Игра подспудных сил, Юркевич Памфил Данилович, Год: 1870

Время на прочтение: 57 минут(ы)

ИГРА ПОДСПУДНЫХЪ СИЛЪ

ПО ПОВОДУ ДИСПУТА ПРОФЕССОРА СТРУВЕ

Много значитъ, если какое-нибудь слово пущено въ ходъ талантливымъ писателемъ. Вскор повторяется оно и тамъ гд читатель не надялся встртить его, какъ модный покрой платья, идущій къ лицу элегантной дамы, скоро переходитъ на горничныхъ. Такъ едва публика прочитала первую часть романа Н. А. Чаева Подспудныя силы, какъ нкто Н. Аксаковъ предлагаетъ ея вниманію подспудный матеріализмъ. Сочиненіе этого новаго для публики автора, въ 32 страницы, озаглавлено Подспудный матеріализмъ по поводу диссертаціи-брошюры г-на Струве. II. Аксакова. Москва, 1870. Мн кажется что это произведеніе слдовало бы озаглавить такъ: Подспудный матеріализмъ по поводу диссертаціи г-на Струве, сочиненіе составленное подспудными силами чрезъ П. Аксакова… Принимая брошюру подъ такимъ заглавіемъ, я вопервыхъ привожу ея вншній титулъ въ согласіе съ ея внутреннимъ достоинствомъ, вовторыхъ увлекаюсь мнніемъ одной печатной статейки, {См. Журналъ Министерства Народнаго Просвщенія, послдняя книжка: Корреспонденція о диспут Струве.} доказывающей что уже и на самомъ диспут профессора Струве были предлагаемы докторанту возраженія, имвшія очевидно общинное происхожденіе, и втретьихъ питаю надежду не произвести на г. Н. Аксакова слишкомъ непріятнаго впечатлнія критическими замчаніями, которыя слдуютъ ниже.
На небольшомъ четырехъугольномъ лоскутк бумаги зеленаго цвта (цвтъ этотъ нкоторые психологи считаютъ символомъ незрлости) г. Н. Аксаковъ объясняетъ поводъ послужившій къ написанію его критики на сочиненіе профессора Струве. ‘Позднее окончаніе офиціальныхъ преній,’ говоритъ г. Н. Аксаковъ, ‘на диспут г. Струве и другія, не отъ насъ зависвшія обстоятельства, не дали намъ возможности высказать въ свое время наше возраженіе на диссертацію. Мы приводимъ въ настоящей брошюр т мннія и факты, которые ‘надялись мы открыто высказать на диспут, приводимъ, ‘можетъ-быть, и не въ вполн строгомъ порядк.’
Г. Н. Аксаковъ дйствительно извстенъ здшней публик какъ страстный охотникъ предлагать возраженія на университетскихъ диспутахъ. Недавно онъ возражалъ ученому искавшему докторской степени по наукамъ юридическимъ, дале ученому защищавшему диссертацію на степень магистра политической экономіи, хотлъ, какъ объявляетъ теперь, возражать профессору Струве по наукамъ философскимъ. Прибавьте къ этому что годъ назадъ онъ читалъ публичныя лекціи, относящіяся, если можно было понять ихъ, къ одной изъ дисциплинъ такъ-называемаго спекулятивнаго богословія, и вы можетъ-быть напередъ придете къ заключенію что подъ ударами такого, до крайности ученаго критика диссертація профессора Струве разлетится въ пыль, отъ которой въ глазахъ ея сочинителя сдлается темно. Дйствительно, Н. Аксаковъ считаетъ дломъ безспорнымъ что онъ достигъ этой цли.
Но здсь мимоходомъ замчу что на диспут профессора Струве было достаточно оппонентовъ, но не было ничего такого что обыкновенно подразумваютъ въ словахъ: ‘не зависвшія отъ насъ обстоятельства’. Н. Аксаковъ, указывающій на эти обстоятельства, забываетъ что диспутъ былъ публичный и что допущеніе такихъ обстоятельствъ никакъ не обошлось бы даромъ для тхъ кто завдывалъ порядкомъ преній, особенно же онъ забываетъ что къ участію въ диспут былъ допущенъ одинъ молодой человкъ даже посл того какъ факультетъ составилъ и высказалъ свое окончательное мнніе о результатахъ диспута. Правда, нкоторые изъ присутствовавшихъ замтили что диспутъ тянется слишкомъ долго, и при этомъ не безъ опасенія подумали что еще г. Н. Аксаковъ выступитъ съ возраженіями, потому что это уже бываетъ неизбжно на каждомъ диспут, тмъ не мене эти мннія и опасенія не имли на малйшаго вліянія на правильный ходъ диспута, и г. Н. Аксаковъ имлъ полную возможность предложить профессору Струве свои возраженія. Но я полагаю что несмотря на все это, г. Н. Аксаковъ не высказалъ бы на диспут того что онъ теперь напечаталъ….
Взгляните на это изобличеніе. Оно грозно какъ кара грабителя, дерзко присвоившаго себ чужую собственность. ‘Дюжинная компиляція’ (стр. 31) уничтожаетъ ученую личность Струве и тхъ кто призналъ профессора Струве достойнымъ докторской степени. Дйствительно, г. Н. Аксаковъ уже на первой страниц своей брошюры длается чуткимъ не прямо къ интересу науки, но особенно къ интересу заключающемуся въ докторской степени. ‘Трудъ г. Струве написанъ для полученія докторской степени, а не самостоятельный и не строго-научный трудъ не можетъ конечно имть подобнаго притязанія.’
Почему же не можетъ? Тамъ, напримръ, гд докторская степень не иметъ такого значенія какое по сил закона принадлежитъ ей у насъ, эта степень предоставляется по самымъ различнымъ побужденіямъ. Г. Н. Аксаковъ знаетъ объ этомъ очень хорошо. Доказывая что диссертація профессора Струве есть ‘дюжинная компиляція’, онъ, конечно, иметъ опыты и знаетъ факты что и за такого рода сочиненія можно иногда получить степень доктора. Въ Россіи, стран суроваго климата, это бываетъ нсколько иначе, и диссертація профессора Струве, если она есть не что иное какъ ‘дюжинная компиляція’, доставила высшую ученую степень своему автору или вслдствіе крайняго невжества тхъ кто подвергалъ ее ученой оцнк, или вслдствіе какихъ-нибудь особенныхъ, но совершенно непонятныхъ обстоятельствъ.
Взгляните же, повторяю, на это изобличеніе. Н. Аксаковъ такъ выражаетъ свой окончательный приговоръ:
‘Объявляется, говоритъ онъ, сочиненіе, опровергающее матеріализмъ, и оказывается само самымъ чистымъ, самымъ поверхностнымъ матеріализмомъ. Какъ назовемъ мы подобное дло?*
‘Объявляется сочиненіе строго-научное, и является сборище невжественнйшихъ ошибокъ. Какъ назовемъ мы подобное дло?
‘Объявляется сочиненіе научно-самостоятельное, и появляется самая дюжинная компиляція. Какъ назовемъ мы подобное дло?…
‘Но подобное дло, кром самой нравственной своей отвтственности, есть въ то же самое время величайшее оскорбленіе, которое можно нанести обществу, въ среду котораго оно направлено. Оно служитъ выраженіемъ презрнія къ суду общества, презрнія къ способности его отличить неправду отъ истины….
‘Брошюра г Струве служитъ выраженіемъ величайшаго неуваженія къ познаніямъ и развитію русскаго общества и русской науки (неуваженіе къ познаніямъ русской науки!), ибо она выражаетъ обидное предположеніе что ни русское общество, ни наука не сумютъ отличить матеріализмъ отъ спиритуализма, трудъ ученаго отъ труда дилеттанта, трудъ самостоятельный отъ замаскированной компиляціи.
‘Протестуя противъ обиднаго предположенія этого, мы позволимъ себ заврить г. Струве что и въ русскомъ обществ, и въ русской наук найдетъ онъ не одного безпристрастнаго и компетентнаго цнителя.’ (Стр. 31—32.)
И мы видимъ что такой цнитель нашелся, цнитель безпристрастный и компетентный, какъ г. Н. Аксаковъ самъ себя величаетъ въ сейчасъ приведенныхъ выраженіяхъ. На сколько онъ заявилъ свою личность въ русской наук, на сколько онъ служитъ въ ней авторитетомъ, этого мы не знаемъ. Достаточно, конечно, и того если онъ самъ расположенъ почтить себя какъ цнителя труда профессора Струве, цнителя безпристрастнаго и компетентнаго. Какъ однакоже грозенъ этотъ компетентный для самого себя ученый! Еслибы земля вздрагивала отъ грозы нашихъ приговоровъ о лицахъ и ихъ дйствіяхъ, то брошюра г. Н. Аксакова причинила бы большой вредъ московскимъ домовладльцамъ, и заставила бы ихъ изгнать всхъ философовъ изъ Москвы, какъ нкогда были изгоняемы философы изъ Аинъ, граждане которыхъ не шутя были убждены что философскіе споры могутъ разрушить стны Акрополя. Но подумавъ спокойно, г. Н. Аксаковъ не станетъ сожалть о томъ что ему не пришлось принять участіе въ диспут г. Струве. Тамъ дйствительно представились бы ‘независящія для него обстоятельства’, которыя потребовали бы отъ него вниманія къ правиламъ приличія. Тамъ, при вид публики, которая хорошо понимала дло, ему не пришлось бы говорить о диссертаціи г. Струве какъ о поступк за который онъ подлежитъ ‘нравственной отвтственности’, и которымъ онъ наноситъ глубокое оскорбленіе этой публик, ничего этого не замчающей и не понимающей. Впрочемъ, общество, присутствовавшее на диспут, предметомъ котораго было сочиненіе полное ‘невжественнйшихъ ошибокъ’, могло бытъ не иное какъ невжественнйшее, потому что оно громко одобряло докторанта и выражало ему живое сочувствіе за его мткое пониманіе дла и за нравственно-прекрасный духъ, прорывавшійся въ каждомъ его слов и въ каждомъ его движеніи.
Я однакоже припоминаю что въ той корреспонденціи Журналъ Министерства Народнаго Просвщенія, на которую я выше сослался, названъ нкто г. Андреевъ, предупреждавшій факультетъ не удостоивать профессора Струве докторской степени и не находившій въ диссертаціи Струве ничего дльнаго, ничего заслуживающаго вниманія. Г. Н. Аксаковъ оцниваетъ диссертацію Струве точно такъ, какъ уже оцнилъ ее по существу дла сотрудникъ Всеобщей Газеты, г. Андреевъ. Это показываетъ какими или чьими глазами смотрлъ на эту диссертацію г. Н. Аксаковъ. Досадно, конечно, что очень трудно спорить съ такими мыслителями которые пока еще только ‘подспудные мыслители’. Опровергать мннія можно тогда когда они опираются на какія-либо основанія, въ противномъ же случа не столько читатель долженъ доврять критику сколько критикъ читателю, который долженъ самъ просмотрть разбираемую брошюру чтобы познакомиться съ ея особеннымъ духомъ и съ хаосомъ мнній, зависящихъ отъ ничмъ не стсняющагося произвола.
Н. Аксаковъ, въ своей брошюр Die Idee der Gottheit, напечатанной 1868 года въ Галле, говоритъ на страниц 58й: ‘въ натур мы можемъ находить только то чего мы въ ней ищемъ, а чтобъ искать чего-нибудь, мы уже напередъ должны имть идею искомаго. Натура не иметъ никакой власти, надъ нашею волею. Этими словами одна очень основательная мысль превращена въ каррикатурную, но счастливую философію, произволъ которой общаетъ не стсняться независимыми законами природы и неустранимою формой факта, и если натура вещей не иметъ никакой власти надъ волей Н. Аксакова, то тмъ съ большею легкостію онъ могъ настроить себя такъ что натура сочиненія Струве не имла никакого вліянія на его волю, и онъ нашелъ въ этомъ сочиненіи что захотлъ.
Такъ, пускаясь на поиски ‘подспуднаго матеріализма’, онъ задается идеей, которой нтъ и слда въ диссертаціи Струве и которую однакоже онъ выставляетъ ея предметомъ. Эта идея — матеріализмъ какъ система, или матеріализмъ космологическій. На стр. 4 Н. Аксаковъ говоритъ о сочиненіи Струве: ‘мы вполн вправ ожидать отъ него изложенія совстливой, строго научной критики той системы которую обыкновенно называютъ у насъ матеріализмомъ.’ Будто г. Струве избралъ предметомъ своего сочиненія подвергнуть научной критик систему матеріализма, напримръ знаменитую ‘исторію мірозданія’, переведенную съ нмецкаго Пальховскимъ. Въ диссертаціи профессора Струве нтъ ни одного слова которое указывало бы на эту задачу. Оставляя космологическій матеріализмъ въ совершенномъ поко, почтенный профессоръ избралъ для себя задачу боле скромную, боле человчную и боле соотвтствующую законамъ науки — изслдовать насколько душевныя явленія изъясняются изъ физіологическихъ основаній. И какъ просто изъясняется то психическое явленіе которое не дало нашему критику видть въ чемъ состоитъ предметъ диссертаціи профессора Струве! Свою брошюру онъ началъ выпиской нсколькихъ строкъ изъ Современныхъ Извстій за 6е апрля 1869. Въ этихъ строкахъ говорится о матеріализм вообще и выражется мнніе что у насъ опровергали его дюжинными компиляціями. Об эти идеи: матеріализмъ вообще и дюжинная компиляція засли въ голов нашего бднаго критика, словно неотступныя грезы, и вотъ съ одной стороны онъ находитъ что сочиненіе г. Струве есть дюжинная компиляція, съ другой же непосредственно усматриваетъ что сочиненіе иметъ своимъ предметомъ опроверженіе системы матеріализма. А кажется что г. Струве пишетъ очень ясно и ставитъ вопросы очень опредлительно. ‘Можно ли,’ спрашиваетъ онъ, ‘такъ-называемыя душевныя явленія объяснить на основаніи физическихъ и физіологическихъ процессовъ тла, или же сущность и природа этихъ явленій требуютъ принятія особаго самостоятельнаго начала.’ (Стр. 35.) Каждый безъ сомннія согласится что физіологическія основанія матеріализма имютъ огромное значеніе въ полной совокупности тхъ основаній на которыхъ развивается система матеріализма, или матеріализмъ космологическій, но немногіе такъ произвольно увидятъ здсь цлое на мсто части, какъ это увидлъ г. Н. Аксаковъ, надъ волею котораго натура вещей не иметъ никакой власти.
Подобнымъ же образомъ нашъ критикъ желалъ чтобы г. Струве самъ былъ чистымъ матеріалистомъ, и ршился удовлетворитъ этому желанію, не стсняя себя выборомъ средствъ. На стр. 6 онъ приводитъ мсто изъ книги Струве, говорящее о томъ что неосновательно представлять себ душу какъ ‘существо не владющее никакими силами реальнаго, матеріальнаго бытія, существо противопоставляющееся всякой вещественности и не имющее съ ней ничего общаго’.
Это выраженіе было признано на диспут недостаточно опредленнымъ для неспеціалистовъ, — и собственно одно слово: матеріальнаго, такъ электрически подйствовало на воображеніе Н. Аксакова что онъ забылъ весь ходъ идей сочиненія Струве и нашелъ въ немъ подспудный матеріализмъ. Едва ли это искусство судить по одному слову обо всей книг и о раскрытыхъ въ ней основаніяхъ общаго міросозерцанія заслуживаетъ даже того чтобы доказывать его мелочность. Силы матеріальнаго бытія г. Н. Аксаковъ превращаетъ въ матеріальныя силы (стр. 7), какъ еслибы силы свта мы назвали свтлыми силами, или силы бдняка бдными силами, и потомъ заключаетъ:
‘Говоря что по мннію идеалистовъ душа не владетъ никакими силами реальнаго, матеріальнаго бытія, г. Струве явно отнимаетъ реальность отъ духа и приписываетъ ее одной только матеріи’ (стр. 7.)
Можно бы замтить для любителей логическаго толковаго размышленія, что какъ положеніе: душа владетъ силами матеріальнаго бытія, такъ и обратное положеніе: матерія владетъ силами духовнаго бытія, еще не обозначаютъ направленія и сущности ни одного философскаго міросозерцанія, потому что, напримръ, изъ перваго положенія: душа владетъ силами матеріальнаго бытія, еще никакъ не слдуетъ мнніе что душа есть продуктъ матеріальныхъ силъ.
‘Силами же матеріальными (продолжаетъ Н. Аксаковъ) называются во всхъ безъ исключенія физикахъ и во всхъ безъ исключенія метафизикахъ только свтъ, магнетизмъ, теплота, звукъ, электричество, гальванизмъ и движеніе. Неужели полагаетъ г. Струве что нтъ въ человк души, которая не имла бы боле или мене сильную температуру, боле или мене установившійся ритмъ движенія, большую или меньшую тяжесть? Неужели полагаетъ г. Струве что ‘обладающая матеріальными силами душа’ должна обладать и свтомъ, и звукомъ, и гальванизмомъ, и электричествомъ? (Вдь другихъ матеріальныхъ силъ мы не знаемъ.) Души же, не обладающей этими силами, по мннію г. Струве, не существуетъ (стр. 7).’
Г. Н. Аксаковъ приписываетъ современнымъ естествоиспытателямъ и философамъ тотъ ежедневный, популярный реализмъ, который обозначалъ бы грубое и дтское состояніе науки, а не ея ныншнюю зрлость. Напримръ что свтъ, звукъ, теплота въ такомъ же точно смысл существуютъ въ матеріальной природ какъ и движеніе солнца вокругъ земли, это сдлалось нын безспорною истиной точнаго естествознанія. Критикъ нашъ думаетъ что матеріальное движеніе, которое причиняетъ звукъ, свтъ и теплоту, и само по себ, въ области матеріальной, звучно, свтло, тепло! Въ изслдованіи профессора Струве находится превосходное разъясненіе этого факта, то-есть, того факта что только въ области нашей души, въ сфер нашего сознанія, матеріальныя силы раждаютъ явленіе свта, тепла, звука и т. д., и что слдовательно свтъ, теплота, звукъ и т. д. не принадлежатъ матеріальной природ по всмъ своимъ элементамъ, по всмъ своимъ качествамъ и формамъ явленія. Изъ ученія Струве слдуетъ не то что душа ‘должна обладать и свтомъ, и звукомъ’, какъ думаетъ г. Аксаковъ, но то что душа должна обладать такими силами, вн содйствія которыхъ въ матеріальной природ не было бы ни свта, ни звука. Кто не понимаетъ о чемъ тутъ собственно идетъ дло, почему простонародный реализмъ не можетъ быть признанъ за истину, тотъ будетъ пробавляться пустыми фразами при попытк подвергнуть критик ученіе матеріалистовъ. Существенный предразсудокъ, на которомъ всегда основывается матеріализмъ, заключается во мнніи которое принимаетъ г. Н. Аксаковъ, именно что свтъ, звукъ, теплота просто-на-просто суть силы матеріальныя.
Знаетъ ли исторія философіи хоть одного строго-размышлявшаго философа который бы утверждалъ что вс силы матеріальнаго бытія суть матеріальныя силы? Какъ вы объ этомъ думаете, г. Аксаковъ, вы, перевернувшіе силы матеріальнаго бытія въ матеріальныя силы? Вы и не подозрвали въ вашей умственной невинности что, для уничтоженія профессора Струве, вы уничтожили то существенное содержаніе которымъ философія отличается отъ наукъ естественныхъ и безъ котораго она не иметъ никакого разумнаго права на существованіе.
Я однакоже замчаю что брошюра Н. Аксакова даетъ мн возможность входить въ философскія изслдованія какъ игра шарманки на улиц нердко уноситъ насъ къ размышленію о гармоніи звуковъ Гайдна, Моцарта, Бетховена. Между тмъ я хотлъ писать такъ чтобы мои замчанія нашли доступъ къ тмъ именно читателямъ которые сочтутъ брошюру Н. Аксакова заподлинно-философскою,— и не знаю, право, какъ удовлетворить вмст и требованіямъ философіи, и требованіямъ вышеуказанной части публики. Вотъ и опять предстоитъ задача философская. Н. Аксаковъ видитъ подспудный матеріализмъ въ слдующемъ положеніи профессора Струве: ‘отличіе души отъ началъ физическихъ не составляетъ еще никакой абсолютной противоположности этихъ ‘явленій, исключающей общее для нихъ и для души основаніе‘. (стр. 13). Разбирая это мсто на страницахъ 8, 9, 10 и 11й, критикъ приходитъ къ заключенію что г. Струве считаетъ душу ‘силою отличною отъ свта, тепла, магнетизма, электричества и движенія, но однакоже однородною съ ними и ‘слдствіе того матеріальною‘ (стр. 11).
Принимаясь учить другихъ, г. Ы. Аксаковъ долженъ бы знать что логика не дозволяетъ слагать родовую идею двухъ предметовъ изъ признаковъ взятыхъ только отъ натуры одного изъ этихъ предметовъ, напримръ, составлять родовую идею духа и матеріи изъ признаковъ матеріи. Онъ читаетъ совершенно врную мысль г. Струве такъ, какъ будто бы почтенный профессоръ сказалъ нелпость: ‘душа и матерія суть виды одного и того же рода, именно матеріи’. Тогда точно выходило бы очень просто 1) что матерія матеріальна и 2) что душа матеріальна.
Вся бда въ томъ что г. Н. Аксаковъ вовсе не знакомъ съ законами философской методики. Ни однимъ изъ приведенныхъ выше положеній не занимается г. Струве въ своей диссертаціи, ни тмъ что душа владетъ силами реальнаго, матеріальнаго бытія, ни тмъ что есть общія для души и тла основанія бытія. Оба эти положенія приводитъ профессоръ въ значеніи методологическомъ, именно для указанія той опредленной границы, внутри которой открываются задачи эмпирической психологіи и вн которой открываются задачи метафизики, изслдующей общія для всего міра, чувственнаго и сверхчувственнаго, основанія бытія. Въ этомъ методологическомъ разграниченіи задачъ философіи состоитъ, безспорно, достоинство диссертаціи г. Струве, для разъясненія же и развитія мысли о единств общей основы тлесныхъ и душевныхъ явленій, г. Струве отсылаетъ читателя къ философскимъ сочиненіямъ Германа Лотце. Итакъ, Н. Аксаковъ длаетъ ни больше, ни меньше, какъ знаменитаго Германа Лотце изобличаетъ въ подспудномъ матеріализм. Такъ хорошо онъ понимаетъ что онъ длаетъ. Или это неврно?
Какъ въ самомъ начал своей критики г. Н. Аксаковъ вообразилъ будто предметъ диссертаціи г. Струве есть опроверженіе космологическаго матеріализма, какъ теперь онъ отдался грез, будто въ этой диссертаціи ршенъ метафизическій вопросъ объ общихъ для души и тла основаніяхъ бытія, такъ вмст съ этимъ онъ воображаетъ будто г. Струве занимается въ своемъ сочиненіи опредленіемъ души какъ научно-метафизическимъ ршеніемъ вопроса о томъ что такое душа? ‘Г. Струве, говоритъ нашъ критикъ, явно признаетъ свое опредленіе души уже законченнымъ’ (стр. 10). Но г. Струве не только не признаетъ свое опредленіе души законченнымъ, но даже и не начатымъ. Онъ говоритъ: ‘Понятіе о душ, которое служитъ намъ началомъ для ‘ршенія этого вопроса, можетъ быть лишь предварительное, ‘общее, представляющее только самыя главныя, такъ-сказать, ‘грубыя черты этого существа. Всякое ближайшее опредленіе души, и тмъ боле полное и окончательное понятіе о ея сущности, требуетъ критическаго изученія всхъ ея явленій и качествъ, и потому не оно должно служить первоначальнымъ основаніемъ для ршенія вопроса о ея существованіи, нтъ, оно само основывается на этомъ изслдованіи’ (стр. 13).
Несмотря на это очень основательное различіе между методологическимъ опредленіемъ души и научнымъ развитіемъ понятія объ ея существ, несмотря на то что въ диссертаціи профессора Струве нтъ никакого изслдованія въ которомъ разршался бы вопросъ о томъ что такое душа, Н. Аксаковъ и въ настоящемъ случа находитъ въ диссертаціи Струве именно то чего въ ней вовсе нтъ, находитъ опредленіе души по ея существу, полное и окончательное понятіе ея природы. Онъ говоритъ, какъ мы видли: ‘г. Струве явно признаетъ свое опредленіе души уже законченнымъ’ (стр. 10), и затмъ продолжаетъ:
‘Если же г. Струве, повторимъ мы, полагаетъ понятіе о душ опредленнымъ первыми страницами своей брошюры, то мы въ прав заключитъ что это опредленіе состоитъ въ признаніи ея простою силою, отличною отъ свта, тепла, магнетизма, электричества и движенія, но однакоже однородною съ ними и вслдствіе того матеріальною’. (Стр. 11.)
Это мсто, которое мы приводимъ въ другой разъ, должно бы опятъ, какъ и въ первомъ случа, напомнитъ намъ нкоторыя простыя наставленія логики. Методологическое опредленіе достигаетъ своей цли, какъ только оно представляетъ достаточно условій для ясности и опредленности нашихъ изслдованій о предмет, критикъ же взглянулъ на него какъ на одно изъ началъ законченнаго міросозерцанія и какъ на откровеніе безусловной истины. Конечно, не г. Струве долженъ отвчать за это. Не онъ. помстилъ въ голов г. Н. Аксакова неотступныя идеи недозволяющія ему видть дйствительность. Повидимому такъ уже сложилась натура нашего критика что отъ очевиднаго факта онъ каждый разъ отражается въ сферу своего воображенія, гд застаетъ свое милое я и находитъ т идеи которыя, во что бы то ни стало, надобно открыть въ диссертаціи профессора Струве дабы она оказалась подспуднымъ матеріализмомъ.
Какъ много зависитъ у г. Н. Аксакова судьба вншняго факта отъ интересовъ его я, видно изъ тактики принятой имъ при его ссылкахъ на Шлейдена. ‘Не мы первые’, говоритъ онъ,—
‘длаемъ упрекъ въ матеріализм новому нашему философу-спиритуалисту. Единственный, какъ намъ кажется, критикъ нмецкаго труда г. Струве, знаменігтый естествоиспытатель, анти-матеріалистъ Щлейденъ такъ выражается о немъ въ своемъ обсужденіи матеріализма: ‘Есть ученые, говоритъ онъ, которые, совершенно не стсняясь, признаютъ чисто-матеріалистическія положенія, протестуя однако противъ матеріализма и утверждая что слова ихъ имютъ совершенно иное (не знаемъ только какое) значеніе. Таковы, напримръ, Вирховъ, или Генрихъ Струве, авторъ брошюры: Zur Entstehung der Seele (см. Schleiden, Ueber den Materialismus, 7).’ Стр. 11—12.
Итакъ, нмецкое сочиненіе г. Струве привлечено къ длу чтобы свидтельствовать о содержаніи диссертаціи’ бывшей предметомъ университетскаго диспута. Г. Струве помщенъ пока въ сосдств съ Вирховымъ, что, конечно, не должно быть для него слишкомъ непріятно. Но Н. Аксаковъ, прибавивъ отъ себя въ цитату изъ Шлейдена слова: ‘авторъ брошюры‘, не довелъ выписки изъ Шлейдена до конца. Шлейденъ говоритъ:
‘Таковы, напримръ, Вирховъ или Генрихъ Струве (Zur Entstehung der Seele, 1862, стр. 30), выражающійся слдующимъ образомъ: ‘Если вслдствіе того я не могу допустить въ какой-либо форм раздльность психическаго и физическаго, то кажется что уже и не приходится говорить спеціально о происхожденіи души.’ ‘Впрочемъ, замчаетъ вслдъ за этимъ Шлейденъ, эти выраженія, какъ очень сбивчивыя, слишкомъ мягки, и повидимому они не представляютъ ни малйшей опасности.’
Но мы видимъ что и этой тни которую замтилъ Шлейденъ въ вышеприведенныхъ словахъ г. Струве, не имется на самомъ дл. Можно ли признавать отрицаніе отдльности психическаго и физическаго начала въ человческой жизни за отрицаніе существеннаго отличія ихъ другъ отъ друга, должна ли метафизика допустить со Шлейденомъ, что если дв субстанціи признаются въ связи и единеніи между собою, то этимъ самымъ он признаются неотличимыми одна отъ другой по своимъ качествамъ и по своей сущности, можно ли такъ простодушно смшивать эти дв мысли, изъ которыхъ одна относится къ existentiel, другая же къ essentia?
Но сдлавъ очень грубый промахъ въ пониманіи такой мысли, которая не заключаетъ и даже не можетъ заключать въ себ матеріализма, Шлейденъ приводитъ нкоторыя матеріалистическія и вмст дикія выраженія изъ Фохта, Молешота и Кцольбе, и затмъ продолжаетъ:
‘Г. Струве, выражающійся везд очень сбивчиво, замчаетъ очень врно объ этихъ матеріалистическихъ словоизверженіяхъ что матеріализмъ тотчасъ же выставляется въ своей смшной нагот, когда мы уступимъ ему основное воззрніе его, и затмъ помстимъ и его самого въ одинъ и тотъ же классъ съ образованіемъ злокачественнаго гноя, съ нарывомъ или съ испорченнымъ желудкомъ.’ (Ueber d. Materialismus, 7—8.)
Итакъ, Шлейденъ видитъ въ г. Струве изслдователя очень мткаго въ искусств изъяснять и подвергать критик матеріалистическую теорію. Г. Н. Аксаковъ въ видахъ безпристрастія не замтилъ этого отзыва, хотя онъ помщенъ на той же самой страниц изъ которой нашъ критикъ сдлалъ приведенную выше выписку. Да, въ видахъ безпристрастія, нашъ критикъ показываетъ публик не Шлейдена каковъ онъ есть по отношенію къ Струве, но напередъ обрзываетъ все что могло бы поставить лицомъ къ лицу читателя съ фактомъ, съ дйствительнымъ мнніемъ Шлейдена, а не съ мнніемъ его, Н. Аксакова. Особенно интересно умолчаніе о томъ что какъ относительно сбивчивости языка, такъ и относительно матеріалистическаго направленія Шлейденъ ставитъ г. Струве на одну линію, съ кмъ бы вы думали? съ младшимъ Фихте. Кому неизвстно что Фихте младшій принадлежитъ между современными мыслителями Германіи къ самымъ спиритуалистическимъ мыслителямъ, и ни въ комъ матеріализмъ не встрчаетъ боле ршительнаго противника? Кто въ воззрніяхъ такого мыслителя какъ Фихте замчаетъ матеріализмъ, тотъ разуметъ подъ матеріализмомъ нчто совершенно особое и не подходящее подъ обыкновенное понятіе матеріализма, или ничего не разуметъ. А между тмъ Шлейденъ однимъ и тмъ же ударомъ поражаетъ и Струве, и Фихте. ‘Есть философы которые закрываютъ отъ самихъ себя’, говоритъ Шлейденъ въ томъ же самомъ мст (стр. 6—7), ‘и отъ другихъ матеріалистическій образъ мыслей въ выраженіяхъ, одинаково ‘сбивчивыхъ какъ въ смысл психологіи, такъ и въ смысл ‘естествознанія, таковы Фортлаге и Фихте (въ своихъ безпорядочныхъ теоріяхъ: Ueber den Seelenleib)’. Г. Аксаковъ имлъ это предъ глазами выписывая вышеприведенныя слова Шлейдена о г. Струве, который совершенно совпадаютъ съ его же отзывомъ о Фихте которому онъ также ставитъ въ упрекъ ‘сбивчивость’ выраженій. Но Немезида караетъ за шутки и штуки которыя несогласны съ честнымъ отношеніемъ къ длу. Великолпно засвидтельствовалъ о своей неспособности заниматься чмъ-нибудь философскимъ этотъ г. Аксаковъ, не замтившій грубаго промаха, вслдствіе котораго Шлейденъ нашелъ нкоторую тнь матеріализма въ приведенномъ имъ выраженіи г. Струве. Понимай критикъ сколько-нибудь дло, за которое онъ взялся, онъ безъ труда перешелъ бы отъ Шлейдена на сторону г. Струве. Я припоминаю какъ одинъ французскій писателъ, говоря о представител философіи позитивизма, Литре, замтилъ очень врно что Литре знаменитъ не потому что онъ философъ, но онъ знаменитъ несмотря на то что онъ философъ. То же можно сказатъ и о Шлейден.
Но Н. Аксаковъ еще разъ возвращается на конц своей брошюры къ Шлейдену и приводитъ на нмецкомъ и русскомъ языкахъ рзкости Шлейдена, разчитывая на такого читателя, въ соображеніи котораго нмецкая книга г. Струве заслонитъ собою диссертацію бывшую на университетскомъ диспут. При этомъ та же самая тактика мелкаго эгоизма обнаруживается у нашего критика самымъ грубымъ образомъ. Н. Аксаковъ умалчиваетъ и о томъ что Шлейденъ относитъ свои нападенія и изобличенія въ нелпостяхъ не къ одному г. Струве, но вмст къ старшему Фихте, Шеллингу, Гегелю. И это обстоятельство слдовало скрыть отъ читателей, слдовало Шлейдена обрзать такъ чтобъ онъ совпалъ съ Н. Аксаковымъ. Еслибы г. Н. Аксаковъ сказалъ что въ той же самой брошюр Ueber den Materialismus (стр. 34—39) Шлейденъ длаетъ на старшаго Фихте, Шеллинга и Гегеля такія же, а часто и боле грубыя нападки, какъ и на г. Струве, что напримръ, по его мннію, Фихте ‘не имлъ логическаго образованія, діалектической выработки и нисколько философскаго генія’ (34), что для него Шеллингъ не боле какъ ‘Каліостро философіи’, обморочившій Германію ‘пошлою болтовней’ (35), и что философія Гегеля есть ‘отвратительная каррикатура философіи (36), каррикатура, въ которой слдуетъ предполагать всякаго рода безтолковщину’ (41), еслибы нашъ критикъ честно указалъ на все это, тогда читатель, который знакомъ съ философіей, зналъ бы какое слдуетъ имть мнніе вопервыхъ о Шлейден, какъ философ, вовторыхъ о Н. Аксаков, какъ доврившемся его отзывамъ, и втретьихъ уже о нападкахъ Шлейдена на нмецкую книгу г. Струве.

II.

Вторая часть брошюры Н. Аксакова занимается диссертаціей профессора Струве не какъ подспуднымъ матеріализмомъ, но какъ ‘дюжинною компиляціей.’ ‘Объявляется’, говоритъ Н. Аксаковъ, ‘сочиненіе научно-самостоятельное и появляется самая дюжинная компиляція. Какъ назовемъ мы подобное дло?’ (стр. 31.) Нсколько ниже критикъ понимаетъ это дло иначе. Диссертація і-на Струве, говоритъ онъ на стр. 27, есть компиляція, да только не дюжинная, а единственная.
Это отожествленіе дюжиннаго и единственнаго само, конечно, есть не дюжинное, а единственное, и оно можетъ-быть даетъ понять какъ честно нашъ критикъ обращается съ словомъ. Какъ бы то ни было, за эту дюжинную и однакоже единственную, или наоборотъ за эту единственную и однакоже дюжинную компиляцію, г. Н. Аксаковъ выводитъ профессора Струве на всеобщій позоръ, какъ обманщика, который разчитывалъ на то что русское общество не суметъ отличить ‘трудъ самостоятельный отъ замаскированной компиляціи’, разчитывалъ, не предполагая что это общество иметъ бдительнаго и зоркаго стража своей чести въ г. Н. Аксаков. Итакъ, длать нечего, надо и еще позаняться его брошюрой. Хотя мы насмотрлись уже досыта, какъ въ самой диссертаціи профессора Струве критикъ вычитываетъ именно то чего въ ней нтъ, и какъ при выпискахъ изъ Шлейдена онъ выдергивалъ выраженія которыя требовались не дломъ, но цлью, хотя отсюда слдуетъ заключеніе что для критика такой масти очень легко находить компиляцію въ каждой мысли диссертаціи профессора Струве, тмъ не мене мы и еще попросимъ нашего читателя посмотрть на это мастерство, съ помощію котораго Н. Аксаковъ превращаетъ блое въ черное и хорошее въ дурное.
Онъ говоритъ:
‘Познанія многоуважаемаго докторанта почерпнуты не изъ ‘цлаго строя цитированныхъ имъ философскихъ, физіологическихъ, медицинскихъ и психіатрическихъ сочиненій, но ‘изъ двухъ, много трехъ, или четырехъ, преимущественно популярныхъ трудовъ’ (26—27). Цлый строй цитированныхъ сочиненій! Конечно, нашъ критикъ имлъ что-нибудь въ мысляхъ выражаясь такимъ образомъ. Оказывается на первый разъ что профессоръ Струве не почерпалъ своихъ познаній даже изъ цитированныхъ имъ философскихъ сочиненій, напримръ изъ сочиненій Германа Лотце, на котораго онъ ссылается (стр. 16) въ самомъ существенномъ вопрос метафизики. Оказывается еще боле страннымъ образомъ что мнніе физіолога Лудвига профессоръ Струве взялъ вовсе не изъ подлинника, хотя этотъ подлинникъ разобранъ съ психологической стороны въ превосходной стать профессора Струве, помщенной въ послдней книжк Русскаго Встника,— въ стать которая для психолога иметъ большое значеніе. До того не затруднялся г. Н. Аксаковъ отвергать очевиднйшій фактъ что въ виду этой статьи, которую — если не предположить откровенія свыше — профессоръ Струве могъ написать не иначе какъ изучивъ самый текстъ физіологіи Лудвига, нашъ критикъ утверждаетъ на стр. 20й: ‘докторантъ выписываетъ изъ 76й страницы книги Ульрици замчательныя слова физіолога-матеріалиста Лудвига, пополняетъ ихъ цитатами изъ того же Лудвига, взятыми на этотъ разъ изъ другаго труда Ульрици.’
Гоголевскій полицеймейстеръ съ жаромъ уврялъ свою публику что Чичиковъ есть никто иной какъ капитанъ Копйкинъ, лишившійся ноги въ одной баталіи. Ему возразили очевиднымъ фактомъ что Чичиковъ иметъ однако дв ноги.
— Ахъ я телятина эдакая! воскликнулъ полицеймейстеръ, ударивъ себя по лбу.
Исторія съ разказомъ полицеймейстера повторяется здсь предъ нами во-очію. Разв уже, подобно тому же полицеймейстеру, пришлось бы нашему критику уврять публику что въ Англіи изобртена такая механика, съ помощію которой профессоръ Струве сдлалъ строгій критическій разборъ физіологіи Лудвига, никогда не видавъ ея?
Итакъ, двухъ корифеевъ науки мы возвращаемъ профессору Струве, Германа Лотце — корифея философіи, и Лудвига — корифея физіологіи, полагая что уже заподлинно онъ почерпалъ изъ этихъ источниковъ. А профессоръ который можетъ обращаться съ этими источниками, можетъ относиться къ нимъ критически какъ Струве отнесся къ Лудвигу въ поименованной стать, можетъ ли онъ и иметъ ли онъ надобность быть компиляторомъ? Надобна же сколько-нибудь понимать общіе и необходимые законы которыми опредляется качество вашей учености и которые показываютъ что въ данномъ случа говорить о компиляціи есть дло невозможное для того кто говоритъ разумно.
Тмъ не мене половина брошюры Н. Аксакова наполнена разказомъ о томъ что Копйкинъ потерялъ ногу въ баталіи, но что въ Англіи изобртена такая механика что кажется будто онъ иметъ дв ноги. Эту механику г. Аксаковъ называетъ ‘замаскировкой’, находя что диссертація Струве есть ‘замаскированная компиляція’.
Но только однажды г. Н. Аксаковъ сдлалъ движеніе будто онъ срываетъ маску съ компиляціи выдаваемой профессоромъ Струве за самостоятельный трудъ: только однажды онъ приводитъ подлинный текстъ автора, изъ котораго будто бы профессоръ Струве бралъ мысли выдаваемыя имъ за свои собственныя.
Профессоръ Струве, доказывая что зависимость психическихъ явленій отъ мозговыхъ не ведетъ еще ко мннію что послднія суть мсто родины первыхъ, продолжаетъ: ‘Простой примръ даетъ о томъ наглядное понятіе. Безъ инструмента артистъ не можетъ играть и его способности не могутъ обнаруживаться, хорошо устроенный и настроенный инструментъ есть необходимое условіе хорошей музыки. На инструмент испорченномъ и не настроенномъ самый совершенный артистъ будетъ играть дурно, тогда какъ плохой артистъ сыграетъ дурно и на самомъ лучшемъ инструмент. Изъ всего этого, разумется, нисколько не слдуетъ однако что способности артиста и его существо зависятъ отъ хорошаго или худаго устройства инструмента’ (стр. 97—98).
Критикъ длаетъ по поводу этого мста слдующія замчанія:
‘Г. Струве сравниваетъ на разбираемыхъ нами страницахъ мозгъ съ музыкальнымъ инструментомъ, нуждающимся въ артист для музыкальной игры своей (у критика будто инструментъ играетъ на артист, а не обратно), и приписывая себ удачное сравненіе это, маневрируетъ имъ самымъ различнымъ образомъ на четырехъ разбираемыхъ нами страницахъ. Какъ ни дорого сердцу Струве удачное сравненіе это, но мы принудимъ его признать и его не своимъ законорожденнымъ дтищемъ, а пріемышемъ, логкно выдаваемымъ за сына. Чтобы вызвать это отреченіе, мы позволимъ себ сдлать дв небольшія выписки изъ книги Жане и попросимъ читателей нашихъ сравнить ихъ съ содержаніемъ 96, 97 и 98 страницы брошюры г. Струве’ (24—25).
Затмъ слдуетъ выписка изъ книги Жане. Выписка показываетъ что еще во время Платона сравнивали душу съ гармоніей, а тло съ лирой, разрушая которую мы разрушаемъ и самую гармонію. На это истолкованіе, говорится въ той же выписк, слдуетъ отвчать что такъ какъ лира не есть гусли-самогуды, то она не сама изъ себя извлекаетъ плняющіе васъ звуки, дале, что музыкальный геній не монетъ обнаруживаться если нтъ инструмента, что великій геній, пользуясь очень дурнымъ инструментомъ, обнаружитъ свой талантъ очень несовершеннымъ образомъ. Такимъ же образомъ два генія равнаго достоинства, играя на инструментахъ неравнаго достоинства, обнаружатъ таланты пропорціональные совершенству этихъ инструментовъ. Дв души имющія одну и ту же способность мышленія приведутъ эту способность въ дятельность различнаго совершенства, смотря по различію мозговаго устройства. Такъ произошелъ бы тотъ параллелизмъ, предполагая который матеріалисты измряютъ умственныя силы всомъ, формою, качествомъ фибръ мозговыхъ, еслибы не было примровъ что Паганини на одной струн достигалъ такихъ эффектовъ какихъ не можетъ достигнуть обыкновенный артистъ и на полномъ инструмент, и еслибы вообще не было извстно что часто недостатки инструмента возмщаются геніемъ исполнителемъ.
Вотъ сжатая сущность выписки изъ Жане, любящаго по обычаю французскихъ писателей удлиняться. Что профессоръ Струве ‘маневрируетъ’ примромъ артиста и инструмента по плану якобы заимствованному у Жане, этого не утверждаетъ и критикъ, длаетъ же онъ эту выписку съ цлію изобличить г. Струве въ похищеніи самаго примра, между тмъ какъ выписка показываетъ что примръ артиста и инструмента есть ходячій, общеизвстный отъ временъ древности, простой, по выраженію профессора Струве. Но какимъ это образомъ критикъ нашелъ въ вышеприведенныхъ словахъ г. Струве, что примръ этотъ онъ, Струве, приписываетъ себ, что примръ этотъ дорогъ его сердцу, и что г. Струве выдаетъ здсь пріемыша за сына? Какъ можно вычитать это въ вышеприведенныхъ словахъ профессора Струве? Кто можетъ гордиться самостоятельнымъ изобртеніемъ такого примра, который самъ собою приходитъ въ голову первому порядочному гимназисту, пытающемуся размышлять о зависимости души отъ тла и который, вслдствіе своей совершенной простоты, не принадлежитъ кому-либо какъ открытіе, длающее честь своему виновнику, но носится въ психологической атмосфер гд онъ одинаково попадается спеціалисту и неспеціалисту. Но очевидному психологическому закону, ни одинъ ученый не будетъ выдавать себя за умственнаго пролетарія способнаго спорить въ разсматриваемомъ случа за честь перваго изобртенія, — и нашъ критикъ, который тмъ не мене предполагаетъ что подобнаго рода споръ возможенъ здсь, даетъ плохое свидтельство о своей сообразительности. Конечно, каждый кто прочиталъ въ диссертаціи г. Струве то мсто гд приводится примръ артиста и инструмента, почувствуетъ фальшь въ этихъ словахъ г. Н. Аксакова: ‘Струве приписываетъ это удачное сравненіе себ, оно дорого его сердцу, онъ усыновилъ его себ.’ Поэтому-то я и выяснилъ здсь эту фальшь, бросающуюся въ глаза съ перваго раза.
Отъ Жане перейдемъ къ Фихте, у котораго профессоръ Струве, какъ увряетъ Н. Аксаковъ, ‘безцеремонно’ компилируетъ свою диссертацію. Здсь нашъ критикъ предлагаетъ читателю одн цифры, указывающія страницы изъ Антропологіи Фихте, и читатель долженъ врить что на означенныхъ страницахъ находится именно то что якобы присвоилъ себ г. Струве, или что онъ долженъ былъ бы взять изъ прямаго источника выставленнаго въ диссертаціи, но къ которому, какъ полагаетъ Н. Аксаковъ, вовсе не обращался профессоръ Струве. Прежде чмъ обсудимъ эту методу, обратившую боле трети разбираемой брошюрки въ безпорядочный сборникъ цифръ, названій книгъ и именъ писателей, покажемъ здсь примръ ея примненія.
Профессоръ Струве, начиная съ 75й страницы диссертаціи, излагаетъ и подвергаетъ критическому анализу факты доказывающіе что нердко чисто психическія движенія фантазіи производятъ патологическія измненія въ тл. Онъ говоритъ: ‘Вліяніе на тлесный организмъ различныхъ душевныхъ потрясеній, какъ-то: радости и печали, любви и ненависти, покоя и испуга, также вліяніе различныхъ фантастическихъ призраковъ, вліяніе надежды, вры и т. д. влечетъ за собою явленія, замчаемыя въ медицинской практик каждымъ мыслящимъ врачомъ.’ Слдя за дальнйшимъ развитіемъ этой мысли, мы встрчаемся со слдующимъ выраженіемъ: ‘Очень часто случается что вра въ какое-нибудь медицинское средство иметъ слдствіемъ дйствительное излченіе, хотя данное средство не производило ника’кихъ физическихъ измненій.’
Здсь критикъ останавливаетъ профессора Струве, изобличая его въ ‘безцеремонномъ’ присвоеніи собственности Германа Фихте. Улика очевидна, потому что обличитель привелъ самый текстъ который гласитъ: ‘Es ist eine oft beobachtete Erscheinung dass der Glaube gewisse Arzneimittel genommen zu haben eben so wirkte wie die Arzneimittel selbst.’ См. Фихте Антропол. 465. Пусть всякій спроситъ себя по совсти, требовалось ли профессору Струве похищать у Фихте мысль которая на язык у всякаго? Кто тысячу разъ не говоритъ, и столько же разъ не слыхалъ что воображеніе и вра помогаютъ дйствію лкарствъ и иногда составляютъ всю ихъ силу? Кто не слыхалъ этого напримръ о гомеопатическихъ средствахъ? Чтобы судить о добросовстности критика не худо однако сличить слова, взятыя изъ диссертаціи г. Струве и цитированное въ улику ему мсто изъ Фихте.

Струве:

Фихте:

Очень часто случается что вра въ какое-нибудь медицинское средство иметъ слдствіемъ дйствительное излченіе, хотя данное средство не производило никакихъ физическихъ измненій.
Часто было замчаемо явленіе что увренность въ принятіи какого-либо средства производила то же дйствіе какое производитъ самое лкарство, напримръ слабительныя.
Фактъ всмъ на свт извстенъ, но г. Струве говоритъ о принятыхъ лкарствахъ, а Фихте о не принятыхъ,— и это называется плагіатомъ, и объ этомъ издается особая брошюра!
Это второе и послднее текстуальное изобличеніе явилось опять на такомъ мст гд попытка изобличать въ заимствованіяхъ оказывается несообразною даже съ правилами вкуса, не говоря уже съ требованіями науки. Продолжаю выписку изъ диссертаціи профессора Струве, длаю также выписку страницы изъ Фихте, на которую указываетъ, но которую не выписываетъ г. Н. Аксаковъ, ставлю эти дв выписки рядомъ, наконецъ привожу буквально изобличеніе въ заимствованіи.

Струве.

Фихте.

Прежніе и новйшіе антропологи приводятъ многочисленные примры тому что ложкое убжденіе въ употребленіи вредныхъ средствъ, напримръ яда, или другія фантастическія вліянія, влекли за собою въ дйствительности явленія подобныя тмъ какія воображали себ больные. Извстенъ фактъ, описанный антропологомъ Линдеманомъ {Lindemann, Lehre vom Menschen oder Anthropologie, 1845, стр. 385 .} и другими, что одинъ изъ учениковъ знаменитаго профессора Борхева всегда заболвалъ тою болзнію о которой бесдовалъ профессоръ въ своихъ лекціяхъ. Подобный случай разказываетъ извстный внскій врачъ Фейхтерслебенъ: {Fenchterslehen, Aerztliche Seelenkunde, 1845.} одно только живое чтеніе описанія водобоязни (hydrophobia) вызвало въ читающемъ дйствительные симптомы этой болзни. Извстный же психіатръ Лейдесдорфъ {Leidesdorf, Lehrbuch der psychischen Krankheiten, 1865, стр. 151.} говоритъ что больной гипохондрикъ силою психическихъ впечатлній можетъ произвести дйствительныя патологическія явленія, и притомъ до такой степени что по мр напряженія своего вниманія, онъ въ силахъ переносить эти патологическія явленія на разныя части организма. Подобно тому и г. Сченовъ, не признающій самостоятельнаго вліянія души на тло, приводитъ однако изъ собственнаго наблюденія замчательный случай, въ которомъ’воображеніе производитъ одинаковый эффектъ съ реальнымъ чувственнымъ возбужденіемъ.’ Это разказываетъ онъ объ одномъ господин, который способенъ вызывать у себя гусиную кожу даже въ теплой комнат. ‘Для этого, по словамъ г. Сченова, онъ долженъ только вообразить что ему холодно. {Сченова, Рефлексы головнагo мозга, 1866, стр. 130.}
Сюда относятся приведенные спеціалистами факты, въ которыхъ разныя лица, силою свободнаго намренія, могутъ изнутри раздражать нервную систему и производить въ себ разныя галлюцинаціи и фантастическія виднія, зависящія въ своемъ существованіи, развитіи и содержаніи, исключительно отъ свободной психической энергіи. {См. въ этомъ отношеніи Brierre de Boismont, Des Hallucinations, 1862, стр. 451, 565 и 568, Ruete, Ueber die Existenz der Seele, 1863, стр. 37 и слд.} (Стр. 76 -77).
Дйствительно, наука только съ величайшею осторожностію можетъ приступать ко всмъ подобнаго рода фактамъ (разумются такъ-называемыя явленія стигматизаціи изъ области религіознаго экстаза). Въ этой области непроизвольнаго самообольщенія слишкомъ легко увлекаются люди на обманы произвольные, особенно если замшивается въ дло религіозный интересъ. Тмъ не мене, еслибы мы были внимательне ко всей этой групп явленій, то не было бы недостатка и въ такихъ фактахъ которые принадлежатъ къ совершенно свтской области. Припомнимъ только исторію, которую сообщаетъ Эннемозеръ, выдавая ее за совершенно достоврную. и которая вполн сходна съ явленіями стигматизаціи, именно что когда одинъ солдатъ, котораго приговорили прогнать сквозь строй, получалъ удары, то эти удары отражались на тл его сестры не только внутренними болями, но и вншними накожными знаками. Припомнимъ разказанную Фейхтерслебеномъ исторію про лакея который испыталъ такое сильное потрясеніе отъ прочитаннаго имъ изображенія водобоязни что самъ подвергся всмъ симптомамъ этой болзни и едва былъ спасенъ отъ смерти. Припомнимъ извстный примръ ученика Борхева, подвергавшагося всмъ болзнямъ которыя изображалъ его учитель живыми красками, такъ что наконецъ онъ долженъ былъ бросить медицинскія науки. И такихъ случаевъ есть много.’ (Стр. 469-470).
* Эти примры и другіе, впрочемъ мене достоврные, собралъ Линдеманъ въ своей Lehre vom Mensehen oder Anthropologie, S. 283 и слд.
Вотъ два текста съ цитированными при нихъ авторами, и я прошу читателя, обсудивъ ихъ отношеніе, послушать что говоритъ объ этомъ отношеніи критикъ непосредственно посл того какъ онъ выписалъ вышеприведенную коротенькую фразу изъ Фихте. Онъ говоритъ (на стр. 22—23):
‘Приведя буквально фразу эту, выпускаетъ г. Струве излишнія по его мннію философствованія Фихте младшаго и прямо переходитъ къ стр. 469, на которой приводится разказъ Линдемана со ссылкой на его грудъ. ‘Извстенъ фактъ, говоритъ г. Струве, описанный Линдеманомъ (Lehre vom Menschen und (?) Anthropologie 1865 (?) стр. 385) и другими: что одинъ изъ учениковъ знаменитаго Борхева всегда заболвалъ тою болзнію, о которой бесдовалъ профессоръ въ своихъ лекціяхъ’ (сгр. 76). Г. Струве ни Линдемана, ни др. не читалъ, а просто списалъ и разказъ, и ссылку съ 469 стр. Фихте. Непосредственно за разказомъ Линдемана находится въ Антропологіи Фихте разказъ Фейхтерслебена о томъ какъ чтеніе живаго описанія водобоязни вызвало въ читающемъ дйствительные симптомы этой болзни. Тотъ же самый разказъ со ссылкою на трудъ Фейхтерслебена находимъ мы и у г. Струве непосредственно за разказомъ Линдемана. Вслдъ за симъ г. Струве находитъ нужнымъ упомянуть объ ‘общеизвстномъ вліяніи психическаго состоянія на развитіе разныхъ болзней’ (77), и пр.
Мои поясненія этой путаницы будутъ просты, и подчеркнутыя слова: разказъ и вслдъ за симъ служатъ для меня опорными пунктами.
Итакъ, Фихге приводитъ будто бы разказъ Линдемана, а за разказомъ Линдемана разказъ Фейхтерслебена, и такъ-де точно это идетъ и у профессора Струве. Однако припомнимъ: Фихте не приводитъ разказа Линдемана — это первая ложь. Фихте приводитъ примры изъ Эннемозера и Фейхтерслебена, но, не цитуя ихъ сочиненій, отсылаетъ читателя за справками по всмъ примрамъ къ одному Линдеману. ‘Эти ‘примры,’ говоритъ онъ подъ чертою, ‘и другіе, впрочемъ мене достоврные, собралъ Линдеманъ въ своемъ Lehre vom Menschen oder Anthropologie, S. 283 и слд.’ Профессоръ Струве приводитъ, напротивъ, изъ Линдемана только одинъ разказъ объ ученик Борхева, поэтому онъ цитуетъ одну 385 страницу, а Фихте для многихъ примровъ, которые собралъ Линдеманъ, цитуетъ страницы 283 и слдующія. Дале книга Линдемана приведена у Фихте безъ указанія года изданія, у г. Струве съ указаніемъ года изданія. Тмъ не мене г. Струве ‘списалъ, какъ говоритъ Н. Аксаковъ, и разказъ и ссылку на Линдемана, (а ссылку на Фейхтерслебена откуда списалъ г. Струве?) съ 469 страницы книги Фихте. Странно! Впрочемъ это вторая ложь, если только не ошибаюсь что нельзя списать у другаго автора того чего у него нтъ.
Обращаюсь ко второму опорному пункту. Вслдъ за симъ, говоритъ Н. Аксаковъ, г. Струве находитъ нужнымъ ‘упомянуть объ общеизвстномъ вліяніи психическаго состоянія на развитіе разныхъ болзней’ (77) и пр.
Мы видли: вслдъ за симъ, то-есть вслдъ за разказомъ изъ Фейхтерслебена о водобоязни отъ воображенія, профессоръ Струве приводитъ свидтельство Лейдесдорфа о гипохондрик, по произволу перемщавшемъ болзни на разныя части тла, дале вслдъ за симъ профессоръ Струве приводитъ изъ сочиненія Сченова свидтельство о воображеніи, которое было способно вызывать гусиную кожу, въ свою очередь, вслдъ засимъ слдуетъ извлеченное изъ Brierre de Boismont указаніе на факты доказывающіе возможность вызывать свободною психическою энергіей разныя галлюцинаціи и фантастическія виднія.
Наконецъ дйствительно только ‘вслдъ за симъ г. Струве находитъ нужнымъ упомянуть объ общеизвстномъ вліяніи психическаго состоянія на развитіе разныхъ болзней’.
Длать приговоръ объ этомъ пріем, который я разоблачилъ здсь, и о цли его не считаю нужнымъ. Но очень кстати г. Н. Аксаковъ, говоря это вслдъ за симъ, перепрыгнулъ какъ разъ на то мсто гд остановилась наша выписка изъ книги Струве. Я продолжу эту выписку въ столбц налво, и помщу въ столбц направо сначала мнніе г. Аксакова, потомъ выписку изъ Фихте. Это будетъ наглядно.

Струве.

Е. Аксаковъ.

Наконецъ здсь нужно упомянуть объ общеизвстномъ вліяніи психическаго состоянія на развитіе разныхъ болзней. Во время эпидеміи опасеніе и испугъ становятся очень серіозными причинами заболванія, между тмъ какъ спокойствіе души, забывающее вс опасности, есть одинъ изъ важнйшихъ дятелей, охраняющихъ людей отъ эпидеміи. Каждому хорошо извстно какъ часто чисто психическія причины: ненависть и любовь, печаль и радость, гордость, тщеславіе, суета и т. д., влекутъ за собою сумашествіе, и вслдствіе того и патологическія измненія въ мозгу. {Медицинская статистика извстнйшихъ психіатровъ доказываетъ ясно преобладаніе психическихъ причинъ умалишенія надъ соматическими. Guislain, Leons sur les phenopathes, 1852, ч. II, стр. 41, числитъ на сто случаевъ сумашествія 66 происходящихъ отъ психическихъ причинъ. Marc, Trait des maladies mentales, 186, стр. 120, принимаетъ такихъ случаевъ 70 на сто у женщинъ и 55 у мущинъ. Это преобладаніе психическихъ причинъ подтверждаетъ и Leidesdorf, Lehrbuch der psychischen Krankheiten, 1865, стр. 145.} Извстно наконецъ что неожиданная радость, или внезапный испугъ, или гнвъ, въ очень многихъ случаяхъ, были даже причиною смерти.
Эмпирическіе факты, относящіеся къ такому вліянію психическихъ явленій на организмъ, тщательно собраны различными авторами, каковы Домрихъ, {Domrich, Die psychischen Zustnde, ihre organische Vermittlung und ihre Wirkung in Erzeugung krperlicher Krankheiten, 1849.} Дескюре, {Descuret, La medicine des passions ou les passions considres dans leurs rapports avec les maladies, les lois et la religion, 3 изд., 1860.} и Экксибергъ. {Eckenberg, die Krftigung des Krpers durch den Geist, mit empirisch psychologischen Grnden so wie mit historichen und insonderheit statistischen Nachweisen belegt, 1864.} Въ ихъ трудахъ можно найти большое число хорошо подмченныхъ и сопоставленныхъ фактовъ, подобныхъ тмъ которые приведены выше.’
Вслдъ за симъ г. Струве находитъ нужнымъ упомянуть объ общеизвстномъ вліяніи психическаго состоянія на развитіе разныхъ болзней’ (стр. 77), и въ сокращеніи передаетъ намъ главныя черты находящіяся въ изложеніи того же предмета у Фихте на стр. 466 —468 его Антропологіи, вставляя изъ нея въ брошюру свою и ссылку на трудъ Домриха Die psychischen Zustnde, ihre organische Vermittlung und ihre Wirkung in der Erzeugung krperlichen (r) Krankheiten. 1849.

Фихте. Стр. 466 —468.

Извстны достоврные факты, какъ одно воображеніе что человкъ принялъ вредныя вещества, напримръ что ему дали яду, вызывало въ немъ вс явленія дйствительнаго отравленія, соотвтствующія этому образу фантазіи. Съ другой стороны дйствительныя болзни (напримръ перемежающаяся лихорадка) были излчаемы пріемомъ воображаемаго лкарства или такихъ веществъ, которыя не производятъ никакого дйствія, Чувствительныя боли внезапно исчезаютъ отъ страха предъ операціей, то-есть отъ живаго представленія еще большей боли, а Рейль разказываетъ объ одномъ гипохондрик что онъ мучилъ воображаемыми болями каждый членъ, на который онъ направлялъ свое вниманіе какъ-нибудь случайно. Также извстно отводящее дйствіе фантазіи, когда исчезали эпидеміи въ городахъ, которымъ внезапно стала угрожать осада (какъ напримръ случилось съ желтою лихорадкой въ Кадикс въ 1805). или когда нкоторыя лица, при вид угрожающей опасности, чувствовали себя внезапно выздороввшими отъ смертельной болзни и слабости, какъ и наоборотъ представленіе угрожающей болзни, страхъ заразы есть самое врное средство чтобы подвергнуться этому несчастію. Во всхъ этихъ случаяхъ фантазія работаетъ чисто-на-чисто въ очаг и въ центр органической жизни, какъ сила вносящая туда свою долю перемнъ: она поворачиваетъ жизненнымъ процессомъ смотря по направленію своихъ грезъ, и образъ начертанный ею выступаетъ по крайней мр не прямо какъ дятельная сила въ организм. {Примры всего выше сказаннаго представляетъ ежедневный опытъ практическихъ врачей, особенно замчательные случаи собраны въ сочиненіяхъ, написанныхъ съ этою цлію. Сравн. Willium Falconer, eber den Einfluss der Leidenschaften auf die Krankheiten des Men sehen, съ дополненіями Xp. Фр. Muхаэлиса, G. H. Rischerz въ его нмецкой обработк Мураторіева Ueber die Einbildungskraft des Menschen, H. Taborj Entwurf ber die Heilkrfte der EinbildungskraftReil, Ueber die Lebenskraft, O. Domrich, Die psychischen Zustnde, ihre organische Vermittlung и np. Потомъ многочисленные примры непосредственнаго вліянія фантазіи на организмъ, которые собралъ Plouquet въ своей Bibliotheca medica digesta. Сюда же относится при боле отдаленной аналогіи непосредственная власть фантазіи надъ половыми органами какъ въ случа возбужденія ихъ, также часто и при неизъяснимой импотенціи. Извстно также что зубныя боли внезапно исчезаютъ при представленіи угрожающей болзненной операціи. Этотъ фактъ слдуетъ отнести къ самымъ замчательнымъ примрамъ анестезіи нервовъ, причиняемой единственно дятельностію фантазіи.}
Выставленные тексты и находящіяся подъ ними цитаты говорятъ сами за себя. Итакъ, я сдлаю опять краткія замчанія, избирая опорными пунктами подчеркнутыя мною въ текст нашего критика слова: въ сокращеніи и ссылку на трудъ Домриха.
Первый опорный пунктъ: въ сокращеніи передаетъ намъ Струве то что изложено у Фихте на страницахъ 466—467 (а не 468, гд говорится о стигматизаціи). Не сокращеніе однако мы видимъ въ текст г. Струве, но, совершенно наоборотъ, сжатое изложеніе несравненно обширнйшаго, несравненно богатйшаво круга явленій чмъ тотъ въ которомъ заключился Фихте. Имя цлію доказать что воображеніе ‘работаетъ въ очаг и въ центр органической жизни’, Фихте приводитъ только такіе образы фантазіи которые своимъ непосредственнымъ содержаніемъ имютъ или благо или зло этой самой органической жизни (отрава, зараза, зубная боль, половыя движенія и т. д.). Г. Струве, не имющій этой цли, обозрваетъ вс образы фантазіи безразлично, относятся ли они къ жизни тлесной, или къ жизни моральной, и послднихъ, которыхъ у Фихте вовсе нтъ, собираетъ несравненно большее число чмъ первыхъ (ненависть и любовь, печаль, радость, гордость, тщеславіе, суета, внезапный восторгъ, гнвъ). Нашъ критикъ не иметъ еще взора для принциповъ и читаетъ философскія книги какъ объявленія о дешевыхъ товарахъ.
Второй пунктъ: ссылка на трудъ Домриха взята изъ Фихте. Однако истинное положеніе дла таково: Фихте ссылается на Falconer, Richerz, Tabor, Reil, Domrich, Flouquet. Струве на Guislain, Marc, Leidesdorf, Domrich, Descuret, Eckenberg. Не правда ли что профессоръ Струве ‘безцеремонно’ списываетъ ссылки на авторовъ изъ Фихте?

III.

Случай позволяетъ мн уклониться на время отъ этихъ досадныхъ замчаній на фальшивую натуру, выразившуюся въ брошюр г. II. Аксакова, и отдохнуть на боле общихъ соображеніяхъ. Сейчасъ я получилъ письмо по городской почт отъ X. В—ва (надюсь что въ этомъ сокращеніи знакомые узнаютъ отъ кого письмо). Въ письм сказано между прочимъ:
‘Бросьте же вашу критику, которую, какъ вы сказывали мн на Сіамскихъ близнецахъ, вы хотите напечатать противъ вашего (?) друга Аксакова. Прочитайте, прошу васъ еще разъ, Русскія Вдомости за среду, вы увидите что этотъ Д. У. сдлалъ противъ философа Струве дйствительно татарскія выходки. Вдь что намъ за надобность чтобы ваша критика послужила еще случаемъ для другаго, иди и для того же самаго Д. У., изрыгать на философа Струве новыя и обильнйшія татарскія ругательства. Тамъ и вы, и Куторга’, и пр. Полноте, не воображайте что вы съ вашею критикой будете укротитель зврей и….’
Не имя подъ рукой Русскихъ Вдомостей за среду, то-естъ за 22е апрля, чтобы полюбопытствовать что тамъ сказано противъ г. Струве, я примнилъ указаніе на татарщину къ предмету который меня занимаетъ теперь. Г. Н. Аксаковъ подслугкился татарщин,— я забылъ замтить что въ начал письма корреспондентъ мой сказалъ что Д. У. разразился татарщиной по поводу брошюры Н. Аксакова,— и я вижу почему онъ подслужился ей, онъ отдлываетъ диссертацію профессора Струве, — сказать ли?— отдлываетъ съ татарскимъ самоуправствомъ. Пусть почтенный писатель письма отвчаетъ, а читатель извиняетъ за это выраженіе. Мн оно кажется нисколько не преувеличеннымъ.
Укротителемъ же зврей, замчу противъ моего уважаемаго знакомаго, я не разчитывалъ быть, какъ не разчитываю и раздражить ихъ. Я. полагаю что мои замтки могутъ быть на досуг прочитаны только тми просвщенными лицами которыя вынесли изъ философскаго диспута г. Струве глубокое уваженіе къ познаніямъ и къ нравственному духу почтеннаго профессора и на которыхъ посыпались теперь, какъ листья осенью, брошюрки и брошюрочки, старающіяся сгладить то чрезвычайно-рдкое впечатлніе какое произвелъ г. Струве на публику не состоящую съ подспудными сотрудниками Русскихъ Вдомостей и Всеобщей Газеты въ круговой порук. Таково мое честолюбіе, и слдуя ему, я опять принимаюсь за мои замтки.
Итакъ, почему г. Н. Аксаковъ предполагаетъ что читатель будетъ слпо доврять его цифрамъ, подъ которыми можетъ скрываться Богъ всть что? Особенно, почему онъ разчитываетъ на простодушіе читателя, который будетъ врить что если одна и та же книга цитована у Фихте и у г. Струве, то это значитъ что г. Струве не читалъ этой книги, а списалъ ссылку на нее у Фихте? Эта грубая метода изобличенія проходитъ по всей брошюр г. Н. Аксакова, и мы видли какъ помщенный въ Русскомъ Встник критическій разборъ психологическихъ сторонъ физіологіи Лудвига, сдланный профессоромъ Струве, оборвалъ нашего критика, и оборвалъ безпощадно, хотя г. Струве не имлъ нисколько этого намренія! Г. Н. Аксаковъ и тутъ не выяснилъ себ что его критическая метода ложна въ принцип, ложна логически, потому что она опредляется по второй фигур силлогизма, составленной изъ двухъ положительныхъ посылокъ. Буквально приведенные мною тексты показываютъ нашего критика съ другой, тоже очень интересной стороны, которая впрочемъ уже выглянула изъ-подъ спуда при цитатахъ его изъ Шлейдена, какъ мы разоблачили въ своемъ мст эту непохвальную тактику.
Одно очень почтенное имя повторяется особенно часто въ брошюр Н. Аксакова, имя философа Ульрици. Надо прочитать эту брошюру нсколько разъ чтобы представить себ съ нкоторою отчетливостію т положенія какія нашъ критикъ даетъ этому имени въ хаос своихъ попытокъ изобличить профессора Струве въ заимствованіяхъ.
Критикъ утверждаетъ:
‘Мы находимъ у Ульрици краткое обсужденіе теоріи Пфлюгера о множеств центровъ нервной системы со ссылкою на трудъ Пфлюгера, и къ удивленію находимъ и до буквальности схожее обсужденіе его и ссылку на него и въ труд г. Струве’ (15 стр.).
‘Многоученый трактатъ (г. Струве)о единств сознанія былъ бы…. просто-на-просто цликомъ выписанъ изъ Ульрици, еслибы не пришло на умъ г. Струве…. привести слова проф, Вирхова’ (16).
Значитъ трактатъ о единств сознанія просто-на-просто цликомъ выписанъ изъ Ульрици профессоромъ Струве, и къ нему еще прибавлено мнніе Вирхова*
‘Читателю, говоритъ Н. Аксаковъ, нечего смотрть на стр. 98 соч. Ульрици, которую цитируетъ г. Струве, потому что, продолжаетъ онъ, на ней находится…. буквально то же самое что на стр. 64, 65 и 66 труда самого г. Струве (21 стр.).
Посмотримъ въ эту 98ю стр. Ульрици, точно ли на ней находится буквально то же самое что на стр. 64, 65 и 66 труда самого г. Струве.

