Газовый свет и дневной свет, Сала Джордж Огастес Генри, Год: 1869

Время на прочтение: 17 минут(ы)

ГАЗОВЫЙ СВТЪ И ДНЕВНОЙ СВТЪ.

Лондонскія сцены.

Джорджа Саля.

I.

ВИСЕЛЬНАЯ УЛИЦА.

‘Ghetto’ назначенъ для жительства евреевъ, ‘Фаналъ’ для греческихъ купцовъ, ‘Cannebi&egrave,re’ для марсельскихъ лодочниковъ, ‘Montagne Sainte Genevi&egrave,ve’ для ветошниковъ, улица ‘Holywell’ назначается для продавцевъ стараго платья, ‘Чэнсери-Лэвъ’ для адвокатовъ, ‘Пятая аллея’ для высшихъ классовъ, а Висльная Улица — для воровъ. Они живутъ тамъ, когда бываютъ въ город.
Конечно, это безобразное названіе для улицы, и еще безобразне то обстоятельство, что улица должна быть вертепомъ воровъ, но — это существуетъ на самомъ дл, хотя бы и подъ небольшимъ покрываломъ воображаемой живописности, чтобъ ни чьи нжный чувства не оскорблялись. Висльная улица и воры, воры и Висльная улица — существуютъ столь же открыто и гласно, какъ полуденное солнце.
Висльная улица находится только въ пяти минутахъ разстоянія отъ конторы ‘Household Words’. Она расположена въ предлахъ вднія полицейской караульни и полицейскихъ судовъ Боу-Стрита,— въ границахъ обычныхъ прогулокъ богачей съ улицы Страндъ, гд стоятъ и банкирскіе дома, и церкви, и Экзетеръ-Голлъ. Она недалеко отъ единственнаго, оставшагося у насъ національнаго театра, гд слуги королевы, какъ должно предполагать, каждую ночь представляютъ врное изображеніе дйствительности. ‘Veluti in speculum’ можно, впрочемъ, написать съ большею основательностью надъ входомъ въ улицу висльниковъ, чмъ надъ авансценою театра, потому что порокъ и его картины можно видть здсь во всякій часъ дня и ночи: зрлище поучительное. Висльная улица смежна съ той мстностью, гд юристы имютъ свои камеры, и гд засдаютъ ‘суды справедливости’. Адвокатъ изъ Линкольнсъ-Иннъ можетъ дохать до Висльной улицы въ какія-нибудь десять минутъ и увидать, какое прекрасное дльце выкраивается тамъ для центральнаго уголовнаго суда, а обитатель Висльной улицы, если ему лнь воровать въ этотъ день,— можетъ сходить въ Линкольнсъ-Иннъ, гд увидитъ лорда великаго канцлера, который засдаетъ въ суд и говоритъ, что ему нужно время для разсмотрнія того маленькаго дла, которое уже разыгрывается не многимъ мене 17-ти лтъ: это тоже зрлище поучительное. Сама королева, много разъ въ теченіе сезона, когда ей вздумается послушать пніе артистовъ королевской итальянской оперы, бываетъ на разстояніи выстрла изъ лука отъ Висльной улицы. Концы наглазниковъ ея сытыхъ, прекрасныхъ лошадей съ атласистой кожей бываютъ видны съ улицы висльниковъ, оборванные молодые воры сбгаются оттуда посмотрть на ея карету съ гербами, и еслибы одинъ изъ нарядныхъ лакеевъ,— въ сюртукахъ, обшитыхъ галунами, въ большихъ, трехъ-угольныхъ шляпахъ и въ золотыхъ подвязкахъ — рискнулъ получить нсколько брызговъ грязи на шелковые чулки, или немного луку на напудренную голову, или нанести кратковременное насиліе своему утонченному обонянію, то онъ съ большей пользой для себя провелъ бы свободные четверть часа въ улиц висльниковъ: провелъ бы, безъ всякаго сомннія, лучше, чмъ онъ проведетъ ихъ, услаждаясь пивомъ въ трактир на Боу-Стрит. Онъ увидлъ бы здсь многое. Онъ, вроятно, былъ бы освобожденъ отъ палки съ золотымъ набалдашникомъ, а также и отъ платка, и отъ галунныхъ снурковъ, и отъ пуговицъ съ короной, по возвращеніи домой, онъ могъ бы разсказать сержанту, или пажу-тлохранителю, или придворному чистильщику сапоговъ, или джентльмену-конюху о тхъ интересныхъ мстахъ, которые онъ постилъ. Можетъ случиться, что объ этомъ услышалъ бы и лордъ великій камергеръ. Наконецъ, это, можетъ, дошло бы до ушей ея величества. Не въ первый ли разъ, хотлъ бы я знать? Извстно ли что-нибудь объ улиц Висльниковъ и ея отчаянномъ населеніи въ дворцовомъ Пимлико? Быть можетъ, вдь у самого этого дворца находятся другія улицы, полныя вертеповъ, и вертепы, полные воровъ. Надувательная улица, Цпной рядъ, Дартмурская терраса и Большая Отпускная улица, находятся около улицы Викторіи въ Вестминстер, изъ верхнихъ оконъ Бокингемскаго дворца можно любоваться всми излучинами этихъ любопытныхъ мстностей.
Я додумался до того, что воръ долженъ гд-нибудь жить. Онъ человкъ, какъ и вс мы. Его голова также обладаетъ и черепомъ, и лобною костью, и можжечкомъ, и затылкомъ, хотя она и покрыта мховою шапкою и украшена Ньюгетскими наушниками — вмсто бархатной шляпы съ жемчугомъ и листьями земляники. Воръ,— оборванный, порочный, развратный, покинутый, отчаянный бродяга, но у него есть и сердце, и печень, и легкія: онъ чувствуетъ жаръ лтняго солнца и зимній морозъ. Если вы его раните,— изъ него закаплетъ кровь, если ударите — онъ будетъ кричать, если повсите — онъ задохнется, если пощекочете — онъ засмется. Для него потребны покой, пища, кровъ, я не говорю, что онъ ихъ заслуживаетъ, но онъ долженъ ихъ имть, какъ и самый лучшій гражданинъ, платящій подати. Свирпость, безчестіе — состояніе ненормальное. Левъ не можетъ всегда ревть, медвдь не можетъ всегда мять въ лапахъ добычу, и если вы только не желаете сдлать изъ каждаго вора caput luminum и пристрлить его на мст, гд встртите, то сами признаете, что онъ долженъ все-таки имть вертепъ, нору или уголъ, свой кусокъ говядины или дикой козы. Онъ человкъ, и иметъ стадныя наклонности, отсюда произошла и улица Висльниковъ. Если вы оставите свободную нору, лисицы придутъ и поселятся въ ней, если вы допускаете накопляться куч сору, то наврное въ ней заведутся мыши и наскомыя, если вы не будете прикасаться метлой къ угламъ вашего потолка, пауки возведутъ тамъ свои постройки, если вы не станете чистить водосточныя труби, крысы будутъ въ нихъ праздновать въ свою волю, и если вы довольны присутствіемъ гнили и грязи въ сердц ‘несравненнаго’ города, если вы можете терпть на краю своей королевской мантіи грязную бахрому, если ваши законы говорятъ: грязь, ты составляешь учрежденіе! Отребіе человчества, общество тебя призвало! Невжество, ты вашъ братъ! если вы учреждаете и поддерживаете, и украшаете воровскую кухню съ такою же заботливостью и предосторожностью, какъ будто бы это была дипломатическая миссія въ имперію ашантіевъ или какое-нибудь привиллегированное мсто, или коммиссіонерство для помощи бднымъ, отчего же ворамъ не придти и не жить тутъ? Что представляетъ большій соблазнъ — существованіе самаго дома, зараженнаго гадами, или беззаботность прислуги, которая допустила послднихъ накопиться тамъ? Улица Висльниковъ, безъ сомнній — соблазнъ, существованіе ея — величайшій стыдъ, но самое существованіе ея на половину не такъ соблазнительно и постыдно какъ постыдно то, что правительственныя лица, обитающія въ Армидиномъ саду, допускаютъ выростать этой дикой трав, что они, звая, соорудили вспомогательныя дома для развитія преступленій и невжества, и устроили оранжерею въ каждой тюрьм и теплицу въ каждой Висльной улиц. Конечно, они могутъ сказать, что не ихъ дло вмшиваться: одни изъ нихъ, однакожь, вмшиваются, чтобъ затруднить дло національнаго воспитанія, другіе вмшиваются, чтобъ создавать балованныхъ лицемровъ въ роскошныхъ тюрьмахъ.
Я замчалъ, что главный доводъ полиціи предъ судебною властью, когда дло идетъ о закрытіи грошоваго театра или убогаго танцовальнаго или концертнаго зала, или винной лавочки, состоитъ въ томъ, что мсто это служитъ притономъ ворамъ и самымъ вреднымъ личностямъ. Но, добрйшіе господа суперинтенденты и инспекторы, проницательные и практическіе люди, куда же идти ворамъ? Что они будутъ длать въ поздніе часы? Разв Кларендонъ для нихъ открытъ? Раав они встртятъ хорошій пріемъ въ священной Гармоніи? Разв ихъ имена вписаны въ списокъ постителей домашнихъ обдовъ у Гаррика или Карльтона? Нтъ, вы не захотите видть никого изъ нихъ даже въ своихъ тюрьмахъ или понтонахъ, но выталкиваете вонъ съ билетами на свободный пропускъ немедленно посл того, какъ они обманули капеллана притворнымъ раскаяніемъ, или, какъ только вы успли пробарабанить надъ ними всю свою азбуку исправительныхъ мръ.
Куда же они войдутъ? Куда они могутъ идти? ‘Куда!’ отзываются, какъ эхо, 656 дремлющихъ въ Армидиномъ саду личностей, пробуждаясь отъ внезапнаго страха. ‘Какое, однакожь, ужасное мсто эта улица висльниковъ! Право, мы когда-нибудь соберемся провести билль объ ея уничтоженіи, но между тмъ, никогда,— нтъ, никогда,— не допустимъ и мысли, чтобъ двинуть пальцемъ для искорененія воровъ или воровства, чтобъ ступить хота на шагъ улицы для истребленія того плодовитаго смени, изъ котораго рождается преступленіе,— смени, которое разносится и выставляется на показъ столь же открыто, какъ рододендроны или ранункулы въ маленькихъ черныхъ бумажныхъ сумочкахъ на Ковентгарденскомъ рынк, это смя мы, закрывъ глаза и въ полусн настаивая на охраненіи зла, продолжаемъ разбрасывать по полямъ щедрою рукою, мы потратили милліоны на паровые плуги карательныхъ законовъ, и на патентованныя молотильныя машины тюремной дисциплины, и на усовершенствованные бороны законодательства, и на принудительное осушеніе, и на уголовные способы удобреній,— все это для того, чтобъ успшне выростить прекрасную жатву висльниковъ.
Зачмъ о, джентльмены! солить негодный огурецъ, подкладывать къ нему масло и перецъ, когда надо просто выкинуть за окно смена? Повсьте хоть завтра же всхъ воровъ въ Висльной улиц, и чрезъ недлю мсто ихъ будетъ уже занято новыми ворами.
Мсто создано ворами, а не воры мстомъ. Кто вздумаетъ теперь строить новую тюрьму Флитъ, когда личное задержаніе отмнено? Разв не заложена теперь кирпичомъ государственная тюрьма ‘измнниковъ-посягателей’, когда самыхъ приговоровъ о гражданской смерти не существуетъ боле? Разв великолпная карета лорда-мэра не будетъ сложена и продана для обращенія въ мусоръ, чрезъ мсяцъ посл уничтоженія самой должности лорда-мэра? Въ такой мстности, какъ Висльная улица, вовсе не было бы надобности, еслибъ не существовало воровъ, которымъ надобно жить въ ней, и пока образуются рекруты для воровской бригады, казармы Висльной улицы будутъ открыты, и система ея заселенія будетъ процвтать.
Близь скуднаго рынка, наполненнаго порченными растительными продуктами, окруженнаго питейными домами, виднется узкая, скользкая, дурно-вымощенная, вонючая, отвратительная на видъ улица, въ домахъ ея находится множество тряпичныхъ магазиновъ, лохмотныхъ лавочекъ, лавочекъ, гд продается жареная рыба, дома съ отвратительными, лишенными дверей крыльцами, ведущими на черныя, гнилыя лстницы, или на грязные задніе дворы, гд гнздится развратъ, и обитаетъ лихорадка, подобно дворовой собак въ пыльныхъ закоулкахъ, окна въ этихъ домахъ разбиты, большая часть ихъ открыта, какъ бы показывая отчаянную ршимость со стороны несчастныхъ жильцовъ схватить, наконецъ, какую-нибудь случайно-урвавшуюся полоску чистаго свта и воздуха: это Висльная улица. Кто изъ мужчинъ, кром воровъ,— какія женщины, кром самихъ горемычныхъ,— закабаленныхъ въ услуженіе, но любящихъ своихъ грубыхъ супруговъ,— живутъ здсь? Стоило бы показать Висльную улицу тмъ молодымъ лэди и джентльменамъ, которые представляютъ себ новйшихъ воровъ кутилами, носящими драгоцнности, пышно разодтыми, содержащими кабріолеты и серали, и если спросить зоркаго суперинтендента Х. и практическаго инспектора Z., гд водятся подобные, надменные представители воровства? Если опытные чиновники не захотятъ притворяться, то они засмются вамъ въ глаза, и скажутъ,что теперь вовсе нтъ подобныхъ представителей. Конечно, есть воры хорошо одтые, есть воры грандіозныхъ размровъ, хорошо образованные, свтскіе люди,— люди разсудительные, осторожные, живущіе въ роскоши,— по одиночк, по два и потри. Но воръ, взятый, какъ родовое понятіе, бываетъ невжественный, грубый, скотскій, безхитростный, расточительный, несмотря на все свое воровское искусство. Онъ всегда прячетъ голову въ песокъ, подобно глупому страусу, посл большаго грабежа, онъ старается укрыться тамъ, гд это невозможно, въ Висльной улиц, и, конечно, сейчасъ же попадаетъ въ лапы проницательному X. или практическому Z. Воръ бываетъ до послдней степени неосмотрителенъ. Его чистые заработки безконечно малы по отношенію къ громадности его воровства. Лавки воровскихъ вещей и объдковъ дисконтируютъ его векселя. Онъ насыщается требухой и общипанными кусками мяса. Онъ пьетъ настоенное опіумомъ пиво и джинъ съ терпентиномъ. Онъ платитъ пятьсотъ процентовъ лишка за квартиру, одежду и пищу. Его грабятъ свои же товарищи, потому что и между ворами не всегда соблюдается честность. Воръ столь же часто бываетъ вынужденъ воровать для насущнаго хлба, какъ и для добыванія средствъ удовлетворять своимъ развратнымъ наклонностямъ. Нтъ занятія тяжеле воровства. Приходится цлые часы терпливо наблюдать, ждать, ходить взадъ и впередъ, обращаться въ бгство, прятаться, подвергаться опасности, утомляться до изнеможенія, и за это, нердко, получать въ итог прибыли только три полпени. Нервы вора всегда напряжены въ высшей степени, у него нтъ праздниковъ, онъ всегда бгаетъ отъ кого-нибудь, всегда кого-нибудь ищетъ, или его самого ищутъ. Воръ похожъ на одержимаго смертельною болзнью, на человка, который, страдая болзнью сердца, знаетъ, что онъ вдругъ зашатается и упадетъ, воръ также знаетъ, что ему угрожаетъ сильный аневризмъ, что апоплексія ареста должна поразить его, онъ не знаетъ только когда. Напиваясь пьянымъ, онъ забываетъ иногда объ этомъ неотступномъ призрак, но онъ увренъ, что когда-нибудь этотъ призракъ явится,— призракъ въ глянцовитой шляп, съ числомъ и буквой на воротник и съ ручными кандалами въ карман.
Я не буду описывать пространно Висльную улицу, я совтую всякому заглянуть туда самому, и собственными глазами увидать камни, дождевыя канавы, лохмотья, вывшенныя подобно знаменамъ, и несчастныхъ, блднолицыхъ обитателей: у нкоторыхъ мужчинъ лица опухли отъ водки, у женщинъ — отъ ушибовъ, а у иныхъ мужчинъ и женщинъ — отъ того и другого. Днемъ довольно безопасно ходить по Висльной улиц, то-есть вы достаточно ограждены отъ личнаго насилія. Конечно, если вы хорошо одты, то будете ограблены, но ночью вамъ лучше вовсе избгать этихъ мстъ, хоть полисмены и ходятъ тутъ дозоромъ, а экипажи мщанства и аристократовъ, покровительствующихъ театрамъ, иногда стоятъ у верхняго конца улицы. Въ теченіе послднихъ 12-ти лтъ, я ознакомился съ этимъ Тартаромъ, и хотя я спеціально путешествую по различнымъ городамъ и постилъ, съ коварными умыслами, самые жалкіе притоны полдюжины европейскихъ столицъ, но никогда не обращалъ большаго вниманія на Висльную улицу. Я зналъ, что это притонъ воровъ, смотрлъ съ любопытствомъ на ея невзрачныхъ, съ бычачьей шеей, толстогубыхъ обитателей, и застегивалъ плотне карманы своего пальто, когда долженъ былъ чрезъ нее проходить. Впослдствіи, однакожь, мн пришлось ближе познакомиться съ любопытной улицей, и интересно то, что мое боле близкое знакомство съ этимъ притономъ разврата произошло по поводу изящныхъ искусствъ.
Мой другъ Паундбрёшъ, знаменитый, но непризнанный артистъ, тотъ, который рисуетъ греческіе храмы, египетскія пирамиды, восточные кіоски, панорамы Средиземнаго моря и бомбардированіе Малахова кургана, производитъ многія тысячи ландшафтовъ и истрачиваетъ много квадратныхъ футовъ холста въ большой мастерской, нарочно устроенной для этой цли въ самой средин Висльной улицы. Какъ господа Дебльтай и Коверфлэтсъ, образованные директоры этого громаднаго предпріятія по части живописи, могли избрать улицу Висльниковъ мстомъ своихъ занятій, кажется, съ перваго раза, совершенно непонятнымъ, быть можетъ, плата за помщеніе оказалась умренною, или мсто удобнымъ, или центральнымъ по отношенію въ другимъ улицамъ. Какъ бы то ни было, артисты окружены ворами и справа, и слва, и спереди, цлые дни слышны ругательства и божба.
Подъ покровительствомъ Паундбрёша я недавно имлъ много случаевъ проникнуть въ самыя жилища воровъ Висльной улицы. Внутренность этихъ жилищъ вовсе не трудно разсмотрть, окна домовъ, какъ я сказалъ, большею частью отперты. Сверхъ того, большая часть дневныхъ занятій совершается обитателями на улиц. Они дятъ на улиц, пьютъ, дерутся, курятъ, поютъ и, если удастся, воруютъ также на улиц. Очень любопытное зрлище представляется человку, стоящему у окна мастерской моего пріятеля. Повернитесь спиной къ дятельнымъ живописцамъ, которые занимаются прекраснымъ, возвышающимъ человка искусствомъ, забавляются цвтами и плодами, солнечными ландшафтами и красивыми архитектурными произведеніями, и потомъ обратите взоры на осадокъ человчества. Господи Владыко! Что мы длали, чтобъ дойти до такого зрлища! Взгляните въ мрачныя ямы, замняющія комнаты, на кучи лохмотьевъ, гд спятъ оборванныя существа, послушайте, какія проклятія произносятъ тутъ мужчины, посмотрите, какъ они бьютъ жалкихъ, жалкихъ женщинъ!
Во время нкоторыхъ наблюденій, сдланныхъ въ послдніе дни надъ ворами въ ихъ домашней жизни на Висльной улиц, я пришелъ къ заключенію, что воръ также человкъ и что онъ долженъ и сть, и пить, и спать, я считаю долгомъ довести до общаго свднія, что подмтилъ даже маленькую черточку человчности въ вор и притомъ, человчности самого деликатнаго свойства. Недавно, въ часъ пополудни, по Висльной улиц шелъ слуга изъ ближней рестораціи (проходъ по улиц въ направленіи въ сверо-западу всегда соединенъ съ большими затрудненіями и опасностью для трактирныхъ слугъ), и несъ въ рукахъ одну изъ тхъ красивыхъ пирамидъ, состоящихъ изъ оловянныхъ блюдъ съ кушаньемъ и картофелемъ, которыя только трактирные слуги могутъ держать въ равновсіи, тмъ боле, что содержатели рестораціи отпускаютъ эти сосуды чрезвычайно горячими. Воръ, проходившій той же дорогой, воръ еще молодой, вроятно неопытный, новичокъ въ Висльной улиц, неусвоившій еще ея воровскаго этикета, осторожно пошелъ вслдъ за трактирнымъ слугой и уже готовъ былъ схватить блюдо, лежавшее на верхушк пирамиды, съ намреніемъ опрокинуть ее всю, разбросать кушанья и удалиться, захвативъ что можно. Я съ тревогой ожидалъ результата. Два или три полунагихъ мальчика и голодная собака самой непривлекательной наружности, внимательно слдили за тмъ, что происходило. Гнусная цль молодаго вора была почти уже достигнута, когда вдругъ появился на мст дйствія другой рослый воръ, Голіаъ съ черными бакенбардами. Понявъ намреніе юнаго грабителя, онъ внезапно швырнулъ его въ нору, и такимъ образомъ, пропустялъ безъ всякаго вреда слугу съ его соблазнительной ношей, потомъ грубо потрясъ юношу и вскричалъ: ‘Что ты хотлъ длать, глупецъ? Разв не знаешь, что это несутъ въ рисовальную мастерскую!’
Что это такое было? Уваженіе къ искусству, или, въ самомъ дл, и у воровъ можетъ существовать извстная степень честности, и въ этой Висльной улиц возможна какая нибудь затаенная добрая черта?

II.

ПЯТЬ ЧАСОВЪ ВЕЧЕРА. ТЮРЕМНАЯ ПОВОЗКА.

Около пяти часовъ пополудни, лэди и джентльмены, которые, чрезъ посредство мистера Галля, мистера Джардина и мистера Генри (судей, получающихъ жалованье), уладили свои маленькія разногласія съ правосудіемъ, увозятся въ т пригородныя мста, гд имъ высшей властью признается необходимымъ пробыть опредленное время, какъ для ихъ собственнаго здоровья, такъ и въ интересахъ общественныхъ. Повозка, въ которой везутъ этихъ людей къ мсту временнаго уединенія, обладаетъ различными названіями, одни изъ нихъ техническія, другія — просто юмористическія. Нкоторые называютъ ее ‘экипажемъ ея величества’, основываясь на томъ, что на наружной сторон кареты нарисована корона и начальныя буквы ‘V. R’. Боле колкіе шутники называютъ ее ‘гробомъ Долгаго Тома’. Полиція и газетчики, для краткости, зовутъ ее просто ‘повозкой’. Въ этой повозк преступники, которые въ теченіе дня были приведены предъ полицейскій судъ на Боу-Стрит, препровождаются въ разные исправительные дома и тюрьмы, какъ въ столиц такъ и въ ея окрестностяхъ, гд должны подвергнуться различнымъ срокамъ заключенія или тяжкой работы, къ которымъ были приговорены.
Иногда судебное засданіе происходитъ поздно и повозка не можетъ отправиться ране половины шестаго, но все-таки пять часовъ обычное время для отъзда изъ Боу-Стрита этого громаднаго, чернаго, блестящаго, раздленнаго на отдленія омнибуса запряженнаго двумя сильными, здоровыми лошадьми. Онъ детъ въ сопровожденіи кучера, полисмена, кондуктора, который помщается въ уютной, маленькой будк. Это — тюрьма на колесахъ, перипатетическій смирительный домъ, подвижной понтонъ. Преступники, находящіеся въ самой тюрьм и вн тюрьмы смотрятъ на ‘повозку’ съ нкоторымъ ужасомъ, нелишеннымъ смси удивленія, и по своему обыкновенію воспли ее въ тхъ своеобразныхъ звукахъ балладной поэзіи, которыми изданва отличаются лондонскіе мошенники. Въ этой знаменитой коллекціи неблагопристойныхъ поэмъ въ род ‘Дрюриленской гирлянды’, съ достойной прибавкой ‘Сэма Голля’, ‘Тюрьмы графства’, ‘Вотъ семь лтъ какъ я сталъ воровать’, я нашелъ балладу на тему о позорной повозк Боу-Стрита, припвъ ея слдующій:
‘Пою вентилаторъ, отдльную келью,
Длинную, и мрачную, и жаркую:
Пою замкнутыя двери,— выскочи коли можешь:
Тамъ, у стны арестантской повозки, сидитъ ‘давитель’.
(‘Давитель’) или полисменъ тамъ дйствительно находится, не только въ маленькой наружной будк, о которой я упомянулъ, но и въ узкомъ проход между отдленіями, на которыя раздлена внутренность повозки. Обязанность перваго полисмена состоитъ въ томъ, чтобъ наружная дверь была прочно заперта, послдній долженъ наблюдать, чтобъ не было сообщенія между пассажирами карательнаго омнибуса ни чрезъ отверстія на верху кареты, ни посредствомъ многозначительнаго постукиванья въ стнки раздляющихъ ихъ перегородокъ.
Когда наступаетъ часъ отъзда, тротуаръ и мостовая Боу-Стрита покрываются избранной публикой изъ круга оборванцевъ и отрепышей-мошенниковъ, воровъ, бдняковъ, пьяницъ и публичныхъ женщинъ, извергнутыхъ позорными окрестностями Дрюрилена, и едва-ли мене позорнымъ округомъ Ковентъ-Гардена, все это валитъ въ переулокъ, который, два часа спустя, будетъ оглашаться стукомъ экипажей съ благородными лордами и лэди, дущими слушать несравненную Бозіо (увы!) въ ‘Травіат’, или упиваться восхитительными нотами Тамберлика въ ‘Отелло’. Лондонъ наполненъ поражающими контрастами, но этотъ контрастъ, можетъ быть, самый поучительный во всемъ ихъ причудливомъ каталог. Смотрите, сторожъ, сидящій въ будк, сошелъ съ своего сиднья, и патентованнымъ ключомъ отворилъ входъ въ повозку, гд видна вторая внутренняя дверь. Пассажиры, назначенные для непріятнаго путешествія, устремляются изъ дверей суда, по ступенькамъ, къ повозк.
У однихъ на руки наложены оковы, другіе просто сложили руки или съ угрюмо-презрительнымъ видомъ засунули ихъ въ карманы, иные отъ стыда прикрываютъ лица грязными ладонями. Тутъ есть и женщины и мужчины, голодныя швеи и безстыдныя развратницы въ пестрыхъ нарядахъ. Тутъ и отвратительные старики, и дти съ недтскими лицами. Тутъ есть отрепыши, которые рады идти въ тюрьму, какъ въ мсто, гд у нихъ, по крайней-мр, будетъ кусокъ хлба и постель, тутъ и отважные воры въ лоснящихся шляпахъ и широкихъ брюкахъ, заштопанныхъ по швамъ. Тутъ есть люди, которые отправляются въ тюрьму въ первый разъ, есть и такіе, которые отправляются туда въ пятидесятый. Одного за другимъ ихъ скоре вталкиваютъ, чмъ сажаютъ въ повозку. Оборванная толпа испускаетъ тихое, насмшливое восклицаніе, дверь со стукомъ захлопывается, полисменъ-кондукторъ запирается въ своей будочк и тюремная повозка отправляется въ путь.
Фарисей благодарилъ небо, что онъ не таковъ, ‘какъ этотъ мытарь’. Становитесь на колни, хорошо-воспитанные, образованные, сытые и одтые молодые люди, и благодарите что вы не похожи на одного изъ этихъ жалкихъ мытарей, которые только что ухали въ тюремной повозк. Но благодарите небо посмиренне. Перемна воспитанія, смерть родителей, одна изъ многихъ тысячъ случайностей, осаждающихъ жизнь, могла низвергнуть васъ въ глубину бдствій и нужды, безстыдства и преступленія, среди которой выросли эти созданія, и вы, вмсто того, чтобы съ благимъ состраданіемъ смотрть на это зрлище, могли бы, со скованными руками, катиться въ той самой подвижной чумной больниц до станціи ‘Тюрьма’, стоящей на полудорог, или даже свершить весь путь, кончающійся ‘Вислицей’.

III.

ДЕСЯТЬ ЧАСОВЪ ВЕЧЕРА. — ПРЕНІЯ ВЪ БЕЛЬВЕДЕР.

Существуетъ ли на цломъ свт, какъ цивилизованномъ, такъ и нецивилизованномъ, народъ, состоящій изъ такихъ закоренлыхъ ворчуновъ, какъ англичане? Мы ворчимъ на все. Насъ двадцать-пять милліоновъ медвдей, постоянно одержимыхъ раздраженіемъ. Обременяетъ ли насъ лишній шестипенсовый налогъ на постель, не дожарена ли наша баранья котлета, или намъ не во вкусу черепаховый супъ, опоздалъ ли поздъ желзной дороги, или недостаточное количество хмлю положено въ наше пиво, терзаетъ ли нашъ слухъ странствующій итальянецъ въ то время, когда мы стараемся разршить седьмую задачу изъ первой книги Эвклида, или какой-нибудь издатель, или редакторъ не хочетъ возвратить нашу рукопись съ поэмами или фарсами, покупаемъ ли мы шелковую матерію, девять десятыхъ которой оказываются состоящими изъ шерсти, или взвели на насъ небылицу сборщики подоходнаго налога (они утверждаютъ, что я получаю тысячу фунтовъ въ годъ, я же говорю, что только 150, между тмъ такой разницы въ мнніяхъ не должно бы быть и т. п.) — во всхъ этихъ случаяхъ мы немедленно беремся за перо, чернила и бумагу, и сочиняемъ письмо въ ‘Times’, ниспосланное свыше прибжище для легіона ворчуновъ. Что такое наши публичные митинги, какъ не организованныя арены ворчанья? Что такое ваши ‘руководящія’ статьи воскресныхъ газетъ, какъ не лишній удобный предлогъ къ ворчанью, посл того, какъ мы уже ворчали всю недлю? Кажется, Горасъ Мэтью, въ своихъ ‘Образцовыхъ мужчинахъ и женщинахъ’, разсказываетъ о какомъ-то трактирномъ слуг, который въ теченіе цлаго года пользовался только однимъ праздничнымъ днемъ, и въ этотъ праздничный день посщалъ знакомаго слугу въ другомъ трактир и помогалъ ему убирать ножи и вилки. Такимъ же образомъ обыкновенно понимается праздничный день и у джентльменовъ ежедневной періодической печати, онъ бываетъ въ субботу, такъ-какъ по воскресеньямъ ежедневныя изданія не выходятъ, поэтому, такіе джентльмены, полежавъ въ постели утромъ шестаго дня больше обыкновеннаго, думаютъ, что исполняютъ правило ‘dulce est desipere in loco’, сочиняя ядовитыя передовыя статьи въ журналы, выпускающіе особыя субботнія прибавленія. Такое явленіе происходитъ вслдствіе застарлой привычки въ ворчанью. И замтьте, это свободное и пользующееся общественнымъ призваніемъ ворчаніе, служитъ самой надежной охраной нашихъ ‘вольностей’, самой лучшей гарантіей того, что мы не выйдемъ изъ уютнаго рейда конституціонализма, гд можемъ стоять на якор, и, пріютившись и укрпившись за крпкой гранитной оградой пристани, можемъ улыбаться при вид боязливыхъ корабликовъ деспотизма, а въ то же время не пускаться въ бурный океанъ крайней демократіи съ его бурунами и шквалами. Мы схватываемся на какое-нибудь зло и ворчимъ по поводу его до тхъ поръ, пока, чрезъ нсколько мсяцевъ, а иногда и нсколько лтъ такого ворчанія — видамъ, что зло боле не существуетъ, и что мы пріобрли себ какое-нибудь новое ‘право’. У насъ не было ad interim никакихъ барикадъ, ни разстрливаній, ни бомбардированія частныхъ домовъ, ни заявленій о ‘солидарности’ съ кмъ нибудь, ни конфискацій, ни заточеній, на гильотины. Наши правители, умудренные опытомъ побитыхъ оконъ, размозженныхъ головъ, а иногда (когда народъ былъ слишкомъ сильно загнанъ) и политической бури, соединенной съ появленіемъ краснаго призрака, въ послдніе годы ставили мало или вовсе не ставили ограниченій относительно ворчанья. Благородный лордъ, стоящій во глав правительства, ежедневно принимаетъ депутаціи, которыя страшно ропщутъ на принятыя или предполагаемыя имъ мры. Въ самомъ парламент, какъ только ваша милостивая королева своимъ серебрянымъ голоскомъ успетъ прочесть написанную другими рчь (я увренъ, что она сама можетъ написать рчь, гораздо лучшую), сейчасъ же лорды и общины начинаютъ ворчать по поводу значенія ея словъ и предлагать поправки къ адресу, который долженъ быть ей представленъ. Спускаясь ниже, мы видимъ, что въ теченіе цлой сессіи, парламентскіе комитеты ворчатъ на свидтелей, а свидтели ворчатъ на комитеты, и что въ отдаленныхъ мстечкахъ порочные избиратели ворчатъ на членовъ палаты общинъ. Газеты, и провинціальныя и лондонскія — ворчатъ. Адвокаты ворчать на судью, а судья на присяжныхъ. Публика ворчитъ на обращеніе офицеровъ съ солдатами, а солдаты (чуть ли не единственный видъ гражданъ, который не предается ворчанію) идутъ на войну, сражаются и побждаютъ, а мы при этомъ дома опять ворчимъ, что потеряна жизнь столькихъ людей. Я скажу даже, что первый министръ ворчитъ потому, что у него подагра, королева на своемъ трон ворчитъ потому, что ‘Panch’ изображаетъ въ карикатур принца-супруга, а ‘Punch’ ворчитъ потому, что принцъ-супругъ не довольно часто подаетъ поводъ къ ворчанью. Я ворчу потому, что обязанъ писать для вашего развлеченія, а вы ворчите потому, что я далеко не забавенъ. Мы ворчимъ на то, что холоденъ обдъ въ школ, на дороговизну брачнаго свидтельства, ворчимъ на докторскій счетъ по поводу кори у вашего первенца, на стоимость похоронъ дяди Джона, ворчимъ на то, что должны жить, и ворчимъ, когда докторъ скажетъ, что мы должны умереть. Хорошо, конечно, что мы имемъ свободу ворчать, но, собственно говоря, это боле пріятно, чмъ полезно, потому что до сей поры принесло только довольно чахлые плоди.
Какую связь съ ворчаньемъ иметъ ‘Бельведеръ’, мы скоро увидимъ. Въ этомъ знаменитомъ и удобномъ старомъ трактир, одномъ изъ небольшаго числа еще остающихся въ Лондон трактировъ, которые удерживаютъ за собой репутацію не только мстную, но и распространенную по всему королевству, собирается въ каждый субботній вечеръ (въ десять часовъ) митингъ для преній о политическихъ предметахъ и для ‘провтриванія’ политическихъ вопросовъ.
Я прошелъ сквозь строй большей части этихъ безобидныхъ пирушекъ съ политическими разговорами, и могу заявить права на знакомство со всми ими, кром ‘Вестминстерскаго Форума’. Такъ, я былъ на митинг, въ гостиниц ‘Зеленый Драконъ’ на Флитъ-Стрит, гд постителей приглашали принимать участіе въ преніяхъ, но когда разъ, вечеромъ, я въ качеств незнакомца, сдлалъ это, то собраніе воспротивилось моимъ политическимъ взглядамъ, и слышались голоса въ пользу того, чтобы выкинуть за окно стулъ, на которомъ я сидлъ.
‘Бельведеръ’ отличается отъ подобныхъ ему мстъ публичныхъ преній своимъ весьма почтеннымъ видомъ. Предметы преній бываютъ довольно смлые и столь же смло обсуждаются, но вы будете въ затрудненіе, какимъ образомъ согласить бюро-демократическія рчи нкоторыхъ ораторовъ съ ихъ смирною наружностью, показывающею въ нихъ обладателей банковыхъ билетовъ, плательщиковъ податей и налоговъ экономныхъ домовладльцевъ. Они лаютъ, по не кусаются. Обычаи и самое ‘prestige’ мста засданія также требуютъ нкоторой пріятности рчей и сдержанности возраженій, бросающей особенный оттнокъ ‘респектабельности’ на цлое. Смотря на эту просторную, прекрасную комнату, поддерживаемую столбами и украшенную рзьбой, удобную и блистательно освщенную, обставленную двойными рядами столовъ изъ краснаго дерева, покрытыхъ бутылками и стаканами съ дымящеюся жидкостью, которая подкрпляетъ тло и услаждаетъ духъ (при строгой умренности, впрочемъ), смотря на этихъ дородныхъ, зажиточныхъ слушателей, которые пріютились въ своихъ покойныхъ креслахъ, куря сигары и внимательно слушая оратора, смотря на усерднаго служителя, который скользитъ отъ стола въ столу, подаетъ прохладительное и выслушиваетъ приказанія, но вмст съ тмъ принимаетъ, я увренъ, живой умственный интересъ въ преніяхъ, смотря на величаваго предсдателя, возсдающаго въ удобномъ, высокомъ кресл,— вы можете вообразить себ, что это одинъ изъ приходскихъ ‘представительныхъ соборовъ’, или какъ теперь причудливо окрестили ‘собранія прихожанъ’, или масонская ложа въ то время, когда ‘работа’ кончилась и начинается ‘отдохновеніе’, или обыкновенный клубъ людей средняго класса, привыкшихъ встрчаться другъ съ другомъ и толковать, за дружелюбнымъ стаканомъ вина, о событіяхъ дня. И въ самомъ дл, еслибы вы сдлали такое предположеніе, то оно оказалось бы не слишкомъ ошибочно. Это, дйствительно, церковные избиратели, или члены представительнаго собора, дйствительно вольные масоны, благотворительное общество, люди средняго сословія. Но вечерніе предметы преній имютъ еще особое значеніе и обсужденіе ихъ подчинено опредленнымъ правиламъ, самый высшій комплиментъ, какой я могу сказать ‘Бельведеру’, состоитъ въ томъ, что еслибы такая сдержанность, благопристойность и неуклонность въ обсужденіи одного избраннаго предмета (какъ бываетъ въ этомъ веселомъ собраніи) проявлялись и въ другомъ собраніи, засданія котораго происходятъ между мартомъ и августомъ, въ комнат съ мебелью изъ рзваго дуба, обитой зеленымъ сафьяномъ, близь склепа часовни св. Стефана въ Вестминстер, то національныя дла подвигались бы впередъ гораздо лучше, и мы имли бы гораздо мене причинъ ворчать о многихъ предметахъ.
Посмотрите, вотъ стоятъ ораторъ, краснорчивый ораторъ, нсколько цвтистый ораторъ, по временамъ даже отчасти свирпый ораторъ, хотя его свирпость строго ограничена словами и жестикуляціей. Какіе сарказмы онъ бросать въ королей и министровъ! Какъ краснорчиво онъ увряетъ этихъ тирановъ-маріонетокъ, что когда они будутъ забыты, когда даже сила и значеніе личной сатиры перестанутъ быть понятны и предпринимаемыя мры будутъ ощущаться только въ самихъ отдаленныхъ своихъ послдствіяхъ, его слова все еще будутъ содержать въ себ принципы, достойные передачи потомству! Какъ насмшливо доказываетъ онъ вашимъ властямъ, что он имютъ то значеніе въ государств, какое предоставлено владльцамъ ленныхъ помстій, что они не могутъ ни расточать, ни передавать ихъ и что эта собственность, въ сущности, принадлежитъ намъ! Какъ грозно представляетъ онъ земнымъ монархамъ, что короны, пріобртенныя путемъ одной революціи, могутъ быть утрачены во время другой! и когда я слушаю его страстное вступленіе, его подобные вихрю доводы и громовое заключеніе рчи, какъ сильно запечатлвается во мн та мысль, что ораторъ иметъ превосходную память, и что онъ усидчиво изучалъ нкоторыя прошлыя событія, и что у него есть довольно матеріалу для цлаго ряда бурныхъ рчей въ ‘Бельведер’.
Въ этихъ рчахъ вы, наврное, много услышите объ эманципаціи католиковъ, объ акт отреченія отъ папской власти, о мятежахъ въ Спа, объ убійствахъ въ Петерлоо, о Мясникахъ улицы Пикадилли, о Дорсетшейрскихъ Земледльцахъ, о процесс королевы Каролины, о шпіон Ричмонд и тому подобныхъ предметахъ. Быть можетъ, это и не очень интересно, но приноситъ огромную пользу, ознакомляя молодыхъ политиковъ au fait съ политическими воспоминаніями событій, происходившихъ лтъ за тридцать или за сорокъ тому назадъ. Я слышалъ, какъ одинъ ревностный реформаторъ декламировалъ въ пламенныхъ выраженіяхъ о великомъ дл Горна Тука противъ палаты общинъ (‘если разъ сдлался священникомъ, то должно оставаться имъ на вки!’), толковалъ о Джек Уилькс, нумеръ сорокъ-пятый, и о вопрос, касающемся общаго поручительства, о жестокости лорда Элленборо къ Уильяму Гону, о суд надъ полковникомъ Деспардомъ, и о случайностяхъ, которыя могли бы возникнуть въ случа удачи убійства лорда Сидмаута Артуромъ Тисгльвудомъ.
За реформаторомъ начинаетъ говорить осанистой джентльменъ, среднихъ лтъ, и старается вжливо уничтожить его доводы. Этотъ человкъ — твердая опора нашихъ древнихъ учрежденій, онъ насмшливо относится къ высокоумнымъ, нивеллирующимъ стремленіямъ вка. Онъ иметъ сказать нсколько красивыхъ фразъ относительно ‘Свиньи и Свистка’, объ ораторскомъ стил (причемъ рьяный реформаторъ содрогается, жуетъ конецъ сигары и съ негодованіемъ опустошаетъ стаканъ), новый ораторъ заключаетъ свою рчь горячимъ похвальнымъ словомъ церкви и государству, нашей славной конституціи и нашей знаменитой аристократіи.

‘Отечественныя Записки’, No 1, 1869

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека