ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ ШЕКСПИРА.
ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО
Н. КЕТЧЕРА,
выправленный и пополненный по найденному Пэнъ Колльеромъ,
старому экземпляру in folio 1632 года.
ГЕНРИХЪ V.
ГЕНРИХЪ VI,
ГЕНРИХЪ VI,
ГЕНРИХЪ VI,
ЧАСТЬ 1-я.
ЧАСТЬ 2-я.
ЧАСТЬ 3-я.
ЦНА КАЖДОЙ ЧАСТИ 1 P. СЕР.
МОСКВА.
ВЪ ТИПОГРАФІИ В. ГРАЧЕВА И КОМП.
1863.
Генрихъ V, король Англіи.
Герцогъ Глостеръ, Герцогъ Бедфордъ, братья короля.
Герцогъ Экстеръ, дядя его.
Герцогъ Іоркъ, двоюродный братъ короля.
Графъ Сольсбёри, Вестморлэндъ и Варвикъ.
Архіепископъ Кэнтербёрійскій.
Епископъ Элійскій.
Графъ Кэмбриджь, Лордъ Скрупъ, Сэръ Томасъ Грей, заговорщики.
Сэръ Томасъ Эрпинамъ, Гооръ, Флюэлльнъ, Мэкморисъ, Джими, офицеры въ войскъ Генриха.
Батсъ, Кортъ, Вилльямсъ, солдаты того же войска.
Нимъ, Бардольфъ, Пистоль, прежніе прислужники Фольстафа, теперь солдаты въ войск Генриха.
Мальчикъ имъ прислуживающій.
Герольдъ.
Хоръ.
Карлъ VI, король Франціи.
Людвигъ, дофинъ.
Герцоги Бургундскій, Орлеанскій и Бурбонскій.
Констабль Франціи.
Рамбуре и Гранире, французскіе лорды.
Градоначальникъ Гарфлёра.
Монжуа, французскій герольдъ.
Посланники къ королю Англіи.
Изабелла, королева Франціи.
Катарина, дочь Изабеллы и Карла VI.
Алиса, леди изъ свиты принцесы.
Квикли, хозяйка таверны и жена Пистоля.
Лорды, Леди, Французскіе и Англійскіе офицеры и солдаты, Гонцы и свиты.
Мсто дйствія въ начал въ Англіи, а потомъ во Франціи.
Входитъ Хоръ, какъ прологъ.
О, еслибы огненная Муза вознеслась къ свтлйшему небу вымысла! еслибы цлое королевство было сценой, принцы актерами, а короли зрителями великаго представленія! тогда воинственный Генрихъ явился бы въ своемъ настоящемъ вид — въ вид Марса, и у ногъ его, какъ собаки на сворахъ, ползали бы голодъ, мечъ и пламя, ожидая работы. Но вы, добрйшіе, простите уму неразумному, слишкомъ мало возвышенному, что вздумалъ вывести на этотъ недостойный помостъ предметъ столь великій: можетъ ли этотъ курятникъ вмстить въ себ обширныя поля Франціи? можемъ ли мы втиснуть въ этотъ деревянный О {Намекъ на театръ, въ которомъ эта піеса въ первый разъ давалась, и который, по своей круглой форм, назывался The Globe.} хоть одни шлемы, ужаснувшіе воздухъ Азинкурта? О, простите! вдь какая-нибудь каракулька можетъ же выражать милліонъ на самомъ маленькомъ клочк,— почему жь и намъ, нулямъ этой огромной выкладки, не дйствовать на ваше воображеніе?— Представьте, что въ этихъ стнахъ совмщаются теперь два могучія государства, высокіе, почти соприкасающіеся берега которыхъ раздляетъ узкій, но опасный океанъ. Пополняйте наши недостатки вашимъ воображеніемъ: длите одного человка на тысячу, создавайте цлыя арміи, воображайте, когда мы говоримъ о лошадяхъ, что вы видите, какъ он оттискиваютъ гордыя копыта свои на воспріимчивой земл. Вашему воображенію придется теперь и убирать нашихъ королей, и переносить ихъ то туда, то сюда, и перескакивать времена, и сбивать событія многихъ лтъ въ одну часовую стклянку. Ради сего, позвольте мн быть Хоромъ этой исторіи, и онъ, подобно прологу, смиренно попроситъ васъ прослушать нашу піесу терпливо и судить ее снисходительно.
Лондонъ. Передняя въ королевскомъ дворц.
Входятъ Архіепископъ кэнтербёрійскій и Епископъ элійскій.
АРХІЕП. Да, лордъ, опять предложенъ тотъ самый биль, который на одиннадцатомъ году царствованія покойнаго короля прошелъ бы непремнно, несмотря на вс наши усилія, еслибъ смуты и безпокойства того времени не прекратили дальнйшихъ о немъ преній.
ЕПИСК. Какъ же отклонить его теперь?
АРХІЕП. Надо объ этомъ подумать. Пройдетъ — мы потеряемъ лучшую половину нашихъ владній. Мы все равно что лишимся всхъ мірскихъ земель, которыя люди набожные завщали церкви, потому что предполагается взымать съ нихъ столько, сколько нужно на содержаніе, въ честь короля, пятнадцати градовъ, тысячи пятисотъ рыцарей и шести тысячъ двухъ сотъ эсквайровъ,— да на устройство, для хилыхъ и престарлыхъ бдняковъ, не имющихъ силъ работать, ста, всмъ снабженныхъ богадленъ,— и сверхъ всего этого, ежегодно еще по тысяч фунтовъ въ казнохранилище короля. Таково содержаніе этого биля.
ЕПИСК. Порядочный глотокъ.
АРХІЕП. Глотокъ, который проглотитъ, и кубокъ, и все.
ЕПИСК. Какъ же отвратить его?
АРХІЕП. Король милостивъ, снисходителенъ.
ЕПИСК. И врный сынъ святой церкви.
АРХІЕП. Его юность не общала, конечно, этого. Но только что душа оставила тло его отца, и его буйство смирилось, какъ бы умерло точно также, мало этого,— въ тоже самое мгновеніе явилось, какъ ангелъ, и благоразуміе, и выгнало изъ него гршнаго Адама, сдлало его тло какъ бы раемъ, отверзтымъ только для свтлыхъ духовъ небесныхъ. Никогда, никто не длался еще такъ быстро мудрымъ, никогда исправленіе не приливало еще такимъ кипучимъ потокомъ, смывая вс прежніе недостатки, никогда, гидра своеволія не лишалась еще своего престола такъ неожиданно, и все это такъ разомъ, вдругъ.
ЕПИСК. Благодатная для насъ перемна.
АРХІЕП. Послушайте только, какъ онъ разсуждаетъ о предметахъ божественныхъ, и, въ изумленіи, вы внутренно пожалете, что онъ не прелатъ, послушайте, какъ судитъ о длахъ государственныхъ, и вы подумаете, что онъ только ими и занимался, прислушайтесь, когда разсказываетъ о войн, и вы услышите страшную битву, переложенную на музыку, наведите на какой-нибудь политическій вопросъ, и онъ развяжетъ Гордіевы узлы его такъ же легко, какъ свою подвязку. Когда онъ говоритъ, и самый воздухъ, этотъ привилигированный повса, недвиженъ, и нмое изумленіе сторожитъ въ ушахъ каждаго, чтобъ не пропустить ни одного изъ его прекрасныхъ сужденій — такъ мудрыхъ, какъ будто бы вытекали не изъ одной теоріи, но и изъ глубокаго жизненнаго опыта. Непостижимо, какъ онъ пріобрлъ все это при своей прежней наклонности къ суетамъ жизни, въ обществ людей грубыхъ, безграмотныхъ, ничтожныхъ,— убивая время въ вчныхъ пирахъ, въ играхъ, въ бражничеств, когда и кто видлъ, чтобъ онъ занимался ученіемъ, уединялся, избгалъ мстъ увеселенія, обращенія съ простолюдинами?
ЕПИСК. Земляника ростетъ же и подъ крапивой, да и вообще здоровыя ягоды зрютъ какъ-то лучше въ сосдств плодовъ низшаго достоинства. Такъ и принцъ скрывалъ свои знанія подъ покровомъ буйства, и знанія его росли, какъ ростетъ лтняя трава — ночью, невидимо, но тмъ сильне.
АРХІЕП. Должно быть такъ. Вдь времена чудесъ миновались, теперь, по невол, надо допускать естественныя объясненія.
ЕПИСК. Но, добрый лордъ, какъ же отвратить этотъ биль, о которомъ такъ хлопочутъ общины? Его величество за, или противъ?
АРХІЕП. Кажется не ршилъ еще, полагаю однакожь, что склоняется боле на нашу сторону, чмъ на сторону противниковъ, потому что я предложилъ его величеству, созвавъ лордовъ духовенства, собрать для него — во уваженіе настоящаго положенія длъ, въ отношеніи къ Франціи, которое я изложилъ ему подробно,— такую сумму, какой, единовременно, духовенство до сихъ поръ, никогда не жертвовало еще ни одному изъ его предшественниковъ.
ЕПИСК. Какъ же принялъ онъ это предложеніе?
АРХІЕП. Чрезвычайно милостиво, но не имлъ времени — хотя, какъ я замтилъ, ему и очень хотлось,— выслушать полное изложеніе ясныхъ и неоспоримыхъ доказательствъ его правъ, но великому его прадду Эдуарду, на нкоторыя герцогства, и вообще на корону и престолъ Франціи.
ЕПИСК. Что жь помшало?
АРХІЕП. Французскій посланникъ, просившій ауедіенціи. Однакожь, назначенный ему часъ, я думаю, наступилъ уже. Есть четыре?
ЕПИСК. Есть.
АРХІЕП. Такъ пойдемте, послушаемъ что за причина его посланія, хоть я и могъ бы, по догадк, сказать ее вамъ прежде, чмъ Французъ вымолвитъ слово.
ЕПИСК. Идемъ, мн весьма интересно узнать ее.
Входятъ Король Генрихъ, Глостеръ, Бедфордъ, Экстеръ, Варвикъ, Вестморлэндъ и свита.
К. ГЕН. Гд почтенный лордъ Кэнтербёри?
ЭКСТ. Его нтъ еще.
К. ГЕН. Пошлите за нимъ, добрый дядя.
ВЕСТМ. Не позвать ли посланника, ваше величество?
К. ГЕН. Нтъ, подождите, намъ хотлось бы прежде разршить довольно важное недоумніе на счетъ нашихъ отношеній ко Франціи.
Входятъ Архіепископъ кэнтербёрійскій и Епископъ элійскій.
АРХІЕП. Господь и его Ангелы да хранятъ вашъ священный престолъ и да даруютъ долгіе дни вашему величеству!
К. ГЕН. Искренно благодаримъ васъ. Теперь прошу, мой ученый лордъ, продолжать — объяснить намъ безпристрастно, по совсти: уничтожаетъ, или не уничтожаетъ салическій законъ Франціи права наши? Но, да сохранитъ васъ Богъ, мой добрый и врный лордъ, отъ всякаго натянутаго, криваго толкованія, отъ сознательнаго обремененія вашей души возбужденіемъ притязаній несправедливыхъ, въ сущности противныхъ истин, потому что Богу извстно, сколь многимъ, теперь совершенно здоровымъ, придется пролить кровь свою для поддержанія того, что ваше преподобіе внушите намъ. Обдумайте поэтому хорошенько, какой отвтственности подвергаете вы насъ, изъ-за чего пробуждаете спящій мечъ войны. Именемъ Бога, прошу васъ быть осмотрительне, вдь борьба двухъ такихъ государствъ никогда не обходилась безъ страшнаго пролитія крови, и каждая невинная капля ея будетъ воплемъ, жестокой жалобой на того, чья неправда отпустила мечъ, производящій такое опустошеніе между недолговчными смертными. Принявъ все это въ соображеніе, говорите, лордъ, и мы выслушаемъ и примемъ ваше мнніе, убжденные, что все, что вы скажете, омыто вашей совстью, какъ грхи крещеніемъ.
АРХІЕП. Выслушайте же меня, мой добрый государь, и вы, перы, обязанные жизнью, врностью и службой этому царственному престолу,— Противъ правъ вашего величества на Францію можно возразить только постановленіемъ, которое они приписываютъ Фарамунду и по которому: In terram Salicam mulieres ne succedant — женщины въ земл салической не наслдуютъ. Но Французы называютъ землей салической Францію, а издателемъ этого закона, исключителемъ женщинъ — Фарамунда, совершенно несправедливо. Ихъ же собственные достоврные писатели утверждаютъ, что земля салическая находится въ Германіи, между рками Салой и Эльбой, гд Карлъ великій, покоривъ Саксонцевъ, поселилъ часть Французовъ, которые, презирая германскихъ женщинъ за нкоторые нечестные обычаи, постановили закономъ, что женщины въ земл салической не наслдуютъ, и эта салическая земля, находящаяся, какъ я сказалъ, между Эльбой и Салой, и до сихъ поръ извстна въ Германіи подъ названіемъ Мейсена. Такимъ образомъ ясно, что законъ этотъ былъ постановленъ нисколько не для Франціи, что Французы овладли салической землей только спустя четыреста двадцать одинъ годъ по смерти мнимаго виновника этого закона — короля Фарамунда, который умеръ въ четыреста двадцать шестомъ году по пришествіи нашего Спасителя, а Карлъ великій покорилъ Саксонцевъ и поселилъ Французовъ за Салой въ восемьсотъ пятомъ. Кром того, ихъ писатели говорятъ, что король Пепинъ, свергнувшій Гильдерика, доказывалъ свое право на корону Франціи происхожденіемъ отъ Блитгильды, дочери короля Клотара. Точно также и Гуго Капетъ, завладвшій короной Карла, герцога лореньскаго — единственнаго мужскаго наслдника по прямой линіи отъ Карла великаго,— чтобъ придать своему похищенію хоть нкоторую тнь права, котораго въ сущности не имлъ, выдалъ себя за наслдника леди Лингаръ, дочери Карломана, сына императора Людвига, сына Карла великаго. Точно такъ и король Людвигъ десятый, единственный наслдникъ похитителя престола Капета, нося корону Франціи, не могъ успокоить своей совсти до тхъ поръ, пока не убдился, что прекрасная королева Изабелла, его бабушка, происходила по прямой линіи отъ леди Эрменгарды, дочери вышеупомянутаго Карла, герцога лореньскаго, и что этимъ бракомъ линія Карла великаго соединилась опять съ короной Франціи. Изъ всего этого ясно, какъ лтнее солнце, что права Пепина, Гуго Капета и успокоеніе Людвига основывались на родств съ женщинами, на правахъ женщинъ. Этихъ правъ короли Франціи держатся, и досел, на законъ же салическій опираются для того только, чтобъ уничтожить твои. Имъ лучше запутаться въ своихъ собственныхъ стяхъ, чмъ обнаружить, что ихъ право властвованія похищено у тебя и твоихъ предковъ.
К. ГЕН. И я могу предъявить мои требованія, не грша ни противъ права, ни противъ совсти?
АРХІЕП. Да падетъ этотъ грхъ на мою голову! потому что и въ ‘книг числъ’ сказано: умираетъ сынъ — наслдіе переходитъ къ дочери. Вступись же, государь, за свою собственность, разверни кровавое знамя, оглянись назадъ, на твоихъ могучихъ предковъ, ступай къ могил твоего великаго прадда, отъ котораго ведутся права твои, призови воинственный духъ его и твоего прадяди, Чернаго принца Эдуарда, разыгравшаго страшную трагедію на поляхъ Французскихъ, разбивъ вс силы Франціи,— между тмъ, какъ могущественный отецъ его стоялъ на холм и, улыбаясь, смотрлъ, какъ его львенокъ упивается кровью Французскаго дворянства.— О, дивный примръ англійской доблести! половина войска побораетъ гордыню всей Франціи, а другая стоитъ, улыбаясь, безъ всякаго дла, хладнокровнымъ зрителемъ!
ЕПИСК. Пробуди воспоминаніе объ этихъ славныхъ покойникахъ, возобнови мощной рукой своей ихъ подвиги. Ты ихъ наслдникъ, сидишь на ихъ трон, кровь и мужество, прославившія ихъ, текутъ въ твоихъ жилахъ, и ты, мой трижды могущественный повелитель, хоть и въ майскомъ еще утр юности, но созрлъ уже для длъ славныхъ, для предпріятій великихъ.
ЭКСТ. Твои братья короли и земные властители ждутъ, что ты возстанешь, какъ предшествовавшіе теб львы твоей крови.
ВЕСТМ. Они знаютъ, что ваше величество имете на это причину, средства, силы,— и вы, въ самомъ дл, имете ихъ. Ни у одного еще изъ королей Англіи не было дворянства богаче, подданныхъ врне, и сердца ихъ, оставивъ тла свои въ Англіи, расположились уже станомъ на равнинахъ Франціи.
АРХІЕП. Пусть же и тла послдуютъ за сердцами съ мечемъ, огнемъ и кровью, чтобъ возвратить права твои. Для этого мы, духовные, соберемъ твоему величеству, такую сумму, какой въ одинъ разъ духовенство никогда не собирало еще ни для одного изъ твоихъ предшественниковъ.
К. ГЕН. Но намъ надо вооружиться не для одного похода во Францію, необходимо оставить еще достаточныя силы и противъ Шотландцевъ, которые, безъ того, легко могутъ вторгнуться въ наши владнія.
АРХІЕП. Но наши предлы, мой повелитель, и безъ того достаточно защищены отъ хищныхъ пограничниковъ.
К. ГЕН. Мы разумемъ не однихъ бродягъ, мы боимся общаго вторженія Шотландіи, которая, для насъ, всегда была алчнымъ сосдомъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: Who hath been still а giddy neighbour… По экземпляру Колльера: Who hath been still а greedy neighbour…}. Вы можете прочесть, что при каждомъ поход моего великаго прадда во Францію, Шотландцы стремительно вторгались въ его незащищенное королевство огромными полчищами, какъ потокъ въ промоину, тревожили обезсиленную страну жестокими попытками, облагали города и замки тягостной осадой, и что беззащитная Англія приходила въ ужасъ отъ этого опаснаго сосда.
АРХІЕП. Который, однакожь, не столько вредилъ, сколько пугалъ, потому что вотъ, ваше величество, какой примръ подала себ сама же Англія: — когда все ея рыцарство было во Франціи, когда она оставалась печальною вдовицей своего дворянства, она не только съумла защитить себя, но взяла еще въ плнъ короля Шотландіи, заключила его какъ забглаго звря, и потомъ переслала во Францію, чтобъ увеличить свиту Эдуарда {Въ прежнихъ изданіяхъ: To fill king Edward’s fame… По экземпляру Колльера: То fill king Edward’s train…} плнными королями, чтобъ обогатить наши лтописи, какъ обогащается илъ морскаго дна потонувшими кораблями и несмтными сокровищами.
ВЕСТМ. Есть однакожь очень старая и очень справедливая пословица: ‘Хочешь восторжествовать надъ Франціей — управься прежде съ Шотландіей’. Вылетлъ только орелъ-Англія на добычу, и ласка-Шотландія, тотчасъ же вползаетъ въ неохраненное гнздо его, высасываетъ царственныя яица, и разыгрывая мышь въ отсутствіи кошки, рветъ и душитъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: То spoil and havock… По экземпляру Колльера: То tear and havock…} боле, чмъ можетъ състь.
ЭКСТ. Изъ чего слдуетъ, что кошка должна оставаться дома? но это нисколько не неизбжная еще необходимость {Въ прежнихъ изданіяхъ: Yet that is but а crush’d necessity… По экземпляру Колльера: Yet that is not а crush’d necessity…}, такъ какъ у насъ есть и замки для храненія запасовъ, и отличныя ловушки для воришекъ. Между тмъ какъ вооруженная рука сражается вн государства, осмотрительная голова защищаетъ себя дома, потому что правленіе, какъ бы оно ни дробилось, все-таки хранитъ созвучіе, сливаясь въ полный и естественный финалъ, какъ музыка.
АРХІЕП. Потому Небо и длитъ человческое общество разными призваніями, приводя вс его силы въ постоянное движеніе, поставляя повиновеніе какъ бы цлью. Такъ дйствуютъ и пчелы — созданія, которыя законами природы научаютъ насъ устройству многолюднаго государства. У нихъ есть царица и государственные служители {Въ прежнихъ изданіяхъ: officers of sorts… По экземпляру Колльера: officers of state…}, изъ которыхъ нкоторые, какъ градоначальники, смотрятъ дома за порядкомъ, другіе, какъ купцы, ведутъ вншнюю торговлю, третьи, какъ солдаты, вооруженные жалами, собираютъ дань съ лтнихъ бархатистыхъ почекъ и весело возвращаются съ своей добычей домой, къ главной ставк царицы, которая, съ царственной заботливостью, наблюдаетъ какъ распвающіе строители выводятъ золотые своды, какъ мирные граждане мсятъ медъ, какъ бдные поденщики съ тяжелыми ношами тснятся въ узкихъ воротахъ, какъ мрачные судьи, жужжа сердито, передаютъ блднымъ палачамъ лниво-звающихъ трутней. Изъ этого я вывожу,— что многое, вполн стремящееся къ одному и тому же, можетъ дйствовать весьма разнообразно, что, какъ нсколько стрлъ, пущенныхъ съ разныхъ мстъ, попадаютъ въ одну цль, какъ много дорогъ приводятъ въ одинъ городъ, какъ много быстрыхъ потоковъ вливаются въ одно соленое море, какъ много линій сходятся въ центръ солнечныхъ часовъ,— такъ точно и тысячи разнообразныхъ дйствій, нисколько не мшая и не вредя одно другому, приводятъ къ одному прекрасному концу. И потому, во Францію, государь. Раздли твою счастливую Англію на четыре части, возьми одну четверть съ собой, и ею ты приведешь всю Галлію въ трепетъ. Если же мы, съ силами втрое большими, не съумемъ защитить нашего порога отъ собаки — такъ пусть же она рветъ насъ, пусть народъ нашъ лишится названія храбраго и искусснаго въ длахъ государственныхъ.
К. ГЕН. (Всходя на тронъ). Позовите же пословъ Дофина. (Одинъ изъ свиты уходитъ.) Мы ршились, и съ помощію Бога и вашей, благородныя мышцы нашего могущества, мы заставимъ Францію, такъ какъ она наша, покориться намъ, или разгромимъ ее совершенно, будемъ полнымъ ея властелиномъ и всхъ ея, почти королевственныхъ герцогствъ, или сложимъ наши кости въ жалкую урну безъ могилы и памятника. И громко заговоритъ исторія о нашихъ подвигахъ, или могила наша, будетъ безмолвна, какъ турецкой нмой,— не почтится даже и восковой эпитафіей.
Входятъ Французскіе послы.
Теперь мы готовы выслушать чего хочетъ нашъ любезный братъ, Дофинъ, такъ какъ намъ извстно, что вы посланы имъ, а не королемъ.
ПОСОЛ. Угодно вашему величеству, чтобъ мы высказали наше порученіе свободно и вполн, или мы ограничимся только намекомъ на желаніе Дофина и вину нашего посланія?
К. ГЕН. Мы не тиранъ, а король христіанскій, страсти котораго подчинены милосердію, скованы какъ преступники въ нашихъ темницахъ, и потому передавайте порученіе Дофина съ полной, смлой откровенностью.
ПОСОЛ. Вотъ оно въ короткихъ словахъ. Ваше величество посылали недавно во Францію съ требованіемъ нкоторыхъ герцогствъ въ силу правъ вашего великаго предшественника Эдуарда третьяго. Въ отвтъ на это требованіе, принцъ, нашъ повелитель, говоритъ, что оно слишкомъ отзывается вашей юностью, что во Франціи ничего нельзя выиграть плясками, что вамъ не бражничать въ ея герцогствахъ, и потому посылаетъ вамъ этотъ боченокъ сокровищъ, боле соотвтствующихъ вашему характеру, съ просьбою не помышлять боле о герцогствахъ, которыхъ требуете. Вотъ порученіе Дофина.
К. ГЕН. Взгляни, дядя, что это за сокровища?
ЭКСТ. Мячи, мой повелитель.
К. ГЕН. Мы очень рады, что Дофинъ такъ любезенъ съ нами. Благодаримъ за его подарокъ и за трудъ вашъ. Когда мы подберемъ къ этимъ мячамъ ракетки, мы, съ Божіей помощью, сыграемъ съ нимъ во Франціи на корону его отца. Скажите ему, что онъ вызвалъ такого игрока, что вс дворы Франціи смутятся, какъ начнутъ летать мячи наши. Мы понимаемъ, почему онъ напоминаетъ намъ буйное наше время, онъ не знаетъ, какъ мы имъ воспользовались. Мы никогда не обольщались бднымъ престоломъ Англіи, и потому, живя вдали отъ двора, предавались грубому своеволію, вн дома всегда какъ-то веселе.— Но скажите Дофину, что я не унижу моего сана: буду королемъ, покажу все величіе души моей {Въ прежнихъ изданіяхъ: and show my sail of greatness… По экземпляру Колльера: and show my soul of greatness…}, когда взойду на тронъ моей Франціи. Здсь я слагалъ съ себя мою царственность, трудился какъ поденщикъ, но тамъ я возстану въ такомъ блеск, что ослплю глаза всей Франціи, не исключая и глазъ самого Дофина. Скажите вашему шутливому принцу, что его насмшка превратила его мячи въ каменныя пушечныя ядра, что на его душу ляжетъ тяжелая вина опустошительнаго мщенія, которое полетитъ вмст съ ними, потому что насмшка, эта отсметъ у многихъ тысячъ женъ любимыхъ мужей, отсметъ сыновъ у матерей, отсметъ много замкoвъ во прахъ, и многимъ незачатымъ и нерожденнымъ еще подастъ причину проклинать дерзость Дофина. Но все это во власти Бога, на котораго полагаю вс мои надежды, и во имя Его-то, скажите это Дофину, приду я мстить за себя какъ смогу, подниму правдивую руку за дло правое. Ступайте же съ миромъ и скажите Дофину, что его шутка окажется страшной пошлостью, возбудивъ не смхъ, а вопли тысячей.— Дать имъ охранный отрядъ.— Прощайте.
ЭКСТ. Забавное посланіе.
К. ГЕН. Мы, надюсь, заставимъ покраснть пославшаго. (Сходитъ съ трона.) И потому, благородные лорды, не пропускайте ни одного благопріятнаго часа къ ускоренію нашего похода, теперь, посл Бога, у насъ одна только мысль: Франція. Приготовьте въ наискорйшемъ времени все нужное для этой войны, придумайте все, что можетъ придать больше перьевъ крыльямъ необходимой поспшности {Въ прежнихъ изданіяхъ: with reasonable swiftness… По экземпляру Колльера: with seasonable swiftness…}. Съ Божіей помощью, мы проучимъ Дофина передъ дверьми дома отцовъ его. Пусть каждый напряжетъ вс свои умственныя силы, чтобъ осуществить это прекрасное предпріятіе.
Ну вотъ, все юношество Англіи пылаетъ, толковые вздоры сброшены въ гардеробы, оружейники хлопочутъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: Now thrive the armourers. По экземпляру Колльера: Now strive the armourers…}, и только мысль о слав наполняетъ грудь каждаго. Продаютъ паствы, чтобъ купить коня, и слдуютъ за зеркаломъ всхъ христіанскихъ королей съ окрыленными пятами, какъ англійскіе Меркуріи. Въ воздух сидитъ Ожиданіе и скрываетъ мечъ, на который отъ рукояти до острія нанизаны короны императорскія, герцогскія и дворянскія, предназначенныя для Генриха и его сподвижниковъ. Франція, извщенная объ этихъ страшныхъ приготовленіяхъ, трепещетъ и блдною политикой старается отвратить предпріятіе Англіи. О, Англія!— образецъ внутренняго величія, какъ маленькое тло съ огромнымъ сердцемъ,— чего бы ты ни сдлала, когда потребуетъ того честь, еслибъ вс твои дти были истинны и врны?— Но, посмотрите, Франція отыскала въ ней гнздо пустыхъ грудей, которыя наполняетъ вроломными кронами. Три преступные человка,— одинъ, Ричардъ графъ Кэмбриджь, другой, лордъ Скрупъ Мэшамъ, и третій, соръ Томасъ Грей, рыцарь норсомберлэндскій,— обольщенные Французскимъ золотомъ, о, истинно злодйскимъ золотомъ {Тутъ игра созвучіемъ словъ gilt — золото, и guill — преступленіе.}, составили заговоръ съ трусливой Франціей, и краса всхъ королей умретъ отъ рукъ ихъ въ Сосамтон прежде, чмъ взойдетъ на корабль, если только адъ и измна сдержатъ свое общаніе. Вооружитесь же терпніемъ и простите злоупотребленіе разстояній, котораго требуетъ это представленіе. Деньги взяты, злоди сговорились, король выхалъ изъ Лондона, и сцена перенесется въ Сосамтонъ. Тамъ будетъ театръ нашъ, тамъ придется сидть и вамъ. Оттуда мы благополучно перевеземъ васъ во Францію и потомъ возвратимся домой, умоливъ узкій проливъ чтобъ онъ даровалъ вамъ покойный перездъ {Избавилъ отъ морской болзни.}, потому что намъ не хочется, чтобъ отъ нашей піесы пострадалъ хоть одинъ желудокъ. Но до прізда короля въ Сосамтонъ, мы не перенесемъ нашей сцены отсюда.
Входятъ Нимъ и Бардольфъ.
БАРД. Очень радъ, что встртилъ васъ, капралъ Нимъ.
НИМЪ. Здравствуйте, лейтенантъ Бардольфъ.
БАРД. Скажите, помирились вы съ знаменосцемъ Пистолемъ?
НИМЪ. Что мн Пистоль, я говорю мало, а выйдетъ случай — на удары не поскуплюсь {Въ прежнихъ изданіяхъ: there schall be smiles… По экземпляру Колльера: there schall be smiles…}, будетъ тамъ что будетъ. Драться, конечно, запрещено, но я зажмурюсь и выставлю мечъ мой. Онъ хоть и изъ простенькихъ, но жарить сыръ — годится, выноситъ холодъ такъ же, какъ и всякой другой, а въ томъ-то и вся штука.
БАРД. Я устрою завтракъ, чтобъ помирить васъ, и тогда мы побратаемся и пойдемъ вмст во Францію. Согласны, добрый капралъ Нимъ?
НИМЪ. Клянусь, я не прочь пожить такъ долго, какъ только смогу — это самое врное, а не придется — пусть будетъ что будетъ. Вотъ и все тутъ.
БАРД. Оно конечно, капралъ, онъ женился на Нелль Квикли, и она, конечно, оскорбила васъ, потому что въ самомъ дл дала вамъ слово.
НИМЪ. Не говорю ничего, чему быть — тому не миновать. Люди могутъ вдь спать, могутъ въ это время имть при себ и горло свое, а у ножей, говорятъ, бываетъ остріе. Что будетъ, то будетъ, пусть терпніе сморенная кляча, да кляча-то эта все-таки дотащится. Надобно же быть концу. Я ничего не говорю.
Входятъ Пистоль и Мистрисъ Квикли.
БАРД. Вотъ и знаменосецъ Пистоль съ женой. Сдлайте же одолженіе, добрый капралъ, не заводите ссоры.— Какъ поживаете, любезнйшій хозяинъ?
ПИСТ. И ты, подлая собака, смешь называть меня хозяиномъ? Клянусь этой рукой, я гнушаюсь этимъ названіемъ, и моей Нелль не держать уже жильцевъ.
КВИКЛ. Да, клянусь честью, скоро, скоро откажусь совершенно, вдь мы не можемъ принять къ себ на хлбы и какихъ-нибудь двнадцати или четырнадцати двушекъ, которыя честно промышляютъ своими иголками, безъ того, чтобъ не сказали тотчасъ же, что у насъ домъ разврата. (Huмъ обнажаешь мечъ.) О, Господи, вотъ, капралъ Нимъ ужь и обнажаетъ — быть жесточайшему прелюбодйству и убійству. Добрый лейтенантъ Бардольфъ,— добрый капралъ, не предпринимайте ничего, нимъ. Пфу!
ПИСТ. (Обнажая мечъ.) Тфу, теб самому, исландская собака! востроухой исландской ублюдокъ!
КВИКЛ. Добрый капралъ Нимъ, покажите, что вы храбрый человкъ, вложите мечъ въ ножны.
НИМЪ. Убирайся!— Попадись ты мн только solus.
ПИСТ. Solus, архи-пакостная собака? О, подлая ехидна! въ твою изумительную рожу этотъ solus, въ твои зубы, въ твою глотку, въ твои ненавистныя легкія, въ твой желудокъ, и что еще хуже,— въ твою срамную пасть этотъ solus. Я обращаю этотъ solus назадъ, въ твои кишки, потому что могу воспламениться, потому что курокъ Пистоля взведенъ, и яркій огнь послдуетъ.
НИМЪ. Я вдь не Барбасонъ {Одинъ изъ злыхъ духовъ.}, теб не заклясть меня. Я въ расположеніи отвалять тебя порядкомъ. Забудешься, Пистоль — я, по чести, отдую тебя моимъ мечемъ, какъ смогу, согласишься пройтись со мной — я, по чести, пощекочу немного требуху твою, какъ смогу, вотъ теб и вся штука.
ПИСТ. О, хвастунъ подлйшій, проклятое, бшеное животное! Могила зіяетъ, и безумная смерти близка, испускай же послднее дыханіе!
БАРД. (Обнажая мечъ.) Послушайте, послушайте, что скажу я. По рукоять будетъ этотъ мечъ въ груди перваго кто нанесетъ ударъ, клянусь честью солдата!
ПИСТ. (Влагая мечъ въ ножны.) Клятва мощи великой, и бшенство смирится. Дай же мн лапу свою, переднюю свою мн лапу дай, могучь твой духъ ужасно!
НИМЪ. (Влагая мечъ въ ножны,) А горло-то, по чести, я все-таки когда-нибудь перехвачу теб, вотъ и вся штука.
ПИСТ. Это значитъ coupe le gorge? Взываю жь тебя снова. О, гнусный Критскій песъ, ты думаешь завладть супругою моею! Врешь, въ лчебницу ступай, возьми тамъ изъ солильной кади позора прокаженную коршуниху Крессидиной породы, Доль Тиршитъ по прозванью, и женись себ на ней. Я же имю и буду имть quondam Квикли единственной женою, и — pauca, сего довольно.
МАЛЬЧ. Хозяинъ Пистоль, ступайте къ моему господину, и вы, хозяйка. Онъ очень боленъ, хочетъ лечь въ постель.— Добрый Бардольфъ, всунь свой носъ подъ его одяло вмсто грлки, ей-богу, онъ очень боленъ.
БАРД. Пошолъ, мерзавецъ.
КВИКЛ. Да, онъ того и смотри сдлается пудингомъ для воронья, король умертвилъ его сердце. Любезный супругъ, приходи же скорй. (Уходитъ съ Мальчикомъ,)
БАРД. Дайте же помирить васъ. Намъ надо отправиться во Францію вмст. Что за чертовщина, разв у насъ ножи для того, чтобъ рзать горла другъ другу?
ПИСТ. Пусть потоки выступаютъ изъ береговъ и вс демоны ревутъ о пищ!
НИМЪ. Отдашь восемь шиллинговъ, которые пробилъ?
ПИСТ. Тотъ подлый рабъ, кто платитъ.
НИМЪ. Но я хочу, чтобъ ты заплатилъ, и теперь же — вотъ и вся штука.
ПИСТ. Мужество ршитъ. (Обнажая мечъ свой снова.) Обнажай.
БАРД. Клянусь этимъ мечемъ, я убью перваго, кто нанесетъ ударъ, убью этимъ мечемъ.
ПИСТ. Мечъ — клятва, а клятвы должны имть свое дйствіе.
БАРД. Капралъ Нимъ и ты, хотите быть друзьями — такъ будьте же друзьями, не хотите — будете моими непріятелями. Прошу вложить мечи.
НИМЪ. Отдашь восемь шиллинговъ, что пробилъ мн?
ПИСТ. Получишь цлый нобль, и чистоганомъ, и вина дамъ теб, и дружба и братство соединятъ насъ, и я буду жить у Нима, и Нимъ у меня. Не такъ ли? Вдь при войск, я буду маркитантомъ, барышей будетъ вдоволь. (Влагая мечъ въ ножны.) Давай же руку.
НИМЪ. Ты отдашь мн мой нобль?
ПИСТ. Чистоганомъ, врнйшимъ образомъ.
НИМЪ. Дло, вотъ и вся штука.
КВИКЛ. Если вы рождены женщинами, спшите скорй къ сэръ Джону. Бдный, бдный, его такъ трясетъ жгучая квотидіана-терціана, что и смотрть-то жалости. Голубчики вы мои, пойдемте же къ нему, пойдемте.
НИМЪ. Король сыгралъ съ нимъ прескверную штуку — вотъ и вся штука.
ПИСТ. Нимъ, ты сказалъ великую истину, сердце его разломано, растерзано.
НИМЪ. Король добрый король, но чему быть, тому ужь и быть, и у него есть свои штуки и продлки.
ПИСТ. Постуемъ о рыцар, мы же, ягнятки, поживемъ еще.
Входятъ Экстеръ, Бедфордъ и Вестморлэндъ.
БЕДФ. Ей-богу, его величество слишкомъ ужь смло довряется этимъ измнникамъ.
ЭКСТ. Ихъ скоро арестуютъ.
ВЕСТМ. Обращеніе ихъ такъ льстиво и непринужденно, какъ будто бы въ груди ихъ царила преданность, увнченная честью и непоколебимой врностью.
БЕДФ. Королю извстны вс ихъ замыслы, чего они и не подозрваютъ.
ЭКСТ. И человкъ, который былъ его сопостельникомъ {Названіе сопостелыіика (bedfellow), которое кажется намъ теперь нсколько страннымъ и неприличнымъ, было очень обыкновенно. Обычай спать вмст продолжался до половины семнадцатаго столтія, если не позже.}, котораго онъ осыпалъ своими царскими милостями, продаетъ его жизнь, жизнь своего государя, за иноземное золото!
Трубы. Входятъ Король Генрихъ, Скрупъ, Кэмбриджь, Грей, Лорды и свита.
К. ГЕН. Втеръ благопріятенъ, и мы сейчасъ же сядемъ на корабли. Лордъ Кэмбриджь, и вы, добрый лордъ Мэшамъ, и вы, любезнйшій рыцарь,— скажите, какъ вы думаете, пробьемся ли мы съ войскомъ, которое беремъ съ собой, сквозь вс силы Франціи и достигнемъ ли цли, для которой его собрали?
СКРУП. Безъ всякаго сомннія, мой повелитель, если только каждый сдлаетъ все что въ силахъ его.
К. ГЕН. О, въ этомъ я не сомнваюсь, вдь мы вполн убждены, что не уводимъ съ собой ни одного сердца, которое бы не сливалось въ одно прекрасное созвучіе съ нашимъ, что не оставляемъ здсь ни одного, которое бы не желало намъ успха и побды.
КЭМБР. Никогда не было еще монарха, котораго бы такъ боялись и любили, какъ ваше величество, не найдешь, полагаю, и подданнаго, который былъ бы недоволенъ или несчастливъ подъ благодатною снью вашего правленія.
ГРЕЙ. Такъ, даже бывшіе враги вашего родителя, залили свою желчь медомъ, и служатъ вамъ сердцами, составленными изъ долга и усердія.
К. ГЕН. Тмъ боле должны мы быть благодарными, и мы скорй забудемъ услуги нашей собственной руки, чмъ должное вознагражденіе заслугъ и достоинствъ, но заслугамъ и достоинствамъ.
СКРУП. И служба примется работать закаленными мышцами, и надежда, освжая силы, заставитъ трудиться для вашего величества непрестанно.
К. ГЕН. Мы сами такъ думаемъ.— Дядя Экстеръ, освободите человка, котораго вчера взяли за то, что онъ поносилъ насъ, мы приписываемъ это его нетрезвому состоянію, и потому, обдумавъ хорошенько {Въ прежнихъ изданіяхъ: And on his more advise… По экземпляру Колльера: And on our more advise…}, прощаемъ его.
СКРУП. Это, конечно, милосердо, но и слишкомъ ужь безпечно. Нтъ, государь, пусть онъ будетъ наказанъ, или ваше снисхожденіе родитъ еще боле подобныхъ преступленій.
К. ГЕН. О, будемъ же все-таки милосерды.,лордъ.
КЭМБР. Ваше величество можете быть милосерды и наказывая.
ГРЕЙ. Ваше величество, и наказавъ его строжайшимъ образомъ, окажете великую уже милость, даровавъ ему жизнь.
К. ГЕН. Ваша любовь и заботливость о насъ, слишкомъ уже жестоки противъ этого бдняка. Если и на ничтожный проступокъ, сдланный въ пьяномъ вид, намъ нельзя смотрть сквозь пальцы, какъ же сильно должны мы вытаращить глаза, когда имъ представится государственное преступленіе разжеванное, проглоченное и переваренное?— Мы хотимъ, чтобъ его освободили, хотя Кэмбриджь, Скрупъ и Грей, движимые драгоцнной и нжной заботливостью о нашей особ, и требуютъ наказанія.— Обратимся опять къ походу во Францію. Кому общали мы назначенія?
КЭМБР. Мн, ваше величество. Вы приказали напомнить вамъ объ этомъ ныньче.
СКРУП. Точно также и мн, государь.
ГРЕЙ. И мн, мой повелитель.
К. ГЕН. Такъ вотъ ваше, Ричардъ графъ Кэмбриджь,— ваше, лордъ Скрупъ Мэшамъ,— и ваше, сэръ Грей Норсомберлэидскій,— прочтите, и вы увидите, какъ хорошо извстны намъ ваши достоинства.— Лордъ Вестморлэндъ, дядя Экстеръ, мы сядемъ на корабли ныншней же ночью.— Что съ вами, джентльмены?— Что нашли вы въ этихъ бумагахъ, что такъ ужасно поблднли?— Посмотрите, какъ они перемнились въ лиц, щеки ихъ — бумага.— Что жь прочли вы въ нихъ такое, чтобъ могло устрашить, согнать кровь съ лицъ вашихъ?
КЭМБР. Я сознаюсь въ моей вин, и покоряюсь милосердію вашего величества.
ГРЕЙ и СКРУПЪ. Молимъ его и мы.
К. ГЕН. Милосердіе, которое такъ еще недавно одушевляло насъ — подавлено, убито вашими же совтами. И вамъ ли, постыдитесь, говорить о милосердіи, ваши же собственные доводы обращаются теперь противъ васъ, рвутъ какъ собаки господъ своихъ.— Посмотрите, благородные принцы и пэры, на этихъ чудищь Англіи! Вотъ лордъ Кэмбриджь — вы знаете, какъ охотно наша любовь надляла его всмъ, что слдовало его сану, и этотъ человкъ, за нсколько ничтожныхъ кронъ — вступилъ легкомысленно въ заговоръ, поклялся, по проискамъ Франціи, умертвить насъ здсь, въ Хамтон, въ томъ же поклялся и этотъ рыцарь, обязанный намъ не мене Кэмбриджа.— Но, что сказать о теб, лордъ Скрупъ, о теб, жестокое, неблагодарное, безчеловчное созданіе? Ты владлъ ключемъ всхъ моихъ тайнъ, теб была открыта вся глубь души моей, ты и меня самого, еслибъ вздумалъ употребить на свои потребы, могъ бы вычеканить, какъ золото,— была ли жь какая возможность, чтобы подкупъ иноземца могъ извлечь изъ тебя и искорку зла на вредъ хоть даже пальцу моему? Это до того немыслимо, что и при полнйшей,какъ черное на бломъ ясной, очевидности, я едва врю глазамъ своимъ. Измна и убійство, вчно соединенныя, какъ супругъ на все стакнувшихся демоновъ, дйствуютъ такъ естественно, такъ согласно своей природ, что не возбуждаютъ никакого удивленія, но ты, наперекоръ всему, и измн и убійству заставилъ дивиться, — и кто бъ ни былъ хитрый демонъ, такъ извратившій тебя, адъ присудитъ ему первенство надъ всми. Другіе демоны, подстрекая на измну, заплатятъ, прикрываютъ вчное осужденіе лоскутьями, цвтомъ, видомъ лицемрнаго благочестія, овладвшій же тобою — возстановилъ, подвигъ тебя на измну, не соблазняя ничмъ, кром разв названія измнника. И еслибъ этотъ самый демонъ, одурачившій тебя такъ непостижимо, обошелъ своей львиной походкой всю вселенную — возвратившись въ неизмримый тартаръ, онъ сказалъ бы легіонамъ своихъ товарищей: ‘Никогда уже не добыть мн ни одной души такъ легко, какъ добылъ душу этого Англичанина’.— О, какъ страшно заразилъ ты подозрніемъ сладость доврчивости! Встртится ли человкъ врный своему долгу — и ты былъ таковъ же. Покажется ли скромнымъ и образованнымъ — и ты казался такимъ же. Отличайся знаменитымъ родомъ — и ты имъ отличался. Кажись набожнымъ — и ты имъ казался. Пусть онъ будетъ воздерженъ, чуждъ бурныхъ страстей, необузданной веселости и вспыльчивости, не увлекайся пыломъ крови, будь твердъ духомъ, убранъ, облеченъ въ скромныя совершенства, не дйствуй глазомъ безъ уха, не довряй никому безъ должнаго обсужденія — что жь, вдь и ты казался такимъ же, точно такъ же совершеннымъ. Твое паденіе оставило родъ пятна, которое отнын заставитъ заподозрвать и самаго лучшаго, совершеннйшаго человка. И все-таки я буду плакать о теб, потому что твоя измна представляется мн, какъ бы вторымъ грхопаденіемъ.— Преступленіе очевидно. Арестуйте ихъ, предайте кар закона, и да проститъ имъ Господь ихъ замыселъ!
ЭКСТ. Ричардъ графъ кэмбриджьскій, я арестую тебя, какъ государственнаго измнника. Генрихъ лордъ Скрупъ мэшамскій, я арестую тебя, какъ государственнаго измнника. Томасъ Грей, рыцарь норсомберлэндскій, я арестую тебя какъ государственнаго измнника.
СКРУП. Правосудно обнаружилъ Господь заговоръ нашъ, и меня сокрушаетъ не столько смерть, сколько мое преступленіе, которое, хоть и поплачусь за него тломъ, молю ваше величество простить мн.
КЭМБР. Меня обольстило не золото Франціи, хоть я и допустилъ его, какъ побудительную причину къ скорйшему исполненію замышленнаго, но теперь, благодарю Всевышняго за предотвращеніе, которому и въ самый часъ смерти, отъ души буду радоваться, умоляя Господа и васъ простить мн.
ГРЕЙ. Никогда еще врный подданный не радовался открытію опаснйшаго заговора такъ, какъ радуюсь теперь я, что предупрежденъ нашъ проклятый замыселъ. Государь, простите мн вину мою, не прощая тла.
К. ГЕН. Да проститъ васъ Господь! Выслушайте приговоръ вашъ. Вы замышляли противъ нашей царственной особы, соединились съ отъявленнымъ врагомъ, приняли изъ его сундуковъ золотой задатокъ нашей смерти, обязались умертвить вашего короля, предать его принцевъ и перовъ рабству, его подданныхъ угнетенью и позору, и все его королевство опустошенью. За насъ самихъ мы не хотимъ мстить, но мы слишкомъ дорожимъ благоденствіемъ нашего королевства, которое вы замышляли погубить, и за это мы предаемъ васъ кар его законовъ.— Ступайте же, жалкіе безумцы, на смерть, и да даруетъ вамъ Господь, по своему милосердію, силу принять ее терпливо и раскаяться искренно во всхъ вашихъ преступленіяхъ.— Возьмите ихъ. (Заговорщиковъ уводятъ.) Теперь, лорды, во Францію, походъ этотъ будетъ славенъ, какъ для насъ, такъ и для васъ. Мы убждены въ счастливомъ, блестящемъ успх его, потому что самъ Всевышній такъ благодатно обнаружилъ страшную измну, подстерегавшую насъ на дорог, чтобъ помшать нашимъ начинаніямъ, мы убждены, что путь нашъ очищенъ теперь отъ всхъ препятствій. И потому, любезные соотечественники, медлить нечего, предадимъ себя въ руки Господа, и за дло. Живо въ море, впередъ знамена брани, не король я Англіи, если не буду королемъ Франціи.
Лондонъ. Домъ мистрисъ Квикли въ Истчипъ.
Входятъ Пистоль, Мистрисъ Квикли, Нимъ, Бардольфъ и Мальчикъ.
КВИКЛ. Сладчайшій супругъ мой, прошу, позволь проводить тебя до Стеньса.
ПИСТ. Нтъ, мужественное сердце мое скорбитъ и безъ того. Бардольфъ, будь бодръ, Нимъ, возбуди хвастливыя свои жилы, мальчуганъ, всщетинь свое мужество, потому что Фольстэфъ умеръ, и мы должны скорбть объ этомъ.
БАРД. Я бы хотлъ быть съ нимъ, гд бъ онъ ни былъ, и на неб, и въ аду.
КВИКЛ. Нтъ, онъ наврно не въ аду, онъ на лон Артура {Вмсто Авраама.}, если только человкъ попадалъ когда-нибудь на лоно Артура. Онъ умеръ такъ прекрасно, заснулъ какъ дитя только что крещеное, онъ отошелъ ровнехонько между двнадцатымъ и первымъ, въ самый промежутокъ между приливомъ и отливомъ. Когда я увидала, что онъ началъ ощупывать и дергать одяло, играть цвтами и улыбаться, глядя на кончики пальцевъ — я тотчасъ догадалась, что ему одна ужь дорога, потому что носъ его завострился какъ перо на зеленомъ письменномъ стол {Въ прежнихъ изданіяхъ: and’а babbled of green fields… По экземпляру Колльера: on а table of green frieze…}.— Что, какъ вы, сэръ Джонъ? спросила я, полноте, не унывайте.— А онъ тутъ и закричалъ: ‘Боже, Боже, Боже!’ раза три или четыре.— Вотъ я, чтобъ утшить его, стала уговаривать, чтобъ онъ не думалъ о Бог, что ему нисколько еще не нужно безпокоить себя такими мыслями. Ну онъ и попросилъ меня положить побольше одялъ на ноги, я подсунула руку подъ одяло и пощупала его ноги — холоднехоньки какъ камень, пощупала потомъ колнки, и такъ все выше и выше — и все холодно, какъ камень.
НИМЪ. Говорятъ, что онъ проклиналъ хересъ?
КВИКЛ. Да, да, проклиналъ.
БАРД. И женщинъ.
КВИКЛ. Нтъ, женщинъ не проклиналъ.
МАЛЬЧ. Какъ же не проклиналъ? Онъ говорилъ, что он воплощенные демоны.
КВИКЛ. Ну да, онъ никогда не терплъ тлеснаго {Квикли переворачиваетъ употребленное мальчикомъ слово incarnate — воплощенный, въ carnation — тлесный цвтъ.}, этотъ цвтъ былъ всегда противенъ ему.
МАЛЬЧ. Сказалъ, какъ-то разъ, что за женщинъ не миновать ему когтей дьявола.
КВИКЛ. Нкоторымъ образомъ иногда онъ дйствительно нападалъ на женщинъ, но тогда онъ былъ въ хандр и говорилъ о вавилонской распутниц.
МАЛЬЧ. А помните, какъ онъ, увидавъ блоху на носу у Бардольфа, сказалъ, что это черная душа жарится на адскомъ огн.
БАРД. И дрова, поддерживавшія огонь этотъ — вышли, и онъ — вс сокровища, которыя я пріобрлъ, служа ему.
НИМЪ. Не пора ли однакожь въ дорогу? король, наврное, выступилъ ужь изъ Сосамтона.
ПИСТ. Да, отправляемся.— Любовь моя, протяни же ко мн уста свои. Береги мои пожитки и движимое. Да правитъ тобой благоразуміе, значитъ: возгласъ ‘Гуляй и плати’, не врь никому, потому что клятвы — солома, мужская совсть — вафли, а замокъ — единственная врная собака, мой утеночекъ, посему caveto да будетъ твоимъ совтчикомъ. Ну, оботри же кристаллы свои.— Братья по оружію, во Францію, сосать, сосать, подобно лошадинымъ піявкамъ, кровь, настоящую кровь!
МАЛЬЧ. Да вдь это, говорятъ, весьма нездоровая пища.
ПИСТ. Коснитесь нжныхъ устъ ея, и маршъ.
БАРД. (Цлуя Квикли.) Прощай, хозяйка.
НИМЪ. Я не могу цловать, вотъ оно что, прощай просто.
ПИСТ. Будь бережлива, сиди дома — я повелваю теб.
КВИКЛ. Прощайте, прощай!
Франція. Комната во дворц короля.
Входятъ Король Франціи со свитой, Дофинъ, Герцогъ бургундскій, Конетабль и другіе.
К. ФРАН. Англичане идутъ на насъ съ огромными силами, и намъ необходимо серьёзно позаботиться о возможности дать имъ царственный отпоръ. Герцоги беррійскій, бретаньскій, брабантскій и орлеанскій, вы отправитесь, точно также, какъ и ты, Дофинъ, со всевозможной поспшностью, и снабдите наши крпости людьми храбрыми и всми нужными для обороны средствами, потому что вторженія Англичанъ быстры, какъ воды въ водоворот пучины. Слды, оставленные на нашихъ поляхъ этими опасными, по такъ часто пренебрегаемыми Англичанами, видны еще и теперь, и должны же наконецъ научить насъ осторожности.
ДОФИН. Могущественный родитель, ни слова, что намъ слдуетъ вооружиться противъ врага, потому что и въ мирное время, хотя бы не было въ виду никакой войны, королевство не должно погружаться въ бездйственное усыпленіе,— должно, напротивъ, постоянно заниматься сборами, смотрами и укрпленіями, какъ бы ожидало войны. Поэтому, и я скажу: намъ слдуетъ отправиться и осмотрть слабыя мста Франціи, но не обнаруживая ни малйшаго признака боязни, какъ бы при всти, что Англія замышляетъ проплясать въ Троицынъ день мавританскій танецъ. Англія, мой повелитель, управляется теперь такъ сумазбродно, скипетръ ея подчиненъ причудамъ такого пустаго, тщеславнаго, безразсуднаго юноши, что не можетъ уже страшить.
КОНЕТ. Полноте, Дофинъ, вы страшно ошибаетесь въ этомъ корол. Послушайте только разсказы послднихъ вашихъ пословъ, съ какимъ величіемъ выслушалъ онъ ихъ посланіе, какъ онъ богатъ благородными совтниками, какъ скроменъ въ своихъ возраженіяхъ и вмст съ тмъ, какъ страшенъ непоколебимой ршимостью,— и вы поймете, что его прежніе безпорядки только вншняя сторона Брута, прикрывавшаго свой умъ мантіей глупости, какъ огородники покрываютъ навозомъ корни, чтобъ они дали побги и раньше и нжне.
ДОФИН. Нтъ, нтъ, благородный Конетабль? Положимъ однакожь, что вы правы — это будетъ даже благоразумне. Готовясь къ оборон, всегда лучше предполагать врага далеко сильнйшимъ, чмъ кажется, потому что такимъ образомъ оборона приметъ должные размры, пренебреженіемъ же такъ легко уподобиться скряг, который, сберегая какой-нибудь лоскутокъ, портитъ цлое платье.
К. ФРАН. Итакъ, принцы, предположимъ же, что король Генрихъ силенъ, и приготовимся встртить его надлежащимъ образомъ. Годъ его отълся нами, онъ порожденіе кровожаднаго поколнія, губившаго насъ и на стезяхъ нашей родины: доказательство — слишкомъ памятный позоръ роковаго сраженія при Кресси, въ которомъ вс наши принцы были взяты въ плнъ рукой Эдуарда, чернаго принца вэльсскаго, тогда какъ надменный отецъ его {Въ прежнихъ изданіяхъ: his mountain sire… По экземпляру Колльера: his mighty sire…}, стоя на холм, рисовался въ воздух, увнчанный золотымъ солнцемъ, и, улыбаясь, смотрлъ, какъ его геройственное смя уродовало созданія природы, уничтожало образцовыя произведенія, надъ которыми Господь и отцы Франціи трудились цлые двадцать лтъ. Генрихъ — втвь этого побдоноснаго дерева, и намъ нельзя не опасаться и его врожденной мощи и его предназначенія.
ГОНЕЦ. Послы короля Англіи просятъ допуска къ вашему величеству.
К. ФРАН. Мы выслушаемъ ихъ сейчасъ же. Введите ихъ. (Гонецъ и нсколько человкъ изъ свиты уходятъ.) Видите ли, друзья, какъ горячо гонитъ эта охота.
ДОФИН. Обернитесь — и остановите преслдованіе, вдь трусливыя собаки лаютъ всего сильне, когда то, чему он грозятъ бжитъ далеко передъ ними. Отдлайте Англичанъ хорошенько, чтобъ знали какой монархіи вы глава. Самонадянность, государь, всегда благородне самоуниженія.
Входитъ Экстеръ со свитой.
К. ФРАН. Отъ нашего брата Генриха?
ЭКСТ. Отъ него, и вотъ привтъ его вашему величеству:— Именемъ Бога всемогущаго требуетъ онъ, чтобъ вы разъоблачились, сложили съ себя заимствованное величіе, которое, по милости неба, но законамъ природы и народовъ, принадлежитъ ему и его наслдникамъ, чтобъ вы передали ему корону Франціи со всми, широко раскинувшимися правами, которыя придали ей обстоятельства и время. А чтобъ вы не думали, что это какое-нибудь вздорное требованіе, не имющее никакой законности, вытащенное изъ червоточинъ временъ давнопрошедшихъ, вырытое изъ праха забвенія — (Подавая ему бумагу) онъ посылаетъ вамъ эту чрезвычайно замчательную родословную, во всхъ частяхъ совершенно врную и непреложную, предлагаетъ вамъ просмотрть ее и проситъ, если найдете, что онъ дйствительно происходитъ отъ знаменитаго и достославнаго предка своего, Эдуарда третьяго — отказаться отъ короны и королевства, которыя такъ несправедливо похищены у него, истиннаго и законнаго, но самому рожденію, властелина.
К. ФРАН. А не согласимся?
ЭКСТ. Прибгнетъ къ кровавому принужденію, потому что, спрячете корону въ самое сердце — онъ и туда вторгнется за нею, и для этого, для вынужденія силой, если просьбы не подйствуютъ, идетъ онъ сюда ярою бурей, съ громомъ и трусомъ земли, какъ Юпитеръ. Самимъ небомъ заклинаетъ онъ васъ передать ему корону изъ состраданія къ бднякамъ, для которыхъ голодная война эта разверзаетъ уже широкую пасть свою, слагаетъ на вашу голову слезы вдовъ, крики сиротъ, кровь убитыхъ, стоны двъ о мужьяхъ, отцахъ, женихахъ, которые погибнутъ въ этой распр. Вотъ его просьба, угроза и мое посланіе къ вашему величеству, но, кром того, я имю еще особое порученіе къ Дофину.
К. ФРАН. Мы подумаемъ, и завтра передадимъ вамъ нашъ отвтъ брату Генриху.
ДОФИН. Дофинъ здсь. Что же шлетъ ему король Англіи?
ЭКСТ. Заявленіе полнйшаго неуваженія, пренебреженія, презрнія и всего что только не унизитъ достоинства посылающаго. Вотъ что говоритъ король мой: не подсластитъ его величество, вашъ родитель, горькой насмшки вашего посланія полнымъ удовлетвореніемъ всхъ его требованій, онъ позоветъ васъ за нее къ такому отвту, что и погреба и чреватые подвалы Франціи возропщутъ на вашу дерзость и возвратятъ вамъ вашу насмшку отголоскомъ его пушекъ.
ДОФИН. Скажите же ему, если отвтъ моего отца будетъ дружественный, что это противъ моего желанія, потому что я ничего такъ не жажду, какъ войны съ Англіей. Съ этой цлью послалъ я ему и парижскіе мячи, которые такъ соотвтствуютъ его суетности и легкомыслію.
ЭКСТ. И за это задрожитъ вашъ парижскій Лувръ, хотя бы онъ былъ главнымъ дворомъ могущественной Европы. Вы увидите — точно также, какъ съ удивленіемъ увидали и мы, его подданные,— ужаснйшую розницу между его прежней жизнью и теперешней. Теперь онъ взвшиваетъ время до самомалйшаго мгновенія и это покажутъ вамъ ваши собственныя потери, если онъ останется во Франціи.
К. ФРАН. Завтра вы узнаете наше ршеніе.
ЭКСТ. Отпустите насъ какъ можно скоре, иначе король нашъ явится сюда и самъ, чтобъ узнать причину нашей медленности, онъ вступилъ уже въ предлы Франціи.
К. ФРАН. Отпустимъ безъ всякой задержки, и съ добрыми предложеніями. Что такое ночь? одинъ вздохъ, самый короткій срокъ для отвта на такой важный вопросъ.
Такъ перелетаетъ наша проворная сцена на крылахъ воображенія, съ быстротой, не уступающей самой мысли. Предположите, что вы видли короля на хамтонской плотин, какъ онъ, прекрасно-вооруженный, садился на корабль и какъ его славный флотъ опахивалъ юнаго Феба шелковыми вымпелами. Дайте волю вашей фантазіи: пусть она представитъ вамъ, какъ юнги карабкаются по пеньковымъ снастямъ, какъ рзкій свистокъ прекращаетъ смутный говоръ, какъ крпкіе парусы надуваются {Въ прежнихъ изданіяхъ: Born with the invisible… По экземпляру Колльера: Blown with the invisible…} незримыми, тихо-подкрадывающимися втрами и заставляютъ огромные корабли браздить море, напирая грудью на гордые валы его. Вообразите, что вы стоите на берегу и смотрите, какъ пляшетъ на непостоянныхъ волнахъ цлый городъ, потому что городомъ кажется величественный флотъ, идущій къ Гарфлеру. Слдуйте, слдуйте за нимъ! вцпитесь вашимъ воображеніемъ въ кормы кораблей и оставьте вашу Англію, тихую, какъ мертвая полночь, оберегаемую старцами, дтьми и дряхлыми женщинами — только отжившимъ или недожившимъ до силы и крпости, потому что кто же, у кого хоть одинъ волосокъ пробился на подбородк, не захотлъ бы слдовать во Францію за этимъ избраннымъ рыцарствомъ?— Напрягайте, напрягайте ваше воображеніе! смотрите, вотъ осажденный городъ, пушки, обращенныя гибельными звами къ обложенному Гарфлеру, стоятъ на своихъ лафетахъ. Представьте, что посолъ возвратился и говоритъ Генриху, что король Франціи предлагаетъ ему свою дочь Катарину и за ней въ приданое нсколько маленькихъ, очень незначительныхъ герцогствъ. Предложеніе это не нравится, проворный пушкарь касается фитилемъ адскихъ пушекъ, и (Шумъ и пушечная пальба.) он громятъ все передъ собою. Будьте же такъ добры, продолжайте и за симъ пополнять наше представленіе вашимъ воображеніемъ. (Уходитъ.)
Франція. Передъ Гарфлеромъ.
Шумъ битвы. Входятъ Король Генрихъ, Экстеръ, Бедфордъ, Глостеръ и Солдаты съ лстницами.
К. ГЕН. Еще разъ, еще разъ въ проломъ, друзья мои,— пробьемся, или замкнемъ его своими трупами! Въ мирное время ничто не краситъ такъ мужа, какъ кротость и смиреніе, но когда буря войны свищетъ въ уши — подражайте тиграмъ, напрягайте мышцы, воспламеняйте кровь, прикрывайте врожденную доброту личиной зврообразной ярости, придавайте глазамъ грозное выраженіе и пусть они выглядываютъ изъ портовъ {Отверстія въ корабл для пушекъ.} головы, какъ мдныя пушки, пусть брови нависнутъ надъ ними такъ же страшно, какъ разъденная скала надъ своимъ основаніемъ, подмытымъ бурнымъ, сокрушительнымъ океаномъ. Скрежещите теперь зубами, раздуйте ноздри какъ можно шире, затаите дыханіе и напрягите вс силы души до высочайшей степени!— Впередъ, впередъ, благородные Англичане! въ вашихъ жилахъ течетъ кровь отцовъ испытанныхъ въ ратномъ дл, отцовъ, которые, какъ столько же Александровъ, сражались въ сихъ странахъ отъ восхода до заката, и влагали мечи только по недостатку противниковъ. Не осрамите матерей вашихъ, докажите, что вы въ самомъ дл сыны мужей, которыхъ называли отцами. Будьте примромъ для людей низшаго происхожденія, покажите имъ какъ должно сражаться.— И вы, добрые поселяне взрощенные Англіей, докажите силу страны васъ вскормившей, дайте намъ возможность поклясться, что вы достойны своей отчизны, въ чемъ мы впрочемъ и не сомнваемся, потому что между вами нтъ ни одного столь низкаго и подлаго, чтобъ глаза его не сверкали благороднымъ пламенемъ. Я вижу, вы, какъ гончія на сворахъ, готовы ринуться. Дичь поднята — за ней, на приступъ!— Господь за Генриха! Англія и святый Георгъ! (Шумъ битвы и пушечная пальба.)
Войска проходятъ черезъ сцену, за ними входятъ Нимъ, Бардольфъ, Пистоль, и Мальчикъ.
БАРД. Впередъ, впередъ! въ проломъ, въ проломъ!
НИМЪ. Остановись, капралъ, сдлай милость, остановись, сча слишкомъ ужь жарка, а вдь у меня не десять жизней. Это черезчуръ ужь горячая шутка, вотъ теб и вся псня.
ПИСТ. И вполн правдивая, потому что тутъ шутокъ не оберешься.
Удары сверкаютъ,
Вассалы Господни,
Падутъ, умираютъ!
И мечъ и щитъ,
На почв кровавой,
Внчаются славой.
МАЛЬЧ. Я бы желалъ сидть лучше въ Лондон, въ какомъ-нибудь шинк, я отдалъ бы всю мою славу за стопку эля и за безопасность.
ПИСТ. И я. Да,
Еслибъ все сбывалось
Что бъ ни желалось —
Что хочу свершилъ бы,
Отсель укатилъ бы.
МАЛЬЧ. Врно, хоть и не такъ нелицемрно, какъ пнье птички на втк.
ФЛЮЭЛ. А, шортъ восьми! Вперетъ, въ проломъ, сопака! вперетъ бестльникъ! (Гоните ихъ.)
ПИСТ. Будь же милосердъ, вождь великій, къ сынамъ персти, укроти свою ярость, укроти мужественную свою ярость! Укроти свою ярость, вождь доблесный! смири свою ярость, мой соколикъ, будь снисходителенъ, сладчайшій мой голубеночикъ!
НИМЪ. Хороши шутки!— ваша милость шутитъ прескверно. (Нимъ, Пистоль, Бардольфе и за ними Флюэлльне уходятъ.)
МАЛЬЧ. Какъ я ни молодъ, а трехъ этихъ хвастуновъ разгадалъ вполн. Я служу всмъ тремъ, но служи они мн — они не годились бы мн и вс трое, потому что и три такихъ шута не составятъ еще человка. У Бардольфа хоть рожа-то и красная, да печень-то блая, и оттого онъ грозенъ только съ виду, и не драчливъ нисколько. У Пистоля языкъ преубійственный, а мечъ самый безвредный, и оттого онъ не щадитъ словъ и бережетъ мечъ. Нимъ услыхалъ какъ-то, что люди малоговорящіе самые храбрые, и оттого, чтобъ не прослыть трусомъ, не произноситъ даже и молитвъ своихъ, и немногія скверныя слова его — точь въ точь что и немногія хорошія дла, потому что онъ никогда еще не прошибалъ ничьей головы, кром своей собственной, да и то о какой-нибудь столбъ, мертвецки напившись. Они воруютъ все, что ни попадетъ подъ руку, и называютъ это пріобртеніемъ. Бардольфъ укралъ какъ-то футляръ лютни, протащилъ его двнадцать миль и продалъ за три полпенса. Нимъ и Бардольфъ, по воровству, родные братья, въ Кале они стянули печную лопатку, и этотъ подвигъ убдилъ меня, что они готовы таскать даже и уголья {Carry coals — сносить всякое оскорбленіе.}. Имъ хотлось бы, чтобъ и я познакомился съ карманами другихъ, также коротко, какъ платки, или перчатки, но это сильно претитъ моему мужеству, потому что перекладывая изъ чужихъ кармановъ въ свои, я наполнилъ бы ихъ зломъ. Надо оставить ихъ, поискать службы получше, мой слабый желудокъ не переноситъ ихъ гнусности, и потому я долженъ извергнуть ее. (Уходитъ.)
Входитъ Флюэлльнъ и за нимъ Гооръ.
ГООРЪ. Капитанъ Флюэлльнъ, васъ требуютъ къ подкопамъ, герцогъ Глостеръ желаетъ говорить съ вами.
ФЛЮЭЛ. Къ подкопи? скажите герсокъ, не карашо поткодить къ подкопи, потому, витите, подкопи стланъ не по правила военна искусства, внутренность уклубленъ недостатошно, и непріятель — ни мошетъ объяснить это герсокъ — потвелъ контра-мина на шетыре-ярдъ нише. Клянусь Спаситель, я думай онъ всорветъ все, когта не бутетъ лютши распоряженіи.
ГООРЪ. Герцогъ Глостеръ, которому поручены осадныя работы, положился во всемъ на ирландскаго инженера, вполн достойнаго джентльмена.
ФЛЮЭЛ. На капитанъ Мэкморисъ, не такъ ли?
ГООРЪ. На него.
ФЛЮЭЛ. Клянусь Спаситель, онъ наибольши оселъ въ мір. Я, витите, докашу, што онъ снаетъ истинна военна искусства, римска военна искусства, не больше маленька шенокъ.
Мэкморисъ и Джэми показываются въ отдаленіи.
ГООРЪ. Вотъ и онъ съ шотландскимъ капитаномъ Джэми.
ФЛЮЭЛ. Капитанъ Дшэми утивителыю храбрій джентльменъ, это врно, и въ тревни война онъ ошень свдусша и искусна, какъ я самтилъ это по его распоряшеній. Клянусь Спаситель, въ рассуштеніи правила древни римски война онъ не уступитъ никакой военна шеловкъ въ мір.
ДЖЭМИ. Добраго утра, капитанъ Флюэлльнъ {Въ подлинник Джэми говоритъ по-англійски какъ Шотландецъ, а Мэкморисъ — какъ Ирландецъ, чего не передашь никакимъ ломаньемъ русскаго языка.}.
ФЛЮЭЛ. Страствуйте, добри капитанъ Дшэми.
ГООРЪ. Что это значитъ, капитанъ Мэкморисъ, что вы оставили подкопы? Бросили ихъ, отказались минеры?
МЭКМ. Бросили, протрубили отступленіе, и, вотъ вамъ Христосъ, прескверно сдлали. Клянусь моей рукой и душой моего отца, прескверно сдлали, что бросили ихъ. Черезъ какой-нибудь часъ, вотъ вамъ Христосъ, я взорвалъ бы городъ непремнно. Скверно, скверно сдлали, клянусь моей рукой, скверно сдлали!
ФЛЮЭЛ. Капитанъ Мэкморисъ, я, витите, попросилъ бы у васъ посволени вступить теперь съ вами въ нкоторій диспутъ, въ род, витите, разсушдени или друшеска бестъ, отшасти касательно правила военна искусства, римска военна искусства,— отшасти, для утовлетворени мое мнній, и отшасти, витите, для утовлетворени мои понятій касательно правила военна дисциплинъ, и это главномъ обрасъ.
