Жорж Санд.
Гамлет
Жорж Санд.
Гамлет
Перевела
——————————————
Гамлет, Санд Жорж, Год: 1878
Время на прочтение: 5 минут(ы)
О, Гамлет, поведай нам тайну твоей великой скорби! Скажи, почему подле тебя мы чувствуем такой трепет, словно мы — бесконечное эхо твоей таинственной жалобы? Можно ли это объяснить только тем, что твоего отца убили, а у тебя нет силы отомстить за него? Правда, это судьба трагическая, но судьба исключительная, странная. Она действует на воображение, но она одна не могла бы так волновать наше сердце — не будь в тебе чего-то иного, большего, чем твои воспоминания, видения и клятва.
Гамлет — датчанин! Что нам, нынешним людям, до преступления какой-то королевы, до убийства какого-то короля и гнева развенчанного принца! Мы видели более кровавые драмы, чем та, в которую ты увлекаешь нас своими чарами. В чем же тайна мучительного обаяния, вложенного в твою грудь создавшим тебя поэтом и как бы слитого с твоим именем? Не в том ли, что в твоем дивном, величественном образе сосредоточены страдания чистой души, бьющейся в пучине низменных страстей, обреченной на борьбу против зла, которое охватывает ее со всех сторон и побивает?
Вот роковое в твоей жизни, Гамлет, и бред твой не имеет других причин. Молодой, нежный, доверчивый, с душой, открытой любви и дружбе, ты узнаешь о свершившемся в твоем доме преступлении, и это повергает в прах все твои чувства и верованья. Ты оплакиваешь дорогого усопшего и удивляешься, почему никто из близких не оплакивает его вместе с тобой. В твоей голове промелькнуло какое-то смутное подозрение… и вот это подозрение перешло в уверенность. Страшное видение, быть может, — сон, тебе открыло все, и с этой минуты, точно ошеломленный головокружением, ты чувствуешь, как потрясен твой разум и твоя жизнь превращается в горький и мрачный бред. Ибо ты безумец, Гамлет, и ты не лжешь, говоря:
His madness is poor Hamlet’s enemy.
Нельзя безнаказанно играть в безумие. Даже то, что ты избрал роль сумасшедшего, доказывает, как поработила тебя идея безумия с присущим ей страхом, ужасом и озабоченностью. Ты не притворяешься, подобно Бруту, да ты и не похож на сурового Брута. Поэт и влюбленный, нежный мечтатель и прилежный ученик— в тебе нет ни одной черты беспощадного и терпеливого заговорщика. Бедный Гамлет, не твоей гордой любящей душе нести бремя затаённого мщенья! И вот, ты вынужден ненавидеть людей, ты, рожденный для того, чтобы их любить, и этот первый удар разбивает тебя безвозвратно. Ужас перед убийством, презрение к лжи, страх пред злом—вот что вызывает внутреннюю борьбу всего твоего существа. О, кто может не жалеть тебя, выброшенного с прямого пути на край бездны! Бедная жертва неправды!
Какою горечью омрачена твоя гармоническая душа! Когда ты философствуешь о жизни и смерти, о тайнах могилы и страхе перед неведомым, кажется, будто к тебе вернулась вся ясность твоего ума… А между тем, мы, внимающие тебе, в эти минуты еще сильнее чувствуем твое несчастие, твое духовное смятение, которого ты сам уже не в состоянии измерить и которое тщетно прикрывается блестящими и торжественными словами. Можно ли думать, что ты принадлежишь себе в те мгновенья, когда душа твоя, исполненная грез, отторгается от земли? Нет, потому что в эти мгновенья — ты забыаешь свои страданья, свои грехи. Все воспоминания словно стираются в твоей ослабевшей памяти, половина твоей души парализована…
Когда ты спрашиваешь самого себя, что значит: быть или не быть?.. умереть или уснуть?.. или мечтать?..—ты не видишь коленопреклоненной перед тобой Офелии… Глядя на череп Йорика, думая о судьбах Александра и суете славы, ты не помнишь о совершённом тобой убийстве и о твоей возлюбленной, которая из-за тебя сошла с ума… Ты даже не подумал справиться о ее судьбе, ты даже не подозреваешь, что это — ее могилу перед тобою роют. Есть, стало быть, часы, когда твое бедное сердце мертво, и тогда твой ум, витающий в отвлеченных сферах, перестает сознавать собственное несчастие. Можно ли считать здоровым такое состояние, когда человек пребывает в полном забвении своих сердечных утрат? Разве нормален тот, у кого чувство и ум функционируют отдельно и как бы по очереди? Итак, пусть нам не говорят, что ты не сумасшедший, Гамлет! Здоровый — ты был бы отвратителен. Твой гнев и твоя жестокость доставляют нам больше страданья, чем тебе: для нас ясно, что ты уже не сознаешь своих действий.
Благородный Гамлет убивает Офелию, убив в своем сердце любовь, и он не понимает, что он ее убил. Он узнает Офелию лишь в гробу, и его сожаления выражают удивление и раскаяние.
Благородный Гамлет сломил безнаказанную дотоле гордыню своей матери, но выполнение этого жестокого долга разбило его собственное сердце, измученное сомнением и жалостью. Благородный Гамлет насмехается и оскорбляет Лаэрта, но тут же раскаивается, обвиняет себя, хотя, по-видимому, не отдает себе отчета в том зле, которое он ему причинил. ‘Небо мне свидетелем, — говорит он Лаэрту, — что я всегда вас любил’. Гамлет во всем благороден и добр и во всем он невменяем. Он во власти безумия: мечтательного и подавленного — когда он наедине с Горацио, бешенного и презрительного — когда он приходит в соприкосновение с глупыми и жестокими мира. Безумие само по себе всегда или ужасно, или настолько печально, что мы невольно отвращаем от него взор. Даже бедная Офелия, такая чистая, кроткая и прекрасная, интересует нас лишь на миг после потери рассудка. Ее бред слишком тягостен, хотя и безобиден. Это совершенно личное страданье. Почему же, о печальный Гамлет, твое безумие нас приковывает и увлекает с начала и до конца? Потому что твое страдание — есть страдание нас всех, и это делает его таким человеческим и правдивым. В тебе иссякли все источники жизни: любовь, доверие, откровенность и доброта. Ты вынужден сказать ужасное ‘прости’ своей совести, своей нежности. Ты поневоле становишься сумрачным высокомерным, ироническим, злопамятным и жестоким.
Беспощадная судьба вооружает против твоего ближнего твою мужественную, честную руку. Даже самая любовь к истине и справедливости — и та обрекает тебя на тупость и злобу. Но ты не можешь быть ни глупцом, ни злодеем — и ты чувствуешь, что сходишь с ума:
They fool me to the top of my bent,
They compell me to play the fool till Ican endure to do it no longer.
Увы, эта горечь твоей жизни, это отчаяние—то бешеное, то мрачное—выливается в один душевный крик, который находит отзвук в нас всех и который можно выразить в мольбе: Господи, зачем среди нас злые? Господи, зачем зло в творении твоем? Да Гамлет, ты весь в этом крике возмущенного против себя человечества. Вот в чем тайна твоих слез, твоего гнева, твоего ужаса. Вот в чем тайна нашей жалости, нашей нежности и нашего страха за твою муку. Кто из нас, измерив скорбь, на которую осужден мир, посмеет сказать, что он будет сильнее, справедливее, терпеливее тебя? Кто из нас, блуждая в сферах метафизики, отдаваясь увлечениям действительности, умственным наслаждениям, юношеским забавам или надеждам любви, — кто посмеет уверить себя, что он не безумец,, не слабый смущенный ум, в котором воспоминание о неизбежном стушевывается, в котором эгоистическое или легкомысленное я душит чувство истины и культ мудрости? Роемся ли мы в книгах, чтобы допытаться, где причина несчастия и бессилия человека, ищем ли ответа на неразрешимый вопрос у мечты, стараемся ли забыть о нем в вихре удовольствий: мы — вечные калеки духа и тела, управляемые не разгаданными тайнами, пугливые до болезненности, забывчивые до упоения, трусы или фанфароны, быстро осушивающие чашу радостей, бистро утомляющиеся в поисках за истиной, жалкие и грустные — всегда и всюду…
Плачь, Гамлет, плачь! Все здесь достойно слез. Но и трепещи также, ибо нет в мире ничего ужаснее нашей судьбы. Убивай и умирай, разрушай и исчезай! Вот удел человека. С колыбели и до могилы, от Адама и до тебя, Гамлет, от твоих дней и до наших, голос земли есть вечное рыдание, теряющееся в вечном безмолвии небес.
Источник текста: Сборник на помощь учащимся женщинам. — Типо-литография Т-ва И. Н. Кушнерёв и Ко, 1901. — С. 80—83.