Внушительныя оваціи, предметомъ которыхъ былъ въ послднее время въ разныхъ мстахъ Германіи князь Бисмаркъ, доказали, что весьма и весьма значительная часть нмецкаго общества стоитъ на его сторон, начинаетъ, по крайней мр, относиться недоврчиво къ новому курсу, который приданъ императоромъ Вильгельмомъ германскому государственному кораблю. Суетливая дятельность молодаго государя, дйствительно, даетъ основанія опасаться съ его стороны неожиданныхъ и рискованныхъ шаговъ, несмотря на миролюбивыя заявленія, которыми полны его рчи. Князь Бисмаркъ твердо зналъ, чего онъ хочетъ, и неутомимо старался сять раздоръ между Франціей и Россіей, отъ времени до времени заигрывая то съ первою, то, въ особенности, съ нашимъ отечествомъ. Бывшій знаменоносецъ (собственное выраженіе Вильгельма II, когда онъ былъ наслднымъ принцемъ) князя Бисмарка торжественно заявилъ при удаленія имперскаго канцлера, что курсъ останется прежнимъ, но на самомъ дл онъ измнился. Могучая фигура желзнаго князя заслоняла собою Вильгельма I и деспотическія замашки князя Бисмарка ставились въ вину ему, а не Гогенцоллернамъ. Теперь не то: генералъ Капризи является покорнымъ исполнителемъ воли своего монарха, хотя и вынужденъ считаться съ быстро-возростающимъ вліяніемъ нмецкаго парламента. Этотъ парламентъ принадлежитъ къ числу величайшихъ заслугъ князя Бисмарка передъ нмецкимъ народомъ, на раду съ созданіемъ законовъ, направленныхъ къ улучшенію и обезпеченію быта рабочихъ классовъ. Бывшій имперскій канцлеръ хорошо понималъ, что единство Германіи, достигнутое во время патріотическаго возбужденія при опасной и побдоносной войн, будетъ прочно лишь тогда, когда Германія получитъ учрежденія, основанныя на вол всего нмецкаго народа, а не на соглашеніи между собою отдльныхъ государствъ бывшаго Германскаго Союза. Та форма конституціи, въ которую отлилось государственное устройство Германіи посл войны съ Наполеономъ III, вызвала много разсужденій и споровъ въ нмецкой юридической литератур. Не мало знаній и ума потратили германскіе ученые на разршеніе вопроса, представляетъ ли ныншняя Германская имперія союзъ государствъ, или союзное государство? По теоріи Вайда, долгое время имвшей весьма значительное вліяніе въ Германіи, существенный признакъ союзнаго государства составляютъ непосредственныя отношенія цлаго къ народу. Всякое подчиненіе отдльныхъ государствъ центральной власти Вайцъ отвергалъ, признавая основой такого государства дленіе суверенитета между такимъ сложнымъ цлымъ и его частями.
Въ одномъ русскомъ сочиненіи, недавно вышедшемъ, заключаются интересныя подробности о движеніи нмецкой науки государственнаго права въ упомянутомъ нами направленіи {М. Горенбергъ: ‘Теорія союзнаго государства въ трудахъ современныхъ публицистовъ Германіи’. Спб., 1891 г.}. Сочиненіе это, при бдности нашей политической литературы, является далеко не безполезнымъ пособіемъ для ознакомленія съ нкоторыми важными вопросами теоріи и практики государственной жизни на запад Европы, хотя взгляды автора и не всегда представляются намъ правильными. Г. Горенбергъ принадлежитъ къ числу сторонниковъ того воззрнія, но которому государство является надъ народомъ и суверенитетъ не отождествляется съ постояннымъ выраженіемъ народной воли. Образованіемъ власти надъ опредленною территоріей и населеніемъ, говоритъ авторъ названной книги, заканчивается процессъ образованія государства. Власть есть возможность повелвать людьми. ‘Возможностью безусловныхъ повелній обладаетъ одно только государство. Въ силу политическихъ соображеній, государство снабжаетъ этою властью подчиненные ему союзы и корпораціи, но власть послднихъ не носитъ уже безусловнаго характера,— она делегирована имъ, она не принадлежитъ имъ въ силу собственнаго права. Но, обладая способностью повелвать, государство обладаетъ и необходимою для этого волей. Благодаря этой единой вол, государство является личностью, субъектомъ, лицомъ, въ юридическомъ смысл этого слова. Въ этомъ нтъ ничего фиктивнаго, ничего мистическаго, ибо не всякая абстракція есть, въ то же время, фикція’ {Назв. соч., стр. 203— 204.}.
Намъ понятно, почему ученіе объ абсолютныхъ правахъ государства возродилось въ Германіи: нмцы долгое время страдали отъ того, что не составляли національнаго цлаго и подвергались поэтому разнообразнымъ неудобствамъ существованія разрозненныхъ, слабыхъ государствъ между сильными сосдними государствами. Мечты лучшихъ людей Германіи, наконецъ, осуществились, но не тмъ способомъ и не съ тми, въ значительной мр, результатами, къ которымъ они стремились. Германская имперія создана огнемъ и мечомъ. Такой проницательный государственный человкъ, какъ князь Бисмаркъ, не могъ, повторяемъ, не видть, что отдльныя государства Германіи,— ея королевства, герцогства и вольные города,— раздленныя многими преданіями, династическими интересами и мстными особенностями, тогда только превратятся въ живое и могучее политическое цлое, когда выше всхъ этихъ центробжныхъ стремленій и силъ станеть организованная воля нмецкаго народа — имперскій парламентъ, основанный на всеобщей подач голосовъ. На ряду съ этимъ осталась, правда, власть короля прусскаго, превратившагося въ императора германскаго, ‘за эту власть цпляются вс т, для кого опасно или антипатично демократическое движеніе, развивающееся и въ Германіи, какъ повсюду въ Западной Европ. Но даже и эти люди понимаютъ, что королевская или императорская власть Гогенцоллерновъ не въ состояніи спаять разные элементы нмецкаго народа и окончательно превратить союзъ государствъ въ союзное государство, т.-е. дать нмецкому народу такое устройство, которое сохраняло бы его областное самоуправленіе (до поры до времени и относительную самостоятельность династій въ отдльныхъ государствахъ) и, въ то же время, укрпило и развило бы государство, какъ національное цлое.
Съ другой стороны, императору Вильгельму II не удалось то, что долгое время удавалось князю Бисмарку: наше отечество окончательно высвободилось изъ-подъ вліянія Германіи. На возобновленіе тройственнаго союза, къ которому присоединилась и Великобританія, благодаря торійскому кабинету и личнымъ симпатіямъ королевы Викторіи (этимъ симпатіямъ не уступилъ бы Гладстонъ), отвтомъ послужилъ торжественный и восторженный пріемъ французской эскадры въ Кронштадт, Петербург и Москв. Тостъ, провозглашенный Государемъ Императоромъ въ честь президента Французской республики, стоитъ формальнаго союза и ясно показываетъ, что въ отношеніяхъ между нашимъ отечествомъ и Франціей наступилъ моментъ давно желанной тсной дружбы.
Знаменательнымъ является и посщеніе Россіи юнымъ сербскимъ королемъ, вмст съ главнымъ регентомъ Сербіи Ристичемъ и министромъ-президентомъ Пашичемъ. Это посщеніе свидтельствуетъ о полномъ возстановленіи дружескихъ отношеній между нашимъ правительствомъ и правительствомъ сербскимъ. Послднее знаетъ, что никакихъ посягательствъ съ нашей стороны на его независимость и самостоятельность быть не можетъ, что поддерживать эту независимость, это свободное внутреннее развитіе Сербіи лежитъ въ прямыхъ интересахъ Россіи и всего славянскаго міра. Нмецкая и австрійская печать старались умалить значеніе кронштадтскихъ празднествъ и прізда въ Петербургъ короля Александра I. Полуоффиціозная внская Presse объясняла этотъ пріздъ тмъ, что сербскій король — крестникъ Императора Александра П. На возвратномъ пути король поститъ, — прибавляла газета, — и австрійскаго императора. Но сама Presse плохо вритъ въ то, что поздка Александра I въ сопровожденіи главныхъ руководителей сербской внутренней и вншней политики могла быть лишена большаго политическаго значенія. Берлинская National-Zeitung издвается надъ франко-русскою дружбой, находя ее странною и противоестественною. По этому поводу намъ неоднократно приходилось высказываться. Несмотря на коренное различіе формы правленія, международные интересы Россіи и Франціи совпадаютъ во всхъ важныхъ вопросахъ. Франція, при ныншнихъ европейскихъ отношеніяхъ, является именно естественнымъ другомъ русскаго и другихъ славянскихъ народовъ. Въ столиц чеховъ французскія депутаціи встрчались недавно съ неменьшимъ одушевленіемъ и не мене радостно, чмъ французскіе моряки въ Кронштадт, Петербург и Москв. Младо-чешскія газеты привтствуютъ кронштадтскія празднества, потому что они устраняютъ всякое предположеніе о возможности отдльнаго соглашенія между Россіей и Германіей, которое было бы гибельно для славянскаго міра. Либеральная сербская печать, горячо привтствуя помщеніе Россіи королемъ Александромъ, также видитъ въ тсномъ сближеніи нашего отечества съ Франціей залогъ правильнаго развитія для всхъ славянскихъ народовъ.
Нтъ сомннія, что необычайно торжественная оффиціальная встрча и торжественное чествованіе французскихъ моряковъ русскимъ обществомъ произведутъ весьма благопріятное впечатлніе во Франціи и укрпятъ правительство республики. Этому послднему монархисты и бонапартисты постоянно ставили въ упрекъ изолированность Франціи. Республика, по ихъ мннію, не могла найти прочныхъ симпатій, не могла вступить въ крпкое соглашеніе ни съ одною великою державой, потому что вс они въ Европ — государства монархическія. Теперь событія блистательно опровергнулъ это предположеніе. Миролюбивая, сдержанная, достойная политика Французской республики привлекла на свою сторону наше правительство и упрочила то сочувствіе, которое въ русскомъ общественномъ мнніи всегда возбуждала великая страна, подарившая міру столько геніевъ во всхъ отрасляхъ творческой дятельности. Монархисты и бонапартисты почувствуютъ косвенный ударъ, нанесенный имъ празднествами въ Петербург в. Москв, а положеніе враждебныхъ республик партій и безъ того ухудшилось въ послднее время. Нкоторые изъ высшихъ представителей римско-католической церкви открыто переходятъ на сторону республики и длаютъ это, конечно, не безъ одобренія папы. Такой образъ дйствій сильно раздражаетъ французскихъ монархистовъ. Оффиціальный вождь орлеанистовъ, маркизъ Оттененъ д’Оссонвиль, въ рчи, которую онъ произнесъ въ Тулуз, ршительно выступилъ противъ той части духовенства, которая примкнула къ республик. А, между тмъ, именно этотъ фактъ служить однимъ изъ лучшихъ доказательствъ упроченія во Франціи демократической парламентской республики: еслибъ вожди римско-католической церкви не убдились въ прочности ныншняго государственнаго строя’ они, разумется, не ршились бы отказаться отъ солидарности съ монархистами и бонапартистами. Теперь испытанные и преданные слуги папскаго престола начинаютъ высказывать воззрнія, приближающіяся къ той теоріи, которая разумно и справедливо размежевываетъ область вднія государства и церкви и выражается въ извстной формул: свободная церковь въ свободномъ государств. Одинъ изъ наиболе вліятельныхъ членовъ комитета Христіанская союза (Comit de l’Union chrtienne), сенаторъ Шенелонъ, недавно напечаталъ статью, въ которой заявлялъ, что глава церкви желаетъ поставить дло католической церкви вн всякой зависимости отъ политическихъ партій, такъ, чтобы установленная власть не видла въ католикахъ своихъ враговъ я сторонниковъ монархическихъ партій и группъ. Извстный журналистъ, сенаторъ Рангъ, остроумно замчаетъ по поводу этого раздора, что правы об стороны: католики имютъ полное основаніе думать, что монархическая идея умерла во Франціи, Эдуардъ Ерве и д’Оссонвиль справедливо утверждаютъ, что Франція питаетъ отвращеніе къ клерикальному владычеству {Paris, 21 juillet.}.
Въ отвтъ на необычайно-радушный пріемъ французскихъ моряковъ въ Россіи произошли многочисленныя сочувственныя нашему отечеству манифестаціи во Франціи. Дипломатіи придется принять во вниманіе этотъ фактъ: яркое, многознаменательное выступленіе въ область международныхъ отношеній французскаго и русскаго общественнаго мннія. Съ точки зрнія русскаго публициста особенно утшительно, конечно, проявленіе сознательныхъ и сильныхъ политическихъ сочувствій со стороны русскаго общества. Въ нашей печати было не мало толковъ о причинахъ и значеніи тхъ симпатій къ Франціи, которыя выражались въ прошломъ мсяц въ столь шумной и восторженной форм. Мы думаемъ, что симпатіи эти имютъ въ разныхъ группахъ нашего общества разные источники и неодинаковый смыслъ, но для совмстнаго международнаго дйствія Россіи и Франціи, направленнаго къ поддержанію мира въ Европ, это обстоятельство не иметъ важнаго значенія. Нкоторые полагаютъ, что русскихъ и французовъ связываетъ, главнымъ образомъ, ненависть къ нмцамъ. Это несправедливо. Россія потерпла отъ нмцевъ въ прошломъ вк не мало зла, но она многимъ и многимъ обязана германской философіи, германской наук, германскому искусству. Религіозная и расовая нетерпимость не въ дух русскаго народа, и по мр умственнаго развитія нашего общества въ немъ замчается все большее и большее благорасположеніе къ иностранцамъ, въ томъ числ, конечно, и къ нмцамъ. Нашъ народъ смутно недолюбливаетъ теперь нмецкую военную державу и Австро-Венгрію, предательски поступившую съ нами во время севастопольской кампаніи, но ненависти къ какому-либо народу Западной Европы онъ не питаетъ, ни въ чемъ и нигд мы такой ненависти не замчаемъ. Это соображеніе относится къ французскимъ и русскимъ шовинистамъ, готовымъ истолковать въ воинственномъ смысл горячія встрчи французскихъ моряковъ въ Россіи. Когда такое истолкованіе петербургскимъ и московскимъ торжествамъ даетъ военный, да еще на обд, подъ звуки марша, это въ порядк вещей, хотя сочувствія можетъ и не возбуждать. Но когда воинственный азартъ обнаруживаютъ гражданскіе чины и люди частные, негодные даже въ ополченіе, то комическій эффектъ получается значительный. Конечно, не можетъ не возбудить улыбки и русскій генералъ, восторженно цитирующій изъ марсельезы: ‘Formez vos bataillons…’
Въ общемъ мирная экспедиція французскаго военнаго флота въ Кронштадтъ произвела въ Европ очень сильное впечатлніе. Ея значеніе превзошло самыя смлыя ожиданія, о чемъ свидтельствуютъ враждебны’ Россіи и Франціи выходки тхъ газетъ, которыя стоятъ за тройственный союзъ, и та тревога, которая захватила отчасти и англійское правительство. Лордъ Салисбюри счелъ ловкимъ и удобнымъ полуоффиціально примкнуть къ лиг мира, разоряющей Европу на вооруженія. Разсчеты главы консервативнаго кабинета основывались, между прочимъ, по всей видимости, на томъ, что Россія и Франція не могутъ, по своему государственному строю, вступить въ тсное, имющее практическое значеніе соглашеніе. Поэтому предполагалось возможнымъ безнаказанно раздражать то Французскую республику, то наше отечество. Разсчетъ оказался не врнымъ, а въ политик, по мннію знаменитаго дипломата, есть нчто худшее, чмъ преступленіе: ошибка. Это мнніе можетъ относиться именно къ политик англійскихъ консерваторовъ, для которыхъ нравственныя, предписанія ничего не значили передъ матеріальными интересами Джона Буля. Внутренняя политика лорда Салисбюри и его товарищей, въ особенности Бальфура, давно уже служитъ предметомъ сильныхъ и основательныхъ нападеній со стороны вождей либеральной партіи, но достоинство иностранной политики торійскаго кабинета признавалъ въ парламент самъ Гладстонъ. Тутъ-то теперь и произошла ошибка, послдствія которой могутъ неблагопріятно сказаться для консерваторовъ на предстоящихъ общихъ выборахъ въ нижнюю палату парламента. Совсмъ не въ интересахъ англійскаго народа, даже въ его чисто-эгоистическихъ интересахъ, вооружать противъ себя Францію и Россію и поддерживать тяжелое иго милитаризма: соединенныя силы этихъ двухъ государствъ представляютъ для Великобританіи грозную опасность и на мор, и въ Индіи. Кром того, западно-европейское общество достигло той высоты сознательной политической жизни, когда пренебреженіе правителями основныхъ требованій справедливости и гуманности не проходитъ для нихъ безнаказанно. И вотъ королева Викторія спшитъ любезно пригласить французскую эскадру на возвратномъ пути изъ Кронштадта постить гостепріимный Альбіонъ, а власти и общество усердно подготовляютъ французскимъ морякамъ достойный пріемъ.
По сообщеніямъ газетъ, русское правительство дало понять, что посщеніе Англіи эскадрою вице-адмирала Жерве доставляетъ ему только удовольствіе. Дйствительно, разъ между Россіей и Франціей произошло тсное сближеніе, скрпленное лучше всякаго договора тостомъ Государя Императора, телеграммами, которыми Его Величество обмнялся съ г. Карно, президентомъ Французской республики, глубокими выраженіями симпатіи, которыми привтствовали другъ друга органы самоуправленія въ Россіи, во Франціи, и восторженными кликами народа, то для императорскаго правительства чествованіе французскихъ моряковъ въ Англіи является чествованіемъ друзей, новымъ залогомъ мира.
Не только залогомъ мира, но, повторяемъ, и существеннымъ условіемъ для плодотворной культурной работы славянскихъ народовъ, какъ а всей Европы. Нельзя не отмтить одного изъ многознаменательныхъ доказательствъ возростающей силы этой культуры: національную чешскую выставку въ Праг. Она иметъ огромный успхъ и послужила поводомъ для манифестацій въ честь славянской взаимности. Постили пражскую выставку и мадьяры. ‘Кажется, они убдились,— пишутъ Славянскія Извстія,— что чешскіе славяне при всей настойчивости, съ которой добиваются своихъ правъ, при всемъ высокомъ развитіи своего національнаго самосознанія, совершенно чужды кичливой заносчивости и шовинизма, какіе мадьяре предполагали встртить въ Праг. Имъ пришлось воочію убдиться, что благородное, не извращенное стремленіе образованныхъ націй, сознаніе своего достоинства и нравственной силы отнюдь не требуютъ преслдованія, притсненія, насилованія или же осмянія другихъ, а, напротивъ, отдаютъ каждому должную предупредительность и уваженіе’ {Славянскія Извстія, No 30.}.
——
Стараясь указывать на свтлыя стороны европейской культуры, въ которой русскій народъ уже начинаетъ играть самостоятельную роль, мы не скрываемъ, конечно, и тхъ печальныхъ явленій, какія происходятъ на Запад. Величайшимъ зломъ — и въ матеріальномъ, и въ нравственномъ отношеніи — мы продолжаемъ считать милитаризмъ. Ныншній разъ мы хотимъ отмтить ту опасность, которая возникаетъ внутри западноевропейскаго общества, благодаря его распаденію на армію я гражданъ,— распаденію, только смягченному, но не уничтоженному всеобщею воинскою повинностью. Однимъ изъ главныхъ условій правильной парламентской жизни является, какъ извстно, неприкосновенность депутата, покуда длятся его законодательныя полномочія. Не только за свои рчи въ парламент, но и за всякія свои дйствія депутатъ не можетъ быть привлеченъ къ отвтственности безъ предварительнаго разршенія палаты. Необходимость такого закона очевидна: подъ разными предлогами любаго виднаго политическаго дятеля можно было бы держать вдали отъ парламентской борьбы. Недавно въ венгерской палат депутатъ Угронъ рзко отозвался объ одномъ офицерхорват, принимавшемъ участіе въ анти-мадьярской манифестаціи. Подробности самой манифестаціи для насъ въ данномъ случа не интересны (едва ли надо прибавлять, что въ вопрос объ отношеніяхъ между мадьярами и хорватами наши симпатіи на сторон послднихъ). Офицеръ вызвалъ депутата за его парламентскую рчь на дуэль. Товарищи Угрона и парламентъ такого мннія, что онъ не долженъ принимать вызова, военныя власти держатся иного мннія. Еще боле характеренъ слдующій случай, который мы сообщаемъ со словъ Русскихъ Вдомостей: ‘Юмористическій журналъ’ Вопопіа ridet (Болонья смется) критиковалъ недавно распоряженія высшихъ офицеровъ (переходы въ самые жаркіе часы дня), послдствіемъ которыхъ была смерть нсколькихъ солдатъ и тяжелое заболваніе очень многихъ. За это одинъ живущій въ Болонь офицеръ, не имющій никакого отношенія къ инкриминируемымъ событіямъ, вызвалъ редактора журнала Подрекка на дуэль, послдній, однако, не принялъ вызова потому, что не хочетъ потворствовать подобнаго рода попыткамъ ограничить свободу печатнаго слова. Вслдствіе этого между офицеромъ и журналистомъ произошла драка, причемъ послдній за оскорбленіе вмшавшейся полиціи былъ арестованъ, но тотчасъ же выпущенъ на свободу. Тогда редакторъ изложилъ происшествіе въ своемъ журнал, сопроводивъ текстъ каррикатурами, въ которыхъ офицеръ выставлялся въ смшномъ вид. Обидвшійся офицеръ явился со своими товарищами въ театръ, гд онъ надялся у выхода встртить Подрекку, чтобы тамъ оскорбить его и, такимъ образомъ, принудить къ дуэли. Но, понявъ ихъ намренія, собравшаяся передъ театромъ публика встртила офицеровъ криками: ‘Viva il Вопопіа ridet!’ и ‘Abasso і prepotenti!’ Сильно раздраженные этимъ офицеры обнажили свои сабли и бросились на безоружную толпу, когда же послдняя стала защищаться камнями, то офицеры начали даже стрлять изъ револьверовъ. Цлый часъ продолжалось это столкновеніе, въ которомъ многіе были очень серьезно ранены, и лишь тогда только явилась полиція и положила конецъ стычк. На слдующее утро вс гражданскія общества собрались на митингъ протеста и постановили рзкія резолюціи противъ поведенія офицеровъ. Когда эти резолюціи были переданы префекту и бургомистру, то эти лица объявили делегатамъ митинга, что отъ военнаго министра и министра внутреннихъ длъ уже получены приказанія, гарантирующія самое строгое наказаніе офицеровъ и полнйшее удовлетвореніе обиженныхъ гражданъ. На слдующій день часть гражданъ собралась передъ казармами 50-го пхотнаго полна, въ которомъ ‘служатъ виновные офицеры, и стала кричать: ‘Долой 50 полкъ!’ Полиція потребовала, чтобы толпа разошлась, и когда нкоторые не послушались, то полицейскій инспекторъ арестовалъ одного молодаго человка. Но когда онъ хотлъ отвести арестованнаго въ казарму, то на него бросились офицеры съ обнаженными саблями и тяжело ранили его въ голову. Со стороны военнаго министра прибылъ въ Болонью для разслдованія дла генералъ Де-Соннацъ, послдній немедленно допросилъ арестованныхъ офицеровъ, въ числ которыхъ находится, кром непосредственно виновныхъ, еще и командиръ полка, допросилъ полицію и вообще повелъ энергично дло’ {Русскія Вдомости, 31 іюля.}.
Не слдуетъ, конечно, ни преувеличивать значенія такихъ фактовъ, ни приходить къ поспшнымъ обобщеніямъ, но нельзя, въ то же время, не признать въ этихъ фактахъ симптоматическаго значенія. Нравственный вредъ милитаризма не уступаетъ его вреду для народнаго благосостоянія.