Новодворский-Осипович
Новодворский-Осипович
Сноски
Сноски
Груздев А. И. Новодворский-Осипович, Осипович-Новодворский Андрей Осипович, Год: 1956
Время на прочтение: 11 минут(ы)
Груздев А. И.
Источник: Груздев А. И. Новодворский-Осипович // История русской литературы: В 10 т. / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). — М., Л.: Изд-во АН СССР, 1941—1956. Т. IX. Литература 70—80-х годов. Ч. 2. — 1956. — С. 168—175.
Оригинал здесь: Фундаментальная электронная библиотека.
Творчество Андрея Осиповича Новодворского (литературный псевдоним А. Осипович) получило высокую оценку М. Горького, который причислял писателя к представителям щедринской школы и ставил его в один ряд с В. Слепцовым и Н. Помяловским. [1]
Биография Андрея Осиповича Новодворского типична для писателей-разночинцев 60—70-х годов. Родился он в 1853 году в Липовецком уезде Киевской губернии в окончательно разорившейся дворянской семье. Отец его, мелкий чиновник, не искал и не имел постоянных доходов, и его скудного жалования едва хватало на содержание многочисленного семейства. В 1866 году, когда А. Новодворскому было 13 лет, отец умер, и мальчик стал единственной опорой матери и младших сестер. В 1870 году Новодворский окончил Немировскую гимназию. С самого выхода из гимназии он постоянно занимался грошовыми частными уроками. По признанию писателя, ему приходилось голодать в прямом смысле этого слова.
В 1872 году Осипович слушал лекции в Киевском университете по математическому факультету, но законченного высшего образования не получил: он должен был уехать из Киева ‘по недостатку материальных средств’.[2] О его жизни в позднейшие годы почти не имеется фактических данных. Большая некрологическая статья, написанная И. Ясинским, претендует на документальную точность, в ней цитируются не дошедшие до нас письма и дневники Новодворского, но уже современники справедливо подвергали сомнению достоверность приведенных здесь сведений. По дошедшим до нас кратким отрывкам дневниковых записей, А. О. Новодворский представляется человеком, который страстно стремился принять участие в освободительной борьбе, несмотря на связанные с нею трудности и опасности. ‘Да, мы все решились утонуть, мы знаем, что это нас ждет рано или поздно, но мы страдали не за себя: мы страдали за судьбы всех утопающих, кроме себя… (Я говорю мы, потому что уверен, и другие чувствовали то же самое, если я похож на других людей)’. [3]
В соответствии со своими взглядами и стремлениями Новодворский решительно порывает с жизнью привилегированных сословий и ведет жизнь бедняка-разночинца. ‘Я похоронил всех и вся, все, что носило на себе хоть какие-нибудь признаки буржуазии — дворянства… Поплатился же я за это! Целый год (почти) ни одного урока не имел, чуть с голода не подох, а все-таки вспомнить приятно! Это было лучшее, честнейшее время
— 169 —
в моей жизни. Дух захватывало от какого-то небывалого чувства, да это и понятно: минута была решительная…’. [1]
Голод и лишения расшатали некогда сильный организм Новодворского. В 1880 году писатель заболел чахоткой. На средства литературного фонда, при содействии Салтыкова-Щедрина он был отправлен на лечение в Ниццу. Поездка за границу не спасла его. 2 апреля 1882 года он умер на двадцать девятом году жизни.
Салтыков-Щедрин, в течение нескольких лет печатавший произведения Осиповича, жаловался, что он совсем не знает биографии этого писателя. ‘Что он, откуда, есть ли у него близкие или родные — ничего не знаю’, — писал Салтыков Н. А. Белоголовому 19 ноября 1881 года. [2] Критики и историки литературы почти при полном отсутствии документальных материалов конструировали биографию Новодворского из биографий его литературных героев, что не могло не привести их к ложным заключениям в истолковании жизненного пути и творчества писателя.
Литературная деятельность Осиповича продолжалась недолго — всего пять лет. Первое его произведение было напечатано в 1877 году на страницах ‘Отечественных записок’, последнее — появилось в том же журнале в 1882 году. В 1897 году вышло Собрание его сочинений, остающееся единственным и по сию пору.
В первом печатном произведении Новодворского-Осиповича ‘Эпизод из жизни ни павы, ни вороны (Дневник домашнего учителя)’ заметно влияние передовой демократической литературы 60-х годов, в частности романа ‘Что делать?’ Чернышевского. Осипович, как и автор романа ‘Что делать?’, создает колоритный образ ‘прекрасной читательницы’. Разговор автора с ‘прекрасной читательницей’ разоблачает пошлую мещанскую сущность такого типа людей, у которых сердце расположено
— 170 —
‘с левой, либеральной стороны’. Писатель располагает эпизоды из жизни своего героя, не считаясь с их хронологической последовательностью.
В качестве действующих лиц Новодворский вводит известных читателю литературных героев. Повесть начинается кратким предисловием, в котором рисуется встреча в Баден-Бадене героя романа ‘Новь’ Соломина с автором романа И. С. Тургеневым. Соломин пытается разъяснить Тургеневу характер человека типа ‘ни пава, ни ворона’, получивший широкое распространение в России 70-х годов. Человек ‘ни пава, ни ворона’ и является центральной фигурой произведения Новодворского. Он внук лермонтовского Демона, его отец — Печорин, братья — Рудин и Базаров, мать — княжна Мери. Но он был усыновлен и воспитан бедной вдовой сельского священника, отсюда и его фамилия — Преображенский.
Осипович не ограничивался указанием на генетические связи своего ‘героя’ с литературными типами прошлого. Вводя их в качестве действующих лиц произведения, он наделял их такими характеристиками, которые противостояли установившейся официальной точке зрения. Таким образом, автор ‘Эпизода из жизни ни павы, ни вороны’ выступал одновременно и в роли литературного критика. Он подчеркивает значительную разницу между Онегиным и Печориным. К Печорину он возводит симпатичный ему характер Базарова. От Онегина, по его мнению, могли родиться только Обломовы. Базаров унаследовал от Печорина внутреннюю силу, энергию, готовность к делу. Рудин и Преображенский, которые, как и Базаров, являются сыновьями Печорина, усвоили не только положительные, но и отрицательные его черты: эгоизм, аристократические предрассудки, неспособность приложить свои силы к серьезному делу. Герою повести родственны не столько настроения Демона, которого он считает своим прямым родственником, сколько настроения романтиков-мечтателей 40-х годов, самолюбие которых, по словам В. Г. Белинского, ‘бывает всегда так замаскировано, что они добросовестно не подозревают его в себе, искренно принимают его за гениальное стремление к славе, ко всему великому, высокому и прекрасному’. [1] Эти люди оказываются в жизни безнадежными эгоистами, не способными ни к какому серьезному делу. Автор отчетливо видит историческую ограниченность идеалов Демона, Онегина, Печорина, Рудина, остроумно замечая, что Демон — ‘дух отрицания и сомнения’ — всё отрицал, но ‘не отрицал и не сомневался даже в крепостном праве’. [2] Этим предопределяется полная несостоятельность человека типа ‘ни пава, ни ворона’, который строил свою жизнь в соответствии с идеалами и настроениями литературных героев прошлого, вне прямой и непосредственной зависимости от запросов современной общественной жизни.
В критике 70—90-х годов прочно утвердилось ошибочное мнение, что человек типа ‘ни пава, ни ворона’ — центральный образ первого произведения Новодворского-Осиповича — является точным литературным портретом автора. М. Гродецкий во вступительной статье к Собранию сочинений Новодворского писал: ‘Новодворский… создал тип человека ‘ни павы, ни вороны’, проходящий красной нитью через все его рассказы. Этот человек — он сам’ (стр. XII). А. Богданович категорически утверждал,
— 171 —
что и в ‘Эпизоде из жизни ни павы, ни вороны’ и в остальных произведениях этого автора ‘герой, в сущности, все он же’.[1]
Такая трактовка Осиповича как писателя глубоко субъективного снимала вопрос об объективно художественном значении его произведений и снижала их общественно-исторический смысл. Истолкование образа человека типа ‘ни павы, ни вороны’ как литературного двойника писателя, а всего произведения как своеобразной авторской исповеди опиралось на совпадение некоторых мест из дневника Новодворского, широко цитируемого в воспоминаниях Ясинского, с соответствующими местами текста произведения. Содержание этого образа усложнено тем, что как в дневнике, так и в ‘Эпизоде’ к типу людей ‘ни пава, ни ворона’ отнесен В. Г. Белинский. Характеристика Белинского дана от лица Преображенского, и было бы ошибкой отожествлять его мнение с точкой зрения автора. Преображенский пытается самыми различными мерами возвысить себя во мнении окружающих, поэтому в ссылке на Белинского как на родственную ему натуру следует видеть одну из попыток этого самовозвышения. Авторское мнение выражено здесь не в словах ‘героя’, а в возражении Тургенева, который в попытках Преображенского возвести родственный ему тип к Белинскому видит не что другое, ‘как желание прикрыть и оправдать великим именем свое духовное убожество’ (стр. 4). Всем ходом произведения Новодворский и раскрывает духовное убожество ‘героя’ повести — человека типа ‘ни пава, ни ворона’. Автор тонко отмечает существенные черты Преображенского: отрыв от реальной жизни народа, полную неспособность к практической деятельности и крайнее самолюбие. Стремясь создать себе репутацию необыкновенной личности, избравшей путь борьбы и страданий, Преображенский не без подражания героям Чернышевского заявляет, что он не имеет права на личное счастье: ‘Я должен идти, куда ты не можешь следовать за мной, — говорит он Доминике Павловне, — а если б ты пошла, то это принесло бы только вред: меня связывала бы любовь к тебе…’ (стр. 32—33). Но эти слова никак не согласуются с поступками Преображенского. Недаром даже праздная мещанка Доминика Павловна, одним из развлечений которой являются либеральные разговоры, называет Преображенского филистером.
Когда, наконец, Преображенский приступает к осуществлению своих намерений и ‘идет в народ’, его пустота и ничтожность проявляются с полной очевидностью. Столкновение с реальной действительностью убеждает незадачливого героя в отчужденности от народа, в неумении взяться за дело. Разбитый и подавленный, он пытается покончить самоубийством.
Новодворский-Осипович создал яркий сатирический образ человека, убежденного в том, что он разделяет самые радикальные взгляды и готов к самым решительным действиям, но который примыкает к общественному движению со стороны и поэтому не понимает сущности этого движения, не понимает роли народа в общественной борьбе и преувеличивает роль собственной личности.
Автор высмеивает самолюбивые мечты ‘героя’, представляющего свою роль в жизни и борьбе народа как роль командира, диктатора, приказаниям которого слепо подчиняется и должна подчиняться нерассуждающая народная масса. ‘…видишь эти мозолистые руки? видишь как моему голосу повинуются тысячи народа? Да какого народа!.. И я все командую, командую, покурю и снова командую…’, — рисуется Преображенский выдуманной им ролью руководителя народной массы (стр. 31).
— 172 —
Как только те или иные обстоятельства отвлекают его от разыгрываемой им роли героя, становится очевидным, что его идеал не имеет ничего общего с идеалами передовых людей. Ему хочется пожить за счет других, воспользоваться трудами своего ближнего, не беда, если этим ближним окажется недавний друг, которого незадачливый кандидат в герои считал своим единомышленником. Оказывается что натура ‘ни павы, ни вороны’ недалека от натуры Ильи Ильича Обломова, любившего на досуге вообразить себя непобедимым полководцем, ‘перед которым не только Наполеон, но и Еруслан Лазаревич ничего не значит’.[1] Так же как и Обломов, после ‘наслаждений высокими помыслами’ Преображенский вдруг почувствовал, что ему ‘нужно что-нибудь убаюкивающее. Хорошо, ежели б кто-нибудь помахивал веером и отгонял мух. Недурно было бы провести воду из пруда и вспрыскивать воздух пульверизатором, привод бы какой-нибудь устроить к меху…’ (стр. 53—54). Недаром, когда Печерица порицает Елену Инсарову за барские привычки, от которых она не успела освободиться, Преображенский не может понять своего собеседника.
Об окончательном преодолении автором типа человека ‘ни пава, ни ворона’ свидетельствует наличие в повести контрастного образа — кузнеца Печерицы, противопоставленного Преображенскому. Печерица — интеллигент, вышедший из народной массы и тесно связанный с народом, это натура сильная и деятельная. Он не предается разъедающей рефлексии, как отчужденный от народа одиночка Преображенский. Свойственные Печерице сомнения объясняются не неверием в успех дела, а трудностью задач, которые он перед собой ставит. Недаром краткие периоды мучительных размышлений Печерицы перебиваются буйной веселостью, причины которой не понятны ни деревенским мужикам, ни Преображенскому. Печерица ведет большую работу среди крестьян, организует покупку мельницы и участка леса у помещицы для улучшения крестьянского благосостояния. Но было бы ошибкой считать Печерицу героем ‘малых дел’ на том основании, что он оказывает крестьянам моральную и материальную помощь. Сам Печерица не удовлетворен своей мирной, легальной деятельностью в деревне. Для него это не цель, а средство приблизиться к народу и завоевать его доверие. Недаром он резко осуждает просветительную деятельность Елены Инсаровой, которая, вернувшись из Болгарии, живет в прехорошенькой деревушке Забаве, занимается ‘малыми делами’ — изучает педагогику, ‘ребят у себя в имении обучает…, приюты там всякие устраивает’ (стр. 52). Природного демократа-разночинца отталкивают барские замашки Елены. Он прямо и резко говорит Елене ‘едкие истины’, разъясняет ей бесплодность филантропических затей. Вследствие этого Елена вскоре бросает усадьбу, отказывается от обучения ребят и от приютов и уходит вместе с Печерицей. Преображенский остается в полном одиночестве.
Неустойчивости характера, нелогичности поступков героя соответствует и сюжет повести: автор сознательно нарушает последовательность в расположении отдельных эпизодов из жизни героя, не соблюдает строгой логики в развитии событий. Повесть представляет собою не связный художественный рассказ, а ‘беспорядочные наброски’, как характеризует автор особенности своего произведения. ‘Впрочем, если хотите, иначе и быть не может: представляя собою момент развития, мы, ни павы, ни
— 173 —
вороны, не вылились в определенную форму, а потому мы не можем придавать таковой и своим произведениям’ (стр. 5).
Следующее произведение Новодворского-Осиповича ‘Карьера’ (1880) примыкает к ‘Эпизоду из жизни ни павы, ни вороны’. Здесь показан постепеный переход интеллигента-разночинца от неопределенно гуманистических воззрений на жизнь к пониманию непримиримых социальных противоречий, к осознанию необходимости борьбы с угнетением и социальной несправедливостью. ‘Молодой человек’, герой этого рассказа, долго верит в способность ‘благородного общества’ сочувствовать своему ближнему и надеется на преобразование социальных отношений путем мирной просветительной работы. Изжить интеллигентские иллюзии помогает ‘молодому человеку’ его гимназический товарищ Злючка, который остро ненавидит ‘благородное общество’ и призывает к непримиримой борьбе с ним. После того как на руках молодого человека умерла от голода ищущая правды курсистка, когда он увидел преждевременно состарившуюся от нужды и горя, смертельно больную старшую сестру с голодным ребенком на руках, когда он узнал о гибели младшей сестры, красавицы Кати, обманутой развратным офицером, он убедился в правоте Злючки. В горячечном бреду молодому человеку кажется, что Злючка завладевает всем его существом, что он сам становится Злючкой, и с тех пор карьера его, заключает автор, ‘в основных чертах была сделана’ (он изжил былые иллюзии и готов стать в ряды борцов с социальной неправдой).
Новодворский-Осипович создал в своих произведениях целую галерею различных социальных типов. Представителей высшего и так называемого ‘благородного общества’ писатель рисует резко сатирически, с искренним сочувствием рассказывает он о тяжелом положении городской бедноты, обнаруживая при этом тонкую наблюдательность и знание жизни. Самое пристальное внимание писателя привлекают различные группы участников современного общественного движения. Среди них он различает два основных характерных типа. Один тип человека, который ‘постепенно спускался с вершин Кавказа’, другой — ‘вырастал из земли’. Первый тип характеризуется неустойчивостью, неверием в силы народа и в конечном итоге неспособностью к борьбе. Воспитание такого рода людей, как говорит Алексей Петрович Попутнов (рассказ ‘Накануне ликвидации’), ‘не имело никакой связи с реальной жизнью’. Они заняты прежде всего собой, мечтают о героическом подвиге, хотят стать учителями жизни и в то же время с пренебрежением относятся к массе, к обществу. ‘Общество — это дело, масса, пошлая, ограниченная толпа, которая делает историю, а мне нужны идеальные джентльмены, рыцари без страха и упрека, без малейшего пятнышка!..’, — заявляет один из таких интеллигентов-мечтателей Алексей Попутнов (стр. 384). В них, говоря словами М. Горького, ‘борются два взаимно отрицающие друг друга стремления: стремление быть лучше и стремление лучше жить’.[1] Они отрываются от вскормившей их среды, но не имеют сил стать на путь активной борьбы. Поэтому они оказываются между двумя борющимися лагерями, становятся людьми типа ‘ни пава, ни ворона’. Отсюда их раздвоенность, постоянные сомнения и колебания, отсюда сознание обреченности, ненужности. Таков центральный художественный образ ‘Эпизода из жизни ни павы, ни вороны’, таков в основе своей родственный ему тип ‘молодого
— 174 —
человека’ до его перерождения (рассказ ‘Карьера’), близок к ним и герой рассказа ‘Сувенир’, и Алексей Петрович Попутнов (рассказ ‘Накануне ликвидации’).
Судьба этих людей различна: одни из них после длительных исканий находят свое место в рядах борцов (молодой человек из рассказа ‘Карьера’), другие, чаще всего лица дворянского происхождения и воспитания, после попыток стать на путь борьбы становятся типичными ‘ни павами, ни воронами’ (Преображенский, Попутнов и др.).
Типу изломанных, раздвоенных, оторванных от народа людей автор противопоставляет тип активного человека, твердого и непреклонного борца, вышедшего из народной среды и тесно связанного с народом.
По цензурным условиям автор вынужден рисовать образ активного, волевого человека отдельными штрихами, полунамеками, путем недомолвок, показывать революционера не в его общественно-политической деятельности, а преимущественно со стороны личных или семейных драм и трагедий. Подчеркнутое внимание Новодворского к трагической судьбе революционных деятелей 70-х годов дало повод буржуазным критикам и историкам литературы говорить о мрачном тоне его рассказов, о пессимизме как основной черте его творчества. Но такое истолкование творчества Новодворского не соответствует действительности. В большинстве его произведений звучит уверенность в торжество освободительных идей, в возможность и неизбежность новых общественных отношений. Поэтому его подлинным героям не свойствен разъедающий скептицизм, сомнения, неверие в свои силы. Вера в торжество, новых идей звучит в словах Печерицы: ‘Если в башке у человека зародилось кое-что, чему по закону человеческого прогресса положено развиваться, то такой человек не умирает…’ (стр. 52). Глубокой верой в историческую правоту своего дела наделен герой рассказа ‘Роман’ — Алексей Иванович. Он понимает, что исторический процесс развивается в сторону победы новых сил над старым миром зла и несправедливости. Алексей Иванович разъясняет своей собеседнице, что жизнь современного классового общества напоминает сплетение ‘бесчисленного множества ручейков, речек, потоков… Они переплетаются, сталкиваются, некоторые временно поворачиваются назад, образуют мимоходом стоячие озера, вонючие болота, дают множество второстепенных разветвлений, но между ними есть непременно чистая, серебряная струйка, текущая прямее других и по самому удобному месту, она со временем сделается главною рекою, восторжествует над остальными. В этой струйке как-будто сосредоточена идея, логика истории, и кто смешал ее с побочными, часто грязными течениями, кто, за беспорядочным гулом и клокотанием, не различил ее мелодического журчания и не откликнулся на него — тот даром прожил жизнь’ (стр. 219—220).
Вера в будущее торжество освободительных идей как результат неумолимой логики истории помогает Алексею Ивановичу твердо и непоколебимо идти избранным путем, несмотря на бесконечные гонения и преследования. Место арестованного Алексея Ивановича занимает Наташа Кирикова. Такое развитие событий в рассказе подтверждает идею непобедимости освободительного движения.
В правдивых, исторически точных рассказах Новодворского много места отведено изображению тяжелой доли людей, борющихся с социальной неправдой. Революционная деятельность представляется писателю неизменно сопряженной с арестами, ссылкой, страданием. Рисуя трудности революционной борьбы, автор стоит на позициях трезвого реализма. 70-е годы отмечены подъемом освободительной борьбы, большим количеством
— 175 —
политических процессов: процесс участников демонстрации у Казанского собора, процесс 50-ти, процесс 193-х и т. д.
Гнев и сатира писателя, обращенные против тупых и жестоких представителей власти, филантропии и игры в либерализм, ‘благородного общества’, сменяются проникновенным лиризмом, когда он переходит к изображению жизни и борьбы народных заступников. С нескрываемой симпатией автор рассказывает о духовной красоте молодой девушки, сосланной в Сибирь за революционную деятельность (рассказ ‘Тетушка’), о трагической гибели народницы Нади (‘Сувенир’), о сознательном и непреклонном борце с социальной неправдой Алешке (‘Роман’), о преследуемых правительством революционных деятелях (‘История’) и т. д.
В начале 80-х годов, в пору разложения и вырождения народничества, в пору расцвета пресловутой теории ‘малых дел’ Новодворский-Осипович оставался убежденным сторонником революционных методов борьбы с самодержавием. Поэтому подлинных героев современности он видит среди гонимых правительством, но не сдающихся в борьбе людей. Все симпатии писателя на стороне этих честных, сильных и мужественных борцов с социальной неправдой.
Новодворский-Осипович с равным мастерством владеет и суровым оружием сатиры, и мягкой нежной кистью лирика. Создавая благородный образ борца против угнетения и насилия, Новодворский-Осипович развивал традиции передовой демократической литературы 60-х годов. Ему были дороги идеи революционных демократов, глубоко веривших в революционные силы и возможности трудового народа. Защита этих идей в пору отрыва народнического движения от народа — историческая заслуга писателя.
Небольшое по объему художественное наследие Новодворского-Осиповича свидетельствует не только о значительности выраженных в нем идей, но вместе с тем о яркости, силе, разносторонности поэтического таланта писателя.
Сноски к стр. 168
1 М. Горький. История русской литературы. Гослитиздат, М., 1939, стр. 269.
2 Краткая автобиография А. О. Новодворского напечатана в альбоме М. И. Семевского ‘Знакомые’ (СПб., 1888, стр. 162).
3 ‘Отечественные записки’, 1882, No 4, стр. 293.
Сноски к стр. 169
1 Там же.
2 Н. Щедрин (М. Е. Салтыков), Полное собрание сочинений, т. XIX, Гослитиздат, М., 1939, стр. 242.
Сноски к стр. 170
1 В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, т. X, изд. Академии Наук СССР, М., 1956, стр. 333.
2 А. Осипович (А. О. Новодворский), Собрание сочинений, СПб., 1897, стр. 5. В дальнейшем цитируется это издание.
Сноски к стр. 171
1 ‘Мир божий’, 1897, октябрь, отдел ‘Критические заметки’, стр. 1.
Сноски к стр. 172
1 И. А. Гончаров, Собрание сочинений, т. IV, Гослитиздат, 1953, стр. 69.
Сноски к стр. 173
1 М. Горький, Собрание сочинений в тридцати томах, т. 23, Гослитиздат, М., 1953, стр. 315—316.