморные столы.
— Можете получить завтра утром пятьсот штук.
— Мне нужно сейчас.
— Зайдите в лавку напротив, там еще найдете несколько штук.
— Совершенно верно. Но мне вас рекомендовали.
— Кто же?
— Хозяин ‘Альфа’.
— Ах, да! Я ему продал две дюжины.
— Это были чудные гуси! Где вы их купили?
К моему удивлению, вопрос этот привел в ярость торговца.
— К чему вы клоните? — крикнул он, уставясь руками в бока. — Говорите прямо, без обиняков.
— Да я и то прямо говорю. Я бы хотел знать, кто вам продал гусей, поставленных вами в ‘Альфа’.
— Ну, а я вам это не скажу. Вот и все!
— Я не понимаю, почему вы кипятитесь из-за такого пустяка?
— Кипячусь? Вы бы сами кипятились на моем месте! Я заплатил деньги за товар, и кончено дело. А то: ‘где гуси?’, ‘кому вы продали гусей?’, ‘что вы хотите за гусей?’ Можно подумать, что других гусей не существует!
— Я не имею ничего общего с теми людьми, которые расспрашивали вас о гусях! — заметил как бы мимоходом Гольмс. — Видите ли, если вы не хотите отвечать, то мое пари не состоится. Я знаток в живности и держал пари на пять шиллингов, что гусь доставлен из деревни.
— Но, в таком случае, вы проиграли пять шиллингов, — ответил торговец. — Гусь был городской!
— Ах, не может быть.
— А вам я говорю, что это так.
— А я этому не верю! Я слишком большой знаток.
— Хотите держать пари?
— Ведь я знаю, что вы проиграете, так как я прав. Все равно, я ставлю соверен, только чтоб проучить вас.
Торговец злобно ухмыльнулся.
— Принеси мне книги, Билл, — крикнул он.
Мальчишка принес маленькую тетрадку и толстую книгу, переплет которой был весь в жирных пятнах.
— Вот смотрите, упрямец, в этой тетради имена моих поставщиков. Вот, прочтите это имя.
— ‘Мистрис Окшотт, 117-тая улица, Брикстон, 249’, — прочел Гольмс.
— Так. А теперь откройте 249-ю страницу. Вы видите?
‘Мистрис Окшотт, поставщица яиц и живности’.
— Какая последняя поставка?
— ‘Двадцать четвертого декабря. Двадцать четыре гуся по семь с половиной шиллингов’.
— Так. А что написано под этим?
— ‘Продано мистеру Виндигеру, хозяину ‘Альфа’, по двенадцать шиллингов’.
— Ну, что вы теперь скажете?
Гольмс выглядел совершенно смущенным. Он вынул соверен, бросил его на стол и вышел с недовольным видом. Отойдя некоторое расстояние от магазина, он от души расхохотался.
— Ну, Ватсон, теперь загадка должна скоро разрешиться. Вопрос в том, пойдем ли мы сейчас к мистрис Окшотт или отложим это до завтрашнего дня. Из слов этого грубияна ясно видно, что кроме меня, гусями интересовались и другие. И я бы…
Вдруг громкий крик донеся из только что оставленного нами магазина. Мы вернулись и увидали у магазина какого-то маленького человека, ругавшегося с хозяином, потрясавшим кулаками.
— Убирайтесь вы к черту с вашими гусями! Если ты еще раз вернешься, я натравлю на тебя собак. Пускай придет сама мистрис Окшотт, я ей дам ответ. А тебя это не касается!
— Ведь один гусь был мой, — пищал человек.
— Обратись к мистрис Окшотт!
— Она послала меня к вам.
— Обращайся к кому хочешь, мне до этого дела нет! Вон отсюда! — Он сделал угрожающее движение, и человечек удалился.
— Вероятно, нам не придется быть у этой торговки, — шепнул Гольмс. — Пойдем-ка. Может быть, этот человек будет нам полезен.
Он быстро догнал человека и хлопнул его по плечу. Тот быстро обернулся, и я увидал при свете фонаря, что краска сошла с его лица.
— Кто вы такой? Что вам нужно? — спросил он нетвердым голосом.
— Извините, — ответил вежливо Гольмс, — но я случайно был свидетелем вашего разговора с торговцем и, пожалуй, могу вам оказать пользу.
— Вы? Кто вы такой? Как вы можете знать об этом?
— Меня зовут Шерлок Гольмс. Моя специальность — знать то, чего не знают другие.
— Но об этом вы ничего не можете знать.
— Прошу извинения, но я знаю все. Вы бы хотели найти пару гусей, проданных мистрис Окшотт с улицы Брикстон торговцу Брекенриджу, а этим последним хозяину трактира ‘Альфа’ Виндигеру, а Виндигером — нескольким клиентам, к числу которых принадлежит мистер Генри Бэйкер.
— О, мистер, вы не можете представить, какое значение имеет для меня все это! — воскликнул маленький человек.
Гольмс позвал проезжавшего извозчика.
— В таком случае, самое лучше будет, если мы это обсудим в уютной комнате, а не на улице, — сказал он. — Но прежде всего скажите мне, пожалуйста, с кем я имею удовольствие говорить?
Человек замялся.
— Меня зовут Джон Робинсон, — ответил он затем, бросив взгляд в сторону.
— Нет, нет, ваше настоящее имя, — проговорил вежливо Гольмс.
Краска залила бледное лицо незнакомца.
— Хорошо, мое настоящее имя Джэмс Ридер.
— Ага, главный лакей в гостинице ‘Космополитен’. Садитесь, пожалуйста, я вам дам все необходимые справки.
Маленький человек остановился, бросая на нас полуиспуганные, полунедоумевающие взгляды. Затем он сел на извозчика, и через полчаса мы очутились в квартире моего друга.
В дороге мы не обменялись ни одним словом, только порывистое дыхание моего спутника и нервное подергивание его рук выдавали его волнение.
— Вот и приехали! — проговорил весело Гольмс, входя в комнату. — В камине горит огонь. Вы замерзли, мистер Ридер. Садитесь, пожалуйста, к камину. Позвольте мне только надеть туфли. Вот так! Значит, вы хотели бы знать, какая участь постигла гусей?
— Вот именно.
— Или, вернее, одного гуся? Ведь вы интересуетесь одним гусем — белым, с черными полосами.
Ридер задрожал от волнения.
— Ах! — воскликнул он. — Можете вы мне сказать, куда он попал?
— Он попал сюда.
— Сюда?
— Да, это был чудный гусь. То есть, вернее, гусыня. Я нисколько не удивляюсь, что вы так интересуетесь. После того, как ее зарезали, она снесла голубое яйцо. Чудное яичко, вот оно.
Наш гость приподнялся и схватился правой рукой за край камина. Гольмс открыл свою шкатулку и вынул голубой алмаз, сверкавший чудным огнем.
— Игра кончена, Ридер, — проговорил спокойно Гольмс. — Помоги ему сесть, Ватсон. У него недостаточно нервов, чтоб быть мазуриком. Дай ему глоток коньяку. Вот так! У меня все козыри в руках, так что вам скрывать нечего. Вы слышали об этом голубом алмазе графини Моркар, Ридер?
— Да, горничная графини рассказывала мне о нем, — ответил он хриплым голосом.
— Ага, искушение стать сразу богатым человеком было слишком велико, и вы несколько не постеснялись в выборе средств. Вы знали, что этот Горнер уже раз попался в подобной проделке и что поэтому подозрение падает на него. Что же вы сделали? Вы устроили с вашей сообщницей — горничной графини — так, что для исправления каминной решетки был позван Горнер. После его ухода вы взломали шкатулку, подняли шум и указали на Горнера, которого арестовали. Затем…
Ридер бросился перед моим другом на колени.
— Ради самого Создателя, сжальтесь! — воскликнул он. — Подумайте о моем отце, о моей матери. Ведь они умрут с горя. Я еще никогда не совершал преступления! И клянусь вам, я всегда буду честным! Клянусь вам всем, что для меня свято! О, только ради Создателя, не предавайте меня суду!
— Садитесь, — ответил строго Гольмс. — Расскажите мне, как было дальше дело. Каким образом в гусе оказался камень, и как этот гусь попал на рынок? Говорите нам одну только правду, в этом все ваше спасение.
Ридер повел языком по своим засохшим губам.
— Я вам расскажу, как все произошло, — начал он. — Когда Горнера арестовали, я решил, что надо немедленно спрятать камень, так как полиции может прийти мысль обыскать меня и мою комнату. Поэтому я отправился к своей сестре. Она замужем за Окшоттом, и торгует живностью. Я был в страшном волнении. По дороге каждого встречного я принимал за полицейского, и холодный пот выступал на моем лбу. Сестра спросила меня, что случилось, и почему я так бледен. Я ей сказал, что у нас в гостинице случилась кража. Затем я вышел на двор и начал за трубкой размышлять о том, что мне теперь делать.
У меня был раньше друг по имени Моцли, свихнувшийся с пути и только что теперь вышедший из тюрьмы. Он мне не раз рассказывал об уловках воров, прячущих украденные вещи. Я знал, что он меня не выдаст, так как я кое-что знал о нем, и поэтому я решил довериться ему. Он, наверное, укажет мне средство превратить камень в деньги. Но каким образом попасть к нему? На улице меня могли каждую минуту арестовать, обыскать, и тогда я пропал. Я прислонился к стене, передо мной плескались гуси, вдруг мне пришла в голову блестящая мысль. Сестра обещала мне подарить к Рождеству самого жирного гуся. Я решил взять его теперь и скрыть камень в его зобу. Я поймал одного гуся, раскрыл ему клюв и протолкнул ему в горло драгоценный камень. Но он начал так гоготать, что моя сестра вышла и спросила, что случилось. Только что я ей собирался ответить, как гусь вырвался из моих рук и смешался с другими.
‘Что ты делаешь, Джэмс?’ — спросила она.
‘Ведь ты же обещала подарить мне на Рождество гуся. Вот я и смотрел, какой из них жирнее’.
‘Для тебя мы уже отложили гусыню, вон ту большую, белую. У нас их двадцать шесть штук — одна для тебя, другая для нас, и двадцать четыре для продажи’.
‘Благодарю тебя, Маджи, — сказал я. — Но я предпочитаю взять ту, которая только что была у меня в руках’.
‘Как хочешь. Какую же ты выбрал?’
‘Вот ту белую, с черными полосами’.
‘Отлично, возьми ее.’
Я взял гуся и отправился к Моцли. Я рассказал ему свою выдумку, и он чуть не лопнул от хохота. Когда же мы разрезали гуся, камня в нем не оказалось. Очевидно, произошла страшная ошибка. Я тотчас же бросился к сестре, но на птичьем дворе гусей больше не оказалось. Они были проданы Брекенриджу, в Ковент-Гарден. Я сейчас же бросился к нему, но он уже продал всю партию и ни за что не хотел мне сказать, кому именно. Вы его сегодня сами слышали. Сестра говорит, что я схожу с ума. Иногда мне это самому кажется. Теперь я обесчещен на всю жизнь! Господи, спаси меня!
Он закрыл лицо руками и разразился рыданиями.
Наступило молчание, прерываемое только тяжелым дыханием несчастного и стуком пальцев Шерлока Гольмса по столу. Наконец Гольмс встал и открыл дверь.
— Уходите! — проговорил он.
— Что? О, Господь вас за это вознаградит!
— Ни слова! Ступайте!
Ридер не заставил себя просить, и через несколько секунд донесся звук захлопываемой двери.
— В сущности, Ватсон, — проговорил Гольмс, принимаясь за трубку, — я вовсе не обязан помогать полиции. Может быть, я должен был бы донести на Ридера, но я думаю, что молчанием спасаю от гибели человеческую душу. Он больше преступления не совершит. Горнер, конечно же, завтра же будет освобожден.