<Смирновъ>
‘Отечественныя Записки’, No 7, 1845
Геройство и любовь или Замок на берегах Дона, Российско-исторический роман. Сочинение Н. Зряхова, Зряхов Николай Ильич, Год: 1848
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Геройство и любовь или Замокъ на берегахъ Дона, Россійско-историческій романъ. Сочиненіе Н. Зряхова. Москва. Въ тип. Николая Степанова. 1848. Четыре части. Въ 18-ю д. л. Въ -й части 176, въ -й — 423, въ III-й — 424, въ IV—464 стр.
Г. Н. Зряховъ увряетъ, какъ значится въ заглавіи его книги, что онъ сочинялъ россійско-историческій романъ подъ вышеприведеннымъ названіемъ. Но, судя по этому названію, мудрено поврить, чтобъ онъ дйствительно написалъ такой романъ. Скоре можно согласиться, что этотъ романъ совсмъ не россійскій, а какой-нибудь заморскій, относящійся ко времени среднихъ вковъ, когда вся Западная Европа была загромождена замками убжищами владтельныхъ принцевъ, которые изъ нихъ производили свои опустошительные набги на окрестности, не признавая надъ собой никакой другой власти, крон собственной буйной воли. Тамъ и до сихъ-поръ остаются еще нкоторыя слды этихъ памятниковъ ихъ страннаго могущества, которое, наконецъ сокрушено было умными мрами государей и самыми обстоятельствами. Что же касается до вашего отечества, то мы не знаемъ въ немъ ршительно ни какихъ замковъ, потому-что исторія Россіи иметъ совершенно другой характеръ, а не тотъ, который бы допускалъ возможность существованія подобныхъ укрпленій. Но г. Зряховъ не хочетъ этого знать. Ему непремнно нуженъ замокъ, и притонъ такой, въ которомъ бы можно было встртить геройство и любовь. По законамъ здраваго смысла, кажется, очень-трудно удовлетворить желанію г. Зряхова найдти такое мсто. Для кого трудно, а для г. Зряхова это сущая бездлица! Онъ ршился сочинить россійско-историческій романъ. Слдовательно, долженъ существовать гд-нибудь замокъ, куда бы можно было посадить этотъ романъ. Г. Зряховъ открываетъ наконецъ такой замокъ на берегахъ Дона и пошелъ писать… Теперь мы вримъ, что романъ г. Зряхова дйствительно россійско-историческій, просимъ у него извиненія въ своей дерзости, которая заставляла насъ сомнваться въ истин его словъ. Только сочинители россійско-историческихъ романовъ имютъ способность открывать такія вещи, которыя никогда не прійдутъ въ голову людямъ, одареннымъ однимъ простымъ человческимъ смысломъ. Но всего любопытне предисловіе, которое русскій сочинитель, какъ называетъ себя Зряховъ (вроятно, онъ хотлъ сказать россійско-историческій) почелъ нужнымъ выставить передъ своимъ сочиненіемъ. Въ немъ, какъ въ зеркал, отражается вся уродливая физіономія россійско-историческихъ романовъ. Г. Зряховъ глубоко убжденъ, что талантъ и образованіе — такіе пустяки, которые ровно ни къ чему не служатъ ли писателя, что для него достаточно только быть русскимъ человкомъ, любить свою родину, не понимая истиннаго значенія этой любви, не имя никакого понятія объ исторіи своего отечества. Плохо приходится вашей православной Руси отъ такихъ обожателей! Она по-невол должна бояться усердія этихъ рыцарей-защитниковъ ея чести и славы, готовыхъ оказать ей такую услугу, которая напоминаетъ извстную басню Крылова: Пустынникъ и Медвдь… Въ удовольствіе нашимъ читателямъ выписываемъ слово-въ-слово знаменитое предисловіе г. Зряхова, не длая ни малйшаго отступленія отъ подлинника. Здсь можно видть также достоинство россійско-историческаго языка, которымъ говорятъ только сочинители россійско-историческихъ романовъ, и который чрезвычайно-богатъ и способенъ для выраженія отсутствія всякой мысли.
‘Россія, любезное наше отечество, подъ мудрымъ скипетромъ и покровительствомъ чадолюбивыхъ своихъ Монарховъ, наслаждаясь нын совершеннымъ благоденствіемъ, обратила на себя взоры всхъ иноплеменныхъ, удивленныхъ поспшнымъ ея перерожденіемъ, которая, возвышаясь постепенно въ наукахъ и просвщенія, и быстро совершая свой полетъ, выступила на обширное поле славы и , я можетъ сравняться твореніями своихъ геніевъ съ учеными европейскихъ державъ. Къ счастію, Русскіе нын стали опять Рускими, — узнали цну родныхъ талантовъ, мене стали заниматься иностранными, и съ удовольствіемъ нын читаютъ произведенія ума своихъ соотечественниковъ, и чрезъ сіе самое родились новыя твореніи и новые геніи съ отличнйшими познаніями, — и надо думать, что со временемъ опередятъ иностранныхъ писателей, и если не затмятъ ихъ славу, то по-крайней-мр станутъ съ ними на одной точк, — чего долженъ желать истинно Русскій и гордиться своимъ отечествомъ.
‘Обрадованный синь счастливымъ переворотомъ, я осмлился, безъ ученія и просвщенія, написать Россійско-историческій романъ сей, въ четырехъ частяхъ, почерпнувъ сюжетъ онаго изъ пожара Московскаго, нэпа полившаго Москву 12 Апрля 1547 года, и изъ Казанской осады, гд мои герои были дйствующими лицами, съ описаніемъ страны и жителей рки Дона.
‘Счастливымъ и награжденнымъ почту себя, если сіе слабое и природное произведеніе моего пера принесетъ пользу и пріятное чтеніе моимъ соотечественникамъ.’
Не знаемъ, до какой степени это нравится вамъ, а мы съ своей стороны были въ восторг отъ этого превосходнаго образчика слабаго и природнаго произведенія пера г. Зряхова, отъ этого chef-d’oeuvre россійско-исторической литературы, относящагося къ роду первоклассной галиматьи. Восхищеніе, въ которое мы были приведены чтеніемъ наивно-забавныхъ строкъ этого предисловія, выразилось невольнымъ хохотомъ, отъ котораго мы не въ силахъ были удержаться. Не смемъ думать, чтобъ этотъ хохотъ съ нашей стороны сочинитель принялъ за награду своему ‘природному произведенію’, не смотря на то, во свидтельство нашей благодарности за доставленную намъ г. Зряховымъ потху, ршаемся короче познакомить читателей съ самымъ содержаніемъ его романа, и уврены, что они наградятъ его такимъ же точно образомъ. Г. Зряховъ выбралъ эпохою своего россійско-историческаго романа царствованіе оанна Васильевича Грознаго, хотя это драма страшнаго, дикаго владычества паря всего мене могло представить такихъ явленій, которыя бы открыли обширное поприще воображенію романиста. Гд люди съ каждымъ днемъ должны опасаться лишенія имущества, свободы, чести, самой жизни, какое же можетъ бытъ тамъ развитіе общественной жизни, тогда-какъ это развитіе общественности, есть главный и важнйшій элементъ возможности романа? Но г. Зряхову до этого ршительно нтъ никакого дла. Онъ знаетъ, что при оанн Васильевич былъ пожаръ, истребившій почти всю Москву я имвшій благодтельное, хотя временное вліяніе на характеръ Грознаго, была также казанская осада, особенно прославившая его царствованіе, хотя большая часть этой славы принадлежала его храбрымъ сподвижникамъ и мудрымъ совтникамъ. Изъ этихъ-то событій онъ почерпнулъ сюжетъ для своего историческаго романа. Въ то время, какъ пылала вся Москва, загорлся также домъ одного боярина: дочь его Марія не успла выбжать и находилась уже въ двухъ шагахъ отъ смерти, готовая сдлаться жертвою пламени. Вы, конечно, угадываете, что она не могла сгорть — не потому, чтобъ она была несгараемая, но потому собственно, что жизнь ея драгоцнна для автора, который бы иначе долженъ былъ кончить свой романъ на первыхъ же страницахъ,— а онъ задумалъ во что бы то ни стало нависать четыре части. Но вотъ ужь вы, кажется, не хотите и слушать дальше содержаніе историческо-россійскаго романа г. Зряхова? Старая, пошлая псня! восклицаете вы: которую знали наизусть еще наши дды, и которая даже имъ надола… Хотите ли, мы вамъ разскажемъ ее?— Только-что Марія хочетъ сгорть, вдругъ является ея спаситель, молодой, прекрасный, добродтельный человкъ, положимъ хоть Александръ. Марія, разумется, чувствуетъ къ нему что-то такое особенное, неизъяснимое даже россійско-историческимъ языкомъ. Александръ съ своей стороны чувствуетъ это же самое къ Маріи. Они видятся другъ съ другомъ каждый день, наслаждаются взаимною бесдою, и все это происходятъ чинно, деликатно, какъ, разумется, бывало въ старинныя времена, при оанн Васиаевич… Кмъ! позвольте, позвольте, что вы это говорите? При оанн Васильевич такое свободное обращеніе между мужчинами и женщинами, когда еще только со времени Петра I женщины начинаютъ выходятъ изъ своихъ теремовъ, гд он сидли какъ заключенныя! Да это просто такая нелпость, что изъ рукъ вонъ.— Что жь длать? Мы въ этомъ мы мало не виноваты. Г. Зряховъ лучше насъ знаетъ, въ чемъ дло: ему и книги въ руки. У него еще не такія есть хитрости… На чемъ же мы остановились? Да. Итакъ Александръ и Марія понимаютъ другъ друга. Александръ учитъ Марію разнымъ наукамъ, которыхъ, можетъ-быть, и самъ не знаетъ, обучаетъ ее даже военному искусству, да надваетъ на нее латы и всякое другое оружіе, повязываетъ ей верховую зду — и вотъ вамъ кавалеристъ-двица при оанн Васильевич Грозномъ… Опять вы съ своими возраженіями! Помилуйте! при оанн Васильевич Грозномъ — такія диковинки! Да какъ же онъ этого не опалъ? Онъ бы непремнно веллъ доставить себ такую чудную амазонку: онъ до смерти любилъ амазонокъ… Александру не видать бы ее, какъ своего носа.— Можетъ-быть это такъ и случилось бы, не тогда опять романъ долженъ бы былъ кончиться, а г. Зряховъ этого совсмъ не хочетъ.— Однакожъ, воля ваша, лучше бы кончить раньше, хоть безъ конца, чмъ наполнять страницы такими нелпостями. Нельзя, право, поврить, чтобъ это была правда, что вы говорите о роман г. Зряхова.— Почему же нельзя поврить? Вдь это россійско-историческій или историческо-россійскій романъ, а въ этихъ романахъ мало ли что бываетъ! Впрочемъ, если угодно, мы для достоврности выпишемъ это поэтическое изображеніе блаженнаго состоянія Александра и Маріи,
Онъ занимался образованіемъ Маріи, которая, при ослпительной красот, имла счастливйшія способности къ наукамъ, тонкій и всеобъемлющій разумъ, здравыя разсужденія, нжное сердце душу, исполненную высокихъ и благороднйшихъ чувствованій, мужество съ твердостію характера, мало свойственныхъ прекрасному полу, а это подало мысль Александру сдлать ее героинею того вка, и онъ обучилъ ее военному искусству, доставилъ ей легкую, рыцарскую одежду и все оружіе, такъ-что она въ-послдствіи времени, длая военныя эволюціи при глазахъ своей матери и короткихъ ихъ пріятелей, искусствомъ своимъ, проворностію и неустрашимостію заставляла всхъ удивляться и даже самого своего учителя. Изключая верховой зды, она очень-хорошо билась на мечахъ и копьяхъ, стрляла изъ лука столь мтко, что взятый въ цль цвтокъ, или хлбный колосъ, сскала стрлою на довольномъ разстоянія, также весьма искусно попадала въ цль брошеннымъ короткимъ копьецомъ или кинжаломъ. Это была въ полномъ смысл Венера красотою, Минерва умомъ, Баллона неустрашимостію я искусствомъ въ военномъ ремесл. Александръ былъ прекрасный юноша — ляпамъ, умомъ, сердцемъ и душою, при всей привлекательной наружности и высокомъ рост, онъ имлъ необычайную силу, проворство, ловкость и геройскій духъ.
Александръ и Марія, находясь каждый день вмст, изключая различныхъ занятій въ наукахъ, гуляли по саду, рвали цвты, вили вночкр, взбирались на горы, плавали въ челнок по пруду, ловили рыбу, или, удалясь въ тнистую рощу, слушали гармоническое пніе соловья и другихъ птичекъ, смотрли какъ голубки сидя на втк ласкались и цловались другъ съ другомъ, какъ грустно горлица призывала своего отлетвшаго друга, и какъ кукушка, укрываясь въ тни деревъ, уныло куковала — видли, слышали и молчали, но сіе молчаніе была ихъ изъясненіемъ чувствъ: взоры ихъ встрчались и потуплилась опять въ землю, алый румянецъ пылалъ на свжихъ ихъ ланитахъ, сердца трепетали — и тихіе, удерживаемые вздохи невольно вырывалась изъ ихъ груди.
Вотъ вамъ и разгадка названія романа г. Зряхова: Геройство и Любовь. Дйствительно, если посмотришь на его героевъ съ одной стороны, то это просто чудо-богатыри, а если взглянуть на нихъ съ другой стороны, то ихъ совсмъ не узнаешь: они представится такими кроткими, нжными, чувствительными сердцами, такъ невинно проводятъ время, такъ сладостно воркуютъ вмст съ голубками, такъ томно кукуютъ съ кукушками, что, глядя на нихъ, самъ умиляешься душою и думаешь, зачмъ она не голубки или не кукушки, а люди, да еще какіе: герои! Однакожъ, имъ надобно разлучиться. Александръ отправляется въ походъ противъ Казанцевъ, а Марія изъ ихъ остается дома. Мать принуждаетъ ее выйдти замужъ за одного богатаго человка, она не соглашается. Мать запираетъ ее въ комнату. Она бжитъ, надваетъ на себя свое рыцарское облаченіе и отправляется искать своего милаго Александра. Видите ли: вотъ ей и пригодилась военная-то наука. На дорог съ ней встрчаются приключенія сперва хорошія, потомъ дурныя, безъ которыхъ не было бы завязки романа и которыя, слдовательно, необходимы, какъ бы они ни были пошлы и нескладны. Она попадается къ разбойникамъ, которые жили въ дремучемъ лсу, оказываетъ свою неустрашимость, обнаруживаетъ свой полъ, упавъ въ обморокъ при извстіи о разбитіи русскаго войска, которое было послано противъ Казанцевъ, и въ которомъ находился ея возлюбленный. Потомъ она убждаетъ атамана оставить свое опасное и гнусное ремесло и служить врно русскому царю. Онъ склоняется на ея убжденія и тайно ночью отправляется съ нею подъ Казань, содйствуетъ разбитію Казанцевъ и получаетъ отъ царя прощеніе. Александръ и Марія, которая также участвовала въ битв съ Казанцами и спасла своего друга, соединяются узами брака. Но романъ еще не кончился. Атаманъ, плненный прелестью Марія, похищаетъ ее, но наконецъ ее опять находятъ въ внк на берегахъ Дона, куда увлекъ ее разбойникъ, который наконецъ получаетъ достойное возмездіе за свои злодянія. Александръ и Марія уже не разстаются другъ съ другомъ, слушаютъ воркованіе голубковъ, кукованіе кукушекъ, и сами иногда, по старой памяти, воркуютъ и кукуютъ. Россійско-историческій романъ г. Зряхова благополучно достигъ берега, высадилъ всхъ своихъ пассажировъ и простился съ ними не безъ слезъ сожалнія. И мы прощаемся съ романомъ г. Зряхова, не имя, впрочемъ, ни малйшаго желанія видться съ новымъ произведеніемъ этого геніальнаго россійско-историческаго сочинителя.