ИМЕНИНЫ.
ИМЕНИНЫ.
I.
До обда.
I.
До обда.
II.
За обдомъ.
II.
За обдомъ.
——
III.
Посл обда.
III.
Посл обда.
——
Именины, Забытый О., Год: 1892
Время на прочтение: 30 минут(ы)
— Ай, батюшки, ужь ‘достойну’ благовстятъ! Сейчасъ съ молебномъ придутъ, а у насъ еще не все готово. Пока пироги додлаешь, пока умоешься да пріоднешься, глядь — вотъ они и тутъ! Да и гости того гляди съзжаться начнутъ… Авдотья, везд ли у тебя чисто въ комнатахъ? Батя, устраивай тамъ… А что самоваръ?… Мальчики, помогайте, помогайте! Разставляйте чайную посуду, готовьте понемногу закуску… Работникъ чтобъ былъ постоянно на сторож. Вдь, вотъ, вотъ… и не замтишь какъ… Чтобъ не застали врасплохъ. Скорй, скорй! Дружно, живо!…
Такъ волновалась и суетилась пожилая, но еще красивая мать-благочинниха, Надежда Александровна Чистосердова, утромъ 16 іюля недавняго года. Это былъ день тезоименитства супруга ея, о. Аиногена. О. Аиногенъ во все долгое время своего священства ежегодно въ это число служилъ обдню, а посл обдни — молебенъ своему патрону. Этотъ молебенъ совершался каждый разъ уже не въ храм, а въ дом именинника. О. Чистосердовъ весьма религіозенъ и ‘строго-исполнителенъ’ по своему священнослуженію. Онъ всегда желаетъ и требуетъ, чтобы и вс члены семьи его усердно ‘прилежали’ къ храму Божію. И, при обычномъ теченіи домашней жизни, супруга и вс наличныя чада о. благочиннаго аккуратно являются, если не ко всмъ церковнымъ службамъ, то уже непремнно къ обдн. Но ‘по нужд бываетъ премненіе закона’. Такое ‘премненіе’ въ чрезвычайныхъ случаяхъ допускалъ и строгій о. Аиногенъ. Къ числу чрезвычайныхъ случаевъ нельзя было не отнести именинъ о. благочиннаго, когда, вслдствіе посщенія обдни всми членами его семьи, могла оказаться ‘конфузная неуправка’ по дому. Богъ ‘и намреніе цлуетъ’, а потому можетъ простить рдко допускаемое неисполненіе добраго намренія. А люди? О, они съ замираніемъ сердца выжидаютъ и высматриваютъ, не провинишься ли ты передъ ними въ чёмъ-нибудь. Умудренный жизнью, о. Аиногенъ прекрасно зналъ все это и, скрпя сердце, совершалъ въ день своего ангела литургію при отсутствіи своихъ ‘присныхъ’, которыхъ привыкъ видть въ храм, на обычныхъ мстахъ. Но, съ другой стороны, чтобъ окончательно не лишить ихъ молитвеннаго общенія съ собой въ столь знаменательный для него день, онъ переносилъ служеніе молебна своему ангелу къ себ въ домъ.
— Идутъ!— воскликнула благочинниха, глядя въ окно и оправляя на себ старинное шелковое платье.— Слава Богу, что успла во-время оброзиться. И не чаяла. Ну, давайте встрчать, становитесь вс въ строй!
Многочисленная семья о. Аиногена, состоящая преимущественно изъ мужчинъ, между которыми были учитель семинаріи, студентъ-филологъ и три семинариста, чинно выстроилась въ зал въ два ряда, воспріявъ въ свой составъ еще нсколькихъ родичей обоего пола, прибывшихъ на торжество изъ близкихъ и дальнихъ краевъ.
Вотъ широко распахнулась входная дверь, и, при общемъ безмолвіи, въ залу вступилъ о. именинникъ, старецъ за шестьдесятъ лтъ, благообразной и внушительной наружности, въ черной шерстяной ряс, въ камилавк, съ наперснымъ крестомъ на груди и съ камышевою тростью въ десниц. Мимоходомъ поставивши трость въ уголъ залы, онъ быстро прошелъ прямо къ божниц. За нимъ прослдовали старички — дьяконъ и псаломщикъ, одтые и причесанные по праздничному, въ честь своего старшаго сослуживца п начальника. На чрев отца дьякона блестло необычное для деревни и ранга носителя украшеніе — широкій мишурный поясъ. Батюшка облачился въ ризу, дьяконъ раскрылъ на требуемомъ мст толстую богослужебную книгу (‘минею мсячную’), псаломщикъ раздобылся для кадила ‘жарку’, вс трое дружно кашлянули — и начался молебенъ святому мученику Аиногену. Пли и читали довольно долго, съ усердною выразительностью, причемъ поминали ‘честной домъ сей’, ‘предстоящихъ и молящихся’. Правоспособные изъ предстоящихъ ‘подтягивали’ клиру. По окончаніи молебна вс пошли прикладываться во кресту. При цлованіи креста, который о. Аиногенъ держалъ въ рук, никто не поздравлялъ именинника, разсматривая его въ данный моментъ только какъ священнослужителя. Церемонія поздравленія совершена была особо. Пока о. Аиногенъ снималъ съ себя облаченіе, вся семья его, со включеніемъ прізжихъ родичей, расположилась въ зал въ два параллельныхъ ряда, тянущихся отъ святаго угла залы, гд стоялъ батюшка, до дверей гостиной. Переднія мста заняты были лицами наиболе дорогими для патерфамиліуса. О. именинникъ, прежде всего, подходитъ къ своей супруг, стоящей во глав праваго фланга. Матушка, слегка наклонивъ голову, принимаетъ у него благословеніе, цлуетъ ему руку и затмъ, проговоривъ поздравительную формулу, трижды цлуетъ его въ губы, по-пасхальному. Батюшка достаетъ изъ кармана ‘службную’ просвиру и вручаетъ се благоврной. Благоврная, крестясь, цлуетъ просвиру и выбываетъ изъ строя. О. Аиногенъ подвигается дальше по линіи, преподаетъ каждому благословеніе, выслушиваетъ отъ каждаго подобающій привтъ и съ каждымъ лобызается. Кто-то ‘изъ городскихъ’ родичей именинника озадачиваетъ его поднесеніемъ большой картонной коробки съ сухимъ кондитерскимъ пирожнымъ.
— Ну, къ чему это? Что за фокусы такіе?— съ благодушнымъ упрекомъ произноситъ именинникъ и награждаетъ жертвователя добавочнымъ поцлуемъ.
Загремли чайныя чашки, стаканы. Потянуло запахомъ испареній крпкаго, усердно провареннаго чая. Чада и домочадцы о. Аиногена съ безцльною суетливостью мелькаютъ по комнат, переживая моментъ какого-то переходнаго состоянія. О. именинникъ, ‘истово’ перекрестясь, первый услся за большой чайный столъ, потомъ любезно пригласилъ къ соучастію въ чаепитіи и своихъ сослуживцевъ, сюда же одинъ за другимъ, уже безъ приглашенія, начали присоединяться родичи хозяина, вс причищенные и принаряженные. Фигура о. Аиногена внушительно господствовала надъ всми остальными.
Крупная, свжая и выразительная физіономія его, обрамленная широкою и длинною сдою бородой, свтилась сознаніемъ исполненнаго долга, сознаніемъ права на вкушеніе незатйливыхъ земныхъ благъ посл трудовъ праведныхъ и сладкимъ успокоительнымъ чувствамъ общенія и единенія съ любящими, доброжелательными ближними. Матушка съ торжественно-серьезнымъ спокойствіемъ разливала чай. Чаепитіе совершалось почти въ безмолвной тишин и съ старинными русскими пріемами. Отчетливо раздавались отрывистые звуки откусыванья сахара, ясно слышалось, какъ черкали дномъ чашки о край блюдца, какъ дули на чай, для скорйшаго охлажденія онаго, и т. п. Да, повидимому, никто и не чувствовалъ особенной потребности въ сложной бесд. Въ кругу крпко сплоченныхъ взаимною любовью родичей отрывочная фраза, даже обмнъ взглядовъ, сопровождаемыхъ молчаливою улыбкой, выражали больше, чмъ въ другихъ случаяхъ самыя краснорчивыя объясненія. Нкоторое значеніе при этомъ имло, конечно, и то обстоятельство, что именинный день только начинался и празднующіе его, какъ говорится, еще не разошлись.
Оживленіе въ дом о. Аиногена началось съ того момента, какъ стали съзжаться сторонніе гости, и чмъ боле съжалось гостей, тмъ замтне росло это оживленіе.
Не усплъ о. Аиногенъ допить второй чашки, какъ работникъ возвстилъ, что детъ о. Сергій съ супругой. Мимо оконъ мелькнула огромная, расписная дуга и важнымъ, степеннымъ шагомъ прослдовала раскормленная доморощенная савраска, запряженная въ обширную телгу. Савраской собственноручно правилъ ея хозяинъ, сгорбленный маленькій старичокъ въ ряс и камилавк, съ наперснымъ крестомъ и Анной третьей степени на распахнутой груди. Бокъ-о-бокъ съ батюшкой возсдала его подруга жизни, миніатюрная старушка, вся въ черномъ, точно монахиня. Чаепитіе разстроилось. О. именинникъ и его родство вылзли изъ-за стола и въ ожидательномъ настроеніи столпились у двери, ведущей въ переднюю. Миніатюрная матушка-гостья не заставила долго ждать себя: не боле, какъ минуты черезъ дв по прибытіи, она уже энергично лобызала членовъ многолюдной семьи о. Аиногена, перемежая свои поцлуи ласковымъ привтомъ и благожеланіями. Но батюшка-гость довольно долго не показывался ‘въ покои’. Вручая свою савраску работнику о. Аиногена, онъ нжно и трогательно внушалъ ему, какъ ‘заняться ею’. Потомъ почтенный гость счелъ нужнымъ, передъ важнымъ моментомъ свиданія съ именинникомъ и начальникомъ, привести себя въ лучшій порядокъ. Войдя въ сни, онъ досталъ изъ кармана большой ситцевый платокъ и обмахнулъ имъ у себя пыль съ лица, шеи и плечъ. Дале, принялся не спша расидетать свои косы, которыхъ оказалось штукъ шесть, каждая съ мышиный хвостикъ. Окончивъ этотъ процессъ, онъ началъ бережно расчесывать ихъ карманнымъ гребешкомъ. Когда о. Сергій убдился, что кудри его достаточно пушисты, онъ самодовольно улыбнулся, натянулъ на загорлыя и загрублыя руки блыя нитяныя перчатки и, бодро крякнувъ, распахнулъ дверь въ покои.
Теперь хозяевамъ уже некогда стало смотрть въ окна, и слдующіе затмъ гости прибывали какъ-то уже незамтно, точно подкрадывались. Въ какой-нибудь часъ вновь прізжихъ гостей набралось человкъ тридцать. Однихъ священниковъ явилось десять человкъ, не только изъ ‘подлежащаго’ благочинія, но и изъ чужихъ. Иной пожаловалъ со всмъ семействомъ, иной только съ супругой, иной лишь со старшею дочкой-невстой ‘на всякій случай’, иной со старшимъ сынкомъ ‘кончалымъ’ и чающимъ движенія… Были и вдовцы-одиночки. Матушки сгруппировались около хозяйки въ столовой, молодежь обоего пола заняла гостиную, гд въ углу стоялъ манопанъ, батюшки овладли заломъ. Не было человка, который бы сидлъ молча. А, вдь, сколько голосовъ-то, да все какіе голоса! Звуки вылетали изъ легкихъ, не нуждающихся въ Кох. Мало-по-малу въ тихой обители о. Аиногена поднялся такой шумъ, какой бываетъ на большихъ сельскихъ сходкахъ, созванныхъ по какому-нибудь жгучему вопросу. Все это произошло какъ-то само собой, никто не желалъ шумть и не замчалъ шума. Оставимъ матушекъ въ столовой бесдовать о хозяйств, о недостаткахъ того или другаго изъ отсутствующихъ ближнихъ, о состоявшихся и имющихъ состояться марьяжныхъ комбинаціяхъ ‘въ своемъ кругу’ и т. п., оставимъ представителей и представительницъ молодаго поколнія продолжать оживленную болтовню и перейдемъ въ залъ, къ почтеннымъ отцамъ, которые какъ бы старались уравновсить мелочность и легкомысліе бесды своихъ супругъ и чадъ серьезностью своего времяпрепровожденія.
— Вотъ что, отцы святіи!— возглашаетъ благочинный,— пока намъ хозяйка изготовитъ подобающую трапезу, позвольте воспользоваться нкоторыми изъ васъ для общаго блага. Сказано: подобаетъ сіе творити и онхъ не оставляти, или попросту: двица пой, а дльце помни. Здсь кстати члены благочинническаго совта. Прошу вашего вниманія.
— Мы тоже обратимъ вниманіе, хоть и не члены,— отозвался кто-то изъ сонма.
— Тмъ лучше,— одобрилъ о. благочинный.— Если при двухъ или трехъ свидтеляхъ станетъ всякъ глаголъ, то судъ можетъ выйти еще совершенне, когда будетъ, такъ сказать, ‘цлый облакъ свидтелей’. Такъ вотъ позвольте изложить передъ вами слдующее… Покорнйше прошу всхъ ссть поближе. Знаете, ‘рядкомъ да ладкомъ’, къ тому же, и слышнй будетъ, а то вонъ, вдь, какъ наши-то тамъ разошлись… Нуте-съ, дло вотъ въ чемъ. Дьяконъ Щелкушинъ, вошедшій зятемъ во дворъ ко вдовой дьякониц села Коноплянокъ, утруждалъ его преосвященство прошеніемъ о томъ, чтобы возвратили ему землю, якобы незаконно обмненную мстнымъ причтомъ по смерти бывшаго дьякона, приходящагося тестемъ просителю. Владыка же препроводилъ это прошеніе ко мн, съ требованіемъ отъ меня разслдованія и заключенія по сему длу. Не можетъ ли кто изъ васъ, отцы святіи, сообщить мн нчто, служащее къ уясненію этого казуса, и преподать мн подходящій совтъ?
На эту рчь о. Аиногена первый отозвался о. Сергій. Вставъ съ своего мста и заложивъ руки за спину, онъ съ серьезнымъ, сосредоточеннымъ видомъ зашагалъ по линіи стульевъ, занятыхъ собратьями, и началъ:
— Наученный многолтнимъ опытомъ, я, по старческому своему разумнію, трактую настоящее дло такъ. Дьяконъ этотъ, или проситель, непремнно человкъ корыстолюбивый, лнивый, заносчивый и склонный ко кляузамъ. Почему корыстолюбивый? Потому что ищетъ чужой земли. Почему лнивый? Потому что не хочется ему по совсти воздлать въ пот лица состоящую у него въ пользованіи землю, пришедшую въ упадокъ при безхозяйственности его тещи. Почему заносчивый? Потому что, имя еще молоко матери на губахъ и служа безъ году недлю, уже возстаетъ противъ своего начальника, іерея, и всего остальнаго причта. Почему кляузникъ? Ибо, вмсто полюбовнаго соглашенія и смиреннаго молчанія, бумажно восходитъ во владык. А дло, какъ я слышалъ, происходило въ такомъ вид. Осталась эта дьяконица вдовой. Какъ разъ въ это время случился пожаръ, вс духовные погорли до тла. А у духовныхъ этихъ еще издавна была какая-то неправильность въ распредленіи усадебной земли. Собираясь строить новые дома, они и ршили: ‘Давайте подлимъ теперь усадьбы по-надлежащему, благо подосплъ удобный случай’. И подлили. И сама вдова-дьяконица подписалась подъ этимъ раздломъ. И вдругъ теперь зятёкъ ея ищетъ какой-то прежней земли! Увидлъ, что чужая землица удобрена, а своя заброшена, и давай мнять лычко на ремешекъ! Гд же тутъ истина и правда, гд тутъ совсть? Нтъ, о. благочинный и вы вс, отцы святіи, помоему, слдуетъ ршительно отказать просителю. Мало того, что отказать, но еще слдуетъ обуздать его хорошенько, дабы и впредь не осмливался… а также и прочіе, ему подобные. Этимъ молодикамъ только поддайся, они тебя всего оберутъ. Падки на готовенькое-то. Отказать и больше ничего!— заключилъ о. Сергій, энергично махнулъ рукой и слъ на первый попавшійся свободный стулъ.
— Не можетъ ли еще кто высказаться по сему же предмету?— приглашалъ о. благочинный и почему-то остановилъ взоръ на отц Никанор, высокомъ, стройномъ батюшк среднихъ лтъ, любимц сосднихъ помщиковъ.
О. Никаноръ принялъ этотъ взоръ за личный вызовъ и, кашлянувъ, заговорилъ:
— По моему мннію, тутъ несомннно есть какое-либо правонарушеніе, иначе молодому человку было бы рискованно лзть къ епископу съ такою просьбой. А разъ есть правонарушеніе, необходимо возстановить права потерпвшей стороны. Согласію вдовы на передлъ усадебъ, хотя бы и письменному, едва ли слдуетъ придавать значеніе, знаемъ мы эти добровольныя согласія нашихъ вдовъ…
Обмнъ мнній по тому же вопросу продолжался еще нсколько минутъ и, наконецъ, было постановлено: поручить одному изъ ‘зд сидящихъ’ членовъ благочинническаго совта собрать въ наискорйшемъ времени точныя соотвтствующія свднія на мст жительства просителя и сообщить ихъ о. благочинному.
— Вотъ спасибо, отцы, что общими силами приняли участіе и оказали помощь!— весело воскликнулъ о. Аиногенъ.— Займемся кстати и нкоторыми другими важными длами. У меня собралось нсколько указовъ. Пора теперь рабочая. Кого съ ними разсылать, да и гд васъ разыскивать для подписей? Разбредетесь по полямъ, по лугамъ. А, между тмъ, хочется ускорить теченіе длъ. Я вамъ сейчасъ прочту эти указы, а вы сейчасъ же и распишетесь въ чтеніи ихъ, такъ чтобы посл ужь не посылать къ вамъ. Идетъ?
— Ладно! Хорошо! Прекрасно!— подхватили отцы.
О. благочинный проворно вынулъ изъ стола нсколько бумагъ и громогласно началъ приводить въ извстность ихъ содержаніе. Въ одномъ указ прописывалось, что, вслдствіе несчастія, происшедшаго отъ неумлой церемоніальной стрльбы изъ ружья во время пасхальной утрени въ какомъ-то сел, подобная стрльба впредь воспрещается. Другой указъ требовалъ сообщенія (въ какое-то совсмъ не духовное учрежденіе) свдній о мстныхъ древностяхъ, курганахъ, преданіяхъ и т. п. Прочитавъ указы, о. Аиногенъ попросилъ отцовъ расписаться подъ ними, а самъ ушелъ справиться насчетъ обда и, въ случа надобности, поторопить къ подач его. Въ зал нсколько минутъ стояло затишье. Слышенъ былъ шелестъ указныхъ листовъ, переходившихъ изъ рукъ въ руки, да полу внятно произносились лаконическіе діалоги врод слдующихъ:
— Гд тутъ?
— А вотъ…
— Это что?
— Не стрляй.
— А это?
— Давай древности.
— Все, что-ль?
— А церковно приходскія?
— О, Господи!…
— Капнулъ… Чмъ бы это… тово?…
— А вотъ у о. Сергія изъ табакерочки…
— Бога ради, не гнвайтесь, отцы святіи,— просилъ вернувшійся именинникъ, пряча указы,— проголодались вы у меня. Что длать-то, кабы повара съ лакеями, а то… сами знаете… Но нтъ худа безъ добра, за то мы успли совершить нкоторыя серьезныя дла. Впрочемъ, тамъ, въ уголку столовой, я сейчасъ видлъ что-то буфетное. Мать-благочинниха озаботилась… Пойдемте пропустимъ по вступительной.
Отцы дружно поднялись съ мстъ, причемъ старецъ Сергій произнесъ:
— Полезную рчь полезно и слушать, особливо посл трудовъ.
Черезъ нсколько минутъ отцы направлялись изъ ‘буфетнаго угла’ опять въ залъ, утираясь и бодро покашливая.
— Теперь хоть бы и еще какое-нибудь важное дло,— проговорилъ кто-то шутливымъ тономъ.
— Вотъ я, напримръ, могу предложить о. благочинному одно дльце,— заявилъ о. Алексй, молоденькій курносенькій блондинчикъ.
— Предлагай, предлагай,— благодушно отозвался о. Аиногенъ.— Мн длами не надошь, я ихъ люблю.
— Я привезъ вамъ для сдачи книги, которыя бралъ изъ благочиннической библіотеки.
— Хорошо, давай ихъ сюда. Можетъ быть, отцы, между вами есть еще сдатчики? Ужь за одно бы…
Дйствительно, оказалось и еще нсколько ‘сдатчиковъ’. О. благочинный досталъ толстую записную тетрадь и, принимая отъ читателей книгу за книгой, длалъ въ ней соотвтствующія отмтки. Вотъ одинъ кудрявый ‘молодикъ’ съ улыбкой подноситъ цлое беремя книгъ.
— Что такое?— удивился о. благочинный.— Вдь, ты недавно ихъ взялъ, неужели усплъ уже вс прочесть?
— Гршенъ, ха, ха, не усплъ.
— Такъ зачмъ же сдаешь?
— Да когда-жь теперь? Рабочая пора. То и дло отлучаешься. Дло мое вдовье, ха-ха, присмотрть безъ меня некому, того и гляди растаскаютъ эту литературу-то, плати тогда за нее, ха-ха.
— Такъ зачмъ было брать?
— Я и самъ не знаю, ха-ха-ха. Такъ, отъ скуки… Очень ужъ на душ тяжело бываетъ, ха-ха-ха. Посл рабочей поры я опять ихъ попрошу.
— Что-то ты чудишь, братъ, посмотрю я,— въ полголоса замтилъ о. благочинный.
— Можетъ быть, ха-ха. Что длать-то? Но, вдь, вамъ не видно, ха-ха.
Когда пріемъ книгъ кончился, о. Никаноръ (тотъ самый, который въ ‘дл дьякона’ усмотрлъ правонарушеніе) громогласно произнесъ:
— О. благочинный, позвольте провести нкоторую прикосновенную къ настоящему случаю и благовременную мысль.
— Ну?— о. Аиногенъ сдвинулъ очки на лобъ и съ серьезнымъ видомъ уставился на оратора.
— По вашей иниціатив мы завели благочинническую библіотеку и свободно пользуемся изъ нея книгами. Это, конечно, прекрасно. Но нельзя не пожалть, что подборъ книгъ въ нашей библіотек крайне односторонній: все богословіе да богословіе. Весьма желательно, чтобы въ нее были пріобртаемы и нкоторыя свтскія изданія. Я не разумю здсь себя,— я беру свтскія книги у прихожанъ-помщиковъ,— но другіе мои товарищи такой возможности не имютъ, а, между тмъ, священнику въ наше время необходимо знакомиться съ жизнью и литературой въ боле широкихъ размрахъ. Поэтому я съ своей стороны покорнйше просилъ бы васъ хоть съ начала будущаго года озаботиться пріобртеніемъ въ нашу библіотеку свтскихъ изданій, какихъ именно — объ этомъ можно будетъ имть особое сужденіе. Я увренъ, что въ этомъ желаніи моемъ и въ этой моей просьб меня поддержатъ вс присутствующіе, здсь почтеннйшіе собратья мои.
— Конечно,— произнесъ одинъ собрать.
— Разумется,— произнесъ другой.
Остальные, вмсто яснаго выраженія такого или иного мннія, ограничились загадочнымъ покашливаніемъ. О. благочинный улыбнулся, покачалъ головой и, солидно выпрямившись, заговорилъ, тономъ непререкаемаго авторитета:
— Ты, братецъ,— да и вообще каждый изъ васъ,— сперва сдлайся самимъ собою, т.-е. такимъ, какимъ ты долженъ быть, какъ пастырь и учитель. Прежде всего, сдлайся настоящимъ, серьезнымъ богословомъ, а тамъ…
— А разв мы не таковы?— возразилъ о. Никаноръ.— Мало ли мы изучали въ семинаріи разныхъ богословій?.. Неужели и теперь вамъ твердить прежнее?
— ‘Изучали’, — повторилъ о. благочинный, — знаемъ мы, какъ вы изучали! Кое-какъ, изъ пятаго въ десятое, второпяхъ да впопыхахъ, съ пропусками да съ искаженіями. Если кто въ свое время и добросовстно учился, то, все-таки, нельзя считать вполн достаточною подготовкой усвоенія однихъ учебниковъ. А на другія, пополнительныя занятія не было ни времени, ни средствъ. ‘Изучали’… А знаешь ли ты, какъ слдуетъ, содержаніе Библіи? Нтъ. Читалъ ли ты творенія отцовъ церкви, хотя бы только наиболе знаменитыхъ? Нтъ. Знакомъ ли ты съ капитальнйшею исторіей Макарія? Нтъ. Имешь ли ты полныя, обстоятельныя свднія по исторіи раскола? Нтъ. Разобрался ли ты въ многочисленнйшихъ и разнообразнйшихъ церковныхъ законоположеніяхъ? Нтъ… Вдь, это горькая правда. Вотъ теб и ‘изучали’! Недаромъ вашего брата затыкаетъ за-поясъ какой-нибудь мужикъ изъ раскольниковъ или сектантовъ. Нтъ, ты не кичись своимъ семинарскимъ ‘изученіемъ’, а благословясь усаживайся во время каждаго досуга за святыхъ отцовъ, за церковную исторію, за духовные журналы и т. п. Еще много времени потребуется для пріобртенія тобою настоящей богословской зрлости, для твоего, такъ сказать, преображенія въ истиннаго пастыря. А то ‘изучали’!…
— Однако, сами-то вы читаете свтскіе журналы и разныя свтскія книги,— замтилъ о. Никаноръ.
О. Аиногенъ сорвалъ съ себя очки, бросилъ на связку дловыхъ бумагъ и, вскочивъ съ мста, повышеннымъ и обидчивымъ тономъ возразилъ:
— Да, я читаю, врно-съ, читаю. Но, во-первыхъ, мн выписываетъ и привозить кое-что сынъ, а, во-вторыхъ, прежде чмъ я началъ читать свтское, я счелъ долгомъ прочесть все то, что вотъ сейчасъ вамъ совтовалъ. Такъ-то, голубчикъ! А то: ‘мы изучали’, да ‘ты самъ читаешь’. Нтъ, братъ, если…
— Проси-ка дорогихъ гостей къ пирожку,— перебила появившаяся въ зал благочиниха.— Прикусятъ пока налегк, а сейчасъ и столъ будетъ готовъ: собираютъ…
— Извините, отцы, — конфузливо заговорилъ о. благочинный.— Нсколько увлекся. Дурная привычка: не могу спорить спокойно. Пожалуйте-ка, я васъ хоть немножко вознагражу за долгое пощеніе и претерпніе обиды.
Отцы совершили путешествіе къ благочинническому пирогу и почтили его преусерднымъ вкушеніемъ.
— Я придумалъ для васъ, почтенные сослужители, еще вознагражденіе,— шутливо объявилъ о. Аиногенъ, когда ‘сослужители’ снова перешли въ залу, гд уже ‘обряжали’ обденный столъ.
— Очень благодарны. Что же это за вознагражденіе?
— Да хочу васъ деньгами одлить.
Раздался дружный смхъ. Кудрявый вдовецъ воскликнулъ:
— Ай да хозяинъ! Напоилъ, накормилъ, да еще на дальнйшее продовольствіе даетъ, ха-ха-ха! Дай Богъ побольше такихъ именинниковъ, ха-ха!
— Шутки въ сторону, а дло, други мои, сводится вотъ къ чему,— продолжалъ благочинный уже серьезнымъ тономъ.— Надняхъ мн присланы изъ епархіальнаго попечительства деньги для раздачи, въ установленныхъ размрахъ, пособій вдовамъ и сиротамъ нашего округа. Такъ вотъ, у кого изъ васъ есть въ сел такіе воспособляемые, покорнйше прошу принять отъ меня подъ росписку, сколько кому изъ нихъ причитается. Прідете домой и раздадите, тоже подъ росписку. Пожалуйста! Прежде я разсылалъ эти деньги, но сейчасъ только сообразилъ: отчего не пріурочить раздачу ихъ къ столь удобному случаю? Такъ можно, а?
— Отчего-жь?
— Съ удовольствіемъ.
— Сдлайте милость.
И именинникъ на нсколько минутъ превратился въ казначея. Когда расписыванье кончилось, вдовецъ съ притворнымъ сокрушеніемъ произнесъ:
— О, вдовы-сироты, теперь вы вдвойн несчастны! Долго вамъ не видаться съ попечительскимъ пособіемъ!
— Ужь и любишь ты языкъ точить,— упрекнулъ о. благочинный.
— Совсмъ нтъ, ваше высокоблагословеніе, — возразилъ спутникъ.— Это я потому только, что въ моемъ причт никто не получаетъ пособія, ха-ха… Не позволите ли мн получить всю эту сумму? Я далъ бы вамъ обязательство лично развезти ее по всему благочинію, ей-ей! Пора теперь глухая, бездоходная, а расходы большіе, ха-ха…
— Ну, будетъ болтать-то,— строго сказалъ благочинный.— Смотри, какъ бы у тебя это шутовство въ привычку не обратилось. Не забывай, что ты іерей…
— Вообще дискредитировать…— началъ было съ своей стороны о. Никаноръ, но тутъ одинъ изъ сыновей именинника, энергично помогавшій матери въ хлопотахъ, тономъ вокзальнаго сторожа возгласилъ:
— Обдъ готовъ, пожалуйте садиться!
Обдъ былъ приготовленъ въ двухъ комнатахъ: въ зал для священниковъ и другихъ мужчинъ съ ‘положеніемъ’ и въ столовой — для лицъ ‘женскаго пола’ и молодыхъ мужчинъ безъ положенія.
— О. Сергій, прошу благословить трапезу,— предложилъ именинникъ.
— Нтъ, о. благочинный, увольте: это приличествуетъ вамъ, какъ нашему общему начальнику.
— Ну, полно, полно, не задерживай. Ты у насъ старйшій во всемъ благочиніи. Молись и благословляй!
О. Сергій обратился къ святому углу (а за нимъ и вс прочіе), раздльно, торжественно прочиталъ ‘Отче нашъ’, съ особымъ удареніемъ на словахъ ‘хлбъ нашъ насущный’, потомъ приблизился къ столу и, подхвативъ лвою рукой широкій рукавъ рясы у правой руки, высоко поднятою десницей началъ благословлять предложенное. ‘Самъ, Владыко, благослови ясти,— какимъ-то таинственнымъ голосомъ произносилъ онъ, осняя яствы,— пити рабомъ твоимъ’,— продолжалъ онъ, перенося благословляющую десницу на группу графиновъ и бутылокъ.
Услись за столъ ‘благообразно и по чину’. Предсдательское мсто предоставлено было старйшему, о. Сергію. По одну сторону его усадили, въ вид исключенія изъ женъ, ‘подругу вчную’ его, Анису Мартыновну, по другую сторону отъ него слъ именинникъ. Дале гости слдовали въ нисходящемъ порядк, по важности ‘положенія’ и по степени заслугъ. Тутъ же пріютились ‘свтскіе’ мужчины: сынъ именинника Макарій, учитель духовной семинаріи (прочія чада о. Аиногена продолжали помогать матери въ разныхъ служебныхъ хлопотахъ), франтовитый арендаторъ сосдняго помщичьяго имнія, чиновникъ изъ ближайшаго узднаго города и волостной писарь. Только что услись за столъ, какъ въ залъ влетлъ впопыхахъ коренастый, курчавый, съ рзкою, боевою физіономіей, мужикъ,— мстный церковный староста.
— Гд же это ты пропадалъ?— спросилъ именинникъ.
— Пощадите великодушно,— просилъ опоздавшій,— рой у меня улетлъ, мучился, мучился, хоть языкъ высунь, но все, по милости Божіей, усовершилось.
— Ну, садись скорй.
— Позвольте мн возл Макаръ иноэныча…
— Ладно, только поскорй.
О. Аиногенъ налилъ длинный рядъ рюмокъ и возгласилъ:
— Помните, отцы, прежде я сдабривалъ водку лимонною и апельсинною коркой, а теперь, какъ видите, этого уже нтъ у меня: досталъ наилучшей, ректификованной,— такъ вотъ и написано. Нуте-ка, во славу Божію и на доброе здоровье!…
О. Сергій соорудилъ преждевременный спичъ:
— Желаю вамъ, о. благочинный, премного лтъ священствовать и начальничествовать. Пошли вамъ Господи высшихъ награжденій отъ державной власти, и не по статуту, какъ нкоторые, а собственно въ воздаяніе вашихъ благодтельныхъ заслугъ.
Произошло чоканье, и гости дружно и ревностно принялись за холодное. Когда хозяинъ, вновь наполнивъ рюмки, лаконически повторилъ пригласительное: ‘нуте-ка’, кто-то изъ батюшекъ сказалъ: ‘не погодить ли?’
— А что-жь время-то попусту терять?— возразилъ вдовецъ.— Подадутъ другое блюдо, тогда нужно будетъ сть, а не пить.
Рюмки были выпиты, но замчаніе: ‘не погодить ли?’ — послужило темою для довольно живаго разговора.
— Не винно вино, а укоризненно пьянство,— внушительно произнесъ о. Сергій.— Но мы, слава Богу, кажись не пьяницы.
— Кому какъ покажется,— вставилъ учитель.
— Это врно,— подтвердилъ о. Никаноръ.— Понятіе пьянства очень растяжимое. Мн припоминается на этотъ счетъ одинъ довольно замчательный случай. Въ Полянскомъ узд, въ сел Прудахъ,— откуда мой тесть,— былъ дьячокъ, многосемейный, бднйшій и пренесчастнйшій (три раза горлъ). И ршился онъ просить себ лучшаго мста. Является къ архіерею. ‘Что теб?’ — ‘Такъ и такъ, ваше преосвященство, обнищалъ, жить нечмъ, а семья — девять душъ. Соблаговолите перевести меня куда-нибудь получше или произвести въ дьяконы. Нахожусь вынужденъ… Жена день и ночь плачетъ и все посылаетъ меня къ вашимъ стопамъ. Ажь жуду нагнала. Явите божескую милость!’ — ‘Отчего же это ты обнищалъ? Не у тебя одного большая семья. Ты, должно быть, водку пьешь?’ — ‘Пью, ваше преосвященство’.— ‘Вообще то пить водку не предосудительно, но дло въ томъ, какъ пить. Иной выпьетъ рюмочку, да и довольно. А, вдь, ты небось и дв, и три, а?’ — ‘Пью и дв, и три’.— ‘Вотъ то-то и есть-то. Это вотъ мн-то ты признался въ двухъ-трехъ, а на самомъ-то дл, можетъ быть, и четыре, и пять осушаешь, а? Говори правду, не скрывай’.— ‘Что-жь мн тутъ скрывать? Пью и по пяти, это питье небольшое’.— ‘А-а, такъ ты вотъ какой! По пяти у тебя небольшое питье! Гм, гм… Теперь понятно’… Архіерей позвалъ домашняго секретаря и веллъ ему немедленно принести справку, какъ отмченъ проситель по поведенію. Пока секретарь наводилъ требуемую справку, владыка въ нкоторомъ волненіи ходилъ взадъ и впередъ по пріемной, перебирая четки, а дьячокъ стоялъ, какъ вкопанный, сложивъ руки на груди и опустивъ голову. ‘Пять рюмокъ — небольшое питье!— повторилъ владыка.— Какое же, по-твоему, большое? Ужь не десять ли, а?’ — ‘Что-жь тутъ особеннаго — десять?’ — смиренно возразилъ дьячокъ.— ‘Что-о-о?’ — ‘Я говорю: десять еще не Богъ знаетъ что такое’.— ‘О, Боже мой! Такъ ты, стало быть, и по десяти?!’ — ‘Бываетъ’.— ‘Посл этого теб не только повышенія, но и… Вотъ сейчасъ посмотрю твое поведеніе’.— ‘Но, вдь, я, ваше преосвященство, пьянъ не бываю’.— ‘Съ десяти-то?… Вотъ погоди, погоди!…’ Секретарь принесъ справку, по коей оказалось, что проситель ‘поведенія хорошаго’, а эта отмтка, какъ извстно, для дьячка вполн рекомендательная. Преосвященный въ удивленіи развелъ руками.— ‘Кто у тебя благочинный?’ Дьячокъ назвалъ своего благочиннаго. ‘Какъ же онъ отмчаетъ тебя хорошаго поведенія, когда ты пьяница?’ — ‘Съ роду я не былъ пьяницей, ваше преосвященство,— Господь свидтель, извольте спросить у кого угодно’.— ‘Зачмъ я буду спрашивать, когда ты самъ мн сообщаешь про себя чудовищныя вещи? Я даже не знаю, гд и остановиться въ счет истребляемыхъ тобой рюмокъ этой отравы. Право, я… я готовъ даже допустить, что ты въ состояніи выпить рюмокъ… рюмокъ пятнадцать… Правда, а? Можешь?’ — ‘Иной разъ приходится…’ — Преосвященный еще боле взволновался.— ‘Такъ и есть! Послушай, вдь, это оскотніе! вдь, это озвреніе! Вдь, это… это чистое осатанніе! Отъ пятнадцати недалеко до двадцати. Говори ужь кстати, что, молъ, пью и двадцать,— ну, говори!’ — ‘Ваше преосвященство, не гнвайтесь вы, ради Господа, на меня гршнаго! Я вамъ, какъ святителю Божію, исповдаюсь чистосердечно, что я не пьяница. Ну, точно, пью я и двадцать, въ особыхъ случаяхъ, но, вдь, опять-таки пьянъ-то я не бываю’.— ‘Дуракъ ты, и самъ не знаешь, что болтаешь,— заговорилъ владыка, уже смягченнымъ тономъ.— На такую безумную трату даже большаго состоянія не хватитъ, не только дьячковскаго. Я даже удивляюсь, какъ ты съ рукой не ходишь, а также и семья твоя… Вдь, при такой жизни можно упасть ниже всякаго нищенства’.— ‘Владыка многомилостивый, выслушайте меня съ милосердіемъ. Я, вдь, водки не покупаю (не на что) и дома ее не держу, а употребляю по временамъ въ приход и вообще въ людяхъ. А сколько приходится выпить, это смотря по компаніи или по происшествіямъ: мелкое происшествіе (напримръ, крещеніе младенца) — мало выпьешь, крупное происшествіе (напримръ, свадьба) — много выпьешь. Къ тому-же, много значитъ то, какъ пить: сидя или на ходу. Вотъ хоть бы на Святой недл, когда мы ходимъ по приходу и насъ во многихъ домахъ угощаютъ, такъ въ это время я вамъ не то что двадцать, а и…’ Преосвященный невольно разсмялся, проситель смутился и замолкъ. ‘Ну, ну, продолжай’,— поощрилъ владыка, и дьячокъ продолжалъ:— ‘…Больше тогда выпью, и останусь живъ и здоровъ, и службу свою справлю безъ всякаго ослабленія. Потому что тогда не одно питье, но и да большая, а потомъ ходьба, пніе, а потомъ опять да, питье,— все въ перемежку. Это, ваше преосвященство, совсмъ не то, какъ ежели бы сидя… Говорю вамъ самую сущую истину, какъ на исповди… А жену и семейство я люблю и прилагаю о нихъ всяческое попеченіе, но совсмъ нтъ никакихъ силъ… Не погубите, многомилостивый!’ Дьячокъ заплакалъ и повалился архіерею въ ноги. Преосвященный долго ходилъ по пріемной молча съ серьезнымъ видомъ. ‘Двадцать и боле… Все-таки, никакъ не могу себ этого представить’,— проговорилъ онъ самъ съ собой.— ‘Но пьянъ не бываю’,— отозвался сквозь слезы дьячокъ. Наконецъ, преосвященный быстро подошелъ къ просителю и, благословляя его большимъ крестомъ, ласково произнесъ: ‘Ступай съ Богомъ домой и скажи своей жен и дткамъ, что я скоро переведу тебя въ лучшій приходъ, но помни, что не только двадцать, но и пять уже много…’ Дьячокъ этотъ потомъ ходилъ со двора на дворъ, даже здилъ по сосднимъ селамъ разсказывать про свою оригинальную бесду съ владыкой и ея счастливыя послдствія. Я самъ слышалъ отъ него этотъ разсказъ и передаю его вамъ почти буквально… Такъ вотъ какъ рзко могутъ расходиться люди въ пониманіи того, что такое пьянство!— заключилъ разскащикъ, приступая ко второму кушанью, съ которымъ успли уже покончить почти вс его слушатели.
— Ишь, вдь, какъ милостиво отнесся владыка къ дьячку,— замтилъ одинъ изъ священниковъ.— Не только выслушалъ его до конца, но и большое добро ему сдлалъ.
— Сказать правду, въ нашихъ владыкахъ совершилась важная перемна,— поддержалъ другой.— Стали проще, доступне, участливе. Вспомните-ка, напримръ, прежніе архіерейскіе объзды по епархіи: сколько народу, бывало, понадетъ! Какая была пышность! Сколько трепету натерпишься! Экзаменуютъ тебя, бывало, какъ мальчишку, какъ будто мало было намъ экзаменовъ въ 10—12 лтъ ученья! А самое-то настоящее дло оставалось какъ-то въ сторон. И давно ли это было? Удивительно, какъ времена перемнчивы! Теперь владыку-то ждешь съ удовольствіемъ. Прідетъ онъ въ деревню почти одинъ, запросто, во все вникаетъ, со всми поговоритъ, обо всемъ разспроситъ, и потомъ, глядишь, либо что-нибудь исправится, либо положится начало чему-нибудь новому, хорошему.
— Но хорошъ и тотъ дьячокъ,— напомнилъ о. Никаноръ.
— Измрять свое поведеніе аршиномъ дьячка, по меньшей мр, не обязательно,— заговорилъ Макаръ Аиногенычъ.— Нынче ужь и свтскіе мыслители и писатели выступаютъ съ проповдью воздержанія, а мы, вдь, ‘соль земли’, и воспитаніе, и положеніе наше обязываетъ насъ идти противъ всякаго проявленія дикости въ человк.
— Охъ, ужь эти свтскіе проповдники!— воскликнулъ о. благочинный.— Не свое они берутъ на себя. ‘Проповдь воздержанія’… Разв въ церкви Христовой когда-нибудь умолкала эта проповдь? Разв пастыри Руси православной не обличали и не обличаютъ невоздержаніе? Услуга барина тутъ непрошенная и безполезная!…
Въ зал появилась матушка-благочинниха, раскраснвшаяся отъ жары и усиленныхъ хлопотъ.
— Простите, гости дорогіе, что не скоро подаются блюда,— проговорила она ласково и нараспвъ.— Да что-то вы плохо кушаете, посмотрю я. Именинникъ-то, должно быть, не угощаетъ, а все разговоры разговариваетъ. Либо кушанья мои не нравятся…
Отцы дружно поблагодарили хозяйку и уврили ее, что они кушаютъ охотно и исправно. Супруга о. Сергія, приложивъ ладонь къ груди и умиленно взирая на благочиннаго, клятвенно увряла, что она никогда такъ ‘аппетитно’ и такъ много не ла, какъ сегодня. Когда вс затихли, церковный староста сказалъ:
— Дражайшая хозяюшка, будьте безъ всякаго сумннія. То и длаемъ, что кушаемъ, то и длаемъ. А ежели бываетъ перемежка, такъ это намъ на пользу: въ эту пору у насъ хорошія рчи разводятся. Недаромъ сказано: не хлбомъ единымъ сытъ будетъ человкъ. Такъ-то!
Матушка, довольная и благостно улыбающаяся, оставила залу.
— Однако, у васъ, о. благочинный, староста-то начитанный и съ нкоторымъ слогомъ,— замтилъ о. Никаноръ.
— Да, онъ у меня мужъ книжный, ученый,— отозвался о. Аиногенъ.
Староста тряхнулъ кудрями, пріосанился и самодовольно обвелъ глазами застольную публику.
— Какія же ты книги читалъ?— спросилъ о. Никаноръ.
— Благодаря Бога, всякія и разныя,— отвтилъ ‘книжный мужъ’.— Больше всего вотъ Макаръ иноэнычъ снабжаютъ,— дай имъ Господь здоровья.
— А все ли ты понимаешь въ книгахъ?
— Иной разъ все, а бываетъ, что и не все. Ежели не забуду и ежели досугъ есть, прошу толкованія у о. благочиннаго, а когда прізжаютъ Макаръ иноэнычъ, такъ у нихъ. Вотъ недавно читаю одну душеспасительную и умнйшую книгу и вижу: стоитъ тамъ Зигабъ. Думаю себ: что такое? Господи помилуй!
— Какъ ты сказалъ?
— Зигабъ.
— Ка-акъ?— переспросилъ о. Никаноръ, прищурясь и склоняя одно ухо въ сторону старосты.
— Да что это вы, батюшка, словно впервой слышите это слово?… Извините, Бога ради, но мн сдается, что и вы тутъ находитесь въ сумнніи. Нуте-ка, скажите, въ самомъ дл, что обозначаетъ Зигабъ!
О. Никаноръ въ недоумніи пожимаетъ плечами и разводитъ руками.
— Э-э, вотъ оно дло-то какое!— съ торжествомъ восклицаетъ староста.— Выходитъ, и вы не знаете, а еще ба-атюшка!…
Раздался громкій хохотъ слушателей ‘состязанія’. О. Никаноръ безсознательно конфузится и безъ всякой надобности вытираетъ лицо платкомъ.
— А мы съ Макаръ иноэнычемъ, слава Богу, уразумли, что это за Зигабъ такой,— похвалился сіяющій ‘ученый мужъ’.
Макаръ Аиногенычъ счелъ нужнымъ разсять мистификацію, объяснивъ публик, что загадочный Зигабъ есть ничто иное, какъ сокращенно напечатанное въ ‘толковомъ евангеліи’ имя одного изъ комментаторовъ Св. Писанія, Зигабена. Вновь раздается хохотъ, уже съ участіемъ о. Никанора. Староста, принявъ этотъ хохотъ за торжество своей побды, весело воскликнулъ:
— По этому случаю, о. благочинный, непремнно слдуетъ рекцыкатированной!
Вс принялись за рюмки.
— За здравствуетъ Зигабъ!— провозгласилъ вдовецъ.
Староста принялъ этотъ тостъ насчетъ своей персоны и расходился пуще прежняго. Никмъ не спрашиваемый, онъ громко и заносчиво сообщалъ:
— Мы, слава Богу, не осрамимся, да! Мы не только насчетъ духовныхъ, но и насчетъ свтскихъ книгъ свдущи, да! Макаръ иноэнычъ-то… онъ, вдь, вотъ онъ, вотъ, да! Онъ, дай Богъ ему многолтія, по всему меня провелъ и все мн прояснилъ: что, къ примру, очёрки и что, къ примру, романъ. Ежели штуки недолгія, и каждую въ одинъ день осилишь, это значить очёрки, а ежели штука продолжительная и въ ней много народу прописано, и пока прочитаешь, такъ порядкомъ упаришься, это значитъ романъ, да! А которые небось думали: ‘эка невидаль — староста! мужикъ, да и только!’ А мы, слава Богу, не то, что…
Но тутъ хозяинъ счелъ нужнымъ унять оратора, хотя онъ доставлялъ гостямъ не малое удовольствіе.
Гости пьютъ и дятъ,
Рчи гуторятъ.
Отъ водочки перешли къ винцу.
Бесда сдлалась общею и оживилась настолько, что трудно было разобрать, кто съ кмъ споритъ и о чемъ идетъ споръ, часто пересыпаемый цитатами изъ писанія. Едва ли не боле всхъ увлекался отецъ благочинный, всегда неумренно пылкій въ диспутахъ. Поставленный въ затрудненіе возраженіями одного изъ молодыхъ ‘батюшекъ’, онъ вскочилъ даже съ своего мста и, быстро шагая вокругъ стола, уже готовилъ противнику отвтъ громовый, когда вдругъ раздался голосъ хозяйки, вошедшей въ залу въ сопровожденіи средняго сына, который несъ на огромномъ поддон огромный сладкій пирогъ.
— Что это ты, родимый, Господь съ тобой? Гости сидятъ безъ угощенія, а хозяинъ бгаетъ по комнат и кричитъ какія-то пожарныя слова. Прошу васъ, мои золотые, сладенькаго… Не знаю, угодила ли, по крайней мр, стараніе было большое и самое душевное. Ну-ка, именинникъ, распорядись-ка передъ сладенькимъ-то.
Хозяинъ изъ неумолимаго громовержца-обличителя мгновенно превратился въ кроткаго прислужника. Онъ усердно помогъ установить по средин стола исполинскій пирогъ, надрзанный крупными порціями, и, торопливо наливая рюмки виномъ, конфузливо заговорилъ какимъ-то страннымъ, тоненькимъ и трескучимъ голосомъ:
— Ахъ, мои гости милые, не постуйте на меня, безпардоннаго. Опять увлекся и опять потому же: не могу спорить равнодушно… Нуте-ка!
— За здоровье именинника!— провозгласилъ ‘средній сынъ’, стоя рядомъ съ матерью среди залы.
— Позвольте, позвольте!— крикнулъ благочинническій дьяконъ.
Онъ подошелъ къ святому углу и велегласно произнесъ:
— Начальнику нашему, всечестибму отцу Аиногену, съ богоданною его супругой и богохранимою его фамиліей, многая лта!
Сонмъ празднующихъ, къ которому тотчасъ же присоединился и дьяконъ, весьма усердно, хотя и не совсмъ стройно, исполнилъ ‘многая лта’.
— Уррра-а-а!— прокричали сосдней комнат свжіе, сильные голоса, мужскіе и женскіе.
Матушк-благочинних и супруг о. Сергія не безъ усилій вручили рюмки съ виномъ. Пошли чоканья.
— Горько!— воскликнулъ вдовецъ.
— Ну, ну, ты, безъ крайностей!— замтилъ о. благочинный.
— Горько!— съ какимъ-то ожесточеніемъ повторилъ тотъ же отецъ, и на этотъ разъ кто-то изъ застольниковъ поддержалъ его.
Гости медлили отправлять поздравительныя рюмки по надлежащему адресу. Дло принимало новый оборотъ. Вс съ нетерпніемъ ждали, чмъ оно кончится. А оно кончилось скоро и просто.
— А что-жь вы думаете, отецъ благочинный?— началъ старецъ Сергій.— Въ благожелательномъ смысл намъ не стыдно лобызать своихъ супругъ даже и всенародно. Он — наши ангелы-хранители, чему я имю многіе и разительные примры. А посему…
Свободною рукой онъ быстро привлекъ къ себ свою супругу и звонко чмокнулъ ее въ губы. То же самое не замедлилъ сдлать и именинникъ по отношенію къ своей супруг.
— Ура!— воскликнули отцы.
— Урра-а!— подхватили молодые люди, уже стоявшіе съ рюмками въ зал и составлявшіе прекрасную живую обстановку для ‘благожелательнаго лобызанья’ древнихъ супруговъ.
Когда сладкій пирогъ былъ уже на исход, а трапеза, угрожавшая сдлаться безконечною, подавала надежду возымть скорый конецъ, старосту угораздило замедлить правильный ходъ событій еще на нсколько минутъ.
— Отецъ благочинный!— началъ онъ.— Хотите осуждайте меня, хотите — нтъ, а я къ вамъ съ просьбой.
— Что такое?
— Вина у васъ я не буду теперь просить, это для меня дюжо нжно, а одолжите мн, по одному серьезному длу, энтой… рецынифинтированной.
О. Аиногенъ немедленно исполнилъ его просьбу. Съ усиліемъ поднявшись съ мста, ‘книжный мужъ’ произнесъ:
— Отцы духовные, прошу прислушать! О здравіи милаго моего раба Божія Макара нноэныча!…
И, не дожидаясь такихъ или иныхъ послдствій своего воззванія и тоста, онъ мигомъ опрокинулъ рюмку въ свои краснорчивыя уста.
Ни одинъ изъ гостей, ни изъ ближнихъ, ни изъ дальнихъ, не обнаруживалъ ни малйшаго желанія убраться во-свояси. Только староста ушелъ домой прямо изъ-за стола, заявивши, что ему необходимо соснуть. Лишь только началась суматоха уборки комнатъ, гости одинъ за другимъ высыпали на площадь. Батюшки, подъ предводительствомъ о. благочиннаго, чинно шагали особымъ отрядомъ, къ которому присоединились и другія лица ‘съ положеніемъ’. Молодежь бгала, хохотала. Нкоторые кавалеры оказали вниманіе гигантскимъ шагамъ, устроеннымъ возл благочинническаго дома, и обнаружили значительную силу и ловкость. Была сдлана попытка пустить въ ходъ крокетъ, но не имла успха, такъ какъ большинство затйниковъ были совершенно незнакомы съ этою игрой, а опытные въ ней сыновья именинника продолжали оставаться въ дом въ качеств помощниковъ по возстановленію порядковъ и по приготовленію къ ближайшему будущему. Зазжія тетушки и бабушки размстились на бревнышкахъ, въ сообществ дтей младенческаго и отроческаго возраста. А на крыльцахъ ближайшихъ крестьянскихъ домовъ постепенно скоплялись прихожане о. Аиногена полюбоваться на пестрое сонмище его гостей.
Разсчитавъ, что въ дом все уже ‘благоустроилось’ посл обда и что даже пыль, поднявшаяся отъ подметанія половъ, успла улечься, о. Аиногенъ пригласилъ своихъ гостей обратно въ хоромы. Вс вернулись, исключая о. Сергія, пожелавшаго лично напоить свою савраску. Когда вс услись въ знакомомъ зал, первый заговорилъ о. Никаноръ:
— Вы, отецъ благочинный, быстро идете въ гору относительно благосостоянія. Я замтилъ это съ истиннымъ удовольствіемъ и говорю это съ искреннимъ сочувствіемъ. Дай Богъ!
— Какое-жь у меня особенное благосостояніе?— возразилъ о. Аиногенъ.
— А какъ же? Вотъ вы домикъ такъ мило перестроили, музыка у васъ завелась, даже игры барскія появились: гигантскіе шаги, крокетъ, это я только у своихъ помщиковъ видлъ. И все это въ короткое время.
— Да, но за домикъ-то я до сихъ поръ долженъ порядочную сумму, а вс эти забавы даже вовсе не иною и пріобртены. Это вотъ Макаръ — нашъ благодтель по этой части. Хоть учительское жалованье его и не большое, но онъ пока человкъ одинокій, воздержанный, содержаніе у нихъ въ городк дешевое, за квартиру платитъ пополамъ съ товарищемъ, на каникулы каждый разъ прізжаетъ домой, вотъ у него кое-что и сберегается. А мужчинка-то онъ у меня нжный, любящій, всячески старается внести въ родную семью какое-нибудь утшеніе. И мы ему, конечно, очень благодарны за это.
— Еще бы! Такой сынъ, можно сказать, рдкость по ныншнимъ временамъ,— поддержалъ о. Никаноръ.
— Вотъ хоть бы этотъ манопанъ, — продолжалъ именинникъ,— онъ, вдь, не дорогъ, не то что рояль, рублей семьдесять, но для меня онъ неожиданная находка и незамнимое благо. Грусть ли найдетъ на тебя — сядешь, сыграешь ‘лучинушку’. Поститъ тебя хорошее, свтлое чувство — исполнишь одинъ изъ чудныхъ турчаниновскихъ задостойниковъ. Макарушка накупилъ много всякихъ пьесъ, и духовныхъ, и свтскихъ. И все это приноровлено словно къ нашему деревенскому положенію: ученья для этой игры не требуется, прямо садись и играй кто хочетъ, ребенокъ ли, старецъ ли — все равно. Да, это все нашъ добрый Макарушка доставилъ. Хорошо, что у насъ объ этомъ рчь зашла, и я получилъ возможность выяснить, откуда у меня столь показное благосостояніе. А то иной изъ васъ, взирая на все это, можетъ быть, съ лукавствомъ мыслилъ: ‘Вотъ что значитъ быть благочиннымъ! Этакое доходное положеніе!’ Такъ пусть никто… А, наблюдатель {Надъ церковно-приходскими школами.}!— воскликнулъ онъ, замтивъ въ передней новаго гостя.— Нечего сказать, во-время потрафилъ!
Наблюдателемъ оказался священникъ-брюнетъ съ предлинною, узкою бородой и чрезвычайно мелкими чертами лица. Войдя въ залу, онъ помолился на иконы и привтствовалъ именинника какимъ-то ребячьимъ, пискливымъ голосомъ:
— Обдню отслужилъ, да нсколько требъ справилъ, а, вдь, до васъ пятнадцать верстъ,— проговорилъ онъ въ объясненіе своего опозданія и началъ здороваться подрядъ со всми присутствующими въ зал.
— Ну, братъ, ты знаешь, что tarde venientibus ossa: бги скорй къ благочинних, а то и ossa истребятся,— благодушно говорилъ именинникъ.— Ты такъ меня обидлъ, что я тебя, заблудшаго, и угощать не пойду. Самъ промышляй о себ какъ хочешь.
— Да я…
— Маршъ, маршъ, безъ разговору!
Наблюдатель, хихикая и путаясь въ ряс, скорымъ шагомъ устремился изъ залы.
— Я очень радъ, что о. наблюдатель пріхалъ, хотя и поздно,— сказалъ Макаръ Аиногенычъ.— А то гд бы я его увидлъ? Онъ можетъ сообщить мн много интереснаго относительно церковно-приходскихъ школъ.
— Вотъ слабость у человка! Носится съ этими церковно-приходскими школами, да и только!— съ мягкимъ упрекомъ произнесъ о. благочинный.
— Да я что… Я могу смотрть на нихъ и такъ, и иначе, и это будетъ совершенно безразлично для дла. Но вотъ вы положительно должны носиться съ этими школами, иначе…
— Не понимаю я этого, не понимаю,— я уже нсколько разъ теб объ этомъ говорилъ, готовъ повторить то же и при честныхъ отцахъ. По долгу пастыря я обязанъ учить народъ и учу, по оффиціи благочиннаго — я обязанъ принимать къ свднію и исполненію указы объ устройств школъ и по возможности принимаю, но употреблять особенныя усилія, изъ кожи вонъ лзть, чтобы какъ можно больше было церковно-приходскихъ школъ — не могу, гршный человкъ, не могу. Какъ-нибудь подъ смлую руку я что и владык выскажу, и онъ меня не осудитъ. Да иначе и быть не должно. Помилуете! Намъ говорятъ: ‘школы открывайте, а деньги для этого берите, гд знаете’. Но гд же ихъ взять? У насъ ихъ нтъ. Побуждать народъ къ пожертвованію? Но, вдь, народъ и такъ уже вноситъ на школы, да на одн ли школы? Вотъ тутъ-то для меня и заключается вся тягота. Духу не хватаетъ воззвать къ народу: ‘Давайте еще денегъ, мы вамъ устроимъ еще школы, особенныя, наиболе для васъ полезныя’. Нтъ, что хотите, не могу я этого, не могу! Цль разумная, намреніе благое, но способы не по мн, гршный человкъ. Выйдетъ что-нибудь само собой, устроится добровольно — часъ добрый! А убждать, склонять, клянчить,— нтъ, не могу, не по характеру мн это, да и не по силамъ народу. Нтъ, не отступлюсь отъ своего мннія!
— Опять спорятъ! Фу-ты, Господи!— воскликнулъ о. Сергій, появившись въ дверяхъ залы.— Пойду въ мирное отдленіе: тамъ хозяюшка благодатный чаёкъ изготовляетъ.
Нкоторые батюшки поддакнули о. благочинному.
Тутъ вступилъ въ бесду досел молчавшій о. Максимъ, старикъ лтъ подъ шестьдесятъ, съ угрюмою, морщинистою физіономіей.
— А меня вотъ… перевели въ такое село, гд… еще язычество не перевелось,— возвстилъ онъ, запинаясь и щурясь.— Какія ужь тутъ пожертвованія на церковно-приходскія школы! Просто не придумаю, что и длать съ такимъ народомъ…
О. благочинный съ озабоченнымъ видомъ приступилъ къ дознанію.
— Какое же это у тебя язычество?
— Да нехорошее… На Троицынъ день лошадиную голову обносили кругомъ села, а ночью до свту все галдли и безстыдныя псни пли, да еще возл самаго моего дома, на лужайк.
— Ну, а ты что-жь?
— Да что я? Разв тутъ можно что нибудь?… Выйду, пошумлю, разгоню, а чрезъ малое время они опять сюда же и опять за то же. Цлую ночь покою не давали. Попадья моя говорить: ‘Объяви на нихъ, каторжныхъ, становому, чего на нихъ смотрть?’ А я поразмыслилъ, да и думаю: ну ихъ совсмъ! Еще, пожалуй, бды наживешь: разозлятся — сожгутъ. До меня жили — не искореняли этого, а мн разв больше всхъ нужно? Мн и на свт-то ужь не много осталось жить.
— Зачмъ же къ становому?— возразилъ о. благочинный.— Это можно уладить и безъ станового. Хорошо, что сообщилъ мн… Въ первый разъ слышу. Нчто подобное и у меня было. Когда я перешелъ въ теперешній свой приходъ, здсь крестьяне справляли какой-то русалій праздникъ. Да, вдь, какъ? Трое сутокъ, бывало, бснуются, просто съ ума посойдуть… Я взялъ да учредилъ какъ разъ въ это время крестный ходъ по полямъ. Во вс эти ихніе русальи дни съ утра до ночи ходимъ по полямъ съ иконами и поемъ, каждую полосу освятимъ, даже въ луга заходимъ. Мужики сперва упрямились и возражали, но я объявилъ, что буду совершать крестный ходъ даромъ,— и это помогло. Вотъ уже нсколько лтъ въ эти дни съ радостію участвуютъ въ крестномъ ходу, а этихъ русалій давно нтъ и въ помин. Попробуй ка и ты это сдлать, наврное, будетъ успхъ.
О. Максимъ недоврчиво покачалъ головой.
Подали чай. Вс выпили по стакану въ совершенномъ безмолвіи. Является о. Сергій и съ блаженнйшею улыбкой на лиц взываетъ:
— Что же вы, возлюбленные, затихли, а? Напились мы, нались, набесдовались, а нкоторые и наспорились. Чмъ же теперь будемъ продолжать именинное торжество? Давайте-ка что-нибудь споемъ.
Молчаніе.
— Что же вы, а? Не подумайте, что я затваю что-либо свтское. Выберемъ что-нибудь такое, что приличествовало бы.
— Папаша, за вами пріхали… пріобщать, — доложилъ о. Аиногену меньшой сынъ.
О. Аиногенъ досталъ съ божницы дароносицу, перекрестился и, заявивъ гостямъ, что онъ не прощается, поспшно удалился.
— Такъ что же, отцы, воспоемъ?— возобновилъ о. Сергій и, не дожидаясь отвта, затянулъ рзкимъ, гнусливымъ теноркомъ: ‘По-о-онтомъ покры фарао-она съ колесни-ицами’.
Къ пвцу подходитъ супруга.
— Постой-ка ты съ своими ‘колесницами’! Молодые люди потанцовать хотятъ. Нужно имъ мсто очистить. Мн поручено просить всхъ. Тамъ за крыльцомъ столъ поставили, таково славно, въ тни да въ холодк. Пожалуйте-ка. А тутъ пусть потанцуютъ, Христосъ съ ними!
Гости повиновались. Писарь на ходу шлепнулъ Макара Аинотеныча по плечу и говоритъ:
— Нельзя ли намъ въ винтикъ сыграть? Я давно хотлъ сказать, да до сихъ поръ какъ-то неудобно было.
— Пожалуй,— согласился Макаръ Аиногенычъ.— Хоть я и предполагалъ разспросить наблюдателя о школахъ, но это можно будетъ и посл.
И минутъ черезъ десять въ укромномъ кабинет о. благочиннаго, ни для кого незамтно, устроилась партія винта изъ однихъ свтскихъ лицъ.
Въ гостиной, гд стоялъ манопанъ, одному молодому дьякону въ минуту преподано было, какъ управляться съ этимъ инструментомъ. И импровизованный музыкантъ, къ величайшему удовольствію юной публики и къ своему собственному, огласилъ покои о. благочиннаго ‘вьюшками’. Кадриль составилась многолюдная, но не совсмъ ладная: въ одномъ мст дама замняла кавалера, въ другомъ, вмсто настоящаго кавалера, дйствовалъ чуть не младенецъ, котораго толкали и пихали въ разныя стороны, воображая, что обучаютъ его длать требуемыя фигуры. Темпъ у о. дьякона вышелъ столь медленный, что подъ него можно было только прогуливаться, а не танцовать. Но нетерпливая, горячая молодежь игнорировала этотъ темпъ и скакала на-авось. Посл четвертой фигуры оживленіе молодыхъ людей дошло до того, что они велли музыканту играть одно и то же, чтобы не было никакого перерыва. Къ концу кадрили нкоторые изъ танцующихъ совершенно заглушали звуки музыки сильнйшими притопываніями, подпваніями и выкрикиваніями. Оттанцуютъ и бросятся на стулья. Отдышатся и опять то же самое. Дымъ коромысломъ!
На о. Сергія, какъ говорится, пвунъ напалъ. Такъ какъ распвать за чайнымъ столомъ онъ счелъ неудобнымъ, то пошелъ бродить вокругъ дома. Потомъ въ распахнутыя настежь двери параднаго крыльца завернулъ опять въ домъ. ‘Яко стна огустъ оба по-олы вода-а’,— плъ онъ, двигаясь мимо кабинета, и вдругъ остановился.
— Это что такое?— воскликнулъ онъ.— Сейчасъ были вс вкуп и разумную бесду вели и вдругъ за этакое низменное дло! Да еще гд?— въ родительскомъ кабинет! Вдь, это храмъ… домашній!
О. Сергій подошелъ къ Макару Аиногенычу и сталъ у него за спиной.
— Прежде въ этомъ дом никогда такими пустяками не занимались,— продолжалъ онъ.— Ишь, какія карточки-то чистенькія. Видно, что не здшнія, не деревенскія… Какъ же вы это, понарочк или взаправду, а? Макаръ Аиногенычъ, на деньги?
— Да, на деньги, — сухо и спшно отвтилъ тотъ.— Два бубны!
— А гд-жь деньги-то,— приставалъ о. Сергій,— а? Макаръ Аиногенычъ, гд-жь, молъ, деньги-то?
— Тутъ посл расплачиваются,— скороговоркой бросилъ допрашиваемый.— Виноватъ, не разслушалъ… Вы, кажется, сказали ‘два безъ козырей’, да? Пассъ!
— Ахъ, вы, господа, господа!… По старости лтъ и какъ отецъ духовный, я считаю долгомъ вамъ внушить: плюньте вы на это занятіе! Не-хо-ро-шо! Ей-ей, нехорошо! Ибо къ чему это ведетъ? А вотъ къ чему: мыслей умныхъ тутъ не рождается, подъ ближняго длаются подкопы, происходятъ возмущеніе духа, прекословіе, возгораются споры, а ‘рабомъ Божіимъ не подобаетъ сваритися’, и, сверхъ всего этого, ущербъ состоянію. Вы на большія деньги-то играете, а?… Макаръ Аиногенычъ, на большія?
— Фу, чертовщина, безъ двухъ!— воскликнулъ Макаръ Аиногенычъ.— Просчиталъ козырей… Это все вы, о. Сергій. Чего вы тутъ разглагольствуете и пристаете надъ самымъ ухомъ и совершенно не во-время?
— Ну, вотъ! ну, вотъ! Не правду ли я сейчасъ говорилъ?— торжествуя, отозвался о. Сергій.— Давеча вы были прекраснйшій мужчина, а сли за карты — сейчасъ и гнвъ, и воспламененіе, и обида…
— Нтъ, въ самомъ дл, о. Сергій, не мшайте, пожалуйста,— проговорилъ Макаръ Аиногенычъ уже спокойно и ласково.— Вдь, вы нашли было себ занятіе… вотъ и пли бы себ тамъ.
— Что-жь, и запою… Это занятіе не чета вашему. Сказано: ‘Аще кто благодушествуетъ, да поетъ’. А я, по милости Божіей, благодушествую и нахожусь на тезоименитств высоко- и глубокоуважаемаго начальника своего… ‘Лю-юдемъ п-ше море ходя-ащимъ’, — затянулъ пвецъ и направился изъ кабинета.
На встрчу ему съ хохотомъ и визгомъ неслись изъ залы танцоры, стремясь на свжій воздухъ — къ гигантскимъ шагамъ и крокету. Чуть не сбитый съ ногъ, о. Сергій сперва было поморщился, но въ ту же минуту, какъ бы подбодренный пахнувшею на него свжестью молодой жизни, весело закричалъ вслдъ бгущимъ:
— Та-та-та-та-та! вали-вали-вали! Эхъ, ловко! Это не то что сидть и въ карты играть!…— и радостная, любовная улыбка долго сіяла на устахъ неподвижно стоящаго старца.
О. Аиногенъ возвратился съ требы угрюмый и встревоженный.
— Идите сюда вс, вс ршительно!— громко и торопливо скликалъ онъ разбредшихся гостей.
Вскор зала была уже биткомъ набита и своими, и прізжими. Вс съ нетерпніемъ смотрли на о. Аиногена, который стоялъ въ святомъ углу, лицомъ къ публик. Дождавшись, пока въ комнат установилась совершенная тишина, онъ съ разстановкой произнесъ:
— Сообщаю вамъ прискорбнйшую новость: о. Александръ Стремнинскій скончался.
Вс перекрестились.
‘Царство небесное!… Господи помилуй!’ — послышалось въ зал.
— Откуда вы узнали?
— Сейчасъ дорогой дочь его вдовая встртилась. детъ туда. Сегодня утромъ,— говоритъ,— пришло извстіе. И горько, бдная, плачетъ. Поскорбимъ и мы объ этомъ дорогомъ человк и бывшемъ нашемъ начальник. Или нтъ, не поскорбимъ, — христіанинъ не долженъ скорбть,— а помолимся о немъ. Пойдемте-ка сейчасъ въ церковь и отслужимъ по немъ паннихидку.
Минуты черезъ дв домъ о. Аиногена совершенно опустлъ. Вс, постоянные и временные обитатели его, были уже въ церкви. Печальное молебствіе было совершено съ необычайною для села торжественностью. Среди церкви, подъ главенствомъ о. благочиннаго, въ два ряда стояли священники. Въ служеніи участвовала три дьякона. На клирос пли человкъ десять семинаристовъ.
Солнце садилось. Вернувшіеся изъ церкви гости столпились возл крыльца благочинническаго дома. Нкоторые говорили, что пора разъзжаться, но тутъ же сдавались на увреніе хозяина, что еще рано. Вдругъ съ высокой площадки крыльца раздалось громкое воззваніе о. Сергія.
— Святіи отцы и сослужители!— началъ онъ, вытянувъ руки, облеченныя въ блыя нитяныя перчатки.— Всмъ вамъ вдомо, какое великое благо сдлалъ нашему благочинію почившій собратъ нашъ. По его мысли и плану и его стараніемъ учреждено у насъ мстное попечительство, которое отираетъ слезы многимъ неимущимъ и несчастнымъ. А у него у самого, блаженной памяти, осталось теперь восемь человкъ семьи. Посему благовременно и благородно будетъ съ нашей стороны почтить его память признательностью.. Сложимся по сил-возможности и отошлемъ вдов его на утшеніе въ столь тягостныя минуты.
— Вотъ это мысль! Браво, о. Сергій! Спасибо!— воскликнулъ вдовецъ.— Я вполн съ вами согласенъ.
Послышались другіе голоса:
— Я тоже!
— И я!
— Идетъ!
— Подписку, подписку!
Почувствовавъ какой-то необыкновенный подъемъ духа, отцы съ шумомъ вступили въ залу.
— Листъ! О. благочинный, давайте намъ листъ!