Государственные идеи Штейна, Виппер Роберт Юрьевич, Год: 1891

Время на прочтение: 21 минут(ы)

Государственныя идеи Штейна.

(Perte: ‘Leben Steins’, 6 vol.— Seeley: ‘Life and times of Stein’, 4 vol.— Ernst Meier: ‘Die Verwaltungsreform in Preussen’.— Knapp: ‘Die Bauernbefreiung in den lteren Provinzen Preussens’, 2 vol.— Ranke: ‘Denkwrdigkeiten des Staatskanzlers von Hardenberg’, 5 vol.— Bodelschwingh:— ‘Leben Vincke’s’, 2 vol.).

Французская революція впервые выдвинула національный принципъ, какъ верховное, безусловное начало въ жизни народа. Какъ прямымъ, идейнымъ вліяніемъ, такъ и косвеннымъ, путемъ войнъ, она вызвала въ народахъ Европы національныя движенія, которыя въ каждой стран направлялись различно, связывались съ различными политическими идеалами, сообразно характеру и условіямъ предшествовавшаго политическаго развитія. Но какой бы политическій идеалъ ни вырабатывалъ народъ въ связи съ національными стремленіями, республиканскій или монархическій, федеральный или централистическій, мы всюду найдемъ въ нихъ основную черту, свойственную тому источнику, изъ котораго вышелъ національный принципъ.
Съ этой точки зрнія особенный интересъ представляетъ изученіе роли этого принципа въ Германіи. Національная идея въ Германіи долгое время связывалась преимущественно съ консервативными теченіями, находила отголосокъ въ традиціонныхъ представленіяхъ объ имперіи. Просвтительное движеніе XVIII в., просвщенный абсолютизмъ остались ей чужды. Французская революція и послдовавшія за нею войны имперіи дали совершенно другое направленіе національнымъ стремленіямъ въ Германіи и расширили ихъ русло. Отъ неопредленной мечты, отъ идеализаціи прошлаго они переходятъ на практическую почву. Гнетъ другой народности заставляетъ искать выхода изъ состоянія безпомощнаго раздробленія, и вотъ, какъ реакція ему, постепенно выдвигается идея сильной центральной власти, опирающейся на популярную основу. Но такъ какъ вырабатывающійся новый идеалъ національно-политическаго строя противорчитъ сложившимся отношеніямъ и, въ то же время, получаетъ пищу въ народномъ возстаніи, онъ неизбжно принимаетъ революціонную окраску: существующія формы должны быть устранены во имя общенароднаго блага, нація должна получить устройство, наиболе отвчающее ея интересамъ.
Изучая этотъ процессъ развитія общественной мысли въ Германіи, мы останавливаемся съ особеннымъ вниманіемъ на личности Карла Штейна, министра Пруссіи въ самую тяжелую эпоху ея жизни и пангерманскаго патріота. На развитіи его воззрній можно прослдить, что переживала старая Германія, переходя на почву національно-государственной жизни, какъ усвоивала она уроки и принципы революціи, что принесла съ собою въ новую эпоху. Послдовательность въ изложеніи дается сама собою: мы разсмотримъ первоначальныя консервативныя воззрнія Штейна, видоизмненіе ихъ подъ вліяніемъ службы въ Пруссіи и окончательную формировку его взглядовъ подъ вліяніемъ борьбы съ Наполеономъ и національнаго напряженія.

——

Штейнъ родился въ конц пятидесятыхъ годовъ XVIII ст. (1757 г.), его развитіе совершалось въ самый, разгаръ философскаго и эстетическаго просвщенія въ Германіи, а ко времени своей преобразовательной дятельности въ Пруссіи онъ достигъ пятидесятилтняго возраста, и все же мы не назовемъ его человкомъ XVIII в. Никогда мы не встртимъ у него ни малйшей попытки идеализаціи той эпохи или того поколнія, среди которыхъ протекала его молодость. Въ конц двадцатыхъ годовъ XIX в., будучи почти семидесятилтнимъ старикомъ, Штейнъ пишетъ характерныя слова: ‘ныншнее время превосходитъ вкъ, къ которому я принадлежалъ, т.-е. конецъ XVIIIст., когда увлекались французскимъ просвщеніемъ,— въ отношеніи дловитости, силы религіознаго чувства, основательности познаній’.
Своеобразное отношеніе Штейна къ господствующимъ теченіямъ вка объясняется въ значительной степени его происхожденіемъ, средою, въ которой онъ выросъ. Классъ имперскихъ рыцарей, къ которому онъ принадлежалъ, этотъ странный обломокъ средневковаго строя, давно выбитый изъ колеи дйствительной жизни, гораздо мене другихъ слоевъ германскаго общества былъ затронутъ просвщеніемъ XVIII в. и вращался еще въ кругу традиціонныхъ понятій и привычекъ. Изъ своей старозавтной семьи Штейнъ вынесъ глубокое религіозное чувство, выдержавшее вс искушенія отрицательнаго и скептическаго направленія. Вмст съ тмъ, онъ выросъ въ сознаніи нравственнаго и гражданскаго превосходства аристократіи, которое потомъ другимъ казалось въ немъ сословнымъ предразсудкомъ. Наконецъ, въ той же сред Штейнъ проникся благоговніемъ къ старой имперской конституціи, своеобразнымъ піететомъ къ императорской власти. Та и другая для рыцарей имли особое значеніе: съ ними связано было существованіе класса, он представляли его единственную охрану и, въ то же время, напоминали эпоху его блеска и могущества, императоръ оставался прямымъ непосредственнымъ главою рыцарей, лишь ему обязанныхъ отбывать службу, какъ при Гогенштауфенахъ. Поэтому Штейнъ не могъ себ представить впослдствіи единства Германіи безъ увнчивающей его императорской власти, потому же онъ долго не могъ разстаться съ мыслью о необходимомъ первенств Австріи, несмотря на рядъ горькихъ разочарованій, вызванныхъ политикой ея правительства и бездятельностью, инертностью ея населенія. Привилась Штейну и характерная для рыцарей антипатія къ князьямъ: они — простые узурпаторы, съ его точки зрнія, которые, съ наступленіемъ новой эры національнаго единства, должны быть также медіатизированы, какъ ихъ мене счастливые соперники, рыцари и мелкіе фюрсты, такъ какъ вс они занимали совершенно одинаковое положеніе въ силу старой конституціи. Согласно этимъ взглядамъ и слдуя стародавней традиціи рыцарства, которое охотне служило даже иностраннымъ дворамъ, чмъ фюрстамъ, Штейнъ начинаетъ ‘вою службу въ имперскомъ суд въ Вецлар. Практика отрезвила его, доказавши все безсиліе этого центральнаго органа и безсодержательность строя, который онъ представлялъ и охранялъ, и Штейнъ стадъ искать новыхъ путей для служенія національному дду.
Школа, которую прошелъ Штейнъ, не разбила, а скоре освтила, осмыслила вынесенныя изъ дому симпатіи, придала большую глубину усвоеннымъ интересамъ. Штейнъ учился (съ 1773 по 1777 г.) въ Гёттингенскомъ университет. Гёттингенъ, при несомннномъ преобладаніи поэтическихъ и эстетическихъ интересовъ среди учившейся въ немъ молодежи, заключалъ въ себ дв особенности, важныя для развитія Штейна. Это былъ первый университетъ въ Германіи, въ которомъ, помимо филологическихъ и юридическихъ наукъ въ старомъ смысл, читалось государственное право. Увлеченіе стариной перешло здсь у Штейна въ историческій интересъ. Съ другой стороны, по своему положенію въ Ганновер, университетъ служилъ проводникомъ англійскаго вліянія въ Германію: масса англійскихъ студентовъ, наплывъ англійскихъ книгъ поддерживали тсную связь съ Англіей. Подъ вліяніемъ этихъ сторонъ гёттингенской школы, молодой Штейнъ съ небольшимъ кружкомъ единомышленниковъ, къ которымъ принадлежали будущіе публицисты Ребергъ и Брандесъ, читаетъ усиленно историческія и экономическія сочиненія и уходитъ въ изученіе государственнаго и соціально-экономическаго развитія Англіи. То же направленіе чтенія сохранилось у Штейна и впослдствіи до конца жизни. Но, поглощая съ лихорадочною быстротой массу книгъ, онъ только въ 1808 г. находитъ время пробжать въ одну ночь гётевскаго Фауста и откладываетъ книгу съ замчаніемъ, что содержаніе ея неприлично и неврно исторически.
Занятія общественными науками укрпили въ Штейн отрицательное отношеніе къ абстрактной политической теоріи, къ ‘метаполитик’, какъ онъ выражался, ‘идущей ощупью’. Только историческая подготовка, въ связи съ непосредственнымъ изученіемъ дйствительности, создаетъ настоящаго политическаго дятеля, по его мннію. Изученіе Англіи, расширенное, быть можетъ, наблюденіями во время поздки въ эту страну (въ 1786 г.), имло важное значеніе для развитія Штейна. Руководимый въ начал неяснымъ, какъ бы инстинктивнымъ влеченіемъ, какъ онъ сознается самъ въ автобіографіи, Штейнъ постепенно приводитъ интересующій его процессъ англійскаго государственнаго развитія въ связь съ дорогою еіу германскою стариной. Опредляя культурное значеніе европейскихъ народовъ, Штейнъ писалъ: ‘основныя идеи государственнаго устройства, представительная система, судъ присяжныхъ, идеи, которыя французы замарали кровью, идеи, искаженныя въ настоящее время,— вс германскаго происхожденія, а развились он въ Англіи’. Но Штейнъ, такъ же, какъ и его позднйшіе сподвижники, наприм., Финке, которому онъ поручить познакомить общество въ эпоху реформъ 1808 г. съ англійскимъ мстнымъ самоуправленіемъ, никогда не доходилъ въ увлеченіи Англіей до слпаго, безусловнаго преклоненія, сущность англійскаго государственнаго строя, верховенство парламента, оставалась даже, повидимому, скрытой о^ъ его вниманія, говоря объ англійскихъ порядкахъ, Штейнъ обыкновенно настаивалъ на самодятельности общества въ мстныхъ длахъ и на публичности управленія. Важне всего то, что знакомство съ исторіей Англія научило его искать въ старинномъ германскомъ стро выраженіе тхъ началъ законности, свободы и самодятельности, которыя выставлялись какъ идеалъ новаго времени. Съ этой поры идеализація имперскихъ и старинныхъ земскихъ учрежденій у Штейна есть защита правоваго порядка, выросшаго исторически на основ исконныхъ народныхъ началъ. Не разъ доказывалъ онъ, что старая германская конституція, при всей тяжеловсности формъ, до послдняго времени способна была воспитывать нравственныя начала и чувство личнаго достоинства, поддерживать національное сознаніе, охранять свободу и собственность, какъ на учрежденія, гарантировавшія населенію эти блага еще въ эпоху регенсбургскаго сейма, онъ указывалъ на группы свободныхъ людей и свободныхъ общинъ въ вид имперскихъ рыцарей и городовъ, на имперскій судъ и особенно на зейскіе чины. Послднюю гарантію Штейнъ считалъ наиболе дйствительною и напиралъ поэтому на ея исконный характеръ. Земское устройство, по его мннію, ‘возникло одновременно съ зарожденіемъ политическихъ союзовъ германскихъ племенъ’, оно составляетъ ‘историческое наслдіе народа, основанное на правд и нрав’. Вс существенныя права земскихъ чиновъ, между прочимъ, и право привлекать къ отвтственности совтиковъ государя, думаетъ онъ, выработались уже въ XIV в. Живые остатки этой старины поэтому особенно вызывали его вниманіе и сочувствіе. Счастливая случайность связала его службу на долгое время съ Вестфаліей (съ перерывами отъ 1784 до 1804 г.), гд сохранились еще остатки сельской общинной организаціи, сохранило и боле жизненности земское устройство, и старая ‘красная’ земля, съ ея почтенными учрежденіями, съ ея стойкимъ, свободолюбивымъ населеніемъ, послужила для Штейна такою же практическою школой политическаго воспитанія, какъ и для знаменитаго публициста и историка Юстуса Мёзера, съ которымъ у молодаго Штейна столько общаго.
Подъ вліяніемъ той же школы, той же умственной работы, и сословное чувство, столь сильное въ Штейн, стало служить его политическому идеалу. Въ его глазахъ, дворяне, эти ‘лучшіе’ сыны народа, выдленные рожденіемъ, связями, богатствомъ, озаренные блескомъ заслугъ своихъ предковъ, крпко засвшіе на наслдственной земл, должны пользоваться почетомъ и политическими преимуществами, но за то они должны быть первыми и цльнйшими работниками въ государств, должны заслужить свои преимущества отдачей всхъ своихъ талантовъ, средствъ и энергіи на пользу общую. Но не одно дворянство, и другія сословія представлялись Штейну органически сложившимися, освященными исторіей, скрпленными нравственною связью общественными группами, какъ бы живыми тлами, на различіи и взаимодйствіи которыхъ покоится государство. Онъ цнитъ въ нихъ корпоративный духъ, внутреннюю нравственную дисциплину, преемственность стремленій. Съ этой точки зрнія ему одинаково дороги и союзы рыцарей, и общинныя формы крестьянъ въ Вестфаліи, и муниципальный строй старыхъ имперскихъ городовъ, хотя Штейнъ прекрасно видитъ современные недостатки ихъ, и, наконецъ, цеховая организація.
Изъ всего этого становится понятно отношеніе Штейна къ главной дйствующей сил современности, къ абсолютизму, который, въ лиц своихъ просвщеннйшихъ и энергичнйшихъ представителей, явно стремился къ нивеллировк классовъ, къ обезцвченію общественныхъ группъ въ общемъ равномрномъ подчиненіи верховной вол. Дло абсолютизма въ глазахъ Штейна вполн совпало съ разрушительною работой революціи, сметавшей все, созданное исторіей. Главное средство перваго — бюрократія и характернйшее порожденіе революціоннаго духа — якобинство и по результатамъ воздйствія, и даже по основнымъ принципамъ соприкасались между собою, но его мннію. Въ роли той и другой силы онъ видлъ политику насильственную, абстрактную, преслдующую фантастическія цли безъ вниманія къ реальнымъ условіямъ. Въ любопытномъ письм къ принцу Людвигу, гд Штейнъ говоритъ о гражданскомъ значеніи сильныхъ характеровъ, онъ замчаетъ, что деспотическое правленіе, опираясь на армію искусныхъ чиновниковъ, губитъ развитіе въ народ такихъ характеровъ, напротивъ, ихъ образованію благопріятствуютъ небольшія свободныя государства, связанныя въ союзы.
Сходясь въ изложенныхъ взглядахъ съ ученіемъ консервативной политической школы XVIII в., Штейнъ отдлился отъ нея въ своихъ экономическихъ воззрніяхъ. Изучая англійскую историческую и экономическую литературу, Штейнъ рано долженъ былъ натолкнуться на Адама Смита, который произвелъ на него сильное впечатлніе. Но отношеніе Штейна къ новой экономической теоріи было своеобразное. Онъ былъ далекъ отъ безусловнаго принятія ея принциповъ и скоре соглашался со многими ея практическими требованіями. Еще въ вестфальскій періодъ онъ стоялъ за устраненіе таможенныхъ стсненій и въ обширной записк, представленной въ 1801 г. генералъ-директоріи, настаивалъ на необходимости освобожденія во ввренной ему провинціи коронныхъ и помщичьихъ крестьянъ, причемъ предлагалъ раздлить между ними остатокъ общинныхъ земель. Но онъ не доврялъ безусловной цлебности начала свободной конкурренціи и считалъ необходимымъ нкоторое регулированіе экономическихъ отношеній государствомъ. Его теоретическія возраженія противъ Адама Смита опредлялись точкой зрнія историка: въ виду различія процесса соціально-экономическаго и культурнаго развитія въ разныхъ странахъ и вытекающаго отсюда различія условій современности, не можетъ и не должно быть одинаковыхъ для всхъ экономическихъ правилъ. Становясь на почву практической политики, онъ исходилъ отъ заботъ о сохраненіи или созданіи рядомъ съ крупнымъ землевладніемъ класса мелкихъ земельныхъ собственниковъ, безъ котораго, по его мннію, не мыслимо здоровое развитіе государства. На той же условной точк зрнія практическаго политика стоитъ Штейнъ и въ вопрос о существованіи цеховъ. Признавая вредное вліяніе ихъ современнаго устройства на промышленное развитіе, онъ не желаетъ, однако, полнаго устраненія всей ихъ организаціи, промышленныя корпораціи дороги ему, какъ нравственно-политическая школа. ‘Государство,— возражалъ онъ экономистамъ,— не промышленный союзъ, а нравственное общеніе’. ‘Для него не важно, сколько башмаковъ или экипажей выдлывается въ стран, а важно сохраненіе и воспитаніе физически и нравственно-здоровыхъ гражданъ’. Вообще Штейнъ послдовательно проводить защиту мелкой промышленности. Уже въ эпоху кампаніи 1793 г. онъ обратилъ на себя всеобщее вниманіе измненіемъ, которое онъ внесъ въ графств Маркскомъ въ систем продовольствованія войска: крупные промышленники были совершенно устранены, и вс необходимые припасы были забраны непосредственно отъ мелкихъ поставщиковъ, что совпало съ интересами казны и, въ то же время, произвело благопріятное впечатлніе въ обществ. Но, опасаясь послдствій принципа laissez faire для мелкой собственности и промышленности, Штейнъ изъ политическихъ соображеній стремился къ огражденію отъ нихъ и привилегированнаго класса общества. Извстна его защита заповдныхъ имній, которая создала ему впослдствіи репутацію феодала. Подъ условіемъ обезпеченія въ нихъ хозяйственныхъ улучшеній, онъ допускалъ фидеикомиссы по тмъ же соображеніямъ, какъ и недлимость крестьянскихъ участковъ, потому именно, что ими достигалось сохраненіе политически-важнаго класса.
Изъ сказаннаго ясно отношеніе Штейна къ либеральной экономической теоріи: онъ разсматривалъ ея программу исключительно съ политической точки зрнія. Устраненіе формъ, стсняющихъ промышленную дятельность, личности, и ослабленіе государственнаго вмшательства желательны ради того, чтобы двинуть впередъ политическое развитіе личности, но экономическая эмансипація должна быть введена въ извстныя границы: она допустима, лишь поскольку не нарушаетъ равновсія исторически-сложившихся классовъ и группъ, подъ охраной которыхъ только и можетъ личность уцлть и участвовать въ гражданской жизни. Въ этомъ и заключается существенная разница между Штейномъ и другими дятелями великихъ реформъ въ Пруссіи, Гарденбергомъ и Шёномъ. Сподвижники Штейна думали начать съ соціальнаго и экономическаго освобожденія личности, въ свободной, ничмъ не стсненной борьб интересовъ и силъ неизбжно погибнутъ мене дльные, энергичные и приспособленные къ жизни элементы, за то получатъ преобладаніе и выдвинутся здоровые. На этой основ безъ труда установится и наилушій политическій строй. Штейнъ, напротивъ, признавая неравномрное распредленіе силъ при современномъ стро, макъ результатъ неправильнаго развитія, боялся свободнаго столкновенія этихъ силъ и желалъ его предотвратить политическою реформой, которая воспитала бы разнородные классы общества для совмстной дятельности и, въ то же время, охранила бы отъ гибели и разложенія боле слабые изъ нихъ.
Посмотримъ теперь, что дала Штейну рядомъ съ теоретическою школой его практическая дятельность, государственная служба, которую онъ прошелъ. Убдившись въ призрачности дла того имперскаго учрежденія, которому онъ отдалъ сначала свои силы, Штейнъ, вопреки желанію родственниковъ, переходитъ въ 1780 г. на службу къ Фридриху II. Трудно, казалось бы, найти противорчіе боле рзкое, чмъ то, какое представляютъ знакомыя намъ воззрнія и симпатіи Штейна, съ одной стороны, и принципы, система управленія въ тогдашней Пруссіи — съ другой. Мы и не должны искать у Штейна тхъ мотивовъ увлеченія королемъ-философомъ, которые общи были молодому поколнію, напитанному просвтительными идеями. Въ своей автобіографіи Штейнъ объясняетъ намъ, что выбралъ Пруссію потому, что въ ея старомъ корол нашелъ защитника старой конституціи, а вмст съ нею цлости Германіи посл того, какъ Фридрихъ отстоялъ Баварію противъ захватовъ Іосифа П. Помимо этихъ общихъ первоначальныхъ побужденій, примирявшихъ его съ Пруссіей, надо имть въ виду условія службы, значительно смягчавшія для Штейна тяжесть прусской административной ферулы. Штейнъ работалъ недолго при старомъ корол, но и при немъ, и при его преемникахъ онъ служилъ въ теченіе 24 лтъ далеко отъ центра, въ новопріобртенныхъ западныхъ областяхъ, гд прусская система еще не успла пустить глубокихъ корней, гд сохранились еще остатки старой самостоятельности и самоуправленія, гд, благодаря всему этому, мене отразилась смна желзной дисциплины Фридриха И распущенностью администраціи Фридриха Вильгельма П. Штейнъ пользовался поэтому значительнымъ просторомъ въ своей многосторонней работ по улучшенію путей сообщенія, поднятію мстной промышленности, облегченію вывоза и т. п. Въ 1791 г. онъ проводитъ въ Вестфаліи отмну стснительной системы фридриховскаго генеральнаго акциза, по соглашенію и при помощи мстныхъ земскихъ чиновъ, это первое знакомство на практик съ дятельностью представительнаго собранія оставляетъ въ немъ самое благопріятное впечатлніе. Такимъ образомъ примирялось его идеальное представленіе о самодятельности общества въ рамкахъ историческихъ формъ съ энергичною иниціативой правительственныхъ агентовъ: расширеніе дятельности мстныхъ органовъ самоуправленія, какъ могущественной помощи и опоры администраціи,— вотъ основная идея реформы, съ которой онъ потомъ выступитъ и которую распространитъ до предловъ обще-государственнаго управленія. Въ восточныхъ провинціяхъ держались другихъ традицій и не даромъ впослдствіи, когда Штейнъ перешелъ въ центральную администрацію, на него долго смотрли съ недовріемъ, какъ на человка, наполненнаго ‘вестфальскими’ идеями. Чмъ дальше были вестфальскіе порядки отъ господствовавшей въ Пруссіи системы, тмъ ясне при этомъ переход Штейнъ долженъ былъ увидть ея недостатки. Это случилось въ 1804 г., 18 лтъ спустя посл смерти великаго короля, когда механизмъ, созданный имъ, совершенно pasшатался, высшее управленіе утратило единство, ясность задачъ, энергію, а въ подчиненномъ развился духъ инсубординаціи, когда въ людяхъ, стоявшихъ въ центр администраціи, зародилось тревожное чувство возможности кризиса. Если Штейнъ и относилъ многое насчетъ слабыхъ и непослдовательныхъ преемниковъ Фридриха II, которыхъ онъ цнилъ очень невысоко, то все, что онъ говорилъ несчетное число разъ о недостаткахъ бюрократическаго управленія, заключало въ себ осужденіе не только извращенной системы стараго короля, но и самаго принципа и общихъ пріемовъ ея. ‘Я думаю,— говорилъ онъ, наприм., Гарденбергу,— что слдуетъ сломить оковы, которыми чиновничье управленіе сдавливаетъ свободный подъемъ человческой дятельности, нужно устранить духъ корысти, грязной наживы, приверженности къ механизму, которому служитъ эта правительственная система. Нація должна привыкнуть сама заправлять собственными длами и выступить изъ состоянія дтства, въ которомъ ее готово держать вчно безпокойное, вчно во все вмшивающееся правительство’. Но мы увидимъ, что Штейнъ, въ то же время, усвоилъ и лучшія традиціи старой прусской школы, а именно — идею обязательнаго отбыванія всми классами государственной повинности, которую старались вндрить своимъ подданнымъ энергичные и суровые правители Пруссіи въ XVIII в.
Мы должны теперь коснуться вопроса о томъ, какъ подйствовало на Штейна событіе, волновавшее въ то время весь культурный міръ. Великое движеніе, начавшееся во Франціи, захватило быстро передовыхъ людей тогдашней Пруссіи, подготовленныхъ къ воспринятію его идей предшествовавшимъ просвтительнымъ движеніемъ. Такъ называемая кёнигсбергская школа, съ Краусомъ во глав, опираясь на настроеніе развитаго бюргерства восточной провинціи, выдвигала уже ране демократическія и либеральныя теоріи въ дух Руссо и Адама Смита. Не только Шёнъ, прямой ученикъ Ерауса и характерный доктринеръ молодаго поколнія, но и дятели гораздо старше его, прошедшіе школу Фридриха II, какъ Гарденбергъ и Шрёттеръ, были подъ обаяніемъ ‘французскихъ’ идей, и, притомъ, въ ихъ наполеоновской форм. Всего рзче это увлеченіе выразилось въ записк о реформахъ, представленной въ 1807 г. Гарденбергомъ. Мы встртимъ тутъ требованіе отмны крпостнаго состоянія, этого ‘позорнаго пятна’, тяготющаго на націи, отмны всхъ привилегій и допущенія къ дворянству исключительно заслуги, устраненія всхъ стсненій промышленности, установленія національнаго представительства и даже полной демократизаціи войска посредствомъ введенія въ немъ выбора офицеровъ солдатами. Словомъ, это — идеалъ демократической монархіи съ ея характерными наполеоновскими чертами: Гарденбергъ стоитъ за централизацію управленія, противъ англійской и въ пользу французской системы. Во Штейнъ, принимая многое въ приведенной программ, оставался совершенно чуждъ ея источнику. Характерно уже то, что, среди массы прочитанныхъ и отмченныхъ Штейномъ сочиненій, мы не встрчаемъ корифеевъ французскаго просвщенія, ни Вольтера, ни Руссо, ни Мабли, ни даже Монтескьё. Французская революція, повидимому, ни на одну минуту и ни въ чемъ не вызывала его сочувствія. Въ то время, какъ его соотечественники привтствовали въ парижскихъ событіяхъ начало освобожденія всего человчества, Штейнъ винитъ въ эмигрантахъ ‘защитниковъ великаго дла общественнаго порядка’. Идеи 1789 г. онъ называлъ всегда ложными, такъ какъ он лишены всякой исторической основы. Французы, по его мннію, ничего не внесли въ общечеловческую культуру. Въ этихъ рзкихъ заявленіяхъ, правда, сказывалось раздраженное національное чувство, которое у Штейна принимало почти стихійный характеръ. Но Штейнъ, тмъ не мене, почувствовалъ могучую новую силу, обнаруженную революціей,— энтузіазмъ народной массы, на который онъ потомъ указывалъ настойчиве, чмъ кто-либо, въ испанскомъ и русскомъ движеніи, и который онъ своими реформами стремился вызвать къ жизни въ Германіи. Скоро, однако же, эта сторона революціи для него закрылась господствомъ Наполеона, къ которому въ его глазахъ свелось все французское движеніе. Порабощеніе французами другихъ націй, ненавистный Штейну цезаризмъ, все нивеллирующій и обезцвчивающій, губящій мстную жизнь и самодятельность, укрпили въ немъ враждебное отношеніе къ французской революціи.
Мы подошли къ ршительному моменту въ жизни Штейна — его дятельности въ 1807—1808 іт. посл разгрома Пруссіи. Согласно нашей задач, мы разберемъ лишь руководящія идеи его программы реформъ. Но мы должны указать основной фактъ, вызвавшій преобразованія. Причины катастрофы Пруссіи въ 1806—1807 гг. далеко не исчерпываются, какъ хотли бы думать нкоторые новйшіе историки Пруссіи, недостатками въ военномъ стро, неспособностью главныхъ вождей и отсталостью выправки солдатъ. Гораздо рзче бросаются въ глаза безпорядочность финансоваго управленія, негодность центральной машины. Еще хуже, однако, былъ полный индифферентизмъ къ происходившему въ сред населенія. Наполеонъ велъ войну съ правительствомъ, а не съ націей. Но если бюргерство встрчало побдителей съ тупымъ равнодушіемъ, то въ низшихъ классахъ, можетъ быть, пробуждались смутныя ожиданія лучшей участи, особенно когда объявлена была свобода крестьянъ въ Варшавскомъ герцогств. Нчто подобное засвидтельствовано относительно Курляндіи, и Наполеонъ подчеркивалъ фактъ, когда, отмняя въ бывшихъ западно-прусскихъ областяхъ крпостное право, выразился: это послужитъ барьеромъ получше Эльбы!’ Государственные люди въ Пруссіи. чувствовали, какъ шатка у нихъ въ этомъ отношеніи почва подъ ногами. Мы видли, что у многихъ изъ нихъ была ясная программа преобразованій административныхъ, соціальныхъ, военныхъ. Созданная Гарденбергомъ непосредственная коммиссія дятельно работала надъ проектомъ освобожденія крестьянъ. По сторонники реформы представляли небольшую кучку, главнымъ образомъ, среди высшей чиновной іерархіи, отрзанную отъ общества. У нихъ не было масштаба для оцнки общественнаго настроенія, а отсюда и увренности, что принятыя мры произведутъ какое-нибудь впечатлніе и дадутъ правительству поддержку населенія. Значеніе Штейна для разсматриваемаго момента заключается въ томъ, во-первыхъ, что онъ нашелъ въ себ смлость обратиться къ обществу съ непосредственнымъ призывомъ, а затмъ въ общей постановк политическаго возрожденія страны.
Посмотримъ, прежде всего, въ чемъ состоялъ его первоначальный планъ реформъ. Еще въ виду надвигавшейся опасности (27 апр. 1806 г.), онъ представилъ королю записку, которая начиналась слдующими замчательными словами: ‘Пруссія не иметъ государственнаго устройства (Staatsverfassung), такъ какъ высшая власть въ ней не раздлена между главою и народными представителями. Это государство — весьма недавно сложенный аггрегатъ отдльныхъ, пріобртенныхъ по наслдству, куплею, захватомъ провинцій, чины которыхъ лишь мстныя корпораціи, не могущія вліять на общій ходъ длъ’. Въ виду этого тмъ важне, чтобы Пруссія имла правильную правительственную организацію (Regierungs Verfassung), Штейнъ предлагаетъ поэтому устранить создавшееся при Фридрих Вильгельм II изъ господства фаворитовъ правленіе кабинета, какъ органа не отвтственнаго, не имющаго законной конституціи, точно опредленной связи съ дйствующею администраціей и не принимающаго никакого участія въ выполненіи правительственныхъ мръ. Онъ предлагаетъ [точное раздленіе государственнаго управленія по роду длъ, а не по провинціямъ, и возстановленіе стараго центральнаго органа — государственнаго совта, въ которомъ бы соединялись вс министры для цлей законодательства и установленія общихъ принциповъ управленія, здсь каждый изъ нихъ являлся бы передъ королемъ докладчикомъ и отвтственнымъ лицомъ по своему вдомству.
Что же совтуетъ Штейнъ годъ спустя? Такъ называемая нассауская записка, поданная въ іюн 1807 г., непосредственно по заключеніи тильзитскаго мира, ставитъ на очередь тотъ же вопросъ объ административной реформ. Отличіе ея отъ предшествовавшаго плана заключается толь ко въ томъ, что Штейнъ, помимо реформъ высшаго центральнаго учрежденія, разбираетъ подробно организацію провинціальнаго управленія. Здсь онъ особенно подчеркиваетъ дороговизну, некомпетентность, вялость и рутину чиновничьей администраціи и предлагаетъ воспользоваться, съ нкоторыми измненіями, существующимъ земскимъ устройствомъ. Ссылаясь на примръ Англіи, Штейнъ настаиваетъ на томъ, чтобы къ управленію были привлечены собственники, какъ лица наиболе свдущія и заинтересованныя въ. мстныхъ длахъ: раскладка и сборъ податей, судъ по незначительнымъ дламъ, полицейскій надзоръ, школа, благотворительныя учрежденія должны быть отданы въ ихъ руки. Здсь не должно быть преобладанія одного класса: крупные и мелкіе собственники, дворяне и крестьяне участвуютъ одинаково черезъ выборныхъ своихъ, по этому принципу организуются сельскіе округа, общины и города. Выборный земскій элементъ долженъ войти и въ областныя правительственныя учрежденія (камеръ-коллегіи, Regierungen) и устранить ихъ формализмъ изобиліемъ воззрній и чувствъ, внушенныхъ практическою жизнью. Обереженія издержекъ на управленіе — не самая существенная выгода, которая должна отъ этого получиться. Гораздо важне оживленіе гражданскаго чувства и общественнаго сознанія, соглашеніе общественныхъ стремленій и потребностей съ правительственными начинаніями.
Такимъ образомъ, и посл катастрофы программа Штейна остается прежнею: она требуетъ лишь реформы управленія и, слдовательно, гораздо Уже проекта, предложеннаго въ то же время Гарденбергомъ. Намченные въ записк отъ іюня 1807 г. общіе пункты получили развитіе въ организаціонномъ план для центральнаго высшаго и провинціальнаго управленія (23 ноября 1807 г.), въ муниципальной реформ и въ проектахъ окружнаго и сельскаго устройства, которые не были проведены на дл. Штейнъ требуетъ всюду полной самостоятельности мстныхъ обществъ во всемъ, что касается исключительно мстныхъ интересовъ. Въ особенности этотъ принципъ приведенъ у него въ городской реформ. Онъ одинъ стоялъ за устраненіе всякаго контроля надъ городскимъ хозяйствомъ со стороны правительства и шелъ, такимъ образомъ, въ разрзъ съ общимъ тогда для всей Германіи преобразованіемъ городовъ въ дух французской централистической системы. Тамъ, гд затронуты интересы общегосударственные, общественный выборный элементъ выступаетъ уже не самостоятельно, а лить какъ сила, содйствующая правительственнымъ учрежденіямъ или контролирующая ихъ, какъ, напримръ, выборные отъ земскихъ чиновъ въ провинціальныхъ коллегіяхъ. И въ этомъ отношеніи Штейнъ стоитъ одиноко: ни Шёнъ, ни Финке, ни даже Гумбольдтъ не раздляли его убжденія въ необходимости участія земскихъ представителей въ провинціальномъ управленіи, и эта статья проекта осталась на бумаг. Восходя дале, Штейнъ предполагалъ помимо провинціальныхъ земскихъ чиновъ, утверждающихъ мстные налоги, ввести правильное участіе представителей и въ высшемъ центральномъ управленіи. Требованіе государственныхъ чиновъ ршительно было высказано Штейномъ уже довольно поздно, передъ самымъ уходомъ изъ министерства, оно предполагалось, однако, съ самаго начала. И реформа областнаго и общиннаго устройства отсрочивалась до тхъ поръ, пока не будетъ введено національное представительство. Но если въ провинціальныхъ органахъ земскіе представители должны принимать непосредственное участіе въ управленіи, то въ общегосударственномъ законодательств и хозяйств они имютъ лишь совщательный голосъ. Штейнъ не желалъ антагонизма между представителями и правительствомъ, о прав вотировать налоги не было и рчи. Основной мотивъ всхъ предлагаемыхъ преобразованій мтко выраженъ во введеніи къ указу 24 ноября 1808 г.: привлеченіе общественныхъ силъ необходимо ради укрпленія правительственной власти, которая будетъ опираться на свднія и вліяніе всхъ образованныхъ классовъ, правительственные органы, точно спеціализированные, должны быть освобождены отъ лишняго дла, но ихъ иниціатива, руководство и надзоръ во всемъ, что касается общегосударственныхъ интересовъ, нисколько не должны быть ослаблены.
Выступая сторонникомъ широкихъ административныхъ преобразованій, Штейнъ началъ, однако, свою дятельность реформой соціальной первостепенной важности. Каково участіе Штейна въ ней и въ какой связи стояла она съ другими его начинаніями, со всею его системой? Девятаго октября 1807 г., 5 дней спустя посл вступленія въ министерство, Штейнъ подписываетъ эдиктъ, выработанный ‘непосредственною коммиссіей’ и заключавшій въ себ два важныхъ постановленія, тсно связанныя въ мысли законодателя между собою: во-первыхъ, разршался свободный переходъ земель и уничтожалось различіе между дворянскими и недворянскими землями, а, вмст съ тмъ, предоставлялся всякому свободный выборъ занятій и свободный переходъ изъ одного званія въ другое, во-вторыхъ, уничтожалась личная зависимость крестьянъ отъ помщиковъ. Законъ былъ мотивированъ желаніемъ правительства придти населенію на помощь въ виду общаго разоренія отъ войны и убжденіемъ, что отмняемыя стсненія уменьшали цнность собственности и труда. Такимъ образомъ, здсь выражались завтныя желанія той школы, которая въ свободномъ обмн видла главное условіе процвтанія государства. Штейнъ не только не раздлялъ исходной точки зрнія указа, но желалъ ограниченія самой мры, которой давалъ свою подпись. Онъ боялся гибели крестьянства, предоставленнаго самому себ. Поэтому онъ противился дальнйшему развитію началъ эмансипаціи, положенныхъ въ основу эдикта 9 октября, и отрекался отъ всякаго участія въ позднйшей реформ ‘помшаннаго’, какъ онъ говорилъ (въ автобіографіи), ‘на новаторств Гарденберга, который въ 1811 г. насильственно и вреднымъ для крестьянъ образомъ разорвалъ отношенія между ними и помщиками’. Исходя отъ стремленія обратить крестьянъ въ земельныхъ собственниковъ, согласно прусскимъ правительственнымъ традиціямъ XVIII в. и по аналогіи реформы доменныхъ крестьянъ, Штейнъ пытается, хотя и неудачно, за неимніемъ сочувствующихъ исполнителей, внести въ самый эдиктъ 9 октября, а затмъ въ добавленія къ нему консервативныя поправки, въ силу которыхъ крестьяне, оставаясь въ нкоторой зависимости отъ помщиковъ, вытекающей изъ пользованія землею, были бы ограждены отъ произвольнаго изгнанія съ этой земли. Если Штейнъ, тмъ не мене, примкнулъ къ подготовленной его предшественниками мр и открылъ ею, какъ своего рода манифестомъ, эру реформъ, которыя должны были содйствовать возрожденію павшаго государства, то у него слдуетъ искать мотивовъ, аналогичныхъ съ тми, которые подсказали изложенную только что самостоятельную программу его. Штейнъ далъ намъ ключъ къ пониманію этой связи въ своей автобіографіи, онъ говоритъ тамъ: ‘мы исходили отъ основной идеи — поднять въ націи нравственный, религіозный и патріотическій духъ, внушить ей снова мужество, довріе къ себ, готовность ко всякой жертв, чтобы отвоевать свою независимость и возстановить свою честь’. Такимъ образомъ, мра въ глазахъ Штейна имла чисто-политическое значеніе, поскольку она, уравнивая классы, создавала патріотическое настроеніе, вызывала наружу вс живыя силы общества и ставила ихъ въ распоряженіе энергичной правительственной воли, онъ принималъ ее, хотя она заключала въ себ опасныя, по его мннію, начала, подлежавшія ограниченію. Не сочувствуя вообще разрушенію сословныхъ границъ, онъ готовъ былъ, однако, пожертвовать цлостью исторически-создавшихся группъ во имя высшей государственной цли. За то, какъ политикъ, для котораго важно схватить моментъ, онъ тотчасъ же распространилъ реформу на всю монархію, тогда какъ она предполагалась лишь для восточной Пруссіи въ вид опыта. Между тмъ какъ настоящіе иниціаторы реформы 9 октября видли главное ея значеніе въ содйствіи матеріальному возстановленію страны (Retablissement), Штейнъ искалъ практическаго приложенія восторжествовавшихъ въ ней началъ въ переустройств войска изъ сословнаго въ общенародное. Въ этомъ смысл высказывался онъ въ своихъ послднихъ воззваніяхъ къ народу, которыя были отвергнуты королемъ.
Такимъ образомъ, въ основ отношенія Штейна къ соціальной реформ и его плана административныхъ преобразованій — одна общая идея. Находя старый абсолютизмъ недостаточно энергичною и эластичною государственною системой, Штейнъ стремился къ могущественному усиленію правительства общественными элементами. Финансовый вопросъ прямо приводитъ его къ народному представительству. На финансовомъ проект Гарденберга Штейнъ длаетъ краткую приписку: ‘парламентъ, довріе’. Въ то же время, онъ стремится къ быстрому и интензивному политическому перевоспитанію общества посредствомъ привлеченія всхъ его классовъ къ усиленному служенію государству. Ни въ нассауской записк, ни въ послдующихъ документахъ нтъ боле рчи объ историческихъ правахъ сословій или провинцій. Самодятельность общества въ провинціальномъ управленіи и участіе въ центральномъ — ничто иное, какъ помощь правительству, руководящая роль остается за нимъ, а представители общества могутъ лишь совтовать, ходатайствовать, предлагать, или же они являются делегатами правительственной власти. Но эта помощь, эта служба безвозмездна, такъ какъ обязательна. Такимъ образомъ, реформа Штейна обрисовывается въ характерно-прусскихъ чертахъ. Это — какъ бы расширеніе политическихъ началъ Фридриха И, который, требуя безусловнаго подчиненія правительственнымъ мрамъ, допускалъ свободное обсужденіе ихъ обществомъ. Штейнъ, по натур, въ сущности, типичный Гогенцоллернъ, въ данную минуту настоящій преемникъ стараго короля, въ виду критическаго положенія государства, распространилъ право общества разсуждать до активнаго участія его въ политической жизни, но въ предлахъ и направленіи, указанныхъ правительствомъ. Ничто поэтому такъ нехарактерно для воззрній Штейна въ эту эпоху, какъ его отношеніе къ Тугендбунду. Онъ несомннно сочувствовалъ идеямъ, одушевлявшимъ его организаторовъ, эти идеи повторялись въ его собственныхъ манифестахъ, и недаромъ молва длала его основателемъ союза. Но Штейнъ не одобрялъ его организаціи: онъ опасался встртить въ союз своего рода якобинскій клубъ, опасный для правительства. ‘Не было нужды ни въ какомъ особомъ учрежденіи для поднятія патріотизма,— говоритъ онъ потомъ въ автобіографіи,— основы его содержатся уже въ существующихъ учрежденіяхъ церкви и государства’. Тмъ не мене, средство, которое предлагалъ Штейнъ для усиленія правительства, казалось въ то время рискованнымъ большинству его сподвижниковъ. Одни не признавали животворящаго вліянія участія общественныхъ представителей въ управленіи, другіе боялись самодятельности его, какъ революціонной силы. Здсь лежитъ оригинальность Штейна и сказываются его старыя симпатіи.
За годъ правительственной диктатуры Штейна (4 окт. 1807 — 24 нояб. 1808 г.) его взгляды на предстоящія задачи значительно измнились. Положеніе Пруссіи стало несравненно хуже, чмъ было тотчасъ посл тильзитскаго мира. Стало ясно, что Наполеону нужна не контрибуція съ побжденной страны, а ея полное истощеніе. Лтомъ 1808 года Штейнъ вернулся изъ Берлина посл неудачныхъ переговоровъ съ Дарю, уполномоченнымъ императора. Въ виду угрожающей гибели Прусскаго государства, первоначальный его планъ постепеннаго возстановленія общественныхъ силъ кажется ему недостаточнымъ. Вмст съ вождями военной партіи, Шарнгорстомъ, Бойеномъ и др., онъ идетъ съ этой минуты къ организаціи народнаго возстанія, а въ связи съ этимъ его требованія становятся все боле демократичными и радикальными. Уже въ реформ городскаго устройства, относящейся къ этому второму періоду министерства Штейна, обращаетъ вниманіе устраненіе сословныхъ и промышленныхъ группъ, установленіе однороднаго для всхъ ценза. Въ вопрос финансовомъ онъ выступаетъ за подоходный налогъ. Но наибольшее впечатлніе производитъ программа, набросанная въ послднихъ воззваніяхъ, которымъ король отказалъ въ подписи, и особенно въ такъ называемомъ ‘политическомъ завщаніи’ Штейна, прощальномъ обращеніи къ представителямъ администраціи. Здсь указано то направленіе, въ которомъ должны пойти дальнйшія реформы, общано совершенное уничтоженіе какого бы то ни было различія въ правахъ гражданъ, общана отмна патримоніальной юрисдикціи, примненіе началъ эдикта 9 октября, названнаго Habeas Corpus Пруссіи, къ остаткамъ зависимости въ барщинной и дворовой служб, сліяніе дворянства съ остальною массой населенія, наконецъ, національное представительство. Въ то же время, Штейнъ объявляетъ высшею политическою необходимостью уничтоженіе всякихъ сословныхъ преимуществъ въ войск и проведеніе всеобщей воинской повинности. Этими мрами Штейнъ мужаетъ создать народный энтузіазмъ и вызвать въ массахъ могучую поддержку правительству. Чмъ выше необходимое для борьбы напряженіе народныхъ силъ, тмъ выше должна быть и идея, которая способна одушевить общество. Массовыя вооруженія, которыя замышляетъ Штейнъ, приводятъ сами собою къ иде національной борьбы, а отсюда прямой переходъ съ прусской на общегерманскую почву. Если не преслдовать широкой національной цли, то невозможно и не зачмъ спасать Пруссію,— вотъ та точка зрнія, на которую Штейнъ становится къ концу 1808 г. Огромное вліяніе на него въ этомъ отношеніи оказало испанское возстаніе, которое сразу представилось ему какъ начало общеевропейскаго движенія противъ цезаризма. Въ томъ же направленіи подйствовали на него и рчи Фихте къ ‘германскому народу’, провозглашавшія абсолютную силу и абсолютное право націи. Такимъ образомъ, старыя національныя симпатіи Штейна, до прусской катастрофы неопредленныя, связанныя съ призракомъ имперской конституціи, принимаютъ теперь вполн реальныя формы и обращаются въ опредленныя національныя задачи. Но эти формы и задачи совершенно совпадаютъ съ тмъ, что Штейнъ отвергалъ раньше въ революціонномъ движеніи. Если онъ требовалъ отъ общества огромныхъ жертвъ во имя сохраненія государства, то, мазалось ему, нтъ той жертвы, которой бы не были обязаны принести отдльныя личности и общественные классы во имя возстановленія націи, нтъ того средства, того усилія, которыхъ бы не слдовало пустить въ ходъ ради осуществленія этой высшей задачи. Отъ этого взгляда исходилъ Штейнъ въ проектахъ, которые въ 1809 г. онъ представлялъ австрійскому правительству, и въ своей дятельности въ 1812—13 гг. Любопытны ссылки, къ которымъ прибгаетъ теперь Штейнъ: онъ указываетъ сомнвающимся на успхъ американской революціи, на тирольское возстаніе, наконецъ, на борьбу самой Франціи противъ первой коалиціи. Всякое явленіе онъ оцниваетъ въ эту эпоху съ точки зрнія содйствія національно-государственнымъ цлямъ, всякимъ общественнымъ интересомъ старается онъ воспользоваться, чтобы сдлать его орудіемъ политическаго возбужденія. Религія, наука, искусство,— все должно служить государству, націи. Отмчая огромный интересъ къ чтенію въ Германіи, многочисленность и вліятельность класса ученыхъ, Штейнъ требуетъ, чтобы австрійское правительство дало поддержку литератур и школамъ въ Германіи и внесло бы въ нихъ политическое направленіе, предоставивъ, въ то же время, свободу слова. Все воспитаніе должно быть перестроено: оно должно развивать въ юношеств воинственный духъ, какъ у грековъ, въ немъ важное мсто должна занять гимнастика. Въ основу преподаванія должна быть поставлена исторія, которая одна помогаетъ вырабатывать общественные идеалы. Церковь также должна служить общественному и національному подъему. Штейнъ готовъ увеличить доходы духовенства, дать ему боле почетное положеніе, повліять на честолюбіе его представителей и привлечь ихъ въ высшее управленіе, чтобы заставить ихъ дйствовать на общество въ національномъ дух. Въ позднйшихъ проектахъ революціонизированы Германіи противъ Наполеона, Штейнъ, пораженный ролью духовенства въ испанскомъ возстаніи и религіозною окраской русскаго движенія, рекомендовалъ, рядомъ съ контрабанднымъ распространеніемъ брошюръ, книгъ и прокламацій, дятельность монаховъ-проповдниковъ. Оставаясь протестантомъ по внутреннему убжденію, онъ отмчаетъ, въ то же время, сухость культа и въ связи съ этимъ слабость общественнаго вліянія протестантизма, равнодушіе сверныхъ нмцевъ къ національному длу онъ готовъ приписать вліянію ученія Лютера. Совершенно иначе смотрлъ онъ на католицизмъ, долгое время какъ бы не замчая вовсе его теократическихъ тенденцій. Не романтизмъ, а исключительно стремленіе найти могущественный политическій рычагъ заставляло его сближаться съ выдающимися вождями германскихъ католиковъ, что вызвало представленіе о переход Штейна въ католицизмъ.
Но Штейнъ еще ближе подвигается къ революціи въ своихъ планахъ національнаго возстанія. Еще въ своихъ прусскихъ проектахъ онъ предлагалъ королю отмнить вовсе дворянство и возстановить его лишь для тхъ, которые отличатся на войн. Убдившись въ томъ, что дворянство въ сверной Германіи холодно къ національному длу, онъ предлагаетъ опереться на средній классъ и крестьянъ, а къ равнодушнымъ, колеблющимся и готовымъ измнить — примнять самыя строгія, драконовскія мры. Чиновники, которые пойдутъ на какія-либо соглашенія съ непріятелемъ, должны быть разстрляны. Никто не сметъ уклоняться отъ поступленія въ ряды ополченія. Обычныя власти смняются или безусловно подчиняются новымъ, облеченнымъ неограниченными полномочіями и составляющимъ строго-централизованное цлое. Образцомъ въ данномъ случа Штейнъ прямо ставитъ комитетъ общественнаго спасенія и ссылается на благотворную роль его во Франціи. Всего рзче отношеніе къ династамъ. ‘Князья не должны забывать, что они такіе же подданные императора и пперіи, какъ и другіе, что суверенитетъ государей Рейнбунда — чистйшая узурпація’. Союзъ ихъ съ Наполеономъ — преступленіе, которое даетъ право на конфискацію ихъ владній и лишеніе ихъ власти. Старый Штейнъ почти неузнаваемъ, когда говоритъ о необходимости покончить разъ навсегда со всми этими ‘украшеніями старыхъ рыцарскихъ валъ’. Лишь съ реальными силами, на которыя можно опереться въ возстановленія Германіи, согласенъ онъ считаться: будетъ ли Австрія или Пруссія во глав Германіи или установится дуализмъ ихъ, или наконецъ, директорія изъ крупнйшихъ государствъ, все равно, только бы получилось прочное единство. Руководясь этимъ взглядомъ, дйствовалъ онъ и въ 1813 г., организуя возстаніе изъ Кенигсберга, втягивая Пруссію и ея короля начально въ войну и вызывая этимъ справедливый съ прусской точки зрнія упрекъ въ томъ, что онъ подвергалъ государство страшному рискуМежду тмъ, его обвиняли, съ другой стороны, въ чрезмрномъ служеніи интересамъ той же Пруссіи. Вотъ его отвтъ ганноверцу Мюнстеру, который отстаивалъ права мелкихъ государей Германіи: ‘О моей принадлежности къ Пруссіи не можетъ быть и рчи, въ силу стараго устройства, я принадлежу только Германіи, а не какой-либо одной ея части, династіи мн совершенно безразличны въ данный моментъ великаго развитія, он лишь орудія. Возстановленіе единства и независимости посредствомъ старыхъ, обветшалыхъ формъ невозможно. Если единство — мой идеалъ — недостижимо, пусть будетъ облегченъ и обезпеченъ переходъ къ нему. Раздробите Пруссію, Баварію, Виртембергъ, увеличьте на ихъ счетъ Австрію, сдлайте ее госпожею Германіи, или поступите иначе, я на все согласенъ, если только это приблизитъ насъ къ главной цли’.
Дйствуя согласно этимъ взглядамъ, Штейнъ усвоиваетъ не только вншнюю роль и наслдіе революціи и Наполеона, разрушавшихъ традиціонный строй Германіи и произвольно комбинировавшихъ ея политическіе элементы. Онъ примыкалъ — хотя и безсознательно — къ самой основной иде революціи, къ иде абсолютнаго права націи на самоопредленіе, когда допускалъ низверженіе династій, устраненіе господствующихъ политическихъ и соціальныхъ формъ и отношеній во имя національнаго блага. отсюда естественна у него тсная связь между понятіями національнаго единства и политической свободы. Какъ ране политическое возрожденіе государства представлялось ему немыслимымъ безъ національнаго подъема, такъ теперь обратно національное единеніе казалось и недостижимымъ, и ‘безцльнымъ, безсодержательнымъ безъ дятельнаго участія въ національной жизни всего народа. Въ этомъ смысл онъ высказывался за необходимость германской конституціи уже въ 1808 г., когда впервые возникъ планъ организаціи общеевропейской народной войны противъ Наполеона. Въ томъ же дух, но еще рзче настаивалъ онъ на народныхъ правахъ въ своихъ позднйшихъ проектахъ общегерманскаго устройства.
Мы не послдуемъ за Штейномъ въ этомъ період его дятельности.— Существенное въ развитіи его политическаго идеала намъ выяснилось. Консерваторъ по своимъ первоначальнымъ симпатіямъ, по пройденному имъ образованію, Штейнъ, въ силу неизбжности, служитъ просвщенному Абсолютизму. Въ этой школ онъ усвоиваетъ идею и пріемы сильной государственной власти, идущей впереди общества. Народныя движенія, вызванныя революціей, даютъ содержаніе и смыслъ государственной иде и образъ націи заполняетъ въ его представленіи рамки всемогущаго государства.

Р. Випперъ.

‘Русская Мысль’, кн.VIII, 1891

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека