Гоп-Фрог, По Эдгар Аллан, Год: 1849

Время на прочтение: 11 минут(ы)

Эдгаръ По

Гопъ-Фрогъ *).

*) Hop — по-англійски значитъ прыгать, frog — лягушка.

Собраніе сочиненій Эдгара По въ перевод съ англійскаго К. Д. Бальмонта

Томъ первый

Поэмы, сказки

Москва, 1901

Книгоиздательство ‘Скорпіонъ’

Никогда я не видалъ никого, кто могъ бы сравниться съ королемъ въ зажигательной веселости и любви къ шуткамъ. Онъ, повидимому, жилъ только для шутокъ. Разсказать добрую шутливую исторію, и разсказать ее хорошо, это быль врнйшій путь къ его благосклонности. Такимъ образомъ произошло, что семь его министровъ вс были отмнными шутниками. Кром того, по примру короля, они вс были плотными, коренастыми и жирными, въ этомъ они были такъ же несравненны, какъ и въ искусств шутить. Толстютъ-ли люди отъ шутокъ, или въ самой тучности есть что-то предрасполагающее къ шутливости, этого я никогда въ точности не могъ опредлить, но во всякомъ случа достоврно, что худощавый шутникъ rara avis in terris {Птица рдкостная.}.
Объ утонченностяхъ, или, какъ онъ называлъ ихъ, о ‘призракахъ’ остроумія король безпокоился очень мало. Онъ въ особенности любилъ, чтобы шутка была, такъ сказать, на широкую ногу, и ради этого нердко заботился объ ея длиннотахъ. Излишніе деликатессы претили ему. Онъ предпочелъ бы ‘Гаргантюа’ Раблэ ‘Задигу’ Вольтера, и, въ заключеніе всего, шутки, сопровождавшіяся дйствіемъ, соотвтствовали его вкусу гораздо боле, чмъ шутки словесныя.
Въ т времена, къ которымъ относится мое повствованіе, профессіональные шуты еще не совсмъ вышли изъ моды при дворахъ. Нкоторые изъ великихъ ‘властителей’ континента еще держали при себ ‘дураковъ’, они были одты въ пестрые костюмы, украшены колпаками съ бубенчиками, и отъ нихъ всегда ожидали мткихъ остротъ на тотъ или иной случай, въ обмнъ на крохи, падавшія съ королевскаго стола.
Нашъ возлюбленный король, конечно, держалъ при себ ‘дурака’. Дло въ томъ, что онъ положительно нуждался въ чемъ-нибудь этакомъ сумасброднолъ — хотя бы для того, чтобы уравновсить тяжеловеную мудрость семи мудрецовъ, бывшихъ его министрами, уже не говоря о немъ самомъ.
Его дуракъ, или профессіональный шутъ, былъ, однако, не только дуракомъ. Его достоинство было утроено въ глазахъ короля тмъ обстоятельствомъ, что онъ былъ карликъ и увчный. Карлики были въ т дни такими же обычными явленіями при дворахъ, какъ и шуты, и многимъ монархамъ было бы трудно прожить свой вкъ (дни при двор, пожалуй, длинне, чмъ гд-либо), если бы у нихъ не было шута, вмст съ которымъ можно было бы смяться, и карлика, надъ которымъ можно бы было насмхаться. Но, какъ я уже замтилъ, вс эти шуты, въ девяносто девяти случаяхъ изъ ста, толсты, жирны и неповоротливы,— такъ что у нашего короля было съ чмъ поздравить себя, ибо Гопъ-Фрогъ (такъ звали шута) представлялъ изъ себя тройное сокровише въ одной персон.
Я думаю, что лица, крестившія карлика, назвали его при крещеніи не ‘Гопъ-Фрогомъ’, это имя ему было милостиво пожаловано, по общему согласію, семью министрами, благодаря тому, что онъ не могъ ходить, какъ вс другіе. Дйствительно, Гопъ-Фрогъ могъ двигаться только такимъ образомъ, что его походка какъ бы напоминала знаки междометія: онъ не то прыгалъ, не то ползалъ, извиваясь,— движенія, безконечнымъ образомъ услаждавшія короля и, конечно, доставлявшія ему немалое утшеніе, потому что (несмотря на выпуклость его живота и прирожденную припухлость головы) вссь дворъ считалъ его красавцомъ-мужчиной.
Но хотя Гопъ-Фрогъ, благодаря искривленію ногъ, могъ двигаться по земл или по полу съ большими трудностями и усиліями, громадная мускульная сила, которой природа наградила его, какъ бы въ вид возмщенія за несовершенство нижнихъ коночностей, давала ему возможность учинять съ необыкновеннымъ проворствомъ всякія продлки, везд, гд дло шло о деревьяхъ, канатахъ, или вообще, гд нужно было на что-нибудь вскарабкиваться. При такихъ упражненіяхъ онъ, конечно, боле походилъ на блку или на маленькую обезьяну, нежели на лягушку.
Не могу сказать съ точностью, изъ какой страны былъ родомъ Гопъ-Фрогъ,— изъ какой-то дикой области, о которой никто не слыхалъ и которая находилась очень далеко отъ двора нашего короля. Гопъ-Фрогъ, вмст съ одной молодой двушкой, почти такой же карлицей, какъ онъ (хотя необыкновенно пропорціональной и преискусной танцовщицей), былъ насильственно оторгнутъ отъ родного очага, и оба они изъ своихъ собственныхъ домовъ, находившихся въ смежныхъ провинціяхъ, были посланы, въ качеств подарка, королю, однимъ изъ тхъ генераловъ, которые всегда побждаютъ.
При такихъ обстоятельствахъ нтъ ничего удивительнаго, что между двумя маленькими плнниками возникла самая тсная близость. Дйствительно, они скоро сдлались закадычныяи друзьяли. Гопъ-Фрогъ, хотя и былъ большимъ искусникомъ во всякихъ шуткахъ, но пользовался, однако, популярностью и не могъ оказывать никакихъ услугъ Триппетт, но она, благодаря изяществу и изысканной красот, (хоть и карлица), была общей любимицей, пользовалась большимъ вліяніемъ и никогда не упускала случая примнить его на пользу Гопъ-Фрога.
По случаю какого-то крупнаго государственнаго событія, какого именно не помню,— король ршилъ устроить маскарадъ, а когда при нашемъ двор случался маскарадъ или что-нибудь въ этомъ род, тогда таланты и Гопъ-Фрога и Триппетты, конечно, выступали на сцену. Гопъ-Фрогъ въ особенности былъ изобртателенъ въ искусств устраивать пышныя зрлища, выдумывать новые характерные типы и подбирать костюмы для маскированныхъ баловъ, во всемъ этомъ онъ былъ такимъ искусникомъ, что, казалось, ничего бы не вышло безъ его помощи.
Ночь, назначенная для празднества, наступила. Пышный залъ причудливо былъ разукрашенъ, подъ надзоромъ Триппетты, чтобы придать маскараду возможный блескъ. Весь дворъ съ лихорадочнымъ нетерпніемъ ожидалъ торжества. Что до костюмовъ и масокъ, какъ легко догадаться, каждый вовремя пришелъ къ тому или другому ршенію. Многіе приготовились къ своимъ ролямъ за недлю или даже за мсяцъ, и ни у кого на самомъ дл не было ни малйшихь колебаній, ни у кого, кром короля и его семи министровъ. Почему колебались они, я никакъ бы не могь сказать,— разв что они длали это ради шутки. Боле вроятно, впрочемъ, что имъ было трудно приготовиться, по причин ихъ основательной тучности. Какъ бы то ни было, время уходило, и, прибгая къ послднему средству, они послали за Триппеттой и Гопъ-Фрогомъ.
Когда два маленькіе друга пришли на зовъ короля, онъ сидлъ за столомъ и пилъ вино вмст съ семью сочленами своего совщательнаго кабинета, но владыка, повидимому, былъ ршительно не въ своей тарелк. Онъ зналъ, что Гопъ-Фрогъ не выносилъ вина, дйствительно, оно возбуждало бднаго калку настолько, что онъ длался почти безумнымъ, а безуміе чувство не особенно пріятное. Но король любилъ свои активныя шутки, и ему показалось очень пріятнымъ заставить Гопъ-Фрога выпить и (какъ король изволилъ опредлить это) ‘развеселиться’.
‘Ну-ка, поди-ка сюда, Гопъ-Фрогъ’, сказалъ онъ, когда шутъ вмст со своею подругой вошелъ въ комнату: ‘вотъ выпей-ка’, онъ показалъ ему на кубокъ, налитый до краевъ, ‘за здоровье твоихъ отсутствующихъ друзей’ (тутъ Гопъ-Фрогь вздохнулъ), ‘а потомъ покажи намъ, братецъ, свою изобртательность. Намъ нужно что-нибудь характерное, что-нибудь характерное, любезнйшій, новенькое. Надоло намъ это вчное одно и то же. Ну, пей же, вино подогретъ твое остроуміе’.
Гопъ-Фрогь попытался было отвтить на предупредительность короля обычною шуткой, но усиліе не увнчалось успхомъ. Случилось такъ, что это былъ какъ разъ день рожденія бднаго карлика, и приказаніе выпить за ‘отсутствующихъ друзей’ вызвало слезы на его глаза. Не одна крупная горькая капля упала въ кубокъ, который онъ взялъ изъ рукъ тирана.
‘А! ха, ха’, загремлъ тотъ, когда карликъ съ отвращеніемъ выпилъ кубокъ. ‘Стаканъ добраго вина вещь великая! Да что это, братецъ, у тебя уже и глаза засвтились!’
Бдняга! Его большіе глаза не свтились, а скоре сверкали, вино оказывало на его впечатлительный мозгъ не только сильное, но и мгновенное дйствіе. Онъ порывисто поставилъ кубокъ на столъ и осмотрлъ всю компанію пристальнымъ полубезумнымъ взглядомъ. Вс эти господа, повидимому, въ высшей степони забавлялись успшною ‘шуткой’ короля.
‘Ну-съ, а теперь къ длу’, сказалъ первый министръ, очень толстый человкъ.
‘Да’, сказалъ король, ‘помоги-ка намъ, братецъ, что-нибудь выдумать, что-нибудь характерное, Гопъ-Фрогъ, всмъ намъ не достаетъ характера — всмъ — ха, ха, ха!’ И такъ какъ это положительно было сказано въ вид шутки, смхъ короля былъ подхваченъ семикратнымъ эхомъ.
Гопъ-Фрогъ также смялся, хотя слабо и нсколько разсянно.
‘Ну, ну’, нетерпливо проговорилъ король, ‘что же, ничего еще теб не приходитъ въ голову?’
‘Мн хочется выдумать что-нибудь новое’, отвчалъ карликъ разсянно. Онъ былъ совершенно ошеломленъ виномъ.
‘Хочется!’ бшено закричалъ тиранъ. ‘Что ты хочешь сказать этимъ хочется? А, понимаю. Ты надулъ губы? и теб еще хочется впна, ну, выпей, выпей!’ и, наливъ другой кубокъ, онъ предложилъ его увчному. Тотъ уставился на вино пристальнымъ взглядомъ и еле дышалъ.
‘Пей, говорятъ теб’, разразилось чудовище, ‘или, чорть побери…’.
Карликъ колебался. Король былъ красенъ отъ гнва. Придворные сладко улыбались. Триппетта, мертвенно блдная, приблизилась къ креслу короля и, упавъ передъ нимъ на колни, умоляла пощадить ея друга.
Нсколько мгновеній тиранъ смотрлъ на нее, очевидно, пораженный ея дерзостью. Онъ, повидимому, соверренно не зналъ, что ему длать или говорить,— какъ наиболе прилично выразить свое негодованіе. Наконецъ, не говоря ни слова, онъ съ яростью толкнулъ ее отъ себя и выплеснулъ ей въ лицо полный стаканъ впна.
Несчастная двушка встала черезъ силу и, не смя даже вздохнуть, заняла свое прежнее мсто у конца стола.
На полминуты воцарилась такая мертвая тишина, что можно было бы услыхать паденіе листа или пера. Тишина была прервана глухимъ, но рзкимъ и продолженнымъ царапающимъ звукомъ, который одновремешю исходилъ какъ бы изо всхъ угловъ колнаты.
Что — что — что, спрашиваю я тебя, хочешь ты этимъ сказать?’ спросилъ король, бшено поворачиваясь къ карлику. Послдній, какъ кажется, въ значительной степени усплъ отрезвиться и, смотря пристально, но спокойно, прямо въ лицо тирану, воскликнулъ. ‘Я, я? Почему непремнно я?’
‘Это, кажется, оттуда’, замтилъ одинъ изъ придворныхъ, ‘я думаю, это попугай на окн точилъ клювъ о проволоку клтки’.
‘Врно’, отвтилъ король, какъ будто весьма облегченный этою догадкой, ‘но я бы могъ поклясться рыцарскою честью, что это вонъ тотъ бродяга скриплъ зубами’.
Тутъ карликъ захохоталъ (а король былъ слишкомъ расположенъ къ шуткамъ, чтобы быть недовольнымъ чьимъ бы то ни было смхомъ), причемъ обнаружилъ два ряда широкихъ, сильныхъ и безобразныхъ зубовъ. При этомъ онъ выразилъ ршительную готовность выпить сколько угодно вина. Государь былъ умиротворенъ, и Гопъ-Фрогъ, осушивъ новый кубокъ, безъ видимыхъ дурныхъ послдствій, тотчасъ же и съ большимъ воодушевленіемъ началъ обсуждать маскарадные планы.
‘Не могу объяснить, въ силу какого сплетенія мыслей’, замтилъ онъ очень спокойно, и съ такимъ видомъ какъ будто бы онъ никогда съ роду не пилъ вина, ‘не могу объяснить, но именно посл того, какъ ваше величество изволили ударить эту двушку и выплеснули ей въ лицо вино — именно посл того, какъ ваше величество изволили это сдлать, и въ то время какъ попугай произвелъ такой странный шумъ около окна, мн припомнилась прекрасная забава — одна изъ обычныхъ въ моей стран игръ — у насъ въ маскарадахъ она исполняется очень часто, здсь же будетъ совершенною новинкой. Къ несчастью, однако, для этого требуется компанія въ восемь человкъ, и — ‘
‘Да насъ какъ разъ восемь!’ воскликнулъ король, смясь на свою тонкую наблюдательность. ‘Я и семь министровъ, какъ разъ восемь. Ну, въ чемъ же дло?’
‘Мы называемъ это’, отвтилъ хромецъ, ‘Восемь-Скованныхъ Орангъ-Утанговъ’, и, дйствительно, это чудесная штука, если хорошо разыграть’.
‘Мы-то ужь ее разыграемъ,’ замтилъ король, пріосаниваясь и опуская вки.
‘Вся прелесть игры,’ продолжалъ Гопъ-Фрогъ, ‘заключается въ чувств страха, который можно нагнать на женщинъ’.
‘Превосходно!’ заревли хоромъ король и его миннстры.
‘Я васъ наряжу орангъ-утантами’ продолжалъ карликъ, ‘предоставьте все мн. Сходство будетъ такое поразительное, что вс прпмутъ васъ за настоящихъ зврей и, конечно, страхъ гостей будетъ равняться ихъ изумленію’.
‘О, да это дйствительно превосходно’, воскликнулъ король, ‘Гопъ-Фрогь, я тебя, братецъ, озолочу’.
‘Цпи будутъ гремть, потому они и необходимы, они увеличатъ смятеніе. Можно будетъ подумать, что вы убжали цлой толпой отъ своихъ вожатыхъ. Вы не можете себ представить, ваше величество, какой эффектъ произведутъ на маскарадную публику восемь скованныхъ орангъ-утанговъ, которые большинству покажутся настоящими, и каково это будетъ, когда они бросятся съ дикими криками въ толпу изящныхъ и разряженныхъ мужчинъ и женщинъ. Контрастъ неподражаемый».
‘Надо думать,’ сказалъ король и весь совтъ быстро поднялся (уже становилось поздно), чтобы немедленно привести въ исполненіе планъ Гопъ-Фрога.
Т пріемы, съ помощью которыхъ онъ хотлъ изготовять партію орангъ-утанговъ, были очень несложны, но въ достаточной степени дйствительны для намченной цли. Упомянутыя животныя въ ту эпоху, къ которой относится мое повствованіе, были весьма рдкостными везд въ цивилизованномъ мір, и такъ какъ черты сходства, созданныя карликомъ, приводили къ достаточной звроподобности и къ боле чмъ достаточной отвратительности, соотвтствіе съ природой были, повидимому, обезпечено. Король и его министры прежде всего были облечены въ узкія ажурныя рубахи и панталоны. Затмъ они были густо намазаны жидкой смолой. Тутъ кто-то изъ участниковъ предложилъ примнить перья, но это предложеніе было немедленно отвергнуто карликомъ, который, какъ дважды два четыре, доказалъ, что шерсть такого животнаго, какъ орангъ-утангъ, гораздо лучше можно изобразить съ помощью льна. Согласно съ этимъ, слой смолы былъ покрытъ густымъ слоемъ льна. Затмъ достали длинную цпь. Прежде всего она прошла вокругъ таліи короля и была закрплена, затмъ она обошла вокругъ таліи одного изъ министровъ и тоже закрплена, затмъ вокругъ таліи каждаго изъ остальныхъ, тмъ же порядкомъ. Когда этотъ процесъ закрпленія цпи былъ оконченъ, и участники игры стояли другъ отъ друга такъ далеко, какъ только было можно, они образовывали изъ себя кругь, и, чтобы придать всему естественный видъ, Гопъ-Фрогъ протянулъ остатокъ цпи, въ вид двухъ діаметровъ, сходящихся подъ прямыми углами, поперекъ круга, совершенно такъ же, какъ въ наши дни сковываютъ Чимпанзе и другихъ крупныхъ обезьянъ съ острова Борнео.
Большой залъ, въ которомъ долженъ былъ праздноваться маскарадъ, представлялъ изъ себя круглую комнату, очень высокую, причемъ солнечный свтъ проходилъ сюда черезъ единственное окно, находившееся въ вышин. По ночамъ (время, для котораго преимущественно предназначался этотъ чертогъ) залъ освщался главнымъ образомъ громаднымъ канделябромъ, который свшивался на цпи изъ самаго центра косого окна, находившагося въ потолк, и который поднимался и опускался съ помощью обыкновеннаго противовса, но (въ видахъ изящества) этотъ послдній шелъ по ту сторону купола и тянулся надъ сводомъ.
Вншнее убранство комнаты было предоставлено надзору Триппетты, но кое въ чемъ, повидимому, ею руководилъ разсудительный ея другъ, карликъ. Такъ, по его внушенію кандолябръ былъ убранъ прочь. Капли воска (а при такой теплот атмосферы разв можно было отъ нихъ уберечься) могли бы причинить серьезный ущербъ богатому одянію гостей, которые, по причин большого многолюдства, не вс были бы въ состояніи избгать центральнаго пункта комнаты, то есть того пункта, который находился подъ канделябромъ. Въ различныхъ мстахъ чертога, тамъ и сямъ, были поставлены добавочные свтильники, и по одному ароматичному факелу было помщено въ правой рук каждой изъ Каріатидъ, которыя стояли противъ стнъ, числомъ всего на всего пятьдесятъ или шестьдесятъ.
Слдуя совтамъ Гопъ-Фрога, восемь орангъ-утанговъ терпливо дожидались полночи, чтобы явиться въ полномъ блеск, когда залъ будетъ биткомъ набитъ нарядными масками. Но какъ только часы возвстили полночь, они тотчасъ же ринулись вс вмст, или врне вкатились — ибо, благодаря цпи, большинство изъ участниковъ этой компаніи по необходимости падало, и вс они спотыкались.
Въ толп масокъ послдовало необыкновенное возбужденіе, отъ котораго исполнилось восторгомъ сердце короля. Какъ и было предположено, многіе изъ гостей ршили, что эти твари съ такой свирпой наружностью дйствительно какія-то животныя, хотя быть можетъ и не подлинные орангъ-утанги. Многія изъ женщинъ отъ ужаса попадали въ обморокъ. И еслибы король не позаботился заране о томъ, чтобы въ зал не было никакого оружія, его компанія быстро искупила бы свою забаву кровью. Теперь же поднялась страшная давка по направленію къ дверямъ, но они, по приказанію короля, были заперты тотчасъ же, какъ онъ вошелъ, и ключи, согласно внушеніямъ карлика, были переданы ему.
Въ то время какъ суматоха достигала своихъ высшихъ предловъ, и каждый изъ веселящпхся заботился только о своей собственной безопасносіи (благодаря давк было дйствительно много опасности, самой настоящей), можно, было видть, какъ цпь, на которой обыкновенно вислъ канделябръ и которая была удалепа вмст съ нимъ, теперь мало-по-малу, еле замтно, начала опускаться внизъ, пока ея крючковатый конецъ не очутился на разстояніи приблизительно трехъ футовъ отъ пола.
Вскор посл этого король и его семь сотоварищей, вдоволь напрыгавшись въ зал по всмъ направленіямъ, очутились, наконецъ, въ ея центр и, естественно, въ непосредственпой близости отъ цпи. Карликъ, слдуя за ними по пятамъ и понуждая ихъ поддерживать суматоху, схватилъ ихъ цпь въ точк пересченія двухъ частей, проходившихъ по кругу діаметрально, подъ прямыми углами, затмъ съ быстротою молніи онъ зацпилъ за это мсто крюкомъ, на которомъ обыкновенно вислъ канделябръ,— и въ одно мгновеніе, дйствіемъ какой-то невидимой силы, висячая цпь была подтянута вверхъ настолько, что за крюкъ уже нельзя было взяться, орангъ-утанги, съ логической неизбжностью, были стянуты вмст и столкнулись лицомъ къ лицу.
Маски тмъ временемь нсколько оправились отъ своей тревоги и, начиная смотрть на все, какъ на искусно выдуманную шутку, разразились громкимъ хохотомъ по поводу смшного положенія обезьянъ.
‘Предоставьте ихъ мн!’ вдругъ закричалъ Гопъ-Фрогъ, и его рзкій пронзительный голосъ отчетливо вырзался изъ этого смутнаго гула. ‘Предоставьте ихъ мн! Кажется, я-то ихъ знаю. Если только я взгляну на нихъ хорошенько, я тотчасъ же скажу, кто они!
Затмъ, карабкаясь надъ головами столпившихся звакъ, онъ пробрался къ стн, выхватилъ у одной изъ Каріатидъ факелъ, и, вернувшись тмъ же порядкомь къ центру комнаты, вскочилъ, съ ловкостью обезьяны, на голову къ королю, вскарабкался еще на нсколько футовъ по цпи и опустилъ внизъ факелъ, какъ бы разсматривая группу орангъ-утанговъ и все продолжая кричать: ‘ужь я-то разузнаю, кто они!’
И въ то врвлчя какъ вся нарядная толпа (до обезьянъ включительно) была объята судорожнымъ смхомъ, шутъ внезапно издалъ рзкій свисть, цпь быстро взлетла вверхъ футовъ на тридцать, увлекая за собою испуганныхъ и бьющихся орангъ-утанговъ и заставляя ихъ висть въ пространств между косымъ окномъ и поломъ. Что касается Гопъ-Фрога, онъ, карабкаясь по цпи, пока она поднималась, все еще сохранялъ свое прежнее положеніе относительно восьми замаскированныхъ и все еще (какъ будто ничего не произошло) онъ продолжалъ устремлять къ нимъ факелъ, словно пытаясь разсмотрть, кто они.
Вс присутствующіе были такъ изумлены этимъ внезапнымъ подъятіемъ вверхъ, что на минуту въ чертог во царилось мертвое молчаніе. Оно было нарушено совершенно такимъ же глухимъ рзкимъ царапающимъ звукомъ, какой раньше привлекъ вниманіе короля и его совтниковъ, когда въ лицо Триппетт было выплеснуто вино, но теперь уже не могло быть вопроса, откуда исходилъ этотъ звукъ — это карликъ скриплъ и скрежеталъ своими клыкообразными зубами, между тмъ какъ ротъ его покрылся пной, а глаза блистали сумасшедшею яростью, устремляясь къ приподнятымъ лицамъ короля и его семи сотоварищей.
‘Ага’, выговорилъ, наконецъ, разсвирпевшій шутъ. ‘Ага! я начинаю узнавать, что это за публика!’ и, длая видъ, что онъ желаетъ посмотрть на короля хорошенько, онъ поднесъ факелъ къ его льняному покрову, и мгаовенно брызнули струи яркаго огня. Мене чмъ въ полминуту вс восемь орангъ-утанговъ пылали ослпительнымъ пламенемъ, среди криковъ толпы, которая, будучи поражена глубокимъ ужасомъ, смотрла на нихъ снизу и не имла возможности оказать имъ хотя бы малйшую помощь.
Наконецъ, огни, быстро увеличвваясь въ сил, принудили шута вскарабкаться выше по цпи. И когда онъ сдлалъ это движеніе, толпа опять на краткое мгновеніе погрузилась въ безмолвіе. Карликъ воспользовался удобнымъ случаемъ и снова заговорилъ:
‘Теперь я отлично вижу, что это за публика. Это великій король и его семь совтниковъ — король, которому ничего не стоитъ ударить беззащитную двушку, и его семь совтнивовъ, которые подстрекаютъ его на оскорбленіе. A что до меня, я просто шутъ — Гопъ-Фрогъ, и это моя поелдняя шутка.’
Благодаря сильной воспламеняемости льна и смолы, дяніе мести былъ окончено, едва только карликъ договорилъ свои послднія слова. Восемь труповъ висли на своихъ цпяхъ, почернлая масса, вонючая, гнусная, неузнаваемая. Калка швырнулъ въ нихъ свой факелъ, проворно вскарабкался къ потолку, и скрылся въ косомъ окн.
Думаютъ, что Триппетта, находясь надъ сводомъ зала, была соучастницей своего друга въ его жестокой мести, и что оба они бжали на родину, ибо никто ихъ больше не видалъ.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека