Генрих VIII, Шекспир Вильям, Год: 1612

Время на прочтение: 79 минут(ы)

ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ ШЕКСПИРА.

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛЙСКАГО
Н. КЕТЧЕРА,

ВЫПРАВЛЕННЫЙ И ПОПОЛНЕННЫЙ ПО НАЙДЕННОМУ ПЭНЪ КОЛЬЕРОМЪ, СТАРОМУ ЭКЗЕМПЛЯРУ IN FOLIO 1632 ГОДА.

ЧАСТЬ 3.

РИЧАРДЪ III.
ГЕНРИХЪ VIII.
КОМЕЛІЯ ОШИБОКЪ.
МЭКБЕТЪ.

Изданіе К. Солдатенкова.

ЦНА КАЖДОЙ ЧАСТИ 1 Р. СЕР.

ВЪ ТИПОГРАФІИ В. ГРАЧЕВА И КОМП.
1864.

ГЕНРИХЪ VIII.

ДЙСТВУЮЩІЕ.

Генрихъ VIII.
Кардиналъ Вульзи.
Кардиналъ Кампеусъ.
Капуціусъ, посолъ императора Карла V.
Крэнмеръ, архіепископъ кэнтербёрійскій.
Герцогъ Норфолькъ.
Графъ Сёрри.
Герцогъ Соффолькъ.
Герцогъ Бокингэмъ.
Лордъ Канцлеръ.
Лордъ Канцлеръ.
Гарднеръ, епископъ винчестерскій.
Епископъ Линкольнъ.
Лордъ Эбергэнни.
Лордъ Сэндсъ.
Сэръ Генрихъ Гильфордъ.
Сэръ Томасъ Ловель.
Сэръ Антонъ Денни.
Сэръ Никлэсъ Во.
Секретари Вульзи.
Кромвель, служитель его.
Грифсъ, гофмаршалъ королевы Екатерины.
Докторъ Ботсъ, врачъ короля.
Гартеръ, герольдъ.
Управитель герцога Бокингэма.
Брандонъ.
Придверникъ залы Совта.
Привратникъ и его Работникъ.
Пажъ Гардинера.
Глашатай.
Королева Екатерина, жена Генриха VIII.
Анна Болленъ, фрейлина королевы.
Старая Леди, другъ Анны Болленъ.
Пасіенція, прислужница Екатерины.

Лорды, Леди, Джентльмены, Прислужницы королевы, Духи, Писцы, Офицеры, Стражи, Придворные и др.

Мсто дйствія Лондонъ, Вестминтеръ и Кимбльтонъ.

ПРОЛОГЪ.

Нынче я выхожу ужь не для того, чтобъ смшить васъ, нынче мы представимъ вамъ сцены серьёзныя, величественныя, печальныя, глубоко-потрясающія, полныя блеска и горя — сцены, которыя орошаютъ глаза слезами. Кто расположенъ сострадать — уронитъ не одну слезу, потому что предметъ нашего представленія, истинно этого заслуживаетъ. Кто заплатилъ деньги въ надежд увидать что-нибудь поучительное — вынесетъ отсюда не одну истину. Ручаюсь, что даже и тотъ, кому безъ одной или двухъ великолпныхъ сценъ никакая пьеса не понравится — увидитъ, что заплатилъ свой шиллингъ не даромъ, если только согласится просидть, какіе-нибудь два короткіе часа, тихо и спокойно. Только тотъ, кто ходитъ смотрть одн смшныя и соблазнительныя пьесы, слушать стукъ щитовъ, или любоваться молодцомъ въ длинномъ разноцвтномъ кафтан, окаймленномъ желтымъ {Старый костюмъ шутовъ.} — ошибется въ своемъ ожиданіи, и это потому, любезные слушатели, что перебивъ это высокое представленіе такими вздорными сценами, какъ сцены шутовъ и сраженій — мы одурачили бы самихъ себя, лишились бы добраго мннія всхъ благоразумныхъ любителей, поддерживать расположеніе которыхъ наше единственное желаніе. Вы первые и лучшіе судіи города, прошу же васъ, будьте такъ серьёзны, какъ бы намъ хотлось, вообразите, что вс лица нашей высокой драмы настоящія, какъ бы и теперь живущія, представьте ихъ себ во всемъ величіи, окруженныхъ толпами народа, тысячами друзей — и мы покажемъ вамъ, какъ скоро все это величіе помрачается бдствіями. Если вы и тутъ будете смяться — я поврю, что человку можно стенать даже и въ самый день брака своего.

ДЙСТВІЕ I.

СЦЕНА 1.

Лондонъ. Передняя во дворц.

Входятъ съ одной стороны Герцогъ Норфолькъ, съ другой Герцогъ Бокингемъ и Лордъ Эбергэнни.

БОКИН. Ахъ, здравствуйте! какъ я радъ васъ видть. Какъ поживали вы посл нашего свиданія во Франціи?
НОРФ. Благодарю, лордъ, превосходно, и до сихъ поръ не пересталъ еще дивиться всему, что тамъ видлъ.
БОКИН. Проклятая горячка приковала меня къ постел въ то самое время, когда два солнца славы, два свтила людей съхались въ Ардской долин.
НОРФ. Между Гиньса и Арде {Guynes и Ardres два города въ Пикардіи, первый принадлежалъ Англичанамъ, а послдній Французамъ. Долина между ними называлась Ардрской.}. Я видлъ, какъ они привтствовали другъ друга, сидя на коняхъ, видлъ, какъ, спшившись, бросились другъ къ другу въ объятія и какъ бы срослись, и признаюсь, сростись они въ самомъ дл — не сыскать бы и четырехъ королей, которые бы вс вмст могли сравняться съ этимъ сросткомъ двухъ въ одного.
БОКИН. А я, все это время былъ узникомъ въ моей комнат.
НОРФ. И не видали настоящаго земнаго величія. Можно сказать, что великолпіе было до сихъ поръ холостымъ, тутъ же сдлало партію еще выше себя. Каждый слдующій день превосходилъ прошедшій, пока послдній не поглотилъ чудесъ всхъ предшествовавшихъ, если нынче Французы потемняли Англичанъ, сверкая отъ головы до ногъ золотомъ, какъ языческіе боги — на другой день вс Англичане обращались въ Индію: каждый стоялъ цлымъ рудникомъ. Маленькіе пажи ихъ были облиты золотомъ, какъ херувимы, дамы, не привыкшія ни къ какой тягости, потли подъ бременемъ украшеній, которыя тмъ самымъ замняли имъ румяны, ныншній маскерадъ казался неподражаемымъ, а слдующій длалъ его ничтожнымъ, нищенскимъ. Короли были равно блестящи, но когда являлись врознь — одинъ казался всегда лучшимъ, а именно тотъ, который былъ на глазахъ, появлялись вмст — вс говорили, что видятъ одного, и никто не осмливался найти какое-нибудь между ними различіе. Когда же эти солнца — имъ не было другаго названія — созвали, черезъ своихъ герольдовъ, благородное дворянство на турниръ, мы увидали дла невроятныя — дла, которыя заставили врить всхъ баснословнымъ повствованіямъ, даже подвигамъ Бевиса {Герой старой баллады.}.
БОКИН. Нтъ, вы ужь преувеличиваете.
НОРФ. Какъ благородный дворянинъ, всегда дорожившій честью, все это теряетъ, даже и въ искуснйшемъ разсказ, большую часть жизни, языкомъ которой было само дйствіе. Все было такъ царственно, ничто не противорчило своему назначенію, порядокъ давалъ видимость каждой вещи, и вс дятели вполн выполнили свои обязанности.
БОКИН. Кто же, скажите, управлялъ, приводилъ въ такую гармоническую совокупность и тло и члены великаго торжества этого?
НОРФ. Человкъ, въ которомъ невозможно было предположить какое-либо знаніе въ этомъ дл.
БОКИН. Кто же, любезный лордъ?,
НОРФ. Высоко-преподобный кардиналъ іоркскій.
БОКИН. Чертъ его возьми нтъ ничего, во что не вмшался бы онъ по своему честолюбію. Ну, какое ему дло до этихъ пышныхъ суетъ? Удивительно, право, что такой комъ сала можетъ поглощать своей тушей вс лучи благотворнаго солнца, не допуская ихъ до земли.
НОРФ. Нтъ сомннія, что въ немъ самомъ достаточно средствъ на все, потому что не опирается ни на предковъ, слава которыхъ прокладываетъ наслдникамъ дорогу, — ни на величіе заслугъ, оказанныхъ государству, — ни на сильныя связи. Какъ паукъ снуетъ свою ткань изъ своей паутины, такъ и онъ пролагаетъ себ дорогу только силой своихъ собственныхъ способностей — даромъ неба, поставившимъ его такъ близко къ королю.
ЭБЕР. Не знаю, что даровало ему небо, — пусть это выискиваютъ взоры попроницательне моихъ, — но гордость, проглядывающую изъ каждой части его тла, вижу какъ нельзя мене. Кто жь даровалъ ему ее? если не адъ, такъ врно сатана заскряжничалъ, или еще до этого промоталъ ее всю, и кардиналу пришлось заводить новый адъ въ самомъ себ.
БОКИН. Какъ, чертъ возьми, взять на себя, не спросясь короля, назначеніе всхъ лицъ, которыя должны были сопутствовать его величеству во Франціи. Онъ составилъ списокъ всей святы, и большею частью изъ такихъ, на которыхъ могъ возложить какъ можно боле издержекъ съ наименьшимъ вознагражденіемъ, и вс, кого ему угодно было включить въ этотъ, не утвержденный именитымъ совтомъ списокъ, должны были хать.
ЭБЕР. Я знаю, изъ моихъ родственниковъ, покрайней мр трое разстроили свое состояніе такъ, что никогда ужь не поправить.
БОКИН. Много еще и другихъ надломили хребты, взваливъ на нихъ, для этой великой поздки, все свое достояніе. И что жь произвело это бшеное тщеславіе?— увнчалось самымъ жалкимъ результатомъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: But minister communication of А most poor lime… По экземпляру Кольера: But minister the consummation of А most poor issue…}.
НОРФ. Да, хоть и непріятно, а надо сознаться, что этотъ миръ съ Франціей не стоилъ такихъ издержекъ.
БОКИН. Посл страшной бури, которой подверглись за тмъ наши, вс, какъ бы вдохновившись, не сговариваясь, ршили тотчасъ же, что эта буря, растрепавшая одежды мира, предвщаетъ близкій разрывъ его.
НОРФ. И онъ близокъ въ самомъ дл, Франція нарушила уже договоръ, захвативъ въ Бордо товары купцовъ нашихъ.
ЭБЕР. Такъ поэтому не приняли посла?
НОРФ. Поэтому.
ЭБЕР. Славный миръ, я такъ еще дорого купленный!
БОКИН. Все это труды нашего почтеннаго кардинала.
НОРФ. Любезный лордъ, ваша вражда съ кардиналомъ извстна все ну государству. Какъ человкъ, который отъ души желаетъ вашей свтлости всего хорошаго, я посовтовалъ бы вамъ сообразить хорошенько и злобу и могущество кардинала, взять въ разсчетъ, что онъ въ силахъ исполнить все, что бы ни внушила ему ненависть его. Вы знаете, что онъ мстителенъ, а я знаю, что мечь его остеръ, длиненъ, достаетъ далеко, а куда не достанетъ — долетаетъ швыркомъ. Примите совтъ мой, и вы увидите, какъ онъ благодтеленъ. Но вотъ и скала, отъ которой предостерегаю васъ.

Входитъ Кардиналъ Вульзи. Передъ нимъ несутъ кошель, за нимъ нсколько тлохранителей и два Секретаря съ бумагами. Проходя, Кардиналъ устремляетъ глаза на Бокингэма, а Бокингэмъ на небо. Оба смотрятъ другъ на друга съ величайшимъ презрніемъ.

ВУЛЬЗ. Управитель герцога Бокигэма? прекрасно! — Гд жь допросъ его?
1 СЕК. Вотъ, благородный лордъ.
ВУЛЬЗ. А самъ онъ?
1 СЕК. Здсь, лордъ.
ВУЛЬЗ. Такъ мы узнаемъ еще боле, и спсь Бокингэма посбавится. (Уходитъ ее своей свитой.)
БОКИН. Пасть этой мясничьей собаки {Вулси былъ сынъ мясника.} ядовита, а я не въ силахъ стиснуть ее намордникомъ, и потому, конечно, лучше не будить ее. Нищенское отродье {Въ прежнихъ изданіяхъ: А beggar’s hook… По Кольеру: А beggars brood…} стало выше дворянской крови.
НОРФ. Зачмъ же такъ горячиться? Молите у Господа побольше хладнокровія, это единственное лкарство противъ вашей болзни.
БОКИН. Въ его взорахъ я прочелъ новые ковы, онъ поглядлъ на меня съ такимъ презрніемъ, какъ бы на подлйшаго раба своего, и теперь, наврно, пронзаетъ меня какой-нибудь новой продлкой. Онъ пошолъ къ королю, пойду за нимъ, и ни въ чемъ не уступлю ему.
НОРФ. Постойте, любезный лордъ, дайте вашему благоразумію спросить вашу запальчивость, что хочетъ она длать. Взбираясь на крутизну, главное не спшить съ самого начала, запальчивость — заносчивая лошадь: дайте ей волю, и она истощитъ себя своей же собственной пылкостью. Въ цлой Англіи я не знаю человка, который бы могъ быть для меня такимъ врнымъ совтникомъ, какъ вы, будьте же и для себя тмъ же, чмъ всегда были для вашего друга.
БОКИН. Я иду къ королю, смирю устами чести дерзость ипсвичскаго негодяя, или провозглашу, что между людьми нтъ никакого различія.
НОРФ. Послушайтесь, не разжигайте печи для вашего врага до того, что она спалитъ и васъ самихъ. Отъ излишней стремительности можно обогнать то, за чмъ гонишься и, обогнавши, не догнать. Разв вы не знаете, что огонь, заставляя жидкость перебгать черезъ край, уменьшаетъ ее, хотя повидимому и увеличиваетъ? — Одумайтесь. Повторяю, въ цлой Англіи для васъ нтъ руководителя лучше васъ самихъ, если только потушите, или только укротите пламя вашей горячности сокомъ разсудительности.
БОКИН. Благодарю васъ, сэръ, послдую вашему совту. Но этотъ надменный негодяй — я не называю его не отъ разлива желчи, а по благородному негодованію — этотъ негодяй, говорю я, подкупленъ, измнникъ! Я знаю это врно, имю на это доказательства такъ ясныя, какъ источники въ іюл, когда на дн ихъ можно разсмотрть каждую песчинку.
НОРФ. Нтъ, не говорите, что онъ измнникъ.
БОКИН. Скажу королю, буду стоять на этомъ такъ твердо, какъ скалистый берегъ. Слушайте. Этой набожной лис, или волку, или и тому и другому вмст — потому что онъ такъ же хищенъ, какъ хитръ, такъ же склоненъ ко злу, какъ искусенъ осуществлять его, потому что въ немъ и душа и санъ заражаютъ другъ друга взаимно, — захотлось блеснуть своимъ величіемъ и не Франціи точно такъ же, какъ здсь, и онъ склонилъ короля, нашего Повелителя, на это свиданіе, на этотъ убыточный союзъ, поглотившій столько сокровищъ и лопнувшій, какъ бокалъ, только что вздумали всполоснуть его.
НОРФ. Да, онъ лопнулъ въ самомъ дл.
БОКИН. Не перебивайте, лордъ. Договорныя статьи составлялъ хитрый кардиналъ какъ ему хотлось, онъ сказалъ: быть такъ! и будь он столько же полезны, какъ костыли мертвому, ихъ все-таки утвердили бы. Он предложены нашимъ мудрымъ кардиналомъ, и потому должны быть хороши, сочинены достойнымъ Вульзи, а Вульзи не можетъ ошибиться. За симъ, — и это просто выкидышъ старой вдьмы измны, — насъ посщаетъ императоръ Карлъ, подъ предлогомъ свиданія съ королевой, своей теткой, собственно же для того, чтобъ уладятъ съ Вульзи. Създъ королей Франціи и Англіи заставилъ его опасаться союза, въ самомъ дл, совсмъ для него не выгоднаго, и онъ вступилъ въ тайные переговоры съ кардиналомъ. Я увренъ — имю достаточныя причины быть увренъ, что императоръ платилъ не дожидаясь общаній, и тмъ склонилъ на свое желаніе прежде, чмъ выговорилъ его, коротко, проложивъ такимъ образомъ дорогу, вымостивъ ее золотомъ, императоръ вопросилъ его покорнйше перемнить расположеніе короля, разорвать союзъ этотъ.— Нтъ, король долженъ узнать, и онъ скоро узнаетъ черезъ меня, что кардиналъ торгуетъ его честью, какъ ему вздумается, и всегда для своей собственной выгоды.
НОРФ. Жалко, если это справедливо, я желалъ бы даже, чтобъ въ этомъ случа вы нсколько ошиблись.
БОКИН. Во всемъ, что я сказалъ вамъ, нтъ ни одного слова ложнаго, я представилъ его вамъ точно въ томъ вид, въ какомъ онъ явится, когда дло дойдетъ до доказательствъ.

Входятъ Капитанъ стражи, за нимъ Брандонъ и нсколько стражей.

БРАНД. Капитанъ, исполняйте вашу обязанность.
КАПИТ. Герцогъ Бокингэмъ, графъ Гирфордскій, Стэффордскій и Норсамтонскій, именемъ нашего великаго государя я арестую тебя, какъ государственнаго измнника.
БОКИН. Видите, лорды, сть накинута уже на меня. Я долженъ пасть жертвой гнуснаго коварства.
БРАНД. Мн прискорбно быть свидтелемъ этой сцены. Воля его величества, чтобъ вы отправились въ Товеръ.
БОКИН. Напрасно сталъ бы я защищать мою невинность, меня окрасили такимъ цвтомъ, который зачернилъ и блйшія части мои. Да исполнится воля Всевышняго какъ въ этомъ, такъ и во всемъ.— Я повинуюсь.— Прощайте, лордъ Эбергэнзи.
БРАНД. Не прощайтесь, онъ сопутствуетъ вамъ. (Эбергенни.) Королю угодно, чтобъ и вы отправились въ Товеръ, тамъ вы узнаете его дальнйшее ршеніе.
ЭБЕР. Да свершится воля Господа, какъ сказалъ герцогъ, я повинуюсь королю.
БРАНД. Вотъ королевское повелніе арестовать лорда Монтекью, духовника герцога, Іоанна Де-ля-Каръ, и Гильберта Пекъ, его канцлера.
БОКИН. Такъ, такъ, это все члены заговора.— Надюсь, и вс.
БРАНД. Еще картезіянскаго монаха —
БОКИН. Нихольса Гопкинсъ {Въ слдующей сцен онъ названъ Нихольсомъ Гентомъ.}?
БРАНД. Его.
БОКИН. Мой управитель негодяй, всемогущій кардиналъ обольстилъ его золотомъ. Жизнь моя измрена. Я тнь бднаго Бокингэма, формы котораго приняла эта туча, затмившая мое свтлое солнце. Прощайте, лордъ!

СЦЕНА 2.

Зала государственнаго совта.

Трубы. Входятъ Король Генрихъ, опираясь на плечо Кардинала Вульзи, Лорды совта, Сэръ Томасъ Ловель и свита.

К. ГЕН. Самая жизнь моя, все что въ ней есть лучшаго, благодаритъ тебя за такую великую заботливость. Я стоялъ подъ выстрлами убійственнаго заговора — ты уничтожилъ его, и я благодарю тебя.— Позвать служителя Бокингэма, мы сами выслушаемъ его показанія, пусть предъ лицемъ нашимъ повторитъ онъ вс подробности измны своего господина. (Король садится на тронъ, Лорды занимаютъ свои мста, Кардипнлъ помщается по правую сторону у ногъ короля. За сценой раздаются крики: ‘Дорогу, дорогу, королев’.).

Входятъ Королева Екатерина, которой предшествуютъ Герцоги Норфолькъ и Соффолькъ. Король встаетъ, она преклоняетъ передъ нимъ колна, онъ поднимаетъ ее.

К. ЕК. Нтъ, позвольте мн стоять на колнахъ, я просительница.
К. ГЕН. Встань, и сядь подл насъ. (Цлуетъ и сажаетъ ее подл себя.) — Половину твоей просьбы не говори намъ — вдь ты пользуешься половиной нашей власти, на другую же половину мы соглашаемся прежде, чмъ ты ее выговоришь. Скажи же чего ты хочешь, и твое желаніе исполнено.
К. ЕК. Благодарю ваше величество. Любите себя, но, любя себя, не упускайте изъ виду ни вашей славы, ни величія вашихъ обязанностей, вотъ главное моей просьбы.
К. ГЕН. Продолжайте, королева.
К. ЕК. До меня доходитъ множество жалобъ — и все отъ людей достойныхъ всякаго уваженія — на жестокое угнетеніе вашихъ подданныхъ. Недавно еще разосланы повелнія о сбор новой подати, которая вытсняетъ изъ сердецъ ихъ и любовь и врность, конечно, жестокіе упреки ихъ относятся преимущественно къ вамъ, добрый кардиналъ, какъ къ главному виновнику всхъ этихъ притсненій, но и король — честь котораго да сохранитъ небо отъ всякаго пятна, — длается предметомъ непристойныхъ толковъ, которые расторгаютъ узы долга и повиновенія (По прежнимъ изданіямъ: The sides of loyalty… По Колльеру: The ties of loyalty…}, и переходятъ почти въ явное возмущеніе.
НОРФ. Нтъ, не переходятъ, а перешли уже. Суконщики, лишенные, въ слдствіе новаго налога, всякой возможности содержать прежнее число прядильщиковъ, чесальщиковъ и ткачей, распустили большую часть ихъ, и бдные — не зная никакого другаго промысла, не имя никакихъ средствъ, вынужденные голодомъ — возстали, пренебрегая въ отчаяніи всми послдствіями, всми опасностями.
К. ГЕН. Налогъ! на что? какой же налогъ? — Лордъ кардиналъ, васъ обвиняютъ такъ же, какъ и меня — извстно вамъ, что это за налогъ?
ВУЛЬЗ. Ваше величество, мн извстна только часть того, что касается вообще до цлаго государства, я иду въ ряду съ другими.
К. ЕК. Да, лордъ, вы знаете не боле другихъ, вы придумываете вещи всмъ извстныя, но, полагаю, ничуть не радостныя (Въ прежнихъ изданіяхъ: Things that are known alike, which are not wholesome… По Колльеру: Things that are known, belike, which are not wholesome…} для тхъ, которые, совсмъ не желая знать ихъ, по невол должны, однакожь, съ ними знакомиться. Налогъ, о которомъ спрашиваетъ его величество, убійственъ уже и для слуха, бремя его надломитъ всякую спину. Говорятъ, что онъ предложенъ вами, если это несправедливо — на васъ клевещутъ ужаснйшимъ образомъ.
К. ГЕН. Налогъ, и все налогъ! Да скажите же наконецъ, что это за налогъ такой?
К. ЕК. Я слишкомъ дерзко истощаю ваше терпніе, но общанное вами прощеніе ободряетъ меня. Негодованіе народа возбуждено повелніемъ, по которому каждый долженъ выдать, безъ всякаго отлагательства, шестую часть своего имущества, предлогомъ же къ такому необыкновенному побору служитъ предполагаемая война съ Франціей. Это сдлало уста дерзкими, языки выплевываютъ долгъ, врноподданность замораживается въ охладвшихъ сердцахъ, тамъ, гд жили прежде молитвы, живутъ теперь проклятія, и послушливая покорность стала рабыней каждой раздраженной воли.— Прошу, ваше величество, не отлагая обратить на это ваше вниманіе. Я не знаю, что бы могло быть важне этого.
К. ГЕН. Клянусь жизнію, это противъ нашей воли.
ВУЛЬЗ. Я подалъ въ этомъ случа голосъ наравн съ другими, и то по совту людей знающихъ, ученыхъ. Если же на меня клевещутъ люди, которые, не зная ни моей личности, и моихъ свойствъ, берутся истолковывать вс мои дйствія — такъ это просто неизбжная невыгода мста, частый кустарникъ, сквозь который должна продираться добродтель. Какъ бы то ни было, никакое необходимое дйствіе не должно останавливаться боязнію борьбы съ злобными порицателями, которые, какъ хищныя рыбы, всегда слдуютъ за вновь спущеннымъ кораблемъ, и только что слдуютъ, напрасно выжидая добычи. Часто и самыя лучшія наши дйствія не одобряются, или и совсмъ отрицаются невжественными, или злонамренными истолкователями, часто и самое худшее, но боле понятное для грубыхъ умовъ, провозглашается нашимъ лучшимъ дломъ. Если бъ мы обрекли себя на мертвую неподвижность, только изъ опасенія, что наши движенія возбудятъ насмшки и порицаніе, мы приросли бы къ мсту, которое теперь занимаемъ, или сидли бы просто статуями.
К. ГЕН. Дло обдуманное, приведенное въ исполненіе съ должной осмотрительностью исключаетъ уже само собою всякое опасеніе, то же что не имло себ никакого примра страшитъ послдствіями. Скажите жь, имли ль вы въ виду хоть одинъ примръ такого налога? Я думаю ни одного. Мы не должны отрывать народъ отъ нашихъ законовъ, не должны приковывать его къ нашему произволу. Шестую часть съ каждаго? Да это тройной налогъ {Въ прежнихъ изданіяхъ. А trembling contribution… По экземпляру Колльера: А trebling contribution…}! Мы отнимаемъ такимъ образомъ у каждаго дерева кору, втьви и часть самаго пня, положимъ, что мы и не трогаемъ корней его, но при такомъ увчьи воздухъ все-таки выпьетъ весь сокъ его.— Объявить во всхъ графствахъ полное прощеніе всмъ возставшимъ противъ этого тягостнаго налога. Прошу позаботиться объ этомъ, я возлагаю это на васъ.
ВУЛЬЗ. (Тихо Секретарю). На одно слово. Изготовить во вс графства увдомленія о милости короля и прощеніи. Обремененный народъ ропщетъ на меня, постарайтесь разгласить что и прощеніе и отмна налога изходатайствованы мной. Дальнйшія распоряженія я сообщу вамъ какъ скоро все будетъ готово. (Секретарь уходитъ.)

Входитъ Управитель Бокингэма.

К. ЕК. Мн грустно, что герцогъ Бокингэмъ навлекъ на себя ваше неудовольствіе.
К. ГЕН. Это огорчаетъ многихъ. Джентльменъ этотъ ученъ, рдкій ораторъ, природа никого не надляла еще такъ щедро, образованіе его таково, что даже великіе учители могли бы у него поучиться, самъ же никогда не имлъ никакой надобности искать помощи вн себя. Но видите ли — развратись только умъ, и вс эти дивные дары, направившись въ дурную сторону, принимаютъ тотчасъ же формы порока, длаются въ десять разъ гнусне, чмъ прежде были прекрасны. Такъ и этотъ человкъ, столь совершенный, включенный въ число чудесъ, очаровательная рчь котораго заставляла насъ принимать часы за минуты, — такъ и онъ, любезная королева, облекъ вс свои прежнія доблести въ чудовищныя одежды, сдлался черенъ, какъ самый адъ. Посиди съ нами, и ты услышишь отъ этого человка — онъ былъ его повреннымъ — вещи глубоко оскорбляющія всякое благородное чувство.— Прикажите ему повторить разсказъ о замыслахъ, которыхъ мы никакъ не можемъ ни принять слишкомъ снисходительно, ни слушать слишкомъ долго.
ВУЛЬЗ. Подойди и, какъ врный подданный, говори безбоязненно все, что знаешь о герцог Бокингэм.
К. ГЕН. Говори свободно.
УПРАВ. Во первыхъ, у него было обыкновеніе ежедневно заражать вс свои рчи толками о томъ, что если король умретъ безъ потомства, то онъ устроитъ такъ, что скиптръ перейдетъ въ его руки. Это самое, я слышалъ, онъ говорилъ и своему зятю, лорду Эбергэнни, при чемъ клялся, что отмститъ кардиналу.
ВУЛЬЗ. Прошу, ваше величество, понять всю важности этого показанія. Враждебные помыслы возстановляютъ его не только противъ вашей священной особы — нтъ, они простираются, кром васъ, и на друзей вашихъ.
К. ЕК. Почтенный лордъ кардиналъ, будьте похристолюбиве въ вашихъ толкованіяхъ.
К. ГЕН. Продолжай. На чемъ же основывалъ онъ своя притязанія на корону по смерти нашей? Не слыхалъ ли чего-нибудь и на этотъ счетъ?
УПРАВ. На это его навело безумное предсказаніе Нихольса Гентона.
К. ГЕН. Кто жь этотъ Гентонъ?
УПРАВ. Картезіянскій монахъ, ваше величество, духовникъ его, безпрестанно обольщавшій его толками о царствованіи.
К. ГЕН. Какъ же узналъ ты это?
УПРАВ. Незадолго до отъзда вашего величества во Францію, герцогъ, находясь однажды въ дом Розы, что въ приход святаго Лаврентія полтнейскаго, спросилъ меня, что говорятъ Лондонцы о вашей поздк во Францію. Я отвчалъ ему, что многіе опасаются, чтобъ Французы не вздумали измнить на бду короля. На это герцогъ сказалъ тутъ мн, ‘что этого въ самомъ дл можно опасаться, и что тогда оправдаются слова одного святаго монаха, который’, говорилъ онъ, ‘присылалъ ко мн не разъ съ просьбою, чтобъ я прислалъ къ нему Джона Де-ля-Каръ, моего капелана, потому что онъ иметъ сообщить дло очень важное, и ему-то — подъ видомъ исповди, взявъ съ него прежде торжественную клятву, что того, что онъ скажетъ, мой капеланъ не передастъ ни одному живому существу кром меня, — сказалъ онъ наконецъ, посл многихъ оговорокъ и разстановокъ: скажи герцогу, что ни королю, ни его наслдникамъ не процвтать, скажи ему, чтобъ онъ старался пріобрсти любовь народа, что герцогу править Англіей’.
К. ЕК. Если я не ошибаюсь, ты былъ управителемъ герцога, и лишился мста по жалоб его мызниковъ. Смотри, не обвини человка благороднаго только по досад на него, и не запятнай тмъ еще боле душу свою, повторяю, прошу тебя — будь остороженъ.
К. ГЕН. Не останавливай его. Продолжай.
УПРАВ. Клянусь душой моей, я говорю сущую правду.— Я сказалъ герцогу, что самъ монахъ этотъ могъ быть обманутъ демонскими внушеніями, что опасно даже и думать объ этомъ слишкомъ много, что можетъ наконецъ родиться отъ этого какой-нибудь замыселъ, мысль о которомъ будетъ для него такъ же гибельна, какъ и самое исполненіе.— Онъ же отвчалъ мн на это: ‘Вздоръ! для себя я не вижу тутъ ничего гибельнаго’, — и тотчасъ же прибавилъ: ‘не оправься король отъ послдней болзни, головы кардинала и сэръ Томаса Ловель не уцлли бы!’
К. ГЕН. Вотъ какъ! Онъ положительно вредный человкъ.— Не знаешь ли еще чего?
УПРАВ. Знаю, ваше величество.
К. ГЕН. Продолжай.
УПРАВ. Находясь въ Гринвич, посл выговора сдланнаго ему вашимъ величествомъ за Вилльяма Бломера —
К. ГЕН. Помню, несмотря на ленную обязанность Бломера служить мн, герцогъ удерживалъ его у себя. Но продолжай, что жь дале?
УПРАВ. ‘Еслибъ’, говорилъ онъ, ‘меня посадили за это, напримръ, въ Товеръ, а думаю, я исполнилъ бы, что замышлялъ мой отецъ противъ похитителя престола Ричарда, когда, въ Сольсбёри, просилъ съ нимъ свиданія, а онъ, еслибъ его столько допустили къ нему, исполняя долгъ притворной покорности, вонзилъ бы кинжалъ свой въ грудь его’.
К. ГЕН. О, чудовищный измнникъ!
ВУЛЬЗ. Спрашиваю теперь, королева — можетъ ли его величество дышать свободно, если этотъ человкъ останется на свобод?
К. ЕК. Господи, устрой все къ лучшему!
К. ГЕН. У тебя есть еще что-то на сердц, говори.
УПРАВ. Упомянувъ о герцог, отц своемъ, и о кинжал, онъ выпрямился, положилъ одну руку на кинжалъ, прижалъ другую къ сердцу, поднялъ глаза вверхъ и произнесъ страшную клятву, что если съ нимъ будутъ поступать дурно, такъ онъ пойдетъ дальше, чмъ отецъ его, и именно на столько, на сколько исполненіе выше пустаго, не сбывшагося предположенія.
К. ГЕН. Не сдлать ему насъ ножнами кинжала своего.— Онъ арестованъ, потребовать его къ суду сейчасъ же. Найдетъ милость въ закон — пусть пользуется ей, не найдетъ — пусть ужь и не ищетъ ея въ насъ. Клянусь и днемъ и ночью, это ужаснйшій злодй!

СЦЕНА 3.

Комната во дворц. Входятъ Лордъ Камергеръ и Лордъ Сэндсъ.

КАМЕР. Ну кто бы подумалъ, чтобъ французскіе чары могли заколдовать мужей въ такія странныя формы?
СЭНДС. Новыя моды, какъ бы он ни были смшны и даже противны достоинству мужа, всегда найдутъ себ послдователей.
КАМЕР. Какъ видно, все хорошее, что пріобрли Англичане послдней поздкой, ограничивается едва ли не одной или двумя гримасами, но за то ужь отличнйшими. Взглянувъ на нихъ, можно, право, побожиться, что самые носы ихъ были совтниками Пепина и Клотара — такъ величественно вздергиваютъ они ихъ.
СЭНДС. И ноги-то у нихъ новыя, да еще хромыя, кто не видалъ ихъ прежней походки, подумаетъ, что вс они одержимы шпатомъ или наколнницей.
КАМЕР. А покрой нижняго ихъ платья такой языческій, что можно положить за врное, что они износили все свое христіянство.

Входитъ Сэръ Томасъ Ловель.

А, сэръ Ловелъ! что новаго?
ЛОВЕЛ. Ничего, лордъ, кром разв новаго указа, прибитаго къ дворцовымъ воротамъ.
КАМЕР. На счетъ чего же?
ЛОВЕЛ. На счетъ преобразованія нашихъ щеголеватыхъ путешественниковъ, которые наполняютъ дворъ ссорами, болтовней и портными.
КАМЕР. Слава Богу! теперь я попросилъ бы этихъ господчиковъ убдиться наконецъ, что англійскій придворный и не видавши Лувра, можетъ кой-что смыслить.
ЛОВЕЛ. Они должны — такъ гласитъ указъ, — или отказаться отъ всхъ остатковъ шутовства и перьевъ {Намекъ на перья, которыми прежде украшались шапки дураковъ, и на моду франтовъ временъ Генриха VIII, украшавшихъ свой беретъ перомъ ‘такъ огромнымъ, какъ флагъ на форстенг’.}, заимствованныхъ ими во Франціи, отъ всхъ принадлежащихъ сюда поэнь-донеровъ глупости, какъ-то: дуэлей, фейерверковъ и всякаго дураченья чужеземной мудростью людей гораздо ихъ поумне, они должны или отречься начисто отъ безумной страсти къ мячу, къ длиннымъ чулкамъ, къ короткому, пузырчатому нижнему платью, отъ всхъ этихъ отличительныхъ признаковъ путешествія, и вести себя, наконецъ, какъ прилично честному человку, — или убираться къ своимъ старымъ товарищамъ. Тамъ, ручаюсь, они могутъ cum privilegio истощать все свое безуміе, быть для всхъ посмшищемъ.
СЭНДС. Давно бы пора прописать имъ такое лкарство, болзнь ихъ становилась ужь заразительной.
КАМЕР. А не легко будетъ, однакожь, нашимъ дамамъ, лишиться вдругъ этихъ разряженныхъ безумцевъ.
ЛОВЕЛ. Да, любезные лорды, не обойдется таки безъ плача и рыданій. Хитрые негодяи владли удивительной способностью низлагать женщинъ, фрацузская псенка и скрипка неподражаемы въ этомъ дл.
СЭНДС. Чертъ ихъ возьми! Я радёхонекъ, что имъ необходимо будетъ убраться, потому что объ исправленіи нечего и думать, тогда и нашему брату, провинціяльному джентльмену, котораго такъ долго выкидывали изъ игры, можно будетъ подвернуться съ своей безъискуственной псенкой, тогда и ему посвятятъ часокъ, другой — и, клянусь Богоматерью, онъ не отстанетъ въ музык.
КАМЕР. Прекрасно, лордъ Сэндсъ. Видно, что вы до сихъ поръ не потеряли еще молочныхъ зубовъ своихъ.
СЭНДС. Нтъ, любезный лордъ, и не откажусь отъ нихъ, Пока хоть одинъ корешокъ останется во рту моемъ.
КАМЕР. Куда вы это шли, сэръ Ловель?
ЛОВЕЛ. Къ кардиналу. Да вдь и вы, лордъ, приглашены къ нему.
КАМЕР. Да, въ самомъ дл. Нынче онъ даетъ ужинъ, и великолпнйшій, лордовъ и леди будетъ множество. Поврьте, тутъ будетъ все лучшее королевства.
ЛОВЕЛ. Нечего сказать, прелатъ этотъ необыкновенно щедръ, его рука такъ же плодоносна, какъ почва насъ питающая, его роса падаетъ на все.
КАМЕР. Благороднйшій человкъ, тотъ злоязычникъ, кто скажетъ про него противное.
СЭНДС. Ему, лордъ, можно быть такимъ, онъ ни въ чемъ не знаетъ недостатка, въ немъ скряжничество было бы гнуснй всякой ереси. Такіе люди, какъ онъ, должны быть щедре прочихъ, они посылаются для примра {Въ прежнихъ изданяхъ: Men of hie way should be most liberal, They are set here for examples… По Колльеру: Men of his sway schould be most liberal, They are sent here for examples…}.
КАМЕР. Согласенъ, но много ли найдете вы теперь такихъ великихъ примровъ? — Однакожь, моя лодка ждетъ меня, демте вмст, почтеннйшій лордъ.— демте, сэръ Томасъ, иначе мы опоздаемъ, а мн этого не хотлось бы, потому что надзоръ за всмъ порученъ мн и сэръ Гильфорду.
СЭНДС. Я готовъ, господа.

СЦЕНА 4.

Зала во дворц Іоркскомъ.

Трубы. Небольшой столъ подъ балдахиномъ для Кардинала и другой длинный для гостей. Входятъ съ одну дверь Анна Болленъ и нсколько Лордовъ, Леди и Двицъ, какъ гости, въ другую Сэръ Генрихъ Гильфордъ.

ГИЛЬФ. Прекрасныя леди, его преподобіе привтствуетъ васъ всхъ. Эту ночь онъ посвящаетъ свтлой радости и вамъ. Онъ надется, что изъ всего этого благороднаго собранія никто не захватилъ съ собой сюда ни одной изъ домашнихъ забот своихъ, онъ желаетъ, чтобъ вс были такъ веселы, какъ только можетъ сдлать веселыми людей добрыхъ хорошее общество, хорошее вино и пріемъ вполн радушный.

Входятъ Лордъ Камергеръ, Лордъ Сэндсъ и Сэръ Ловель.

Ахъ, лордъ, можно ли быть такъ мшкотнымъ, мн, напротивъ, и одна уже мысль объ этомъ чудномъ собраніи придала крылья.
КАМЕР. Вы молоды еще, сэръ Гильфордъ.
СЭНДС. Сэръ Ловель, раздляй кардиналъ, хоть на половину, мои мірскіе помыслы — передъ отходомъ ко сну, онъ угостилъ бы этихъ дамъ такимъ десертомъ, который многимъ изъ нихъ, наврное, былъ бы боле по вкусу.— Клянусь жизнію, дивное собраніе прелестей.
ЛОВЕЛ. А что, еслибъ вы, мой лордъ, были духовникомъ одной или двухъ изъ этихъ дамъ?
СЭНДС. Желалъ бы, я подвергнулъ бы ихъ самому легкому покаянію.
ЛОВЕЛ. Какому же?
СЭНДС. Какое только возможно на пуховомъ лож.
KAMEP. Прекрасныя леди, прошу садиться. Сэръ Гарри, займитесь той стороной, а я этой.— Его преподобіе сейчасъ будетъ сюда.— Э, нтъ, нтъ! зачмъ же вамъ мерзнуть, дв женщины рядомъ — морозъ неминучій.— Любезный лордъ Сэндсъ, вы, увренъ, съумете занять ихъ, прошу, сядьте между этихъ дамъ.
СЭНДС. Надюсь, и потому отъ души благодарю васъ, добрый лордъ, за это порученіе. Съ вашего позволенія, прекрасныя леди. (Садится между Анной Болленъ и другой леди.) Случится, что заговорю черезчуръ ужь безумно — вы простите, вдь это перешло ко мн отъ отца моего.
АННА. А разв вамъ отецъ былъ безуменъ?
СЭНДС. О, очень, совершенно безуменъ, и именно въ любви, но не кусался, а цловалъ — вотъ точнехонько какъ я — разъ двадцать, не переводя духа. (Цлуетъ ее.)
КАМЕР. Прекрасно, лордъ.— Теперь вс размщены какъ должно.— Джентльмены, вы будете виноваты, если прелестныя эти дамы встанутъ изъ-за стола пасмурными.
СЭНДС. Не безпокойтесь, мн дайте только волю.

Трубы. Входить Кардиналъ Вульзи со свитой и занимаетъ свое мсто.

ВУЛЬЗ. Привтствую васъ, дорогіе мои гоcти. Кто изъ благородныхъ леди, или джентльменовъ не будетъ отъ души веселъ — тотъ не другъ мн. Въ подтвержденіе моего привта — ваше общее здоровье. (Пьетъ.)
СЭНДС. Вы такъ привтливы, благородный лордъ. Прикажите же подать мн такой кубокъ, который совмстилъ бы въ себ вс мои благодаренія, и тмъ избавилъ бы меня отъ безконечнаго выщитыванія ихъ.
ВУЛЬЗ. Благодарю, лордъ Сэндсъ, развеселите жь вашихъ сосдокъ.— Леди, вы не вполн веселы, — кто жь изъ васъ, джентльмены, виноватъ въ этомъ?
СЭНДС. Дайте только красному вину зарумянить прекрасныя щечки ихъ — вы увидите, он заговорятъ насъ.
АННА. Вы весельчакъ, любезный лордъ Сэндсъ.
СЭНДС. Когда веду свою игру. Вотъ, прекрасная леди, я пью, и вы должны отвтить мн непремнно, потому что это за такую вещь —
Анна. Которой не можете показать мн.
СЭНДС. Ну что, ваше преподобіе, не говорилъ я, что он сейчасъ разговорятся? (За сценой раздаются трубы, барабаны и пушечные выстрлы.)
ВУЛЬЗ. Это что такое?
КАМЕР. Узнайте. (Одинъ изъ служителей уходитъ.)
ВУЛЬЗ. Что это за воинственные звуки, и къ чему? Не пугайтесь, любезныя леди, по всмъ законамъ войны вы вн всякой опасности.

Служитель возвращается.

КАМЕР. Что тамъ?
СЛУЖ. Блестящее общество иноземцевъ — такъ покрайней мр кажется — причалило къ берегу, вышло изъ лодки и идетъ сюда, точно какъ посольство отъ чужеземныхъ государей.
ВУЛЬЗ. Любезный лордъ камергеръ, вы говорите по-французски, подите, встртьте ихъ радушнымъ привтомъ, примите съ должнымъ уваженіемъ и проводите сюда, пусть озаритъ ихъ здсь это чудное небо красоты всмъ блескомъ своимъ. Нсколько джентльменовъ составятъ вашу свиту. (Камергеръ уходитъ со свитой. Вс встаютъ, столы сдвигаютъ.) Пиръ прерванъ, но мы возобновимъ его. Желаю вамъ всмъ хорошаго пищеваренія, и снова привтствую васъ всхъ. Привтствую еще разъ.

Трубы. Лордъ Камергеръ вводитъ Короля, замаскированнаго пастухомъ, съ двнадцатью такими же масками и съ шестнадцатью факелоносцами. Вс маски проходятъ передъ Кардиналомъ, вжливо раскланиваясь съ нимъ.

ВУЛЬЗ. Дивное общество! что угодно имъ?
КАМЕР. Они не говорятъ по-англійски и потому просили меня передать вашему преподобію, что слухъ о столь благородномъ и столь прекрасномъ обществ, которое въ эту ночь предположило здсь собраться, дошелъ и до нихъ, и что, по глубокому уваженію къ красот, они должны были оставить стада свои и обратиться къ вашему преподобію съ просьбой о дозволеніи насладиться лицезрніемъ этихъ дамъ, о позволеніи провести съ ними часъ упоительной бесды, подъ вашимъ милостивымъ руководствомъ.
ВУЛЬЗ. Лордъ камергеръ, скажите имъ, что они сдлали большую честь моему бдному дому, за что я благодарю ихъ тысячекратно и прошу веселиться сколько имъ угодно. (Кавалеры выбираютъ дамъ для танцевъ. Король беретъ Анну Болленъ.)
К. ГЕН. Никогда еще не касался я руки прекраснйшей!— О, красота, до сихъ поръ я не зналъ тебя! (Музыка. Танцы.)
ВУЛЬЗ. Лордъ!
КАМЕР. Что угодно вашему преподобію?
ВУЛЬЗ. Прошу сказать имъ отъ меня, что между ними есть одинъ, по сану своему, достойнйшій занять это мсто, и что, по любви и долгу, я уступилъ бы его ему, еслибъ только узналъ его.
КАМЕР. Сейчасъ, любезный лордъ. (Подходитъ къ маскамъ и, поговоривъ съ ними, возвращается къ кардиналу.)
ВУЛЬЗ. Что жь сказали они?
КАМЕР. Они говорятъ, что въ самомъ дл между ними есть такой, и что если ваша свтлость узнаете его, онъ займетъ ваше мсто.
ВУЛЬЗ. Посмотримъ. (Сходитъ съ своего мста.) Съ вашего общаго позволенія, джентльмены, вотъ мой царственный выборъ.
К. ГЕН. (Снимая маску). Отгадали, кардиналъ. Вы окружаете себя прекраснйшимъ обществомъ, и славно длаете. Но, сказать ли вамъ, кардиналъ? не будьте вы служитель церкви, я могъ бы составить теперь о васъ понятіе не совсмъ для васъ выгодное.
ВУЛЬЗ. Какъ я радъ, что ваше величество въ такомъ веселомъ расположеніи.
К. ГЕН. На одно слово, лордъ камергеръ. Кто эта прекрасная леди?
КАМЕР. Дочь сэръ Томаса Болленъ, виконта Рочфортскаго, и фрейлина ея величества.
К. ГЕН. Клянусь небомъ, она безподобна.— Прекрасная, пригласить тебя танцовать и не поцловать — было бы съ моей стороны величайшимъ невжествомъ {Поцлуемъ кавалеръ обязанъ былъ въ то время благодарить свою даму.}.— Джентльмены, теперь и заздравный кубокъ не мшало бы пустить въ круговую.
ВУЛЬЗ. Сэръ Томасъ Ловель, готовъ ли столъ?
ЛОВЕЛ. Готовъ, благородный лордъ.
ВУЛЬЗ. Кажется, танцы разгорячили нсколько ваше величество?
К. ГЕН. Боюсь, слишкомъ.
ВУЛЬЗ. Въ сосдней комнат свже.
К. ГЕН. Пусть же каждый ведетъ свою леди.— Я не разстанусь съ тобой, моя прекрасная дама. Повеселимся, мой добрый кардиналъ, у меня съ полдюжину тостовъ въ честь этихъ прекрасныхъ леди, потомъ мы еще протанцуемъ съ ними, и затмъ, пусть каждый грезитъ, какъ далекъ онъ въ ихъ расположеніи. Скажите, чтобъ музыка играла.

(Уходятъ при звукахъ трубъ.)

ДЙСТВІЕ II.

СЦЕНА 1.

Улица.

Входятъ Два Джентльмена съ разныхъ сторонъ.