Струве:

Ульрици:

Показавъ что въ ощущеніи есть добавочный элементъ, не вносимый въ него физіологическими причинами ощущенія, профессоръ продолжаетъ:
‘Понятіе о самостоятельной психической природ вышеизъясненнаго добавленія, лежащаго вн нервной системы, но необходимаго при производств ощущеній, оправдываютъ и изслдованія знаменитаго Гельмгольца относительно скорости дйствія чувствъ. Въ особыхъ очень важныхъ и основательныхъ разсужденіяхъ {Helmholtz, Nachweisungen ber den zeitlichen Verlauf der Nervenerregung. Въ J. Mllers, Archiv fr Anatomie und Physiologie, 1850 и 1851. См. тоже: Ulrici, Gott und der Mensch, 1866. 4. I, стр. 98 и слд.} Гельмгольцъ доказалъ что процессъ, производящій сознательное ощущеніе изъ физическихъ раздраженій. уже находящихся въ нервныхъ центрахъ, требуетъ боле времени нежели процессъ передающій раздраженіе отъ периферическихъ нервовъ къ извстнымъ центрамъ. Для совершенія этого послдняго процесса, напримръ для передачи раздраженія изъ пальца въ мозгъ, нужно по вычисленію Гельмгольца 1/60 секунды: между тмъ для сознательнаго воспріятія въ форм ощущенія этого, уже находящагося въ мозгу, раздраженія потребно отъ 1/10 до 1/20 секунды. Этотъ промежутокъ времени, проходящій между раздраженіемъ переданнымъ уже нервнымъ центрамъ и ощущеніемъ его, совершенно опровергаетъ теорію матеріализма, по которой физіологическій процессъ раздраженія нервныхъ центровъ считается тождественнымъ съ психическими явленіями ощущенія. Если между физіологическимъ процессомъ въ нервныхъ центрахъ и ощущеніемъ его проходитъ извстное время, то очевидно что эти процессы не могутъ быть тождественны, въ этомъ обстоятельств мы ясно видимъ существованіе вышепоказаннаго добавленія, о которомъ говоритъ Лудвигъ добавленія, лежащаго вн нервной системы, но необходимаго для происхожденія ощущенія, Этотъ промежутокъ времени требуетъ развитія особаго, самостоятельнаго начала психическихъ явленій.
Противъ такого замчанія нельзя возражать что вышеозначенное время 1/10 до 1/20 секунды нужно для того чтобы физіологическій процессъ самъ по себ принялъ форму ощущенія, безъ помощи особеннаго начала. Физіологическій процессъ нервной системы основывается, какъ мы сказали. единственно на молекулярномъ движеніи и электричеств. Только эти физическіе процессы могутъ быть основаніемъ ощущенія по теоріи матеріализма. Но неужели можно, съ физической точки зрнія, предполагать что молекулярное движеніе и электричество, въ первый моментъ своего появленія въ нервныхъ центрахъ не имющія и слда способности ощущать и сознавать себя, вдругъ сами по себ, безъ новаго двигателя, пріобртаютъ эту новую способность посл 1/10 или 1/20 секунды своего пребыванія, въ нервныхъ центрахъ? Нтъ, это противорчитъ всмъ естественнымъ законамъ. Природа физическихъ силъ постоянна и тождественна. Молекулярное движеніе и электричество, не имющія способности ощущать и сознавать себя въ первый моментъ своего появленія въ нервныхъ центрахъ, не могутъ пріобрсти эту способность и въ десятый моментъ. Поэтому, если между физическими процессами въ нервныхъ центрахъ и ощущеніемъ проходитъ извстное время, то мы должны заключить что эти процессы ощущенія, сознанія и т. д. никакъ не тождественны съ физическими процессами молекулярнаго движенія и электричества, напротивъ, мы должны заключить что они для своего объясненія требуютъ принятія новаго самостоятельнаго субъекта, отличнаго отъ всхъ извстныхъ физическихъ силъ (стр. 64, 65, 66).
Такъ какъ чувствительныя нервныя нити распространяющіяся периферически въ различныя части тла, доводятъ принятое раздраженіе чрезъ спинной мозгъ до головнаго мозга, то ихъ движущая сила иметъ направленіе центростремительное: наоборотъ дятельность двигательныхъ нервовъ, передающихъ пульсы (возбужденія) отъ головнаго мозга, какъ отъ центра дйствій воли, прочимъ частямъ тла, иметъ направленіе центробжное. Оба движенія происходятъ съ большою скоростію, впрочемъ не съ такъ большою чтобы не было возможности измрять ее. Знаменитый физіологъ Гельмгольцъ опредлилъ съ полною достоврностію ея мру и показалъ что оба движенія имютъ въ одномъ и томъ же животномъ одинаковую скорость, у различныхъ животныхъ различную. Для чувствительныхъ и для двигательныхъ нервовъ равняется она, напримръ, у лягушекъ 60 футамъ въ секунду, у человка же 200 футамъ въ секунду (поэтому, напримръ, нервное раздраженіе происходящее отъ прищемленія или пораненія кончика пальца требуетъ почти 1/60 секунды чтобы дойти до головнаго мозга, и столько же проходитъ времени, пока произвольное возбужденіе двигательнаго нерва не достигнетъ отъ головнаго мозга до пальца). Но тотъ же ученый доказалъ столь же точнымъ образомъ что когда нервное раздраженіе перешло въ головной мозгъ, то оно далеко еще не длается сразу сознательнымъ ощущеніемъ. Съ какимъ бы напряженнымъ вниманіемъ мы ни прислушивались къ какому-нибудь тону, съ какимъ бы напряженнымъ вниманіемъ мы ни наблюдали за тмъ дйствіемъ какое производитъ на кончикъ нашего пальца уколъ булавки, или электрическій ударъ, всегда проходитъ промежутокъ времени 1/10 до 1/20 секунды между тмъ мгновеніемъ, когда раздраженіе соотвтствующаго чувствительнаго нерва перешло въ головной мозгъ, и другимъ мгновеніемъ, когда мы замчаемъ это раздраженіе какъ опредленное ощущеніе. Итакъ этотъ переходъ совершается еще медленне чмъ передача раздраженія периферичексаго нерва головному мозгу. (Н. Helmholtz: Nachwiesungen ber den zeitlichen Verlauf der Nerveuerregung, etc. in I. Mllers Archiv fr Anatomie u. Physiologie, 1850, S. 276 ff. 1852 5. 199 ff.)
Эти указанія имютъ большое психическое значеніе, съ одной стороны показываютъ они съ полною очевидностію что ощущеніе происходитъ не въ раздраженномъ периферическомъ нерв и принадлежащей ему части тла, но только въ головномъ мозг. Но вмст они даютъ и точное доказательство того что нервное раздраженіе, какъ таковое, и ощущеніе далеко не совпадаютъ воедино. Потому что если въ то мгновеніе, когда раздраженіе периферическаго нерва достигло до головнаго мозга и привело въ возбужденное состояніе соотвтствующія части его, мы все еще не имемъ сразу никакого ощущенія, если всякій разъ проходитъ опредленное измримое количество времени прежде чмъ нервное раздраженіе головнаго мозга скажется вамъ какъ ощущеніе, то очевидно что нервное раздраженіе головного мозга не можетъ быть отождествляемо съ ощущеніемъ, по крайней мр съ тмъ психическимъ явленіемъ, которое извстно вообще подъ именемъ ощущенія, и о которомъ только и можно говорить, потому что только о немъ мы и знаемъ. Какъ бы то ни было, если даже согласимся что нервное раздраженіе человческаго мозга тождественно съ ощущеніемъ чистымъ, съ ощущеніемъ голымъ, то все же оно не есть непосредственнымъ образомъ сознательное ощущеніе. Итакъ по необходимости мы должны заключить что промежутокъ времени, который проходитъ между нервнымъ раздраженіемъ головнаго мозга и происхожденіемъ сознательнаго ощущенія и который однако не можетъ быть наполненъ ничмъ, будетъ время требуемое тмъ особеннымъ актомъ, чрезъ который нервное раздраженіе головнаго мозга впервые перелагается въ ощущеніе, или приводится въ сознаніе въ качеств ощущенія. Посл изъясненій, которыя мы сдлали досел, не можетъ подлежать сомннію что этотъ особенный актъ не можетъ происходить отъ мозга, но только отъ того неизвстнаго нчто, которое физіологія хотя вынуждена признать какъ дйствительное, но котораго указать ближе она не можетъ, то-есть что этотъ актъ есть актъ психической силы, актъ души. (Ulric, Leib und Seele. S. 98 и 99.)
Мы нарочно начали выписку изъ Ульрици такимъ текстомъ который касается предмета однообразно повторяемаго всми изслдователями. Формы явленія, открытаго Гельмгольцемъ, совершенно просты и такъ опредленны что каждому обозрвающему ихъ, он представляютъ одно и то же. Ульрици и Струве должны одинаково сказать что земля кругла, но что она у полюсовъ сжата, что въ теченіе сутокъ она оборачивается около своей оси и т. д. Такъ они отнеслись и къ фактамъ которые открыты Гельмгольцемъ. Дале Ульрици и Струве передаютъ эти факты съ одною и тою же цлію, или извлекаютъ изъ нихъ одни и т же результаты для психологіи. И однакоже, если г. Н. Аксаковъ увряетъ, что на стр. 98й и слдующей (такъ цитуетъ г. Струве) книги Ульрици находится ‘буквально’ то же самое что на стр. 64, 65 и 66 труда самого г. Струве, то читатель боле повритъ текстамъ. Не правда ли что Ульрици богаче фактами, а профессоръ Струве основаніями? Не правда ли что у профессора Струве на 65 и 66 страницахъ развиты такія основанія какихъ нтъ и слда въ текст Ульрици? Не правда ли что эти основанія очень важный отдлъ въ текст профессора Струве, и что они охватываютъ открытіе Гельмгольца глубже, строже и многосторонне нежели какъ это мы видамъ въ текст Ульрици? Какъ бы ни пристрастно г. Н. Аксаковъ смотрлъ на сопоставленные мною тексты, я надюсь что ему придется сдлать себ горькій упрекъ или отъ досады, или отъ боле человческаго движенія, потому что очевидность есть верховная власть, которой покориться слдуетъ.
Замтьте: профессоръ Струве, при всей самостоятельности съ какою онъ трактуетъ предметъ, тмъ не мене ссылается на Ульрици. Какова же должна быть недобросовстность чтобы вмнять это въ плагіатъ!
Отъ этого третьяго пункта въ числ тхъ, которые выставлены мною въ начал, переходу къ первому, касающемуся теоріи Пфлюгера. Въ книг Ульрици находится краткое обсужденіе этой теоріи, приписывавшей чувствительность всмъ нервнымъ центрамъ. Н. Аксаковъ, какъ мы видли изъ его собственныхъ словъ, пришелъ въ ‘удивленіе’, находя ‘до буквальности схожимъ обсужденіе’ этой же самой теоріи у профессора Струве съ обсужденіемъ ея философомъ Ульрици. Относящіеся сюда тексты были уже другими сопоставлены въ Московскихъ Вдомостяхъ, но для полноты я считаю не лишнимъ воспроизвести ихъ здсь:

Ульрици:

Г. Струве:

Утвержденіе Пфлюгера (которое онъ старался провести въ особомъ сочиненіи Die sensorischen Functionen des Rckenmarks, Berlin 1853) что не только головной, но и спинной мозгъ иметъ чувственныя отправленія (sensorische Functionen), или какъ онъ выражается, ‘кошка которой перерзали спинной мозгъ получаетъ дв души’, такъ какъ не только передняя часть обнаруживаетъ произвольныя дйствія, кричитъ, бжитъ, кусаетъ, во и задняя часть также чувствуетъ, желаетъ и произвольно движется,— не подтвердилось строго научными изслдованіями. Экгардтъ показалъ что Пфлюгеровы доказательства недостаточны для такого утвержденія и что посл его изслдованій, какъ и до нихъ, надо принять что сдалища ощущенія должно искать въ мозг головномъ, а не спинномъ. Въ этомъ съ нимъ согласенъ даже Молешотъ. Въ томъ же смысл высказывается и Лудвигъ.
Уже изслдованія Пфлюгера {(Pflger, Die sensorischen Functionen des Rckenmarks der Wirbelthiere, nebst einer neuen Lehre ber die Leitungsgesetze der Reflexionen. 1853.)} возбудили величайшее сомнніе въ дйствительномъ существованіи единства нервной системы. Доказывая, на основаніи различныхъ вивисекцій, самостоятельность и независимость нервовъ спиннаго мозга отъ головнаго, и вообще множественность нервныхъ центровъ, ІІфлюгеръ основывалъ на этихъ изслдованіяхъ гипотезу о существованіе въ нервной систем не одной, а нсколькихъ душъ. По его мннію, въ каждомъ нервномъ центр находятся вс условія приписываемыя такъ-называемой душ, то-есть способность чувствовать и отвчать на вншнія раздраженія.
Говоря строго, гипотеза эта о существованіи множества душъ въ нервной систем есть матеріалистическій выводъ основанный на эмпирическомъ существованіи многихъ центровъ нервной системы. Но каждый видитъ что такою гипотезой нельзя объяснитъ психическаго сосредоточія и единства человка въ факт сознанія. Откуда же монетъ происходить единство психическое, когда человкъ, съ точки зрнія физіологіи, представляется состоящимъ изъ различныхъ самостоятельныхъ единствъ?
Изслдованія Пфлюгера въ новйшее время Часто были повряемы и побудили къ новымъ, боле точнымъ наблюденіямъ касательно связи между физическими и психическими проявленіями жизни. Для насъ, въ нашемъ вопрос, заслуживаютъ особеннаго вниманія изслдованія И. М. Шифма и Рудольфа Вагнера.
Въ Московскихъ Вдомостяхъ вслдъ за симъ замчаютъ:
‘Есть ли хоть малйшее сходство между выписанными мстами, кром только того что тамъ и тутъ упоминается о Пфлюгер? Г. Ульрици говоритъ одно, г. Струве совсмъ иное: а для г. Аксакова это ‘до буквальности схожее обсужденіе’ и заимствованное цликомъ. Самое заглавіе книги Пфлюгера у Ульрици приведено сокращенно, а у г. Струве подробно: какъ же могло бы это случиться еслибы г. Струве заимствовалъ цитату изъ Ульрици? Таковы и другія обличенія г. Аксакова, свидтельствующія лишь о томъ что философствующій юноша, въ своемъ увлеченіи, не дорожилъ своею репутаціей’.
Скажу отъ себя нсколько словъ въ виду вышеприведенныхъ текстовъ. Что значитъ обсужденіе теоріи? Перве всего, конечно, это значитъ критическое отношеніе къ ней, вслдствіе котораго она должна быть признана основательною, или неосновательною, истинною или ложною. Теперь г. Н. Аксаковъ, находя обсужденіе теоріи Пфлюгера у профессора Струве ‘до буквальности схожимъ’ съ обсужденіемъ ея у Ульрици, говоритъ: ‘Но Ульрици прибавляетъ что Лудвигъ, Екгардтъ, Молешотъ и другіе физіологи протестовали противъ научной стоимости теоріи Пфлюгера, г. Струве забываетъ это прибавленіе и излагаетъ теорію Пфлюгера какъ стоящую вн всякихъ научныхъ сомнній’ (стр. 15—16). Итакъ обсужденіе Ульрици признаетъ теорію Пфлюгера неосновательною, обсужденіе профессора Струве, какъ утверждаетъ Н. Аксаковъ, считаетъ ее стоящею вн всякихъ научныхъ сомнній. Что же это значитъ? Это значитъ что обсужденіе Ульриди и обсужденіе Струве противоположны одно другому. И однакоже послднее ‘сходно до буквальности’ съ первымъ!
Ульриди останавливаетъ свое вниманіе на томъ что есть низшія породы животныхъ которыя не имютъ мозгу и которымъ однакоже нельзя отказать въ чувствительности. Что же касается человка и высшихъ породъ животныхъ, то, говоритъ Ульрици, ‘не подлежитъ никакому сомннію что ощущеніе и произвольное движеніе происходитъ у нихъ только посредствомъ нервовъ и только въ головномъ мозгу’. Послднее отвергала теорія Пфлюгера, считавшая чувствительными и центры спиннаго мозга. Но эта теорія, продолжаетъ Ульриди, ‘не подтвердилась строго научнымъ изслдованіемъ’, и ссылается на Экгардта, Молешота, Лудвига (Leib und Seele 104—105). Профессоръ Струве длаетъ въ своей диссертаціи указаніе на изслдованія? Пфлюгера, Шиффа, Вагнера и Бронъ-Секара и приходитъ такимъ образомъ ко мннію Функе что ‘мысль о сосредоточеніи души въ одной части мозга уже устранена въ наук вслдствіе новйшихъ физіологическихъ изслдованій’ (стр. 41). Да, до буквальности то же самое обсужденіе! Здсь Пфлюгеръ поддержанъ Шиффомъ, Вагнеромъ, Бровъ-Секаромъ и Функе, у Ульриди онъ прижатъ къ стнк Лудвигомъ, Экгардтомъ, Молешотомъ. Однакоже я спрошу г. Н. Аксакова, признаетъ ли профессоръ Струве ‘теорію Пфлюгера стоящею вн всякихъ научныхъ сомнній’ и относительно принятой ею ‘гипотезы существованія множества душъ въ нервной систем’? Другими словами, безъ вопроса: и здсь г. Н. Аксаковъ не понялъ предмета которымъ попытался заняться. Г. Струве называетъ эту гипотезу ‘матеріалистическимъ выводомъ’ (стр. 39).
Такъ дошла очередь до средняго пункта, выставленнаго мною въ начал. Струве, какъ утверждаетъ критикъ, ‘выписалъ просто-на-просто цликомъ изъ Ульрици многоученый трактатъ о единств сознанія’ и только прибавилъ къ нему ‘слова профессора Вирхова’ (стр. 16). Профессоръ Струве находитъ въ Вирхов, какъ онъ выражается, ‘одного изъ лучшихъ и осторожнйшихъ изслдователей, котораго никто не можетъ упрекнуть въ философскихъ грезахъ’ (стр. 49). Это выраженіе послужило къ счастію профессора Струве, котораго Н. Аксаковъ оставляетъ на время въ поко, чтобы похлестать своимъ дтскимъ хлыстикомъ знаменитаго Вирхова. Онъ обращается къ той же брошюр Шлейдена eber den Materialismus, стр. 40 и слд., чтобы показать читателю какъ Шлейденъ изобличаетъ Вирхова въ нелогичности, неточности и сбивчивости понятій. При этомъ для него ничего не значитъ то важное обстоятельство что Шлейденъ длаетъ нападки на выраженія Вирхова находящіяся въ его Vier Reden ber Leben und Kranksein, тогда какъ профессоръ Струве ссылается не на рчи,— зная что рчи не суть ученыя изслдованія и не могутъ служить формою, въ которой сказался бы ученый изслдователь,— но на т ученыя работы Вирхова въ которыхъ онъ признанъ всми знатоками ‘за одного изъ лучшихъ и осторожнйшихъ изслдователей’. Не мшало бы также сказать читателю что Шлейденъ тмъ не мене питаетъ къ Вирхову (какъ выражается онъ на той же 40 страниц) ‘величайшее уваженіе’.
Но эти замчанія служатъ для меня только приступомъ къ разбору того какимъ образомъ Н. Аксаковъ нашелъ что профессоръ Струве ‘просто-на-просто цликомъ выписалъ трактатъ о единств сознанія изъ Ульрици’. Разборъ этотъ не можетъ быть облегченъ сопоставленіемъ текстовъ по двумъ причинамъ: вопервыхъ, потому что пришлось бы длать слишкомъ длинныя выписки, и вовторыхъ потому что въ книг Ульрици нтъ никакого трактата о единств сознанія, такъ что слдовательно остается въ сил только эта вторая причина.
Какъ мало стсняется нашъ критикъ безспорными фактами, это доказывается тмъ что онъ не затрудняется уврять читателя будто ‘планъ избранный г. Струве…. въ особенности близокъ къ плану извстной книги Ульрици (Gott und der Mensch. I. B. Leib und Seele)’ (стр. 14). Какими основными понятіями опредляется планъ изслдованія у профессора Струве? Критикъ отвчаетъ:
‘Струве начинаетъ съ сознанія, которое по мннію его заключаетъ въ себ три начала ‘1) единство, 2) самонаблюденіе и 3) постоянство и тожество, на основаніи котораго сознаніе человка остается въ теченіи всей его жизни однимъ и тмъ же, несмотря на вс вншнія и внутреннія перемны, вызываемыя временемъ’ (36). ‘Но сравнивая эти явленія съ несомннными выводами новйшей физіологіи, продолжаетъ г. Струве, мы легко убждаемся что ни для единства, ни для самонаблюденія, ни наконецъ для постоянства и тожества сознательной жизни человка мы не встрчаемъ въ отправленіяхъ тла никакого основанія, которое могло бы достаточно объяснить вс эти явленія’ (37).
‘Таковъ планъ, избранный г. Струве’, говоритъ Н. Аксаковъ, и вслдъ за симъ продолжаетъ:
‘Планъ этотъ кажется намъ до такой степени близкимъ къ плану большинства сочиненій, спеціально посвященныхъ полемик съ матеріализмомъ и въ особенности къ плану извстной книги Ульрици (Gott und der Mencsh, I. B. Leib und Seele), что мы позволили себ разсмотрть брошюру г. Струве въ связи съ этимъ послднимъ упомянутымъ нами трудомъ.’ (Стр. 13—14.)
Такъ какъ Н. Аксаковъ находитъ что планъ избранный профессоромъ Струве очень близко подходитъ къ плану большинства сочиненій спеціально посвященныхъ полемик противъ матеріализма, и особенно къ плану извстной книги Ульрици Gott und der Mensch, то этимъ онъ утверждаетъ безсознательно что это сочиненіе, почти единственное въ своемъ род, въ свою очередь очень близко подходитъ къ плану названнаго большинства. Надо не понимать философіи, надо не понимать Ульрици, чтобы такимъ образомъ сдлать его дюжиннылъ противникомъ матеріализма.
Но въ план профессора Струве мы встрчаемъ одно существеннйшее понятіе, — понятіе самонаблюденія. Какъ мы видли, оно занимаетъ выпуклую средину этого плана, и въ диссертаціи профессора Струве очень серіозный анализъ доказываетъ невозможность вывести явленіе самонаблюденія изъ физіологическихъ основаній (стр. 43—48). Критикъ, повидимому, эту вторую часть плана, избраннаго профессоромъ Струве, считаетъ самостоятельною, не имющею ничего общаго съ планомъ книги Ульрици. Именно онъ говоритъ на страниц 18:
‘Начало слдующаго періода о самонаблюденіи начинается фразою, видимо самостоятельною и оригинальною, ибо ея не могъ до сего времени произнести не (ни) одинъ еще философъ. ‘Второе явленіе сознанія,’ говоритъ г. Струве, ‘есть его самонаблюденіе.’ Но что же и есть сознаніе какъ не самонаблюденіе, и наоборотъ, что же есть самонаблюденіе какъ не сознаніе? Слова г. Струве значатъ только: второе явленіе сознанія есть сознаніе, или: второе явленіе самонаблюденія есть самонаблюденіе, что положительно уже нелпо.’
Самый анализъ этого явленія самонаблюденія, находящійся въ диссертаціи профессора Струве, не подалъ г. Н. Аксакову ни одного повода сослаться на какую-нибудь страницу изъ книги Ульрици, или другаго автора (см. брошюру стр. 18—19.) Наконецъ третья также существенная часть плана избраннаго профессоромъ Струве, часть посвященная ‘изслдованію тожества бытія человческаго’ (выраженіе г. Н. Аксакова), опять не представила нашему критику ни одного повода выставить хотя бы одну цитату изъ книги Ульрици. (Ср. брошюру стр. 19.)’
Какой же посл этого смыслъ иметъ мнніе г. Н. Аксакова что планъ избранный профессоромъ Струве особенно близко подходитъ къ плану книги Ульрици? И какому Аксакову я долженъ врить, тому ли который утверждаетъ это мнніе, или тому который отвергаетъ его?
Посмотрите на другаго изъ нихъ. Противъ выраженія профессора Струве: ‘второе явленіе сознаніе есть его самонаблюденіе’, онъ возражаетъ: ‘что же и есть сознаніе какъ не самонаблюденіе, и наоборотъ, что же есть самонаблюденіе какъ не сознаніе?’ Онъ полагаетъ что ни одинъ философъ не могъ до сего времени произнести подобной ‘положительной нелпости’.
Я имю основаніе думать что подобную ‘положительную нелпость’ произносили именно т философы которые оказали величайшія услуги психологіи. Каждый изучающій психологію знаетъ наизусть требованіе выраженное психологомъ Бенеке что нужно различать сознаніе существующее въ психическихъ актахъ отъ сознанія объ этихъ актахъ. Это сознаніе о психическихъ актахъ профессоръ Струве назвалъ очень врно ‘самонаблюденіемъ’. Также должно быть извстно изучающему психологію сдланное Лотце различіе между сознаніемъ транзитивнымъ, которое существуетъ въ душевныхъ состояніяхъ, какъ свтъ въ краскахъ, или какъ звукъ въ тонахъ, и сознаніемъ интранзитивнымъ, обозрвающимъ передвижку и измненія душевныхъ состояній. Это обозрвающее сознаніе есть ‘самонаблюденіе, вслдствіе котораго,’ какъ говоритъ профессоръ Струве, ‘человкъ въ состояніи отдавать себ отчетъ въ томъ что онъ думаетъ и сопровождать мыслію свое дйствіе’. Такъ, если г. Н. Аксаковъ называетъ что-нибудь нелпымъ, то я уже напередъ привыкъ ожидать что онъ иметъ дло съ мыслію очень разумною и основательною, которой онъ не понимаетъ. Его собственный опытъ долженъ бы убдить его теперь что сознаніе еще не есть необходимо самонаблюденіе, потому что самонаблюденіе есть источникъ мнній и сужденій отчетливыхъ, разумныхъ, основательныхъ, нелпости же и противорчія доказываютъ отсутствіе самонаблюденія, но не сознанія. Не такъ ли?
Но планъ книги Ульрици особенно близокъ къ плану диссертаціи профессора Струве, какъ утверждалъ первый Аксаковъ. Значитъ, эта книга располагаетъ психологическія изслдованія по тремъ основнымъ для профессора Струве понятіямъ. Значитъ, она изслдуетъ сперва физіологическія основанія для единства сознанія, потомъ для самонаблюденія, наконецъ для тожества сознанія. Что касается самой книги Ульрици, то и Н. Аксакову придется покоробиться предъ своею чрезмрною необдуманностію, съ которою онъ выдаетъ планъ диссертаціи, означенный имъ же самимъ, за особенно близкій къ плану книги Ульрици. Для читателей незнакомыхъ съ этою превосходною книгой укажу на ходъ ея идей включительно до тхъ отдловъ, внутри которыхъ роется нашъ критикъ. Во введеніи къ книг раскрывается опроверженіе матеріализма діалектическое, которое должно назвать античнымъ и котораго punctum saliens состоитъ въ положеніи что матеріализмъ, выдающій себя за истинную теорію, раскрываетъ однакоже такую теорію мышленія, какъ мозговой функціи, которая отрицаетъ возможность всякой истинной мысли, но такъ какъ это опроверженіе все еще совмстимо съ различіемъ мыслей, если не какъ истинныхъ и ложныхъ, то по крайней мр какъ практически годныхъ или негодныхъ, и слдовательно все еще совмстимо съ представленіемъ нкоторой нормы, нкотораго образца для выбора и предпочтенія однхъ мыслей другимъ, то вообще лучшая научная метода будетъ состоять въ томъ чтобъ изслдовать т основанія на которыя предполагаетъ опираться матеріализмъ. Это значило бы войти въ область физіологіи, но физіологія сама ищетъ своихъ основаній въ физик и химіи. Вотъ почему Ульрици приступаетъ къ раскрытію и изъясненію основныхъ понятій естествознанія вообще, каковы: матерія, молекулы, атомы, силы, дятельность, вещество, организмъ, физическая сила, цлесообразность. Только во второмъ, отдл первой физіологической части, стр. 66, философъ избираетъ предметомъ своего изслдованія ‘человческое тло и его отношеніе ко психическимъ явленіямъ’. Здсь помщенъ критическій разборъ основаній матеріализма въ принцип и въ фактахъ, но на эти части книги Ульрици нигд не ссылается г. Н. Аксаковъ, какъ можно было бы ожидать напередъ. Между тмъ напомнимъ, въ виду того что изложено уже выше, увреніе критика о близости плана избраннаго г. Струве, къ плану книги Ульрици.
Слдующій, третій отдлъ первой части, озаглавленный ‘нервная система и душа’, составляетъ то мсто гд нашъ критикъ находитъ то что профессоръ Струве будто бы выписалъ изъ Ульрици и изъ чего онъ такимъ образомъ составилъ свой трактатъ о единств сознанія. Означенная глава начинается на страниц 93й и оканчивается страницей 153й, Выписанный трактатъ о единств сознанія долженъ заключаться, если врить критику, между 107 (врне 104й, гд говорится о теоріи Пфлюгера) и 121й страницами, и притомъ такъ что, выписавъ изъ стр. 104—105 обсужденіе теоріи Пфлюгера и взявъ оттуда же критику попытки Флуранса отыскать ‘центръ нервной системы, профессоръ Струве списываетъ съ сосдней 108й страницы изложеніе теоріи Рудольфа Вагнера и ссылку на статью его въ Gttingische Nachrichten 1860, No 6, Seite 57 ff, потомъ, какъ говоритъ критикъ, ‘г. Струве упускаетъ (краткости ради) ‘вс остальныя излишнія, по его мннію, цитаты и изслдованія Ульрици и переходитъ прямо къ 118—121 стр. его сочиненія, излагая сообразно съ ними или, врне, по нимъ, ‘на 41 и 42 стр. своей брошюры, единство сознанія, противорчащее отсутствію единства въ нервной систем’, (см. стр. 14, 15, 16). Итакъ, трактатъ о единств сознанія будто бы списанъ ‘просто-на-просто цликомъ’ изъ 104 (а не 107й повторяемъ это), 108 страницъ, да еще изъ 118—121й. Вотъ къ чему сводится особенно близкое совпаденіе двухъ плановъ! Но сначала мы сдлаемъ краткій обзоръ содержанія этого отдленія книги Ульрици до 121й страницы, потомъ остановимся на страницахъ 104—108, наконецъ разсмотримъ содержаніе страницъ 118—121й. Этотъ порядокъ необходимъ для того чтобы внести свтъ въ хаосъ мнній г. Н. Аксакова, потому что и по древнему космическому ученію хаосъ былъ причиненъ духомъ который былъ нерасположенъ къ созерцанію свта истины.

1. Содержаніе всего отдла книги Ульрици до 121й страницы.

Изложеніемъ физіологическаго ученія о нервной систем, ея развтвленіи и сосредоточеніи по опредленному плану въ различныхъ центрахъ (стр. 93—104), Ульрици приходитъ къ убжденію что по крайней мр въ высшихъ породахъ животныхъ и въ человк ощущеніе и произвольное движеніе происходитъ только чрезъ нервы, и только въ головномъ мозгу. Теорія Пфлюгера относительно самостоятельности спиннаго мозга отвергается имъ (104—105) какъ неосновательная.
‘Поэтому, говоритъ Ульрици, новйшая физіологія употребила чрезвычайныя усилія чтобъ обозначить ближе т мста въ головномъ мозгу, которыя можно бы считать сдалищемъ ощущенія и, значитъ, психической силы вообще. Первый проложившій путь къ такимъ изслдованіямъ, это Флурансъ, знаменитый парижскій физіологъ’ (стр. 105). Чрезъ снятіе тонкихъ слоевъ мозга, онъ, какъ утверждаетъ, доказалъ что уравновшеніе и упорядоченіе движеній условливается малымъ мозгомъ, производство движенія — мозгомъ спиннымъ, а воля, то-есть психическая дятельность, вызывающая движенія вслдствіе представленій, условливается большимъ мозгомъ. Изъ этого ряда опытовъ Флурансъ приходитъ дале къ убжденію что существуетъ ‘полное раздленіе, совершенно опредленное различіе между жизненною ‘силой и психическою силой’. ‘Каждая способность, которая переживаетъ снятіе полушарій большаго мозга, есть жизненная сила, напротивъ, каждая способность, которая утрачивается съ этимъ снятіемъ, есть сила интеллектуальная’ (105—106).
Впрочемъ, къ силамъ которыя переживаютъ снятіе верхняго мозга, онъ относитъ не только т отъ которыхъ зависятъ вс функціи питанія и движенія, но ‘и ощущеніе’ (въ тснйшемъ смысл). (Стр. 106.)
Лонже почти во всемъ согласенъ съ Флурансомъ (106). Опыты Вагнера пополняютъ и исправляютъ Флурансовы опыты: тмъ не мене въ существенномъ положенія Флуранса оправдались (107).
Новйшія излдованія Вагнера привели его однако къ убжденію что крайне невроятно, будто въ головномъ мозгу находится какой-то точкообразный sensorium commune (108). Приведя еще нкоторыя указанія Шиффа, Бенеке, Вирхова, Лудвига,— Ульрици приходитъ къ заключенію что ‘по крайней мр высшія психическія функціи, соединеніе представленій, сознаніе, воля, условливаются съ физіологической стороны полушаріями большаго мозга’ (110), потому что этотъ выводъ ‘можно считать за общепризнанный‘ (109).
Даже и для частныхъ способностей физіологи указываютъ ‘съ научною точностію’ на особенные органы въ большомъ мозгу (110), напримръ для способности слова, памяти и т.д. Но съ этой точки зрнія опровергается мнніе Снелля, будто тлесныя и душевныя дятельности относятся другъ къ другу ‘какъ эквивалентная, внутренняя и вншняя работа’ одной и той же силы (стр. 112), потому что другіе нервы и пучки нервовъ условливаютъ дятельность питанія, дыханія, движенія, и опять другіе содйствуютъ ощущенію, мышленію и т. д. (стр. 113).
Въ органологіи, получившей основательное развитіе со временъ Флуранса, Ульрици находитъ такимъ образомъ истину плодотворную для физіологіи и психологіи. Мы наблюдаемъ различныя формы психическихъ дятельностей, которыя исполняются посредствомъ различныхъ органовъ, хотя вс исходятъ отъ одной психической силы (стр. 114). Та психическая теорія, которая изъясняетъ эти различныя формы душевныхъ дятельностей (представленія, хотнія, воспоминанія) изъ различныхъ видоизмненій одной какой-либо формы, опровергается физіологіей. Психическія дятельности различны не только психически, но и физіологически.
Единство психической силы, изъ которой он исходятъ, доказывается единствомъ сознанія (стр. 117), возможностью намреннаго вниманія, переходомъ размышленія и обдумыванія въ акты воли, законами ассоціаціи представленій (117—118).
Особенно ‘единство сознанія есть полновсный и безспорный фактъ’ и притомъ ‘фактъ основный’ (стр. 119—120). Психическая сила, служащая ему основаніемъ ‘можетъ быть только единая и тождественная съ собою’. ‘Въ самомъ дл, еслибы сознаніе раждалось отъ многихъ различныхъ силъ, то каждое ощущеніе, воспріятіе, дйствіе воли, доходящее до сознанія, не могло бы являться намъ какъ единое отдльное, въ каждомъ частномъ случа мы должны бы имть столько же, впрочемъ, однородныхъ ощущеній, перцепцій и пр., сколько существуетъ силъ (функцій) и значитъ веществъ, раждающихъ сознаніе и его содержаніе. Словомъ, не одно сознаніе, но множество, или многократность его могла бы только выйти въ результат, еслибы родителемъ и носителемъ его было множество силъ или веществъ.’ (120—121.)

2. Трактатъ профессора Струве о единств сознанія, и 104—108 страницы книги Ульрици.

Н. Аксаковъ говоритъ:
‘Прежде всего анализируетъ г. Струве единство сознанія. Разсмотримъ, насколько самостоятеленъ и насколько наученъ его анализъ’ (стр. 14).
Вслдъ за этимъ нашъ критикъ продолжаетъ: ‘Г. Струве, подобно Ульрици, начинаетъ указаніемъ на несостоятельность попытки Флуранса отыскать центръ психическихъ явленій (то-есть ощущенія, воли и т. д.)’ (стр. 14). Это обсужденіе попытки Флуранса, замчаетъ г. Аксаковъ (стр. 15), находится на одной страниц съ краткимъ обсуждеемъ теоріи Пфлюгера. Дйствительно, мы знаемъ уже что это страница 105 и дале до 108. Приводимое критикомъ сочиненіе Флуранса De la vie et de Vintelligence съ указаніемъ стр. 40, 60, 73 мы соотвтственно этому находимъ у самого Ульрици на стр. 106, посл изложенія теоріи Флуранса. Этимъ точнымъ обозначеніемъ мста изъ книги Ульрици, въ которомъ этотъ философъ говоритъ о Флуранс, и которое разуметъ здсь нашъ критикъ, мы занялись потому что онъ на первый разъ (стр. 14) не указалъ страницы изъ книги Ульрици, а цитовалъ ее только по поводу рчи о Пфлюгер уже на стр. 15.
Итакъ, вотъ открытіе: ‘Ульрици начинаетъ указаніемъ на несостоятельность попытки Флуранса отыскать центръ психическихъ явленій’ (то-есть ощущенія, воли и т. д). Однако гд же это? Ульрици, какъ мы видли, ни единымъ словомъ не указываетъ на несостоятельность попытки Флуранса отыскать центръ психическихъ явленій. Это длаетъ профессоръ Струве, но не Ульрици. Неужели для того чтобы превратить профессора Струве въ компилятора изъ Ульрици, нашелъ г. Н. Аксаковъ дозволительнымъ превратить сначала Ульрици въ компилятора изъ профессора Струве? Нашъ критикъ вращается здсь въ хаос мыслей, невроятность котораго я не могу выразить. Ульрици не указалъ ни однимъ словомъ, будто онъ смотритъ на работы Флуранса такъ что Флурансъ длаетъ попытку отыскать центръ психическихъ явленій. Поэтому естественно что также ни однимъ словомъ Ульрици не указываетъ на несостоятельность этой, для него не существующей, попытки. Флурансъ, по изложенію Ульрици, отыскиваетъ въ мозгу разныя мста, которыя служатъ органами для различныхъ силъ, психическихъ и жизненныхъ. Ульрици привтствуетъ эти работы, слдитъ за ихъ продолженіемъ у послдующихъ физіологовъ, признаетъ научную истину органологіи. Какимъ же необыкновеннымъ обстоятельствомъ объяснить теперь, когда критикъ утверждаетъ: ‘Г. Струве, подобно Ульрици, начинаетъ указаніемъ на несостоятельность попытки Флуранса ‘отыскать центръ психическихъ явленій’? Какимъ, повторяю, непостижимымъ искусствомъ этотъ г. Н. Аксаковъ могъ найти что Ульрици начинаетъ указаніемъ на несостоятельность попытки Флуранса отыскать центръ ‘психическихъ явленій’?
Дале. ‘На 108 страниц книги Ульрици’, говоритъ г. Н. Аксаковъ, ‘находится изложеніе теоріи Рудольфа Вагне’ра со ссылкою на статью его въ Gttingische Nachrichten, 1860, No 6, Seite 57 ff, и ту же самую ссылку и то же са’мое изложеніе находимъ мы и на 40 страниц многоученаго ‘труда г. Струве’ (стр. 16). Теорія Вагнера занимаетъ въ дисертаціи профессора Струве всего 17 строчекъ, въ книги Ульрици обозрваются работы Вагнера на стр. 107, 108 и 109. Это для Н. Аксакова значитъ ‘то же самое изложеніе’. Само собою разумется что Ульрици и Струве одни и т же выводы Вагнера должны передавать одинаково врно. Ссылка на ученыя работы Вагнера поставлена въ книг Ульрици такъ: ‘Nachrichten von der Univers, и. d. Gesellsch. d. Wissensch. zu Gttingen, 1858, NoNo 24, 26. 1860, No 4. Эта ссылка находится на указываемой критикомъ стр. 108. Другая, находящаяся на стр. 109, выражена такъ: (aa. O, 1860, No 6, S. 57 ff). Ссылка на Вагнера у профессора Струве: Wagner, Die Frage nach dem Sensorium und Motorium commune. Gttingische Nachrichten, 1860, No 6, Seite 57 ffg. Ульрици не приводитъ названія статьи Вагнера, Струве приводитъ,— и все-таки ссылка его выписана изъ Ульрици!
Остается нчто очень важное, столь важное какъ самая жизнь, остается noeud vital, говоря по-французски, nodus vitalis, говоря по-латыни, жизненнный узелъ, говоря по-русски, жизненная точка, говоря математически. Этотъ узелъ жизни вызвалъ много жизни подвижной, горячей, критикующей и поражающей профессора Струве, но все-таки остался узломъ, его не развязали и не разскли, онъ вдь въ то же время точка жизни, а точку не развязываютъ и не разскаютъ.
Въ диссертаціи профессора Струве на стр. 38 говорится: ‘нкоторые изъ прежнихъ физіологовъ, между которыми въ особенности С. Т. Сэммерингъ, {Smmering. Ueber das Organ der Seele. 1796.} и другіе, изъ новйшихъ прежде всего знаменитый парижскій анатомъ и физіологъ Флурансъ, {Flourens. De la vie et de l’intelligence, 1858, T. II. pag. 155 u. Dompte rendu, 1851, T. XXXIII, pag. 437 и 1859. T. XLVIII, pag. 1136. Смотри: О. Funke, Lehrbuch der Physiologie, 1860, T. II. Seite 567 и 575.} потомъ Лотце, {H. Lotze, Medicinische Psychologie, oder Physiologie der Seele, 1852 и въ особенности того же автора: Mikrokosmus, Т. I. Seite 316—342, Von dem Sitze der Seele.} А. Фиккъ {А. Fick, Compendium, der Physiologie, 1860. S. Ш und 52 ffg.} и другіе всми силами старались доказать сосредоточеніе тлеснаго организма, въ особенности нервной системы, въ одномъ пункт, условливающемъ единство животныхъ психическихъ проявленій человка (point, или noeud vital Флуранса). Въ этомъ пункт, по ихъ мннію, сосредоточивается вся жизнь и вс раздраженія нервовъ, соединеніемъ которыхъ эти физіологи и объясняютъ психическое явленіе извстное подъ именемъ единства сознанія’. { вопроса о сдалищ души въ тл, кром вышеприведенныхъ сочиненій, смотри еще: G. F. Fechner, Elemente der Psychophysik 1860, T. II. S. 381—426. J. H. Fichte, Psychologie. T. I. 1864. 35—63 и H. Ulrioi, Gott und der Mensch. T. I. 1866. S. 105-125.}
Это мсто изъ диссертаціи дйствительно представляетъ поводъ къ возраженіямъ, которыя могутъ относиться частію къ самой диссертаціи, частію къ Флурансу и къ философіи.
а) Можно было возразить что такъ какъ поименованные физіологи поставлены вс на одной и той же линіи въ простомъ перечисленіи ихъ именъ, то вопервыхъ остаются неизвстными т спеціальныя опредленія которыя каждый изъ нихъ, смотря по ходу своихъ работъ, соединялъ съ идеей средоточія нервной системы: далеко не вс исчисленные физіологи видли въ открытіи этого средоточія разршеніе одной и той же задачи, вовторыхъ также остается неизвстнымъ насколько и въ какомъ направленіи каждый изъ нихъ, какъ ему самому казалось, приблизился къ ршенію общей всмъ имъ задачи. Это неполнота въ описаніи физіологическихъ работъ, неполнота, которая впрочемъ не имла никакого вліянія на ршеніе задачи избранной профессоромъ Струве, и послужила первымъ, неясно сознаваемымъ поводомъ къ спорамъ. Никто не хотлъ замтитъ очень крупнаго факта что въ приведенномъ текст поставленныя въ скобкахъ слова (point, или noeud vital Флуранса) принимаются въ общемъ, или нарицательномъ смысл для выраженія той задачи, которую ршали безразлично вс названные физіологи. Этотъ noeud vital Флуранса, какъ видимъ изъ приведеннаго текста, профессоръ Струве относитъ и къ Герману Лотце, который отвергалъ вс толки и о жизненной сил и объ ея сдалищ, хотя искалъ сдалища въ мозг для души,— и профессоръ Струве, чтобы не задаваться изложеніемъ физіологическихъ подробностей, одинаково означаетъ и попытку Лотце исканіемъ этого получившаго нарицательный смыслъ point, или noeud vital Флуранса. Т кто встртили здсь указаніе на Флуранса, должны были читать приведенное мсто очевидно такимъ образомъ: Флурансъ сосредоточивалъ животныя и психическія явленія въ point, или noeud vital Флуранса. Тогда естественно возникли возраженія, потому что Флурансъ не считалъ noeud vital за центръ всхъ психическихъ явленій.
Совершенно врно, и тамъ гд профессоръ Струве говоритъ не обо всхъ названныхъ имъ физіологахъ, а спеціально о Флуранс, онъ выражается такимъ образомъ:
‘Что же касается noeud vital Флуранса, то не только Шиффъ и Вагнеръ, но Бронъ-Секаръ, {Brown-Sequard. Journal de physiologie. 1858. T. I. pag. 217. см. O. Funke. Lehrbuch der Physiologie. 1860. T. I. Seite 56.} убдились что поврежденіе его не влечетъ за собою смерти, и поэтому онъ не можетъ быть признанъ за ‘узелъ жизни’, за центральный пунктъ жизненныхъ отправленій организма’ (стр. 41).
Н. Аксаковъ изъясняетъ мнимую путаницу, будто бы допущенную профессоромъ Струве въ приведенныхъ мною выше словахъ, такимъ образомъ:
‘Струве, подобно Ульрици, начинаетъ указаніемъ на несостоятельность попытки Флуранса отыскать центръ психическихъ явленій’. Это положеніе мы уже разъяснили. При этомъ замтимъ что на стр. 104—108 и дале книги Ульрици, изъ которыхъ, по программ критика, долженъ былъ профессоръ Струве ‘просто-на-просто цликомъ’ выписать свой трактатъ о единств сознанія, не говорится ничего о noeud vital Флуранса, даже нтъ о немъ и помину. Н. Аксаковъ озадаченъ (хотя, скажемъ мимоходомъ, отсутствіе этого noeud vital представляло наилучшій для Н. Аксакова поводъ опомниться и не утверждать что Ульрици начинаетъ указаніемъ на несостоятельность попытки Флуранса отыскать центръ психическихъ явленій). Но онъ обртаетъ исходъ изъ затрудненія въ открытіи что г. ‘Струве длаетъ значительную ошибку’ (стр. 14). Въ чемъ состоитъ эта ошибка? Вдь онъ раскрылъ книгу Ульрици и началъ выписывать о Флуранс? Правда, отвчаетъ И. Аксаковъ. Въ этой книг, которую раскрылъ г. Струве, ‘Ульрици, ссылаясь на 40, 60 и 73 страницы I т. Флурансова труда De la- vie et de Inintelligence, доказываетъ различіе, существующее (по теоріи Флуранса) между явленіями жизненными и явленіями психическими, и утверждаетъ что послднія сосредоточены въ большихъ полушаріяхъ и уничтожаются съ ихъ вырзываніемъ, тогда какъ первыя продолжаютъ еще существовать’, (14 стр.).
Правда, это говорится въ книг Ульрици. Значитъ, это мсто приходилось выписывать профессору Струве. Въ чемъ же, повторяемъ, ошибся г. Струве?
‘Г. Струве, отвчаетъ г. Н. Аксаковъ, ссылаясь на невдомую ему страницу (разумется, Флурансова сочиненія) указанную Ульрици въ соотвтствующемъ мст другаго своего труда (Богъ и природа русск. пр. 1.211), явно соединяетъ явленія психическія съ явленіями жизненными, концентрируя общую ихъ причину въ мнимомъ point, или noeud vital Флуранса‘ (стр. 14).
То-есть: въ то время какъ профессоръ Струве началъ выписывать изъ книги Ульрици Leih und Seele на стр. 105— 106 и приступилъ къ выписк цитаты Флурансова сочиненія De la vie et de Vintelligence, находящейся у Ульрици на 106 страниц, въ то время какъ ему оставалось только приставить къ заглавію De la vie et de Гintelligence слова: Paris, 1858,1 р. 40, 60, 73, вдругъ невидимая сила подмнила эту книгу Ульрици другою книгою его, Gott und die Natur, и раскрыла ее на стр. 208 (у Аксакова по русскому переводу 211). Струве ничего этого не замтилъ и продолжалъ списывать. На раскрытой страниц, которую онъ считалъ за прежнюю, онъ видитъ De la vie et de l’intelligence. Такъ какъ эти слова онъ уже выписалъ, то теперь онъ продолжаетъ: Paris, 1858, 2 Partie р. 156. Такъ ошибся г. Струве, и такъ будто бы получилась въ его диссертаціи (стр. 38) цитата изъ книги Gott und die Natur, хотя онъ собственно выписываетъ изъ книги Leib und Seele. Но на той же страниц 208 другой книги, то-есть Gott und die Natur, сказано что Флурансъ сосредоточивалъ жизненную силу въ noeud vital. А досел профессоръ Струве выписывалъ изъ первой книги Leib und Seele сдланное философомъ Ульрици указаніе на несостоятельность попытки Флуранса отыскать ‘центръ психическихъ явленій’. Такъ произошло что noeud vital одной книги и ‘центръ психическихъ явленій’ другой книги слились въ одно въ мысляхъ профессора Струве, который и концентрировалъ психическія и жизненныя силы въ noeud vital.
За одно я буду спорить сильно, это за то что въ приведенномъ мною изъясненіи я раскрылъ дйствительный ходъ мыслей Н. Аксакова при его усиліяхъ выслдить источники изъ которыхъ выписываетъ профессоръ Струве. Что эти усилія, какъ навязавшія ему ложную и недобросовстную задачу, не даютъ ему ничего видть какъ слдуетъ, доказывается и въ настоящемъ случа. Профессоръ Струве, какъ мы видли, указываетъ на стр. 38 диссертаціи, гд говорится о Флуранс, не только на: De la vie et de l’intelligence, но еще на Compte Rendu 1851, т. ХХХІИ, pag. 437 и 1859, т. XLVni, pag, 1136 и наконецъ на Funke, Lehrbuch der Physiologie 1860, т. II, S. 567 и 575. Въ той другой книг, которую подставила ему невдомая сила, нтъ этихъ ссылокъ.
Ь) Критикъ говоритъ на страниц 11 что ‘на диспут’ г. Струве согласился что онъ ‘не длаетъ различія между силой жизненною и силой душевною’. Этимъ профессоръ Струве объяснилъ коротко и опредлительно что отношеніе между жизненными и психическими силами онъ понимаетъ иначе нежели какъ понималъ отношеніе это Флурансъ, длавшій названное различіе. Итакъ ничего нтъ тутъ перепутаннаго. Нельзя обязывать психолога слдовать психологіи Флуранса. Между тмъ мы видимъ что профессора Струве именно съ эгою несознаваемою впрочемъ цлію, атакуютъ выписками тхъ Флурансовыхъ положеній, о которыхъ не одинъ Люисъ отзывался какъ о продуктахъ французскаго характера, любящаго безусловный тонъ, а не о выводахъ изъ данныхъ физіологіи. Странную психологію этихъ положеній и тотъ особенный тонъ который заставляетъ Флуранса формуловать эти положенія на манеръ статей Наполеонова кодекса можно видть въ текстахъ изъ Флуранса, помщенныхъ въ брошюр профессора Усова, озаглавленной: По поводу диссертаціи г. Генриха Струве. Москва, 18го апрля 1870 г.

3. Трактатъ профессора Струве о единств сознанія и 118—121 страницы книги Ульрици.

Если трудно было найти толкъ въ критик г. Н. Аксакова, отсылавшаго профессора Струве выписывать изъ 104—108 страницъ книги Ульрици, то въ предмет, къ которому мы переходимъ теперь, самые тексты, выписанные мною изъ 118—121 страницъ книги Улърици, изобличаютъ грубую лживость утвержденія г. Н. Аксакова что трактатъ о единств сознанія выписанъ профессоромъ Струве изъ книги Ульрици. Профессоръ Струве опровергаетъ гипотезу которая пытается объяснить единое сознаніе изъ мнимаго единства нервной системы (37—41). Ульрици отвергаетъ попытку объяснить вс явленія душевной жизни изъ множества физическихъ, или психическихъ (стр.119) силъ, которыя служили бы источникомъ этихъ явленій. Какое сходство! Дале, г. Струве доказываетъ что при матеріальныхъ условіяхъ душевныхъ явленій ‘человкъ не былъ бы въ состояніи дойти ли психическаго единства, то-есть до сосредоточенія всхъ психическихъ началъ своего бытія въ одномъ сознаніи самого себя’, но распался бы на множество ‘отдльныхъ психическихъ центровъ’, или на многія я (стр. 41—42). Ульрици доказываетъ что при многихъ основаніяхъ душевной жизни каждое отдльное хотніе и т. д. представлялось бы нашему сознанію многократнымъ, хотя и однороднымъ (120), и уже отсюда длаетъ заключеніе что въ такомъ случа вышла бы въ результат множественноетъ или многократность сознанія (120), заключеніе. которому не достаетъ логической строгости, потому что изъ многократности сознаваемаго ‘содержанія’ (120) не слдуетъ вовсе многократность я сознающаго это содержаніе. Впрочемъ, можетъ-быть было бы несправедливо и требовать чтобы Н. Аксаковъ слдилъ за этими разностями, которыя хотя чрезвычайно важны, но вмст ‘чрезвычайно тонки’ и для пониманія которыхъ требуется серіозное философское образованіе.
Еслибы редакція Русскаго Встника уступила мн цлую книжку для одного разбора ошибокъ, неврностей, путаницы, безобразныхъ выходокъ какими переполнена брошюрка Н. Аксакова, и еслибы врачъ въ интерес моего здоровья предписалъ мн развлекать себя наблюденіемъ всего страннаго и смшнаго въ человческихъ мысляхъ, чувствахъ и стремленіяхъ, я долго не оставилъ бы этой брошюрки, въ которой каждая страничка, иногда каждая строчка странички, такъ странны, ведутъ къ такимъ интереснымъ разоблаченіямъ, что анализомъ ихъ, надюсь, я наполнилъ бы цлую книжку журнала. Полагаю однако что и при настоящемъ объем моя статья не найдетъ достаточно терпливаго и досужаго читателя. Не буду удлинять ее сводомъ всхъ сдланныхъ мною замчаній въ одинъ образъ, который еще разъ освтилъ бы намъ личность г. Н. Аксакова, весьма мало интересную для публики. Притомъ онъ самъ себя освтилъ такъ что прибавлять тутъ нечего. Профессоръ Струве, говоритъ онъ (стр. 27), выписалъ свою диссертацію ‘изъ двухъ, много трехъ или четырехъ преимущественно популярныхъ трудовъ’. И дале: ‘его изслдованія просто-на-просто взяты имъ изъ сочиненій Ульрици, Фихте и Жане’ (27). Итакъ для Н. Аксакова философскія сочиненія Ульрици суть труды популярные. И вотъ градація: Ульрици популярный писатель, Вирховъ такой писатель которому свойственны ‘нелогичность, непослдовательность, неясность, несвязность сужденій’ (стр. 17), Струве — компиляторъ (27), наконецъ публика, присутствовавшая на диспут профессора Струве, не имла головы ‘просто-на-просто цликомъ’ (употребляя выраженіе Н. Аксакова), она выносила ‘величайшее оскорбленіе’, не замчая его, слушала ‘выраженія презрнія къ ея суду’ (32) и одобряла ихъ, была цлыхъ пять часовъ предметомъ грубаго обмана и не догадывалась объ этомъ.
И надъ этимъ умственнымъ пролетаріатомъ высоко возносится г. Н. Аксаковъ, какъ Ивановская колокольня надъ уличными тумбами. Онъ одинъ нашелся въ русскомъ обществ (32) понявшій позоръ этого общества и раскрывшій ему глаза. Въ такомъ положеніи сильное самочувствіе служитъ источникомъ большаго счастія. Какъ посягать на это счастіе? Оно составляетъ собственность того кто имъ наслаждается. Но въ свою очередь никто не можетъ устранить психологическаго закона, въ силу котораго съ этимъ состояніемъ сопряжено самообольщеніе и неспособность къ отчетливому сознанію того что мы длаемъ, думаемъ, говоримъ, пишемъ. Все при этомъ кружится въ вихр смутныхъ грезъ: Вирховъ, Струве, диссертація, диспутъ, докторская степень….
Но все же г. Н. Аксаковъ не одинъ, и я указалъ въ начал что онъ пошелъ уже по проложенной дорог, а теперь могъ бы указать что ‘подспудными силами’ уже предпринято очень много для уничтоженія моральной и ученой личности профессора Струве. Это происходитъ вотъ почему. Припомните исторію о томъ какъ однажды верховный трибуналъ древнихъ Грековъ осудилъ мальчика на смерть за то что мальчикъ выкололъ глаза воробью. Профессоръ Струве, конечно, уже не мальчикъ, но сдлалъ онъ точно такую же шалость. Впрочемъ, я не знаю, сами ли воробьи съ разлету наткнулись на остріе логики и науки, которымъ такъ хорошо владетъ профессоръ Струве, или же онъ намренно отыскивалъ воробьевъ для своихъ экспериментовъ.

——

Въ одно время съ брошюркой г. Н. Аксакова вышла упомянутая выше брошюрочка профессора Усова, которая ссылается на первую и изъ которой явствуетъ что генеральная атака на профессора Струве произведена по заране принятому плану. Понадобилось раздленіе труда. Брошюра профессора Усова написана въ довольно мягкомъ стил. Компрометтирующая запальчивость и рзкость предоставлены юному возрасту.
Посл замчанія о томъ что профессоръ Струве далъ знаменитому Беру не тотъ ученый титулъ какой ему подобаетъ, профессоръ Усовъ приводитъ выписку изъ Флуранса, доказывающую что noeud vital не считался Флурансомъ за центръ всхъ жизненныхъ и всхъ психическихъ силъ. Такъ какъ профессоръ Струве въ своей диссертаціи не сдлалъ въ этомъ отношеніи никакой погршности, то эта выписка не достигаетъ никакой цли.
Дале помщены дв выписки изъ Лонже и опять изъ Флуранса: первая выписка должна бы доказывать неточность ссылки, которую Ланге сдлалъ на Лонже въ своей Geschichte des Materialismus (см. диссертацію Струве, стр. 100), послдняя также должна бы доказывать что и Жане неточенъ въ своей ссылк на Флуранса (см. тамъ же). Но профессоръ Усовъ умалчиваетъ что онъ иметъ здсь дло непосредственнымъ образомъ съ Ланге и съ Жане, и вслдствіе этого умолчанія читатель обязывается приписывать профессору Струве то что относится къ другимъ писателямъ.
Втретьихъ, на основаніи одной выписки, въ которой профессоръ Струве употребилъ слово ‘виды’ вмсто находящагося въ переведенномъ имъ текст слова ‘классы’, профессоръ Усовъ сдлалъ заключеніе что г. Струве ‘не знаетъ терминологіи естественныхъ наукъ’, и что поэтому для него крайне трудно читать естественно-историческія сочиненія (стр. 7).
Кто же однако не знаетъ различія между классами и видами въ естественной исторіи? Для этого не нужно быть натуралистомъ,— эта мудрость открыта всякому гимназисту. Если г. Усовъ не хотлъ видть простой случайности, недосмотра, описки, въ остановившемъ его реченіи, такъ какъ оно не имло никакого вліянія на ходъ мыслей критикуемаго автора,— если г. Усовъ непремнно хотлъ придать этому обстоятельству значеніе, то вмсто того чтобъ уличать профессора Струве въ невозможномъ смшеніи естественно-историческихъ понятій класса и вида, свдомыхъ каждому школьнику,— ужь приличне было бы упрекнуть его за нетвердость въ русской терминологіи. Это на что-нибудь походило бы, такъ какъ г. Струве, хотя онъ и мастерски овладлъ русскимъ языкомъ, тмъ не мене и учился, и до сихъ поръ училъ и писалъ не на русскомъ язык. Онъ самъ предъ началомъ диспута оговорился въ этомъ, и просилъ не слишкомъ строго взыскивать съ него въ случа какой-либо неточности или неправильности выраженія. {Въ Московскихъ Вдомостяхъ при отчет о диспут г. Струве дйствительно было указано что возраженія нкоторыхъ оппонентовъ вращались только около очевидныхъ опечатокъ и опивокъ. Брошюра г. Усова подтверждаетъ эти показанія. Ред.}
Однако, кто сообразитъ что видъ и классъ вовсе не исключительная принадлежность терминологіи наукъ естественныхъ, и что они суть общелогическія категоріи, различіе которыхъ получаетъ опредленный смыслъ только отъ опредленнаго въ данномъ случа закона классификаціи, дале кто обратитъ вниманіе на то что профессоръ Струве не занимается въ сдланной имъ выписк ни классификаціей, ни ея опредленнымъ закономъ: тотъ найдетъ приговоръ профессора Усова столько же произвольнымъ, сколько произвольно онъ утверждаетъ въ другомъ мст что г. Струве ‘незнакомъ съ трудами Бера даже по наслышк’ (стр. 3), полагая достаточнымъ основаніемъ для этого приговора то обстоятельство что Беръ у профессора Струве названъ, какъ объясняетъ профессоръ Усовъ, не надлежащимъ ученымъ титуломъ. Stat pro ratione voluntas.
Наконецъ профессоръ Усовъ обозрваетъ (стр. 3—12) методологическія правила, которыми руководствовался профессоръ Струве въ своей диссертаціи.
‘Нельзя не согласиться съ г. Струве, сказано въ брошюр на страниц 8, что физіологическія данныя не мшаютъ принятію самостоятельнаго начала психической жизни, то-есть души.’ ‘Впрочемъ, продолжаетъ профессоръ Усовъ, физіологія и не можетъ, по крайней мр въ настоящее время, ни мшать, ни помогать такому положенію.’ Другими словами, объ этомъ предмет физіологія не иметъде никакого мннія, а это въ свою очередь значитъ что весь вопросъ о душ для нея безразличенъ, потому что всегда для насъ безразлично то о чемъ мы не имемъ никакого мннія. Чтобъ оправдать это сужденіе, профессоръ Усовъ приводитъ въ подлинномъ нмецкомъ текст взглядъ на вопросъ о душ физіолога Функе, который однако съ первыхъ же словъ выражается такимъ образомъ: ‘Die wichtigste allgemeine Frage’ и np., причемъ, конечно, каждый почувствуетъ что это ‘die wichtigste allgemeine Frage’ есть злая иронія надъ мнніемъ профессора Усова о безразличіи вопроса о душ для физіологіи. Дале, въ приведенномъ текст, Функе доказываетъ что физіологія должна держаться въ области вншняго опыта, не воображая что она изъ своихъ данныхъ изъясняетъ возможность сознательнаго ощущенія, какъ въ свою очередь и психологія не можетъ изъяснить какимъ образомъ ‘нематеріальная душа творитъ себ изъ нервныхъ процессовъ ощущеніе тона и свта’. Конечно, не профессоръ Струве станетъ противорчить этимъ методологическимъ правиламъ, и разв замтилъ бы онъ что послднимъ выраженіемъ Функе относитъ къ психологіи задачу которая принадлежитъ метафизик. Итакъ и эта выписка не имла бы цли, еслибы случайнымъ образомъ она не опровергала личнаго мннія профессора Усова о безразличномъ отношеніи вопроса о душ къ изслдованіямъ физіологіи. ‘Теперь’, продолжаетъ профессоръ Усовъ,—
‘переходу къ послднему и, по моему мннію, самому существенному возраженію. Вся диссертація г. Струве основана на слдующемъ силлогизм:
‘Посылка 1я. По основному методологическому правилу естественныхъ наукъ невозможность изъясненія извстной группы явленій на основаніи знакомыхъ намъ началъ считается совершенно достаточною причиной для принятія новаго самостоятельнаго начала. (Стр. 24 и 25.)
‘Посылка 2я. Такъ-называемыя психическія явленія не объясняются знакомыми физіологическими и физическими началами.
‘Заключеніе. Слдовательно мы имемъ совершенно достаточную причину для принятія новаго самостоятельнаго начала психическихъ явленій.’
Приводя этотъ силлогизмъ, профессоръ Усовъ замчаетъ:
‘Со 2ю посылкой не согласиться нельзя, но считаю 1ю посылку и неврною, и для ршенія вопроса о душ, въ смысл ученія анти-матеріалистическаго, вполн негодною.
‘а) Такого методологическаго правила ни основнаго, ни неосновнаго вовсе не существуетъ, хотя дйствительно есть обычай называть особыми силами, или началами, комплексъ однородныхъ явленій, неразъяснимыхъ при извстномъ возраст науки силами уже извстными. Таковы въ физик нкогда были невсомыя жидкости, гальванизмъ и пр.
‘б) Эти начала имли только смыслъ гипотетическій, а въ большинств случаевъ и гипотезъ не выражали, а имли лишь значеніе заголовковъ.
‘в) За таковыя начала естествоиспытатели никогда и не стояли, и безжалостно ихъ вычеркивали, какъ вычеркнуты въ настоящее время imponderahilia прежнихъ физиковъ.’
‘Неужели г.Струве, спрашиваетъ затмъ профессоръУсовъ,— ‘поднималъ рать для того чтобъ установить понятіе только гипотетическое, которое при первомъ удобномъ случа вычеркнутъ изъ списка? Въ этомъ смысл признаютъ душу самые крайніе матеріалисты, какъ напримръ Бюхнеръ.’
‘Новйшіе естествоиспытатели, прибавляетъ еще профессоръ Усовъ, допускаютъ принятіе такихъ гипотетическихъ началъ вовсе не на томъ основаніи, какъ полагаетъ г. Струве (стр. 35), что данная группа явленій не разъясняется извстнымъ началомъ, а на томъ лишь основаніи что новое начало совершенію разъясняетъ неразъяснимую уже извстными началами данную группу явленій.’
Съ послднимъ положеніемъ нельзя не согласиться, и профессоръ Струве очень опредленно высказываетъ его въ той мысли которую профессоръ Усовъ привелъ выше подъ именемъ первой посылки. Только мысль профессора Струве не слдуетъ урзывать, какъ это сдлалъ профессоръ Усовъ. Именно г. Струве говоритъ: ‘Невозможность изъясненія извстной группы явленій на основаніи знакомыхъ началъ считается въ естественныхъ наукахъ совершенно достаточною причиной для принятія новаго самостоятельнаго начала (элементовъ, силъ или причинъ) изъясняющаго эти особаго рода явленія’ (стр. 24—25).
Въ выписк профессора Усова подчеркнутыя слова выброшены. Теперь мы видимъ что правило методологическое, о которомъ идетъ рчь, формулуется у профессора Струве слдующимъ образомъ:
1. Если извстныя явленія не изъясняются изъ знакомыхъ началъ, то это служитъ основаніемъ, и притомъ достаточнымъ основаніемъ, для принятія новаго самостоятельнаго начала.
2. Но служитъ это достаточнымъ основаніемъ для принятія не всякаго новаго начала, но именно начала изъясняющаго эти особаго рода явленія.
Первая часть задачи есть аналитическая, вторая — синтетическая.
Совершенно то же самое хочетъ сказать профессоръ Усовъ, по мннію котораго новое начало изъясненія принимается лишь на томъ основаніи что оно ‘совершенно разъясняетъ неразъяснимую уже извстными началами данную группу явленій’ (стр. 10). Итакъ вторую посылку онъ принялъ сразу, первую сначала, отвергъ, но потомъ, какъ видимъ теперь принялъ въ томъ же самомъ смысл какъ она выражена у профессора Струве.
Въ самомъ дл напрасно поднималъ рать — только не профессоръ Струве, но профессоръ Усовъ, повидимому предпочитающій дйствительной битв фальшивую тревогу. Остальное что онъ говоритъ въ приведенныхъ выше словахъ, напримръ о комплекс однородныхъ явленій, который, конечно, нигд не существуетъ, о гипотетическомъ значеніи всхъ новыхъ началъ безъ изъятія, о заголовкахъ которыя выставляются естествоиспытателями вслдствіе обычая а недостаточнаго основанія, объ этихъ неясныхъ обрывкахъ методики, въ которыхъ совершенно случайно проглядываетъ то такъ-называемый номинализмъ (principium nomen), то признаніе факта за тезисъ и его основанія — за гипотезу, вслдствіе чего всякое начало изъясненія выдается у него за гипотетическое,— все это, говоримъ, должно быть оставлено нами безъ дальнйшей критики, потому что критика невозможна относительно такихъ понятій которыя пока еще танцуютъ и не успокоиваются каждое на своемъ мст.

——

Что же выходитъ въ заключеніе? Профессоръ Струве можетъ быть вполн доволенъ своимъ успхомъ. Диссертація его породила цлую литературу, и диспутъ перешедшій въ брошюрки обращается для него къ торжеству еще боле блистательному чмъ офиціальный диспутъ происходившій въ зал университета. Его литературные противники, при всхъ усиліяхъ, духовныхъ и матеріальныхъ, къ каковымъ нельзя не отнести и денежныя затраты на изданіе брошюрокъ, не могли ничего выдвинуть противъ него кром либо дожныхъ показаній и уликъ въ плагіат изъ авторовъ на которыхъ онъ самъ ссылается тамъ гд ими пользуется, и до которыхъ критикъ могъ и добраться только благодаря его же ссылкамъ, — либо мелочныхъ придирокъ и натяжекъ, составляющихъ единственный рессурсъ критики не имющей ни основанія, ни уважительнаго повода.

П. ЮРКЕВИЧЪ.

1870. 28го апрля.

‘Русскій Встникъ’, No 4, 1870

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека