РАЗСКАЗЫ ИВ. ВАЗОВА.
Переводъ съ болгарскаго И. К.
Идетъ-ли?..
Идетъ-ли?..
* * *
* * *
* * *
* * *
‘Русское Богатство’, No 1, 1902
Идет-ли?.., Вазов Иван, Год: 1902
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Какой густой, тяжелый туманъ нависъ въ эту осень надъ Втреномъ. Мокро, сыро, мелкій дождь льетъ, не переставая, небо обратилось въ холодный туманный покровъ, нависшій надъ низенькими избушками села. А на залитой грязью улиц — шумъ, крикъ, суета. Фаэтоны, съ запряженными въ нихъ непріученными лошадьми, тяжелыя воловьи телги, нагруженныя разными военными припасами, крестьяне-ямщики, деревенскій скотъ — все это въ страшномъ безпорядк толпится на улиц между двумя корчмами. А въ этой сутолок съ трудомъ пробирается отрядъ новобранцевъ: одни изъ нихъ одты въ солдатскія шинели, другіе — въ сельскіе тулупы шерстью наружу или въ самодльные ‘ямурлуки’, у всхъ черезъ грудь длинныя ленты изъ патроновъ, на плечахъ — ружья, украшенныя зелеными втками… Холодно, грязь по колно, а они себ поютъ, какъ ни въ чемъ не бывало. Веселые ребята!..
У дверей одной корчмы толпится кучка офицеровъ, прозжающихъ и мстныхъ крестьянъ. Вс они съ любопытствомъ смотрятъ на промокшихъ насквозь молодцовъ.
А передъ среднею корчмою собралась густая толпа женщинъ, двушекъ и дтишекъ, растрепанныхъ, грязныхъ, покраснвшихъ отъ холода. Это — провожающіе. Они въ послдній разъ провожаютъ втренскихъ новобранцевъ, которые идутъ теперь въ Харманлійское депо, чтобы оттуда отправиться въ Софію, а затмъ — и на поле битвы.
— А вотъ и Григорьевъ сынъ! Здравствуй, Цвтко!
— Смотри, смотри, Рангелъ проходитъ!
— А! Иванъ! Вотъ мать твоя ждетъ!..
И цвты переходятъ изъ рукъ въ руки, и слезы текутъ по щекамъ, и слова прерываются отъ рыданій… А отрядъ идетъ и идетъ…
— Мама, вотъ братъ идетъ!— кричитъ вдругъ стоящая въ толп краснощекая двочка-подростокъ.
— Братецъ, братецъ Стоянъ!— подхватываетъ этотъ крикъ восьмилтній мальчуганъ возл двочки и протягиваетъ свои рученки къ идущимъ мимо солдатамъ.
— Сыночекъ мой, сыночекъ!— стонетъ сама старуха-мать.
Черноглазый, плотный, здоровый молодецъ выскакиваетъ изъ строя, наскоро цлуетъ материнскую руку, чмокаетъ въ лобъ сестру и братишку, прикрпляетъ къ груди цвтокъ, который подаетъ ему одна теряющаяся въ толп двушка, и бросается въ догонку за ушедшими впередъ товарищами.
— Спаси тебя Богъ, сыночекъ,— креститъ его вслдъ мать.
— Стоянъ!..— кричитъ заплаканная двочка.
Но ихъ голоса теряются въ безпорядочномъ шум. Силуэтъ Стояна теряется въ рядахъ солдатъ, а немного погодя и весь отрядъ исчезаетъ въ туман.
Мать долго еще смотритъ впередъ, хотя ничего тамъ и не видитъ.
Двочка закрываетъ лицо передникомъ и утираетъ слезы…
Когда мать Стояна вернулась къ себ домой, она отворила свой старый заслуженный сундукъ, сняла сверху рубахи и разное платье, вынула съ самаго дна завтную восковую свчку, прилпила ее передъ образомъ и начала читать молитвы…
А въ это самое время подъ Драгоманомъ раздавались раскаты пушечныхъ выстрловъ. Было 4-е ноября 1885 года.
Въ эту ночь баб Цн приснился странный сонъ: она видла большое облако, а въ этомъ облак шло войско, и ея Стоянъ былъ среди этого войска. Святая Богородица! Какіе ужасы! Облако волнуется, небо трещитъ, земля трясется,— такая шла битва!.. Стоянъ вдругъ исчезъ въ облак, потерялся, его не видно боле… Она проснулась. Въ изб было темно. Только втеръ жалобно вылъ за окошкомъ. Такъ вотъ какая бываетъ битва! Господи, Іисусе Христе, помилуй насъ! Святая Богородица защити и спаси Стояна!..
Она такъ и не заснула больше до самаго утра.
— Дядя Петръ, что значитъ видть во сн облако?— спросила она рано утромъ сосда.
— Два есть облака, Цна: одно — къ дождю, другое — къ погод. Ты какое видла?
Она разсказала ему свой сонъ. Ддъ Петръ задумался. Онъ что-то не помнилъ, чтобы въ сонник говорилось о такомъ облак, какое привидлось Цн. Но взглянувъ на испуганное лицо старухи, съ трепетомъ ожидавшей его отвта, онъ сказалъ ободрительно:
— Не безпокойся, Цна, сонъ хорошій. Твое облако — къ добру. Получишь письмо отъ Стояна.
Лицо старухи просвтлло.
А черезъ шесть дней ей, дйствительно, передали письмо отъ Стояна. Передалъ его одинъ доброволецъ, Стояновъ пріятель, который конвоировалъ сербскихъ плнныхъ. Цна побжала къ попу съ просьбою прочитать ей письмо Стояна.
Вотъ что писалъ сынъ:
— ‘Пишу теб, мама, это письмо, что я живъ и здоровъ, и что мы побили сербовъ. Слава, да здравствуетъ Болгарія! Я здоровъ и Рангелъ Стойновъ здоровъ, и дядинъ Димитрій тоже здоровъ и посылаетъ поклонъ своей матери. Сербы стрляютъ все залпами, какъ попало, но страхъ какъ боятся нашего ура. Возьми у Цвтановыхъ мой новый ремень, который я забылъ у нихъ, а то попортятъ еще дтишки. Завтра вступаемъ въ Драгоманскій проходъ, а когда вернусь, принесу Кин изъ Ниша подарокъ, а теб посылаю одинъ франкъ, а Радулчо научу, какъ свистятъ гранаты. Кланяюсь теб низко. Твой покорный сынъ Стоянъ Добровъ.
‘Кланяюсь еще и дду Петру. Хотлъ было послать ему сербское ружье, да не знаю, какъ. Бьютъ далеко, но не врно. Будь здорова, мама, и передай поклонъ Стоянк’.
Обрадовалось старое Цнино сердце, и она побжала подлиться добрыми встями къ Стоянковымъ. Но больше всхъ, кажется, радовался маленькій Радулчо, мечтая о новой свирли, на которой общалъ научить его играть старшій братъ по возвращеніи домой.
Только что вышла Цна на улицу, какъ на глаза ей попалась опять кучка плнныхъ, за которыми шелъ болгарскій солдатъ. Въ первый моментъ ей даже показалось, что это былъ ея Стоянъ: такъ похожъ онъ былъ на него. Но нтъ, это былъ не онъ. Она подошла поближе, думая разспросить о сын, но ея вниманіе отвлекли плнные, которыхъ она увидла въ первый разъ.
— Господи Боже,— проговорила она, взглянувъ на нихъ повнимательне,— такъ вотъ какіе эти сербы!.. Совсмъ хорошіе люди!.. Вдь и у нихъ есть матери… Что он думаютъ теперь?.. Погодите, ребятушки, погодите малость!
И она бросилась къ себ въ избу, вынесла оттуда бутылку водки и поспшила къ плннымъ, намреваясь угостить ихъ. Конвойный солдатъ добродушно усмхнулся и скомандовалъ: стой!
— Спасибо, спасибо,— признательно говорили ей усталые сербы, съ наслажденіемъ пропуская въ себя по глотку благодатной влаги.
— И на мою долю оставь глотнуть,— крикнулъ ей весело болгарскій солдатъ.— Спасибо, бабушка. За твое здоровье,— прибавилъ онъ, опоражнивая бутылку.
— Такіе же христіане, какъ и мы…— удивлялась баба Цна, глядя вслдъ плнникамъ,— и изъ-за чего только дерутся!..
Было заключено перемиріе.
Приближалось Рождество, и солдаты начали расходиться по домамъ, въ отпускъ. Вернулись нкоторые и изъ втренцевъ. Только Стояна не было: и самого его не было, и никто ничего о немъ не зналъ. Задумалась баба Цна, начала безпокоиться, дурныя предчувствія ночами все чаще и настойчиве стали осаждать ее… Дни проходятъ за днями, при малйшемъ стук она озирается на дверь, думая, не онъ ли?.. Пришелъ и Рангелъ Стойновъ, вотъ и Динковскій Петръ явился, вотъ и братья Стаматовы пришли, а Стояна все нтъ, какъ нтъ. Разспрашиваетъ ихъ Цна: ничего не знаютъ. Сначала встрчались съ Стояномъ, слыхали о немъ, потомъ потеряли его изъ виду. Болзненно сжимается ея материнское сердце, какъ потерянная, бродитъ она по изб и думаетъ о своемъ Стоян.
— Мама, пришелъ дядинъ Димитрій!— кричитъ, врываясь въ избу, ея дочь, Кина.
Цна поднимается и спшитъ къ Димитрію.
— Съ приходомъ, Димитрій! А гд же Стоянъ мой?
Но и Димитрій ничего не знаетъ… Можетъ быть его послали въ Видинъ, или еще куда нибудь,— прибавляетъ Димитрій, жалючи старуху,— можетъ быть онъ другою дорогою идетъ,— бормочетъ онъ, путаясь и смущаясь.
— Господи, Господи!— тяжко вздыхаетъ мать,— гд же пропало мое дитятко!..
И она идетъ къ Стоянковымъ, смутно надясь, что можетъ быть тамъ знаютъ что-нибудь, что можетъ быть Стоянка встртитъ ее у двери и весело скажетъ, что Стоянъ кланяется и общаетъ быть къ Рождеству домой. Но Стоянка не говоритъ ей ничего подобнаго. У нея у самой глаза полны слезъ…
Все село на ногахъ. Встрчаютъ первый полкъ, возвращающійся съ войны. На средин улицы, какъ разъ противъ Цниной избы, вбили два столба и сверху соединили ихъ выгнутою въ дугу палкою. Съ горъ принесли пахучихъ сосновыхъ втокъ и обвили ими сверху до низу деревянный остовъ. Наверхъ прибили надпись, нарочно для этого случая заказанную въ город: ‘привтъ вамъ, храбрые воины!’ Все это изукрасили множествомъ національныхъ трехцвтныхъ флаговъ, и, такимъ образомъ, получилась тріумфальная арка.
Пришелъ и ушелъ, дальше побдоносный полкъ.
— Можетъ быть, онъ идетъ сзади,— думала, провожая солдатъ, баба Цна.— Можетъ быть, онъ хочетъ придти домой, какъ разъ къ сочельнику?.. Что жъ такое, что еще не пришелъ? Вотъ и другіе солдаты идутъ по одиночк… Впереди еще много времени, придетъ еще… Онъ знаетъ, какъ ждутъ его здсь!..
Такъ утшаетъ себя бдная мать.
Рано утромъ наканун сочельника баба Цна пошла въ церковь. Она размняла франкъ, присланный ей Стояномъ, накупила восковыхъ свчей и поставила ихъ передъ всми иконами у алтаря. Сдлавъ это, она вернулась домой, успокоенная, съ прояснившимся лицомъ.
— Есть еще время — говорила она про себя — завтра сочельникъ!.. Святая Богородица, верни мн моего ангела… Іисусе Христе, смилуйся надо мною…
Прибжала Кина и сообщила, что пришли еще нкоторые солдаты.
Баба Цна разсердилась.
— Что ты мн все про другихъ, да про другихъ кричишь! Иди встрчать брата, какъ вс длаютъ, а не вертись тутъ безъ дла!— крикнула она на дочь.
— Мама, и я пойду съ Киною,— попросился Радулчо.
И дти вышли изъ избы и направились по покрытой снгомъ улиц къ вызду изъ деревни, къ шоссе.
А баба Цна осталась дома, чтобы приготовить встрчу.
Холодный втеръ дуетъ съ горъ. Вершины, склоны, вся равнина — все поблло отъ снга. Небо низко нависло надъ землею. Черные вороны летаютъ надъ дорогою, или сидятъ возл на голыхъ вершинахъ деревьевъ. Тамъ и сямъ на поднимающемся къ Ихтиманскимъ горамъ шоссе виднются группы, вышедшія на встрчу ожидаемымъ солдатамъ, которые продолжаютъ возвращаться изъ похода то по одиночк, то вмст съ своими частями… Кина и Радулчо обгоняютъ одну группу за другою и идутъ все дальше и дальше. Они хотятъ раньше всхъ увидть и встртить Стояна. О, они сразу узнаютъ его, хотя густые хлопья падающаго снга и слпятъ имъ глаза!
Дорога идетъ въ гору и теряется за подъемомъ. Впереди не видно ничего. Кина и Радулчо поднимаются до самаго верха, гд втеръ становится еще сильне и холодне. Двое солдатъ показываются изъ-за поворота дороги. Они съ ногъ до головы покрыты снгомъ.
— Не идетъ ли за вами другое войско?— спрашиваетъ ихъ Кина.
— Не знаемъ, двушка. А вы кого поджидаете?
— Братца,— отвчаетъ Радулчо.
Усталые солдаты идутъ дальше и скоро исчезаютъ изъ виду.
Кина продолжаетъ напряженно вглядываться въ даль. Ей холодно, Радулчо тоже дрожитъ всмъ тломъ, но они не уходятъ. Они должны дождаться брата, иначе мама будетъ сердиться или плакать, если они вернутся домой безъ Стояна.
Но вотъ вдали показался фаэтонъ, въ которомъ сидли двое закутавшихся въ теплыя шубы путниковъ. Когда экипажъ приблизился къ нимъ, Кина вышла на средину дороги и остановила лошадей.
— Господинъ, не идетъ ли оттуда войско?— спросила она.
— Не знаю, голубушка,— отвтилъ ей одинъ изъ путниковъ, опуская немного воротникъ шубы и удивленно глядя на посинвшее отъ мороза лицо двочки.
И экипажъ покатилъ дальше.
Дти опять остались одни. Они все ждутъ. Часы проходятъ за часами. Горный втеръ все крпнетъ, обжигаетъ имъ лица, снгъ засыпаетъ ихъ, но они остаются на своемъ посту. Они продолжаютъ смотрть вдаль, каждую минуту ожидая, что вотъ-вотъ изъ-за поворота на дорог появится что-нибудь живое.
Наконецъ, что-то показалось, и сердце Кины забилось трепетомъ ожиданія. Изъ-за поворота выхалъ кавалерійскій отрядъ и скоро былъ возл дтей. Сколько солдатъ! Наврно, и Стоянъ тутъ! Но отрядъ прохалъ мимо, стуча копытами лошадей. Кина замахала рукою и остановила двухъ офицеровъ, хавшихъ позади.
— Господинъ капитанъ, не идетъ ли за вами братецъ?— спросила она ихъ съ полными слезъ глазами.
— А кто твой братъ?— спросилъ одинъ изъ нихъ.
— Стоянъ! Нашъ Стоянъ!— вмшался Радулчо, не допуская, чтобы кто-нибудь не зналъ ‘ихъ Стояна’.
— Какой Стоянъ?— спросилъ, недоумвая, офицеръ.
— Нашъ Стоянъ… изъ Втрена,— проговорила убдительно Кина.
Офицеръ обмнялся нсколькими словами съ товарищемъ и затмъ участливо спросилъ:
— Вашъ братъ кавалеристъ?
— Да, да,— отвчала двочка, не понявшая вопроса.
— Нтъ его съ нами, двушка!— сказалъ офицеръ.
— Ступайте домой, а то еще замерзнете тутъ,— прибавилъ другой.
И офицеры тронули коней, догоняя свой эскадронъ.
Кина заплакала. Радулчо послдовалъ ея. примру. Ихъ руки и ноги окоченли, лица посинли. На всемъ протяженіи шоссе до самаго села не видно было никого боле. Вс уже разошлись по домамъ, потому что приближалась ночь и втеръ становился все холодне и крпче. Только далеко, далеко чернлъ еще кавалерійскій отрядъ, да отъ времени до времени до слуха дтей доносились отрывочные звуки веселой солдатской псни. Кина и Радулчо ршились, наконецъ, вернуться домой.
Ночь наступала. Дти шли, запрятавъ за пазуху замерзшія руки, и, думали о матери, которая ждала ихъ дома.
У самой околицы ихъ обогналъ запряженный тройкою экипажъ.
— Господинъ, идетъ ли еще войско?
Но экипажъ быстро пронесся мимо, и брошенный вопросъ остался безъ отвта.
А снжный втеръ все крпчалъ и крпчалъ. Онъ шелъ съ запада, съ поля битвы, гд въ виноградникахъ возл Пирота лежалъ засыпанный снгомъ трупъ Стояна…