1 дж. Куда такъ поспшно?
2 дж. А, Богъ въ помощь! въ судъ, узнать что будетъ съ благороднымъ герцогомъ Бокингэмъ.
1 дж. Я избавлю васъ отъ труда идти туда. Все кончено, его сейчасъ поведутъ назадъ въ темницу.
2 дж. Вы были тамъ сами?
1 дж. Самъ.
2 дж. Скажите жь, какъ ршили?
1 дж. Не мудрено, кажется, и самимъ догадаться.
2 дж. Нашли виновнымъ?
1 дж. Нашли и осудили.
2 дж. Жалко.
1 дж. Жалко и многимъ.
2 дж. Разскажите, пожалуйста, какъ это было?
1 дж. Я передамъ вамъ все въ короткихъ словахъ. Герцогъ подошелъ къ ршетк и на вс обвиненія отвчалъ увреніями въ своей невинности, приводя много ловкихъ оправданій, чтобъ ускользнуть отъ кары закона. Стряпчій же короля ссылался, напротивъ, на слдствіе, на показанія, на признанія разныхъ свидтелей, тогда герцогъ потребовалъ очной съ ними ставки, чтобъ они обвинили его viva vice, и противъ него выступили его управляющій, его канцлеръ сэръ Гильбертъ Пекъ, его духовникъ Джонъ Каръ, и наконецъ, проклятый монахъ Гопкинсъ, главный виновникъ всего зла.
2 дж. Тотъ, что подстрекалъ его своими предсказаніями?
1 дж. Тотъ самый. Вс они обвиняли такъ положительно, что, какъ онъ ни старался, а все-таки не могъ опровергнуть ихъ, и перы, по такой очевидности, объявили его виновнымъ въ государственной измн. Защищая жизнь свою, онъ говорилъ много и удивительно умно, но все это или забывалось, или возбуждало только мгновенное сожалніе.
2 дж. А посл того, какъ онъ держалъ себя?
1 дж. Когда онъ опять долженъ былъ подойдти къ ршетк, чтобъ выслушать похоронный звонъ свой — свой приговоръ, имъ овладла такая тоска, что его бросило въ сильный потъ, онъ заговорилъ было что-то быстро и съ сердцемъ, но тотчасъ же овладлъ собою, и затмъ, все остальное время обнаруживалъ уже необыкновенно благородное терпніе.
2 дж. Я не думаю, чтобъ онъ боялся смерти.
1 дж. Нельзя и думать, никогда не былъ онъ такой бабой, его нсколько разстроила только вина осужденія.
2 дж. И тутъ, наврное, не обошлось безъ кардинала.
1 дж. Судя по всему, весьма вроятно. Во первыхъ обвиненіе Кильдаре, бывшаго тогда правителемъ Ирландіи, смщеніе его, отправленіе туда графа Сёрри, и еще такъ поспшное, чтобъ онъ не могъ помочь отцу своему.
2 дж. Тонкая, злая штука.
1 дж. Возвратившись, онъ, безъ сомннія, отплатитъ ему за это. Кому жь не извстно, что всякому, кого только король полюбитъ — кардиналъ тотчасъ найдетъ мстечко подальше отъ двора.
2 дж. Народъ страшно ненавидитъ его, и, клянусь честью, желаетъ, чтобъ адъ провалился въ преисподнюю, герцога же любитъ, обожаетъ, называетъ великодушнымъ Бокингэмомъ, зеркаломъ всего прекраснаго —

Бокингэма ведутъ назадъ отъ допроса. Передъ нимъ нсколько служителей правосудія съ скирами, обращенными остріемъ къ нему, по бокамъ стража съ алебардами. За ними Сэръ Томасъ Ловель, Сэръ Никласъ Во, Сэръ Вильямъ Сэндсъ и народъ.

1 дж. Вотъ и благородный несчастливецъ, о которомъ говоримъ.
2 дж. Подойдемъ поближе, посмотримъ на него.
БОКИН. Добрые друзья мои — многіе изъ васъ пришли издалека, чтобъ пожалть о мн — выслушайте же, что скажу я вамъ, я потомъ разойдитесь по домамъ и забудьте меня. Нынче меня осудили, какъ измнника, и я долженъ умереть, какъ измнникъ, но, Богъ свидтель, и ежели во мн есть совсть, да сразитъ она меня, какъ топоръ, если я измнникъ. Я не виню судей за смерть мою — по ходу дла они осудили меня справедливо, но тмъ, которые искали ея, я могъ бы пожелать поболе любви христіянской. Кто бы они ни были, я отъ души прощаю имъ, только бы они не добивались славы вредомъ, не основывали злыхъ замысловъ своихъ на могилахъ людей благородныхъ, потому что тогда невинная кровь моя должна вопіять противъ нихъ. Жить еще доле въ этомъ мір я не надюсь нисколько, — не стану даже и просить объ этомъ, хоть и знаю, что у короля милосердія гораздо боле, чмъ могу сдлать преступленій. Вы, немногіе, любившіе меня, не побоявшіеся плакать о Бокингэм, благородные друзья его и товарищи — разставанье съ которыми только и тягостно для него, только и кажется смертію — проводите меня, какъ добрые ангелы, до мста казни, и когда падетъ желзо долгой разлуки, приносите одну прекрасную жертву вашими молитвами — вознесите ими мою душу на небо.— Теперь, ведите жь меня, съ Богомъ.
ЛОВЕЛ. Лордъ, если когда-нибудь вы таили въ вашемъ сердце противъ меня какое бы то ни было неудовольствіе, прошу простите мн теперь чистосердечно.
БОКИН. Сэръ Томасъ Ловель, прощаю вамъ такъ же искренно, какъ желалъ бы, чтобъ и мн простили, прощаю всмъ. Оскорбленія нанесенныя мн, не такъ еще безчисленны, чтобъ я не могъ примириться, черная ненависть не сойдетъ со иной въ могилу. Передайте послдній привтъ мой его величеству, заговоритъ онъ о Бокингэм — скажите ему, что вы видли его въ половину на неб. Мои мысли, мои молитвы до сихъ поръ принадлежатъ еще королю, пока не отлетитъ душа моя, я все буду молить ему благословеній. Пусть проживетъ больше лтъ, чмъ я успю насчитать ихъ, пусть царствуетъ всегда любовью и любимымъ, когда же дряхлое время приблизитъ его къ концу — доброта и онъ да займутъ одну гробницу!
ЛОВЕЛ. Я долженъ проводить вашу свтлость до набережной и тамъ передать сэръ Никласу Во, ему поручено вести васъ до мста казни.
С. ВО. Сказать, что герцогъ приближается, посмотрите готова ль лодка, убрана ль соотвтственно величію его сана.
БОКИН. Нтъ, сэръ Никласъ, оставьте это, что теперь мое величіе какъ не насмшка надо мной. Когда я пріхалъ сюда, я былъ великимъ конетаблемъ и герцогомъ Бокингэмъ — теперь же, просто бдный Эдуардъ Бохэнъ. И все-таки я богаче моихъ подлыхъ обвинителей, никогда не знавшихъ, что такое правда. Это я запечатлю нынче кровью, которая, придетъ время, заставитъ ихъ стенать объ этомъ. Мой благородный отецъ, Генрихъ Бокингэмъ, прежде всхъ возставшій противъ хищнаго Ричарда, бжалъ, къ несчастію, къ своему служителю Банистеру, бездльникъ предалъ его, и онъ казненъ безъ суда. Господь да успокоитъ душу его! Генрихъ седьмой, искренно сожаля о потер отца моего, возвратилъ мн, съ истинно царскимъ великодушіемъ, вс мои титла, возстановилъ — сдлалъ мое дни еще благородне. Теперь сынъ его, Генрихъ восьмой, однимъ ударомъ лишаетъ меня навсегда и жизни, и чести, и имени, и всего, что длало меня въ этомъ мір счастливымъ. Меня судили и, долженъ сказать, судили благородно, только этимъ я и счастливе бднаго отца моего, во всемъ же прочемъ судьба наша совершенно одинакова. Мы оба погибли отъ нашихъ служителей, отъ людей, которыхъ наиболе любили, противуестественная, безчестнйшая услуга. Но небо во всемъ иметъ свою цль, какъ бы то ни было, вы, внимающіе теперь мн, поврьте несомннному слову умирающаго: не полагайтесь слишкомъ на тхъ, которымъ расточаете любовь свою и совты, потому что т, которыхъ вы сдлаете своими друзьями, которымъ отдадите свое сердце, при малйшемъ толчк вашему счастію отхлынутъ отъ васъ, какъ вода, и если возвратятся — такъ разв только для того, чтобъ утопить васъ. Молитесь за меня, добрые друзья мои. Я долженъ разстаться съ вами, послдній часъ моей долгой, тягостной жизни насталъ. Прощайте, захочется вамъ разсказать что-нибудь грустное, разскажите какъ погибъ я.— Все кончено, Господь да проститъ мн! (Уходитъ со своей свитой.)
1 дж. Какая жалость! Знаете ли, сэръ, много проклятій ляжетъ на головы виновниковъ этого.
2 дж. Да, если герцогъ невиненъ, но я могу намекнуть вамъ на другое грозящее намъ горе, и гораздо еще большее этого, если сбудется.
1 дж. Ангелы Божіи да отвратятъ его отъ насъ! Что же это такое? Надюсь, сэръ, вы не сомнваетесь во мн?
2 дж. Тайна эта такъ важна, что требуетъ величайшей осторожности.
1 дж. Вы знаете, я нисколько не болтливъ.
2 дж. Знаю, и скажу вамъ. Дошли до васъ распространившіеся на дняхъ слухи о развод короля съ Екатериной?
1 дж. Какъ же, но вдь они не подтвердились, потому что король, узнавъ объ этомъ, разсердился и предписалъ лордъ Керу прекратить вс эти толки немедленно, зажимая ротъ всякому, кто осмлится говорить объ этомъ.
2 дж. Такъ, сэръ, но молва эта становится теперь дйствительностью, она возникла снова и еще съ большею силой: говорятъ ужь за врное, что король непремнно потребуетъ развода. Кардиналъ, или кто-нибудь изъ близкихъ къ нему, по злоб къ доброй королев, возбудили въ немъ какіе-то укоры совсти, и это погубитъ ее. Слухи эти подтверждаются и недавнимъ прибытіемъ кардинала Кампеуса, вс полагаютъ, что онъ именно для этого и пріхалъ.
1 дж. Это все кардиналъ, и едва ли не изъ одного только желанія отмстить императору за отказъ въ толедскомъ епископств, котораго онъ искалъ,
2 дж. Вы, я думаю, отгадали, но не безчеловчно ль вымещать это на ней? Кардиналъ добьется своего, и она погибнетъ,
1 дж. Жалко ее.— Однакожь здсь совсмъ не мсто разговаривать объ этомъ, поговоримъ лучше дома.

СЦЕНА 2.

Передняя во дворц.

Входитъ Лордъ Камергеръ, читая письмо.

КАМЕР. ‘Лордъ, лошади, которыхъ ваша свтлость требовали, были мной выбраны, объзжены и снабжены всей сбруей со всевозможнымъ раченіемъ. Он были молоды и красивы, лучшей сверной породы. Я ужь хотлъ отправить ихъ въ Лондонъ, какъ пріхалъ одинъ изъ служителей лорда кардинала, снабженный полномочіемъ, и взялъ ихъ, говоря: что господинъ его хочетъ, чтобъ его требованія исполнялись, если не прежде королевскихъ, такъ ужь конечно прежде требованій всякаго подданнаго, что и зажало намъ рты’.— Да, онъ дйствительно хочетъ этого. Пусть владетъ ими, вдь скоро, какъ мн сдается, онъ и всмъ завладетъ.

Входятъ Герцоги Норфолькъ и Соффолькъ.

НОРФ. Здравствуйте, лордъ камергеръ.
КАМЕР. Добраго дня, почтенные герцоги.
СОФФ. Скажите, что король?
КАМЕР. Я оставилъ его одного, пасмурнаго, озабоченнаго.
НОРФ. Чмъ же?
КАМЕР. Кажется, бракъ съ женой брата тревожитъ его совсть.
СОФФ. Нтъ, разв страсть къ другой женщин.
НОРФ. Именно. Это все труды кардинала — короля-кардинала, коварный попъ этотъ, какъ первенецъ Фортуны, вертятъ всмъ какъ хочетъ. Придетъ время, король узнаетъ его.
СОФФ. Дай-то Богъ, иначе онъ никогда не узнаетъ , самого себя.
НОРФ. Какъ благочестивы и какъ ревностны вс его дйствія! Разорвавъ союзъ нашъ съ императоромъ, могущественнымъ племянникомъ королевы — онъ вползаетъ въ сердце короля и возбуждаетъ въ немъ сомннія, угрызенія, и все это по случаю брака его. Наконецъ, чтобъ избавить его отъ всего этого, онъ совтуетъ разводъ, бросить ту, которая, какъ бриліянтъ, двадцать лтъ украшавшій его шею, нисколько не утратила красоты своей, — ту, которая любитъ его той высокой любовью, какой ангелы любятъ добрыхъ, — ту, которая тогда даже, когда разразится надъ ней ужаснйшій ударъ судьбы, все еще будетъ благословлять короля. И эти дйствія не благочестивы?
КАМЕР. Избави Богъ отъ такого совтника! Все это совершенно справедливо, объ этомъ говорятъ везд, нтъ языка, который бы не толковалъ, нтъ сердца, которое бы не скорбло объ этомъ. Кто только можетъ заглянуть въ это дло поглубже — видитъ, что конечнымъ результатомъ его будетъ бракъ съ сестрой короля Франціи. Но Господь откроетъ же когда-нибудь королю глаза, усыпленные этимъ дерзкимъ и злымъ человкомъ.
СОФФ. И избавитъ насъ изъ подъ ярма его.
НОРФ. Да, намъ надо молить, и отъ всей души, объ избавленіи, не то и всхъ насъ властолюбецъ этотъ передлаетъ изъ принцевъ въ пажи. Вс людскія титла для него комъ теста, которому онъ даетъ какую ему вздумается форму.
СОФФ. Что до меня, лорды, я ни люблю, ни боюсь его. Вотъ символъ моей вры: я рожденъ безъ его содйствія — безъ него и просуществую, если королю будетъ это угодно, его проклятія и благословенія, совершенно для меня равнозначительныя — пустое дыханіе, на которое не обращаю никакого вниманія, я зналъ его и знаю, и предоставляю тому, кто сдлалъ его такъ надменнымъ — пап.
НОРФ. Войдемте къ королю, попробуемъ какимъ-нибудь другимъ занятіемъ отвлечь его отъ тяжкихъ помысловъ, овладвшихъ имъ слишкомъ ужь исключительно. Вы, лордъ, врно съ нами?
КАМЕР. Извините, порученіе короля отзываетъ меня въ другое мсто. Кром того, мн кажется, что вы, для развлеченія его, выбрали самое неудобное время. Впрочемъ, желаю вамъ успха.
НОРФ. Благодаримъ, добрый лордъ. (Камергеръ уходитъ.)

Норфолькъ отдергиваетъ завсу боковой двери. Король сидитъ съ непокрытой головой, углубленный во чтеніе.

СОФФ. Какъ онъ мраченъ, онъ въ самомъ дл скорбитъ сильно.
К. ГЕН. Кто тамъ?
НОРФ. Дай Богъ, чтобъ онъ не разсердился.
К. ГЕН. Кто тамъ, говорю я? Какъ осмлились вы нарушить мое уединеніе? — Кто же я? — а?—
НОРФ. Король милостивый, прощающій всякій не злонамренный проступокъ. Если мы нарушили долгъ нашъ, такъ это по государственному длу, на счетъ котораго желали узнать монаршую волю вашу.
К. ГЕН. Вы слишкомъ дерзки. Выдьте, я научу васъ знать часы государственныхъ занятіи.— Время ли теперь для длъ міра сего? — а?

Входятъ Вульзи и Кампеусъ.

Еще!— Ахъ, это вы, добрый лордъ кардиналъ.— О, мой Вульзи! успокоеніе моей страждущей совсти, врное лкарство короля.— (Кампеусу) Привтствую васъ, почтенный, много-ученый сэръ, въ нашемъ королевств. Располагайте нами и имъ. (Вульзи) Добрый лордъ, смотрите, чтобъ мы не оказались пустымъ болтуномъ.
ВУЛЬЗ. Это невозможно, государь. Прошу ваше величество, о позволеніи намъ переговорить съ вами наедин.
К. ГЕН. (Герцогамъ). Мы заняты, ступайте.
НОРФ. (Соффольку). Въ этомъ поп нтъ и тни гордости.
СОФФ. (Норфольку). Что и говорить! на такую немощь я не согласился бы даже и изъ-за его мста, но такъ это не можетъ продолжаться.
НОРФ. А продолжится — отважусь возстать противъ него.
СОФФ. Я также. (Уходитъ съ Норфолькомъ.)
ВУЛЬЗ. Ваше величество превзошли мудростью всхъ царей, предоставивъ, по собственному свободному желанію, сомннія вашей совсти ршенію церкви. Кто жь можетъ теперь упрекать, порицать васъ? — Испанецъ {Императоръ.}, связанный съ ней узами крови и дружбы — если только въ немъ есть хоть искра правдивости — поневол долженъ будетъ признать судъ этотъ и безпристрастнымъ и благороднымъ. Вс священнослужители — я разумю ученыхъ — имютъ въ христіянскихъ государствахъ свой свободный голосъ, и Римъ, этотъ кормилецъ всякаго сужденія, посылаетъ намъ, по вашему желанію, представителя всхъ ихъ въ лиц добраго, правдиваго и ученаго кардинала Кампеуса, котораго еще разъ представляю вашему величеству.
К. ГЕН. И я еще разъ привтствую его въ моихъ объятіяхъ и благодарю священный конклавъ за любовь ко мн, онъ прислалъ именно такого человка, какого желалъ я.
КАМП. Государь, вы должны были пріобрсть любовь и всхъ иноземцевъ, — вы такъ благородны. Въ руки вашего величества передаю я полномочіе, которымъ римскій дворъ длаетъ васъ, благородный лордъ кардиналъ Іоркскій, и меня, своего служителя, безпристрастными судіями этого дла.
К. ГЕН. Два мужа равнаго достоинства. Мы сейчасъ увдомимъ королеву о причин вашего прибытія. Гд Гардинеръ?
ВУЛЬЗ. Я знаю, ваше величество всегда такъ любили ее, что врно не откажете ей въ томъ, чего, по закону, можетъ требовать и послдняя простолюдинка — ученыхъ законниковъ, съ правомъ говорить свободно въ ея защиту.
К. ГЕН. Мы дадимъ ей самыхъ искусныхъ, и того, кто лучше защититъ ее, наградимъ нашей милостью.— Сохрани насъ Боже, отказать ей въ этомъ.— Потрудитесь, кардиналъ, позвать моего новаго секретаря Гардинера, я нахожу его очень способнымъ.

Вульзи выходитъ и тотчасъ же возвращается съ Гардинеромъ.

ВУЛЬЗ. (Гардинеру). Вашу руку. Желаю вамъ милостей и счастія, вы теперь служитель короля.
ГАРД. Всегда готовый исполнять приказанія вашего преподобія. Вамъ обязанъ я моимъ возвышеніемъ.
К. ГЕН. Гардинеръ! (Говоритъ съ нимъ тихо.)
КАМП. Скажите, лордъ Іоркъ, занималъ передъ нимъ это мсто какой-то докторъ Пэсъ?
ВУЛЬЗ. Занималъ.
КАМП. И почитался ученымъ человкомъ?
ВУЛЬЗ. Очень.
КАМП. Такъ знаете ли, лордъ кардиналъ, что и вы не избгли злыхъ толковъ?
ВУЛЬЗ. Какъ?
КАМП. Говорятъ, что вы завидовали ему, что, опасаясь его возвышенія — такъ какъ онъ былъ слишкомъ добродтеленъ — вы держали его постоянно въ отдаленіи, что это до того огорчало его, что онъ сошолъ съ ума и умеръ.
ВУЛЬЗ. Миръ душ его! Это достаточная дань любви христіянской, для живыхъ же порицателей есть мста исправительныя. Онъ былъ глупецъ, хотлъ во что бы ни стало быть добродтельнымъ, (Показывая на Гардинера) этотъ же готовъ повиноваться мн во всемъ, — только такой и можетъ быть такъ близокъ къ королю. Поймите, любезный братъ, что мы живемъ не для того, чтобъ насъ вытсняли низшіе.
К. ГЕН. (Гардинеру). Передай это королев съ должнымъ уваженіемъ. (Гардинеръ уходитъ). — Для такого ученаго изслдованія, я не знаю мста приличне Блакфріерса, тамъ и соберитесь для этого важнаго дла. Вамъ любезный Вулзи, поручаю я вс нужныя распоряженія.— О, добрый лордъ, человку, не утратившему еще силъ, не легко отказаться отъ такой прелестной подруги, но совсть, совсть — она такъ щекотлива, что надо будетъ разстаться.

СЦЕНА 3.

Передняя Королевы.

Входятъ Анна Болленъ и пожилая Леди.

АННА. Нтъ, ни даже за эту цну. Въ этомъ-то и все горькое, его величество жилъ съ ней такъ долго, а она такая добрая, что ни одинъ языкъ не повернется сказать о ней что-нибудь дурное, — клянусь жизнью, она никогда не знала, что такое длать зло, — и ее-то, царствовавшую столько лтъ, все возрастая въ роскоши и въ величіи, лишеніе которыхъ въ тысячу кратъ горче самой сладости перваго ихъ пріобртенія, — и ее-то, посл всего этого, отвергнуть съ позоромъ! О, это тронетъ даже и чудовище.
ЛЕДИ. И самыя твердыя сердца смягчаются и скорбятъ о ней.
АННА. О, Господи! лучше еслибъ она никогда не знала величія, какъ ни много въ немъ суетнаго, но когда жестокое счастіе разводить его {Въ прежнихъ изданіяхъ: Yet, if that quarel, fortune, do divorce… По Колльеру: Yet, if that cruel fortune do divorce…} съ тмъ, кто владлъ имъ — бдный мучится точно, какъ бы душа разставалась съ тломъ.
ЛЕДИ. Бдная, теперь она снова будетъ чужестранкой.
АННА. Тмъ еще боле заслуживаетъ она слезъ состраданія. Право, гораздо лучше родиться въ низкой дол, жить въ довольств съ простолюдинами, чмъ величаться блестящей скорбью, носить золотое горе.
ЛЕДИ. Довольство, конечно, лучшее наше достояніе.
АННА. Клянусь честью, моей двственностью, я не желала бъ быть королевой.
ЛЕДИ. Ну нтъ, хоть негодуйте на меня, а я такъ желала бъ, рискнула бъ даже и двственностью, да я вы точно также, несмотря на этотъ маленькой припадокъ лицемрія. Вы одарены столькими женскими прелестями, что и сердце у васъ непремнно должно быть женское, а это сердце всегда любило величіе, богатство, властвованіе. Все это, говоря правду, блага, и вс эти блага, хоть вы теперь и жеманитесь, ваша нжная, замшевая совсть приметъ безъ всякаго затрудненія, если только ршитесь немножко порастянуть ее.
АННА. Право, нтъ.
ЛЕДИ. Право, да.— И вы не хотли бъ быть королевой?
АННА. Ни за вс сокровища міра.
ЛЕДИ. Странно, а меня и согнутый пенсъ, какъ я ни стара, соблазнилъ бы окоролевить его. Ну, а какъ вы думаете на счетъ герцогини? выдержите вы тягостное бремя этого титла?
АННА. Нтъ.
ЛЕДИ. Вы удивительно слабы. Спустимся еще пониже. Впрочемъ изъ-за чего-нибудь поболе того, что вгоняетъ только въ краску, я бы не хотла быть вашимъ графомъ. Если вы не въ силахъ вынести и этого бремени, такъ вы такъ ужь немощны, что никогда не родить вамъ мальчика.
АННА. Какой вздоръ вы говорите. Клянусь еще разъ, я бы не согласилась быть королевой и за весь міръ.
ЛЕДИ. Но за маленькую Англію врно рискнули бы, я согласилась бы даже и изъ-на одного Кэриарвоншира {Гористое и безплодное Вэльсское графство.}, если бъ корон не принадлежало ничего боле.— Кто это идетъ сюда?

Входитъ Лордъ Камергеръ.

КАМЕР. Добраго утра, леди. Скажите, чего бы стоила тайна вашей бесды?
АННА. Не стоитъ даже и вопроса, добрый лордъ, не стоитъ, чтобъ вы спрашивали. Мы тужимъ о нашей несчастной королев.
КАМЕР. Прекрасно, это такъ свойственно доброму женскому сердцу. Есть еще однакожь надежда, что все уладится.
АННА. Дай-то Богъ!
КАМЕР. Вы такъ добры, а небесное благословеніе никогда не оставляетъ подобныхъ вамъ. Но, чтобъ вы видли, прекрасная леди, что слова мои истинны, что многочисленныя добродтели ваши обратили на себя высочайшее вниманіе — его величество, король, поручилъ мн изъявить вамъ свое глубочайшее уваженіе, объявить, что жалуетъ васъ маркграфиней Пемброкъ, и что, ко всему этому, по особой милости, прибавляетъ еще тысячу фунтовъ ежегоднаго пенсіона.
АННА. Я не знаю, какой покорностью доказать ему мою признательность, все мое, и даже большее этого — ничто, мои молитвы не довольно еще святы, мои желанія слишкомъ ничтожны, а молитвы и желанія — все, чмъ могу благодарить я. Прошу васъ, почтенный лордъ, потрудитесь передать его величеству и благодарность и покорность глубоко смущенной рабы его, которая никогда не перестанетъ молить ему счастія и царственнаго долгоденствія.
КАМЕР. Леди, я не премину еще боле возвысить {Въ прежнихъ изданіяхъ: I shall not fail to approve… По Колльеру: I shall not fail to improve…} то прекрасное объ васъ мнніе, которое вы внушили его величеству. (Въ сторону). Теперь все для меня понятно, красота и добродтель соединены въ ней такъ тсно, что не могли не опутать короля, и кто знаетъ, можетъ-быть она подаритъ насъ бриліянтомъ, который озаритъ весь нашъ островъ {Намекъ на Елизавету, — которой она была матерью.}.— Я сейчасъ доложу королю, что говорилъ съ вами.
АННА. Почтенный лордъ — (Камергеръ уходитъ.)
ЛЕДИ. Вотъ какъ, скажите, скажите пожалуйста! Шестнадцать лтъ нищила я при двор, нищу и до сихъ поръ, и ни разу, ни съ какой просьбой, не могла еще попасть въ счастливое мгновеніе между слишкомъ рано и слишкомъ поздно, а вы — о, судьба! — совершенный еще новичекъ при двор, и вамъ — срамъ, срамъ этому навязчивому счастію! — вамъ набиваютъ ротъ прежде, чмъ вы раскрыли его.
АННА. Я я сама удивляюсь этому.
ЛЕДИ. А какъ это на вашъ вкусъ? горько? держу сорокъ пенсовъ — нисколько. А была, какъ-то, одна леди — это старая, впрочемъ, сказка, — леди, которая никакъ не хотла быть королевой, ни даже за всю грязь Египта, — слыхали вы эту сказку?
АННА. Вы все шутите.
ЛЕДИ. На вашемъ мст, я взлетла бы выше жаворонка. Маркграфиня Пемброкъ! тысячу фунтовъ въ годъ, и все это изъ чистаго уваженія, ни на что не обязывая. Клянусь жизнію, это общаетъ много еще другихъ тысячей, шлейфъ почестей всегда длинне ихъ передника. Теперь, уврена, вы снесете и титло герцогини. Признайтесь, вдь вы чувствуете себя гораздо сильне прежняго?
АННА. Добрая леди, тшьтесь своими фантазіями сколько вамъ угодно, только не на мой счетъ. Желала бъ лучше умереть, еслибъ это хоть сколько-нибудь льстило мн {Въ прежнихъ изданіяхъ: If this salute my blood a jot… По Колльеру: If this elate my blood а jot…}, мн страшно, какъ подумаю, что еще будетъ. Королева безутшна, а мы слишкомъ забыли, оставаясь здсь такъ долго. Прошу, не говорите ей о томъ, что слышали.
ЛЕДИ. Да за кого жь вы меня принимаете?

СЦЕНА 4.

Зала въ Блакфріэрс.

Трубы и литавры. Входятъ два Констабля съ короткими серебряными жезлами, за ними два Писца съ докторскомъ одяніи, потомъ Архіепископъ Кэнтерберійскій одинъ, за нимъ Епископы Линкольнскій, Элійскій, Рочестерскій и Сент-Асaфскій, за ними въ небольшемъ разстояніи Джентльменъ, который несетъ кардинальскую шляпу и кошель съ государственной печатью, потомъ два Прелата съ серебряными крестами, потомъ Маршалъ съ непокрытой головой и Герольдъ съ серебряной булавой, потомъ два Джентльмена съ двумя большими серебряными столбами {Эти столбы носились передъ кардиналами.}, за ними, рядомъ: Кардиналы Вульзи и Кампеусъ, за кардиналами два Лорда, каждый съ мечемъ и съ жезломъ, и наконецъ Король и Королева съ ихъ свитами.— Король садится на тронъ. Кардиналы, какъ судьи, садятся ниже его. Королева занимаетъ мсто въ нкоторомъ разстояніи отъ короля. Архіепископы садятся по обимъ сторонамъ судилища, какъ на соборахъ, пониже ихъ писцы. Лорды занимаютъ ближайшія мста къ епископамъ, Глашатай и свиты размщаются на сцен въ приличномъ порядк.

ВУЛЬЗ. Провозгласите, да безмолвствуютъ вс, пока будутъ читать полномочіе дарованное намъ Римомъ.
К. ГЕН. Зачмъ же читать его? Оно была уже прочтено публично, и вс признали его дйствительнымъ, это будетъ напрасная трата времени.
ВУЛЬЗ. Быть по вашему. Дале.
ПИСЕЦ. Провозглашай: Генрихъ, король Англіи, предстань къ суду.
ГЛАШ. Генрихъ, король Англіи, предстань къ суду!
К. ГЕН. Я здсь.
ПИСЕЦ. Провозглашай: Екатерина, королева Англіи, предстань къ суду.
ГЛАШ. Екатерина, королева Англіи, предстань къ суду!
К. ЕК. (встаетъ, обходить, не отвчая на призывъ, судилище и преклоняетъ колна передо королемъ). Государь, молю правосудія и состраданія, я бдная женщина, чужестранка, родилась не въ вашихъ владніяхъ — для меня нтъ здсь судей безкорыстныхъ, не будетъ ни снисхожденія, ни безпристрастія. Чмъ оскорбила я ваше величество? чмъ могла я возстановить васъ до того, что хотите отвергнуть меня, что лишаете меня вашего добраго расположенія? Богъ свидтель, я всегда была вамъ женой врной и покорной, всегда сообразовалась съ вашей волей, всегда боялась возбудить ваше неудовольствіе, всегда была рабой лица вашего — веселой или грустной, смотря по выраженію его. Было-ль, хоть одно мгновеніе, когда бы я возстала противъ вашего желанія, или не сдлала его моимъ собственнымъ? кого изъ вашихъ друзей не старалась я полюбить, зная даже, что онъ врагъ мн? кого изъ моихъ друзей продолжала я любить, не лишала тотчасъ же моей милоcти, когда онъ накликалъ на себя ваше неудовольствіе? Вспомните, государь, что такой покорной женой была я вамъ двадцать лтъ, что имла отъ васъ много дтей, и если можете привести и доказать, что въ теченіи этого долгаго времени я сдлала хоть что-нибудь противное моей чести, моимъ брачнымъ обязанностямъ или долгу и любви къ вашей священной особ — съ Богомъ, отвергните меня, пусть жесточайшее презрніе захлопнетъ тогда за мною двери, предайте меня тогда острйшему ножу правосудія {Въ прежнихъ изданіяхъ: To the sharpest kind of justice… По Колльеру: To the sharpest knife of justice…}. Позвольте, государь, напомнить вамъ, что король, вашъ родитель, славился благоразуміемъ, проницательностью и врностью сужденія, что Фердинандъ, мой отецъ и король Испаніи, почитался мудрйшимъ изъ всхъ монарховъ, прежде тамъ царствовавшихъ — нтъ никакого сомннія, что для совщанія объ этомъ брак они собирали ученйшихъ людей обоихъ государствъ и что бракъ нашъ всми былъ признанъ законнымъ. Поэтому, пока не получу извстій отъ моихъ друзей въ Испаніи, у которыхъ намрена просить совта, — молю ваше величество пощадить меня, откажете — Богъ съ вами, длайте что хотите!
ВУЛЬЗ. Королева, вы сами избрали почтенныхъ отцовъ этихъ — людей рдкой учености и честности, красу государства — въ защитники вашего дла, и потому, не знаю, для чего же вамъ и отсрочивать сужденіе {Въ прежнихъ изданіяхъ: That longer you desire the court… По Колльеру: That longer you defer the court…}, столь необходимое какъ для вашего спокойствія, такъ и для уничтоженія сомнній короля.
КАМП. Замчаніе почтеннаго лорда вполн справедливо, и потому, королева, мн кажется всего лучше не прерывать этого царственнаго засданія, приступить тотчасъ же къ изложенію дла и къ обсужденію его.
К. ЕК. Лордъ кардиналъ, обращаюсь къ вамъ.
ВУЛЬЗ. Что угодно вашему величеству?
К. ЕК. Лордъ, я готова плакать, но мысль, что я королева — покрайней мр я слишкомъ долго мечтала быть королевой, — что я дочь короля, а это ужь не мечта, обращаетъ мои слезы въ жгучія искры.
ВУЛЬЗ. Будьте потерпливе.
К. ЕК. Буду, если только сами будете посмиренне, безъ того — никогда, да накажетъ меня Богъ. Убжденная многими, весьма достаточными доказательствами, что вы врагъ мой — я отвожу васъ. Вы не можете быть судіей моимъ, потому что именно вы-то и вздули между мной и его величествомъ это пламя — да затушитъ его рука Господня. И потому, повторяю: я ршительно отвергаю, отъ всей души отказываюсь признать моимъ судіей человка, котораго теперь еще боле почитаю злйшимъ врагомъ моимъ и нисколько не другомъ правды.
ВУЛЬЗ. Я не узнаю васъ, вы всегда были такъ кротки, всегда обнаруживали всми своими дйствіями такую доброту, такой умъ, какого невозможно было почти и предполагать въ женщин. Вы обижаете меня, королева. Я никогда не питалъ никакой вражды, никогда не былъ несправедливъ не только къ вамъ, но и ни къ кому, тутъ я дйствовалъ и буду дйствовать согласно предписанію конклава, полнаго римскаго конклава. Вы говорите, что я вздулъ это пламя — я отрицаю это. Король здсь, еслибъ онъ видлъ, что я отпираюсь отъ моего дла — онъ возсталъ бы противъ моей лживости, и совершенно справедливо, и точно такъ же жестоко, какъ вы, противъ моей правдивости. Если жь ему извстно, что я до заслужилъ вашего обвиненія, ему извстно и то, какъ сильно долженъ я скорбть отъ такой несправедливости, и только онъ и можетъ уврачевать меня, а врачеваніе это состоитъ въ уничтоженіи вашего предубжденія. Но прежде, чмъ его величество скажетъ что-нибудь въ мою пользу — прошу васъ, добрая королева, отречься отъ того, что сказали и никогда не говорить ничего такого.
К. ЕК. О, лордъ, лордъ, я простая женщина, слишкомъ слабая чтобъ бороться съ вашей хитростью. Вы кротки и смиренны на словахъ, вашъ санъ и призваніе требуютъ этого, и вы надваете личину кротости и смиренія, но ваше сердце полно злобы, коварства и гордости. Счастье и милости его величества перевели васъ быстро черезъ низшія ступени, возвысившись вы сдлали вс силы души своей — наемниками, а ваши слова — рабами, готовыми служить вашей вол, какъ вамъ захочется. Я должна сказать вамъ, что вы хлопочете боле о своемъ личномъ возвышеніи, чмъ о вашемъ высокомъ духовномъ призваніи, и потому — еще разъ отвергаю васъ, не признавая судіей моимъ, и здсь же въ присутствіи всхъ передаю дло мое на судъ его святйшества, папы. Пусть онъ самъ судитъ меня. (Преклоняется передъ королемъ и хочетъ удалиться.)
КАМП. Королева упорствуетъ, возстаетъ противъ суда, обвиняетъ его, не хочетъ былъ судима имъ — это дурно. Она удаляется.
К. ГЕН. Потребуйте ее снова.
ГЛАШ. Екатерина, королева Англіи, предстань къ суду!
ГРИФ. Королева, васъ снова требуютъ.
К. ЕК. Какое вамъ дло обращать на это вниманіе? прошу, идите, позовутъ васъ — воротитесь.— О, помоги, Господи! они выводятъ меня изъ всякаго терпнія.— Прошу васъ, идите. Я не останусь здсь, не явлюсь боле ни къ одному изъ судовъ ихъ. (Уходитъ съ Грифисомъ и своей свитой.)
К. ГЕН. Ступай, ступай, Кэтъ, своей дорогой. Человку, который скажетъ, что у него жена лучше ей, не врьте ни въ чемъ, потому что онъ тутъ солгалъ. Ты была бы царицей всхъ земныхъ царицъ, еслибъ для этого были нужны только твои рдкія качества: милая любезность, ангельская кротость, женственное величіе, покорное въ самомъ властвованіи, и вс другія добродтели, которыя длаютъ тебя такъ царственной и благочестивой. Родъ ея благороденъ, благородна была и она во всхъ своихъ отношеніяхъ ко мн.
ВУЛЬЗ. Государь, униженнйше прошу ваше величество объяснить всмъ здсь присутствующимъ — потому что, гд человкъ былъ ограбленъ и связанъ, тамъ должно и развязать его, хоть это и не будетъ еще полнымъ удовлетвореніемъ, — подстрекалъ ли я когда ваше величество на это дло? возбудилъ ли хоть какое сомнніе, которой бы могло родить въ васъ потребность этого изслдованія? слыхали ль вы отъ меня — кром благодареній Всевышнему за такую царственную королеву — хоть одно слово невыгодное для ея настоящаго сана, или ея добродтелей?
К. ГЕН. Любезный лордъ кардиналъ, я оправдываю васъ вполн, клянусь честью, признаю васъ совершенно невиннымъ. Вамъ извстно какъ много у васъ враговъ, которые, сами не зная за что они враги вамъ, лаютъ, точно деревенскія собаки, только потому, что другіе лаютъ, — кто-нибудь изъ нихъ возбудилъ противъ васъ и королеву. Вы оправданы, но хотите еще большаго оправданія? Вы всегда желали, чтобъ это дло было предано забвенію, никогда не старались разшевелить его, напротивъ, часто затрудняли всякій приступъ къ нему.— Клянусь честію, все это такъ, и добрый лордъ кардиналъ не виноватъ тутъ нисколько.— Теперь позвольте воспользоваться вашимъ временемъ и вниманіемъ, чтобъ объяснить вамъ, что именно побудило меня къ этому шагу. Вотъ какъ это было, — слушайте. Первое безпокойство, первое сомнніе, возникшее въ моей совсти, было возбуждено рчами Байонскаго архіепископа, присланнаго къ намъ Французскимъ дворомъ, въ качеств посла, для переговоровъ о союз герцога Орлеанскаго съ нашей дочерью Маріей. Во время этихъ переговоровъ, прежде еще чмъ мы что-нибудь ршили, онъ — то есть епископъ — потребовалъ вдругъ отсрочки для того, чтобъ увдомить короля, своего повелителя, о своемъ сомнніи на счетъ законности нашей дочери, по причин рожденія ея отъ брака со вдовой нашего брата. Отсрочка эта потрясла мою совсть въ самомъ основаніи, проникла меня такой сокрушительной силой, что заставила трепетать и грудь и сердце, она проложила дорогу множеству смутныхъ думъ, которыя, въ слдствіе этого намека, родились и томили меня безпрестанно. Прежде всего мн пришло въ голову, что я прогнвалъ Всевышняго, что онъ повеллъ природ, чтобы чрево моей жены, если она понесетъ отъ меня мальчика, было для него такъ же жизненно, какъ могила для трупа, потому что, въ самомъ дл, вс дти мужескаго пола умирали или тамъ, гд были зачаты, или вскор посл того, какъ міръ этотъ обветъ ихъ своимъ воздухомъ. Изъ этого я вывелъ, что Господь караетъ меня, что мое королевство вполн достойное прекраснйшаго изъ всхъ наслдниковъ міра сего, не будетъ обрадовано мной никакимъ. За симъ, я взвсилъ опасность, которой могло подвергнуться мое государство отъ того, что у меня не будетъ наслдника, и это повергло меня въ мучительнйшее безпокойство. Волнуемый такъ бурнымъ моремъ моей совсти, я долженъ былъ наконецъ прибгнуть къ средству, для котораго мы теперь собрались здсь, ршился успокоить мою совсть — которая такъ жестоко страдала тогда, да и теперь еще страждетъ, — сужденіемъ почтенныхъ отцовъ к ученыхъ докторовъ нашего государства. Прежде всего, я тайно обратился къ вамъ, любезный лордъ Линкольнъ, вы врно помните, какъ сильно стеналъ я подъ бременемъ моего недуга, когда впервые открылся вамъ.
ЛИНК. Помню какъ нельзя лучше, мой повелитель.
К. ГЕН. Я такъ ужь много говорилъ — разскажите сами на сколько вы меня успокоили.
ЛИНК. Съ позволенія вашего величества, дло это, по своей важности, по важности послдствіи, съ перваго раза смутило меня такъ сильно, что и смлйшая мысль моя предалась сомннію, и я предложилъ вашему величеству именно тотъ путь, которымъ вы теперь идете.
К. ГЕН. Тогда я обратился къ вамъ, лордъ Кэнтербёри, и вы разршили созвать это судилище. Я совтовался съ каждымъ изъ достойныхъ членовъ его, приступилъ къ длу только по вашему общему согласію, скрпленному даже вашими подписями и печатями. Ршайте же, потому что не какое-нибудь неудовольствіе противъ нашей доброй королевы, но колючіе терны приведенныхъ мной причинъ заставляютъ меня требовать этого. Докажите только, что нашъ бракъ законенъ, и — клянусь жизнію и моей царственностью — для меня будетъ пріятне провести всю будущность моего смертнаго величія съ ней, съ Екатериной, съ нашей королевой, чмъ съ прекраснйшимъ созданіемъ, когда-либо украшавшимъ міръ этотъ.
КАМП. Съ позволенія вашего величества, отсутствіе королевы вынуждаетъ насъ отложить до времени всякое дальнйшее сужденіе. Между тмъ, необходимо уговорить ея величество, чтобъ она не переносила этого дла на судъ его святйшества.
К. ГЕН. (Про себя). Вижу, кардиналы хитрятъ со иной. Мн противны и эти проволочки и лукавство Рима.— О, мой врный, мой ученый Кранмеръ, возвратись скорй съ тобой, я знаю, возвратится и мое спокойствіе! — (Громко.) Засданіе кончено. Мы удаляемся.

ДЙСТВІЕ III.

СЦЕНА 1.

Дворецъ въ Бридвел.

Комната въ отдленіи королевы. Королева и нсколько женщинъ ея сидятъ за работой.

К. ЕК. (Одной изо женщинъ). Возьми свою лютню, моя милая, мн грустно, спой что-нибудь, разсй грусть мою, если можешь. Оставь работу.
ОДНА ИЗЪ ЖЕНЩИНЪ (Поетъ).
Звуки лиры раздавались,
Плъ Орфей: древа склонялись,
Горы высью ледяною
Передъ пснью, восходили
Цвтъ и травы, будто бъ были
Тутъ весною
Дождь и солнце надъ землею.
Все смирялось предъ струнами,
Даже моря волны сами,
Головой склонясь, стихали….
Такъ всесильны были звуки,
Жизни скорбь и сердца муки
Засыпали,
Иль, внимая, замирали.

Входитъ Джентльменъ.

К. ЕК. Что теб?
ДЖЕН. Ваше величество, благородные кардиналы стоятъ въ пріемной.
К. ЕК. Они хотятъ видть меня?
ДЖЕН. Точно такъ, ваше величество.
К. ЕК. Проси. (Джентльменъ уходитъ.) Чего хотятъ они отъ меня — бдной, слабой женщины, впавшей въ немилость? Не нравится мн приходъ ихъ посл всего, что было. Имъ слдовало бъ быть добрыми, праведными во всхъ дйствіяхъ — но клобукъ не длаетъ еще монахомъ.

Входить Вульзи и Кампеусъ.

ВУЛЬЗ. Миръ вашему величеству.
К. ЕК. Вы застали меня въ хозяйственныхъ занятіяхъ, мн хочется приготовиться и къ самому худшему, что только можетъ со мной случиться. Что угодно вамъ, почтеннйшіе лорды?
ВУЛЬЗ. Не угодно ли вашему величеству войдти съ нами въ вашъ кабинетъ, тамъ мы сообщимъ вамъ причину нашего прихода.
К. ЕК. Говорите здсь. Клянусь, до сихъ поръ я не сдлала еще ничего такого, что требовало бы скрытности, желала бы, чтобъ и вс другія женщины могли сказать это такъ же свободно, какъ я. Поврьте, почтенные лорды, вся жизнь моя такъ чиста, что мн, право, все равно — и въ этомъ я счастливе многихъ, — будутъ ли мои дйствія на язык каждаго, видимы всмъ, возстанутъ ли противъ нихъ зависть и злорчіе. Если вы пришли съ цлью что-нибудь вывдать у меня — въ этомъ отношеніи я конечно женщина, — говорите прямо, истина любитъ дйствовать открыто.
ВУЛЬЗ. Tanta est erga te mentis integritas, regina serenissima {Такъ истинно наше расположеніе къ вамъ, свтлйшая королева.} —
К. ЕК. О, нтъ, добрый лордъ, оставьте вашу латынь. Неужели вы думаете, что, пріхавши сюда, я такъ излнилась, что не изучила даже и языка страны, въ которой живу? Чуждый языкъ сдлаетъ мое дло еще боле чуждымъ, подозрительнымъ, прошу, говорите по-англійски. Здсь многіе, изъ любви къ своей бдной королев, поблагодарятъ еще васъ, если будете говорить правду. Поврьте, много вынесла она несправедливостей. Я убждена, лордъ кардиналъ, что и самое большее изъ всхъ моихъ вольныхъ прегршеній можно отпустить мн и на англійскомъ язык.
ВУЛЬЗ. Королева, мн больно, что моя честность, моя служба его величеству и вамъ, при всей благонамренности, могла породить такое жестокое подозрніе. Мы пришли не для того, чтобъ затмить обвиненіями добродтель, которую благословляютъ вс добрые, — не для того, чтобъ какимъ-нибудь образомъ предать васъ новымъ огорченіямъ, которыхъ у васъ и безъ того такъ много, насъ привело къ вамъ желаніе узнать, что вы думаете предпринять въ этой важной тяжб съ королемъ, сообщить вамъ, какъ слдуетъ честнымъ и благороднымъ людямъ, наше настоящее мнніе, предложить средства какъ помочь вашему длу.
КАМП. Глубоко уважаемая королева, почтенный лордъ Іоркъ, по благородству души своей, по усердію и по преданности, которую всегда питалъ къ вашему величеству, забывъ — какъ и слдуетъ доброму человку — ваши недавніе, слишкомъ жестокіе нападки, какъ на него самого, такъ и на его правдивость — предлагаетъ вамъ, въ знакъ примиренія, точно такъ же, какъ и я, свои услуги и совты.
К. ЕК. (Про себя). Чтобъ предать меня.— Почтенные лорды, благодарю васъ за ваше доброе ко мн расположеніе, вы говорите, какъ люди честные — дай Богъ, чтобъ вы оказались таковыми и на самомъ дл, — но какъ, при ограниченности ума моего, отвчать мн тотчасъ же въ дл столь важномъ, столь близкомъ моей чести — боюсь, еще боле близкомъ моей жизни, — и къ тому жь еще людямъ столь почтеннымъ и ученымъ? Я занималась работой съ моими двушками, Богъ свидтель, совсмъ не ожидала ни такого посщенія, ни такого разговора. Изъ уваженія къ тому, чмъ я была — потому что вижу, величіе мое близится къ концу, — прошу васъ, дайте мн время, возможность сыскать себ ходатаевъ. Ахъ! вдь я женщина, женщина безъ друзей и безъ надежды!
ВУЛЬЗ. Такой недоврчивостью вы оскорбляете любовь короля. И надежды и друзья ваши безчисленны.
К. ЕК. Въ Англіи едва ли сыщется и одинъ полезный, неужели вы думаете, лордъ, что хоть одинъ Англичанинъ осмлится быть моимъ ходатаемъ? А еслибъ и нашелся такъ отчаянно-честный, что объявилъ бы себя моимъ другомъ противъ желанія его величества, такъ остался ли бы онъ его подданнымъ? Нтъ! друзья, которые могутъ облегчить бремя моихъ несчастій, на которыхъ могу положиться, живутъ не здсь, они, какъ и все утшительное для меня, живутъ далеко отсюда — на моей родин, добрые лорды.
КАМП. Я желалъ бы, чтобъ ваше величество оставили ваши сомннія и приняли совтъ мой.
К. ЕК. Какой, лордъ?
КАМП. Предоставьте ваше дло королю, онъ милостивъ и любитъ васъ. Это будетъ гораздо выгодне какъ для вашего дла, такъ и для вашей чести, потому что осудитъ васъ законъ — вы должны будете удалиться со стыдомъ.
ВУЛЬЗ. Онъ говоритъ сущую правду.
К. ЕК. Вы оба совтуете мн, чего вамъ такъ хочется — мою гибель. Неужели это христіянскій совтъ? стыдитесь! Надо всмъ есть еще небо, есть тамъ судія, котораго не подкупитъ ни какой король.
КАМП. Ваша горячность заставляетъ васъ ошибаться въ насъ.
К. ЕК. Тмъ хуже для васъ, клянусь, я почитала васъ людьми святыми, двумя кардиналами добродтели — оказывается вы кардиналы порока, лицемры. Постыдитесь, исправьтесь, лорды.— Это-то утшеніе, этотъ цлебный напитокъ принесли вы бдной женщин — женщин, которую губите, надъ которой сметесь, издваетесь? Я не пожелаю вамъ и половины моихъ несчастій, я добре васъ, я предостерегаю васъ: берегитесь, ради Бога берегитесь, чтобы со временемъ же пало на васъ самихъ все бремя моихъ горестей.
ВУЛЬЗ. Королева, вы ршительно вн себя, вы и нашу преданность превращаете въ злонамренность.
К. ЕК. А вы меня превращаете въ ничто. О, горе вамъ, я всмъ такимъ лжеучителямъ! И вы посовтовали бы — еслибъ въ васъ было хоть сколько-нибудь справедливости и состраданія, еслибъ вы были хоть что-нибудь поболе священническихъ одеждъ, — предать мое хворое дло въ руки того, кто ненавидитъ меня? Онъ отршилъ уже меня отъ своего ложа, отъ любви еще задолго до этого. Я состарлась, почтенные лорды, теперь я связана съ нимъ только моей покорностью. Выше несчастія для меня нтъ уже — а вы хлопочете о другомъ такомъ же.
КАМИ. Ваши опасенія хуже всего.
К. ЕК. Разв я не была — нечего длать, добродтель не нашла ни одного заступника, я сама выскажу все, — разв я не была такъ долго женой, женой врной? женщиной я безъ хвастовства могу сказать это, — которой никогда не коснулось еще ни какое подозрніе? Разв я не была предана королю всей душой, моей? не любила его, посл Бога, боле всего въ мір? не повиновалась ему? не была, изъ нжности, даже суеврна къ нему? не забывала для него даже молитвъ моихъ? И вотъ какъ вознаграждена я!— о, не хорошо это, лорды! Назовите мн жену врнйшую своему мужу, которой никогда не грезилось никакой радости, кром его довольства, и эту женщину, когда она все сдлаетъ, что только можно, я превзойду еще одной добродтелью — безпредльнымъ терпніемъ.
ВУЛЬЗ. Королева, вы отдаляетесь отъ нашего, вполн благонамреннаго предложенія.
К. ЕК. Почтенный лордъ, я никогда не приму на себя грха добровольнаго отреченія отъ титла, съ которымъ сочеталъ меня государь вашъ, ничто, кром смерти, не разведетъ меня съ моимъ саномъ.
ВУЛЬЗ. Прошу, выслушайте меня.
К. ЕК. О, еслибъ я никогда не вступала на англійскую почву, никогда не слыхала лести на ней ростущей! У васъ лица ангельскія, но Всевышній знаетъ, каковы сердца ваши. Что будетъ теперь со мной, злополучной? я несчастнйшая изъ всхъ живущихъ женщинъ! (Обращаясь къ своимъ прислужницамъ.) Гд же и ваше счастіе, бдныя? Я претерпла кораблекрушеніе тамъ, гд нтъ для меня ни надежды, ни состраданія, ни друзей, ни родственниковъ, которые бы оплакали меня — ни даже могилы. Какъ лилія, которая некогда цвла и царила надъ цлымъ полемъ, поникну я головой и завяну.
ВУЛЬЗ. Еслибъ ваше величество, позволили убдитъ себя въ нашей благонамренности, ужь и это послужило бы вамъ нкоторымъ утшеніемъ. Для чего, какая намъ выгода вредить вашему величеству? и мста нами занимаемыя, и нашъ санъ, все противится этому. Наше призваніе врачевать горести, а не сять ихъ. Ради самого Бога, поймите, что вы длаете, поймите, что такимъ образомъ вы повредите себ, отдалите отъ себя короля окончательно. Сердца царей лобызаютъ покорность, такъ она имъ любезна, упорство же раздражаетъ ихъ, и они длаются грозными, какъ буря. Я знаю, сердце ваше нжно и благородно, нравъ такъ тихъ и кротокъ, какъ тишь на мор, прошу, признайте же насъ, хоть по сану, миротворцами, друзьями, служителями вашего величества.
КАМП. Королева, вы увидите это на самомъ дл. Такой слабодушной боязливостію вы унижаете себя, сердце такъ благородное, какъ ваше, отбрасываетъ подобныя сомннія, какъ фальшивую монету. Король любитъ васъ, берегитесь же лишиться любви его, что до насъ, если вамъ будетъ угодно удостоить насъ вашей довренности, мы готовы служить вамъ всми нашими знаніями.
К. ЕК. Длайте что вамъ угодно, почтенные лорды, если я оскорбила васъ, прошу простить мн. Вы знаете, я женщина, слишкомъ ограниченная, чтобъ отвчать какъ слдуетъ такимъ особамъ какъ вы. Прошу засвидтельствовать, мою преданность его величеству. Сердце мое все еще принадлежитъ ему, и я буду молить за него, пока будетъ во мн хоть искра жизни. Пойдемте же, почтенные лорды, не оставьте меня вашими совтами, васъ проситъ теперь та, которая, выходя на этотъ берегъ, никакъ не воображала, чтобъ такъ дорого купила свое величіе.

(Уходятъ.)

СЦЕНА 2.

Передняя въ отдленіи короля.

Входятъ Герцоги Норфолькъ и Соффолькъ, Графъ Сёрри и Лордъ-Камергеръ.

НОРФ. Если вы соедините теперь вс ваши неудовольствія въ одну жалобу, усилите ее еще боле твердостію — кардиналу не устоять, пропустите этотъ благопріятный случаи — предсказываю вамъ еще боле оскорбленій, въ добавокъ къ тмъ, которымъ уже подвергались.
СЁРРИ. Я радъ всякому случаю припомнить ему герцога, моего тестя — отомстить ему за него.
СОФФ. Кто изъ перовъ не былъ оскорбленъ или, покрайней мр, пренебреженъ имъ? въ комъ уважалъ онъ дворянскую породу, кром самого себя?
КАМЕР. Благородные лорды, вы слишкомъ увлекаетесь вашей ненавистью. Я очень хорошо знаю вс его услуги и мн и вамъ, но преодолемъ ли мы его, хотя обстоятельства и благопріятствуютъ, — это очень еще сомнительно. Если вы не можете лишить его доступа къ королю — не предпринимайте противъ него ничего, потому что языкъ его иметъ чародйственное вліяніе на его величество.
НОРФ. О, не бойтесь, чары эти миновались уже. Король узналъ о немъ такія вещи, которыя навсегда испортили медъ рчей его, его осадили такъ, что никогда ужь не войдти ему опять въ милость.
СЁРРИ. Такія новости, сэръ, я радъ слушать ежечасно.
НОРФ. Поврьте, все это совершенно справедливо. Вс его штуки въ дл развода обнаружены, и онъ является тутъ въ такомъ вид, въ какомъ желалъ бы видть только жесточайшаго врага моего.
СЁРРИ. Какъ же обнаружились его продлки?
СОФФ. Престраннымъ образомъ.
СЁРРИ. Какъ же, какъ же?
СОФФ. Письмо его къ пап попало не по назначенію, а къ королю, а въ письм этомъ онъ совтуетъ его святйшеству остановить дло о развод, ‘потому что’ — пишетъ онъ — ‘я замчаю, что король опутанъ страстью къ Анн Болленъ, одной изъ тварей королевы’.
СЁРРИ. И это письмо у короля?
СОФФ. У короля.
СЁРРИ. И оно подйствуетъ?
КАМЕР. Король увидитъ, покрайней мр, изъ него какъ онъ обходитъ и преграждаетъ ему его же собственный путь. Но на этотъ разъ вс хитрости его напрасны, онъ является съ своимъ лкарствомъ по смерти больнаго, король обвнчался уже съ прекрасной леди.
СЁРРИ. О, какъ бы я желалъ этого!
СОФФ. Радуйтесь же, лордъ, могу васъ уврить, что ваше желаніе исполнилось.
СЁРРИ. Отъ души благословляю я союзъ этотъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: Now all my joy… По Колльеру: Now may all joy…}!
СОФФ. Я также.
НОРФ. Да и вс.
СОФФ. Отданы уже и приказанія на счетъ коронаціи. Но все это такъ еще юно, что я не совтовалъ бы разсказывать всякому.— Какъ бы то ни было, согласитесь, лорды, что она прекраснйшее созданіе, совершенство по уму и по красот. Я убжденъ, что она даруетъ намъ счастіе, которое навсегда будетъ памятно нашему государству.
СЁРРИ. Но если — чего не дай Богъ — король переваритъ письмо кардинала?
НОРФ. Избави Боже!
СОФФ. Не безпокойтесь. Вокругъ носа его жужжитъ еще много другихъ осъ, которыя заставятъ его почувствовать жало этой. Кардиналъ Кампеусъ ухалъ въ Римъ безъ отпуска, тайкомъ, оставивъ дло короля нершеннымъ, — ухалъ, какъ агентъ нашего кардинала, чтобъ помогать ему оттуда. А {Привычное восклицаніе короля, когда онъ сердился.}! воскликнулъ король, узнавъ объ этомъ.
КАМЕР. Господи, воспламени его еще сильне, пусть гремитъ своими ‘А!’ какъ можно громче.
НОРФ. Скажите, когда же, однакожь, возвратится Кранмеръ?
СОФФ. Да онъ возвратился ужь, и, нисколько не измнивъ своего прежняго мннія на счетъ развода, совершенно успокоилъ короля полнымъ согласіемъ съ нимъ почти всхъ знаменитйшихъ университетовъ христіянства. Я полагаю, что скоро объявятъ и вторый бракъ его величества, и коронацію леди Анны. Екатерина будетъ зваться не королевой уже, а вдовствующей принцессой, вдовой принца Артура.
НОРФ. Кранмеръ достойный человкъ, онъ такъ много трудился для короля.
СОФФ. За-то, увидите, скоро будетъ и архіепископомъ.
НОРФ. Я слышалъ что-то похожее на это.
СОФФ. Это врно.— Кардиналъ — (Отходятъ въ сторону.)

Входятъ Вульзи и Кромвель.

НОРФ. Замчаете, какъ онъ мраченъ?
ВУЛЬЗ. Кромвель, отдалъ ты пакетъ королю?
КРОМВ. Въ собственныя руки, въ его спальн.
ВУЛЬЗ. Просмотрлъ онъ содержаніе бумагъ?
КРОМВ. Онъ тотчасъ же распечаталъ его, и только что взглянулъ на первую бумагу, принялъ серьёзный видъ, на лиц показалось напряженное вниманіе. Приказалъ, чтобъ ныншнимъ утромъ вы были здсь.
ВУЛЬЗ. Скоро выйдетъ?
КРОМВ. Я думаю, сейчасъ.
ВУЛЬЗ. Оставь меня на минуту. (Кромвель уходитъ.) Герцогиня Аленсонъ, сестра короля Франціи, должна быть женой его.— Анна Болленъ? — Нтъ, не хочу я Анны Болленъ. Въ ней боле хорошенькаго личика.— Болленъ! нтъ, не хотимъ мы подобныхъ Анн Болленъ! Съ какимъ нетерпніемъ жду я извстій изъ Рима.— Маркграфиня Пемброкъ!
НОРФ. Онъ чмъ-то недоволенъ.
СОФФ. Можетъ-быть узналъ, что король негодуетъ на него.
СЁРРИ. О, Господи, молю твоимъ правосудіемъ, усиль негодованіе короля еще боле!
ВУЛЬЗ. Фрейлина прежде бывшей королевы, дочь простаго дворянина будетъ повелительницей своей повелительницы, королевой королевы! — Свча эта горитъ слишкомъ тускло, я долженъ сосчикнуть ее, и она погаснетъ.— Пусть она добродтельна, вполн даже заслуживаетъ этого, но я знаю, она ревностная лютеранка, и наше дло потерпитъ, будетъ она покоиться въ объятіяхъ короля, такъ трудно управляемаго. И безъ того возникъ уже еретикъ, и одинъ изъ злйшихъ — Кранмеръ, онъ вползъ въ любовь короля, сдлался его оракуломъ. (Отходить съ раздумьи въ глубину сцены.)
НОРФ. Его что-то сильно безпокоитъ.
СОФФ. Желалъ бы, чтобъ это безпокойство порвало главную жилу его сердца.

Входятъ Король, читая записку, и Ловель.

СОФФ. Король, король.
К. ГЕН. Какую пропасть собралъ онъ на свою долю! и какъ много расточаетъ еще ежечасно! Какой экономіей удалось ему скопить столько? — Скажите, лорды, видли вы кардинала?
НОРФ. Вотъ уже нсколько времени обращаетъ онъ на себя все наше вниманіе. Мозгъ его потрясенъ чмъ-то необыкновенно сильно, онъ кусаетъ губы, вздрагиваетъ, устремляетъ глаза въ землю, поводитъ рукой по лбу, вдругъ начинаетъ ходить быстро и, черезъ мгновеніе, останавливается, бьетъ себя въ грудь, поднимаетъ глаза къ небу. Много еще престранныхъ положеній принималъ онъ при насъ.
К. ГЕН. Въ ум его есть, въ самомъ дл, какое-то разстройство. Сегодня поутру, по моему требованію, онъ прислалъ ко мн для разсмотрнія нкоторыя изъ государственныхъ бумагъ, и между ними — разумется совсмъ безъ намренія — какъ вы думаете, что? подробную опись всего движимаго имущества своего, всхъ сокровищъ, домашней утвари, богатыхъ одеждъ и украшеній, и такъ огромную, что — клянусь — превышаетъ всякое достояніе подданнаго.
НОРФ. Это перстъ Божій. Какой-нибудь добрый духъ подсунулъ эту бумагу, чтобъ осчастливить ею взоры вашего величества.
К. ГЕН. Еслибъ мы были убждены, что мысль его превыше земли, поглощена чмъ-нибудь духовнымъ — мы не нарушили бъ его созерцанія, но намъ кажется, что онъ занятъ земнымъ, недостойнымъ такой глубокой думы. (Садится и говоритъ что-то тихо Ловелю, который подходитъ къ Вульзи.)
ВУЛЬЗ. Прости мн, небо! Господь да благословитъ ваше величество!
К. ГЕН. Почтенный лордъ, вы такъ преисполнены небесныхъ сокровищъ — опись которыхъ, начертанную въ вашемъ сердц, вы вроятно теперь пробгали, — что, я не знаю, остается ли вамъ хоть нсколько краткихъ мгновеній, свободныхъ отъ духовной работы {Въ прежнихъ изданіяхъ: from spiritual leisure… По Колльеру: from spiritual labour…}, на поврку вашихъ земныхъ счетовъ. Право, вы кажетесь мн плохимъ хозяиномъ, и я радъ, что въ этомъ отношеніи нашелъ въ васъ себ товарища.
ВУЛЬЗ. Государь, у меня есть время и для молитвъ и для занятій, которыми обязанъ государству, за тмъ и самая природа требуетъ времени для своего поддержанія, и я, какъ бренный сынъ ея, плачу должную дань подобно всмъ моимъ смертнымъ братьямъ.
К. ГЕН. Хорошо сказано.
ВУЛЬЗ. Дай Богъ, чтобъ ваше величество всегда находили, что хорошая рчь моя нераздльна съ хорошимъ дломъ.
К. ГЕН. Опять очень хорошо сказано, а говорить хорошо тоже родъ хорошаго дла, но слово все еще, однакожь, не дло. Мой отецъ любилъ васъ, онъ говорилъ, что любитъ васъ, и увнчалъ то, что говорилъ, самымъ дломъ. Я наслдовалъ ему и сдлалъ васъ ближайшимъ моему сердцу, поручалъ дла, которыя должны были приносить вамъ большія выгоды, не щадилъ даже и собственнаго достоянія, осыпая васъ своими милостями.
ВУЛЬЗ. (Про себя). Что это значитъ?
СЁРРИ. Господи, даруй намъ успхъ!
К. ГЕН. Не сдлалъ ли я васъ первымъ человкомъ въ государств? Прошу, скажите, какъ по вашему: правда это? а признаете правдой, скажите: обязаны вы намъ, или нтъ? Говорите.
ВУЛЬЗ. Государь, я признаю, что царскихъ милостей, которыми вы осыпали меня ежедневно, я не могъ заслужить, несмотря на все стараніе, это было выше силъ человческихъ. Такъ, какъ бы хотлось, я никогда не могъ, сколько ни напрягалъ всхъ способностей моихъ, всегда имя въ виду только счастіе вашей священной особы и выгоды государства. За великія милости, которыми вы осыпали меня недостойнаго, я могу платить только врноподданническою признательностію, молитвами и преданностью, которая всегда возрастала и будетъ возрастать, пока смерть — эта зима жизни — не умертвитъ ее.
К. ГЕН. Отвтъ прекрасный — отвтъ, въ которомъ виднъ покорный и врный подданный. Уваженіе, которое онъ пріобртаетъ своей врностью — награда ему, такъ какъ въ противномъ случа позоръ — наказаніе. Теперь, такъ какъ рука моя осыпала васъ щедротами, сердце счастливило любовью, власть надляла почестями боле, чмъ кого-нибудь, то я полагаю, что и ваша рука, сердце, голова и каждая изъ способностей вашихъ, кром обыкновенной обязанности по долгу, должны быть преданы мн, какъ бы по любви къ частному человку, какъ другу, боле чмъ кому-нибудь.
ВУЛЬЗ. Клянусь, я всегда заботился о счастіи вашего величества боле, чмъ о своемъ собственномъ, таковъ я былъ, есть и буду. Если бы и весь міръ, изгнавъ чувство долга изъ сердца, измнилъ вамъ, если бы возникли опасности ужаснйшія и многочисленнйшія, чмъ можно себ представить — моя преданность, какъ скала, отбила бы ярый потокъ этотъ, и не поколебалась бы нисколько.
К. ГЕН. Превосходно! Видите ли, лорды, сколько благородства въ его сердц, вдь онъ при васъ открылъ его. (Подавая ему бумаги.) Прочтите это, потомъ это, и за тмъ — ступайте завтракать, если будетъ аппетитъ. (Уходитъ, бросивъ гнвный взоръ на кардинала. Придворные спшатъ за нимъ, пересмиваясь и перешептываясь.)
ВУЛЬЗ. Что жь это такое? Откуда внезапный гнвъ этотъ? чмъ возбудилъ я его? — Онъ оставилъ меня въ негодованіи, взглядъ его грозилъ мн, какъ бы гибелью. Такъ взглядываетъ разъяренный левъ на дерзкаго, поранившаго его охотника, и за тмъ уничтожаетъ его.— Надо прочесть эти бумаги, ужь ни въ имъ ли вина гнва его? — Такъ, — эта бумага погубила меня! Это опись всхъ сокровищъ, которыя я скопилъ для себя — для того, чтобъ добыть панство, для поддержки друзей въ Рим. Проклятая, только глупцу извинительная неосторожность! Какой злой демонъ всунулъ эту бумагу въ пакетъ, который я послалъ къ королю? — Какъ же поправить это? какай бы новой хитростью выбить это изъ головы его? Я знаю, это сильно раздражило его, есть еще, впрочемъ, одно средство: употреблю его какъ должно — выпутаюсь на перекоръ самому счастію.— Это что еще? — ‘Къ Пап’? клянусь жизнію, это мое письмо къ его святйшеству.— Нтъ, все кончено! я достигъ вершины моего величія, быстро помчусь я теперь съ самаго меридіана моей славы къ закату. Паду, какъ блестящій вечерній метеоръ, и никто не увидитъ уже меня боле.

Возвращаются Герцоги Норфолькъ и Соффолькъ, Графъ Сёрри и Лордъ Камергеръ.

НОРФ. Кардиналъ, выслушайте волю короля. Онъ повелваетъ вамъ немедленно вручить намъ государственную печать и удалиться, до дальнйшихъ приказаніи его величества, въ Ашерхоузъ, принадлежащій вамъ, какъ епископу Винчестерскому.
ВУЛЬЗ. Позвольте, лорды, гд же повелніе? Слова не составляютъ еще полномочія въ такомъ важномъ дл.
СОФФ. Кто жь осмлится ослушаться ихъ, когда они выражаютъ непремнную волю короля, имъ самимъ произнесенную?
ВУЛЬЗ. Пока меня не убдятъ что-нибудь поболе воли и словъ — разумю вашей ненависти — до тхъ поръ, заботлвые лорды, я осмлюсь, я долженъ ослушаться ихъ. Я вижу теперь, что вы вылиты изъ самого гадкаго металла — изъ зависти, съ какимъ остервенніемъ гоните вы мое несчастіе, какъ будто оно можетъ упитать васъ, какъ ловки и развязны вы на все, что можетъ ускорить мое паденіе. Слдуйте же внушеніямъ вашей зависти, люди зла, теперь вамъ можно еще прикрыть ее христіянской добродтелью, но придетъ время, я вамъ не миновать достойной награды. Печать, которую вы требуете съ такой назойливостью, я получилъ прямо изъ рукъ короля, моего и вашего повелителя, онъ отдалъ мн ее вмст съ мстомъ и почестями на всю жизнь, утвердивъ милость свою грамотами. Кто жь, посл этого, можетъ взять ее у меня?
СЁРРИ. Король, даровавшій ее.
ВУЛЬЗ. Такъ пусть же онъ самъ и возьметъ ее.
СЁРРИ. Попъ, ты надменный измнникъ.
ВУЛЬЗ. Ты лжешь, надменный лордъ. Какіе-нибудь сорокъ часовъ назадъ, Сёрри скорй выжегъ бы языкъ свой, чмъ сказалъ это.
СЁРРИ. Твое честолюбіе, пурпуровый грхъ, лишило стующее государство благороднаго Бокингэма, моего тестя, головы всей твоей братьи кардиналовъ, вмст съ тобой и по всми лучшими твоими качествами, не замнятъ ни волоска его. Проклятіе твоему коварству. Ты услалъ меня правителемъ въ Ирландію, удалилъ отъ нуждавшагося въ помощи, отъ короля, отъ всего, что могло простить преступленіе, которое ты наклеветалъ на него, и за тмъ, до безпредльной доброт своей, изъ святаго состраданія ты отпустилъ ему вс грхи его топоромъ палача.
ВУЛЬЗ. Какъ это, такъ и все, чмъ бы еще ни упрекнулъ меня болтливый лордъ этотъ — чистйшая ложь. Герцогъ наказанъ закономъ, что я своей личной враждой нисколько не содйствовалъ его казни, могутъ засвидтельствовать благородные его судьи и самое преступленіе его. Еслибъ я былъ охотникъ до многословія, лорды, я могъ бы доказать вамъ, что правды въ васъ такъ же мало, какъ и честности, что въ отношеніи врности и преданности королю, моему царственному повелителю, я поспорю и съ далеко достойнйшими, чмъ Сёрри и вс друзья его безумія.
СЁРРИ. Клянусь жизнію, гнусный попъ, только длиннополая твоя одежда защищаетъ тебя, безъ нея мой мечъ упился бы твоей сердечной кровью. А вы, лорды, неужели вы можете терпливо выслушивать такія дерзости? и отъ такой дряни? Будемъ такъ слабодушны, что позволимъ издваться надъ собой какому-нибудь куску пурпура — прощай дворянство, дорогу его преподобію, онъ смло можетъ ловить насъ своей шляпой, какъ жаворонковъ {Шляпа кардиналовъ красная, а для ловли жаворонковъ употребляли иногда маленькія зеркальца, прикрпленныя къ красному сукну.}.
ВУЛЬЗ. Для твоего бшенства — ядъ и все доброе.
СЁРРИ. Да, доброе насильственнаго сбора всхъ богатствъ государства въ одн руки — въ твои руки, кардиналъ, доброе твоихъ перехваченныхъ писемъ къ пап, противъ короля, твое доброе — ты самъ вызвалъ меня — я обвщу всмъ и каждому.— Лордъ Норфолькъ, истиннымъ благородствомъ вашего происхожденія, вашимъ уваженіемъ къ общественному благу, къ нашему пренебреженному сословію, къ нашимъ дтямъ, которыя — если онъ останется — едва ли будутъ даже и простыми джентльменами, умоляю васъ предъявить длинный перечень грховъ его, всхъ гнусностей его жизни.— Я пугну тебя, лордъ кардиналъ, сильнй, чмъ звонъ священнаго колокола {Sacring bell, въ который звонятъ, когда выносится св. причастіе.} въ то время, какъ ты нжишься въ объятіяхъ своей смуглой любовницы.
ВУЛЬЗ. Какъ глубоко презиралъ бы я этого человка, еслибъ не любовь христіянская.
НОРФ. Перечень, о которомъ вы говорите, лордъ, въ рукахъ короля, могу только сказать, что все въ немъ достаточно гнусно.
ВУЛЬЗ. Тмъ прекрасне и чище возникнетъ моя невинность, когда король узнаетъ истину.
СЁРРИ. Это не спасетъ тебя. Благодаря моей памяти, я помню многое, и выскажу сейчасъ же. Краснй же, если можешь, восклицай: виновенъ! — этимъ ты покажешь, покрайней мр, что не совсмъ еще безсовстенъ.
ВУЛЬЗ. Говорите, сэръ, мн не страшны вами обвиненія. А покрасню, такъ это разв отъ того, что вижу дворянина, незнающаго никакихъ приличій.
СЁРРИ. Лучше не знать ихъ совсмъ, чмъ быть безъ головы. Слушай же. Во первыхъ, ты добивался безъ вдома короля легатства, чтобъ подчинить своему суду всхъ епископовъ государства.
СОФФ. За тмъ, во всхъ своихъ посланіяхъ къ пап и къ другимъ коронованнымъ особамъ ты писалъ: Ego et rex meas {Я и король мой.}, и такимъ образомъ, какъ бы подчинялъ себ его величество.
СОФФ. За тмъ, когда ты былъ отправленъ посломъ къ императору, ты былъ такъ дерзокъ, что, не спросясь ни короля, ни совта, увезъ государственную печать съ собой во Фландрію.
СЁРРИ. Item: ты уполномочилъ Григорія Кассалисъ на заключеніе союза съ Фераррой, безъ соизволенія короля и государства.
СОФФ. Изъ тщеславія ты заставилъ чеканить монету его величества съ своей кардинальской шляпой.
СЁРРИ. За тмъ, чтобъ проложить себ дорогу еще къ большимъ почестямъ, ты пересылалъ въ Римъ огромныя суммы — какимъ образомъ пріобртенныя, это ужь дло твоей совсти. Кром того, есть еще много и другихъ длъ, но потому что они твои и гнусны, я не хочу еще боле марать ими ротъ мой.
КАМЕР. О, лордъ, не нападайте такъ безчеловчно на человка павшаго, гршно это. Преступленія его подлежатъ закону, пусть же онъ, а не вы, и караетъ его. Больно видть такое униженіе такъ недавняго еще величія.
СЁРРИ. Я прощаю ему.
СОФФ. Дале, лордъ кардиналъ — такъ какъ все, что вы длали въ послднее время въ нашемъ государств, пользуясь вашей легатской властью, вполн заслуживаетъ praemunire {Вмсто praemonere, повелніе, лишающее имущества и королевскаго покровительства.}, — его величеству угодно, чтобы законъ этотъ приведенъ былъ въ исполненіе, чтобы все ваше движимое и недвижимое имущество, вс ваши земли, аренды, замки и все прочее было конфисковано, и наконецъ, чтобъ вы были объявлены вн покровительства короля. Таково мое порученіе.
НОРФ. За симъ, мы оставляемъ васъ обдумывать, какъ исправить жизнь вашу. Что же касается до вашего дерзкаго сопротивленія вручить намъ государственную печать, король узнаетъ объ этомъ, и врно, поблагодаритъ васъ. Прощайте, крошечный, добренькій лордъ кардиналъ. (Уходитъ съ другими лордами.)
ВУЛЬЗ. Прощай и тому крошечному добру, которое я видлъ отъ васъ. Прости, вчное прости и всему моему величію! — Вотъ она участь человка: нынче развиваются для него нжные листки надежды, на другой день появляется и цвтъ, и онъ весь покрывается багрецомъ почестей, но вотъ, на третій день приходятъ морозъ, морозъ убійственный, и — тогда какъ добрый, совершенно спокойный простакъ думаетъ, что величіе его зретъ — подгрызаетъ корни, и онъ падаетъ, какъ я. Много лтъ, подобно шаловливымъ мальчишкамъ, плавающимъ на пузыряхъ, пускался я въ море почестей, и слишкомъ, слишкомъ далеко, наконецъ, высоко вздутая гордыня моя лопнула подо мной и предоставила меня, состарвшагося и изнуреннаго, въ добычу ярымъ волнамъ, которыя поглотятъ меня навсегда.— Теперь, я презираю васъ, суетная слава и величіе міра сего! сердце мое отверзлось для новыхъ ощущеній. О, какъ жалокъ тотъ, кто основываетъ свое счастіе на милостяхъ властителей! Между улыбкой, которой онъ такъ домогается, между благосклоннымъ взглядомъ властителя и его гибельной немилостью гораздо боле опасеній и страховъ, чмъ въ войн и въ женщин, а падетъ — падетъ какъ Люциферъ, навсегда лишеннымъ всякой надежды.

Входитъ Кромвель смущенный.

Что скажешь, Кромвель?
КРОМВ. Сэръ, я не въ силахъ говорить.
ВУЛЬЗ. Тебя поразило мое несчастіе?— И ты, при твоемъ ум, можешь дивиться паденію великаго человка? Да, если ты плачешь, я палъ дйствительно.
КРОМВ. Какъ вы себя чувствуете, добрый лордъ?
ВУЛЬЗ. Я? какъ нельзя лучше, никогда еще не былъ я такъ счастливъ, добрый Кромвель. Теперь я позналъ самого себя, нашелъ въ себ самомъ миръ далеко высшій всхъ земныхъ наслажденій — тихую, безмятежную совсть. Король излчилъ меня, и я отъ души благодарю его, изъ состраданія онъ снялъ съ плечъ моихъ, съ этихъ одряхлвшихъ опоръ, грузъ, который потопилъ бы и цлый флотъ — преизбытокъ почестей.— О, это бремя, Кромвель, бремя слишкомъ тягостное для человка, который долженъ думать о неб.
КРОМВ. Я радъ, что ваша свтлость такъ хорошо воспользовались вашимъ несчастіемъ.
ВУЛЬЗ. Надюсь, что не дурно. Душа моя такъ окрпла, что, кажется, я въ состояніи вынести еще боле несчастій и гораздо жесточайшихъ, чмъ вс, которымъ могутъ меня подвергнуть слабодушные враги мои. Что новаго?
КРОМВ. Самая важная и самая худшая изъ всхъ новостей, это все-таки немилость къ вамъ короля.
ВУЛЬЗ. Да благословитъ его Господь!
КРОМВ. За тмъ, сэръ Томасъ Моръ сдланъ вмсто васъ канцлеромъ.
ВУЛЬЗ. Ну, это немного скоровато, впрочемъ, онъ ученый человкъ. Дай Богъ, чтобъ онъ долго пользовался милостями короля, чтобъ всегда былъ вренъ истин и совсти, и чтобъ слезы сиротъ {Канцлеръ былъ опекуномъ сиротъ.} оросили могилу, въ которой успокоятся его кости, когда онъ свершитъ путь свой. Что дале?
КРОМВ. Кранмеръ возвратился и сдланъ архіепископомъ Кэнтербёрійскимъ.
ВУЛЬЗ. Вотъ это новость.
КРОМВ. Наконецъ, леди Анна, съ которой король давно уже тайно обвнчанъ, явилась нынче въ церковь королевой, теперь только и разговоровъ, что объ ея коронаціи.
ВУЛЬЗ. Вотъ бремя подавившее меня. О, Кромвель, король обманулъ меня, изъ-за одной этой женщины лишился я всхъ моихъ почестей, и навсегда. Солнце никогда не озаритъ уже моего прежняго величія, не озолотитъ толпы, ожидавшей моей улыбки. Покинь меня и ты, Кромвель, я павшій бднякъ, недостойный теперь быть твоимъ лордомъ и повелителемъ. Ступай къ королю, къ этому солнцу, которое — молю — да не знаетъ никогда заката, я говорилъ ему о теб и о твоей врности, онъ возвыситъ тебя. Небольшой остатокъ памяти обо мн — я знаю его благородное сердце — не позволитъ ему погубить твою, такъ много общающую службу.— Не пренебрегай этимъ, добрый Кромвель, пользуйся настоящимъ, чтобъ упрочить свое будущее счастіе.
КРОМВ. О, мой лордъ, и я долженъ оставить васъ? непремнно долженъ покинуть такого добраго, благороднаго, великодушнаго господина? Засвидтельствуйте же вс, въ комъ сердце не желзное, съ какой грустью покидаетъ Кромвель своего повелителя. Моя служба отнын принадлежитъ королю, но мои молитвы вамъ, вчно вамъ.
ВУЛЬЗ. Кромвель, не думалъ я, чтобъ и вс моя несчастія вырвали у меня хоть слезинку, но ты, благородной своей привязанностью, сдлалъ меня бабой. Осушимъ глаза наши, выслушай, что я скажу теб, Кромвель, и — когда я буду забытъ всми, а это будетъ скоро, когда буду спать подъ хладнымъ, безмолвнымъ мраморомъ, когда обо мн не будетъ и помину, — скажи, что я, что тотъ самый Вульзи, который нкогда шелъ по пути славы, который извдалъ вс подводные камни и мли почестей, указалъ теб, изъ самаго кораблекрушенія своего, дорогу къ возвышенію, дорогу врную, безопасную, съ которой самъ имлъ несчастіе сбиться. Помни только мое паденіе, и то, что погубило меня. Умоляю тебя, Кромвель, отрекись отъ честолюбія. Этотъ грхъ низвергъ и ангеловъ, что жь могутъ выиграть имъ люди, подобія создавшаго ихъ? Люби себя посл всхъ, благословляй ненавидящихъ тебя. Зло нисколько не выгодне добра. Держи постоянно въ правой рук кроткій миръ на укрощеніе завистниковъ, будь правосуденъ, и не страшись ничего. Имй всегда въ виду свое отечество, Бога, и истину, и тогда, если и падешь, о, Кромвель, — падешь благословеннымъ мученикомъ. Служи королю, и — прошу тебя, проводи меня домой, возьми тамъ опись всего, что я имю, всего до послдняго пенса — все это принадлежитъ королю. Моя священническая одежда и сердце отверзтое предъ Господомъ, вотъ все, что могу теперь назвать своимъ. О, Кромвель, Кромвель, служи я Господу хоть въ половину такъ ревностно, какъ служилъ королю, Онъ не предалъ бы меня въ моихъ лтахъ, беззащитнаго, врагамъ моимъ.
КРОМВ. Терпніе, добрый лордъ.
ВУЛЬЗ. Терплю.— Прощайте же мірскіе помыслы! на неб вс мои теперь надежды.

ДЙСТВІЕ IV.

СЦЕНА 1.

Улица близь Вестминстира.

Встрчаются Два Джентльмена.

1 дж. Очень радъ, что еще разъ привелось съ вами встртиться.
2 дж. Я также.
1 дж. Вы наврное пришли посмотрть на возвращеніе леди Анны съ коронаціи?
2 дж. Именно. А вдь послднее-то наше свиданіе было во время шествія герцога Бокингэмъ отъ суда.
1 дж. Да, но то былъ день грустный, нынче же день общей радости.
2 дж. О, конечно. Граждане, я увренъ, обнаружатъ вполн, какъ они преданы королю, они, надобно отдать имъ должную справедливость, всегда готовы праздновать подобные дни играми, представленіями и торжественными процессіями.
1 дж. Но никогда еще, поврьте сэръ, не бывало такихъ великолпныхъ и такъ хорошо придуманныхъ.
2 дж. Осмлюсь спросить, что это у васъ въ рук?
1 дж. Списокъ лицъ, которыя должны участвовать въ обычномъ церемоніял коронованія. Во глав всхъ герцогъ Соффолькъ, онъ занимаетъ должность обергофмейстера, за нимъ герцогъ Норфолькъ, какъ гофмаршалъ. Остальное вы можете прочесть сами.
2 дж. Благодарю васъ, сэръ, еслибъ я не зналъ этого церемоніяла, эта бумага была бы мн очень полезна. Но скажите, пожалуйста, что же Екатерина, вдовствующая принцесса? какъ ея-то дло?
1 дж. Могу вамъ сказать и это. Въ Донстэбл, въ шести миляхъ отъ Эмптхиля, гд жила принцесса, было не такъ давно собрано судилище изъ архіепископа Кэнтербёрйскаго и другихъ ученыхъ отцовъ его ордена, они нсколько разъ требовали принцессу къ суду своему, но она не являлась. Коротко, по неявк ея и по необходимости успокоить совсть короля, бракъ ихъ былъ уничтоженъ и разводъ утвержденъ по единодушному согласію всхъ этихъ ученыхъ мужей, посл этого ее перевезли въ Кимбльтонъ, гд она и теперь находится въ весьма болзненномъ положеніи.
2 дж. Бдная! (Трубы). Трубы гремятъ, станемъ поближе, королева приближается.

При громкихъ звукахъ трубъ входятъ въ слдующемъ порядк:

1) Двое судей.
2) Лордъ канцлеръ, передъ которымъ несутъ кошель съ печатью и жезлъ.
3) Хори пвчихъ, которымъ акомпанируетъ музыка.
4) Меръ Лондона съ жезломъ. За нимъ первый Герольдъ въ своемъ колет и съ мдной, позолоченной короной на голов.
5) Маркизъ Дорзетъ, въ золотой маркизской корон и съ золотымъ скиптромъ въ рук, съ нимъ графъ Сёрри въ графской корон и съ серебрянымъ жезломъ, на верхнемъ конц которой голубь. На ше у обоихъ орденскія цпи.
6) Герцогъ Соффолькъ въ полномъ орнат съ герцогской короной на голов и съ длиннымъ, блымъ обергофмейстерскимъ жезломъ въ рукъ. Съ нимъ герцогъ Норфолькъ въ герцогской корон и съ гофмаршальскимъ жезломъ въ рук. На ше у обоихъ орденскія цпи.
7) Балдахинъ, несомый четырьмя Баронами пяти гаваней {Бароны эти были постановлены Вильгельмомъ Завоевателемъ, а гавани: Доверъ, Сэндвичь, Рамни, Гейдсъ и Гэстингсъ.}. Подъ балдахиномъ идетъ Королева въ мантіи, съ короной на голов, убранной перлами. По бокамъ ея епископы Лондонскій и Винчестерскій.
8) Старая герцогиня Норфолькъ, въ золотой герцогской корон, переплетенной цвтами, несетъ шлейфъ королевы.
9) Другія леди и графини съ гладкими золотыми внцами, безъ цвтовъ, на головахъ.
2 дж. Царственная процессія.— Этихъ я знаю. Кто вонъ тотъ, что несетъ скиптръ?
1 дж. Маркизъ Дорзетъ, а съ жезломъ-то графъ Сёрри.
2 дж. Славный, храбрый джентльменъ. А это врно герцогъ Соффолькъ?
1 дж. Онъ, обергофмейстеръ.
2 дж. А вонъ тотъ, лордъ Норфолькъ?
1 дж. Да.
2 дж. (Глядя на королеву). Да благословитъ тебя небо! лица лучше твоего я никогда еще не видывалъ. Клянусь, сэръ, душою, она ангелъ! Король нашъ держитъ въ своихъ рукахъ всю Индію, и несравненно еще больше, когда обнимаетъ эту леди. Какъ тутъ не пробудиться совсти.
1 дж. Балдахинъ надъ ней держутъ четыре барона пяти гаваней.
2 дж. Счастливцы! счастливы я вс близкіе къ ней. Если не ошибаюсь — та, что несетъ шлейфъ ея, старая, благородная герцогиня Норфолькъ.
1 дж. Она, а вс прочія графини.
2 дж. Это видно по ихъ внчикамъ. Все это звздочки, и подъ часъ падающія.
1 дж. Умолчимъ объ этомъ. (Процессія удаляется при громкихъ звукахъ трубъ.)

Входитъ Третій Джентльменъ.

Здравствуйте, сэръ. Гд это вы такъ упарились?
3 дж. Въ аббатств, въ толп такъ тсной, что не просунешь и пальца. Я чуть-чуть не задохся отъ преизбытка ихъ радости.
2 дж. Вы видли церемонію?
3 дж. Какже.
1 дж. Что жъ?
3 дж. Стоило посмотрть.
2 дж. Разскажите же.
3 дж. Разв какъ съумю. Блестящій потокъ лордовъ и леди, доведши королеву до приготовленнаго для нея мста на хорахъ, отхлынулъ отъ нея на нкоторое разстояніе, и она сла на богатый тронъ. Тутъ она отдыхала нсколько времени — такъ съ полчаса или около того — вся видная всему народу. Поврьте, сэры, никогда еще женщина прекрасне не раздляла лежа мущины, и когда народъ увидалъ ее во всей крас, онъ поднялъ такой сильный и разногласный шумъ, какъ корабельныя снасти въ жестокую бурю, шапки, плащи, кажется даже и куртки полетли вверхъ, да еслибъ срывались и лица — и лица не остались бы въ это время на своемъ мст. Такой радости я никогда еще не видывалъ. Беременныя женщины, которымъ оставалось носить не боле полунедли, ударяли въ толпу, какъ тараны въ старинныхъ войнахъ, и пробивались. Никто не могъ сказать: ‘вонъ жена моя’, такъ все слилось въ одну массу.
2 дж. Что жь потомъ?
3 дж. Наконецъ она встала, смиренно подошла къ алтарю, преклонила передъ нимъ колна, подняла, какъ святая, прекрасные глаза свои къ небу и усердно принялась молиться. Помолившись, она снова встала и поклонилась народу, когда же архіепископъ Кэнтерберійскй совершилъ весь обрядъ коронованія: помазалъ ее мромъ, возложилъ на нее корону Эдуарда исповдника, вручилъ ей скиптръ, птицу мира и вс прочія эмблемы — хоръ, сопровождаемый лучшими музыкантами королевства, грянулъ громкое Te Deum. Посл этого вся процессія отправилась назадъ въ Іоркскій дворецъ, гд будетъ пиршество.
1 дж. Сэръ, не называйте боле этого дворца Іоркскимъ, съ паденіемъ кардинала онъ утратилъ это названіе. Теперь онъ принадлежитъ королю и называется Вайтхаллемъ.
3 дж. Знаю, но это названіе такъ еще ново, что мн гораздо памятне старое.
2 дж. Скажите, кто эти два епископа, что шли по сторонамъ королевы?
3 дж. Стоксли и Гардинеръ, одинъ Винчестерскій, недавно возведенный въ это достоинство изъ секретарей короля, другой — Лондонскій.
2 дж. Винчестерскій, говорятъ, не изъ большихъ любителей архіепископа, добродтельнаго Кранмера?
3 дж. Кому жь это не извстно, хотя до явнаго разрыва и не дошло еще, а дойдетъ — у Кранмера останется другъ, который никогда не измнитъ ему.
2 дж. Кто жь это?
3 дж. Томасъ Кромвель, человкъ пользующійся особеннымъ уваженіемъ короля, врный и достойный другъ.— Король сдлалъ его хранителемъ государственныхъ драгоцнностей и членомъ своего совта.
2 дж. Онъ пойдетъ еще дальше.
3 дж. Безъ всякаго сомннія.— Ну что жь, господа, хотите — пойдемте со мной во дворецъ, вы будете тамъ моими гостями. И я, кой-что ужь значу. Дорогой я поразскажу вамъ боле.
1 и 2 дж. Располагайте нами, сэръ.

СЦЕНА 2.

Кимвольтонъ.

Грифисъ и Пасіенція вводятъ Екатерину больную.

ГРИФ. Какъ вы теперь чувствуете себя, ваше величество?
ЕКАТ. О, дурно, Гримсъ, очень дурю.— Колна мои, какъ обремененныя втьви, клонятся къ земл, хотятъ освободиться отъ своего бремени.— Придвиньте стулъ. — Такъ, — теперь мн, кажется, немного полегче.— Гряфисъ, когда ты велъ меня сюда, ты, кажется, говорилъ, что кардиналъ Вульзи, это исполинское дитя славы, умеръ?
ГРИФ. Точно такъ, королева, а я думалъ, что отъ сильной боли, которая въ то время васъ мучила, вы не слыхали, что говорилъ я.
ЕКАТ. Скажи, добрый Грифисъ, какъ онъ умеръ? если хорошо, такъ онъ опередилъ меня врно для того, чтобъ послужить мн примромъ.
ГРИФ. Говорятъ, превосходно. Когда надменный графъ Норсомберлэндъ арестовалъ его въ Іорк и повезъ къ суду, какъ человка жестоко обвиняемаго, онъ вдругъ захворалъ и такъ сильно, что едва могъ держаться на лошак своемъ.
ЕКАТ. Бдный
ГРИФ. Длая очень небольшіе перезды, онъ прибылъ наконецъ въ Лестерское аббатство, гд былъ принятъ почтеннымъ аббатомъ и всей братіей съ большимъ почетомъ. Тутъ онъ сказалъ ему: ‘Отецъ аббатъ, старикъ, разбитый государственными бурями, пришолъ успокоить посреди васъ утомленныя кости свои, удлите ему, Христа ради, небольшой клочекъ земли’, — и слегъ въ постель тотчасъ же. Болзнь его все усиливалась, и черезъ трое сутокъ, часу въ восьмомъ — точно такъ, какъ самъ предсказалъ — онъ возвратилъ, въ слезахъ, въ раскаяніи и въ молитвахъ, вс суетныя почести міру, а безсмертную часть свою — небу, и опочилъ тихо.
ЕКАТ. Миръ ему и да отпустятся ему вс грхи его! — И все-таки, Грифисъ, позволь мн высказать, безъ всякой впрочемъ непріязненности, какъ я понимала его.— Это былъ человкъ непомрно гордый, считавшій себя равнымъ царямъ, поработившій своими внушеніями все государство, онъ торговалъ священническими мстами, длалъ волю свою закономъ, никогда не говорилъ въ совтахъ правды, всегда былъ двусмысленъ и въ рчахъ и въ помыслахъ. Чуждый состраданія, онъ только прикидывался сострадательнымъ, когда замышлялъ чью-нибудь гибель, общанія его были такъ же велики, какъ они самъ въ то время, исполненіе — такъ же ничтожно, какъ онъ самъ теперь. Онъ гршилъ даже и тломъ, подавая дурной примръ духовенству.
ГРИФ. Дурное, королева, вырзывается на мди, а хорошее пишется на вод. Не угодно ли вашему величеству выслушать теперь хорошія его качества?
ЕКАТ. Готова, добрый Грифисъ, иначе я была бы слишкомъ ужь злопамятна.
ГРИФ. Несмотря на низость происхожденія, кардиналъ, нтъ никакого сомннія, былъ отъ самой колыбели предназначенъ для славы. Онъ былъ ученъ — ученъ замчательно, необыкновенно уменъ, краснорчивъ, владлъ удивительнымъ даромъ убжденія, суровый и грубый съ нерасположенными къ нему, онъ былъ нженъ и кротокъ, какъ лто, съ любившими его. Ненасытно-жадный къ стяжанію — что конечно грхъ — онъ былъ въ тоже время и царски щедръ. Вчными доказательствами этого будутъ два близнеца науки, вы, созданные имъ, Ипсвичь и Оксфордъ! Одинъ изъ нихъ палъ вмст съ нимъ, какъ бы не желая пережить добраго своего основателя, другой, хоть и не развился еще вполн, но такъ уже славенъ, такъ знаменитъ ученостью, преуспваетъ тамъ постоянно, что никогда не умолкнутъ хвалы ему во всемъ христіянств. Паденіе увеличило только его счастіе, потому что тутъ только, а никакъ не прежде, позналъ онъ самого себя, и нашелъ блаженство въ самомъ униженіи, наконецъ, въ довершеніе всего, онъ увнчался честью еще большею той, какую могли дать ему люди — онъ умеръ въ страх Господнемъ.
ЕКАТ. Въ защиту памяти моей по смерти, я не желала бы оратора, глашатая всхъ дяній моей жизни, лучше тебя, честный Грифисъ. Правдивой, безпристрастной рчью своей, ты заставилъ меня чтить прахъ того, кого при жизни я ненавидла боле всхъ. Міръ ему! — Не оставляй меня, Пасіенція, посади меня пониже. Мн ужь не долго безпокоить тебя.— Добрый Грифисъ, вели музыкантамъ играть печальную мелодію, которую я назвала моимъ погребальнымъ звономъ, она погрузитъ меня въ раздумье о небесной гармоніи, къ которой ближусь. (Начинается печальная и вмст торжественная музыка.)
ГРИФ. Она заснула. Повидимъ молча, чтобъ не разбудить ее.— Тише, добрая Пасіенція.

(Сонъ. Приносятся торжественно, одинъ за другимъ, шестъ призраковъ въ блыхъ одеждахъ, съ лавровыми внками на головахъ, съ золотыми масками на лицахъ и съ лавровыми или пальмовыми втвями въ рукахъ. Сперва они привтствуютъ королеву, а потомъ начинаютъ плясать. При извстномъ оборот два первые держутъ надъ головой ея узенькой внчикъ, а прочіе преклоняются передъ ней почтительно. Посл этого первые два передаютъ внчикъ двумъ слдующимъ, а эти, повторивъ то же самое, двумъ послднимъ. Екатерина въ это время обнаруживаетъ во сн разными знаками радость и поднимаетъ руки къ небу. За симъ призраки, продолжая плясать, изчезаютъ. Музыка продолжается.)

ЕКАТ. (Просыпаясь). Гд же вы, духи мира? Изчезли, предоставили меня снова моимъ горестямъ!
ГРИФ. Мы здсь, королева.
ЕКАТ. Нтъ, не васъ призываю я. Скажите, никто не входилъ сюда, пока я спала?
ГРИФ. Никто.
ЕКАТ. Не можетъ быть. Разв вы не видали, въ сію минуту цлый ликъ праведниковъ приглашалъ меня на празднество. Свтлыя лица ихъ озаряли меня, какъ солнце, тысячами лучей, они общали мн вчное блаженство, показывали внецъ, котораго я еще недостойна, но удостоюсь непремнно.
ГРИФ. Я радъ, королева, что такіе прекрасные сны лелютъ ваше воображеніе.
ЕКАТ. Скажите, чтобъ музыка замолкла, она слишкомъ рзка, слишкомъ тяжела для меня. (Музыка умолкаетъ.)
ПАСІЕ. Замчаете, какъ она вдругъ перемнилась? какъ вытянулось лице ея? какъ стало блдно, холодно, безжизненно? Взгляните на глаза.
ГРИФ. Она отходитъ, Пасіенція. Молись, молись!
ПАСІЕ. Боже, успокой душу ея!

Входитъ Служитель.

СЛУЖ. Съ позволенія вашего высочества —
ЕКАТ. Ты слишкомъ дерзокъ. Неужели мы не заслуживаемъ большаго уваженія?
ГРИФ. (Служителю). Какъ могъ ты, зная какъ она дорожитъ вншними Формами прежняго величія, явиться такъ невжливо? Преклони колна.
СЛУЖ. (Становясь на колни). Униженно прошу ваше величество, простить мн, только моя торопливость заставила меня нарушить должное приличіе. Въ пріемной ждетъ джентльменъ, присланный къ вамъ отъ короля.
ЕКАТ. Введи его, Грифисъ, негодяй же этотъ, чтобъ никогда не показывался мн на глаза.

Грифисъ уходитъ съ Служителемъ и тотчасъ же возвращаются съ Капуціемъ.

Если меня не обманываетъ мое слабое зрніе, вы Капуціусъ, посолъ императора, моего царственнаго племянника?
КАПУЦ. И врный вашъ слуга, королева.
ЕКАТ. О, любезный лордъ, съ тхъ поръ, какъ мы съ вами впервые познакомились, и времена и титла измнились для меня престраннымъ образомъ. Скажите, однакожь, что привело васъ ко мн?
КАПУЦ. Во первыхъ, мой собственный долгъ уваженія къ вашему величеству, а затмъ, желаніе короля, чтобъ я навстилъ васъ. Сильно встревоженный вашей болзнью, онъ посылаетъ вамъ, черезъ меня, царственный привтъ свой, и отъ души проситъ васъ, чтобъ вы берегли себя.
ЕКАТ. О, добрый лордъ, это утшеніе является слишкомъ уже поздно — какъ прощеніе посл казни. Сладостное лкарство это, данное во-время, излчило бы меня, но теперь, кром молитвъ, для меня нтъ уже здсь ничего цлебнаго.— Какъ здоровье его величества?
КАПУЦ. Какъ нельзя лучше.
ЕКАТ. Дай Богъ, чтобъ оно никогда не измняло ему, чтобъ онъ пользовался имъ всегда, и тогда, какъ буду жить съ червями, и тогда, какъ бдное имя мое совсмъ забудется въ этомъ королевств. Пасіенція, отослала ты письмо, которое я просила написать?
ПАСІЕ. Нтъ, королева. (Подаетъ ей письмо.)
ЕКАТ. Сэръ, прошу васъ вручить его моему королю и повелителю.
КАПУЦ. Съ величайшимъ удовольствіемъ, королева.
ЕКАТ. Этимъ письмомъ я поручаю его великодушію плодъ цломудренной любви нашей, юную дочь его, да ниспадетъ на нее благословеніе неба обильной росой! — прошу воспитать ее въ добродтели — юная, кроткая, благородная, я уврена, она вознаградитъ вс его заботы, — прошу любить ее хоть ради матери, которая, Богу извстно, любила его такъ сильно. Прошу за тмъ, не оставить моихъ бдныхъ прислужницъ, которыя такъ долго служили мн я въ счастіи и въ несчастіи, изъ нихъ нтъ ни одной — я не захочу теперь лгать — которая, по добродтелямъ, по истинной прелести души, по благородству и по честному поведенію, не заслуживала бы добраго и благороднаго мужа, даже изъ высшаго дворянства, я уврена, что вс он составятъ счастіе мужей своихъ. Прошу наконецъ о моихъ служителяхъ, — они бднйшіе люди, и несмотря на бдность, никогда не хотли оставить меня,— прошу выплатить имъ все жалованье ихъ сполна и прибавить еще что-нибудь на память обо мн. Еслибъ небу было угодно продлить жизнь мою, дать мн поболе средствъ — никогда не разстались бы мы такимъ образомъ. Вотъ содержаніе письма этого, — и я заклинаю васъ, добрый лордъ, драгоцннйшимъ для васъ въ этомъ свт, христіянскимъ миромъ, котораго вы врно желаете душамъ отлетающимъ, — будьте другомъ этихъ бдныхъ, убдите короля исполнить послднюю волю мою.
КАПУЦ. Клянусь небомъ, я не былъ бы человкомъ, еслибъ не исполнилъ вашего желанія.
ЕКАТ. Благодарю васъ, добрый лордъ. Напомните королю и обо мн, но съ должнымъ смиреніемъ, скажите ему, что виновница душевныхъ смутъ его, которымъ онъ такъ долго подвергался, готова оставить міръ этотъ, скажите, что и умирая она благословляла его, потому что буду благословлять его.— Зрніе мое слабетъ.— Прощайте, лордъ.— Прощай, Грифисъ.— Ты же, Пасіенція, не уходи, побудь еще со мною, положи меня на постель, позови моихъ прислужницъ. Умру — уберите меня какъ слдуетъ, осыпьте двственными цвтами, чтобы весь міръ зналъ, что я до могилы была женой цломудренной. Набальзамируйте тло мое, и потомъ выставьте его, хоть я и развнчана, но вы похороните меня, какъ королеву, какъ дочь короля. Не могу боле —

(Ее уводятъ.)

ДЙСТВІЕ V.

СЦЕНА 1.

Галерея во дворц.

Входятъ Гардинеръ епископъ Винчестерскій, передъ нимъ Пажъ съ факеломъ, и потомъ Сэръ Томасъ Ловель.

ГАРД. Пробилъ ужь часъ за полночь?
ПАЖЪ. Пробилъ.
ГАРД. Эти часы слдовало бъ посвящать только необходимостямъ, а не увеселеніямъ, это время не для вздоровъ, а для подкрпленія нашей природы цлебнымъ успокоеніемъ.— Доброй ночи, сэръ Томасъ! куда такъ поздно?
ЛОВЕЛ. Вы отъ короля, лордъ?
ГАРД. Отъ него, я оставилъ его за примеро {Игра.} съ герцогомъ Соффолькъ.
ЛОВЕЛ. Мн необходимо видть его прежде, чмъ онъ ляжетъ спать. Прощайте.
ГАРД. Позвольте, сэръ Томасъ Ловель. Что случилось? Вы въ такихъ попыхахъ, если васъ не оскорбитъ мое любопытство, такъ намекните вашему другу, хоть слегка, что за дла у васъ въ такое позднее время. Дла, которыя бродятъ въ полночь, какъ привиднія, страшне тхъ, которыя требуютъ исполненія днемъ.
ЛОВЕЛ. Лордъ, я люблю васъ, и поврилъ бы вамъ тайну гораздо поважне этого дла. Королева мучится родами, которыя, говорятъ, очень трудны, боятся, что она не вынесетъ ихъ.
ГАРД. Молю отъ души счастія и долгоденствія плоду, но что до самаго дерева, сэръ Томасъ, желалъ бы, чтобъ его вырвало съ корнемъ.
ЛОВЕЛ. Мн кажется, я могъ бы сказать на это аминь, хотя совсть и шепчетъ, что такая добрая, такая прекрасная королева заслуживала бы лучшихъ желаній.
ГАРД. Послушайте, сэръ Томасъ, вы одного образа мыслей со мной, я знаю, какъ вы умны и религіозны, позвольте же сказать вамъ: не бывать ничему хорошему, не бывать, сэръ Томасъ — поврьте мн — пока Кранмеръ и Кромвель, дв руки ея, и она сама, не успокоятся въ могилахъ.
ЛОВЕЛ. Вы говорите, сэръ, о двухъ значительнйшихъ лицахъ государства. Кромвель, кром званія хранителя государственныхъ драгоцнностей, сдланъ смотрителемъ архивовъ и секретаремъ короля, и на пути еще къ большимъ почестямъ, которыми время осыпетъ его непремнно. Архіепископъ рука и языкъ короля, кто жь осмлится хоть только заикнуться противъ него?
ГАРД. Есть, сэръ Томасъ, есть люди, которые осмлятся, и я самъ осмлился уже высказать все, что я о немъ думаю. Нынче — вамъ, сэръ, я могу поврить это, — нынче я возбудилъ противъ него всхъ лордовъ совта, какъ противъ самого закоснлаго еретика, какъ противъ язвы, заражающей все государство, — а что онъ таковъ, это я знаю, знаютъ и они. Движимые негодованіемъ, они представили все это королю, и его величество, выслушавъ наши жалобы, предвидя самъ, по великой царской заботливости своей, ужасныя послдствія того, что мы сообщили ему, — приказалъ завтра же поутру, потребовать его къ отвту въ совтъ. Онъ — вредная трава, сэръ Томасъ, и мы должны выполоть ее. Однакожь, я задержалъ васъ. Доброй ночи, сэръ Томасъ.
ЛОВЕЛ. Тысячу добрыхъ ночей, почтенный лордъ. Вашъ покорный слуга. (Гардинеръ уходитъ съ Пажемъ.)

Въ то самое время, какъ Ловель хочетъ идти, входитъ Король съ Герцогомъ Соффолькъ.

К. ГЕН. Нтъ, не хочу боле играть, Чарльсъ. Я нынче какъ-то разсянъ, нынче ты слишкомъ для меня искусенъ.
СОФФ. Вдь это еще первый разъ, что я выигралъ у вашего величества.
К. ГЕН. И то бездлицу, Чарльсъ, когда меня ничто не развлекаетъ, теб ни за что не выиграть у меня.— Ну что, Ловель? что королева?
ЛОВЕЛ. Я не могъ видть ее, и потому передалъ ей ваше порученіе черезъ одну изъ прислужницъ. Она благодаритъ васъ и проситъ, чтобъ вы молились за нее.
К. ГЕН. Что говоришь ты? — а! — чтобъ я молился за все? — Такъ она мучится родами?
ЛОВЕЛ. Такъ сказали мн ея прислужницы. Говорятъ, что муки ея такъ сильны, что каждая вся равно что смерть.
К. ГЕН. Бдная!
СОФФ. Дай Боже, чтобъ она разршилась благополучно, поскорй обрадовала ваше величество наслдникомъ.
К. ГЕН. Ужь полночь, Чарльсъ, ступай спать, и ложась, помолись о твоей королев. Оставь меня, голова моя полна мыслей, которыя не терпятъ общества.
СОФФ. Желаю вашему величеству покойной ночи, а доброй повелительницы моей я не забуду въ молитвахъ моихъ.
К. ГЕН. Прощай, Чарльсъ. (Соффолькъ уходить.)

Входитъ Сэръ Антоній Денни.

Ну что, сэръ? что скажете?
ДЕННИ. Государь, по вашему приказанію, я привелъ лорда архіепископа.
К. ГЕН. А! Кэнтербёри?
ДЕННИ. Точно такъ, ваше величество.
К. ГЕН. Да! — Гд жь онъ, Денни?
ДЕННИ. Онъ ожидаетъ приказаній вашего величества.
К. ГЕН. Позови сюда. (Денни уходитъ.)
ЛОВЕЛ. (Въ сторону). Это непремнно по поводу того, о чемъ говорилъ епископъ. Хорошо, что я случился здсь.

Денни возвращается съ Кранмеромъ.

К. ГЕН. Оставьте насъ. (Ловель медлитъ.) А! — я сказалъ кажется.— Убирайтесь! (Ловель и Денни уходятъ.)
КРАНМ. (Про себя). Меня пугаетъ грозное выраженіе лица его. Что разсердило его такъ? — Не хорошо это.
К. ГЕН. Ну, лордъ, вы врно желаете узнать, зачмъ потребовалъ я васъ?
КРАНМ. (Преклоняя колна). Мой долгъ исполнять повелнія вашего величества.
К. ГЕН. Прошу, встаньте, добры#, благородный лордъ Кэнтербёри. Походимъ по галере, есть новости, которыя я долженъ сообщить вамъ. Дайте же мн вашу руку. Ахъ, добрый лордъ, непріятно мн даже и говорить объ этомъ, больно повторять, что услышите. Недавно, къ величайшему моему прискорбію, до меня дошло много жестокихъ — повторяю, лордъ! жестокихъ на васъ жалобъ, и это побудило насъ и нашъ совтъ потребовать васъ ныншнимъ же утромъ къ отвту. Но для того, чтобъ вы вполн могли оправдаться, вамъ необходимо, прежде чмъ приступимъ къ дальнйшему изслдованію взводимыхъ на васъ преступленій, сдлаться — какъ это ни непріятно — жильцемъ нашего Товера, вдь вы собратъ нашъ {По совту, какъ членъ его.}, и потому, безъ этого, никто и не осмлится противъ васъ свидтельствовать?
КРАНМ. Покорнйше благодарю ваше величество. Какъ нельзя боле радъ я этому прекрасному случаю провять — отдлить мое зерно отъ мякины, потому что, знаю, никого не преслдовала еще клевета такъ жестоко, какъ меня, бднаго.
К. ГЕН. Встаньте, добрый Кэнтербёри. Ваша правота и честность глубоко укоренились въ насъ, вашемъ друг. Дайте же вашу руку, встаньте, — походимъ. Я, право, удивляюсь вамъ, я ждалъ, что вы станете просить меня доставить вамъ очную ставку съ вашими обвинителями, выслушать васъ безъ предварительнаго заключенія.
КРАНМ. Государь, я вполн полагаюсь на мою правоту и честность. Оставятъ меня он — я самъ, вмст съ моими врагами, готовъ торжествовать надъ моей личностью, которую безъ этихъ двухъ добродтелей не ставлю ни во что. Я не боюсь никакого обвиненія.
К. ГЕН. Но разв вамъ не извстно ваше положеніе въ этомъ мір — отношенія къ вамъ цлаго міра? Враги ваши многочисленны и сильны, козни ихъ также, а правота и честность не всегда выходятъ изъ судовъ торжествующими. Разв злымъ трудно найти разно злыхъ бездльниковъ въ присяжные свидтели противъ васъ? — бывали такіе случаи. Сильны противники ваши, сильна и злоба ихъ. Неужели, въ отношеніи лжесвидтелей, вы думаете быть счастливе того, кому служите — самого Спасителя, когда онъ былъ еще на этой развращенной земл? Полноте, полноте, вы и скачокъ черезъ пропасть почитаете вполн безопаснымъ, и сами обрекаете себя на гибель.
КРАНМ. Богъ и ваше величество защитятъ мою невинность, безъ васъ мн не избжать стей, мн разставленныхъ.
К. ГЕН. Будьте же покойны, имъ не торжествовать боле, чмъ намъ будетъ угодно. Явитесь, нисколько не унывая, ныншнимъ утромъ къ отвту. Ршатъ они, въ силу взводимыхъ на васъ обвиненій, подвергнуть васъ заключенію — возстаньте противъ этого ршенія всею силой вашего краснорчія, и если понадобится, не щадя ихъ нисколько. Не помогутъ вс ваши убжденія — вручите имъ этотъ перстень и объявите, что передаете все дло на мой судъ.— Добрый, онъ плачетъ. Онъ, клянусь честью, благороднйшій человкъ. Да, Матерь Божія, клянусь, во всемъ королевств не найдешь души чище и врне.— Ступайте домой и дйствуйте такъ, какъ я сказалъ вамъ.— (Кранмеръ уходитъ.) Слезы лишили его языка.
ДЖЕНТЛЬМЕНЪ ЗА СЦЕНОЙ. Назадъ, зачмъ?
ГОЛОСЪ ЗА СЦЕНОЙ. Не пойду, моя всть оправдаетъ мою дерзость.

Входить Пожилая Леди.

ЛЕДИ. Добрые ангелы да носятся надъ царственной головой твоей, и да оснятъ тебя благословенными крылами своими.
К. ГЕН. Я угадываю твою всть по лицу твоему. Королева родила.— Говори же: да, и мальчика.
ЛЕДИ. Да, да, мой повелитель! и прекраснйшаго мальчика. Господь да благословитъ ее и на этотъ часъ и на будущее время! — двочкой, которая общаетъ за тмъ много мальчиковъ. Государь, королева желаетъ васъ видть, познакомить васъ съ этой гостьей, она похожа на васъ — ну вотъ, какъ вишенка на вишенку.
К. ГЕН. Ловель!

Входитъ Ловель.

ЛОВЕЛ. Государь!
К. ГЕН. Дай ей сто маркъ. Я пойду къ королев. (Уходитъ.)
ЛЕДИ. Сто маркъ! Я ждала не много побольше этого, такъ можно наградить какого-нибудь конюха. Мн надо больше, и я выжурю это. Разв я для этого сказала, что двочка такъ похожа на него? Мн надо больше, или отопрусь отъ того, что сказала, однакожь, куй желзо, пока горячо.

СЦЕНА 2.

Комната передъ государственнымъ совтомъ.

Входятъ Кранмеръ, Придверникъ и служители, которые остаются у дверей совта.

КРАН. Надюсь, что не опоздалъ, присланный за мной изъ совта джентльменъ, просилъ явиться какъ можно скорй.— Заперто! чтожь это значитъ? — Эй, придверникъ! — Ты вдь знаешь меня?
ПРИД. Знаю, лордъ, но не могу впустить.
КРАН. Почему же?
ПРИД. Вы должны подождать, пока васъ потребуютъ.

Входитъ Докторъ Ботсъ.

КРАН. Вотъ что.
БОТС. (Про себя.) Какая злая продлка. Хорошо, что мн привелось идти здсь, я сейчасъ же доведу это до свднія короля. (Уходитъ.)
КРАН. (про себя). Это Ботсъ, врачъ короля. Проходя, онъ взглянулъ на меня такъ мрачно, молю, чтобъ не замтилъ моего позора. Нтъ никакого сомннія, что это придумано моими ненавистниками — Господь да исправитъ сердца ихъ! никогда, ничмъ не возбуждалъ я злобы ихъ, — придумано нарочно, чтобъ унизить меня, безъ этого, они ни за что не заставили бъ меня, такого жь какъ и они совтника, ждать у дверей, въ толп пажей, разсыльныхъ и лакеевъ. Да будетъ по ихъ желанію, подожду.

На верху въ окн показываются Король Генрихъ и Докторъ Ботсъ *).
*) Во многихъ старинныхъ зданіяхъ видны еще и теперь эти внутреннія окна.

БОТС. Я покажу вашему величеству престранную вещь.
К. ГЕН. Что же, Ботсъ?
БОТС. Впрочемъ, можетъ-быть, ваше величество видали ужь это не разъ?
К. ГЕН. Да что же, гд?
БОТС. А вонъ тамъ, государь. Видите необыкновенное возышеніе лорда Кэнтербёри, какъ онъ величается въ толп разсыльныхъ, пажей и служителей?
К. ГЕН. А! — Онъ въ самомъ дл.— Такъ вотъ какъ они уважаютъ другъ друга? Хорошо, что есть еще кто-та надъ ними всми. Я думалъ, что они тамъ благородны, на столько, покрайней мр, знаютъ приличіе, что никогда не заставятъ человка его сана и столь близкаго къ намъ, ждать ихъ соизволенія, и гд же — у дверей, какъ разсыльнаго съ пакетами. Клянусь пречистой Двой, Ботсъ, гнусно это! — Задерни занавску, мы сейчасъ узнаемъ боле.

(Скрываются.)

Зала Совта.

Входятъ Лордъ Канцлеръ, Герцоги Норфолькъ и Соффолькъ, Графъ Серри, Лордъ Камергеръ, Гардинеръ и Кромвель. Лордъ Канцлеръ садится въ верхнемъ конц стола по лвую сторону, выше его мсто архіепископа Кэнтербёрійскаго остается пустымъ. Прочіе разсаживаются по порядку по об&#1123,имъ сторонамъ стола. Кромвель, какъ секретарь, занимаетъ мсто на нижнемъ конц.

КАНЦ. Объявите, господинъ секретарь, для чего собрались мы здсь.
КРОМ. Благородные лорды, совтъ собранъ преимущественно по длу его свтлости, архіепископа Кэнтербёрійскаго.
ГАРД. Извщенъ онъ?
КРОМ. Извщенъ.
НОРФ. Кто ждетъ тамъ?
ПРИД. За дверьми, лорды?
ГАРД. Да.
ПРИД. Лордъ архіепископъ, онъ почти что полчаса ждетъ вашихъ приказаній.
КАНЦ. Впустить его.
ПРИД. Можете теперь войдти, ваше преподобіе.

Кранмеръ подходитъ къ столу.

КАНЦ. Добрый лордъ архіепископъ, сидя здсь, мн больно видть это мсто не занятымъ, но что же длать, вс мы люди, слабы по самой природ, рабы плоти нашей {Въ прежнихъ изданіяхъ: and capable of our flesh… По Колльеру: and culpable of our flesh…}, ангелы рдки. По этой-то самой слабости, по недостатку истинной мудрости, и вы — человкъ, которому слдовало быть нашимъ учителемъ, вы сами провинились, и сильно, во первыхъ, противъ короля, и потомъ противъ его законовъ, распространяя по всему государству, какъ собственнымъ своимъ ученіемъ, такъ и чрезъ посредство вашимъ капелановъ — какъ извщаютъ насъ — новыя мннія, ложныя и опасныя, однимъ словомъ — ересь, которая, если не искоренить ее, можетъ сдлаться гибельной.
ГАРД. А искоренить ее, благородные лорды, необходимо вдругъ и ршительно, потому что, кто хочетъ укротить дикую лошадь, не станетъ ее проваживать, но зажметъ ей ротъ крпкими удилами, будетъ шпорить ее до тхъ поръ, пока она не покорится ему. Если, по безпечности, или изъ дтскаго снисхожденія къ чьей-либо чести, мы не пресчемъ этой заразительной болзни теперь же — вс лкарства будутъ безполезны, и чмъ же все это кончится? Возмущеніями, бунтами, зараженіемъ всего государства, какъ это недавно было у нашихъ сосдей верхней Германіи {Намекъ ни смуты, произведенныя въ Саксоніи ученіемъ омы Мюнцера въ 1521 и въ 1522 годахъ.}, горькій опытъ которыхъ такъ еще свжъ въ нашей памяти.
КРАН. Благородные лорды, до сихъ поръ, во все продолженіе моей жизни и моего служенія, я постоянно трудился, и трудился ревностно, чтобъ мое ученіе и строгія обязанности моего сана шли однимъ путемъ безукоризненно и всегда къ одной цли — къ добру. Нтъ человка — я говорю это безъ всякаго хвастовства, лорды, — который, какъ по внутреннему убжденію, такъ и по мсту имъ занимаемому, ненавидлъ бы, возставалъ бы боле меня противъ нарушителей общественнаго мира. Дай Богъ, чтобъ королю никогда не привелось найти сердце мене преданное. Люди, которымъ зависть и злобное недоброжелательство — пища, не посовстятся грызть и самое лучшее. Прошу васъ, лорды, поставить моихъ обвинителей, кто бъ они ни были, лицемъ къ лицу со мной, и пусть они говорятъ противъ меня свободно.
СОФФ. Нтъ, лордъ, это невозможно, вы членъ совта, и потому никто не осмлится обвинять васъ явно.
ГАРД. Лордъ, такъ какъ намъ предстоятъ еще дла гораздо важне этого — мы кончимъ съ вами въ короткихъ словахъ. Для того, чтобъ судъ нашъ былъ сколько можно безпристрастне, его величеству угодно, и мы вполн согласны съ нимъ, чтобъ вы отправялись отсюда прямо въ Товеръ. Сдлаетесь тамъ снова частнымъ человкомъ — обвинители выступятъ смло, и, боюсь, ихъ будетъ даже боле, чмъ полагаете.
КРАН. О, благодарю васъ, добрый лордъ Винчестеръ: вы всегда были добрымъ другомъ мн, сдлайся по вашему — я непремнно нашелъ бы въ васъ я судію и присяжнаго, такъ сострадательны вы. Я знаю чего вамъ хочется — моей гибели. Любовь и снисхожденіе, почтенный лордъ, лицу духовному, право, гораздо приличне честолюбія, обращайте заблудшихся кротостью и не отвергайте никого. Что я оправдаюсь, какъ бы вы ни искушали моего терпнія — я точно такъ же нисколько не сомнваюсь, какъ вы нисколько не совститесь длать ежедневныя несправедливости. Я могъ бы сказать еще боле, но уваженіе къ вашему сану смиряетъ меня.
ГАРД. Лордъ, лордъ, вы еретикъ — это врно, тотъ, кто знаетъ васъ — знаетъ, что подъ этимъ яркимъ лоскомъ кроются только слова и слабости.
КРОМ. Почтенный лордъ Винчестеръ, позвольте замтить вамъ, что вы выражаетесь немного рзко. Человкъ, столь благородный, еслибъ онъ и дйствительно былъ виновенъ, все-таки долженъ внушать уваженіе, по одной ужь памяти того, чмъ былъ, безчеловчіе оскорблять человка падающаго.
ГАРД. Любезный господинъ секретарь, извините, не вы, мене, нежели кто-нибудь изъ присутствующихъ здсь, можете говорить это.
КРОМ. Почему жь, лордъ?
ГАРД. Разв я не знаю, что вы покровительствуете новой ереси, вы сами не совсмъ чисты.
КРОМ. Не чистъ?
ГАРД. Да, не чисты.
КРОМ. Желалъ бы, чтобъ вы, хоть въ половину были такъ же чисты, тогда вы внушали бъ любовь, а не страхъ.
ГАРД. Я припомню эти дерзкія рчи.
КРОМ. Припомните, не забудьте, кстати, и дерзостей всей вашей жизни.
КАНЦ. Это слишкомъ ужь. Постыдитесь, перестаньте, лорды.
ГАРД. Я кончилъ.
КРОМ. Я также.
КАНЦ. (Кранмеру). Лордъ, по единодушному ршенію, вы должны сейчасъ же отправиться въ Товеръ, гд и останетесь до дальнйшихъ распоряженіи его величества. Такъ, лорды?
ЛОРДЫ. Такъ.
КРАН. Неужели жь не будетъ никакого снисхожденія, и я непремнно долженъ отправиться въ Товеръ?
ГАРД. Чего жь вы еще хотите? Вы удивительно докучливы. Позвать стражу.
КРАН. Для меня? — и меня поведутъ, какъ измнника?
ГАРД. (Вошедшей страж). Возьмите, и отведите его въ Товеръ.
КРАН. Позвольте, добрые лорды, мн необходимо сказать вамъ еще нсколько словъ.— Смотрите, въ силу этого перстня, я вырываю мое дло изъ рукъ злыхъ и передаю его на ршеніе судіи благороднйшаго — короля, моего повелителя.
КАМЕР. Это кольцо короля.
СЕРР. И не поддльное.
СОФФ. Настоящее, клянусь небомъ! Говорилъ вамъ: троньте только этотъ камень, и онъ падетъ на васъ самихъ.
НОРФ. И вы думали, что король позволитъ оцарапать хоть мизинчикъ этого человка?
КАМЕР. Теперь слишкомъ ясно, какъ дорожитъ онъ его жизнію. Какъ теперь выпутаться изъ этого сквернаго дла?
КРОМ. Я зналъ, что, собирая доносы и жалобы на этого человка — въ честности котораго могутъ сомнваться только дьяволъ и его поклонники, — вы вздували огонь, который сожжетъ васъ самихъ. Берегитесь же теперь.

Входитъ Король, взглядываетъ на нихъ гнвно и садится на тронъ.

ГАРД. Великій государь, мы ежедневно благодаримъ небо, что оно даровало намъ монарха не только добраго и мудраго, но и глубоко религіознаго, монарха, который, въ смиреніи, ставитъ церковь внцемъ славы своей, который, чтобъ еще боле утвердиться въ этой священной обязанности, является теперь, изъ чистаго къ ней уваженія, присутствовать собственной особой при разбор дла между ею и этимъ великимъ ея оскорбителемъ.
К. ГЕН. Епископъ Винчестерскій, вы всегда отличались способностью говорить похвальныя рчи безъ всякаго приготовленія, но я пришелъ не для того, чтобъ слушать подобныя ласкательства, они слишкомъ наглы и низки, чтобъ могли прикрыть дйствія слишкомъ для меня возмутительныя. Меня вы не обманете. Вы разыгрываете болонку, воображая обольстить меня виляньемъ языка своего, но, чтобы ты ни думалъ обо мн — я знаю, что ты жестокосердъ и кровожаденъ.— (Кранмеру.) Садись, добрый человкъ. Посмотри теперь, кто будетъ столько дерзокъ, что осмлится хоть только погрозить теб пальцемъ. Клянусь всмъ, что есть святаго — лучшее околть тому съ голоду, кто хоть только подумаетъ, что ты недостоинъ этого мста.
СЁРРИ. Если вашему величеству угодно —
К. ГЕН. Нтъ, сэръ, не угодно мн. Я думалъ, что совтъ мой составленъ изъ людей со смысломъ, съ умомъ, и нахожу, что ошибался. Хорошо ли, лорды, заставить этого добраго человка — многіе ли изъ васъ стоятъ этого названія — этого честнаго человка, по сану совершенно вамъ равнаго, ждать у дверей, какъ вшиваго разсыльнаго? Не срамъ ли это? Уполномочилъ я васъ забываться до такой степени? Я далъ вамъ право судить его, какъ члена совта, а не такъ, какъ конюха. Я знаю, нкоторые изъ васъ, не изъ любви къ правосудію, а по злоб, были бы радехоньки осудить его на самое ужасное, но пока я живъ — не бывать этому.
КАНЦ. Въ этомъ, позвольте мн, государь, оправдать насъ всхъ. Мы осудили его на заключеніе, клянусь честью, нисколько не изъ ненависти, но для того, чтобъ дать ему возможность доказать свою невинность, очиститься предъ цлымъ свтомъ, ручаюсь, покрайней мр за себя.
К. ГЕН. Хорошо, хорошо, уважайте же его, лорды, примите опять въ среду свою, любите — онъ вполн заслуживаетъ этого. Скажу боле — если только государь можетъ быть обязанъ своему подданному, такъ это я, за его любовь и службу. Безъ возраженій, обнимите его, будьте друзьями! — Лордъ Кэнтербёри, я имю еще до васъ просьбу, и вы врно не откажете мн, прекрасная, только что родившаяся двочка нуждается въ крещеніи — вы будете воспріемникомъ ея, должны отвчать за нее.
КРАН. И величайшій изъ всхъ живущихъ монарховъ возгордился бы такой честью, стою ль этого я, бдный и смиренный вашъ подданный?
К. ГЕН. Полноте, полноте, я знаю, вамъ не хотлось бы поистратиться на ложки {Старое обыкновеніе, по которому воспріемникъ долженъ былъ подарить своему крестнику одну или нсколько ложекъ съ изображеніемъ апостоловъ, потому он и назывались апостольскими. Богатые дарили двнадцать апостоловъ, а бднйшіе ограничивались только четырьмя евангелистами или только тмъ святымъ, котораго имя дано новорожденному.}. Воспріемницами будутъ старая герцогиня Норфолькъ и маркиза Дорзетъ. Довольны вы? — Еще разъ повторяю вамъ, лордъ Винчестеръ, обнимите и любите его.
ГАРД. (Обнимая Кранмера). Обнимаю отъ души, съ братской любовью.
КРАН. Богъ свидтель, какъ пріятно для меня это увреніе.
К. ГЕН. Добрый человкъ, радостныя эти слезы доказываютъ твою искренность. Вижу теперь, народная поговорка: ‘сдлай лорду Кранмеру какое-нибудь зло, и будь увренъ, что онъ навсегда сдлается твоимъ другомъ’ — оправдывается вполн.— Идемте же, лорды, мы понапрасну тратимъ здсь время, мн такъ хочется скорй окрестить мою малютку.— Я примирилъ васъ — будьте же всегда дружны: такимъ образомъ и я буду могущественне, и вы — почетне.

(Уходятъ.)

СЦЕНА 3.

Дворцовый дворъ.

Внутри шумъ и бготня. Входитъ Привратникъ съ своимъ Работникомъ.

ПРИВР. Да перестанете ли вы шумть, негодяи? вдь вы на королевскомъ двор, а не въ Парижскомъ саду {Въ Шекспирово время въ Парижскомъ саду была медвжья травля. Парижскимъ онъ былъ названъ по Роберту Парижскому, который въ царствованіе Ричарда II имлъ тутъ свой домъ и садъ.}. Перестаньте же горланить, бездльники!
ГОЛОСЪ ЗА СЦЕНОЙ. Я съ кухни, господинъ привратникъ.
ПРИВР. Съ вислицы, разбойникъ! на ней бы я висть теб! Ну, мсто ли орать тутъ такъ безбожно?— Принеси-ка мн дюжину яблонныхъ палокъ, да поувсисте, эти просто хлыстяки.— Вотъ я нагрю вамъ головы! — Вишь хочется посмотрть крестины — элю, да пироговъ хочется вамъ, бездльники!
РАБОТ. Оставьте ихъ, отогнать ихъ отъ воротъ безъ пушекъ такъ же невозможно, какъ и уложить спать въ утро перваго мая {Утро перваго мая праздновалось всми сословіями.}. Скорй сдвинешь церковь святаго Павла, чмъ ихъ.
ПРИВР. Да какъ же, чертъ возьми, ворвались они на дворъ?
РАБОТ. Право, не знаю, врно такъ же, какъ приливъ. Все что можно было сдлать здоровой дубинкой въ четыре фута — видите жалкій остатокъ ея, — я сдлалъ, сэръ.
ПРИВР. Вы ничего не сдлали, сэръ.
РАБОТ. Да я вдь не Самсонъ, не сэръ Гугъ, не Кольбрандтъ {Гугъ Варвикъ и Кольбрандтъ Датчанинъ — герой рыцарскихъ романовъ среднихъ вковъ.}, чтобъ такъ и косить ихъ передъ собою, но если изъ тхъ, кому можно было проломить голову, я пощадилъ кого-нибудь — ребенка или старика, его или ее, рогоносца или того что приставляетъ рога, — чтобъ мн въ жизнь мою не видать боле королевы, а на это я не соглашусь и за корону {Въ прежнихъ изданіяхъ: Let me ne’er hope to see а chine again, And that I would not for а cow… По Колльеру: Let me ne’er hope to see а queen again, And that I would not for а crown…} — да хранитъ ее Господь!
ГОЛОСЪ ЗА СЦЕНОЙ. Эй, господинъ привратникъ!
ПРИВР. Сейчасъ, почтеннйшій.— Смотри, не впускай никого.
РАБОТ. Да какъ же это?
ПРИВР. Какъ же? валяй ихъ десятками! Что здсь, смотръ что ли, какъ на Мурскомъ пол, или ужь не явился ли ко двору какой-нибудь чудный Индеецъ съ огромными снастями, что женщины тамъ осаждаютъ насъ? (Шумъ.) Боже ты мой, у воротъ-то какъ безчинствуютъ! Клянусь эти крестины породятъ тысячи, тутъ и настоящіе и крестные отцы, все вмст.
РАБОТ. Тмъ больше будетъ крестинныхъ ложекъ, сэръ. Видите вонъ того малаго, что стоитъ почти подл самыхъ воротъ? судя по лицу, онъ непремнно мдникъ {Тутъ не переводимая игра значеніями слова brazier — мдникъ и жаровня.}, потому что въ носу его, клянусь честью, двадцать каникульныхъ дней, и окружающіе его находятся подъ экваторомъ — другаго наказанія имъ ужь не нужно. Три раза огрвалъ ужь я этого огненнаго дракона по голов, и три раза носъ его обдавалъ меня пламенемъ, онъ все стоитъ, какъ мортира, готовая бомбардировать насъ. Подл него вертлась какая-то полоумная торговка, ругавшая меня за то, что произвелъ такой ужасный пожаръ въ государств, до тхъ поръ, пока сплюснутая миска {Чепчикъ, похожій на суповую миску.}, не свалилась съ головы ея. Замахнувшись на метеоръ, я, какъ-то задлъ эту бабу, и она завопила: ‘палокъ! палокъ {Обыкновенный призывъ на помощь при дракахъ на улицахъ.}!’ Человкъ сорокъ палочниковъ, цвтъ Стрэнда {Улица Лондона.}, на которомъ она живетъ, бросились тотчасъ же къ ней на помощь, и прямо на меня — я стою твердо, вотъ они отъ меня ужь на длину метлы — я все защищаюсь, но вдругъ, изъ-за нихъ, цлая ватага мальчишекъ пустила въ меня такой градъ камней, что я поневол, спасая честь мою бгствомъ, долженъ былъ уступить имъ укрпленіе. Я вполн убжденъ, что между ними былъ самъ дьяволъ.
ПРИВР. Это повсы, которые изъ-за закушеннаго яблока поднимаютъ въ театр такой шумъ, какой можетъ выноситъ только Товергильской цхъ, да члены Лэймгоуза {Нкоторые изъ комментаторовъ полагаютъ, что тутъ намекъ на пуританъ.}, достойные соперники ихъ. Нкоторые изъ нихъ сидятъ ужь у меня въ Limbo Patrum {Въ темниц. Собственно же Limbue patrum — мсто подл ада, въ которомъ праотцы и патріархи ожидаютъ воскресенія мертвыхъ.}, въ немъ танцуй они себ эти три дни сколько угодно, а за тмъ, вмсто десерта, ихъ угостятъ еще и розгами.

Входитъ Лордъ Камергеръ.

КАМЕР. Боже, какая толпа здсь и все ростетъ, сбгаются со всхъ сторонъ, словно на ярмарку.— Гд жь привратники, лнивые эти бездльники? — Хорошо жь исполняете вы свою обязанность! Это что за сволочь напустили вы? неужели все ваши друзья и знакомые изъ предмстій? Какъ же пройти теперь нашимъ леди по возвращеніи съ крестинъ?
ПРИВР. Мы вдь люди, благородный лордъ, все что можно было сдлать, не подвергаясь опасности быть разорваннымъ на части — мы сдлали. И цлая армія не справится съ ними.
КАМЕР. Если король сдлаетъ мн за это выговоръ, клянусь, я сейчасъ же посажу васъ въ колодку, да наложу еще порядочную пеню за такую небрежность. Вы лентяи, вмсто того, чтобъ заниматься своей должностью, вы хлопочете здсь около бочекъ. Слышите? они возвращаются. Скорй, раздвиньте толпу, прочистите дорогу торжественной процессіи — или я засажу васъ мсяца на два въ Маршальси {Тюрьма.}.
ПРИВР. Дорогу принцесс!
РАБОТ. Ты, верзило, посторонись, или долго будешь жаловаться на головную боль.
ПРИВР. Эй, ты, камлотовый, прочь, если не хочешь перелетть черезъ ршетку.

СЦЕНА 4.

Во дворц.

Трубные звуки. Входятъ Трубачи, за ними два Альдермена, Лордъ Меръ, Герольдъ, Кранмеръ, Герцогъ Норфолькъ со маршальскимъ жезломъ и Герцогъ Соффолькъ, два Лорда несутъ крестинные дары, состоящіе изъ большихъ чашъ на ножками. За ними четыре Лорда несутъ балдахинъ, подъ которымъ идетъ крестная мать Герцогиня Норфолькъ съ ребенкомъ, завернутымъ въ богатую мантію и т. д. Шлейфъ ея несетъ леди. За ней отходитъ Маркиза Дорзетъ, другая крестная мать, и прочія леди. Вся эта процессія проходитъ по сцен, а между тмъ:

ГЕРОЛ. (провозглашаетъ). Да даруетъ небо, по безконечной благости своей, долгую и вчно счастливую жизнь великой и могущественной принцесс Англіи, Елизавет!

Трубы. Входитъ Король со cвumoй.

КРАНМ. (Преклоняя колна). А вашему величеству и доброй королев благородныя воспріемницы и я молимъ вотъ что: да развивается для васъ въ этомъ прекрасномъ ребенк ежечасно все радостное и утшительное, чмъ когда-либо небо счастливило родителей!
К. ГЕН. Благодарю васъ, добрый архіепископъ. Какъ назвали вы ее?
КРАНМ. Елизаветой.
К. ГЕН. Встаньте, лордъ.— (Цлуя ребенка.) Прими же вмст съ этимъ поцлуемъ и мое благословеніе: да хранитъ тебя Господь, ему повряю я жизнь твою.
КРАНМ. Аминь.
К. ГЕН. Благородныя воспріемницы, вы слишкомъ ужь щедры. Отъ души благодарю васъ, то же скажетъ вамъ и этотъ ребенокъ, когда выучится на столько по-англійски.
КРАНМ. Государь, выслушайте же, что само небо повелваетъ мн возвстить вамъ, и никто да не приметъ словъ иныхъ за лесть, потому что вс они оправдаются.— Царственное дитя это — да витаетъ надъ нимъ всегда духъ Господа — хоть еще и въ колыбели, но общаетъ уже стран этой тысячи тысячь благословеній, которыя время выроститъ. Она будетъ — но не многіе изъ живущихъ теперь увидятъ это — образцомъ всхъ государей, какъ современныхъ ей, такъ и тхъ, которые будутъ царствовать посл. Никогда Саба {Царица Сабы.} не любила мудрости и добродтели такъ, какъ будетъ любить ихъ чистая душа эта, вс царственныя доблести, которыми небо надляетъ великихъ міра сего, вс добродтели, украшающія добрыхъ, въ ней удвоятся, истина будетъ ея кормилицей, святые, небесные помыслы — ея совтниками. Ее будутъ любить и бояться, свои будутъ благословлять ее, враги вострепещутъ, склонятъ въ тоск головы, какъ прибитая нива. Съ ней возрастетъ и благоденствіе. Въ ея царствованіе каждый спокойно будетъ насыщаться тмъ, что посялъ, подъ своимъ собственнымъ виноградникомъ, будетъ напвать веселыя псни мира всмъ сосдямъ своимъ, Бога познаютъ истинно, окружающіе ее научатся отъ нея идти путемъ чести, честью достигать почестей, а не рожденіемъ. И это благоденствіе не кончится съ ней, какъ по смерти дивной птицы — двственнаго Феникса возникаетъ изъ праха его другой, столь же дивный, такъ и она, когда небо призоветъ ее изъ этой юдоли мрака, передастъ вс добродтели свои преемнику {Іакову.}, который изъ священнаго праха ея славы возникнетъ яркой звздой, и будетъ такъ же славенъ и могучъ, какъ она. Миръ, изобиліе, любовь, истина и гроза, служившіе этому дивному ребенку, перейдутъ къ нему, и обовьются вокругъ него, какъ виноградникъ. Доблести и слава его имени, распространятся во всхъ странахъ озаряемыхъ солнцемъ и создадутъ новыя націи {Намекъ на поселенія и завоеванія въ разныхъ странахъ свта.}, онъ процвтетъ, и какъ кедръ нагорный оснитъ огромными втвями своими вс окрестныя долины. Дти дтей нашихъ увидятъ это, и благословятъ небо.
К. ГЕН. Ты предвщаешь чудеса.
КРАНМ. Для счастія Англіи она проживетъ много лтъ, много дней узрятъ ее, и ни одинъ не протечетъ безъ того, чтобъ не увнчался какимъ-нибудь славнымъ дломъ. О, еслибъ я не предвидлъ ничего боле! но она должна умереть, должна, потому-что святые ждутъ ее съ нетерпніемъ, двой, чистйшей лиліей сойдетъ она въ могилу, и весь міръ облечется въ трауръ.
К. ГЕН. О, лордъ архіепископъ, вы сдлали меня теперь настоящимъ отцомъ, до этого счастливаго ребенка, я не имлъ еще дтей. Ваше утшительное предсказаніе такъ понравилось мн, что и тамъ, на неб, пробудится во мн желаніе смотрть, что длаетъ здсь этотъ ребенокъ, и славить моего создателя! — Благодарю васъ всхъ.— Много обязанъ вамъ, лордъ меръ и вамъ добрые алдермены, что почтили меня своимъ присутствіемъ, вы увидите, какъ я признателенъ.— Продолжайте шествіе лорды, вы вс должны побывать у королевы и она должна поблагодарить васъ — безъ этого она непремнно захвораетъ. Никто и не думай нынче о домашнихъ длахъ своихъ — вс должны быть моими гостями, крошка эта длаетъ этотъ день праздникомъ.

ЭПИЛОГЪ.

Десять противъ одного, что эта пьеса не могла понравиться всмъ здсь присутствующимъ. Нкоторые приходятъ сюда для отдыха, продремать актъ или два, а мы, боюсь, перепугали ихъ громкими звуками трубъ, — какъ же не сказать имъ, что она никуда не годится. Другіе приходятъ сюда тшиться насмшками надъ гражданами Сити, восклицать: ‘вотъ это остроумно!’ — не удовлетворили мы и этихъ, и потому вся наша надежда только на снисходительность добрыхъ женщинъ, которымъ мы представили здсь одну изъ такихъ. Улыбнутся и скажутъ он: ‘не дурно!’ — я знаю, и вс лучшіе мущины тотчасъ же примутъ нашу сторону, какъ же имъ молчать, когда леди желаютъ, чтобъ они хлопали?
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека