Гай Маннеринг, или Астролог, Скотт Вальтер, Год: 1815

Время на прочтение: 16 минут(ы)

0x01 graphic

0x01 graphic

РОМАНЫ ВАЛЬТЕРА СКОТТА

ГАИ МАННЕРИНГЪ
или
АСТРОЛОГЪ

ПЕТЕРБУРГЪ
1874

ИЛЛЮСТРАЦІИ РОМАНА ГАЙ МАННЕРИНГЪ.

Картины.

Маннерингъ передаетъ Бертраму конвертъ.
Джулія Маннерингъ.

Политипажи.

Конторка, гд найдена рукопись романа Вэверлей
Кресло Вальтера Скотта
Факсимиле Вальтера Скотта
Джокъ проводитъ Маннеринга
Сампсонъ на церковной каедр
Цыганскій таборъ
Деревня Ситонъ, Дернклюгъ разсказа
Мегъ Мерилизъ проклинаетъ Годфрея Бертрама
Диркъ Гатерайкъ
Люгеръ Гатерайка
Смерть Кеннеди
Индійскіе лутіи
Замокъ Элангоанъ снаружи
Школа Домини Сампсона
Джулія у окна
Восточный сказочникъ
Домини Сампсонъ въ восторг
Домини, углубленнаго въ чтеніе, зовутъ къ обду
Остатокъ римскаго вала
Въ таверн Мумис
Думпль
Семейство Динмонта
Охота на лисицу
Ловля семги въ Шотландіи
Гэзльвудъ и Люси за шахматнымъ столомъ
Джулія Маннерингъ и Матильда Марчмонтъ
Нападеніе на Вудбурнъ
Глосинъ и мисисъ Макъ-Кандлишъ
Макъ-Гуфогъ
Гленкапль, Портанфери разсказа
Таверна Клеріюгъ 300
Плейдель на трон
Адвокатъ Плейдель (Портретъ Кросби)
Докторъ Робертсонъ
Докторъ Эрскинъ
Протоколъ читаетъ завщаніе
Смитъ, Юмъ, Томъ, Каймсъ
Гутонъ, Фергусонъ, Блакъ
Замокъ Элангоанъ внутри
Двушка занятая стиркою
Замокъ Гэзльвудъ (Линклуденъ-Гаузъ)
Мисисъ Макъ-Гуфогъ
Свиданіе Динмонта и Бертрама въ тюрьм
Мегъ Мерилизъ угощаетъ Домини
Схватка при Портанфери
Лордъ Монбодо
Узнаніе Гарри Бертрама
Маннерингъ и дочь его
Габріель Фаа
Смерть Глосина
Орлиная башня

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ РОМАНОВЪ ВАЛЬТЕРА СКОТТА *).

*) Вс общія предисловія и приложенія относятся къ первому тому, а по недостатку мста помщены во второмъ.

Посвященіе королю Георгу IV.

Его Королевскому Величеству.
Всемилостивйшій Государь,

Авторъ настоящаго собранія романовъ никогда не осмлился бы просить высочайшаго покровительства Вашего Величества, еслибъ изъ чтеніе не доставляло иногда читателямъ удовольствіе и утшеніе отъ заботъ и страданій, а потому они хоть отчасти удовлетворяютъ пламенному желанію добрйшаго сердца Вашего Величества видть свой народъ счастливымъ и довольнымъ.
Поэтому и согласно Вашему всемилостивйшему соизволенію о,іи посвящаются Вашему Величеству

покорнымъ слугою
Вашего Величества
Вальтеромъ Скоттомъ.

Аботсфордъ,
1-го января 1829 года.

Отъ Автора.
По поводу изданія его романовъ.

Впродолженіе нсколькихъ лтъ, авторъ Вэверлея занимался по временамъ пересматриваніемъ и исправленіемъ многотомной серіи романовъ, извстныхъ подъ этимъ именемъ {Романы Вальтера Скотта появились сначала подъ именемъ автора Вэверлея, и вс вмст носили названіе Романовъ автора Вэверлея.}, желая, если они когда либо появятся подъ его настоящимъ именемъ, сдлать ихъ достойными того благосклоннаго вниманія къ нимъ публики, которымъ они пользовались съ самаго появленія въ свтъ. Однако, впродолженіе долгаго времени подобное неправленное и иллюстрированное изданіе казалось возможнымъ только посл его смерти, но обстоятельства, побудившія автора открыть свое имя, дали ему право на нкотораго рода родительскій контроль надъ своими сочиненіями, и онъ естественно желаетъ напечатать ихъ въ исправленномъ и какъ онъ надется въ улучшенномъ вид, пока еще жизнь и здоровье позволяютъ ему заняться этимъ трудомъ. Имя подобную цль, авторъ обязанъ сказать нсколько словъ о план настоящаго изданія.
Изъ одного заявленія, что это изданіе пересмотрно и исправлено, не слдуетъ выводить чтобы авторъ измнилъ содержаніе разсказовъ, характеры дйствующихъ лицъ или тонъ ихъ разговоровъ. Безъ сомннія, можно было бы сдлать много улучшеній во всхъ этихъ отношеніяхъ, но гд упало дерево, тамъ оно и должно лежать. Вс попытки удовлетворить критикамъ, даже справедливымъ, измненіемъ труда уже находящагося въ рукахъ публики, обыкновенно бываютъ неудачны. Въ самомъ невроятномъ разсказ читатель все же требуетъ нкоторой вроятности и не любитъ, чтобы событія извстной повсти были измнены согласно вкусу критиковъ или капризу самого автора. Это чувство такъ естественно, что даже замчается въ дтяхъ, которыя терпть не могутъ, чтобъ имъ разсказывали одну и туже сказку различнымъ образомъ.
Но нисколько не измняя ни содержанія, ни изложенія своихъ романовъ, авторъ воспользовался этимъ случаемъ, чтобъ исправить коректурныя ошибки и авторскія недомолвки, существованіе которыхъ объясняется тмъ, что издатели видли спою пользу въ быстромъ выпуск первыхъ изданій романовъ, почему авторъ не могъ ихъ постоянно просматривать въ корсктурахъ. Онъ надется, что настоящее изданіе освобождено отъ подобныхъ случайныхъ погршностей.
Авторъ позволилъ себ также сдлать нсколько поправокъ другаго рода, которыя не настолько измняютъ прежній текстъ чтобъ нарушить воспоминанія читателей, но по его мннію придадутъ боле блеска разсказу, разговорамъ и описаніямъ. Эти поправки заключаются въ сокращеніи многословія, въ приданіи боле опредленнаго значенія слишкомъ туманнымъ фразамъ, въ усиленіи слабыхъ мстъ, въ замн неловкихъ эпитетовъ другими боле соотвтствующими,— вообще въ тхъ мелкихъ, послднихъ штрихахъ, которыми художникъ придастъ своей картин рельефность и оконченность, непримтныя для неопытнаго глаза.
Общее предисловіе къ новому изданію и введенія къ каждому отдльному роману будутъ заключать въ себ изложеніе тхъ обстоятельствъ, которыя сопровождали первое появленіе въ свтъ этихъ романовъ и разсказовъ, на сколько они могутъ быть интересны сами по себ и достойны вниманія публики. Кром того авторъ предполагаетъ привести т легенды, семейныя преданія или неизвстные всмъ историческіе факты, составившіе основу этихъ романовъ, онъ также представитъ свденія о тхъ мстностяхъ, въ которыхъ происходитъ дйствіе его романовъ, когда эти мстности всецло или частью дйствительно существуютъ, наконецъ, онъ укажетъ на т обстоятельства его разсказа, которыя основаны на фактахъ, а въ примчаніяхъ читатели найдутъ поясненіе упоминаемыхъ имъ старинныхъ обычаевъ и народныхъ предразсудковъ.
Вообще можно надяться, что отъ тщательнаго пересмотра и исправленія, романы автора Вэверлея въ ихъ новой форм нисколько не потеряютъ своей привлекательности.
Аботсфордъ, января 1829 года.

Общее Предисловіе Автора къ новому изданію его романовъ.

И долженъ я свое безуміе объяснить?
Шэкспиръ.— Ричардъ II, актъ IV.

Принявъ на себя обязанность представить историческій очеркъ романовъ, являющихся теперь въ исправленномъ вид, съ примчаніями и иллюстраціями, авторъ, имя котораго въ первый разъ выставлено на заглавномъ лист, вполн сознаетъ всю щекотливость этой задачи, такъ какъ ему придется говорить о себ и объ обстоятельствахъ лично до него касающихся, боле чмъ можетъ быть прилично. Въ этомъ отношеніи онъ рискуетъ разыграть передъ публикой роль нмой жены (въ извстномъ анекдот), мужъ которой, израсходовавъ половину своего состоянія на излеченіе ея отъ этого недостатка, готовъ былъ, посл того какъ она пріобрла способность говорить, отдать остальную половину, чтобъ только возвратить ее въ прежнее положеніе. Но этотъ рискъ свойственъ задач, принятой на себя авторомъ, и онъ можетъ лишь общать читателю быть только эгоистомъ насколько того потребуютъ обстоятельства. Быть можетъ читатель подумаетъ, что авторъ нисколько не намренъ исполнить этого общанія, такъ какъ въ первомъ параграф авторъ говоритъ отъ третьяго лица, а во второмъ отъ перваго, по по его мннію кажущаяся скромность обращенія къ публик въ третьемъ лиц вполн перевшивается неестественностью и жеманствомъ, которыми въ большей или меньшей мр неизбжно отличаются вс произведенія, написанныя въ третьемъ лиц, отъ коментаріевъ Цезаря до автобіографіи коректора Александра {Коректоръ Александръ былъ псевдонимъ Александра Крудена, извстнаго автора Concordance. Между прочими брошюрами онъ напечаталъ: ‘Приключенія коректора Александра) въ трехъ выпускахъ въ 1754 и 1755 годовъ. ‘Это произведеніе, по словамъ А. Чальмерса: ‘обнаруживаетъ замчательный и единственный въ своемъ род примръ литературнаго безумія).}.
Еслибъ я вздумалъ указать на первые мои опыты въ искуств разскащика, то мн пришлось бы углубиться въ первые года моей юности, но я увренъ, что нкоторые изъ моихъ школьныхъ товарищей засвидтельствуютъ, что я пользовался большой репутаціей въ этомъ отношеніи въ то время, когда рукоплесканія товарищей были единственнымъ вознагражденіемъ будущаго романиста за наказанія, которыя онъ навлекалъ на себя по работая самъ и не давая работать другимъ въ часы, назначенные для приготовленія уроковъ. Главной забавой въ праздники было для меня уйдти куда нибудь подальше съ пріятелемъ, раздлявшимъ мои вкусы, и поочереди разсказывать другъ другу самыя дикія исторіи, какія мы только могли придумать. Это были преимущественно нескончаемые разсказы о рыцарскихъ приключеніяхъ, битвахъ и волшебствахъ, они тянулись пзо дня въ день, и мы никогда не заботились о ихъ окончаніи, а такъ какъ мы строго скрывали предметъ нашихъ бесдъ, то он пріобртали всю прелесть тайны. Театромъ этихъ бесдъ были обыкновенно романтичныя, уединенныя окрестности Эдинбурга, какъ напримръ Артурово Сдалище, Салисбюрійскій Утесъ, Брэдская Гора, и пр. Воспоминанія объ этихъ праздничныхъ прогулкахъ составляютъ отрадный оазисъ въ мертвой пустын моихъ дтскихъ лтъ. Мн остается только прибавить, что товарищъ моего дтства досел живъ, по сталъ такимъ серьезнымъ, благоденствующимъ джентльменомъ, что конечно не поблагодарилъ бы меня, еслибъ я назвалъ его по имени {Это былъ Джонъ Ирвингъ, сотрудникъ Эдинбургской газеты Signet, умершій въ 1850 году.}.
Съ теченіемъ времени, когда юность замнила дтство и явились боле серьезныя занятія и заботы, продолжительная болзнь, по вол судьбы, перенесла меня снова въ царство мечтаній. Моя болзнь произошла частью отъ разрыва кровеноснаго сосуда и впродолженіе долгаго времени мн запрещено было говорить и двигаться, такъ что я нсколько недль лежалъ въ постел, объяснялся только шопотомъ, питался двумя или тремя ложками риса и покрывался однимъ тонкимъ одяломъ. Я въ то время былъ пятнадцатилтній юноша и отличался живостью, апетитомъ и нетерпніемъ этого возраста, потому читатель легко можетъ себ представить, какъ тяжело мн было подчиняться такому леченію, совершенно необходимому въ виду частаго возврата болзни. Естественно, что мн предоставляли полную свободу относительно чтенія, единственнаго моего удовольствія, и конечно я употреблялъ по зло этой свободой.
Въ то время въ Эдинбург существовала летучая библіотека, основанная кажется знаменитымъ Аланомъ Рамзаемъ, и которая, кром почтеннаго собранія всевозможныхъ сочиненій, отличалась главнымъ образомъ богатствомъ книгъ по изящной словесности, отъ рыцарскихъ романовъ и тяжеловсныхъ in-folio Кира и Касандра до лучшихъ произведеній новйшаго времени. Я плавалъ по этому литературному океану безъ компаса и кормчаго, такъ какъ мн дозволяли читать съ утра до ночи (только иногда кто нибудь изъ жалости игралъ со мною въ шахматы) все что я желалъ, подобно тому какъ дтямъ спускаютъ.всякій капризъ, чтобъ удержать ихъ отъ вредныхъ послдствій непослушанія. Мои вкусы и наклонности удовлетворялись только въ этомъ отношеніи, и потому я безпощадно поглощалъ книги: я кажется прочелъ вс романы, драматическія произведенія и эпическія поэмы, находившіяся въ этой громадной библіотек, безсознательно собирая матеріалъ для моей будущей дятельности романиста.
Однако, не во всхъ отношеніяхъ употреблялъ я во зло предоставленную мн свободу. Мало по малу, мн наскучили чудеса изящной литературы, и я началъ искать въ исторіи, мемуарахъ и путешествіяхъ разсказы о событіяхъ не мене удивительныхъ, по боле или мене дйствительно случившихся, а не вымышленныхъ. Посл двухъ лтъ, проведенныхъ такимъ образомъ, я отправился погостить въ деревню и тамъ снова единственнымъ моимъ развлеченіемъ было чтеніе книгъ изъ старой, по хорошо составленной библіотеки. Я не могу лучше обрисовать этихъ безпорядочныхъ занятій, не основанныхъ ни на какихъ правилахъ, какъ сравнивъ себя съ Вэверлсемъ, находившимся почти въ одинаковомъ положеніи. Все что я говорилъ о чтеніи Вэверлея основано на моихъ собственныхъ воспоминаніяхъ, по конечно этимъ и кончается сходство между нами.
Наконецъ, мое здоровье такъ поправилось и окрпло, какъ никто не ожидалъ. Тогда я посвятилъ все свое время серьезнымъ занятіямъ, которыя были необходимы для подготовленія къ избранному мною поприщу, и общество товарищей, а также обыкновенныя удовольствія молодыхъ людей занимали немногочисленныя свободныя минуты. Мое положеніе обусловливало усидчивый трудъ, ибо съ одной стороны я не обладалъ ни однимъ изъ тхъ особыхъ преимуществъ, которыя доставляютъ быстрый успхъ въ адвокатур, но съ другой, меня и не задерживали никакія особыя преграды, такъ что я могъ вполн расчитывать на удачу, соразмрную моимъ усиліямъ подготовить себя къ юридическому поприщу.
Здсь не мсто распространяться о томъ, какъ неожиданный успхъ нсколькихъ балладъ измнилъ всю мою жизнь, и адвоката, дятельно трудившагося впродолженіе нсколькихъ лтъ, превратилъ въ литератора. Достаточно сказать, что я уже подвизался нсколько лтъ на этомъ поприщ, прежде чмъ я серьезно остановился на мысли написать прозаическій романъ, хотя два или три изъ моихъ поэтическихъ опытовъ отличались отъ романа только тмъ, что были написаны въ стихахъ. Однако, въ то время (увы! это было тридцать лтъ тому назадъ), я возымлъ честолюбивое желаніе написать рыцарскую повсть въ род Отрантскаго Замка {Отрантскій Замокъ, сочиненіе Гораса Вальполя.}, съ героями-обитателями пограничной страны между Англіей и Шотландіей, и сверхъестественными, чудесными приключеніями. Случайно наткнувшись въ старыхъ бумагахъ на главу этого произведенія, я приложилъ ее къ настоящему предисловію, и полагаю что нкоторымъ читателямъ любопытно будетъ взглянуть на первую попытку въ области романа автора, впослдствіи столь плодовитаго въ этой отрасли литературы, т же, которые не безъ основанія жалуются на чрезмрное количество романовъ, послдовавшихъ за Вэверлеемъ, должны возблагодарить свою счастливую судьбу, освободившую ихъ на пятнадцать лтъ отъ этого литературнаго наводненія, которое едва не началось вмст съ вкомъ.
Я уже никогда боле не обращался къ этому сюжету, но не покинулъ мысли о прозаическомъ роман, хотя ршился придать совершенно иной видъ моему новому произведенію.
Поэма ‘Два Озера’ главнымъ образомъ была обязана своимъ успхомъ описанію живописныхъ мстностей и нравовъ горной Шотландіи,— плодъ моихъ юношескихъ воспоминаній,— и потому я вознамрился сдлать подобную же попытку въ проз. Я часто бывалъ въ Горной Шотландіи въ то время когда она была гораздо мене доступна и рже посщаема путешественниками чмъ въ послднее время, и зналъ многихъ старыхъ воиновъ 1745 года, которые какъ вс ветераны съ удовольствіемъ разсказывали о своихъ приключеніяхъ и подвигахъ. Поэтому естественно мн вошло въ голову, что старинныя преданія и рыцарскій духъ народа, сохранившаго въ наше просвщенное время столько проблесковъ первобытнаго общественнаго строя, могутъ представить прекрасный сюжетъ для романа, если только авторъ не испортитъ его своимъ неумлымъ разсказомъ.
Задавшись такою идеей, я набросалъ въ 1805 году одну треть перваго тома Вэверлея, о выход котораго объявилъ Эдинбургскій книгопродавецъ Джонъ Балантайнъ. Тогдашнее заглавіе было: ‘Вэверлей или пятьдесятъ лтъ тому назадъ’,— а впослдствіи я уже измнилъ въ ‘Вэверлей или шестьдесятъ лтъ тому назадъ’, для того чтобъ поддержать врное соотношеніе между эпохой изданія и періодомъ, въ который происходило дйствіе романа. Дойдя, насколько мн помнится, до седьмой главы, я показалъ мой трудъ одному пріятелю критику, который высказалъ о немъ очень нелестное мнніе, я же, пользуясь нкоторой репутаціей какъ поэтъ, не хотлъ рисковать ею, неудачно выступая въ другой отрасли изящной литературы, поэтому я бросилъ начатый трудъ безъ всякаго сожалнія и даже не подумалъ вступить въ споръ съ строгимъ судьею. Впрочемъ, я долженъ прибавить, что хотя приговоръ моего друга былъ впослдствіи касированъ публикой, его нельзя обвинять въ недостатк художественнаго вкуса, такъ какъ показанная ему часть романа доходила только до отъзда моего героя въ Шотландію, и слдовательно онъ не видалъ той доли разсказа, которую публика признала самой интересной.
Какъ бы то ни было, я забросилъ эту рукопись въ одинъ изъ ящиковъ старинной конторки, которую, поселившись въ Аботсфорд въ 1811 году, я приказалъ отнести на чердакъ, гд она долго находилась совершенно забытой. Хотя среди своихъ литературныхъ занятій я нсколько разъ возвращался къ мысли о продолженіи начатаго мною романа, но я не могъ отыскать рукопись, не смотря на вс мои поиски, и былъ слишкомъ лнивъ чтобъ вновь написать на память потерянныя главы. Два обстоятельства особливо воскресили въ моей мысли воспоминаніе объ этомъ пропавшемъ труд.
Боле всего на меня подйствовала широко распространенная и вполн заслуженная слава мисъ Эджвортъ, ирландскіе разсказы которой близко познакомили англичанъ съ характеромъ веселыхъ, добродушныхъ сосдей, такъ что она по истин сдлала боле для закрпленія единства обихъ странъ, чмъ вс законодательныя попытки. Не простирая своихъ притязаній до надежды соперничать въ юмор, патетическомъ чувств и замчательномъ такт, отличающихъ сочиненія моего уважаемаго друга, мисъ Эджвортъ, я полагалъ что можно было сдлать для моей страны нчто подобное тому, что она съ такимъ успхомъ сдлала для Ирландіи,— именно выставить шотландцевъ передъ ихъ сосдями въ боле благопріятномъ свт, возбудивъ сочувствіе къ ихъ добродтелямъ и снисхожденіе къ ихъ слабостямъ. Я также думалъ, что недостатокъ таланта можетъ пополняться основательнымъ знакомствомъ съ предметомъ моихъ разсказовъ. Дйствительно, я постилъ почти вс мста Шотландіи, какъ горной, такъ и низменной, коротко зналъ какъ старое поколніе шотландцевъ такъ и новое, съ дтства имя сношенія съ моими соотечественниками,— людьми всхъ классовъ отъ пэра до поселянина. Подобныя мысли часто приходили мн въ голову, и мало по малу побудили меня ршиться на честолюбивое дло, объ исполненіи котораго предоставляю судить читателю.
Но не одни успхи мисъ Эджвортъ возбудили во мн соревнованіе и подстрекали меня къ труду. Я случайно взялся за работу, составившую нчто въ род литературнаго опыта и возбудившую во мн надежду преодолть вс трудности на пути романиста и сдлаться порядочнымъ труженикомъ въ этой отрасли литературы.
Въ 1807—8 годахъ, по просьб книгопродавца Джона Муррея, я предпринялъ редакцію посмертнаго изданія произведеній Джозефа Струта, извстнаго артиста и антикварія. Между этими сочиненіями находился недоконченный романъ: Квингоскій Замокъ, дйствіе котораго происходило въ царствованіе Генриха VI. Этотъ трудъ имлъ цлью представить картину нравовъ, обычаевъ и языка англійскаго народа въ ту эпоху, основательное знаніе мистера Струта (автора извстныхъ книгъ ‘Королевскія и Духовныя Древности’, ‘Очеркъ Забавъ и Времяпрепровожденій Англійскаго Народа’) всего что касалось этихъ предметовъ, длало его вполн компетентнымъ для созданія подобнаго романа, и хотя рукопись его отличалась поспшностью и недостаткомъ отдлки, всегда неизбжныхъ при первомъ опыт, она, по моему мннію, обнаруживала въ автор замчательное воображеніе.
Такъ какъ романъ не былъ оконченъ, то я счелъ своимъ долгомъ, какъ редакторъ, прибавить краткое и наивозможно боле естественное окончаніе согласно плану автора. Эта послдняя заключительная глава ‘Квингоскаго Замка’ также приложена къ настоящему предисловію, по причин уже высказанной мною выше. Отрывокъ этотъ составляетъ второй шагъ въ области романовъ, а указаніе того пути, по которому я шелъ до достиженія успха, какъ романистъ, составляетъ главную цль представленнаго нын читателямъ общаго предисловія ко всмъ моимъ романамъ.
Однако ‘Квингоскій Замокъ’ не пользовался большимъ успхомъ, и причиной тому, по моему мннію, вина самого автора, который слишкомъ придерживался стариннаго языка и слишкомъ подробно распространялся о предметахъ, интересующихъ однихъ антикваріевъ. Сочиненіе, имющее цлью только возбудить любопытство читателя и занять его воображеніе, должно быть написано легкимъ, понятнымъ языкомъ, а если авторъ (какъ, на многихъ страницахъ ‘Квингоскаго Замка’ поступаетъ мистеръ Струтъ) обращается исключительно къ однимъ антикваріямъ, то естественно большинство читателей повторяетъ слова Мунго о мавританской музык: ‘Зачмъ слушать, когда я не понимаю?’ {Негръ Мунго, дйствующее лице въ пьес Исаака Бикерстафа ‘Замокъ’, сюжетъ которой заимствовавъ изъ разсказа Сервантеса ‘Ревнивый Мужъ’.} Я полагалъ что можно, было избгнуть этой ошибки, придавъ подобному сочиненію боле легкое, для всхъ понятное изложеніе, но съ другой стороны меня такъ разочаровалъ холодный пріемъ, оказанный публикой роману мистера Струта, что я пришелъ къ заключенію, что средневковые обычаи не заключали въ себ такого интереса, какъ я прежде полагалъ, и что романъ, основанный на новйшихъ событіяхъ могъ пріобрсти большую популярность, чмъ повсть изъ рыцарскаго быта. Поэтому мои мысли снова возвратились къ разсказу, начало котораго было уже мною написано и который теперь, благодаря случаю, я неожиданно нашелъ.
Однажды, отыскивая своимъ гостямъ принадлежности для ловли рыбы, я вспомнилъ о существованіи упомянутой выше старой конторки, гд бывало держалъ подобныя вещи, и съ трудомъ добравшись до нея среди всякаго хлама на чердак, случайно нашелъ въ ней давно потерянную рукопись. Немедленно посл этой счастливой находки я принялся за окончаніе романа, согласно первоначальной его идеи, и я долженъ откровенно сознаться, что построеніе всего романа едва ли заслуживало его успха. Завязка и развязка ‘Вэверлея’ выработаны несовсмъ удовлетворительно, такъ какъ я не имлъ опредленнаго плана во время самой работы. Приключенія Вэверлея и его похожденія съ шотландскимъ разбойникомъ Бинъ-Линомъ задуманы и разсказаны далеко неискусно, но избранный мною для Вэверлея путь далъ мн возможность украсить свой разсказъ врными описаніями мстностей и народныхъ нравовъ, которые придали роману боле интереса, чмъ могъ бы иначе придать ему авторъ. Хотя я въ этомъ отношеніи гршилъ и въ послдующихъ своихъ разсказахъ, но боле всего виновенъ въ Вэверле.

0x01 graphic

Между многими неврными слухами, распространенными по поводу И эверлея, увряли что во время печатанія этого романа я предлагали’ продать право изданія за весьма незначительную цпу различнымъ лондонскимъ книгопродавцамъ. Это несправедливо. Копстабль и Кадель, печатавшіе этотъ романъ, одни знали его содержаніе и дйствительно предлагали мн большую сумму, но я отказался, не желая вовсе продавать права изданія.
Происхожденіе романа Вэверлей и историческіе факты, на которыхъ онъ основанъ, разсказаны въ отдльномъ: предисловіи, помщенномъ въ этомъ изданіи во глав самого романа, а потому здсь нечего объ этомъ распространяться.
Вэверлей былъ напечатанъ въ 1814 году, и на заглавномъ лист не было выставлено имени автора, такъ что онъ долженъ былъ проложить самъ себ дорогу безъ всякихъ обычныхъ рекомендацій. Сначала успхъ его былъ не очень значителенъ, по черезъ два или три мсяца его популярность превзошла самыя смлыя надежды.

0x01 graphic

Вс съ неимоврными усиліями старались узнать имя автора, по никто не могъ добыть объ этомъ никакихъ положительныхъ свденій. Первоначальными’ поводомъ къ анонимному выпуску Вэверлея было сознаніе, что эта попытка могла оказаться безуспшной, и потому мн по къ чему было рисковать той литературной извстностью, которою я уже пользовался. Для сохраненія же моей тайны были приняты большія предосторожности. Мой старый другъ и школьный товарищъ, Джэмсъ Балантайнъ, печатавшій мои романы, принялъ на себя исключительную обязанность вести всю переписку съ авторомъ, которому онъ такимъ образомъ принесъ значительную пользу не только своими техническими знаніями, во и критическимъ талантомъ. Рукопись, или по типографски оригиналъ, переписывалась врными людьми подъ надзоромъ Балантайна, и замчательно, что въ теченіе многихъ лтъ и не смотря на значительное число людей, употребляемыхъ на это дло, никто не проговорился. Относительно коректуры поступали также чрезвычайно осторожно: печатались всегда два оттиска, одинъ изъ нихъ посылался къ автору, а на другой Балантайнъ собственноручно переводилъ вс авторскія поправки, такъ что даже авторскихъ коректуръ никогда не видывали въ типографіи. Такимъ образомъ самые тщательные розыски любопытныхъ не могли привести ни къ чему, и имя автора Вэверлея оставалось тайною.
Причина, побуждавшая автора скрывать свое имя сначала, когда успхъ Вэверлея былъ еще сомнителенъ, довольно понятна и естественна, по гораздо трудне по видимому объяснить желаніе его скрывать свое имя въ послдующихъ изданіяхъ, которыя дойдя до 11 или 12.000 экземпляровъ доказывали лестное вниманіе публики. Къ сожалнію, я не могу удовлетворить любопытству читателя въ этомъ отношеніи, и я уже въ другомъ мст {Введеніе къ Канонгэтскимъ Хроникамъ.} прямо заявилъ, что не могу лучше объяснить своего упорства остаться анонимнымъ авторомъ, какъ повторивъ слова Шейлока: ‘Таковъ мой капризъ’. Впрочемъ нелишне замтить, что на меня не могло вліять обыкновенное желаніе авторовъ заставить публику говорить о себ, такъ какъ я уже пользовался заслуженной или незаслуженной литературной славой боле чмъ могъ бы желать человкъ гораздо самолюбиве меня, а потому выступая на новую арену, я могъ скоре рисковать потерей своей репутаціи, чмъ увеличить ее. Точно также на меня не вліяли и другія побужденія, которыя въ боле раннюю эпоху жизни могли имть значительную силу. Мое мсто въ обществ было уже окончательно опредлено, узы дружбы заключены, полжизни прожито, и мое положеніе, боле высокое чмъ я заслуживалъ и во всякомъ случа вполн удовлетворявшее вс мои желанія, не могло быть значительно измнено или улучшено какой бы то ни было степенью литературнаго успха.
Такимъ образомъ, очевидно, меня не побуждало самолюбіе, обыкновенно вліяющее въ подобныхъ случаяхъ, новъ тоже время меня нельзя упрекнуть въ неприличномъ равнодушіи къ сочувствію публики. Я не мене искренно чувствовалъ благодарность за вниманіе публики, хотя не высказывалъ ее открыто, подобно тому какъ влюбленный, храпя въ сердц залоги любви своей возлюбленной, столько же гордится ею, сколько и юный поклонникъ, самодовольно выставляющій ихъ на показъ всмъ. Поэтому я рдко былъ такъ счастливъ, какъ узнавъ по возвращеніи въ Англію изъ небольшаго путешествія, что Вэверлей достигъ зенита славы, и вся публика съ жаднымъ любопытствомъ отыскиваетъ имя его невдомаго автора. Внутреннее сознаніе всеобщаго сочувствія имло для меня такую же прелесть, какую иметъ для человка увренность, что онъ обладаетъ скрытымъ сокровищемъ, и врядъ ли удовольствіе подобнаго сознанія могло бы увеличиться оттого, что оно стало бы извстно всему свту. Кром того сохраненіе въ тайн имени автора имло еще другое преимущество: я могъ являться на литературной арен и исчезать съ нея, когда мн было угодію, не обращая на себя лично никакого вниманія за исключеніемъ однихъ предположеній. Съ другой стороны меня, какъ автора боле или мене извстнаго въ другой отрасли литературы, могли бы упрекать въ томъ, что я слишкомъ часто злоупотребляю терпніемъ публики, но автора Вэверлея въ этомъ отношеніи могли столь же мало уязвить удары критики, какъ тнь Гамлета удары меча Марцелла. По всей вроятности любопытство публики, постоянно возбуждаемое тайною, окружавшею имя автора, и поддерживаемое толками и спорами, много содйствовало тому, что быстро появлявшіеся одинъ за другимъ романы пользовались неизмннымъ вниманіемъ. Каждое новое произведеніе таинственнаго автора возбуждало надежду, что наконецъ тайна откроется тмъ или инымъ образомъ, а потому не смотря на быть можетъ меньшее достоинство, чмъ предыдущее, оно возбуждало одинаковый интересъ.
Быть можетъ меня упрекнутъ въ притворств, если я сознаюсь, что одной изъ причинъ, побуждавшей меня скрывать свое имя, было нежеланіе вступать въ личные споры о моихъ литературныхъ трудахъ. Несомннно, что для автора очень опасно находиться постоянно въ обществ людей, которые на каждомъ шагу говорятъ о его произведеніяхъ H естественно относятся пристрастно къ тому что издано въ ихъ собственной сред. Самодовольство, неизбжный плодъ подобнаго положенія автора, чрезвычайно для него вредно, такъ какъ чаша лести, хотя не низводитъ людей, подобію чаш Цирцеи, на ступень животныхъ, по глупцовъ самыхъ лучшихъ и способныхъ людей до уровня глупцовъ. Скрывавшая меня маска въ нкоторой степени избавляла меня отъ этой опасности, и свойственное мн по природ самолюбіе не увеличивалось пристрастіемъ друзей и иміамомъ льстецовъ.
Если у меня спросятъ дальнйшаго объясненія этой такъ долго скрываемой тайны, то я могу только сослаться на слова искуснаго и сочувственнаго мн критика, который заявилъ, что самую характеристическую черту умственнаго организма каждаго романиста составляетъ, примняясь къ френологіи, чрезвычайное развитіе органа тайны. Дйствительно я подозрваю въ себ подобную врожденную наклонность, потому что видя общее любопытство и пламенное желаніе открыть мою тайну, я ощущалъ какое-то въ сущности необъяснимое удовольствіе отъ неуспха всхъ усилій разоблачить анонимнаго автора Вэверлея.
Мое упорство въ сохраненіи этой тайны часто ставило меня въ неловкое положеніе, именно когда близкіе мн люди обращались съ прямымъ вопросомъ: я ли авторъ Вэверлея. Въ подобномъ случа мн приходилось или сознаться, или дать уклончивый отвтъ, или наконецъ прибгнуть къ смлому, прямому отрицанію. Въ первомъ случа я долженъ былъ принести жертву, которой никто не имлъ права отъ меня требовать, такъ какъ дло это касалось одного меня. Дать уклончивый отвтъ значило возбудить подозрніе, что я былъ не прочь приписать себ достоинства (если таковыя были въ этихъ романахъ), хотя не смлъ открыто заявлять свое право на нихъ, или во всякомъ случа люди, относившіеся ко мн боле справедливо, могли признать этотъ отвтъ за косвенное признаніе. Поэтому я считалъ себя въ прав, какъ всякій обвиняемый на суд, отказываться отъ самообвиненія и прямо отрицать вс улики, не поддержанныя доказательствами. Въ то же время я обыкновенно подкрплялъ свое отрицаніе тмъ соображеніемъ, что еслибъ я былъ авторомъ этихъ романовъ, то считала, бы себя въ прав отказывать въ моемъ собственномъ показаніи, съ помощью котораго хотли открыть скрываемую мною тайну.
Въ сущности я никогда не ожидалъ и не надялся чтобы я могъ скрыть отъ близкихъ людей свои отношенія къ этимъ романамъ. Многочисленныя совпаденія между выраженіями, мнніями и разсказами, встрчающимися одинаково въ этихъ романахъ и разговорахъ автора въ частной жизни должны были убдить близкихъ къ нему людей въ тождественности ихъ стараго друга и автора Вэверлея. Я вполн увренъ, что подобное нравственное убжденіе существовало у всхъ коротко меня знавшихъ. Но пока я самъ молчалъ, ихъ убжденіе не могло въ глазахъ свта имть боле значенія, чмъ догадки другихъ, ихъ мннія и сужденія могли быть признаны пристрастными, оспорены противоположными мнніями и аргументами, и подъ конецъ вопросъ уже состоялъ не въ томъ, чтобъ признать меня авторомъ Вэверлея, не смотря на мое отрицаніе, но въ томъ — достаточно ли будетъ одного моего сознанія для того чтобы мн поврили.
Меня часто спрашивали справедливы ли т многочисленные случаи, въ которыхъ я будто бы проговаривался, но я упорно стоялъ на своемъ со всмъ спокойствіемъ адвоката, практикующаго тридцать лтъ, и не помню чтобы когда либо я приходилъ въ смущеніе или тупикъ. Медвинъ въ своемъ сочиненіи: ‘Бесды лорда Байрона’, разсказываетъ, что онъ однажды спросилъ моего уважаемаго и высокодаровитаго друга: ‘Увренъ ли онъ, что авторъ Вэверлея серъ Вальтеръ Скоттъ?— ‘Скоттъ, отвчалъ лордъ Байронъ, почти что сознался въ этомъ въ кн
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека