Финиас Финн, возвратившийся назад, Троллоп Энтони, Год: 1874 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 685 минут(ы)

ФИНІАСЪ ФИННЪ, ВОЗВРАТИВШІЙСЯ НАЗАДЪ.

РОМАНЪ
ЭНТОНИ ТРОЛЛОПА.

ИЗДАНІЕ
Е. Н. АХМАТОВОЙ.

С.-ПЕТЕРЕУРГЪ.
ПЕЧАТАНО ВЪ ТИПОГРАФІИ Е. Н. АХМАТОВОЙ, ДМИТР. ПЕР., Д. No 17.
1875.

Читатели найдутъ противорчіе въ правописаніи собственныхъ именъ въ этомъ роман съ тмъ правописаніемъ, которое ныншній годъ принято въ ‘Собраніи Романовъ’ на основаніи соображеній, внушенныхъ Редакціи ‘Толковымъ Словаремъ’ В. И. Даля и ‘Филологическими Разысканіями’ академика Я. К. Грота, о чемъ упомянуто въ Смиренномъ Сознаніи Редакціи, приложенномъ къ октябрской книжк ‘Собранія Романовъ’ 1874, но такъ какъ ‘Финіасъ Финнъ, возвратившійся назадъ’ составляетъ продолженіе ‘Финіаса Финна’, помщеннаго въ 1869 году, то Редакція сочла необходимымъ сохранить однообразное правописаніе въ обоихъ романахъ, составляющихъ одно цлое. Пр. Ред.

Глава I.
ИСКУШЕНІЕ.

Общіе выборы 18— остались въ памяти тхъ, кто интересуется политикою страны. До нихъ было нсколько перемнъ министерствъ, быстрыхъ, волнующихъ и въ сущности полезныхъ, такъ какъ он изобличали настоящее мнніе страны о разныхъ общественныхъ вопросахъ. Грешэмъ былъ первымъ министромъ, какъ представитель либеральной партіи. Произошло разногласіе между его приверженцами по поводу жестоко мучительнаго вопроса о баллотировк. Тутъ Добени царствовалъ около года, надляя казеннымъ добромъ птенцовъ изъ партіи тори, которые съ широко раскрытыми клювами и голодными желудками безспорно уже нсколько лтъ не получали своей доли государственныхъ почестей и выгодъ. Добени продолжалъ засдать къ великому отчаянію либераловъ, изъ которыхъ каждый сознавалъ за своею партіею, въ силу численности, право забрать правленье въ свои руки. Какихъ бы политическихъ убжденій человкъ ни держался — если только духъ партій не заглушаетъ въ немъ чувства патріота — онъ долженъ находить лучшимъ, чтобы крохи изобилія распредлялись съ нкоторой справедливостью. Можетъ ли даже старый вигъ желать, чтобы лордами-намстниками во всхъ графствахъ были одни старые виги? Можетъ ли полезно повліять на судопроизводство, чтобы одни либералы были генералъ-атторнеями, а слдовательно главными судьями Англіи или судьями верховнаго аппеляціоннаго уголовнаго суда? Разв перу такъ и не суждено быть когда-либо представителемъ величія Англіи въ Индіи, Канад или С. Петербург? Разсуждая такимъ образомъ, умренные либералы съ радостью способствовали къ удач Добени и его приверженцевъ. А Добени и его приверженцы не преминули воспользовался случаемъ. Счастье имъ благопріятствовало и они собирали накошенное ими сно, пока свтило солнце, съ такою неслыханною энергіей, что естественные ихъ противники потеряли терпніе. Въ глазахъ либераловъ это разрзываніе Уайтголльскаго пирога торіями стало грабительствомъ, когда оказалось, что привилегіи рзать его придали размры, какихъ не ожидали. Разв не они, то-есть либералы, настоящіе-представители народа, а слдовательно и пирогъ разв не принадлежитъ имъ по праву? Разв не сами они уступили его на время, отчасти по небрежности, плохому управленію и ссорамъ между собою, но главнымъ образомъ по сознанію, что умренное число ломтей, нарзанныхъ съ другой стороны, только можетъ принести пользу, если взять все въ соображеніе? Но когда начали крошить пирогъ такъ немилосердно — о, небо! люди, ссорившіеся между собою, ршили не ссориться боле, вс согласились прекратить неурядицу, отбросить небрежность и положить конецъ ужасному зрлищу — слабаго, прикидывающаяся сильнымъ, или слабаго, получающаго награду сильнаго. Произошло большое сраженіе и среди послднихъ его бореній пирогъ крошился отважно. Весь свтъ зналъ, чмъ кончится борьба, но при послднихъ вспышкахъ проиграннаго сраженія пекли лордовъ-памстниковъ, престарлыхъ судей отставляли съ пенсіями, разсылали губернаторовъ, кой-гд создавали должность частнаго секретаря — словомъ, крупныя назначенія насчитывались десятками, мелкія вдвое противъ того, и сно все еще загребалось, хотя солнце уже зашло.

Вслдствіе всего изложеннаго, выборы 18— имли особенный характеръ. Добени распустилъ парламентъ, но едва ли надялся склонить этимъ средствомъ успхъ на свою сторону, скоре имъ руководило сознаніе, что онъ становится такимъ образомъ въ послднее нормальной положеніе при конституціонномъ бо, доведенномъ до надлежащаго конца. Враги его тверже прежняго ршились създить его по шапк при общихъ выборахъ, созданныхъ имъ же самимъ. Онъ потерплъ позорныя пораженія въ Нижней Палат по разнымъ вопросамъ. При послднемъ подобномъ случа онъ удалился въ свой кабинетъ съ меньшинствомъ 37 голосовъ, по поводу предложенія Паллизера, бывшаго либеральнаго министра финансовъ, на счетъ десятичной монетной системы. Никто, даже самъ Паллизеръ, не ожидалъ, чтобы билль приняли въ настоящую сессію. Его только выставили впередъ, какъ средство испробовать свою силу, и десятичная монетная система служила для этого не хуже всякаго другого предмета. Это былъ конекъ Паллизера, который радовался случаю возобновить о немъ пренія. Пока Паллизеръ былъ въ сил, ему не удалось провести эту мру, его страшили и наконецъ окончательно запугали безчисленныя затрудненія, встрчавшіяся въ подробностяхъ. Но онъ интересовался вопросомъ не мене прежняго, и вся его партія согласилась, что это не хуже чего-либо другого для требуемой цли. Итакъ, консервативное правленіе было побито въ третій или четвертый разъ и Добени распустилъ парламентъ.

Весь свтъ говорилъ, что лучше бы ему тутъ же и подать въ отставку. Іюль былъ на исход, осеннія же засданія могли состояться не иначе, какъ съ новыми членами. И думать было нечего, чтобы при новыхъ выборахъ большинство голосовъ осталось за нимъ. Ему и то оказали величайшее снисхожденіе: пирогъ оставляли въ его рукахъ цлые двнадцать мсяцевъ. Палата въ бывшемъ ея состав существовала всего два года, на что могъ онъ наускивать страну, чтобы выйти изъ воды сухимъ? Распущеніе парламента просто выходитъ дло партій, безчестное и противное конституціи. Такъ разсуждали либералы и приходили къ тому выводу, что ихъ оппоненты, консерваторы въ душ, взбшены не мене, чмъ сами они. Что можно было выиграть жалкою отсрочкою трехъ мсяцевъ? Нкоторые проницательные люди правда намекали на замысловатый планъ въ голов Добени — какую-нибудь тонкую штуку по части политическихъ отводовъ, фокусъ-покусъ, которымъ онъ суметъ удержать власть въ своихъ рукахъ, къ какому бы результату выборы ни привели. Однако, если такъ и было на самомъ дл, онъ не открывалъ своего замысла положительно никому изъ своей партіи.

Ему не на что было наускивать страну, чтобы выйти изъ воды сухимъ, но и предводители оппозиціи, въ свою очередь, не могли выставлять ничего особеннаго противъ него. Сокращеніе расходовъ, преобразованіе войска, усовершенствованіе флота, десятичная монетная система Паллизера и хорошее управленіе вообще снабжали всхъ умренныхъ либераловъ старо-вигской партіи достаточнымъ матеріаломъ для рчей будущимъ врителямъ. Боле посвященные могли общать баллотировку и намекать на церковный вопросъ. Настоящее правленіе слдовало прогнать за общую несостоятельность. Оно не умло заручаться большинствомъ голосовъ, его и турнутъ. Но распускать парламентъ не было надобности: оппоненты и даже многіе изъ сторонниковъ Добени относились къ нему съ непріязнью, чуть что не свирпою. Засдать въ парламент пять лтъ или шесть сущая благодать, но эта благодать будетъ крайне сомнительна, если вновь надо добиваться ее при каждой новой сессіи.

Одно было очевидно для разсудительныхъ, дятельныхъ и ревностныхъ либераловъ. Они не только должны запастись большинствомъ голосовъ въ будущемъ парламент, но и большинствомъ хорошихъ людей — людей надежныхъ и честныхъ. Теперь конецъ неурядицъ, конецъ ссорамъ, конецъ небрежности. Разв можно было терпть, чтобы безнравственный, такъ называемый консервативный первый министръ крошилъ пирогъ, какъ онъ длалъ это въ послднее время? Старые епископы даже поговаривали объ удаленіи и кавалеры Подвязки умирали какъ нарочно. Итакъ большое волненіе царствовало въ либеральныхъ политическихъ клубахъ, гд каждый надежный и честный человкъ призывался къ бою.

Надо сказать, что изъ либеральныхъ воиновъ ни одинъ молодой воинъ не слылъ надежне и честне Финна, ирландца, засдавшаго въ Палат два года къ полному удовлетворенію друзей и удалившагося только потому, что былъ вынужденъ поддержать мру, проведенную впослдствіи тми же самыми людьми, отъ которыхъ онъ отдлился именно изъ-за нея. Его старые друзья всегда сознавали въ душ, что съ нимъ поступили дурно, или по-крайней-мр обстоятельства сложились для него очень несчастливо. Онъ на годъ опередилъ свою партію и вслдствіе того былъ спущенъ по холодку. Когда въ извстной частной комнат, не отдаленной отъ главнаго мста дйствія парламентской войны, нсколько дятельныхъ членовъ либеральной партіи стали перебирать имена надежныхъ и честныхъ людей, взвшивать ихъ достоинства, отвергать или вникать въ нихъ, когда способности, годность и вроятія были обсужены въ разныхъ видоизмненіяхъ между этими дятельными членами, оказалось, что о мистер Финн упоминали неоднократно.

— Онъ иметъ какое-то постоянное мсто, сказалъ Рэтлеръ, питавшій основательную надежду быть при новомъ состав кабинета министромъ финансовъ: — разумется, онъ не броситъ его.

Говоря по правд, Рэтлеръ, самый опытный судья въ подобномъ дл, всегда нсколько опасался Финіаса Финна.

— Непремнно броситъ, если вы такъ устроите, чтобы стоило того, возразилъ высокородный Лоренсъ Фицджибонъ, у котораго также были свои ожиданія.

— Но вдь онъ женился посл выхода изъ парламента, у него средствъ не хватитъ, замтилъ Бонтинъ, еще ревностный ожидающій.

— Какъ бы не такъ! возразилъ высокородный Лоренсъ:— бдняжка жена умерла въ первыхъ родахъ, прежде чмъ ребенокъ явился на свтъ, у Финни встрчается препятствій, не боле чмъ у меня.

— Онъ былъ лучшій ирландецъ, какого намъ удавалось пріобрсти, сказалъ Баррингтонъ Ирль:— о присутствующихъ не говорятъ, Лоренсъ.

— Не къ чему исключать меня, Баррингтонъ. Я знаю цну человку и на что онъ способенъ. Знаю я и то, чего онъ сдлать не можетъ. Я не плохъ при наружной перестрлк. Я стою соли, которую съдаю. Говорю я это съ основательною врой въ собственныя силы. Но Финни совсмъ другого закала человкъ. Финни можетъ не отходить отъ конторки съ двнадцати до семи и пожелать вернуться къ ней посл обда. Ему достались деньги по наслдству и, пожалуй, онъ захочетъ истратить долю на англійское мстечко.

— На него никогда нельзя полагаться вполн, замтилъ Бонтинъ.

Онъ не любилъ Финна.

— Во всякомъ случа мы спросимъ его, сказалъ Баррингтонъ Ирль, длая отмтку.

И Финна дйствительно спросили.

Когда читатель видлъ его въ послдній разъ, Финіасъ Финнъ, отчасти потерпвъ крушеніе честолюбія, разстался съ парламентомъ и жизнью въ Лондон, чтобы занять скромное коронное мсто на родин. Посл различныхъ треволненій, онъ достигъ нкотораго обезпеченія и женился на любимой двушк. Но жена его умерла и онъ опять остался одинъ на свт. Дйствительно, онъ получилъ наслдство, какъ сказалъ его пріятель, однако наслдованныя имъ деньги не составляли капитала. Финіасъ Финнъ лишился не только жены, но и отца, посл котораго ему досталось около четырехъ тысячъ фунтовъ. Ему было тогда съ небольшимъ тридцать лтъ, и надо сознаться, что съ того дня, какъ онъ принялъ коронное мсто и покинулъ Лондонъ, онъ не переставалъ жалть объ утраченномъ блеск Уэстминстера и Доунингской улицы.

Есть положенія, въ которыя стоитъ втянуться и человкъ уже никогда не будетъ довольствоваться какою бы то ни было другою обстановкой. Въ престарлыхъ лтахъ можно еще удалиться отъ длъ безъ сожалнія, хотя не рдко и старикъ не въ состояніи отнестись къ этому равнодушно, но въ молодыя лта, въ полной сил тла и духа, когда человкъ исполненъ кипучихъ надеждъ, перемна, которая произошла съ Финіасомъ Финномъ, никмъ бы не могла быть вынесена хладнокровно. Онъ пировалъ при свт газовыхъ лампъ, могъ ли онъ вкушать усладительный миръ, лежа на берегу, озаренный солнцемъ? Молоко съ хлбомъ приторно почти до отвращенія, когда вкусъ пріучится къ изысканной кухн. Когда Финіасъ Финнъ въ Дублин, съ рутинными обязанностями — которыя не вызывали толковъ въ публик и не были сопряжены съ сознаніемъ, что исполняются он въ глазахъ всей страны — ему стало тяжело на сердц, имъ овладло чувство неудовольствія. Подобно боевому коню на подножномъ корм, онъ припоминалъ шумъ сраженія и звуки трубъ. Посл пяти лтъ, проведенныхъ въ пылу оживленія лондонскаго общества, жизнь въ Ирландіи казалась ему безцвтна, холодна и скучна. Онъ не всматривался въ различіе между столичнымъ и полустоличнымъ обращеніемъ, но находилъ, что мущины и женщины въ Дублин совсмъ не походятъ на тхъ, которыхъ онъ привыкъ видть въ Лондон. Онъ вращался между лордами, сыновьями и дочерьми лордовъ, и хотя разныя должностныя лица, въ среду которыхъ его забросила судьба, по большей части люди умные и общительные, пожалуй, его самого могли заткнуть за поясъ въ разговорахъ, тамъ преобладавшихъ, все это были не такіе люди, какъ т, съ которыми онъ разстался — люди воодушевленные всмъ оживленіемъ парламентской жизни въ Лондон. Пока еще былъ въ Лондон, онъ не разъ говорилъ себ, что все это ему наскучило и онъ предпочелъ бы тихую, провинціальную жизнь. Но теперь Дублинъ былъ его Тибуромъ и непостоянный молодой человкъ почувствовалъ, что счастливъ не будетъ, если не вернется въ Римъ. Разумется, онъ заржалъ, какъ старый боевой конь, и мысленно уже кричалъ ‘ура!’ подъ звуки военныхъ трубъ, когда получилъ отъ Баррингтона Ирля слдующее письмо:

‘— улица, 9 іюля 18—.

‘Любезный Финнъ,

‘Хотя до васъ такія ничтожныя обстоятельства теперь не касаются, вы безъ сомннія слышали, что насъ всхъ отошлютъ назадъ къ нашимъ врителямъ и въ конц сентября будутъ общіе выборы. Мы уврены, что за нами останется такое большинство, какого никогда еще не бывало, но мы ршились усилить его по мр возможности и завербовать всхъ хорошихъ людей, какихъ только можно. Не расположены ли вы снова попробовать счастье? Вдь ничего не можетъ съ этимъ сравниться.

‘Пожалуй, вы имете въ виду какой-нибудь ирландскій городокъ, въ которомъ уврены. Говоря по правд, мы знаемъ очень мало объ ирландскихъ городкахъ — далеко не столько, сколько слдовало бы. Но если у васъ нтъ такого сокровища подъ рукою, то я укажу вамъ на Танкервилль въ Дургам. Конечно, придется вынести борьбу и денегъ потратить, но очень не много. Брауборо уже въ-теченіе трехъ парламентовъ засдалъ депутатомъ отъ Танкервилля и считаетъ его собственностью. Однако, я слышалъ, что нтъ ничего легче какъ спихнуть его. Вроятно, вы помните Брауборо — высокаго, массивнаго, неуклюжаго и безмолвнаго субъекта, который всегда сидлъ какъ-разъ за плечомъ лорда Мэко. Я справлялся и мн сообщили, что онъ не удержится, если бы только кто-нибудь могъ отправиться на мсто и съ недлю говорить углекопамъ рчи каждый вечеръ. Это какъ-разъ было бы вамъ по плечу. Разумется, мы поддержимъ васъ, насколько это въ нашей власти, и Мользкрофтъ поручитъ васъ агенту, который не потратитъ лишнихъ денегъ. Пятьсотъ фунтовъ самое большое на вс издержки.

‘Съ искреннимъ сожалніемъ услышалъ я о вашей тяжкой потер, также и лэди Лора, которая еще съ отцомъ заграницею, какъ вамъ вроятно извстно. Мы вс того мннія, что ваше настоящее одиночество можетъ побудить васъ вернуться къ намъ. Я пишу вмсто Рэтлера, потому что я его помощникъ по части сверныхъ графствъ. Но вамъ нечего объяснять того, что вы и сами понимаете.

‘Всегда преданный вамъ

‘Баррингтонъ Ирль.’

‘Разумется, Танкервилль поступилъ грязно. Брауборо положилъ свое состояніе на него. Только, по моему взгляду, это не должно отнимать у васъ бодрости. Вы отправитесь туда съ чистыми руками. Пусть будетъ извстно, что съ вашей стороны не пожертвуется даже на стаканъ пива. Мн говорили, что жители не хотятъ подавать голосъ за прежняго депутата, если онъ не потратитъ на нихъ денегъ, едва ли онъ отвситъ много посл всего происшедшаго. И въ такомъ случа вы еще вытсните его прошеніемъ. Отвтьте какъ можно скорфе.’

Онъ тотчасъ ршилъ, что подетъ и попытается, но, прежде чмъ отвтить на письмо Ирля, прошелся разъ шесть по Кингстонской пристани взадъ и впередъ, обдумывая свой отвтъ. Никого близкаго у него не было, онъ лишился молодой жены и остался одинокъ. Если онъ раззорится, то никто не пострадаетъ, кром него. Былъ ли на свт человкъ, который имлъ боле права рисковать своею карьерою? Ну, онъ откажется отъ мста и просадитъ вс свои деньги, кто можетъ упрекнуть его въ этомъ? Онъ говорилъ себ, правда, что отказавшись отъ мста и растративъ свои деньги, онъ все-таки останется съ своею собственною особой на рукахъ, пристроить которую ему пожалуй очень будетъ неудобно. На каждомъ человк лежитъ обязанность въ отношеніи къ родной земл, друзьямъ и даже знакомымъ не допускать о себ славы, что онъ вчно нуждается въ обд, вчно съ пустымъ кошелькомъ. Хорошо говорить, что можешь располагать собою, не имя никакихъ родственныхъ связей. Но, къ несчастью, человку нельзя избавиться отъ этого владнія самимъ собой, когда онъ убдится, что ничего хорошаго извлечь изъ него не можетъ. Разумется, способъ избавленія существуетъ. Есть кинжалъ. Или наконецъ можно упасть за бортъ въ темнот, гд-нибудь между Голигедомъ и Кингстономъ, и такъ ловко упасть, что пріятели погибшаго припишутъ это случаю. Но противъ такихъ способовъ избавленія есть заповдь и многіе боятся преступить ее.

Предложенное Финіасу Финну было опасно. Въ его настоящемъ положеніи онъ по-крайней-мр находился въ безопасности. Кром безопасности онъ пользовался и матеріальнымъ комфортомъ. Его вознагражденія доставало съ избыткомъ на вс его потребности. Обязанность у него была легкая, онъ жилъ въ сред людей, расположенныхъ къ нему. Даже то, что онъ былъ членомъ парламента, заставляло смотрть на него какъ на человка, который имлъ нкоторое значеніе между знатью ирландской столицы. Лорды-намстники оказывали любезность и судейши улыбались ему за своимъ столомъ. Его втягивали въ разговоры о войнахъ боговъ, воинахъ, на которыхъ онъ присутствовалъ, и по обращенію съ нимъ давали чувствовать, что онъ особа въ дублинскомъ мір.

А теперь его приглашали отказаться отъ всего этого, и для чего?

Онъ отвтилъ себ на послднее съ восторженнымъ краснорчіемъ. Предложенное ему вознагражденіе онъ цнилъ выше всего на свт. Ему намекали, что для него опять можетъ быть доступна та парламентская слава, которая нкогда была его жизнью. Мы вс знаемъ доводы и поговорки противъ разсудительности, которыми человкъ утшаетъ себя, поступая опрометчиво: ‘Смлость города беретъ.’ ‘Дло мастера боится.’ ‘Гд есть воля, тамъ есть и возможность.’ ‘Рискъ благородное дло.’ ‘Смлымъ Богъ владетъ.’ Но съ другой стороны можетъ быть приведено не мене: ‘Не сули журавля въ неб, дай синицу въ руки.’ ‘Не скачи, не поглядвъ куда.’ ‘По одежк протягивай ножки.’ И всю эту житейскую мудрость Финіасъ Финнъ перебиралъ въ ум, если не глубоко вдумываясь, то все-таки неоднократно, пока расхаживалъ вдоль и поперекъ по Кингстонской пристани.

Но къ чему ведутъ подобныя перебиранія? Человкъ, поставленный въ положеніе Финіаса Финна, всегда сдлаетъ то, что ему наиболе нравится въ данную минуту, и бденъ же онъ будетъ доводами, если не суметъ склонить всы на ту сторону, которая удовлетворяетъ его собственныя чувства. Разв онъ не имлъ громаднаго успха при первой попытк? Вдь его преслдовало сознаніе, что онъ теряетъ время на свою настоящую дятельность въ Дублин? Трудиться на пользу родины повелвалъ долгъ. И то слдовало взять въ соображеніе, что Лондонъ могъ принести ему? Люди, начавшіе какъ онъ, бывали первыми министрами и управляли кормиломъ государства. Она наслаждался счастьемъ съ своею молодою женой всего одинъ годъ — двнадцать мсяцевъ миновали быстро и она была отнята отъ него. Будь съ нимъ его Мэри, онъ никогда не жаждалъ бы боле того, что даровала ему судьба. Никогда бы онъ не стремился душой къ блеску Уэстминстера, не покинь его этотъ дорогой другъ. Теперь онъ остался одинъ на свт, и хотя могъ предвидть возможныя и весьма вроятныя событія, въ силу которыхъ располагать собою было для него вопросомъ крайне затруднительнымъ, онъ ршился на отважную попытку.

Первымъ послдствіемъ письма Ирля былъ пріздъ Финіаса въ Лондонъ въ начал августа. Если онъ не отступится отъ своихъ мыслей, то, само собою, долженъ отказаться отъ мста съ годовымъ вознагражденіемъ въ тысячу фунтовъ. Свою должность онъ могъ удерживать за собою, пока хочетъ зарабатывать деньги, но зарабатывать ихъ несовмстно съ засданіемъ въ парламент. У него оказывалось нсколько тысячъ фунтовъ на борьбу въ Танкервилл, а затмъ на прошеніе, указанное ему такъ великодушно, и на жизнь въ Лондон въ-теченіе сессіи или двухъ, если ему удастся попасть въ депутаты. Тогда же онъ останется безъ гроша за душой и свтъ предстанетъ предъ нимъ въ вид устричной закрытой раковины, которую снова надлежитъ открыть, а кто могъ знать лучше его, что эта раковина становится все упорне и упорне по мр того, какъ открывающій становится старе. Она такого свойства, что быстро захлопнется, если воткнувшій въ нее кончикъ ножа на одинъ мигъ вынетъ его опять. Онъ уже вынесъ съ этою раковиной тяжелую борьбу и достигъ устрицы внутри. Однако добытая имъ устрица не была та, которой онъ желалъ. Такъ говорилъ онъ себ, и вотъ ему представился случай попытаться снова.

Въ начал августа онъ отправился въ Англію, повидался съ Мользкрофтомъ и въ первый разъ постилъ Танкервилль. Мсто ему не понравилось, тмъ не мене онъ отказался отъ своей должности въ конц мсяца. Это былъ важный первый шагъ или, врне, скачокъ въ потемкахъ — онъ не отступилъ предъ нимъ. Все устроили такимъ образомъ, что выборы въ Танкервилл состоялись 20 октября. Когда Добени надлежащимъ образомъ повстилъ всхъ о распущеніи парламента, назначили было выборы ране, однако первый министръ отложилъ ихъ на дв недли въ видахъ собственныхъ соображеній. Враги Добени опять сильно разсвирпли. Все это штуки, говорили они. Добени не имлъ уже права распоряжаться какъ первый министръ посл того дня, когда Нижняя Палата положительно заявила мнніе о его неспособности. Раздраженіе росло. Все же Добени имлъ еще на столько власти, что выборы отложили. Въ Танкервилл они должны были произойти не прежде 20-го октября. Вся Нижняя Палата не могла образоваться въ новомъ состав ране конца мсяца — и то еще едва ли — однако осенняя сессія все-таки будетъ. Рэтлеры и Болтины твердо ршили, что она должна быть. Совершенно невозможно дозволитъ Добени оставаться во глав правленія въ Рождество и до конца февраля.

Мользкрофтъ, съ которымъ Финіасъ имлъ свиданіе въ Лондон, былъ наставникъ не совсмъ пріятный.

— Вы дете въ Танкервилль, я вижу? сказалъ онъ.

— По видимому находятъ, что попытка стоитъ того.

— Совершенно справедливо — совершенно справедливо. Кто-нибудь долженъ попытаться. Это просто будетъ позоромъ для всей партіи, если Брауборо допустятъ до Нижней Палаты. Нтъ мстечка во всей Англіи боле склоннаго выбрать либерала, если предоставить его самому себ. Однако ничего не смыслящій въ законодательств болванъ-тори былъ выбираемъ депутатомъ въ послднія двнадцать лтъ, благодаря его деньгамъ и мдному лбу.

— Вы полагаете, что его можно оттереть?

— Я не говорю этого. Онъ еще до дна своего кошелька не дошелъ, а что касается мднаго лба, то онъ положительно неуязвимъ.

— Все же онъ поостережется послдствій посл всего сдланнаго.

— Ни крошки. Что же было сдлано? Можете ли вы назвать хотя одного парламентскаго претендента, который бы пострадалъ?

— Пострадало ихъ доброе имя, возразилъ Финіасъ:— я не желаю слышать о себ то, что было говорено о многихъ.

— Не знаю ни единаго, который лишился бы своего прежняго положенія между друзьями. Между врагами же люди такого закала не стремятся занимать выгодное положеніе. Они знаютъ, что безопасны. Когда борятся изъ-за депутатства, вс свирпы, но если рчь идетъ объ одномъ наказаніи человка, къ чему свирпть? Какъ знать, чья очередь впереди?

— Такъ онъ продлаетъ свои старыя штуки.

— Разумется продлаетъ, отвтилъ Мользкрофтъ.— Другія ему неизвстны. Вс пуристы Англіи не успли бы втолковать ему, что бдному человку не слдуетъ продавать своего голоса, а богатый не долженъ покупать его. Вы намрены держаться пуризма?

— Само собою.

— Брауборо будетъ точно такого же дурного мннія о васъ, какъ вы о немъ. Онъ возненавидитъ васъ, станетъ обвинять въ томъ, что вы грабите честно имъ купленное, но возненавидитъ онъ васъ не мене за то, что вы пытаетесь ограбить мстечко. Спроси вы его, онъ сказалъ бы вамъ, что не хочетъ депутатства даромъ, не хочетъ даровыхъ лошадей для своего экипажа. Въ его глазахъ вы представитесь низкимъ, подлымъ пройдохой. Но вамъ вдь это все-равно.

— Совершенно все-равно, если это не помшаетъ мн быть выбраннымъ.

— Я опасаюсь, что вы не будете, а онъ будетъ. Вы подадите прошеніе. Онъ лишится своего мста въ Палат. И тогда у Танкервилля будетъ отнято право избирательства. Перспектива прекрасная, но обойдется дорого, а затмъ останется одно пріятное сознаніе, что исполнено доброе дло. Однако Рдльзъ сдлаетъ для васъ что можетъ, и разумется есть вроятіе, что вы вотретесь.

Это не ободряло, но Баррингтонъ Ирль уврялъ нашего героя, что Мользкрофтъ всегда держалъ подобныя рчи кандидатамъ и значенія он не имли почти никакого. Во всякомъ случа Финіасъ Финнъ далъ слово явиться на выборы.

Глава II.
ГЭРГИНГТОНСКІЙ ЗАМОКЪ.

Финіасъ засталъ еще въ Лондон нсколько старыхъ друзей, которыхъ задержали дла, хотя сессія уже кончилась. Онъ прибылъ 10 августа, въ день, такъ сказать, всеобщаго отъзда. Живо припоминалъ онъ прежнее время, когда самъ отправлялся въ Шотландію стрлять тетеревей, помнилъ онъ и то, что длалъ кром охоты. Онъ былъ радушно принятъ въ Лофлинтер, великолпномъ помсть Кеннеди, а что произошло между нимъ и Кеннеди, давало ему право на такой же пріемъ и теперь. Но онъ ничего не слыхалъ о Кеннеди съ-тхъ-поръ какъ ухалъ изъ Лондона. О его жен, лэди Лор, своемъ добромъ друг, порой до него доходили всти, она разошлась съ мужемъ и жила за границей съ отцомъ, графомъ Брентфордомъ. Въ предыдущей книг мы изложили, какъ несчастна была въ своемъ замужств лэди Лора, вышедшая за нелюбимаго ею человка только потому, что онъ богатъ и съ всомъ, и какъ тотъ же Финіасъ просилъ ея руки, когда она уже дала слово богачу. Изъ этого вышло много горя, но тмъ не мене происшедшее между нашимъ героемъ и Кеннеди было такого свойства, что Финіасъ могъ ожидать радушнаго пріема, если бы явился въ Лофлинтеръ. Мысль эта пришла ему просто потому, что о комъ бы онъ ни спросилъ, все оказывалось, что или ухалъ, или сейчасъ узжаетъ на сверъ, вотъ и ему захотлось туда, куда дутъ вс. Онъ спросилъ о Кеннеди Баррингтона Ирля и нкоторыхъ другихъ, знавшихъ его, и получилъ отвтъ, что онъ живетъ въ совершенномъ одиночеств. Онъ не отказывался отъ своего мста въ парламент, но почти вовсе не являлся въ послднюю сессію, и вообще полагали, что онъ боле не покажется. О его жизни въ деревн не знали ничего.

— Никто не ловитъ рыбу въ его ркахъ и не охотится на его болотахъ, на сколько мн извстно, сказалъ Баррингтонъ Ирль.— Онъ смотритъ за своими овцами, я полагаю, читаетъ молитвы и копитъ деньги.

— И не было попытки къ примиренію? спросилъ Финіасъ.

— Она ухала за границу, чтобы избгнуть всякихъ попытокъ, и остается тамъ для большей безопасности. Нтъ на свт ненависти сильне той, которую жена питаетъ къ мужу.

Въ сентябр Финнъ вернулся въ Ирландію и въ конц мсяца въ первый разъ постилъ Танкервилль. Онъ остался тамъ всего три, четыре дня и былъ жестоко возмущенъ, убдившись во время своего пребыванія въ ‘Желтой’ гостиниц, что мстные жители относились къ нему такъ, какъ-будто у него денегъ куры не клюютъ. Танкервилль вскор наскучилъ ему, и такъ какъ ему нечего было тамъ длать до собиранія голосовъ дней за десять до выборовъ, то онъ возвратился въ Лондонъ, не зная хорошенько, чмъ бы ему убить время. Въ Лондон онъ нашелъ письмо отъ другого стараго друга, которое разршало его недоумніе.

‘Любезный мистеръ Финнъ’, говорилось въ письм: ‘разумется, вы должны знать, что Освальдъ теперь начальникъ Брекской охоты. Мн право кажется, что нтъ на свт человка способне его для этого мста. Онъ дока по части охоты и неутомимъ, точно зарабатываетъ насущный хлбъ. Мы здсь съ самаго начала августа наблюдаемъ за собаками, объзжаемъ лошадей и гоняемся за краснымъ звремъ. Освальдъ желаетъ знать, не прідете ли вы къ нему, пока выборы еще не начались настоящимъ образомъ.

‘Мы очень обрадовались, услыхавъ, что вы опять выступаете на арену. Я знала, что такъ будетъ. Сколько разъ я говорила Освальду, что вн парламента вы довольны не будете и что настоящее ваше мсто гд-нибудь, въ окрестностяхъ казначейства. Переродить человка нельзя. Освальдъ созданъ быть начальникомъ охоты, какъ вы созданы быть статс-секретаремъ. Онъ работаетъ сильне и получаетъ наименьшее вознагражденіе, за то, какъ онъ самъ говоритъ, ему не угрожаетъ опасность быть выгнаннымъ.

‘Назвать настоящимъ домомъ нашего помщенія нельзя, но для васъ мсто найдется. Что касается этого помщенія, то оно идтъ въ придачу къ остальному, хорошъ домъ или дуренъ. Главный вопросъ псарня. Мн не боле пришло бы въ умъ заявлять притязаніе на свободу выбора, какъ если бы я была одною изъ гончихъ. Конюшни у насъ отличныя, а лошадей какая тьма! Не могу вамъ сказать, сколько ихъ именно, въ октябр, кажется, имя имъ — легіонъ, въ март же нтъ ни для кого. Моихъ даже вчно разберутъ для псарей. Пожалуйста прізжайте воспользоваться порою охоты. Не могу выразить, какъ мы будемъ вамъ рады. Освальду слдовало написать самому, но онъ говоритъ… нтъ, лучше не скажу, что онъ говоритъ. Отказа мы не принимаемъ. Вамъ длать нечего до того времени, когда вы понадобитесь въ Танкервилл.

‘Я услышала съ глубокимъ огорченіемъ о вашей тяжкой потер. Не знаю, хорошо ли длаю, что упоминаю объ этомъ, или лучше бы умолчать въ письм. Будь вы здсь, я конечно говорила бы съ вами о ней. Однако, я ршилась скоре вновь пробудить на мгновеніе ваше горе, чмъ дать вамъ поводъ предположить, что я къ нему равнодушна. Прошу, прізжайте къ намъ.

‘Искренно преданная вамъ

‘ВАЙОЛЕТЪ ЧИЛЬТЕРНЪ.’

‘Гэррингтонскій замокъ, среда.’

Финіасъ тотчасъ принялъ ршеніе хать въ Гаррингтонъ. Онъ обрадовался случаю вкусить немедленно одно изъ самыхъ плнительныхъ удовольствій его прежней жизни. И то ему было пріятно, что лэди Чильтернъ вспомнила его, что отыскала тотчасъ по его возвращеніи. Онъ былъ убжденъ, что она не забыла его, и ея мужъ, лордъ Чильтернъ, безъ сомннія, не могъ забыть. Были случаи въ ихъ прошломъ, которые изъ памяти не изглаживаются. Но очень могло случиться, что они не пожелали бы возобновить знакомства съ нимъ. Теперь оказывалось, что они, должно быть, собрали о немъ подробныя свднія и отыскали его на первыхъ порахъ по возвращеніи его въ свтъ. Письмо было доставлено чрезъ Баррингтона Ирля, двоюроднаго брата лорда Чильтерна, и немедленный отвтъ на него былъ слдующаго содержанія:

‘Гостиница Фаулеръ, Дрюерминская улица, 1 октября.

‘Любезная лэди Чильтернъ,

‘Не могу сказать, какъ я обрадовался при вид одного вашего почерка. Да, вотъ я и снова принялся за прежнее. Говорятъ, игрокъ и политикъ неизлечимы, и хотя я былъ очень счастливъ до того, какъ постигъ меня жестокій ударъ, я раздляю это мнніе. Мн недостаетъ чего-то, пока я не увижу парикъ предсдателя Нижней Палаты и не услышу ядовитыхъ отзывовъ о томъ высокородномъ джентльмен и о другомъ благородномъ друг. Я жажду вернуться въ эту среду. Оставшись одинъ на свт, ничмъ не связанный, кром долга вести благородный образъ жизни, я ршился рискнуть и отказался отъ своего короннаго мста. Меня должны предложить въ депутаты отъ Танкервилля, какъ вы уже слышали, и мн говорили т, нжнымъ попеченіямъ которыхъ поручилъ меня Б. И., что не предвидится никакого вроятія на успхъ.

‘Ваше приглашеніе такъ соблазнительно, что я не могу стоять. Вы правы, я совершенно свободенъ до начала дйствій. Я заявилъ о себ и долженъ теперь предоставить свое имя и славу на обсужденіе танкервильцевъ, пока вновь не появлюсь между ними 10 числа. Разумется, я слышалъ, что Чильтерну поручили Брекскую охоту, и кром того, что онъ содержитъ ее превосходно. Передайте ему, что я не видалъ охотничей собаки съ того знаменательнаго дня, когда вытащилъ его изъ-подъ лошади въ Мельтонскомъ ручь. Я не увренъ, удержусь ли теперь въ сдл даже на разстояніи ярда. Я пріду къ вамъ 4 и останусь, если вы не прогоните, до 9. Не можетъ ли Чильтернъ дать мн лошадь посмирне Сорви-Головы? Въ такомъ случа я непремнно буду здить на охоту и полюбуюсь на травлю краснаго звря. Пожалуй, я не безъ основанія могу предположить, что Сорви Голова давно уже не входитъ боле въ составъ вашихъ конюшенъ. Въ такомъ случа я отважусь, быть можетъ, на легкій и скромный подвигъ.

‘Поручаю, себя дружескому воспоминанію Чильтерна. Ловко ли онъ нянчитъ крошку?

‘Искренно преданный вамъ

‘Финіасъ Финнъ’.

‘Не умю передать, съ какимъ удовольствіемъ я ожидаю минуты, когда опять увижу васъ обоихъ.’

Слдующіе дни тянулись для него безконечно. По настоящему не было причины, почему бы онъ не могъ немедленно отправиться въ Гэррингтонскій замокъ, только онъ не хотлъ выказать, что ему ршительно некуда боле дваться. Будь онъ однако съ своими старыми друзьями, онъ не задумался бы сознаться въ этомъ. Между тмъ онъ самъ назначилъ день своего прізда и оставался въ Лондон до 4. По временамъ онъ встрчался съ Баррингтономъ Ирлемъ и Рэтлеромъ, которыхъ задержали въ город хлопоты по выборамъ. Первый вообще былъ исполненъ надеждъ, по послдній представлялъ собою олицетворенное уныніе.

— Знаете, я не совтовалъ бы вамъ возлагать большія надежды на Танкервилль, говорилъ Рэтлеръ.

— Разумется, соглашался Финіасъ, никогда не любившій Рэтлера и знавшій, что тотъ отвчаетъ ему тмъ же:— я ничего и не ожидаю.

— Брауборо отлично знаетъ, какъ обойтись съ такимъ мстомъ, какъ Танкервилль. Онъ здилъ туда чуть не весь свой вкъ. Деньги его не остановятъ, а что скажутъ о немъ, для него плевое дло. Не думаю, чтобы возможно было оттереть его.

— По-крайней-мр, мы попробуемъ, сказалъ Финіасъ, на котораго подобныя рчи наводили непреодолимое уныніе, хотя онъ на столько владлъ собою, чтобы не обнаруживать этого.

Онъ зналъ, что услышитъ утшительныя слова въ Гэррингтонскомъ замк и тогда его уныніе пройдетъ. Но ободреніе друзей не могло имть значенія, такъ точно какъ и нелюбезныя пророчества Рэтлера. Финіасъ понималъ это отлично, какъ и то, что не долженъ поддаваться впечатлительности. Слдовало мириться съ тмъ, что пошлетъ судьба и чего не измнятъ ни ободренія друзей, ни угрозы враговъ. Тмъ не мене онъ зналъ собственную слабость и сознавался самому себ, что еще недля одинокой жизни въ Фаулерской гостиниц, съ приправой случайныхъ свиданій съ Рэтлеромъ, и онъ сдлается совершенно неспособенъ для предстоящей борьбы въ Танкервилл.

Онъ прибылъ въ Гэррингтонскій замокъ около четырехъ часовъ по полудни и засталъ лэди Чильтернъ одну. При первомъ взгляд на нее онъ сказалъ себ, что она нисколько не перемнилась съ-тхъ-поръ, какъ онъ видлъ ее въ послдній разъ, хотя въ этотъ періодъ она изъ двушки превратилась въ мать. Она держала на рукахъ ребенка, когда онъ вошелъ, и тотчасъ привтствовала его какъ стараго, любимаго и любящаго друга, для котораго открытъ доступъ ко всмъ привилегіямъ истинной дружбы, даруемой очень немногимъ и желаемой немногими.

— Да, вотъ мы и поселились здсь, сказала лэди Чильтернъ:— то-есть, на столько осдло, насколько это для насъ возможно, и на много лтъ, я думаю. Помстье принадлежитъ какому-то старому лорду Гнторну, если не ошибаюсь, по положительно право не могу сказать. Я знаю одно — мы должны разстаться съ этимъ мстомъ, какъ скоро откажемся отъ охоты, но пока охота въ нашемъ вдніи, прогнать насъ не могутъ. Не странно ли зависть такимъ образомъ отъ стаи тявкающихъ собакъ?

— Съ небольшою разницей, что собаки зависятъ отъ васъ.

— Кажется, это обоюдная порука, какъ и многое другое на свт. Вотъ мой крошка такъ красавецъ! Я велла принести его, чтобы вы сейчасъ могли на него полюбоваться. Я горжусь и хвастаю моимъ крошкой, а Освальдъ своими собаками. Только этимъ мы и можемъ занимать другихъ. Теперь няня возьметъ мальчика. Намъ лучше выйти въ садъ и погулять въ тни до возвращенія Освальда. Сегодня они подутъ до Трмпетонскаго лса, изъ котораго никогда еще не уходила лисица, и домой не будутъ ране шести.

— Кто эти ‘они’? спросилъ Финіасъ, взявшись за шляпу.

— Эти ‘они’ состоятъ изъ одной Аделаиды Паллизеръ. Едва ли вы знаете ее.

— Никогда не видывалъ. Въ родств она съ другими Паллизерами?

— Она всмъ имъ приходится чмъ-нибудь — племянницей, внучкой, двоюродною сестрой или внучатною. Ея отецъ былъ четвертый братъ, а такъ какъ она въ числ шестерыхъ дтей, то и наслдственное достояніе ея крайне ограничено. Паллизеры вообще чудаки, я сомнваюсь, чтобы она даже видла стараго герцога. Она сирота и живетъ у замужней сестры, лтъ семьдесятъ старше ея, у мистрисъ Аттенбюри.

— Я помню мистрисъ Аттенбюри.

— Безъ сомннія. Кто ее не помнитъ? Вроятно, Аделаида тогда была ребенкомъ. Хотя, собственно говоря, я не вижу для этого причины, она утверждаетъ, что ей двадцать-одинъ годъ. Вы найдете ее хорошенькою. Я не нахожу. Но она большая мн пріятельница и я люблю ее безгранично. Она охотится, говоритъ по-итальянски и пишетъ для ‘Таймса’.

— Пишетъ для ‘Таймса’?

— Я не поклянусь, чтобы она писала, но могла бы писать. О ней можно сказать только одно еще: она помолвлена.

— Съ кмъ?

— Не знаю, должна ли я отвчать на этотъ вопросъ, да и на самомъ дл не уврена, помолвлена ли она. Но есть человкъ, который умираетъ отъ любви къ ней.

— Вамъ должно быть извстно, помолвлена ли она, если вы дружны съ нею.

— Знать-то я знаю, да тутъ столько запятыхъ, что мн не слдовало раскрывать объ этомъ рта. Кром васъ, я бы никому не проболталась. Вернемтесь теперь въ домъ напиться чаю и лечь.

— Лечь?

— Мы всегда спимъ до обда въ охотничью пору. Съ-тхъ-поръ какъ началась охота, Освальдъ постоянно вставалъ въ три часа утра.

— А теперь онъ вдь не встаетъ въ три часа?

— Однако мы все-таки отдыхаемъ до обда. Вы не обязаны ложиться, коли не хотите, и я посижу съ вами, если желаете, до-тхъ-поръ, когда вамъ пора будетъ одваться къ обду. Я знала, что вы вернетесь въ Лондонъ, мистеръ Финнъ. Вы не измнились нисколько.

— Я чувствую, что перемнился во всемъ.

— Зачмъ бы вамъ перемняться? Прошло всего два года. Я — другое дло: у меня крошка. Это измняетъ женщину. Само собою, я постоянно только и думаю, чмъ онъ будетъ на свт — начальникомъ ли охоты, министромъ, или великимъ землевладльцемъ, а пожалуй и жалкимъ мотыгой, который пуститъ въ трубу все, накопленное для него предками.

— Зачмъ терзать себя грустными мыслями, лэди Чильтернъ?

— Кто властенъ въ своихъ мысляхъ? Мущины часто разгораются. Кажется, это обыкновенная судьба всхъ молодыхъ людей, которымъ рано попадаетъ въ руки отцовское наслдіе. По какому праву мн воображать, что мои сынъ будетъ лучше другихъ? Но я мечтаю о немъ, я представляю его себ великимъ государственнымъ человкомъ. Взявъ все въ соображеніе, мистеръ Финнъ, это самое лучшее, чмъ можетъ быть человкъ, если ему не суждено удостоиться пріять мученическій внецъ и все такое — чего мать пожелать не въ силахъ.

— Это не многимъ было бы лучше перспективы мота и игрока.

— Не многимъ лучше, говорите вы. Странно право! Насъ всхъ учатъ смотрть на земную жизнь какъ на одно приготовленіе къ будущей, а все-таки въ этомъ ученіи такой безотрадный холодъ, что мы не можемъ помириться съ тмъ будущимъ даже для нашихъ дтей. Я полагаю, ваши единоврцы искренне вруютъ въ это ученіе, чмъ мы, протестанты.

Финіасъ Финнъ былъ католикъ. Шумъ въ передней прервалъ ихъ разговоръ.

— Вотъ и они пріхали, сказала лэди Чильтернъ.— Освальдъ никогда не возвращается съ охоты, не давъ знать о себ звукомъ охотничьяго рога, который разносится по всему дому.

Она пошла на встрчу къ мужу и Финіасъ вышелъ изъ гостиной вслдъ за нею.

Лордъ Чильтернъ обрадовался ему не мене жены и вскор гость почувствовалъ себя какъ дома. Въипередней же его представили мисъ Паллизеръ. Но онъ не могъ разсмотрть ее въ то мгновеніе, когда она стояла предъ нимъ въ шляп и въ амазонк. И сколько тутъ было говорено объ охот того дня! Норы не были заложены надлежащимъ образомъ и лордъ Чильтернъ страшно сердился, владлецъ Трмпетонскаго лса, какой-то знатный герцогъ, подвергся ужасной брани и что то вышло не совсмъ удачно.

— Лордъ Чильтернъ пришелъ въ бшенство, сказала мисъ Паллизеръ, смясь:— поэтому я также взбсилась и, разумется, клялась, что это позоръ на весь міръ. Тутъ вс стали клясться, что это позоръ на весь міръ, и вс пришли въ бшенство. То и дло слышалось, какъ одинъ говорилъ другому: ‘Ей-Богу, это ни на что не похоже!’ Только я и теперь въ толкъ не возьму, что случилось, даю голову на отсченіе, что мущины смыслятъ не боле моего.

— Что же это было, Освальдъ?

— Не стоитъ говорить теперь. Нельзя ожидать удовольствія, когда дешь въ Трмпетонскій лсъ. Я почти готовъ дать себ честное слово никогда боле въ немъ не охотиться.

— Во все время обратнаго пути я допытавалась отъ него, что случилось, прибавила мисъ Паллизеръ:— но мн сдается, что онъ самъ не знаетъ.

— Пойдемте наверхъ, Финіасъ, я укажу вамъ вашу комнату, сказалъ лордъ Чильтернъ.— Тутъ не такъ удобно, какъ въ старомъ замк, но мы довольствуемся.

Когда остался одинъ, Финіасъ невольно постоялъ съ минуту спиной къ камину, обдумывая все слышанное. Онъ уже чувствовалъ себя какъ дома, что діаметрально противорчило мудрости, которою онъ силился проникнуться въ послдніе два года. Онъ неоднократно повторялъ себ, что его жизнь въ Лондон если не была сномъ, то по-крайней-мр не имла боле значенія, чмъ скобки, открытыя въ его жизни, такъ какъ не основывалась ни на чемъ въ его прошедшемъ и не могла вліять на будущее. Добрые друзья этого періода измнчивыхъ успховъ для него какъ будто не существовали боле. Вотъ урокъ мудрости, который онъ силился вытвердить, и событія послднихъ двухъ лтъ какъ бы подтверждали, что урокъ вренъ истин. Онъ отдлился отъ прежнихъ товарищей и не имлъ уже отъ нихъ извстій. Ни лордъ Чильтернъ, ни его жена не давали ему встей о себ. Онъ и не ожидалъ — онъ могъ знать, что по обыкновенному ходу вещей на это нельзя разсчитывать. Много другихъ еще были съ нимъ на короткой ног — Баррингтонъ Ирль, Лоренсъ Фицджибонъ, Монкъ, бывшій членъ кабинета, вслдствіе политическихъ наставленій котораго Финіасъ Финнъ и осудилъ себя на изгнаніе изъ политическаго міра, ни отъ кого изъ нихъ не приходило строки до письма, которое вызывало его на бой. Во все время своего послдняго пребыванія ему въ умъ не приходило стовать на прежнихъ друзей, что они забыли его. Если они не писали къ нему, то вдь не писалъ и онъ. Но по прибытіи въ Англію онъ говорилъ себ въ грусти одиночества, что его забыли. Не вернется боле, думалъ онъ, та пріятная короткость, не вернутся т дружескія сношенія, которыя теперь припоминались ему такъ живо, преисполненныя чистыхъ радостей, какихъ и не бывало въ дйствительности. А вотъ онъ теперь дорогой гость въ дом лорда Чильтерна, дорогой гость въ гостиной леди Чильтернъ, и на такой же короткой ног съ ними, какъ и въ прежнее время.

Кто способенъ писать письма ко всмъ своимъ пріятелямъ и не находитъ скучною даже переписку съ тми, кого любитъ искренно? Когда есть, что сообщать, почта — благодать. Человкъ способенъ писать къ жен, къ дтямъ, къ любовниц, къ дворецкому, если таковой оказывается, къ лсничему, если предвидится охота, къ груму, если готовится травля, къ издателю, если дописана часть или нужны деньги, къ портному, если случайно потребуется пара платья. Но что мущин сказать другу — или пожалуй хоть бы и женщин? Какой-нибудь Горацій Уальполь можетъ писать какому-нибудь Манну обо всемъ въ этомъ подлунномъ мір: о лондонскихъ сплетняхъ или трансцендентальной философіи, и если этотъ случайный Горацій Уальполь владетъ перомъ и усердно наляжетъ на таковую спеціальность, его письма стоитъ читать Манну и другимъ, но для поддержки теплыхъ дружескихъ отношеній между отдаленными пріятелями переписка не поведетъ ровно ни къ чему. Разстояніе и время — особенно время — охладятъ дружбу. Это законъ природы. Только та дружба питается горячо, которою всего легче пользоваться. Если вашъ пріятель удетъ, чтобы поселиться въ Патагоніи, отведите ему мстечко въ вашемъ воспоминаніи и содержите его тамъ въ возможной теплот. Пожалуй, онъ вернется изъ Патагоніи и прежнія радости могутъ разцвсть. Но не мечтайте, чтобы эти радости могли быть поддержаны посредствомъ почты чрезъ океанъ, будь она вдвое дешевле. Финіасъ Финнъ не уяснялъ себ этого такъ наглядно, но посл двухгодичнаго отсутствія удивлялся, что его вовсе не забыли т люди, которые однако не потрудились написать ему одно слово во все это время.

Онъ сошелъ въ гостиную и, къ своему изумленію, увидалъ еще старую знакомую, которая сидла тамъ одна.

— Мистеръ Финнъ! вскричала старуха:— какъ вы поживаете? Очень рада васъ видть. Вы вроятно, нашли большую перемну въ моей племянниц?

— Ни малйшей, лэди Бальдокъ, возразилъ Финіасъ, пожимая протянутую ему руку.

Лэди Чильтернъ ни слова не сказала ему о тетк во время ихъ бесды и неожиданная встрча совсмъ поразила его.

— Здсь ли ваша дочь, лэди Бальдокъ? прибавилъ онъ.

Старуха покачала головой съ видомъ торжественнымъ и грустнымъ.

— Не говорите о ней, мистеръ Финнъ. Это такъ печально! Мы никогда уже теперь не упоминаемъ ея имени.

Финіасъ принялъ самый печальный видъ, какой умлъ, но ничего не отвтилъ. Стованіе лэди Бальдокъ по видимому не указывало на смерть дочери, а судя по его воспоминаніямъ объ Август Боргэмъ, онъ никогда не счелъ бы ее способною убжать съ кучеромъ. Между тмъ какая могла быть иная достаточно важная причина для печальнаго покачиванія этой престарлой головы? Онъ молчалъ, такъ какъ разспрашивать не могъ. Но лэди Бальдокъ не хотла дать ему возможность вообразить нчто худшее, чмъ то, что было на самомъ дл.

— Она потеряна для насъ навки, мистеръ Финнъ.

— Какъ это грустно!

— Очень грустно. Мы сами не знаемъ, какъ она могла принять.

— Принять что, лэди Бальдокъ?

— Въ дом она не видывала ничего подобнаго. Если я чему-нибудь искренно предана, такъ это господствующей протестантской церкви. Какой-то нечестивый, гадкій и низкій обманщикъ-патеръ овладлъ ею и теперь она монахиня — сестрою Вероникою называется.

Лэди Бальдокъ придала описанію патера особенную энергію краснорчія, но едва она досказала свою исторію, какъ ей пришла внезапная мысль.

— О, Господи! я совсмъ забыла. Простите, мистеръ Финнъ, вдь и вы въ ихъ числ!

— Только не монахинь, лэди Бальдокъ.

Въ эту минуту отворилась дверь и лордъ Чильтернъ вошелъ въ комнату, къ великому облегченію тетки его жены.

Глава III.
ДЖЕРАРДЪ МОЛЪ.

— Зачмъ вы мн ничего не сказали? говорилъ Финіасъ въ тотъ вечеръ посл ухода лэди Бальдокъ.

Мущины уже сняли фраки и, надвъ свободные костюмы — лордъ Чильтернъ даже былъ въ какомъ-то удивительномъ китайскомъ халат — въ ермолкахъ сидли у камина въ курительной комнат, молодыя, дамы находились тутъ же, не смотря на костюмы мущинъ и ихъ занятіе.

— Могла ли я разсказать вамъ все въ одинъ мигъ? возразила лэди Чильтернъ.

— Я далъ бы гинею, чтобы слышать ее! вскричалъ лордъ Чильтернъ, вставъ, потирая руки и расхаживая по комнат.— Можно представить себя все, что она говорила, и потомъ ея ужасъ, когда она вспомнила, что самъ Финіасъ папистъ!

— Что побудило мисъ Боргэмъ пойти въ монахини?

— Надо полагать, что она нашла монастырскій обтъ легче домашняго ига, отвтилъ лордъ.— Тяжеле онъ не могъ быть ни въ какомъ случа.

— Бдная старая тетя!

— Разв она никогда не навщаетъ сестру Веронику? спросила мисъ Паллизеръ.

— Разъ была у нея, отвтила лэди Чильтернъ.

— И сперва обкуривалась, чтобы не заразиться, пояснилъ мужъ.— Вы бы послушали, какъ Джерардъ Молъ ее передразниваетъ, когда она говоритъ о гадкомъ патер!

— Кто это Джерардъ Молъ?

Лэди Чильтернъ подняла на него глаза и Финіасъ почти съ увренностью могъ сказать, что Джерардъ Молъ тотъ самый человкъ, который умиралъ отъ любви къ Аделаид Паллизеръ.

— Мой большой пріятель, сказала лэди Чильтернъ.

— Это молодой малый, который воображаетъ, что можетъ охотиться съ собаками, прибавилъ лордъ Чильтернъ:— а между тмъ всего чаще только путаетъ слдъ.

— Это нехорошо, лордъ Чильтернъ, замтила мисъ Паллизеръ.

— Совершенно согласенъ съ вами, отвтилъ хозяинъ.— Я нахожу, что это даже очень нехорошо. Разв потому, что у человка пропасть лошадей и никакого дла, что онъ скачетъ молодцомъ и равнодушно относится къ брани, онъ долженъ вчно перезжать слдъ звря и портить другимъ удовольствіе? Я нахожу это нечестнымъ.

— Это очень милый молодой человкъ и большой пріятель Освальда, вмшалась жена.— Завтра онъ будетъ здсь и вы полюбите его. Вдь полюбитъ, Аделаида?

— Я не знаю вкуса мистера Финна, Вайолетъ, какъ знаете вы. Только мистеръ Молъ такъ безобиденъ, что и не полюбить его, кажется, не за что.

— Въ безобидности его я не совсмъ уврена, возразила лэди Чильтернъ.

Посл того они разошлись.

Финіасъ оставался въ Гэррингтонскомъ замк до 9-го, а въ этотъ день ухалъ обратно въ Лондонъ, чтобы явиться въ Танкервилль 10-го. Онъ здилъ на лошадяхъ Чильтерна, интересовался его собаками и нянчилъ малютку.

— Скажите мн теперь, что вы думаете о Джерард Мол? спросила его лэди Чильтернъ за день до отъзда.

— Я полагаю, что это тотъ самый молодой человкъ, который умираетъ отъ любви къ мисъ Паллизеръ.

— Вы могли бы отвчать на мой вопросъ безъ всякаго подобнаго намека.

— Не совсмъ. Разумется, если ему суждено быть счастливцемъ, я обязанъ говорить о немъ въ настоящую минуту одно хорошее. Когда дло зашло уже такъ далеко, съ моей стороны было бы зло набрасывать на надежды мисъ Паллизеръ какую-либо другую тнь, кром розовой.

— Разв вы полагаете, что я выбалтываю все, что мн говорятъ?

— Вовсе нтъ, но мннія какъ-то всегда выходятъ наружу. Я считаю его хорошимъ малымъ, но отчего онъ говоритъ такъ мало?

— Вотъ именно.

— И отчего онъ прикидывается, будто ничего не длаетъ? Когда онъ на охот, то здитъ молодцомъ, но во всякое другое время у него какой-то томно-лнивый видъ, который мн ненавистенъ. Не понимаю, изъ-за чего люди берутъ на себя такую личину. Никому они не заявятъ этимъ о себ съ выгодной стороны. Разв можетъ человкъ вообразить, что выиграетъ въ чьихъ-либо глазахъ, увряя, будто никогда не читаетъ, никогда не думаетъ, ничмъ не занимается, равнодушенъ къ тому, что бы ни подали ему къ обду, и вообще пожалуй готовъ совсмъ не вставать съ постели? Нельзя сказать, чтобы онъ дйствительно былъ такъ лнивъ. Онъ и верхомъ здитъ, и стъ, и говоритъ, и думаетъ вроятно. Онъ только напускаетъ на себя эту дурь.

— И это вы называете розовымъ свтомъ?

— Вы общали молчать, лэди Чильтернъ. Богатъ онъ?

— Старшій сынъ, однако помстье не велико, мн сдается, что не все въ надлежащемъ порядк относительно имнія.

— У него нтъ профессіи?

— Никакой. Получаетъ онъ восемсотъ фунтовъ въ годъ, и т какъ-то зависятъ отъ его отца. Онъ ничмъ заняться не можетъ. Все состояніе Аделаиды заключается въ четырехъ тысячахъ фунтовъ. Что сталось бы съ ними, если бы они соединились бракомъ?

— Этими средствами можно жить.

— Можно бы, такъ какъ помстье, кажется, со временемъ перейдетъ къ нему, только бы онъ занялся чмъ-нибудь. Какая же это иначе будетъ жизнь?

— Онъ не въ состояніи быть начальникомъ охоты, я полагаю.

— Это зло, мистеръ Финнъ.

— Я вовсе не имлъ въ виду ничего злого. Право, не имлъ. Вы должны знать, что я не могъ имть на ум ничего подобнаго.

— Разумется. Освальду также не было накакого дла и я безспорно желала, чтобы онъ вступилъ въ парламентъ. Никто не зналъ этого короче васъ, мистеръ Финнъ. Но большая была разница между нимъ и Моломъ.

— Большая дйствительно.

— Освальдъ человкъ энергичный и въ немъ не оказывается и тни той приторной личины, о которой вы упоминали. Теперь онъ работаетъ неутомимо. Никто не въ состояніи трудиться усильне его. Ученые говорятъ, что трудъ долженъ быть производителенъ, а едва ли онъ приноситъ большую пользу. Однако кто-нибудь долженъ же смотрть за охотничьими собаками и лучше его никто этого не сдлаетъ.

— Не можете же вы думать, чтобы я имлъ въ виду унижать его?

— Надюсь, что нтъ.

— Теперь онъ въ хорошихъ отношеніяхъ съ отцомъ?

— Очень хорошихъ. Отецъ желаетъ, чтобы онъ жилъ въ Сольсби, да онъ не хочетъ. Освальдъ ненавидитъ Сольсби.

Сольсби было помстье графа Брентфорда, которое современемъ должно было принадлежать лорду Чильтерну. Финіасъ вспомнилъ при этихъ словахъ, какъ онъ въ былое время катался въ Сольсбійскомъ лсу, находя его діаметрально противоположнымъ тому, что можетъ внушить ненависть.

— Такъ Сольсби заперто и пусто? спросилъ онъ.

— Заперто и пусто, такъ точно, какъ и домъ на Портмэнскомъ сквер. Нельзя представить себ чего-либо печальне и мрачне. Вы нашли бы большую перемну въ старик, мистеръ Финнъ. Онъ совсмъ одряхллъ. Онъ былъ здсь — то-есть въ Англіи — съ недлю, весною, но останавливался въ гостиниц въ Лондон. Онъ теперь въ Дрезден съ Лорою, и грустно имъ тамъ живется, надо полагать.

— Пишетъ она?

— Какъ же! и по прежнему интересуется политикою. Я уже сообщила ей, что васъ прочатъ въ депутаты отъ Танкервилля. Никто… ни одна душа на свт не принимаетъ въ васъ такого горячаго участія, какъ она. Если можно испытывать эгоистичное наслажденіе въ успх друга, она раздлитъ съ вами радость удачи. Вашъ успхъ придастъ ей надежду въ жизни.

Финіасъ молча упивался этими словами. Были они справедливы, или только лэди Чильтернъ считала ихъ справедливыми, но они очень польстили ему. Почему бы лэди Лор любить его такъ горячо? Она не была для него ничмъ. Знатнаго происхожденія, богато одаренная и съ состояніемъ, она въ придачу была замужняя женщина, на доброе имя которой, сколько ему было извстно, не пало даже и тни подозрнія, хотя она увидла себя вынужденною разъхаться съ мужемъ вслдствіе его тяжелаго нрава. Финіасъ Финнъ не видался съ лэди Лорою Кеннеди цлыхъ два года, со времени же ихъ разлуки, хотя они разстались друзьями, не проявлялось ни малйшаго признака сохранившейся дружбы. Правда, она писала къ нему, но холодныя, короткія письма, гд излагались одни вншнія обстоятельства ея жизни. А теперь лучшая подруга этой женщины утверждала, что его благополучіе ближе ей къ сердцу, чмъ все остальное!

— Вы часто о ней вспоминаете, я уврена, сказала лэди Чильтернъ.

— Дйствительно часто.

— Какія добродтели она бывало вамъ приписывала! Какія погршности прощала вамъ! Какъ она заступалась за. васъ! Теперь она заступаться не можетъ, но тмъ боле думаетъ о васъ.

— Бдная лэди Лора!

— Да, бдная Лора. Когда видишь подобное крушеніе супружескаго счастья, невольно приходитъ на мысль, не слдовало ли бы женщинамъ вовсе не выходить замужъ?

— А вдь онъ же былъ добрый человкъ. Она всегда говорила это.

— Мущины рдко бываютъ истинно добры. Они вовсе не способны сочувствовать. Спрашивается, когда мужъ подумаетъ примниться сколько-нибудь къ характеру жены? Между тмъ каждый ожидаетъ, что двушка должна переродиться, выходя замужъ, да и двушки воображаютъ, что он способны на это. Взгляните ка на мистера Мола, дйствительно по уши влюбленнаго въ Аделаиду Паллизеръ. Она полна жизни и энергіи. У него нтъ никакой. Однако, онъ иметъ нахальство предполагать, что она будетъ примняться къ его образу жизни, если выйдетъ за него.

— Такъ партія состоится?

— Думаю, что это будетъ. Всегда тмъ кончается, если мущина искренно влюбленъ. Есть двушки, способныя принять предложеніе только потому, что духу не имютъ отвтить положительнымъ ‘нтъ’ на оказанную имъ честь.

— Врно она любитъ его?

— Разумется. Двушка почти всегда полюбитъ человка, привязаннаго къ ней искренно — если только онъ не противенъ ей неодолимо. Но за что ей любить его? Онъ красивъ, дворянинъ, не глупъ. Неужели этого достаточно, чтобы такая двушка, какъ Аделаида Паллизеръ, находила мущину божественнымъ?

— Разв предложеніе принимается только отъ человка съ божественными качествами?

— Человкъ долженъ быть полубогъ, по-крайней-мр въ какомъ нибудь отношеніи. Я ничего не усматриваю даже полубожественнаго въ мистер Мол.

— Вы не влюблены въ него, лэди Чильтернъ.

Финіасъ Финнъ провелъ въ Гэррингтонскомъ замк шесть, семь пріятнйшихъ дней и отправился въ Танкервилль одинъ, чувствуя себя очень одинокимъ. Однако онъ говорилъ себ, что удовольствіе, доставленное ему посщеніемъ Чильтерновъ, могло оправдывать всякую рискованную попытку вернуться къ прежнему образу жизни. Но если онъ потерпитъ неудачу въ Танкервилл, что будетъ съ нимъ тогда?

Глава IV.
ТАНКЕРВИЛЛЬ.

Самъ великій Мользкрофтъ прибылъ въ Танкервилль, дабы представить нашего героя избирателямъ и Рдльзу, либеральному агенту по той мстности. Они встртились въ гостиниц Лембтонскій Гербъ, гд Финіасъ поселился съ сознаніемъ, что ему предстоятъ десять дней досады и мукъ. Танкервилль былъ непривлекательный и грязный городокъ, издававшій изъ себя, такъ сказать, всми порами угольную пыль и грязь. Его признавали грязнымъ по природ и при встрч никто не ожидалъ увидть другъ у друга чистыя лица или руки. Блье въ Танкервилл никогда не бывало бло, даже дамы, не выходившія изъ дома, привыкли къ запаху и виду сажи въ самыхъ изысканныхъ своихъ будуарахъ. Мы слышали, что въ город, гд добывается горное масло, запахъ петролеина не считаютъ непріятнымъ, такъ было въ Танкервилл относительно запаха каменнаго угля. Въ Танкервилл уголь очень любили и вовсе не считали грязнымъ. Рдльзъ уже порядкомъ вымазался имъ, а нкоторые вліятельные либеральные избиратели, которыхъ усплъ навстить Финіасъ Финнъ, казались насквозь пропитаны мстнымъ произведеніемъ. Во всякомъ случа, онъ не былъ обязанъ жить въ Танкервилл, съ первой минуты, когда въхалъ въ городъ, онъ находился подъ впечатлніемъ, что вскор разстанется съ нимъ навсегда. Онъ сознавалъ, какъ мало вроятія, чтобы его выбрали, и постичь не могъ, какими судьбами онъ далъ втянуть себя въ такую невыгодную спекуляцію.

Финіасъ Финнъ уже трижды засдалъ въ парламент — два раза депутатомъ отъ ирландскаго мстечка Лофшэнъ и разъ депутатомъ отъ англійскаго мстечка Луфтонъ, но онъ былъ такъ счастливъ, что до-сихъ-поръ не зналъ мукъ и припадковъ унынія оспариваемаго избранія. Въ Луфтон онъ выступилъ впередъ, какъ избранный лордомъ Брентфордомъ, и благодаря поддержк этого вельможи, не подвергался ни малйшему риску потерпть неудачу. И въ Лофшэн дло шло не мене гладко. Его почти убдили, что нтъ ничего легче, какъ попасть въ парламентъ, если бы только имть средства къ жизни, пока засдаешь депутатомъ. Но Луфтонъ и Лофшэнъ теперь отошли въ область давно минувшаго, какъ много другихъ пріятныхъ вещей, канувшихъ въ вчность, и онъ же оказывался въ мстечк, куда его выслали на борьбу не съ тмъ собственно, чтобы одержать верхъ, но скоре для того, что его партіи нельзя было уступать Танкервилль безъ боя. Онъ воспользовался самою пріятною стороной парламентскихъ похожденій, надо было испытать теперь и непріятную. Разумется, онъ могъ отказаться, но онъ поддался разъ искусителю и не имлъ боле возможности отступить, хотя Рдльзъ говорилъ не утшительне Мользкрофта.

— Брауборо работалъ послдніе три дня, сказалъ Рдльзъ тономъ укора.

Рдльзъ всегда былъ того мннія, что его кандидаты должны были нести тяжелый трудъ.

— Разв это составитъ большую разницу? спросилъ Мользкрофтъ.

— Составитъ, конечно. Онъ говорилъ съ углекопами, тогда какъ намъ слдовало опередить его.

— Я пріхалъ, когда мн назначили, вмшался Финіасъ.

— Знай я, гд вы находитесь, я извстилъ бы васъ телеграмою. Но потеряннаго не вернешь. Мы должны теперь приняться за дло — вотъ и все. Вроятно, вы противъ епископальной церкви?

— Не могу сказать, возразилъ Финнъ, понимая, что вопросъ щекотливъ для него, какъ католика.

— Разв надо касаться этого? спросилъ Мользкрофтъ, хотя и либералъ, но усердный членъ англиканской церкви.

Рдльзъ былъ диссидентъ, но выраженное имъ убжденіе о необходимости для новаго кандидата поднять церковный вопросъ вовсе не истекало изъ его религіозныхъ воззрній. Настоящій его долгъ предписывалъ ему озаботиться, чтобы мстечко, съ которымъ онъ былъ связанъ, выбрало либеральнаго кандидата, а не то, чтобы распространять ученіе своей секты. Однако, его убжденіе оказывалось очень сильно.

— Я думаю, мы должны этого коснуться, мистеръ Мользкрофтъ, сказалъ онъ: — мы непремнно должны. Брауборо ухватился за противоположное. Онъ былъ въ церкви въ воскресенье съ головою и двумя альдерменами, говорятъ, онъ отвчалъ всхъ громче на слова пастора во время службы. Онъ обдалъ въ понедльникъ съ викаріемъ Троицкой церкви. Онъ обвинялъ во всеуслышаніе мистера Финна въ томъ, что онъ католикъ, и утверждалъ, что государству грозитъ гибель, если Танкервилль выберетъ депутатомъ, друга и приверженца папы. Главный вопросъ при этихъ выборахъ будетъ церковь, вотъ увидите. Поддерживая ее, вы ничего не выиграете, но можно себ составить сильную партію, обязавшись идти противъ епископальной церкви.

— Не достаточно ли вопроса о мстныхъ налогахъ? спросилъ Мользкрофтъ, который предпочелъ бы всякую другую реформу церковной.

— Я составилъ себ такое мнніе, что необходимо положить преграду муниципальной расточительности, сказалъ Финіасъ.

— Одного этого недостаточно — ни подъ какимъ видомъ недостаточно. Если я врно сужу о настроеніи умовъ при этихъ выборахъ, то все будетъ вертться около Церкви. Видите ли, мистеръ Финнъ, то обстоятельство, что вы католикъ, даетъ имъ возможность ухватиться за что-нибудь, и они не преминули этимъ воспользоваться. Здсь католиковъ не жалуютъ, но если вы сумете, подобно многимъ изъ вашихъ депутатовъ, придать себ такой либеральный колоритъ, какъ будто вы относитесь боле враждебно къ Церкви въ связи съ государствомъ, чмъ привержены къ пап, то это можетъ склонить на вашу сторону. Мистеръ Мользкрофтъ долженъ понимать меня.

— Разумется, понимаю.

Рдльзъ много говорилъ еще въ такомъ же дух, Мользкрофтъ не выражалъ согласія съ его взглядомъ и не опровергалъ его. Самъ кандидатъ говорилъ немного при этомъ свиданіи, но взвшивалъ вопросъ въ ум. Мсто въ парламент было одной безплодной почестью, а онъ не имлъ средствъ предлагать свои услуги изъ-за одного почета. Онъ былъ готовъ честно работать въ политическомъ мір, но за работу свою желалъ вознагражденія. Партія, къ которой онъ принадлежалъ, избгала, какъ ему было извстно, вопроса о церковной реформ. Каждой политической партіи естественно избгать, пока это возможно, обсужденія вопросовъ, влекущихъ за собою большія перемны. Политическими предводителями руководитъ сознаніе, что давленіе сзади невольно побуждаетъ ихъ къ важнымъ мрамъ, толкаетъ быстре, чмъ они могутъ идти, и имъ скоре приходится противодйствовать, чмъ способствовать давленію, которое несомннно достигнетъ наконецъ своей цли собственною силой. Лучшія каретныя лошади т, которыя твердо удерживаютъ экипажъ, катящійся подъ гору. Все это Финіасъ отлично зналъ и того былъ мннія, что Баррингтоны Ирли и Рэтлеры его партіи не поблагодарятъ за то, что онъ поднялъ вопросъ, хотя и неизбжный съ теченіемъ времени, однако отложить который еще могли бы за нсколько лтъ. Только разъ онъ захотлъ быть впереди своей партіи и послдствія были для него гибельны. Въ тотъ разъ его личное чувство сказывалось сильно въ пользу мры, по поводу которой онъ разстался съ своею партіей, по теперь онъ относился довольно равнодушно къ церковному вопросу.

Только одно было ясно — онъ долженъ поднять его или нтъ немедленно. Онъ написалъ нсколько строкъ своему другу Ирлю, не спрашивать совта, но изложить ему обстоятельства.

‘Единственный способъ имть успхъ, это напасть на епископальную церковь. Разумется, я не стою за нее и нахожу, что слдуетъ отобрать церковныя имущества. Но, говоря по правд, я мало объ этомъ заботился и съ охотой предоставилъ бы времени все обработать само собою. Къ несчастью, мн не представляется другого исхода.’

Итакъ онъ приготовился къ состязанію на почв, подготовленной для него Рдльзомъ. Мользкрофтъ, который дорожилъ каждымъ часомъ, вскор ухалъ, а Финіасъ Финнъ былъ объявленъ по всему городу заклятымъ противникомъ церковныхъ имуществъ.

Во время собиранія голосовъ и сопряженныхъ съ нимъ волненій онъ удостоврился, что Рдльзъ былъ правъ. Кром церковнаго вопроса, ничто въ ту пору не привлекало танкервильцевъ. Брауборо, не всегда строго соблюдавшій заповди Господни и никогда еще не жертвовавшій своими удовольствіями или занятіями для религіозныхъ обрядовъ, сталъ повторять на каждомъ митинг и почти каждому избирателю, котораго старался завербовать на свою сторону, усвоенное имъ теперь изрченіе: ‘Благоденствіе Англіи основано на религіи ея народа.’ Онъ не былъ краснорчивъ. Трудно бы найти человка, столько лтъ участвовавшаго въ общественныхъ длахъ и между тмъ мене способнаго связать два слова подъ впечатлніемъ минуты. И наизусть онъ не могъ заучить даже пяти, шести фразъ. Но онъ могъ стоять невозмутимо и съ упорной смлостью десятки разъ повторять одн и т же слова: ‘Благоденствіе Англіи основано на религіи ея народа’. Спроси его кто-нибудь, земного или духовнаго свойства было общанное имъ благоденствіе, онъ не въ состояніи былъ бы отвтить, и даже вопроса не понялъ бы. Тмъ не мене, когда эти слова сорвались съ его губъ, они имли всъ истины и многіе изъ танкервильцевъ находили его краснорчивымъ.

Съ другой стороны Финіасъ говорилъ дв-три рчи каждое посл обда и удивилъ даже Рдльза своими ораторскими способностями. Онъ равнодушно согласился на програму Рдльза, но взявшись за дло, воодушевился и сталъ говорить съ огнемъ, съ увлеченіемъ. Онъ объяснялъ своимъ слушателямъ съ любезной снисходительностью, что дарованіе церкви имуществъ въ давнія времена безспорно имло свои хорошія стороны. Онъ не говорилъ о какомъ-либо исключительномъ вроисповданіи. Въ такъ называемыя католическія времена Генриха VIII и его предковъ, и въ послдовавшую за тмъ протестантскую эпоху положеніе общества требовало, чтобы духовное назиданіе было обезпечено извстными фондами, назначенными для этой цли. Вслдствіе возрастающаго умственнаго развитія и численности населенія, этого теперь уже нельзя желать — или, врне, это невозможно. Разв не могли церковныя имущества быть обращены на облегченіе нуждъ возрастающихъ милліоновъ? Разв не извстно, что даже распредленныхъ между членами англиканской церкви, ихъ не достаетъ на облегченіе нищеты въ нашей громадной столиц? Не думаютъ ли жители Танкервилля, что пасторы въ Лондон, Ливерпул и Манчестер получаютъ плату изъ церковныхъ фондовъ? Доводъ, оказавшійся дйствительнымъ въ Ирландіи, могъ быть не мене дйствителенъ въ Англіи. Онъ сказалъ это безъ всякаго намека на то или другое вроисповданіе. Онъ врилъ въ духовное назиданіе. Онъ не говорилъ ни единаго слова противъ англиканской церкви. Но онъ полагалъ, даже былъ увренъ, что церковь и государство, какъ соединенныя учрежденія, не могли доле существовать въ стран. Если бы жители Танкервилля выбрали его депутатомъ въ парламент, первою его заботой было бы принять мры для пресченія подобной аномаліи.

Браубориты сильно изумились его успхамъ. Углекопы по видимому не обращали въ этомъ случа вниманія на крики противъ ирландскаго паписта. Много грязи пошвыряли, нсколько головъ было сломано, а Финіасъ не отступалъ. Рдльзъ мллъ отъ восторга. Никогда не бывало въ Танкервилл человка, который умлъ бы говорить такъ хорошо. Брауборо неумолчно повторялъ свое изношенное увреніе, которое встрчалось съ громкими криками восторга его партіи. Духовенство мстечка и окрестностей толпилось вокругъ него, гонялось за нимъ повсюду и точно будто вровало въ одного его. Во всякомъ случа сражались по мр умнія и силъ. Но большинство углекоповъ слушало Финіаса и каждый углекопъ имлъ право голоса. Тутъ Рдльзъ, отъ котораго ничто не укрывалось, сталъ замчать, что принимаются за старую продлку.

— Завтра, должно быть, деньги пустятъ въ ходъ, шепнулъ онъ Финну наканун выборовъ.

— Кажется, вы ожидали этого.

— Я не былъ увренъ. Они думали одно время, что дло обойдется безъ денегъ. Однако, они не хотятъ отказаться отъ Танкервилля.

— И я не хочу, мистеръ Рдльзъ.

— Они лучше пустятъ въ ходъ деньги, чмъ выпустятъ изъ рукъ мсто въ парламент. Десятка два, три людей изъ Фольгэта, и мы были бы обезпечены.

Рдльзъ улыбнулся при этихъ словахъ.

И Финіасъ отвтилъ съ улыбкой:

— Если можно добиться чего-нибудь рчью, я готовъ говорить нсколько часовъ кряду съ этими людьми.

— Мы уже сдлали это, возразилъ Рдльзъ.

Настало время голосованія. До двухъ часовъ голоса подавались такъ равномрно на об стороны, что въ комнат, гд находился Брауборо съ своею партіей, число всегда было на его сторон, тогда какъ въ комнат либераловъ число всегда было на сторон Финіаса Финна. Въ три часа было признано, что Финіасъ имлъ надъ соперникомъ перевсъ десяти голосовъ. Онъ самъ изумился своему успху и сказалъ себ, что прежнее счастье видно не измнило ему.

— Они платятъ по 2 ф. 10 ш. за голосъ въ Фольгэт въ эту минуту, сказалъ ему Рдльзъ въ четверть четвертаго.

— Надо будетъ доказать это.

— И докажемъ, надюсь, отвтилъ Рдльзъ.

Въ четыре часа, когда все было кончено, Брауборо оказался побдителемъ въ силу большинства семи голосовъ. Въ тотъ же вечеръ городской голова объявилъ, что онъ выбранъ депутатомъ отъ Танкервилля, и Брауборо снова уврилъ жителей въ своей рчи, что ‘благоденствіе Англіи основано на религіи народа.’

— Мы отстоимъ мсто при изслдованіи голосовъ, это врно, сказалъ Рдльзъ, котораго Финіасъ совершенно побдилъ своей доблестью въ выдержанной борьб.

Глава V.
ВАЖНАЯ МРА ДОВЕНИ.

Вся либеральная партія была сильно изумлена направленіемъ выборовъ. Врне сказать, парламентскіе предводители партіи были изумлены. Они не признавали необходимымъ, чтобы важный церковный вопросъ былъ обсуждаемъ лъ этомъ случа. Разумется, онъ долженъ былъ возникнуть въ нкоторыхъ мстностяхъ и быть поднятъ нкоторыми лицами. Ревностные диссентеры, конечно, воспользуются случаемъ изложить свои взгляды, и совершенное уничтоженіе ирландской церкви какъ государственнаго учрежденія дало либераломъ поводъ надяться, а консерваторамъ опасаться, что церковный вопросъ самъ собою выдвинется впередъ въ очень недальнемъ будущемъ. Только теперь этого не ожидали. Общая несостоятельность министерства, которое не умло ни для какой мры заручиться большинствомъ голосовъ, должно было служить главною точкой опоры для либеральной партіи не только на выборахъ, но и въ собраніи парламента. Церковный вопросъ, естественно признаваемый всми государственными людьми такимъ громаднымъ, что вс остальные становились пигмеями въ сравненіе съ нимъ, теперь еще не требовался на первомъ план. Онъ могъ храниться въ запас, какъ будущая точка опоры при какомъ-нибудь важномъ политическомъ бо, когда снова сдлается необходимо, чтобы каждый либералъ сражался не на животъ, а на смерть, работая зубами и ногтями. Кто десять лтъ назадъ относился почти съ омерзніемъ и несомннно съ недовріемъ къ мысли о расторженіи въ Англіи церкви съ государствомъ, теперь приходилъ къ убжденію, что подобное расторженіе неминуемо, и мирился съ нимъ тмъ медленнымъ, молчаливымъ и бездоказательнымъ способомъ, которымъ убжденія водворяются между нами. Отъ примиренія съ этой мыслью нкоторые перешли къ восторгу.

— Это одинъ вопросъ времени, говорили теперь многіе, совершенно забывая, какъ были преданы церкви въ образ государственнаго учрежденія лтъ двнадцать назадъ.

Все же плодъ еще не созрлъ и предводители либеральной партіи не желали, чтобы онъ былъ сорванъ. Поэтому они непріятно были изумлены, когда оказалось, что церковный вопросъ обсуждался наиболе въ избирательныхъ собраніяхъ восторженно политическихъ городковъ.

Баррингтонъ Ирль взбсился, когда получилъ письмо Финіаса Финна. Онъ былъ въ то время у герцога Септ-Бнгэя, котораго многіе считали единственнымъ возможнымъ предводителемъ либеральной партіи, если бы отпалъ Грешэмъ. По настоящему старо-виги, къ которымъ причислялъ себя Баррингтонъ Ирль, предпочли бы герцога Грешэму, будь возможность отстранить послдняго. Но Грешэмъ былъ силенъ, отстранить его нечего было думать и герцогъ Баррингтонъ Ирль со всею братіей намревались честно быть преданными своему предводителю. Если онъ уже стоялъ во глав партіи, не относиться къ нему честно, по ихъ мннію, равнялось измн. Но по временамъ они опасались, что онъ заведетъ ихъ, куда они вовсе не желаютъ идти. О нашемъ бдномъ друг Финн между тмъ шли рзкіе толки.

— Онъ просто оселъ! вскричалъ Ирль.

— Если такъ, то вы вполн отвтственны за него, замтилъ герцогъ.

— Пожалуй, въ извстной мр, во не вполн. Впрочемъ, это длинная исторія. Онъ талантливъ, уменъ, прекраснаго нрава и пріятнйшій малый на свт. Вс женщины безъ ума отъ него.

— Такъ говоритъ герцогиня.

— Но онъ не вренъ партіи по моему мннію. Онъ не можетъ не потянуться за чужими богами. Какая была ему нужда поднять церковный вопросъ въ Танкервилл? Говоря по правд, герцогъ, дло гибнетъ. Мы помщаемъ теперь въ парламентъ людей талантливыхъ, которые пролагаютъ себ путь, но не хотятъ понять, что каждому нельзя мтить въ первые министры.

Герцогъ, еще очень бодрый для своихъ лтъ, однако Несторъ между политиками, улыбнулся при этихъ словахъ, часто слышанныхъ имъ въ послднія сорокъ лтъ. Онъ также былъ преданъ своей партіи и цнилъ врныхъ людей, но пришелъ къ убжденію, что эта врность должна имть основою собственную выгоду. Патріотизмъ можетъ существовать безъ этого, но то, что подразумвалъ Ирль подъ врностью партіи, было просто преданностью той сторон, которую человкъ называетъ своею и бросить которую не можетъ, не подвергаясь опасности.

Если либералы были недовольны горячностью, съ которою церковный вопросъ обсуждался въ нкоторыхъ городкахъ и поднятъ былъ людьми, которыхъ голосъ и общая поддержка сдлаются необходимы для предстоящаго либеральнаго правленія, рчь, сказанная въ извстномъ графств на выборахъ, повергла ихъ въ совершенное уныніе. Добени уже много лтъ былъ депутатомъ отъ Восточнаго Барсетшира и столько же могъ разсчитывать на это впредь, сколько королева на свой тронъ. Никто не подумалъ бы оспаривать у Добени право быть представителемъ Восточнаго Барсетшира и его выбрали бы вновь, хотя бы онъ вовсе, не показывался избирателямъ. Однако онъ показался имъ и, какъ водится, держалъ рчь. Случайно день, назначенный для выборовъ въ этой части графства, почти совпадалъ съ окончаніемъ періода политическихъ треволненій. Когда Добени говорилъ рчь своимъ приверженцамъ въ Восточномъ Барсетшир, выборы уже почти повсемстно были кончены. Ране этого не замтилъ никто, но впослдствіи удостоврились, что при распредленіи выборовъ имли въ виду политическую цль, и цль нечестную. Добени, по словамъ раздраженныхъ либераловъ, не хотлъ говорить своей рчи доврителямъ, пока эта рчь могла имть дйствіе на выборы въ другихъ графствахъ. Иначе, какъ утверждали либералы, вся консервативная партія была бы призвана отречься на выборахъ отъ заключенія, къ которому пришелъ Добени, судя по намеку въ его рчи барсетширцамъ. Сами барсетширцы, говорили либералы, по тупости, не уловили мысли, скрытой подъ двусмысленными словами, но эти слова, если читать ихъ при свт проницательной критики, содержали въ себ мнніе, что церковь и государство слдуетъ расторгнуть.

— Ей-Богу, онъ опять вынетъ у васъ хлбъ изо рта! вскричалъ Рэтлеръ.

Рчь Добени безспорно была двусмысленна, едва ли барсетширцы могли обвиняться въ тупости за то, что не раскусили ее съ перваго раза. Страшный намекъ облекался въ множество словъ и составлялъ самую незначительную часть продолжительной рчи. Идиллическіе умы жителей Восточнаго Барсетшира пылко восторгались краснорчіемъ знатнаго лица, которое было ихъ представителемъ, нообыкновенно скоре упивались музыкальностью періодовъ, чмъ силою доводовъ. Когда онъ объяснялъ имъ, что открылъ новое, или лучше сказать, еще неизвстное консервативное начало въ характер ихъ соотечественниковъ, то сопоставлялъ слова такъ ловко, былъ такъ глубокъ, такъ великъ, такъ восторженъ, такъ блистателенъ, примшивая къ глубокой философіи обыкновенную политику настоящаго дня, что идиллическіе умы только млли и удивлялись. Большою было честью для избирателей этого земледльческаго графства, что они первые могли воспринимать эти перлы, не потраченные задаромъ тмъ, что метались предъ ними. Они подхватывались печатью и становились уже перлами не одного Восточнаго Барсетшира, по всей Англіи. Въ настоящемъ случа оказалось, что одинъ перлъ былъ чрезвычайно великъ, рдокъ и достоинъ вниманія, но черный перлъ, и многіе смотрли на это какъ на какое-то отвратительное диво.

‘Мы вступаемъ въ періодъ нашей исторіи, когда становится неизбжно возобновить вопросъ, господствовавшій съ той минуты, когда человкъ впервые открылъ глаза на свою судьбу, именно, какая степень соотношенія должна существовать между духовнымъ и чисто человческимъ образомъ правленія-между нашимъ вроисповданіемъ и нашею политикой, между Короною и Митрою.’

Духовныя лица и фермеры въ Восточномъ Барсетшир охотно слышатъ упоминовеніе о Митр въ политическихъ рчахъ на выборахъ. Слово пріятно звучитъ въ ихъ ушахъ, какъ относящееся къ доброму старому времени и къ добрымъ старымъ вещамъ. Рчь льется изъ устъ опытнаго оратора, сладкая какъ медъ, но мене опытный слушатель скоре схватываетъ слова, чмъ смыслъ. Собравшіеся друзья Добени выслушали его рчь съ чистосердечнымъ довріемъ. Однако, когда на другой день люди жадные до новостей прочли ее въ газетахъ, въ ней оказался смыслъ-такой глубокій, что у Рэтлера невольно вырвались вышеприведенныя слова.

Неужели этотъ человкъ, чтобы удержать власть въ своихъ рукахъ, дйствительно имлъ въ мысляхъ выкинуть такую смлую штуку, такой отважный фокусъ? И неужели, если таково было его намреніе, онъ будетъ въ силахъ довести это до благополучнаго конца? Возобновленіе вопроса о степени соотношенія между Короною и Митрою, когда пущенъ былъ этотъ факелъ раздора, одно только означать и могло — уничтоженіе епископальной церкви. Рэтлеръ и его друзья не долго обсуждали вопросъ. Взглянувъ на него просто, безъ всякаго отношенія къ опытности послдняго полувка, Рэтлеръ счелъ бы свою партію достаточно сильною, чтобы окончательно побороть Добени въ подобной попытк. Обыкновенные политики, принимая въ соображеніе, что Добени предводитель консервативной партіи, что онъ государственное лицо, поддерживаемый церковью министръ, назначенный съ непремннымъ обязательствомъ защищать все старое, дорогое и уважаемое въ конституціи, ршили бы, что онъ совершилъ политическое самоубійство, о которомъ исторія впослдствіи, вроятно, произнесетъ свой приговоръ, какъ о временномъ умопомшательст. А когда рчь была уже сказана съ недлю назадъ, это говорилось во многихъ почтенныхъ провинціальныхъ домахъ. Не одинъ сквайръ, пасторъ или фермеръ опечалился за Добени, когда эти слова были объяснены тому, кто ни минуты не предполагалъ, чтобы они могли нанести вредъ великой консервативной партіи. Но Рэтлеръ помнилъ эмансипацію католиковъ, онъ самъ находился въ парламент, когда отмнили хлбную пошлину, а новый законъ о баллотировк, тогда какъ консервативный кабинетъ и консервативное правленіе владли землею Израиля, чуть не разбилъ ему сердца.

Бонтинъ былъ склоненъ думать, что штука не подъ силу даже Добени, при всемъ его талант морочить.

— Вдь все-таки есть же еще партія, говорилъ онъ Рэтлеру.

На лицо Рэтлера стоило посмотрть, какъ на представленіе въ театр, одинъ видъ его поразилъ бы консерваторовъ ужасомъ и стыдомъ. Выраженіе этого лица было понятно. Рэтлеръ имлъ такое жалкое понятіе о партіи, относительно ума, честности и врности, что считалъ ее способною пойти на все, на что бы ни вздумалось Добени увлечь.

— Если они дорожатъ чмъ-нибудь, такъ это церковью, продолжалъ Бонтинъ.

— Есть нчто, чмъ они дорожатъ несравненно боле церкви, возразилъ Рэтлеръ.— Да и вообще-то они только однимъ теперь и дорожатъ. Все старое они послали къ чорту. Потребуй Добени, чтобы они подали голосъ въ пользу опроверженія трона и учрежденія республики, очень правдоподобно, что Панургово стадо за нимъ и послдуетъ. Они такъ пострадали отъ измны за измною, что теперь дорожатъ только своими мстами.

— Да вдь только нкоторые изъ нихъ и получаютъ-то подачки.

— Ну, разумется. Жаждутъ они, собственно говоря, не гонорарія во столько-то въ годъ, хотя не охотно разстаются съ нимъ, когда разъ приберутъ къ рукамъ. Имъ всего привлекательне графства, да ордена Подвязки, да производства по арміи. Они любятъ, когда ихъ братьевъ длаютъ епископами, а сестры ихъ очень пристрастны къ придворнымъ должностямъ. Нтъ ни одного лица, которое не числилось бы при чемъ-нибудь — или по-крайней-мр ихъ очень немного. Помните хлбный законъ Пиля?

— Тогда пятдесятъ человкъ было за него, замтилъ Бонтинъ.

— Что значатъ пятдесятъ человкъ? Очень пріятно быть въ числ пятидесяти! Для славы этого чрезчуръ много, для силы недостаточно. Между консерваторами проявилось общее настроеніе, что пусть себ все идетъ своимъ ходомъ — какъ говорятъ янки. Они, безъ сомннія, дома впадаютъ въ уныніе. Но что они сдлаютъ, если бы даже удалились? Отъ времени до времени какой-нибудь твердый старый тори можетъ запереться въ своемъ замк, говоря, что свтъ пусть идетъ на свою гибель, но онъ не станетъ этому способствовать. Нкоторые и запираются. Напримръ, старикъ Куинъ, когда прошелъ билль о Реформ. Но вообще люди не склонны къ уединенію. Какъ они согласуютъ это съ своею совстью — вотъ чего я не пойму.

Такъ говорили мудрость Рэтлера и его опасенія. Тмъ не мене Бонтинъ не могъ поврить, чтобы архи-врагъ добился въ этомъ случа успха.

— Дло, пожалуй, ему и не страшно, говорилъ Бонтинъ, когда вновь стали обсуждать вопросъ:— но, по моему мннію, едва ли подъ силу.

Лица, стоявшія выше Рэтлера и Бонтина на политической лстниц, но на той же сторон, не мене были изумлены, чмъ они — и возмущены они были одинаково, хотя не позволяли себ такъ прямо выражать своего отвращенія.

Грешэмъ гостилъ въ деревн у своего друга, лорда Кэнтрипа, когда пришла всть о рчи Добени избирателямъ Восточнаго Барсетшира. Грешэмъ и лордъ Кэнтрипъ долго были членами одного кабинета и закадычные друзья, они отлично знали взгляды одинъ другого и твердо полагались на обоюдное благородство.

— Онъ такъ и намренъ поступить, сказалъ лордъ Кэнтрипъ.

— Онъ намренъ попытаться, можно ли, возразилъ другой.— Это онъ просто закинулъ щупальце въ свою собственную партію.

— Я долженъ отдать ему справедливость, что онъ не боится своей партіи. Если онъ дйствительно иметъ это въ виду, то не отступится, хотя бы партія отказалась поддержать его всмъ своимъ составомъ. Другихъ достоинствъ я не признаю за нимъ, но этого отвергать не стану.

Грешэмъ подумалъ съ минуту, прежде чмъ отвтилъ.

— Не знаю, началъ онъ:— врно ли мнніе, что человкъ всегда долженъ поступать одинаково. Однажды Добени оказался очень смлъ и онъ имлъ успхъ. Но два обстоятельства способствовали къ этому — неопредленность вопроса и предводитель, на котораго при всей его лности полагались вполн. Когда онъ склонилъ на свою сторону предводителя, то и партія стояла за него. Теперь у него нтъ такой каменной горы. Если онъ намренъ затять это, то долженъ заручиться твердымъ убжденіемъ каждаго члена своей партіи какъ въ Верхней, такъ и въ Нижней Палат. Когда онъ говорилъ имъ, что поразитъ консервативный элементъ, ограничивъ право голоса, они не знали, врить ему или нтъ. Тутъ могла быть доля правды. Пожалуй имъ вернется такимъ образомъ существовавшій во время оно элементъ голосованія, который былъ на ихъ сторон, но вслдствіе небреженія онъ отъ нихъ отпалъ и заглохъ. Можно было заставить себя убдиться, что это такъ, кто между ними нашелъ нужнымъ очистить совсть, тотъ убжденіе это и усвоилъ. Но я вотъ чего не пойму, какъ они ухитрятся очистить совсть, если имъ предложатъ не признавать епископальную церковь государственнымъ учрежденіемъ?

— Онъ найдетъ для нихъ лазейку.

— Возможное дло. Мене кого-либо на свт я буду протестовать противъ возможности или даже удобства перемны въ политическихъ мнніяхъ. Но изъ того, что онъ разъ былъ отваженъ и счастливъ, я не вижу, чтобы слдовало, что онъ непремнно долженъ быть отваженъ и счастливъ въ другой разъ. Положимъ, человкъ помчится къ какой-нибудь изгороди и, благодаря удивительному проворству и послушному усердію своей лошади, благополучно перескакнетъ чрезъ нее. Изъ этого однако не слдуетъ, чтобы лошадь перемахнула съ нимъ чрезъ домъ или чтобы онъ имлъ безуміе потребовать это отъ животнаго.

— Онъ намренъ скакать чрезъ домъ, сказалъ лордъ Кэнтрипъ:— и потому намренъ, что другіе заговорили объ этомъ. Вы видли, какъ поступилъ мой опрометчивый молодой другъ Финнъ въ Танкервилл.

— И все напрасно.

— Я въ этомъ не увренъ. Говорятъ, онъ таковъ, какъ и остальные. Если Добени потянетъ на его же руку, полагаю, дни церкви въ связи съ государствомъ сочтены.

— Что-жъ, если бы и такъ? почти со вздохомъ возразилъ Грешэмъ,хотя намревался придать своимъ словамъ оттнокъ удовольствія.— Что-жъ, если бы и такъ? Вы знаете и я знаю, что это неминуемо. Каковы бы не были наши личныя чувства или даже настоящее мнніе о предмет — относительно котораго никто изъ насъ пожалуй не станетъ утверждать, чтобы оно было непоколебимо и не могло вскор быть измнено — мы знаемъ очень хорошо, что существующая теперь связь длиться не можетъ. Она несовмстна съ тмъ состояніемъ человчества, къ которому мы идемъ, а если такъ, перемна будетъ только къ лучшему. Почему не сдлать этой перемны ему, какъ и всякому другому, если онъ способенъ достигнуть ея, вызвавъ мене злобнаго раздраженія, чмъ возбудили бы мы противъ себя? Если ударъ будетъ легче, нанесенный его рукою, чмъ былъ бы онъ отъ нашей, если онъ меньше оскорбитъ тхъ, кто горячо привязанъ къ церкви, какъ съ учрежденію государственному, разв не слдуетъ намъ радоваться, что онъ взялся за дло?

— Такъ вы ему противиться не станете?

— О!… еще надо порядкомъ обдумать вопросъ, прежде чмъ ршить что-либо. Хотя онъ можетъ быть не связанъ своими друзьями, мы связаны своими. Къ тому же, хотя я могу указывать на извстное состояніе души и могу сочувствовать вамъ въ предвидніи, что такимъ можетъ оказаться ваше настроеніе духа, я не стану утверждать, что мои дйствія должны непремнно согласоваться съ этимъ, или что я наврно ожидаю съ вашей стороны дйствій, сообразныхъ съ подобнымъ убжденіемъ. Мы должны быть готовы, если такова будетъ политическая програма, которую намъ предложатъ при открытіи парламента.

Лордъ Кэнтрипъ также помолчалъ съ минуту, но вскор принялъ ршеніе:

— Я могу откровенно сказать, что послдую за вами, но подалъ бы голосъ за оппозицію.

— Вашъ голосъ всегда убдителенъ, замтилъ Грешэмъ.

Но уныніе друзей Добени было несравненно сильне унынія его враговъ, когда знаменательныя слова читали, обсуждали, разбирали и поясняли. Каждому духовному лицу въ Англіи казалось, что подъ ними могло подразумваться одно — отчужденіе церковныхъ имуществъ. И на этого-то человка они смотрли какъ на покровителя! Вотъ онъ, тотъ оплотъ церкви, на который они возлагали вс свои надежды! Вотъ онъ, тотъ герой, который былъ такъ твердъ и непоколебимъ по поводу ирландской церкви, когда дурное направленіе стало преобладать относительно виноградника, хотя и плохо содержаннаго, но все же святого! Вс друзья епископальной церкви боязливо перешептывались и съ грустью на лиц, съ недобрымъ предчувствіемъ на душ сознавались, что въ самую гранитную основу церковнаго учрежденія введено острое лезвее ножа. Враги церкви, какъ извстно, были могущественны, многочисленны и, разумется, стсняться не будутъ. Неужели этотъ Брутъ занесетъ кинжалъ на этого Цезаря? Однако какъ иначе объяснить т слова? Тутъ мущины и женщины стали говорить другъ другу — мущины и женщины, самыя сливки общества въ благословенной Англіи — что ихъ Брутъ, не смотря на большія достоинства, всегда былъ таинственъ, непостижимъ, опасенъ и склоненъ выкидывать штуки. Они оказывали своему Бруту чрезчуръ много покорности. Они терпли удивительныя штуки, въ которыхъ ничего понять не могли — ни какъ он совершены, ни что изъ нихъ должно воспослдовать, но этой штуки они не потерпятъ. Итакъ, много было митинговъ въ разныхъ мстахъ, хотя времени для совмстнаго дйствія оставалось мало.

Въ политической исторіи Англіи не могло быть ничего смле этихъ нсколькихъ словъ деревенскимъ избирателямъ Восточнаго Барсетшира. Смлъ былъ Кромвель, когда закрылъ Долгій Парламентъ. Смлъ былъ Шефтсбери, когда составилъ заговоръ, за который пострадалъ лордъ Россель и другіе. Смло поступалъ Вальполь, когда изъ жажды власти отстранялъ отъ правленія одного политическаго пріятеля за другимъ. Смло дйствовалъ также и Пиль, когда ршился отмнить хлбный законъ. Но ни въ одномъ изъ этихъ случаевъ смлость не была такъ удивительна, какъ теперь, когда Добени заявилъ на всю Англію свое намреніе уничтожить англиканскую епископальную церковь. Именно это и значили его немногія слова. Онъ былъ признанный парламентскій предводитель той партіи, которой церковь была въ особенности дорога. Онъ достигъ этого положенія скоре въ силу талантливости, чмъ правилъ — благодаря убжденію большинства, что онъ скоре необходимъ, чмъ субъектъ подходящій. А все-таки мсто онъ занималъ, и хотя многіе — вроятно, даже вс члены партіи — опасались его эксцентричнаго и рискованнаго способа вести войну, хотя никто изъ консерваторовъ не считалъ его вполн надежнымъ, каждый поручился бы, что онъ на счетъ церковнаго вопроса безукоризненъ. Его личное мнніе относительно церковной политики вообще не считали нужнымъ принимать въ соображеніе. Его выраженія были неопредленны, таинственны и едва ли не съ намреніемъ непонятны, но какое дло до этого, когда онъ изъявлялъ готовность отстаивать епископальную церковь, какъ учрежденіе приспособленное къ народнымъ цлямъ? На этотъ счетъ его полагали совершенно достойнымъ вры. Къ этой мечт, думали, онъ прибилъ знамя, и свое и партіи. Въ защиту этой крпости полагали его способнымъ пасть, если бы требовалось. Потому именно, что въ этомъ считался надеженъ, онъ и занималъ мсто предводителя. Однако онъ высказалъ т знаменательныя слова, не посовтовавшись ни съ однимъ пріятелемъ, не намекнувъ о своемъ новомъ план ни одному изъ послдователей. Онъ очень хорошо зналъ, что длалъ. Этимъ путемъ онъ счелъ всего лучше сообщить своей партіи, что не только онъ отступается отъ стараго порядка вещей, но и ей надо поступить также.

Въ самомъ Восточномъ Барсетшир его выбрали снова, носили на рукахъ и проводили, нажужжавъ въ уши всякихъ похвалъ, прежде чмъ въ наивныхъ умахъ деревенскихъ жителей мелькнулъ преблескъ настоящаго значенія его словъ. Вроятно, онъ на это разсчитывалъ. Но онъ и то предвидлъ, что по прошествіи трехъ, четырехъ дней его тайна будетъ извстна друзьямъ и недругамъ. На слдующій день посл того, какъ имъ произнесена была рчь, она появилась въ газетахъ, а днемъ поздне вс передовыя статьи объясняли свту, что именно подразумвалъ первый министръ. Тутъ-то пришли въ неописанное смятеніе вс пораженные пасторы и пораженные сквайры и фермеры, а главное пораженные пэры, члены Нижней Палаты, которые по обязанности должны были подавать голосъ за него. Неужели газеты правы, приписывая его словамъ такое значеніе? Спустя недлю посл выборовъ въ Восточномъ Барсетшир въ Лондон былъ созванъ совтъ министровъ, въ которомъ Добени надлежало объяснить товарищамъ свои намренія.

Еще до совта онъ видлся съ однимъ или двумя изъ товарищей.

— Взглянемъ на дло прямо, обратился онъ къ благородному лорду: — вскор поневол придется взглянуть на него прямо.

— Но къ чему торопить его?

— Собирается гроза. И прежде мы знали это, и слышали глухіе отголоски на каждыхъ выборахъ въ провинціи. Какъ намъ направить бурю, чтобы она пронеслась надъ краемъ, не опустошивъ его? Если мы внесемъ билль…

— Билль противъ англиканской церкви! вскричалъ лордъ, пораженный ужасомъ.

— Если мы внесемъ билль въ такомъ смысл, чтобы преобладаніе церкви было ограничено сообразно съ религіозными чувствами народа въ наше время, мы спасемъ многое изъ того, что иначе должно пасть. Когда билль необходимъ, лучше составить его приверженцамъ англиканской церкви, чмъ ея ненавистникамъ.

Благородный лордъ разсвирплъ и объявилъ прямо въ лицо высокородному джентльмэну, что долгъ въ отношеніи къ партіи обязывалъ его хранить молчаніе, пока не посовтуется съ своими товарищами. На это Добени отвтилъ съ достоинствомъ, что если таково общее мнніе его товарищей, онъ немедленно откажется отъ своего почотнаго мста между ними. Но онъ выразилъ надежду, что этого не можетъ быть. Онъ счелъ долгомъ высказать свои взгляды доврителямъ и заране зналъ, что многіе придутъ въ ужасъ, однако надялся, что будетъ въ состояніи смягчить это чувство. Относительно благороднаго лорда ему дйствительно удалось нсколько умиротворить его, но далеко не совсмъ.

Другой лордъ, который обыкновенно сидлъ возл Добени въ Нижней Палат, оказалъ ему гораздо мене суровости и въ словахъ, и въ обращеніи.

— Это смлый ударъ, но я боюсь, что онъ цли не достигнетъ, замтилъ достопочтенный членъ.

— Пусть онъ сдлаетъ свое дло на половину. Это нашъ единственный якорь спасенія. Если вы раздляете мое мнніе, что для блага страны намъ необходимо удержаться на нашихъ мстахъ, то мы рисковать должны.

Съ другимъ товарищемъ, который твердо держался убжденія, что англиканская церковь должна занимать усвоенное ею мсто въ государственномъ стро, онъ прибгнулъ къ другому доводу.

— Во всякомъ случа, я увренъ въ одномъ, говорилъ Добени: — что жертвуя частью того вліянія, которое преобладаніе церкви будто бы придастъ намъ, мы можемъ тсне связать интересы народа съ тмъ церковнымъ учрежденіемъ, которое намъ дорого.

Такимъ образомъ оказалось, что до открытія совта министровъ каждый изъ членовъ зналъ, чего ожидаютъ отъ него.

Глава VI.
ФИНІАСЪ И ЕГО СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ.

Финіасъ Финнъ вернулся изъ Лондона въ Танкервилль гораздо веселе, чмъ халъ туда. Избранъ онъ не былъ, но тогда, то есть до выборовъ, онъ пришелъ къ убжденію, что ему не было никакой надежды быть выбраннымъ. А теперь онъ считалъ возможнымъ отстоять мсто депутата, подавъ прошеніе. Изслдованіе голосовъ обыкновенно было дломъ очень дорогимъ, но при настоящемъ закон, такъ какъ изслдованіе будетъ произведено на мст, оно обойдется дешево, и эти небольшія издержки, въ случа успха, падутъ на Брауборо. Если бы удалось отстранить восемь голосовъ, поданныхъ за соперника, и ни одного не потерять самому, онъ былъ бы депутатомъ отъ Танкервилля. Онъ зналъ, что много голосовъ за Брауборо можно бы отстранить, только будь о нихъ извстна истина, относительно же голосовъ за него онъ не полагалъ, чтобы оказывался поводъ говорить то же. Одна бда, тотъ судья, которому предстояло ршить вопросъ, едва ли доберется въ своихъ перездахъ до Танкервилля ране Рождества, пожалуй Пасхи, а что сдлаетъ между тмъ съ собою Финіасъ Финнъ?

Нечего было думать вернуться теперь въ Дублинъ. Онъ вступилъ на поприще, исполненное лихорадочнаго волненія, при которомъ никакъ не могъ жить въ Ирландіи. Если онъ окончательно провалится по длу Танкервилля, то ему надо скрыться съ глазъ свта. Въ настоящемъ положеніи онъ даже не пытался обдумывать, какъ ему тогда устроиться. На первый случай онъ жаждалъ остаться въ предлахъ политическаго міра и находиться но возможности близко къ водовороту, шумъ котораго былъ ему такъ милъ. Одного клуба онъ такъ и оставался членомъ, а въ клуб Реформъ былъ выбранъ вновь. Итакъ, онъ поселился опять въ дом мистера и мистриссъ Бенсъ, въ Большой Марльбороской улиц, гд жилъ, когда въ первый разъ засдалъ въ парламент.

— Вы снова принялись за старое, мистеръ Финнъ, сказалъ ему хозяинъ.

— Да, за старое. Кажется, тоже можно сказать о васъ? Внсъ былъ ярымъ политикомъ и всегда хвалился тмъ, что онъ демократъ.

— Почти тоже, мистеръ Финнъ. Не могу признавать, чтобы дло шло лучше, чмъ бывало прежде. Мн говорили въ контор ‘Народнаго Знамени’, что лорды столько же вмшивались въ эти выборы, какъ и во вс предыдущіе.

— Быть можетъ, въ контор ‘Народнаго Знамени’ мало объ этомъ знаютъ. Кажется, Слайдъ и сотрудники ‘Народнаго Знамени’ перешли теперь на другую сторону, Бнсъ?

— Слайдъ очень хорошо знаетъ, на какой сторон ему быть. Хотя я не скажу, чтобы онъ опозорилъ себя тмъ, что длалъ или чмъ былъ до-сихъ-поръ.

Вовремя оно Слайдъ издавалъ ‘Народное Знамя’ и по нкоторымъ обстоятельствамъ имлъ сношенія съ нашимъ героемъ.

— Вы громили англиканскую церковь въ Танкервилл, мистеръ Финнъ, какъ слышу.

— Да, я сказалъ слова два объ этомъ вопрос.

— Вы были правы, мистеръ Финнъ. Я не могу сказать, чтобы находилъ въ вашей вр что-либо особенное, но религіозныя убжденія, которыя человкъ усвоиваетъ себ для собственнаго руководства, меня не касаются такъ точно, какъ мои врованія не касаются него.

— Я боюсь, Бнсъ, что вы не богаты по этой части.

— И до того вамъ нтъ дла, сэръ, не такъ ли?

— Разумется, нтъ.

— Когда же цитаешь про англиканскую церковь, называемую государственнымъ учрежденіемъ — церковь, гд имются епископы, которымъ платимъ и мы съ вами, хотя въ церковь ногой не ступимъ…

— Мы епископамъ не платимъ, Бнсъ.

— Извините, платимъ, если бы деньги не шли на нихъ, мы могли бы располагать ими. Мы доказали все это, когда посбили имъ спси. Что такое патентъ на духовное званіе? Только другое имя для ящика, куда складываютъ деньги до поры до времени, пока он не понадобятся. Когда слышишь, о церквахъ, которыя содержаны не тми, кто пользуется ими — точь-въ-точь какъ театры, мистеръ Финнъ, или какъ кабаки — тогда я твердо убжденъ, что многое надо переработать, прежде чмъ честнымъ людямъ удастся отстоять свою собственность. Вы правы, мистеръ Финнъ, относительно церкви, какъ были правы, когда поразили казначейство и удалились. Надюсь, вы не тамъ будете сидть опять.

Бнсъ былъ лицо привилегированное, а мистриссъ Бнсъ вознаграждала за его мнимую грубость искреннимъ дружелюбіемъ.

— Боже мой, какая отрада видть васъ опять у себя! Никогда я не ожидала этого. Я буду длать для васъ, мистеръ Финнъ, все, что длывала прежде. Ужъ какъ я жалла, когда услыхала о смерти вашей бдной молодой супруги! Такъ жалла, мистеръ Финнъ! Я никогда боле не стану упоминать о ней. Но посл всего, что было между нами, какъ-то неестественно обойти это молчаніемъ, не такъ ли, мистеръ Финнъ? Ну, да! мой мужъ точь-въ точь такой же, какъ и прежде. Каждую недлю онъ все платитъ по шиллингу въ Союзъ, а что иметъ отъ него? ни даже пирушки за городомъ. И того нтъ. Порою мн становится досадно, когда подумаю, куда идутъ эти деньги, просто силы нтъ терпть. Ну, да! въ этомъ вы правы, мистеръ Финнъ. Нтъ на свт мужа, который врне Бнса приносилъ бы заработанныя деньги жен, за исключеніемъ этого шиллинга. Если бы онъ пропилъ его, чего никогда не длаетъ, кажется, мн было бы не такъ досадно, чмъ жертвовать его противному Ремесленному Союзу. И Джэкъ пишетъ не хуже отца, почти не хуже, мистеръ Финнъ — Бнсъ былъ писцомъ и ходилъ писать поденно въ контор стряпчаго — онъ содержитъ себя собственнымъ трудомъ, что для меня большая отрада, но домой онъ денегъ не приноситъ, да этого и ожидать нельзя, мистеръ Финнъ. Я знаю, что молодой человкъ въ состояніи сдлать и чего нельзя требовать отъ него. И Мэри-Джэнъ теперь наторла служить — только страхъ сколько посуды бьетъ. Кипятокъ всегда вамъ будетъ поданъ въ восемь часовъ, минута въ минуту, если я сама стану приносить его, мистеръ Финнъ.

Такъ-то онъ опять занялъ свои прежнія комнаты въ Большой Марльбороской улиц. Когда онъ опустился на знакомое ему кресло, воспоминанія о быломъ времени возникли гурьбою въ его ум. Здсь лордъ Чильтернъ прожилъ съ нимъ нсколько мсяцевъ, потомъ вышла ссора, которая, какъ онъ полагалъ одно время, совсмъ исковеркаетъ его жизнь. Теперь лордъ Чильтернъ опять его закадычный другъ. А вотъ тамъ обыкновенно сидлъ вчно скаредный ростовщикъ, котораго онъ не имлъ возможности удалить. Увы! увы! онъ вскор могъ нуждаться опять въ услугахъ этого скареднаго ростовщика. Тутъ припомнилось ему, какъ онъ перехалъ изъ этихъ комнатъ, чтобы занять другія, больше и приличне для него, когда онъ исполнялъ важную государственную должность. Представится ли ему когда-нибудь опять такая же причина для перезда? Будетъ ли онъ снова въ такомъ положеніи, чтобы затыкать за раму зеркала надъ каминомъ цлую кучу карточекъ графинь и женъ министровъ? Разъ онъ раскрылъ для себя раковину устрицы, хотя она снова захлопнулась, громко щелкнувъ, какъ только онъ выдернулъ кончикъ ножа. Въ состояніи ли онъ будетъ вновь пропустить его лезвее между этихъ туго открывавшихся половинокъ? Будутъ ли графини по прежнему благосклонны къ нему? Откроются ли для него извстныя гостиныя, и порою исключительно для него и ни для кого боле? Затмъ онъ подумалъ о нкоторыхъ гостиныхъ, гд ему были говорены удивительныя вещи. Посл того онъ женился, а эти гостиныя и эти удивительныя слова не имли ни малйшаго вліянія на выборъ его жены. Онъ оставилъ все по своей собственной вол, точно будто говоря себ, что есть образъ жизни лучше того, который предлагали они. Но былъ ли онъ увренъ, что другая-то жизнь дйствительно оказалась лучше? Онъ несомннно вздыхалъ по тмъ побрякушкамъ, отъ которыхъ отказался. При жизни его молодой жены онъ подавлялъ вздохи, чтобы она не услышала ихъ, но невольно сознавался себ, что его новая жизнь приторна и безцвтна. Теперь его заманили назадъ къ прежнему житью-бытью. Посыплятся ли на него опять карточки графинь?

Одна карточка, или врне записка, гд упоминалось о прежнемъ, дошла до него, пока онъ еще былъ въ Танкервилл. Писала къ нему мистрисъ Ло, жена юриста, у котораго занимался Финнъ, когда еще изучалъ права въ Лондон. Она приглашала Финіаса обдать у нихъ за-просто, по старому, въ Бэкерской улиц, и назначила срокъ, когда предполагала, что онъ уже кончитъ свои дла въ Танкервилл, упоминая при этомъ, что тогда же, вроятно, и Ло кончитъ свое дло въ Сверномъ Бротон. Надо сказать, что Ло былъ выбранъ депутатомъ отъ Свернаго Бротона еще до отъзда Финіаса изъ Лондона, и жена говорила о его выбор какъ о дл врномъ. Финіасъ невольно подумалъ, что мистриссъ Ло хочетъ торжествовать надъ нимъ, тмъ не мене однако принялъ приглашеніе. Ему были очень рады и объяснили, что такъ какъ никого еще нельзя предполагать въ город, то никого и не приглашали видться съ нимъ. Въ прежнее время онъ былъ въ этомъ дом какъ свой, и много видлъ любви отъ хозяевъ, съ примсью, быть можетъ, нкоторой строгости со стороны хозяйки. Но причина этой строгости теперь не существовала боле и мистриссъ Ло уже не оказывалась непріятно суровою. Въ немногихъ словахъ упомянули о его большой утрат. Мистрисъ Ло только разъ подняла брови съ мнимымъ изумленіемъ, когда Финіасъ объяснилъ, что отказался отъ своего мста, и посл того рчь зашла о вопрос настоящаго дня.

— Такъ вы объявили войну англиканской церкви? сказала мистрисъ Ло.

Надо замтить, что въ то время Добени еще не электризовалъ своихъ доврителей въ Восточномъ Барсетшир и потому мистрисъ Ло еще не была взволнована. Для нея англиканская Церковь какъ учрежденіе государственное была то же, что дыханіе для жизни, а про ея мужа нельзя было сказать, что онъ единственно этою атмосферою и дышалъ только потому, что онъ большую часть жизни находился въ Линкольн-Инн и преимущественно дышалъ воздухомъ судовъ. Онъ также, безъ сомннія, очень смутился бы, скажи ему кто-нибудь, что отъ него ожидаютъ, какъ отъ будущаго члена партіи Добени, подать голосъ противъ преобладанія англиканской епископальной церкви.

— Надюсь, вы не обвиняете меня въ томъ, что я бросилъ первый камень? возразилъ Финіасъ.

— Много бросали камней въ храмъ съ-тхъ поръ, какъ его построили, съ жаромъ отвтила мистриссъ Ло: — но они отпадали отъ его гладкихъ стнъ, разсыпаясь въ пыль и въ прахъ.

Я боюсь, что мистриссъ Ло, говоря съ такимъ жаромъ, имла въ мысляхъ смутное представленіе, будто англиканская церковь и христіанская религія одно и то же, или по-крайней-мр явились на свтъ одновременно.

— Вы бросили не первый камень, вмшался Ло:— но возобновили нападеніе въ ту самую минуту, когда брошенные камни могутъ быть опасны.

— Никакіе камни опасны не будутъ, возразила мистриссъ Ло.

— Надюсь, мои друзья не могутъ предполагать, чтобы я нападалъ на протестантскую церковь, потому что католикъ, замтилъ Финіасъ.— Будь я священникъ, это входило бы въ мою обязанность, но я лицо не духовное.

Ло предложилъ старому другу бутылку своего лучшаго вина и во всемъ, что относилось къ дружб, выказалъ ему сердечное расположеніе. Но ни онъ, ни жена не воздерживались ни на мигъ отъ нападеній на гостя за его рчи въ Танкервилл. Финну даже показалось, что мистриссъ Ло, при тройной брон, которою, какъ говорила, была ограждена отъ всякихъ опасеній, могла бы съ меньшимъ ожесточеніемъ выказываться противъ враговъ церкви. Если бы она дйствительно ничего не опасалась, къ чему поднимать такой гвалтъ? Поставленный между мужемъ и женою, Финнъ былъ совсмъ подавленъ и приведенъ въ смущеніе, мистриссъ Ло торжествовала, когда наконецъ позволила ему ускользнуть изъ ея рукъ въ десять часовъ. Въ это время еще ничего не было извстно въ Бэкерской улиц о предложеніи Добени своимъ избирателямъ въ Восточномъ Барсетшир. Бдная мистриссъ Ло! Можно предвидть, что ее ожидаетъ много горя и нсколько камней преткновенія лягутъ на политическомъ пути ея мужа.

Финіасъ все еще былъ въ Лондон, шатаясь по клубамъ и ничего не длая, обсуждая удивительное коварство Добени съ тми, кто показывался въ Лондонъ, и ожидая създа членовъ парламента, когда получилъ слдующее письмо отъ лэди Лоры Кеннеди:

‘Любезный мистеръ Финнъ,

‘Я съ величайшимъ удовольствіемъ узнала чрезъ мою невстку, что вы гостили у нихъ въ Гэррингтонскомъ замк. Какъ это напоминаетъ былое время, что вы, Освальдъ и Вайолетъ вмст — это гораздо естественне, чмъ вамъ жить въ Дублин. Я не могу представить себ другого образа жизни для васъ, какъ въ Нижней Палат, въ Доунингской улиц и въ клубахъ. Да и не желаю представлять себ иного. Когда же до меня доходитъ слухъ, что вы въ Гэррингтонскомъ замк, то я знаю, что вы на пути ко всему предыдущему.

‘Сообщите мн, каково живется Освальду и Вайолетъ. Разумется, онъ мн никогда не пишетъ. Онъ принадлежитъ къ числу людей, утверждающихъ, что женитьбою по-крайней мр они пріобрли человка для исполненія долга, къ которому всегда относились небрежно. Вайолетъ пишетъ, но почти не упоминаетъ о нихъ самихъ. Ея письма очень милы, полны анекдотовъ, прекрасно написаны — ихъ можно сохранять для печати, но это не родственныя письма. Она неподражаема въ описаніи всхъ бдствій жены начальника охоты, но бдствія очевидно искусственныя, такъ точно какъ талантъ дйствителенъ. Она описала мн, какъ бдная милая лэди Бальдокъ сообщила вамъ о своемъ гор относительно дочери, такъ что даже я не могла удержаться отъ смха, и тысячи людей нахохотались бы, если бы письмо это предать печати. Но о своей внутренней жизни, о своемъ крошк или о муж, она не упоминаетъ ни однимъ словомъ. Вы видли все и настолько надлены женственною стороной мужского характера, что въ состояніи передать мн, какъ они живутъ. Я уврена, что они счастливы вмст, потому что у Вайолетъ боле здраваго смысла, чмъ у кого-либо изъ женщинъ, которыхъ мн приходилось встрчать.

‘Разскажите мн также о дл въ Танкервилл. Кузенъ Баррингтонъ пишетъ, что вы врно получите мсто депутата. Онъ говоритъ, что Брауборо почти не хочетъ и въ борьбу-то вступать, хотя никогда человкъ боле расположенный сражаться не подкупалъ въ свою пользу голоса. Тмъ не мене Баррингтонъ по видимому такого мннія, что вы добились успха, уклонившись отъ борозды, какъ онъ выражается. Конечно мы не ожидали, что вы возстанете противъ церкви. Не думайте, чтобы я жаловалась на это. Что меня лично касается, то мн ненавистна одна мысль о предстоящемъ расторженіи, но если ему суждено сбыться, почему не отъ вашей руки такъ точно, какъ отъ другой? Нельзя предполагать, чтобы вы въ душ были расположены къ господствующей англиканской церкви. Но, какъ говоритъ Баррингтонъ, лошадь получаетъ овесъ только когда усердно походитъ по бороздамъ.

‘Не знаю, что сказать вамъ о себ. Мы съ батюшкой живемъ здсь очень грустно, мрачно и уединенно. Мы занимаемъ большой меблироваиный загородный домъ съ прекраснымъ видомъ и хорошенькимъ садомъ. Папа ничего не длаетъ. Онъ читаетъ англійскія газеты, говоритъ объ англійскихъ партіяхъ, катается, обдаетъ и спитъ. Дома, какъ всмъ извстно, онъ не только принималъ участіе въ политик, но и дятельно занимался хозяйствомъ въ своихъ помстьяхъ. Теперь ему какъ будто въ тягость написать письмо къ управляющему, и все это чрезъ меня. Онъ здсь потому, что не можетъ помириться съ мыслью, чтобы я жила одна. Я предлагала ему вернуться въ Сольсби, въ предположеніи, что мистеръ Кеннеди ужъ не станетъ тревожить меня боле или остаться здсь одной, но онъ не соглашается ни на то, ни на другое. Говоря по правд, бремя бездйствія, кажется, пало на него такимъ гнетомъ, что онъ не въ силахъ боле стряхнуть его. Онъ страшится, чтобы его не вызвали на какую-нибудь дятельность.

‘Для меня все настоящая трагедія. Я не могу не припоминать того, что было года три назадъ. Отецъ и мужъ оба были членами кабинета, а вы, при всей своей молодости, стояли только одною ступенью ниже. Освальдъ бдствовалъ въ то время. Онъ былъ очень бденъ. Папа имлъ о немъ одно дурное мнніе. Вайолетъ отказывала ему несчетное количество разовъ. Онъ поссорился съ вами и весь свтъ, казалось, былъ къ нему враждебенъ. Тутъ вдругъ исчезли вы, и мы исчезли. Невыразимое страданіе постигло меня и моего несчастнаго мужа. Все наше благоденствіе унесло однимъ порывомъ вихря. Я и мой бдный отецъ вдругъ сдлались изгнанниками. Но Освальдъ внезапно выплылъ въ открытое море и теперь стоитъ съ своимъ кораблемъ впереди, освщенный утреннею зарей. Онъ, по моему мннію, счастливъ по заслугамъ. Онъ честно пріобрлъ свою жену — не правда ли? Вдь онъ и всегда поступалъ честно. Я съ гордостью припоминаю, что никогда не отказывалась отъ него. Но горечь моей чаши состоитъ вотъ въ чемъ — какъ онъ счастливъ по заслугамъ, такъ и мы пострадали по собственной вин. Я не могу жаловаться на несправедливость. Нашъ замокъ былъ построенъ на песк. Зачмъ было Кеннеди длаться министромъ — зачмъ мн быть его женой? Кром васъ, я ни къ кому не могу обратиться съ этими вопросами и никто не можетъ отвтить на нихъ такъ, какъ вы.

‘Даже удивительно, какъ мало мн извстно о Кеннеди, какъ мало до меня доходитъ слуховъ о немъ. Нтъ ни души, къ кому я могла бы обратиться съ просьбою сообщить мн свднія. Что онъ не показывался въ послднюю сессію, это я знаю, и надо полагать, что онъ отказался теперь отъ своего мста. Я боюсь, что его здоровье плохо — или, что еще хуже, мракъ его жизни повліялъ на состояніе духа. Кажется, онъ живетъ исключительно въ Лофлинтер. Отъ времени до времени онъ умоляетъ меня вернуться къ исполненію моего долга подъ его кровомъ. Онъ не основываетъ своей просьбы на любви съ его стороны, или на предположеніи, чтобы я сохранила къ нему какую-либо привязанность. Онъ не говоритъ о счасть. Онъ не предлагаетъ никакой отрады. Онъ не силится убдить общаніями нжной заботливости. Онъ просто требуетъ, основываясь на Священномъ Писаній и на чувств долга, которое, въ силу Писанія, должно быть мною сознано. Онъ ни разу даже не упоминалъ, что любитъ меня, но упорно твердитъ, что соединенное Богомъ ничмъ человческимъ расторгнуто быть не можетъ. Съ тхъ поръ какъ здсь, я писала къ нему разъ — грустное, длинное, утомительное письмо. Потомъ я уже была вынуждена оставлять вс его письма безъ отвта.

‘Теперь я обращусь къ вамъ съ просьбою, мой другъ, оказать мн большую дружбу. Вы должны быть свободны до того, когда произведутъ слдствіе въ Танкервилл. Нельзя ли вамъ пріхать повидаться съ нами? Я сказала батюшк, что приглашу васъ, и онъ вамъ будетъ очень радъ. Не могу выразить, какое наслажденіе было бы для меня опять бесдовать съ тмъ, кто, подобно вамъ, знаетъ вс заблужденія и стремленія моей прошлой жизни. Дрезденъ очень холоденъ зимою. Не думаю, чтобы вы испугались этого. Комнаты мы держимъ теплыми, но папа выноситъ холодъ просто удивительно, хотя жалуется на него. Въ март мы продемъ на югъ мсяца на два. Прізжайте, если возможно.

‘Искренно расположенная къ вамъ

‘ЛОРА КЕННЕДИ.’

‘Если прідете, то конечно велите привезти себя прямо къ намъ. Постарайтесь узнать что-нибудь о жизни Кеннеди, о его настоящемъ положеніи, прошу васъ. Смутные слухи, которые доносятся до меня, чрезвычайно прискорбны.’

Глава VII.
ВОЗВРАЩЕНІЕ СЪ ОХОТЫ.

Лэди Чильтернъ, вроятно, была права, утверждая, что ея мужъ созданъ быть начальникомъ охоты — такъ какъ кто-нибудь долженъ же исправлять эту обязанность. Такая потребность несомннно существуетъ въ настоящемъ положеніи Англіи. Охота тамъ преобладаетъ, охотники становятся многочисленне съ каждымъ днемъ, лисицъ охраняютъ, фермеры не возмущаются, владльцы охотничьихъ дачъ, даже когда сами не охотники, признаютъ это за фактъ и не отваживаются защищать своихъ фазановъ въ ущербъ предпочитаемому четвероногому. Собакъ дрессируютъ и лошади объзжаются исключительно для охоты. Начальникъ псовой охоты просто необходимая потребность нашего времени. Допустивъ все это, мы не можемъ не согласиться, что лордъ Чильтернъ точно былъ созданъ для этого дла. Онъ отлично зналъ охоту и пожалуй ничего не зналъ другого, гд бы требовался проницательный умъ. И зналъ онъ охоту не такъ только какъ егерь — въ той отрасли науки, которая относится къ одному искусному преслдованію звря, онъ вроятно уступалъ своимъ собственнымъ егерямъ — но онъ зналъ какъ нельзя лучше, что должно длать и чего не должно. Относительно всхъ тхъ разнородныхъ интересовъ, съ которыми приходилъ въ соприкосновеніе, онъ отлично зналъ, когда надо строго придерживаться своихъ требованій, когда вовсе не требовать ничего. Онъ никого не боялся, но былъ проникнутъ чувствомъ справедливости, въ силу котораго признавалъ права всхъ, кто окружалъ его. Когда онъ увидалъ, что норы въ Трмпетонскомъ лсу не заложены — изъ чего заключилъ, что лсничій можетъ обвинить собакъ, будто он не сумютъ и не подумаютъ задушить найденныхъ тамъ дтенышей — то написалъ къ герцогу, владльцу лса, очень ясное и категорическое письмо. Если его свтлость не желаетъ, чтобы въ его лсахъ охотились, то ему стоитъ объявить это. Но если онъ не противъ этого, то норы должны быть заложены. Когда же возникъ важный вопросъ о Гартловскихъ лсахъ — когда до крайности непріятный джентльмэнъ мистеръ Смитъ изъ Гартлова далъ знать, что охота запрещается вовсе въ его владніяхъ — лордъ Чильтернъ вскор уладилъ дло, взявъ сторону непріятнаго джентльмэна. Тотъ дйствительно пострадалъ. Охотники проскакали по разсаднику лавровыхъ деревьевъ. Если джентльмэнъ-охотникъ — такъ говорилъ лордъ Чильтернъ своимъ сторонникамъ — не уметъ вести себя въ дл касающемся охоты, какъ же требовать такого умнія отъ джентльмэна не охотника? Въ настоящемъ дл лордъ Чильтернъ сдлалъ своимъ подчиненнымъ такой строгій выговоръ, что онъ разомъ вошелъ въ милость мистера Смита и Гартловскіе лса снова открылись для охоты. А всему міру было извстно, что Гартловскіе лса, хотя и не обширны, однако доступъ къ нимъ вопросъ существенный, такъ какъ они въ центр Брекскаго края.

Весьма важно, чтобы начальника охоты нсколько побаивались т, которые охотятся съ нимъ. Въ расположеніи къ нему необходима извстная примсь страха. Онъ долженъ быть таковъ, чтобы другіе не охотно вступали съ нимъ въ споръ, безразсудный, рзкій, не совстливый, по строго честный человкъ, способный тиранить, по только злыхъ, способный на страшную жестокость къ приближеннымъ, но только тогда, какъ удостоврится вполн, что жертва, на которую онъ занесъ свой ножъ, дйствительно заслуживаетъ казни. Онъ долженъ быть бшенъ и вмст добродушенъ, строгъ и вмст сниходителенъ, свирпъ и въ то же время любезенъ. Онъ долженъ поступать съ непреклонной властью, но и съ сознаніемъ, что можетъ основывать ее только на пріобртенной имъ популярности. Рчи его должны быть сжаты, мтки, сильны, но ни подъ какимъ видомъ не подкрпляться доводами. Его предписанія не могутъ основываться на логик и никогда не могутъ выносить обсужденія. Онъ долженъ быть откровеннйшій изъ смертныхъ и вмст самый сдержанный — но отнюдь не лицемръ. Онъ не долженъ снисходить къ какому-либо объясненію, но вмст съ тмъ внушать увренность, что его ршенія несомннно врны. Онъ всмъ долженъ управлять, какъ будто ему нтъ дла до чьего-либо интереса, однако такъ, чтобы не затрогивать ничьихъ. Друзей онъ имть долженъ, но отнюдь не любимцевъ. Онъ долженъ быть самоотверженъ, дятеленъ, усерденъ и бдителенъ. Онъ долженъ быть крпокъ здоровьемъ, крпокъ духомъ, крпокъ волею и крпокъ по части кошелька. Онъ долженъ быть бережливъ и при томъ расточителенъ, щедръ какъ втеръ и все таки жестокъ какъ морозъ. Онъ долженъ быть проникнутъ убжденіемъ, что изъ всхъ занятій человческаго рода охота самое лучшее, а изъ всхъ живыхъ существъ лисица самое цнное. Онъ долженъ такъ настроить свои чувства, чтобы питать къ лисиц смсь нжности и жестокости, которая недоступна пониманію обыкновенныхъ смертныхъ. Его желаніе сохранить звря и потомъ убить его должно быть одинаково сильно и страстно. И все это онъ долженъ исполнять согласно кодексу неизданныхъ законовъ, которые узнаются только при глубокомъ изученіи. Нельзя было утверждать, чтобы лордъ Чильтернъ соотвтствовалъ всмъ этимъ условіямъ въ мельчайшихъ подробностяхъ, но въ немъ соединялось столько изъ требуемыхъ качествъ, что его жена выказывала врный взглядъ, когда говорила, что онъ точно созданъ быть начальникомъ охоты.

Въ начал ноября онъ халъ домой съ охоты, рядомъ съ миссъ Паллизеръ, между тмъ какъ егеря и псари хали рысцой впереди нихъ.

— Вдь охота была сегодня хорошая, не такъ ли?

— Нтъ, я съ этимъ не согласенъ.

— Что же вышло неудачно? Мн кажется, что вчно что-нибудь не такъ. Мущины пристрастне къ охот, чмъ къ чему-либо, однако никогда не бываютъ ею довольны.

— Во-первыхъ, мы ничего не убили.

— Вдь въ Гартлов мало лисицъ, замтила миссъ Паллизеръ, которая, подобно всмъ дамамъ-охотницамъ, любила выказать, что смыслитъ кое-что въ охот.

— Если бы я зналъ, что въ краю только одна лисица и есть, а я напалъ бы на ея слдъ, то непремнно хотлъ бы убить эту единственную лисицу — разумется, только не самку въ март.

— Мн очень понравилась скачка. Хоть кому можно бы остаться довольнымъ такою быстротой.

— Если только въ этомъ суть, то и въ тележк можно мчаться такъ же быстро. Но вотъ я вамъ что скажу. Мы убили бы лисицу, если бы Молъ не спуталъ собакъ, когда выскочилъ изъ перелска. Я выговарилъ ему это очень рзко.

— Я слышала, лордъ Чильтернъ.

— И, вроятно, въ душ назвали меня скотомъ.

— Кто! я? Нтъ, я не длала ничего подобнаго — ничего особеннаго не думала. Мущины говорятъ другъ другу подобныя вещи.

— Онъ не обратилъ вниманія, полагаю.

— Все-таки человку не можетъ быть пріятно слышать, что едва онъ покажется на отъзжемъ пол, какъ охот конецъ и собакъ надо отсылать въ псарню.

— Разв я сказалъ это? Теперь я не запомню, что говорилъ, но знаю, что онъ разсердилъ меня. Продемте рысью. Собакъ могутъ отвести домой безъ насъ.

— Прощайте, Коксъ, сказала миссъ Паллизеръ, когда они объзжали свору.— Бдный Молъ! я пожалла его, онъ, кажется, огорчился, хотя смотритъ такимъ безстрастнымъ. Онъ и теперь былъ бы съ нами, но перевариваетъ горе въ одиночеств, въ полумили позади насъ.

— Это печально для васъ.

— Для меня, лордъ Чильтернъ! Для него печально, быть можетъ, и для васъ, а мн-то какое дло?

— Печально для него, слдовало мн сказать, хотя я не вижу, почему не можетъ быть и такъ, какъ я сначала предположилъ. Онъ въ числ вашихъ друзей?

— Конечно.

— И привилегированный, полагаю. Разумется, Вайолетъ говоритъ со мною о васъ обоихъ.

— Не сомнваюсь. Когда женщина замужемъ, она уже должна считаться измнницею своему полу. Въ какомъ-нибудь отношеніи она непремнно выдастъ своихъ пріятельницъ. Разумется, я этимъ вовсе не хочу сказать, чтобы лэди Чильтернъ могла передавать обо мн что-либо такое, чего нельзя прокричать на весь міръ.

— Стало быть, ничего въ этомъ и нтъ?

— Ровно ничего.

— И честь спасена.

— О!.. честь всегда бываетъ спасена въ такихъ вопросахъ.

— Очень жаль, если такъ… очень жаль!

— Почему, лордъ Чильтернъ?

— Потому что, будь вы съ нимъ помолвлены, какъ я полагалъ, вы могли бы убдить его скакать на охот не такъ опрометчиво.

— Лордъ Чильтернъ, строго сказала миссъ Паллизеръ: — теперь я никогда не буду говорить съ вами ни о чемъ, кром охоты.

Въ эту минуту ихъ догналъ Джерардъ Молъ съ сигарою во рту и по видимому совершенно чуждый того горя, которое миссъ Паллизеръ полагала, что онъ перевариваетъ въ уединеніи.

— Славная была лисица, Чильтернъ, сказалъ онъ.

— Да, славная.

— И собаки отлично гнались за нею до самаго конца.

— Да, отлично.

— Странно только, какъ слдъ пропадаетъ въ одно мгновеніе. Гончія не могли поля перебжать посл того, какъ мы выхали изъ перелска.

— Не могли.

— Принимая все въ соображеніе, я радъ, что мы не убили ее.

— Чрезвычайно радъ, отвтилъ лордъ Чильтернъ.

Они прохали нсколько времени молча, потомъ Молъ опять отсталъ.

— Даю голову на отсченіе, что онъ не подозрваетъ даже, что я говорилъ съ нимъ грубо, сказалъ Чильтернъ.— Кажется, онъ глухъ, когда находитъ нужнымъ.

— Вы не жалете объ этомъ, лордъ Чильтернъ?

— Нисколько. Ему ничто не принесетъ пользы. А что касается оскорбленія, то все-равно было бы приняться ругать дерево и воображать, что оно обижено. Въ этомъ есть доля утшительнаго во всякомъ случа. Желалъ бы я знать, заговоритъ ли онъ съ вами, если я уду?

— Надюсь, вы не сдлаете опыта.

— Не думаю, чтобы онъ заговорилъ, иначе я ускакалъ бы въ одно мгновеніе. Желательно бы мн знать, въ самомъ ли дл вы любите его.

— Нисколько.

— И онъ васъ?

— Вполн равнодушенъ, я уврена, но я не могу отвчать за него, лордъ Чильтернъ, какъ за себя. Въ настоящемъ положеніи вещей приходится играть въ любовь другъ къ другу.

— То-есть, что называется кокетничать.

— Совершенно противоположное тому. Кокетствомъ я считаю возбужденіе любви безъ дйствительнаго основанія и безъ обычнаго результата — брака. Игра въ любовь ничего общаго съ возбужденіемъ не иметъ, но часто ведетъ къ результату и порою кончается искренней привязанностью.

— Если Молъ будетъ настойчивъ, вы примете его руку и мало-по-малу полюбите.

— Лтъ чрезъ двадцать, пожалуй, если бы мы жили въ одномъ дом, но такъ какъ онъ узжаетъ изъ Гаррингтона завтра и мы едва ли увидимся ране четырехъ лтъ, то мало вроятія.

Тутъ Молъ догналъ ихъ и добрыхъ полчаса халъ съ ними молча, потомъ онъ досталъ сигарочницу и закурилъ новую сигару объ окурокъ прежней, которую бросилъ.

— Сигару, Чильтернъ? сказалъ онъ.

— Нтъ, спасибо, я не курю, когда ду домой, у меня голова полна другого. Мн надо позаботиться о семь, что тамъ позади, да и вообще я бываю разстроенъ неудачами дня. Мн еще надо сказать слово Коксу, иначе пришлось бы заврнутъ въ псарню, прежде чмъ возвратиться домой.

Съ этими словами онъ остался позади.

Джерардъ Молъ выкурилъ полсигары, прежде чмъ раскрылъ ротъ, а миссъ Паллизеръ твердо ршилась не заговаривать первая.

— Это ему нравится, полагаю, сказалъ онъ наконецъ.

— Кому нравится и что, мистеръ Молъ?

— Чильтерну пріятно отдлывать на вс корки.

— Это входитъ въ его обязанность.

— Такъ и я смотрю на это. Но мн было бы непріятно. Онъ такъ хлопочетъ обо всемъ! Я слышалъ, какъ онъ сегодня напустился на кого-то, точно жизнь его въ опасности.

— Онъ очень энергиченъ.

— Именно такъ. Я совершенно увренъ, что это заблужденіе. Что человкъ выигрываетъ энергіей? Окружающіе вскор привыкаютъ къ ней и она идетъ не въ счетъ.

— Нe думаю, чтобы энергія могла считаться ничмъ, мистеръ Молъ.

— Быкъ въ магазин фарфоровой посуды животное не полезное и не украшеніе, однако не можетъ быть сомннія въ его энергіи. Заяцъ былъ исполненъ энергіи, однако побды не одержалъ въ состязаніи съ черепахою. Только тотъ, кто стоитъ на мст, вполн стоекъ.

— Вы не стоите на мст, когда на охот.

— Нтъ, я разъзжаю, и Чильтернъ ругаетъ меня. Каждый бываетъ дуракомъ въ свою очередь.

— И ваша мудрость, безукоризненная во всякое другое время, измняетъ вамъ въ отъзжемъ пол.

— Я совершенно равнодушенъ къ вашему подразниванью. Что вы думаете обо мн, я знаю такъ же хорошо, какъ будто вы сказали.

— Что же я думаю о васъ?

— Что я жалкое существо, по большей части полусонное, съ пустою башкою и медленнымъ оборотомъ крови, невжественное, безполезное и нечестолюбивое.

— Безспорно нечестолюбивое, мистеръ Молъ.

— Одно это слово заключаетъ въ себ вс остальныя. Что хорошаго въ честолюбіи? Вотъ, напримръ, тотъ, о комъ говорили вчера вечеромъ — ирландецъ этотъ…

— Мистеръ Финнъ.

— Да, мистеръ Финнъ. Онъ честолюбивъ, а ему предстоитъ умирать съ голоду, судя по словамъ Чильтерна. У меня хватаетъ смысла понять, что я ни на что негоденъ.

— Вы судите врно, я не отвергаю этого.

— Очень хорошо, мисъ Паллизеръ. Вы можете говорить, что вамъ угодно. Это ваше право.

— Я не имла намренія сказать что-либо непріятное. Я допускаю даже, что вы придерживаетесь философіи извстнаго рода, за которую можно сказать многое. Но вы не станете же требовать, чтобы я выражала одобреніе, котораго не испытываю.

— Однако, я желаю вашего одобренія.

— Ахъ!.. я боюсь, что не могу удовлетворить васъ.

— А я только вашего одобренія и желаю, хоть бы весь міръ былъ противъ меня.

— Хоть бы весь міръ былъ за васъ, я не въ состояніи одобрить.

— Такъ возьмите на себя излечить больного, укрпить слабаго. Если вы будете учить, можетъ быть, я чему-нибудь и научусь.

— Не чувствую призванія къ педагогической дятельности, мистеръ Молъ.

— Вы говорили разъ, что… что…

— Не будьте такъ невеликодушны, чтобы употреблять оружіемъ противъ меня то, что я говорила когда-нибудь, если дйствительно мною было сказано что-либо, чего я не желала бы повторять теперь.

— Не думаю, чтобы я поступалъ невеликодушно, миссъ Паллизеръ.

— Я уврена, что нтъ.

— Нельзя обвинить меня и въ излишней самонадянности. Мн приходится искать отрады въ немногихъ утшительныхъ словахъ, какія выпадали мн въ удлъ отъ времени до времени. Я было вообразилъ сначала, что вы намрены полюбить меня.

— Разв любовь требуетъ предварительнаго намренія?

— Полагаю, что да… относительно мущинъ это бываетъ часто, но всего чаще относительно двушекъ.

— Со мною этого не можетъ быть. Я никогда не возымю намренія полюбить кого либо. Если же я полюблю мущину, то онъ заставитъ меня полюбить себя противъ моей воли.

— Какъ берутъ крпость?

— Пожалуй… если вамъ угодно такъ объяснить это. Только я выговорю себ одно условіе — право избавиться отъ непріятеля, когда онъ надостъ мн.

— Надолъ я вамъ теперь?

— Я не говорила этого. Вотъ детъ лордъ Чильтернъ, я слышу по топоту его лошади, что онъ чмъ-то недоволенъ.

Лордъ Чильтернъ подскакалъ, пылая гнвомъ. Одна лошадь подъ егеремъ совсмъ была разбита на ноги, она не стоила, какъ онъ выразился, сдла, что на ней. На лошадь собственно наплевать было, но человкъ, каналья, не сказалъ ему во-время. Такимъ образомъ объ Рождеств здить не на чемъ будетъ!

— Вамъ придется прикупить лошадей, замтилъ Джерардъ Молъ.

— Прикупить лошадей! вскричалъ лордъ Чильтернъ, обернувшись всмъ туловищемъ и поглядвъ ему въ лицо.— Человкъ толкуетъ о покупк лошадей, какъ будто рчь идетъ о конфетахъ!

Тутъ они рысью въхали въ ворота и чрезъ дв минуты были у подъзда.

Глава VIII.
АДРЕСЪ.

Вся страна пришла въ волненіе до 11-го ноября — день открытія парламента. Уныніе и торжество преобладали равномрно и въ одинаковой степени. Были люди, утверждавшіе, что теперь уже несомннно настала гибель Великобританіи, а съ другой стороны опять утверждали, что внезапно и такъ неожиданно, что это казалось дломъ Божіимъ — какъ называютъ Божіимъ дломъ большіе пожары, большой голодъ и большія войны — протянулась могучая рука, чтобы разсять остатки суеврія, поповскихъ козней и ханжества, которыя до-сихъ-поръ тяготли надъ Англіей какъ кошмаръ. Разумется, билль противъ господствующей англиканской церкви подалъ поводъ къ этимъ разнороднымъ мнніямъ.

Было не только различіе во взглядахъ, но просто хаосъ. Политическія мннія вообще высказываются на столько явно, что при каждомъ возникающемъ вопрос легко отличить овецъ отъ козлищъ. За немногими исключеніями, можно опредлить, гд сторонники и гд противники той или другой мры. Митинги сзываются въ томъ или другомъ общественномъ мст, чтобы содйствовать или противодйствовать министру, и всякій знаетъ, что имется въ виду. Но теперь оказывалось совсмъ иное. Было извстно, что Добени, предводитель партіи консерваторовъ, внесетъ билль, по никому извстно не было, кто билль этотъ будетъ поддерживать. Изъ его собственной партіи вс до единаго человка должны были относиться къ этой мр враждебно. Иначе быть не могло. Не подлежало сомннію, что она имъ ненавистна. Каждый изъ консерваторовъ той и другой Палаты наврно въ душ испустилъ вопль отчаянія, когда дошла до него роковая всть. Но подобныя личныя мннія и душевные вопли, вроятно, не повліяютъ на дйствія партіи вообще. И прежде бывали исторгнуты вопли отчаянія, хотя никогда еще они не вызывались такимъ сильнымъ чувствомъ. Вопросъ о господствующей церкви могъ быть хуже свободной торговли или общей баллотировки, но во всякомъ случа онъ не былъ противне убжденіямъ консерваторовъ, чмъ т дв важныя мры. Однако партія, взятая вмст какъ партія, переварила ихъ. Противъ перваго и меньшого зла возстала плотная кучка стойкихъ коммонеровъ — по изъ этого ничего не вышло, только эти истые бритты почувствовали себя отчужденными. Когда настало зло еще худшее, общая баллотировка — мра, за которую двадцать лтъ назадъ не стояли бы даже самые ярые либералы того времени — консерваторы уже сознали безумство держаться своихъ убжденій и переварили другой пріемъ безъ замтнаго разстройства въ ихъ рядахъ. За однимъ или двумя исключеніями, вс приняли мру, иные съ такими опрокинутыми физіономіями, что невольно вызывали жалость, другіе съ личиною равнодушія, третьи съ мнимой радостью. Но посл этого двойного опыта партія привыкла къ такому способу нести общественную службу. Такъ какъ бдная Англія должна погибнуть, такъ какъ приговоръ надъ нею уже произнесенъ, что она должна управляться безумствомъ множества безумныхъ, а не мудростью немногихъ мудрыхъ, зачмъ этимъ немногимъ мудрымъ оставаться въ холоду отчужденія — когда они уже видли, что, поступая такимъ образомъ, пользы для страны принести нельзя? При раздорахъ между ихъ противниками, если искусно воспользоваться ими, они могли захватить власть — но подобная власть послужила бы имъ только для проведенія мръ, которыя они сами считали гибельными. Съ другой стороны опять, гибель также неминуема, если они воздержатся отъ вмшательства. Каждый отдльно гордился бы тмъ, чтобы стоять поодаль и, закрывъ лицо тогой, думать о томъ, какъ Римъ нкогда сіялъ во всемъ блеск. Но цлая партія не можетъ скрыть своего лица подъ тогой. Партія должна дйствовать. Партія существуетъ только, если иметъ свою долю кавалеровъ Подвязки, лордовъ-намстниковъ, епископовъ и генерал-атторнеевъ. Хоть стран и угрожаетъ гибель, но партія должна быть поддержана. До-сихъ-поръ партія поддерживалась и въ послднее время почти забрала всю свою долю звздъ и Подвязокъ — благодаря личному искусству стратегіи великаго англійскаго политическаго Мольтке, мистера Добени.

А что теперь сказать партіи объ англиканской церкви? Даже партія должна провести гд нибудь предльную черту. Дурно жертвовать предметами свтскими, а тутъ шла рчь о самомъ святомъ изъ святыхъ. Неужели партія консерваторовъ такъ ничего и не сохранитъ? Ну какъ Добени, въ одинъ прекрасный день, объяснитъ избирателямъ Восточнаго Барсетшира, что наслдственное званіе пэра просто нелпость? Ну какъ онъ въ какомъ-нибудь сельскомъ уголку своей Беоціи намекнетъ иносказательно слушателямъ-фермерамъ, что республика единственный родъ правленія, который можно отстаивать логично? Герцогъ уже говорилъ герцогу, графъ графу, а баронетъ баронету, что гд-нибудь долженъ же быть предлъ. Епископы вообще мало говорятъ другъ другу, а теперь просто боялись и говорить-то. Церковь, которая всегда была и теперь еще такъ любима — чему же, если не ей находиться вн этого предла? А между тмъ мучительное убжденіе проникало имъ и въ плоть и въ кровь, что Добени увлечетъ большинство изъ нихъ въ Нижнюю Палату.

Если таково было отчаяніе консерваторовъ, какъ передать то душевное состояніе, въ какое ввергнуты были либералы? Если что-нибудь противно скромному труженику, то это чувство, что заработанный имъ хлбъ вынимаютъ у него изо рта. Содержанія, власть и удовольствія англійскаго правительства теперь должны были сдлаться достояніемъ либераловъ.

— Господи Боже мой! говорилъ Рэтлеръ, всегда глядвшій на вещи съ практической точки зрнія:— у насъ такое большинство, какого не имла ни одна партія со времени лорда Ливерпуля. Они не имютъ права на эту попытку. Они обязаны выйти.

— Нтъ боле чести въ политик, говорилъ Бонтинъ и прибавлялъ, что ему жизнь огадилась.

Баррингтонъ находилъ, что вся либеральная партія должна воспротивиться этой мр. Хотя либералы, они все-таки не демократы и не неврные. Но когда Баррингтонъ Ирль выражалъ это мнніе, знаменитый предводитель либеральной партіи еще не ршилъ, на какомъ основаніи имъ дйствовать.

Чрезвычайно трудно было прійти къ какому-нибудь ршенію. Такъ часто было говорено, что вопросъ о господствующей церкви просто дло времени, что привыкли наконецъ смотрть на него въ этомъ свт. Кто говорилъ эти слова, объ этомъ не освдомлялись и знать не хотли… довольно того, что эти слова были говорены гд-то. Пасторы съ сокрушеннымъ сердцемъ — которые въ своихъ приходахъ были восторженны, непорочны, набожны и полезны — шептали это во мрак ночи возлюбленнымъ женамъ. Епископы, которые стали мене непорочны въ соприкосновеніи со свтомъ въ клубахъ, пожимали плечами, качали головой и спокойно поставляли на видъ святость извстныхъ интересовъ. Люди государственные слушали ихъ вжливо и не отрицали, что они правы. Въ откровенныхъ разговорахъ тснаго кружка друзей вопросъ этотъ обсуждался и между бывшими министрами. Печать то и дло повторяла, что это вопросъ времени. Нкоторые ревностные и легковрные друзья предсказывали ему цлый вкъ жизни, ожесточенные, логичные противники утверждали, что двадцать лтъ положатъ конецъ этой аномаліи, нсколько упорныхъ враговъ клялись на выборахъ съ проклятіемъ, что настоящая сессія увидитъ сверженіе съ занимаемаго ею высокаго положенія этой старшей дочери Вавилонской женщины {Католической церкви. Пр. Пер.}. Но никто не ожидалъ удара такъ скоро и конечно никто не ожидалъ его отъ этой руки!

Что было длать либеральной партіи? Рэтлеръ хотлъ противиться Добени изо всей силы, не касаясь достоинствъ самого вопроса. Это не было дломъ приличнымъ для Добени и внезапность предложенія съ такой стороны служила имъ оправданіемъ, хотя бы они сами уничтожили все на свт до конца сессіи. Баррингтонъ Ирль, руководимый на этотъ разъ искреннимъ политическимъ убжденіемъ, требовалъ положительной и рыцарской защиты англиканской церкви. Онъ вровалъ въ силу двадцати лтъ. Бонтинъ умолкалъ отъ чувства отвращенія. Все шло дурно и, по его мннію, зло происходило отъ недостатка усердія со стороны ихъ собственнаго предводителя партіи, Грешэма. Онъ не смлъ высказывать это, опасаясь, что его не пригласятъ войти съ остальными, когда откроются наконецъ двери парламента, но въ душ онъ питалъ это убжденіе.

— Если бы мы вс были немного мене отвлеченны и боле конкретны, для насъ оказывалось бы лучше.

Когда Бонтинъ шепнулъ эти слова на ухо Лоренса Фицджибона, тотъ сначала не понялъ ихъ, но впослдствіи ему было объяснено, что его пріятель подразумвалъ ‘людей’, а не ‘мры’.

Когда открылся парламентъ, Грешэмъ, предводитель либеральной партіи, еще не выразилъ никакого желанія своимъ послдователямъ.

Прочтена была рчь королевы и единственный пунктъ, по видимому возбудившій всеобщій интересъ, было почти дословное повтореніе сказаннаго мистеромъ Добени своимъ избирателямъ Восточнаго Барсетшира.

‘Вроятно, вамъ предстоитъ пересмотръ соотношенія, которое еще существуетъ и связываетъ англиканскую церковь съ короною.’

Разумется, Добени выразился не такъ сжато, но суть все-таки была одна и та же. Онъ говорилъ вполн откровенно, когда обращался къ своимъ друзьямъ въ провинціи. И хотя съ той поры миновало не боле двухъ недль, партія консерваторовъ въ обихъ Палатахъ слушала чтеніе этого параграфа безъ ропота и удивленія. Нкоторые утверждали, что джентльмэны казначейства въ Нижней Палат смотрли такъ, какъ будто имъ не по себ. Добени сидлъ съ шляпою на голов, безмолвный, по видимому безстрастный и недоступный, во время чтенія рчи королевы, предложенія и утвержденія адреса. Парламентъ былъ переполненъ и со стороны оппозиціи слышался ропотъ, но съ правительственныхъ скамей не раздавалось ни малйшаго звука, пока молодой человкъ изъ одного внутренняго графства, въ мундир вице-намстника, до-сихъ-поръ не славившійся особенно блистательными мыслями, но всегда считавшійся преданнымъ господствующей церкви, объяснялъ не совсмъ понятно, что настало наконецъ время, когда интересы религіи требовали большей поддержки и боле пылкаго сочувствія, чмъ можно было ожидать при систем господствующей церкви, которая до-сихъ-поръ была полезна и которой страна обязана безграничной благодарностью. Другой господинъ, въ гвардейскомъ мундир, поддержалъ адресъ, объявивъ, что проницательность ни въ чемъ такъ не нужна законодательству, какъ въ обсужденіи точнаго періода, когда то, что было полезно до-тхъ-поръ, уже перестаетъ быть полезнымъ. Упомянулъ онъ также о законахъ попечительства, давъ почувствовать этими словами, что Англія теперь на столько уже созрла, чтобы въ длахъ вры обходиться безъ попечителя въ вид церкви, связанной съ н.

Кто составляетъ рчи, буквально только складываетъ слова, которыя говорятся, когда адресъ предлагается и поддерживается. Трудно допустить, чтобы уроки были заготовляемы и разосланы сіятельнымъ лордамъ и высокороднымъ джентльмэнамъ, дабы они заучивали ихъ какъ школьники свой урокъ. Однако, судя по ихъ общему складу и тону, по общей пошлости ихъ, такъ точно какъ и общей безвредности и здравомыслію замчаній, судя по отсутствію всякой попытки воспользоваться счастливымъ случаемъ для изверженія ораторскихъ громовъ, нельзя не прійти къ убжденію, что надъ ними существуетъ строгій и деспотическій контроль. Пышно разодтые ораторы, которымъ по части костюма по видимому предоставлена полнйшая свобода, по части рчей безспорно не пользуются никакими льготами. И потомъ всегда сдается, что который-нибудь изъ четырехъ могъ бы говорить за всхъ. Нельзя было допустить, чтобы высокородный полковникъ Маубрей Дикъ, депутатъ отъ Западнаго Бстарда, дйствительно выработалъ въ своей собственной голов эту теорію о закон попечительства. Не существовало боле добраго малаго, боле популярнаго офицера или боле кроткаго человка, чмъ Маубрей Дикъ, но онъ уже конечно никогда не имлъ передовыхъ взглядовъ относительно религіознаго воспитанія страны. Будучи дома, въ кругу своего семейства, онъ всегда ходилъ въ церковь, и длу конецъ.

Началось сраженіе. Полетли громовыя стрлы оппозиціи и сильно запылалъ огонь политическаго антагонизма. Грешэм всталъ и объявилъ во всеуслышаніе то, что до-сихъ-поръ содержалъ втайн отъ своей собственной партіи. Впослдствіи сдлалось извстно, что въ разговор съ своимъ закадычнымъ политическимъ другомъ лррдомъ Кэнтрипомъ онъ отзывался съ безграничнымъ гнвомъ о коварств, жадности къ власти и недостатк патріотизма его оппонента, но вмст съ тмъ онъ сознавался, что ударъ былъ нанесенъ такъ быстро и неожиданно, что считалъ лучшимъ предоставить дло ршенію парламента безъ всякой инструкціи съ его стороны. Теперь онъ разразился въ злыхъ насмшкахъ и къ концу рчи дошелъ до бшенаго негодованія. Онъ предлагалъ отмнить адресъ по двумъ причинамъ — во-первыхъ, теперь не время предлагать парламенту вопросъ о господствующей церкви, когда стран не было дано основательнаго повода къ тому, чтобы высказаться на этотъ счетъ, во-вторыхъ, всякая реформа по этой части уже конечно не должна была исходить отъ высокороднаго джентльмэна, сидящаго напротивъ него. Относительно-перваго возраженія, онъ объявилъ, что умолчитъ о своихъ доводахъ до той поры, когда представятъ билль. Но, коснувшись второго пункта своего возраженія, онъ выказалъ всю силу своихъ способностей изрыгать брань. Члены парламента, засдавшіе въ тотъ день и толпившіеся въ галереяхъ, помнятъ и теперь, какимъ тономъ онъ обратился къ диссидентамъ, которые обыкновенно поддерживали его, и указывая чрезъ столъ на своего противника, произнесъ часто приводимую цитату: ‘Quod minime reris — Graia pandetur ab urbe’ {Часть стиха изъ ‘Энеиды’ Виргилія. Полный текстъ этого стиха слдующій:

…Via prima salutis,

Quod minime reris,

Graia pandetur ab urbe.

Что значитъ: ‘Путь спасенія, о которомъ ты всего мене думалъ, будетъ теб открытъ греческимъ городомъ.’, это говоритъ Сивилла Энею. Подъ греческимъ городомъ она разуметъ городъ Паллантеумъ, основанный Эвандромъ, на Палатинской гор, ране построенія Рима. И дйствительно городъ Паллантеумъ подалъ впослдствіи помощь Энею. Пр. Перев.}.

Сила и выразительность его голоса, когда онъ произнесъ ‘Graia’, безспорно были изумительны. Онъ заключилъ предложеніемъ отмнить адресъ и просьбою о поддержк, обращенной какъ къ той, такъ и къ другой сторон.

Когда Добени наконецъ снялъ съ головы шляпу и всталъ, то началъ выраженіемъ благодарности, что не сдлался жертвою личнаго насилія со стороны высокороднаго джентльмэна. Въ томъ же шутливомъ тон онъ держалъ всю свою рчь — что сочли ошибкой, такъ какъ этотъ методъ нападенія и отраженія не соотвтствовалъ его способностямъ и складу ума. Билля онъ еще никакого не предлагалъ, говорилъ онъ. Однако онъ не сомнвался, что интересы диссидентовъ въ стран заставятъ радостно привтствовать отстраненіе аномаліи, откуда бы ни исходило оно, даже отъ ‘Graia ab urbe’, прибавилъ онъ, указавъ рукой на сидвшихъ за нимъ консерваторовъ. Что его высокородный оппонентъ раздраженъ, весьма понятно, когда возвращеніе къ власти высокороднаго джентльмэна и его партіи ожидали съ полной увренностью, какъ дло ршеное.

Сказавъ это, Добени слъ и засданіе было закрыто.

Глава IX.
ПРЕНІЯ.

Начало сраженія произошло, какъ сказано въ предыдущей глав, въ пятницу, 11-го ноября, слдовательно, протекло цлыхъ два дня, прежде чмъ могли приступить къ преніямъ. Въ этотъ двухдневный промежутокъ, по видимому, преобладало мнніе, что Грешэмъ поступилъ опрометчиво. Всми признавалось, что прекрасне его рчи не было произносимо въ стнахъ парламента. Признавалось также, что по части краснорчія Добени провалился окончательно. Но стратегію министра восхваляли, тогда какъ громко порицали стратегію бывшаго министра. Ничто такъ не вредитъ еиу, какъ горячность. Этотъ человкъ просто не способенъ занимать высокій постъ, говорили между собою, онъ всегда выкажетъ раздражительность. Съ другимъ все возможно — доступна всякая лазейка — потому что онъ уметъ владть собою. Правда, кто изъ себя выходитъ, говоря, тотъ силится изложить истину, какъ понимаетъ ее, а кто говоритъ, постоянно сохраняя хладнокровіе, не всегда внушаетъ довріе къ своей искренности. Лишній ли это поводъ для предпочтенія людей хладнокровныхъ и сдержанныхъ, еще вопросъ сомнительный, но врно, что для общественныхъ должностей предпочитаютъ людей хладнокровныхъ и спокойныхъ. Нуждаются боле въ практическихъ результатахъ, чмъ въ истин. Ясная голова нужне честнаго сердца. Какая польза, напримръ, въ лошади, которая безукоризненна во всхъ статьяхъ, но не хочетъ идти, куда ее направятъ, не хочетъ стоять, гд требуется? Грешэмъ поступилъ очень опрометчиво, а главное онъ погршилъ тмъ, что возсталъ противъ адреса, не условившись заране съ своею партіей.

И дло вышло еще хуже, когда онъ скрывался дома всю субботу, воскресенье и утро вторника. Лордъ Кэнтрипъ былъ у него раза три, четыре, и кром того онъ видлся съ Паллизеромъ, бывшимъ министромъ финансовъ, и съ Рэтлеромъ. Но онъ не показывался ни въ одномъ изъ собраній либераловъ и не просилъ поддержки. Онъ сказалъ Рэтлеру, что предоставляетъ каждому подавать голосъ по своему убжденію, и вскор въ извстныхъ кругахъ стали поговаривать шепотомъ, что онъ отказался или отказывается, или откажется отъ предводительства либеральною партіей. Ршили, что онъ не можетъ владть своимъ гнвомъ, но что онъ убитъ раскаяніемъ, чуть не угрызеніями совсти.

Въ понедльникъ утромъ былъ совтъ министровъ и про него говорили впослдствіи, что онъ оказался бурнымъ. Двое несомннно подали въ отставку до открытія парламента въ четыре часа, и ходили слухи, что другіе еще послдуютъ этому примру, если предположенная мра дйствительно окажется отмненіемъ господства церкви. Разумется, такіе слухи не, заслуживали вроятія, такъ какъ вс ршенія кабинета необходимо должны быть тайными. Лордъ Друммондъ, военный министръ, и Боффинъ, министръ промышленности и торговли, дйствительно подали въ отставку, и объясненія Боффина можно было слышать въ парламент до открытія преній. Боффинъ не входилъ въ составъ кабинета — такъ онъ объяснялся — съ цлью возстать противъ церкви. Боле онъ ничего сказать не могъ, однако былъ увренъ, что парламентъ оцнитъ то, что побудило его отойти всторону. Парламентъ отозвался громкими рукоплесканіями и Боффинъ былъ герой на десять минутъ. Добени нсколько повредилъ его торжеству натянутымъ и, быть можетъ, ироническимъ паосомъ, съ которымъ сожаллъ о томъ, что лишился содйствія своего высокороднаго друга. Надо замтить, что высокородный другъ никогда не былъ особенно полезенъ.

Но свтъ удивлялся тому, что въ подобномъ случа изъ двадцати или тридцати человкъ, которые составляли правленіе, только двое отказались отъ своихъ мстъ. И это были консерваторы. Съ какою силою отчаянія вс Рэтлеры того дня повторяли неподходящее имя! Консерваторы! Хороши консерваторы, когда готовы отступиться отъ господствующей церкви по иниціатив такого человка, какъ Добени! Даже самъ Рэтлеръ почувствовалъ что-то въ род преданности церкви. Два прошенія объ отставк — когда ожидали, что весь составъ парламента распадется на части! Возможно ли, чтобы т графы, этотъ маркизъ и т два герцога, наконецъ вс врные старые сквайры, тори, остались въ правленіи, обязавшемся напасть на епископальную церковь? Неужели во всей партіи только и нашлось людей искреннихъ и честныхъ, что Боффинъ да лордъ Друммопдъ? Деревенскіе пасторы и мелкіе сквайры, которые рдко бываютъ въ Лондон, разсуждали объ этомъ точь-въ-точь, какъ Рэтлеры. Были деревенскіе приходы, гд Боффина причислили къ лику святыхъ, хотя до той поры ни одинъ изъ министровъ не могъ быть мене извстенъ чмъ Дрффинъ.

Что сдлаютъ теперь либералы, которымъ, по естественному ходу вещей, слдовало радоваться нападенію на господствующую церковь — т члены нижней палаты, которые всегда говорили о господствующей епископальной церкви съ дкой горечью? Взявъ все въ соображеніе, успхъ или пораженіе Добени зависитъ не отъ его партіи, но отъ нихъ. Всегда бываетъ такъ, когда приступаютъ къ преобразовательнымъ мрамъ по иниціатив министра-консерватора. Всегда окажется число необузданныхъ людей, готовыхъ принять даръ, кто бы ни давалъ его. Они не ожидали облегченія отъ грековъ, но примутъ его отъ грековъ, когда оно представится, все-равно какъ и отъ троянъ. Что скажетъ Трнблль при настоящихъ преніяхъ и что Монкъ? Трнблль былъ народный трибунъ того времени, Монкъ также былъ сперва трибуномъ, а потомъ министромъ, въ настоящее же время…. отчасти меньше, чмъ народный трибунъ. Однако, было нсколько людей въ парламент и нсколько вн его, которые считали Монка самымъ честнымъ политикомъ и патріотомъ изъ всхъ общественныхъ дятелей.

Пренія длились долго и бурпо, но въ особенности были замчательны искусствомъ товарищей Добени высшаго разряда отстаивать свои дйствія. Слдовало поступать такимъ образомъ ради вры. Цлый рядъ защитительныхъ доводовъ былъ представленъ тмъ членомъ, который предложилъ адресъ и говорилъ въ его пользу. Дятельная, твердо поддерживаемая церковь была главной потребностью благоденствующаго и разумнаго народа. Что же касалось церковныхъ имуществъ, то тутъ возникало нкоторое смшеніе мыслей, но относительно ихъ ничего не слдовало предпринимать такого, что шло бы въ разрзъ съ религіей. Народное воспитаніе получитъ весь остатокъ посл того, какъ вполн будутъ удовлетворены существующія потребности. Не могло быть сомннія — такъ разсуждали эти господа — что обильные фонды для поддержки епископальной церкви будутъ снабжены тми богатыми членами парламента, которымъ подобная церковь была дорога. Подразумвалось убжденіе, что духовныя лица будутъ несравненно лучше обезпечены при новомъ порядк вещей, чмъ были при старомъ. Что же касалось связи церкви съ короной, время для этого очевидно уже миновало. Церковь какъ церковь почерпнетъ новыя силы, когда будетъ имть право сама назначать епископовъ и совершенно уклониться отъ покровительства короны. Просто можно удивляться, что истинно достойныя духовныя лица такъ долго терпли стсненіе вслдствіе подчиненія корол. Нкоторые изъ господъ консерваторовъ своими искусными рчами выставили дло почти въ такомъ свт, какъ будто епископское преобладаніе будетъ возвращено Англіи расторженіемъ церкви съ короною.

Трнблль, который самъ былъ диссидентъ, наконецъ всталъ и тутъ-то вс Рэтлеры узнали, что партія проиграна. Она будетъ проиграна, на сколько это возможно чрезъ большинство голосовъ въ парламент въ пользу предложенія, и въ силу этого-то большинства или меньшинства Добени останется на своемъ почетномъ мст или будетъ удаленъ. Трнблль прежде всего объявилъ, что видть Добени первымъ министромъ ему непріятно. Онъ вообще не имлъ обыкновенія особенно пристращаться къ первымъ министрамъ. Опытъ научилъ его не доврять ни одному. Изъ всхъ же возможныхъ первыхъ министровъ въ настоящее время Добени, по его мннію, былъ наихудшій и опаснйшій. Только предложенное-то имъ такъ хорошо, что отвергнуть его нельзя, откуда бы ни исходило оно. По настоящему, можно сказать, что все хорошее, добытое народомъ, вс истинно полезныя реформы были послдствіями перебранокъ министровъ. Когда человку понадобится захватить власть или удержать ее, онъ, разумется, подкупаетъ народъ. Но принимать такія взятки не безчестно и онъ съ своей стороны охотно приметъ эту взятку.

Говорилъ и Монкъ. Онъ не считалъ себя въ прав, заявилъ онъ, отвергать адресъ, предложенный министрами, просто потому, что адресъ былъ основанъ на предложеніи реформы, въ польз которой онъ былъ убжденъ уже много лтъ. Онъ не хотлъ, чтобы могли сказать про него, что онъ продалъ голосъ въ пользу существующей епископальной церкви и потому долженъ поддержать правленіе. Тутъ Рэтлеръ шепнулъ сосду два слова:

— Я заране зналъ, какъ онъ будетъ держать себя, когда Грешэмъ настоялъ, чтобы бдный старый Мильдмэй взялъ его въ кабинетъ.

— Все полетло къ чертямъ! сказалъ Бонтинъ.

На четвертый день парламентъ распался на дв части и Добени имлъ большинство пятнадцати голосовъ.

Многіе изъ либеральной партіи выражали мнніе, что борьба была проиграна по вин Грешэма. Безспорно уже рчи не могло быть о той непоколебимой вр къ предводителю, которая необходима для солидарности партіи. Пожалуй ни одинъ предводитель партіи еще не бывалъ предметомъ боле горячаго поклоненія, чмъ Грешэмъ былъ превозносимъ небольшимъ числомъ приверженцевъ. Но поклоненіе не даетъ власти. Въ теченіе трехъ дней, которые послдовали за распаденіемъ парламента на дв части, вс Рэтлеры сложили головы и ршили, что теперь герцогъ Сент-Бнгэй единственный человкъ, способный удержать партію вмст.

— А кто же будетъ предводителемъ въ палат? спросилъ Бонтинъ.

Рэтлеръ вздохнулъ вмсто отвта. Дло дошло до того, что Грешэмъ былъ единственный возможный предводитель Нижней Палаты со стороны правительства и долженъ быть такъ называемымъ первымъ министромъ, каковъ бы онъ ни былъ.

Глава X.
БРОШЕННЫЙ МУЖЪ.

Финіасъ Финнъ находился въ парламент, въ галере, во все время преній, онъ былъ сильно огорченъ успхомъ Добени, хотя, собирая голоса въ Танкервилл, такъ энергично высказывался противъ епископальной церкви. Онъ, безъ сомннія, отстаивалъ этотъ вопросъ, но длалъ это какъ передовой членъ либеральной партіи, со стороны же Добени подобное предложеніе ему казалось какимъ-то ужасъ наводящимъ, анормальнымъ рожденіемъ. Однако онъ было только въ роли зрителя — и не могъ быть ничмъ инымъ въ настоящую короткую сессію. Уже ршено было, что судья, на котораго возложили слдствіе въ Танкервилл, отправится туда въ начал января, и если, по изслдованіи, мсто останется за нашимъ героемъ, онъ вступитъ въ свои права безъ дальнйшихъ околичностей относительно Танкервилля. Въ противномъ случа предъ нимъ разверзнется бездна совершеннаго бездйствія и пустоты. Ему надо будетъ пристроить себя къ чему-нибудь, но онъ не имлъ ни малйшаго понятія, куда и какъ. У него достанетъ средствъ прожить годъ или два, а за тмъ, и даже въ-теченіе этого времени, все будетъ мрачно. Если бы ему удалось занять мсто въ парламент, въ его власти было бы сдлать новое усиліе.

Онъ ршилъ, что проведетъ Рождество у лорда Брентфорда и лэди Лоры Кеннеди въ Дрезден, и назначилъ уже день, когда будетъ тамъ. Однако, ему пришлось отложить свою поздку изъ-за другого приглашенія, которое очень изумило его, но и отказаться ему не представлялось никакой возможности. Приглашеніе явилось въ слдующей форм:

9-го ноября, Лофлинтеръ.

‘Любезный сэръ,

‘Я извстился письмомъ изъ Дрездена, что вы въ Лондон на пути къ графу Брентфорду, у котораго располагаете провести нсколько дней. Разумется, вы увидитесь съ моею женой, лэди Лорою Кеннеди.

‘Я никогда не понималъ и конечно ужъ никогда не одобрялъ нарушеніе моею женою обта, когда она удалилась изъ моего дома. Я никогда не гонялъ ее и часто просилъ вернуться. Каковы бы ни были ея чувства или мои, долгъ предписываетъ ей находиться здсь, а мн принять ее подъ мой кровъ. Это я всегда былъ готовъ сдлать и всегда буду. Если бы европейскіе законы достаточно были ясны и понятны, я принудилъ бы ее вернуться ко мн въ домъ — потому что она гршитъ, оставаясь вдали отъ него, и я гршилъ бы, не пользуясь всми средствами, какими снабжаетъ меня. законъ для надлежащаго наблюденія за моею собственною женой. Я вхожу съ вами въ такія подробности, хотя мы эти годы совсмъ не видались, потому что было время, когда вы коротко знали мои семейныя обстоятельства.

‘Съ-тхъ поръ, какъ меня оставила жена, я не имлъ средствъ сообщаться съ нею чрезъ общаго пріятеля. Услыхавъ же теперь, что вы намрены навстить ее въ Дрезден, я сильно желаю васъ видть, чтобы дать словесное порученіе къ ней. Здоровье мое, которое плохо, и образъ жизни, который я теперь веду, не позволяютъ мн хать съ этой цлью въ Лондонъ, потому я прошу васъ изъ христіанскаго милосердія навстить меня въ Лофлинтер. Какъ католикъ, вы не можете не считать брачнаго союза нерасторжимымъ. По-крайней-мр, вы не можете находить справедливымъ, чтобы онъ былъ отвергнутъ по капризу раздражительной женщины, которая не можетъ и никогда не могла указать на причину, по которой уклонилась отъ покровительства мужа.

‘Мн надо сказать вамъ многое и я надюсь, что вы прідете. Не стану просить васъ продлить посщеніе, такъ какъ не могу предложить удовольствій. Матушка живетъ со мною, но за этимъ исключеніемъ я совершенно одинъ. Съ-тхъ-поръ, какъ меня бросила жена, я считаю неприличнымъ пировать съ гостями или пользоваться свтскими удовольствіями. Я жилъ все время вдовцомъ. Не могу предложить вамъ даже охотиться съ ружьемъ: у меня нтъ лсничаго въ горахъ. Разумется, въ ркахъ водится рыба, дары Божіи не изсякаютъ, какъ недостойны ихъ ни оказывались бы люди, но кажется, теперь не время для рыбной ловли. Я прошу васъ пріхать ко мн не для удовольствія, но для исполненія христіанской обязанности.

‘Искренно вашъ

‘РОБЕРТЪ КЕННЕДИ.’

‘Финіасу Финну, эск.’

Прочитавъ письмо, Финіасъ тотчасъ увидалъ, что хать неизбжно. Посщеніе будетъ очень непріятно, но должно быть сдлано. Итакъ, онъ написалъ Кеннеди два слова, назначая день, когда будетъ, а лэди Лору извстилъ, что долженъ отложить поздку въ Дрезденъ на недлю, сообщая вмст съ тмъ и причину отсрочки. Какъ только пренія объ адрес пришли къ концу, Финнъ отправился въ Лофлинтеръ.

Безчисленныя воспоминанія осаждали его во время пути. По разнымъ обстоятельствамъ въ ту раннюю эпоху его молодости — которая недавно еще казалась отдлена отъ остальной его жизни такою рзкою чертой — онъ находился въ короткихъ отношеніяхъ съ Кеннеди и его женою. Онъ въ первый разъ здилъ въ Лофлинтеръ, не гостемъ лэди Лоры — она тогда замужемъ не была, даже и не помолвлена — но по ея настоянію скоре чмъ по просьб Кеннеди. Тамъ онъ просилъ руки лэди Лоры и она сообщила ему, что дала слово владльцу помстья. Онъ живо помнилъ ударъ, точно онъ вынесъ его вчера, однако боль отъ него длилась недолго. Хотя отвергнутый тогда, онъ постояно былъ лучшимъ другомъ этой женщины — избраннымъ другомъ по какому-то особенному способу. Когда онъ полюбилъ другую, эта пріятельница негодовала за его неудачу со всею женственной ревностью. Онъ спасъ жизнь ея мужа и сдлался тогда его другомъ на холодномъ основаніи признательности. Мужъ сталъ ревновать, завязались ссоры и неподходящіе супруги разошлись на гибель обоихъ относительно матеріальныхъ удобствъ и счастья въ жизни. Тогда онъ съ своей стороны также былъ изгнанъ, такъ сказать, изъ свта, и лэди Лора Стэндишъ съ Робертомъ Кеннеди казались ему какъ бы жителями другого полушарія. Теперь онъ долженъ видться съ ними обоими отдльно и будетъ посредникомъ между ними. Онъ зналъ, или по-крайней мр полагалъ, что всякое сообщеніе между ними не поведетъ ни къ чему.

Совсмъ стемнло, когда онъ подъхалъ къ лофлинтерскому дому въ наемномъ экипаж изъ Каллендера, сосдняго мстечка. Когда онъ прибылъ сюда въ первый разъ, теперь уже лтъ шесть или семь назадъ, то находился въ обществ Рэтлера, и это обстоятельство врзалось у него въ памяти. Онъ хорошо помнилъ, какъ лэди Лора пожурила его, зачмъ онъ выбралъ себ подобнаго спутника. Она просила его выбирать другихъ друзей — друзей, которые выше стояли бы въ мнніи свта и руководились цлями боле благородными. Онъ такъ и поступилъ, отчасти по ея настоянію, и добился успха. Тмъ не мене, Рэтлеръ былъ теперь въ свт чмъ-нибудь, а онъ ничмъ. Помнилъ онъ также, какъ тревожился тогда по поводу слуги, не зная еще, требуетъ ли приличіе или не требуетъ, чтобы онъ имлъ съ собою камердинера. Онъ взялъ человка и какъ же стыдился, что сдлалъ это! Теперь у него слуги не было, ни роскошной обстановки багажа, ни ружья, ни изысканнаго костюма для прогулокъ по горамъ. Тогда его сердце было переполнено, когда онъ подъзжалъ къ Лофлинтеру, и теперь не мене. Тогда онъ ршился сказать нсколько словъ лэди Лор, и не зналъ, какъ сказать ихъ. Теперь онъ будетъ вызванъ сказать нсколько словъ мужу лэди Лоры, и задача была ему почти не подъ силу.

Дверь подъзда отворилъ старый слуга, весь въ черномъ, который тотчасъ предложилъ вести его въ приготовленную ему комнату. Онъ осмотрлся вокругъ въ обширной передней, прежде полной признаковъ жизни, и тотчасъ почувствовалъ мертвенную пустоту. Невыразимый холодъ пронизалъ его насквозь и онъ замтилъ, что въ громадномъ камин не было ни одной искры огня. Обдъ, сказалъ ему слуга, будетъ поданъ въ половин восьмого, не пожелаетъ ли мистеръ Финнъ переодться? Разумется, онъ пожелалъ, и такъ какъ уже былъ восьмой часъ въ половин, то онъ поспшилъ наверхъ въ свою комнату. И здсь было холодно и мрачно. Въ камин не оказывалось огня, а слуга оставилъ ему одну только свчу. На туалет стояли подсвчники, но безъ свчей. Старый слуга предложилъ ему теплой воды, но она все что-то не являлась. Въ самые тяжелые дни бдности Финнъ не терплъ отъ такихъ неудобствъ, а между тмъ Кеннеди былъ однимъ изъ богатйшихъ владльцевъ въ Великобританіи.

Финнъ одлся и сошелъ внизъ, не зная, гд ему отыскивать хозяина и его мать. Двери онъ узнавалъ и помнилъ комнаты, куда он вели, но по видимому ихъ негостепріимно заперли отъ него, онъ поневол прошелъ въ холодную переднюю. Тутъ его ждалъ старый слуга, который провелъ его въ небольшую гостиную и доложилъ, что здоровье мистера Кеннеди не позволяетъ ему кушать поздно. Итакъ, онъ будетъ обдать одинъ и Кеннеди приметъ его посл обда! Онъ вспыхнулъ отъ гнва. Съ нимъ поступалъ такимъ образомъ человкъ, для котораго — не принимая въ соображеніе ни собственныхъ удобствъ, ни удовольствія — онъ прохалъ длинный и непріятный путь! Не лучше ли ему тотчасъ оставить домъ, не видавшись съ хозяиномъ? Вдругъ онъ вспомнилъ слухи, повторяемые шепотомъ, что Кеннеди помшался. Это уняло его раздраженіе и онъ согласился ссть за столъ.

Обдъ былъ жалкій. Кусочекъ дряблой блой рыбы, на счетъ свойства которой Финіасъ находился въ сомнніи, бифстексъ, котораго свойство не представляло ничего сомнительнаго, и небольшой помятый тортъ, привезенный, какъ подумалъ Финнъ, изъ кандитерской въ Каллендер — вотъ все, изъ чего обдъ состоялъ. Былъ хересъ на стол, очень теплый, но въ очень небольшомъ количеств. Была и бутылка бордоскаго, отъ котораго однако Финіасъ, вообще не прихотливый на вина, ршительно отказался посл первой пробы. Мрачный старый слуга, который не отходилъ отъ него во время обда, подчивалъ его этимъ бордоскимъ такъ настойчиво, какъ будто вся слава о гостепріимств въ Лофлинтер только отъ него и зависла. Столько есть людей, которыми не достигнуто вожделннаго довольства, что Калебы Бальдерстоны {Врный и преданный дворецкій въ роман Вальтеръ-Скотта ‘Ламермурская Невста’, который самъ терпитъ лишенія, но всячески силится показать, что въ дом всего сполна. Пр. Пер.} тхъ домовъ, гд изобиліе не льется ркою, почти правы, когда желаютъ, чтобы кубки Гладстона обходили вокругъ стола нетронутые! Финіасъ не былъ пристрастепъ къ д или къ питью. Онъ потрепалъ вилкою рыбы, не думая о ней. Надъ бифштекомъ онъ трудился мужественно. Торту онъ придалъ новую складку и оставилъ его безъ вздоха. Но когда старикъ предложилъ ему къ сыру въ третій разъ убійственный напитокъ, онъ съ досадой потребовалъ стаканъ пива. Старикъ поплелся изъ комнаты, переваливаясь и, по возвращеніи, подалъ ему крошечную рюмочку водки, которую назвалъ усквебой. Обрадовавшись и водк, Финіасъ не упоминалъ боле о пив и обдъ былъ конченъ.

Онъ всталъ такъ быстро, что слуга не посмлъ спросить его, не посидитъ ли онъ еще за рюмкою вина. Нкоторый намекъ правда чувствовался въ вопрос: ‘Угодно ли ему будетъ сейчасъ видть барина, или онъ желаетъ погодить съ минуту?’ Финіасъ сказалъ, что пойдетъ сейчасъ, и его провели обратно чрезъ переднюю во внутренній коридоръ, котораго онъ прежде не проходилъ, и ввели въ комнату, всегда носившую названіе ‘бариновой комнаты’. Робертъ Кеннеди всталъ, чтобы принять его.

Финіасъ отлично зналъ его года. Ему не было еще пятидесяти, а смотрлъ онъ семидесятилтнимъ старикомъ. Онъ всегда былъ худощавъ, но теперь худощаве чмъ когда-либо. Онъ очень посдлъ и до того сгорбился, что хотя сдлалъ шага два на встрчу къ гостю, казалось, какъ-будто онъ не далъ себ труда выпрямиться во весь ростъ.

— Не правда ли, вы находите во мн большую перемну? сказалъ онъ.

Перемна была такъ разительна, что отрицать ее не было возможности, и Финіасъ пробормоталъ что-то въ род сожалнія, что здоровье его такъ плохо.

— Душа больна — не тло, мистеръ Финнъ. Все ея дло… ея дло. Жизнь для меня не легка и обязанности, налагаемыя жизнью, не легки. Когда я женился, моя жена стала кость отъ кости моей, плоть отъ плоти. Разв я могу лишиться собственныхъ костей и плоти… зная, что он не у Господа, а подвергаются кознямъ дьявола… и продолжать жить, какъ человкъ здоровый? Схорони я ее, мн было бы легче. Надюсь, что позаботились о вашихъ удобствахъ, мистеръ Финнъ?

— О, конечно! возразилъ Финіасъ.

— Лофлинтеръ теперь ни для кого не можетъ быть пріятенъ. Какъ принимать гостей человку, брошенному женою? Мн стыдно смотрть въ лицо даже пріятелю, мистеръ Финнъ.

Говоря это, онъ поднялъ раскрытую руку, какъ будто желая заслонить себя. Финіасъ самъ не зналъ, что сильне поразило его, комизмъ ли движенія, или трагичность чувства.

— Что я сдлалъ, чтобы она бросила меня? Билъ я ее? Невренъ что-ли былъ? Не пользовалась ли она половиною всего моего достоянія? Пугалъ я ее какими-либо суровыми словами, или требовалъ отъ нея тяжелаго труда? Не длился ли я съ нею всми мыслями, открывая ей даже мои сокровеннйшія намренія? Въ длахъ этого міра и того лучшаго, будущаго, не была ли она для меня всмъ? Разв не было она вполн моею женой? Знаете ли вы, мистеръ Финнъ, что побудило ее уйти?

Онъ сдлалъ вопросовъ двнадцать. На одиннадцать первыхъ отвта, очевидно, не требовалось. Они были сдланы съ патетическимъ достоинствомъ, которое такъ легко вложить въ вопросительный складъ рчи. Но Финіасъ тотчасъ почувствовалъ, что обязанъ отвчать на двнадцатый. Кеннеди сдлалъ его, подмигнувъ, понизивъ голосъ и скорчивъ хитрую гримасу, которая страшно была смшна.

— Вроятно, вы знаете, сказалъ Кеннеди, опять подмигнувъ и выставивъ впередъ подбородокъ.

— Полагаю, что она была несчастлива.

— Несчастлива? А какое право она имла разсчитывать на счастье? Разв вра учитъ насъ ожидать счастья на земл? Разв не говорится намъ, что въ этомъ подлунномъ мір счастья нтъ, а надо искать его тамъ?

Говоря это, онъ протянулъ лвую руку къ потолку.

— Почему бы однако ей быть несчастливой? Чего ей недоставало? Жаловалась она на меня, мистеръ Финнъ?

— Никогда, только говорила, что вы не сходитесь характерами.

— Одно время я думалъ, что вы подучили ее уйти.

— Ничего подобнаго!

— Она сообщила вамъ свое намреніе?

— Нтъ, насколько помню, пока не ршилась окончательно и пока отецъ не согласился принять ее къ себ. Разумется, я зналъ, что были непріятности.

— Какія непріятности? Изъ-за чего непріятности? Она не хотла, чтобы вы обдали со мною въ Лондон. И до сего времени не знаю причины. Когда она поступала нехорошо, само собою, я долженъ былъ сказать ей это. Кто же долженъ, если не мужъ? Будь вы ея мужемъ, а я простымъ знакомымъ, тогда я могъ бы говорить только то, что мн угодно. Возмущаются противъ ига, потому что оно иго. Однако покоряются игу, зная, что это иго. Все отъ дьявола. Вы думаете, что пасторъ все можетъ поправить?

— Нтъ, не думаю, возразилъ Финіасъ.

— Ничто не наставитъ на путь истины, кром любви къ Богу, а когда женщина слишкомъ горда, чтобы молить Его, то можно предсказать наврно подобныя бдствія. Она, видите ли, въ церковь не хотла идти по вечерамъ въ воскресенье, а вмсто того присутствовала на какихъ-то митингахъ Беліаля въ дом отца.

Фаніасъ помнилъ эти митинги Беліаля, на которыхъ онъ, вмст съ другими, бывало обсуждалъ политическіе интересы настоящей минуты.

— Когда она настояла на нарушеніи заповди Господней и оскверненіи дня Господня, я уже зналъ, что выйдетъ.

— Сомнваюсь, мистеръ Кеннеди, чтобы мужъ имлъ право требовать отъ жены совершенно одинаковаго съ нимъ взгляда на религіозные вопросы. Если же онъ ставитъ ей это въ непремнную обязанность, то долженъ удостовриться заране.

— Ставитъ въ непремнную обязанность! Слово Божіе, полагаю, слдуетъ наблюдать!

— Есть люди, которые сомнваются относительно слова Божія.

— И т люди будутъ прокляты, сказалъ Кеннеди, вставая.— Анаема, прокляты!

— Женщин непріятно слышать это.

— Я никогда не говорилъ ей. Она ничего подобнаго отъ меня не слышала. Въ жизнь я не говаривалъ ей суроваго слова. Заболитъ у нея хоть бы только голова, и я не отхожу отъ нея съ нжнйшей заботливостію. Отказа ей не было ни въ чемъ. Когда я замчу, что она нетерплива, то выберу самую короткую проповдь для нашего вечерняго чтенія въ воскресенье, къ не малому неудобству моей матери.

Финіасъ спросилъ себя, дйствительно ли могло въ этомъ быть неудобство для старой мистрисъ Кеннеди. Возможно ли, чтобы какое-либо человческое существо предпочитало длинную проповдь короткой — кром того, кто проповдуетъ или читаетъ проповдь вслухъ?

— Я длалъ для нея все за свт. Право я думаю, что вы должны знать, изъ-за чего она ушла, мистеръ Финнъ.

— Ничего не знаю, кром того, что сказалъ.

— Одно время я думалъ, что она…

— Ничего другого и быть не могло, сурово перебилъ Финіасъ, опасаясь, что бдный помшанный выразитъ предположеніе, которое будетъ до крайности непріятно.— Она чувствовала, что не составляетъ вашего счастья.

— Я не требовалъ, чтобъ она составляла мое счастье. Я не ожидаю быть счастливымъ. Требовалъ я отъ нея одного исполненія долга. Вдь вы были влюблены въ нее, мистеръ Финнъ?

— Разумется. Я былъ влюбленъ въ лэди Лору Стэндишъ.

— Ахъ, да! Конечно, тутъ грха не было, но въ подобныхъ случаяхъ людямъ лучше потомъ держаться поодаль. Я никогда васъ не ревновалъ, какъ вамъ извстно.

— Надюсь, что нтъ.

— Однако, я и не вижу причины для васъ хать такую даль въ Дрезденъ, чтобы навстить ее. Что изъ этого выйдетъ хорошаго? Я нахожу, что вы сдлаете гораздо лучше, если останетесь въ Англіи, мистеръ Финнъ, право лучше. Не прилично холостому молодому человку мчаться чуть не чрезъ всю Европу для свиданія съ женщиной, которая не живетъ съ мужемъ и была нкогда влюблена въ него… то-есть, въ которую онъ нкогда былъ влюбленъ. Это нечестиво, мистеръ Финнъ, и я прошу, чтобы вы этого не длали.

Финіасъ понялъ, что былъ грубо обманутъ. Его просили пріхать въ Лофлинтеръ за порученіемъ мужа къ жен, а теперь мужъ пользовался его обязательнымъ пріздомъ, чтобы запрещать ему поздку въ Дрезденъ на какомъ-то нелпомъ основаніи ревности. Онъ зналъ, что этотъ человкъ помшанъ и сердиться на него нельзя, но онъ не былъ настолько помшанъ, чтобы не требовалъ разумнаго отвта, и въ помшательств его была извстная послдовательность.

— Лэди Лора Кеннеди живетъ съ отцомъ, сказалъ Финіасъ.

— Полноте… это старый враль!

— Лэди Лора Кеннеди живетъ съ отцомъ, повторилъ Финіасъ:— и я ду въ домъ графа Брентфорда.

— Кто писалъ къ вамъ, приглашая пріхать?

— Писала лэди Лора.

— А!… моя жена! Какое право она имла писать къ вамъ, когда мои призывы даже не удостоиваетъ отвта? Она моя жена… моя жена! Предъ Богомъ мы стали одною плотью и даже людскіе законы не посмли разлучить насъ. Какъ мужъ лэди Лоры Кеннеди, я требую, мистеръ Финнъ, чтобъ вы не искали свиданія съ нею!

Говоря это, онъ всталъ, взявшись за щипцы. Кресло, въ которомъ онъ сидлъ, стояло на ковр предъ каминомъ, и очень могло быть, что надо было помшать огонь. Однако, пока онъ стоялъ, сгорбившись, съ щипцами въ правой рук и взоромъ, все еще устремленнымъ на лицо гостя, цль его движенія была сомнительна. Могло это быть угрозой, могло и просто быть намреніемъ исполнить полезное домашнее дло. Но Финіасъ, считая его помшаннымъ, также всталъ и держался насторож. Концы щипцовъ несомннно поднялись кверху, но едва Финіасъ выпрямился во весь ростъ, какъ они постепенно стали опускаться и наконецъ скрылись въ угольяхъ. Тмъ не мене Финіасъ никогда не могъ опредлить дйствительно ли Кеннеди исполнилъ то, для чего всталъ.

— Посл сказаннаго вы, вроятно, отступитесь отъ вашего намренія? сказалъ Кеннеди.

— Я непремнно поду въ Дрезденъ, возразилъ Финіасъ.— Если вамъ нужно что-либо передать, я приму порученіе.

— Такъ вы будете прокляты съ прелюбодями! вскричалъ владлецъ Лофлинтера.— Чрезъ подобнаго человка я никакого порученія не пошлю. Съ первой минуты какъ увидалъ васъ, я зналъ, что вы въ числ сыновъ Аполліона {Злой духъ въ еврейской демонологіи, также называемый Авадономъ, ангеломъ бездны. Пр. Пер.}. Но грхъ былъ мой. Зачмъ мн было приглашать въ домъ язычника, человка, увряющаго, что крошка хлба самъ Господь, паписта, измнника и отечеству, и Спасителю? Когда она пожелала этого, я зналъ, что мн не слдовало соглашаться. Да… все вы надлали, вы, вы, вы! Если она будетъ отверженницею, гибель ея души падетъ двойнымъ гнетомъ на вашу.

Выйти изъ комнаты и оставить домъ какъ можно ране на другое утро было теперь единственной цлью, къ которой слдовало стремиться. Что его присутствіе имло очень вредное вліяніе на Кеннеди, не подлежало сомннію въ глазахъ Финна, и такъ же врно было то, что несчастному не предоставляли бы свободы дйствій, будь его обычное положеніе всегда таково, какъ теперь, Финіасу говорили, что ‘бдный Кеннеди’ сошелъ съ ума, какъ часто говорится о людяхъ, если они отклоняются отъ обычной колеи жизни. Но сумасшедшій въ этомъ случа отклонился ужъ чрезчуръ далеко отъ колеи… такъ далеко, что Финіасу онъ показался ршительно опаснымъ.

— Кажется, мн всего лучше пожелать вамъ доброй ночи, сказалъ онъ.

— Постойте, мистеръ Финнъ!

— Что вамъ угодно?

— Надюсь, вы не надлаете мн тамъ еще боле вреда?

— Разумется, нтъ.

— Вы не скажете ей, что я вамъ говорилъ?

— Ничего не скажу, что подало бы поводъ думать, что вы имете о ней не такое высокое мнніе, какое она заслуживаетъ.

— Доброй ночи!

— Доброй ночи! повторилъ Финіасъ и вышелъ изъ комнаты.

Было всего девять часовъ, однако ему ничего другого не оставалось, какъ идти лечь. Онъ отыскалъ дорогу обратно къ передней и оттуда наверхъ въ свою комнату. Но тамъ не было огня въ камин, а ночь была холодная. Онъ подошелъ къ окну и поднялъ его на минуту, чтобы прислушаться къ знакомому звуку паденія Линтера. Хотя ночь была темная и бурная, мрачная, сырая ноябрьская ночь, онъ охотно вышелъ бы изъ дома и забрался на вышину горы ради старыхъ воспоминаній, не будь того, что онъ опасался найти при возвращеніи негостепріимный домъ положительно запертымъ. Онъ позвонилъ два раза и, погодя немного, старый слуга явился на звонъ.

— Можно ли попросить мн чаю? сказалъ Финіасъ.

Старикъ покачалъ головой и выразилъ сомнніе, чтобы въ дом оказался кипятокъ въ такой поздній часъ.

— Такъ нельзя ли утромъ подать мн завтракъ въ семь часовъ, а въ половин восьмого дать мн какой-нибудь экипажъ, чтобы хать въ Каллендеръ?

Старикъ снова покачалъ головой, точно его ошеломило такое чудовищное требованіе, но Финіасъ настоятельно потребовалъ, чтобы его просьбу передали хозяину дома. На счетъ завтрака онъ равнодушенъ, говорилъ онъ, но экипажъ ему необходимъ. Онъ получилъ и то и другое, на другое утро онъ ухалъ рано. Кеннеди онъ не видалъ боле, съ его матерью такъ и не обмнялся ни единымъ словомъ. И до того онъ торопился вырваться изъ дома, гд испыталъ столько непріятнаго, и пожалуй могъ испытать еще боле, что даже не погулялъ по лугу, который отдлялъ гравіемъ усыпанную площадку у крыльца отъ водопада.

Глава XI.
ЖЕНА, ИЗМНЯЮЩАЯ СВОЕМУ ДОЛГУ.

По возвращеніи въ Лондонъ, Финіасъ написалъ два слова лэди Чильтернъ, согласно общанію, которое она взяла съ него. Она желала знать, въ какомъ положеніи находится зять ея мужа, и когда узнала, что Финіасъ детъ въ Лофлинтеръ, просила сказать ей всю правду.

‘Онъ сдлался какимъ-то страннымъ и мрачнымъ чудакомъ’, писалъ Финіасъ. ‘Я не думаю, чтобы онъ совсмъ былъ помшанъ, но онъ находится въ такомъ состояніи, что конечно ни одинъ другъ не посовтуетъ лэди Лор вернуться къ нему. Онъ предался по видимому какому-то мрачному фанатизму… и скряжничеству. Я имлъ съ нимъ только одно свиданіе, и оно было въ высшей степени непріятно.’

Посл двухъ дней пребыванія въ Лондон, гд раздлялъ, насколько возможно въ такой короткій срокъ, всеобщій ужасъ по поводу низости и успха Добени, онъ отправился въ Дрезденъ.

Онъ нашелъ лорда Брентфорда въ обширномъ дом, окруженномъ садомъ, который стоялъ на самомъ рубеж города съ сверной стороны. Дрезденъ, вообще говоря, опрятный, веселый городъ, который съ перваго взгляда представляется прізжему уютнымъ мстомъ, гд люди оживлены, исполнены веселости, а главное общительности. Такой пріятный видъ имютъ не многіе города какъ въ Старомъ, такъ и Новомъ Свт, и едва ли чаще въ Германіи, чмъ гд-либо. Лейпцигъ кипитъ дятельностью, по не смотритъ общительнымъ. Вна многолюдна, но улицы ея печальны. Мюнхенъ уютенъ, но въ немъ нтъ движенія дятельности. Франкфуртъ и практиченъ, и живописенъ, но грязенъ и по видимому чуждъ веселья. Дрезденъ иметъ многое, что говоритъ въ его пользу, и если бы лордъ Брентфордъ съ дочерью похали за границу для удобной общественной жизни, свободной и пріятной, выборъ ихъ былъ бы удаченъ. Въ настоящемъ же положеніи дла, каждый изъ вышепомянутыхъ городовъ представлялъ, бы имъ одинаковыя условія съ Дрезденомъ: общества они не видли и нсколько не интересовались окружавшими ихъ предметами. Графъ находилъ, что Дрезденъ очень холоденъ зимою и очень душенъ лтомъ, а онъ не любилъ ни холода, ни духоты. Но онъ составилъ себ мнніе, что вс города, да и все вообще, одинаково непріятно, и потому оставался въ Дрезден, почти ежедневно ворча на климатъ и на общество.

Когда Финіасъ подъхалъ къ дому, онъ задавался вопросомъ, не сдлалъ ли онъ такой же глупости, постивъ лорда Брентфорда, какую сдлалъ, похавъ въ Лофлинтеръ. Его дружескія отношенія съ старымъ графомъ были очень непостоянны и ссоры между ними едва ли бывали не сильне дружбы. Онъ часто бывалъ счастливъ въ дом графа, но счастье это не имло источникомъ расположеніе къ нему самому. Какъ почувствуетъ онъ себя, если графъ окажется такъ же неучтивъ, какъ былъ его зять? Въ прежнее время графъ могъ быть очень непріятенъ, по всему вроятію, не утратилъ этой способности и теперь. Изъ всхъ нашихъ свойствъ это не оставляетъ насъ всего доле. Финнъ думалъ о всемъ этомъ, когда очутился у входа въ домъ, занимаемый графомъ. Онъ халъ всю ночь и сильно озябъ. Въ Лейпциг была номинальная остановка въ двадцать минутъ, но по разнымъ соображеніямъ станціоннаго персонала она сократилась до пяти минутъ всего-на всего. Это было очень рано утромъ и только дало ему возможность проглотить стаканъ кофею. Теперь дло шло ужъ къ десяти часамъ и завтракъ становился для него вопросомъ капитальнымъ. Онъ даже жаллъ, зачмъ не завернулъ сначала въ гостиницу.

Вскор онъ очутился въ передней посреди кучки лакеевъ, между которыми узналъ лицо, виднное въ Сольсби. Однако, ему не дали времени осмотрться вокругъ. Едва онъ ступилъ чрезъ порогъ, какъ лэди Лора Кеннеди была въ его объятіяхъ. Онъ не усплъ взглянуть ей въ лицо, какъ она уже кинулась къ нему на встрчу, приложила щеку къ его губамъ и пожимала об его руки.

— О, другъ мой! говорила она: — дорогой другъ! какъ вы добры, что пріхали ко мн! Какъ добры, что пріхали!

И она ввела его въ большую комнату, гд накрытъ былъ завтракъ у камина, такъ и напоминавшаго уютные англійскіе домашніе камельки.

— Какъ вы озябли, я думаю, и какъ должны быть голодны! Подать вамъ сейчасъ завтракъ или вы сперва хотите переодться? Прошу быть какъ дома, точно мы братъ и сестра. Никакихъ церемоній, слышите?

Она опять пожала ему руку. Онъ же еще не усплъ порядкомъ взглянуть ей въ лицо, а теперь не могъ: онъ зналъ, что она плакала.

— Такъ я сведу васъ въ вашу комнату, сказала она, когда Финнъ ршилъ сперва умыться, а потомъ завтракать.— Сама сведу — мой собственный дорогой. И воду бы снесла, если бы не знала, что все уже приготовлено. Сколько вы тамъ останетесь? Полчаса? Очень хорошо. И вы предпочтете чаю, не правда ли?

— Разумется, чаю.

— Я сама вамъ приготовлю. Папа никогда не сходитъ внизъ ране двухъ часовъ, у насъ все утро впереди для бесды. О! Финіасъ, какое удовольствіе слышать вашъ голосъ опять! Вы были въ Лофлинтер?

— Былъ.

— Какая доброта съ вашей стороны! Но я не стану разспрашивать теперь. Здсь вы должны довольствоваться печкой, у насъ нтъ каминовъ въ спальняхъ. Надюсь, что вамъ будетъ удобно. Не оставайтесь въ отсутствіи боле получаса, я буду ждать васъ съ нетерпніемъ.

Хотя и побужденный такимъ образомъ торопиться, онъ постоялъ съ минуту у теплой печки, чтобы собрать мысли. Прошло два года съ-тхъ-поръ, какъ онъ видлся съ этою женщиной и въ то время ихъ скоре связывало воспоминаніе о старой дружб, чмъ привязанность въ настоящемъ. Въ послднія недли ихъ короткихъ отношеній она не скрыла отъ него, что намрена разъхаться съ мужемъ, но она такъ поставила вопросъ, какъ будто высказать это ему былъ ея долгъ, опредленная часть собственной защиты своихъ дйствій. А во время послднихъ событій ея жизни въ Лондон — той жизни, къ которой онъ былъ причастенъ — она вообще относилась къ нему враждебно или по-крайней-мр желала держаться поодаль. Она наговорила ему много суроваго, обвиняя его въ холодности, въ безсердечіи, въ равнодушіи, никогда не старалась польстить ему даже тою похвалой, которую онъ нкогда слышалъ отъ нея такъ часто и которую мущины охотно слышатъ отъ женщинъ. Тогда она была холодна къ нему, хотя съ горемъ порою намекала на время, когда онъ, по-крайней-мр, не былъ холоденъ къ ней. Она упрекала его и въ то же время отворачивалась отъ него. Она отвергала его, сначала какъ жениха, потомъ какъ друга, до-сихъ-поръ онъ не былъ въ состояніи измрить глубину ея чувства къ нему, лежавшаго въ основаніи всхъ ея дйствій. Стоя же тутъ и обдумывая все, онъ начиналъ понимать его.

Какъ естественно было ея поведеніе при встрч съ нимъ и какъ согласно съ тмъ, чего можно ожидать отъ искренней, чистосердечной и честной женщины! Вс ея мысли обращены были сперва на его маленькія личныя потребности — чтобы отогрть его, накормить и доставить вншній комфортъ. Какъ глубоко ни были бы горе или любовь, человкъ можетъ озябнуть, путешествуя зимою, и можетъ проголодаться, если халъ всю ночь напролетъ. А женщина, настоящая женщина, искренняя и добрая, всегда находитъ наслажденіе въ забот объ удобствахъ друга. Видть, что человкъ стъ и пьетъ, сидя въ туфляхъ въ покойномъ кресл, истинное наслажденіе для любящаго женскаго сердца. Намедни я услыхалъ, что двушка сама осмотрла комнату, приготовленную для мущины въ дом ея матери, и тотчасъ понялъ, что она любитъ его, хотя никогда прежде этого не воображалъ. Стоя теперь у печки, Финіасъ видлъ ясно, что эта женщина любитъ его горячо. Она бросилась ему въ объятія и дала поцловать себя въ лицо. Она жала ему руки и крпко обнимала его, явно высказывая, что въ самомъ гор своемъ она могла быть осчастливлена его пріздомъ. Но онъ былъ такъ благороденъ, что не приписывалъ всему этому иного значенія, чмъ то, какое оно имло на самомъ дл — онъ былъ благороденъ и мужественно великодушенъ. Въ его характер много было мягкости, нершительности, пожалуй нкоторое отсутствіе силы воли, но тщеславія ни малйшаго оттнка. Женщины любили его и сознавались ему въ своей любви, онъ былъ и осчастливленъ, и приведенъ въ отчаяніе ихъ любовью. Однако, онъ никогда не чванился тмъ, что его любили. Онъ принималъ это какъ случайность въ его судьб. Теперь въ его мысляхъ преобладало то, что эта женщина назвалась его сестрою, и онъ былъ исполненъ признательности.

Тутъ онъ подумалъ о ея наружномъ вид. Онъ почти не имлъ времени глядть на нее, но сознавалъ безотчетно, что она постарла и похудла, что черты ея стали рзки, формы угловаты. Это не имло никакого вліянія на его чувства къ ней, но исполнило его глубокаго состраданія. Сначала, когда онъ познакомился съ нею, она была женщина видная — не женственная и нжная, какъ Вайолетъ Эффингамъ, но красивая и блиставшая молодостью и здоровьемъ. Лта ихъ были одинаковы. Онъ зналъ это очень хорошо. Ей минуло тридцать-два года, не боле. Онъ чувствовалъ себя еще совсмъ молодымъ, о ней же не могъ думать какъ о молодой женщин.

Когда онъ сошелъ внизъ, она прислушивалась къ его шагамъ и встртила его у двери.

— Сядьте теперь, сказала она: — и наслаждайтесь комфортомъ — если можете при нмецкой обстановк. Нмцы вообще всегда опаздываютъ и никогда не даютъ другимъ времени. Это утверждаютъ вс. Остановка въ Лейпциг просто ужасна, я знаю. Хорошій кофей, разумется, прекрасенъ, но какой толкъ въ немъ, если нтъ времени пить его? Вы должны отвдать нашей яичницы. Если мы умемъ что-нибудь приготовлять лучше васъ, такъ это яичницу. Да… это настоящая нмецкая колбаса. Она всегда стоитъ на стол, но нмцы, которые навщаютъ насъ, сами никогда до нея не касаются. Вы скушаете котлету, не правда ли? Я завтракала съ часъ назадъ. Мн казалось лучше не ждать васъ, чтобы потомъ удобне было вести бесду и услуживать вамъ. Я не ожидала, чтобы мн что-нибудь могло доставить такое удовольствіе, какъ вашъ пріздъ. О, сколько намъ надо переговорить! Помните ли вы, когда мы видлись въ послдній разъ… вы узжали тогда въ Ирландію?

— Очень помню.

— Увы, какимъ отдаленнымъ это прошедшее кажется мн теперь! Но вы наврно не помните первый день, когда мы встртились у мистера Мильдмэя — еще я пригласила васъ къ намъ на Портмэнскій сквэръ, потому что Баррингтонъ отзывался съ похвалою о вашихъ способностяхъ?

— Я отлично помню мой пріздъ къ вамъ на Портмэнскій сквэръ.

— Это положило начало всему. О Боже! Боже! когда я вспоминаю все это, мн такъ трудно уяснить себ, въ чемъ я была права, въ чемъ неправа! Если бы я поступила какъ слдуетъ, вс эти бдствія не обрушились бы за меня.

— Несчастье не всегда бываетъ заслужено.

— Я наврно заслужила сама. Вы можете курить здсь, если хотите.

Финіасъ упорно отказывался.

— Можете, говорю вамъ. Папа сюда не входитъ, а мн это все-равно. Дня въ два вы освоитесь здсь и поймете, какая вамъ предоставлена свобода. Разскажите мн сперва о Вайолетъ. Счастлива она?

— Совершенно счастлива, кажется.

— Я знала, что онъ будетъ добръ къ ней. Но какъ ей нравится этотъ образъ жизни?

— Очень нравится.

— У нея ребенокъ и потому она счастлива. Она пишетъ, что это прелестнйшій мальчуганъ.

— Вполн согласенъ. По видимому, вс очень довольны имъ, но говорятъ о немъ немного.

— Разумется, не говорятъ. Будь у васъ ребенокъ, Финіасъ, и вы длали бы точно то же. Я любила бы своего ребенка боле всего на свт, но говорить о немъ не стала бы никому. Для Вайолетъ, безъ сомннія, мужъ выше всего. Это лежитъ въ ея натур. Итакъ Освальдъ теперь совсмъ смиренъ?

— Не нахожу, чтобы онъ отличался этимъ на охот.

— Но съ нею онъ кротокъ?

— Кажется, всегда. Она, знаете, очень ловкая женщина.

— Преловкая!

— И суметъ уклониться отъ всякаго неудовольствія, восторженно прибавилъ Финіасъ.

— Тогда какъ я не умла избгнуть его на часъ. Упоминалось ли о поздк въ Бельгію?

— Чильтернъ упоминалъ часто. Онъ заставилъ меня обнажить плечо, чтобы показать мсто, гд онъ ранилъ меня.

— Какъ это похоже на Освальда.

— И онъ говорилъ, что пожертвовалъ бы тогда однимъ глазомъ, лишь бы убить меня, только Кольпипперъ не позволялъ ему ни подъ какимъ видомъ. Онъ чуть не разсорился съ своимъ секундантомъ, но тотъ упорно выставлялъ на видъ, что я не стрлялъ, и длу конецъ. ‘Знаете, лучше, что такъ вышло’, говорилъ онъ. И я соглашался съ нимъ.

— А Вайолетъ какъ приняла васъ?

— Какъ ангелъ… чмъ она и есть.

— Да, правда. Теперь я уврена, что она ангелъ. Но было время, когда я сердилась на нее, какъ вамъ извстно. Вы, мущины, встрчаете столько ангеловъ на вашемъ пути. Вы были честне многихъ. Вы обыкновенно кончали съ прежнимъ ангеломъ, прежде чмъ приметесь за новый — по-крайней-мр, на сколько я могла судить.

— Это упрекъ, лэди Лора?

— Нтъ, мой другъ, о нтъ! Это все кончено. Я говорила себ, когда вы извстили меня о вашемъ прізд, что я не скажу ни одного непріятнаго слова. И много другого еще говорила я себ!

— Что же еще?

— Что вы никогда не заслуживали непріятности — по-крайней-мр, отъ меня. Вы безспорно были самый простодушный человкъ на свт.

— Не спорю.

— Мущины всегда простодушны, когда они искренны. Часто они бываютъ коварны какъ адъ и тогда они лукаве самого сатаны. Но человкъ честный судитъ о другихъ по себ — почти безотчетно. Женщина можетъ быть правдива донельзя и вмст хитра. Какъ хитро дйствовала Вайолетъ, однако никогда не обманывала своихъ поклонниковъ даже взглядомъ, я полагаю. Не такъ ли?

— Меня она никогда не обманывала, если вы то подразумваете. Она была вполн равнодушна ко мн и говорила мн это въ лицо ясно и положительно.

— Далеко не вполн… далеко не вполн. Но я думаю, что она всегда любила Освальда. Она отказывала ему, разъ за разомъ, считая неразсудительнымъ подвергнуться такому риску, но я знала, что она не выйдеть не за кого другого. Какъ мало ее понимала лэди Бальдокъ! Я воображаю вашъ разговоръ съ старухой у Освальда!

— Представьте себ, Августа Боргэмъ монахиня!

— Какъ уморительно должно быть вышло, когда лэди Бальдокъ жаловалась на это вамъ!

— Я пожаллъ старуху отъ души.

— Конечно, вы пожалли — у васъ такое мягкое сердце. Теперь не будемъ откладывать дале, Финіасъ. Разскажите мн о немъ все, что знаете.

Глава XII.
КЕНИГШТЕЙНЪ.

Финіасъ Финнъ и лэди Лора Кеннеди еще сидли вмст, говоря о прошломъ, когда лакей вошелъ съ докладомъ, что ‘милордъ въ сосдней комнат и готовъ принять мистера Финна.’

— Вы найдете въ немъ большую перемну, сказала лэди Лора:— онъ измнился даже боле, чмъ я.

— Въ васъ я перемны не нахожу.

— Какъ не находить — относительно наружности, разумется. Я среднихъ лтъ женщина и сознаю, что могу пользоваться преимуществами этихъ лтъ. Но онъ совсмъ сталъ старикомъ — не столько здоровьемъ, сколько въ обращеніи. Онъ будетъ очень радъ васъ видть.

Съ этими словами она провела его въ комнату, гд графъ сидлъ у камина, закутанный въ мхъ. Онъ всталъ, чтобы принять гостя, и Финіасъ тотчасъ увидалъ, что въ два года своего изгнанія изъ Англіи лордъ Брентфордъ превратился изъ человка въ полной сил въ дряхлаго старика. Онъ какъ будто съ трудомъ держался на ногахъ, когда сдлалъ два шага на встрчу гостю, и закутался потомъ въ свой сертукъ съ такой заботливостью, какая свойственна однимъ болзненнымъ людямъ.

— Вы очень добры, мистеръ Финнъ, что пріхали навстить меня, сказалъ онъ.

— Не говорите ему мистеръ Финнъ, папа. Я называю его Финіасомъ.

— Да, разумется, такъ и надо. А вдь далекій путь отъ Лондона сюда, мистеръ Финнъ?

— Такой далекій, что не можетъ быть пріятенъ, милордъ.

— Пріятенъ! О, Господи! ни малйшей пріятности въ немъ нтъ. Такъ у нихъ тамъ осеннія засданія будутъ? Это всегда бывало преглупою штукой, если только они не нуждаются въ деньгахъ.

— Говорятъ, что какой-то билль о деньгахъ будетъ предложенъ. Этимъ оправдывается Добени.

— А если рчь идетъ о денежномъ билл, то все какъ слдуетъ. И вы опять въ парламент?

— Къ сожалнію, нтъ еще.

Лэди Лора объяснила отцу, вроятно, въ третій или четвертый разъ, въ какомъ положеніи находился ихъ гость.

— О, слдствіе! У насъ съ вами въ Луфтон слдствій не бывало. О, Господи! все-то идетъ къ распаденію. Говорятъ, теперь стали нападать на церковь.

Лэди Лора взглянула на Финіаса, но оба оставались нмы.

— Я не совсмъ понимаю это, говорятъ, будто тори уничтожаютъ епископальную церковь. Очень радъ, что меня тамъ нтъ. Дло дошло до того, что я не вижу возможности для дворянина занимать общественную должность въ настоящее время. Видли вы Чильтерна?

Когда Финіасъ сообщилъ графу все, что могъ сказать о его сын и внук, о политическихъ дятеляхъ и парламент, лэди Лора вдругъ вмшалась въ разговоръ.

— Знаете ли, папа, что онъ здилъ къ мистеру Кеннеди? Онъ былъ въ Лофлинтер и видлся съ нимъ.

— О! въ самомъ дл?

— Онъ совершенно убжденъ, что вернуться къ мужу для меня немыслимо.

— Это очень важное ршеніе, замтилъ графъ.

— Однако, онъ не сомнвается на счетъ его, продолжала лэди Лора.

— И тни сомннія не имю, сказалъ Финіасъ.— Не стану утверждать, что мистеръ Кеннеди совсмъ сумасшедшій, но его духовное состояніе относительно лэди Лоры таково, что жить съ нимъ я считаю для нея не безопаснымъ. Онъ помшанъ на религіи.

— О, Господи, Господи! воскликнулъ графъ.

— Мрачность его дома невыносима. Онъ говоритъ, что желаетъ возвращенія лэди Лоры не для того, чтобы жить счастливо вмст.

— Для чего же?

— Чтобъ мы были несчастливы вмст, пояснила лэди Лора.

— Онъ отвергаетъ всякую вру въ счастье. Онъ желаетъ возвращенія лэди Лоры главнымъ образомъ потому, что мужу и жен слдуетъ жить вмст.

— Это и правда, согласился графъ.

— Только не тогда, какъ оба чрезъ это будутъ несчастны, возразила лэди Лора.— Онъ говоритъ, сказала она, указывая на Финіаса:— что будь я тамъ, онъ возобновилъ бы свое обвиненіе противъ меня. Онъ не все мн сказалъ. Можетъ быть, и нельзя сказать мн всего. Во всякомъ случа то врно, что я въ Лофлинтеръ не вернусь.

— Очень хорошо, милая моя.

— Это не очень хорошо, папа, однако я все-таки не вернусь въ Лофлинтеръ. Что я вынесла тамъ, никто изъ васъ понять не можетъ.

Въ этотъ день Финіасъ одинъ пошелъ въ картинную галерею, но слдующіе дни его сопровождала лэди Лора и показывала ему вс красоты города, какими онъ могъ похвалиться, не смотря на зимнюю свою одежду. Они стояли вмст предъ колоссальными созданіями великихъ мастеровъ и вмст же осматривали мелкія произведенія искусства. День за днемъ они проводили неразлучно. Финнъ пріхалъ на мсяцъ и въ это время былъ лелянъ и утшаемъ вволю. Лэди Лора свезла бы его въ Саксонскую Швейцарію, не смотря на суровую погоду и возраженія отца, еслибы Финіасъ не объявилъ положительно, что ему пріятне остаться въ город. Однако, ей удалось увлечь его въ Кенигштейнъ. Пока они бродили по крпости, построенной на чудной скал, между ними завязался разговоръ, который навкъ остался у него въ памяти, да и забыть не легко было. У нихъ часто шла рчь о его будущности. Онъ передалъ ей все, до точной цыфры денегъ, на которыя могъ существовать, пока не пріищетъ мста съ содержаніемъ, и неоднократно слышалъ отъ нея увренія, что непремнно все уладится въ нсколько мсяцевъ. Разумется, либералы въ свою очередь станутъ во глав правленія, и точно также, какъ неизбжный результатъ, Финіасъ долженъ тогда получить мсто. Она говорила съ такой увренностью, что почти убдила его. Сманивъ съ мста, гд онъ былъ обезпеченъ, либеральная партія обязана была доставить ему средства къ жизни. Только бы добиться мста депутата, и все обошлось бы благополучно. Такой увренности онъ усвоить себ не могъ, но тмъ не мене увренія друга подйствовали на него отрадно. Когда поступишь въ высшей степени опрометчиво, пріятно слышать, что съ здравымъ смысломъ никто иначе поступить бы не могъ. Само собою разумется, что ему слдовало вернуться къ общественной дятельности — такъ говорила лэди Лора — и вдвойн такъ слдовало, когда онъ остался бездтнымъ вдовцомъ.

— Хорошая это жизнь или дурная, заключала она: — мы съ вами понимаемъ, что нтъ другой жизни, къ которой стоило бы стремиться. Мы точно актеры, которымъ невыносима жизнь, когда они сошли съ подмостковъ и не озарены боле яркимъ свтомъ театральныхъ лампъ.

Когда она говорила это, они стояли облокотившись на одинъ изъ парапетовъ большой крпости, и его поразила грусть, съ съ какою слова эти были произнесены. Очевидно, она относила ихъ также къ себ. Вдь и она вращалась въ свт газовыхъ лампъ, а теперь сама изгнала себя въ совершенный мракъ.

— Вы не могли бы довольствоваться жизнью въ Дублин, сказала она.

— Конечно, не могъ. Вс мы любимъ движеніе, но человкъ, у котораго отнята нога, ходить не можетъ. Одни могутъ ходить съ деревяшкой безъ всякой опасности, другіе только съ извстнымъ рискомъ, а третьи совсмъ не могутъ. Вы находитесь въ положеніи вторыхъ, а я третьихъ.

— Я не вижу, почему вамъ не вернуться.

— Что-жъ изъ этого выйдетъ? Вмсто затворничества въ Дрезден было бы затворничество на Портмэнскомъ сквэр или Сольсби. Кто пожелаетъ видть меня въ своемъ дом или бывать у меня? Вы знаете, какая хрупкая, случайная и непостоянная вещь слава женщины. Съ богатствомъ, умомъ, плнительнымъ обращеніемъ и безстыдствомъ женщина можетъ быть львицей нсколько лтъ, но если она утратила свое положеніе, никогда ей не вернуть его боле. Для тхъ, кто зналъ меня въ Лондон, я исчезла съ лица земли, ни дать ни взять, какъ будто я цлый вкъ уже похоронена. Мущина можетъ приносить дйствительную пользу, женщина никогда.

— Вс эти общія правила не значатъ ничего, сказалъ Финіасъ:— я попробовалъ бы на вашемъ мст.

— Нтъ, Финіасъ, я не такъ глупа. Это повело бы только къ разочарованію. Не думаю, чтобы вы даже знали, когда я сгубила себя навкъ и судьбу свою исковеркала.

— По-крайней-мр, мн извстенъ день, когда это совершилось.

— То-есть, когда я приняла его руку?

— Разумется. Я знаю это и вы знаете. Между нами не можетъ быть тайны относительно этого.

— Конечно, не можетъ и не должно быть — съ моей стороны и не будетъ ничего утаено. Я никогда не скрывалась отъ васъ.

— И я не скрывался.

— Вамъ нечего было высказывать.

— То-есть, посл того, какъ въ нсколькихъ словахъ вы выдали свою любовь въ тотъ день надъ водопадомъ, когда я прилагала вс усилія, чтобы не дать вамъ говорить.

— Разв была возможность остановить меня?

— Нтъ, вы были такъ простодушны. Вы пришли съ одной мыслью и не могли отказаться отъ нея подъ минутнымъ впечатлніемъ. Когда я сказала вамъ, что помолвлена, вы не могли удержать словъ, которыя были у васъ на язык. О, какъ я помню эту минуту! Но вы ошибаетесь, Финіасъ. Не помолвка моя или замужство превратили для меня свтъ въ пустыню.

Имъ внезапно овладло такое странное чувство, что онъ едва переводилъ духъ и не въ состояніи былъ спросить, что же именно.

— Вы знаете что, Финіасъ.

— Ваше замужство, сказалъ онъ почти сурово.

— Это было, есть и всегда будетъ моя горячая, неизмнная, неодолимая любовь къ вамъ. Какъ могла я даже наружно оказывать тому человку привязанность, когда постоянно думала только о васъ, когда вс мои сердечныя чувства сосредоточивались на васъ одномъ? Но вы были такъ простодушны, такъ мало тщеславны (она оперлась на его руку, говоря это), такъ чисты сердцемъ и благородны, что не врили этому даже тогда, какъ я говорила вамъ это. Не правда ли?

— И теперь я не хочу этому врить.

— А между тмъ врите. Вы должны мн врить. Я ничего не требую отъ васъ взамнъ. Какъ предъ Богомъ говорю, что полагай я возможнымъ, чтобы вы отвчали на мою любовь, я скоре пустила бы себ пулю въ лобъ, чмъ произнесла одно слово изъ сказаннаго мною.

Хотя она остановилась въ ожиданіи, что онъ отвтитъ что-нибудь, но онъ не былъ въ состояніи произнести слова. Онъ помнилъ многое, но при настоящемъ настроеніи духа, не могъ говорить объ этомъ — ни какъ онъ поцловалъ ее у водопада, ни какъ она просила его не здить къ нимъ въ домъ, потому что его присутствіе для нея невыносимо, ни какъ она снова пригласила его бывать, а потомъ даже запретила принять приглашеніе къ обду ея мужа. Помнилъ онъ также, какъ горячо она вспылила, когда онъ сознался ей въ любви къ Вайолетъ Эффингамъ.

— Я должна настаивать на этомъ, продолжала она:— чтобы вы видли во мн вашего лучшаго друга, сестру, мать, если хотите. Я не обманываюсь на свой счетъ. Хотя бы и мужъ мой не былъ въ живыхъ, для меня все-равно. Я не вступлю во второй бракъ ни при какихъ обстоятельствахъ. Я пережила уже тотъ періодъ, когда женщина любима какъ женщина, но я не утратила еще способности любить. Я буду заботиться о васъ, Финіасъ, какъ старая курица о своемъ цыпленк, и хотя бы вы оказались утенкомъ, который выплылъ на воду, куда ей нельзя слдовать за нимъ, все я буду клохтать около берега и не потеряю васъ изъ вида.

Онъ держалъ ее теперь за руки, но говорить не могъ изъ-за слезъ, которыя струились по его щекамъ.

— Когда была молода, продолжала лэди Лора:— я не считала себя способной на такую любовь. Я сказала себ, что любовь должна быть рабой, не повелительницей, и вышла замужъ съ твердымъ намреніемъ исполнять свой долгъ. Мы видимъ теперь, что изъ этого вышло.

— По его вин, не вашей, возразилъ Финіасъ.

— Нтъ, вина моя… моя, вдь я никогда не любила его. Разв не говорили вы мн, какого рода это человкъ? И я врила вамъ, хотя отвергала это. Когда хала въ Лофлинтеръ, я уже знала, что люблю васъ. Я знала и то… почти наврно знала, что вы будете просить моей руки, хотя другое дло было уже ршено. И я ршила въ душ, что наперекоръ и моимъ и вашимъ чувствамъ, такъ быть не должно. Я не имла тогда состоянія… не имли и вы.

— Я работалъ бы для васъ.

— О, конечно! Но не упрекайте меня теперь, Финіасъ. Я никогда не упускала изъ вида вашихъ интересовъ, хотя ваша любовь ко мн продлилась недолго. Нтъ, я не обвиняю васъ и вамъ не въ чемъ оправдываться. Вы были правы… всегда правы. Когда вамъ не удалось пріобрсти любовь одной женщины, ваше сердце, по естественному побужденію, устремилось къ другой. И такъ полно было ваше излеченіе, что вы первому предмету любви пришли высказать вашу страсть ко второму.

— Кому же мн было высказаться, если не другу?

— Безспорно, вы пришли къ другу, наперекоръ демону ревности, котораго я не въ силахъ была изгнать изъ сердца, наперекоръ моимъ чувствамъ, такъ какъ вы задли меня за живое, я помогла бы вамъ, будь это возможно. Хотя цлью всей моей жизни было, чтобы Вайолетъ и Освальдъ соединились бракомъ, я помогла бы вамъ, потому что моя ршимость содйствовать вамъ во всемъ стала выше всего остального. Но мои похвалы вамъ не повели ни къ чему. Не такая была двушка Вайолетъ Эффингамъ, чтобы выйти замужъ по чьему-либо наущенію, не правда ли?

— Разумется, нтъ.

— Теперь и говоритъ объ этомъ нечего, быть можетъ. Но я хочу, чтобы вы поняли меня отъ начала до конца… поняли, что было во мн дурного и что хорошаго. Съ той минуты, какъ вы стали самымъ дорогимъ существомъ для меня на свт, я ни разу не измнила вашимъ интересамъ, хотя не могла порою не раздражаться противъ васъ. Тутъ вышелъ этотъ удивительный случай, когда вы спасли моему мужу жизнь.

— Не жизнь.

— Какъ странно, что спасеніе должно было прійти отъ зашей руки? Точно судьба, право. Я попыталась воспользоваться этимъ обстоятельствомъ, чтобы его дружба къ вамъ превратилась въ такую же искреннюю, какъ была моя. Но вскор я увидла себя вынужденною разлучить васъ, потому… потому что все-таки была слабая женщина и не могла выносить васъ вблизи. Теперь я могу.

— Дорогая Лора!

— Да, какъ сестра. Я думаю, вы не можете не полюбить меня немного, когда узнаете, какъ я предана вамъ душой. Теперь я могу выносить васъ вблизи и думать о васъ, какъ курица заботится о высиженномъ утенк. На эту минуту вы оставили прудъ и я призрла васъ подъ моимъ крыломъ. Понимаете?

— Понимаю одно, что не стою вашихъ словъ.

— Стоите или нтъ, не относится къ длу и никакого вліянія не могло имть. Я не говорю, чтобы вы были достойне всхъ, кого я знавала. И когда же достоинства вызываютъ любовь? желаю я одного, чтобы вы поврили мн и убдились, что есть на свт сердце, преданное вамъ навкъ — другъ, на котораго вы можете полагаться во всемъ какъ на каменную гору — которому можете сознаться, что поступили дурно, если бы впали въ ошибку, и все-таки не опасаться пошатнуть его доброе мнніе о васъ. И съ этимъ чувствомъ вы не должны заходить дале дружбы. Разумется, вы полюбите опять.

— О, нтъ!

— Непремнно полюбите. Я пыталась захватить власть посредствомъ брака и мн не удалось — потому что я женщина. Женщина должна выходить только по любви. Вы еще женитесь по любви и будете счастливы. Знайте одно — я уже никогда васъ ревновать не стану. Вы все можете говорить мн вполн безопасно. Вдь скажете все?

— Если будетъ что говорить, скажу безъ сомннія.

— Никогда я не буду становиться между вами и женой — хотя надюсь, что отъ нея не останется тайной, какой я искренній вамъ другъ. Однако, мы здсь догулялись до сумерекъ и часовой можетъ заподозрить, что мы снимаемъ планъ крпости. Не озябли вы?

— Я не думалъ о холод.

— И я не думала. Мы сойдемъ внизъ и отогремся въ гостиниц въ ожиданіи прихода позда. Желала бы знать, зачмъ привела васъ сюда разсказать мою исторію. О, Финіасъ!

Она кинулась къ нему на шею, онъ прижалъ ее къ сердцу и поцловалъ сперва въ лобъ, потомъ въ губы.

— Такъ не должно быть никогда боле, сказала она.— Я заглушу это чувство въ моемъ сердц, хотя бы для того пришлось распинать тло. Но сердечной любви я не подавлю. Когда вы будете счастливы, и я буду. Когда вы будете имть успхи, и я буду. Когда вы потерпите неудачу, и я потерплю. Когда вы возвыситесь — какъ непремнно должно быть — и я возвышусь съ вами. Но ваша рука никогда не обовьется боле вокругъ моего стана. Вотъ ворота и старый проводникъ. Итакъ, мой другъ, мы съ дороги не сбились.

Они сошли по крутому склону горы въ городокъ, расположенный у подножія крпости, и пробыли тамъ въ гостиниц до прихода вечерняго позда изъ Праги, съ которымъ вернулись въ Дрезденъ.

Отъздъ Финіаса былъ назначенъ чрезъ два дня. На слдующій день графъ пожелалъ переговорить съ нимъ глазъ-наглазъ и они сидли запершись цлый часъ. Графу собственно мало или, лучше сказать, нечего было говорить. По ходу обстоятельствъ онъ почти не имлъ уже собственной воли и только длалъ то, что ему назначала дочь. Онъ сдлалъ видъ, будто совтуется съ Финіасомъ, не лучше ли ему возвратиться въ Сольсби. Не находитъ ли Финіасъ, что его возвращеніе принесетъ какую-либо пользу партіи? Финіасъ зналъ отлично, что партія не ощутила бы ни малйшей перемны, гд бы ни былъ графъ, въ Дрезден или въ Лондон. Когда человкъ утрачиваетъ вліяніе, значеніе его въ политик равняется нулю, точно онъ никогда не поднимался выше общаго уровня. Графъ никогда высоко и не поднимался, конечно, Финіасъ, при всемъ желаніи быть любезнымъ, не могъ утверждать графу, что его присутствіе существенно поддержитъ интересы либераловъ. Онъ облекъ свою мысль въ самую деликатную форму, однако заявилъ, что если лордъ Брентфордъ пожелаетъ вернуться въ Англію, лэди Лора охотно останется въ Дрезден одна.

— Отчего же ей не хать со мною? возразилъ графъ.

И тутъ онъ съ медленностью, свойственной старости, высказалъ наконецъ сбою задушевную мысль:

— Почему бы ей не попробовать сойтись опять съ мужемъ?

— Она никогда этого не сдлаетъ, возразилъ Финнъ.

— Подумайте, сколько она теряетъ чрезъ это, сказалъ графъ.

— Я увренъ, что она не согласится ни за что. И я убжденъ, что ей соглашаться не слдуетъ. Бракъ этотъ былъ несчастьемъ. Имъ всего лучше жить врознь.

Графъ уже не отваживался прибавлять ни единаго слова на счетъ дочери и перешелъ къ дламъ сына. Не полагалъ ли Финіасъ, что Чильтерна можно убдить вступить въ парламентъ?

— Никто на свт не побудитъ его къ тому, возразилъ Финіасъ.

— Но онъ могъ бы вести сельское хозяйство?

— Какъ видите, у него руки полны.

— Но есть же люди, которые и хозяйство ведутъ, и охотятся, возразилъ графъ.

— Чильтернъ не походитъ на другихъ. Онъ предается своему длу всею душой и находитъ въ этомъ полное наслажденіе. Онъ совершенно счастливъ и жена его счастлива. Чего требовать отъ него еще? Вс уважаютъ его.

— Это много значитъ, замтилъ графъ.

Онъ дружески поблагодарилъ Финіаса и сознавалъ, что теперь, какъ и всегда, тотъ исполнилъ свой долгъ относительно семейства.

Разговоръ, бывшій на крпостномъ валу, не повторялся, но вслдствіе его возникло нжное сочувствіе. Лэди Лора брала на себя тонъ и обращеніе сестры — многимъ старше брата — и Финіасъ покорялся этому не только любезно, но съ искреннимъ восторгомъ. Онъ не благодарилъ ее за любовь, когда она высказывала ее, и потомъ не выражалъ своей признательности. Но онъ преклонялся предъ этою любовью, признавая ее будущимъ закономъ своей жизни. Онъ ничего важнаго не долженъ былъ ршать безъ ея вдома и будетъ въ ея распоряженіи, если когда-либо ей понадобится его помощь въ Англіи.

— Я думаю, что вернусь когда-нибудь, говорила она, когда они сидли вмст поздно вечеромъ наканун его отъзда.

— Не понимаю, почему бы вамъ не сдлать этого теперь. Вашъ отецъ желаетъ.

— Онъ думаетъ такъ, но скажите вы ему, что хать надо завтра или лтомъ, онъ придетъ въ волненіе. Я уврена, что мистеръ Кеннеди можетъ потребовать меня къ себ… посредствомъ закона.

— Но онъ не могъ бы привести этого въ исполненіе.

— А все-таки попробовалъ бы. Я не хочу возвращаться въ Англію, пока онъ не выразитъ согласія на то, чтобы я жила отдльно. Да и вообще говоря, мн лучше здсь. Говорятъ, больныя животныя всегда выползаютъ изъ своихъ норъ куда-нибудь въ лсъ. Я больное животное, и когда уже приползла сюда, то останусь, пока не окрпну духомъ. Вы должны быть страшно озабочены на счетъ Танкервилля?

— Да, я не спокоенъ.

— Тотчасъ пришлите мн телеграму. Смотрите, помните это!

— Конечно, не забуду, это будетъ первымъ дломъ, когда я узнаю свою судьбу.

— А если вамъ не посчастливится?

— Ну… что-жъ длать?

— Я тотчасъ напишу Баррингтону Ирлю. Не думаю, чтобы онъ сдлалъ много для своей бдной кузины, но онъ, во всякомъ случа, можетъ сказать, что длать слдуетъ. Я попросила бы васъ пріхать сюда — но глупые люди сейчасъ скажутъ, что вы мой любовникъ. Мн было бы все-равно, но слухъ дойдетъ до него, а я обязана ограждать его отъ подобныхъ непріятностей. Не подете ли вы тогда къ Освальду?

— Для какой цли?

— Для того, что все будетъ лучше возвращенія въ Ирландію. Почему бы вамъ не управлять Сольсби? Вы жили бы тамъ на первый случай и ничего не обязывало бы васъ закабалить себя навкъ. Я поговорю объ этомъ съ папа. Но вы получите мсто.

— Кажется, я приму ваше предложеніе, отвтилъ Финіасъ.

— Сдлайте это… сдлайте! Только бы мн можно было забрать въ руки того судью! Однако, знаете ли, который теперь часъ? Полночь, а поздъ идетъ въ восемь.

Онъ всталъ и хотлъ проститься съ нею.

— Нтъ, возразила она:— я провожу васъ.

— Какъ можно! Будетъ почти темно, когда я выду изъ дома, и трескучій морозъ!

— Ни темь, ни морозъ не убьютъ меня. Не вображаете ли вы чего добраго, что я не накормлю васъ послднимъ завтракомъ? Господь надъ вами, мой дорогой!

На другое утро она дйствительно присутствовала при его завтрак со свчами и проводила его на станцію. Утро было темное и морозъ, какъ онъ говорилъ, трескучій, но лэди Лора смотрла веселою и счастливою.

— Какое наслажденіе было для меня видть васъ здсь и высказать вамъ все, что лежало на душ! Теперь вы поняли меня?

— Понялъ, но все мн какъ-то не врится.

— Вы врите. Вы были бы хуже евреевъ, еслибы не вровали въ меня. Но вы и понимаете также. Я желаю, чтобъ вы женились и всю правду сказали жен. Если могу, то полюблю ее почти столько же, сколько люблю васъ. А если мн суждено увидать вашихъ дтей, они будутъ мн дороги наравн съ вами. Ваши дти будутъ моими дтьми… или покрайней-мр одинъ ребенокъ будетъ моимъ. Вы скажете мн, когда задумаете жениться?

— Если когда-нибудь задумаю, то наврно сообщу.

— Прощайте теперь. Я отойду всторону и простою тамъ, пока поздъ не тронется, но вы не обращайте на это вниманія. Да хранитъ васъ Богъ, Финіасъ!

Она крпко пожала ему руку и съ минуту глядла ему въ лицо съ невыразимой нжностью. Потомъ она опустила вуаль, отошла всторону и ждала неподвижно, пока поздъ двинется отъ платформы.

— Онъ ухалъ, папа, сказала лэди Лора, когда поздне стояла у кровати отца.

— Ухалъ? Да, знаю, вдь онъ долженъ былъ хать. Я радъ его видть, Лора.

— А я какъ рада, папа!.. какъ рада! Мы никогда не должны терять его изъ вида, что бы ни случилось.

— Разумется, мы услышимъ о немъ, если онъ попадетъ въ парламентъ.

— Попадетъ или нтъ, мы не должны терять его изъ вида. Онъ не долженъ нуждаться, пока у насъ есть кусокъ хлба.

Графъ и глаза выпучилъ на дочь. Онъ имлъ громадное состояніе, но не подозрвалъ до-сихъ-поръ, что обязанъ длиться имъ съ Финіасомъ Финномъ.

— Я знаю, папа, что вы никогда не подумаете обо мн дурно.

— Никогда, милая моя.

— Я поклялась, что буду сестрою этому человку, и сдержу свою клятву.

— Ты была отличная сестра для Чильтерна, сказалъ графъ:— это я знаю.

Разъ лэди Лора уже пожертвовала всмъ своимъ состояніемъ, которое было значительно, на уплату долговъ брата. Эти деньги были ей возвращены и перешли къ мужу. Лордъ Брентфордъ предположилъ, что теперь она намрена въ неопредленномъ будущемъ заплатить долги Финіаса Финна.

Глава XIII.
Я ПОЛУЧИЛЪ МСТО.

Когда Финіасъ вернулся въ Лондонъ, осеннія засданія хотя и длились чуть не до Рождества, къ великому отчаянію нкоторыхъ членовъ, тмъ не мене уже кончились недли дв назадъ. Добени до конца разыгралъ свою роль съ неподражаемымъ искусствомъ. Она не внесъ билля, но заявилъ свое намреніе сдлать это при открытіи слдующихъ засданій. Онъ говорилъ, что конечно понималъ съ самаго начала, какъ невозможно провести подобную мру въ короткій срокъ отъ созванія парламента до Рождественскихъ праздниковъ, но счелъ нужнымъ, чтобы вопросъ былъ упомянутъ въ парламент и распространенъ въ провинціяхъ, дабы члены обихъ палатъ обратили на него самое пристальное вниманіе, прежде чмъ приступить къ обсужденію такой важный мры. Какъ видли, неожиданное раздленіе, вызванное въ палатахъ адресомъ, показало, что большинство членовъ на сторон великой реформы, совершить которую онъ поставилъ себ цлью честолюбія. Конечно, господа члены собраны въ необыкновенное и неудобное время года, потому что польза страны требовала обсужденія нкоторыхъ денежныхъ биллей. Однако онъ, съ своей стороны, былъ радъ случаю объяснить намренія правительства, къ которому имлъ честь принадлежать. Въ отвтъ на эти слова поднялось сущее изверженіе чуть не ругательствъ противной стороны. Осмлится ли высокородный джентльмэнъ утверждать, чтобы вопросъ былъ распространенъ въ провинціяхъ, когда ни онъ, ни кто-либо изъ его послдователей слова о немъ не упоминалъ, пока не кончились главные выборы? Разв не извстно всей Англіи, что первый намекъ сдлалъ самъ высокородный джентельмэнъ избирателямъ въ Восточномъ Барсетшир, и не одинаково ли извстно, что все было ведено такъ, дабы удивительное предложеніе высокороднаго джентльмэна оставалось тайной даже для его собственной партіи, пока оно могло вызвать выраженіе неудовольствія на выборахъ? Можетъ быть, высокородный джентльмэнъ такъ уметъ управлять своими послдователями въ парламент, что изловчится увлечь ихъ за собою даже въ вопрос, до того противоположномъ ихъ собственнымъ убжденіямъ. Безспорно и казалось, что онъ одержалъ побду на первую минуту. Но могъ ли кто-нибудь предположить, чтобы онъ осмлился стать лицомъ къ лицу со всею націей, имя въ рукахъ подобную мру? Хорошо распространеніе въ провинціи! Онъ не осмлился распространить своего предложенія. Онъ воспользовался непродолжительною сессіей, чтобы крпче ухватиться когтями за власть. Какое ему было дло до конституціи или до партіи, или до страны? Не бывало произнесено въ парламент боле жесткихъ словъ, чмъ по этому случаю. Но министръ все-таки одержалъ верхъ. Онъ былъ поддержанъ по поводу адреса и вернулся въ Восточный Барсетширъ объ Рождеств, пожалуй не безъ примси страха къ пасторамъ окрестныхъ мстъ, но съ полнымъ убжденіемъ, что по-крайней-мр успетъ достигнуть второго чтенія его билля.

Лондонъ былъ переполненъ боле чмъ когда-либо въ этотъ зимній сезонъ посл Рождества и оживленіе царствовало тамъ необычайное. Либеральная партія точно будто согласилась между собою, что такой печальный случай долженъ отстранять всякій помыселъ о веселостяхъ, свойственныхъ праздникамъ. Кто могъ думать о пированіяхъ, когда такой ужасный, такой нечестивый замыселъ имлъ успхъ и вроятно отстрапитъ настоящее большинство? Несправедливость подобнаго явленія уязвляла всего сильне — несправедливость и чувство униженія, что Добени ихъ перехитрилъ! Это было точь-въ-точь, какъ бываетъ, когда шахматному игроку поставятъ матъ посредствомъ смлой комбинаціи двухъ пшекъ и коня, единенныхъ силъ, остающихся торжествующему противнику, тогда какъ побжденный иметъ на доск еще дв туры и королеву. Хуже того вышло, потому что побдитель присвоилъ себ распоряженіе турами и королевою несчастнаго побитаго. Церковная реформа была законнымъ достояніемъ либераловъ, и если они не пользовались ею до-сихъ-,поръ, то единственно по убжденію, что слдуетъ держать въ запас для важнаго случая такое вское и цнное орудіе. Оно принадлежало имъ такъ несомннно, что они не могли не торопиться. Къ тому же — такъ говорили одни, а нкоторые даже искренно думали — страна не подготовлена еще для этой важной реформы. Она должна совершиться, но производить ее надо съ нжной осторожностью. Духовенству надо оказать уваженіе и религіозное чувство народа должно быть принято въ соображеніе съ надлежащимъ сочувствіемъ. Даже самый неистовый диссентеръ едва ли пожелаетъ, чтобы такое учрежденіе было разрушено грубыми руками. Пусть прекрасную старую англиканскую церковь схоронятъ съ нжной любовью, грустно, тихо, благоговйно, какъ нчто такое возвышенное, такое плнительное, такое изысканное, что не соотвтствуетъ боле настоящимъ грубымъ нравамъ. Таковы были мысли либераловъ относительно церковной реформы. Вдругъ этотъ выскочка, не имя на своей сторон большинства, этотъ нахальный Каліостро между государственными людьми, этотъ разрушительный предводитель всхъ отъявленныхъ консерваторовъ, выступилъ впередъ, не предупредивъ никого, и утверждалъ, что обернетъ дло вокругъ пальца! Разумется, знали, что эта реформа предстоитъ. Вся страна уже начинала смутно сознавать, что епископальная церковь должна пасть, а зная это, разв не усмотритъ либеральная основная сила Англіи чудовищность нечестія этого Каліостро, не возстанетъ противъ него и не раздавитъ его своимъ гнвомъ, какъ этому быть слдуетъ? Это чувство не давало Рэтлерамъ и Бонтипамъ проводить Рождество какъ настоящій праздникъ.

— Одно непонятно для меня, говорилъ Ратлеръ:— какъ англичане могутъ быть такъ низки.

Онъ намекалъ на консерваторовъ, выказавшихъ намреніе поддерживать Добени, просто какъ обвинялъ ихъ Рэтлеръ съ цлью удержать власть и преобладаніе, но безъ всякаго соображенія съ собственными взглядами или благоденствіемъ страны. Едва ли Рэтлеръ врно угадывалъ мысли людей, которыхъ обвинялъ, а между тмъ ему слдовало видть съ его опытностью, какъ мало солидарности въ ихъ дйствіяхъ. Защищать церковь было обязанностью каждаго, но точно также было долгомъ поддерживать свою партію. Каждый видлъ способъ исполнить одинъ долгъ, но другой представлялся въ какомъ-то смутномъ и даже совсмъ невозможномъ свт. Если бы допускало приличіе свергнуть иго ихъ властелина, врно возсталъ бы какой-нибудь мудрый, великій и смлый мужъ. Собрался бы совтъ мудрыхъ головъ партіи и ршилъ смнить предводителя. Но гд найти этого человка мудраго и смлаго? Какъ собрать даже совтъ? Изъ кого состояла партія? Изъ людей честныхъ, восторженныхъ, рыцарей въ душ, но преимущественно праздныхъ и неспособныхъ взвалить за свои плечи всю отвтственность великаго дла. Не въ ихъ числ избирались предводители — все люди искусные, пылкіе, честолюбивые, но въ послднее время боле прежняго пролагавшіе себ дорогу извн. Подобно итальянскимъ владніямъ, они поручали свое дло наемнымъ, чужимъ генераламъ, которые, выслужившись изъ рядовыхъ, предлагали свои услуги всмъ, кто платилъ за нихъ, и такъ же, какъ въ былое время, предводитель всегда былъ готовъ вступить въ борьбу, но самъ же и объявлялъ, что должно и что не должно быть поводомъ къ войн. Въ рядахъ консерваторовъ было не столько низости, какъ полагалъ Рэтлеръ, сколько отчаянія. Не лучше ли будетъ вернуться въ свое помстье и жить тамъ круглый годъ? Не лучше ли охотиться, присутствовать на засданіяхъ суда каждые три мсяца и съ чистой совстью торжественно заявлять утромъ и вечеромъ, что страна гибнетъ? Такова была мысленная борьба, происходившая во многихъ изъ консерваторовъ, которые поддерживали Добени въ этомъ случа.

По настоянію лэди Лоры, Финіасъ навстилъ герцога Сенг-Бнгея вскор по возвращеніи и ласково былъ принятъ его свтлостью. Въ прежнее время, когда вмсто либераловъ были виги, считалось политическимъ правиломъ, чтобы вс предводители виговъ были другъ другу сродни, дядями, зятьями или кузенами. Это оказывалось чрезвычайно пріятно и придавало партіи удивительную солидарность, но такая система вышла теперь изъ употребленія. Сохраняются еще, правда, кой-какіе слды и между настоящими либералами высшаго полета существуютъ пріятныя семейныя связи. Такимъ образомъ Сент-Бнгэи Фицгоуарды были въ родств съ Мильдмэями и Стэндишами, и такой человкъ, какъ Баррингтонъ Ирль, наврно долженъ былъ оказываться кузеномъ всей компаніи. Лэди Лора только послала друга къ своему родственнику, а такъ какъ герцогъ и Финіасъ были въ одномъ и томъ же правительств, его свтлость радъ былъ привтствовать возвратившагося кандидата. Разумется сначала поговорили о жизни графа въ Дрезден. Герцогъ припомнилъ причину такого изгнанія, покачалъ головой и пытался принять огорченный видъ, когда ему сообщили о жалкомъ положеніи Кеннеди. Но герцогъ былъ по природ человкъ веселый и тотчасъ стряхнулъ съ себя мрачный видъ, когда Финіасъ заговорилъ о политик.

— Такъ вы опять возвращаетесь къ намъ, мистеръ Финнъ?

— Говорятъ, что я могу еще получить мсто.

— Очень радъ, вы были полезны. Я помню, какъ Кэнтрипъ чуть не плакалъ, сообщая мн, что вы оставляете его. Кажется, до васъ его порядкомъ мучили.

— Можетъ быть, отчасти такъ и было, ваша свтлость.

— Теперь не къ чему будетъ возвращаться боле, кром однхъ почестей.

— На время.

— На долгое время, прибавилъ герцогъ:— съ точки зрнія на время кандидатовъ на общественныя должности. Добени въ безопасности по-крайней-мр относительно этой сессіи. Я сомнваюсь, чтобы онъ дйствительно пытался привести въ исполненіе свою мру въ этомъ году. Онъ предложитъ ее, и посл того раздленія, которое получилось въ парламент, иметъ возможность приступить ко второму чтенію. Потомъ онъ ловко перейдетъ къ комитетамъ и объявитъ, что важность затронутыхъ вопросовъ требуетъ дальнйшей разработки и дальнйшихъ изслдованій. Такой вещи въ одинъ годъ не осилить.

— Зачмъ было ему и приниматься за нее? спросилъ Финіасъ.

— Этотъ вопросъ у всхъ на губахъ, хотя отвтъ такъ кажется простъ. Потому что онъ можетъ сдлать, а мы не можемъ. Онъ будетъ имть значительную поддержку съ нашей стороны, а мы съ его ни малйшей.

— Въ ихъ безчестности есть что-то противное для меня! воскликнулъ Финіасъ въ порыв негодованія.

— А страна въ выгод. Да я и не вижу, въ чемъ состоитъ ихъ безчестность. Неужели законодательство должно быть осуждено на мертвую неподвижность, пока партіи борятся между собою и одна не уложитъ другую на мст?

— Не думаю, чтобы человку слдовало поддерживать мру, которую онъ считаетъ гибельною.

— Онъ и не считаетъ ее гибельною. Такая вра одна теорія — и даже не совсмъ теорія. Это нчто въ род романтизма. Пока десятины земли имютъ цнность и они могутъ удерживать ихъ за собою, землевладльцы никогда не поврятъ, чтобъ страна находилась въ опасности. То же самое въ торговл. Пока три процента означаютъ въ дйствительности четыре — можно сказать, цлыхъ пять — страна богата, хотя бы каждый божился, что она раззорена.

— Тмъ не мене я очень радъ, что не въ числ консерваторовъ, возразилъ Финіасъ.

— Это доказываетъ ваше безкорыстіе, такъ какъ вы непремнно имли бы тогда общественную должность. Прощайте! Навстите герцогиню, когда она прідетъ въ городъ. А если вамъ выдастся свободное время, подарите намъ день, другой въ Лонгройстон на Пасх.

Лонгройстонъ было извстное помстье герцога, гд цлыхъ два вка вигамъ оказывалось самое щедрое гостепріимство.

Финіасъ отправился въ Танкервилль 20-го января, вслдствіе повстки судьи, которому поручили разобрать дло, начатое Финномъ противъ Брауборо. Прошеніе имло странную особенность, что не только стремилось отстранить настоящаго депутата, но еще замнить его кандидатомъ, которому не посчастливилось. Начнется изслдованіе, посредствомъ котораго, если оно пойдетъ удачно, такое число голосовъ будетъ сбито со стороны злополучнаго Брауборо, что большинство останется за его, противникомъ, а ему еще придется заплатить судебныя издержки по длу, которое лишило его мста депутата. Брауборо безспорно относился ко всему съ сильнымъ отвращеніемъ. Онъ думалъ, что борьба должна считаться конченною, пока не представится случай для новой борьбы. Онъ потратилъ свои деньги какъ дворянинъ и ненавидлъ эти низкія продлки. Никто не могъ сказать про него, чтобы онъ когда-либо подавалъ жалобы. Его девизъ ‘о благоденствіи Англіи, основанномъ на религіи ея народа’, безъ сомннія, отозвался на немъ очень непріятно во время послднихъ короткихъ засданій, и парламентъ уже не имлъ для него прежняго обаянія, но онъ не отставалъ отъ своей партіи и подалъ голосъ за Добени по поводу адреса — бывъ вынужденъ принять это ршеніе прежде чмъ жалоба была облечена въ законную форму. Онъ всегда держался своей партіи. Он гордился тмъ, что былъ всю жизнь вренъ своей партіи и послдователенъ. Его также вызвали въ Танкервилль и онъ долженъ былъ явиться, хотя зналъ, что девизъ будетъ брошенъ ему въ лицо.

Брауборо провелъ два, три очень непріятныхъ дня въ Танкервилл, тогда какъ Финіасъ торжествовалъ. Однако бднаго Брауборо ожидало еще худшее, чмъ отвергнутый девизъ или даже утраченное мсто депутата. Дйствуя съ удивительною энергіей, Рдльзъ усплъ не только отстранить необходимое число голосовъ, но и доказать, что эти голоса не имютъ значенія, потому что куплены. Онъ изумилъ Финіаса хладнокровіемъ и безстыдствомъ, съ какимъ хвалился, что не подкупалъ голоса въ Фольгэт для либераловъ, но Финіасъ на столько былъ уменъ, что остерегался напомнить либеральному агенту, какъ онъ самъ однажды намекнулъ, на удобство потратить сколько-нибудь денегъ въ этомъ направленіи. Въ настоящую же минуту не было человка боле убжденнаго, чмъ Рдльзъ, въ необходимости, чтобы выборы происходили безъ подкупа. Финнитами ни одного пенни не было потрачено такимъ гнуснымъ образомъ. Два, три голоса было отстранено по причинамъ, которыя не касались ни кандидата, ни его агентовъ. Одинъ человкъ подалъ голосъ по видимому вслдствіе внушенія какого-то очень хитраго приверженца Брауборо. Другой человкъ былъ неврно записанъ. Все это однако не имло существеннаго значенія. Финіасъ Финнъ получилъ мсто депутата отъ Танкервилля, а судья объявилъ о своемъ намреніи представить Нижней Палат необходимость нарядить комиссію для слдствія. Брауборо ухалъ изъ городка возмущенный духомъ, онъ не разъ глоталъ колкій намекъ противниковъ на то, что благоденствіе Англіи въ зависимости отъ религіи ея народа. Мстные либералы роскошно угощали Финіаса, а потомъ выразили ему надежду, что посл всего для него сдланнаго онъ вроятно не поскупится пожертвовать изъ собственныхъ средствъ на танкервильскія благотворительныя заведенія.

— Господа, отвтилъ Финіасъ одному или двумъ изъ либеральныхъ предводителей:— лучше вамъ открыть теперь же, что я ровно никакого состоянія не имю.

Либеральные предводители скорчили гримасу, но Финіасъ былъ назначенъ депутатомъ отъ Танкервилля.

Какъ только это ршеніе состоялось, Финіасъ вырвался изъ среды поздравлявшихъ его друзей и кинулся на почту отправить телеграму къ лэди Лор Стэндишъ въ Дрезденъ. Онъ почти смутился, когда продиктовалъ мальчику при телеграф: ‘Я получилъ мсто’ и тотъ взглянулъ ему въ лицо, но подобнаго порученія онъ никому дать не могъ. Онъ готовъ былъ думать, что это самая блистательная и счастливая минута въ его жизни. Она такъ искренно будетъ восторгаться его торжествомъ, она почерпнетъ изъ него такую глубокую, самоотверженную радость, что онъ почти жаллъ, зачмъ самъ не можетъ доставить счастливую всть. Ужъ конечно тутъ былъ бы приличный случай для повторенія объятія.

Итакъ, онъ опять членъ парламента — опять надленъ преимуществомъ, о которомъ не переставалъ жалть съ-тхъ-поръ, какъ лишился его. Пьяница или игрокъ можетъ отстать отъ своихъ привычекъ, политикъ никогда. Посл засданія въ парламент, не быть тамъ боле, разумется, для такого человка, какъ Финіасъ, могло быть только состояніемъ грустнымъ. Но теперь онъ слова проложилъ себ путь и твердо вознамрился не связывать себя никакими опасеніями въ будущемъ. Онъ предастся душой и тломъ своей задач, пока хватитъ его денежныхъ средствъ. Что на эту сессію онъ будетъ обезпеченъ, не оставляло сомннія. Онъ одинъ на свт и можетъ положиться на случайное стеченіе обстоятельствъ относительно будущаго.

— Я не знавалъ человка счастливе васъ, говорилъ ему Баррингтонъ Ирль, когда онъ вернулся въ Лондонъ.— Мсто депутата вчно упадетъ вамъ съ неба, точно когда обстоятельства кажутся самыми отчаянными.

— Дйствительно, я былъ счастливъ.

— Моя кузина Лора Кеннеди писала мн о васъ.

— Я здилъ къ нимъ повидаться.

— Да, слышалъ. Она толкуетъ какой-то вздоръ о томъ, что графъ готовъ сдлать для васъ все на свт. Что онъ сдлать-то можетъ? Онъ не боле меня иметъ вліяніе на Лофтонъ. Все такое теперь исчезло безвозвратно — за однимъ или двумя исключеніями. При томъ порядк вещей мы получали несравненно лучшихъ людей.

— Я сомнваюсь въ этомъ.

— Говорю вамъ, что такъ, людей боле честныхъ… которые дйствовали пряме. Кстати Финіасъ, мы не должны допускать продлокъ по поводу церковной реформы. Мы намрены сдлать все возможное, чтобы отвергнуть второе чтеніе.

— Вамъ извстно, что я говорилъ на выборахъ.

— Къ чорту выборы! Я знаю, что говорилъ Брауборо, и Брауборо подалъ голосъ за одно съ своею партіей, какъ честный человкъ. Вы были противъ церкви на выборахъ, а онъ за нее. Подайте голосъ наоборотъ. Произойдетъ маленькое недоразумніе, но танкервильцы не запомнятъ всего такъ подробно.

— Я не могу утверждать, чтобы чувствовалъ себя на это способнымъ.

— А если нтъ, то, ей-Богу! вы никогда боле не будете въ нашихъ рядахъ — хотя бы Лора Кеннеди выплакала себ вс глаза.

Глава XIV.
ТРМПЕТОНСКІЙ ЛСЪ.

Между тмъ охотничья пора шла своимъ чередомъ въ Брекскомъ краю, но съ перемннымъ счастьемъ. Возникъ важный вопросъ о Трмпетонскомъ лс, о которомъ охотничьему міру суждено было услышать многое въ слдующіе двнадцать мсяцевъ. Лордъ Чильтернъ былъ сильно разстроенъ. Трмпетонскій лсъ принадлежалъ нашему старому пріятелю герцогу Омніуму, который впалъ уже почти въ дтство. Не могло быть рчи, чтобы герцогъ самъ вошелъ въ подобное дло или зналъ что-либо о немъ, но лордъ Чильтернъ упорно настоялъ на томъ, чтобы писать къ самому герцогу. До-сихъ-поръ въ Трмпетонскомъ лсу всегда сберегали лисицъ и норы всегда бывали заложены лсничими, какъ подобаетъ, при полученіи повстки. Въ то время, когда выводятся дтеныши, возникли какія-то ссоры. Лсничій жаловались, что ничего не было сдлано для надлежащаго истребленія лисицъ. Лордъ Чильтернъ клялся, что норы не были заложены. Вдругъ распространился слухъ о страшномъ бдствіи. Умирающая лисица съ капканомъ на лап найдена была на рубеж лса. Тутъ Чильтернъ написалъ къ герцогу. Прежде чмъ могъ быть полученъ отвтъ, онъ по всмъ правиламъ объхалъ съ своею охотою лсъ — три собаки схватили отраву и околли у него на глазахъ. Онъ написалъ къ герцогу опять — и письмо было рзко. На него отвтилъ въ немногихъ словахъ управляющій герцога, Фотергилль, и Чильтернъ счелъ такой отвтъ оскорбленіемъ. До-сихъ поръ это дло еще не попало въ охотничью газету и было просто предметомъ сердитыхъ преній на каждой охот въ сосднихъ графствахъ. Лордъ Чильтернъ пылалъ гнвомъ и всегда имлъ видъ, какъ-будто жаждалъ отмстить за бдныхъ собакъ самому герцогу и его близкимъ. Для начальника охоты представляется убійствомъ самаго чернаго свойства покушеніе отравить собаку изъ его своры. Вроятно, не бывало, такого начальника охоты, который въ глубин души не находилъ бы справедливымъ повсить уличеннаго виновнаго за такое преступленіе. И не одинъ начальникъ могъ бы зайти дале и объявить, что за отсутствіемъ уликъ противъ кого-либо владлецъ лса, гд подброшена была отрава, долженъ быть привлеченъ къ отвтственности. Въ этомъ случа вопросъ о владльц не представлялъ ничего отраднаго. Самъ герцогъ былъ старъ, дряхлъ и почти идіотъ. Онъ никогда не отличался на охот, но все же пытался исполнять свои обязанности относительно страны, хотя и не очень энергично. Его наслдникъ, Плантадженетъ Паллизеръ, человкъ государственный, никогда не имлъ свободной минуты для собственныхъ развлеченій и, кром того, относительно охоты имлъ злополучныя фантастическія понятія, будто бы фазаны и кролики вредятъ полямъ, а лисицы съдаютъ куръ у старыхъ женщинъ. Однако онъ не былъ владлецъ лса и потому отказался отъ всякаго вмшательства. Были семейные раздоры, не вредившіе охотничьимъ интересамъ младшихъ отраслей Паллизеровъ, такъ что охота въ Трмпетонскомъ лсу перешла въ руки Фотергилля и его друзей. Лордъ Чильтернъ забралъ себ въ голову, что его собаки были отравлены если не по приказанію Фотергилля, то по-крайней-мр изъ угожденія ему, и будь это въ его власти, онъ сослалъ бы Фотергилля на каторжныя работы. Надо сказать, что мисъ Паллизеръ, еще гостившая въ дом лорда Чильтерна, была племянница стараго герцога и кузина наслдника.

— Они мн все-равно, что посторонніе, сказала она однажды, когда лордъ Чильтернъ пытался извиниться, что осыпалъ бранью ея родственниковъ.— Герцога я видла только ребенкомъ, а двоюроднаго брата не узнаю при встрч.

— Тмъ выгодне ваше положеніе, замтила лэди Чильтерпъ:— по-крайней-мр относительно Освальда.

— Я знаю ихъ и провелъ однажды въ Мачинг дня два, сказалъ лордъ Чильтернъ.— Герцогъ старый дуракъ, который всегда задиралъ носъ выше всхъ, хотя, по моему сужденію, мене кого-либо имлъ на это право. Что же касается Планти Палля, то мы съ нимъ такого различнаго разряда существа, что едва ли насъ обоихъ можно причислить къ пород людей.

— Который же изъ васъ человкъ, лордъ Чильтернъ?

— Который угодно, любезная мисъ Паллизеръ, только не оба. Доггетъ былъ въ лсу вчера и нашелъ три западни.

— Что онъ сдлалъ съ ними? спросила лэди Чильтернъ.

— Очень мн нужно было спрашивать! Я увренъ, что онъ бросилъ ихъ въ воду — и такъ же увренъ, что онъ швырнулъ бы туда вмст и Паллизера, попадись онъ ему подъ руку. А чтобы я когда-нибудь пустилъ своихъ собакъ въ Трмпетонскій лсъ, такъ этому не бывать, хотя бы во всей стран не оказывалось ни деревца, кром него.

— Такъ и брось думать о немъ, замтила жена.— Я не стала бы такъ заботиться о томъ, что другой длаетъ съ своей собственностью, изъ-за всхъ лисицъ, какія есть въ Англіи.

— Потому что ты ничего не понимаешь въ охот, мой другъ. Собственность человка принадлежитъ ему въ одномъ отношеніи, но не во всхъ. Владлецъ лса не иметъ права длать съ нимъ, что хочетъ.

— Онъ можетъ срубить его.

— Но пустить другой охоты не можетъ и самъ не иметъ права охотиться. Если онъ въ охотничьемъ краю, то обязанъ охранять лисицъ.

— Что же обязываетъ его, Освальдъ? Обязательство можетъ только обусловливаться наказаніемъ.

— Мн кажется, что ненавидть меня достаточное наказаніе для каждаго. Что ты сдлаешь съ Финіасомъ Финномъ?

— Я пригласила его пріхать къ 1-му и остаться здсь до открытія парламента.

— А будетъ та женщина?

— Будутъ дв, три женщины.

— Эта съ нмецкою фамиліей, у которой ты заставила меня обдать въ Парковомъ переулк?

— Мадамъ Максъ-Гслеръ будетъ. Она беретъ съ собой собственныхъ лошадей, которыя будутъ стоять у Доггета.

— Здсь он стоять не могутъ, нтъ ни одного свободнаго стойла.

— Мн право совстно, что моя бдная лошадка вамъ въ тягость, сказала мисъ Паллизеръ.

— Вы привилегированная преступница — хотя, честью клянусь, горсти овса мн не слдовало бы давать тому, кто иметъ малйшее отношеніе къ Трмпетонскому лсу. А на чемъ подетъ Финіасъ?

— На моихъ лошадяхъ, отвтила лэди Чильтернъ, положеніе которой не позволяло принимать участіе въ охот.

— Ни та, ни другая не годится для него на одну милю. Ему, по настоящему, надо отличнйшую лошадь, какую только можно подыскать. Не знаю право, что мн длать. Хорошо Лор говорить, что его надо снабдить лошадью.

— Не откажешь же ты въ ней мистеру Финну, возразила лэди Чильтернъ почти въ отчаяніи.

— Я далъ бы ему скакать на моей правой рук, только бы она вынесла его. Но я не могу печь лошадей. Когда Гэрри вернулся во вторникъ на гндой кобыл, у нея такъ была засчена нога, что она не оправится во всю охотничью пору. Чортъ ихъ знаетъ, что они длаютъ съ лошадьми, что такъ калчатъ ихъ. Мн случалось убить лошадь подъ собою или загнать до того, что она не можетъ сдлать шагу, но я никогда не коверкалъ и не калчилъ такимъ образомъ животныхъ, какъ эти олухи.

— Такъ я лучше напишу мистеру Финну и предупрежу его, сказала лэди Чильтернъ съ грустнымъ видомъ.

— О, Финіасъ Финнъ! вскричалъ лордъ Чильтернъ: — о, Финіасъ Финнъ! Какая жалость, что мы не покончили съ вами дло, когда стояли другъ противъ друга на Блапкенбергскихъ пескахъ!

— Освальдъ, сказала жена, вставая, она подошла къ нему и обвила его шею рукой: — вдь ты знаешь, что далъ бы мистеру Финну свою лучшую лошадь, пока онъ пожелаетъ здсь остаться, хотя теб самому пришлось бы хать на осл.

— Я знаю, что ты сдлала бы это, если бы я не сдлалъ, отвтилъ лордъ Чильтернъ.

Этимъ дло было ршено.

Ночью, когда они остались одни, снова завязался разговоръ о постителяхъ, ожидаемыхъ въ Гэррингтонскій замокъ.

— И Джерардъ Молъ долженъ пріхать? спросилъ мужъ.

— Я просила его. Онъ оставилъ своихъ лошадей у Доггета, какъ теб извстно.

— Мн вовсе не извстно.

— Вдь я же говорила теб, Освальдъ. Разв теб непріятно, что онъ будетъ? Неужели ты въ самомъ дл обращаешь вниманіе на его глупую скачку?

— Не то. Надо же встрепать кого-нибудь, на это онъ годится не хуже другого. Но онъ увивается за двушкой. Я ненавижу такія продлки.

— Не вс мущины такъ… скоры, какъ ты былъ.

— Я зналъ, что мн говорить, и высказывалъ это. Когда я повторилъ мои слова разъ двнадцать, то добился, что мн поврили. Онъ и говоритъ-то не такъ, чтобы ему врили.

— Ты всегда говорилъ искренно, Освальдъ.

— Конечно.

— Вс три минуты, которыя дозволялъ себ тратить на разговоръ. Однако, ихъ оказалось достаточно… не такъ ли? Радъ ты, что настоялъ на своемъ?

— Какъ женщины глупы!

— Все-равно, глупы или нтъ, а скажи, что ты радъ. Мн пріятно, когда ты говоришь это. Пусть я буду глупа, если мн того хочется.

— Отчего ты была такъ упорна?

— Не знаю. И теперь понять не могу. А любила я тебя до страсти и думала все только о теб, и совершенно была убждена, что никогда за другого не выйду.

— Я увренъ, что всему такъ слдовало быть, только ты чуть было не заставила меня застрлить бднаго малаго, а теперь доставай ему лошадей! Не могъ ли бы онъ управиться съ Дандоло?

— Не сажай его на очень бшеную лошадь.

— Почему? Его жена умерла и дтей у нихъ нтъ, а земли ни десятины во владніи. Кто же посл того иметъ право сломить себ шею, если не онъ? Дандоло одна изъ лучшихъ лошадей въ конюшняхъ, если только управиться съ нимъ. Вспомни, что мн завтра надо выхать въ девять часовъ, вдь цлыхъ восемнадцать миль пути!

И съ этими словами начальникъ Брекской охоты погрузился въ сонъ.

Лэди Лора Кеннеди писала къ Баррингтону Ирлю по поводу политическихъ интересовъ своего друга, а къ невстк лэди Чильтернъ по поводу его свтскихъ удовольствій. Она не могла выносить мысли, чтобы онъ оставался въ Лондон въ одиночеств до открытія засданій въ парламент, а потому обратилась къ лэди Чильтернъ, напоминая многое изъ прошедшаго. Въ этомъ призыв не было никакой надобности, онъ былъ лишній. Нельзя сказать, чтобы Финіасъ и его дла такъ же близко лежали къ сердцу лэди Чильтернъ, какъ лэди Лоры. Вайолетъ любила своего мужа боле всего на свт и всегда питала къ нему любовь. Но она испытывала къ молодому ирландскому члену парламента нжное чувство, которое нкогда раздляла съ лэди Лорою, и которое теперь побуждало ее заботиться о всхъ его удобствахъ. Она считала его пристрастнымъ къ охот — ему надо было доставить лошадей. Онъ овдовлъ, между тмъ она знала, по старой памяти, что онъ восхищается хорошенькими женщинами, знала и то, что ему могутъ понадобиться деньги — итакъ она пригласила мадамъ Максъ-Гслеръ провести дв недли въ Торрингтон. Лэди Чильтернъ знала, что Финіасъ Финнъ и мадамъ Максъ-Гслеръ знакомы, но едва ли ей было извстно, какъ коротко это знакомство.

Мадамъ Максъ пріхала за два дня до Финіаса и была на охот въ первое же утро по прибытіи. Эта дама скакала за собаками по слдамъ звря и… вообще была способна на все, что бы ей ни вздумалось длать. Она была брюнетка, худощава, здоровой и пріятной наружности, умна, честолюбива, богата, не совсмъ довольна своимъ положеніемъ, быть можетъ, не совсмъ совстлива, однако не безъ совсти. Какъ уже говорено въ первой части этого разсказа, она всегда могла выказывать удовольствіе въ обществ тхъ, съ кмъ находилась, хотя ее постоянно точило желаніе сдлать что-то еще, что-то лучшее противъ того, что исполнено ею до сихъ-поръ. Разумется, лордъ Чильтернъ пожаловался ей на свои непріятности по поводу Трмпетонскаго лса, пока они направлялись къ отъзжему полю.

— Позвольте, любезный лордъ Чильтернъ, вы не должны бранить при мн герцога Омніума.

— Почему не при васъ?

— Мы съ нимъ закадычные друзья.

— Да вдь ему сто лтъ.

— Отчего же мн нельзя имть столтняго друга? А мистеръ Паллизеръ столько же смыслитъ въ вашихъ лисицахъ, сколько вы въ его налогахъ. Почему бы вамъ не написать къ лэди Гленкор? Она все знаетъ.

— И также въ числ вашихъ друзей?

— Короткая пріятельница. Мы съ нею, какъ вамъ извстно, вдвоемъ ухаживаемъ за бднымъ старымъ герцогомъ.

— Я понимаю, почему она жертвуетъ собою.

— Но не понимаете, почему я длаю это. Сама не могу объяснить этого, но такъ оно вышло, и я не могу слышать, чтобы герцога бранили. Позвольте мн написать лэди Гленкор.

— Съ удовольствіемъ… если желаете, по только никакъ не отъ меня. Имніе ея дяди управляется самымъ безбожнымъ образомъ. Это вы ей сказать можете. Я прошу не одолженія. Я никогда не прошу милостей. Герцогъ или Планти Паллизеръ должны сдлать одно изъ двухъ: или принадлежать къ охот, или отступиться отъ нея, и такъ и сказать. Я хочу знать, кто мн другъ, кто недругъ.

— Могу васъ уврить, что герцогъ вамъ не врагъ.

— Паллизеры всегда были готовы служить и нашимъ и вашимъ. Они аристократы высшаго полета, однако всегда стоятъ за народъ. Я слышалъ, что Планти Палль называетъ охоту на лисицу варварствомъ. Такъ пусть онъ заявитъ это во всеуслышаніе, срубитъ Трмпетонскій лсъ и вспашетъ на его мст хлбное поле.

— Пожалуй онъ и сдлаетъ это, когда Трмпетонскій лсъ будетъ принадлежать ему.

— По-моему, это было бы гораздо лучше, чмъ отравлять собакъ и ловить лисицъ капканами.

Когда они прибыли на сборный пунктъ, по немъ разсяны были кучки людей, гд толковали о старыхъ или новыхъ беззаконіяхъ, совершенныхъ въ Трмпетонскомъ лсу.

Въ этотъ же день, до обда, лэди Чильтернъ предупредила мадамъ Гслеръ о прізд Финіаса Финна, котораго ожидали на слдующій день. Извстіе было сообщено самымъ естественнымъ образомъ, но хозяйка дома выбрала время, когда на лампахъ были абажуры и въ комнат царствовалъ полусвтъ. Присутствовали при этомъ Аделаида Паллизеръ и нкоторая лэди Бальдокъ — не та, что отдлала папистовъ, говоря съ бднымъ Финіасомъ, но жена ея сына. Он вс пили чай у камина и свчи были поставлены вдали. Вроятно, это было дло случая, но мракъ пришелся мадамъ Гслеръ очень кстати въ первую минуту смущенія.

— Вашъ старый другъ будетъ сюда завтра, сказала лэди Чильтернъ.

— Мой старый другъ? Какъ мн назвать его: онъ или она?

— Помните мистера Финна?

Въ эту минуту мадамъ Гслеръ порадовалась, что ея лицо не въ яркомъ свт. Но не таковская она была женщина, чтобы долго поддаваться смущенію.

— Конечно, отвтила она, ограничиваясь на первый случай однимъ словомъ.

— Онъ будетъ къ намъ. Мы съ нимъ большіе друзья.

— Онъ всегда былъ вашимъ другомъ, лэди Чильтернъ.

— И вашимъ также, мадамъ Максъ. Мистеръ Финнъ былъ общимъ другомъ, если не ошибаюсь, во времена оно. Надюсь, вы будете рады его видть.

— О! разумется, очень рада.

— Онъ мн очень понравился, замтила Аделаида Паллизеръ.

— Я помню, что матушка говорила прежде чмъ стала моею свекровью, вмшалась лэди Бальдокъ: — что мистеръ Финнъ очень пріятный человкъ, только жаль, что папистъ, денегъ не иметъ и влюбляется во всхъ. Онъ и теперь все влюбляется, Вайолетъ?

— Никогда въ замужнихъ. Онъ былъ женатъ, мадамъ Гслеръ, но бдняжка жена его умерла.

— Вотъ онъ и здсь теперь, чтобы начать снова здорово, прибавила леди Бальдокъ.

— И такъ же пріятенъ, какъ бывалъ прежде, сказала хозяйка:— Нашему семейству онъ оказалъ величайшія услуги. Освальду онъ подалъ помощь при одномъ изъ тхъ страшныхъ случаевъ, какіе бываютъ на охот, мистера Кеннеди онъ спасъ, когда его хотли убить.

— Эта услуга сомнительная, сказала лэди Бальдокъ.

— Онъ былъ депутатомъ отъ мстечка лорда Брентфорда.

— Какой онъ добрый! замтила мисъ Паллизеръ.

— И чего, чего онъ ни длалъ! договорила лэди Чильтернъ.

— Не чуть ли онъ дрался съ кмъ-то? спросила мадамъ Максъ-Гслеръ.

— Это верхъ его подвиговъ, отвтила заступница,— онъ не убилъ того, кого могъ бы пожалуй убить, если бы былъ такъ же кровожаденъ, какъ противникъ. Онъ опять въ парламент теперь, а сюда будетъ поохотиться. Надюсь, что вамъ доставитъ удовольствіе видть его, мадамъ Гслеръ.

— Я буду очень рада, медленно сказала мадамъ Гслеръ: — я слышала о его успхахъ въ этомъ городк и знала, что мы сойдемся гд-нибудь.

Глава XV.
ВЫ ТОТЧАСЪ УГАДАЛИ!

Необходимо было также предупредить Финіаса, чтобы онъ не столкнулся съ мадамъ Гслеръ неожиданно. Лэди Чильтернъ считала это важне, чмъ приготовить ее, такъ какъ захваченный врасплохъ, онъ врно надлаетъ гораздо боле неловкостей, чмъ свтская женщина въ критическую минуту первой встрчи. Мадамъ Гслеръ во всякомъ случа быстро овладетъ собою, если бы даже утратила на мигъ самообладаніе, но того же нельзя было сказать объ умнь носить свтскую маску Финіаса Финна. Итакъ лэди Чильтернъ ухитрилась видться съ нимъ наедин тотчасъ по его прізд.

— Кто бы вы думали у насъ?

— Не лэди Лора?

— Нтъ, къ сожалнію. Старый другъ, но не такой старый, какъ Лора?

— Не могу отгадать, не лордъ Фонъ?

— Лордъ Фонъ! Что лорду Фону здсь длать? Разв вы не знаете, что онъ никуда не показывается со времени несчастнаго своего сватовства? Это вашъ другъ, не мой.

— Мадамъ Гслеръ? шепотомъ сказалъ Финіасъ.

— Вы тотчасъ угадали, когда я сказала, что это вашъ другъ, не мой. Да, мадамъ Гслеръ здсь — и нисколько не измнилась.

— Мадамъ Гслеръ!

— Вамъ непріятно это?

— О, нтъ! какъ можно!

— Вы не ссорились съ нею?

— Никогда!

— Вамъ нтъ причины уклоняться отъ встрчи съ нею?

— Ни малйшей, я только изумился. Знала она, что я буду?

— Я сказала ей вчера. Не сдлала ли я какой ошибки? Можетъ быть, вамъ непріятно ея присутствіе? Прежде вы были друзьями, на сколько мн извстно.

— Друзьями и разстались, лэди Чильтернъ.

Онъ не сказалъ ничего боле, да что было и говорить? Передать то, что произошло между нимъ и мадамъ Гслеръ, онъ не могъ, а Вайолетъ невольно заподозрила нчто такое, что не допустило бы ее свести ихъ въ Гэррингтонъ, знай она про это заране.

Одваясь, мадамъ Гслеръ созналась самой себ, что ей предстоитъ задача, требующая всего ея такта и всей твердости духа. Она конечно не приняла бы приглашенія лэди Чильтернъ, если бы знала, что встртится въ дом съ Финіасомъ Финномъ. Она имла еще цлыя сутки предъ собою, чтобы обдумать свое положеніе, и чуть было не ршила ухать обратно въ Лондонъ подъ предлогомъ внезапнаго дла. Разумется, будутъ подозрвать настоящую причину ея отъзда. Разумется, лэди Чильтернъ отнесетъ это къ Финіасу Финну. Но даже и то, хотя очень непріятно, все-таки лучше встрчи съ нимъ. Дура!— бранила она себя — какъ не предвидть подобной случайности, когда она знала, что Финіасъ Финнъ опять выступилъ на политическую арену и съ Чильтернами всегда былъ въ тсной дружб? Перебирая все это въ ум во время безсонной ночи, она говорила себ, что ей непремнно надо быть вызванной въ Лондонъ по длу. Она пошлетъ телеграму о какомъ-нибудь вздор и, по полученіи отвта, удетъ подъ этимъ предлогомъ. Однако стыдъ обратиться отъ него въ бгство казался ей хуже жестокаго смущенія при встрч съ нимъ. Въ сущности она не сдлала ничего позорнаго. Она желала спасти человка, котораго любила, отъ грозившаго ему, какъ полагала, раззоренія и предложила ему свою руку. Она сдлала предложеніе, но онъ отказался! Вотъ и все. Нтъ! она никогда не будетъ вынуждена сознаться самой себ, что бжала отъ кого-либо, отъ мущины или женщины. Этотъ человкъ опять вернется въ Лондонъ, не всегда жe ей можно скрываться отъ него. Только необходимо, чтобы она сохранила самообладаніе, и мучительное чувство при встрч пройдетъ посл первыхъ минутъ. Она имла одно утшеніе — полную вру въ его благородство, она твердо была убждена, что онъ не выдавалъ ее и не выдастъ. Однако теперь, когда минута встрчи приближалась и она стала предъ зеркаломъ — будто бы посмотрться, а на самомъ дл, чтобы горничная не замтила ея волненія — она почувствовала, что мужество измняетъ ей, какъ велико ни было. Она уже стала придумывать, какъ бы подъ предлогомъ головной боли не показываться до вечера.

— Я ничего не вижу, такъ голова болитъ, немедленно приступила она къ исполненію своего плана.

Горничная приняла видъ грустной озабоченности и объявила, что ‘у барыни не совсмъ хорошій видъ’.

— Я думаю, это пройдетъ, сказала мадамъ Гслеръ и сошла съ лстницы.

Положеніе Финіаса Финна было не лучше, но ему представлялся несравненно кратчайшій періодъ мучительнаго ожиданія. Онъ пошелъ наверхъ переодться къ обду съ той мыслью, что мене чмъ въ полчаса онъ очутится въ одной комнат съ мадамъ Гслеръ. Для него не могло быть рчи о бгств, онъ не могъ уклониться отъ встрчи подъ предлогомъ головной боли. Но едва ли его смущеніе не было сильне, чмъ ея. Она знала, что можетъ заставить себя выражаться съ строгимъ приличіемъ, онъ же почти былъ увренъ, что потерпитъ жестокое фіаско, если попытается заговорить съ нею. Она не покраснетъ, онъ же наврно вспыхнетъ до корней волосъ, словно гребень индйскаго птуха. Тмъ не мене онъ также собрался съ духомъ и вошелъ въ гостиную не задолго до появленія мадамъ Гслеръ. Чильтернъ жаловался лорду Бальдоку на счетъ Трмпетонскаго лса и разражался яростью на всхъ Паллизеровъ, между тмъ какъ Аделаида стояла возл и смялась. Джерардъ Молъ, развалившись на диван, выражалъ изумленіе тому, что человкъ можетъ тратить столько энергіи на такой предметъ. Лэди Чильтернъ объясняла обстоятельства дла лэди Бальдокъ, не имвшей понятія объ охот, остальные гости слушали съ напряженнымъ вниманіемъ. Нкоторый мистеръ Спунеръ, который только и длалъ, что скакалъ верхомъ очертя голову и безсознательно исполнялъ должность помощника начальника охоты — подобныя личности встрчаются въ каждой охот — вторилъ словамъ лорда Чильтерна и мимикой выставлялъ на видъ особенно важные пункты.

— Здравствуйте, Финнъ, какъ поживаете? обратился къ нему хозяинъ, подавая ему лвую руку.— Очень радъ васъ видть и поздравляю съ мстомъ. Ядъ былъ положенъ въ копченыя селедки и мы нашли ихъ штукъ двнадцать — достаточно, чтобъ отравить полсворы.

— Поднято девять штукъ, вставилъ Спунеръ.

— Однако дти могли бы также поднять ихъ — и състь, сказала лэди Чильтернъ.

— Имъ какое дло до этого? продолжалъ начальникъ охоты.— А теперь по всему лсу натянуты проволоки и разставлены западни. Паллизеръ, кажется, въ числ вашихъ друзей, Финнъ?

— То-есть, я зналъ его — когда имлъ мсто въ министерств.

— Не знаю, каковъ онъ относительно службы, но въ провинціи это человкъ, какого хуже быть не можетъ.

— Сущій срамъ! вскричалъ Спунеръ, поднявъ кверху об руки.

— Это мой двоюродный братъ, доложу вамъ, шепнула Аделаида лэди Бальдокъ.

— Если бы онъ былъ мн братъ или бабушка, я говорилъ бы то же самое, продолжалъ раздраженный лордъ.— Надо созвать митингъ и обнародовать это дло — вотъ что.

Тутъ дверь отворилась опять и мадамъ Гслеръ вошла въ гостиную.

Когда хочешь быть естественъ, непремнно будетъ совершенно противоположное естественному. Искусный актеръ — или, что чаще встрчается, искусная актриса — придастъ себ наружный видъ, но именно потому, что видъ приданъ, онъ не можетъ быть естественъ. Лэди Чильтернъ вообще очень искусно улаживала маленькія затрудненія въ обществ. Будь она мене озабочена настоящимъ дломъ, она вроятно устроила бы его съ свойственной ей граціозною свободой. Но оно гнетомъ налегло ей на душу и она ршила, что ей необходимо сказать что-нибудь, когда эти два старые друга встртятся въ гостиной.

— Мадамъ Максъ, сказала она:— вдь вы помните мистера Финна?

Лордъ Чильтернъ на минуту остановилъ потокъ брани. Лордъ Бальдокъ прикинулся было равнодушнымъ, но безъ малйшаго успха. Спунеръ стоялъ съ одной стороны. Лэди Бальдокъ, съ другой, смотрла во вс глаза — какъ бы инстинктивно угадывая, что будетъ на что поглядть, а Джерардъ Молъ, вставъ съ дивана, присоединился къ кружку. Казалось, какъ будто слова лэди Чильтернъ образовали кружокъ, посреди котораго Финіасу и мадамъ Гслеръ суждено возобновить знакомство.

— Очень помню, отвтила мадамъ Максъ, протягивая ему руку и глядя ему прямо въ глаза съ плнительнйшею изъ своихъ улыбокъ.— Надюсь, и мистеръ Финнъ не забылъ меня.

Она исполнила свою роль въ совершенств — къ чему ей было думать о бгств?

Не такъ посчастливилось бдному Финну.

— Я никогда васъ не забуду, отвтилъ онъ, и неизбжная краска покрыла все его лицо, кровь такъ и прихлынула ему къ голов.

— Какъ я рада, что вы опять въ парламент! сказала мадамъ Максъ.

— Да, я опять попалъ посл нкоторой борьбы. Вы все еще въ Парковомъ переулк живете?

— Все тамъ же, и буду очень рада васъ видть.

Она сла — и лэди Чильтернъ сла возл нея.

— Я вижу, что беззаконія бднаго герцога все еще служатъ предметомъ разговора. Лордъ Чильтернъ врно цнитъ по достоинству выпавшее ему великое счастье — поводъ къ оскорбленію. Была бы жалость, если бы такая благодать пропала для него даромъ..

На первый случай мадамъ Максъ вывернулась изъ затрудненія съ торжествомъ, да и совсмъ поборола его до той минуты, когда очутится съ Финіасомъ глазъ-на-глазъ. Онъ удалился отъ кружка у камина и молча стоялъ поодаль, пока не доложили, что обдъ поданъ. Ему выпало на долю вести въ столовую старуху, которая не отличалась проницательностью.

— Знали вы эту даму прежде? спросила она.

— Какъ же! я познакомился съ нею года два, три назадъ въ Лондон.

— Находите вы ее хорошенькою?

— Безспорно.

— Вс мущины утверждаютъ это, но я право не вижу. Толковали ужъ Богъ всть сколько времени, что герцогъ Омніумъ намренъ сочетаться съ нею бракомъ на смертномъ одр, но едва ли въ этомъ есть основаніе.

— Почему же онъ откладываетъ это намреніе до такого крайне неудобнаго времени? спросилъ Финіасъ.

Глава XVI.
КОППЕГГОУЗСКІЙ ПЕРЕКРЕСТОКЪ И БРОУТОНСКІЕ ПЕРЕЛСКИ.

Взявъ все въ соображеніе, дло вышло не совсмъ плохо. Съ нкоторой твердостью и отвагою можно пережить тяжкія катастрофы и выйти изъ нихъ цлымъ и невредимымъ. Когда Финіасъ поднялся къ ночи въ свою комнату, онъ чувствовалъ, что существенно не пострадалъ, пробывъ цлый вечеръ въ обществ мадамъ Гслеръ, разв только въ первую минуту встрчи. Онъ не говорилъ ей ни слова, кром того, что было сказано въ общемъ разговор, однако они пробыли вмст и никакихъ тяжкихъ увчій не воспослдовало. Ихъ старая дружба возобновиться не могла, но теперь ему представлялась возможность встрчаться съ нею въ обществ, смотря по велнію судебъ, не испытывая вновь того чувства страха, которое подавляло его своимъ гнетомъ.

Онъ уже собирался раздться, когда постучали въ дверь и вошелъ хозяинъ.

— Какія у васъ намренія на счетъ куренія? спросилъ лордъ Чильтернъ.

— Ровно никакихъ нтъ.

— Въ курительной комнат топится каминъ, но я усталъ и хочу лечь. Бальдокъ не куритъ. Джерардъ Молъ куритъ въ собственной комнат, какъ полагаю. Спунера вы, должно быть, найдете гд-нибудь на задворкахъ, въ обществ старика Догтета, они замышляютъ отплату, выкуривая свою трубочку. Вы можете присоединиться къ нимъ, если желаете.

— Нтъ, не сегодня. Они мн не доврятся — я только помшаю ихъ соображеніямъ.

— Они ужъ конечно не доврятся ни вамъ, ни какому-либо человческому существу. Вдь вы не боитесь лошади, которая немного ртачится?

— Я не поду на охоту, Чильтернъ.

— Подете, и непремнно. Я все устроилъ. Не будьте безумцемъ и не разстраивайте насъ всхъ. Здсь на охоту здятъ и мущины, и женщины, и дти. Я вамъ дамъ одну изъ лучшихъ моихъ лошадей — только позаботьтесь о вашихъ шпорахъ.

— Право мн не хочется. Искренно говоря, я не имю средствъ держать собственную лошадь, и потому на лошадяхъ моихъ пріятелей предпочелъ бы не здить.

— Все вздоръ! Вайолетъ писала къ вамъ, что вы должны быть на охот. Ваша прежняя страсть, мадамъ Максъ, также будетъ, и доложу вамъ, она очень порядочно скачетъ вслдъ за собаками. Одна бда, у Дандоло маленькій норовъ.

— Этого-то Дандоло вы мн дать и хотите?

— Да, его. Онъ какъ-разъ подходитъ къ вашему всу и способенъ исполнить все, доступное лошади. Коксъ не хочетъ здить на немъ, потому что онъ ртачится, вотъ онъ и попалъ въ мою конюшню. Только дайте ему почувствовать, что на немъ здокъ съ колещатыми шпорами на ногахъ, и онъ понесетъ васъ куда пожелаете. Доброй ночи, старый дружище. Можете курить, если хотите, какъ сказано.

Финіасъ пріхалъ съ намреніемъ не участвовать въ охот, тмъ не мене онъ взялъ съ собою высокіе сапоги и штаны, подумавъ, что можетъ быть вынужденъ хать безъ этихъ удобныхъ принадлежностей. Но у него шевельнулось въ душ чувство, что онъ достигъ той поры въ жизни, когда ему уже неудобно жить бднякомъ среди людей, которые богаты. Это выпало ему на долю, когда онъ былъ молодъ, и тогда доставляло ему удовольствіе, теперь же онъ охотне жилъ бы одинъ, возвращаясь мыслями къ прошедшему. Онъ также могъ быть богатъ, могъ имть собственныхъ лошадей, только бы согласился пожертвовать собою для денегъ.

На другое утро отправились въ охотничьемъ шарабан къ Коппергоузскому перекрестку — сборный пунктъ подозрительно близкій къ роковому лсу герцога. Спунеръ объяснилъ Финіасу наканун вечеромъ, что никогда не охотятся въ Трмпетонскомъ лсу, когда сборный пунктъ у Коппергоузскаго перекрестка, а теперь Чильтернъ ни подъ какимъ видомъ не подетъ въ Трмпетонскій лсъ. Но кто можетъ сказать впередъ, куда забжитъ лисица? Именно въ это время года, то-есть въ начал февраля, самцы склонны бгать изъ большихъ лсовъ, когда же за ними гонятся, они стрлою мчатся къ своимъ норамъ. Очень возможно, что они очутятся въ Трмпетонскомъ лсу, и тогда быть гвалту. Спунеръ пожалъ плечами, покачалъ головой и, казалось, давалъ понять, что лордъ Чильтернъ наврно совершитъ нчто ужасное или надъ герцогомъ, или надъ его наслдникомъ, если опять окажется какое-либо нарушеніе законовъ охоты.

До Коппергоузскаго перекрестка было двнадцать миль, и Финіасъ сидлъ въ экипаж возл мадамъ Гслеръ. Это случилось не съ намреніемъ: когда шесть человкъ сидятъ въ такого рода шарабан, всегда можно разсчитывать, что данное лицо будетъ или возл, или напротивъ другого даннаго лица. Мадамъ Максъ сообразила это и приготовилась, одинъ Финіасъ былъ озабоченъ, когда увидалъ, въ какомъ она будетъ близкомъ отъ него сосдств.

— Войдите, Финіасъ, сказалъ лордъ Чильтернъ.

Джерардъ Молъ уже слъ возл мисъ Паллизеръ и Финіасу не оставалось ничего другого, какъ ссть возл мадамъ Максъ.

— Я не зналъ, что вы здите на охоту, обратился къ ней Финіасъ.

— И давно. Мы всегда встрчались въ Лондон, мистеръ Финнъ, тамъ люди ничего не знаютъ другъ о друг. Слышали вы о страшномъ дл герцога?

— Какъ не слышать!

— Бдный герцогъ! Мы съ нимъ много видались посл того… посл того времени, когда мы съ вами часто бывали вмст. Онъ ничего не подозрваетъ, и хуже всего, что ему сказать нельзя, при его положеніи.

— Лэди Гленкора могла бы все уладить.

— Конечно, я скажу ей, отвтила мадамъ Максъ.— Странно кажется, что въ этомъ краю владльцу не предоставлено исключительнаго права надъ его имуществомъ. Я полагаю, что герцогъ имлъ бы право совсмъ не пускать въ свой лсъ, если бы вздумалъ.

— А собакъ-то зачмъ отравлять?

— Никто, вроятно, не подозрваетъ въ этомъ герцога — или даже слугъ его. Пожалуй, однако насъ услышитъ лордъ Чильтернъ, если мы не остережемся.

— Я слышалъ все до единаго слова! воскликнулъ лордъ Чильтернъ.

— Открыли виновнаго?

— Нтъ — не думаю по-крайней-мр.

— Такъ что-же, лордъ Чильтернъ? Говорите откровенно. Я люблю, чтобы мн прямо высказывали, когда я неправа.

— Ну, такъ вы неправы теперь, отвтилъ лордъ Чильтеръ:— если принимаете сторону герцога или его людей. Онъ обязанъ сохранять лисицъ для Брекской охоты. Это чуть не входитъ въ составъ документа на его право владнія. Онъ же, напротивъ того, истреблялъ ихъ.

— Это все-равно, что подавать голосъ противъ епископальной церкви, замтила мадамъ Гслеръ.

У Коппергоузскаго перекрестка оказалось большое собраніе, и мадамъ Гслеръ и Финіасъ Финнъ увидали тамъ много старыхъ знакомыхъ. Такъ какъ Финіасъ пять лтъ засдалъ въ парламент, занималъ коронное мсто, и никогда не заслуживалъ укора ни отъ друзей, ни отъ противниковъ, онъ пользовался большою славою. Онъ встртилъ здсь человкъ шесть членовъ парламента — людей, точно рожденныхъ быть законодателями, хотя коммонеры — которые говорили съ нимъ въ такомъ тон, точно быть депутатомъ отъ Танкервилля и охотиться съ Брекскою охотой для него въ порядк вещей. Они знали его, но имъ неизвстно было его паденіе. Если же они и помнили, что въ послдніе два, три года онъ не показывался въ парламент, для нихъ было не новостью, что подобные случаи встрчаются съ нкоторыми людьми. Отъ времени до времени какому-нибудь постоянному гражданину Вестминстера приходится вынести политическое пораженіе и помыкаться по свту годъ либо два безъ мста. Что Финіасъ восторжествовалъ надъ Брауборо въ Танкервилл, это было извстно, такъ какъ совершилось недавно, новаго депутата и поздравляли съ успхомъ, относясь съ жалостью къ бдному Брауборо — массивная фигура котораго имъ была такъ знакома много лтъ — но вовсе не сознавая, чтобы это событіе могло быть для Финна вопросомъ жизни или смерти. Находился тутъ и Роби, главное орудіе и любимый секретарь Добени. Если кто-либо могъ огорчаться удаленіемъ Брауборо изъ парламента — разумется, кром самаго пострадавшаго — такъ это Роби, тмъ не мене онъ оказалъ Финну большую любезность и даже удостоилъ пошутить на этотъ счетъ.

— Такъ вы побили бднягу Брауборо въ его собственномъ городк? сказалъ Роби.

— Я побилъ его, но только, надюсь, не отстранилъ отъ его собственности.

— Онъ занималъ это мсто послднія пятнадцать лтъ, бдный старикъ! Страшно разстроилъ его этотъ церковный вопросъ. Я никогда бы не подумалъ, что онъ можетъ принять что-либо такъ близко къ сердцу. Есть люди хуже Брауборо, доложу вамъ. Что я слышу за толки, будто герцогъ отравляетъ лисицъ?

Тутъ толпа двинулась и Финіасъ не имлъ надобности дать отвтъ.

Коппергоузскій перекрестокъ былъ любимымъ сборнымъ мстомъ Брекской охоты. Его легко было достигнуть съ лондонскимъ поздомъ, оно находилось въ центр чисто охотничьяго края и близко къ двумъ или тремъ большимъ лсамъ, мстоположеніе само по себ было очень красиво. Дв дороги скрещивались посреди Коппергоузскаго общаго выгона, расположеннаго, какъ извстно всему міру, на самомъ рубеж Коппергоузскаго лса. Крутой, извилистый склонъ ведетъ изъ лса къ перекрестку, и на сколько обнимаетъ глазъ, нигд не видно изгороди. У подножія склона протекаетъ подъ деревяннымъ мостикомъ такъ называемый теперешними охотниками Коппергоузскій ручей, однако люди, давно знакомые съ этой мстностью или, врне, съ графствомъ, скажутъ вамъ, что этотъ ручей по настоящему называется рчкой Кобберъ и что обширныя строенія фермы на пригорк были нкогда извстны какъ Кобберскій замокъ. Въ наше время тщетно сталъ бы кто пытаться возстановить прежнее названіе, Коппергоузскій перекрестокъ уже стоитъ во всхъ печатныхъ спискахъ охотничьихъ сборныхъ пунктовъ по меньшей мр послднихъ тридцати лтъ и на военныхъ картахъ положительно откинули два б. Вдоль одной изъ поперечныхъ дорогъ тянулся обширный лугъ ярдовъ сотъ въ семь или восемь длины, гд поставлены мишени извстныхъ защитниковъ отечества, коппергоузскихъ вольныхъ стрлковъ. У самаго моста медленно текущій ручеекъ превращается въ маленькое озерко, вроятно, его когда-то искуственно расширили. Посреди озерка — островокъ, приманка для утокъ. Въ настоящемъ случа ряды экипажей тянулись по всмъ дорогамъ, лошади стояли кучками по об стороны ручейка, собаки важно сидли на заднихъ лапахъ тамъ, гд стрлки обыкновенно становятся на колно, чтобы прицлиться, раздавался веселый говоръ, мелькали яркія красныя куртки и блестящіе охотничьи туалеты дамъ, словомъ, картина носила отпечатокъ оживленія и веселости, свойственный англійскимъ охотамъ. Двсти человкъ мущинъ и женщинъ съхалось тутъ въ надежд гнаться за лисицей — надежд неосуществимой боле чмъ изъ трехъ разъ одинъ — надежд, которая увнчается успхомъ разв для одного изъ двадцати всхъ собравшихся тутъ людей, а между тмъ каждый всадникъ и каждая всадница, находящіеся тутъ на лицо, потратили по-крайней-мр по пяти фунтовъ на удовольствіе этого дня. Когда платятъ гинею за кресло въ опер, воображаютъ, что пожертвовали большою суммой, однако не можетъ быть сомннія, чтобы музыка улетучилась. Отправляясь къ Коппергоузскому перекрестку, охотникъ вовсе не увренъ въ ожидаемомъ представленіи.

Отчего бы это было, что когда мущины и женщины въ большомъ сбор, хотя мущины и преобладаютъ числомъ въ размр десяти на одну женщину, и хотя они безспорно говорятъ громче, въ слитныхъ звукахъ, которые поражаютъ слухъ посторонняго слушателя, всегда звучатъ одни женскіе голоса? У Коппергоузскаго Креста говорили почти вс, но общее впечатлніе на чувства было смшеніе женскаго смха, женскаго увлеченія. У Коппергоузскаго перекрестка въ этомъ случа подобное заключеніе могло быть выведено главнымъ образомъ изъ упорной ршительности, съ какою лэди Гертруда Фицаскерли заговаривала съ лордомъ Чильтерномъ, съ егеремъ Коксомъ, съ двумя псарями и наконецъ съ Спунеромъ. Лордъ Чильтернъ отвчалъ коротко, не жалуя лэди Гертруду. Коксъ раза два чествовалъ ее ‘милэди’ и занялся какою-то провинившеюся собакой. Одинъ Спуперъ былъ отчасти польщенъ, отчасти неспособенъ отдлаться отъ лэди Гертруды, и подвергся длинному ряду разспросовъ о герцог и отрав. Лэди Гертруда, которой отецъ по видимому владлъ половиною лсовъ всей Ирландіи, никогда еще не слыхивала о такомъ гнусномъ поступк. Она предлагала, подать просьбу съ кругообразной подписью {Просьба, гд подписи нсколькихъ лицъ образуютъ кругъ, чтобы оставалось неизвстнымъ, кто подписался первый. Пр. Пер.} и нисколько не постыдиться, разглагольствовала она, выставить на ней свое собственное имя.

— О! что до этого касается, сказалъ Спунеръ:— Чильтернъ самъ суметъ отдлать безъ всякой просьбы.

— Нельзя достаточно отдлать, замтила лэди Гертруда съ глубокомысленнымъ видомъ.

Наконецъ двинулись въ путь и Финіасъ очутился возл мадамъ Гслеръ. Такъ какъ они пріхали вмст, то иначе быть не могло. Молъ, разумется, не отставалъ отъ мисъ Паллизеръ, а Чильтернъ и Спунеръ исполняли свои разнородныя обязанности. Финіасъ могъ бы избгнуть этого свиданія глазъ-на-глазъ, но онъ имлъ бы видъ, будто бгаетъ отъ нея. Она мирилась съ его присутствіемъ, какъ съ естественнымъ ходомъ вещей, и ничмъ, ни словами, ни обращеніемъ, не изобличала воспоминанія о прошломъ. Обыкновенно хали не лсомъ, но въ настоящемъ случа это былъ лсъ, хотя скоре по названію, чмъ за самомъ дл. Охотники направились рысцою къ пустоши въ полутора мили, поросшей верескомъ. На ней не оказалось ничего — еще другая пустошь, и опять ничего — тамъ миновали два, три перелска, какіе бываютъ въ каждой мстности и гд охотники пускаютъ собакъ съ полнымъ убжденіемъ, что никакой лисицы тамъ нтъ. Въ часъ еще не нашли слда звря и настоящіе охотники попріуныли, закусывая тартинками и закуривая потомъ сигары. Дамы болтали пуще прежняго, голосъ лэди Гертруды преобладалъ надъ всми, а лордъ Чильтернъ халъ вплоть за собаками, упорно храня молчаніе. Когда охота шла неудачно, никто не ршался заговаривать съ нимъ.

Только на сборномъ пункт Финіасъ увидалъ свою лошадь, красивое, сильное животное гндой масти, съ широкой грудью, короткимъ туловищемъ на короткихъ ногахъ, съ громадными окороками и злымъ выраженіемъ въ глазу.

— Сильный конь, должно быть, замтилъ Финіасъ груму.

— О, сэръ! возразилъ грумъ:— не то что сильный, а цлый домъ снесетъ.

— Едва ли у него бгъ быстрый, усомнился Финіасъ.

— Ни отъ какой своры не отстанетъ, сэръ, сказалъ грумъ съ увренностью, которая убждаетъ.

— И прыгать можетъ?

— Какъ еще можетъ! продолжалъ грумъ.— Онъ не уступаетъ ни одной лошади въ конюшн его сіятельства.

— Только не хочетъ? подсказалъ Финіасъ.

— Иногда зартачится, сэръ, тутъ всего лучше не давать ему потачки, пока онъ не покорится. Онъ перемахнетъ наконецъ какъ стрла, и тогда ужъ шелковый на весь день.

Люди, знакомые съ охотою, поймутъ, что эти свднія были неутшительны. Когда дешь на собственной лошади, то знаешь ея замашки, тутъ можно судить, насколько ея норовъ опасенъ и есть ли средство преодолть его. Если она тихо бжитъ по грязи въ мокрую погоду, держишься преимущественно дорогъ и заране миришься съ тмъ, что на этотъ разъ не отличаться стать. Если лошадь пасуетъ предъ барьеромъ, проскользнешь сквозь изгородь. Если она туга на поводьяхъ, дешь по мр возможности поодаль отъ толпы. Измряешь степень своего несчастья и придумываешь лучшій способъ отвратить зло. Но когда вамъ говорятъ, что лошадь вашего пріятеля совершенство — только у нея такой и сякой норовъ — на душу вашу наляжетъ камень, котораго вы свалить не въ состояніи. Нельзя опредлить своего бдствія какими-либо процентами. Можетъ быть, оно дойдетъ до полной гибели въ этотъ и въ подобномъ случа всегда ожидаешь худшаго. Какъ скоро грумъ кончилъ свое описаніе, Финіасъ Финнъ уже предпочелъ бы своему настоящему положенію цлый день собиранія голосовъ въ Танкервилл подъ командою Рдльза.

Когда собаки скрылись въ Броутонскихъ перелскахъ, Финіасъ и мадамъ Гслеръ опять хали рядомъ. Онъ не все утро находился возл нея. Съ нею бесдовало много мущинъ и дв, три дамы. Однако Финіасъ не отъзжалъ далеко и теперь снова очутился рядомъ съ нею. Броутонскіе перелски были на самомъ дл рядъ узкихъ и мелкихъ лсковъ, почти примыкавшихъ одинъ къ другому безъ перерыва. Въ этомъ мст всегда бывало по одному или по два дтенышей и нигд во всемъ Брекскомъ краю не заботились съ такимъ тщаніемъ объ охраненіи лисицъ и покровительств самкамъ въ интересномъ положеніи. Къ сожалнію, удобства тутъ представлялось мало. Настоящаго лса почти не было. Разумется, лисицы какъ-разъ и перебгутъ въ обширные лса герцога — гд, по убжденію брекскихъ охотниковъ, ихъ почти неминуемо ожидалъ безвременный конецъ.

— Если мы и тутъ ничего не найдемъ, то я не знаю, что намъ длать остается, тоскливо обратился Спунеръ къ мадамъ Гслеръ чуть не со слезами.

— Разв вамъ некуда хать теперь?

— При обыкновенномъ ход вещей мы направились бы чрезъ Мггерійскій Дрокъ къ Трмпетонскому лсу, но Мггерійскій Дрокъ принадлежитъ къ владніямъ герцога и Чильтернъ поставленъ въ положеніе безвыходное. Онъ не ступитъ на землю герцога иначе какъ поневол. Мггерійскій Дрокъ находится по сю сторону большого лса, въ разстояніи всего одной мили.

— И лисицы, разумется, перебгаютъ въ большой лсъ? спросила мадамъ Максъ.

— Не всегда. Он часто бываютъ здсь — и такъ какъ держаться на одномъ мст не могутъ, то вся мстность въ нашихъ рукахъ. Намъ выпадаетъ подчасъ такая же отличная охота въ Мггери, какъ и въ большомъ лсу. Но Чильтернъ не хочетъ хать туда сегодня, разв собаки укажутъ на слдъ. Ей-Богу, вотъ и лиса! Дидона тявкнула. Вотъ находка-то!

И Спунеръ умчался во весь опоръ, точно Дидона ничего не могла сдлать относительно лисы, если онъ не подоспетъ къ ней на помощь.

Спунеръ былъ правъ, какъ обыкновенно въ подобныхъ случаяхъ. Онъ зналъ собакъ даже по голосу, зналъ, которой можно врить, которой нтъ. Почти вс собаки порою обманываютъ, Дидона никогда. И кром Спунера многіе врили Дидон. Свора кинулась массой на ея голосъ, хотя большая часть собакъ осталась бы совершенно равнодушна къ тявканью мене чтимой и надежной товарки. Мгновенно весь лсокъ пришелъ въ движеніе — мущины и женщины сновали взадъ и впередъ, по видимому, безъ всякаго толку, но соображаясь съ дйствіями тхъ, кого считали толковымъ. Удачно направиться такой важный вопросъ! А между тмъ какъ это трудно бываетъ порой! Столько разныхъ вопросовъ долженъ всадникъ принять въ соображеніе въ подобную минуту! Въ какую сторону дуетъ втеръ? И потомъ, хотя лиса не долго пробжитъ по втру, она выбжитъ изъ лса такъ же часто по втру, какъ и противъ втра. Спрашивается еще, по которой изъ дорогъ вы благополучно выберетесь на открытую мстность, не сломавъ себ шеи до гонки за звремъ? Если раздавшееся дикое улюлю дастъ вамъ знать, что лиса бросиласъ по направленію прямо противоположному тому, гд мчатся собаки, кто поручится вамъ, что это не другая лисица подняла гвалтъ? И вс эти сомннія вы обязаны ршать мгновенно, не теряя ни минуты, а если вы промахнетесь въ вашемъ ршеніи, то пять фунтовъ, пожертвованные вами на удовольствіе этого дня, брошены задаромъ. Финіасъ и мадамъ Гслеръ были въ самомъ центр лса, когда Спунеръ умчался отъ нихъ на голосъ Дидоны по одной изъ дорогъ, ихъ окружала тогда толпа. Немедленно вслдъ за тмъ лисица перебжала другую дорогу, и кучка всадниковъ двинулась по тому направленію, зная, что лсъ не великъ и зврь долженъ волею-неволею выйти на открытое мсто. Везд раздались крики, повторенные неоднократно: ‘Гонка! гонка!’ и лордъ Чильтернъ, промчавшись словно молнія мимо нашихъ двухъ друзей, понесся по третьей дорог вправо, Финіасъ немедленно послдовалъ за нимъ, а мадамъ Гслеръ за Финіасомъ. Многіе все еще сновали взадъ и впередъ. Имъ попался на встрчу фермеръ, возвращавшійся въ лсъ, изъ котораго они скакали. Онъ крикнулъ имъ, что въ конц дороги нтъ прозда. Они встртили еще красную куртку и имъ крикнули что-то о ‘чертовскомъ рв тамъ внизу’. Чильтернъ однако все мчался безъ оглядки, и нашъ герой не имлъ духу остановить лошадь, чтобы свернуть въ другую сторону, чмъ ту, куда гнались собаки. Въ эту минуту онъ едва ли помнилъ присутствіе мадамъ Гслеръ, но живо припоминалъ каждое слово, сказанное ему о Дандоло. Онъ не сомнвался ни минуты, что Чильтернъ держался настоящаго направленія, ему стоило только выбраться изъ лса и онъ наврно очутится за сворой, но что прикажете длать, если это животное не захочетъ вынести его изъ лса? Что у Дандоло быстрый бгъ, въ этомъ онъ удостоврился скоро, такъ какъ опередилъ свою спутницу, приближаясь ко рву. Тутъ онъ увидалъ, что ему предстоитъ. Новый широкій ровъ былъ вырытъ съ явной цлью преграждать доступъ въ этомъ пункт, высокая насыпь образовалась изъ глины по ту сторону рва, а за насыпью, но всему вроятію, былъ другой ровъ. Чильтернъ очевидно принялъ ршеніе на, этотъ счетъ. Его лошадь отважно перемахнула чрезъ ровъ, утвердилась на ногахъ, стоя на насыпи, и новымъ прыжкомъ очутилась на лугу за рвомъ. Отсталыя собаки мчались мимо лса стороной и начальникъ охоты находился въ самомъ выгодномъ положеніи для предстоящаго дла. Какъ превосходно было бы положеніе Финна, только сдлай Дандоло то же, что лошадь Чильтерна!

Финіасъ почти, уже сталъ надяться, что такъ и будетъ. Лошадь скакала отлично и безъ всякаго особеннаго побужденія. Она вытянула голову впередъ и не затягивала поводьевъ чрезъ мру, вообще она, казалось, такъ же рвалась впередъ, какъ всадникъ. Только она поводила ушами какъ-то особенно, что не нравилось здоку. Да и нельзя ему было не помнить зловщаго предостереженія грума: ‘Иногда зартачится, сэръ.’ И какъ Финіасу поступить съ нею въ виду преграды? Онъ не охотно билъ лошадь, которая добровольно шла хорошо, и не любилъ прибгать къ шпорамъ, какъ вообще хорошіе здоки. Итакъ, онъ голосомъ ободрялъ лошадь, направляя ее за ровъ. Дандоло доскакалъ до рва — признаться, чрезчуръ быстро, если бы имть въ виду перескочить его, какъ сдлала лошадь подъ Чильтерномъ — и вдругъ сталъ какъ вкопанный на самомъ краю канавы, да такъ внезапно, что, должно быть, сотрясеніе отозвалось въ каждой его мышц. Упершись передними ногами на край канавы, онъ стоялъ неподвижно, опустивъ голову и дрожа всмъ тломъ. По инерціи Финіасъ Финнъ, разумется, полетлъ черезъ голову въ ровъ. Мадамъ Максъ мгновенно соскочила съ лошади.

— О! мистеръ Финнъ, вы ушиблись?

По счастью, онъ былъ невредимъ, только потрясенъ и грязенъ, однако, онъ не на столько былъ потрясенъ и покрытъ грязью, чтобы не могъ мгновенно вскочить на ноги и умолять свою спутницу не обращать на него вниманія, а хать дальше.

— хать-то дальше, по видимому, не такъ легко, возразила мадамъ Гслеръ, глядя на ровъ и держа лошадь за поводъ.

Возвращаться назадъ при подобныхъ обстоятельствахъ однако равносильно жестокому бдствію. Это то же, что полная неудача, сознаніе, что надо поворачивать домой по неспособности участвовать въ псовой охот. Когда мущина бываетъ къ этому вынужденъ, онъ почти готовъ подъ вліяніемъ минуты поклясться, что никогда въ жизни боле не подетъ на охоту. И если какое либо чувство преобладаетъ въ здокахъ вообще, такъ это, чтобы его воля одерживала верхъ, а не норовъ лошади, на которой онъ детъ. ‘Тутъ всего лучше не давать ему потачки, пока онъ не покорится’, говорилъ грумъ, Финіасъ и принялъ ршеніе руководиться этимъ.

Первымъ долгомъ онъ позаботился о мадамъ Гслеръ. Она вскочила въ сдло при весьма незначительной помощи и тотчасъ заявила, что ея лошадь наврно перескочитъ барьеръ. Финіасъ мигомъ очутился опять на лошади и, повернувъ Дандоло ко рву, воткнулъ ему шпоры въ бока. Лошадь не думала скакать. Она стояла упершись передними ногами въ край рва. Финіасъ сильно ударилъ ее хлыстомъ по лопаткамъ справа и слва. Она съхала на всхъ четырехъ ногахъ въ канаву и сейчасъ попятилась назадъ, пока не приняла своего прежняго положенія.

— Проклятая скотина! вскричалъ Финіасъ, скрежеща зубами.

— Упряма немного, мистеръ Финнъ, можетъ быть, она скакнетъ вслдъ за мною.

Но Финіасъ уже опять повторилъ попытку, понуждая Дандоло шпорами, хлыстомъ и голосомъ. Онъ пришелъ теперь въ то состояніе, когда человкъ вовсе не думаетъ о паденіи — или какъ онъ можетъ упасть — только бы вынудить животное на попытку. Дандоло ршительно пытаться не хотлъ. Пригнувъ уши и вытянувъ шею, онъ или упирался передними ногами на край рва, или съзжалъ на всхъ четырехъ въ ровъ.

— Позвольте мн сдлать пробу, мистеръ Финнъ, сказала мадамъ Гслеръ съ обычнымъ ей спокойствіемъ.

Она хала на маленькой лошадк, отлично вызженной и всмъ, кто видалъ мадамъ Гслеръ на охот, извстной какъ отличная охотничья лошадь. Нтъ сомннія, что она послушно перепрыгнула бы чрезъ ровъ, если бы наздница слдовала за лордомъ Чильтерномъ. Теперь дло иное, Дандоло останавливался предъ рвомъ разъ двнадцать, дурной примръ заразителенъ. Не выказывая злого норова, лошадь мадамъ Гслеръ однако положительно не хотла прыгать. Наздница поднимала ее разъ за разомъ, лошадь и не думала исполнять свое дло. Въ бшенств, вн себя, едва переводя духъ, въ отчаяніи, дергая поводья, работая хлыстомъ, бснуясь на сдл и колотя ногами о бока лошади, Финіасъ то и дло гналъ ее на преграду. Все напрасно! Дандоло только съдетъ въ ровъ и порой ляжетъ на бокъ, вообще животное такъ было теперь измучено, что будь оно по ту сторону рва, оно не имло бы силы помчать сдока вслдъ за охотой. Между тмъ и собаки, и передовые всадники были уже далеко — и въ этотъ день ни Финіасу Финну, ни мадамъ Гслеръ уже не суждено было увидать ихъ. Во время отчаянныхъ усилій побороть препятствіе, еще виднлись кое-гд отставшіе всадники, которые неслись за опушкой лса по слдамъ опередившихъ ихъ охотниковъ. Но задолго до того, какъ Финіасъ призналъ всю тщетность своихъ бшеныхъ усилій, всякій признакъ утренняго оживленія исчезъ изъ Броутонскихъ перелсковъ, только и оставались въ немъ что два злополучныхъ здока. Надо было наконецъ сознаться въ неудач.

— Мы потерпли пораженіе, мадамъ Гслеръ, сказалъ Финіасъ почти со слезами.

— Окончательно поражены, мистеръ Финнъ.

— Я готовъ клясться, что никогда боле не поду на охоту.

— Клянитесь въ чемъ хотите, если это облегчитъ васъ, только не думайте держать вашу клятву. Я видала васъ и прежде въ уныніи отъ обстоятельствъ не мене бдственныхъ, чмъ теперь. Вы и тогда были уврены, что для васъ нтъ боле надежды — однако вотъ вы ободрились опять.

Это былъ первый намекъ съ ея стороны на ихъ прежнее знакомство.

— Теперь намъ надо постараться выхать изъ лса.

— Я не имю ни малйшаго понятія о направленіи чего бы ни было.

— И я не больше вашего, одно только врно — этимъ путемъ мы выхать не можемъ, надо поискать другой. Подемте. Кто-нибудь укажетъ намъ дорогу. Что меня касается, то я рада, что вышло не хуже. Одно время я думала, что вы сломите себ шею.

Они хали нсколько минутъ молча.

— Не странно ли, мистеръ Финнъ, заговорила она опять:— посл всего, что было и прошло, мы съ вами разъзжаемъ вмст по Броутонскимъ перелскамъ?

Глава XVII.
РАЗСКАЗЪ МАДАМЪ ГСЛЕРЪ.

‘Посл всего, что было и прошло, не странно ли, что мы разъзжаемъ вмст по Броутонскимъ перелскамъ?’ Съ этимъ вопросомъ мадамъ Гслеръ обратилась къ Финну, когда они согласились оба, что невозможно перескочить ровъ на рубеж лса, конечно, ему слдовало отвтить что-нибудь на ея слова.

— Когда я видлъ васъ въ Лондон въ послдній разъ, сказалъ Финіасъ суровымъ голосомъ и съ нкоторой рзкостью:— я никакъ не полагалъ, что мы сойдемся опять такъ скоро.

— Нтъ, разумется, я разсталась съ вами, какъ будто имя поводъ къ ссор, но ссоры не было. Я писала къ вамъ, пытаясь разъяснить это.

— Я былъ вамъ очень признателенъ, хотя отвтить могъ только коротко.

— И вотъ вы опять съ нами, такъ странно право это кажется. Лэди Чильтернъ не упомянула ни слова о томъ, что я встрчу васъ.

— И меня не предупреждала — Такъ лучше, иначе я не пріхала бы, вамъ пожалуй пришлось бы одному вынести неудачу на краю рва.

— Это было бы очень тяжело.

— Я буду откровенна съ вами, мистеръ Финнъ. Видть васъ я сердечно рада, но не пріхала бы, знай я напередъ, что вы здсь. И когда я увидала васъ, не было никакого вроятія, чтобъ насъ такъ соединила судьба, какъ въ настоящую минуту — не правда ли? А! вотъ человкъ, который укажетъ намъ дорогу къ Коппергоузскому перекрестку. Впрочемъ, я думаю, намъ лучше прямо освдомиться о дорог къ Гэррингтонскому замку.

Крестьянинъ не имлъ никакого понятія о Гэррингтонскомъ замк и весьма смутное о Коппергоуз, однако онъ указалъ имъ, гд дорога, и вскор они убдились, что находятся въ шестнадцати миляхъ отъ дома лорда Чильтерна. Охота удалилась по направленію къ Трмпетонскому лсу. Они оба были того мннія, что гнаться за нею теперь совершенно безполезно. Шарабанъ былъ оставленъ въ гостиниц около двухъ миль отъ Коппергоузскаго перекрестка. Они нашли лучшимъ бросить попеченіе о немъ и хать прямо въ Гаррингтонъ. Было уже около трехъ часовъ, имъ не угрожалъ позоръ, падающій на охотниковъ, которыхъ видятъ рано поутру на обратномъ пути. Заплутаться до полудня и хать домой просто унизительно, но посл двухъ часовъ можно предположить, что все происходило въ порядк вещей и охотникъ возвращается посл удачной охоты.

Мадамъ Гслеръ заговорила о себ и вкратц описала свою жизнь въ послдніе два съ половиною года. Она высказывалась откровенно и естественно, точно нельзя было иначе, какъ давать о себ отчетъ такому старому другу. Она вела рчь тихимъ, ровнымъ голосомъ, и Финіасу вскор показалось естественнымъ, что она поступаетъ такимъ образомъ.

— Незадолго до вашего отъзда, говорила она: — герцогъ сталъ посщать мой домъ.

Рчь шла о герцог Омніум и Финіасъ вспомнилъ о толкахъ, дошедшихъ до него на счетъ герцога и мадамъ Максъ. Ему намекали, что герцогъ хотлъ жениться на ней, но Финнъ не придавалъ никакой вры подобному слуху. Если читатель тщательно изучилъ исторію настоящаго времени, то долженъ знать, что герцогъ сдлалъ мадамъ Гслеръ предложеніе, стараясь придать ему убдительность всего своего краснорчія, однако мадамъ Гслеръ, по зрломъ обсужденіи, сочла благоразумне отказаться отъ титула герцогини. Обо всемъ этомъ она, разумется, не упомянула ни единаго слова Финіасу Финну, въ чемъ долженъ быть заране убжденъ читатель, который понялъ ея характеръ. Съ той поры, какъ дло было ршено, она никому не говорила о немъ, кром лэди Гленкоры Паллизеръ, которая насильно выпытала у нея вс обстоятельства дла въ самый разгаръ дйствія.

— Я видлъ однажды герцога въ Мачинг, сказалъ Финіасъ.

— Помню очень хорошо. Я также была тамъ, и тогда именно встртилась съ герцогомъ первый разъ. Право, я сама не знаю, какимъ образомъ мы сошлись коротко, но мы сблизились и я завязала нчто въ род дружбы съ лэди Гленкорою, такъ или иначе, но мы часто бывали вмст съ той поры.

— Вроятно, вы полюбили лэди Гленкору?

— Очень полюбила… и герцога также. Говоря но правд, мистеръ Финнъ, сколько не хвастай, что независимъ — а я очень часто сама длаю это — все-таки боле бываешь склоненъ принести жертву герцогу, чмъ какому-нибудь Джонсу.

— Герцогъ можетъ предложить боле Джонса… я говорю не въ смысл денегъ исключительно, но всего, чмъ наиболе наслаждаются въ обществ.

— Да, полагаю, что можетъ. Во всякомъ случа я рада, что вы судите меня снисходительно. Мн нравится этотъ человкъ. Его обращеніе изящно и благородно. Онъ теперь очень старъ и быстро приближается къ концу, но и развалина эта величественна.

— Я не думаю, чтобы онъ много сдлалъ на своемъ вку, замтилъ Финіасъ.

— Я не думаю, чтобы онъ когда-либо длалъ что-нибудь, согласно вашему взгляду на дятельность. Должны быть и такіе люди, которые ничего не длаютъ.

— Однако, человкъ съ его богатствомъ и его званіемъ иметъ столько средствъ приносить пользу. Вотъ напримръ его племянникъ.

— Безъ сомннія, мистеръ Паллизеръ великій человкъ. Онъ никогда не иметъ свободной минуты сказать слово жен или кому-либо, онъ столько заботится о благ страны, что едва ли иметъ точное понятіе о собственныхъ длахъ. Само собою, онъ человкъ совсмъ другого закала — высшаго разряда, если хотите. Но, по моему мннію, такіе люди, какъ настоящій герцогъ, необходимы для существованія высшей аристократіи. Онъ сумлъ заставить свтъ уважать себя единственно потому, что онъ богатъ и герцогъ. Когда его племянникъ наслдуетъ титулъ, ему никогда не пользоваться и десятою долею того благоговнія, которое оказываютъ праздному старику.

— За то онъ исполнитъ въ десять разъ боле, чмъ будетъ слава о немъ, возразилъ Финіасъ.

— Я не хочу сравнивать ихъ, не хочу и вступать въ преніе, мн нравится герцогъ. Скажу боле — я люблю его. Въ послдніе два года я совершенно измнила образъ жизни, благодаря этой короткости. Вы знаете, какъ я жила прежде. Я всего только на недлю здила въ Вну съ-тхъ-поръ, какъ мы видлись въ послдній разъ, а въ Мачинг проводила мсяцъ за мсяцемъ.

— Что же вы тамъ длаете?

— Читаю ему, говорю съ нимъ, забочусь о его пищ — словомъ, длаю все отъ меня зависящее, чтобы его жизнь была сносна. Въ прошедшемъ году, когда сочли нужнымъ принять высоко поставленныя лица въ величественномъ родовомъ замк — въ Барсетшир, какъ вамъ извстно…

— Я слышалъ объ этомъ помсть.

— Составили настоящій договоръ или условіе. Пункты его были исчислены и скрплены подписями. Одинъ изъ нихъ состоялъ въ томъ, чтобы и лэди Гленкора и я, находились тамъ. Мы ломали голову, какъ бы намъ избгнуть этого, разумется, принцъ не могъ имть желанія насъ видть, особенно меня. Между тмъ рчь шла о такомъ торжественномъ собраніи, что слдовало взвсить все. Герцогъ упорно стоялъ на своемъ. У лэди Гленкоры въ это время будетъ другое дло на рукахъ и мн непремнно надо быть тамъ, иначе Ратерумскій замокъ останется запертъ. Я спросила, не могу ли остаться на заднемъ план и ухаживать за герцогомъ въ роли сидлки высшаго разряда — но лэди Гленкора возстала противъ этого.

— Зачмъ вамъ было подвергаться такому униженію?

— Просто потому, что люблю старика. Однако, какъ видите, я ничему не подвергалась. Цлыхъ два дня я красовалась въ моихъ брилліантахъ на королевскихъ глазахъ — по-крайней-мр на такихъ, которые рано или поздно будутъ принадлежать внценосцу. Скука была смертная, а мн слдовало бы находиться въ Вн. Вы спросите меня, отчего я все это длала. Знаете ли, иногда не въ силахъ бываешь устоять противъ хода вещей, хотя насилія собственно никакого не оказывается. Много лтъ я привыкла поступать по своему, но когда рчь зашла о пріем королевскаго лица, я была вынуждена слпо повиноваться. Мн предписали хать въ Гатерумскій замокъ и пренебречь собственными длами, я и похала.

— Вы продолжаете повиноваться?

— Конечно. Теперь герцогъ въ Мачинг, сомнваюсь, чтобы онъ когда-либо выхалъ оттуда. Изъ Гэррингтона я прямо отправлюсь къ нему и смню лэди Гленкору.

— Признаться, я въ толкъ не возьму, чмъ вы за все это вознаграждены?

— Вознаграждена! Чмъ могу я быть вознаграждена? Вы разв не врите въ дружбу?

— Какъ не врить… но эта дружба такая неподходящая. Мн кажется невозможнымъ, чтобы она имла источникомъ личное расположеніе съ вашей стороны.

— А я, напротивъ, думаю, что именно такъ и есть, медленно сказала мадамъ Гслеръ.— Видите ли, мистеръ Финнъ, какъ молодой человкъ, вы понять не можете, что ухаживать за старикомъ вполн естественно для молодой женщины — если я могу еще называть себя молодою.

— Все же хоть какая-нибудь связь должна быть между нею и старикомъ.

— Она и есть.

— Вы не должны сердиться на меня, сказалъ Финіасъ.

— Я ни крошечки не сержусь.

— Никогда бы я не осмлился высказывать свое мнніе, не вызови вы меня сами на это.

— Я прошу васъ говорить откровенно и очень рада слышать ваше мнніе. Да хотя бы вы и не высказывали его, я точно такъ же знала бы ваши мысли. Я сама удивлялась не разъ, какъ меня поглотила эта новая жизнь почти помимо моей воли. А когда умретъ старикъ, какъ мн будетъ вернуться къ прежней жизни? Разумется, у меня и теперь еще домъ въ Парковомъ переулк, но даже моя горничная такъ говоритъ, какъ будто Мачитъ мой домъ.

— Что вы сдлаете, когда его не станетъ?

— Сама не знаю. Мы раскланяемся съ лэди Гленкорою, и длу конецъ. Она сдлается герцогинею, а во мн не будетъ ужъ надобности.

— Но если бы въ васъ и нуждались?..

— О! несомннно, что это продлится только, пока живъ герцогъ. Никакъ не доле. Такой образъ жизни вреденъ, съ нимъ можно мириться только по сознанію, что я длаю все отъ меня зависящее, чтобы придать пріятность послднимъ днямъ его жизни и такимъ способомъ приносить какую-нибудь пользу въ свт. Мн отрадно думать, что я хоть сколько-нибудь да пожертвовала собою. Позвольте, намъ здсь надо свернуть влво. Эта дорога наврно ведетъ къ Коппергоузскому перекрестку. Не странно ли, что я разсказала вамъ всю эту исторію?

— И потому именно, что это упрямое животное не захотло перескочить ровъ.

— Я и такъ разсказала бы, но конечно случай вышелъ очень удобный. Скажите вашему другу лорду Чильтерну, чтобы онъ не бранилъ въ моемъ присутствіи бднаго герцога. Я не спорю, что лордъ Чильтернъ правъ во всемъ, что говоритъ, но мн это непріятно. Вы навстите меня въ Лондон, мистеръ Финнъ?

— Да вдь вы будете въ Мачинг?

— Иногда я узжаю домой на нсколько дней. Какъ видите, я освободилась и теперь… иначе мы съ вами не потерпли бы плачевной неудачи въ Броутонскихъ перелскахъ.

Вскор ихъ догнали другіе возвращавшіеся охотники, которые были счастливе ихъ, скача вслдъ за собаками. Лисица побжала прямо въ Трмпетонскій лсъ, боясь выйти на пустошь, поросшую дрокомъ, и тутъ же какъ-разъ была затравлена. Чильтернъ опять выходилъ изъ себя, такъ-какъ нору, говорилъ онъ, нарочно оставили незаложенною. На счетъ этого однако догнавшіе нашихъ друзей охотники имли другое мнніе: они находили Чильтерна неправымъ. Онъ объявилъ, что въ Трмпетонскомъ лсу охотиться не будетъ, слдовательно не могъ ожидать, чтобы заботились заложить норы. Но оказывался и другой взглядъ на этотъ затруднительный вопросъ. Передаваемые устно охотничьи законы такъ сложны, запутаны, многочисленны и условны, что ихъ не всегда уясняютъ себ вполн. Можетъ быть, настанетъ день, когда ихъ приведутъ въ систему подъ наблюденіемъ какого-нибудь великаго и дятельнаго начальника охоты.

— И ничего боле не сдлано? спросилъ Финіасъ.

— Еще лисицу затравили на пути изъ лсу — говоря въ строгомъ смысл, охотились въ Трмпетонскомъ лсу. Но этого въ виду не имли.

Когда мадамъ Максъ-Гслеръ и Финіасъ дохали до Гэррингтона, они передали лэди Чильтернъ подробности объ охот того дня, такъ какъ остальная часть общества еще не возвращалась.

Глава XVIII.
СПУНЕРЪ ИЗЪ СПУНГОЛЛЯ.

Аделаида Паллизеръ была высокая, блокурая двушка, изящно сложенная и съ женственною граціей въ каждомъ движеніи, аристократка родомъ и съ печатью высокаго происхожденія во всемъ существ, она однако не отличалась красотою лица. Да не подумаетъ читатель, что она была дурна. Природа на столько надлила ее плнительностью, что друзья считали себя въ прав провозглашать ее красавицею, и такое утвержденіе вообще было допущено даже общимъ мнніемъ. Объ Аделаид Паллизеръ всегда говорилось какъ о двушк достойной восхищенія, но тмъ не мене ея наружность не поражала съ перваго взгляда. Ея глаза, пріятные и веселые, были въ сущности зеленаго цвта, хотя для вящшаго приличія ихъ можно бы назвать срыми. Носъ имлъ красивое очертаніе. Ротъ, пожалуй, былъ слишкомъ малъ, но зубы совершенство. Подбородокъ оказывался немного длиненъ и потому составлялъ главный недостатокъ въ ея чертахъ. Каштановые волосы, хотя и густые, ничмъ особенно не отличались. Она, должно быть, носила шиньонъ, но очевидно, если такъ, что только не хотла обращать на себя вниманіе отличительнымъ головнымъ уборомъ. Какова бы ни была она — красавица или не красавица — сама она давно ршила этотъ вопросъ и пришла къ заключенію, что природа не надлила ее наружной плнительностью. А все-таки она съ одной стороны гордилась своей наружностью. Она знала, что смотритъ аристократкой, знала и то, что иметъ ту привлекательность, которую здоровье и бодрость придаютъ женщин, когда она не вдается въ жеманство.

Описывая ее Финіасу, лэди Чильтернъ сказала, что она говоритъ по-итальянски и пишетъ для ‘Таймса’. Первое безспорно оказывалось справедливо, такъ какъ мисъ Паллизеръ провела въ дтств нсколько лтъ во Флоренціи, но послднее вроятно скоре относилось къ ея способности писать, чмъ къ дйствительному сотрудничеству. Лэди Чильтернъ давала этимъ понять, что мисъ Паллизеръ была гораздо образованне молодыхъ двушекъ вообще, что она вполн владла отечественнымъ языкомъ. Она получила превосходное образованіе и наврно принесла бы ‘Таймсу’ честь, если бы эта газета вздумала прибгнуть къ ея перу.

Аделаида Паллизеръ, младшая дочь младшаго брата, настоящаго герцога Омніума, приходилась двоюродною сестрой Плантадженету Паллизеру, старшему сыну второго брата. Мать ея была урожденная Бэвилардъ, итакъ относительно рода ничто не могло быть аристократичне. Однако Аделаида выросла такъ далеко отъ знатныхъ Паллизеровъ и знатныхъ Бэвилардовъ, что почти утратила квинт-эссенцію своего высокаго рода. Родителей она лишилась еще ребенкомъ и ее отдали на попеченіе единокровной сестры, многимъ старше ея, мистрисъ Аттенбри, которой мать была не Бэвилардъ, а Броунъ. И мистеръ Аттенбри былъ ничтожнаго происхожденія, но человкъ ученый и въ высшей степени талантливый, котораго отецъ пріобрлъ большое состояніе въ адвокатур, а ддъ былъ деревенскимъ пасторомъ. Супруги Аттенбри все еще жили во Флоренціи, но Аделаид этотъ городъ надолъ и она съ удовольствіемъ согласилась гостить у своей доброй пріятельницы лэди Чильтернъ.

Во Флоренціи же Аделаида сошлась съ Джерардомъ Моломъ и короткость эта не была одобрена супругами Аттенбри. Мистрисъ Аттенбри знала исторію семейства Молъ и объявила сестр, что знаться съ ними не поведетъ къ добру. Про стараго Мола, говорила она, шла позорная молва. Жена его — мистрисъ Молъ — по словамъ мистрисъ Аттенбри, единственный достойный членъ семейства — давно отошла къ праотцамъ. Сестра Джерарда Мола убжала съ двоюроднымъ братомъ, ирландцемъ, и теперь они жили въ Индіи на жалованье пхотнаго капитана. Младшій братъ Джерарда Мола окончательно погибъ и никто не зналъ, что съ нимъ сталось. Молское Аббатство, родовое помстье въ Гернфордшир, было грудою развалинъ, по увренію мистрисъ Аттенбри. Мебель, какъ извстно было всему свту, продали лтъ десять назадъ съ аукціона для удовлетворенія кредиторовъ сквайра, и съ той поры въ дом не было поставлено ни стула, ни стола. Имніе, хотя и незначительное — съ двумя тысячами фунтовъ годового дохода, самое большое — безспорно укрплено было за старшимъ сыномъ, и по счастью Джерардъ имлъ независимо отъ отца маленькое собственное состояніе. Но онъ также мотъ — разсуждала мистрисъ Аттенбри — всегда держалъ полную конюшню лошадей и не въ состояніи былъ платить за нихъ, сверхъ того, онъ самый несносный лнтяй, который когда-либо блыкался по земл безъ дла и небо коптилъ.

— Онъ охотится, возразила Аделаида.

— Разв можно это называть дломъ? презрительно вскричала мистрисъ Аттенбри.

Надо сказать, что она писала картины, списывала копіи съ мадоннъ, сочиняла сонаты, переписывалась съ учеными въ Рим, Бостон и Берлин, была закадычною пріятельницей Кавура, навстила Гарибальди на его остров съ цлью объяснить ему настоящее положеніе Италіи — и считалась понимающею Бисмарка. Возможно ли было женщин, которая такимъ образомъ наполняла собственную жизнь, находить охоту похвальнымъ занятіемъ для молодого человка, когда это очевидно оказывалось единственной его дятельностью? Прибавьте къ тому, что она желала выдать свою сестру Аделаиду за нкотораго графа Бруди, по ея мннію, имвшаго на все вообще передовые взгляды, какими никто на свт кром него похвастать не могъ. Аделаида Паллизеръ однако твердо ршила, что не выйдетъ за графа Бруди, она почти уже пришла къ ршенію, что выйдетъ за Джерарда Мола, и ухала изъ дома зятя во Флоренціи почти съ ссорой. Мистрисъ Аттенбри не соглашалась на посщеніе Гэррингтонскаго замка, Аделаида поставила на видъ свои лта и независимое положеніе. Она могла располагать собою, если хотла, и ни въ какомъ случа не останется во Флоренціи, говорила она, чтобы выносить ухаживаніе синьора Бруди. Прошлою зимой она провела три мсяца у родственниковъ въ Англіи, тамъ она научилась скакать на охот, въ первый разъ встртила Джерарда Мола и познакомилась съ лэди Чильтернъ. Джерардъ Молъ похалъ въ Италію вслдъ за нею, появился во Флоренціи съ свойственной ему небрежной безцльностью, даже не имя въ виду просить руки Аделаиды — а между тмъ гоняясь за нею, какъ будто жаждетъ, самъ не зная чего. Весною однако онъ сдлалъ предложеніе, которое почти было принято. Аделаида не хотла уступать сестр, а все-таки была ею напугана. Двушка сознавила, что любитъ этого человка, и сто разъ клялась себ, что не намрена повиноваться сестр, но была ли она готова покориться той участи, которая постигнетъ ее, если бы она вышла за Джерарда Мола, не отлагая вдаль? Что ей длать съ человкомъ, который не имлъ собственныхъ мыслей относительно того, что ему длать съ самимъ собою?

Лэди Чильтернъ одобряла этотъ бракъ. Состояніе, говорила она, соотвтствовало тому, чего Аделаида была въ прав ожидать. Молъ родомъ дворянинъ, не запятнанъ никакими пороками и влюбленъ искренно.

— Теб лучше бы предоставить имъ обработать эта дло въ другомъ мст, возразилъ лордъ Чильтернъ, когда жена высказала желаніе, чтобы Джерардъ Молъ былъ приглашенъ вторично, но лэди Чильтернъ знала, что если этому длу суждено ‘быть обработаннымъ’, то нигд боле какъ въ Гэррингтон.

— Мы пригласили его, объявила она Аделаид: — чтобы вы могли принять ршеніе. Если онъ будетъ, это докажетъ, что намренія его серіозны. Тогда вы должны или принять его предложеніе, или дать ему понять, что оно не можетъ быть принято.

Джерардъ Молъ пріхалъ, но Аделаида Паллизеръ еще не пришла ни къ какому ршенію.

Едва ли не всего замчательне въ поведеніи молодыхъ двушекъ вообще та легкость — можно почти сказать смлость — съ какою он приходятъ къ подобнымъ ршеніямъ. Молодой человкъ проситъ руки двушки, потому что она неутомимо вальсировала съ нимъ и пріятно разговаривала между танцами — и молодая двушка отдаетъ руку чуть не съ признательностью. Въ мущин быстрая ршимость мене удивительна, чмъ въ женщин. Онъ намренъ быть господиномъ и по самому существу совмстной жизни, къ которой они готовятся, онъ долженъ ее увлечь въ свою сферу жизни, не себя связывать ея сферою. Если онъ работалъ до этого, то и посл будетъ работать. Если онъ былъ празденъ до этого, то и посл останется такъ же празденъ, вроятно, онъ прикинетъ въ ум и приблизительно сообразитъ, достанетъ ли его средствъ на предполагаемое новое бремя — содержаніе жены и дтей. Она же, не зная ровно ничего, длаетъ страшный скачокъ въ потемкахъ — скачокъ, отъ котораго все должно измниться въ ея жизни, гд все зависитъ отъ случайности. Въ этомъ однако мисъ Паллизеръ не походила на большинство своихъ подругъ и знакомыхъ, напуганная предостереженіями сестры, которымъ совершенно поддаваться не хотла, она пріостановилась въ нершимости и все еще недоумвала.

— Гд жe намъ жить, если бы я вышла за него? говорила она лэди Чильтернъ.

— Я полагаю, что онъ составилъ себ какую-нибудь мысль на этотъ счетъ.

— Ни малйшаго понятія, я уврена.

— Онъ никогда не высказывался относительно этого?

— О! Боже мой, нтъ. Дло еще не заходило такъ далеко — да и не зайдетъ, если ему исходить изъ его головы. Будь мы обвнчаны и на станціи желзной дороги, онъ только спросилъ бы, куда ему взять билеты.

— Нельзя ли вамъ устроиться какъ-нибудь въ Молскмъ Аббатств?

— Можетъ быть, это и возможно бы, да говорятъ, тамъ мебели нтъ вовсе и кровля на половину обрушилась.

— Такъ странно, даже нелпо кажется, что вы двое не можете прійти къ ршенію, какъ вс другіе люди, возразила лэди Чильтернъ.— Разумется, онъ не богатъ, но вы же знали это все время.

— Рчь не о богатств или бдности, но о какомъ-то напускномъ равнодушіи ко всему на свт.

— Къ вамъ онъ не равнодушенъ.

— Въ томъ-то и диво, замтила мисъ Паллизеръ.

Это говорилось наканун знаменательнаго дня въ Броутонскихъ перелскахъ и поздне вечеромъ лордъ Чильтернъ предсказывалъ жен, что готовится другой эпизодъ въ жизни ихъ пріятельницы.

— Угадай, о чемъ Спунеръ сейчасъ просилъ меня.

— Позволить ему драться съ герцогомъ или съ Паллизеромъ?

— Нтъ, это не касается охоты. Онъ желалъ знать, не будешь ли ты противъ того, чтобы онъ оставался у насъ тремя, четырьмя днями доле.

— Какая странная просьба!

— Престранная, онъ долженъ былъ хать завтра. Ты согласна, полагаю.

— Разумется, если теб пріятно удержать его.

— Мн ни крошечки не пріятно, возразилъ лордъ Чильтернъ:— но какъ же мн было выгнать его? Я знаю, что это значитъ.

— Что же?

— Ты ничего не замтила?

— Я ничего не замчала въ Спунер, кром ужаса, исполненнаго отвращенія къ ловл лисицы капканомъ.

— Онъ намренъ предложить руку Аделаид Паллизеръ.

— Освальдъ! ты шутишь?

— Но онъ не шутитъ, я боюсь. Онъ открылся бы мн, поощри я его мало-мальски. Нельзя же мн вытурить его изъ дома.

— Онъ получитъ отвтъ, который ему не понравится, сказала лэди Чильтернъ.

Мисъ Паллизеръ скакала удачно въ тотъ день, такъ же посчастливилось и Джерарду Молу. Что Спунеръ искусный охотникъ и здокъ, было въ порядк вещей. Это составляло единственную цль его жизни, къ которой онъ стремился разумно. Онъ ненавидлъ зду Мола, находя ее безпутною, вредною для охоты и несовмстною съ правилами верховой зды, а теперь онъ возненавидлъ самого Мола. Онъ замтилъ его усильное ухаживаніе за мисъ Паллизеръ, однако ему казалось, что она относится къ нему не особенно милостиво. На возвратномъ пути въ Гэррингтонскій замокъ онъ собралъ нкоторыя свднія и пришелъ къ тому убжденію, что Молъ занимаетъ не важное положеніе въ свт. Самъ Спунеръ имлъ очень хорошее помстье — которое принадлежало ему безспорно. Не могло быть сомннія на счетъ омеблировки или кровли Спунголля. Онъ назывался Спунеромъ изъ Спунголля и былъ шерифомъ въ своемъ графств. Онъ утратилъ нсколько первую молодость — но все же былъ бодрый сорокалтній мущина и самъ себ господинъ. Онъ читалъ и всегда просматривалъ мстную газету, только книги не могъ взять въ руки. Ему казалось, что онъ не видывалъ двушки, которой посадка на лошади была бы красиве посадки Аделаиды Паллизеръ. Двушка, которая здитъ превосходно, разсуждалъ онъ, вроятно, полюбитъ человка, пристрастнаго къ охот. Спунеръ сознавалъ себя хорошимъ охотникомъ, тогда какъ этотъ Молъ, думалъ онъ, только и знаетъ, что скакать чрезъ изгороди. Въ тотъ вечеръ онъ разспрашивалъ о немъ Финіаса Финна, но мало почерпнулъ свдній изъ этого источника.

— Я не знаю, гд онъ живетъ, сказалъ Финіасъ:— я вижу его здсь въ первый разъ.

— Не находите ли вы, что онъ увивается за двушкой?

— Я не стану удивляться, если такъ.

— Она чрезвычайно хорошо сложена, не правда ли? сказалъ Спунеръ.— Кажется, она не очень благоволитъ къ мистеру Молу. Видли вы, какъ онъ скакалъ сегодня?

— Я ничего не видалъ, мистеръ Спунеръ.

— Да, да, вы не могли выбраться изъ лсу. Жаль, что его не было съ вами! Она скакала великолпно.

Посл того Спунеръ обратился съ просьбою къ лорду Чильтерну и тотъ съ необычайной для него прозорливостью предсказалъ жен, что случится.

На другой день охотились съ ружьемъ. И Джерардъ Молъ, и Спунеръ были въ отсутствіи. Завтракъ послали въ лсъ и дамы пшкомъ отправились къ охотникамъ. Спунеръ явно ухаживалъ за Аделаидою Паллизеръ и она отвчала на это съ снисходительной любезностью. Она даже обратилась къ нему съ вопросомъ на счетъ Трмпетонскаго лса и выразила мнніе, что ея кузенъ неправъ и долженъ бы войти въ это дло.

— Все вина лсничихъ, извольте видть, возразилъ Спунеръ, качая головой съ глубоко мудрымъ видомъ.— Лисицъ не будетъ, если не держать въ рукахъ лсничихъ. Если бы въ Спунголльскомъ лсу не подняли ни одной лисицы, я отослалъ бы своего лсничаго на другой день.

— А если онъ не былъ виноватъ?

— Онъ знаетъ мой взглядъ и позаботится, чтобы всегда были лисицы. Въ моемъ лсу были три раза въ этотъ годъ и каждый разъ поднимали по пар. Три штуки выгнали въ понедльникъ, тому назадъ недлю. Когда человкъ дйствительно захочетъ чего, мисъ Паллизеръ, онъ почти всегда можетъ добиться своей цли.

Мисъ Паллизеръ отвтила съ улыбкой, что это справедливо, а Спунеръ не преминулъ принять къ свднію, что это подастъ ему хорошую надежду относительно дла, которое лежало у него на душ.

На слдующій день опять была псовая охота, но Финіасъ здилъ на лошади послушне стараго Дандоло. Поутру отлично проскакали вслдъ за звремъ, въ томъ числ также Финіасъ и мадамъ Максъ. Замчательное же происшествіе дня было то, что лордъ Чильтернъ самъ объзжалъ Дандоло посл полудня. Онъ твердо ршился переломить его норовъ и заставить перепрыгнуть изгородь, хотя бы пришлось пробиться съ нимъ весь вечеръ. Цлыхъ два часа онъ совершенно одинъ, только съ грумомъ, стоявшимъ позади, шпорилъ и всячески побуждалъ упрямое животное перескочить густую изгородь со рвомъ и къ концу второго часа наконецъ достигъ своей цли. Лошадь съ громкимъ храпніемъ смло перемахнула чрезъ преграду. По дорог домой лордъ Чильтернъ продалъ ее фермеру за пятнадцать фунтовъ и тмъ закончилась карьера Дандоло, по-крайней-мр относительно гэррингтонскихъ конюшенъ. Это произошло въ пятницу, 8-го февраля. Спунеръ долженъ былъ отправиться домой въ субботу, а въ понедльникъ 11-го Финіасъ узжалъ въ Лондонъ. Засданія открывались 12-го и ему предстояло опять занять мсто въ парламент.

— Даю вамъ честное слово, лэди Чильтернъ, говорилъ хозяйк Джерардъ Молъ: — этотъ болванъ подбирается къ Аделаид.

Молъ не скрывалъ своей любви отъ лэди Чильтернъ и прибгалъ къ ней во всхъ затрудненіяхъ.

— Чильтернъ сказалъ мн то же.

— Не можетъ быть!

— Почему онъ не можетъ видть, что вы видите? Только я не поврила ему.

— Даю вамъ слово, что я врю. Но вы, лэди Чильтернъ…

— Что же, мистеръ Молъ?

— Вы знаете ее такъ хорошо!

— Аделаиду, хотите вы сказать?

— Вы понимаете ее въ совершенств. Вдь ничего изъ этого не выйдетъ, ничего!

— Какъ ничего?

— Она не можетъ… полюбить его.

— Скажи я ей, мистеръ Молъ, что вы обратились ко мн съ подобнымъ вопросомъ, я думаю, она не сказала бы вамъ боле ни слова во всю свою жизнь, и подломъ вамъ было бы. Не вы ли сейчасъ назвали его болваномъ?

— Конечно, назвалъ.

— А давно ли она знала его?

— Не полагаю, чтобы она говорила съ нимъ когда-либо до вчерашняго дня.

— Однако вы думаете, что она готова принять руку этого болвана завтра? Это вы называете уваженіемъ?

— Двушки иногда длаютъ такія странныя вещи. Какой онъ наглый оселъ!

— Я не усматриваю ничего подобнаго. Онъ можетъ быть оселъ, но вовсе не наглъ, или можетъ быть наглъ, однако не оселъ. Разумется, онъ иметъ право высказать свои мысли и то же право будетъ имть она.

Глава XIX.
НЧТО НЕУМСТНОЕ.

Брекская псовая охота вызжала четыре раза въ недлю, въ понедльникъ, среду, пятницу и субботу. Въ эту субботу охотниковъ было очень не много. Никто не халъ изъ дамъ. Когда Чильтернъ сошелъ къ чаю въ половин девятаго, онъ увидалъ одного Джерарда Мола.

— Гд Спунеръ? спросилъ онъ.

Ни Молъ, ни слуга не могли дать ему отвта.

Спунеръ не пропускалъ ни одной охоты съ самаго начала охотничьей поры и до конца. Въ апрл онъ былъ въ состояніи дать отчетъ о смерти каждой затравленной лисицы. Чильтернъ принялся сть яйца и ничего боле не сказалъ, у Джерарда Мола шевельнулось въ душ подозрніе.

— Онъ долженъ хать, сказалъ онъ немного погодя:— не пошлете ли вы за нимъ?

Слуга былъ посланъ и вернулся съ поклономъ отъ мистера Спунера. Онъ не подетъ на охоту въ этотъ день, гласилъ отвтъ. У него что-то голова болитъ. Онъ увидится съ лордомъ Чильтерномъ въ понедльникъ на отъзжемъ пол.

Молъ тотчасъ объявилъ, что онъ также не подетъ на охоту, однако лордъ Чильтернъ взглянулъ на него и заставилъ замяться.

— Мн все-равно, хоть бы вы и знали про это! вскричалъ Джерардъ.

— О!… знать-то я знаю! Но зачмъ поступать осломъ?

— Зачмъ давать ему случай?

— Вы теперь отправитесь стаскивать сапоги и штаны, потому что онъ не натянулъ своихъ, и весь міръ будетъ про это трубить. Зачмъ не дать ему случая, какъ вы называете это? Если такой случай доставитъ ему удовольствіе, вы можете отнестись къ этому равнодушно.

— Это чертовская наглость! вскричалъ Молъ съ необычайной энергіей.

— Кончайте завтракать и подемте на сборное мсто. Цлыхъ двадцать миль пути. Въ понедльникъ вы спросите у Спунера, какъ онъ провелъ утро.

Въ десять часовъ дамы сошли къ чаю, все женское общество было въ сбор.

— Мистеръ Спунеръ! воскликнула лэди Чильтернъ, когда онъ вошелъ въ комнату послдній.— Вотъ чудо!

На немъ былъ синій фракъ и цвтной галстукъ, волосы прилизаны. Онъ вовсе не походилъ на себя. Едва ли бы узналъ его тотъ, кто видлъ его только въ отъзжемъ пол. Въ своемъ сертук вечеромъ или въ охотничьемъ костюм онъ оставался самимъ собою. Но въ настоящемъ наряд онъ нисколько не походилъ на Спунера изъ Спунголля, который по части костюма до-сихъ-поръ только тмъ и чванился, что у него боле штановъ, чмъ у кого-либо въ графств. Поздне было открыто, что онъ наканун посылалъ за цвтнымъ галстукомъ и фракомъ нарочнаго въ Спунголль. Кто-то разузналъ это и злорадно распустилъ слухъ. Лэди Чильтернъ однако всегда утверждала, что она свято хранила тайну.

— Да, да, лэди Чильтернъ, сказалъ Спунеръ, садясь къ столу:— чудеса не переводятся на земл, не такъ ли?

Онъ приготовился къ этой минут и принялъ ршеніе доказать мисъ Паллизеръ, что онъ можетъ быть оживленъ и любезенъ, даже безъ охотничьяго костюма.

— Что сдлаетъ безъ васъ лордъ Чильтернъ? замтила одна изъ дамъ.

— Онъ обойдется безъ меня.

— Онъ не затравитъ лисицы, замтила мисъ Паллизеръ.

— И очень даже, онъ знаетъ свое дло. Мн такъ не хотлось поднять голову съ подушки сегодня утромъ, что я ршился прозвать охоту на этотъ разъ. Не превращать же своего удовольствія въ трудъ.

Лэди Чильтернъ знала про все, но Аделаида Паллизеръ ничего не подозрвала. Когда мадамъ Гслеръ увидала свтлоголубой галстукъ, она тотчасъ заподозрила важный замыселъ. Финіасъ весь былъ поглощенъ наблюденіемъ необычайной перемны въ Спунер. Въ красномъ костюм онъ смотрлъ какъ будто рожденъ носить его, теперь же онъ имлъ видъ любителя-актера въ разнокалиберномъ средневковомъ костюм. Онъ былъ оживленъ, но его усиліе выказывать оживленіе тяжело было видть. Лэди Бальдокъ сказала впослдствіи что-то очень злое о свинь въ брон, а старая мистрисъ Бернеби объявила правдиво, что чай съ поджареннымъ хлбомъ утратилъ для нея всякую пріятность отъ фрака мистера Спунера. Но что было длать съ нимъ посл чая? Сперва онъ уцпился за бднаго Финіаса и прошелъ съ нимъ въ конюшпи. Онъ какъ будто сознавалъ, что не можетъ прямо накинуться на свою добычу, что долженъ обождать удобное время.

Отъ полноты сердца человкъ высказывается.

— Премилая двушка эта мисъ Паллизеръ, обратился онъ къ Финіасу, забывая, что разъ уже высказывался ему почти въ такихъ же выраженіяхъ.

— Очень милая, безспорно. Вы, кажется, не равнодушны къ ней?

— Кто? я? О! нтъ… я не думаю ни о чемъ подобномъ. Конечно, я женюсь когда-нибудь. У меня приличный домъ для знатной барыни, хотя завтра поселиться, полный домъ съ бльемъ и всмъ прочимъ.

— Это очень пріятно.

— Конечно. И нтъ ни одной десятины земли, которая была бы заложена, многіе ли могутъ это сказать? Что касается мисъ Паллизеръ, то лучше двушки не найти, только я не думаю ни о чемъ подобномъ. Если когда-нибудь я сдлаю предложеніе, то не иначе, какъ подъ впечатлніемъ минуты. Я не буду готовиться издалека, не буду ходить кругомъ и около. ‘Расположены ли вы, моя милая, сдлаться мистрисъ Спунеръ?’ Вотъ въ чемъ будетъ заключаться суть, и длу конецъ. Прекрасная маленькая кобыла во всхъ статьяхъ, не правда ли?

Послднія слова относились не къ Аделаид Паллизеръ, но къ лошади въ конюшн лорда Чильтерна.

— Онъ купилъ ее у Чарли Дикерса за двадцать фунтовъ въ прошломъ апрл. Разбита она была на вс ноги. Въ послдніе два мсяца Чарли охотился на ней за оленями и совсмъ загналъ ее. Конечно, она теперь лошадь разбитая, но лучше ея ни одна не ходитъ подъ Чильтерномъ. Нтъ ничего лучше хорошей лошади-браковки. Часто человкъ детъ на двухъ стахъ-пятидесяти гинеяхъ, которыя предполагаются въ цлости, потому что животное здорово, а все-таки онъ не знаетъ, чего можетъ ожидать отъ него. Если любишь объзжать молодую лошадь, то это прекрасно. Я самъ былъ охотникъ до этого, но теперь пришелъ къ убжденію, что скакать за собаками, не думая о лошади, самая суть удовольствія на охот. Желалъ бы я знать, что длаютъ дамы. Не пойти ли намъ посмотрть?

Они повернули назадъ къ дому и Спунеръ сталъ немного тревожиться.

— Он все утро сидятъ такимъ образомъ вмст?

— Полагаю.

— Должно же быть какое-нибудь средство разъединить ихъ. Говорятъ, вы знаете женщинъ вдоль и поперекъ. Если хотите завербовать себ одну, какъ вы беретесь за дло?

— Завербовать на вкъ, мистеръ Спунеръ?

— Какъ бы ни было… въ-теченіе утра этакъ.

— Чтобы сказать нсколько словъ.

— Именно, чтобы сказать нсколько словъ. Я не стсняюсь спрашивать у васъ, такъ какъ вы наврно продлывали это не разъ.

— Я выждалъ бы удобный случай, сказалъ Финіасъ, припомнивъ время, когда онъ долго выжидалъ и находилъ, что очень трудно подыскать случай.

— Но мн надо хать посл завтрака, возразилъ Спунеръ:— меня къ обду ждутъ домой, да я и не знаю, пожелаютъ ли, чтобы я оставался здсь до понедльника.

— Не открыться ли вамъ лэди Чильтернъ?..

— Я долженъ былъ ухать во вторникъ, видите ли. Вы никому не скажете?

— Боже мой, нтъ!

— Я думаю сдлать предложеніе. Хотя я почти ршился, однако нельзя же двушку такъ и вызвать при полудюжин другихъ женщинъ. Не можете ли вы подбить лэди Чильтернъ, чтобы она заставила ее выйти въ садъ? Вы съ лэди Чильтернъ запанибрата.

— Я думаю, распоряжаться дйствіями мисъ Паллизеръ не такъ легко.

Финіасъ отказался отъ вмшательства, увривъ Спунера, что попытки устроить дло такимъ образомъ не удавались никогда. Онъ вернулся въ домъ и занялся корреспонденціей съ Танкервиллемъ, между тмъ какъ Спунеръ бродилъ вокругъ гостиной въ надежд, что обстоятельства и время доставятъ ему благопріятный случай. Едва ли онъ не былъ очень непріятенъ для бдной лэди Чильтернъ, которой намревался открыть душу, лишь бы представилась возможность. Но она приняла твердое ршеніе не подвергаться такой исповди и наконецъ совсмъ ушла, чтобы не попасться какъ-нибудь въ западню. До завтрака уже все общество знало, что должно случиться — за исключеніемъ одной Аделаиды. Она также замчала что-то особенное, какое-то волненіе и безпокойство, тайну, которая носилась въ воздух, или ожидаемое непріятное событіе, и она связывала это съ присутствіемъ Спунера. Въ плачевномъ невдніи того, что ясно было для другихъ, она наблюдала это явленіе и удивлялась съ смутнымъ сознаніемъ, что пріятне станетъ въ дом, какъ только Спунеръ удетъ. Онъ долженъ былъ отправиться посл завтрака. Но въ подобныхъ случаяхъ посл завтрака могло значить до чая въ пять часовъ. Въ три часа Спунеръ все еще бродилъ по дому. Мадамъ Гслеръ и Финіасъ вышли погулять, открыто выказавъ намреніе вести дружескую бесду. Лордъ и лэди Бальдокъ катались верхомъ. Дв, три старухи сидли вокругъ камина и толковали о томъ, о семъ. Лэди Чильтернъ ушла къ своему мальчику. Тутъ Аделаида вдругъ объявила, что хочетъ идти въ деревню.

— Позвольте мн сопровождать васъ, мисъ Паллизеръ, сказалъ Спуперъ:— мн такъ нужно пройтись!

Онъ былъ очень храбръ и настоялъ на своемъ, хотя двушка очевидно не желала его общества. Она упомянула о старух, которую хочетъ навстить, Спунеръ немедленно объявилъ, что навщать старухъ для него истинное наслажденіе. Онъ дастъ старух полсоверена, если мисъ Паллизеръ позволитъ ему идти. Онъ выказалъ удивительную отвагу и такую настойчивость, что добился своего. Лэди Чильтернъ увидала въ окно дтской, какъ они вмст проходили садъ.

— Я выжидалъ этого случая все утро, любезно обратился Спунеръ къ своей спутниц.

Не смотря на его любезность и хотя она съ завтрака уже знала, что онъ чего-то ждетъ, все настоящая его цль оставалась для нея тайной. Мы уже говорили, что Спунеръ былъ не старъ, едва сорока лтъ, только на его несчастье мисъ Паллизеръ онъ казался старикомъ. Самъ онъ находилъ, что въ его жилахъ течетъ по прежнему молодая кровь. Объзжать лошадей онъ теперь правда уже отказывался, но скакалъ не хуже молодого. Онъ могъ охотиться весь день. И ‘выпить’ онъ могъ, какъ выражался, и просидть за трубкой половину ночи, и рано утромъ, посл легкаго завтрака, опять скакать на лошади безъ малйшаго чувства утомленія. Это былъ приземистый, коренастый человкъ съ краснымъ, чисто выбритымъ лицомъ, маленькими глазками и носомъ, на которомъ начинали появляться угри. Для него самого и обычныхъ его товарищей онъ былъ почти такъ же молодъ, какъ бывалъ когда-либо, по молодыя двушки въ графств звали его ‘старымъ’ Спунеромъ и смотрли на него какъ на постояннаго, дарового помощника Чильтерна, прикомандированнаго къ Брекской охот. Мисъ Паллизеръ не могла вообразить, чтобы онъ вздумалъ представиться ей въ вид обожателя.

— Я выжидалъ этого случая все утро, сказалъ Спунеръ.

Аделаида Паллизеръ повернула голову и посмотрла на него, ничего еще не понимая. Отважно неситесь къ барьеру и есть всякое вроятіе, что вы перескочите его. Чмъ быстре вы мчались, тмъ сильне будетъ паденіе, но тмъ боле возможности перескочить. Этимъ правиломъ всегда руководился Спунеръ и утвердился въ немъ опытомъ жизни, и теперь онъ былъ намренъ держаться его.

— Съ перваго раза, какъ я увидалъ васъ, мисъ Паллизеръ, вы произвели на меня такое впечатлніе, что… что… вы мн нравитесь боле всхъ женщинъ, какихъ я встрчалъ когда-либо, словомъ… словомъ, не согласитесь ли вы сдлаться мистрисъ Спунеръ?

Во всякомъ случа онъ отважно подскакалъ къ барьеру. Онъ не выказалъ ни колебанія, ни заискиванія, не оглядывался, нтъ ли удобной точки опоры, а шелъ напроломъ. Никто не дйствовалъ пряме его въ подобномъ случа. Аделаида остановилась какъ вкопаная среди дороги, онъ стоялъ противъ нея, засунувъ пальцы между пуговицъ застегнутаго фрака.

— Мистеръ Спунеръ! воскликнула Аделаида.

— Я говорю не шутя, мисъ Паллизеръ, нельзя говорить искренне. Я могу вамъ предложить прекрасный полный домъ, сердце, нераздльно принадлежащее вамъ, хорошее обезпеченіе въ брачномъ контракт и незаложенное имніе.

— Вы ошибаетесь, мистеръ Спунеръ, право ошибаетесь.

— Какъ ошибаюсь?

— Я хочу сказать, что объ этомъ не можетъ быть рчи. Вы такъ удивили меня, что я не въ силахъ была остановить васъ, но пожалуйста не говорите объ этомъ никогда.

— Разумется, я высказался немного внезапно, но что прикажете длать человку? Если вы только согласитесь подумать…

— Я вовсе не могу думать объ этомъ. Нтъ никакой надобности для меня обдумывать. Право, мистеръ Спунеръ, я не могу идти съ вами дале. Не вернетесь ли вы назадъ, а я пойду въ деревню одна?

Спунеръ однако вовсе не казался расположенъ покориться такому распоряженію и твердо стоялъ на-своемъ, когда она пошла дале, онъ по прежнему шелъ возл нея.

— Я прошу васъ оставить меня, повторила она свое требованіе.

— Кажется, я ничего неумстнаго не длалъ, возразилъ обожатель.

— Я нахожу вашъ поступокъ совершенно неумстнымъ. До сегодня я не говорила съ вами двухъ словъ. Только оставьте меня теперь и никогда объ этомъ не будетъ упомянуто.

Спунеръ былъ человкъ храбрый.

— Я нисколько не стыжусь того, что сдлалъ, сказалъ онъ.

— Но вы можете уйти, когда это ни къ чему не поведетъ.

— Не понимаю, отчего оно не должно вести ни къ чему. Я человкъ съ состояніемъ, мисъ Паллизеръ. Мой праддъ жилъ въ Спунголл, который съ той поры не выходилъ изъ рода. Мать моя урожденная Платтеръ изъ Платтерскаго замка. Не понимаю, что въ моемъ поступк неумстно. Относительно же пустой болтовни и ухаживанья я никогда не видывалъ, чтобы изъ того выходило что-нибудь путное. Не будемте ссориться, мисъ Паллизеръ. Скажите, что вы требуете недлю на размышленіе.

— Да я совсмъ размышлять объ этомъ не хочу, я не желаю идти съ вами дале. Если вы пойдете въ одну сторону, мистеръ Спунеръ, я поверну въ противоположную.

Тутъ обожатель разсердился.

— За что такое презрніе? вскричалъ онъ.

— Я не хочу оказывать вамъ презрніе, я только желаю, чтобы вы ушли.

— Вы какъ будто находите, что я… что я стою гораздо ниже васъ.

Такъ и было на самомъ дл. Мисъ Паллизеръ никогда не разбирала собственныхъ чувствъ и впечатлній относительно Спунеровъ, которыхъ она встрчала въ обществ, но она вроятно имла смутное понятіе, что есть люди на свт, которые вслдствіе извстныхъ случайностей сидятъ за однимъ столомъ съ нею, но не боле имютъ права на ея короткость, чмъ сйуги, которые служатъ за столомъ. Подобные субъекты играли въ ея глазахъ такую же роль, какъ столы и стулья. Они казались ей личностями, съ которыми она ничего общаго имть не могла — они были ниже ея на столько же, на сколько могли быть слуги. Почему она презирала такимъ образомъ Спунера, хотя въ глубин души любила Джерарда Мола, объяснить трудно. Это не обусловливалось ни годами, ни красивой наружностью, ни образованіемъ, Джерардъ Молъ вовсе не былъ ученый. Оба они оказывались пристрастны къ охот. Ни тотъ, ни другой не имлъ полезной дятельности. Въ этомъ отношеніи Спунеръ даже стоялъ выше, такъ какъ самъ управлялъ своимъ имніемъ, и вполн удачно. Но Джерардъ Молъ такъ носилъ платье, такъ держалъ себя и такъ говорилъ, что за нимъ признавалось право ухаживать за любою двушкой, а бдный Спунеръ даже не имлъ по видимому возможности сдлать предложеніе кому-либо, кто стоялъ выше его собственной горничной. Такъ по-крайней мр находила Аделаида Паллизеръ.

— Ничего подобнаго я не думаю, возразила она:— я только желаю, чтобы вы ушли. Я поверну назадъ и надюсь, что вы не пойдете за мною. Если же вы сдлаете это, я снова поверну въ другую сторону.

Она немедленно пошла домой, оставивъ его посреди дороги.

По близости была скамейка, онъ слъ обдумать все случившееся. Настаивать ли ему на сватовств, или радоваться, что избавился отъ такой злонравной шлюхи? Онъ припомнилъ, что въ молодые годы читалъ въ романахъ о постоянныхъ обожателяхъ, которые всегда въ конц-концовъ добивались успха. Въ сердечныхъ длахъ подобная настойчивость, разсуждалъ онъ, самое лучшее средство. Но въ этомъ случа поведеніе двушки не ободряло нисколько. Когда лошадь заартачится подъ нимъ предъ изгородью, онъ обыкновенно бился съ нею, пока она не перепрыгнетъ — точь-въ-точь какъ грумъ совтовалъ Финіасу. Но когда онъ уже подвергнется очень чувствительному паденію, то вторично разогнать лошадь на томъ же самомъ мст считалъ неразумнымъ. Вроятно, была какая-нибудь тайная причина его неудачи. Онъ сознавался, что въ настоящемъ случа сброшенъ съ лошади — и вообще ему лучше отказаться отъ всей исторіи. Онъ вернулся въ домъ, собралъ свои вещи и ухалъ во время, чтобы поспть къ обду въ Спунголль, онъ не видлся ни съ лэди Чильтернъ, ни съ кмъ-либо изъ гостей.

— Куда двался Спунеръ? спросилъ Молъ тотчасъ по возвращеніи въ Гэррингтонскій замокъ.

— Никто этого не знаетъ, сказала лэди Чильтернъ: — я думаю, что онъ ухалъ.

— Разв случилось что-нибудь?

— Я ничего не слыхала, но если вы спрашиваете моего мннія, то я подозрваю нчто. Извстная двица какъ будто взволнована и нкоторый господинъ исчезъ. Я склоняюсь къ тому предположенію, что было закинуто нсколько неудачныхъ словъ.

Джерардъ Молъ увидалъ смющееся выраженіе въ ея глазахъ и остался доволенъ.

— Что вамъ говорилъ Спунеръ во время прогулки, милая мисъ Паллизеръ?

Вопросъ этотъ сдлала злорчивая старуха почти при всемъ обществ — Мы говорили объ охот, сказала Аделаида:.

— А бдная женщина получила общанный ей полсоверенъ?

— Нтъ… онъ забылъ про это. Мы не дошли до деревни. Я устала и вернулась съ полдороги.

— Бдная старуха… бдный мистеръ Спунеръ!

Вс въ дом узнали, что случилось, Спунеръ не сумлъ вести дло такъ скромно, какъ онъ былъ храбръ. Мисъ Паллизеръ однако съ своей стороны никогда не сознавалась открыто въ случившемся и почти убдила себя, что на этого человка нашло временное помраченіе ума или нчто въ род сомнамбулизма.

Глава XX.
ФИНІАСЪ ОПЯТЬ ВЪ ЛОНДОН.

По возвращеніи въ Лондонъ, Финіасъ еще не занялъ своего мста въ парламент, когда получилъ слдующее письмо отъ лэди Лоры Кеннеди:

‘Дрезденъ, февраля 8-го 1870.

‘Дорогой другъ,

‘Я ожидала отъ васъ письма изъ Гэррингтона. Вайолетъ сообщила мн о вашей встрч съ мадамъ Гслеръ и говоритъ, что между вами по видимому прежнія дружескія отношенія. Въ былое время Вайолетъ утверждала, что подъ этою дружбой кроется нчто боле, но я никогда этому не врила. Она пишетъ также, что Чильтернъ ссорится съ Паллизерами. Вы не должны допускать его ссорится. Я знаю, что онъ послушался бы васъ. Онъ всегда слушалъ.

‘Я пишу теперь главное, по тому, что сейчасъ получила отъ Кеннеди страшное письмо. Не будь нсколькихъ словъ, которыя я не ршаюсь дать прочесть даже вамъ, я переслала бы къ вамъ его. Оно полно угрозъ. Начинается съ текстовъ изъ священнаго писанія и выписокъ изъ молитвенника, въ доказательство, что жена не иметъ права бросить мужа — а потомъ переходъ къ законамъ. Разумется, тутъ нтъ ничего новаго. Затмъ онъ спрашиваетъ, когда обращался со мною дурно? Былъ ли онъ когда невренъ мн? Полагаю ли я, что предоставивъ дло на обсужденіе суда, я могла бы доказать противъ него что-либо, что ничтожному земному судь давало право лишить его власти мужа? А если и такъ… разв нтъ у меня совсти? Могу ли я согласовать съ правилами чести убжденіе, что составила его несчастье и бросила его въ одиночеств потому только, что мн стали непріятны обязанности, принятыя мною на себя, когда я выходила замужъ?

‘На эти вопросы отвтить трудно, если бы я, съ своей стороны, не могла сдлать другихъ вопросовъ. Конечно, я была неправа, выходя за него. Я вижу это теперь и каюсь въ своемъ грх, облекшись въ вретище и посыпавъ голову пепломъ. Но я не оставляла, пока онъ не взвелъ на меня чудовищныя обвиненія — такія обвиненія, какихъ женщина выносить не въ силахъ, и если бы онъ самъ врилъ въ нихъ, то ему невозможно было бы жить со мною доле. Можетъ ли жена оставаться у мужа, который говоритъ ей въ лицо, что считаетъ ее въ преступной связи съ другимъ? Въ этомъ письм онъ почти дословно повторяетъ прежнее обвиненіе. Онъ спрашиваетъ меня, какъ я смла принять васъ, и приказываетъ мн никогда боле не видаться съ вами, и желанія не изъявлять на это. А не онъ ли выписалъ васъ въ Лофлинтеръ до вашего прізда въ Дрезденъ, чтобы вы были другомъ-посредникомъ между нами? Какъ могу я вернуться къ человку, котораго совсмъ оставила логика?

‘Разумется, совсть моя не молчитъ въ этомъ дл и далеко не спокойна. Я поступила дурно и всякая надежда для меня въ этомъ мір погибла безвозвратно. Не было женщины строже наказанной. Жизнь для меня бремя и я могу искренно сказать, что не ожидаю душевнаго мира по сю сторону гроба. Къ тому же я сознаю, что продолжаю гршить — грхъ мой не изъ числа обыкновенныхъ — избгнуть его нельзя, онъ повторяется ежедневно, гнететъ меня къ земл. Но я вовсе не гршила бы мене, если бы вернулась къ мужу. Конечно, онъ можетъ укорять меня въ нашемъ брак. Но дло сдлано. А теперь разв честно будетъ, чтобы я выказывала любовь тому, кто внушаетъ мн одно отвращеніе? Я не въ состояніи жить съ нимъ. Если бы мн стоило вернуться къ нему, чтобы умереть, и возвращеніемъ моимъ удовлетворить его гордость, я сдлала бы это. Но я не умру, произойдетъ какая-нибудь ужасная сцена и я на столько же буду его женой, какъ и живя здсь.

‘Теперь онъ грозитъ мн гласностью. Онъ объявляетъ, что если я не вернусь къ нему, то онъ въ которой-нибудь изъ газетъ помститъ подробное изложеніе всхъ обстоятельствъ дла. Конечно, это будетъ ужасно. Оставаться въ неизвстности и не давать повода къ толкамъ — моя единственная отрада. Наконецъ онъ можетъ набросить тнь и на другихъ — особенно на васъ. Есть ли способъ предупредить это? Газеты, полагаю, все готовы помстить, и вы же знаете, какъ жадно люди читаютъ злыя сплетни о тхъ, чье имя извстно чмъ бы ни было. Въ глубин души я считаю его помшаннымъ, жестоко подумать, что наша частная жизнь во власти сумасшедшаго. Онъ говоритъ, что можетъ вытребовать постановленіе англійскаго суда, которое вынудило бы дрезденскій судъ отправить меня въ Англію чрезъ полицію, но я этому не врю. Я спрашивала мнніе сэр-Грегори Грогрэма предъ отъздомъ, онъ сказалъ мн, что этого нельзя. Я не опасаюсь власти Кеннеди надо мною, пока я здсь, только одного — чтобы дло не было предано гласности.

‘Я не отвчала ему и отцу не показывала его письма. Мн не хотлось говорить вамъ, когда вы были здсь, что я почти боюсь заговаривать объ этомъ съ моимъ отцомъ. Онъ правда никогда не убждаетъ меня вернуться къ мужу, но я знаю, что онъ желаетъ этого. У него особенныя понятія на счетъ денегъ, которыя мн кажутся странными, зная, какъ онъ всегда былъ великодушенъ. Когда я вышла замужъ, мое состояніе, какъ вамъ извстно, только что пошло на уплату долговъ брата. Кеннеди объявилъ, что совершенно равнодушенъ къ этому вопросу, хоть сумма была значительная. Ему объяснили, въ чемъ дло, и онъ не заявлялъ никакихъ требованій. Не прошло года, какъ онъ выразилъ свое неудовольствіе моему отцу, и тогда отецъ вмст съ братомъ собрали эту сумму — 40,000 фун.— и выплатили ее Кеннеди. Онъ неоднократно теперь писалъ къ стряпчему моего отца, что деньги эти ему хоть и не нужны, однако онъ не возвратитъ ни одного пенни, потому что этимъ какъ бы отступится отъ своихъ правъ. Никто не требовалъ ихъ отъ него. Никто не спрашивалъ у него ни единаго пенни, даже на мои расходы съ-тхъ-поръ, какъ я разошлась съ нимъ. Но отецъ все твердитъ, что деньги не должны уходить изъ рода. Не могу же я вернуться къ такому мужу изъ-за 40,000 фун. Батюшка очень раздраженъ по поводу денегъ. Будь он выплачены обычнымъ путемъ, при моемъ замужств, говоритъ онъ, то въ силу брачнаго контракта вернулись бы въ нашъ родъ по смерти Кеннеди, если бы я не имла отъ него дтей. Въ настоящемъ же положеніи вещей эти деньги сдлаются его достояніемъ посл моей смерти. Я не понимаю, почему такъ должно быть, но папа то и дло толкуетъ объ этомъ и говоритъ, что мнимое великодушіе Кеннеди ограбило насъ всхъ. По мннію моего отца, все уладилось бы, вернись я только къ мужу, статочное ли дло, чтобы я вернулась изъ-за подобной причины? У брата съ женою будетъ довольно состоянія, а мн какая польза въ томъ, чтобы оставить по своей смерти капиталъ? Скоре я отдала бы его вашимъ дтямъ, Финіасъ, чмъ дтямъ Чильтерна.

‘Кеннеди запрещаетъ мн видться съ вами или переписываться — могу ли я покоряться человку, котораго считаю сумасшедшимъ? А когда я не повинуюсь ему въ главномъ вопрос и не возвращаюсь къ нему, нелпо было бы слушать его въ мелочахъ. Не думаю, чтобъ мы съ вами видлись часто. Его письмо по-крайней-мр убдило меня, что я не могу вернуться въ Англію, мало вроятія, чтобы и вы могли вскор пріхать сюда опять. Я даже не прошу васъ объ этомъ, хотя ваше присутствіе придало моей жизни такую прелесть, какой ничто иное придать ей не можетъ. Но когда лампа горитъ особенно ярко, всегда потомъ оказывается соотвтственная тусклость. Мн пришлось поплатиться за ваше посщеніе и за отраду высказаться вамъ въ Кенигштейн. Я твердо вознамрилась открыть вамъ душу, теперь же, когда все высказано, я не желаю видться съ вами. Что же касается переписки, то онъ не лишитъ меня этого утшенія — надюсь, не лишите и вы.

‘Какъ вы думаете, отвтить мн на его письмо или лучше показать его отцу? Мн очень не хочется послдняго, какъ я уже объясняла вамъ, но я не задумалась бы все сказать отцу, если Кеннеди дйствительно намренъ исполнить, свои угрозы. Не скрою отъ васъ, что меня просто, кажется, убьетъ, если мое доброе имя станутъ терзать въ газетахъ. Можно ли принять противъ этого какую-либо мру? Если бы было извстно, что онъ сумасшедшій, разумется, его заявленіе не напечатали бы въ газетахъ, но если онъ пошлетъ письмо изъ Лофлинтера съ своею подписью, есть всякое вроятіе, что оно будетъ помщено. Это было бы очень, очень жестоко.

‘Да хранитъ васъ Богъ! Считаю лишнимъ уврять, какъ искренно я

‘Вашъ другъ

‘Л. К.’

Это письмо было адресовано Финіасу въ клубъ. Тамъ онъ и получилъ его вечеромъ, наканун открытія парламента. Прочитавъ его, онъ просидлъ около часа въ глубокой задумчивости. Само собою онъ долженъ отвчать немедленно, объ этомъ и разсуждать было нечего. Но онъ не могъ дать ей полезнаго совта. Въ сущности онъ мене кого-либо былъ способенъ подать совтъ въ настоящемъ кризис. Ему казалось, что находясь въ безопасности отъ личнаго насилія, лэди Лора только должна оставаться въ Дрезден и въ самыхъ мягкихъ выраженіяхъ отрицательно отвчать на письмо мужа. Для него ясно было, что при настоящемъ положеніи вещей она никакой не могла принять мры относительно денегъ. Это надо предоставить совсти Кеннеди, времени и случаю. Угроза обнародовать семейныя обстоятельства казалась ему пустою острасткой. Онъ сомнвался даже, чтобы порядочная газета помстила на своихъ столбцахъ заявленіе, на какое онъ намекалъ. Если же оно будетъ напечатано, то придется вынести это. Никакія усилія съ ея стороны или со стороны ея стряпчихъ не могли предупредить этого.

Что бы она подразумвала подъ своимъ постояннымъ грхомъ, котораго избгнуть не можетъ, который повторяется ежедневно и гнететъ ее къ земл, спрашивалъ онъ себя. Разв она ожидаетъ отвта и на эту часть своего письма? Вдь это равносильно повторенію того страстнаго сознанія въ любви, которое онъ слышалъ въ Кенигштейн — любви, которая охватила всю ея жизнь еще ране ея несчастнаго замужства. Обдумывая это, Финіасъ старался вникнуть въ свойство подобной любви. Онъ также любилъ ее въ то время и ршился высказать свою любовь, хотя надежды на успхъ почти не имлъ. Онъ воспользовался первымъ случаемъ и объяснилъ свои намренія. Она же, съ невозмутимымъ спокойствіемъ женщины съ зрлымъ умомъ и доброю душой, похлопала его, такъ сказать, по плечу и сообщила о своей помолвк съ Кеннеди. Неужели она любила его въ ту минуту, какъ утверждала теперь, и могла быть такъ холодна, такъ спокойна и такъ добродушна, а между тмъ эта холодность, это спокойствіе и добродушіе только служили тонкою корой надъ пламенной страстью? Какъ различна была его любовь! Онъ не выказалъ ни спокойствія, ни добродушія. Два дня онъ былъ до того убитъ, что ему свтъ постылъ. Мсяцъ, другой, онъ смотрлъ на себя какъ на человка поставленнаго въ исключительныя обстоятельства — предназначеннаго для одиночества по роковому велнію судьбы. Потомъ онъ снова оснастилъ свой корабль и не прошло года, какъ тоже забылъ про свою любовь. Теперь онъ зналъ или полагалъ такъ — что предаваться безнадежной страсти безумство, противное врожденнымъ наклонностямъ мущины или женщины — что это малодушіе, изобличающее недостатокъ нравственной энергіи и силы воли. А тутъ женщина сумла скрыть свою страсть на самыхъ первыхъ порахъ и, не смотря на нее, вышла за другого, она могла подчинить свое сердце, чувства и женственную нжность матеріальнымъ соображеніямъ, однако не имла силы избавиться отъ своей страсти съ теченіемъ времени, хотя она лежала на ея совсти невыносимымъ бременемъ. На которой сторон была сила характера, на которой малодушіе? Она ли была сильна духомъ, или онъ?

Тутъ онъ попытался дать себ отчетъ въ своихъ чувствахъ къ ней. Все это происходило такъ давно, что она ему представлялась въ вид тетки или сестры на столько старшею, что онъ могъ благоговть предъ нею. Въ его сердц было чувство, которое ставило ему въ обязанность жертвовать собою для ея пользы, если бы онъ чмъ нибудь могъ оказать ей услугу. Онъ былъ… или, врне, будетъ ей преданъ. Онъ обязанъ ей вчной признательностью. Но будь она свободна выйти за него завтра, онъ не женился бы на ней, онъ это зналъ. Она сама говорила то же. Она хотла быть его сестрою. Она ставила ему въ непремнный долгъ познакомить ее съ его женою, если онъ когда-нибудь женится опять. Она объявила, что неспособна ревновать его — а между тмъ говорила теперь о ежедневномъ грх, отъ котораго не могла оградить своей совсти.

— Финіасъ, сказалъ голосъ у его уха:— вы въ грхахъ своихъ что ли каятесь?

— О! разумется — въ какихъ грхахъ?

Это заговорилъ съ нимъ Баррингтонъ Ирль.

— Вы знаете, что мы завтра ничего не сдлаемъ, продолжалъ онъ.

— Я слышалъ это.

— Мы пропустимъ адресъ, не сказавъ почти ни единаго слова. Грешэмъ просто заявитъ ршимость противиться церковному биллю, хоть бы рзаться пришлось на ножахъ. Онъ намренъ говорить просто и коротко. Какія бы ни были достоинства билля, когда онъ предложенъ такимъ человкомъ, какъ Добени, слдуетъ смотрть на него какъ на противозаконное усиліе удержать власть въ рукахъ меньшинства. Я думаю, что онъ въ конц-концовъ перейдетъ къ вопросу о большинств голосовъ и докажетъ, какъ непрактично для націи, чтобы во глав правленія оставалось министерство, которое не въ состояніи склонить въ парламент на свою сторону большинство голосовъ даже при самыхъ обыкновенныхъ вопросахъ. Не знаю, сдлаетъ ли онъ это завтра или при второмъ чтеніи билля.

— Я вполн съ нимъ согласенъ.

— Разумется, вы согласны. Вс съ нимъ согласны. Нтъ человка, который могъ бы имть сомнніе на этотъ счетъ. Я лично ненавижу одну мысль о церковной реформ. Милый старикъ Мильдмэй, который научилъ меня всему, что я знаю, также ненавидитъ ее. Все-таки Грешэмъ глава нашей партіи въ настоящее время, и хотя у меня совершенно разные съ нимъ взгляды на многое, я обязанъ поддерживать его. Если онъ со временемъ предложитъ церковную реформу или что бы ни было, я послдую за нимъ.

— Я знаю, что это ваше мнніе.

— Само собою, это мое мнніе. На другихъ основаніяхъ нельзя и дло длать. Если бы люди не пріучались къ этому силою обстоятельствъ, никакое правленіе не могло бы устоять въ стран. Къ чему пришли бы мы, не будь этого? Королева считала бы себя въ прав удерживать такой кабинетъ министровъ, который заискалъ бы ея расположеніе, и честолюбивые люди преобладали бы безъ всякой поддержки со стороны націи. Королева должна же покоряться предписаніямъ откуда-нибудь.

— Она безспорно должна принимать совтъ.

— Не придирайтесь къ слову, когда вы знаете, что фактъ справедливъ! съ жаромъ вскричалъ Баррингтонъ.— Конституція страны требуетъ, чтобы королева покорялась предписаніямъ. А можетъ ли такое предписаніе быть безопасно, если оно не основано на большинств голосовъ Нижней Палаты?

— Не думаю.

— Мы вс одного мннія на счетъ этого. Ни одинъ членъ той или другой палаты не осмлится опровергать это. А если такъ, то кто же въ здравомъ ум пойдетъ наперекоръ партіи, которую считаетъ правою въ общихъ основаніяхъ? Человкъ съ такою щекотливой совстливостью, что онъ не способенъ дйствовать въ этомъ дух, долженъ удалиться отъ общественной дятельности. Онъ не можетъ служить на пользу отечества въ парламент, хотя принесетъ пожалуй пользу своимъ перомъ въ собственномъ кабинет.

— Я удивляюсь, что вы меня вызвали къ общественной дятельности посл того, что я сдлалъ по поводу ирландскихъ земель, замтилъ Финіасъ.

— Первая ошибка прощается, если провинившійся былъ полезенъ въ другихъ отношеніяхъ. Словомъ, вы должны вмст съ нами подать голосъ противъ церковнаго билля Добени. Брауборо видитъ это ясно. Онъ поддержалъ предводителя партіи наперекоръ всмъ своимъ увреніямъ въ Танкервилл.

— Я не Брауборо.

— И въ половину его стоить не будете, если бросите насъ! съ гнвомъ возразилъ Баррингтонъ Ирль.

— Спорить съ этимъ я не стану. У него свои понятія о долг, у меня свои. Но вотъ я что сдлаю. Признаться, я не принялъ еще никакого ршенія. Я посовтуюсь, но не сердитесь на меня, если я скажу, что долженъ искать совта мене пристрастнаго партизана, чмъ вы.

— Совта Монка?

— Да… Монка. Я нахожу, что эта мра принесетъ одинъ вредъ, когда она исходитъ отъ Добени.

— Такъ за коимъ же чортомъ вамъ поддерживать ее и въ то же время идти наперекоръ собственной партіи? Посл того вы должны быть въ состояніи сдлать это. Что скажете, Рэтлеръ, руководитель мой и философъ, какъ пойдутъ дла?

Рэтлеръ подошелъ къ нимъ, но стоялъ у дивана, гд они сидли, не удостоивая ссть и вступить въ дружескую бесду съ человкомъ, на котораго не зналъ еще, смотрть ли какъ на врага или какъ на друга.

— Мы будемъ держаться очень тихо съ мсяцъ или шесть недль, отвтилъ Рэтлеръ.

— А потомъ? спросилъ Финіасъ.

— Потомъ это будетъ зависть отъ числа немногихъ безумцевъ, которымъ никогда не слдовало имть мсто въ парламент.

— Какъ, напримръ, Монкъ и Трнблль?

Было извстно, что оба члены были ярые радикалы и предводители партій. Предполагалось, что они оба поддержатъ, откуда бы ни исходилъ билль для расторженія англиканской церкви съ государствомъ.

— Какъ Монкъ, поправилъ Рэтлеръ.

— Для Трнблля я допускаю исключеніе. Его обязанность поддерживать все, что способствуетъ къ волненію. Онъ покрайней-мр послдователенъ. Но когда человкъ занималъ уже должность…

— Когда получалъ деньги? вставилъ Финіасъ.

— Именно. Признаться я съ своей стороны измнниковъ не люблю.

— Финіасъ поступитъ какъ слдуетъ, сказалъ Баррингтонъ Ирль.

— Надюсь, отвтилъ Рэтлеръ и прошелъ дале.

— Мы съ Рэтлеромъ одного мннія, сказалъ Баррингтонъ Ирль:— но въ побудительной причин, я думаю, есть маленькое различіе.

— Рэтлеръ жаждетъ мста.

— И я жажду.

— Онъ, какъ большая часть людей, жаждетъ проложить себ успшную карьеру, сказалъ Финіасъ.— Но если я врно угадываю вашу цль, вы главнымъ образомъ имете въ виду поддержать издавна учрежденную политическую власть виговъ. Вы врите въ родъ.

— Я врю въ патріотизмъ нкоторыхъ семействъ. Я знаю, что Мильдмэи, Фицгоуарды и Паллизеры въ-теченіе многихъ столтій воспитывали своихъ дтей, внушая имъ, что въ благосостояніи страны они должны видть самый высшій личный интересъ, и что подобное внушеніе по большей части было дйствительно. Конечно, и тутъ не обошлось безъ ошибокъ. Не каждое дитя заучиваетъ свой урокъ, какъ хорошо бы ни было преподаваніе. Но та школа, гд дло воспитанія ведется лучше, даетъ наибольшее число хорошихъ учениковъ въ общемъ итог. Въ такомъ отношеніи я врю въ родъ. Вы допущены научиться кой-чему и я ожидаю увидть васъ хорошимъ ученикомъ.

Въ парламент открылись засданія на слдующій день, адресъ предложили и приняли, но преній не было. Даже не вс члены оказались въ сбор. Такая же церемонія произошла недавно, дло выдохлось и никого не занимало. Было извстно, что ничего въ сущности не сдлаютъ. Грешэмъ ограничился заявленіемъ въ качеств предводителя своей партіи, что онъ твердо воспротивится мр, по видимому, такой популярной между господами, которые засдаютъ по другую сторону и поддерживаютъ настоящее, такъ называемое, консервативное правленіе. Почему онъ такъ дйствуетъ, уже было высказано имъ недавно и вскор, къ несчастью, придется ему повторить, слдовательно, утруждать этимъ господъ присутствующихъ теперь онъ считалъ излишнимъ. Онъ не объяснилъ въ этомъ случа своей мысли относительно большинства голосовъ и въ семь часовъ вечера адресъ былъ принятъ. Добени назначилъ день, чрезъ мсяцъ, когда билль прочтется въ первый разъ. Кто-то спросилъ его съ задней скамьи о причин такой отсрочки.

— Потому что ране онъ не будетъ готовъ, отвтилъ Добени.— Когда уважаемый членъ парламента, обратившійся ко мн съ вопросомъ, достигнетъ того положенія, что на немъ будетъ лежать отвтственность какой-либо важной мры на пользу отечества, онъ вроятно найдетъ необходимымъ посвятить нкоторое время на изученіе подробностей. Если же нтъ, то онъ мене меня будетъ бояться дать поводъ къ нападеніямъ.

Министръ всегда найдетъ отговорку, а если онъ ловокъ, то суметъ и наказать того, кто спрашивалъ его. Неосторожно наказать вліятельнаго противника, но неизвстнаго допрощика можно раздавить съ торжествомъ.

Совтъ Монка былъ и простъ, и пріятенъ. Онъ намревался поддержать Грешэма и, разумется, совтовалъ пріятелю поступить такъ же.

— Да вы же поддерживали Добени по поводу адреса до Рождества, возразилъ Финіасъ.

— И потому буду вынужденъ объяснить, отчего я теперь разнаго съ нимъ мннія, это не составитъ трудной задачи. Рчь королевы, по моему сужденію, была основательна, вслдствіе чего я поддержалъ адресъ. Но ужъ конечно я не могу доврить Добени церковной реформы. Не знаю, многіе ли проведутъ такую черту разграниченія, но я сдлаю это.

Финіасъ вскор почувствовалъ себя въ парламент такъ, какъ будто никогда не оставлялъ его. Онъ не былъ въ отсутствіи достаточно долго, чтобы эта обстановка сдлалась для него чуждою. Не прошло двухъ недль, какъ онъ уже всталъ съ своего мста и спрашивалъ что-то у какого-то министра, разумется, намекая при этомъ, что упомянутый министръ виновенъ въ нкоторомъ громадномъ упущеніи или въ провинности. Все вернулось ему такъ, какъ будто онъ рожденъ для этой жизни. А какъ скоро стало извстно, что онъ намренъ подать голосъ вмст съ своею партіей на счетъ великаго предстоящаго вопроса — подать голосъ какъ слдуетъ и говорить какъ слдуетъ, не смотря на свои рчи въ Танкервилл — вс Рэтлеры стали съ нимъ учтивы. Бонтинъ выразилъ Рэтлеру такое мнніе, что не было возможности, чтобы Финіасъ когда-либо опять получилъ мсто, такъ какъ танкервильцы никогда не выберутъ его вторично посл его очевиднаго отреченія отъ своего слова, но Рэтлеръ ни во что этого не ставилъ.

— Богъ съ вами! они даже ни вспомнятъ. Да и онъ-то, надо сказать, изъ такихъ людей, которые всегда проберутся такъ или иначе. Я не особенно жалую его, но вы увидите, что онъ постоянно будетъ засдать въ парламент — разумется, съ перемежками неудачъ и успховъ. Когда малый началъ съ молоду и втянулся въ это, трудно отъ него избавиться.

Итакъ даже Рэтлеръ оказывалъ нашему герою вжливость.

Лэди Лор, конечно, былъ написанъ отвтъ — но и стоило же это труда! ‘Дорогая Лора’, начиналъ Финіасъ свое письмо къ ней въ первый разъ въ жизни. Она требовала, чтобы онъ обращался съ нею какъ братъ и онъ повиновался ея желанію. Но кром этого вступленія, да въ конц, гд онъ называлъ себя ‘ея искренно преданнымъ’, онъ не упоминалъ ни единымъ словомъ о своихъ чувствахъ. Онъ не намекалъ вовсе на грхъ, который такъ тяжело ложился на ея совсть, но отвчалъ на вс другіе вопросы. Онъ совтовалъ ей оставаться въ Дрезден. Онъ удостоврялъ ее, что никакая власть не можетъ заставить ее вернуться насильно. Онъ выражалъ мнніе, что Кеннеди наврно воздержится отъ публичнаго заявленія, но въ случа чего, отвтъ слдовало предоставить фамильному стряпчему. Относительно денегъ онъ находилъ совершенно невозможнымъ принять какую-либо мру. Потомъ онъ сообщилъ все, что было сообщать о лорд и лэди Чильтернъ, и также кое-что о себ. Когда письмо было кончено, онъ нашелъ его холоднымъ, почти натянутымъ. Въ его собственныхъ ушахъ оно не звучало какъ сердечное письмо преданнаго друга. Оно носило отпечатокъ той осмотрительности, съ какою было написано. Но что ему было длать? Но погршитъ ли онъ противъ нея и не усилитъ ли ея затрудненія, если выразитъ боле горячія чувства? Скажи онъ что-либо, чего нельзя сказать каждой другой женщин, онъ нанесъ бы ей кровную обиду, и все-таки тонъ его собственнаго письма былъ ему ненавистенъ.

Глава XXI.
МИСТЕРЪ МОЛЪ СТАРШІЙ.

Жизнь мистера Мориса Мола изъ Молскаго Абатства, отца Джерарда Мола, конечно, не могла назваться счастливою. Онъ съ дтства слылъ талантливымъ и въ школ уже совершалъ великіе подвиги — выигрывалъ призы, декламировалъ рчи въ дни спичей — въ играхъ всегда и во всемъ казался красивымъ. Онъ былъ изъ числа тхъ мальчиковъ напоказъ, которыхъ обыкновенно оказывается два, три въ каждомъ большомъ учебномъ заведеніи, и много блистательныхъ предсказаній было о немъ. Онъ влюбился еще не достигнувъ восемнадцати лтъ и чуть было не усплъ увезти одну двушку до поступленія въ университетъ. Отца онъ лишился еще ребенкомъ и двадцати одного года его считали обладателемъ очень порядочнаго состоянія. Въ Оксфорд онъ былъ на хорошемъ счету — въ кругу свтскихъ молодыхъ людей, которые однако также толковали о книгахъ, бросали деньги, читали поэзію и собственное имли мнніе о трактатахъ Ньюмана. Онъ получилъ ученую степень и потомъ вступилъ въ свтъ, избравъ поприще, которое всего трудне пройти съ достоинствомъ и удобствомъ для себя. Онъ вознамрился вести жизнь празднаго человка съ умреннымъ доходомъ — жизнь, которая была бы роскошна, изыскана и пріятна, но съ которою не было бы связано бремени необходимыхъ занятій. Съ его небольшимъ помстьемъ ему мало было дла, такъ какъ онъ не хотлъ заниматься запашкой какой-либо части своей земли. Онъ сталъ судьею въ графств, но не интересовался, какъ судья Шеллоу, цною хорошей пары воловъ и никогда не заботился, по какой цн продаются на рынк два десятка ягнятъ. Нтъ тяжеле подобной жизни. Порою встрчается человкъ, который пріучилъ себя безъ всякаго посторонняго побужденія ежедневно посвящать время полезному труду, который въ состояніи работать, хотя работы для видимой цли отъ него не требуется, который самостоятельно можетъ спастись отъ бдствія праздности, при всемъ томъ, что не иметъ опредленнаго, полезнаго назначенія, но такихъ людей мало и другого они закала, чмъ былъ Молъ. Онъ сталъ празднымъ человкомъ, склоннымъ къ роскоши и мотовству. Будучи среднихъ лтъ, онъ принялъ на себя роль человка съ изящнымъ вкусомъ. Онъ любилъ музыку, живопись, книги и красивыхъ женщинъ. Онъ любилъ также хорошій столъ и вина, но воображалъ себя въ этомъ дл артистомъ, не обжорой. Женился онъ молодой и жена его вскор умерла. Воспитанію своихъ дтей онъ не посвятилъ особеннаго вниманія, какъ не позаботился о сохраненіи своего имущества. О результат подобнаго небреженія сообщено въ предыдущей глав. Домъ его опустлъ и дти разсялись по блу-свту. Старшій сынъ, у котораго были собственныя средства, велъ праздную, безцльную жизнь, едва ли имя въ виду лучшій успхъ въ жизни чмъ тотъ, котораго добился его отецъ.

Старшій Молъ былъ теперь лтъ пятидесяти пяти и считалъ себя совсмъ молодымъ. Онъ нанималъ меблированныя комнаты на площади въ Уэстминстер и былъ членомъ двухъ отличныхъ клубовъ. Въ послднія десять лтъ онъ близко не бывалъ къ своему помстью и, такъ какъ не любилъ никакихъ деревенскихъ развлеченій, то десять недль въ году выносилъ страшную пытку. Отъ половины августа до конца октября для него не оказывалось ни партіи въ вистъ, ни общества — ни обда, можно бы почти сказать. Онъ пробовалъ създить на берегъ моря, прокатиться въ Парижъ, вкусить прелесть Швейцаріи и видовъ итальянскихъ озеръ — ничто ему не удалось, онъ долженъ былъ сознаться самому себ, что этотъ печальный періодъ въ году долженъ быть вынесенъ безъ облегченія и безъ отрады.

О дтяхъ онъ почти совсмъ забылъ. Его дочь жила съ мужемъ въ Индіи. Младшій его сынъ пропалъ безъ всти и, пожалуй, отецъ благословлялъ судьбу, что избавился отъ хлопотъ. Съ старшимъ сыномъ онъ имлъ еще сношенія, но очень поверхностныя. Они никогда не переписывались, разв только понадобится сообщить другъ другу что-нибудь особенное. Они не имли основанія видться. Они были членами разныхъ клубовъ. И вращались они въ разныхъ кругахъ общества. Занятія ихъ не имли ничего общаго. Только имъ принадлежало одно имніе — но по поводу его между ними возникло нчто очень похожее на ссору, и такъ какъ ни одинъ изъ нихъ не ожидалъ помощи отъ другого, то оба молчали. Отецъ считалъ себя бдне сына, эта была его больная струна. Онъ имлъ только пожизненный доходъ съ родового помстья и благоразуміе не издерживать боле, чмъ слдовало — дабы потомъ не умирать съ голоду и не попасть въ богадльню. Все же ему представлялась возможность тратить пять или шестсотъ ф. с. въ годъ, и этою небольшою суммой опытъ научилъ его жить съ нкоторымъ комфортомъ. Онъ обыкновенно обдалъ не дома и везд его называли мистеромъ Моломъ изъ Молскаго Аббатства.

Это былъ худощавый, сдой, но съ живыми глазами, пріятной наружности человкъ, нкогда отличавшійся очень красивымь лицомъ. Онъ женился, скажемъ, по любви, однако скоре, надо полагать, случайно. Съ женою онъ обращался дурно и не прерывалъ давнишней связи съ снисходительнымъ другомъ. Эти отношенія длились цлыхъ двадцать лтъ и стали наконецъ невыносимымъ бременемъ. Онъ пришелъ уже къ тому, что видлъ необходимость пустить въ ходъ свое умніе вести бесду, изысканное обращеніе и красивую наружность для второго, выгоднаго брака, но мучительная пріятельница становилась ему поперекъ дороги. Пожалуй, онъ высказалъ въ этомъ случа нкоторую трусость, какъ бы то ни было, попытки его не увнчались успхомъ. Время для подобнаго облегченія своей судьбы однако еще не совсмъ ушло для него и потому онъ не дремалъ. Всегда оказываются женщины, готовыя купить себ право идти подъ руку съ природнымъ дворяниномъ. Между тмъ ни одинъ надлежащій судья въ подобномъ дл не усомнился бы, что мистеръ Морисъ Молъ родомъ дворянинъ. Однажды, въ конц февраля, около полудня, мистеръ Молъ сидлъ въ своей такъ называемой библіотек и завтракалъ, возл него лежала записка отъ сына. Джерардъ увдомлялъ, что навститъ его въ это утро, но спокойствіе отца было отчасти нарушено общаннымъ посщеніемъ. Онъ былъ въ халат и туфляхъ и держалъ въ рук газету. Когда завтракъ и газета будутъ кончены — что несомннно совершится въ одно и то же время — у него останутся еще въ запас дв папироски и пожалуй какой нибудь новый французскій романъ, только что ему доставленный. Все это займетъ время до двухъ часовъ. Тогда онъ однется и выйдетъ погулять въ тепломъ бекеш съ дорогимъ мхомъ. Онъ посмотритъ картину, другую, или фарфоровую вазу, о которой ему говорили, и будетъ разсуждать о нихъ какъ покупщикъ. Вс знали, что онъ никогда ничего не покупаетъ, но его мнніе въ подобныхъ вопросахъ стоило принять къ свднію. Потомъ онъ длалъ визитъ знакомой дам, которая могла быть полезна ему въ данную минуту — онъ не упускалъ изъ вида мысли еще блистать въ свт на состояніе жены. Въ пять часовъ онъ медленно направлялся въ клубъ, гд игралъ хладнокровно и спокойно до семи. Онъ никогда не игралъ по большой и никто не заставилъ бы его зайти за предлъ его клубнаго куша. Проиграй онъ десять или двадцать ф. с. въ одинъ присстъ, равновсіе въ его бюджет было бы нарушено и ему сильно пришлось бы пострадать относительно удобствъ. Но онъ игралъ хорошо, старательно, и знавшіе его коротко утверждали, что вистъ доставлялъ ему сто фунтовъ въ годъ. Въ семь часовъ онъ обыкновенно одвался и халъ на обдъ. Онъ имлъ славу пріятнаго состольника, хотя въ чемъ собственно заключалась его пріятность, трудно бы сказать. Онъ не отличался остроуміемъ и анекдотовъ не разсказывалъ. Онъ говорилъ тихимъ голосомъ и обращался только къ сосдямъ, и то не часто, по онъ смотрлъ баричемъ, хорошо одвался и никогда не длалъ неловкости. Посл обда онъ порой сыграетъ робберъ, но въ полночь всегда уже былъ дома. Никто не могъ знать лучше мистера Мола, что поддерживается цвтъ постоянной молодости однимъ строго правильнымъ образомъ жизни. Не спать часть ночи за сигарою и виномъ хоть и очень пріятно порой, но слишкомъ быстро пожираетъ богатыя молодыя силы и роковымъ образомъ отзывается на сбереженныхъ скудныхъ остаткахъ въ преклонные года.

Какъ бы ни было, каждая минута во дн имла для него свою цну. Онъ обладалъ рдкимъ искусствомъ пользоваться временемъ, а не превращать его въ бремя. Онъ такъ устроилъ свои обязанности, что ему рдко теперь приходилось длать что-либо положительно непріятное. Онъ моталъ прежде, однако его кредиторы, хотя и не вполн удовлетворенные, все-таки были успокоены. Онъ не имлъ теперь дла съ упорными, тугими на расплату арендаторами, но съ точными, хотя и недружелюбными опекунами, и т съ плнительной акуратностью выплачивали ему часть его дохода, которую онъ могъ тратить на себя. Не терзайся онъ честолюбивымъ замысломъ составить блистательную партію, онъ былъ бы совершенно спокоенъ. Закуривъ папиросу, онъ чувствовалъ бы себя очень пріятно въ настоящую минуту, если бы ему не грозило разстройствомъ посщеніе сына. Зачмъ бы сыну желать его видть и портить ему такимъ образомъ одинъ изъ лучшихъ его часовъ во дню? Разумется, сынъ не прідетъ безъ особеннаго дла, по всему вроятію, непріятнаго. Онъ, съ своей стороны, не имлъ ни малйшаго желанія видть сына — однако, такъ какъ ссоры между ними не было, онъ не могъ отказаться принять его по полученіи записки. Въ ту самую минуту, когда онъ кончалъ первую папиросу, доложили о приход Джерарда.

— Здравствуй, Джерардъ.

— Здравствуйте, батюшка — какъ вы поживаете? Вы смотрите свжимъ какъ картина.

— Благодарю за комплиментъ, если хочешь сказать мн лестное. Я чувствую себя не дурно. А я думалъ, ты гд-нибудь охотишься.

— Я и охотился, но пріхалъ въ городъ именно повидаться съ вами. Вы курили, какъ вижу, могу я закурить сигару?

— Здсь я никогда не курю сигаръ, Джерардъ. Я дамъ теб папиросу.

Папироса была предложена неохотно и принята съ пожатіемъ плечъ.

— Не пріхалъ же ты ко мн только, чтобы покурить, надюсь?

— Конечно, нтъ. Мы не часто докучаемъ другъ другу, батюшка, но есть вещи, о которыхъ, я думаю, намъ слдуетъ говорить. Я намренъ жениться.

— Жениться?

Тонъ мистера Мола старшаго, когда онъ повторилъ это слово, очень напоминалъ тонъ обыкновеннаго отца, которому сынъ заявляетъ намреніе взяться за ремесло чистильщика сапоговъ.

— Да, сэръ. Этого рода вещи длаются иногда.

— Безъ сомннія, и не рдко раскаиваются посл того, какъ ихъ сдлали.

— Будемъ надяться на лучшее. Во всякомъ случа теперь поздно обсуждать то, что ршено и что я пріхалъ сообщить вамъ.

— Очень хорошо. Я полагаю, ты поступаешь какъ слдуетъ, сообщая мн. Разумется, ты долженъ знать, что я ничего для тебя сдлать не могу. Что касается твоего собственнаго обезпеченія, если она богата…

— У ней нтъ состоянія.

— Нтъ состоянія?

— Дв, три тысячи фунтовъ, самое большое.

— Такъ я считаю это просто сумасшествіемъ и долженъ сказать, что иначе относиться къ этому не могу. Я не имю ничего и потому не въ моей власти ни помогать теб, ни мшать, но я не хочу слышать никакихъ подробностей и только посовтую теб прекратить это дло во что бы ни стало.

— Ужъ этого-то я не сдлаю ни подъ какимъ видомъ.

— Такъ мн нечего боле говорить. Не проси меня присутствовать на свадьб, не проси меня видться съ нею.

— Да вы не слышали еще ея имени!

— Мн все-равно, какъ бы ее ни звали.

— Это Аделаида Паллизеръ.

— Аделаида Мггинсъ для меня совершенно одно и то же. Я достаточно пожилъ на свт, любезный Джерардъ, меня не убдишь въ возможности чеканить деньги изъ знатнаго рода женъ. Двадцать тысячъ фунтовъ стоятъ боле всей знатности Гоуардовъ, и съ женою, у которой даже двадцать тысячъ, ты будешь бднякъ, вчно стсненный и полуголодный.

— Вроятно, я буду совсмъ голодный, такъ какъ у нея нтъ четверти этой суммы.

— Безъ сомннія, будешь.

— Однако, люди женатые и съ семействомъ жили моими средствами.

— И даже довольствовались мене чмъ четвертью подобныхъ средствъ. Почтенный человкъ, который чиститъ мн платье, врно тратитъ не боле. Но онъ такъ ужъ и взрощенъ, изволишь видть. Какъ человкъ холостой, надюсь, ты откладывалъ по-крайней-мр половину изъ своего дохода?

— Ни единаго шиллинга, напротивъ, я долженъ нсколько сотъ фунтовъ.

— А разсчитываешь содержать домъ и жену съ роскошными замашками, съ барскою барыней, няньками, поваромъ, лакеемъ и грумами на сумму, которой до сихъ-поръ не хватало на твои собственныя потребности! Я не считалъ тебя такимъ дуракомъ, любезный другъ.

— Благодарю покорно.

— Во что обойдется одинъ ея туалетъ!

— Не имю никакого понятія.

— Я въ томъ увренъ. Она здитъ верхомъ, полагаю? На сколько я имю понятія о твоемъ образ жизни, это и есть сфера, гд ты познакомился съ двушкою.

— Да, она здитъ верхомъ.

— Какъ не здить ей и теб! Легко предвидть, куда вы поскачете вмст, если на столько будете глупы, что соединитесь бракомъ. Я только могу совтовать не длать этого. Больше теб говорить нечего?

Оставалось еще сказать многое, если бы Джерардъ могъ заставить отца выслушать его. Мистеръ Молъ, который все время стоялъ, опустился на кресло посл своего вопроса и взялъ въ руки книгу, приготовленную для утренняго препровожденія времени. Очевидно, онъ хотлъ, чтобы сынъ ушелъ. Извстіе было ему сообщено и съ своей стороны онъ сказалъ все, что могъ на этотъ счетъ. Онъ съ первой минуты принялъ ршеніе ограничиваться общимъ взглядомъ на вопросъ — избгать всякихъ подробностей, которыя могли касаться его самаго. Но Джерарду поставили въ непремнную обязанность вынудить отца вникнуть въ подробности. Будь онъ предоставленъ самому себ, разговоръ безъ сомннія уже казался бы ему чрезчуръ длиненъ. Онъ не мене отца былъ склоненъ избгать всего, что непріятно въ настоящемъ. Но когда мисъ Паллизеръ внезапно — почти внезапно — отдала ему свою руку и когда онъ долженъ былъ при ней и при лэди Чильтернъ дать отчетъ, на что онъ разсчитываетъ для жизни, вопросъ о томъ, что онъ наслдуетъ Молское Аббатство, обсуждался поневол. Въ Молскомъ Аббатств молодая чета могла бы имть пріютъ — такъ думала лэди Чильтернъ — единственный приличный пріютъ. Старый мистеръ Молъ очевидно жить тамъ не желалъ. Вроятно, можно было бы сдлать необходимыя поправки и омеблировать его на деньги Аделаиды. А тогда, если Джерардъ Молъ хотлъ быть благоразуменъ и отказать себ въ охот, да заняться небольшою запашкой самому — если бы Аделаида занялась хозяйствомъ и тратила на наряды не боле сорока ф. с. въ годъ, если они оба будутъ вести жизнь примрную, образцовую, энергичную и строго бережливую, концы можно бы свести съ концами. Аделаида пришла въ настоящій азартъ на счетъ сорока фунтовъ и объявила, что ограничится тридцатью. Хозяйство, разумется, будетъ ея заботою, тмъ боле, что жареная или вареная баранина должна быть и начало и конецъ всей исторіи. Аделаид эти разсужденія были интересны и забавны, она искренно радовалась перспектив новой жизни въ Молскомъ Аббатств. Взявъ все въ соображеніе, не можетъ быть такъ трудно молодой чет прожить 800 ф. ст. годового дохода, когда, у нихъ свой домъ и садъ. Ни экипажа, ни лакея они держать не будутъ, пока… пока не умретъ старикъ Молъ. Намекъ на это ожидаемое со временемъ счастливое событіе облеченъ былъ въ неопредленныя выраженія.

— Помстье должно перейти къ вамъ рано или поздно, замтила лэди Чильтернъ.

— Если я переживу отца.

— Это мы считаемъ несомнннымъ, и тогда, знаете ли…

Лэди Чильтернъ продолжала распространяться о прелести будущей сквайрской жизни и деревенской независимости. Аделаида была въ восторг, но Джерардъ — посл того, какъ выразилъ согласіе отказаться отъ охоты, ни дать, ни взять, какъ человкъ соглашается быть повшенъ, когда предыдущія обстоятельства его жизни не даютъ ему возможности выбора — Джерардъ молча и почти угрюмо слушалъ описаніе ожидавшаго его блаженства. Лэди Чильтернъ настаивала на томъ, что планъ жить въ Молскомъ Аббатств не иначе можетъ быть приведенъ въ исполненіе, какъ съ согласія его отца. Вс знали, что лично мистеръ Молъ ничего не потерпитъ отъ этого, знали и то, что власть его относительно имнія была очень ограничена. Но безъ его одобренія нельзя было приступить ни къ чему положительному. Слдовательно, еще многое приходилось обсуждать посл изложенія мистеромъ Моломъ своего взгляда на женитьбу вообще.

— Мн хотлось бы поговорить съ вами объ имніи, сказалъ Джерардъ.

Ему въ особенности было предписано заставить отца высказаться на счетъ этого.

— Что же такое на счетъ имнія?

— Разумется, моя женитьба не повліяетъ нисколько на ваши интересы.

— Я бы думалъ. И странно было бы, если бы повліяла. Твой доходъ гораздо больше моего.

— Не знаю, почему это такъ, но полагаю, что вы не откажете мн въ помощи, если это не разстроитъ васъ нисколько.

— Въ какомъ отношеніи? Нельзя ли это лучше устроить чрезъ стряпчихъ? Терпть не могу длъ!

Вспомнивъ свое общаніе лэди Чильтернъ дйствовать настоятельно, Джерардъ не отступилъ и теперь, хотя такая настойчивость была ему совсмъ не понутру.

— Мы думали, батюшка, что вы дозволите намъ жить въ Молскомъ Аббатств.

— О!— вы думали это?

— Разв есть препятствіе къ этому?

— Просто то, что домъ мой, а не вашъ.

— Онъ принадлежитъ къ имнію, полагаю, и такъ какъ…

— Такъ какъ что? спросилъ отецъ, обративъ на сына рзкій, сердитый взглядъ и съ настоящимъ оживленіемъ въ лиц.

Джерарду было очень неловко объяснить значеніе своихъ словъ.

— Такъ какъ оно должно перейти ко мн современемъ, продолжалъ онъ:— и тогда намъ всего приличне будетъ жить тамъ, я думалъ, и вы найдете, что для насъ лучше поселиться въ Молскомъ Аббатств теперь же.

— Это твой взглядъ?

— Мы говорили объ этомъ съ нашимъ другомъ, лэди Чильтернъ.

— Въ-самомъ-дл? Я очень благодаренъ вашему другу лэди Чильтернъ за ея участіе въ моихъ длахъ. Прошу засвидтельствовать ей мое почтеніе и сказать, что я хоть одной ногою въ гробу, однако для другой желаю сохранить свой домъ, не смотря на то, что едва ли буду въ состояніи тащиться на ней такую даль.

— Но вы же не думаете тамъ жить.

— Любезный другъ, если ты потрудишься спросить мннія какихъ-нибудь знакомыхъ, которые лучше знаютъ свтъ, чмъ по видимому лэди Чильтернъ, они скажутъ теб, что сыну не слдуетъ предлагать отцу отказаться отъ родового помстья на томъ основаніи, что отецъ можетъ… вроятно… скоро… удобно быть опущенъ въ могилу.

— И мысли подобной не было! протестовалъ Джерардъ.

— Это неприлично, говорю, при всемъ должномъ уваженіи къ здравому смыслу лэди Чильтернъ. Обыкновенно это не длается. Я равнодушне къ смерти, чмъ большая часть людей, но даже мн подобное предложеніе непріятно, когда оно сдлано такъ прямо. Конечно, я старъ…

Послднее мистеръ Молъ сказалъ слабымъ, дрожащимъ голосомъ, который доказывалъ, что будь его способности смолоду направлены на такую стезю, онъ вроятно составилъ бы себ состояніе на театральныхъ подмосткахъ.

— Никто не думалъ о вашей старости, батюшка.

— Разумется, я проживу не долго. Я бдное, слабое существо. Но пока еще въ живыхъ, я предпочелъ бы не быть выгнаннымъ изъ собственнаго дома — если лэди Чильтернъ будетъ такъ милостива, что изъявитъ на это согласіе. Мой докторъ по видимому находитъ, что я могу протянуть еще годъ либо два — съ большой осторожностью.

— Батюшка, вдь вы же знаете, что я ничего подобнаго не думалъ.

— Перестанемъ разыгрывать короля и принца. Принцъ уврялъ очень убдительно, однако, если не ошибаюсь, отецъ только прикинулся, будто вритъ ему. При моей слабости здоровья, ты нсколько разстроилъ меня. Чтобы успокоиться, я бы желалъ, чтобы ты оставилъ меня одного, если ты ничего противъ этого не имешь.

— И это все, что вы мн скажете?

— Боже милосердый!— чего же ты еще хочешь? Я не… соглашусь… отказаться… отъ моего дома въ Молскомъ Аббатств въ твою пользу — пока живъ. Достаточно ли этого? Если теб вздумалось жениться и умирать съ голоду, я не считаю этого достаточною причиной, чтобы умирать и мн. Достаточно ли этого? И вашъ другъ лэди Чильтернъ можетъ — отправиться — къ чорту! Достаточно ли этого?

— Прощайте, сэръ.

— Прощай, Джерардъ.

Такъ кончилось свиданіе и Джерардъ Молъ вышелъ изъ комнаты. Когда отецъ остался одинъ, онъ немедленно закурилъ другую папиросу, взялъ въ руки французскій романъ и принялся за свои обычныя занятія, какъ бы ршившись быть покоенъ и счастливъ опять, не теряя ни минуты. Но это оказалось не въ его власти. Его дйствительно разстроили, онъ не могъ совладать съ собою. Папироса почти тотчасъ полетла въ огонь и французскій томикъ отложенъ былъ въ сторону. Мистеръ Молъ почти вскочилъ съ кресла и сталъ спиною къ огню обдумывать сдланное ему предложеніе.

Онъ несомннно былъ оскорбленъ даже отдаленнымъ намекомъ сына на смерть. Хотя въ немъ не оказывалось никакихъ признаковъ разрушенія, хотя онъ пользовался превосходнымъ здоровьемъ, пищевареніе его было отлично — словомъ, онъ могъ прожить до девяноста лтъ — ему непріятно было напоминовеніе, что сынъ наслдуетъ имніе посл него. Притязаніе, заявленное сыномъ на Молское Аббатство, основано было на томъ, что посл его смерти домъ будетъ принадлежать Джерарду, и эта мысль непріятно поразила его. Лэди Чильтернъ говорила о немъ за глаза какъ о человк смертномъ и поступила въ этомъ случа очень дерзко. Молское Аббатство безспорно было полуразрушенное, старое зданіе, гд онъ никогда боле жить не будетъ — которое не отдавалось въ наймы кредиторами только потому, что его нельзя было отдавать, такъ оно оказывалось ветхо. Но теперь мистеръ Молъ сталъ соображать, не можетъ ли онъ, наперекоръ людямъ, разсчитывавшимъ на его смерть, вернуться, въ домъ своихъ предковъ, если не въ цвт молодости, то все же въ сил своихъ лтъ. Почему бы ему не жить въ Молскомъ Аббатств, если бы совершился тотъ выгодный бракъ, о которомъ онъ мечталъ? Онъ зналъ себя настолько, что мсяцъ, проведенный въ Молскомъ Аббатств, для него смерть, но для человка хорошаго общества прилично имть родовое помстье, онъ же всегда гордился, что можетъ называться мистеромъ Моломъ изъ Молскаго Аббатства. Пролагая путь къ женитьб, цли его мечтаній, онъ долженъ быть извстенъ подъ этимъ именемъ. Если о немъ заговорятъ, какъ объ отц Мола изъ Молскаго Аббатства, это будетъ для него роковымъ ударомъ. Вообще быть отцомъ женатаго сына очень непріятно, и по тому онъ принялъ извщеніе въ высшей степени нелюбезно. Что же касалось того, чтобы отказаться отъ Молскаго Аббатства!.. Припоминая это предложеніе, онъ волновался и пылалъ гнвомъ весь тотъ часъ, который предназначенъ былъ для пріятнаго отдыха, и раздраженіе противъ сына только росло при мысли, чего онъ лишался по его милости. Наконецъ онъ успокоился на столько, что могъ съ подобающимъ тщаніемъ надть свой богатый мховой бекешъ, и вслдъ за тмъ отправился къ особ, которую держалъ на примт.

Глава XXII.
ЧИСТОТА НРАВОВЪ, ФИННЪ!

Квинтусъ Слайдъ былъ по прежнему издатель ‘Народнаго Знамени’, но въ дух его мечтаній произошла перемна. Газета все еще красовалась подъ фирмою ‘Народнаго Знамени’ и Слайдъ все еще разыгрывалъ роль человка, которой и отстаиваетъ существующія права народа, и требуетъ для него новыхъ. Но исполнялъ онъ это въ качеств консерватора. Слдя за ходомъ событій, онъ увидалъ, что долгъ велитъ ему быть органомъ Добени. Этотъ долгъ онъ принялся исполнять съ большимъ усердіемъ и съ очаровательной увренностью въ своей послдовательности и непогршимости. Безъ сомннія, довольно трудная задача повернуть направо-кругомъ безъ видимой непослдовательности и безъ пятна для непогршимости была облегчена только что заявленнымъ новымъ взглядомъ Добени на церковный вопросъ. ‘Народное Знамя’ все еще могло быть истиннымъ народнымъ знаменемъ по отношенію къ церковной политик. Ею теперь преимущественно и наполнялись газеты, стало быть вся перемна состояла, въ похвалахъ Добени вмсто похвалъ Трнбллю. Безъ сомннія, оказывались необходимы еще кой-какія отличительныя черты. Добени былъ главою консервативной партіи въ королевств, самъ по себ Слайдъ могъ быть изъ ярыхъ, самыхъ разрушительныхъ демократовъ, однако органъ мистера Добени долженъ былъ поддерживать партію консерваторовъ во всемъ. Теперь Слайду поставлялось въ обязанность возносить, какъ патріотовъ, ниспосланныхъ небомъ, тхъ самыхъ людей, которыхъ онъ за мсяцъ или за два называлъ надутыми аристократами, піявками, пресыщенными кровью народа. Разумется, это вызвало замчанія со стороны собратовъ-публицистовъ — замчанія, которымъ силились придать возможную горечь. Одна вечерняя газета взяла на себя трудъ раздлить на дв части одинъ изъ своихъ столбцовъ и на одной сторон напечатала безспорно рзкіе отзывы ‘Народнаго Знамени’ въ сентябр о герцог, маркиз… и сэр…— а на другой сторон отзывы, на столько же лестные, о тхъ самыхъ титулованныхъ политическихъ дятеляхъ. Но публицистъ съ ловкостью и опытомъ Квинтуса Слайда не могъ быть приведенъ въ смущеніе такими мелочными хитростями. Онъ не терялъ времени на оправданія, но прямо нападалъ на подлость, низость, коварство, безнравственность, безграмотность, бумагу, шрифтъ и жену издателя вечерней газеты. Въ томъ вихр, гд онъ направлялъ свой челнокъ, ему не было надобности защищать собственное поведеніе.

‘И посл этого’, заключалъ онъ ядовитую и ловкую статью: ‘наемные писаки такого-то — осмливаются упрекать меня въ непослдовательности!’

Читатели ‘Народнаго Знамени’ вс пришли къ убжденію, что ихъ издатель побилъ своего противника окончательно.

Квинтусъ Слайдъ безспорно былъ созданъ для своего дла. Онъ умлъ издавать газету съ яснымъ пониманіемъ того, что всего врне ведетъ къ успху, и самъ писалъ передовыя статьи. Онъ былъ неутомимъ, не совстливъ и преданъ своей газет. Быть можетъ, онъ всего боле выказалъ свои издательскія достоинства точнымъ опредленіемъ той низкой нормы общественной добродтели, которая удовлетворитъ его читателей. Величаво нравственный тонъ, по его убжденію, вызоветъ или отвращеніе, или насмшки.

— Нтъ свинства боле ненавистнаго мн, чмъ ‘высокопарно-добродтельное пустословіе’, говорилъ онъ своимъ подчиненнымъ.

Это чувство было сродни тому, которое Талейранъ выражалъ словами: ‘Не усердствуйте!’

— Не суйте намъ чортъ знаетъ какого вздора, говорилъ онъ въ другомъ случа, когда вычеркнулъ изъ передовой статьи похвалы патріотизму нкотораго общественнаго дятеля.— Грешэмъ не хуже другого, безъ сомннія, намъ главное, за насъ ли онъ стоитъ.

Грешэмъ стоялъ не за Слайда въ настоящую пору и потому издатель ‘Народнаго Знамени’ не затруднялся отдлывать его на вс корки.

Въ одно воскресенье Слайдъ явился утромъ въ домъ Бнса на Большой Марльбороской улиц и спросилъ Финіаса Финна. Слайдъ и Бнсъ давно знали другъ друга и публицистъ не считалъ для себя унизительнымъ предъ тмъ, какъ войти къ члену парламента, обмняться дружескими словами съ писцомъ стряпчаго. Бнсъ былъ откровенный, ревностный и честный политикъ — съ очень неточными понятіями объ окружающихъ его политическихъ условіяхъ, но съ сильною врой въ достоинства своего класса людей. Человкъ трезвый и труженикъ, онъ ненавидлъ всхъ, кто не былъ трезвъ и не былъ труженикъ. Онъ составилъ себ вполн опредленное мнніе на счетъ того, что все дворянство должно быть уничтожено и вся поземельная собственность отобрана у людей, которымъ подобное достояніе давало возможность жить въ праздности. Что сдлать съ этими землями, когда ихъ отберутъ, онъ еще не принималъ въ соображеніе. Въ настоящее время онъ говорилъ о Слайд очень рзко, вслдствіе перемны въ ‘Народномъ Знамени’, и конечно не таковскій онъ былъ, чтобы уклониться отъ повторенія въ глаза тхъ словъ, которыя произносилъ за спиною.

— Здравствуйте, господинъ консерваторъ Слайдъ, сказалъ онъ, перехода въ небольшую комнату, окномъ во дворъ, гд издателя приглашали ждать, пока мистрисъ Бнсъ поднялась наверхъ, освдомиться, угодно ли будетъ члену парламента принять постителя.

— Полноте трунить, Бнсъ.

— Пожалуй и намъ довольно вашего подтруниванія, мистеръ Слайдъ. Я проглядываю еще ‘Знамя’ почти каждый день ради потхи, знаете.

— Если вы читаете его, Бнсъ, то мн все-равно почему.

— Издатель, полагаю, тотъ же министръ. Мсто хочетъ удержать за собою… вотъ оно что, мистеръ Слайдъ.

— Мы должны говорить народу, кто ему преданъ. Не воображаете ли вы, что Грешэмъ когда-нибудь предложилъ бы билль противъ епископальной церкви? Никогда… хоть будь онъ министромъ до скончанія вка. Вамъ нуженъ прогресъ.

— Такъ-то такъ, мистеръ Слайдъ.

— А гд взять его? Слыхали вы разв, чтобы роза не благоухала, если иначе назвать ее? Если прогресъ можетъ быть достигнутъ чрезъ консерваторовъ, а вамъ онъ нуженъ, почему не пойти за нимъ къ консерваторамъ? Кто отмнилъ хлбный законъ? Кто далъ намъ общую баллотировку?

— Все это я уже слышалъ, мистеръ Слайдъ. Это вовсе не было дано, по моему мннію. Мы пошли и взяли эти вещи. Одинъ случай все сдлалъ, не Кобденъ или Пиль, Гладстонъ или Дизраэли были нашими слугами для этого дла. Но либералъ либералъ, а консерваторъ консерваторъ. Что вы теперь мистеръ Слайдъ?

— Если бы вы говорили о томъ, что понимаете, Бнсъ, вы не толковали бы такого вздора.

Въ эту минуту мистрисъ Бнсъ вошла въ комнату и, быть можетъ, предупредила столкновеніе. Она вызвалась свести мистера Слайда въ комнату молодого, члена парламента. Сначала Финіасъ не хотлъ принять постителя, помня ихъ непріятное послднее свиданіе — однако онъ зналъ, что хранить непріязнь глупость и ему неприлично помнить ссору съ такимъ субъектомъ, какъ Квинтусъ Слайдъ.

— Я очень хорошо его помню, мистрисъ Бнсъ.

— Вы не любили его, сэръ.

— Не особенно.

— И я не люблю. И Бнсъ не любитъ. Онъ изъ тхъ людей, которые готовы сказать все на свт за тарелку супу и рюмку вина. Вотъ что говоритъ Бнсъ.

— Видть его мн никакого вреда не сдлаетъ.

— Разумется, не сдлаетъ, сэръ. Еще бы люди, подобные ему, могли вредить такимъ, какъ вы!

Затмъ Квинтусъ Слайдъ былъ введенъ въ комнату.

Первая встрча оказалась очень дружелюбна, по-крайней-мр со стороны издателя. Онъ схватилъ молодого члена за руку, поздравилъ его съ мстомъ и приступилъ къ длу, какъ будто никогда не былъ вытуренъ изъ этой же самой комнаты этимъ же самымъ обитателемъ.

— Наврно торопитесь узнать, зачмъ я пришелъ?

— Нтъ сомннія, что я узнаю въ свое время, мистеръ Слайдъ.

— Это важное дло, вы будете того же мннія, когда услышите. И такого оно рода, что я не знаю, въ состояніи ли вы уяснить себ, что именно слдуетъ сдлать.

— По-крайней-мр, постараюсь, если это касается меня.

— Касается васъ.

Говоря это, Слайдъ опустился на кресло у камина напротивъ Финіаса, положилъ ногу на ногу, скрестилъ руки на груди, наклонилъ голову немного на сторону и молча просидлъ нсколько минутъ со взоромъ устремленнымъ на собесдника.

— Это касается васъ, иначе я не былъ бы здсь. Знаете вы мистера Кеннеди — высокороднаго Роберта Кеннеди, владльца Лофлинтера въ Шотландіи?

— Знаю мистера Кеннеди.

— А знаете вы лэди Лору Кеннеди, его жену?

— Разумется, знаю.

— Такъ я и полагалъ. И графа Брентфорда знаете, который, на сколько могу понять, отецъ вышерченной лэди?

— Само собою. Вамъ очень хорошо извстно, что мы знакомы.

Было время, когда Финіасъ подвергался строжайшему порицанію, какое могло быть выражено ‘Народнымъ Знаменемъ’ единственно за его приверженность къ лорду Брентфорду, и потоки гнвныхъ изверженіи были излиты на него самимъ Квинтусомъ Слайдомъ.

— Прекрасно. Все-равно, что бы я не зналъ или зналъ. Эти предварительные вопросы были необходимы для поясненія, зачмъ я къ вамъ пришелъ. Мистеръ Кеннеди, полагаю, былъ сильно оскорбленъ.

— Я не намренъ обсуждать дло мистера Кеннеди, возразилъ Финіасъ очень серіозно.

— Къ несчастью, онъ намренъ говорить о нихъ. Въ томъ-то и штука. Съ нимъ поступили дурно и онъ обратился къ ‘Народному Знамени’ за удовлетвореніемъ. Не угодно ли вамъ бросить взглядъ на эту бумажку?

Публицистъ подалъ Финіасу длинную полоску напечатанной бумаги, которая составляла приблизительно полтора столбца ‘Народнаго Знамени’ и содержала письмо къ издателю, написанное изъ Лофлинтера и съ полною подписью Роберта Кеннеди.

— Надюсь, вы не то хотите сказать, что напечатаете это? спросилъ Финіасъ, еще не прочитавъ.

— Почему нтъ?

— Онъ сумасшедшій.

— Нтъ ничего легче, какъ назвать человка сумасшедшимъ. Такъ мы говоримъ о собак, что она бшеная, когда хотимъ повсить ее. Мистеръ Кеннеди управляетъ своимъ имніемъ. Для этого онъ не помшанъ. Но потрудитесь только опустить глаза и пробжать эти строки.

Финіасъ опустилъ глаза и прочелъ все письмо. Читая его, онъ приходилъ къ убжденію, что пишущаго никакъ не сочтутъ сумасшедшимъ, судя по его содержанію. Кеннеди описывалъ всю исторію своихъ оскорбленій и разсказалъ ее хорошо — съ жалобной правдивостью, насколько самъ зналъ и понималъ истину. Письмо было почти наивно въ плачевномъ отчет о его собственномъ гор. Съ удивительной откровенностью онъ назвалъ по именамъ всхъ прикосновенныхъ къ длу. Онъ говорилъ о жен, что она была и еще находится подъ вліяніемъ нкотораго мистера Финіаса Финна, онъ упоминалъ о своей прежней дружб къ нему, такъ какъ Финіасъ спасъ ему жизнь, когда онъ однажды попалъ въ руки воровъ, а потомъ обвинялъ Финіаса въ коварств, потому что онъ измнилъ дружб. Онъ отзывался съ горечью о жестокой обид, нанесенной ему тестемъ, графомъ Брентфордомъ, который принялъ къ себ его жену, когда ея настоящій домъ въ Лофлинтер. Взаключеніе онъ объявлялъ, что готовъ снова принять къ своему сердцу согршившую противъ него жену.

‘Что она согршила, несомннно, говорилъ онъ: ‘не думаю, чтобы она согршила, какъ другія гршатъ, но въ чемъ бы ни состояла ея вина, человку слдуетъ прощать, какъ самъ онъ надется на прощеніе.’

Онъ распространялся объ исключительномъ, почти божественномъ прав мужа надъ женою и приводилъ въ подтвержденіе своихъ словъ тексты изъ Ветхаго и Новаго Завта. Вслдъ за тмъ онъ обращался къ сочувствію публики чрезъ посредство общественнаго органа, такъ какъ по безсилію законовъ, бьющему въ глаза, онъ не могъ востребовать заблудшую жену судомъ чужой страны. Но онъ полагалъ, что общественное мнніе, если оно выскажется громко, боле подйствуетъ и на нее и на ея отца, чмъ вс его усильныя убжденія.

— Удивляюсь, что вы даете набирать подобное письмо, сказалъ Финіасъ, дочитавъ до конца.

— Отчего же не набрать?

— Не станете же вы помщать его въ газет!

— А почему бы нтъ?

— Да это частная ссора между мужемъ и женою. Публик-то какое дло до нея?

— Частныя ссоры между джентльмэнами и знатными лэди даинымъ-давно уже сдлались достояніемъ публики. Вы должны знать это какъ нельзя лучше.

— Только въ такомъ случа, когда он переходятъ въ судъ.

— И въ суд, и вн суда! Нравственность нашей аристократіи — что вы называете высшимъ десяткомъ — былабы на низкомъ уровн, если бы печать не исполняла роли ея опекуновъ. Если герцогъ изобьетъ свою жену до синяковъ, разв такъ и говорить объ этомъ не слдуетъ, пока герцогиня не пожалуется на мужа въ судъ? Слыхали вы когда о развод между членами высшаго десятка, которой не былъ бы обсуждаемъ гласно такъ или иначе? По моему мннію, нтъ пэра, который жилъ бы съ своею женой постоянно, не будь печати, только дряхлые старики разв не могутъ обойтись безъ ухода женъ.

— И вы называете себя консерваторомъ?

— Все-равно, чмъ бы я ни назывался. Это не относится къ тому, о чемъ идетъ рчь. Вы видите это письмо, Финнъ. