Общественные вопросы по церковнымъ дламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
Идеалъ нашей народной школы: союзъ церкви со школою.
‘Русь’, 1-го іюня 1884 г.
‘Естьли въ пол живъ человкъ?… Отзовися!’ Таковъ кличъ несущійся къ намъ изъ глуши села Глухова, въ письм молодаго кандидата Московскаго университета, H. М. Горбова (нын сотрудника С. А. Рачинскаго), помщенномъ въ этомъ же No ниже и перепечатанномъ изъ ‘Московскихъ Вдомостей’… Есть ли въ нашемъ университетскомъ юношеств живая душа, которой опостыли слова, которая томится жаждою дла, живаго, благаго дла,— подвига — въ мру ея молодой дерзновенной мощи?.. Еще бы не быть! Къ чести нашего учащагося юношества должно сказать, что оно мене всего своекорыстно, мене всего варажено эгоизмомъ и, какъ свидтельствуетъ одинъ иностранецъ, цломудренне молодежи многихъ другихъ странъ, по ‘райней мр мене отдается грубому чувственному распутству, а обуреваемо большею частью стремленіями идеалистическаго свойства. Но подвигъ, на который призываетъ Горбовъ, не всякому изъ русскихъ юныхъ идеалистовъ подъ силу, да и самый идеалъ, служеніе которому онъ предлагаетъ, не всякому и по вкусу. Это не какой-либо идеалъ ‘вселенскій’, ‘общечеловческій’, вообще ширины столь необъятной, что при одной мысли о немъ пріятно захватываетъ духъ и щекотитъ юное самолюбіе, хотя при первой же встрч съ дйствительностью онъ лопаетъ какъ пузырь, обращается въ нуль!.. Это — подвигъ лишенный всякой вншней красы и эффекта, такъ подкупающихъ молодежь. Въ немъ — ни грома, ни молніи, ни блеска, ни треска, ни борьбы съ вражьей силой, ни главной для юношей приманки — опасности,— стало-быть не нуждается онъ ни въ удали, ни въ отваг… Удаль, отвага, все это качества, по правд молвить — дешевыя, хотя и нарядныя! Борьба, рискъ, опасность — все это молодцу лишь потха! тмъ пріятне, когда ее удается оправдать въ собственныхъ глазахъ — подбивъ какою-либо идеей о польз всенародной, если ужъ не вселенской!… Добро бы, наконецъ, предлагаемый подвигъ обладалъ прелестью запретнаго плода, былъ бы чмъ-то въ род тайнаго заговора на облагодтельствованіе человчества, съ лозунгами, условными знаками, невидимыми руководителями и тому подобною обстановкою!… Нтъ, этотъ подвигъ чуждъ всякихъ пряныхъ приправъ,— онъ не боится свта, онъ вполн законенъ и простъ, но именно потому, что онъ такъ простъ, такъ скроменъ, невзраченъ, черствъ, ежедневенъ, потому-то самому онъ и трудне всякихъ иныхъ: порывомъ, сразу, его не одолешь, и боле чмъ какой-либо другой требуетъ онъ отъ юноши не пылкаго преходящаго, а прочнаго, не знающаго остуды одушевленія, неослабвающаго, ровнаго напряженія воли и нравственныхъ силъ.
За то онъ во истину благъ и сватъ. Это — подвигъ учительства въ бельской школ, начальнаго образованія и воспитанія крестьянскихъ ребятъ въ дух Вры, въ живомъ единств съ Церковью Христовой, и приготовленія изъ ихъ среды будущихъ сельскихъ учителей… Впрочемъ, можетъ быть не трудно было бы найти охотниковъ даже и для учительства въ школахъ, но только въ направленіи совершенно противоположномъ,— съ цлію, боле или мене затаенною, если не прямой пропаганды атеизма, то все же такъ-называемаго ‘искорененія’ предразсудковъ‘: о таковомъ искорененіи много, еще недавно, толковали наши мнимо-либеральные борзописцы, именующіе себя ‘народниками’ и изъ своихъ симпатій къ Русскому народу исключающіе именно то, что составляетъ его душу живу… Не къ такого рода дятелямъ, разумется, и обращается г. Горбовъ въ своемъ письм, а къ русской молодежи прямодушной и честной, не порвавшей связи съ историческимъ духовнымъ строемъ своего народа и ищущей себ дѣ,ла жизни….
Но зачмъ же учительство въ сельской школ возводить, по нашему выраженію, въ ‘дло жизни’ и въ ‘подвигъ’,— зачмъ осложнять исключительными условіями, доступными во всякомъ случа для немногихъ, такое дло, которое, имя предметомъ своимъ милліонныя народныя массы, требуетъ несмтнаго множества дятелей, а потому, очевидно, должно быть поставлено на самыя простыя, немудреныя и во всхъ отношеніяхъ дешевыя основанія? Зачмъ? Да для того именно, чтобъ отыскать и опредлить эту простоту основаній. Дйствительно, не только ученый профессоръ (какъ С. А. Рачинскій), но и кандидаты университета (какъ его помощникъ H. М. Горбовъ и будущіе съ нимъ) въ званіи школьныхъ деревенскихъ учителей,— это повидимому какая-то аномалія: вдь и сотой части своихъ знаній примнять къ своему длу имъ не понадобится! Но школьнаго сельскаго учителя въ нашу пору въ Россіи приходится еще, а для этого надо напередъ погнать его трудъ и призваніе, и познавши — возвести его идеальный типъ въ общественное сознаніе: такую задачу могутъ разршить лишь люди съ высшимъ образованіемъ, съ высшимъ развитіемъ умственнымъ и нравственнымъ, и разршить не отвлеченнымъ лишь умозрніемъ, но и практическимъ опытомъ,— ясновидніемъ просвщенной мысли и просвщенной любви въ ихъ живомъ, дятельномъ сочетаніи. Разъ идеальный типъ найденъ и опредленъ и образецъ данъ,— средній типъ деревенскаго учителя, средняя возможная мра потребныхъ для него качествъ обозначатся сами собою.
Эти слова требуютъ поясненія. Не вс въ равной мр отдаютъ себ отчетъ — какъ неизмримо важенъ и труденъ вопросъ о народномъ образованіи, и притомъ не у насъ однихъ. Напрасно било бы думать, что онъ уже окончательно разршенъ на Запад и что намъ ничего боле не остается, какъ воспроизвести и у себя опытъ другихъ европейскихъ стражъ, хотя бы даже съ нкоторымъ приспособленіемъ къ мстнымъ особенностямъ нашего народа’.
Въ чемъ же однако трудность задачи, общей и намъ и Западу? Да именно въ томъ, чтобъ образованіе, проникая въ массы, дйствительно служило къ нравственному подъему, а не къ пониженію уровня народной нравственности, чтобъ оно было зиждительнаго, а не разлагающаго свойства, укрпляло, а не растлвало народный духъ. Трудность эта обусловливается — мало сказать различіемъ вншнихъ формъ жизни между народными массами и высшими культурными слоями того же народа, но и глубокою противоположностью внутренняго, духовнаго строя ихъ существованія и законовъ развитая. Вотъ почему, хотя при рожденіи вс дти равно невжественны, отношенье крестьянскихъ дтей или молодаго обучающагося въ школ народа къ наставнику — представителю сверхнароднаго ‘образованнаго’ класса, вовсе не похоже на отношеніе вообще ребенка къ взрослому или безграмотнаго еще ученика къ учителю. Здсь ученики — дти народа, а народъ въ тсномъ смысл слова (идя народныя массы), хотя и состоитъ изъ отдльныхъ человческихъ единицъ, но не есть только ихъ совокупное, существующее на основаніи какого-то взаимнаго сознательнаго соглашенія. Народъ боле чмъ совокупность, это — общность или цльность, въ которой поглощается это особый, своеобразный организмъ, съ органическимъ ростомъ, развитіемъ и отправленіями, не поддающимися никакому изслдованію, это цльная-то коллективная единица или лицо, живущее не только въ пространств, но и въ вкахъ, руководимое коллективномъ преданіемъ и обычаемъ, коллективнымъ разумомъ, который, въ отдльныхъ единицахъ, народъ составляющихъ, проявляется въ вид повелительнаго инстинкта. Никто, напримръ, въ частности въ народ не занижался сочиненіемъ языка, въ народномъ творчеств, какъ бы богато оно ни было, нтъ личнаго авторства: оно является, вмст съ литературой, уже въ образованномъ сло, который слагается изъ народныхъ же единицъ, но выдлившихся изъ непосредственности народнаго коллективнаго бытія и вступившихъ на путь личнаго самосознанія и развитія. Здсь начинается уже область личной сознательной дятельности, область культуры и цивилизаціи. Путь этотъ образуетъ разныя стадіи, постепенно ослабляя органическую съ массами связь, такъ что взаимныя отношенія массъ съ крайними культурными сферами доходятъ иногда до роковыхъ грозныхъ недоразумній.
Такимъ образомъ въ каждой народной школ сталкиваются между собою дв совершенно различныя области, два особые міра: міръ народнаго, цльнаго коллективнаго бытія, съ его безличнымъ разумомъ и безличнымъ творчествомъ,— и міръ выдлившихся изъ массы единицъ, съ его началомъ личности и дятельностью личнаго самосознанія, съ его наукой и цивилизаціей. Встрча этихъ двухъ возрастовъ, двухъ полюсовъ развитія въ школ можетъ быть гибельна для перваго изъ нихъ, если образованіе предложится ему, т. е. народу, сразу свыше той мры, которую онъ въ состояніи вмстить. Въ опредленіи этой мры и заключается трудность,— мры притомъ не количественной только, но и качественной. Дло не въ передач только меньшей или большей суммы вншнихъ свдній, не въ примненіи только этой суммы къ степени пониманія, но и въ томъ, что въ область непосредственнаго коллективнаго бытія вторгается новое, чуждое досел начало личной сознательной дятельности и, вторгаясь, можетъ расторгнуть органическій союзъ народныхъ единицъ, сдлать обучаемыхъ непригодными для жизни въ этомъ союз, искусственно вытолкнуть ихъ изъ природной среды, не создавая однако для нихъ среды иной, новой. Дале, возникаетъ и другой, еще боле важный вопросъ: какъ устроятъ, чтобы ослабла силу тхъ нравственныхъ элементовъ, которыми держится весь бытъ, которыми опредляются и стоятъ народные нравы, дать ученику взамнъ равносильную нравственную опору и не оставитъ его совсмъ безпомощнымъ, съ вызваннымъ къ дятельности, еще слабымъ и неразвитымъ критеріумомъ личнаго сознанія — при очевидной невозможности облечь ученика школы тотчасъ же въ предохранительную броню высшаго знанія и развитія?… Но вдь и это еще подлежитъ вопросу — въ какой мр и всегда ли надежно предохранительна самая эта броня, и многимъ ли, даже и вн народной среды, доступна высшая степень развитія и званія?! Несомннно, что городскіе враны мягче и утонченне нравовъ сельскихъ, но послдніе хотя и грубе, за то строже и чище: параллель между развратомъ главныхъ центровъ цивилизаціи, т. е. городовъ, особенно большихъ, съ одной стороны, и сельскою прямодушною простотою и цломудренностью съ другой — хотя и небитое до пошлости общее мсто у всхъ писателей, преимущественно иностранныхъ, однако тмъ не мене — истина. Въ томъ-то и дло, что цивилизація и нравственность нисколько не синонимы, хотя, какъ понятія, он вовсе не исключаютъ другъ друга. Мы знаемъ, напримръ, что высшій расцвтъ цивилизаціи Рима былъ вмст и эпохою высшаго въ немъ разврата нравовъ, а вмст и паденія… Что же изъ сего слдуетъ? Слдуетъ то, что кром пріобщенія школьниковъ изъ народа къ такъ-называемой цивилизаціи и культур, и кром сообщенія знаній, нужно и еще нчто,— нужно, для правильнаго и благотворнаго развитія человческихъ единицъ, освобождаемыхъ образованіемъ изъ-подъ непосредственнаго воздйствія народнаго быта съ его коллективнымъ разумомъ и обычаемъ, имть въ виду, при образованіи народномъ — необходимость, прежде всего, обезпечить нравственную сторону дла… Однимъ словомъ, кром науки и цивилизаціи, нужно участіе нкоего другаго фактора…
Очень можетъ случиться, что иные изъ россійскихъ ‘интеллигентовъ’, обидвшись нашими словами объ образованіи, вступятся за его честь и станутъ доказывать, что кром образованія ничего не нужно, что въ знаніи и наук, въ нихъ однихъ, заключается чародйственная спасительная сила. Ну и положимъ что такъ: сила — въ образованіи. Но въ какомъ? вдь разумется — полномъ. Вдь самъ же нашъ оппонентъ непремнно съ презрніемъ, относятся къ полуобразованности и употребляетъ ее чуть не какъ бранное слово. Но разв школа можетъ передать крестьянамъ полному образованія,— возможную лишь, и то съ грхомъ пополамъ, въ университетахъ да въ академіяхъ? не говоримъ уже о томъ, что умственному желудку крестьянина такой пищи и не переварить, и что результатомъ такого кормленія било бы совершенное разслабленіе, до полной болзненности, его духовнаго организма. Не только полноты образованія, но даже и полуобразованія, даже и четверти образованія не можетъ дать народу школьное обученіе, а слдовательно и никакой спасительной силы: извстно, что одни вершочки знанія только мутятъ простой здравый смыслъ, и слдовательно — хуже невжества. Даже сообщеніе однихъ основныхъ, элементарныхъ свдній есть оружіе обоюдоострое. Хорошее дло, напримръ, грамотность,— но вдь грамотность сама по себ не опредляетъ человку нравственнаго образа дйствій или пути въ жизни: она можетъ, конечно, послужить къ добру, но также и къ составленію подложныхъ актовъ…
