Госпожа Ролан, Мирович-Иванова Зинаида Сергеевна, Год: 1890

Время на прочтение: 15 минут(ы)

0x01 graphic

Историко-литературный этюдъ

Н. Мировича.

Изданіе журнала ‘Пантеонъ Литературы’.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Н. А. Лебедева, Невскій просп., д. No 8.
1890.

Историко-литературный этюдъ.

‘Чмъ дальше проникаешь въ жизнь г-жи Роланъ, тмъ боле цльнымъ представляется ея характеръ, везд, во всемъ — т же мысли, т же слова, нигд не встрчаемъ мы въ ея жизни ни одной темной стороны, ни одного осложненія противоположныхъ страстей или стремленій’. (Lettres autographes de М-me Roland А Bancal des lasarts, publies par М-me Bancal des Issarts. Introduction par S-te Beuve, p. 46).
— ‘Все было гармонично и ничего не было дланнаго въ этой знаменитой женщин’.
Она представляетъ собой не только самый сильный, но и самый правдивый характеръ вашей революціи. Исторія не отнесется къ ней съ пренебреженіемъ….’ (Dauban ‘М-me Roland et eon temps’. Отзывъ о г-ж Роланъ современника ея).
Въ большей части характеристикъ, посвященныхъ г-ж Роланъ и ея партіи, преобладаетъ, до извстной степени, духъ той исторической школы, представителемъ которой является данный авторъ. И это вполн естественно: великія событія, въ которыхъ она принимала дятельное участіе, слишкомъ еще близки къ нашему времени,— слишкомъ живо и глубоко затрогиваютъ многіе вопросы общественной жизни, чтобы относиться къ нимъ вполн объективно, съ спокойнымъ, холоднымъ безпристрастіемъ. Вотъ почему общественная дятельность и самая личность г-жи Роланъ нердко принимаютъ въ историческихъ очеркахъ не совсмъ правильное освщеніе. Чтобы получить врное и правдивое представленіе о характер и жизни этой замчательной женщины, необходимо обратиться къ первоначальнымъ источникамъ,— къ запискамъ современниковъ, близко ее знавшихъ, и, главнымъ образомъ,— къ ея собственнымъ мемуарамъ и переписк.

ГЛАВА I.

Дтство г-жи Роланъ.— Воспитаніе.— Первыя впечатлнія.— Годъ пребыванія въ пансіон монастыря конгрегаціи,— Сближеніе съ Софи Каннэ.— Религіозное увлеченіе.

Дтство г-жи Роланъ мало извстно, мы знаемъ о немъ лишь то немногое, что она сама сообщаетъ въ своихъ мемуарахъ.
По большей части, автобіографіи даютъ неврное представленіе какъ о фактахъ, такъ и о характер дйствующихъ лицъ: невольно, безсознательно, авторъ, въ одномъ случа, усиливаетъ, въ другомъ смягчаетъ краски, умалчиваетъ, подчасъ, о весьма важныхъ подробностяхъ, придаетъ своимъ дйствіямъ неврную окраску.
Едва-ли можно сдлать этотъ упрекъ г-ж Роланъ. Ревностная послдовательница Ж. Ж. Руссо, она и въ своихъ мемуарахъ старается подражать его ‘Исповди’. Въ описаніи какъ себя, такъ и близкихъ лицъ, она не щадитъ красокъ, до педантизма придерживается истины,— иногда даже въ ущербъ скромности и чувству приличія.
Правда, провряя ‘мемуары’ по сохранившейся переписк г-жи Роланъ, мы видимъ, что нкоторые эпизоды ея жизни представлены не совсмъ точно и соотвтственно дйствительности (напр., отношенія г-жи Роланъ къ Лабланшери). Но случаи эти весьма рдки, при томъ же, не слдуетъ забывать, что не одно десятилтіе отдляло ее отъ тхъ фактовъ и событій, которые она по воспоминаніямъ передавала въ своей автобіографіи, за нсколько мсяцевъ до смерти.— Въ общемъ, несмотря на эти немногія, неизбжныя погршности противъ истины, образъ г-жи Роланъ, какъ передаетъ намъ ея автобіографія, вполн соотвтствуетъ, въ главныхъ чертахъ, тмъ отзывамъ и характеристикамъ, которые даютъ намъ современники. Въ своихъ мемуарахъ, г-жа Роланъ является не только представительницей политической партіи, мужественно боровшейся за свои идеи, отстаивавшей ихъ цною личнаго счастья и жизни: она является здсь не только героиней, но и женщиной — семьянинкой, со всми своими слабостями и недостатками, порой заблуждающейся въ пылу увлеченія, несправедливой и даже жестокой ко всмъ тмъ кто уклоняется отъ ея пути,— порой изнемогающей подъ бременемъ тяжелыхъ испытаній,— но всегда, съ начала до конца, врной себ, своимъ убжденіямъ и нравственнымъ принципамъ.
Г-жа Роланъ, въ двицахъ Manon Phlipon, родилась въ Париж 17 марта 1754 года. Родители ея принадлежали къ среднему сословію — буржуазіи. Отецъ ея по ремеслу гравёръ (г-жа Роланъ называетъ его въ своихъ мемуарахъ ‘артистомъ’), кром своей спеціальности, занимался покупкой и перепродажей драгоцнныхъ вещей и брилліантовъ. Это былъ человкъ весьма невысокаго полета — самолюбивый, тщеславный, увлекающійся и поверхностный. ‘Не будучи человкомъ образованнымъ’, говоритъ о немъ г-жа Роланъ (‘Mmoires’ v. 3-me, р. 7), ‘онъ обладалъ той степенью познаній и вкуса, которую даютъ хотя бы самыя поверхностныя занятія искусствами, поэтому, несмотря на все его уваженіе къ 4 богатству, онъ имлъ сношенія съ купцами, но поддерживалъ связи только съ артистами, живописцами и скульпторами’.
Но, по всей вроятности, причиной этого было не столько развитіе, ^полученное отъ общенія съ искусствами, сколько свойственное ему безграничное тщеславіе. Главной, преобладающей страстью его было стремленіе къ нажив, къ денежнымъ спекуляціямъ,— несчастная страсть, которая впослдствіи, по смерти жены его, привела къ разоренію семьи. Дочь свою, умомъ и красотой льстившую его самолюбію, онъ любилъ по-своему, но въ воспитаніе ея почти не вмшивался.
Полный контрастъ съ этимъ буржуа — bon vivant представляла жена его, въ двушкахъ Маргарита Бимонъ. Съ привлекательной наружностью, симпатичная по нравственнымъ своимъ свойствамъ, она вышла замужъ безъ любви, покорная вол родителей. ‘Душевныя и умственныя качества ея’, говоритъ о ней г жа Роланъ, ‘казалось бы, длали ее достойной человка боле просвщеннаго и нравственно-чуткаго, но родители просватали ее за человка порядочнаго, хотя посредственнаго,— способности котораго обезпечивали для нея средства къ существованію — и разумъ побудилъ ее согласиться на этотъ бракъ. За неимніемъ счастья, котораго она не могла ожидать, она чувствовала, что будетъ наслаждаться въ семь мирнымъ спокойствіемъ, которое можетъ замнить счастье. Благоразумно умть сокращать свои требованія’, сентенціозно замчаетъ при этомъ г-жа Роланъ, и наслажденія — гораздо рже, чмъ мы воображаемъ, но утшеніе всегда найдется въ добродтели’ (Mmoires’ v. 3-me, р. 8).
Отъ страстно любимой матери г-жа Роланъ унаслдовала задатки нкоторыхъ природныхъ свойствъ. Въ жизни какъ матери, такъ и дочери, столь различной по вншнимъ обстоятельствамъ, преобладаетъ та же идея долга, та же выдержка характера, та же непоколебимая строгость въ нравственныхъ принципахъ, рядомъ съ свободомысліемъ, свойственнымъ XVIII вку, та же страстная потребность вры… Вс эти черты, уже проглядывающія въ характер матери, широко развиваются въ дочери, отъ природы богато одаренной, впечатлительной, отзывчивой, унаслдовавшей отъ отца его страстный, живой, сангвиническій темпераментъ. Вроятно, сочетаніе всхъ этихъ свойствъ, столь различныхъ и, отчасти, даже противоположныхъ, въ значительной степени усиливало то неотразимо обаятельное впечатлніе, которое она производила на всхъ близко ее знавшихъ.
Первоначальное, домашнее воспитаніе Manon велось безъ всякой опредленной системы. Четырехъ лтъ она уже умла читать, и съ этихъ поръ, по собственному ея свидтельству, главный трудъ ея воспитателей, по отношенію къ обученію, заключался лишь въ томъ, чтобы удовлетворять ея неутолимой жажд знанія. Благодаря прекрасной памяти и рдкимъ способностямъ, вс книги, попадавшіяся ей подъ руку, начиная съ Ветхаго и Новаго Завта, краткаго и пространнаго катехизиса, и кончая ‘Символомъ св. Аанасія’,— вс прочитывались и запоминались съ неимоврной быстротой. Семи лтъ, двочку начали посылать въ воскресные классы приходской церкви, для приготовленія къ конфирмаціи, и уже здсь необыкновенныя ея способности обратили на нее вниманіе преподавателей и доставили первую награду по окончаніи годичнаго курса ученія. Дальнйшее образованіе продолжалось дома, подъ руководствомъ цлой фаланги самыхъ разнообразныхъ преподавателей, перечисляя ихъ, г-жа Роланъ называетъ, между прочими, дядю, аббата Бимона, преподававшаго ей латинскій языкъ, Маршана — учителя чистописанія, географіи и исторіи, Кажона,— бывшаго солдата, затмъ капуцина и наконецъ сидльца, потерпвшаго неудачу во всхъ этихъ каррьерахъ, и обратившагося, вслдствіе этого, къ преподаванію пнія, танцмейстера Мазона, скрипача Ватена и т. д. Очевидно, мать ничего не жалла для развитія умственныхъ способностей и, въ особенности, талантовъ дочери, но при этомъ, обученіе наукамъ и искусствамъ велось настолько безпорядочно и непослдовательно, что едва ли могло бы привести къ хорошимъ результатамъ, еслибы недюжинныя способности, въ соединеніи съ природнымъ здравымъ смысломъ, не помогли двочк разобраться въ хаос всхъ преподававшихся ей премудростей. Хаосъ еще боле увеличивался, благодаря чтенію книгъ, такъ-же разнообразныхъ по содержанію, какъ мало соотвтствовавшихъ ея дтскому возрасту.
Черезъ руки семилтней двочки прошли вс книги, хранившіяся въ библіотек родителей,— ‘жизнеописанія Святыхъ’, ‘Библія’, ‘Комическій романъ Скаррона’, старинный переводъ исторіи Аи піана, и даже трактатъ ‘Объ искусств геральдики’. Въ возраст девяти лтъ, глубокое впечатлніе произвели на нее ‘жизнеописанія’ Плутарха, впервые внушившія ей республиканскія идеи и повліявшія впослдствіи на образованіе ея политическаго міросозерцанія. Въ тотъ же періодъ дтства, воображеніе ея увлекалось Фенелономъ и Тассомъ При чтеніи ‘Телемака’ и ‘Освобожденнаго Іерусалима’, разсказываетъ въ своихъ мемуарахъ г-жа Роланъ, ‘у меня захватывало дыханіе и лицо пылало какъ въ огн… Я была Евхарисой для Телемака, и Герминіей для Танкреда, но мысленно воплощаясь въ личности этихъ героинь, я не думала еще о себ, не обращалась къ собственной личности и ничего не искала вокругъ себя: я какъ бы сама перерождалась и видла лишь т предметы, которые существовали для моихъ героинь То былъ сонъ безъ пробужденія’ (‘Mmoires’ v. 3, р. 27).
Но этому періоду дтской чистоты и невинности не суждено было продлиться. Г-жа Роланъ, съ нескромной откровенностью свойственной послдовательниц Руссо, подробно разсказываетъ въ ‘Мемуарахъ’, какъ общество одного развратнаго юноши, ученика ея отца, при помощи чтенія романовъ, преждевременно просвтило ее и открыло такія тайны природы, которыя могли пагубно повліять на воображеніе и нравственную чистоту ребенка. Цинизмъ, съ которымъ г-жа Роланъ передаетъ эти эпизоды своего дтства, навлекъ на нее строгое осужденіе со стороны нкоторыхъ біографовъ и историковъ {‘Мы видимъ здсь полное отсутствіе истинной скромности’, замчаетъ Тенъ (‘La Conqute Jacobine’), говоря о ‘Мемуарахъ’ М-me Roland,— ‘за то постоянно встрчаемъ возмутительныя непристойности, вызванныя чванствомъ и желаніемъ стать выше своего пола’.}, упрекающихъ ее въ отсутствіи стыдливости и скромности. Дйствительно, если въ ‘Исповди’ Руссо нравственное чувство читателя нердко оскорбляется грубой его откровенностью, въ женщин подобный цинизмъ возмущаетъ еще боле: въ ‘Мемуарахъ’ г-жи Роланъ онъ является какъ бы фальшивымъ аккордомъ, который производитъ на читателя самое удручающее впечатлніе. Но при этомъ не слдуетъ забывать, что черта эта навязана ей какъ бы извн, и является слдствіемъ реакціи, смнившей въ то время господствовавшую прежде въ литератур искусственность и ходульность.
Это новое направленіе, главнымъ представителемъ котораго является Руссо, отрицательно относится ко всмъ условіямъ вншней благопристойности, которыми обычай связывалъ человка. Скромность, стыдливость, чувство приличія,— вс узды, сдерживающія проявленіе чувства,— оно считаетъ пустымъ предразсудкомъ, изобртеніемъ, такъ же безполезнымъ, какъ и унизительнымъ для человческаго достоинства. Направленіе это, установившееся какъ въ жизни, такъ и въ литератур второй половины XVIII вка, косвеннымъ образомъ отразилось и на г-ж Роланъ, мы говоримъ ‘косвеннымъ образомъ’, потому что, какъ мы увидимъ дале, оно выразилось лишь въ нкоторыхъ ея вншнихъ пріемахъ, не затронувши нравственной ея стороны.
Преждевременное развитіе двочки, при темперамент страстномъ и увлекающемся, легко могло загрязнить воображеніе ея и нравственную чистоту. Она избгла этой опасности, благодаря вліянію матери. ‘Мать моя’, разсказываетъ г-жа Роланъ въ ‘Мемуарахъ’ (‘Mmoires’ v. 3, р. 41), ‘искусно воспользовалась чувствомъ стыдливости, свойственнымъ моему возрасту… Проступокъ мой, заключавшійся въ томъ, что я не разсказала ей все съ самаго начала и сочла за пустякъ вольность, которую позволилъ себ молодой человкъ,— проступокъ мой она изобразила въ такомъ ужасномъ свт, что я сочла себя погибшей. Религія, добродтель, честь,— она воспользовалась всми аргументами, чтобы подйствовать на меня убжденіемъ, и предохранить отъ дальнйшихъ опасностей. Не знаю, она ли хотла представить все въ преувеличенномъ вид, или моя впечатлительность преувеличила произошедшее, но я чистосердечно вообразила себя величайшей преступницей въ мір и не успокоилась, пока мать моя не отвела меня на исповдь’. И вотъ, подавленная сознаніемъ своей грховности и чувствомъ раскаянія, она ищетъ успокоенія въ религіи. Уже съ ранняго дтства, религіозные догматы и обряды привлекали ея воображеніе. ‘Благоговніе, съ которымъ мн внушались религіозныя понятія’, говоритъ г-жа Роланъ въ ‘Мемуарахъ’ (‘Mmoires’ v. 3, р. 34), ‘расположило меня принять ихъ со вниманіемъ: они должны были произвести глубокое впечатлніе на сильное воображеніе, и не смотря на смущеніе, въ которое повергалъ меня зарождающійся разумъ, съ сомнніемъ относившійся къ превращенію дьявола въ змія, я врила въ Бога и поклонялась ему’.— Натура страстная, увлекающаяся и непосредственная, она всецло отдавалась всякому чувству, всякой иде. И теперь, подавленная чувствомъ раскаянія, она доходитъ въ своемъ религіозномъ увлеченіи до экзальтаціи. ‘Религіозность, въ которую я впала’, разсказываетъ г-жа Роланъ, ‘совершенно измнила и преобразила меня, я сдлалась въ высшей степени смиренна и робка, вс мужчины, вообще внушали мн чувство почти ужаса, которое еще боле усилилось, когда нкоторые изъ нихъ показались мн привлекательными. Я строго слдила за всми своими помыслами, малйшій образъ, который, хотя бы смутно, могъ представиться моему воображенію, казался мн преступленіемъ. Я пріобрла такую привычку воздержанія, что и впослдствіи, уже не будучи религіозной, при чтеніи естественной исторіи Бюффона, пропускала вс мста, которыя касались размноженія человческаго рода,— съ поспшностью и страхомъ человка, который видитъ себя на краю пропасти’ (‘Mmoires’, v. 3 р. 24).
Но добровольная, строгая нравственная дисциплина, соблюденіе церковныхъ уставовъ и чтеніе житія святыхъ — не удовлетворяли потребностямъ ея страстной натуры. Подобно фанатикамъ первыхъ вковъ христіанской эры, она мечтала всецло принести себя въ жертву божеству,— мечтала о тхъ блаженныхъ временахъ, когда изуврство язычниковъ доставляло внецъ мученичества врнымъ послдователямъ Христа. Напряженное настроеніе религіознаго увлеченія еще боле усиливалось вслдствіе приближавшагося таинства перваго причастія,— великаго событія, которое представлялось, въ ея глазахъ, первой стадіей на пути къ вчному спасенію. И вотъ, въ пылу религіознаго увлеченія, у нея явилась мысль, постепенно созрвшая въ твердое намреніе,— покинуть свтскую жизнь и удалиться на время въ уединеніе монастыря, для подготовленія къ великому таинству. Пылкое воображеніе манила обстановка и жизнь монастыря, представлявшаяся въ образ таинственномъ и романтичномъ. Тяжесть разлуки съ родительскимъ кровомъ и любимой матерью не могла остановить ея: чмъ тяжел представлялась жертва, тмъ угодне была она Богу. Зрло обдумавши свое ршеніе, она немедленно приступила къ исполненію его. Родители не сочли разумнымъ стснять ея религіозное настроеніе. По настоятельной ея просьб, они согласились помстить ее на годъ въ пансіонъ монастыря Конгрегаціи, пользовавшійся репутаціей хорошаго воспитательнаго заведенія. Въ ‘Мемуарахъ’ г-жи Роланъ чрезвычайно живо и образно описываются первыя впечатлнія ея по прибытіи въ монастырь.
Тревожное состояніе духа смнилось настроеніемъ мирнымъ и спокойнымъ, страстная религіозная экзальтація уступила мсто тихой мечтательности.
‘Первая ночь, проведенная мною въ монастыр’, разсказываетъ г-жа Роланъ (‘Mmoires’, v. 3, р. 48), ‘была тревожна. Я разсталась съ родительскимъ кровомъ и чувствовала себя далеко отъ дорогой моей матери… Слабый свтъ освщалъ комнату, гд я спала съ четырьмя двочками моего возраста. Я подошла къ окну, свтъ луны позволялъ разглядть очертанія сада, въ который выходило окно. Глубокая тишина царила здсь, я прислушивалась къ ней съ нкотораго рода благоговніемъ. Громадныя деревья бросали мстами свою гигантскую тнь, общая врное прибжище для уединенныхъ мечтаній: я подняла глаза къ небу,— оно было ясно и спокойно, мн представилось, что я чувствую присутствіе божества, которое съ улыбкой принимаетъ мою жертву и ниспосылаетъ уже мн награду въ утшительномъ мир небесной обители: счастливыя слезы наполняютъ глаза мои, съ священнымъ трепетомъ, я повторяю свой обтъ,— и предаюсь сну праведныхъ’.
Годъ, проведенный въ монастыр конгрегаціи, былъ счастливымъ годомъ въ жизни г-жи Роланъ. Впослдствіи, во время своей бурной политической карьеры, она любила переноситься мысленно къ этому періоду своего дтства, мирному и безмятежно счастливому. Съ первыхъ дней вступленія въ монастырь, нравственныя ея свойства и характеръ привлекли ей всеобщія симпатіи. Подруги полюбили ее за доброе сердце и за характеръ, открытый, прямой и кроткій, учителя и преподавательницы видли въ ней прилежную и даровитую ученицу, успхи которой льстили ихъ самолюбію, монахини и прислужницы превозносили ея христіанское смиреніе, кротость и усердіе въ исполненіи религіозныхъ обрядовъ. Одновременно съ удовлетвореніемъ душевныхъ потребностей, дятельный умъ ея, только что начинавшій пробуждаться къ сознательной жизни, находилъ новыя наслажденія въ постоянныхъ разнообразныхъ занятіяхъ. Не по лтамъ развитая двочка всхъ поражала своей серьезностью и вдумчивостью. Въ часы прогулокъ и отдыха, вмсто игръ, свойственныхъ дтскому возрасту, она удалялась въ садъ отъ своихъ подругъ, чтобы предаваться въ уединеніи своимъ любимымъ мечтаніямъ и созерцанію природы: культъ ея уже въ то время начиналъ соединяться и смшиваться, въ ея воображеніи, съ культомъ божества.
Два событія отмчаютъ пребываніе въ монастыр Manon. Одно — таинство причастія, къ которому, въ вид исключенія, она была допущена до истеченія года, на четвертомъ мсяц по вступленіи въ монастырь. Другое событіе, еще боле важное по своимъ послдствіямъ, было зарожденіе новой страсти, освтившей вс первые годы ея юности и косвенно повліявшей на всю ея жизнь, — начало дружбы ея съ Софи Каннэ. Изъ всхъ подругъ Manon, только она, по своему развитію и серьезнымъ наклонностямъ, привлекла ея довріе и симпатію. Софи Каннэ была на три года старше ея, и характеромъ представляла скоре противоположныя, чмъ сходныя черты. Спокойная и разсудительная, она жила боле разумомъ, чмъ чувствомъ, вдумываясь во вс явленія жизни и все подвергая анализу пытливаго, но безстрастнаго ума. Но при всемъ различіи характеровъ, между двумя подругами было нчто общее, родственное. Натуры глубокія и цльныя, об съ раннихъ лтъ почувствовали необходимость осмыслить свое существованіе и выработать себ извстные принципы и взгляды, чтобы, согласно съ ними, направить всю свою жизнь, об, стремясь найти точку опоры, прежде всего обратились за поддержкой къ религіи.
Общія религіозныя врованія значительно способствовали сближенію ихъ. Но впослдствіи, умственное ихъ развитіе, отправившееся изъ однихъ основаній, приняло у той и другой весьма различное направленіе. Между тмъ какъ у Софи Каннэ религіозное міровоззрніе принимало все боле узко ортодоксальное направленіе, съ оттнкомъ мистицизма, г-жа Роланъ — натура боле широкая, живая и воспріимчивая, увлеклась другимъ направленіемъ, боле яркимъ и боле соотвтствовавшимъ умственнымъ ея потребностямъ,— раціоналистическими идеями XVIII вка.
Но не смотря на такой различный ходъ умственнаго развитія, дружба между двумя пріятельницами съ годами не ослабвала, но все боле росла и крпла: лишившись связи въ общихъ религіозныхъ врованіяхъ,— въ теоретическихъ взглядахъ, он продолжали руководствоваться въ жизни одинаковыми нравственными принципами.
Годъ пребыванія Manon въ пансіон прошелъ быстро и незамтно, въ классныхъ занятіяхъ, чтеніи и бесдахъ съ Софи. Не безъ сожалнія разсталась она съ мирной обителью, встртившею ее такъ тепло и радушно. Въ эпоху выхода ея изъ пансіона, отецъ Manon долженъ былъ вступить въ отправленіе общественной должности, вслдствіе чего руководство торговыми длами всецло перешло къ ея матери. Не имя возможности заниматься дочерью, она временно помстила ее къ бабушк,— г-ж Флиповъ, которая жила неподалеку отъ нея, на остров Св. Людовика. Этотъ періодъ жизни Manon представляетъ какъ-бы продолженіе предъидущаго. Т же занятія, подъ руководствомъ прежнихъ учителей, наполняли большую часть дня ея. Отъ времени до времени, въ свободные часы, она посщала родителей и подругъ въ монастыр, переписывалась съ Софи Канвэ.
Такъ прошелъ другой годъ, по истеченіи котораго Manon возвратилась въ домъ родителей. Слдующіе три года въ ея жизни, отъ 14-ти до 17-ти-лтняго возраста, лишь весьма сжато и поверхностно очерчены въ ‘Мемуарахъ’. Они являются какъ-бы переходной эпохой отъ дтства къ юности,— эпохой полной самыхъ разнообразныхъ, нердко противорчивыхъ впечатлній и чувствъ. Одновременно съ развитіемъ умственнымъ, также быстро шло развитіе физическое, и вмст съ тмъ, цлый міръ новыхъ ощущеній открывался передъ молодой двушкой.
Избытокъ юныхъ силъ, темпераментъ увлекающійся и страстный, въ соединеніи съ сознаніемъ обаятельной красоты и молодости,— плохо мирились съ самоуничиженіемъ и аскетизмомъ, предписываемыми монастыремъ. И чтеніе житій святыхъ, молитва, посщеніе церковныхъ службъ — не удовлетворяли пылкое воображеніе, идеалы отшельнической, монашеской жизни не отвчали требованіямъ страстной природы, жаждавшей широкой, живой сферы дятельности. Этотъ разладъ во внутренней жизни явился источникомъ новыхъ нравственныхъ страданій, сопровождавшихся тяжелой внутренней борьбой. Подобно фанатикамъ-аскетамъ, молодая двушка, стремясь подавить въ себ вс инстинкты физической природы, подвергаемъ себя всевозможнымъ лишеніямъ и испытаніямъ ‘Ночью, раздтая, босикомъ на холодномъ полу’, разсказываетъ г-жа Роланъ (‘Mmoires’, v. 3, р. 106), ‘я молила Бога спасти меня отъ діавольскихъ соблазновъ… Я подвергала себя разнымъ лишеніямъ. Не разъ случалось мн примнять на практик слова царя-пророка, и сть хлбъ, посыпанный пепломъ и орошенный моими слезами’.
Наконецъ, посл долгой борьбы, она успокоивается на мысли, что испытанія эти неизбжны,— что само небо ниспосылаетъ ихъ человку, чтобы поддерживать въ немъ постоянное чувство недоврія къ себ, какъ-бы въ подтвержденіе этой мысли, воображенію ея предстали примры великихъ святыхъ — Павла, Бернара и Іереміи, также подвергавшихся мірскимъ соблазнамъ и, въ конц концовъ, поборовшихъ ихъ съ помощью молитвы, поста и воздержанія. Но успокоившись на мысли о неизбжности испытаній, кающейся гршниц предстояло исполнить еще одинъ тяжелый долгъ,— который предписывала церковь,— покаяться въ своемъ преступленіи на исповди. Трагикомичный эпизодъ этой исповди подробно описывается въ Мемуарахъ. Главное затрудненіе состояло въ томъ — какъ назвать, обобщить совершенный грхъ? ‘Отецъ’, промолвила я, ‘я гршна…’ Но что-же дале? Сердце усиленно билось во мн, лицо покрылось яркой краской… ‘я гршна… въ помыслахъ, противныхъ христіанской чистот’. Слава Богу,— подходящее слово было найдено. Архимедъ, ршивши свою задачу, не испыталъ большей радости, какъ я, отыскавши это удачное выраженіе. Но еслибы онъ вздумалъ предложить дальнйшій вопросъ?— это его дло, я ни слова не могла прибавить къ сказанному. Въ этотъ день, я закрыла вуалью все лицо, и съ ногъ до головы дрожала, стоя на колнахъ въ священномъ судилищ’. (‘Mmoires’, v. 3, р. 108).
Къ счастью, аббатъ оказался настолько скромнымъ и разсудительнымъ, что не сталъ предлагать дальнйшихъ вопросовъ: трагическій эпизодъ кончился благополучно, и Manon съ облегченнымъ сердцемъ возвратилась отъ исповди.
Борьба съ влеченіями страстнаго темперамента не одна нарушала мирное теченіе жизни Manon въ описываемый періодъ ея отрочества. Еще боле опаснаго врага, чмъ въ свойствахъ природы, религія встртила въ раціоналистическихъ идеяхъ вка, постепенно овладвавшихъ ея умомъ. Но развитіе этихъ идей и борьба ихъ съ догматами католической вры относится къ боле позднему періоду жизни Manon, къ которому мы и перейдемъ въ слдующихъ главахъ. Начиная съ 17-ти-лтняго возраста, она вступаетъ въ постоянную переписку съ другомъ своего дтства — Софи Каннэ. Переписка эта, обнимающая періодъ времени отъ 17-ти до 26-ти-лтняго возраста,— даетъ боле или мене ясное представленіе о внутреннемъ и вншнемъ содержаніи ея жизни. Весь этотъ періодъ своей жизни, т. е. всю первую молодость, до замужества, Manon провела въ Париж, въ прежней скромной обстановк своего дтства, вдали отъ свта, лишь изрдка прерывая литературныя и научныя занятія посщеніемъ нсколькихъ кружковъ знакомыхъ. Главнымъ развлеченіемъ и отрадой въ ея жизни была постоянная переписка съ пріятельницей. По этимъ письмамъ, представляющимъ поперемнно то философско-нравственныя разсужденія, то исповдь, то дружескія изліянія,— мы можемъ слдить за постепеннымъ умственнымъ и нравственнымъ развитіемъ этой замчательной женщины.
Повряя другу вс выдающіеся такъ-же, какъ и мелкіе факты своей жизни, вс свои чувства, впечатлнія и мысли,— Manon является здсь въ настоящемъ своемъ свт, при всхъ своихъ недостаткахъ,— всегда врная самой себ, всегда правдивая, прямая и честная.

ГЛАВА II.

Общество XVIII в.— Семейная обстановка.— Мистическое настроеніе.

Переписка m-lle Phlipon съ пріятельницей за 70—78 годы представляетъ интересъ не только автобіографическій, но, до извстной степени, и историческій. Собирая различныя черты понятій и нравовъ той эпохи, разбросанныя въ Мемуарахъ и Переписк г-жи Роланъ, мы можемъ составить себ боле или мене ясное представленіе о характер современнаго ей общества.— Общій колоритъ его, при всемъ его вншнемъ блеск, далеко не привлекательный. Характерной чертой общества XVIII вка является преобладаніе салонной, свтской жизни, подъ вліяніемъ этого главнаго фактора, складываются нравы его, понятія, привычки и обычаи. Утонченность манеръ, привтливость, любезность, свтскій тактъ, словомъ — вс т качества, которыя составляютъ то, что называется ‘savoir vivre’,— являются главными, самыми необходимыми аттрибутами человческой личности, къ развитію ихъ должно стремиться какъ воспитаніе, такъ и вся жизнь.
‘Быть всегда веселымъ, замчаетъ одинъ современникъ, путешественникъ — англичанинъ (John Andrews), — ‘отличительное свойство французовъ, предписываемое кодексомъ свтскихъ приличій’.— Вся жизнь того времени представляется вчнымъ, непрерывнымъ праздникомъ. Визиты, пріемы, всякаго рода развлеченія и увеселенія — всецло наполняютъ её, не оставляя мста серьезнымъ интересамъ.
Хорошее общество требуетъ постоянныхъ развлеченій, оно находитъ, что ‘короли существуютъ лишь для того, чтобы ежедневно устраивать празднества, каждый разъ съ новымъ содержаніемъ, что процессы, интриги, войны, раздоры священниковъ, сокращающіе человческую жизнь,— нелпыя и возмутительныя явленія, что человкъ созданъ лишь для удовольствій и веселья’. (Вольтеръ).
Отношеніе общества къ религіознымъ вопросамъ поверхностно и легкомысленно. Упадку уваженія къ религіи въ значительной степени способствовало само духовенство, своими нравами и образомъ жизни представлявшее самую полную противоположность правиламъ католической церкви. ‘Побольше свободы’, говорилъ своему секретарю кардиналъ де-Роганъ, прославившійся своими романическими похожденіями,— ‘иначе жизнь наша будетъ слишкомъ скучна’. (De Valions. ‘Souvenirs’, р. 60).— Политическими вопросами занимались лишь въ высшихъ правительственныхъ сферахъ, въ обществ же, устраненномъ отъ всякаго вмшательства въ административныя и политическія дла,— они являются лишь предметомъ для остроумныхъ эпиграммъ и bon-mots. Общественные интересы отсутствуютъ, существуютъ лишь интересы узко сословные, все общество раздлено на іерархическіе круги, строго обособленные, съ презрніемъ относящіеся ко всмъ низшимъ общественнымъ ступенямъ.
Въ такомъ же пренебреженіи и семейная жизнь, врне,— семейной жизни въ ту эпоху совсмъ нтъ. Многочисленныя мелкія обязанности, налагаемыя свтомъ, всецло поглощаютъ человка, при томъ же, всякое проявленіе чувства считается неприличнымъ нарушеніемъ правилъ бонтонности. Каждый шагъ, каждое движеніе человка въ семь и вн ея,— манера длать предложеніе, изъясняться въ любви, способъ выраженія при обращеніи къ жен, дтямъ, къ подчиненнымъ, къ прислуг,— все заране соразмрено и регулировано кодексомъ свтскихъ приличій.
И вотъ, при господств этой деспотической регламентаціи, развиваются дв главныя черты, характеризующія общественную жизнь Франціи въ первой и начал второй половины XVIII вка,— искусственность и сухость. Начиная съ вншности,— съ костюма, манеръ, разговора — все подчинено извстнымъ условнымъ формамъ, малйшее отступленіе отъ которыхъ преслдуется безпощадно.
‘Проявленіе всякаго естественнаго движенія такъ рдко’, замчаетъ одинъ современникъ, ‘что возвращаясь изъ Версаля, я останавливаюсь иногда на улиц, чтобы посмотрть на собаку, которая гложетъ кость’ (Champfort. 110).
Всякая самобытность, всякая личная иниціатива — не допускаются въ хорошемъ обществ: человкъ не свободенъ располагать собой, своими чувствами и мыслями,— онъ всецло принадлежитъ свту и подчиняется его законамъ. Поэтому выраженіе всхъ сильныхъ чувствъ, свойственныхъ человку, какъ бы сглаживается, притупляется,— и самая любовь является не столько страстью, сколько забавой, легкимъ развлеченіемъ.
‘Ne soyez point poux, ne soyez point amant,— ‘soyez l’homme du jour,— et vous serez charmant’, такъ характеризуетъ общество той эпохи современная поговорка, Таковы были нравы, и таково было общество, современное г-ж Роланъ. Фривольное и легкомысленное, блестящее по вншности, но холодное, сухое и безсердечное по нравственнымъ своимъ качествамъ, оно представляло полную дисгармонію съ ея умственными и нравственными стремленіями. Какъ мелки и ничтожны казались efl интересы этого общества въ сравненіи съ возвышенными идеалами, къ которымъ она стремилась съ первой минуты сознательнаго своего существованія! Какъ презрнны вс пружины, двигавшія и управлявшія всей этой жизнью! ‘Нтъ’! восклицаетъ она въ письм къ Софи (14 марта 1772 года {‘Lttres indites de М-me Roland aux demoiselles Cannet’ publies par Auguste Breuil.— Danban ‘Letters (en partie indites) de М-me Roland aux demoiselles Cannet’.}) — ‘не въ этомъ обществ людей, вчно скучающихъ и невыносимыхъ для самихъ себя, безъ устали преслдующихъ идолъ наслажденія, которому они все приносятъ въ жертву, но который, подобно призрачной тни, убгаетъ отъ нихъ и исчезаетъ въ ту минуту, какъ они думаютъ схватить его,— не въ этой сред можно наслаждаться счастьемъ, освященнымъ разумомъ и являющимся плодомъ добродтели’….
Но не одно нравственное чувство вызываетъ протестъ молодой двушки противъ общества, а и чувство самолюбія такъ-же, какъ справедливости, которое глубоко оскорблено его высокомрно-презрительнымъ отношеніемъ. Уже въ дтств, когда однажды бабушка, г-жа Флипонъ, взяла ее съ собой въ одинъ аристократическій домъ (г-жи Буаморель), гд родные ея занимали положеніе какъ бы подчиненныхъ,— уже тогда надменно-покровительственный пріемъ, оказанный бабушк и ей самой,— за живое задлъ ея самолюбіе. ‘Я почувствовала, что красню’, разсказываетъ г-жа Роланъ въ своихъ воспоминаніяхъ (‘Mmoires’ v. 3-me р. 84), ‘сердце мое усиленно билось. Я еще не спрашивала себя, почему бабушка не сидла на диван, и почему она занимала положеніе, столь несходное съ положеніемъ г-жи Буаморель, но у меня уже было чувство, которое ведетъ къ этому размышленію, и я была рада окончанію этого визита, какъ избавленію отъ страданія’.
Впечатлнія эти возобновились и усилились въ юности, при поздк въ Версальскій дворецъ, предпринятой родителями для ея развлеченія. Изъ скромнаго и тснаго помщенія одной знакомой — камеристки дофины, она увидла, во всемъ блеск, роскошь и великолпіе придворной обстановки, представлявшей, въ ея глазахъ, т
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека