Илья Фоняков. Бессмертный заяц, Миллер Федор Богданович, Год: 2001
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Санкт-Петербургские Ведомости No 33(2423), 20 февраля 2001
Бессмертный заяц
Самая маленькая трагедия в русской литературе Среди литературных юбилеев нынешнего года есть один, ни в каких календарях не отмеченный, но по-своему знаменательный и занятный: исполняется 150 лет самому известному русскому стихотворению! Какому же именно? Легко представить себе, как заинтригованные читатели начинают перебирать в уме строки классиков, сопоставлять даты. Пушкин? Увы, его к тому времени уже не было. Может быть, молодой Некрасов?
Речь, однако, идет о стихотворении, опережающем по части популярности лучшие классические образцы. Сейчас убедитесь: ‘Раз, два, три, четыре, пять…’ — как дальше? Совершенно верно: ‘Вышел зайчик погулять’. И далее:
Вдруг охотник выбегает,
Прямо в зайчика стреляет.
Пиф-паф, ой-ой-ой,
Умирает зайчик мой.
Маленькая трагедия в шести строчках. Помнится, в детстве, впервые услышав от соседки историю несчастного зайчика, я никак не мог примириться с печальным финалом. Думалось: может, ослышался — не ‘умирает’, а ‘убегает’? ‘Если хороший охотник — тогда умирает, если плохой — тогда убегает’, — объяснила соседка, имея в виду, так сказать, профессиональную квалификацию охотника. А для детского ума возникла непосильная дилемма: как же так — если убил, то — хороший? Первое прикосновение к диалектике добра и зла!
Тогда, конечно (и долго еще потом), не приходило в голову, что у стишка о зайчике есть автор. А он есть: русский поэт немецкого происхождения Федор Богданович Миллер. Жил он в Москве и бывал в нашем городе, издавал в течение многих лет журнальчик под непритязательным названием ‘Развлечение’, стихи писал малооригинальные, зато чувствительные. Такие, например:
Полно, зачем ты, слеза одинокая,
Взоры туманишь мои?
Разве не сгладило время далекое
Раны последней любви?
А однажды, в 1851 году, сочинил подписи под картинки для детей.
Те самые. Про зайчика. И сам, наверное, не заметил, что пережил свой звездный час. Почему безжалостное время, сталкивающее в бездну забвения тысячи куда более искусных строк вместе с их авторами, остановило свой выбор на ‘зайчике’, сказав: ‘Этому жить?’. Случайность, каприз?
Или сверхчеловеческая точность оценки? Ведь при желании тут можно обнаружить редкое сочетание качеств: сжатость, динамичность, запоминаемость.
Так или иначе, ‘зайчика’ приняли и полюбили. Дети продолжали бороться за его жизнь. Не утвердилась замена ‘умирает’ на ‘убегает’ — придумали продолжение: ‘Принесли его домой, оказался он живой’. Судьба зайчика получила развитие и в мире взрослых. Поэт Юрий Левитанский сочинил в свое время целую книгу пародий на своих коллег: как бы написал о зайце каждый из них. ‘Со скоростью звука’ несся по лесу заяц Леонида Мартынова. ‘По угорью, по заречью…’ скакал он у Александра Прокофьева. Охотник ‘с кулацким обрезом в руке’ преграждал ему путь в стихах Ярослава Смелякова. ‘Долой Рафаэля! Да здравствует заяц!’ — восклицал якобы Андрей Вознесенский. И заяц здравствует. Никакой охотник убить его не в силах.
Илья ФОНЯКОВ