И. Рубакинъ. Этюды о русской читающей публик. Факты, цифры и наблюденя. Спб. 1895 г. Ц. 1 р. 50 к.
И. Рубакинъ. Этюды о русской читающей публик. Факты, цифры и наблюденя. Спб. 1895 г. Ц. 1 р. 50 к.
Л. Г.
‘Сверный Встникъ’, No 9, 1895
И. Рубакин. Этюды о русской читающей публике. Факты, цифры и наблюдения, Гуревич Любовь Яковлевна, Год: 1895
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Вопросы о томъ, что и какъ читаетъ русская ‘публика’, иначе говоря — русское общество, представляютъ громадный интересъ съ самыхъ разнообразныхъ точекъ зрня. Отвтить на эти вопросы — значитъ измрить глубину нашей умственной культуры и вмст съ тмъ указать средство къ углубленю ея. Учитель, желающй начать преподаване извстнаго курса, долженъ раньше точно ознакомиться съ тмъ, съ какими свднями пришли къ нему ученики, всякй дятель, поставившй себ цлью — расширене народнаго и общественнаго образованя, долженъ прежде всего дать себ ясный отчетъ,— на кого именно ему придется воздйствовать. Правда, у насъ объ этомъ до сихъ поръ мало заботятся наиболе почтенные и безкорыстные дятели. Профессора добросовстно знакомятъ съ изслдованями о древне-французской лирик, съ мннями Поля Мейера, съ драмами Марло студентовъ, не читавшихъ почти ни одной драмы Шекспира. Лучше журналы, издающеся для средней интеллигентной публики, печатаютъ спецальныя, изъ мсяца въ мсяцъ тянущяся статьи о явленяхъ второстепеннаго порядка, неизвстныхъ читателю даже по имени. Люди, которые во что-бы то ни стало хотятъ и умютъ быть доступными большой публик, какъ напр. издатели большихъ газетъ, въ большинств случаевъ основываютъ свою дятельность не на знакомств съ умственными потребностями публики, а на чуть къ ея низменнымъ, легко разнуздывающимся инстинктамъ и страстямъ. Между обществомъ, жаждущимъ просвщеня, и людьми, призванными просвщать его, лежатъ безчисленныя недоразумня, благодаря которымъ одни бродятъ въ потьмахъ, друге приходятъ въ уныне или разыгрываютъ полу-комическую роль просвщеннаго иностранца, старающагося растолковать свои мысли и желаня на язык, недоступномъ туземцамъ.
Книга Рубакина представляетъ собою опытъ изслдованя двухъ вышеуказанныхъ вопросовъ. Изслдоване это опирается отчасти на статистическя данныя, отчасти на разсмотрне нкоторыхъ типическихъ явленй въ той или другой области. Данными перваго рода авторъ оперируетъ преимущественно для изслдованя читательскихъ вкусовъ и привычекъ интеллигентной публики, данными второго рода онъ пользовался главнымъ образомъ для характеристики читателя изъ народа. Въ виду этого, книга распадается на дв половины, мало сходныя между собою по методу изслдованя. Статистическя данныя, въ вид отчетовъ различныхъ частныхъ и общественныхъ библотекъ, собранныя, г. Рубакинымъ, довольно обильны, но, къ сожалню, они такъ невыдержаны, страдаютъ такими очевидными проблами и упущенями, такъ разнохарактерны но систем записей, что выводы изъ нихъ могли получиться только гадательные. Между тмъ, работа г. Рубакина обличаетъ въ нкоторыхъ мстахъ желане сдлать немедленные практическе выводы, такъ сказать, во что-бы то ни стало, вопреки всмъ представляющимся препятствямъ. Передъ нимъ лежали матералы, испещренные цифрами, и онъ спшилъ сопоставлять и комментировать эти цифры, не останавливаясь особенно на томъ, что он имютъ слишкомъ странный, не систематическй видъ. Разсматривая приложенныя къ книг статистическя таблицы ‘распредленя библотечныхъ требованй по различнымъ авторамъ’, нельзя не обвинить гг. библотекарей, составлявшихъ записи, въ нкоторой небрежности. Вотъ, напр., цифры, касающяся спроса на сочиненя Блинскаго:
Въ Астраханской общественной городской библотек за 1890 г.—? за 1891 г.—? за 1892 г.— 54. Въ читальн при Саратовской городской публичной библотек: за 1890 г.— 1 требоване, за 1891 и 1892 гг.—?. Въ Саратовской губернской городской библотек: за 1890 г.— 173 требованя, за 1891 и 1892 гг.—?. Въ Нижегородской библотек: за 1890 г.— 162 требованя, за 1891 г.— 159 требованй (отчета за 1892 г. но показано вовсе). Изъ двнадцати сличаемыхъ клтокъ (отчетъ четырехъ библотекъ за 3 года) заполнены цифрами только 5 клтокъ. Очевидно, что выводить среднюю цифру спроса на сочиненя Блинскаго было трудно и вс выводы должны оказаться нсколько шаткими. Опредлить читаемость нкоторыхъ другихъ писателей еще трудне: въ нкоторыхъ отчетахъ изъ двнадцати клтокъ заполнены всего 4, даже дв клтки. Но г. Рубакинъ нетерпливо стремился къ составленю боле или мене выразительной таблицы, представляющей какой-нибудь внутреннй и притомъ тенденцозный смыслъ. Такъ въ глав, подъ названемъ ‘Любимые авторы русской читающей публики’, авторъ даетъ таблицу, представляющую извстное расположене писательскихъ именъ, правда, не вполн удовлетворительное съ высшей точки зрня, но зато удовлетворяющее самолюбе нкоторыхъ живыхъ и дйствующихъ работниковъ отечественной печати. Г. Рубакинъ не показываетъ при этомъ среднихъ чиселъ для опредленя читаемости писателей, выставленныхъ предпочтительно передъ другими въ его таблиц, но указываетъ максимальныя цифры спроса. И тутъ, наряду съ европейскими научными свтилами, въ числ любимыхъ русскихъ писателей — блистаютъ славныя имена Лесевича, В. П. Острогорскаго, В. Семевскаго. Правда, для опредленя популярности В. П. Острогорскаго нашлись нужныя цифры только въ двухъ изъ восьми сличаемыхъ отчетовъ, но maximum — особенно въ одной библотек и въ одномъ году — спроса на него все-таки довольно высокъ, чтобы подчеркнуть его имя въ таблиц любимыхъ русскихъ авторовъ: В. П. Острогорскаго спросили въ одной библотек 17, въ другой 34 раза. А maximum спроса на В. Семевскаго еще выше: его спрашивали въ одномъ мст 1 разъ, въ другомъ — 12, въ третьемъ цлыхъ 35 разъ! Г. Рубакинъ не показываетъ въ этой сводной таблиц главнйшихъ русскихъ авторовъ, сколько разъ требовались, напр., сочиненя Грановскаго, Кудрявцева, Соловьева, хотя выяснить отношене русской публики къ этимъ авторамъ было-бы, пожалуй, важне, чмъ указать maximum требованй на сочиненя В. Сеневскаго. Можно поэтому допустить, что г. Рубакинъ озаботился при составлени этой таблицы ‘любимыхъ авторовъ’ не столько изслдованемъ симпатй публики, сколько деликатными обнаруженемъ собственныхъ симпатй. Въ общемъ при чтени книги г. Рубакина приходится замтить, что его изслдованя направляются не достаточно объективными и не достаточно серьезными соображенями. Съ другой стороны, самые статистическе премы г. Рубакина кажутся намъ не вполн пригодными для полученя цнныхъ и значительныхъ выводовъ. Таковъ именно только что указанный нами премъ опредленя читаемости автора на основани максимальной цифры спроса на него: г. Рубакинъ самъ указываетъ въ одномъ мст своей книги, что цифры спроса колеблются иногда по совершенно случайнымъ причинамъ, быстро и не надолго повышаясь подъ влянемъ какого-нибудь исключительнаго событя, связаннаго съ именемъ писателя (юбилея, смерти). А въ такомъ случа, что-же выражаетъ собою сравнительная таблица максимальныхъ опросовъ на писателей,— эта характерная таблица, въ которой г. Рубакинъ прютилъ имя В. П. Острогорскаго рядомъ съ именемъ Шопенгауэра, Спенсера и Тэна?
Переходя отъ таблицъ и цифровыхъ сопоставленй къ общимъ жизненнымъ выводамъ, г. Рубакинъ не всегда принимаетъ’ въ расчетъ обстоятельства, служащя необходимой поправкой къ цифровому матералу. Такъ напр., сопоставляя цифры подписчиковъ и подписчицъ въ разныхъ библотекахъ и усматривая значительное большинство въ цифр подписчиковъ, онъ длаетъ выводъ, что женщины читаютъ несравненно меньше мужчинъ. Между тмъ необходимо было принять во внимане, что мужчины вообще подвижне женщинъ и, имя надобность ежедневно выходить на улицу, очень часто берутъ на себя подписку и обмнъ книгъ въ библотекахъ, а потому сравнительная таблица подписчиковъ и подписчицъ, неблагопрятная для подписчицъ, не иметъ того прямого, ршающаго значеня, которое придаетъ ей г. Рубакинъ, замчая, что цифры говорятъ здсь ‘лучше всякихъ словъ’. Мы вовсе не хотимъ брать здсь на себя защиту женской любознательности. Мы вполн согласны съ общимъ мннемъ г. Рубакина,— что русске люди читаютъ очень мало, и готовы даже согласиться, что женщины читаютъ еще меньше и еще безтолкове, чмъ мужчины. Но это печальное явлене не можетъ найти настоящее свое выражене въ цифрахъ г. Рубакина: цифровыя данныя требуютъ здсь существенныхъ поправокъ и оговорокъ.
Неосторожность г. Рубакина въ его статистическихъ выводахъ, къ сожалню, мшаетъ пользоваться его сообщенями съ чувствомъ надлежащей увренности. Читая его книгу, невольно приходится на многихъ страницахъ говорить себ: очень любопытно и поучительно,— если только это врно. Таковы, напр., страницы, гд разсматривается вопросъ о научныхъ интересахъ русской читающей публики. И здсь г. Рубакинъ, осыпающй читателя можно сказать цлыми пригоршнями цифръ, даетъ выводы шатке, сбивчивые, иногда прямо противорчивые. Вотъ какого рода обобщеня находимъ мы на стр. 109—114 этюдовъ г. Рубакина. Цифры показываютъ, говоритъ онъ, что русске читатели больше всего любятъ беллетристику, затмъ журналы и, наконецъ научныя книги. Переходя къ опредленю читательскихъ вкусовъ по отдламъ научныхъ книгъ, необходимо отмтить, что въ течене послднихъ десяти лтъ уменьшился, напр., спросъ на книги по общественнымъ наукамъ, который возросъ лишь посл 1891—92 годовъ, (придирчивый читатель могъ бы замтить, что въ такомъ случа говорить объ уменьшени спроса въ течене послдняго десятилтя не приходится). Историческй отдлъ находитъ себ больше читателей, чмъ вс друге, продолжаетъ г. Рубакинъ. Естествознане, сравнительно съ шестидесятыми годами, интересуетъ русскаго читателя очень мало. Не счастливится также и наукамъ общественнымъ и правовдню. ‘Лишь въ послдне два года онъ значительно возросъ, особенно въ области экономическихъ вопросовъ. Впрочемъ, за послѣ,дне три года общественныя науки, какъ будто, начинаютъ привлекать къ себ больше читателей,’ (педантическй читатель, любитель точныхъ опредленй, могъ-бы, пожалуй, переспросить: за послдне два года или за послдне три года? Оба показаня стоятъ рядомъ, раздленныя почему-то словомъ впрочемъ. ‘Собственно, возросла интенсивность чтеня по этому (?) отдлу, продолжаетъ авторъ: книга Николая имла, напр., выдающйся успхъ, который не охладлъ и до сего дня, книга Бельтова тоже возбудила большой интересъ. Что въ данномъ случа интересъ относится именно къ вопросу (?), а не къ книг, лучше всего доказываетъ трудъ П. Струве, который такъ недавно читался на расхватъ, а теперь такъ мирно стоитъ и’ цлымъ мсяцамъ въ поко, (скептическй читатель имлъ-бы нкоторое право выразить недоумне по поводу логики автора: почему то обстоятельство, что трудъ П. Струве, одно время читавшйся на расхватъ, мирно покоится на полкахъ, доказываетъ особый интересъ публики къ затронутому имъ вопросу?). ‘Книгамъ изъ отдла наукъ политико-соцальныхъ больше другихъ не счастливится среди русскихъ читателей’, повствуетъ дале авторъ, но на слдующей-же страниц замчаетъ: ‘богословскя книги у русскихъ культурныхъ читателей въ ходу мене всхъ остальныхъ’. Однако, въ заключене г. Рубакинъ говоритъ: ‘Но и богословскя книги читаются больше общественныхъ’. Въ результат читателю остается недоумвать, какой-же отдлъ читается меньше всхъ прочихъ? Конечно, авторъ, взволнованный сознанемъ русской некультурности, могъ-бы отвтить въ вид плачевной остроты ‘вс меньше!’, но разсуждать такъ, какъ это длаетъ г. Рубакинъ, относительно цифроваго матерала по меньшей мр неудобно.
Любопытно отмтить еще вотъ что: разсматривая читаемость книги по отдламъ, г. Рубакинъ указываетъ на то, что за послднее время въ обществ значительно поднялся интересъ къ философскимъ книгамъ. Это очень любопытное обстоятельство сообщается имъ какъ-то а contrecoeur. Оказывается, что г. Рубакинъ ревностный врагъ философскаго образованя и вообще мышленя на отвлеченныя темы. По примру другихъ, не вполн интеллигентныхъ и культурныхъ русскихъ публицистовъ, ругающихся непонятнымъ для нихъ словомъ ‘трансцендентный’, г. Рубакинъ полагаетъ, что заниматься философскими науками,— значитъ ‘вдаваться въ верхи’, ‘объяснять непознаваемое’, ‘тянуться въ заоблачныя сферы или, какъ говорятъ нмцы, въ Wolken Kukusheim’ы’ (при чемъ тутъ нмцы? Увы! г. Рубакинъ, очевидно, не читалъ Аристофана).
Однако, подчеркивая слабыя и даже комическя стороны этюдовъ г. Рубакина, мы не хотимъ отрицать того, что многя главы разсматриваемой книги представляютъ значительный интересъ. Тамъ, гд г. Рубакинъ оставляетъ свои общя размышленя, которыя у него какъ-то совсмъ не клеются, и говоритъ о томъ, что ему хорошо извстно, какъ человку практической дятельности и собирателю любопытныхъ ‘человческихъ документовъ’ въ сфер народной жизни, этюды его представляютъ большой интересъ. Какъ человкъ, очень близко стоящй къ библотечному и книго-торговому длу, онъ хорошо уметъ доказать, что книгъ у насъ вообще издается очень мало, что распространене ихъ не только въ публик, но просто по магазинамъ великой россйской земли обставлено почти невроятными препятствями, невозможными ни въ какой культурной стран, что составъ нашихъ библотекъ случаенъ, скуденъ и плохъ, а самихъ библотекъ крайне мало.
Интересны и содержательны также личныя наблюденя автора надъ характеромъ нашей читающей публики, абонированной въ библотекахъ, этой безпомощной, неразборчивой, полукультурной публики, которая не знаетъ за какую книгу взяться и готова съ одинаковымъ аппетитомъ, читать Толстого и Эмара, Шекспира и Монтепена. Авторъ замчаетъ, между прочимъ, что ревнители просвщеня не должны ужасаться при вид того, съ какою жадностью прочитывается, напр., французская уголовная беллетристика. Дикя полу-фантастическя произведеня эти не пропадаютъ безслдно для развитя читателей — они пручаютъ ихъ искать въ книг какого ни на есть психическаго наслажденя, своими грубыми кричащими красками они будятъ воображене читателя, еще не способнаго понимать и цнить боле тонкя произведеня, прохочиваютъ его къ чтеню. Приводимое въ книг письмо писателя-самоучки В. И. Савихина, прошедшаго въ молодости этотъ именно путь умственнаго развитя, прекрасно иллюстрируетъ и подтверждаетъ высказанное авторомъ наблюдене, показавшееся намъ новымъ и любопытнымъ.
Вообще документальная часть книги, къ которой относятся очерки ‘Читателя изъ народа’, представляетъ необыкновенно живой и свжй матералъ. Г. Рубакинъ возымлъ благую иницативу войти въ письменныя сношеня съ очень многими представителями народа, откликнувшимися на его ‘Опытъ программы изслдованя литературы для народа’. Живые голоса слышатся за этими трогательными полуграмотными документами, приводимыми въ книг г. Рубакина. Стремлене къ свту, жажда правды, умственная пытливость и впечатлительность — не заглушаются въ народ при самыхъ невозможныхъ, почти нечеловческихъ условяхъ существованя, и письма, собранныя г. Рубакинымъ, говорятъ объ этомъ краснорчиве самыхъ звонкихъ публицистическихъ тирадъ.
Цитируя разныя письма и друге полученные имъ рукописные матералы, г. Рубакинъ во многихъ мстахъ даетъ понять, что имющйся у него архивъ значительно обширне, чмъ то, что обнародывается въ данной книг. Мы полагаемъ, что этотъ архивъ можно было-бы обнародовать почти цликомъ, въ вид цльной, самостоятельной книги, которая была-бы не мене поучительной, чмъ разсмотрнные нами ‘Этюды’.
Подводя итоги всему сказанному нами о книг г. Рубакина, приходится замтить, что эта книга является довольно типичнымъ произведенемъ русской благомысленной публицистики. Она полна интересныхъ документовъ, любопытныхъ фактовъ, сбивчивыхъ цифръ, неосторожныхъ или не вполн добросовстно сдланныхъ обобщенй, добрыхъ гражданскихъ тенденцй и вздорныхъ малокультурныхъ разсужденй о зловредности отвлеченнаго мышленя.