Граф Аларкос, Алмазов Борис Николаевич, Год: 1892 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 23 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

СОЧИНЕНІЯ Б. Н. АЛМАЗОВА.

ВЪ ТРЕХЪ ТОМАХЪ, СЪ ПОРТРЕТОМЪ, ГРАВИРОВАННЫМЪ НА СТАЛИ, И КРАТКИМЪ БІОГРАФИЧЕСКИМЪ ОЧЕРКОМЪ.

Томъ II.

СТИХОТВОРЕНІЯ.

МОСКВА.
Университетская типографія, Страстн. бульв.
1892.

ГРАФЪ АЛАРКОСЪ.

По цлымъ днямъ, въ печали и тоск,

Сидитъ въ своемъ поко инфантина,

Чуждается она подругъ веселыхъ:

Докучно ей ихъ нжное участье —

Бжитъ она, завидя издалека

Ихъ рзвую и шумную толпу,

И прячется отъ ихъ пытливыхъ взоровъ.

Никто узнать не можетъ инфантину:

Гд взглядъ ея, исполненный: огня,

И двственныхъ ланитъ румянецъ нжный,

И алыхъ устъ спокойная улыбка?

Блдна, худа, съ потухшими очами

Одна въ саду, въ алле отдаленной,

Ноту ни взоръ, она уныло бродитъ,

Иль, на скамью упавъ въ изнеможеньи,

Старается сдержать въ груди рыданья

И втайн льетъ потоки горькихъ слезъ.

Въ то время былъ въ поход противъ Мавровъ

Король, отецъ прекрасной инфантины,

И дочь ждала его нетерпливо,

Но, съ ужасомъ и трепетомъ сердечнымъ,

О встрч съ нимъ желанной помышляла:

Ужасная, мучительная тайна

И день, и ночь ея томила душу,

И жаждала она скорй открыться

Передъ отцомъ, но, будто лютой пытки,

Она ждала съ тоскою неутшной

Признанія минуты роковой.

И вотъ война окончена. Со славой

И радуясь побдамъ и добыч,

Король въ свою Толеду возвратился,

Но лишь взглянулъ на дочь свою, — какъ сразу

Блескъ радости съ лица его исчезъ,

И сердце въ немъ наполнилось тревогой.

Прослушалъ онъ, съ тоскливымъ нетерпньемъ,

Привтствія вельможъ и царедворцевъ,

И къ дочери вошелъ въ опочивальню.

Наедин оставшись съ инфантиной,

Онъ ей сказалъ: ‘Скажи мн, что съ тобой,

Дочь милая? Меня приводитъ въ ужасъ

Твой странный взоръ — безжизненный, убитый…

Скажи, какой заботой иль кручиной

Ты мучишься?

— Моя кручина — скука!

Сказала дочь, потупя скорбно очи.

— Что жизнь моя? одна и та же сказка,

Которую я слышу съ дтскихъ лтъ,

И ужъ давно на память затвердила:

День ныншній сулитъ мн точно то-же,

Что подарилъ вчерашній, а на завтра

Я жду съ тоской точь-въ-точь такой же скуки,

Которою томилася сегодня.

И такъ весь вкъ! Веселья тутъ немного.

А между тмъ вс сверстницы мои

Давно нашли мужей себ по сердцу

И радости семейныя вкушаютъ.

Лишь я одна обречена судьбой

Состарться въ моемъ печальномъ двств.

Король.

А кто-жъ тому виной? не ты-ль сама?

Къ несчастію, до ныншняго дня

О брак ты и слышать не хотла:

Вокругъ тебя толпились женихи

Достойные тебя и по рожденью,

И по крас, и по отваг бранной,

Но это всхъ ты взоръ свой отвращала,

Съ презрніемъ и гордостью холодной.

Тому назадъ всего еще два года,

Какъ сватался усердно за тебя

Сынъ короля Венгерскаго: годъ цлый

Онъ у меня въ Толед прогостилъ

И всхъ плнилъ умомъ своимъ и сердцемъ.

Теб бы онъ былъ парой по всему:

Сынъ короля — его прямой наслдникъ,

Красивъ, уменъ и доблестенъ, и молодъ.

И что же? ты съ упорствомъ своенравнымъ

Его мольбамъ горячимъ не вняла,

Ты не вняла моимъ совтамъ нжнымъ, —

И гордый принцъ, отказомъ оскорбленный

И удрученъ отверженной любовью.

Въ отечество вернулся со стыдомъ

И дни скончалъ замученный тоскою.

Вотъ твой женихъ послдній!.. А теперь…

Межъ сыновей державныхъ государей

Нтъ жениховъ: одни уже женаты,

Другимъ еще пора не наступила

И помышлять о сватовств и брак.

А изъ моихъ сановниковъ и грандовъ

Нтъ никого, кто-бъ былъ тебя достоинъ.

Лишь есть одинъ межъ ними, за кого

Отдать тебя я могъ бы, какъ за ровню,

Мой царскій самъ и родъ мой ни унизивъ,

Я говорю про графа Аларкоса:

Онъ равенъ намъ и даже выше насъ,

По своему рожденію — но крови

(Вдь родъ его древне моего).

Къ тому же онъ такъ честенъ, благороденъ,

Такъ преданъ мн, мой храбрый, добрый рыцарь!..

Но онъ уже два года, какъ женатъ,

И сталъ отцомъ. Кого же, дочь моя,

Ты изберешь въ мужья себ?

Инфантина.

Его.

Король.

Кого его?

Инфантина.

Да графа Аларкоса.

Король.

Ты шутишь? Да?

Инфантина.

Нтъ, не шучу, отецъ.

Оказала я теб и повторяю,

Что Аларкосъ на мн жениться долженъ.

Король.

Въ ум ли ты? Ты бредишь, какъ въ горячк…

Вдь я сказалъ — да ты ужъ это знала

И безъ меня — что графъ давно женатъ.

Инфантина.

Такъ повели немедля, государь,

Ему съ его женою разойтися.

Король.

Нтъ, дочь моя, теперь я вижу ясно,

Что разумъ твой затмился… Ты больна —

Ты разговоръ вести не можешь связно.

Отложимъ мы до времени нашъ споръ:

Теб теперь покой всего нужне.

Инфантина.

Да, государь, покой давно мн нуженъ.

Два мсяца ужасныхъ протекло

Съ тхъ поръ, какъ я молитвой и слезами

Хочу покой душевный возвратить,

Но тщетно все: тоска грызетъ мн сердце,

Душа моя отчаянья полна,

И чувствую я ненависть и злобу

Къ себ самой и къ людямъ, и къ природ

И вся горю какъ бы въ огн геенны.

И ты одинъ лишь властенъ, государь,

Мн возвратить покой и миръ, и счастье.

Да, можешь ты твоимъ единымъ словомъ

Конецъ моимъ мученьямъ положить:

Скажи его, — и твой вассалъ послушный

Донъ-Аларкосъ предстанетъ всенародно,

Какъ мой женихъ, предъ брачнымъ алтаремъ

И въ врности мн вчной поклянется.

Тогда съ моей измученной души

Спадетъ тоски и горя гнетъ желзный,

И наконецъ вздохну свободно я,

Спасенная отъ участи ужасной.

Но, если мн не суждено судьбой

Назвать себя женою Аларкоса, —

Тогда… тогда, молю тебя, отецъ,

Скорй бери любимый свой кинжалъ

И сердце мн пронзи однимъ ударомъ.

Не то позоръ ужасный, нестерпимый

Меня, тебя и родъ нашъ заклеймитъ…

Король.

Молчи, молчи, безумная! Мн страшно

Внимать теб. Хоть рчь твоя безумна,

Но, кажется, какъ будто смыслъ въ ней есть.

Какъ будто въ ней мелькаетъ правды проблескъ…

О, нтъ, о, нтъ, въ ней правды быть не можетъ!..

Но кажется… Ахъ, это мн ужасно!

Мн кажется, что будто темно, смутно

Въ твоихъ рчахъ я что-то понимаю,

Но я боюсь понять ихъ совершенно.

Инфантина.

О, если ты еще не понялъ смысла

Моихъ рчей, такъ выслушай меня,

Но выслушай безмолвно, терпливо.

Тому назадъ два мсяца (въ то время

Ты уже былъ въ поход противъ Мавровъ)

Донъ-Аларкосъ въ любви открылся мн.

Конечно, я любовь его отвергла,

Но онъ, въ душ надежды не теряя,

Горячими мольбами безпрерывно

Преслдовалъ безжалостно меня

И клялся мн, что изъ любви во мн

Жену свою онъ навсегда оставитъ.

Я наконецъ поврила ему

И на мольбы докучныя склонилась,

А Аларкосъ, лишь одержалъ побду,

Какъ охладлъ ко мн: все рже, рже

Мы съ нимъ съ тхъ поръ наедин видались,

И наконецъ совсмъ меня онъ кинулъ.

И вотъ теперь, встрчался со мной,

Блднетъ онъ, трепещетъ, и со страхомъ

Взоръ отъ меня мгновенно отвращаетъ.

А между тмъ любовь его ко мн

Не безъ слдовъ прошла, и скоро, скоро

Позоръ меня покроетъ навсегда.

И ежели союзъ священный брака

Не освятитъ слдовъ любви безбрачной,

То ршено: родныя волны Тахо,

Иль ножъ, иль ядъ, хранимой мной давно,

Помогутъ мн избавиться отъ жизни.

Такъ, наконецъ, своей печали тайну

Передъ отцомъ открыла инфянтина.

Полуживой, блднющій, безмолвный

Стоялъ король предъ дочерью преступной,

Признаніе ужасное услышавъ.

И долго онъ опомниться не могъ

Отъ грознаго, нежданнаго удара.

Межъ тмъ, вперивъ недвижный взоръ въ отца,

Ждала его ршенья инфантина.

Пришедъ въ себя, онъ наконецъ воскликнулъ:

— Несчастная, сгубила ты навки

И честь мою, и само себя:

Теперь ничто, ничто спасти не можетъ

Отъ вчнаго позора и безчестья

Тебя, меня и все мое потомство…

Все силюсь я понять и не могу,

Какъ Аларкосъ въ душ своей ршился

На гнусное такое преступленье?

Онъ обольстилъ дочь друга своего!

Нтъ рыцаря честнй и благороднй

Во всей стран Испанской благородной,

Его душа открытая, прямая

Отъ дтскихъ лтъ всегда была чужда

Обмана, лжи и лести, и лукавства.

Честь женщины всегда для Аларкоса

Завтною святынею была:

Онъ никому бывало не позволитъ

И темными намеками заочно

Честь двушки невинной оскорбить,

Хотя бы съ ней всю жизнь онъ не встрчался

И зналъ ее едва-едва по слуху.

И вотъ теперь, какъ тать лукавый, подлый,

Похитилъ онъ двическую честь

У дочери дряхлющаго старца,

Властителя и друга своего,

Коварно въ ней разсудокъ омрачивъ

Отвагою рчей преступно-льстивыхъ.

Онъ съ дтскихъ лтъ остался сиротой,

Я замнилъ отца ему, и что же?

Какъ за мою любовь онъ отплатилъ мн?..

Нтъ, право, я поврить не могу,

Чтобъ Аларкосъ за это былъ способенъ.

Инфантина.

Но если онъ такъ честенъ, благороденъ,

Такъ высоко, такъ свято почитаетъ

Честь женщины, какъ ты передо мною

Его теперь представилъ, то тмъ легче

Уговорить его на бракъ со мной.

Конечно онъ, подумавъ хоть немного,

Пойметъ, что долгъ на немъ лежитъ священный —

Возстановить честь женщины несчастной,

Самимъ же имъ погубленной безчестно,

Честь дочери, честь отрасли послдней

Властителя и друга своего.

Король.

Но я теб сказалъ и повторю

Еще сто разъ, что это невозможно:

Графъ Аларкосъ не можетъ развестись

Съ своей женой безъ позволенья папы,

А ныншній властитель Ватикана

И строгъ, и крутъ и ревностно хранить

Церковные уставы. Но положимъ,

Что, можетъ-быть, удастся какъ-нибудь

Намъ умолить, умилостивить старца

И выманить согласье на разводъ.

Но, дочь моя, на это нужно время,

Быть можетъ, мы годъ цлый въ переписк

И въ подкупахъ важнйшихъ кардиналовъ.

И хлопотахъ различныхъ провлачимъ,

Чтобъ получить желаемую буллу.

А между тмъ день роковой настанетъ

И огласитъ предъ свтомъ безпощаднымъ,

Всть о твоемъ паденіи преступномъ.

Инфантина.

Нтъ, нтъ никто вовки не узнаетъ

Здсь на земл моей ужасной тайны:

Она умретъ съ тобой и съ Аларкосомъ: —

Ршилась я, теб я повторяю,

Окончить жизнь свою самоубійствомъ,

Чтобъ не дожить до роковаго дня…

Но не къ тому клоню теперь я рчи.

Хочу спросить тебя я, государь,

Ужели намъ необходимо надо

Выпрашивать у папы въ Ватикан

Разводную для графа Аларкоса?

Ужели нтъ у насъ другаго средства

Его навкъ избавить отъ жены?

Король.

Конечно, нтъ.

Инфантина.

Подумай, можетъ-быть,

Мы путь иной отыщемъ къ нашей цли,

Врнйшій путь.

Король.

Другаго нтъ пути.

Инфантина.

Есть, государь!

Король.

Какой же путь, скажи мн?

Инфантина.

Послушай, я слыхала часто съ дтства,

Какъ говорилъ и ты, и твой отецъ,

И наши вс родные и вассалы,

Что честь всего дороже на земл,

Что для нея всмъ жертвовать должны мы,

И что, когда на ней лежитъ пятно,

Должны его мы смыть, во что’бъ ни стало:

Должны въ себ мы подавить вс чувства —

Любовь, вражду и дружбы нжный голосъ,

И страхъ грха и совсти угрозы,

И жалости тоску, и состраданье —

Все умертвить въ душ, что намъ мшаетъ

Стереть съ себя безславія пятно.

Король.

Все это такъ, все это говорилъ я

И говорю, и буду говорить,

И подтвержу слова мои на дл:

На все, на все пойду я безъ боязни,

Чтобъ честь свою спасти!.. Иль я не рыцарь,

Не дворянинъ и не Испанецъ кровный?

Инфантина.

Что рыцарь ты въ душ — вс это знаютъ.

Нтъ никого храбрй тебя въ бою,

Нтъ никого, кто-бъ былъ великодушнй

Съ врагомъ, когда онъ проситъ о пощад,

Нтъ никого, кто-бъ былъ врне слову,

Разъ данному, хотя-бъ и въ полушутку,

Какъ ты отецъ — ты всхъ честнй, всхъ лучше,

Всхъ доблестнй и всхъ мудре въ свт.

Но у тебя одинъ есть недостатокъ —

То доброта чрезмрная твоя:

Она въ теб до слабости доходитъ.

Сознайся самъ, исчислить даже трудно

Всхъ тхъ воровъ, убійцъ и казнокрадовъ,

Судомъ на казнь правдиво осужденныхъ,

Которыхъ ты, разжалобленъ ихъ воплемъ,

Помиловалъ, по слабости сердечной.

Ничьихъ ты слезъ не можешь перенесть,

И лишь слезу замтишь на рсниц,

Хотя-бъ она притворная была,

Уже ты самъ чуть сдерживаешь слезы

И долгъ святой судьи позабываешь,

И всякую готовъ исполнить просьбу,

И все простить, чтобъ только не видать

Передъ собой слезящагося ока.

Всегда теб, отецъ, я удивлялась:

Ты яростенъ, какъ левъ, на пол брани,

И робокъ, слабъ, какъ женщина, вн боя.

И вотъ теперь я доброты твоей,

Какъ грознаго чудовища, страшуся:

Боюся я, она тебя отклонитъ

Исполнить долгъ — высокій долгъ, священный —

Честь дочери единственной спасти.

Король.

Ты на меня клевещешь, инфантина,

И злобно ты и дерзко ты клевещешь!

Что-жъ, разв я слезливая старуха

Или дитя, и упаду я духомъ

Въ тотъ мигъ, когда суровый долгъ велитъ

За мры мн суровыя приняться?

Скажи, чего ты требуешь теперь:

Исполню все, и ты тогда увидишь,

Что не въ одной я жалости способенъ.

Сумю я быть строгимъ, непреклоннымъ,

Сумю быть безжалостнымъ, жестокимъ,

Когда того потребуетъ мой долгъ.

Не вришь ты?

Инфантина

Желала бы я врить!

Король.

Такъ говори скорй, чего ты хочешь,

А тамъ, поврь, сама увидишь ясно,

Что ты глупа, что, двадцать слишкомъ лтъ

Съ отцомъ своимъ видаясь каждый день,

День каждый съ нимъ бесдуя глазъ на глазъ,

Не- знала ты его до сей поры!

Инфантина.

Итакъ, теперь ршаюсь я сказать,

Къ какому ты прибгнуть долженъ средству,

Чтобъ отъ жены избавить Аларкоса.

То средство… я боюсь его назвать:

По доброт своей, ты ужаснешься…

Король.

Нтъ, говори, и говори мн смло.

Инфантина.

Убійство…

Король.

Какъ? убійство, дочь моя?

Инфантина.

Да… тайное убійство, государь,

Оно должно избавить Аларкоса

Отъ брачныхъ узъ.

Король.

Какъ? Умертвить графиню!

Инфантина.

Да, умертвить жену его…

Король.

Жену!

Но вдь она невинна передъ нами.

Инфантина.

Сбылось, чего боялась я заран:

Трепещешь ты: ужъ жалостью дрожитъ

Въ теб твое чувствительное сердце.

Король.

О нтъ, клянусь, не жалостью смущаюсь

Я въ этотъ мигъ: поврь, другое чувство

Всю внутренность во мн приводитъ въ трепетъ.

Я не хочу свершить несправедливость

И женщину невинную убить.

Чтобъ доказать теб, что не страшуся

Я кровь пролить, готовъ я Аларкоса,

Хоть онъ мн другъ, на поединокъ вызвать,

Хоть я всегда любилъ его, какъ сына,

Но дряхлая рука моя не дрогнетъ,

Когда мечомъ праддовскимъ моимъ

Я проколю и грудь ему, и сердце.

А отчего? А оттого, что онъ

Передо мной и предъ тобой виновенъ.

Но не могу я умертвить спокойно

Невинное и кроткое созданье.

Инфантина.

Прекрасныя слова, отецъ мой добрый,

Прекрасныя и правила, и чувства

Ты высказалъ, мой рыцарь благородный!

Но мн теперь не до высокихъ чувствъ.

Что пользы мн, когда ты Аларкоса

По-рыцарски убьешь на поединк?

Сокроешь ли ты тмъ мое безчестье?

Ты у меня отнимешь только средство

Сокрыть его. Пойми же, наконецъ,

Что только -бракъ торжественный, законный

Съ виновникомъ паденья моего

Отъ глазъ людскихъ сокроетъ мой позоръ.

Король.

То правда, но… противно думать мн,

Что брачный твой союзъ купить я долженъ

Цною жизни женщины безвинной.

Инфантина.

Такъ выбирай, отецъ чадолюбивый,

Кого изъ насъ въ живыхъ ты хочешь видть —

Меня-ль, твою единственную дочь,

Иль женщину, совсмъ теб чужую.

Скоре мн свой выборъ объяви,

Чтобъ я могла скорй покончить съ жизнью…

И я теперь скажу теб заран,

Что ты ничмъ меня не оградишь

Отъ гибели, что никакія мры

Не преградятъ мн путь къ самоубійству.

Пусть у меня отнимутъ ножъ и ядъ,

Пусть, заковавъ желзной цпью руки,

Меня въ тюрьму подземную запрутъ,

За тяжкіе желзные затворы,

Но даже тамъ, съ недвижными руками,

Я совершить смогу самоубійство:

Уста мои откажутся упорно

И питіе, и пищу принимать,

И смертію голодной я погибну.

То, говорятъ, мучительная смерть,

Ужасная, — но я снесу вс муки,

Все вытерплю, чтобъ честь свою спусти!

Я чувствую, во мн течетъ не даромъ

Бровь праотцевъ прославленныхъ моихъ,

Съ веселіемъ главы свои сложившихъ,

Чтобы своимъ геройствомъ возвеличить

И вознести честь рода своего,

Чтобъ съ гордостью ихъ поздніе потомки

Носили ихъ прославленное имя

И берегли, какъ бы зницу ока..

Во мн одной ихъ духъ теперь живетъ,

Ко мн одной ихъ кровь теперь взываетъ

Спасти ихъ родъ отъ вчнаго позора,

Во мн одной есть мужество и сила

Идти на все во имя нашей чести.

Я женщина, но смертію моею

Я докажу, что правъ былъ древній царь,

Когда сказалъ, что иногда мужами

Являются въ минуты бдствій жены,

И слабыми, трусливыми женами

Становятся мущины передъ ними…

О, я хочу, я жажду умереть

И мучиться хочу я передъ смертью,

Чтобъ искупить мое паденье мукой,

Чтобъ наказать себя за ту минуту,

Когда, горя огнемъ безумной страсти,

Разъ во всю жизнь я женщиной явилась

И слабости постыдной поддалась.

И среди мукъ ни жалобы, ни стона

Не вырвется — клянусь — изъ устъ моихъ.

Услышишь ты лишь злобныя проклятья —

Проклятія презрннымъ, слабымъ людямъ,

Не смвшимъ мн подать спасенья руку

Въ бд моей!

Король.

Тебя не узнаю я…

Ужасныя ты рчи говоришь…

Какъ бшено сверкаютъ въ этотъ мигъ

Твои глаза огнемъ какимъ-то адскимъ,

Лицо твое искажено отъ злобы…

Меня твой видъ приводитъ въ содраганье —

Ужасна ты отъ головы до ногъ,

Какъ будто бы въ тебя вселился демонъ,

Но чувствую, въ твоихъ рчахъ и взглядахъ.

И голос какая-то есть сила: —

Нездшняя то сила, — сила злая

И темная, — и я уже не властенъ

Бороться съ ней: мн чудится, она

Уже мою всю душу охватила…

Смшалися во мн вс чувства, мысли,

Слабетъ духъ, разсудокъ померкаетъ:

Я чувствую, что вмст я съ тобой

Тону душой въ грх твоемъ, какъ въ бездн.

Ахъ, говори скоре, дочь моя,

Что длать мн? Какое преступленье

Я совершить, теб въ угоду, долженъ?

Убійство: Да?.. убить графиню?..

Инфантина.

Нтъ,

Своей рукой ты не свершишь убійства:

Пусть Аларкосъ его свершаетъ самъ.

Король.

Какъ, Аларкосъ убить графиню долженъ,

Свою жену? Но это невозможно:

Онъ не пойдетъ на грхъ такой ужасный?

Инфантива.

Вели ему, какъ врный твой вассалъ,

Обязанъ онъ повиноваться слпо

Теб во всемъ. Онъ долженъ непремнно

Самъ умертвить свою жену.

Король.

Ужасно!..

Я не могу никакъ понять, откуда

Въ тебя могла такая мысль вселиться —

Безбожная, чудовищная мысль.

Инфантина.

Уже давно въ тиши ночей безсонныхъ

Обдумала я замыселъ мой смлый

И свыклась съ нимъ, такъ свыклась, что теперь

Уже его не въ силахъ я покинуть.

И вотъ, что я придумала тогда:

Донъ-Аларкосъ поступитъ такъ: онъ ночью

Жену свою въ ея постели тайно

Подушками задушитъ, чтобъ на труп

Насилія слдовъ не видно было.

Потомъ, когда взойдетъ уже заря,

Подыметъ онъ въ дому своемъ тревогу

И воплями и криками разбудитъ

Всхъ слугъ своихъ и съ плачемъ имъ объявитъ,

Что, пробудясь поутру, онъ нашелъ

Свою жену въ постели уже мертвой.

И вс ршатъ, что, врно, отъ удара

Скончалася прекрасная графиня.

И такъ какъ графъ слыветъ примрнымъ мужемъ,

То никогда не вздумаетъ никто

Подозрвать его въ женоубійств.

Король.

Ну, дочь моя, обдумала хитро,

Ты замыслъ свой: не вдругъ, но понемногу

Ты черноту грховную его

Передъ отцомъ обманутымъ открыла.

Какъ медленно, путемъ, мн неизвстнымъ,

Ты съ крутизны въ потьмахъ меня влекла,

И привлекла теперь въ такую пропасть,

Откуда нтъ ужъ выхода! Сначала

Поврилъ я, какъ отрокъ простодушный,

Что вправду ты, по женской простот.

Нелпою надеждой утшалась,

Что можетъ графъ сейчасъ жену оставить

И подъ внецъ сейчасъ идти съ тобой.

Но вижу я, къ чему клонилась хитрость:

То былъ подходъ лукавый и искусный,

Чтобы не вдругъ меня ошеломить,

На гнусное злодйство вызывая.

Но, дочь моя, какъ ни хитеръ твой замыслъ,

Но Аларкосъ его разрушитъ въ прахъ:

Въ сообщники къ теб онъ не пойдетъ

И палачомъ жены своей не будетъ.

Инфантина.

А я теб заран говорю,

Что если ты осмлишься предъ нимъ

Все вымолвить, что вымолвить ты долженъ,

То онъ твою исполнитъ волю слпо.

Король.

Что-жъ долженъ я сказать ему?

Инфантина.

Ты скажешь,

Что онъ свершилъ такое преступленье,

Которому нтъ имени и мры.

‘Тебя считалъ и другомъ, Аларкосъ,

До сей поры — такъ скажешь ты ему —

Надежнйшимъ и преданнйшимъ другомъ,

Но самый злой изъ всхъ моихъ враговъ

Такого зла не сдлалъ мн изъ мести,

Какое ты по дружб совершилъ.

Считалъ тебя я подданнымъ примрнымъ,

Считалъ тебя отчизны врнымъ сыномъ,

Готовымъ все на жертву принести,

Чтобы спасти честь царственнаго дома

И вмст съ ней честь родины своей.

И вотъ теперь ты сдлалъ преступленье,

Которое на вкъ предъ цлымъ свтомъ

Безчестіемъ великимъ запятнаетъ

Меня, мой домъ, страну и весь народъ.

Итакъ, теперь ты долженъ, Аларкосъ,

Великою, неслыханною жертвой,

Которая-бъ равнялась предъ тобою

Твоей вин, спасти отъ поношенья

Все, что теб всего дороже въ жизни’.

Затмъ, отецъ, объявишь ты ему,

Какую онъ принесть обязанъ жертву.

Конечно, онъ придетъ сначала въ ужасъ,

Но соберись ты съ мужествомъ и силой

И, съ твердою ршимостью, скажи:

‘Донъ-Аларкосъ, конечно, ты привязанъ

Къ своей жен, она, какъ говорятъ,

Предоброе, простое существо —

Хорошая кормилица, хозяйка,

Но стоитъ ли — скажи по правд мн —

Она того, чтобъ за нее ты предалъ

Спокойствіе и честь своей отчизны,

А ты предашь, предашь свою отчизну

На жертву смутъ, когда не согласишься

На жертву ей жену свою принесть.

Подумай самъ, когда народъ узнаетъ,

Какимъ его позоромъ небывалымъ

Покрыла дочь властителя его,

Властителя, вождя, за коимъ слпо

Онъ шелъ всегда съ доврчивостью дтской —

Противъ меня возстанетъ полстраны,

Польется кровь въ войн междуусобной,

И пользуясь раздорами и бунтомъ,

На насъ пойдутъ злоди наши Мавры

И, можетъ-быть, опять, какъ въ дни былые,

Поработятъ Испанію они.

Кто-жъ дастъ отвтъ предъ совстью своей

Передъ людьми и предъ судомъ небеснымъ

За бдствія, за гибель всей страны?

Ты, Аларкосъ, — и на твою главу

Обрушатся со всхъ сторонъ проклятья

Всхъ истинныхъ отечества сыновъ!

Скажи, ужель жена теб дороже

Великаго и славнаго народа?

Что смерть для ней? Лишь нсколько мгновеній

Тоски и мукъ: за нихъ ее за гробомъ

Ждетъ вчное небесное блаженство

И съ нимъ внецъ подвижницы святой —

Подвижницы, пожертвовавшей жизнью,

Чтобы спасти отъ гибели милліоны.’

Вотъ государь, что долженъ ты сказать,

Чтобы врнй подйствовать на умъ

И, главное, на сердце Аларкоса.

О, знаю я глубоко это сердце,

И все, что я теб теперь сказала,

Подйствуетъ глубоко на него.

Отечество, долгъ подданнаго, честь —

Все это т могучія слова,

Которыя его подвигнуть могутъ

На все, на все!

Король.

Все это я скажу.

Но есть въ твоей рчи такое слово,

Которое я произнесть не въ силахъ —

Какъ вымолвить языкъ мой ухитрится:

‘Донъ-Аларкосъ, убей свою жену’?

Какой тиранъ свирпый, изступленный

Когда-либо такое повелнье

Могъ произнесть?

Инфантина.

Я знала, государь,

Что этихъ словъ ты вымолвить не въ силахъ,

По доброт несказанной твоей, —

И потому придумала заран,

Какъ поступить, чтобы тебя избавить

Отъ устнаго сношенья съ Аларкосомъ

Согласенъ ли ты въ графу написать

Своей рукой письмо? Я продиктую

Теб его, и сказано въ немъ будетъ

Все то, что я сейчасъ теб сказала.

Согласенъ ли?

Король.

Конечно, легче мн

Такимъ путемъ на зло его подвигнуть:

Полтяжести съ души моей спадетъ.

Подай скорй бумагу и перо —

Спши, пока еще я не усплъ

Опомниться отъ грознаго хаоса

И думъ, и чувствъ, который подняла ты

Въ моей душ: опомнюсь, — и мгновенно

Замретъ во мн преступная ршимость…

И что-жъ тогда?.. Диктуй же мн письмо.

II.

Графъ Аларкосъ садился на коня:

Нарочно онъ въ Толеду прізжалъ,

Чтобъ короля въ его столиц встртить

И съ новою побдою поздравить.

И лишь усплъ онъ встртить короля

И свой привтъ сказать ему сердечный,

Какъ ужъ спшилъ въ свой древній дальній замокъ

Въ жен своей и дтямъ возвратиться,

Но лишь вложилъ онъ ноги въ стремена,

Какъ ко дворцу его примчался всадникъ —

То былъ гонецъ съ письмомъ отъ короля.

Предчувствіе недобраго чего-то

Вдругъ холодомъ ему объяло душу.

Онъ снялъ печать и пробжалъ письмо, —

И блдностью смертельною покрылось

Его лицо…

Былъ свтелъ майскій вечеръ,

Еще заря вечерняя блистала,

Когда, путемъ далекимъ утомленъ

И скорбію глубокой удрученный,

Донъ-Аларкосъ завидлъ замокъ свой

И вздрогнулъ онъ, и сердце въ немъ упало,

И полились вдругъ слезы изъ очей

Въ тотъ мигъ, когда онъ издали увидлъ

Стоящую высоко на балкон

Жену свою съ младенцемъ на рукахъ.

‘Несчастная, воскликнулъ онъ невольно,

Несчастная, какъ встрчусь я съ тобой?

Какъ я взглянуть въ лицо теб посмю?

Какъ я снесу твой радостный, твой свтлый

Безпечный взоръ, когда ко мн на грудь

Ты бросишься, въ порыв чувствъ священныхъ,

Какъ къ своему защитнику и другу?!.

О, что тогда я сдлаю?! Ужели

Въ тотъ страшный мигъ во мн достанетъ силы

Тебя обнять хладющей рукой,

Рукой уже готовой къ преступленью

И лобызать Іудинымъ лобзаньемъ?’

Издалека прекрасная графиня

Завидла супруга своего

И кинулась стремительно на встрчу.

Но лишь она приблизилась къ нему,

И встртились ихъ взоры, какъ мгновенно

Она предъ нимъ въ испуг отступила

И будто вдругъ на мст замерла,

И блдными устами прошептала:

— ‘Другъ, жизнь моя, что сдлалось съ тобой?

Тебя бда какая-то постигла,

Тебя узнать едва-едва могу я:

Какъ будто ты лишь всталъ съ одра болзни,

Иль вырвался изъ пытки самой страшной:

Ты исхудалъ, ты постарлъ.. о Боже —

Не врю я глазамъ — ты посдлъ!..

О говори скоре, что случилось.’

Графъ Аларкосъ.

Войдемъ, войдемъ скоре въ домъ, графиня.

Я утомленъ — я отдохнуть хочу.

Графиня.

Но говори скоре, что случилось?

Графъ.

Нтъ, не теперь!..

Графиня.

Но я тебя молю!

Графъ.

О, замолчи… О другъ безцнный мой.

Не говори ни слова ради Бога!

Твой ласковый, твой нжный, кроткій голосъ

Упреками мн сердце поражаетъ,

Какъ острый ножъ.

И смолкла передъ мужемъ

Покорная и кроткая графиня.

И вотъ вошелъ въ свой замокъ Аларкосъ

И видитъ онъ: ужъ къ ужину накрытъ

Въ столовой столъ и два на немъ прибора,

Передъ однимъ изъ нихъ поставленъ кубокъ —

Праддовскій любимый кубокъ графа.

—‘Несчастная! Она ждала меня!’

Подумалъ графъ, и заструились слезы

Вновь по его ланитамъ помертвлымъ.

Поспшно онъ закрылъ лицо платкомъ,

Какъ будто потъ и пыль съ него стирая,

Но тщетно онъ сокрыть старался слезы

Отъ глазъ жены.

—‘Ты плачешь, другъ мой бдный’,

Она ему сказала, и рыдая,

На грудь къ нему упала.

— Полно плакать!..

Садись скоре ужинать… ужъ время,

Проговорилъ въ смятеньи Аларкосъ,

Не зная самъ, что говоритъ.

Умолкла

Опять его смиренная графиня

И сла съ нимъ за столъ. Безмолвенъ, мраченъ

Донъ-Аларкосъ за ужиномъ сидлъ,

Онъ до вина и пищи не касался,

Весь погруженъ въ мучительную думу.

И наконецъ, какъ будто что-то вспомнивъ,

Всталъ съ мста онъ и поступью нетвердой

Съ поспшностью прошелъ въ опочивальню.

Вошла туда съ нимъ вмст и графиня.

Тамъ въ уголку подъ шелковой завсой

Младенецъ ихъ спалъ въ мягкой колыбели.

Затрепеталъ отецъ и взоръ потупилъ,

Нечаянно взглянувъ на колыбель,

Потомъ онъ дверь рукой дрожащей заперъ,

И медленно приблизившись къ графин,

Ей голосомъ прерывистымъ сказалъ:

— Прости меня… Ахъ, еслибы ты знала,

Что ждетъ тебя, и какъ несчастна ты!

Графиня.

Могу-ли быть несчастна я, мой милый?

Вдь я жена твоя: инаго счастья

Не надо мн.

Графъ.

О, больше я не въ силахъ

Передъ тобой таиться!.. Знай, графиня,

Ты умереть должна!

Графиня.

Какъ? Умереть!..

Графъ.

Да, съ жизнію разстаться ты должна.

Ужъ часъ твоей кончины наступаетъ…

Ужъ онъ насталъ… Прощай, мой другъ несчастный!

Прости меня!

Графиня.

О, Боже!.. Другъ мой милый,

Мн страшно, я дрожу, я леденю,

Какія ты ужасныя слова

Мн говоришь… Я умереть должна!?

Графъ.

Должна, должна сегодня же, теперь же…

Такъ повеллъ король, нашъ государь.

Графиня.

Король? но что-жъ я сдлала ему?

Графъ.

Ты ничего, но я предъ нимъ виновенъ!

Моя вина равняется измн…

Но вотъ письмо ко мн отъ короля.

Прочти его, и ты поймешь, какъ тяжко

Виновенъ я предъ нимъ и предъ тобой.

Графиня.

Передо мной?!

Графъ.

Да… Прочитай письмо.

Графиня

О, низкая и злая инфантина,

Такъ это ей, ей смерть моя нужна!

Презрнная! Она оклеветала

Предъ старикомъ отцомъ своимъ тебя.

Ты обманулъ, ты обольстилъ ее!

Какая ложь! Лишь дряхлый нашъ король,

Впадающій ужъ въ дтство, могъ поврить

Столь дерзостной, безбожной клевет.

Мой Аларкосъ кого-нибудь обманетъ!

Мой Аларкосъ способенъ обольщать,

Иль завлекать, коварствовать, лукавить!..

Но всякій, кто хоть разъ, хоть вскользь увидлъ

Лицо его и взглядъ или хоть поступь,

Тотъ во всю жизнь поврить не дерзнетъ,

Что Аларкосъ способенъ на коварство.

Нтъ, нтъ, виной всему она сама.

Какъ въ свт дня, уврена я въ этомъ!

Хоть ни о чемъ досел я не знала,

Но кажется, что вижу я теперь,

Какъ, возгорвъ къ теб постыдной страстью,

Соблазнами коварными она

Тебя завлечь въ свои старалась сти,

Сама, сама теб на шею висла

И гршными лобзаньями своими

Въ твоей душ стыдливой, чистой, честной

Насильственно желанья разожгла —

И вовлекла, лобзая, въ преступленье.

Проклятье ей, проклятье ей, зм!

Пускай мое проклятье тонкимъ ядомъ

Проникнетъ ей въ завистливое сердце

И совсти горящимъ, острымъ жаломъ

Сожжетъ ее, изсушитъ, изведетъ,

Пусть тнь моя ночь каждую…

Графъ.

Постой!

Не изрекай проклятій передъ смертью!..

Прости врагамъ, да ненависть и злоба

Твоей души на мигъ не осквернятъ.

Останься ты кротка, чиста, безгршна,

Какой была всю жизнь: пусть въ мигъ твой смертный

Душа твоя, какъ чистая голубка,

Къ Всевышнему на небо воспаритъ.

Графиня.

Какъ, разв ты… Какъ, разв неизбжно

Я умереть должна?

Графъ.

Да! Неизбжно

Графиня.

Но если я къ ногамъ твоимъ паду

И обнимать твои колни стану,

И слезы лить,— ты пощадишь меня?

Графъ.

Нтъ, нтъ! Поврь, я не могу, не властенъ…

Вдь знаешь ты, что всякія мученья

Я за тебя съ веселіемъ приму…

Но я теперь не властенъ надъ собою.

Графиня.

Но если я начну кричать и крикомъ

Перебужу всхъ въ дом, — что тогда?

Графъ.

Но ты письмо читала, такъ припомни,

Что сказано въ конц.

Графиня.

Ахъ, Боже, Боже!

Тамъ сказано… я вспомнила теперь!…

Я вспомнила, что смерть за ослушанье

Теб грозитъ. О, да, теперь, конечно,

Я умереть должна… Да, я теперь готова,

Да, я теперь желаю умереть,

И смертный мигъ мн больше ужъ не страшенъ…

Но погоди! Что станется теперь

Съ несчастными малютками моими?

Молю тебя, мой другъ, ни на минуту

Ты въ дом ихъ своемъ не оставляй,

А отошли съ надежнымъ человкомъ

Къ сестр моей: у ней вдь нтъ дтей,

А къ нашимъ такъ привязана она,

Что матерью имъ будетъ самой нжной.

Готовъ ли ты мою исполнить просьбу?

Графъ.

Клянусь теб ее исполнить свято.

Графиня.

Теперь, мой другъ, готова къ смерти я…

Нтъ, погоди: ты слышишь: пробудился

Малютка нашъ прекрасный: плачетъ онъ.

Позволь его мн грудью покормить

Въ послдній разъ, потомъ мою молитву

Въ послдній разъ я совершу предъ Богомъ,

Прося въ грхахъ прощенья, а потомъ…

Потомъ, мой другъ, простимся мы на вки!..

III.

По площадямъ и улицамъ Толедо

Между дворцомъ и церковью соборной

Стоялъ народъ громадою сплошной:

Со всхъ концовъ столицы королевской,

Изъ ближнихъ селъ и городовъ, и замковъ,

Толпы гражданъ, монаховъ, поселянъ

И рыцарей, и странниковъ, и нищихъ

Стеклись сюда къ дню свадьбы инфантины

На празднество роскошное взглянуть.

Но сумраченъ былъ видъ толпы народной

И видлась на лицахъ изумленныхъ

Тревожнаго, тяжелаго вопроса

И скорбнаго недоумнья тнь.

И сдержанный, глухой какой-то ропотъ

По временамъ въ народ проносился,

Какъ моря шумъ зловщій передъ бурей:

Извстіемъ нежданнымъ озадаченъ

Былъ весь народъ: еще не смолкли толки

Въ устахъ его о смерти непонятной,

Постигшей вдругъ супругу Аларкоса,

Какъ снова всть нежданная промчалась,

Что Аларкосъ помолвленъ съ инфантиной.

Ужъ собрался въ палатахъ короля

Почетный сонмъ всей гнати королевства:

Сановники, вельможи, царедворцы,

Вс въ волот и камняхъ самоцвтныхъ,

Стояли тамъ блестящею толпой

И царственной невсты ожидали,

Чтобъ въ шествіи торжественномъ, всмъ сонмомъ,

Сопровождать ее до алтаря.

И вотъ она предстала передъ ними

Худа, блдна, какъ призракъ, но прекрасна —

Исполненъ былъ спокойствія, величья

И гордости ея блестящій взоръ

И на устахъ холодныхъ, помертвлыхъ

Привтная виднлася улыбка

Но лишь она явилася въ дверяхъ,

Какъ странное какое-то смущенье,

Таинственный, всмъ непонятный ужасъ

Собраніемъ внезапно овладли,

Какая-то мучительная тяжесть

Всмъ на душу мгновенно налегла.—

И тишина повсюду гробовая

Настала вдругъ: какъ будто инфантина

Давила всхъ присутствіемъ своимъ.

Когда-жъ она, прошедъ передъ толпой

Чрезъ весь дворецъ, сокрылася изъ виду,—

То вырвался у всхъ въ одно мгновенье

Изъ груди вздохъ: какъ будто вся толпа

Вдругъ вырвалась на свжій, вольный воздухъ

Изъ душнаго подземнаго затвора.

Вотъ двинулся къ собору изъ дворца

Торжественно внчальный поздъ пышный,

Раздвинулись народныя толпы

Предъ царственной невстою,— и вмигъ

Вс головы предъ нею обнажились

И раздались было кой’ гд въ народ

Привтственные клики въ честь ея,

Но замерли застнчиво и робко.

И двигался блестящій поздъ брачный

По площадямъ и улицамъ Толедо,

Среди толпы и мрачной, и безмолвной,

Какъ шествіе печальныхъ похоронъ.

А между тмъ день ясный помрачался:

Надъ поздомъ по небу подвигалась

Вся черная, какъ траурный покровъ,

И грозная, какъ гнвъ небесный, туча,

И слышались вдали раскаты грома.

И все сильне слышались они,

И все росла, росла по небу туча

И, наконецъ, задвинула все небо.

И вотъ, когда достигъ до церкви поздъ,

И поднялась на паперть инфантина, —

Вдругъ съ яростью завылъ свирпый вихрь

И ринулся, взметая пыль, по стогнамъ.

И потряслись со трескомъ и со звономъ

Желзные листы церковной кровли,

И молнія змею исполинской

Изъ черныхъ тучъ надъ папертью сверкнула,—

И гулъ и трескъ удара громоваго

Какъ бы потрясъ весь храмъ и всю окрестность.

И трепетомъ холоднымъ тотъ ударъ

Отозвался въ груди преступной двы:

Она едва-едва не пошатнулась,

Едва-едва не вскрикнула отъ страха,

Но въ тотъ же мигъ собою овладвъ,

Съ осанкою свободной, величавой

И съ прежнею улыбкой на устахъ,

Вступила въ храмъ, блистая красотою.

Ужъ тамъ стоялъ донъ-Аларкосъ. Ужасенъ —

Былъ видъ его, никто-бъ не могъ узнать

Въ немъ прежняго красавца молодаго:—

Въ короткій срокъ изсохло, пожелтло

И рзкими морщинами покрылось

Его лицо, и кудри поблли

И развились, и впалые глаза

Свтилися болзненнымъ огнемъ

И, будто бы въ безуміи, блуждали

По сторонамъ. Увидвъ инфантину,

Онъ задрожалъ всмъ тломъ и невольно,

И ужаса и отвращенья полонъ,

Закрылъ глаза рукой и отшатнулся…

И пробжалъ въ толп чуть слышный шпотъ,

И взоры всхъ пытливо и тревожно

На жениха съ невстой устремились,

Но близь него стоявшій царедворецъ,

Склонясь къ нему съ холодно-строгимъ видомъ,.

Сказалъ ему, для всхъ не слышно, что-то,

Тогда, пришедъ въ себя, графъ Аларкосъ

Дрожащею и хладною рукою

Повелъ свою невсту къ алтарю.

И вотъ предсталъ, блистая въ облаченьи,

На встрчу имъ служитель алтаря,

И раздались подъ сводами собора

Величественно-мощные раскаты

И переливы стройные органа,

И пніе согласныхъ голосовъ,—

И начался святой обрядъ внчанья.

Но лишь усплъ священникъ произнесть

Призваніе Господней благодати,

Какъ молнія по церкви въ полумрак

Пылающимъ потокомъ пролилась,—

И грянулъ громъ. И молнія опять,

Все облила волной дрожащей свта,

И снова громъ за молніей ударилъ,

И молнія вновь вспыхнула, и снова

За нею громъ раздался, и за громомъ

Вновь молнія всю церковь осіяла.

И молнія за молніей, сверкая,

Въ одинъ потокъ слилася безконечный,

И каждое мгновенье громъ за громомъ

Катился вслдъ, и громы вс слились

Въ одинъ глухой и непрерывный гулъ.

И заглушилъ ихъ рокотъ звукъ органа

И пніе молитвенное клира,

И возгласы священника. Вс въ страх

И трепет чего-то ожидали.

И вотъ, когда священникъ возгласилъ

Послднія великія слова,—

И таинство великое свершилось,—

Въ тотъ мигъ какъ бы разверзлись небеса

Изъ края въ край, и цлымъ моремъ свта

И пламени на землю вдругъ дохнули,

И грянулъ громъ съ такою силой лютой,

Что дрогнулъ весь соборъ до основанья,

И грянули надъ нимъ и загудли

Громадные колокола вс разомъ,

И обуялъ всхъ ужасъ въ то мгновенье:

У всхъ глаза закрылися невольно,

И мысль одна у каждаго мелькнула,—

Что часъ его послдній наступилъ.

Но грозное мгновенье миновалось,—

И обмерли отъ ужаса вс снова:

Графъ Аларкосъ недвижный, бездыханный

Лежалъ у ногъ второй своей жены.

IV.

Въ монастыр пустынномъ и смиренномъ

Кончалася въ страданьяхъ и тоск

Монахиня. Съ распятіемъ въ рукахъ

Стоялъ предъ ней монахъ, подвижникъ строгій,

И исповдь ея въ молчаньи слушалъ.

—‘Святой отецъ!’ — такъ говорила старцу

Монахиня — ‘мои грхи велики:

Уже три дня и три безсонныхъ ночи

Борюся я въ мученьяхъ нестерпимыхъ

Со смертію, но эти муки легче

Грховъ моихъ. Ты ужаснешься, старецъ,

Когда я ихъ открою предъ тобой.

Хоть ты живешь давно вдали отъ міра,

Но шумъ молвы грховной, злоязычной.

И въ келію затворника, какъ воздухъ,

Какъ солнца лучъ, врывается сквозь щели, —

Такъ врно ты ужъ слышалъ не однажды

Разсказъ о томъ, какъ смертію внезапной

Скончалася графиня Аларкосъ,

Какъ мужъ ея внчался съ инфантиной

И молніей былъ въ церкви пораженъ,

И какъ король нашъ доблестный и добрый,

Услышавъ всть о смерти Аларкоса,

Отъ горести сошелъ за нимъ въ могилу.

И знаешь ты, что посл смерти мужа,

Вдругъ скрылася куда-то инфантина,

И что никто не знаетъ, гд она.

Такъ знай, — она теперь передъ тобою!

Ужъ десять лтъ какъ со ступеней трона

Я въ эту келью бдную сошла,

Чтобъ замолить грхи мои предъ Богомъ:

Отецъ святой, ты слышалъ, что народъ

Подозрвалъ меня въ убійств тайномъ,

И врно ты народную молву

Счелъ клеветой, такъ знай, что гласъ народа.

На этотъ разъ, былъ вправду Божьимъ гласомъ.

Трепещешь ты! Теб, святому старцу

И видъ одинъ преступницы ужасенъ,

Но долженъ ты съ терпньемъ христіанскимъ

Моихъ страстей и беззаконій повсть

Всю выслушать.

Зерномъ всхъ преступленій,

Всхъ темныхъ длъ моихъ была любовь —

Безумная любовь къ донъ-Аларкосу.

Донъ-Аларкосъ былъ сирота, и съ дтства

Былъ взятъ отцомъ моимъ на воспитанье,

Какъ братъ съ сестрой, мы вмст съ нимъ росли.

Ужъ съ дтскихъ лтъ любви къ нему глубокой

Въ моей душ зародышъ разростался,

Но ужъ съ тхъ поръ слпая, злая гордость

Во мн въ борьбу съ любовію вступила.

Донъ-Аларкосъ былъ старе меня,

Но я его въ своей держала власти:

Онъ мн во всемъ безъ спору подчинялся…

Меня любилъ онъ горячо и нжно:

Но вс его сердечные порывы,

Вс нжные слова его и взгляды

Встрчала я насмшкой ядовитой —

Безжалостно ему терзала сердце

Притворною холодностью моей.

Обидно мн, неловко, стыдно было,

По гордости моей неумолимой,

Открыть предъ нимъ любовь мою хоть взглядомъ,

И за нее сама передъ собой

Я въ гордости униженной краснла,

Казалось мн постыднымъ униженьемъ

Кому-нибудь всмъ сердцемъ покориться.

А между тмъ я чувствовала ясно,

Что всей душой моею непреклонной

Покорена навки Аларкосу.

О, какъ тогда я жаждала, стремилась

Исторгнуть страсть изъ сердца моего,

Чтобъ чувствовать себя свободной, сильной,

Чтобы царить надъ всми безгранично

Своей красой и властвовать, и двигать

Сердцами всхъ по прихоти моей!

Ко мн текли толпами женихи,

Но съ гордою холодностью суровой

Я ихъ мольбы отвергла навсегда.

Вотъ, наконецъ, и скромный Аларкосъ,

Преодолвъ застнчивость и робость,

Мн предложить ршился руку. Долго

Въ моей душ съ любовью страстной, жгучей.

Боролася упорно злая гордость.

И гордость верхъ надъ страстью одержала:

Донъ-Аларкосъ отказъ мой получилъ.

Онъ долго былъ въ отчаяньи, однако

Съ своей судьбой онъ какъ-то примирился

И въ бракъ вступилъ съ красавицей извстной,

Подругою и сверстницей моей.

Тогда во мн вскипли съ новой силой

И поднялись и гордость, и любовь:

Он теперь въ борьбу ужъ не вступали,

Но, заключивъ союзъ противъ меня,

Едва совсмъ мн разумъ не затмили.

‘Онъ могъ ее, ее мн предпочесть,

Твердила я въ какомъ-то изступленьи,

И ревностью, и злобою сгарая,

Онъ предпочесть мн смлъ кого-нибудь!

Онъ могъ меня забыть для новой страсти!

Онъ могъ снести отказъ мой и не умеръ

Съ отчаянья, и потерявъ меня,

Утшился — женился на другой. ‘

Средь этихъ мукъ, я, наконецъ, ршилась.

Чтобъ успокоить страждущую гордость,

Во что-бъ ни стало, вырвать Аларкоса

Изъ сладостныхъ супружескихъ объятій

Соперницы ликующей моей

И вновь его къ ногамъ моимъ повергнуть.

Вотъ, наконецъ, мигъ роковой насталъ:

Открылась я въ любви предъ Аларкосомъ,

И въ тотъ-же мигъ въ груди его проснулась

И вспыхнула, и охватила душу

Насильственно подавленная страсть.

И сталъ молить, сталъ требовать упрямо

Онъ тайнаго свиданія со мной

И въ врности до гроба мн поклялся.

Но не могла ршиться долго я

Идти на грхъ — навкъ лишиться чести,

А главное, хотя на мигъ единый

Предъ кмъ-нибудь душою преклониться

И показать покорность Аларкосу.

Къ тому-жъ тогда такъ было мн отрадно,

Такъ сладостно его томить и мучить

Отказами суровыми моими.

Но, наконецъ, ему я отдалась,—

И съ той поры, какъ бы по волшебству,

Донъ Аларкосъ внезапно измнился:

Онъ охладлъ во мн, онъ избгалъ

Свиданія со мной и сталъ онъ мраченъ,

Терзаемый уныньемъ и тоской.

Раскаянье и совсти мученья

Смнили въ немъ любви преступной пылъ:

Онъ чувствовалъ теперь себя преступнымъ

Предъ доброю и врною женой,

Его душ возвышенной и чистой

Казалося противно, ненавистно

Притворствовать всечасно передъ ней —

Ласкать ее, тая въ душ измну.

И онъ меня покинулъ навсегда,

Но навсегда осталося со мною

Безчестіе, лишь бракомъ съ Аларкосомъ

Могла его отъ свта я сокрыть.

Тогда-то я пошла на преступленье

И женщину невинную, святую,

Руками мужа, преданнаго ей.

Ей милаго, безжалостно убила.

Я думала, что этимъ преступленьемъ

Уже совсмъ достигла я до цли

Всхъ тайныхъ думъ и темныхъ ковъ моихъ:

Я думала, что бракъ мой съ Аларкосомъ

Спасетъ меня передъ судомъ людскимъ

Отъ вчнаго безславія, — и что же?

Небесный судъ разрушилъ въ мигъ единый

Вс замыслы мои: донъ-Аларкосъ

Мн мужемъ былъ всего одно мгновенье,

И смерть его, карающей десницей

Сорвавъ покровъ съ безчестья моего,

Меня на судъ предъ свтомъ выставляла…

О, какъ тогда скорбла горько я,

Что не меня казнилъ огонь небесный:

Тогда любви моей постыдной тайну

Я унесла-бъ съ собой по мракъ могилы…

Отецъ святой, я знаю, какъ ужасенъ,

Какъ черенъ грхъ, мн душу тяготящій,

Но десять лтъ и день, и ночь въ молитв

Смиренно лью я слезы покаянья:

Ужъ десять лтъ казню и изнуряю

Я плоть свою: желзныя вериги,

Мн истерзавъ изнженное тло.

Впились въ него, вросли въ него глубоко

И тяжестью своею сокрушили,

Разрушили мн силы молодыя.

Молю тебя, святой отецъ, молю

Мн отпустить мой грхъ. Мн страшно, страшно

Съ нимъ умереть, — предстать въ загробный міръ

Здсь на земл тобою осужденной:

Я вся дрожу, я млю, волосъ дыбомъ

Становится на голов моей,

Хладетъ кровь и меркнетъ свтъ въ глазахъ,

Когда себ хотя на мигъ представлю,

Какая казнь за гробомъ — въ жизни вяной

Готовится мн за грхи мои…

О, отпусти мн ихъ, молю тебя,

Когда въ теб и къ гршниц есть жалость,

То, ты хотя изъ жалости, спаси

Несчастную безпомощную душу:

Довольно я и на земл страдала.

Скорй, скорй, молю тебя, простри

Ты надо мной прощающую руку…

Скорй, скорй, быть можетъ, мигъ послдній

Приблизился: мн мнится, что злой ангелъ

Ужъ за душой моей сюда пришелъ

И надъ моимъ склонился изголовьемъ:

Я чувствую, какъ огненнымъ дыханьемъ

Его уста ужъ вютъ надо мной…

Еще лишь мигъ, — и онъ уже исхититъ

Мою грхомъ опутанную душу!…

Что жъ медлишь ты, святой отецъ?! Спаси,

Спаси меня’!..

И гршница, рыдая,

Въ отчаяньи себ ломала руки

И съ воплями взывала о прощеньи

Къ духовнику. Но духовникъ сдой,

Признаніемъ нежданнымъ потрясенный,

Трепещущій, разгнванный и блдный

Предъ гршницей великою стоялъ,

И въ ужас глаза потупивъ въ землю,

Молчаніе въ раздумій хранилъ*).

*) Основаніемъ этому стихотворенію послужилъ древній испанскій романсъ изъ сборника народныхъ испанскихъ романсовъ, извстнаго подъ именемъ Romancero, Французскій переводчикъ и истолкователь этого сборника, въ предисловіи въ романсу Графъ Аларкосъ, старается доказать, посредствомъ историческаго объясненія нравовъ эпохи, что умерщвленіе жены Аларкоса самимъ Аларкосомъ, по повелнію короля, не заключаетъ въ себ ничего невроятнаго. Онъ говоритъ слдующее: ‘Предлагая читателямъ этотъ разсказъ, мы считаемъ нужнымъ сказать нсколько словъ о двойственномъ характер власти, которою пользовались испанскіе короли въ Средніе Вка. Какъ политическіе властители государства, испанскіе короля имли только ограниченную власть, противъ которой не разъ возставали сильные вассалы, но, какъ верховный судья, испанскій король, вн своей политической дятельности — въ своихъ частныхъ сношеніяхъ съ подданными, обладалъ неслыханно широкими правами: онъ имлъ надъ каждымъ изъ своихъ вассаловъ власть почти безграничную, власть, какую имлъ въ то время отецъ семейства надъ своими дтьми, онъ распоряжался какъ хотлъ не только ихъ имуществомъ и ихъ жизнью, но даже ихъ совстью. Обращаясь въ романсу Графъ Аларкосъ, мы просимъ читателей не терять изъ виду нашей замтки. (Romancero espagnol traduction compl&egrave,te par Damas Hinard, tome 2, Comte Alarcos).

Замчательно, что Лопе де-Вега, сдлавъ изъ Графа Аларкоса піесу, назвалъ ее ‘Плачевная необходимость‘.

ГРАФЪ АЛАРКОСЪ.

II.

Читайте также: