Иностранное обозрніе.
Иностранное обозрніе.
‘Подвиги цивилизаторовъ’ въ Марокко.— Какъ ‘цивилизуютъ’ албанцевъ турки.
II.
H. С. Русановъ.
‘Русское Богатство’, No 8, 1911
Иностранное обозрение, Русанов Николай Сергеевич, Год: 1911
Время на прочтение: 26 минут(ы)
Доказывать, что современная цивилизадія, оказывается при столкновеніяхъ съ такъ называемыми нисшими расами жестокой мачехой, значитъ ломиться въ открытую дверь. Лучшіе и благороднйшіе мыслители не разъ обличали политику быстраго истребленія или боле медленнаго развращенія, практиковавшуюся блыми носителями культуры по отношенію къ ‘дикимъ племенамъ’. Не надо только забывать, что въ безчеловчной расправ аристократіи человческаго рода съ меньшею братіею виновата собственно не сама цивилизація, сколько ея современная форма, основанная внутри самихъ культурныхъ государствъ на сословной и классовой вражд и выдвигающая при встрч цивилизованныхъ и не-цивилизованныхъ народовъ на первый планъ какъ разъ представителей или грубой силы, или коммерческой наживы, или духовнаго отупленія.
Кто, дйствительно, являлся до сихъ поръ типичнымъ носителемъ нашей культуры въ экзотическихъ странахъ или, вообще, среди отсталыхъ народностей? Военный человкъ, самъ проникнутый варварскими предразсудками старины и видящій въ колоніальныхъ подвигахъ врную ступень къ достиженію чиновъ, почета и боле осязательныхъ выгодъ, предпріимчивый купецъ, не врящій ни въ бога, ни въ чорта и поклоняющійся червонцу, сіяніе котораго замняетъ для него солнце и луну, природу и людей,— жестокій, свирпый эксплуататоръ, врядъ ли уступающій самому отчаянному милитаристу въ презрніи къ человческой жизни, изуврствующій миссіонеръ, который изъ-за схоластическихъ тонкостей небесной метафизики готовъ подвергнуть ‘язычника’ всевозможнымъ физическимъ и моральнымъ истязаніямъ. Гуманные Ливингстоны, умвшіе внушить къ себ любовь и уваженіе туземцевъ, являются рдкимъ исключеніемъ. Правило же составляютъ авторитарные, жестокіе Стэнли, которые даже въ своихъ разсчитанныхъ на читателей отчетахъ о путешествіяхъ не стыдятся съ самымъ наивнымъ цинизмомъ признаваться въ своей симпатіи къ палк, кнуту, револьверу. А что сказать относительно цлой фаланги изслдователей и администраторовъ ‘чернаго континента’, выдвинутыхъ колоніальной лихорадкой, охватившей европейскія страны съ начала 80-хъ годовъ и создавшей типы изысканныхъ блыхъ мучителей, вплоть до того чиновника бельгійскаго Конго, который заставлялъ негровъ проглатывать динамитные патроны-капсюли и, при помощи остроумнаго приспособленія, взрывалъ ихъ изнутри,— чудовищный и далеко не единичный фактъ, обошедшій нсколько лтъ тому назадъ всю прессу обоихъ полушарій! Недаромъ у французовъ, платящихъ вотъ уже тридцать лтъ дань колоніальной политик, выработался терминъ ‘африканить’, обозначающій ту нравственную болзнь, то спеціальное хроническое изступленіе, почти сумасшествіе, которое овладваетъ ‘цивилизаторомъ’, снабженнымъ неограниченной властью и позволяющимъ себ безъ всякаго колебанія продлывать чудовищныя вещи надъ черными.
Въ настоящей стать я хотлъ бы коснуться вопроса, который какъ нельзя лучше иллюстрируетъ современное культуртрегерство, такъ какъ съ нимъ связаны дянія не одной какой-нибудь цивилизованной націи, а трехъ-четырехъ, и между ними наиболе кичащихся своимъ просвщеніемъ. Я разумю мароккскій вопросъ, который уже лтъ шесть-семь волнуетъ умы колонизаторовъ Западной Европы и временами, кажется, вотъ-вотъ вызоветъ войну между соперничающими по части цивилизаторской миссіи націями.
Марокко, очень мало извстное европейцамъ съ научной точки зрнія, уже служитъ, однако, широкой ареной разыгравшихся аппетитовъ французовъ, испанцевъ, нмцевъ, которыя шныряютъ по всмъ доступнымъ пунктамъ страны, становятся хозяевами портовъ и таможенъ, захватываютъ туземные города и укрпленія, облагаютъ жителей, подъ предлогомъ умиротворенія, всевозможными поборами и, подъ предлогомъ же умиротворенія, оставляютъ повсюду свои гарнизоны, раздляютъ территорію на ‘пояса вліянія’, заключаютъ съ племенами договоры и тутъ же разрываютъ ихъ, ссорятся между собой, кричатъ о взаимныхъ интригахъ,— и все это подъ предлогомъ успокоенія Марокко и защиты законныхъ правъ его властителя! Дйствительно цивилизующее начало тутъ не при чемъ. Офицеръ норовитъ составить себ ‘побдами’ карьеру, торговецъ — нажиться. Цлая уйма спекуляторовъ и аферистовъ бросается по слдамъ красныхъ французскихъ панталонъ и свтлосрыхъ испанскихъ шинелей, между тмъ какъ нмецкіе коммивояжеры занимаются не то торговлей, не то разбоемъ на юг страны. Короче сказать, съ самой новйшей картой (см., напр., карту Доманна и Габенихта въ послднемъ,— французскомъ,— изданіи 1910 г. знаменитаго атласа Штилера) вы уже больше не въ состояніи слдить за мароккской авантюрой, и повсюду выростаютъ новые лагери, форпосты, стоянки, быстро заносимые и едва-ли не быстре того исчезающіе на дрянныхъ картахъ колонизаторской ежедневной прессы.
Мы, конечно, не думаемъ заниматься въ этой стать всми перипетіями военной, дипломатической и торговой кутерьмы, поднявшейся въ Марокко. На этой почв журналу не угоняться за заграничными газетами, чуть не каждый часъ — въ своихъ приложеніяхъ,— угощающими публику сенсаціонными, зачастую умышленно сочиненными новостями. Приходится, наоборотъ, останавливаться на общей сторон дла и подчеркивать, если можно такъ выразиться, философію исторіи вопроса. Марокко, занимающее въ сверо-западномъ углу Африки пространство въ 440.000 кв. килом., т. е. чуть не съ Испанію, не считая сливающихся съ Сахарой территорій,— и населенное кто говоритъ 4 1/2, а кто 10 милліонами берберовъ, арабовъ, туареговъ и т. п., до послдняго времени привлекало къ себ сравнительно мало вниманія просвщенныхъ колонизаторовъ. Жители его въ XVI и XV И столтіи наводили страхъ морскими разбоями на европейцевъ и въ свою очередь стали терпть отъ послднихъ съ начала XIX вка. Ихъ били французы. Ихъ били испанцы, которые урвали у мароккскаго султана, между прочимъ, прибрежный городъ Тетуанъ, недалеко отъ Гибралтарскаго пролива, и заключили мирный и торговый договоръ въ 1860 г., но съ свойственной имъ апатіей, причины которой объяснялъ еще Бокль, опочили на этихъ лаврахъ и очень мало думали о какой бы то ни было торговл, колонизаціи и т. п. вещахъ. Торговыми сношеніями съ Марокко занимались преимущественно англичане. Но на рубеж XIX и XX вковъ зашевелились усиленно французы, колоніальная ‘имперія’ которыхъ въ одной Африк достигла къ тому времени пространства боле, чмъ въ 10 милліоновъ кв. килом., т. е. вдвое обширне Европейской Россіи, и среди которыхъ милитаристы и шовинисты, сдавленнью нсколько на почв метрополіи въ своихъ замыслахъ республиканскими кабинетами со времени дла Дрейфуса, искали въ колоніальной политик реванша и исхода своему воинственному пылу. Въ Марокко появились разные виконты де-Сегонзаки, помсь выродившагося конквистадора и современнаго милитариста, подбитаго аферой и спекуляціей и вопіявшаго о ‘національной чести и цивилизаторской миссіи Франціи’. Агитація этихъ господъ была поддержана въ метрополіи значительной частью офицерства, которое томилось отъ медленности выслуги и съ упованіемъ взирало на перспективу колоніальной войны, или, по крайней мр, авантюры, дающей возможность при сравнительно маломъ риск,— марокканецъ не нмецъ!— получать удвоенное жалованье и быстре подниматься по ступенькамъ іерархической лстницы.
А къ тому времени въ правящихъ сферахъ третьей республики уже стали обнаруживаться симптомы утомленія внутренней реформаціонной политикой, вызванной отчасти дрейфусистской встряской, и диверсія въ сторону ‘дятельной’ вншней политики приходилась по сердцу многимъ членамъ радикальнаго большинства. Наступали дни вліянія Делькассэ, который въ качеств министра иностранныхъ длъ сближался съ Англіей, съ Италіей и старался проводить политику изолированія Германіи, ея ‘окруженія’ (Einkreisung, какъ горько жаловались нмцы) стной дружественныхъ между собой и не любящихъ нмецкой гегемоніи державъ. Въ апрл 1904 г. была заключена англо-французская конвенція, согласно которой Соединенное королевство признавало за Франціей ‘право помогать султану Марокко въ проведеніи административныхъ, экономическихъ, финансовыхъ и военныхъ реформъ’, при соблюденіи лишь прежде заключенныхъ Англіей съ Марокко договоровъ и условій {‘The Statesman’s Year-Book’, 1910, стр. 1018.}. Эта конвенція была принята и Испаніей. Французскіе колонизаторы торжествовали. Какъ вдругъ, словно ударъ молніи среди чистаго неба, германскій Лоэягринъ на трон, оказавшійся идеальнымъ ‘странствующимъ приказчикомъ’ своей націи, прибылъ въ Танжеръ не на миическомъ лебед, а на современномъ броненосц, и своею рчью 31 марта 1905 г. подче ркнулъ независимость султана отъ пришельцевъ, т. е. косвенно пригласилъ марокканцевъ оказывать, въ надежд на помощь Германіи, сопротивленіе тмъ европейскимъ колонистамъ, которые становились господами положенія въ Марокко.
Въ воздух запахло войной. Французскіе и нмецкіе соціалисты клеймили аггресивную политику своихъ правительствъ, могущихъ вызвать кровавое столкновеніе между двумя наиболе культурными народами европейскаго континента. Колонизаторамъ третьей республики пришлось пожертвовать своимъ Делькассэ, котораго Жорэсь уже нсколько мсяцевъ жестоко преслдовалъ за планы повторить въ Марокко Тонкинскую политику завоеваній. Съ другой стороны, Англія старалась противодйствовать гегемоніи Германской имперіи, эффектно заявлявшей о своемъ прав ‘цивилизовать’ марокканцевъ. Въ результат всей этой суматохи, страховъ и опасеній, дипломатическихъ интригъ и подсиживаній другъ друга, разноголосый европейскій квартетъ уступилъ мсто міровому концерту, на которомъ было представлено тринадцать государствъ и который вызвалъ къ довольно эфемерной жизни пресловутый алжесирасскій договоръ 31 декабря 1906 г. Въ основу его было положено экономическое равенство всхъ державъ въ Марокко, т. е. право одинаковой эксплуатаціи злополучныхъ туземцевъ всми культурными партнерами. Но Франціи и Испаніи, какъ наиболе близкимъ къ султанату странамъ, была поручена спеціальная задача умиротворенія края при помощи организаціи спеціальной мавританской полиціи, обучаемой инструкторами обихъ державъ и находящейся, для вящаго безпристрастія, подъ начальствомъ швейцарскаго полковника Миллера. Эти полицейскія силы должны были заключать до 2 1/2 тысячъ солдатъ и распредляться между восемью открытыми торговл портами Марокко. Кром того, Франціи было дано извстное преимущество въ смысл реорганизаціи войскъ самого султана.
Конечно, не было забыта и чисто экономическая сторона, или лучше сказать, подкладка мароккской авантюры. Просвщенные колонизаторы ‘честью попросили’ султана учредить государственный банкъ, каковой и получилъ концессію на сорокъ лтъ. Онъ выпускаетъ бумаги, играетъ роль главнаго казначея и плательщика Мароккской державы, является ея финансовымъ агентомъ внутри и вн страны, наконецъ, способствуетъ возстановленію цнности денегъ, наиболе распространеннымъ мриломъ которыхъ служитъ старинный испанскій піастръ, зачастую имющій вслдствіе систематической порчи правительствомъ лишь треть своей поминальной стоимости. Банкъ этотъ функціонируетъ ‘не подъ руководствомъ, но подъ контролемъ четырехъ цензоровъ’ (sic!), которыми являются особые делегаты французскаго, англійскаго испанскаго и германскаго банковъ. Вы уже отсюда можете безошибочно заключить, что это высшее кредитное учрежденіе страны предназначено главнымъ образомъ стягивать платежныя средства, находящіяся въ деньгахъ-ли или натурою въ рукахъ злополучныхъ марокканцевъ, и отдавать ихъ, путемъ спеціальныхъ и прочихъ счетовъ, международнымъ пиратамъ капитала на цли спекуляціи. Пущены были въ ходъ и займы, роль которыхъ въ ‘первоначальномъ накопленіи’ такъ блистательно изобразилъ еще Марксъ. Въ 1906 г. вншній долгъ султаната уже достигалъ до тридцати милліоновъ рублей на наши деньги. Кредиторами являются нмцы и особенно французы, которые ссудили султану около 25 милліоновъ рублей и обезпечили себ уплату процентовъ и суммъ на погашеніе правильными полугодовыми взносами до 1941 г.
Когда алжесирасскій договоръ ослабилъ опасность европейской войны, каждый изъ цивилизующихъ Марокко партнеровъ поспшилъ еще боле расширить сферу своего хозяйничанья въ Магребъ-эль-Акс,— таково оффиціальное арабское названіе султаната. Особенно усердствовала третья республика, которая по странной ироніи судьбы нашла пламенныхъ колонизаторовъ въ радикальныхъ министрахъ въ род Клемансо, того самого Клемансо, что во время оно съ такой энергіей и благородствомъ вооружался противъ тонкинской политики Жюля Ферри. Тщетны были предостереженія соціалистовъ, съ негодованіемъ возстававшихъ противъ мароккской вакханаліи. Франція все дале и дале шла по пути, на который ее толкали ‘колонизаторы’. Искусственно создавались инциденты, имвшіе цлью оправдать дальнйшее вторженіе французовъ въ дла. Марокко. Съ затаенной радостью и напускной патріотической скорбью эксплуатировались и т естественныя печальныя случайности, которыя выпадали на долю назойливыхъ авантюристовъ Франціи, умвшихъ возбуждать ненависть въ туземцахъ. Убійство доктора Мошана въ южной столиц султаната, Мерракеш, и нсколькихъ рабочихъ въ одномъ изъ портовъ имло своимъ слдствіемъ, опиравшимся на своеобразную милитарно-капиталистическую логику, захватъ французами Уджды на алжирской границ и порта Казабланки (по туземному Даръ-эль-Бейды) на Атлантическомъ океан. Дло происходило въ 1907 г., еще при султан Мула-Абдул-Асиз. Свергнувшій его съ престола братъ, Мулай-Гафидъ, думалъ было положить конецъ завоевательной политик французовъ. Но то была борьба глинянаго горшка даже не съ чугуномъ, а со стальной пушкой европейца. Гафидъ смирился и былъ въ награду признанъ алжесирасскими партнерами законнымъ владтелемъ страны въ январ 1909 г. Вскор онъ сознательно сталъ покорнымъ вассаломъ третьей республики, прикрывая своимъ именемъ вс дянія французовъ и возбуждая даже этимъ неудовольствіе другихъ державъ.
Французскіе цивилизаторы торопились ковать желзо, пока оно горячо. Они становились все боле и боле господами положенія въ Марокко, но дйствовали авторитетомъ и, конечно, ‘въ интересахъ султана’. Вс ихъ акты военнаго и гражданскаго характера санкціонировались пресловутымъ, запестрвшимъ въ политической пресс именемъ ‘махзена’. Махзенъ — это приблизительно синонимъ ‘правительства’ и обозначаетъ законную власть султана, которую онъ проявляетъ при помощи четырехъ туземныхъ племенъ, составляющихъ правящую аристократію родовъ, равно какъ при помощи своихъ придворныхъ чиновниковъ и мстныхъ губернаторовъ-кандовъ. Эта власть простирается, однако, лишь на часть всего Марокко, именуемую ‘правительственной землей’ (blad-el-maglisen), а именно на три резиденціи,— Фецъ, Мекнесъ и Мерракешъ,— на обработанныя равнины и прибрежные города, составляющіе какъ бы то, что въ средневковой Европ считалось королевскими владніями среди территорій могущественныхъ, зачастую совершенно независимыхъ, феодаловъ. Всю остальную часть Марокко, такъ называемую ‘вольную землю’ (blad-es-siba), можно уподобить именно этимъ независимымъ феодальнымъ владніямъ: каждый родъ управляется автономно и оберегаетъ ревниво свои племенныя привилегіи, подати и воиновъ онъ поставляетъ султану лишь на случай ‘джехада’ (священной войны противъ христіанъ). И вотъ, наигрывая на этомъ различіи и прикрываясь именемъ султана, французы ни на минуту не останавливались въ своей завоевательной политик. Что ни длали они, все это длалъ махзенъ. Сегодня махзенъ кладетъ свою высокую руку на такую-то касбу (городъ), завтра отмчаетъ военными постами, словно вхами, дорогу между прибрежьемъ и внутренностью страны, посл завтра наказываетъ номадовъ за самоуправство. Въ послднее время махзенъ начинаетъ даже писать прокламаціи къ народу совершенно въ дух оффиціальной галльской реторики. Нечего уже говорить о томъ, что, не смотря на сопротивленіе соціалистовъ, французскій парламентъ съ восторгомъ пользуется этимъ французофильствомъ махзена, и, кром Казабланки, въ 1910—1911 гг. войска республики обосновываются въ портовомъ город Рабат, занимаютъ Фецъ, совершаютъ переходы въ Мекнесъ, въ Мерракешъ, повсюду размщаютъ гарнизоны и производятъ реквизиціи,— опять-таки во славу Аллаха и представляющаго его на трон Марокко султана Мулая-Гафида!
Столь трогательное единеніе правоврныхъ и гяуровъ уже давно смущало душу Испаніи, или, лучше сказать, ея колонизаторовъ, превосходящихъ алчностью своихъ французскихъ собратовъ и уступающихъ имъ лишь ловкостью и энергіею. Потомки Кортеса съ завистью смотрли на успхи французовъ, взирали на небо съ упованіемъ — и, наконецъ, дождались. И тутъ не бывать бы счастью, да несчастье помогло: въ 1909 г. вспыхнули безпорядки въ Мелилл, одномъ изъ шести пунктовъ, принадлежащихъ испанцамъ на средиземномъ побережь Марокко. Возмущенные притсненіемъ блыхъ, туземцы взбунтовались и, какъ водится, были жестоко усмирены. Мадридъ представилъ султану счетъ въ 24 милліона рублей {‘The war indemnity to be paid to Spain was fixed at 2.400.000 l.’,— читаемъ мы въ англійскомъ политическомъ ежегодник. См. ‘The Annual Register for the year 1910’, Лондонъ, 1911, стр. 430.}. Читатель, конечно, помнитъ, съ какой энергіей рабочіе и вообще искренно демократическіе элементы испанскаго народа сопротивлялись отправк войскъ въ Марокко и съ какой злобой тогдашнее министерство реакціонера Маура подавило Барселонское возстаніе, не постснявшись уже посл возстанія, совершенно хладнокровно, совершить юридическое убійство Феррера. Кабинетъ Мауры уступилъ мсто либеральному кабинету Морета. Либеральный кабинетъ Морета смнился (9 февраля 1910) реформаціоннымъ и отчасти радикальнымъ кабинетомъ Каналехаса. Но, словно отравленная туника Нисса, колоніальная политика прилипла къ тлу Испаніи на горе трудящихся массъ и на радость биржевиковъ и военщины. Не довольствуясь своей прогрессивной внутренней работой и видимо стараясь задобрить придворную и реакціонную клику, Каналехасъ продолжаетъ завоевательную игру своихъ предшественниковъ. Подъ предлогомъ усмирить несуществовавшее броженіе туземцевъ, испанскія войска въ текущемъ году заняли портовый городъ Ларашъ (эль-Арайшъ), а отъ него двинулись внутрь страны и захватили Алькассаръ (эль-Ксаръ-эль-Ке: биръ) и, лишь озадаченные шумомъ и гвалтомъ французскихъ конкуррентовъ, прекратили свое движеніе на независимую полуфеодальную территорію Уэзана.
Нтъ ничего поучительне, какъ читать взаимную перебранку буржуазныхъ органовъ Франціи и Испаніи. Противникъ какъ нельзя лучше вскрываетъ извстную ему самому по опыту тактику соперника и разоблачаетъ вс мерзости чужой стяжательной души, столь родственной ему самому. То, что ‘патріоты своего отечества’ съ негодованіемъ отрицаютъ, когда ихъ клеймятъ за то демократы и соціалисты ихъ собственной націи, то они съ комичнымъ паосомъ изобличаютъ въ дйствіяхъ своихъ соперниковъ,— и обратно. Надо, напр., имть передъ глазами передовицы и корреспонденціи парижскаго ‘Le Temps’, или соотвтствующія упражненія испанской большой прессы, чтобы убдиться, въ какой степени правы Жорэсы на берегахъ Сены и Пабло Иглесіасы на мелководномъ Мансаманзс, когда они клеймятъ своихъ родныхъ завоевателей и шовинистовъ названіями насильниковъ и грабителей. Все это признается и боязливой буржуазной прессой обихъ странъ, но лишь валится неизмнно на голову соперника. Наслдственное вторженіе въ предлы мирно живущихъ племенъ, побои и истязанія, чинимые надъ уважаемыми членами родовъ съ цлью вымогательства, произвольные поборы и формальный грабежъ, цивилизаторская баранта, размрамъ которой позавидовалъ бы и любой кочевникъ, баранта, захватывающая безразлично и скотъ, и людей, верблюдовъ и двушекъ, и заканчивающаяся продажей четвероногихъ и двуногихъ животныхъ на ближайшемъ рынк,— вс эти мерзости практикуются взапуски французами и испанцами, съ той лишь разницей, что колонизаторы третьей республики умютъ лучше укрываться за спину султана и, кром того, обладаютъ боле звучнымъ рупоромъ вліятельной прессы.— Зачмъ вы захватили Ларашъ и Алькассаръ? гнвно вопрошаютъ французскіе мосье испанскихъ гидальго.— А вы зачмъ прикарманили Уджду, Рабатъ и укрпились въ сверной резиденціи Марокко? словно эхо несется отвтный вопросъ испанцевъ.— Когда вы покинете захваченные пункты? снова негодующе освдомляется потомокъ галла.— Тогда, когда вы очистите свои позиціи,— подаетъ реплику потомокъ ибера.— Намъ далъ это порученіе махзенъ, гордо возражаетъ одна сторона.— И намъ, и намъ,— нетерпливо перебиваетъ другая…
И этотъ діалогъ продолжался бы неопредленно долго съ обихъ странъ, какъ вдругъ — новый ударъ грома и на сцену появляется уже знакомый третій партнеръ, милитаризированная Германія, которая, не предупредивъ путемъ прочія державы (увдомленіе было сдлано на скорую руку и въ сущности post factum), ршительно вмшалась въ мароккскую игру. Въ послдній день іюня н. с. ‘Norddeutsche Allgemeine Zeitung’ помстила слдующее полуоффиціальное извстіе: ‘Ведущія на юг Марокко дла нмецкія фирмы, указывая на опасности, угрожающія тамошнимъ важнымъ нмецкимъ интересамъ въ виду возможности распространенія господствующихъ въ разныхъ частяхъ страны безпорядковъ, обратились къ императорскому правительству съ просьбой о принятіи мръ къ охраненію жизни и собственности нмцевъ и протежируемыхъ нмцами жителей этихъ мстностей. Императорское правительство ршило съ этой цлью прежде всего послать въ портъ Агадиръ находившуюся по близости канонерку ‘Пантера’ и увдомило о томъ державы. Одновременно было сообщено вліятельнымъ въ этой мстности марокканцамъ, что съ появленіемъ въ порт нмецкаго военнаго судна не связано никакого недружелюбнаго намренія по отношенію къ Марокко или его жителямъ’.
Энергія и стремительность германскаго шага не могла не всколыхнуть общественнаго мннія всего цивилизованнаго и ‘цивилизующаго’ міра. Прежде всего этотъ пріемъ пришелся по вкусу нмецкимъ бюргерскимъ партіямъ. И если крайніе шовинисты Германіи находили ходъ правительства еще недостаточно ршительнымъ,— по ихъ мннію, имперія была черезчуръ медлительна и вяла въ своихъ дйствіяхъ,— то, наоборотъ, даже прогрессивные органы одобрительно отнеслись къ посылк ‘Пантеры’ въ Агадиръ. Свободомыслящая ‘Vossische Zeitung’ уже на третій день, въ передовой стать ‘Германія и Франція’, восклицала: ‘Посылка нмецкой канонерки въ Агадиръ произвела на народы сильное впечатлніе. Съ этимъ можно поздравить нмецкую дипломатію. Ибо сознательно ставящая себ цли энергія производитъ впечатлніе и на заинтересованныхъ, и на постороннихъ слушателей’. Прогрессивной нмецкой газет было нетрудно показать, что и Франція, и Испанія достаточно потрудились надъ тмъ, чтобы отъ алжесирасскаго договора, который предполагалъ (?) независимость султана, не осталось и слда. Но дальше развивалась точка зрнія, изъ которой какъ нельзя ясне вытекало, что и Германія столь же мало думаетъ держаться трактатовъ, какъ и ея соперницы. Боле того, передовикъ берлинской газеты съ свойственнымъ со временъ Бисмарка всякому нмецкому бюргеру восхищеніемъ предъ силой, презирающей право, не безъ оттнка цинизма вскрывалъ смыслъ совершавшагося: ‘Какъ ни важно, впрочемъ, знать договорныя условія, однако было бы ошибочно оцнивать отношенія исключительно съ юридической точки зрнія. Старый Фрицъ сжалъ наглядные уроки исторіи въ одномъ афоризм: ‘когда государства хотятъ войны, то они и начинаютъ ее, а затмъ призываютъ прилежнаго ученаго, который доказываетъ, что такъ и слдовало по праву (dass es also rechtens sei)’. Что было сказано о войн, то какъ разъ примнимо и къ ‘мирному проникновенію’, которое считается ‘мирнымъ’, даже когда оно совершается при помощи батальоновъ и орудіи. Такъ что не слдуетъ черезчуръ строго судить нарушенія формальнаго права. Но разъ Франція блюдетъ свои интересы въ чрезмрномъ объем, то должно и за Германіей признать право вступаться за свои экономическіе интересы’ {‘Deutschland und Frankreich’, No 323 ‘Vossische Zeitung’ отъ 4 іюля 1911 г.}.
Французская пресса въ общемъ не послдовала за нмецкой въ этомъ циничномъ раскрытіи картъ и колоніальной игр на чистоту. Конечно, и колонизаторы Франціи не уступятъ нмцамъ въ презрніи къ личности и имуществу туземцевъ, когда дло идетъ о нажив. Но ловкій галлъ выработалъ тактичность, которой недостаетъ добродушно грубому тевтону, и, совершая возмутельнйшія мерзости, онъ любитъ прикрывать ихъ пышной фразеологіей. Такъ и тутъ: за исключеніемъ нсколькихъ оголтлыхъ органовъ милитаризма, совтовавшихъ послать французскій флотъ въ Агадиръ, французская большая печать старалась сохранить позу оскорбленной невинности и все упрекала нмцевъ въ неделикатности ихъ пріемовъ.— ‘Разъ вы желаете побесдовать съ нами о Марокко,— такъ буквально распространялось ‘Le Temps’,— зачмъ же вы ведете себя, подобно невоспитанному господину, который, прежде чмъ начать дловой разговоръ, ни съ того ни съ сего хвать кулакомъ по столу? У насъ тутъ происходитъ министерскій кризисъ. Не усплъ онъ путемъ кончиться, какъ нашъ президентъ детъ съ министромъ иностранныхъ длъ отдать визитъ прекрасной королев Голландіи. А вы какъ разъ въ это время — ‘Пантеру’ въ Агадаръі Будемъ же бесдовать, но бесдовать, какъ подобаетъ комильфотнымъ людямъ’. Бесда, дйствительно, завязалась, и завязалась не только въ пресс, но и между оффиціальными представителями обихъ странъ, между тмъ какъ оба собесдника внимательно прислушиваются къ тому, что говоритъ о нихъ общественное мнніе культурныхъ странъ, и стараются каждый заручиться поддержкой участвующихъ въ концерт державъ.
О чемъ ведется дловой разговоръ между двумя главными игроками, мы сейчасъ увидимъ. Скажемъ лишь нсколько словъ о томъ, какъ былъ принятъ энергичный жестъ нмца боле или мене заинтересованными свидтелями игры. Разумется, вполн довольна оказалась ‘цивилизаторская* Испанія, которая злорадно потирала руки, видя какъ могучая милитаристская имперія своимъ вмшательствомъ воспрепятствовала Франціи совершенно оттереть на задній планъ слабйшаго заниринейскаго сосда. Исключеніе составляли крайніе республиканцы и соціалисты, которые, не одобряя французскихъ ‘колонизаторовъ’, съ особою энергіею боролись противъ собственныхъ рыцарей насилія и эксплуатаціи. Замтно было антифранцузское теченіе и въ Италіи, правящія сферы которой до сихъ поръ не могутъ переварить Туниса, проглоченнаго еще въ 80-хъ годахъ Франціей. Но прежней ненависти, столь усердно культивировавшейся къ третьей республик бисмаркіанцемъ Кристи и его присными, уже не было. Общее, полвніе итальянской политики, проявившееся съ начала текущаго столтія, сказывалось и на боле симпатичномъ отношеніи къ старшей латинской сестр, какъ ни какъ, а представлявшей въ Европ демократическій и антиклерикальный принципъ. Даже оффиціальный союзъ съ Германіей не могъ помшать умренно прогрессивнымъ элементамъ Италіи, хотя и вздыхающимъ о слабости колоніальной политики своей страны въ Средиземномъ мор и завидующимъ успхамъ Франціи, оцнивать актъ Германіи безъ особаго энтузіазма: по существу его одобряли, такъ какъ имъ возстановлялось, молъ, равновсіе европейскихъ державъ въ Марокко, но быстрота и неожиданность его вызывали критику. Умренные соціалисты, въ род Биссолати, усматриваютъ даже въ дйствіяхъ Германской имперіи простой шантажъ, имющій цлью заставить правительство третьей республики оказать покровительство нмецкимъ капиталамъ, вложеннымъ въ предпріятія на Восток. ‘Парижская биржа,— разсуждаетъ итальянскій ‘реформистъ’ — на которой, какъ всякому извстно, допущеніе бумагъ къ купл-продаж регулируется правительствомъ, до сихъ поръ закрыта для акцій нмецкихъ предпріятій въ Турціи, предпріятій, между которыми желзная дорога отъ Багдада къ Персидскому заливу иметъ наибольшее значеніе для расширенія Германіи во вн (la espansione germanica). Вотъ почему берлинскіе офиціозы еще раньше давали понять Парижу: желаетъ ли Франція имть свободу дйствій въ Марокко? Пусть тогда она развяжетъ руки Германіи въ Турціи и допуститъ къ свободному обращенію на парижской бирж акціи и облигаціи нмецкихъ предпріятій въ Оттоманской имперіи’ {‘Il ricatto germanico nel Marocco’, передовая статья въ ‘Il Secolo’ отъ 6 іюля 1911.}. Наконецъ, что касается Англіи, то здсь общественное мнніе вліятельныхъ слоевъ стало, за немногими исключеніями или, лучше сказать, оговорками, на сторону Франціи, но отношенію которой Великобританія практикуетъ теперь, какъ извстно, политику ‘сердечнаго согласія’. Оговорки исходили изъ лагеря крайнихъ имперіалистовъ, у которыхъ ненависть къ нмцамъ осложняется опасеніями черезчуръ быстрыхъ матеріальныхъ успховъ Франціи на территоріи Марокко: въ 1909 г. торговля Соединеннаго Королевства съ Марокко достигала 62 милліоновъ франковъ, а Франція шла сейчасъ же за Англіей съ 56 1/2 милліоновъ франковъ общаго оборота, притомъ превосходя Великобританію размрами вывоза изъ Марокко (около 227, милліоновъ противъ 20 милліоновъ, выражающихъ долю Англіи), тогда какъ другія націи плелись далеко позади: Германія мене, чмъ съ 17 милліонами, Испанія мене, чмъ съ 8 и т. д. {‘Almanach de Gotha’, 1911, стр. 1004.}.
Ршительно на сторону Франціи заламаншскій союзникъ сталъ черезъ нсколько дней посл выступленія Германіи, когда, отвчая на запросъ Бальфура, Асквитъ въ засданіи палаты общинъ 6 іюля н. с. выразился буквально такъ: ‘Я желалъ бы, чтобы было ясно понято, что, по мннію правительства его величества, въ Марокко возникло новое положеніе вещей, дальнйшее развитіе котораго можетъ отозваться на британскихъ интересахъ боле непосредственно, чмъ то было до сихъ поръ. Я надюсь, что дипломатическое обсужденіе найдетъ этому ршеніе, и въ той мр, въ какой мы будемъ участвовать въ немъ, мы обратимъ надлежащее вниманіе на охраненіе этихъ интересовъ и на исполненіе нашихъ договорныхъ обязательствъ по отношенію къ Франціи’ {Цитирую по ‘The Times Weekly Edition’, отъ 14 іюля 1911.}.
Остріе колоніальнаго акта, обращенное германскимъ правительствомъ противъ третьей республики, значительно притуплялось той позиціей, на которую становилась Англія. Морской колоссъ косвенно, но совершенно опредленно заявлялъ подростающему морскому великану, что онъ не позволитъ ему наступать, какъ выражаются картинно англичане, на хвостъ ихъ національному леопарду, даже помимо всякаго ‘сердечнаго согласія’ между Великобританіей и Франціей. Мароккскій вопросъ вступаетъ въ новую фазу, въ фазу маклерства, разговора между тароватыми коммерсантами, изъ которыхъ каждый старается заломить побольше, чтобы получить хоть что-нибудь. Интересно, поэтому, посмотрть, чмъ собственно недовольна Германія и чего она добивается отъ Франціи: мы разумемъ, конечно, имущіе и правящіе элементы обихъ странъ, такъ какъ широкіе рабочіе слои то сю и по ту сторону Вогезовъ высказались въ лиц своихъ авторитетныхъ представителей ршительно противъ всякаго обостренія авантюры. Французская и нмецкая соціалистическія партіи сошлись при братскомъ обмн мнній на формул: ‘все Марокко не стоитъ костей ни одного пролетарія Франціи или Германіи’.
Тмъ любопытне подоплека оживленныхъ переговоровъ между правительствами и колонизаторами обихъ странъ. Нмцы этой категоріи находятъ, что французы недостаточно сочувственно отозвались на ихъ предложеніе вмст обдлывать торговыя дла въ Африк. Дйствительно, два года спустя посл алжесирасскаго договора Франція и Германія заключили между собою особый договоръ, извстный подъ именемъ ‘соглашенія 9 февраля 1909 г.’ Распинаясь въ этомъ дипломатическомъ акт за ‘поддержаніе цлости и независимости Мароккской имперіи’, оба партнера преслдовали въ сущности другую цль, а именно совмстную эксплуатацію возможныхъ богатствъ страны, взаимно общая, какъ выражался оффиціальный документъ, ‘объединять узами ассоціаціи гражданъ обоихъ государствъ въ предпріятіяхъ, которыя они могутъ организовать на мст’ {См. передовую статью въ ‘Le Temps’ отъ 6 іюля 1911 г.}.
Какъ же осуществилось на практик это намреніе? Группировкой нсколькихъ крупныхъ пиратовъ интернаціональнаго капитала, преимущественно французовъ, но съ постепеннымъ усиленіемъ нмецкаго участія. Еще въ 1907 г. образовалась международная компанія на акціяхъ для эксплуатаціи мароккскихъ мдныхъ, серебряныхъ и прочихъ рудниковъ, богатство которыхъ, по всей вроятности, умышленно раздувается спекуляторами. Первоначально въ этомъ предпріятіи французскій капиталъ былъ представленъ 62%, нмецкій — 20%, англійскій и испанскій 6% каждый и т. д. Заключивъ соглашеніе 1909 г., нмцы добились уменьшенія французской доли до 50% и, не увеличивая прямо размровъ своего капитала, выдвинули новаго партнера братьевъ Маннесмановъ, которые потребовали, чтобы имъ позволено было участвовать въ предпріятіи капиталомъ, равнымъ по размру всему остальному капиталу товарищества, такъ что въ совокупности почтенные тевтоны могли бы располагать уже не одной пятой, а боле, чмъ половиной всхъ средствъ, вложенныхъ въ дло. Для видимости германское правительство отказало въ претензіяхъ Маннесманамъ, но за кулисами поддерживало ихъ. И мы сейчасъ увидимъ, что именно ради этихъ тароватыхъ аферистовъ была послана въ Агадиръ ‘Пантера’. Какъ бы то ни было, ‘Общество рудниковъ’ до сихъ поръ довольно вяло проявляетъ себя въ дйствіи. Отсюда первый упрекъ дловитыхъ нмцевъ ‘непрактичнымъ французамъ, старающимся захватить себ побольше концессій, но не умющимъ извлекать изъ нихъ пользы ни. себ, ни другимъ’.
Предпріятіе второе, такъ называемое ‘Мароккское общество общественныхъ работъ’, въ которомъ опять-таки главную роль должны играть французы и нмцы,— первые съ тремя шестыми всего капитала и шестью членами правленія изъ двнадцати, вторые съ двумя шестыми капитала и четырьмя членами правленія, и т. д. Общество функціонируетъ на бумаг уже полтора года, съ января 1910 г., и опять-таки ни одинъ изъ составленныхъ имъ проектовъ устройства маяковъ, гаваней, проведенія желзныхъ дорогъ не получилъ практическаго осуществленія. Новый предметъ жалобъ нмцевъ на французовъ. Предпріятіе третье, спеціальное ‘Франко-германское желзнодорожное общество’, предполагавшее обращаться при постройк рельсовыхъ путей не только къ французской, но и къ нмецкой промышленности. Паденіе министерства Бріана (февраль 1911) повело за собою и крушеніе налаживавшагося предпріятія: опять и опять возмущеніе рейнско-вестфальскихъ заводчиковъ противъ этихъ ‘втрогоновъ-французовъ’. Два слдующія предпріятія касались уже не Марокко, а другихъ африканскихъ и въ этомъ смысл сосднихъ колоній Франціи и Германіи. Первое, проектированное подъ названіемъ ‘Французской компаніи Габона’, задавалось цлью положить конецъ пограничнымъ столкновеніямъ между колонизаторами французскаго Конго и германскаго Камеруна и въ этихъ видахъ клонилось къ учрежденію на территоріи Конго французскаго товарищества, но съ половиннымъ участіемъ нмцевъ, для производства правильной торговли. Министерство Мониса въ апрл 1911 г. отказалось отъ поддержки проекта, рухнувшаго къ крайнему негодованію нмцевъ. Наконецъ, послдній проектъ касался проведенія желзной дороги отъ Камеруна къ французскому Конго съ продолженіемъ на бельгійское Конго, причемъ французское и германское правительства обязывались сообща гарантировать поверстный (выражаясь точне, нокплометрный) доходъ. Рядъ министерскихъ кризисовъ во Франціи привелъ и этотъ проектъ къ мертвой точк въ іюн 1911 г. Итакъ, какъ видите, у практическихъ нмцевъ накопился цлый рядъ очень реальныхъ поводовъ къ недовольству на французовъ, и германское правительство ждало только первой оказіи, чтобъ побудить недостаточно внимательнаго партнера къ серьезному разговору о длахъ.
Уже знакомые читателю братья Маннесманы послужили предлогомъ къ энергичному удару нмецкаго бронированнаго кулака по колоніальной конторк Марокко. Эти коммерческіе Аяксы вотъ уже два года организуютъ на половину торговые, на половину пиратскіе походы въ сравнительно богатую долину рки Суса (на юго-запад Марокко) и, не будучи въ состояніи проникнуть въ упомянутый выше консорціумъ рудниковъ, стараются своими шумными экспедиціями привлечь къ себ вниманіе нмецкихъ высокихъ сферъ, любящихъ предпріимчивыхъ сыновъ отечества. Въ 1910 г. одинъ изъ братьевъ ^былъ даже захваченъ въ плнъ марокканцами окрестностей Могадора, которымъ надола назойливость этихъ цивилизаторовъ, и пришлось прибгнуть къ дипломатическому вмшательству для освобожденія отчаяннаго афериста. Какъ бы то ни было, въ начал этого года покой экспедиціи стяжательныхъ братьевъ удалось проникнуть въ Тарудантъ, городъ, находящійся километрахъ въ 80 отъ океана вверхъ по Сусу. Здсь они принялись покупать направо и налво у подкупаемыхъ ими шейховъ земли племенъ, не справляясь съ правами законныхъ владльцевъ, пускались на развдку рудъ и минераловъ, пріобртали дома, организовали складочныя мста для товаровъ, строили блокгаузы и втеченіе послднихъ четырехъ мсяцевъ успли устроить себ въ колоніальной пресс Германіи такую крикливую рекламу, что ихъ называли ‘владльцами территоріи величиною съ княжество’, имъ приписывали чуть не цлую армію служащихъ и оцнивали стоимость капиталовъ, вложенныхъ ими въ предпріятія, въ 13 (sic!) милліоновъ марокъ.
Вотъ эти-то господа, пытаясь продвинуться къ закрытому для иностранной торговли Агадиру,— послднему порту на южномъ берегу Марокко, гд можно найти удобную стоянку для кораблей защищенную отъ сверо-восточныхъ и восточныхъ втровъ,— эти-то авантюристы чистйшей воды и завопили объ охран ‘важныхъ нмецкихъ интересовъ’ и обратились къ германскому правительству съ просьбой о защит. И ради этихъ беззастнчивыхъ рыцарей индустріи, или, по крайней мр, пользуясь этимъ предлогомъ, нмецкая канонерка ‘Пантера’, а затмъ смнившій ее крейсеръ ‘Берлинъ’, бросили якорь въ Агадир, готовые двинуть 200 матросовъ на помощь благороднымъ піонерамъ наживы. Тщетно ‘Vorwrts’ протестовалъ противъ прикрытія національнымъ флагомъ этой спекуляторской шайки и писалъ: ‘Въ настоящее время въ самомъ Агадир нтъ ни одного нмца. Конечно, возможно, что подкупомъ заставили нсколькихъ берберовъ отдаться подъ покровительство Германіи, чтобы получить право заниматься спекулятивной скупкой земель отъ имени Маннесмановъ. Но въ сущности только эти безсовстные аферисты и представляютъ здсь нмецкіе интересы. И ихъ-то германское правительство считаетъ умстнымъ защищать посылкой военнаго судна. Что касается до Могадора, то вся цифра нмецкихъ оборотовъ не превышаетъ здсь и 600.000 франковъ’. Но, разумется, нмецкіе колонизаторы и ихъ представители у власти съ негодованіемъ отвергали ‘клеветы’ соціаль-демократическаго органа и продолжали говорить о ‘настоящемъ княжеств’, о милліонахъ нмецкаго капитала, о существенныхъ интересахъ Германіи.
Во всякомъ случа Агадиръ сталъ исходнымъ пунктомъ переговоровъ между Германіей и Франціей, удобной зацпкой, которую императорское правительство пускаетъ въ ходъ, чтобы заставить третью республику дать нмцамъ такое или иное вознагражденіе,— или, ‘компенсацію’, какъ выражается дипломатія,— за ‘офранцуженіе Марокко’. Теперь переговоры между Берлиномъ и Парижемъ въ полномъ ходу, и нельзя точно сказать, когда будутъ установлены подробности соглашенія. Читатель, который припомнитъ роль, какую играли въ возникавшихъ между обими странами торговыхъ проектахъ смежныя франко-германскія колоніи, не удивится причудливой на первыхъ порахъ логик нмецкихъ цивилизаторовъ, ищущихъ пресловутой компенсаціи не въ Марокко, а собственно въ африканскихъ владніяхъ Франціи. Сначала пылкіе колонизаторы Германіи требовали отъ своего партнера ни много ни мало, какъ всей юго-западной части французскаго Конго, начиная съ приморскаго Либревилля и по рку Убанги внутри страны. Находились даже такіе любители чужихъ колоній, которые не мирились иначе, какъ на цломъ Конго. Но недовольное рычанье британскаго леопарда, прозвучавшее въ недавнемъ заздравномъ тост Ллойда-Джорджа, видимо подйствовало на сокращеніе германскихъ аппетитовъ. Дло идетъ уже только объ ‘исправленіи’ границъ нмецкаго Камеруна и объ обмн нмецкаго же Того, неудачно вклинившагося между британской колоніей Золотого берега и французской Дагомеей, на извстную часть Габона, составляющаго самое западное территоріальное дленіе французскаго Конго: нмцу, очевидно, хочется получить удобное антлантическое прибрежье и судоходную рку Огоуэ…
Надо-ли говорить, что при всхъ этихъ мнахъ и колоніальныхъ авантюрахъ наиболе несчастными окажутся туземцы Африки, которыхъ каждое новое соглашеніе между конкуррирующими державами отдаетъ на большій разгулъ международный эксплуатаціи. Дйствительно, однимъ изъ парадоксовъ современной столь сложной, сталь противорчивой цивилизаціи является одновременное усиленіе демократическаго элемента внутри самихъ метрополій и хищническаго хозяйничанья на территоріяхъ колоніи. Международный капитализмъ нашихъ дней возсоздаетъ, но въ несравненно обширнйшихъ размрахъ, эру колоніальныхъ завоеваній, отмтившихъ вншнюю исторію XVI, XVII и отчасти XVIII вковъ. И не являйся хоть нкоторымъ — увы! слабымъ — коррективомъ этой міровой тяг капитала ростъ сознанія и чуткости трудящихся массъ, лучшіе и благороднйшіе представители человческихъ идеаловъ остались бы безъ поддержки въ борьб противъ современныхъ ‘цивилизаторовъ’, попирающихъ ради спекуляціи и наживы самыя элементарныя права злополучныхъ ‘нисшихъ расъ’.
Вотъ и на ближнемъ Восток, въ предлахъ Оттоманской имперіи, происходитъ своего рода расправа съ ‘нисшими расами’. Но здсь нисшія расы врядъ-ли особенно уступаютъ культурностью своимъ цивилизаторамъ. Тмъ печальне, что здсь политика насилія и гнета практикуется, повидимому, не столько изъ-за низкихъ разсчетовъ и грязной наживы, сколько изъ-за идейныхъ побужденій, изъ-за ‘высшихъ государственныхъ цлей’. Я разумю нескончаемое подавленіе возстанія албанцевъ турками, которые ведутъ съ ними уже ‘третью войну’: въ этихъ гористыхъ мстностяхъ враждебныя столкновенія прекращаются самой силой вещей на зиму и возгораются — увы!— съ возвращеніемъ солнца и тепла. Съ самаго 1909 г. гордыя, привыкшія къ независимости племена албанцевъ, или арнаутовъ, какъ называютъ ихъ турки, пытаются отстаивать свои вковыя особенности и завоевать себ автономію у младо-турецкаго правительства, которое расправляется съ ними невроятно жестокимъ способомъ.
‘Русское Богатство’ съ самаго начала побдоносной турецкой революціи не раздляло того безподмснаго восхищенія передъ представителями новаго режима, которое обнаруживали ‘прогрессисты’ заграничной и нашей печати. Въ частности пишущій эти строки не одинъ разъ указывалъ читателямъ, что, горячо привтствуя низверженіе ненавистной тиранніи Абдулъ-Гамида и замну его конституціоннымъ строемъ, мы не должны однако закрывать глаза на темныя стороны устанавливающагося порядка вещей. Въ то время, какъ либеральные публицисты приглашали насъ, русскихъ, учиться у младо-турокъ искусству совершать перевороты почти безъ пролитія крови, мы считали необходимымъ уяснять смыслъ и особенности этой столь ловко и цлесообразно продланной революціи. Намъ приходилось объяснять самую легкость и удачу переворота тмъ обстоятельствомъ, что въ Турціи великій вопросъ современности, вопросъ соціальный, не усплъ еще усложнить борьбой общественныхъ классовъ чисто политическую и общенаціональную задачу освобожденія отъ деспотизма султана и его глубоко испорченной бюрократіи. И мы ждали затрудненій для конституціоннаго правительства отъ обостренія соціальной проблемы. Вмст съ тмъ мы критически относились къ централистическимъ и шовинистскимъ идеаламъ младо-турокъ, и опасались, что эти тенденціи утрированнаго государственничества поведутъ къ рзкому недовольству различныхъ расъ и народностей, изъ которыхъ слагается Оттоманская имперія. Исторія послднихъ двухъ лтъ показала, что мы были недалеко отъ истины въ нашихъ ожиданіяхъ и опасеніяхъ. Но говоря уже о попытк реставраціи весною 1909 г., подавленной главнымъ образомъ младо-турецкой военной интеллигенціей, безъ участія массъ, конституціонная Порта увидла ростъ соціальнаго вопроса и вытекающія отсюда коллизіи, увидла увеличивающуюся оппозицію народовъ единоспасающему догмату оттоманскаго націонализма.
Рзко централистическая политика младо-турокъ скоро успла вызвать раздраженіе различныхъ расъ и національныхъ группъ. Недовольны греки. Недовольны македонскіе болгары. Въ Азіи было не безъ труда подавлено въ 1910 г. возстаніе друзовъ на территоріи сирійскаго Гаурана. А возстанія племенъ юго-западной части Аравійскаго полуострова до сихъ поръ продолжаются, и здсь положеніе длъ плохо затушевывается оптимистическимъ афоризмомъ Талаатъ-Бея: ‘провинція, бунтующая цлыми столтіями, не можетъ быть умиротворена втеченіе нскольскихъ мсяцевъ’. Но въ особенности упорно и чревато послдствіями возстаніе албанцевъ, которое длится съ перерывами вотъ уже третье лто. И опять-таки и въ этомъ случа намъ нечего останавливаться на перипетіяхъ этой мстной революціи, для которой пресс всего міра пришлось завести особый отдлъ. Насъ интересуетъ другая сторона албанскаго движенія, не зависящая отъ того, разбитъ ли тотъ или другой отрядъ арнаутовъ, или, наоборотъ, потерплъ пораженіе тотъ или другой турецкій наша.
Въ албанскомъ вопрос ясно видишь, какова оборотная сторона младо-турецкаго централизма, казовая сторона котораго такъ гипнотизируетъ современныхъ господъ положенія въ Турціи. Албанцы только съ большею энергіею и упорствомъ требуютъ того, что составляетъ предметъ пожеланій и другихъ расъ и національностей. Говоря такъ, я вовсе не думаю идеализировать этотъ народъ, или лучше сказать союзъ родственныхъ племенъ, ибо во многихъ отношеніяхъ албанское населеніе стоитъ на низкой ступени развитія, вплоть до очень еще живучаго обычая первобытной кровавой мести. Но на албанцахъ замчается то, что мы встрчаемъ и у другихъ мало-культурныхъ племенъ: такъ какъ прогрессъ человчества идетъ не по прямой, а по спиральной линіи, то нкоторыми сторонами своего быта они ближе къ передовымъ идеаламъ современности, чмъ боле ихъ ‘цивилизованные’ народы. Сознаніе своего достоинства, простота отношеній между высшими и низшими, демократичность строя, который требуетъ отъ старйшинъ совщанія со всмъ взрослымъ мужскимъ населеніемъ и участія послдняго во всхъ важнйшихъ длахъ, автономность мстныхъ группъ, и въ то же время ясное сознаніе общей племенной связи,— все это длаетъ изъ албанцевъ людей, которые могутъ прекрасно понимать выгоды децентрализаціи и ‘національнаго самоопредленія’. Немудрено поэтому, что эти гордые горцы, которыхъ не могъ побдить Александръ Македонскій, съ которыми долго возились римляне и которыхъ турки не столько подчинили силою, сколько склонили на свою сторону привилегіями,— немудрено, говоримъ мы, что албанцы раньше и больне другихъ почувствовали нажимъ нивеллирующаго пресса младо-турецкаго централизма. Движеніе противъ правительства началось въ 1909 г. и достигло громадныхъ размровъ съ весны 1910 г., когда туркамъ пришлось довести численность войскъ, отправленныхъ въ Албанію, до 50.000 человкъ. Въ то время, какъ на свер страны жители возставали въ особенности противъ городскихъ заставныхъ пошлинъ, которыя были введены младо-турецкими реформаторами, ‘совсмъ на манеръ французскихъ octroi’, въ центр и на юг главнымъ предметомъ недовольства служило запрещеніе, исходившее отъ центральной власти, употреблять въ школахъ латинскій алфавитъ вмсто арабскаго. Любопытно, кстати сказать, что хотя обитатели южной Албаніи исповдуютъ преимущественно греко-восточную вру, обитатели центра — католическую, а сверные албанцы — магометане, однако вс они вмст поддерживали другъ друга, и чувство племенной близости перевшивало религіозную рознь.
Какъ бы то ни было, чрезвычайно упорный и широкій характеръ возстаніе 1910 г. принялъ на свер, гд арнауты успшно выдерживали борьбу съ 17000 турокъ подъ предводительствомъ Торгута-Шевкета-паши и влеченіе двухъ недль оставались даже господами Качаникскаго перевала и желзной дороги изъ Ускюба въ Митровицу: недаромъ албанцы поставляли Оттоманской имперіи втеченіе цлыхъ столтій наилучшихъ генераловъ и самыхъ воинственныхъ солдатъ. Сломивъ,— какъ оказалось, временно,— сопротивленіе инсургентовъ, турецкіе генералы ознаменовали свою побду невроятными жестокостями, на которыхъ я не останавливаюсь особенно только потому, что он во всякомъ случа не превзошли пріемовъ тхъ ‘усмирительныхъ экспедицій’, которыя происходили кой-гд поближе къ намъ… Во всякомъ случа, заграничные органы, въ особенности англійскіе журналы прошлаго года, съ ужасомъ и негодованіемъ изображали, какъ опустошались поля албанцевъ и вырывались ихъ виноградныя лозы, громились ихъ церкви, сжигались селенія, а жители, безъ различія пола и возраста, подвергались возмутительнйшимъ насиліямъ и безпощадно избивались разсвирпвшими солдатами. Приходилось обезоружить чуть не милліонъ горцевъ. И, когда это удалось благодаря разнымъ лживымъ общаніямъ ‘реформъ’ со стороны турецкихъ военачальниковъ, то долго еще гремли ружейные залпы, разстрливавшіе ‘бунтовщиковъ’ не приговорамъ военныхъ судовъ, функціонировавшихъ въ Албаніи и Македоніи.
Итакъ, оффиціально возстаніе 1910 г. было усмирено. Но, когда весна текущаго года снова сдлала горы доступными и ущелья проходимыми, загорлась новая партизанская война албанцевъ съ оттоманскимъ правительствомъ,— по счету третья. Причиной было все то же стремленіе національности къ автономіи, поводомъ — неисполненіе Турціей и тхъ сравнительно умренныхъ общаній реформъ, какія бы ни сдланы въ прошломъ году, и политика репрессій, продолжавшаяся вопреки дарованной амнистіи. Въ 1911 г. возстаніе свило себ гнздо по прежнему главнымъ образомъ въ сверной Албаніи, возл границъ Черногоріи, и охватило могущественные роды Клементи, Хоти, Шкрели, Кастрати, подвигаясь къ югу въ область Дукаджиновъ и Миредитовъ, но преимущественно сосредоточиваясь въ территоріи Малисса, — откуда ставшее столь популярнымъ въ текущемъ году названіе малиссоровъ. Инсургенты въ первой половин іюня н. с. составили адресъ или меморандумъ, который они отправили Порт, разослали разнымъ державамъ и широко распространили среди своихъ друзей въ Европ, аппеллируя къ общественному мннію культурнаго міра. Главнымъ авторомъ адреса былъ албанскій депутатъ, Измаилъ-Кемалъ-Бей, тотъ самый ревностный защитникъ своего племени, который, не смотря на свой преклонный возрастъ, подвергся въ турецкомъ парламент грубому оскорбленію со стороны одного изъ слпыхъ поклонниковъ младотурецкаго режима. Но,если этотъ документъ принадлежитъ преимущественно перу Измаила-Бея, то можно сказать, что въ немъ нтъ ни одной строчки, которая не была бы обсуждена старйшинами на совщаніяхъ родовъ. И,— любопытная подробность: подлинникъ подписанъ двадцатью вожаками племенъ, причемъ большинство вмсто фамилій проставило по неграмотности кресты…
Адресъ этотъ обошелъ всю прессу, но очень интересные мотивы его были приведены подробно лишь въ итальянской печати. Италія, кстати сказать, горячо симпатизируетъ повстанцамъ, и я считаю довольно безтактной ту ноту глумленія, которая порою слышится даже въ прогрессивныхъ нашихъ органахъ, когда дло идетъ о молодыхъ, можетъ быть, и наивныхъ, но искреннихъ итальянскихъ волонтерахъ, пытавшихся придти на помощь албанцамъ. Я приведу наиболе характерныя мста изъ мотивирующей части адреса, на основаніи очень любопытныхъ писемъ, которыя посылаетъ въ Миланскій ‘Il Secolo’ спеціальный корреспондентъ его, Коррадо Доли (Zoli): ‘Необходимо, чтобы Европа знала,— гласитъ этотъ адресъ,— что избирательная система имперіи дала право вотума почти исключительно лишь одной политической тенденціи, такъ что значительное большинство палаты оказалось состоящей изъ выразителей этой спеціальной тенденціи, которой проникнуты вс вотируемые законы,— законы строго унитарнаго характера и благопріятствующіе одному только османлійскому элементу, Напр., законъ, согласно которому народное образованіе должно даваться во всхъ частяхъ имперіи ‘равнымъ и одинаковымъ образомъ’, могъ показаться поверхностному наблюдателю справедливой и либеральной мрой. Но, если обратить вниманіе, что эта формула означала на практик совершенное подавленіе всхъ національныхъ языковъ въ пользу одного, турецкаго, то придется согласиться, что это законъ репрессивный и произвольный. Точно также равное податное обложеніе всхъ народностей представляетъ собою мру, основанную на началахъ прогресса и справедливости. Но мы видли, что наша несчастная страна,— одна изъ самыхъ бдныхъ и лишенныхъ рессуровъ мстностей государства,— была обложена одинаково высоко съ самыми богатыми и цвтущими провинціями, видли, какъ албанцы-христіане несли боле тяжелые налоги, чмъ албанцы-магометане, наконецъ, видли самые произвольные поборы, чинимые глубоко развращенными и подкупными чиновниками. Равнымъ образомъ, требованіе разоруженія, предъявленное намъ правительствомъ, составляло само по себ его неоспоримое право. Но военные чины, на которыхъ было возложено это порученіе, не ограничивались отобраніемъ оружія: они подвергали насъ при этомъ жестокимъ побоямъ, и намъ не было дано ни малйшаго вознагражденія за цнное оружіе, которое было конфисковано. Если ко всему этому присоединить, что новый режимъ не исполнилъ ни одного общанія, даннаго намъ, не осуществилъ ни одной изъ тхъ надеждъ, какія на него возлагали, что правительство и не подумало приступить къ общанной постройк новыхъ дорогъ, мостовъ, рельсовыхъ путей, портовъ, оздоровленію лихорадочныхъ мстностей, вообще какимъ-бы то ни было общеполезнымъ работамъ, если прибавить, что вмсто того, чтобы открывать новыя школы, оно закрыло существующую у насъ въ Эльбассан школу подъ тмъ хитроумнымъ предлогомъ, что она ‘противна религіи’, такъ какъ принимала албанское юношество, принадлежащее ко всмъ вроисповданіямъ…. то легко понять, какъ, наконецъ, весь албанскій народъ возсталъ противъ этого режима насилія и обездоленія, отъ котораго однако раньше онъ ожидалъ облегченія и прогресса’ {‘Un appello alle Potenze’, въ ‘Il Secolo’, No отъ 24 іюня 1911 г.}.
Набросавъ дальше ужасающую картину голода, нищеты, произвола, насилія, кроваваго подавленія, словомъ, всхъ бдствій, причиненныхъ албанцамъ турками, адресъ обращается къ цивилизованнымъ державамъ съ горячей просьбой поддержать ‘права человка и гражданина’ въ Албаніи и, горячо протестуя противъ обвиненія въ сепаратизм, требуетъ отъ правительства ‘только одного: широкой національной автономіи, которая позволитъ намъ быть внутри Оттоманской имперіи живой и дятельной единицей, прогрессивнымъ и развивающимся народомъ, сознающимъ свои права и свои обязанности’.
Что касается до самаго меморандума, то главнйшими требованіями его являются: одинаковыя права албанцевъ съ другими національностями имперіи, народное образованіе на туземномъ язык, администрація и судъ на томъ же язык, хотя и съ признаніемъ за турецкимъ значенія оффиціальнаго языка, выборъ высшихъ должностныхъ лицъ изъ людей, хорошо знакомыхъ съ языкомъ и нравами страны, и выборъ всхъ остальныхъ чиновъ административнаго, судебнаго, полицейскаго и т. п. вдомствъ исключительно изъ албанцевъ, назначеніе особаго ‘вице-султана’ для Албаніи, сохраненіе вкового нрава носить оружіе въ виду не прекратившейся склонности турокъ къ насилію, отправленіе воинской повинности въ вид службы въ мстной милиціи и во всякомъ случа внутри страны, финансовая автономія и обращеніе мстныхъ доходовъ на мстныя же нужды, но за исключеніемъ почтовыхъ, телеграфныхъ и таможенныхъ поступленій, равно какъ налоговъ на алкоголь, табакъ и т. и, каковые идутъ на нужды центральнаго правительства, возстановленіе разрушенныхъ во время подавленія возстанія домовъ на счетъ государства.
Таковы требованія малиссоровъ, клонящіяся къ широкой автономіи страны и отчасти воспроизводящія нкоторыя требованія крайнихъ демократическихъ партій культурныхъ странъ, напр., хотя бы пунктъ, касающійся замны всеобщей воинской повинности милиціонною службою въ самой Албаніи. Невольно поэтому вызываютъ улыбку возраженія иныхъ цивилизованныхъ публицистовъ противъ послдняго, ‘крайне утопическаго, невозможнаго’ требованія малиссоровъ. Эта утопія стоитъ во всякомъ случа въ программахъ многихъ соціалистическихъ партій, борющихся противъ современной системы регулярныхъ армій, которая гонитъ человка, родившагося на одномъ конц государства, въ часть войска, расположенную на другомъ конц, подъ предлогомъ устранить нежелательное кумовство между арміей и населеніемъ. Призракъ соціальной революціи смущаетъ, какъ видите, носителей современной государственности. И придется повторить, что нердко стремленія первобытной демократіи, въ род албанской, ближе подходятъ къ идеаламъ самыхъ передовыхъ партій нашей эпохи, чмъ рутинныя учрежденія цивилизованныхъ народовъ, проходящихъ черезъ стадію усиленной централизаціи и гипертрофіи государства.
Приблизительно въ то самое время какъ младотурки заставляли султана путешествовать по Македоніи для подогрванія патріотическаго жара населенія и турецкіе генералы провозглашали двухнедльное перемиріе съ албанцами (съ 18 по 28 іюня н. с., но его пришлось продолжить еще и еще),— въ это же самое время происходили многочисленныя засданія совта министровъ и придумывались различные компромиссы и уступки инсургентамъ. Такъ, право носить оружіе предлагалось давать не всмъ жителямъ, а должностнымъ лицамъ, напр., сельскимъ сторожамъ и т. п., которые могутъ имть въ томъ надобность въ интересахъ своей профессіи. Устанавливались отдльныя категоріи малиссоровъ, которымъ будетъ позволено отбывать воинскую повинность внутри страны и по возможности близко отъ мстожительства. Общалось при выбор чиновниковъ отдавать предпочтеніе знающимъ албанскій языкъ. Съ превеликой помпой возвщалось намреніе правительства заняться реставраціей бомбардированныхъ церквей и возстановленіемъ сожженныхъ домовъ. Объявлялось во всеуслышаніе Европы, что приняты мры для прокормленія цлыхъ трехъ десятковъ (sic!) семей повстанцевъ, возвращавшихся на родину. И все это сдабривалось общаніемъ самой широкой амнистіи, если только албанцы положатъ оружіе.
Но населеніе изврилось въ общаніяхъ младотурокъ, и въ то время, какъ я пишу эти строка, борьба еще продолжается, и упорства албанцевъ нельзя объяснить ни интригами Черногоріи, ни тайнымъ сочувствіемъ нкоторыхъ европейскихъ державъ, желающихъ половить рыбки въ мутной вод балканской передряги, ни агитаціей итальянскихъ гарибальдійцевъ. Все это можетъ, конечно, вліять до извстной степени на ршимость албанцевъ бороться до конца. Но источникъ энергіи инсургентовъ коренится въ самомъ положеніи вещей, въ централизаторскихъ стремленіяхъ младотурокъ и въ любви арнаутовъ къ независимости. Туркамъ остается или удвоить жестокость усмиренія, идя вплоть до ‘истребленія албанцевъ’ (какъ гласила о томъ одна изъ ихъ прокламацій, переводъ которой на европейскіе языки былъ умышленно ослабленъ), или же удовлетворить требованія возставшей національности. Но уступки въ одномъ мст должны фатально повести за собой уступку въ другомъ, и автономія, дарованная одной народности, неизбжно влечетъ за собой автономію другой. Разумется, широкая децентрализація и самоуправленіе областей могли бы придать лишь большую прочность конституціонной Турціи. Но могутъ ли отказаться отъ своихъ государственническихъ и рзко націоналистическихъ идеаловъ младотурки? И, если-бы даже для даннаго момента и нашелся какой-нибудь компромиссъ, албанскій вопросъ все-таки останется самымъ сложнымъ вопросомъ для конституціонной Турціи: борьба централизма и автономіи составляетъ больное мсто формирующейся на современный ладъ Оттоманской имперіи.