Homunculus, Гамерлинг Роберт, Год: 1888 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 36 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

РОБЕРТЪ ГАММЕРЛИНГЪ.

1830-1889.

Homunculus.

Современная поэма.

Переводъ размромъ подлинника
. З. ф.—Л.

Духъ и умъ покоя чужды:

Только въ сердц миръ родится,

Радость зретъ и живутъ въ немъ.

И любовь, и жажда жизни.

Изданіе журнала ‘Пантеонъ Литературы’.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
1892.

РОБЕРТЪ ГАММЕРЛИНГЪ

24 Марта 1830 — 13 Іюля 1889 г.

Вншняя жизнь Р. Гаммерлинга бдна фактами. Родился онъ близъ чешской границы въ крошечномъ мстечк Кирхберг въ Нижней Австріи, въ отличіе отъ четырехъ другихъ Кирхберговъ родина поэта называется Kirchberg-am Walde {По желзной дорог изъ Вны въ Богемію (Franz Joseph Bahn) есть станція Гмюндъ,— къ югу отъ нея въ получасовомъ разстояніи отъ станціи Мремсъ и лежитъ это мстечко, окруженное лсомъ. Числится въ немъ всего 800 жителей.}.

Отецъ Гаммерлинга былъ ткачемъ и дтство болзненнаго писателя было не изъ отрадныхъ. Съ семи лтъ онъ посщалъ школу, а время съ 1840 по 1847 г.— провелъ въ гимназіяхъ: сперва въ г. Цветл, а затмъ въ Вн, до 1852 г. онъ слушалъ самые разнообразные предметы въ внскомъ университет, а затмъ преподавалъ древніе языки въ Грац и Тріест при гимназіяхъ, но педагогическихъ способностей — не имлъ, въ 1866 г. по болзни онъ вышелъ въ отставку, поселившись въ Грац. Ему была назначена пенсія въ 600 гульденовъ, а одна изъ поклонницъ поэта, лично съ нимъ незнакомая, прислала, ему въ даръ въ томъ же 1866 г.— 6000 гульденовъ. Скромно, въ уютномъ домик, окруженный преданными людьми, среди разнородныхъ коллекцій и книгъ жилъ съ тхъ поръ до самой смерти въ Грац поэтъ и мыслитель, знатокъ Эллады и древняго Рима, талантливый и передовой человкъ, умвшій оставаться отзывчивымъ на все свершавшееся, любившій и родину, и всякую былинку, но — чуждый германскому милитаризму. Выросъ Гаммерлингъ на лон природы и любилъ ее, какъ все прекрасное, болзненно-страстно, до конца своей жизни онъ обожалъ мать, съ которою не разставался, затмъ свою маленькую воспитанницу, растенія, цвты, музыку {Въ Вн Гаммерлингъ давалъ уроки музыки.}, живопись, поэзію… Стихи началъ онъ слагать довольно рано, еще въ бытность въ Цветл.

На жизненномъ пути Гаммерлингъ встрчалъ многихъ двушекъ и женщинъ, которымъ симпатизировалъ, которыми увлекался и любилъ, но умереть довелось ему холостымъ по разнымъ причинамъ. Съ нкоторыми незнакомыми, высоко образованными поклонницами — велъ до конца жизни переписку. Любили и цнили его многіе за доброту и деликатность. При жизни ему поставили (въ 1883 г.) въ Мремс небольшой памятникъ-бюстъ, хотя по скромности Гаммерлингъ и противился этому. Серьезный недугъ десятки лтъ удручалъ Гаммерлинга и послднее время жизни не давалъ ему возможности вставать съ постели и затруднялъ даже рчь, но бодрый духомъ, онъ неутомимо работалъ до могилы, не взирая на отзывы внской еврейской критики, безтактно и безпощадно язвившей его. Гаммерлингъ владлъ перомъ мастерски, нкоторая неровность стиля всегда выкупаются у него богатствомъ фантазіи, яркостью красокъ, глубиною и новизною мыслей, оригинальностью, образностью и страстностью рчи. Притомъ вс его произведенія, даже сатирическія, согрты чувствомъ, да и могло ли быть иначе у писателя, сказавшаго, что любовь есть единственный источникъ счастья, блаженства и покоя. Многіе причисляли Гаммерлинга къ пессимистамъ, но его пессимизмъ не отвергалъ и свтлаго взгляда на назначеніе человка, вры во все лучшее и возможности совершенствованія всего земнаго. Поэзію его не безъ основанія находили родственною поэзіи Шиллера: при смломъ полет мысли слышался благородный и возвышенный тонъ.

Изъ произведеній его назовемъ: ‘Аспазію’, ‘Короля Сіона’, ‘Агасфера въ Рим’ (эпическія), ‘Дантонъ и Робеспьеръ’ (трагедія). ‘Семь смертныхъ грховъ’, ‘Тейта’, ‘Венеру въ изгнаніи’, ‘Амура и Психею’, Germanenzug’, сборники псенъ: ‘Sinnen und Minnen’, ‘Лебединыя псни романтизма’ и другія. Наибольшій успхъ имли: ‘Аспазія’, романъ, кажется, еще не переведенный на русскій языкъ, затмъ ‘Агасферъ въ Рим’, существующій по русски въ перевод ед. Миллера (1872 г.) и наконецъ — ‘Homunculus’ (Человкъ). Послднее, надъ чмъ работалъ Гаммерлингъ, были: ‘Stationen meiner Lebenspilgerschaft’ (автобіографія) и недоконченное философское сочиненіе — ‘О вол’. Многое изъ написаннаго имъ переведено на разные европейскіе языки и имя крайне симпатичнаго писателя стало извстно повсюду.

На родин поэта предполагаютъ въ настоящее время поставить ему памятникъ по подписк, но, конечно, несравненно боле цннымъ и прочнымъ памятникомъ писателю останется то, что онъ самъ создалъ, мысля и творя для современниковъ и потомства.— Особенно разнорчивы были отзывы въ печати (заграничной) о ‘Homunculus».

Въ общемъ, ‘Homunculus’ является сатирою на плоды новйшей культуры во всхъ ея проявленіяхъ и что подъ ‘мункулизмомъ’ авторъ разуметъ состояніе души современниковъ, не людей въ истин немъ смысл слова, а созданій, коимъ и при эрудиціи не достаетъ существеннаго: свтящаго и грющаго огонька въ сердц и во всемъ существ, духотворящей любви, вчной и мощной, безъ нея же ничто не бысть…

. З. ф. Л.

Изъ реторты.

‘Браво! молвилъ вдругъ гомункулъ,

И — готовымъ изъ реторты

Исполинской онъ явился,

Прыгнувъ на стол рабочемъ,

Гд корплъ ученый докторъ

И магистръ премудрый, славный,

Что неслыханнымъ усильемъ,

Только къ химіи прибгнувъ,

Изъ простйшихъ элементовъ

Далъ ему и жизнь, и форму,

Къ торжеству торжествъ науки.

‘Браво докторчикъ!’ воскликнулъ

Онъ вторично, взявъ сорочку,

Чтобъ укрыться (видно, докторъ

(Зналъ, что холодъ — всмъ не свой братъ!)

По плечу отца ударивъ,

Продолжалъ новорожденный,

Снисходительно прищурясь:

‘Плодъ трудовъ, твое творенье,—

‘Съ точки зрнья физьолога,

‘Чистой химіи, и въ общемъ.—

‘Можно звать хвалы достойнымъ,

‘Но… въ деталяхъ — всеконечно,

Много вамъ о немъ сказалъ бы…’

Рядъ ученйшихъ намековъ,

Очень цнныхъ, онъ надлалъ…

Долго-долго толковалось

О фибрин, альбумин.

Глобулин, кератин,

Омуцин и нормальномъ

Ихъ смшенье и о прочемъ…

Основательно папаш

Разъяснилъ онъ: гд ошибки,

Что творя, тотъ могъ избгнуть.—

Тутъ порывшись въ масс книжекъ,

Взялъ — одну изъ нихъ онъ съ полокъ,

Въ креслахъ докторскихъ разлегся,

Сталъ читать и углубился.—

Съ уваженьемъ, молча, съ боку,

На свое творенье докторъ

Смотритъ и… съ собой находитъ

Много сходства: та же вялость,

Тотъ же умъ въ очахъ усталыхъ…

Но морщинистый гомункулъ,

Хоть ребенокъ, или карликъ,

Ужъ казался многимъ старше,

Чмъ отецъ, ученый докторъ.—

Съ мста началъ нашъ гомункулъ

Осуждать съ брюзжаньемъ книгу,

Что въ рукахъ держалъ, читая…

Это доктору-папаш

Чрезвычайно интереснымъ

Показалось… и въ замтки

Онъ занесъ, что человчка

Первый зудъ литературный

Полонъ пыла рецензента.

А читающій въ азарт

Разразился въ замчаньяхъ

Острыхъ, дкихъ, злыхъ и пряныхъ,

Такъ что даже докторъ старый

Сталъ чихать, чихать безъ счету.

Онъ хотлъ уйти подальше,

Чтобъ не вызвать раздраженья,

Но малютка ту книженку

Бросилъ прочь, болтая ножкой

И звнувъ, какъ бы скучая,

Поманилъ папашу пальцемъ.

‘Слушай, родичъ’!— крикнулъ юный,—

— Что угодно?— молвилъ докторъ.

‘Какъ теб — признайся въ этомъ —

‘Вдругъ взбрела на умъ идея

‘Подарить ‘мн’ жизнь и тло?

‘Какъ не бросился охотнй

Ты въ алхимію, скажи мн?

‘Разв мало ртовъ на свт?

‘Право, злата комъ тяжелый

‘Больше всмъ принесъ бы пользы…

(Кстати, какъ на бирж курсы?)

‘Знаешь, прокъ есть только въ злат,

‘Остальное все — химера.

‘Вотъ, мечтатель идеальный,

‘Долженъ ты одть сегодня,

И питать меня!.. Корми же!..’

Докторъ взялъ изъ ресторана

Тотчасъ порцію жаркаго

И вина, что подороже.

И поставилъ передъ сыномъ

Т дары земли и неба.

Тотъ отвдалъ только мяса,

Губы сталъ мочить въ стакан,

Полномъ влаги ароматной,

И скрививъ въ гримас ротикъ.

Теръ брюшко себ ладонью,

Въ спазмахъ корчился на стул

Отъ желудочныхъ страданій.

Онъ нашелъ вино ‘ужаснымъ’,

Мясо назвалъ ‘несваримымъ’

Попросилъ себ камеди,

Кофеину, сры, спирту,

И послдняго стаканчикъ

Проглотивши, насладившись,

Онъ къ вопросу возвратился:

‘Какъ надумалъ ты, дрожайшій,

‘Человка вдругъ сварганить?’

— Милый, рдкій, мной рожденный —

(На вопросъ отвтилъ докторъ)

‘—Ты — продуктъ, вполн нормальный

‘Всхъ наукъ, впередъ ушедшихъ:

‘Знать и мочь — одно и тоже.

‘Вотъ, пришло такое время,

‘Что на новый ладъ мы къ жизни

‘Звать съумли — и призвали…

‘Знанье, вра намъ твердили,

‘Что мы можемъ. Такъ и вышло!

‘Знать, ты въ воздух носился

‘И явился такъ же въ пору,

‘Какъ апрльскія фіалки,

‘Какъ жуки родятся въ ма,

‘Какъ летятъ и грачь и аистъ…—

‘Честь большая… Ну, спасибо!’

Молвилъ тотъ… ‘Но, право, знаешь,

‘Что касается до жизни,

‘Самочувствія, сознанья,

‘Бытія и… какъ бы лучше

‘Мн назвать твой даръ печальный?..

‘За него едва-ль спасибо

‘Я скажу: мн въ этой шкур,

‘Прахъ возьми,— совсмъ неловко…

‘Хоть и сотканъ я искусно,

‘Но меня ужь давитъ скука!..’

‘Чортъ возьми!— воскликнулъ докторъ…

‘Ты ужъ сталъ разочарованъ?—

‘Да, мн кажется!..’ отвтилъ

Человчекъ, и въ плаксивомъ

Тон началъ безконечный

Жалобъ рядъ тянуть о крайне

Жалкомъ тла построень…

Докторъ сталъ ему вопросы

Предлагать съ участіемъ теплымъ,

Онъ же все вопилъ: ‘ахъ нервы!

Что за нервы!.. ‘Докторъ щупалъ

Пульсъ ему, а онъ замтилъ,

Что — ‘біенья ненормальны:

‘То идутъ лихимъ галопомъ,

‘То ползутъ, подобясъ шагу

‘Полудохлой ветхой клячи…

То вздыхалъ — о малокровь

Нашъ гомункулъ, то — ‘приливы

Крови мучать… ‘И въ упрекъ онъ

Ставилъ также, что съ желзомъ

Слишкомъ скупо обошелся,

Смсь свою готовя, докторъ,

И гршитъ пищеваренье.

Онъ воскликнулъ: ‘невралгіи

Организмъ весь мой терзаютъ!..

Поскорй блья мн дайте,

Мн тотчасъ же ванну нужно!..’

‘Что за мнительность!— промолвилъ

Докторъ, видвшій не мало…

Но гомункулъ не сдается:

‘Да, дражайшій!— ты въ деталяхъ

‘Сплоховалъ, а я — за это

И платись своимъ страданьемъ!?..

Эти рчи разсердили

Въ лоскъ ученаго папашу:

‘Чтожъ? назадъ берешь ты: ‘браво?—‘

Онъ спросилъ:— ‘Начавъ съ привта,

‘Ты теперь несносенъ страшно!

‘Видишь, ты — неблагодаренъ

‘И нескроменъ… Мн-жъ обязанъ

‘Ты костьми и этой кожей

‘Кровью, венами, дыханьемъ,

‘Всми чувствами, мышленьемъ,

‘Ну… и прочимъ..Мн-жъ обязанъ

‘Будешь, если, какъ вс люди,

‘Что родятся на планет,

‘Проживешь, любя, страдая,

Лтъ съ полсотню или дольше!—

‘Чуть не сотню!.. Вотъ такъ прелесть!’

Возразилъ ему гомункулъ:

‘Я теперь пресыщенъ жизнью:

‘Эта жизнь — ужели благо?

‘Не родиться разв хуже?

‘Да, я требую отчета:

‘По какому это праву

‘Ты меня создать ршился?

‘И припречь — къ колесамъ жизни,

‘Осудивъ меня на бды

‘Омерзнья, голоданья

‘И — скучищу вашей сферы?..

‘Разв я просилъ объ этомъ?..

‘Не лежалъ ли я на лон

‘Славной благами Нирваны?

‘Какъ осмлился — безъ спросу —

‘Ты лишитъ меня всхъ лучшихъ

‘Сновъ вн жизни… и заставить?

‘Чтобы я примкнулъ къ калкамъ.

Имъ же имя — тварь людская?..’

‘Да!— съ тобою, ипохондрикъ,

Очень тошно!— молвилъ докторъ:

‘Ты озлобленъ, меланхоликъ!

‘Полюбуйся міромъ дивнымъ,

Насладись имъ!— Сталъ смяться

Человчекъ…’ Любоваться

‘Этимъ міромъ? Да сдается

‘Онъ глазамъ, что ты мн создалъ,

‘Неудачнйшимъ кропаньемъ,

‘Какъ и самъ я!.. Наслаждаться-жь?—

‘Да — при чувствахъ, что мн далъ ты?

‘При одномъ пустомъ названь

‘Наслажденья — мимолетомъ

‘Мною жаръ овладваетъ,

‘А потомъ разсудокъ здравый,

‘Что мн далъ ты, хладомъ острымъ

‘Леденитъ всю душу сразу,

‘То въ морозъ, то въ зной палящій

Наслажденье насъ ввергаетъ!..’

Въ это время глянулъ маіый

На красивый женскій профиль.

Что вислъ на стнк въ рам:

Пораженъ онъ былъ портретомъ!—

‘Чудо женщина!— ‘ воскликнулъ —

‘Что за очи! что за щеки!

Что за зубы! что за косыі,.’

Улыбаясь, наглядться

Онъ не могъ на ту картину,

И, въ восторг, ножкой топалъ.

Чувства взрывъ нормальный докторъ

Констатировалъ и молвилъ,

Радость скрывъ:— учись, мой милый

‘Ты любовь цнитъ! Вотъ средство

‘Противъ многихъ золъ. Отыщемъ

‘Мы теб жену-подругу,

‘Чтобъ тебя любила вчно

Врной, искренней любовью!—

‘О любовь… и врность! что вы?—

Засмялся человчекъ,

Такъ что стекла задрожали

И портретъ съ стны свалился.

‘Ахъ. ты… верхъ идеалиста!..’

Все хохочетъ громче, громче —

И надъ докторомъ бднягой

Онъ безжалостно глумится.

— Звалъ его невждой жалкимъ,

Неумлымъ, припустившимъ

Къ нжнымъ фибрамъ организма

Столько фосфору напрасно,

Что для лошади хватило-бъ.

Вотъ причина, что въ работ

Разныхъ мыслей масса мозга,

Какъ костеръ, горитъ, пылаетъ,

Разумъ — пламя слишкомъ ярко

Стало съ самаго начала

Освщать весь міръ убогій.

Чуть не каждый сорный уголъ!

Пылъ подобный — мук равенъ,

Чтобъ спастись отъ этой пытки,—

Будешь радъ изъ кожи прыгнуть,

Хоть бы прямо къ чорту въ лапы…

‘Ты же требуешь спасиба.’

(Онъ закончилъ рчь со смхомъ)

‘И — за жизнь и трудъ твой жалкій?..

‘Да за даръ твой — оплеушинъ

Надо было бъ дать въ отместку!..’

Крикнулъ онъ и сталъ со стономъ

Повторять: ‘мой лобъ и темя,

Видно,— жертвы адскихъ болей!..’

Удрученный, съ состраданьемъ

Осмотрлъ его родитель

И тотчасъ же отперь шкапчикъ,

Чтобъ болящему лекарства

Изъ него достать, не медля.

Но аптечка заключала

Также массу разныхъ ядовъ:

Въ пузырькахъ, въ большомъ порядки

Вс они стояли рядомъ,

Ярлычки на нихъ гласили:

И ‘мышьякъ’, и ‘cyan kaly…’

Жадно взиры устремляетъ

Къ яду маленькій гомункулъ,

Губы лижетъ, точно кошка,

И поспшно онъ хватаетъ

Мышьку кусокъ изрядный.

Проглотить его желая…

Лишь съ трудомъ немалымъ докторъ

Вырвалъ блый ядъ въ испуг

У сынка. Его стремится —

Успокоить и, подумавъ,

Онъ ршилъ, что лучше будетъ

Усыпить пока покрпче

Человчка гипнотизмомъ.

Онъ подулъ ему въ затылокъ,

И въ зрачекъ зрачки уставилъ,

Гладилъ, жалъ ему височки:

‘Все по правиламъ искусства…

И прошло минутъ немного,

Какъ заснулъ глубоко въ кресл,

Опрокинувшись, гомункулъ.

‘Слава Богу!— шепчетъ химикъ?

Отдохнувъ, отъ всхъ волненій

Но съ отеческой заботой

Сталъ — опять о сын думать:

‘А пожалуй, я рискую,

‘Что когда нибудь парнюга

‘Мн бока намне т… Чертенышъ!

‘По уму ты мн удался,

‘Но нельзя сказать того же

‘О конструкціи тлесной,

‘И о сокахъ, и о силахъ,

‘Что вліяютъ на характеръ

‘И на строй всхъ силъ душевныхъ…

‘Странно, этотъ человчекъ,

‘Порожденный матерьяльно,

‘Чистой химіи продуктецъ,

‘Плохъ по части матерьяльной,

‘Плоть хромаетъ, а смышленность,

‘Силы духа — въ изобиліи!…

‘Ждалъ, что будетъ съ нимъ обратно…

‘Правда, въ жизненномъ прибор,

‘Въ этомъ юномъ организм

‘Есть дефекты, недочеты…

‘Тмъ не мене живетъ онъ

‘И хоть есть изъяны функцій,

‘Но ядро его машины

‘Удалось, я въ томъ увренъ…

‘Этотъ крошка — человчекъ

‘Призванъ въ міръ къ великой роли!

‘Вотъ увидите: онъ будетъ —

‘Долженъ быть!— великимъ, славнымъ!

‘Но… съ такимъ убогимъ тльцемъ

‘Мудрено ему пробиться!..

‘Такъ оставить?— невозможно:

‘Гибель долженъ онъ избгнуть!..

‘Въ силу словъ твоихъ же, мальчикъ,

‘Мы тебя исправимъ малость.

‘Признаюсь, мы поспшили,

‘Форсированно мудрили

‘Надъ формаціей твоею…

‘Слишкомъ долго грлъ реторту,

‘Много зря въ нее я бросилъ…

‘Подражать природ надо:

‘Никогда она внезапно,

‘По капризу, не рождаетъ

‘Вдругъ того, надъ чмъ, замысливъ,

‘Покорпла, пообдумавъ —

‘Тормазъ гд, гд — нужны шпоры.

‘Не спша она кончаетъ,

‘Что захочетъ, допуская,

Чтобъ развитье подвигалось

‘Ritardando, какъ улитка…

‘А поэтому, мой милый,

‘Въ котелокъ тебя я брошу

‘И къ первичному началу

‘Эмбріона низведу я

‘Снова тльце… Твой рецептикъ

‘Буду помнить! Плодъ стихійный,

‘Матеріально мной добытый,

‘Вещество, начало жизни,

‘Торжество торжествъ науки,

‘Какъ удачный, сохраню я:

‘Но чтобы развить зародыша’

‘Къ лучшей индивидуальной

‘Формировк… мн ab ovo

‘Поступить иначе надо.

‘Ты за жизнь свою не бойся:

‘Скрытъ сохранно ‘punctum saliens,’

‘Въ существ,— самимъ собою.

‘Ты пребудешь, но улучшенъ

‘И исправленъ, въ новомъ вид,

‘Ты красиве, здоровй,

Основательнй предстанешь!..’ —

Тутъ же спящій человчекъ

Брошенъ былъ въ реторту снова.

Докторъ способъ зналъ отлично,

Какъ привесть обратно тльце

Въ состоянье эмбріона,

Къ первымъ жизненнымъ началамъ,

Къ мудро собраннымъ комочкамъ

Тонкой, нжной протоплазмы.

Это все продлавъ ловко,

Онъ — съ усильемъ несказаннымъ —

Эмбріонъ преосторожно

Помстилъ пріемомъ тайнымъ

Въ лоно женщины.— Ея же

Мужемъ былъ учитель сельскій.

II.
Юношескіе годы.

Да, бднякъ учитель Мункель

Мужемъ былъ жены достойной,

Что умло химикъ выбралъ

Для своей научной цли.

Смсь стихійную, зародышъ

Изъ реторты, годный къ жизни,

Онъ растить затялъ въ лон,

Гд лишь плодъ любви законной

Зрть бы долженъ былъ. Вотъ девять

Длинныхъ мсяцевъ минуло,

И — увидлъ свтъ созрвшій

Молодецъ, ребенокъ крпкій,

Рдкій гость, восьмое чудо…

Морщилъ лобъ, сдвигалъ онъ брови,

Взоры умные бросая,

Плакалъ рдко въ колыбели,

Рже вкругъ дарилъ улыбки,

Ангелъ радостный не снился

Ни ему, ни атеистамъ.

Но въ утроб материнской

Созрвая, мальчикъ нчто

Пріобрлъ… и это ‘нчто’,

Какъ грибной нароетъ на лип,

Въ немъ сказалось, только выросъ,

(И ужъ былъ отцу помощникъ)

Разразившись въ стихотворств.

Тьму романовъ и комедій,

Виршей разныхъ прочитала

Въ положень интересномъ

Мать его, и позже также,

Какъ кормила сына грудью,

Чтеньемъ всласть она питалась:

Такъ и сталъ юнецъ поэтомъ.

Отъ него не утаилось,

Что поэта сердце чутко:

Горе, радость въ немъ сильне…

Также сдлалъ онъ открыты,

Что весною зрютъ почки,

Зеленъ лугъ, цвты душистй,

Громче водъ, ручьевъ журчанье

И зефиръ пріятнй дышетъ,

Что не худо любоваться

Молодой, прелестной двой…

И горлъ она. нетерпньемъ —

Все открытое, не медля,

Міру цлому повдать.

Видно, онъ не зналъ, что это,

Со временъ Анакреона,

Стало всмъ доступной тайной.

Полюбивши, воспвалъ онъ,

Называя Музой, Гебой,

Миловидную служанку

Изъ трактира, позже съ швейкой

Онъ сошелся, и при кройк

Звалъ ее своею Паркой

Нити жизни, счастья Паркой.

Но однажды томъ рецензій

О стихахъ поэта Шпака

Невзначай ему попался.

Честолюбье розыгралосі.

11 желаньемъ сталъ горть онъ

Крылья также порасправить,

Въ литераторство ударясь.

Изъ прозаиковъ Іоганна

Шерра онъ считалъ фетишемъ,

Дивнымъ, высшимъ, безподобнымъ.

Сталъ считать онъ, что довольно

Втайн онъ себя готовилъ

Для карьеры эстетичной

И что ждать пора ‘спасиба’

За труды пвца-поэта:

Но ему сказали вскор,

Что сюжетъ его твореній

(Май, любовь, и наслажденья)

Далеко не новъ… скоре —

И зазженъ, и затрепанъ…

Отзывъ онъ такой ‘нахальнымъ’

Обозвалъ, но… ключъ къ иному

Роду псенъ сталъ искать онъ.

‘Долженъ быть богатымъ, яркимъ.

Искрометнымъ, архи-новымъ,

Полнымъ мыслей ощущеній

Современный трудъ поэта,—

Сдлалъ онъ о томъ открытье,

Что вс люди одержимы

Соціальною болзнью,

Что бднякъ подъ гнетомъ тяжкимъ

Озлобляется, а счастье

Посщаетъ негодяевъ,

Что нердко голодъ, холодъ

На порочный путь толкаютъ

Юныхъ двъ и женъ изъ массы,

А богатый сластолюбецъ

Часто въ жены выбираетъ

Ту, что внучкой быть могла бы

Для него, а узы брака

Безъ любви до-нельзя тяжки,

Что моральное растлнье

Порождается нуждою

И — богатствомъ непомрнымъ,

Что еще… все также далй!..

‘Вотъ бы въ псняхъ вдохновенныхъ

‘Эти истины повдать

Міру, людямъ’,— думалъ малый:

‘И успхъ он имли-бъ,

‘И тотчасъ бы постарались

‘Корни зла кругомъ исторгнуть…

‘Я-же быстро — знаменитымъ

Массъ народныхъ сталъ любимцемъ.’

Но, увы!.. пришлось извдать,

Что, при чтень новыхъ псенъ,

Вс… звали, какъ и прежде,

Если онъ дарилъ стихами

Про луну и прелесть мая.

Былъ жестоко онъ обиженъ

Низверженьемъ идеаловъ

И ршилъ въ мечтаньяхъ гордыхъ

Школу Мункеля покинуть

И искать въ обширномъ мір

Новыхъ темъ. (Гнздо родное

Дать не можетъ, что увидишь

Интереснаго въ скитаньи…)

Не увидлъ темъ онъ новыхъ.

Но обрлъ, что мода новымъ

Звать велитъ. Примрно: въ модъ

Были псни про суровый

Вкъ бароновъ, крестоносцевъ,

А затмъ — вка сдые

Старины глубокой, затхлой

Стали въ спрос. Онъ поэму

‘Нибелунги’ въ новомъ дух

Написалъ, воображая,

Чти, какъ бомба, эта книга

Поразитъ толпу… Но только

Тронулъ сердце юной двы

Нжный стихъ его любовный.

Былъ отецъ ея — издатель

Богатйшій. Предложилъ онъ:

Тиснуть книгу, кстати тутъ же

Руку дщери юной проситъ…

А въ отвтъ торговецъ молвилъ:

‘Прежде лавры заслужите,

А потомъ и рчь о брак…’

Вышла книга изъ печати,

Рецензентамъ разослали…

И хвалу ей протрубили

Вс отчеты унисономъ.

Отъ похвалъ въ ушахъ звенло

Бдной публики старушки

Чуть не два иль три сезона…

Между тмъ,— хвала-хвалою,—

А всего за это время —

Лишь тринадцать экземпляровъ

Въ магазинахъ раскупили…

Негодуя на поэму,

Отдалъ дочь свою издатель

Не поэту, а другому,

А его — изгналъ съ позоромъ.—

Молодому Донъ-Жуаи у

Жизни полному, веселья.

Богачу и непосд

Предложилъ свои услуги

Мункель-junior… и — принятъ.

Секретарскія занятья

Тотъ взвалилъ ему на плечи.

Не терялъ надежды Мункель,

Путешествуя, пригодный

Матерьялъ для новыхъ псенъ

Въ мір Божіемъ примтить.

Много странъ онъ съ нимъ увидлъ,

Мста, красивыхъ, центровъ важныхъ.

Горъ, столицъ, купаній модныхъ,

Водъ и грязей, гд такъ жадно

Въ общихъ ваннахъ плавалъ всякій.

Постила, онъ вс рулетки,

Долго жила’ въ Тартейфельбург,

Самомъ модномъ, элегантномъ

‘Бад’ и игорномъ пункт,

На границ странъ романскихъ

И тевтонскихъ. Высшей школой

Былъ для Мункеля тотъ пунктикъ:

Здсь позналъ онъ тонъ хорошій,

Сливки общества увидвъ,

То есть — важныхъ и манерныхъ,

Шепелявыхъ, тонкихъ, томныхъ,

Надушенныхъ, деликатныхъ…

Въ перемшку съ людомъ страннымъ,

Подозрительнымъ, наряднымъ,

Но гнилымъ и невозможнымъ.

Видлъ онъ, какъ тутъ теряютъ,

За столомъ игорнымъ сидя,

То что вкъ сбирали скряги,

Иль трудомъ добыли… разнымъ…

Видлъ, какъ кутитъ, швыряя

Все что скрылъ, кассиръ сбжавшій:

Видлъ попраныхъ до грязи

Женщинъ, бывшихъ звздъ-красавицъ,

Увидалъ впервой безстыдство,

Декольтэ до поясницы,

Нарумяненной Данаи

Добровольный спускъ въ помои

По ступенямъ позлащеннымъ,

Видлъ, какъ авантюриста

Наглеца балуютъ дамы

(Больше — галльскія насдки)…

Какъ, затмъ, мнялъ любимецъ

Модный галстухъ на веревку…

Разъ, въ игорной свтлой зал,

Мункель, стоя, за игрою

Сталъ слдитъ. Кто здсь впервые

За столомъ зеленымъ видитъ

Истыхъ — мрачныхъ, злыхъ и нервныхъ —

Игроковъ, тому невольно

Въ умъ приходятъ главы Данта:

‘Адъ’, круги, колесованье,

Жалкихъ гршниковъ терзанья…

Но герой нашъ лицъ не видитъ,

Онъ столовъ не примчаетъ,

Видитъ только кучи, груды.

Свтлыхъ новенькихъ червонцевъ.

И внезапно овладла

Имъ болзненная мука.

Страшно пульсъ и сердце бились,

Въ пальцахъ будто содраганья,

А въ глазахъ круги явились

Цвта желтаго… Все ярче

Т круги. Едва сознанье

Въ немъ осталось… Ахъ, несчастный,

Онъ не зналъ еще о тайн

Своего происхожденья:

Къ элементамъ протоплазмы

Старый химикъ и желза

Пожелалъ для укрпленья

Примшать: но, по ошибк,

Злата доля составная

Въ смсь попала… и стихія

Золотая въ той натур

Стала требовать (подобно

Прочимъ разнымъ элементамъ)

Постоянно обновленья,

И загадочная жажда

Злата въ кровь легла герою.

Мункель вонъ бжитъ изъ залы,

И покой вкусилъ онъ только,

Въ даль уйдя отъ блеска злата.

Ночью видитъ сонъ онъ странный:

Будто самъ на перепуть,

На подобье Геркулеса

Въ старой сказк, очутился:

Путь манилъ и къ идеалу

Средь нужды, лишеній, бдствій:

Блескъ, могущество богатство

Въ путь другой влекли дразнили.—

Долженъ былъ онъ выбрать между

Мощнымъ, цннымъ комомъ злата

И лазоревымъ цвточкомъ.

Въ грязномъ мерзкомъ переулк

Комъ лежалъ златой, а цвтикъ

На лугу былъ изумрудномъ,

Пестрый мотылекъ въ блаженств

Въ синев цвтка качался.

А на злат — жукъ зловонный.

Ползъ паукъ, кишли черви…

Ужъ хотлъ сорвать цвтокъ онъ,

Но… металла чары сильны…

Кровь въ вискахъ его стучала

И… за комъ схватился Мункель…

То что видлъ въ грезахъ ночи

Въ явъ пришлось ему извдать.

Онъ къ столу со скромной стаи кой

На другой же день подходитъ…

Счастье валитъ… Въ первый часъ онъ

Кучки свертковъ сгребъ, а дальше

Такъ и сыплются червонцы…

Злата больше все и больше…

Все, что выигралъ, подъ утро

Сосчиталъ. Богаче Креза

Былъ онъ… Крупной единицей,

Мужемъ съ всомъ сталъ считаться,

И съ улыбкою слащавой

Въ высшій кругъ открыли двери

Сливки общества — герою…

Вс его рабами были.

Вкругъ его вились и графы…

Фрины загорлись страстью

Уловить его вниманье…

Путешествовать ухалъ

Онъ съ одной изъ тхъ красавицъ.

Была, себ хозяинъ полный…

И съ своей подругой дивной

Смло пнки міровыя

Онъ снималъ. Но вотъ замыслилъ

Изучить земли Венгерской

Прелесть дикую… и вина…

Да взглянуть на знаменитыхъ

Раскрасавицъ женъ мадьярскихъ…

А за это поплатился

Плномъ онъ въ лсу Ваковскомъ

У разбойниковъ свирпыхъ.

Предводителемъ той банды

Былъ потомокъ добродушный

Рошы Сандора,— и знайте,

Онъ желалъ отнять лишь дву,

Златомъ Мункелю оставить.

Но красотка разсудила

Легкомысленно, что будетъ

Жить лишь съ тмъ изъ нихъ, кто станетъ

Обладателемъ червонцевъ

Атаману тутъ осталось

Злато Мункеля присвоить

Вмст съ нею. Мункель бдный

Самъ бы въ шайк радъ остаться

Лишь бы къ злату быть поближе,

Но… его тотчасъ прогнали.

А куда ему дваться?

Много онъ бродилъ по свту,

Долго зря его швыряли

Волны жизненнаго моря…

Годы былъ онъ, не подолгу,

При занятьяхъ самыхъ разныхъ:

Агитаторомъ, шпіономъ,

Предводителемъ народнымъ,

Папской гвардіи маіоромъ,

Банкометомъ, зайцемъ биржи,

На войн корреспондентомъ,

Клоуномъ, маклеромъ, монахомъ,

Соціалистомъ и карлистомъ,

Ренегатомъ, іезуитомъ,

Impressario пвицы,

Исцлялъ отъ всхъ недуговъ,

Вербовалъ во флотъ матросовъ,

Былъ пашей въ турецкомъ войск,

Слушалъ лекціи, въ разноску

Торговалъ товаромъ краснымъ,

И читалъ чужія мысли:

То какъ медіумъ являлся:

Панорамы, діорамы,

Штуки, фокусы на сценахъ

Онъ показывалъ съ успхомъ:

Сорокъ дней не лъ за деньги,

Пламя лъ, глоталъ желзо,

Отдавалъ въ ростъ капиталы,

Былъ совтникомъ интимнымъ

У князей, лишенныхъ трона.

здилъ въ Азію куда-то

Чуть не консуломъ Рейсъ-Шлейца,

Былъ и тайнымъ коммисаромъ

Удержавъ въ дунайскихъ земляхъ,

Трубочистомъ былъ у черта,

Былъ прикащикомъ, актеромъ:

Травы, тряпки, автографы

Собиралъ… и абонентовъ…

Все, что зналъ Пиагореецъ,

Тайны всхъ душевныхъ странствій

И браминскія легенды,

Книги, что писалъ Овидій

Про людскія превращенья,

Да боговъ метаморфозы,

И сравнить намъ невозможно

Съ тмъ, его достигъ нашъ Мункель

Въ цломъ ряд превращеній

И въ искусств ухищреній

Цвтъ мнять, одежду, взгляды,

(Знать, постигъ метамисихозу!)

Въ продолженьи лтъ крылатыхъ…

Подъ конецъ,— за злодянье

Онъ предсталъ на судъ. Оттуда

Угодилъ въ страну Макара…

Но бжалъ ли?.. Тутъ на время.

Къ сожалнью, въ тайны мрака

Затерялся Мункель. (Есть же

И въ исторіи всеобщей

Очень многіе проблы…)

Но изъ мрака, будто поздъ

Изъ длиннйшаго туннеля,

Вдругъ явился въ всеоружьи

И съ достоинствомъ нашъ Мункель —

Тертымъ, опытнымъ, готовымъ,

Всми мазями снабженнымъ,

Зрлымъ мужемъ, посвященнымъ

Въ тайны свта съ высшей цлью

Жить онъ началъ въ крупномъ центр

И огромную газету

Издавать ршился свту.

Небывалое значенье

И успхъ стяжалъ тотъ органъ.

‘Встникъ всмъ про все’ названье

Далъ ему и абонентамъ

Даромъ слалъ его повсюду,

Сверхъ того, подписчикъ каждый

Получалъ изящный ворохъ

Цнныхъ премій: даръ на ёлку,

Въ Новый годъ, яйцо на Пасху,

И такъ дале… съ условьемъ.

Чтобы только онъ. читатель,

Со вниманьемъ объявленья

Вс читалъ… ‘Ну. какъ возможно

Тутъ свести концы съ концами?’

Восклицали съ удивленьемъ

Неглубокія натуры.

Полагавшія, что рыбы

Лишь водой бываютъ сыты.

Птицы — воздухомъ, а платой

Подписною міровая

Простыня — гигантъ — газета…

Знайте: всякій объявленья

Слалъ въ газету міровую.

Что читаетъ всякій дьяволъ!

Гонораровъ не платилось,

Отъ сотрудниковъ, напротивъ.

Мункель плату бралъ сторицей,

И сотрудничать въ газет

Съ боя стали изъ — за чести —

Мужи избранные ‘свта’.

И статьи, и фельетоны,

И стихи, передовицы

И министръ сановный пишетъ,

И богатый и могучій

Коноводъ различныхъ партій.

Банки, фирмы, негоцьянты

Поставляли вс отчеты

По финансовымъ вопросамъ

И народному хозяйству.

Баснословныя деньжищи

Массой слали, чтобъ увидть

На столбцахъ у дяди ‘Мункель’

Иногда свои статейки.

А въ отдлъ искусствъ изящныхъ

Лишь издательскія фирмы

Слали критики, да развн

Личный врагъ писавшей братьи.

Замчательнымъ являлся

Центръ редакторскій въ газет:

Главныхъ силъ четыре было.

Первымъ двумъ ввряли дло

Редактированья. Были

Очень опытны т оба:

Красный млъ и пара ножницъ —

Имъ названье. Третьей силой

Былъ бульдогъ, хватавшій икры

Всмъ, кому прикажетъ Мункель.

У четвертой силы органъ

Лишь одинъ изъ всхъ былъ развитъ:

Онъ ‘отвтственнымъ’ зовется,

И на немъ… сидятъ вс люди…

А себ изъ всхъ занятій

При газет Мункель выбралъ

Лишь молчанье… Да, копанье,

И замалчиваніе. Это

Лучше всхъ вознаграждалось.

Въ складахъ ‘Встника’ хранилась

Исполинская лоханка

Съ преогромнйшимъ запасомъ

Самыхъ сладкихъ словъ, словечекъ,

Похвалы, признаній разныхъ,

Даже славы выраженья:

‘Безподобно’, ‘несравненно’,

‘Восхвалительно’, ‘роскошно’,

‘Мастерски’, ‘великолпно’,

‘Верхъ изящества’, ‘небесно’,

‘Полно чаръ’, ‘отмнно’, ‘дивно’…

За хвалу и эпитеты

Вплоть до скромнаго: ‘изрядно’,

‘Очень сносно’ иль ‘недурно’

Брали плату, но по такс…

А рекламы… рдкій выборъ

‘Встникъ’ всмъ завелъ давальцамъ:

Отъ грубйшихъ до тончайшихъ,—

Беззастнчивыхъ и скромныхъ,

Въ маскахъ или оголенныхъ.

Но кокетливыхъ и умныхъ

— Были тысячи въ запас…

Но какъ въ Аттик старинной

Лучшій медъ и соль водились,

Такъ въ газет знаменитой

Антиподами служили:

Рафинаду — горечь желчи,

Лапк бархатной — медвжья,

Ассафетида — кажденью.

Похвал — срамная ругань.

А когда-бъ собрать вс кожи.

Что врагамъ содралъ нашъ Мункель,

Можно было-бы сапожки

Для всего надлать міра…

Былъ еще прелюбопытный

Институтъ ‘всеобщихъ мнній’

При редакціи устроена.:

Мннья частныхъ и не частныхъ

Лицъ, воззрнья, убжденья,

Взгляды всяческихъ оттнковъ

Здсь питались, наряжались

И за плату выпускались

Акуратнйшимъ манеромъ

При любомъ предмет важномъ.

Все, что въ мір продается.

Все съдомое, что рдко,

Все прекрасное, что нжно.

Все желанное, чао цлью

Можетъ быть для человка,

Возбудить, увлечь, чаруя,

Соблазнить что можетъ гршныхъ,—

Все въ газет оставляло

Связку карточекъ визитныхъ

И, конечно, адресъ точный,

И. конечно, Мункель прежде

Прочихъ всхъ — ‘jus primae noctis’ —

Право пробовать — оставилъ

Для себя. Къ нему шелъ съ данью

Цлый міръ. Повсюду доступъ,

Приступъ, входъ имла’ онъ вольный.

Всюду съ радостью встрчаемъ:

Двери, уши. сердце, кассы

Передъ нимъ не замыкались!

Все склонялось предъ внушавшимъ

Даже страхъ… и вс снимали

Шляпы, какъ предъ всемогущимъ,

Хоть въ душ сулили черта.

Но его судьей великимъ,

Покровителемъ считали:

Былъ щедрйшій онъ споспшникъ

И посредникъ, благодтель…

Рукожатіемъ министры

И князья его дарили…

Вс артистки (безъ изъятій:

И красавицы, и рои:и)

Полюбивъ его, ласкали,

А жиды — лизали руки…

Всхъ и все онъ звалъ продажнымъ,

Такъ какъ самъ продаженъ былъ онъ…

Такъ до почестей и блеска

Чрезъ газету Мункель дожилъ.

Но когда насталъ громадный

Поворотъ въ народномъ дл,

(Разразился страшный кризисъ

Въ экономіи народовъ) —

Мункель понялъ, что настала

Эра дикаго метанья.

Лихорадочныхъ стремленій,

Бготни, борьбы и пляски

Вкругъ тельца златаго. Зрли

Всюду ложь, обманъ… Въ угар

Вс бросали, что имли.

Чтобъ еще нажить побольше…

И за массу, уйму денегъ

Продалъ свой журналъ редакторъ

Нкой фирм… Самъ же сталъ онъ…

III.
Билльонеръ.

Сталъ въ глав онъ предпріятья

Необъятнйшихъ размровъ,

Что вело торговлю моремъ:

Дождевыхъ червей возили

До Аравіи скалистой…

Вдругъ настало время денегъ:

Градомъ сыпались мильоны:

Серебра и злата — вдоволь,

А процентныя бумаги

Дождевой водой струились,

Наполняя рынки, страны…

Калифорнія, Бимини,

Авалунъ и Эльдорадо,

Джинистанъ, Атланта, Колхида —

Вс блднли передъ биржей

Тхъ временъ — чудесъ незримыхъ

И богатствъ волшебныхъ, страшныхъ,

Было золото повсюду,

Вс его имли, всякій

Злато тратилъ… Вс имли,

Но оно — ничьимъ осталось.

Есть дыра у всхъ мшечковъ:

Изъ нея все высыпали,

Чрезъ нее жь и наполняли

Ихъ опять… Вотъ вскор Мункель

Въ роли сложной очутился.

Былъ онъ тузъ капиталистовъ,

Крезовъ. Ротшильдовъ. Набобовъ

Онъ заткнулъ себ за поясъ

И въ конц концовъ былъ первымъ

Въ царств денегъ на планет

Онъ завелъ машину монстра,

Чтобы день и ночь купоны

Ею можно было рзать.

Парома’ двигалась машина.

Отъ стоговъ бумагъ процентныхъ

Такъ же рзали купоны,

Какъ солому на помост

Рубитъ намъ соломорзка…

Расточительно роскошно,

Затмвая всхъ монарховъ,

Блескъ дворовъ, издревле славныхъ,—

Пилъ и лъ онъ — лишь на злат,

Спалъ, сидлъ, лежалъ, ходилъ онъ,—

На шелку, парч тяжелой,

Каждый пиръ его природ

Причинялъ ущербъ не малый,

Бдный міръ стоналъ отъ страха.

Что съ гостями Мункель жадный

Скоро все и вся проглотитъ…

Онъ себ въ подарки выбралъ

Рядъ жемчужинъ — Бухареста,

Польши, Венгріи, Кавказа,

И Данаи не страшились,

Чтобы дождь червонцевъ свтлыхъ

Ихъ безъ зонтиковъ попортилъ:

Тучи златомъ разражались,

А он его сбирали…

На двор огромномъ птичьемъ

Мункель ‘Феникса’ содержитъ:

На конюшн же — Пегаса,

И въ парадную коляску,

Подковавъ, коня съ крылами

Запрягали, какъ савраса —

Фаворитк милой первой

Въ слуги плннаго далъ Эльфа:

Долженъ былъ — носить онъ — длинный

Шлейфъ ея и — зонтикъ лтомъ.

Говорятъ,— самъ чортъ однажды

Предложилъ свои услуги,

Чтобъ стоять, подъ видомъ негра,

На запяткахъ колесницы

Въ дни торжественныхъ катаній.

И едва окрпли крылья,

Какъ новйшую компанью

На паяхъ создать затялъ

Мункель. Цль ея такая:

Отыскать на Рейн старомъ

Мсто клада Нибелунговъ.

За примрный, благородный

Тотъ порывъ патріотичный

До небесъ его хвалили.

Вс германскія державы

Орденовъ прислали груду,

Титулъ вскор — и баронскій

Древній гербъ — стяжалъ, какъ рыцарь.

Въ честь него его же имя

Получили: шляпы, галстухъ,

Вновь открытая планета,

Корабли, каналъ, проспекты,

На лун какой-то островъ,

И страна въ моряхъ полярныхъ,

А портретъ его былъ виднъ:

На конфектахъ, спичкахъ, брошкахъ,

Табакеркахъ, кружкахъ, трубкахъ,

На платкахъ, кофейныхъ чашкахъ.

Папиросахъ и оберткахъ,

Да на вывскахъ трактирныхъ,

На страницахъ иллюстрацій,

Словно въ зеркал, могъ видть

Всюду образа, свой, улыбку.

Бдный Мункель… Какъ же бдны…

Да!— при всхъ его удачахъ,

Сквернымъ сдлалось здоровье…

Непонятную онъ слабость

Всюду въ членахъ ощущаетъ…

И порой ему казалось,

Что расшатанъ каждый атомъ

Организма… и какъ будто,

При чиханіи, возможно

Потерять частицы мозга…

Къ злату страстное стремленье,

Перемна настроеній,

Появленіе фантазій

Тайно жизнь ему терзали,

Печень, легкія и сердце…

Съ похотливостью смшалось

Равнодушіе… позналъ онъ

И маньяковъ апетиты,

И болзненные вкусы.

И презрнныя пристрастья:

Слушалъ хрюканье свиное,

Жаждалъ, требовалъ капризно

Ассафетиды, красавицъ

Съ бородами и… пощечинъ…

Затвалъ съ прохожимъ драку…

Какъ-то съ кучеромъ боролся

И, на рынк, незнакомца

Онъ просилъ себя ударить

Въ носъ щелчкомъ… давалъ онъ деньги,

Чтобъ скотомъ его ругали!..

Горы золота бросалъ онъ

Докторамъ всхъ школъ и націй,—

А врачи его страданья

Лишь по гречески назвали,

Но помочь никто не въ силахъ…

Незнакомые съ основой,

Съ организмомъ той натуры,—

Не понявъ рчей больнаго,—

Раздражались эскулапы

И, съ апломбомъ безпардоннымъ,

Ошибались въ діагноз,

А пилюли и микстуры

Чуть его не уморили…

Наконецъ, больной назначилъ

Чудо-премію, чтобъ только

Врачъ сыскался подходящій.—

То прослышалъ и почтенный

Мужъ ученый, химикъ вщій

Тотъ, кому происхожденьемъ,

Эмбріона зарожденьемъ

Былъ обязанъ нашъ гомункулъ.

Химикъ сталъ ужь древнимъ старцемъ.

Изъ далёка, втихомолку

Онъ слдилъ за жизнью сына

И съ участьемъ, и съ любовью.

Не желалъ смущать онъ всходовъ

Жизни, многообщавшей,

Торопливымъ разъясненьемъ

И безпременнымъ признаньемъ,

Но теперь ршилъ явиться

Къ сыну онъ, открывши тайну.

Организмъ его и боли

Степень ихъ и ихъ причины —

Изучивъ,— помочь чмъ можно.

Старца встртилъ Мункель скучный

И съ звкомъ себ подумалъ:

‘Вотъ на помощь мн явился

Докторъ тысяча-трехсотый!’…

Но симпатіею тайной

Привлеченный, разсказалъ онъ,

Съ крикомъ сердца, вс страданья,

Что носилъ въ себ такъ долго.

‘Ахъ!’ — вздыхалъ онъ — ‘ты подумай:

‘Мн никто помочь не властенъ,

‘Я же — цлому полсвту

‘Помогай и, какъ святитель

‘Рупрехтъ (елочный даритель

‘Что заходитъ ночью всюду)

‘Всмъ неси дары и счастье!..

‘На колнахъ вс сироты,

‘Подмастерья, вс вдовицы,

‘Даже нищіе толпами

‘Умоляютъ: сбереженья

‘Взять, хоть на годъ, и — лохмотья

‘Превратить рукой счастливой

‘Въ одянье парчевое,

‘Подъ окномъ толпы дерутся…

‘Гомонъ ихъ и гамъ покоя,

‘Сна меня лишаютъ утромъ…

‘Этотъ домъ — святая Мекка.

‘Монсальватъ эпохи нашей!

‘Иностранные министры

‘(Пилигримы… ради займовъ!)

‘О порогъ моей передней

‘Ноги вс себ обили…

‘Какъ меня манило злато

‘Съ тайной силой, такъ презрнный

‘Сей металлъ теперь магнитомъ

‘Мой карманъ одинъ считаетъ,

‘И — летитъ ко мн отвсюду:

‘Шлетъ его — казна монарха.

‘И — чулокъ со сбереженной

‘Горстью талеровъ скупаго…

‘Скоро буду я ‘единымъ’!

‘Міръ — моимъ на вки станетъ!..

‘Изъ азбеста шьютъ мн платье,

‘Семиверстные сапожки

‘Я стонать себ заставилъ,

‘Поваръ гд-то розыскавшій

‘Для амврозіи рецепты,

‘Сталъ ее и нектаръ длать…

‘Только встртить апетита

‘На лукулловскихъ обдахъ

‘Не могу я… въ спальн пышной

‘Сонъ бжитъ съ подушекъ нжныхъ,

‘А въ объятіяхъ любовныхъ

‘Нтъ любви’!..

Съ такою рчью

Мункель старца черезъ залы

Велъ, а вслдъ имъ раздавался

Старой псни звукъ хрустальный:

То дверей изящныхъ петли

Напвали и играли,

Какъ часы когда-то прежде.

Показалъ хозяинъ старцу

В’ свои хоромы, сцену,

И фигуры, все живыя,

Фантастичныхъ рдкихъ шахматъ,

Въ цнныхъ платьяхъ маскарадныхъ.

Вотъ фонтанъ, шампанскимъ бьющій:

Влага въ воздух и — пна…

Два изящныхъ автомата —

Ганимедъ и Геба — тутъ же

Наполняли, подавали

Ловко кубки золотые.

Въ дом Мункеля смнили

Всякихъ слугъ живыхъ, актеровъ,

И пвцовъ и виртуозовъ

Автоматами, искусно

Изготовленными, также

Паровыми и иными

Идеалами машины,

А посуду и приборы

Замнили оживленнымъ

Существомъ… Такъ, кром шахматъ.

Что скользили граціозно,

Левъ ручной у ногъ валялся

Вмсто львиныхъ шкуръ ковровыхъ.

Что кладутъ передъ диваномъ.

У причудливой бесдки

Подпирали крышу-куполъ

Дрессированныя зми,

Симметрично изгибаясь,

Ихъ тла витымъ колоннамъ

Средь цвтовъ уподоблялись.

Соловей же распвавшій

Звонко въ клтк, былъ поддльный.

Автоматъ была и блка

Въ колес: ее машина

Электрическая прыгать

Заставляла, какъ живую.

Старичокъ по приглашенью

Оживилъ себя у Гебы

Пной дивнаго напитка.

‘Зала рдкостей предстала

Взглядамъ доктора. Дивится

Онъ, а Мункель никакого

Вса сказочнымъ предметамъ

И не придалъ, пустяками

Звалъ бы древній хламъ онъ, еслибъ

Хламъ тотъ не мильоновъ стоилъ.

‘Философскій камень’ — вотъ вамъ,

‘Но, къ несчастью, былъ онъ найденъ

‘Слишкомъ поздно и — обломанъ

‘(Время крошитъ даже скалы)’

Объясняетъ Мункель: ‘дальше —

‘Не взлетитъ теперь онъ въ выси,

‘Фауста плащъ волшебный… Жалко,

‘Весь въ дырахъ, а вдь когда-то

‘Самолетомъ былъ чудеснымъ,

‘Вотъ »цвточекъ романтизма»,

‘Голубой и пресловитый:

‘Онъ засохъ, ничмъ не пахнетъ,

‘Рогъ чудесный Оберона,

‘Что когда-то раздавался,

‘Въ золотой періода, страсти,

‘По долинамъ и ущельямъ,

‘Лишь хрипитъ теперь: вотъ — шапка

‘Пожеланій ‘Фортуната’…

‘На колпака, ночной похожа

‘Стала, рога изобилья

‘Настоящяго нигд мн

‘Не могли найти: смненъ онъ

‘Въ наше время изобильемъ

‘У мужей роговъ и рожекъ,

‘Вотъ святаго Граля чаша:

‘Вся изъ цльнаго смарагда…

‘Нтъ цны такимъ предметамъ!..

‘У жида ее купила’ я..

‘Рдкость эту въ Пиренеяхъ

‘Онъ сыскалъ подъ старымъ хламомъ.

‘Загрязненной, въ паутин,

‘И за десять штукъ реаловъ

‘Откупилъ ее у бдныхъ

‘Поселянъ, а я еврею

‘Полъ-милльона чистоганомъ

Отсчиталъ за эту прелесть…’

Анфиладою парадной

Проходя со старцемъ, Мункель

Жметъ пружину полускрытой

Сложной громоздкой машины:

Окна, зябкому въ угоду,

Тотчасъ къ солнцу повернулись

Въ цлой комнат, (какъ въ сказкахъ,

На столбахъ былъ домъ устроенъ:

По желанію вращались

Т столбы, куда угодно…)

Дальше — стрлку циферблата

На значекъ подвинулъ Мункель,

Что указывалъ извстный

Теплоты желанный градусъ:

И зефиръ благоуханный

Заструился по покоямъ

(Электричество родило

То тепло)… Но… зябнетъ Мункель.

Даже — весь дрожитъ… Въ подушки

Шелковистыя дивана

Онъ поникъ, и сталъ болзни

Исчислять свои и муки…

Докторъ долго слушалъ рчи,

Задалъ нсколько вопросовъ,

Щупалъ пульсъ и сердце слушалъ,

Осмотрлъ языкъ онъ блый,

Зелень, желтизну на мышцахъ,

Стукалъ, жалъ, давилъ и слушалъ,

Оскультировалъ отмнно,

Бормоталъ лишь междометья.

И добился толку, мастеръ!

Погрузившись въ размышленья

Взвсить, видимо, старался

Что-то трудное… боролся,

Напрягался, колебался,

Наконецъ — вполн ршился

Взоръ уставившись на сына,

И — торжественно и глухо —

Рчь повелъ серьезнымъ тономъ:

‘Для твоихъ страданій, Мункель,

‘Лишь одинъ найдется въ мір

‘Врачъ, единственный цлитель…

‘Онъ одинъ познаетъ врно

‘Каждый атомъ твой сокрытый,

‘Исцлитъ, спасетъ, поможетъ,

‘Укрпитъ лишь онъ… И — знаешь?—

‘Врачъ, помощникъ и совтникъ

‘Этотъ… ты ему обязанъ

И дыханіемъ, и жизнью!..’

— Ты на Бога намекаешь?..—

Молвилъ Мункель, покосившись

Какъ-то странно и съ гримасой.

‘Нтъ!’ — отвтилъ тихо старецъ,

‘Богъ теб едва-ль поможетъ,

‘Созданъ ты не такъ, какъ люди —

‘Вс кругомъ. Ты человкомъ

‘Призванъ въ міръ и къ жизни здшней…

‘Человкъ тотъ… но не думай,

‘Чтобъ то былъ учитель сельскій,

‘У котораго ты выросъ:

‘Тотъ, другой,— то — мужъ науки,

‘Высшихъ знаній онъ хранитель!

‘Приготовься, славный Мункель,

‘Твердымъ будь: сейчасъ узнаешь

‘Тайну,— глубже и чудеснй,

‘Чмъ вс тайны!.. Твоего-же

‘Бытія секретъ познаешь!—

‘Посл долгаго усилья,

‘Наблюденій, изысканій,

‘Размышленій и корпнья,

‘Въ кель, замкнутой отъ міра,

‘Онъ, въ тиши ночей безсонныхъ,

‘Кипятя, соединяя:

‘Вещества, тла и соки,—

‘Твоего существованья

‘Суть, зародышъ, создалъ чудный.

‘Силой жизненной снабдивши…

Этотъ химикъ — я!..’

Уставилъ

Мункель взоръ на чародя

Въ удивленіи великомъ

И сказать не могъ ни слова…

Все подробно докторъ старый

Разсказалъ: про первый опытъ

И — вторичное творенье,

Какъ одинъ его онъ создалъ

Безъ содйствій материнскихъ,

Какъ, потомъ, увидвъ съ горемъ —

Въ чемъ изъянъ,— его расплавилъ.

‘Разложивъ’ до состоянья

‘Протоплазмы чистой, нжной,

Какъ стихійной далъ частиц

Зрть и крпнуть — развиваться

Въ лон женскомъ срокъ условный.

Ближе къ истин — природ,

И — какъ свтъ потомъ увидла’

Не зачатый, но рожденный…—

Онмвъ, лежалъ въ подушкахъ

Мункель, всти той внимая,

Онъ лишился чувствъ, свалившись,

Какъ подкошенная травка,

Но его не медля докторъ

Оживилъ,— еще толкуя,

Горизонты расширяя

И внушая, что онъ, Мункель,

Всхъ счастливе на свт:

Пусть сравнитъ свои успхи

Съ жалкой долей всхъ людишекъ!—

Вотъ залоги преимуществъ

У рожденнаго наукой

Предъ рожденными банально!

Чтожъ касается болзней,

Продолжительныхъ страданій,—

То для нихъ теперь нашелся

Врачъ — знатокъ, цлитель врный!

‘То, что духомъ называемъ’ —

Объяснялъ онъ — ‘прежде люди

‘Антигнилостнымъ началамъ

‘Основательно считали:

‘Онъ отъ тлнья охраняетъ

‘Массу нжныхъ элементовъ

‘Въ организм нашемъ сложномъ.

‘Мы же знаемъ сущность, душу,

‘Что взошла въ зародышъ самый,

‘Въ смсь матеріи и силы,

‘Въ суть твоей натуры чистой…

‘Все-жь та суть — лишь смсь матерій

‘Намъ знакомыхъ… да извстныхъ

‘Силъ, изслдованныхъ нами

‘И подвластныхъ намъ… Такъ будемъ

‘Впредь того-жь пути держаться,

‘Отмежеваннаго знаньемъ

‘Въ сфер силъ, матерій, цли —

‘Исцленья мы достигнемъ,

‘Всмъ душ споспшествуя…

‘Преимущественно прянымъ

‘И солями кровь обильно

‘Ты снабжай, чтобъ мозгъ и сердце

‘Преждевременно съ кишками

‘Не загнили. Пусть же сила

‘Существа твоей природы

‘Расцвтетъ, возобновится,

‘Здравьемъ крпкая на вки!..’

Ободренный новымъ словомъ,

Мункель вспрянулъ точно посл

Сна тяжелаго, и — проситъ

Никому объ этой тайн

Ни полъ-слова… Куль червонцевъ

Онъ сулитъ за то и старецъ

(И лейбъ-медикъ!) — общаетъ…

Вдохновенно тутъ воскликнулъ

Мункель:— Да, хочу отнын

‘Длать честь теб, ученый,

‘И плодамъ твоихъ усилій!..

‘Сколько знанія въ творенье

‘Положилъ ты здсь! Здсь — исполню

‘Точно миссію земную!’ —

Втайн видлся частенько

Мункель съ названымъ папашей…

И — солями и массажемъ,

Чудодйственный микстурой

Мазью, ваннами, декоктомъ,

И пилюлями (все съ златомъ!)

Докторъ дань платилъ обильно

Страннымъ болстямъ для тла,

Имъ же созданнаго тайно.—

Вскор всть везд проникла.

Славу ‘Мункеля утроивъ

Въ самыхъ дальныхъ странахъ міра!

Эта всть гласила: ‘Мункель

И дла его на биржахъ

Пункта высшаго достигли!

Безпримрное свершилось:

Мункель сталъ билліонеромъ!’

Поводъ данъ былъ этой встью

Небывалое устроить

Торжество… а Мункель жертвой

Былъ чудовищныхъ овацій.

Съ поздравленьями подарки

Къ торжеству пришли: отъ шаховъ.

Изъ Китая, отъ Японцевъ,

Отъ султановъ, Далай-Ламы —

Брилліанты и рабыни,

Утварь, лошади, бездлки

Всхъ сортовъ. Отъ всхъ народовъ

Масса разныхъ лакомствъ рдкихъ:

Дичь, икра, паштеты, рыба,

Торты, ласточкины гнзда,

Фрукты юга и ликеры

И ошейниковъ штукъ триста.

Шитыхъ жемчугомъ, шелками,

Для собаки билльонера.

Подъ постель ужъ наканун

Торжества посаженъ тайно

Къ билльонеру былъ ораторъ.—

Цль была — сюрпризъ: чтобъ утромъ.

Лишь глаза откроетъ Мункель,

Тотъ торжественно сказалъ-бы

Рчь, привтъ и поздравленье.

Въ три часа утра проснулся

Мункель, жажду ощутивши,

Полусонный потянулся

За графиномъ… Вдругъ фигура

Будто выросла изъ пола…

То предсталъ ораторъ славный!

Мункель такъ перепугался,

Что разбилъ стаканъ свой цнный.

И его ударилъ тутъ же

Параличъ,— по счастію — легкій.

Вставши, онъ хотлъ побриться,

Но когда добрито было

Полъ-лица проворнымъ малымъ —

Виртоузомъ, изъ цирюльни,—

Депутаціи ввалились!

Имъ приноситъ благодарное!’!

Недобритый Мункель мыльный…

Такъ и не дали докончить

За весельемъ, безпокойствомъ

Позже также нтъ досугу:

Ходитъ полубритый Мункель,

Сутки цлыя такъ ходитъ!

Видлъ свтъ, что симметрія

Нарушается порою…

Профиль двойственный! не странно-ль?!..

Противъ воли, въ апоге

Торжества являетъ Мункель

Обликъ Януса,— эмблему

Дуализма всей эпохи.

О, тріумфъ! его носили

На плечахъ толпы народа

Вдоль по улицамъ, съ восторгомъ.

Передъ нимъ цвты бросали

Вс красавицы. Костюмы

Дамы сшили по Макарту.

Предложили изъ Берлина

‘Землевды’ телеграммой

Чтобы черта меридіана

‘No 1’ впредь велася

Лишь чрезъ кассу великаншу

Господина билльонера.

Нын вся она цвтами

Убрана была. Предъ нею

Весь народъ, какъ пеіедъ храмомъ,

Умиленъ благоговйно’

Поздно вечеромъ ложится

Мункель спать. Дневныя Муки

Длятся въ снахъ тяжелыхъ, сложныхъ…

Вотъ, на площади напала

Куча старыхъ бабъ влюбленныхъ

На него и рвутъ на память

Волоса, гд ни попало,

А за тмъ — на грудь взвалили

Орденъ — берковецъ… Да это —

Съ неба ‘Сиріусъ’ отцпленъ…

Онъ дышать не можетъ, стонетъ…

Онъ въ удушливомъ кошмар.

Но и этотъ сонъ прервали:

Ворвались друзья и ночью,

Разбудили и уводятъ

Съ торжествомъ, чтобъ любовался

Освщеніемъ всхъ улицъ

И холмовъ… Огни зажглися

Въ честь его… Позволить надо,

Чтобъ огромный, безконечный

Факельцугъ при немъ прошелся.

Тьма звакъ ждала, кричала

И глазла..

Въ этомъ вихр

Утомленій и волненій

Силъ не стало. Мысль мутится…

И съ ума нашъ сходить Мункель.

Со слезами и со смхомъ,

Благодарностью влекомый,

Онъ на улиц, премягко,

Останавливалъ прохожихъ,

Цловалъ и билъ жестоко.—

Въ гнв весь народъ бушуетъ,

И, въ конц концовъ, героя

Прямо съ пира — о, проклятье!—

Къ сумасшедшимъ въ домъ сажаютъ.

На другой же день на бирж,—

Центр счастья и страданій,—

Разразился небывалый,

Неожиданный, громадный

Крахъ… и Мункель въ немъ теряетъ

Завоеванный недавно,

Знаменитый и восптый,

Свой великій и желанный

Билліонъ блестящій, славный.

Въ келью Мункеля проникла

Эта всть… И тутъ съ испуга

Чудо вдругъ надъ нимъ свершилось:

Сталъ мгновенно онъ здоровымъ…

Но — къ чему теперь разсудокъ?..

Да и жизнь?.. Хотя бъ укрыться

За границу отъ позора,

Что въ гнзд былаго счастья

Вдвое давитъ!.. Вверхъ по Рейну

Онъ идетъ на пароход

И куда-то прізжаетъ…

Все равно — куда… Къ Харону

Онъ всего охотнй слъ бы

Въ черный челнъ на Стикс древнемъ…

А отчаянье бичуетъ

Духъ его все больше, зле,

Зелень волнъ его прельщаетъ,

И — блеститъ, казалось, манитъ

Имъ же поднятое мсто

Съ кладомъ древнихъ Нибелунговъ…

Нтъ!— то — блескъ и отраженье

Звздъ и мсяца, сіявшихъ

На вечернемъ лтнемъ неб…

Нтъ!— онъ жить не хочетъ больше!..

И, ршивъ почти мгновенно,

За бортъ кинулся онъ, въ воду…

Но… за нимъ летитъ стрлою

Существо, вод родное…

Эта женщина изъ влаги

Утопавшаго спасаетъ:

На подобіе рыбки юркой,

Вплоть до дна она ныряетъ

И — снесетъ его на сушу…

Ночь царитъ и блещутъ звзды,

Какъ блестятъ на Рейн только,

Волны идутъ темной массой

Съ псней вщею несутся,

Что поетъ пвецъ нмецкій,

Берегъ, мсяцемъ залитый,

Молчаливъ, скалистъ, пустыненъ,

Этотъ берегъ часто въ сказкахъ

Поминали… Въ гротъ въ ущельи

Смло женщина съумла

Скрыть спасеннаго — на время,

Здсь онъ къ жизни пробудился,

Былъ въ тоск и удивленно

На виновницу спасенья

Смотритъ взоромъ благодарнымъ,

Красотою пораженный,

У нея спросилъ онъ: ‘кто ты?’

Изъ-за скалъ рукою блой

Къ свту выведенъ былъ Мункель…

Красотой сіяя, два

Указала на вершины.

‘Ты слыхалъ о Лореле?

‘Ужъ давно она не пла

‘На скал, при лунномъ свт,

‘Вдаль она ушла, чтобъ жребій

‘Человческій извдать

‘И наяды покрывало

‘Промняла на наколки

‘Кружевныя изъ Брабанта,

‘У людей она узнала

‘Много новыхъ тоновъ, арій

‘И на оперныхъ подмосткахъ

‘Славу, золото стяжала…

‘Я на палуб слыхала,

‘Какъ плыла съ тобой по Рейну,

‘Что померкшее свтило

‘детъ въ Кельнъ: я въ немъ признала

‘Предпринявшаго такъ славно

‘Приподнять на Рейн гордомъ

‘Мсто клада Нибелунговъ!

‘Я на лбу твоемъ печальномъ

‘Прочитала мысль о смерти,

‘А когда упалъ ты въ воду,

‘Мн шептало что-то въ сердц:

»Вслдъ за нимъ иди!» Что-жь?— это —

‘Было мн велньемъ рока?!..

‘Иль пришла охита — снова

‘Погрузиться въ эту рку

‘Близъ отчизны, столь прекрасной?

‘Мн судьба-ль велла слпо

‘Иль — симпатія и сердце —

‘Отъ воды спасти мужчину?’..

— Если бъ вс самоубійцы

— Зрть могли, что здсь я вижу,

— Страстно жизнь любить бы стали…

Молвилъ Мункель — но повдай:

— Ты-ли фея Лорелея,

— Что порой на дно рчное

— Псней дивной увлекала?

— Что-жь? теперь — отъ водъ спасаешь?

— Ты покинула занятья

— Нимфы дивной безъ страданій?

— Промнявъ существованье

То — на бды жизни срой?—

Говорить ему наяда:

‘Разсказать объ этомъ можно

‘Въ двухъ словахъ… по — интересно-ль?

‘Ты охотне, быть можетъ,

‘Станешь слушать — какъ сложилась

‘Жизнь моя межь васъ?— романовъ

Нтъ пестре и кудрявй!..’

Пожираемъ любопытствомъ

Мункель былъ.’, а мы услышимъ

‘Весь разсказъ въ четвертой псн.—

IV.
Лорелея и Гомункулъ.

‘Какъ случилось, что ушла я

‘Въ міръ суетъ отъ скалъ прекрасныхъ,

‘Гд не вдала страданій

‘И — зачмъ ушла, скажу я…

‘Правда,— вовсе бдъ не знала

‘Фея-нимфа Лорелея,

‘Но и радости не много:

‘Вкъ сидть на камн голомъ,

‘При лучахъ луны сребристой

‘Волоса чесать златые,

‘Міръ даря напвомъ страстнымъ.

‘Лишь немногихъ удавалось

‘Изъ мужчинъ, любви достойныхъ,

‘Соблазнять, околдовавши.

‘Полусвтъ, театра жрицы

‘Въ наше время всмъ наядамъ —

‘Конкурренція и гибель.

‘А »пловцы въ ладьяхъ»—на Рейн —

‘Эта грубая, пустая

‘И банальная ватага —

‘Мн, признаться, надола.

‘Чаровать, плняя пньемъ,

‘Не хотлось больше пошлыхъ

‘Ограниченныхъ и скучныхъ,

‘Вс пивныя эти глотки,

‘Что, проздомъ, подъ скалою

‘Хрипло Гейневскую псню

‘Напвали, филистёры,

‘Иностранцы съ красной книжкой

‘(Вчно Бедекеръ подъ мышкой!),

‘Вс, нашъ берегъ чрезъ бинокли,

‘Пожиравшіе глазами,—

‘Надоли хуже мошекъ,

‘Что летая надъ водою,

‘Лтній вечеръ отравляютъ…

‘Я — почти одна осталась:

‘Заскучавшія сестрицы —

‘Нимфы стали другъ за другомъ

‘Изучать языкъ французскій

И, въ конц концовъ, въ Париж

‘Для карьеры очутились…

‘А въ добавокъ — стали люди,

‘Скалъ моихъ нарушивъ прелесть,

‘Заводить каменоломни…

‘Оставалось: все покинуть,

‘Въ даль бжать, искать успха…

‘Стала вскор я актрисой

‘И плнять искусствомъ пнья

‘(Мн врожденнымъ) вновь пришлося…

‘Я успхъ имла полный…

‘Но и кром сцены — много.

‘Мн судьба совала дла

‘(Воля личная при этомъ

‘Роль неважную играла!)…

‘Изъ воды рчной — въ поток

‘Жизни бурной, иль-точне —

‘Въ страшномъ, зломъ водоворот

‘Очутилась я…— и что же?—

‘Вс утесы я удачно,

‘Какъ и слдуетъ — наяд,

‘Миновала… и — боролась,

‘Извиваясь въ пестрой гамм

‘Разныхъ бдствій и препятствій…

‘Ну, и жизнь!.’. Пришлось извдать:

‘То — вершины блеска, счастья,

‘То — упадокъ, неизвстность,

‘То — излишекъ, роскошь, нга,

‘То — отчаянье и нужды…

‘Да! бывало — оставалась,

‘Какъ безстрастная наяда,

‘Безъ одежды, безъ рубашки!…

‘Гналъ какой-то оводъ Іо:

‘Такъ и мн пришлось метаться…

‘Жадно я за все хваталась:

‘То — наздницею въ цирк

‘Я на лошади скакала,

‘То въ Мабил танцовала,

‘То — слыла чулкомъ я синимъ,

‘И въ очкахъ и въ шпорахъ — билась

‘Баррикаднымъ и безстрашнымъ

‘Политическимъ агентомъ —

‘Нигилисткой и валькирой —

‘На арен, пол битвы

‘Сложной жизни обществъ модныхъ…

‘Наконецъ, я — Doctoressa…

‘Нимфа — докторъ врачъ… профессоръ!…

‘Диссертаціи писала

‘И въ магистры посвящала,

‘Въ дни удачъ — коммерши-монстры

‘Пьющей брать устрояла!…

‘Есть конецъ чуднымъ капризамъ…

‘И — отъ оргій вашей жизни —

‘Я хандру познала, вялость…

‘Я — устала!… но — пытливость,

‘Голодъ жизненный не дремлетъ:

‘Приходило мн на мысли

‘Стать ханжею, моралисткой,

Добродтельной… ты знаешь!..’

— Добродтельной!..— воскликнулъ

Мункель тутъ, взглянувъ на плечи

Чудной, дивной Лоролеи:—

— Добродтель, съ этимъ бюстомъ?!..

— Да, скажи мн откровенно,

— Какъ, красавица рчная,

— Ты съ любовью счетъ сводила?

— Много-ль въ жизни ты любила?—

‘Я?.. любить?.. возможно-льэто?..’

Отвчала Лорелея

И съ улыбкой продолжала:

‘Дочь струи — сырой, холодной

‘(Вамъ поэты говорили)

‘Знать любовь и страсть не можетъ…

Но сама… скажу иное:

‘Я любить порой пыталась:

‘Но, пока, оно мн мало

‘Иль почти не удавалось…

‘Я себя вопросомъ тшу:

‘Мужъ вполн ль любви достоинъ?

‘Ищетъ женщина опоры:

‘Онъ же самъ — стоитъ ли прочно?

‘Крпки ль ноги у колосса?

‘Мужъ колонной постоянства

‘Самъ сперва прослыть бы долженъ

‘Чтобъ доврчиво и мягко,

‘Вкругъ него, плющу подобно,

‘Обвилась любовь прямая!..

Но… въ мужчинахъ, мн знакомыхъ,

‘Той опоры не нашла я…

‘Вообще, скажи: устои

‘Можно ль въ вашей жизни встртить?..

‘Тамъ, гд я стоять хотла

‘Хоть недолго, и искала

‘Подъ ногами твердой почвы,—

‘Колыханья ощущались…

‘И несчастье-жь всмъ несла я:

‘Обанкрутился, во первыхъ,

‘Мой банкиръ… я генерала

‘Полюбить старалась… что же?—

‘На войн его разбили…

‘Мой сановникъ вдругъ — въ опал,

‘А ораторъ — зажигатель

‘Былъ повшенъ, интенданты

‘Отъ огня, воды страдали,

‘Лицедя — освистали,

‘Провалился авторъ съ драмой…

‘О, я врю: если-бъ встртить

‘Настоящаго, судьбою

‘Мн назначеннаго мужа,—

‘Метеоръ свалился бъ съ неба,

‘Придавивъ его на мст!..

‘Ахъ!— законъ царитъ повсюду:—

‘Тотъ законъ — непостоянство!—

‘За собою и мужчина

‘Удержать свое не любитъ!..

‘Капитанъ одинъ гвардейскій

‘(Я почти его любила,

‘Начиная жизнь земную)

Уступилъ меня начальству,

‘А полковникъ — адъютанту

‘Короля, а тотъ — монарху

‘Самъ меня привезъ, представилъ…

‘Этотъ князь былъ старецъ умный!

‘Зналъ въ эстетик, въ искусствахъ

‘Много толку… гастрономомъ

‘И экспертомъ былъ въ ‘прекрасномъ..’

‘Помню я смшную сцену,—

‘Послужившую введеньемъ

‘Для моей эпохи славной,

‘Полной всяческаго блеска:

‘Въ первый разъ осталась съ княземъ

‘Съ глазу на глазъ я… смущенно

‘Жду… стою… а онъ тутъ началъ,

‘Съ миной постной разсуждая,

‘Изучать меня… ну точно

‘Я — откопанная кукла

‘Иль статуя… пальцемъ тронулъ —

‘Крпкій, твердый, полный бюстъ мой,

‘Облеченный газомъ плотно,

‘И съ рискованнымъ вопросомъ

‘Пресерьезно обратился:

‘Что,— тутъ все природа? или жь

‘То — портной поддлалъ чары?..»

‘Возмущенная вопросомъ,

‘Разсердилась я… помолча

‘Порвала весь газъ на лиф,

‘И отъ статуи серьезной,

‘Ослпленный, отшатнулся

‘Князь, познавшій, что наядамъ

Не портные, а природа

‘Красоту даетъ и прелесть…

‘Съ той поры — рабомъ и другомъ

‘Сталъ мн князь, художникъ старый…

‘Мн жилось великолпію!..

Жаль, недолго длилось счастье,

‘И, на пятый мсяцъ, мудрый

‘Князь, знатокъ во всемъ прекрасномъ,

‘Жертвой палъ переворота

‘И далеко скрылся гд-то…

‘Мн жь затмъ морякъ попался…

‘Надо было быть довольной…

‘Въ ‘кругосвтномъ’ съ нимъ ходила…

‘Путь былъ дологъ, но — не вченъ!—

(‘Тожь бываетъ и съ любовью!..)’ —

‘Моряки непостоянны,

‘Какъ и волны океана!..

‘Позже — въ шар я летала…

‘Монгольфьэра дальній родичъ

‘Полюбивъ меня, въ гондолу

‘Усадилъ… не страшно было…

‘Но — бда съ аэростатомъ!

‘Лопнулъ шаръ въ небесной выси…

‘Внизъ летимъ… бднякъ расшибся…

‘Я жь — спаслась благополучно…

‘Такъ въ любви я вс стихіи

‘Испытала, бросивъ сушу

‘Для морей, а посл даже

‘Для воздушнаго пространства…

‘Но еще взлетть повыше

‘Рокъ веллъ мн… и — съ поэтомъ

‘Очень пылкимъ фантазеромъ,

‘Я попробовала крылья,

‘Призанявъ у вдохновенья,

‘Вознестись до высшей сферы…

‘Только горнія селенья

‘Чужды мн и я къ природ

‘Поршила возвратиться,

‘Къ неподдльной, не фальшивой…

‘Круто я поворотила!..

‘Взглядъ упалъ мой на ребенка

‘Съ неиспорченной натурой…

‘Съ мышеловками по свту,

‘Безъ сапогъ бродилъ тотъ малый,

‘Честный сынъ земли Словацкой…

‘Я хотла мальчугана

‘Вывесть въ люди и заставить

‘Полюбить себя… по — тщетно!—

‘Съ полпути къ культур славной

‘Мой юнецъ меня покинулъ,

‘Къ черноокой Маріанн

‘Поспшивъ въ страну родную!..

‘Ради мщенья, я убила

‘Тьму мужчинъ (ту жертву Греки

‘Гекатомбою назвали бъ)!..

‘Изъ-за глазъ моихъ дуэли

‘Возникали и убійства…

‘Стали вшаться, стрляться

‘Отравляться и топиться,

‘Вс, отверженные мною!..

‘Пылъ любви встрчалъ лишь холодъ,

‘Мраморъ, глыбы льду и снгу…

‘Боги, сколько я боролась

‘Съ увлеченными глупцами!

‘Въ часъ шальной, пообщаешь

‘Сердце пылкимъ сластолюбцамъ,

‘А они потомъ, подобно

‘Самому жиду Шейлоку,

‘Чуть съ ножемъ не приступали:—

Вынь имъ сердце, что сулила!’ —

Такъ она повствовала

И внимательный Гомункулъ

Понялъ что передъ нимъ стояла

Лорелея, fille de marbre,

Воплощенная загадка,

Существо, всегда родное

Демонической наяд,

Дщери сырости холодной,

Дщери влаги и прохлады,

Настоящій образъ дивный

Всемогущаго безсилья

Нашихъ женъ, сестеръ и дщерей.

Идеалъ искать мужчины

Было ей какъ бы призваньемъ,

Все любить она пыталась,

Не любя, любила вчно,

Не была она изъ роду

Отъ любви лишь смерть вкушавшихъ:

Нтъ!— жила она любовью!

Въ это время бдный Мункель

Проявлялъ — сперва немного,

А потомъ сильне, больше —

Знаки мукъ и безпокойства…

Онъ старался, но напрасно,

Подавить свои страданья:

Лорелею напряженно

Слушалъ онъ, но видно было,

Что другое что-то больше

Поглощаетъ умъ и мысли,

Голова его кружилась,

Бились сильно пульсъ и сердце,

Пальцы жались конвульсивно,

А въ глазахъ круги стояли

Ярко-желтые, съ отливомъ..

Удивленно Лорелея

О причин безпокойства.

На него смотря, спросила.

— Ничего! пройдетъ!— отвтилъ

Заикавшійся, смущенный,

Колебался: утаить-ли

Иль открыть все Лореле

Про предчувствія и муки?!..

Но — обязанъ ей онъ жизнью

И довриться возможно!..

Началъ тихо онъ, съ запинкой:

— Очень страннымъ, Лорелея,

— Ты найдешь мое признанье…

— Эта дрожь и безпокойство,

— Сердца страшное біенье

— Въ пальцахъ судороги-боли,

— А въ глазахъ круги и пятна

— Не впервой меня терзаютъ…

— Тайный то симпотомъ и чудный!..

— Слишкомъ я своеобразенъ…

— Знаменуетъ онъ чудесно

— Возбужденное до боли

— И предчувствіе, и близость…

‘Что жь предчувствуешь при боли?’

Удивилась Лорелея…

— Близость злата!— молвилъ Мункель.

И съ экстазмомъ духовидца

Повторяетъ какъ-то дико:

— Близко злато… въ страшной масс…

И цны неимоврной!—

Еще больше подивилась

Замолчавши Лорелея,

И, открывъ глаза, сказала:

То предчувствіе — не даромъ!

‘Не обманъ и не мечтанья

‘Лихорадка и влеченье,

‘Что теперь тебя сндаютъ!—

‘Тутъ у нашихъ ногъ хранится

‘Кладъ богатый, масса злата!..

‘И цна ему несмтна!—

‘Здсь сокровище хранится

‘Нибелунговъ… подъ скалою

‘Все лежитъ давно, я знаю…

‘Но, увы!— не мн, наяд,

‘Приподнять его удастся!..

Да и людямъ кладъ заказанъ…

‘Есть условіе такое…

‘А оно не выполнимо

Для существъ земныхъ… но будетъ

‘Кладъ въ рукахъ того, кто можетъ

‘Подойти подъ то понятье!..’

— Назови жь скорй условье!—

Молитъ Мункель… отъ волненья

Весь дрожитъ и страстно ждетъ онъ…

Право, будетъ безполезно’,

Отвчала Лорелея,

‘Знать условіе… но, слушай:

‘По старинному сказанью,

‘Дастся кладъ лишь человку.

‘Небывалому досел

‘И какого впредь едва ли

‘Міръ увидитъ.— Человкъ тотъ

Безъ отца бытъ зачатъ долженъ!..’

— Вотъ условіе!— воскликнулъ

Мункель.— Нтъ, возможно ль? правда?

Быть рожденнымъ безъ зачатья!?

Продолжалъ онъ въ упоеньи:

— Знай, дитя, что предъ тобою

— Существо стоитъ во плоти,

— Какъ досел не видали,

— Да не скоро и увидятъ!..

— Безъ родителя я созданъ

И рожденъ я безъ зачатья!—

‘Ты?’ спросила Лорелея,

Сомнваясь, помышляя

О безуміи маньяка…

— О, клянусь подводнымъ кладомъ

(Выше клятвы я не знаю!) —

Продолжалъ въ экстаз Мункель —

— Хоть рожденъ я и женою,

— Но путемъ необычайный!..

— Былъ я созданъ, а не прижитъ!—

Тутъ, захлебываясь, нимф

Разсказалъ про все подробно,

Какъ, чего добился химикъ,

Ловко опытъ совершившій…

Взволновалась Лорелея,

Размышляя: ‘если врно,

‘Что рожденъ онъ безъ зачатья,

‘То находка онъ прямая!

‘Съ нимъ добудемъ кладъ мы вмст

‘И — подлимся… но посл

(‘Я — наяда, не мужчина!)

‘Допущу-ль, чтобъ половины

‘Об мн же не достались?

‘О, избранникъ и счастливецъ!—

Восклицаетъ — ‘ты же, помнишь?

‘Во глав былъ предпріятья

‘Извлеченія изъ Рейна

‘Нибелунговъ клада… только

‘Ты тогда стяжалъ лишь славу,

‘Да гроши акціонеровъ,

‘Да и т утратилъ вскор!..

‘Но теперь мы кладъ достанемъ,

‘К,.къ онъ есть подъ Рейномъ старымъ

‘Подъ моей скалою древней!..

‘Ты да я. и — я да ты-же.

Оба съ помощью другъ друга!..’

— Ладно!— съ помощью другъ друга!—

‘А потомъ мы все подлимъ?..’

— Я согласенъ!

…И путями

Подземельными изъ грота

Внизъ они спустились тотчасъ,

По пути извилинъ сложныхъ

Повела вглубь Лорелея…

Длинный факелъ изъ лучины

Былъ зажженъ, когда добыли

Искру съ кремней прирейнскихъ,

Твердыхъ, свтлыхъ, какъ алмазы,

Но свтилъ онъ очень скудно

Въ лабиринтныхъ узкихъ ходахъ…

Ужь на дн они стояли

Глубочайшей темной ямы,—

Какъ со сводами пещеру

Увидали… Пестрый камень

Здсь при факел свтился

Какъ карбункулъ въ яркихъ искрахъ,

А надъ сводами пещеры

Слышно было — волны Рейна

Вдаль несутся съ псней шумной…

Въ той пещер посредин

Почва снова углублялась:

Тамъ блестла урна съ кладомъ

А при урн стражъ улегся,

Длинный зврь, драконъ огромный…

Очень странно змй былъ созданъ:,

Тридцать шесть хвостовъ болталось

У него… за то головка

Миньятюрна до смшного

Языкомъ — грозилъ сердито,

Только плохъ былъ старъ до-нельзя…

‘Дряхлый змй ослпъ и робокъ’,

Говорила Лорелея:

‘Надо храбрымъ нападеньемъ

‘Иль при помощи коварства

‘Вырвать вс хвосты дракону,—

‘Вотъ и путь къ завтной урн!..

Лучше — въ ходъ мы пустимъ хитрость!..’

Подошла она къ дракону…

Тотъ ее призналъ, казалось,

И она была покойна…

Ей позволилъ онъ погладитъ,

Почесать себ головку,

А она запла сладко:

‘О, мой Рейнъ!..’ иль ‘Wacht am Rhein’,

Или что-то въ этомъ род…

Змй сперва сталъ слушать псню,

А потомъ., заснулъ подъ трели

И лежитъ какъ заколдованъ,

Подъ вліяніемъ гипноза.—

Лоролея шепчетъ строго:

‘Принимайся же, товарищъ!—

Змй не слышитъ… чары сильны!..’

Мункель къ длу приступаетъ:

Вырвалъ вс хвосты дракону

(Тридцать шесть ихъ счетомъ были.

Но они едва лпились…)

Золотую урну бодро

Поднялъ онъ со дна пещеры

И въ восторг, въ восхищеньи

Разбираетъ съ Лорелеей

Кладъ безцнный, необъятный…

Вотъ блестятъ ковчеги, чаши,

Королевскія короны,

Кубки древніе, приборы.

Ожерелья и запястья,

Изъ коралловъ, брилліантовъ,

И жемчужинъ рдкихъ, крупныхъ…

— Сколько можно тутъ расплавить!..

Что мы выручимъ продажей!—

Шепчетъ Мункель, пожирая

Взоромъ рдкости и злато…

И болзненно родилось

У него желанье: злато

И сокровища присвоятъ

Лишь себ, единолично…

Въ ту жь минуту въ сердц нимфы

Те же алчность зародилась,

Те же жажда — кладъ присвоить

Весь себ (къ чему длиться?..)

О, когда бъ возможно было —

Колдовствомъ иль гипнотизмомъ—

Усыпить, какъ и дракона,

И героя-чело вка!..

Но — уже ль она — не фея?

И уже ль не можетъ больше

На скал той Лорелея

Силу чаръ своихъ припомнить?..

Сокровеннйшія мысли

У обоихъ повстрчались…

Но никто себя не выдалъ:

Улыбались и сіяли

И она, и онъ отъ счастья!

И съ сокровищемъ несмтнымъ

Шли — не шли они, летли

Корридорами на берегъ…

‘Отдохнемъ!’ — сказала фея —

‘Ночь прелестна!.. до зарницы

‘Посидимъ на берегу мы!..

‘Сколько звздъ блеститъ на неб!..

‘Сколько ночекъ надъ ркою

‘Провела я въ дивномъ мир,

‘На своемъ утес сидя,

‘Съ псней кудри золотыя

‘Гребнемъ чуднымъ убирая

‘При сребристомъ лунномъ свт!..

‘Ахъ, тогда жилось прекрасно!

‘На душ спокойной — свжесть,

‘Въ сердц — не было печали,

‘У наяды умъ и мысли

‘Были чисты, какъ кристаллы!..

‘Но съ тхъ поръ, какъ въ міръ пустилась

‘Я,— сказать ужь разв правду?—

‘Поняла: что значитъ — ‘чувство’.

‘Все теперь теб открою:

‘Часто въ жаръ меня бросаетъ,

‘Въ сердце, въ голову — порою —

‘Кровь такъ сильно ударяетъ!..

‘Такъ, когда задумалъ было

‘Ты въ несчасть смертью кончить,—

‘Въ воду бросившись,— мгновенно,

‘Мною жалость овладла…

‘Даже больше… назову я

‘То — симпатіей теплйшей,

‘Увлекло какой то силой

‘Въ Рейнъ метнуться за тобою

‘И меня гнало, толкало,

Чтобъ тебя спасти для міра!..’

Тутъ изъ глазъ чудесныхъ нимфы

Брошенъ былъ, любовью полный,

Теплый взглядъ очарованья…

Но слова, поступки двы

Про себя Гомункулъ взвсилъ:

Онъ насквозь наяду видитъ,

Существо ея желаній

Онъ постигъ и зналъ ихъ лучше,

Чмъ свои, замыслилъ — тутъ же

Планы вс ея разстроить

И поймать русалку ловко

Въ петлю, ею же свитую!

Втайн молитъ онъ, чтобъ музы,

Разомъ вс, ему послали

На языкъ и память меду,

Оборотовъ рчи топкой.

Выраженій томной пги

Той поэзіи цвтистой,

Чмъ и самъ,— давно когда-то,—

Услаждался, просить также

Дать — припомнить фразъ побольше

Сладкихъ, пряныхъ, ароматныхъ,—

Хламъ, давно имъ позабытый,

Но могучій и способный

Одурить и затуманить

Даже умную русалку!—

Ночь весной благоухала…

Теплой ночью любовались

Даже звзды… Превратилось

Небо въ сито съ массой блестокъ..

Два сла, улыбаясь,

На поросшемъ нжнымъ мохомъ

Старомъ камн передъ гротомъ,—

А въ ногахъ у ней — Гомункулъ…

Все объ клад — говорили:

Какъ свезутъ его до утра

Тайно, въ даль, чтобъ кто не видлъ

Дивной урны и богатства

Не расплавленныхъ металловъ,

Нечеканенныхъ въ монеты…

Молвилъ Мункель:— Силъ хватало-бъ

Съ кладомъ мн пройти полъ-міра!—

‘Не тяжка-ли будетъ ноша?’

Вопрошаетъ Лорелея.

— Тяжела?!— смется Мункель:

— Втру будетъ тяжеле

— Пыль медовую изъ розы

— Уносить на легкихъ крыльяхъ!..

Плечи-жъ выдержатъ два клада!—,

Въ ту минуту видитъ Мункель

Въ малой бухт челнъ привязанъ

(Рыбаки его, должно быть,

Тамъ оставивъ, позабыли)…

Челнъ пришелся очень кстати…

Больше, чмъ онъ смлъ признаться…

Молвилъ онъ:— Въ ладь умчимся

— Съ кладомъ вдаль, покамстъ солнце

Срой мглы не сгонитъ утромъ!—

Помолчавши, съ легкимъ вздохомъ

Продолжалъ онъ:— Неужели

— Только въ клад суть и счастье?

— Въ часъ свиданья рокового

— Долженъ я теб повдать:

—Полонъ я иною думой!

— Ты мн спутница, товарищъ,

— Я теб обязанъ жизнью!..

— Но… изъ волнъ меня холодныхъ

— Извлекла, чтобъ — бросить въ пламень

— И, быть можетъ, я скоре

— Смерть найду въ пожар страсти!

— Лишь тогда я успокоюсь,

— Назову себя счастливымъ,—

— Если острый мечъ судьбины

— Надъ главой висть не будетъ,

— Какъ виситъ онъ надо мною

— Въ настоящее мгновенье!..

— Этотъ острый мечъ грозящій —

— Слово рзкое, крутое

— Изъ холодныхъ устъ прекрасныхъ:

— Мечъ виситъ на волосочк

— Золотистомъ, шелковистомъ…

— Краше солнца этотъ волосъ

На головк Лорелеи!—

И, къ ногамъ ея бросаясь,

Съ громкимъ вздохомъ онъ воскликнулъ:

— Я люблю, тебя богиня!—

У молчавшей Лорелеи

Грудь волнуется… (конечно,

Бурный вздохъ тому причиной!..)

А въ кустахъ при этомъ вздох

Пташка малая проснулась

И, вспорхнувши, полетла.

‘Мн ль поврить?’ — шепчетъ нимфа —

‘Любишь ты?.. и это чувство,

‘Что ко мн питаешь въ сердц,

‘Можно ль звать крылатымъ, врнымъ?

‘Нтъ ли въ немъ расчетовъ низкихъ?

‘Часто люди смло, подло

‘Грязь любовью величаютъ…

‘Мотыльку любовь подобна:

Крылья прочь и… червь остался!..’

— Сжалься, нимфа!— молвитъ Мункель:

— О, смягчись!.. сама же сердце

— Привлекла ты къ груди хладной!..

— Лучшій перлъ! мои страданья

— Облегчи… и дай блаженство!..

— Будь моей!.. поднимемъ парусъ

— И челнокъ нашъ волны жизни

Пусть несутъ, куда угодно!—

‘Встань!’ — промолвила съ улыбкой

Лорелея:— ‘разв мсто

‘Быть у ногъ моихъ такому

Благородному герою?’

— О, оставь!— молилъ онъ страстно:

— Нтъ нигд блаженнй мста,

— Чмъ у ногъ твоихъ, русалка!

— Счастливъ, кто на старомъ камн

— Волоса зрлъ Лорелеи,

— Ликъ ея, красы небесной!

— Счастливъ, кто, плненный псней,

— Лишь къ теб стремился страстно!

— Счастливъ тотъ, кто, утопая,

— О твоихъ объятьяхъ думалъ!

— Разъ, лишь разъ желалъ бы видть,

— Какъ сидла Лорелея

— При лун на камн бломъ,

— Мимо я, въ ладь, влюбленный

Вверхъ смотря, пылая, плылъ бы!—

Тмъ словамъ внимая, нимфа

Стала взвшивать ихъ тайно,

Про себя… его желанья,

Сокровеннйшія мысли

Прочитала мудрымъ окомъ

Будто собственныя… Тутъ же

Говоритъ ему съ улыбкой:

‘Мункель!— вс твои желанья

Я исполню и — охотно!..’

И она взбираться стала

На крутой утесъ высокій…

Между тмъ, спшитъ Гомункулъ

Къ челноку, чтобъ, отвязавши,

Приготовить… но, поспшно

Оглянувшись, ищетъ клада

Взоромъ кондора, дракона

Или цербера и стража

Драгоцнностей въ легендахъ.

Кладъ, межь тмъ, исчезъ куда-то:

На скалу съ собою нимфа

Унесла его!.. Любуйтесь!

Не одинъ Гомункулъ можетъ

Кладъ нести безъ утомленья,

Словно втеръ — запахъ розы…

Пристыженный, видитъ Мункель,

Что красотка — силой воли,

И энергіей, коварствомъ

На него точь-въ-точь похожа…

Онъ и впрямь теперь представитъ

‘Въ челнок пловца,’ какъ въ псн…

Страстно вверхъ онъ смотритъ долго:

Гд жъ сокровище? гд фея?—

На верху скалъ Лорелея,

А въ ногахъ у ней — и урна!

Звзды на неб сіяютъ,

Рейнъ поетъ, зефиры вютъ,

Соловья раздались трели,

Какъ всегда въ такія ночи…

Все гармоніею полно…

Можетъ быть,— споетъ и нимфа?—

Нтъ: беретъ она изъ урны,

Улыбаясь, вс»короны,

Кубки рдкіе, ковчеги.

Да приборы золотые

И слегка ихъ ударяетъ

Другъ о друга, какъ кимвалы

Для танцующаго эльфа…

Звонъ чарующій металла

Раздался въ тиши полночи,

Заглушая звуки псни

Соловьевъ, въ кустахъ замолкшихъ…

Восхищенный Мункель въ лодк

Подплываетъ ближе къ звукамъ:

Смотритъ онъ на верхъ, томится,

На одномъ колн стоя…

Молвитъ онъ:— О, еслибъ знали,

— Какъ прекрасна ты, богиня!

— Ты прелестне и краше,

— Чмъ была когда-то прежде!..

— Лишь луны лучи златые,

— Золотой мотокъ, да гребень

— Было все, что ты имла,

— Нын-жь… кладъ (и богатйшій…)

— При теб, краса рчная!

— Вмсто прежней псни странной.

— Что ‘златымъ напвомъ’ звали,

— Раздаются звонъ и звуки

— Драгоцннаго металла!

— говорятъ,— въ былые годы

— Въ Рейн много потонуло

— Красотой твоей прельщенныхъ,

— Полюбившихъ больше жизни

— Образъ твой и псни звуки,—

— Кто-жь теперь твой блескъ увидитъ,

— Ждать ему чего?.. скажи же,

— Перлъ… въ оправ драгоцнной!..

— Прежде ты пловцовъ влюбленныхъ,

— Очарованныхъ тобою,

— Лишь минутой грезъ дарила

— иль, мечтой о счастьи райскомъ,

— Нын жь ты, богиня счастья,

— Какъ мадонна возсдаешь

— На скал… и обладаешь

— Рогомъ, полнымъ изобилья!..

— Мой удлъ рши, наяда!

— Что-жь? волна-ль меня поглотитъ

— Иль къ себ меня допустишь,

— И пловецъ съ тобой раздлитъ

— Высоту твою и счастье.

— Близъ тебя покой и сладость

Дивныхъ звуковъ познавая?..—

Улыбаясь, нимфа манитъ…

Онъ спшитъ къ ногамъ наяды,

Смотритъ ей въ глаза… она-же

Тоже смотритъ… Имъ понятно:

Тонкимъ, высшимъ, однороднымъ

Существомъ едва-ль другъ друга

Переклюкать удалось-бы!..

Что же имъ… на вкъ разстаться?..

Нтъ!— они другъ другу руки

Давши,— тутъ союзъ скрпляютъ,

Чтобы всмъ всегда длиться…

И ршили передъ свтомъ

Освятить союзъ тотъ бракомъ…

Такъ: другъ друга тамъ постигли.

Подъ дыханьемъ тихой ночи

При волны завтной плеск,

При сіяньи звздъ красавицъ,

При раскатахъ соловьиныхъ,

Да подъ звонъ чудесный злата,

На скал, всегда безмолвной,

Лорелея и Гомункулъ…

‘Пантеонъ Литературы’, 1892

РОБЕРТЪ ГАММЕРЛИНГЪ.

Homunculus.

РОБЕРТЪ ГАММЕРЛИНГЪ

Изъ реторты.

II.Юношескіе годы.

III.Билльонеръ.

IV.Лорелея и Гомункулъ.

Читайте также:

II.
Юношескіе годы.

III.
Билльонеръ.

IV.
Лорелея и Гомункулъ.