![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/shpazhinskiy_ip_3.jpg)
П. И. Овчарова
И. В. Шпажинский: биобиблиографическая справка, Шпажинский Ипполит Васильевич, Год: 1990
Время на прочтение: 5 минут(ы)
ШПАЖИНСКИЙ, Ипполит Васильевич [1(13).IV.1848, имение в Воронежской губ.— 2(15).II.1917, Москва] — драматург. Родился в дворянской семье. Учился в Воронежском кадетском корпусе, где впервые познакомился с театром, и в Александровском военном училище в Москве, год служил офицером, затем вольнослушателем окончил юридический факультет Московского университета. В отрочестве писал стихи и прозу, в печати дебютировал в 1876 г. в журнале ‘Развлечение’ рассказами и небольшими повестями (псевдоним.— Ив. Везовский). Одновременно занялся драматургией. С середины 90 гг. и до конца жизни был председателем Общества русских драматических писателей и оперных композиторов.
Первые комедии Ш. (‘Вопрос жизни’, 1876, ‘Лакомый кусочек’, ‘Упреки прошлого’, 1877) и драма ‘Дочь ростовщика’ (1878) не вызвали читательского и зрительского интереса, но были замечены А. Ф. Писемским и Д. В. Аверкиевым. Известность Ш. принесла постановка драмы ‘Майорша’ (1878, посвящена А. Ф. Писемскому) в Александрийском театре: эффектная мелодрама изображала историю роковой соблазнительницы, убитой безнадежно влюбленным молодым мельником, мужем кроткой страдалицы, но еще до гибели ‘вампирическая’ красавица была наказана собственной безответной любовью к проезжему художнику.
В последующих пьесах Ш. настойчиво эксплуатировал сюжетные приемы и комплект характеров, впервые заявленные в ‘Майорше’: противоборствовали ‘огненная’ и смиренная героиня, иногда им сопутствовали коварные интриганки, мужчины выступали как самодуры, неврастеники, безвольные идеалисты, изредка — рыцари. Сравнительно постоянной была и событийная схема семейно-любовной мелодрамы с ‘предельными’ страстями, бурными монологами, резкими и алогичными действиями с частыми самоубийствами, грубовато-наглядной расстановкой конфликтующих сил. Этому штампу полностью соответствовала, напр., одна из поздних драм Ш. ‘Грех попутал’ (1896).
Драмы Ш. затрагивали широкий круг актуальных в конце века вопросов (что обусловило их систематическую публикацию в журнале ‘Дело’): разорение крестьянства (‘Прахом пошло’, 1883), моральное оскудение дворянства от конца XVIII в. (‘Княгиня Курагина’, 1882) до сравнительно недавних 40 гг. (‘В старые годы’, 1888), горькая судьба ‘маленького человека’ (‘Кручина’. 1881, ‘Жертва’, 1892) и др. В 90 гг. Ш. обратился к описанию мрачных сторон современности, к острой социальной проблематике: дельцы-интриганы, связанные с уголовным миром, представлены в драме ‘Темная сила’ (1895), изображение ‘Отверженных’ — обитателей больниц и ночлежек, развратников, спившегося актера, обнищавшего князя — в драме ‘Две судьбы’ (1898, удостоена Грибоедовской премии) предвосхищает ‘На дне’ М. Горького. Но серьезные темы слабо различимы за ‘роковыми страстями’, выспренними крикливыми монологами, пышными мизансценами. ‘Об идеологии Ш. серьезно говорить не приходится, ее-то в сущности и нет. Есть поверхностная тенденция, поверхностная злободневность, заимствованная из… сегодняшних и вчерашних газет, есть и некоторый налет легкого морализирования’ (Г. А. Бялый).
Обычно в пьесах Ш. разворачивались маловероятные, но яркие частные случаи, основой действия становились чувства и поступки отдельного человека, ‘особи’. Этот принцип, в целом свойственный русской литературе 80 гг., у Ш. воплотился в крайнем варианте, в полном отсутствии в пьесах авторского начала и претензий на какое бы то ни было обобщение. В то же время преднамеренная однотипность конфликтов и постоянство психологических амплуа персонажей создавали легко узнаваемый зрителями ‘мир Ш.’, тем более что сопровождались разнообразием материала, зрелищностью, расчетливым обращением к невзыскательному вкусу массового зрителя, а также умелым использованием опыта русской классики. Изображение среды и характеров у Ш. обретало объемность лишь на фоне воспоминаний публики об А. Н. Островском, Ф. М. Достоевском, И. С. Тургеневе (‘В забытой усадьбе’, 1880, и др.).
Ш. начинал пьесами ‘в духе Островского’, уже в ‘Майорше’ отчетлива память и о ‘горячих сердцах’, и о терпеливых мученицах, и о нравах средних сословий (мещанства, купечества), и о Бальзаминове, в комедиях ‘Легкие средства’ (1879) и ‘Фофан’ (1880) продолжена идея ‘бешеных денег’, дополненная темами Дульчина (‘Последняя жертва’) и Кречинского. Однако ‘материал Островского был… нарочито упрощен и огрублен… Ш. выступил не как простой эпигон Островского, а скорее как его конкурент, свободно пользующийся средствами своего предшественника’ (Г. А. Бялый). Начинающий драматург отбирал лишь выигрышные приемы, осваивал ‘литературную технику’ и добавлял водевильные, скандальные и пикантные сцены, гарантирующие массовый успех зрелища.
Столь же деловитым и ‘технологичным’ было обращение Ш. к опыту Достоевского. Одна из его лучших драм — ‘Кручина’ — появилась как моментальный отклик на смерть романиста, воплотив (опять же огрубление) тип ‘человека с надрывом’, человека изломанной судьбы и искореженной души. Купец Недыхляев надеется забыть свое грязное бесчестное прошлое в браке по любви, но жена нагло обманывает его, а он, страдающий и измученный, заискивает перед женой и ее любовником, лебезит, унижается — и произносит высокопарно-жалостливые речи. Роль Недыхляева стала выигрышной для многих крупных актеров — А. П. Ленского, В. Н. Андреева-Бурлака, М. Т. Иванова-Козельского и др. Наиболее интересный образ создал В. Н. Андреев-Бурлак, подчеркнувший ‘нечистоплотность и хищническую активность’ героя, ‘Недыхляев .у Бурлака был одновременно жалок и омерзителен’ (С. С. Данилов, М. Г. Португалова).
В духе Достоевского выдержаны образы падшей ангелоподобной Поленьки (‘Кручина’), неожиданно оказавшегося способным к нравственному возрождению барина-разбойника Рахманова (‘В старые годы’), героя драмы ‘Жертва’ — идеалиста, ‘чистой души’, доведенного до самоубийства преступной женой, особенно озлобленной деликатным отношением мужа к ее похождениям. В этой пьесе убедительно ‘мотивирована взаимная отчужденность людей, которые готовы пойти навстречу друг другу, но никак не могут этого сделать’ (Г. А. Бялый).
Отдельную группу пьес Ш. составляют драмы в стихах, построенные на легендах из русской истории и выдержанные ‘в духе А. К. Толстого’,— ‘Чародейка. Нижегородское предание’ (1884, впоследствии основа либретто оперы П. И. Чайковского), ‘Вольная волюшка’ (1891) — сказ из времен Ивана Грозного, ‘Самозванка (Княжна Тараканова)’ (1904). Снова опыт авторитетного предшественника расценивался как уроки и советы мастера, усвоенные сообразительным подмастерьем.
Ш. не скрывал литературных источников своего творчества, но не был подражателем, ибо его целью было не литературное произведение, а театральное зрелище. Он писал ‘нечто вроде конспектов для того, чтобы дать актерам полную свободу создавать роли по их усмотрению’, в драмах Ш. критик отметил ‘полное отсутствие художественной обработки, независимой от сценических условий и требований’ (Северный вестник.— 1886.— No 4). Сознательная ориентация на спектакль как на окончательную форму пьесы объясняет оригинальность и специфику творчества Ш.— изготовителя театрального полуфабриката, предпринимателя, хорошо знающего требования к драматическому ‘товару’ и честно выполняющего принятые на себя обязательства. ‘Фирма’ поставляла широкий ассортимент ‘продукции’, от социальных драм до упрощенных, но ярко изукрашенных исторических сказаний, предоставляла ‘совладельцам’-актерам простор для самовыражения и разнообразных трактовок материала, а также удовлетворяла стремление потребителя к переживанию отвлеченных от реальности сильных чувств — жалости, сострадания, возмущения, омерзения. ‘Черствеющая в мелких житейских нуждах и корыстных расчетах обывательская душа’ хотела, ‘чтоб иногда охватывало ее до замирания высокое благородное чувство, одушевляющее трагика на сцене’ (А. Н. Островский). При этом, в отличие от большинства современников, Ш. отдавал себе отчет в своей принадлежности не литературе, а театру, этот честный профессионализм в немалой степени способствовал постоянной репертуарности и громкому успеху пьес мастеровитого драматурга.
С конца 90 гг. популярность Ш. снижается, а в XX в. сходит на нет. В 10 гг. Ш. создает в основном непритязательные и незаметные комедии на злободневые темы (‘Заблудшая’, 1911, ‘Мемуары’, 1914), последние его пьесы — комедия ‘Ярмо’ (о ‘немецком засилье’ в России) и драма ‘Мертвый узел’ — написаны и поставлены в 1916 г., незадолго до смерти.
Ш. принадлежал к наиболее даровитым и известным драматургам конца XIX в., но, выбрав путь ‘творческого предпринимательства’, воплотил в своей литературной судьбе тип честного, но ограниченного профессионала, фигуры, вторичной и в литературе и в театре. ‘Талантливый эпигон… драматург без новаторских устремлений и возможностей, Ш. дал русской театральной публике, что мог, и получил от нее, что заслужил: быстрый успех и быстрое забвение’ (Г. А. Бялый).
Соч.: Драматические сочинения: В 4 т.— Спб., 1886—1900, Самозванка (Княжна Тараканова).— Спб., 1904.
Лит.: Лотман Л. М. Драматургия 70—80-х годов // История русской литературы.— М., Л.. 1956.— Т. 9.— Ч. I, Хализев В. Е. Русская драматургия накануне ‘Иванова’ и ‘Чайки’ // Научные доклады высшей школы. Филологические науки.— М., 1959.— No 1, Бялый Г. А. Русский реализм конца XIX века.— Л., 1973 (‘Драматургия И. В. Шпажинского’), Данилов С. С, Португалова М. Г. Русский драматический театр XIX века. Вторая половина XIX века.— Л., 1974.— Т. 2, Петровская И. Ф. Театр н зритель провинциальной России. Вторая половина XIX века.— Л., 1979.
Источник: ‘Русские писатели’. Биобиблиографический словарь.
Том 2. М—Я. Под редакцией П. А. Николаева.
М., ‘Просвещение’, 1990