Очевидно, что образованіе въ народной школ не можетъ ограничиваться однимъ сообщеніемъ элементарныхъ свдній, а должно быть въ то же время и Иначе ученіе будетъ — паденіе, иначе, расшатывая цльность народнаго быта, растворяя дверь въ область цивилизаціи со всми ея приманками, школа обратится лишь въ коварную западню для народа и вмсто хлба, за которымъ протягиваетъ народъ руку, подсунетъ ему камень… Впрочемъ, противъ пользы воспитанія народа посредствомъ школы едвали кто станетъ и спорить, вопросъ можетъ быть поставленъ лишь о самомъ существ воспитанія, его Дух и направленіи. Къ ‘воспитанію’ же относятся и заботы нкоторыхъ нашихъ ‘интеллигентовъ’ объ искорененіи предразсудковъ, за границей предлагаютъ обучать народъ морали, одни по усмотрнію учителей, другіе по особо изготовленному общему курсу. Но еслибы преподаваніе морали предоставить личному усмотрнію учителей, то вышло бы, что мораль не одна для всего населенія страны, и даже не одна особая для обучающагося народа, а сколько школъ, столько и моралей. При употребленіи жe, въ лто курса морали, хотя бы я получившаго санкцію правительства, можетъ случиться то маленькое неудобство, что таковая курсовая мораль, какъ лишеннаго высшаго нравственнаго сверхчеловческаго авторитета, не будетъ имть я нравственно-обязательной силы. Извстно, что такой опытъ производится теперь во Франціи, гд съ изгнаніемъ изъ народныхъ школъ уроковъ Закона Божія и съ вытравленіемъ изъ книгъ, рукописей, надписей, самаго имени Божія, введено преподаваніе курса гражданской морали, сочиненнаго г. Поль-Беромъ и патентованнаго министерствомъ народнаго просвщенія. Ничего, разумется, не можетъ быть возмутительне подобной тиранніи либеральнаго правительства надъ христіанскимъ народомъ, на собственныя деньги народа, его же дтей государственная власть насильственно обучаетъ безбожію,— насильственно потому, что посщеніе школъ обязательно подъ страхомъ разныхъ каръ. Ничего въ то же время нельзя себ представить наивне и легкомысленне увренности французскихъ мыслителей и правителей, будто правила морали, нчто въ род того, что находятся въ прописяхъ, такъ-таки, по распоряженію министерства, и вндрятся въ сердца народныхъ массъ, я свяжутъ ихъ совсть, и разобьютъ въ пухъ и прахъ чуть не полуторатысячелтнее исповданіе Вры! Впрочемъ французскому правительству врядъ ли удастся воспитать французскій народъ до полнаго безбожія, и мы вроятно лишены будемъ возможности судить о плодахъ его педагогической системы, такъ какъ на уничтоженіе христіанскаго культа все же правительству не достало духа, а французская церковь не дремлетъ,— церковною проповдью и обученіемъ вн школы парализуетъ, съ большимъ или меньшимъ успхомъ, атеистическія зати новаго школьнаго законъ! Франція, къ тому же, и не такая страна, которую бы кто ршился теперь рекомендовать за образецъ достойный для подражанія. Во всякомъ случа школа въ ней въ прямомъ антагонизм съ народными преданіями и духовными влеченіями, и не школа воспитываетъ французскій народъ.
Мы мало знакомы съ ходомъ народнаго германскаго образованія. Не можемъ однако не вспомнить, что нсколько лтъ тому назадъ (о чемъ было мимоходомъ сообщено и въ ‘Руси’) създъ школьныхъ учителей гд-то гь южной Германіи пришелъ къ заключенію, что существующая тамъ система элементарнаго народнаго образованіи даетъ въ окончательномъ результат — увеличеніе числа преступленій, приводитъ будто бы къ ‘одичанію’ (Verwilderung)…
Такъ не лучше ли ужъ вовсе не заводить никакихъ школъ, замтятъ намъ, а оставить народъ коснть въ благодатномъ невжеств, въ консервативной чистот, въ первобытности нравовъ? и пр. и пр. Лучше во всякомъ случа, чмъ учреждать скверную школу и искусственно вести народъ къ цивилизованному разврату или плодить новую породу цивилизованныхъ дикихъ. Но это ‘лучше’ будетъ только изъ двухъ золъ меньшее, а все же зло. Все что не движется, не растетъ, нейдетъ впередъ — каменетъ, мертветъ, квасится, гніетъ. Это вопервыхъ, вовторыхъ — простой народъ и безъ школы подвергается непрестанному воздйствію цивилизаціи, но — самыхъ вредныхъ ея сторонъ,— цивилизаціи трактирной, со всми ея соблазнами, оградить отъ которыхъ не можетъ никакая вншняя власть въ мір, съ которыми можетъ бороться лишь сила нравственная, Къ тому же знаніе есть благо, на которое каждый иметъ право, къ которому вс призваны, къ которому стремится и нашъ народъ, сложившій пословицу глубокаго смысла: ‘ученье — свтъ, неученье — тьма’. Нужно только, чтобъ оно дйствительно, во истину было свтомъ… Мы горячо стоимъ за народную школу, и именно потому, что такъ высоко цнимъ ея призваніе для народа, мы и старались выяснить, въ предлахъ возможныхъ для газетной статьи, необходимость самаго серьезнаго, строгаго въ ней отношенія, всю трудность, всю важность правильнаго разршенія народно-педагогической задачи. Предъидущее изложеніе указало намъ на опасности, которыми могутъ грозить народу и всей стран системы народнаго обученія неразумныя, привело къ слдующимъ выводамъ, одинаково общимъ для народныхъ школъ какъ Россіи, такъ и Запада:
Вопервыхъ, великое значеніе слдуетъ придавать мр сообщаемыхъ знаній, не только въ количественномъ, но и въ качественномъ отношеніи, въ виду того, что почва не воздланная предварительнымъ долгимъ трудомъ не способна взращать смена всхожія лишь на обработанной почв, а также и въ виду того, что добрый черновомъ, требующій лишь глубокой борозды, при слишкомъ усердномъ удобреніи можетъ плодить только хилыя, никуда негодныя растенія. Все это кажется общимъ мстомъ, но вспомнимъ лишь нашихъ учителей-развивателей, которые подчуютъ русскихъ крестьянскихъ дтей сочиненіями Писарева, Блинскаго и иными литературными произведеніями, превосходящими мру не только дтскаго, но и вообще крестьянскаго разумнія. Впрочемъ, это только у насъ: едвали кому-либо на Запад, даже во Франціи, придетъ въ голову преподнести деревенскому мальчику Бальзака, Флобера, Зола.
Вовторыхъ, школа но должна отчуждать учащихся отъ родной среды, отъ труда свойственнаго ихъ быту (кром лицъ, надленныхъ исключительными дарованіями) и вообще плодить интеллигентный пролетаріатъ.
Втретьихъ, она должна не только обучать, но и воспитывать, же только сообщать ученику, въ невсткой мр, сумму вншнихъ знаній, но и укрплять его нравственно.
Однимъ словомъ, школа обязана: ослабляя, боле или мене, нравственную прирожденную власть народнаго быта, дать ученику взамнъ, въ самомъ развитіи его нравственнаго сознанія, надежную, равносильную нравственную опору. Но разъ дло коснулось воспитанія, вообще стороны нравственной, не можетъ для сколько нибудь здраваго смысла быть и рчи о какомъ-либо гражданской морали: основою народнаго, воспитанія, а потому и образованія, можетъ и должна быть только религія,— святая христіанская религія, и конечно не какъ ‘субъективное чувство’ со всею его капризною призрачностью, конечно не въ произвольномъ толкованіи единичныхъ умовъ, а какъ всенародное исповданіе, какъ ученіе Церкви.
Только она, святая христіанская Вра, подаетъ все что нужно, что на потребу,— не только простолюдину, но и всякому человку — во всхъ состояніяхъ и на всхъ ступеняхъ развитія. Какъ солнечный свтъ доступенъ равно всмъ и каждому безъ исключенія, такъ и свтъ Христовъ изливается въ равной мр на богатыхъ и нищихъ, на знатныхъ и незнатныхъ, на ученыхъ и невжественныхъ, на мудрыхъ и простецовъ, на культурныхъ и некультурныхъ,— онъ устраняетъ всякое неравенство, всякое различіе между людьми, всякое разстояніе ихъ раздляющее,— сословное, бытовое, обусловленное развитіемъ и образованіемъ, созданное разностью временъ, цивилизаціи, культуры. Вс т неудобства и вредныя послдствія, которыя могутъ происходятъ отъ встрчи въ народной школ двухъ равныхъ стихій, двухъ разныхъ міровъ,— коллективнаго и общиннаго народнаго бытія (массоваго, какъ любятъ выражаться теперь нкоторые публицисты), и личнаго бытія выдляющихся изъ народа единицъ, съ дятельностью личнаго сознанія,— вс эти неудобства и злыя послдствія устраняются или замиряются при живомъ воздйствіи христіанской религіи: она разршаетъ вс противорчія, она обезвреживаетъ всякое знаніе, напротивъ — святитъ его и освщаетъ истиннымъ свтомъ.
И эту-то силу просвтительную, примирительную, вс унижающую любовью, подъемлющую и укрпляющую духъ, зиждущую высшее равенство — братство всечеловческое,— ее-то и желали бы иные безумцы исключить изъ области народной школы и народнаго образованія! И какую же силу? Не новую, которую приходилось бы откуда-либо заимствовать, а искони присущую населенію во всхъ христіанскихъ странахъ! Не къ язычникамъ обращается школа, а къ народу, исповдующему христіанство съ давнихъ временъ, къ народу, котораго весь бытъ, весь годовой кругъ жизни и дятельности связенъ съ христіанскимъ культомъ. И вмсто того, чтобъ съ нимъ же тсно, неразрывно связать и дло народнаго образованія, нкоторые хотли бы поставить ихъ во враждебныя другъ къ другу отношенія,— хотли бы, окалчивъ народъ нравственно, приставить ему, взамнъ, искусственныя ноги и руки своего издлія!
Школа въ Россіи — дло почти новое. О прежнихъ попыткахъ, начиная со временъ Екатерины II до Александра II, почти не стоитъ и говорить. Церковно-приходскія училища были рдки, частныя и казенныя еще рже, ученье производилось большею частью но такой метод, которая скоре отталкивала, чмъ привлекала учениковъ, обращалась боле къ памяти, чмъ къ разумнію и не сказывались ничмъ въ народномъ быту. Съ пробужденіемъ общественной русской жизни въ прошлое царствованіе и съ учрежденіемъ земствъ, народное образованіе стало предметомъ возбужденнаго вниманіи какъ со стороны общества, такъ и правительства. Министерство народнаго просвщенія включило народную школу кругъ своего спеціальнаго вдніи (вслдствіе чего церковно-приходскія училища пришли въ совершенный упадокъ), создало для нея программу, указало руководства, устроило во множеств педагогическіе классы, учредило и разсадники сельскихъ учителей’ — учительскія семинаріи. Теперь школъ насчитываются уже десятки тысячъ, наша педагогическая литература, за отсутствіе которой жаловаться вошло въ обычай, представляетъ въ настоящую пору такую массу произведеній, что одинъ перечень ихъ составляетъ большой толстый томъ, и если не качествомъ, то количествомъ свидтельствуетъ объ искреннемъ участіи къ этому длу русскаго общества. Тмъ не мене нельзя признать, чтобы школьное дла было поставлено у насъ хороню и шло успшно. Общій типъ народной школы неудовлетворителенъ, не отвчаетъ ея призванію, лишь слабые корни пускаетъ въ народную жизнь, не пользуется сочувствіенъ народа,— и именно потому, что школьное ученіе недостаточно согласовано съ условіями и законными требованіями народнаго быта, и состоитъ съ Церковью только въ формальной, вншней связи.
Еще хуже было поставлено дло учительскихъ семинарій. Мы имли случай лично убдиться, что въ одной изъ нихъ крестьянскіе юноши, готовившіеся залить мста сельскихъ учителей, питались чтеніемъ старыхъ и новыхъ журналовъ самаго отрицательнаго направленія и иной книжной дребедени, изображающей съ сочувственною игривостію картины легкихъ нравовъ свтскаго общества…
Нельзя не принять въ соображеніе, что если вообще задача народной школы представляется трудною повсюду, то эта трудность усложняется у насъ нкоторыми особенностями нашего историческаго развитія. На Запад Европы такъ-называемая европейская цивилизація боле стоя и французскому, и германскому, и англійскому, вообще западно-европейскому простолюдину, чмъ русскому, она развивалась одновременно со всею страною, она составляетъ часть народнаго историческаго бытія, да и будучи обще-европейскою — носитъ на себ въ каждой стран отпечатокъ ея національности. Высшіе культурные классы, какъ бы ни отстояли далеко отъ своего народа по образованію, все же связаны съ нимъ и чувствомъ и сознаніемъ національнаго единства,— все же одного національнаго духа съ нимъ. Въ Россіи не то. Цивилизація, заимствованная нами изъ Европы, еще не настолько акклиматизовалась у насъ, чтобы на каждомъ шагу не выдавалось ея чужоземное происхожденіе. Ученикъ русской народной школы, получая образованіе (особенно по методамъ и программамъ большей части нашихъ патентованныхъ педагоговъ), входятъ не только въ міръ для него высшій, но отчасти и иностранный. Надъ каждымъ изъ крестьянъ-школьниковъ совершается, въ миніатюр, нчто въ род той операціи, которую Петръ Великій во время оно совершилъ надъ Россіей. Самая наша книжная рчь, наша грамматика, синтаксисъ, формы поэзіи, все это запечатлно характеромъ боле или мене чуждымъ, представляющимъ уклоненіе отъ законовъ языка и родныхъ формъ, а иногда даже и пряное искаженіе, чего нтъ на Запад, или же имется въ боле слабой степени. Нужно ли говорить о самомъ содержанія литература, отражающей въ себ бытъ не только верхне-культурный, но къ тому же и мало, а иногда и совсмъ не національный? Однимъ словомъ — въ русской народной школ, ученикъ (боле или мене — Востокъ) пріобщается не только къ знанію, но и къ Западу. Это пока неизбжно, но дло школы — всми зависящими отъ нея способами облегчать и замирять эту встрчу Востока съ Западомъ, отршаться отъ иноплеменной стихіи по сколько это возможно и такъ сказать русить науку и цивилизацію или, по крайней мр, снимать съ нея чуждую, національную же оболочку. А между тмъ для нашихъ патентованныхъ педагоговъ Русскій народъ, русская народная душа — большею частью terra incognita, и имъ даже и не вдомекъ — что на потребу народу!
Но есть однакоже не мало и утшительныхъ исключеній, зависящихъ преимущественно отъ личности школьнаго учителя или попечителя, отъ ихъ личнаго дятельнаго участія въ обученіи дтей, независимо отъ программы, а часто и наперекоръ ей. Въ этихъ школахъ отношеніе и крестьянъ, и въ особенности крестьянскихъ дтей къ школ совсмъ иное, и эти немногія исключенія дали возможность обозначиться дотол почти неизвстному, въ высшей степени привлекательному типу русскаго школьника изъ народа, съ его ненасытимой любознательностью, съ его свжей воспріимчивостью, чуткою отзывчивостью чистаго сердца и молодымъ еще отпрыскомъ того здравомысліи, которымъ отличается русскій крестьянинъ. По этимъ образцамъ можно уже судить и даже гадать о томъ, чмъ могла бы бытъ и теперь, а современемъ и стать русская народная школа. Но вс эти отдльныя, случайныя, разровненныя исключенія были скоре намеками, очерками, чмъ то непрочнымъ и кратковременнымъ и не могли еще выяснить общаго идеальнаго типа, пока наконецъ не стала извстною, какъ исключеніе изъ исключеній, школа С. А. Рачинскаго.
Бывшій профессоръ ботаники въ Московскомъ университет, человкъ съ высшимъ европейскимъ образованіемъ, отличный знатокъ иностранныхъ литературъ, съ замчательно-развитымъ эстетическимъ чувствомъ и въ то же время сохранившій живую сыновнюю связь съ родною Православною Церковью, С. А. Рачинскій (да проститъ онъ намъ это посягательство на его скромность) боле 10 лтъ назадъ, поселившись въ своемъ имніи Татев Смоленской губ., Бльскаго узда, занялся въ деревенской школ обученіемъ крестьянскихъ ребятъ, сблизился лицомъ къ лицу съ этимъ русскимъ, дтскимъ крестьянскимъ міромъ,— и отдался длу народнаго воспитанія всею своею душой. Счастливое сочетаніе въ этомъ деревенскомъ учител всхъ упомянутыхъ нами качествъ и жизненныхъ условій дало ему возможность не только практически образовывать и воспитывать крестьянскихъ дтей, но и возводить практическій опытъ въ теорію и систему,— приложить къ своему труду не только всю полноту сердечнаго сочувствія, но и строгій, свойственный профессору анализъ, и мыслящею любовью уразумть истинную задачу я силу народнаго русскаго училища. Школа Рачинскаго вся проникнута дйственнымъ духомъ евангельскаго ученія и жизненнымъ единствомъ съ ученіемъ Православной Церкви ‘православнымъ же народнымъ бытовымъ складомъ’ — при всемъ довольно высокомъ, сравнительно съ прочими школами, умственномъ и даже эстетическомъ развитіи учениковъ.
Если, какъ сказали мы выше, дло народнаго училища въ Россіи представляетъ, сравнительно съ Западомъ, боле усложненій, благодаря историческимъ условіямъ, при которыхъ насаждена у насъ цивилизація, то съ другой стороны, оно же, это дло, значительно облегчается у насъ властными указаніями самой нашей народной жизни, а также и самимъ внутреннихъ и вншнимъ строемъ Православной Церкви. Центръ тяжести Русской земли все же въ немъ, въ ваяемъ смиренномъ и покорномъ народ, и ни въ одной стран не иметъ народъ того значеніи, хотя бы и пассивнаго, какое, въ конц-концовъ, выпадаетъ на долю нашему — въ вид побды его долготерпнія. Въ Россіи было бы немыслимо зрлище выбрасыванія изъ школъ Распятій, иконъ, священныхъ книгъ и вытравливанія изъ учебниковъ имени Божія… Союзъ Церкви со школою требуется у насъ самихъ народомъ, безъ этого союза, при всеобщемъ нерасположеніи народа къ школ, дло образованія народнаго у насъ не пойдетъ и идти не можетъ. Но этотъ союзъ Церкви со школой во Франціи, въ Италіи, напримръ, иметъ другое значеніе, чмъ у насъ, и налагаетъ клерикальный характеръ на все обученіе: т. е. содйствуетъ усиленію власти духовенства, передаетъ народъ въ подчиненіе партіи клерикальной, стремящейся къ преобладающему положенію въ государств. Нашему же православному понятію о Церкви и церковности чуждо всякое понятіе о клерикализм. Православный народъ Святой Руси самъ живетъ въ Церкви, а не у ея ограды, и каждый изъ народа признаетъ и разуметъ себя частью Церкви, сыномъ ея. Духовенство для него — пастыри, а не командиры душъ…
Кто въ отношеніи къ православной христіанской религіи не отдляетъ себя отъ народа, для того и задача народной школы обозначается сама собою. Эта задача прежде всего — просвтить народную мысль свтомъ познанія Вры, развить и укрпить въ немъ сознательное отношеніе къ религіозной истин и къ Церкви, развить и воспитать въ этомъ общенародномъ коллективномъ существованіи начало личности, но не языческое и эгоистическое, а христіанское, которое одно можетъ согласовать въ народ дятельность личнаго сознанія съ мірскимъ или коллективно-безличнымъ отроемъ его существованія. Лишь такимъ образомъ освятится для народа наука, лишь утвердясь на этой почв, охотно и плодотворно восприметъ онъ ее…
Впрочемъ читатели ‘Руси’ вполн знакомы со школьною дятельностію С. А. Рачинскаго. Посл десятилтней работы, побдивъ наконецъ свое отвращеніе къ газетной гласности, ршился онъ передать русскому обществу плоды своихъ наблюденій и практическаго опыта въ извстныхъ письмахъ, напечатанныхъ въ ‘Руси’ въ начал перваго года нашего изданія (1880—1881 г.). Дйствіе этихъ краткихъ писемъ было необычайно сильное. Впослдствіи они были отпечатаны особою брошюрою и конечно знакомы всмъ, кто любитъ Русскій народъ искреннею душою,— а не — ‘по принципу’, не въ силу модной доктрины демократизма… Одинъ изъ молодыхъ людей, подъ впечатлніемъ этихъ писемъ, постилъ Татевскую школу и тогда же ршился, по окончаніи курса въ университет, раздлить труды Татевскаго сельскаго учителя,— каковой свой планъ и привелъ въ исполненіе, состоя нын учителемъ учрежденной Рачинскимъ же школы съ живущими въ ней мальчиками, въ 10 верстахъ отъ Татева, въ сел Глухов… Но обоихъ ихъ, и Рачинскаго и его новаго сотрудника, H. М. Горбова, мучительно заботитъ мысль: какъ бы поставить дло народнаго просвщенія (въ томъ дух, въ какомъ оно стоитъ у нихъ въ школахъ) на прочную основу, на которой бы оно могло держаться и широко преуспвать — не завися отъ ихъ личныхъ усилій. Другими словами: какъ приготовить себ сотрудниковъ и преемниковъ — сельскихъ учителей? Если, какъ говоритъ ниже, въ этомъ же No, г. К. А., Татевская школа съ своими развтиленіями ршаетъ вопросъ: какъ и чему учитъ, то остается еще неразршеннымъ вопросъ: кому учить?
Этотъ вопросъ и пытался разршить С. А. Рачинскій, уже создавъ новый типъ сельскихъ учителей, такъ живо и подробно описанный въ превосходной стать г. Лясковскаго въ 6 No ‘Руси’. Эти учителя — изъ школьныхъ же учениковъ Рачинскаго, которые въ досужное, каникулярное, въ теченіи нсколькихъ лтъ получали отъ неутомимаго учителя высшую, сравнительно, мру образованія и такимъ образомъ подготовлены имъ къ длу учительства. Успхъ превзошелъ ожиданія. Это не полубаричи, какъ большая часть воспитанниковъ учительскихъ семинарій, это — т же крестьяне, Василій, Романъ и т. д., но это ни мало не ослабляетъ силы ихъ нравственнаго для учениковъ авторитета. Само собою разумется, что это — сосуды избранные, которые способны отнестись въ учительству не только какъ къ профессіи, но и какъ къ подвигу…
Но таковыхъ сельскихъ учителей нтъ и десятка, да и некогда ихъ готовить, такъ какъ для спеціальныхъ занятій съ ними не имется другаго времени кром свободнаго отъ уроковъ въ начальныхъ школахъ. У Рачинскаго и Горбова есть и боле смлая мысль: учредить учительскую семинарію по покой программ и новому образцу,— но вдь двоимъ имъ съ такимъ дломъ не справиться: нужны помощники или точне сподвижники, одушевленные однимъ съ ними духомъ… И вотъ молодой Горбовъ-и отважился кликнуть кличъ въ русской универеитетекой молодежи, въ надежд, что на широкомъ пространств Россіи кто-нибудь да отзовется…
Отзовется ли? ‘Есть ли въ пол живъ человкъ’?
Во всякомъ случа пусть эти оба дятеля вспомнятъ себ на ободреніе слова Евангелія: ‘Не бойся, малое стадо’!
Рекомендуемъ вниманію читателей письмо г. Б. А. Нельзя, кажется, не признать мысль его довольно счастливою, именно онъ предлагаетъ воспользоваться для народнаго образованія нашими монастырями, по крайней мр нкоторыми, гд имются между монахами люди образованные, и призвать послднихъ къ новому виду подвижничества, именно къ учительству въ школахъ, созданныхъ при монастыряхъ, по типу Татевскаго училища. Намъ кажется это вполн возможнымъ.
Собственно о церковно-приходскихъ школахъ, мысли о которыхъ нельзя не сочувствовать, поговоримъ въ другой разъ.