Библиография.
В. Бузескул
Фукидид, Бузескул Владислав Петрович, Год: 1904
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Фукидид () — сын Олора, из аттического дема Галимунта, величайший греческий историк. Год рождения его в точности неизвестен. Если основываться на свидетельстве писательницы Памфилы, он родился около 470 г. до Р. Хр., из слов же его биографа Маркеллина следует заключить, что он родился около 450 г. Сам историк говорит, что в начале Пелопоннесской войны (431 г.) он был уже в вполне зрелом возрасте и мог понимать и наблюдать совершающиеся события (V, 26, ср. I, 1), кроме того, известно, что в 424 г. Ф. был уже стратегом, следовательно, имел тогда во всяком случае не менее 30 лет от роду. Вообще, вероятнее всего, что он родился около 460—455 г. до Р. Хр. Таким образом, его молодость совпала с веком Перикла: он был современником Еврипида, софистов, Сократа. Биография Ф. в подробностях нам неизвестна. Сообщения его биографов, из коих главный — некий Маркеллин, не внушают доверия, главными, достоверными сведениями являются сообщения самого историка, мимоходом сделанные. Принадлежал Ф. к богатой и знатной фамилии: его предком был фракийский царь Олор и он находился в родстве с фамилией Мильтиада. Ф. обладал большими материальными средствами, во Фракии ему принадлежали золотые прииски и он пользовался там влиянием (IV, 105). В Афинах, по-видимому, он стоял близко к влиятельным лицам, в том числе, вероятно, и к Периклу, замечательную характеристику которого он представил (II, 65). Ф., как это доказывает его труд, получил прекрасное образование, достигнув зрелого возраста, он принял участие в государственных и военных делах. Первые годы Пелопоннесской войны историк провел в Афинах, во время эпидемии, разразившейся на второй год войны, он сам заболел этой страшной болезнью, которую потом описал. Когда спартанский полководец Брасид перенес военные действия во Фракию (424 г.), Ф. командовал эскадрой у о-ва Фазоса, он не успел предотвратить переход Амфиполя на сторону Брасида (приняв лишь меры к защите Эйона). Принужденный, вследствие этого, отправиться в изгнание, он поселился в своем фракийском поместье, где на досуге мог составлять и обрабатывать свой труд, спокойно, в качестве зрителя, наблюдать за обеими воюющими сторонами и, в особенности, ближе стать к пелопоннесцам (V, 26). Он посетил, по-видимому, многие места, бывшие театром войны, двор македонского царя Архелая, Сицилию и в частности Сиракузы, как это можно заключить по живому и точному описанию их окрестностей и осады. 20 лет провел Ф. в изгнании. По окончании Пелопоннесской войны (404 г.), вследствие амнистии (общей или, по некоторым известиям, особой, по предложению Энобия) он мог вернуться на родину, но вскоре умер (ок. 399 — 396, во всяком случае не позже 396 года, ибо он не знает восстановления Длинных стен Кононом и извержения Этны 396 г.), по мнению одних — в Афинах, по мнению других — на чужбине, во Фракии, или по дороге на родину. Есть известие, что умер он насильственной смертью. Ф. написал ‘Историю Пелопоннесской войны’, современником и очевидцем которой он был. По собственному его заявлению, он начал свой труд тотчас по возникновении войны, будучи заранее уверен в ее важном значении (I, 1). Тем не менее вопрос о времени составления и обработки его ‘Истории’ принадлежит к числу спорных. Ульрих (в середине 40-х годов XIX в.) доказывал, что сначала Ф. под войной пелопоннесцев с афинянами разумел лишь первый период, так назыв. Архидамову войну, и первые книги написал после Никиева мира (421 г.), думая, что война уж закончилась, а потом продолжал свой труд. Это мнение, многими поддержанное, встретило и возражения, главным образом со стороны Классена, а в последнее время — Эд. Мейера. Впрочем, разногласие в сущности не так велико, как кажется, ибо последователи Ульриха соглашаются, что Ф. впоследствии делались вставки, а Классен и его сторонники признают, что отдельные части могли быть набросаны историком, как материал для последующей обработки, раньше окончания войны. ‘История Пелопоннесской войны’ Ф. состоит из VIII кн. I кн. заключает в себе знаменитое введение — очерк древнейшей истории Греции, изложение поводов к войне и ее действительных причин, очерк ‘Пятидесятилетия’ (промежутка от Платейской битвы до начала Пелопоннесской войны) и разрыва между Афинами и Спартой, со II кн. начинается история самой войны. Она доведена до зимы 411 г. — В своем произведении Ф. является одним из самых выдающихся и характерных представителей греческой мысли той эпохи, которая может быть названа эпохой ‘Просвещения’, это была пора нового философского движения, охватившего Грецию, критической мысли и рационализма. Цель Ф., как он сам ее определяет — ‘отыскание истины’. Он враг анекдотов, вымыслов, поэтических прикрас, он не стремится к занимательности. Он сам противополагает свой труд произведениям как поэтов, с их преувеличениями и прикрасами, так и ‘логографов’ (I, 21). Ф. знал, что его изложение покажется менее занимательным и приятным, но он считал достаточным, если его труд ‘найдут полезным те, кто пожелает иметь ясное и верное представление о прошлом, ввиду того, что, по свойствам человеческой природы, и в будущем когда-нибудь может произойти нечто подобное’. На свое произведение он смотрел не как на временную забаву для слушателей, а как на ‘достояние навеки’ (I, 22). Ф., по собственным словам, стремился к точному знанию (V, 26) и излагал не так, как ему казалось или как сообщал первый встречный, а как очевидец или на основании сведений хотя и добытых от других, но подвергнутых возможно тщательной и точной проверке (I, 22), Он сознает, что узнавать правду было трудно, ибо свидетели-очевидцы говорили об одном и том же не одинаково, а под влиянием пристрастия или памяти (I, 22). Таким образом, основные приемы исторической критики впервые открыты и применены Ф. Весь его труд свидетельствует о его добросовестности, тщательности и осторожности в отыскании истины. Ф. первый надлежащим образом оценил важность документов и некоторые из них целиком внес в свою историю (напр. текст перемирия 423 г., Никиева мира, договора афинян с Аргосом, Мантинеей и Элидой). Он извлекает данные из надписей, умеет пользоваться мифом и народным преданием, объяснить происхождение того или иного рассказа, даже неверной версии (см. напр. VI, 54 сл.). В отношении приемов особенно интересны начальные главы, в которых Ф. пытается дать реконструкцию важнейших моментов древнейшей греческой истории, со стороны метода эти главы — одно из самых замечательных проявлений греческой мысли. Здесь историк применяет в широких размерах метод обратного заключения — от настоящего к прошлому, от известного к неизвестному, причем основанием для его заключений и комбинаций служат свидетельства эпоса, топографические данные, вещественные памятники, сохранившиеся названия, быт отсталых в культурном отношении греческих племен и варваров, обычаи, празднества и обряды, вообще — культурные переживания. Приемы Фукидида напоминают приемы современных исследователей и его метод обратного заключения есть вместе с тем метод сравнительный: Ф. подмечает аналогию между бытом греков, на известной ступени их развития, и варваров (I, 3,6), ему не чужда уже идея постепенного развития, древнейшая, баснословная старина у него лишь один из фазисов в развитии греческого общества. В его труде ясно обнаруживается идея причинности: Ф. отличает общие, основные причины и поводы или случайные обстоятельства. Напр. он отмечает, что события в Эпидамне и Потидее, жалобы Мегары и Эгины — это только поводы и предлоги к войне, истинная же причина ее таилась в возвышении афинского могущества, возбуждавшего в лакедемонянах страх и зависть (I, 23, II, 8). Ф. признает законосообразность исторических явлений, у него встречается ряд обобщений, основанных на убеждении в том, что одинаковые причины и условия вызывают и одинаковые следствия: по его мнению, пока не изменится человеческая природа, до тех пор будут происходить и явления, подобные тем, которые он описывает. Так, по поводу борьбы партий на о-ве Керкире Ф. дает поразительное по глубине анализа изображение патологических явлений — извращения понятий, одичания и деморализации греческого общества, как пагубного и неизбежного последствия ожесточенной междоусобной войны (III, 82—83), и при этом замечает: ‘вследствие междоусобиц множество тяжких бед обрушилось на государства, бед, какие обыкновенно бывают и всегда будут, пока человеческая природа остается тою же’, но только в большей или меньшей степени и различные по формам, сообразно обстоятельствам в каждом отдельном случае. Исторические события Ф. объясняет, не вводя сверхестественного элемента и непосредственного вмешательства божества. В оракулы и предзнаменования он, очевидно, не верит, правда, он о них упоминает, но не потому, чтобы верил в них, а потому, что им верила масса, и вследствие этого они являлись некоторым фактором, с которым историку необходимо было считаться. По поводу некоторых изречений оракула Ф. делает чрезвычайно меткие критические замечания (см. II, 17, 54). По Фукидиду, не гадатели, предзнаменования и оракулы, а ум и знание могут предусматривать будущее. В историческом деятеле он выше всего ставит ум, способность составлять правильное суждение о положении дел и таким образом предусматривать будущее. При этом он судит не с точки зрения конечного успеха, напр., начатая при Перикле война привела к катастрофе, но Ф. восхваляет Перикла и его прозорливость, напротив, Клеон взял Сфактерию, сдержав данное обещание, но историк все-таки считает его легкомысленным и сумасбродным (IV, 28, 36). — Что касается политических воззрений Ф., то он не был расположен к крайней демократии, не раз он отзывается презрительно об изменчивости и непостоянстве толпы, он чувствует антипатию к демагогам (характерно напр. его отношение к Клеону), по поводу установления весьма умеренной демократии (после низвержения олигархии 400) он заявляет, что это была лучшая форма правления из существовавших в его время, ибо являлась умеренным соединением олигархии и демократии (VIII, 97). Вообще Фукидид редко высказывает свои личные мнения, он избегает говорить от себя и заставляет говорить самые факты. В общем он отличается замечательной объективностью и беспристрастием, а его добросовестность в изложении фактов такова, что с помощью им же сообщаемых данных можно иногда проверить и даже опровергнуть его взгляд. Напр. на основании сведений, которыми мы обязаны Ф. же, мы можем составить себе несколько иное мнение о Клеоне, к которому он относится, очевидно, враждебно: Ф. прославил Перикла в знаменитой характеристике его (II, 65), но мы не найдем у него простого панегирика вождю Афин: о военных действиях его Ф. говорит с большой умеренностью. Аристократ по происхождению и положению, не сторонник крайней демократии, Ф. не скрывает дурных поступков олигархов, и устами Перикла нарисовал величественный идеал афинской демократии. Сам афинянин, он ярко выставляет заслуги их врага, защитника Сиракуз, Гермократа, и относится с полным беспристрастием к Спарте, не разделяя ни того отвращения, которое к ней питали демократы, ни лакономании, которая начинала распространяться в афинском обществе и литературе. К некоторым спартанцам Ф. относится с симпатией (напр. к Брасиду, Архидаму), но он не скрывает и недостатков Спарты, ее жестоких поступков. Изгнанник, живущий на чужбине, он относится к своему родному городу без ненависти и злобы. Немудрено, что в ученой литературе преобладают самые хвалебные отзывы о Ф. Но в 70-х и 80-х годах истекшего века он подвергся нападкам со стороны Мюллера-Штрюбинга, который начал с обвинения его в субъективности, в сокрытии истины, в иезуитской казуистике (reservatio mentalis), в умышленной неясности (см. ‘Aristophanes und die histor. Kritik’, 1873), потом стал открывать следы ‘кровожадного интерполятора’, испещрившего будто бы текст Ф. своими вставками (‘Thukydideische Forschungen’, 1881), затем стал доказывать, что Фукидидово произведение — ‘военно-дидактическая эпопея’ и ‘военная новелла’ (‘Das erste Jahr d. Pelopon. Krieges’, в ‘Neue Jahrb. f. Philol’, 1883, и ‘Die Glaubwdigkeit d. Thukydides geprft an seiner Darstellung d. Belagerung von Plataia’, ibid., 1885), и наконец назвал знаменитого историка ‘чисто-теоретическим доктринером’ и ‘педантом’ (‘Die Korkyrischen Hndel bei Thukydides’, ibid., 1886). С не менее страстными нападками на Ф. выступил и венгерский ученый Ю. Шварц (в своем соч. ‘Die Demokratie’, I, 1884), недоверчивое отношение к Ф., хотя и не в такой мере, встречаем и у Макса Дункера (‘Gesch. d. Alterthums’, N. F., I—II, 1884—86) и Пфлугк-Гарттунга (‘Perikies als Feldherr’, 1884), выступивших с развенчанием Перикла. Крайность и несостоятельность этой критики в настоящее время достаточно обнаружена (см. Ф. Г. Мищенко, ‘Послесловие’ к переводу Ф., 1888, В. Бузескул, ‘Перикл’, 1889, A. Bauer, ‘Thukyd. und H. Mller-Strbing’, 1887, Lange, ‘Zur Frage ber die GlaubwЭrdigkeit d. Thukyd.’ в ‘Neue Jahrb. f. Philol.’, 1887 и друг.), хотя отдельные замечания названных противников Ф. не лишены основания: восставая против крайностей гиперкритического направления, мы должны допустить необходимость критики по отношению к Ф., в каждом отдельном случае, подобно тому, как и по отношению ко всякому другому источнику. У него, конечно, найдутся отдельные, частные промахи, ошибки и неточности. Несмотря на это, Ф. в общем останется тем, чем был в глазах даже таких авторитетов в области исторической критики, как Нибур и Ранке, т. е. одним из величайших историков и источником достоверным настолько, насколько вообще может быть достоверно произведение человека, большинство же его промахов, неточностей и неверных сообщений должно быть отнесено к категории ошибок невольных, более или менее свойственных каждому, а тем более историку, жившему за IV в. до Р. Хр. В общем, если под историей разуметь науку и нечто большее, нежели простое повествование о достопамятных событиях, то Ф. с большим правом может быть назван ее отцом, чем Геродот, и у него мы найдем немало черт, сближающих его с современной историографией.
Лучшие издания Ф.: Рорро, Krger’a, Stahl’я, Croiset и в особенности Classen’a, а также Hude (у Teubner’a), руск. перев. Ф. — Ф. Г. Мищенка (2 т., М., 1887—8). Монографии о Ф. — Roscher (1842), Welzhofer (1878), Girard (1884), Lange (1893), исследования Mller-Strbing’a, Ф. T. Мищенка, ‘Предисловие’ и ‘Послесловие к перев.’ (последнее — отд. книгой под заглав. ‘Ф. и его соч.’, 1888), ср. его же, ‘Опыт по истории рацион. в древн. Греции’ (1881) и В. Бузескул, ‘Перикл’ (1889). Очень важны E. Meyer, ‘Forschung. z. alten Gesch.’ (II, 1899, ср. его же, ‘Gesch. d. Alterth.’, III), и Busolt, ‘Gr. Gesch.’ (III, 2). См. также общие труды по истории греч. литературы (лучшее новейшее сочин. — Christ’a) и греческой историографии: Creuzer, ‘Die histor. Kunst d. Griechen’ (1845), Ulrici, ‘Charakteristik d. antiken Historiographie’ (1833), С. Wachsmuth, ‘Einleitung in d. Studium d. alten Gesch.’ (1896), его же, ‘Ueber Ziele und Methoden d. Griech. Greschichtsschreibung’ (1897), Seeck, ‘Die Entwicklung d. antiken Geschichtsschreibung’ (1898), B. Бузескул, ‘Введ. в историю Греции’ (2 изд., 1904).
Источник текста: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, т. XLIa (1904): Яйцепровод — t, с. 952—954.