Сибирскіе колонизаторы.
Сибирскіе колонизаторы.
II.
Генералъ отъ коммерціи.
II.
Генералъ отъ коммерціи.
Мишла.
‘Русская Мысль’, кн. X, 1883
Генерал от коммерции, Орфанов Михаил Иванович, Год: 1883
Время на прочтение: 15 минут(ы)
Банковскіе, акціонерные и иные крахи недавно, сравнительно, стали у насъ на Руси зауряднымъ, будничнымъ явленіемъ, еще очень не далеко то время, когда подобный единичный случай вызывалъ цлую бурю толковъ и коментарій не только въ журналистик, но и въ обществ. Все сколько-нибудь образованное, грамотное живо интересовалось какъ ходомъ самаго дла, такъ и его финаломъ. Всюду слышалось негодованіе на возмутительную нашу халатность, на мазурнически составленные уставы разныхъ учрежденій, предоставлявшихъ полную возможность ловкому ‘дльцу’ урвать круглый кушъ сравнительно безнаказанно, ибо еще вопросъ, гд лучше жить: въ Кіев ли, положимъ, на директорскомъ оклад въ 6—10 тысячъ рублей въ годъ, или же въ Томск или Иркутск, имя ‘запаснаго капитала’ тысячъ триста — пятьсотъ чистенькими? Можетъ быть, это и былъ ‘вопросъ’ для кого-нибудь, думающаго, что и честное имя иметъ свою цнность, но для нашего героя, Семена Симхи Цукеркопфа, или, какъ значилось на его визитныхъ карточкахъ, Семена Семеновича Кнопфа, знающаго основательно практически ариметику до ‘правила товарищества’ включительно, тутъ не могло и быть ‘вопроса’.
Маленькій, черненькій жиденокъ, невдомо какими путями, очутился внезапно директоромъ банка въ К—. Нечего и говорить о его радости: онъ весь сіялъ и въ самое короткое время отпустилъ саб брюшко, по которому прихотливо извивалась массивная золотая цпочка съ цлой коллекціей брелоковъ. Тогда-то онъ изъ Семена Симхи Цукеркопфа превратился въ Семена Семеновича Кнопфа. Не подумайте, что онъ крестился,— нтъ, просто самовольно сталъ такъ называться при новыхъ знакомствахъ, подписывать частную переписку и, какъ мы уже видли, и карточки такія завелъ, онъ добился того, что, постепенно, даже близкіе знакомые стали называть его Семеномъ Семеновичемъ. Жилъ онъ припваючи года полтора, вчно веселый, довольный собой, безпечный, и никто, конечно, не думалъ, что онъ съ перваго же дня своего директорства началъ подумывать о лучшемъ способ пріобртенія ‘запаснаго капитала на черный день’.
Однажды, по дламъ банка, ему понадобилось създить въ Петербургъ мсяца на два, и наканун онъ задалъ пріятелямъ развеселую пирушку, на которой первый тостъ былъ, конечно, за процвтаніе банка и за успхъ того дла, по которому халъ хлопотать herr Кнопфъ, какъ его величали многочисленные кліенты, колонисты-нмцы.
Никто изъ провожавшихъ не предполагалъ, что онъ видитъ милйшаго, гостепріимнаго Семена Семеновича въ послдній разъ, однако, такъ вышло, — то-есть видть-то они его увидли, но при какой обстановк!… ‘Бдный’ Семенъ Семеновичъ сидлъ на скамь подсудимыхъ, а ихъ, провожавшихъ его нкогда въ Питеръ съ такимъ весельемъ, вызвали поголовно въ судъ — кого въ качеств ‘прикосновеннаго’ лица, кого свидтелемъ. Sic transit… и проч.
Случилось это такъ: остановившись въ Питер въ Знаменской гостиниц, Семенъ Семеновичъ дятельно сталъ приводить въ исполненіе давно обдуманный планъ, не предвщавшій ему въ будущемъ ничего, кром денегъ, денегъ и денегъ… Проще сказать, онъ при участіи нсколькихъ лицъ, большею частью евреевъ же, сталъ передлывать билеты и свидтельства своего банка такимъ образомъ, что изъ сторублеваго съ прибавленіемъ одного нуля выходилъ у него тысячерублевый, изъ послднихъ тмъ же способомъ фабриковалъ десятитысячные и т. д., и дло шло такъ успшно, что онъ начиналъ уже помышлять о конц этого предпріятія, но не усплъ: одинъ изъ участниковъ, наживъ тысячъ тридцать на этой операціи, ршился, для спасенія своей шкуры, предать благодушнаго Семена Семеновича, и, по его указаніямъ, въ номеръ къ Семену Семеновичу нагрянула полиція какъ разъ во время процесса поддлки бумагъ. Всхъ арестовали. Долго тянулось слдствіе, которое, между прочимъ, открыло интересное обстоятельство, свидтельствующее о замчательной предусмотрительности нашего героя, едва поступивъ директоромъ и разсматривая уставъ банка, онъ нашелъ, что можетъ, на основаніи его, сразу взять хорошія деньги, что, конечно, и исполнилъ.
Относительно учета векселей въ устав, между прочимъ, было сказано: представленный къ учету вексель купца, хотя бы временнаго по 1-й гильдіи, если на немъ есть бланкъ такого же купца, хотя бы и другого города, банкомъ принимается безъ затрудненія. Сразу сообразивъ, ‘какъ это понимать нужно’, помчался Семенъ Семеновичъ въ родныя Палестины: Шиловъ, Бердичевъ, Минскъ и другія и внесъ за разныхъ Мошекъ, Іосей и Дцекъ пошлины по первой гильдіи, написалъ отъ имени ихъ, какъ купцовъ 1-й гильдіи, массу векселей, за взаимнымъ поручительствомъ, и представилъ, чрезъ подставныхъ же лицъ, для учета въ банкъ, который, на основаніи спеціальнаго параграфа устава, ихъ и учелъ. Заплативъ гроши несчастнымъ 1-й гильдіи купцамъ, этимъ Мошкамъ и Ицкамъ, самъ Семенъ Семеновичъ зашибъ тутъ около четырехсотъ тысячъ рублей, и тогда уже похалъ въ Питеръ, предполагая и другой операціей зашибить столько же, если не больше, а затмъ ему грезилась ‘Америка’, гд длаютъ самые лучшіе гешефты въ мір. Хотя дло объ этихъ векселяхъ и раскрылось во всхъ подробностяхъ и несчастные Мошки и Ицки были посажены своевременно по острогамъ, однако, денегъ этихъ розыскать не могли,— Семенъ Семеновичъ уметъ ихъ хорошо прятать.
Наконецъ, насталъ день суда. Семена Семеновича судили по обоимъ дламъ сразу. Масса публики осаждала к—ій окружный судъ, желая взглянуть на геніальнаго человка. Держался онъ на суд необычайно добродушно, съ умиленіемъ слушалъ громовыя рчи прокурора, а въ патетическихъ мстахъ рчи даже вздыхалъ, сочувственно, какъ бы про себя, приговаривая: ‘Вше такъ было… Какъ они узше знать могють… Много бдный народъ потиралъ…’ Но это не помшало ему топить на суд своихъ товарищей по директорству (про Ицекъ и говорить нечего: о нихъ онъ отзывался не иначе какъ съ презрніемъ) и, несмотря на тьму ясныхъ и неопровержимыхъ противъ него уликъ, не сознался ни въ чемъ. Его признали виновнымъ и онъ былъ приговоренъ въ поселенію въ Восточную Сибирь, въ мста не столь отдаленный, съ лишеніемъ всхъ правъ состояніи. Черезъ годъ его уже встрчали въ И—к.
Въ И—къ это не былъ уже веселый, безпечный Семенъ Семеновичъ,— нтъ, это былъ удрученный горемъ, пострадавшій за чужія вины человкъ, ршившійся съ твердостью и терпніемъ, покориться своей несчастной участи. Въ И—къ онъ прибылъ пока съ одной женой, оставивъ многочисленное семейство на родин, пока самъ ‘не оглядится’, на рукахъ ддушки и бабушки. Знакомства сначала онъ заводилъ крайне осмотрительно, съ выдающимися купцами еврейскаго не происхожденія. Никто въ город, довольно многолюдномъ, не обращалъ вниманія на вновь появившагося еврейчика: мало ли ихъ? Между тмъ, ‘еврейчикъ’ не дремалъ, онъ зорко присматривался къ нашимъ сибирскимъ порядкамъ, къ служебному персоналу, и не разъ въ душ возносилъ благодарственное моленіе Іегов, допустившему его попасть въ эту ‘обтованную землю’, по невжеству русскихъ, называемую страшнымъ именемъ: ‘Сибирь!’ Съ любовью слдилъ онъ за дятельностью мстныхъ губернскихъ и окружныхъ дореформенныхъ судовъ, въ которыхъ дла, напримръ, по скупк ‘хищническаго’, или, попросту, краденаго золота тянулись по десяткамъ лтъ, несмотря на присутствіе въ дл и поличнаго, и ясныхъ свидтельскихъ показаній. Нравилась ему и жизнь чиновниковъ, сидвшихъ на вліятельныхъ мстахъ. Вс они жили хорошо, были хлбосольны, имли хорошее хозяйство. Рядомъ съ этимъ наблюденіемъ онъ сопоставлялъ размры ихъ окладовъ и съ радостью узналъ, что рдкій получаетъ до полуторы тысячи, а то все больше 600 руб., 750 руб. я 900 руб. въ годъ. Проживали же вс по 5—6 тысячъ! Удостоврившись въ врности своихъ наблюденій, онъ пришелъ къ убжденію въ необходимости завести знакомство съ чиновнымь людомъ, что удалось ему, по мстному выраженію, ‘легче легкаго’, ибо вс его первые знакомые — зажиточные купцы-евреи — были съ администраціей, не исключая и довольно высокопоставленныхъ особъ, въ самыхъ дружескихъ, даже интимныхъ отношеніяхъ. Когда его новые знакомые, случалось, спрашивали: ‘за что именно онъ сосланъ’, то Семенъ Семеновичъ только вздыхалъ, отиралъ фуляромъ небывалыя слезы и разстроеннымъ голосомъ говорилъ: ‘Чиво штарыя раны шивилить? Што било — то и есть! Я завсегда могъ бы оправдываться, да рази минь довруть, когда такой народъ билъ замшенъ?…’ И, наклоняясь жъ слушателю, онъ шепталъ на ухо такія имена, что тотъ въ изумленіи вскакивалъ:
— Да не можетъ быть!
— Я вамъ говору — врно! Нужно било кому-нибудь штрадать: ‘давай мы ентаго еврейчика ушлемъ, богъ изнаетъ куды,— за него вступиться некому…’ Ну, и вислали къ вамъ,— съ грустной улыбкой оканчивалъ исповдь Семенъ Семеновичъ.
Такого рода бесды происходили сначала на нейтральной почв, у общихъ знакомыхъ, богачей-евреевъ, а потомъ знакомство упрочилось. Длалъ Семенъ Семеновичъ, напримръ, такъ: вечеромъ одному изъ безчисленныхъ совтниковъ, начальниковъ отдленій, членовъ суда и т. д., мирно сидящему въ садик за чаемъ, кухарка докладываетъ, что пришелъ къ нему ‘какой-то незнакомый жидъ’.
— А что ему нужно?
— Да повидать васъ хочетъ,— но длу, говоритъ.
— Ну, приведи сюда, въ садъ, эту бестію.
‘Бестіей’ оказывался Семенъ Семеновичъ, который издали еще начиналъ раскланиваться и, подходя, какъ бы лавировалъ противъ втра.
— А, Семенъ Семеновичъ, какими судьбами?… Али длами сталъ заниматься? Что-жь, валяй! Мы хорошему человку рады,— добродушно смясь, встртилъ его совтникъ, тучный мужчина лтъ подъ сорокъ.— Вдь такихъ, какъ ты, говорятъ, ‘осталось двое въ мір, а ты, третій, въ Сибири…’ А, правда?— продолжалъ хозяинъ, приглашая садиться Семена Семеновича.
— Въ мір-то, можетъ, што тышечь есть полючи мине, мы люди неболшіе, — садясь на край садовой скамейки, отвчалъ Семенъ Семеновичъ.— А я къ вамъ шъ маленькой просьбой: виручите мине! Ви, кажется, курите цигарка?
— Курю, да дороги хорошія-то, канальство,— по невол трубку завелъ… А теб для чего знать?
— Жвольте видть, какова абштоятельства: я тоже куру цигарка, синку мой и пришлалъ мине изъ Одесса, шконтрабандомъ, тысячу штукъ, да вше крепкія, а я куру самова легкаго… Цигарка хорошія, дай, думаю, продамъ гашпадину совэтныку, они любять, я слихалъ, загранишны цигарки… Хотите, купайте? Такова товару ни здсь не сыщите.
— Коли не дорого возмешь, я, братъ, съ удовольствіемъ… Много-ль ихъ у тебя?
— Я вамъ принесъ польтысячи, а штальныя думаю Александру Ивановичу (прокурору) предлагать: они тоже любители цигарка курить.
— Такъ ты ихъ принесъ съ собой? Ну-ка, давай-ка попробуемъ. Не дороги, говоришь?
— Звстно, своя цана зъ васъ надо увзять, да ви шпервоначатія пробуйте,— и Семенъ Семеновичъ поднялся было съ намреніемъ пойдти за сигарами, которыя оставилъ въ прихожей.
— Куда ты? Мавра принесетъ, только скажи, гд ты ихъ оставилъ… Мавра! Ну, скорй иди сюда!… Принеси тамъ узелокъ въ передней.
Закуривъ сигару, совтникъ съ наслажденіемъ вдыхалъ ея ароматъ. По его мннію, сигары были очень хороши. ‘Красненькихъ полторы, за сотню стоютъ, не меньше’,— думалъ про себя
— Ну, што? Ндравятся вамъ цигарки?… Што?
— Ты говори, сколько стоютъ, а хороши или нтъ — теб все равно.
— Два шъ пальтинникомъ не будетъ дорого за сотню?
— Только?— изумился покупщикъ.— Да неужели он не дороже теб обошлись?
— Говору, што они шкондрабандомъ, увсякія биваютъ, полюче мы сиб вибираемъ.
Совтникъ, въ восторг отъ своей покупки, тотчасъ же платитъ деньги за сигары и не знаетъ чмъ угостить Семена Семеновича, не подозрвая, что тотъ ему за 2 руб. 50 коп. продалъ 20-ти рублевыя сигары, тутъ же въ город купленныя въ лучшемъ магазин. То же выдлывалъ онъ и съ другими, могущими пригодиться ему лицами: многосемейному онъ ‘по случаю’ продавалъ за баснословно-дешевую цну голландскаго полотна, рьяному охотнику уступалъ ‘шваво собственнаго ружье аглицкой работы’ тоже за безцнокъ и добился того, что не прошло и двухъ мсяцевъ съ начала его знакомства ‘въ гашпадами чиновниками’, какъ они въ одинъ голосъ твердили: ‘А что, господа, Кнопфъ, ей-богу, хорошій жидъ! Нтъ въ немъ этой скаредности. Давно ли знакомъ, а смотрите: онъ всмъ услужить готовъ’. И присутствующіе, конечно, единогласно подтверждали этотъ, вполн заслуженный Кнопфомъ, отзывъ.
Убдись въ дружескихъ къ нему отношеніяхъ гг. чиновниковъ, Кнопфъ ршился однажды объхать ихъ всхъ и пригласить на именины ‘шваво супруги’. Пріхали вс и были пріятно удивлены какъ разнообразіемъ водокъ, настоекъ, наливокъ и вина, такъ и богатйшею закуской, предшествовавшей обду. Самый же обдъ превзошелъ ихъ ожиданія,— до того онъ былъ обиленъ и вкусно приготовленъ. Со всхъ сторонъ только и раздавалось: ‘ай да молодчина, Семенъ Семенычъ! Честь теб и слава! И гд только въ это время могъ онъ найдти такую икру?’ и проч. Ликующій хозяинъ не выпускалъ бутылки изъ рукъ, обходя неустанно почетныхъ гостей и подливая имъ въ стаканы. Посл обда онъ представилъ имъ рыжеватаго, молодого еще жидка, одтаго очень прилично, по-европейски, съ очень симпатичнымъ, умнымъ лицомъ, отрекомендовавъ его мужемъ своей старшей дочери и пояснивъ, что зять и его жена такъ любятъ ‘насъ, штариковъ’, указывая при этомъ и на жену, полную, съ непомрно-развитымъ бюстомъ, въ неизмнномъ парик, и не проронивную за все время ни одного слова, еврейку, что ‘ршились хать къ мине въ ссилки’. къ этому онъ добавилъ, что у его зятя очень хорошее состояніе и что онъ не прочь бы заняться ‘дломъ’, напримръ, подрядами, что онъ, Кнопфъ, разсчитываетъ, что ‘гашпада чиновники’, сего благодтели’, помогутъ ‘молодому человку’ осуществить его пламенное желаніе быть полезнымъ краю, его пріютившему, исполненіемъ необыкновенно добросовстно всхъ обязательствъ, которыя выпадутъ на его долю. ‘Ждсь такъ не шполнятъ, какъ онъ’, закончилъ свою рчь Кнопфъ, указывая на скромно стоявшаго поодаль своего зятя. Захмлвшіе гости сочувственно отнеслись къ такому заявленію: ‘Что-жь, съ Богомъ! Кто что можетъ — для тебя сдлаетъ, Семенъ Семеновичъ, потому ты простой, душевный человкъ. Мы такихъ любимъ!’ Семенъ Семеновичъ, умиленный, кланялся, снова наливалъ въ бокалы шампанскаго и въ свою очередь горячо благодарилъ за милость и вниманіе, ему оказанныя. Одинъ изъ присутствовавшихъ, тотъ самый, который купилъ дешево сигары, даже въ азартъ вошелъ:
— У меня надняхъ будутъ торги, только не знаю, подойдутъ ли, братъ, они теб, — дружески облокотясь на Кнопфа, чуть не на всю комнату оралъ онъ, желая ‘по секрету’ передать ему эту новость, — больно велики: за пол-то-ра-ста тысячъ одинъ подрядецъ!— прокричалъ онъ, растягивая слово ‘полтораста’ и сдлавъ особое удареніе на немъ.
Кнопфъ скромно отвтилъ, что ‘было бы дло настоящее, а денегъ у нихъ будетъ хоть милліонъ, хоть два’, лишь бы было изъ-за чего работать.
Скоро все поутомилось, нкоторые засли ‘въ картишки перекинуться’, другіе поразъхались и Кнопфъ былъ въ восторг отъ своего праздника. Насчетъ подряда, о которомъ ему сообщилъ толстый совтникъ, онъ уже зналъ за мсяцъ до именинъ, причемъ давно высчиталъ вс могущіе быть барыши и убытки отъ этого дла.
Спустя недли полторы, по переторжк подрядъ остался за невдомымъ еще И—ку могилевскимъ 1-и гильдіи купцомъ Зильберманомъ (фамилія зятя Кнопфа), причемъ губернскій совтъ, гд происходили торги, былъ крайне изумленъ слдующимъ обстоятельствомъ: когда вскрыли запечатанные конверты всхъ, желавшихъ торговаться лицъ, то у Зильбермана оказалась заявленная цна какъ разъ на 1 руб. мене, чмъ самая малая изъ остальныхъ цнъ, принадлежавшая прежнему подрядчику, у котораго, можетъ быть, отъ прежнихъ подрядовъ и матеріала много осталось, теперь для него оказавшагося ненужнымъ.
— Каковъ нюхъ-то, ваше превосходительство!— шепнулъ старикъ-прокуроръ губернатору.— Вдь однимъ рублемъ, а сколько нагадилъ Петру Степановичу! Тотъ, я думаю, волосы на себ драть будетъ изъ-за этого рубля.
— Да и мн непріятно, долженъ признаться, — отвчалъ губернаторъ,— что подрядъ изъ-за глупаго рубля ушелъ отъ Петра Степановича и попалъ въ руки жида. Тотъ, все-таки, свой человкъ, а этотъ — чортъ его знаетъ, кто онъ такой!
— Его-то не знаю,— отвчалъ прокуроръ,— а тесть его прекрасный человкъ, нкто Кнопфъ, сосланный сюда по интригамъ, бывшій директоръ к—го банка (читатель не забылъ, вроятно, что Семенъ Семеновичъ уступилъ и ему партію превосходныхъ сигаръ).
Такъ эта исторія съ рублемъ и кончилась въ губернскомъ совт, въ город же она долго ходила съ коментаріями, весьма нелестными для толстаго совтника. Семена Семеновича эти слухи и толки ни мало не смущали: онъ радовался не столько удачно взятому подряду, сколько тому, что положено начало ‘длу’. Онъ отлично понималъ поговорку: ‘лиха бда начать’. Вскор ему удалось, тоже, конечно, на подставнаго Зильбермана, взять еще одинъ подрядъ, впереди еще ожидались ‘хорошаго дла’, но его смущало одно: мстный генералъ-губернаторъ терпть не могъ евреевъ и всячески,— въ предлахъ, разумется, законности, — стснялъ Кнопфа, а для наблюденія за выполненіемъ имъ перваго подряда, состоявшаго въ постройк новыхъ этаповъ во всей О—ой губерніи, онъ командировалъ самаго свирнаго архитектора съ прямымъ наказомъ: ‘постарайся изловить на мошенничеств подрядчика’ и чуть что замтитъ, сію же минуту дать мн знать, тогда явится возможность отстранить его отъ подряда и передать другому, потому что я не врю, чтобы жидъ исполнилъ подрядъ добросовстно’. Генералъ былъ правъ. Для Кнопфа, смло предложившаго низшую цну, подрядъ тогда только становился выгоднымъ, когда онъ могъ разсчитывать, что, при помощи взятки, на его работы будутъ смотрть сквозь пальцы, не придираясь къ буквальному исполненію контракта, и самая пріемка оконченныхъ работъ коммиссіей будетъ только заключаться въ веселой поздк гг. членовъ по новенькимъ этапамъ, съ приличнымъ везд отъ Кнопфа угощеніемъ дорогими винами и закусками и разными деревенскими развлеченіями, врод хороводовъ, поздокъ съ деревенскими красавицами куда-нибудь на рку, въ лсъ, съ весьма понятной развязной…
Суровое отношеніе къ Семену Семеновичу генерала и назначеніе наблюдающимъ за работами ‘архитектурнаго Аристида’ сильно озабочивали ‘бднаго труженика’. Сколько онъ ни соображалъ, никакъ не могъ придумать, что бы ему предпринять для умилостивленія суроваго генерала: про взятку и думать нечего, — генералъ въ этомъ случа былъ истый рыцарь, подкупить ближайшихъ его совтниковъ — дло возможное, но безполезное: старикъ зорко слдитъ самъ за Кнопфовскими подрядами и не дастъ себя провести. Все это такъ отравляло Кнопфу существованіе, что онъ въ душ уже начиналъ поругивать Сибирь.
Нкоторую часть своихъ огорченій онъ однажды повдалъ толстому совтнику, съ которымъ они пріятельски сошлись. Совтникъ слушалъ, слушалъ его, попивая портеръ, да какъ вскочилъ сразу и спросилъ:
— А сколько мн дашь, если я не только помирю тебя съ генералъ-губернаторомъ, а еще пріятелями посл станете?
— Кабы-то такъ,— уныло проговорилъ Семенъ Семеновичъ,— звстно, ничего не пожаллъ бы.
— Ты думаешь, шучу? Ей-ей нтъ, давай пять тысячъ — и устрою не дальше какъ черезъ десять дней, а то и скоре.
— На етова дла я бы и вше десять далъ, только нужно видать когда вше встроится вшамдл!
— Ну, ты мн коку съ сокомъ не подноси, ты думаешь, что если въ К— околпачилъ десятокъ дураковъ, такъ и тутъ тоже будетъ? Нтъ, братъ, на насъ зубы обломаешь! А давай сейчасъ, хоть при свидтеляхъ, пять тысячъ чистоганомъ, да слушайся меня, чрезъ недлю, много черезъ дв первымъ пріятелемъ у старика будешь.
— Чи ви фокусникъ, что такова дла длать можете? Я вже знаю што онъ мене съисть готовъ.
— Какъ хочешь, врь не врь, а сдлаю, если,— положимъ срокъ,— черезъ дв недли онъ не будетъ съ тобой ласковъ, я теб деньги назадъ отдамъ при тхъ же свидтеляхъ, при которыхъ возьму.
Увренность толстаго совтника отчасти сообщилась г. Кнопфу, у него даже дыханіе снерло отъ одной мысли о возможности устроить такой ‘гешефтъ’: въ немъ теперь боролись съ одной стороны страстное желаніе устроить это дло, съ другой — страхъ потерять даромъ такія деньги. Еслибъ онъ былъ увренъ въ хорошемъ результат, онъ ни на минуту не задумался бы дать и 25 тысячъ’ — такъ дорожилъ онъ расположеніемъ старика.
Совтникъ, между тмъ, прихлебывалъ изъ стакана, стараясь казаться по возможности равнодушне, даже насвистывалъ что-то, изрдка, какъ бы машинально, повторяя: ‘дло твое, братецъ,— какъ хочешь’.
Наконецъ, Кнопфъ ршился на послднее средство.
— Слюхайте, мы вотъ такъ сдлаемъ: тисчу я вамъ сейчасъ отдамъ, а четыре опосля жнакомства съ гиниралъ-гибернаторомъ,— врно?
— Мереклюндію-то мн не разводи, я, вдь, изъ ученыхъ,— тоже, братъ, въ гимназіи учились! Мы и по-вашему понимаемъ,— вашу-то поговорку тоже помнимъ: ‘рыба,— говорится,— фишъ, а гельдъ — офъ тишъ’. Вотъ теб и весь сказъ!
Какъ Кнопфъ ни торговался, совтникъ былъ неумолимъ: ‘какъ какой штатуй штоялъ’, посл разсказывалъ про него Семенъ Семеновичъ.
Черезъ два дня посл разговора Кнопфъ явился къ совтнику и, заявивъ, что онъ согласенъ дать денегъ ‘упэротъ’, заставилъ, однако, его покляться прахомъ отца его, что онъ, Кнопфъ, не будетъ обманутъ и, въ случа неудачи, получитъ свои деньги назадъ. Деньги были совтникомъ сосчитаны такъ спокойно, равнодушно и не торопясь положены въ столъ, что Кнопфъ не выдержалъ:
— Вамъ, видно, увсе равно, што деньги, што трава,— такъ ни это хладнокровно у взяли ихъ!
— Да что-шь мн? Деньги какъ деньги! Вдь только для тебя я мало спросилъ, хотлъ удружить теб,— съ другого я бы вдвое взялъ. Дло-то я долженъ обдлать не маленькое. Ты знаешь какой зврь нашъ старикъ-то?
Въ великому удивленію и радости Семена Семеновича, общаніе свое толстый совтникъ, повидимому, давалъ не на втеръ. Когда тотъ разсказахъ свой планъ Кнопфу, онъ, практикъ до мозга костей, не могъ не оцнить его подобающимъ образомъ. Секретъ состоялъ въ слдующемъ: генералъ-губернаторъ былъ человкъ очень искренній, набожный и ему чрезвычайно хотлось устроить въ казенномъ генералъ-губернаторскомъ дом церковь, помщеніе было очень обширное, такъ что съ этой стороны затрудненія не было. На его ходатайство изъ министерства разршеніе послдовало, но въ особой, для устройства церкви, сумм отказали. Своихъ средствъ у него не было, а привлечь мстныхъ богачей къ этой ‘своей прихоти’, какъ онъ ее называлъ, не ршался, такъ какъ онъ достаточно ихъ выпотрошивъ на разныя общественныя дла, напримръ, на постройку театра, клуба, на техническое училище, воспитательный домъ и т. п. Отказъ министерства очень огорчилъ его и онъ съ крайней грустью долженъ былъ отказаться отъ взлелянной имъ мечты. Хотя переписка съ министерствомъ о церкви шла секретно, такъ какъ онъ не хотлъ, чтобы, въ случа отказа, кто-нибудь зналъ о его неудач, тмъ не мене толстый совтникъ зналъ это досконально и думалъ воспользоваться именно этой неудачей. Онъ подробно разсказалъ Кнопфу это дло и предложилъ ему воспользоваться этимъ, т.-е. устроить на свой счетъ домашнюю церковь ‘старику’, что будетъ стоить не много — не боле пяти тысячъ, а что генералъ согласится на эту услугу, то онъ, совтникъ, за это ручается и хлопоты беретъ на себя.
— Вдь, ты пойми,— продолжалъ онъ,— въ качеств строителя, ты каждый день можешь бывать тамъ, наблюдать за матеріалами, за работами, а про старика и толковать нечего: пока послдній гвоздь не вобьютъ, его оттуда дымомъ не выкуришь. Этими постоянными встрчами ты и воспользуйся,— постарайся ему угодить.
— А какъ же ви издлыете это вше?
— Это не твоя печаль: получишь приглашеніе — напяливай фракъ, да тотчасъ же и явись. А, можетъ быть, ты согласишься креститься? Тогда было бы совсмъ хорошо!
— Што ви говорите!— перепуганно заговорилъ Семенъ Семеновичъ.— Да мине сичасъ наси вбьють!…
Совтникъ добродушно посмялся, успокоилъ Кнопфа, общаясь сообщать ему о ход дла, и они разстались очень довольные другъ другомъ.
Не будемъ передавать подробности хода этого дла, а скажемъ только, что слово совтникъ сдержалъ, и свои деньги заработалъ не даромъ. Какъ и черезъ кого онъ дйствовалъ на ‘старика’, не знаемъ, но фактъ постройки непрощеннымъ евреемъ православной цериви на-лицо, и послдовавшая затмъ дружба (иначе мы затрудняемся и опредлить т отношенія, которыя установились между главнымъ начальникомъ края и ссыльнымъ за мошенничество евреемъ) ‘старика’ съ Кнопфомъ свидтельствуетъ о полномъ успх затйливаго плана толстаго совтника.
Семенъ Семеновичъ вздохнулъ свободне: единственнаго, серьезнаго препятствія къ нажив ‘на законномъ основаніи’ не существуетъ. Все остальное или куплено, или же представляетъ такое ничтожество, въ смысл вліянія на дла, что Семенъ Семеновичъ только благодушно улыбается, когда ему случится услышать, что ‘вотъ-де что о васъ, уважаемый Семенъ Семеновичъ, такой-то исправникъ или засдатель говоритъ, будто вы,— конечно, черезъ своего довреннаго,— заставили крестьянъ такой-то волости, напоивъ ихъ до пьяна и ври помощи волостного писаря, дать вамъ какой-то приговоръ, которымъ они ршительно закабалились вамъ, и что онъ этого не хочетъ оставить такъ’.
— Богъ съ имъ, пусть говоритъ. Онъ еще молодой, совсмъ глюпій, не понимаетъ своего выгода,— спокойно отвчалъ на подобныя сообщенія Семенъ Семеновичъ, а потомъ, слышишь вдругъ, въ город идетъ разговоръ, мсяцъ или полтора спустя, о внезапномъ и всхъ удивившемъ удаленіи такого-то исправника или засдателя отъ должности. Вс недоумваютъ, почему бы это могло случиться, только Семенъ Семеновичъ посмивается себ въ бородку и предобродушно резонерствуетъ: ‘Гд ему служить!… Онъ билъ завсмъ глюпій. Это мсто надо умьный человкъ садить. Этотъ народъ мутитъ… Рази мошно?’
Подъ конецъ генералъ-губернаторства ‘старика’, Кнопфъ такую силу взилъ, что и чиновникамъ, врод его пріятеля, толстаго совтника, приходилось кланяться ему, а если онъ въ хорошемъ расположеніи духа, то и попросить ‘похлопотать о наградишк’, и — чудное дло!— если Кнопфъ пообщаетъ, то такъ и совершится. Про казенные подряды и говорить нечего: вс оставались за Зильберманомъ, т.-е. за Кнопфомъ. При крупныхъ длахъ онъ не брезговалъ и мелкими. Напримръ, въ город было всего три аптеки. Кнопфъ изъ трехъ купилъ дв и не купилъ третью только оттого, что нельзя было: она находилась при одномъ благотворительномъ учрежденіи. Деньги текли къ нему со всхъ сторонъ, да и другимъ было хорошо. Надо отдать ему справедливость, онъ за право длать всевозможныя пакости платилъ ‘блюстителямъ казеннаго интереса’ хорошо, по-барски, за то и не стснялся съ ними, уже давно онъ былъ ‘на ты’ ‘шъ ихъ высокоблагородьями, нашема блягодителями’, не исключая и толстаго совтника. Т только покряхтывали, сознавая, какою онъ сталъ силой.
Прошло два года дятельности Кнопфа въ ‘новомъ родин’, какъ онъ любилъ называть Сибирь, и вдругъ ‘старика’ смнили, назначеннаго на его мсто генерала никто не зналъ: какой онъ, гд служилъ прежде, какъ служилъ. По отдаленности отъ центральной власти, генералъ-губернаторъ въ Сибири — все: ‘хочетъ — съ кашей стъ, хочетъ — съ масломъ пахтаетъ’. Понятно, какъ сильно было возбуждено любопытство общества относительно новаго начальства. Даже мстный губернаторъ, самъ мтившій на это мсто, не зналъ ничего опредленнаго ‘объ этой выскочк’. Семенъ Семеновичъ же, задолго еще до назначенія, получилъ изъ-Питера точныя свднія, кто будетъ назначенъ и каковъ онъ. Незадолго до прізда, онъ ршился, наконецъ, повдать, каковъ будетъ новый начальникъ. По его словамъ, это идеалъ правителя, и что онъ, Кнопфъ, будетъ счастливъ имть дла съ такимъ человкомъ.
Для Кнопфа онъ оказался, дйствительно, необыкновенно удобнымъ человкомъ, только довольно дорогимъ. Этого на постройк церкви, нанрямръ, провести нельзя было, а надо было дйствовать прямо, на чистоту. Весь разговоръ у нихъ оканчивался двумя словами:
— Школьки?
— Столько-то.— Кнопфъ зналъ, что нужно дать ‘столько-то’, и давалъ, кряхтя, морщась, за то ужъ въ подрядахъ длалъ что хотлъ.
Былъ, напримръ, такой случай: довренный Кнопфа сдавалъ вновь выстроенный этапъ нарочно командированному архитектору. Кругомъ этапъ огороженъ особаго устройства заборомъ, носящимъ названіе ‘пали’. Пали эти длаются такимъ способомъ: берутъ длинныя, въ 7—8 аршинъ, бревна вершковъ четырехъ въ діаметр и врываютъ ихъ стоймя въ землю, плотно другъ къ другу, заостряя вершины ихъ и вкапывая, по контракту, не мене трехъ аршинъ въ землю. Архитекторъ попался молодой, вздумалъ проврить работы до тонкости и распорядился копать около палей, чтобъ удостовриться, какъ глубоко он вкопаны. Представьте же его изумленіе, когда посл двухъ-трехъ лопатъ бревна начали наклоняться и, наконецъ, упали, обнаруживъ, что они закопаны были не глубже полуаршина… Онъ сдлалъ пробу въ другомъ мст,— оказалось то же самое. Горячій архитекторъ составилъ, при участіи мстной земской полиціи, актъ для представленія начальству и отказался отъ дальнйшей пріемки подряда. Кнопфу, разумется, тотчасъ же дали знать, онъ немедленно явился къ генералъ-губернатору, произошелъ обычный діалогъ, молодого архитектора командировали чортъ знаетъ куда и зачмъ, а постройку принялъ другой, ‘опытный’. Такъ дло и кончилось. Забавно было слушать, когда объ этомъ разсказывалъ самъ Семенъ Семеновичъ, онъ искренно дивился глупости архитектора, вздумавшаго рыться въ земл.— ‘Какова иму тамъ и дло? У контракту исказано: пять аршинъ надъ землю. Пущай этого и мрить, а если у мине они хорошо стоять, крепко, зачего же вирывать ихъ? Хоть ихъ я просто приклеивалъ въ землю, да они стоять,— нечего землю и копать. Можно и пять аршинъ загонять уфъ земля, и можно, ихъ докопать. Тольки одн нипріятности для мине и для начальства!’.
Такъ устроилъ свою судьбу маленькій, полуграмотный жидокъ Соломонъ Симхи Цукеркопфъ. Благодарная мстная администрація пыталась даже ходатайствовать, ‘во вниманіе оказанныхъ имъ услугъ краю и многихъ крупныхъ пожертвованій на благотворительныя и общественныя дла’, о возвращеніи ему правъ состоянія, но, должно быть, Питеръ былъ не въ дух,— попытка эта потерпла фіаско.
Я забылъ упомянуть, что какъ только Кнопфъ упрочилъ свое положеніе, то невдомо какъ и откуда понахали десятки евреевъ, которые оказались все его близкой родней и которые тотчасъ же получили у него мста агентовъ, скупщиковъ и т. д. Теперь онъ буквально ‘генералъ отъ коммерціи’, ворочаетъ милліонами, иметъ золотые пріиски и массу разнообразныхъ длъ…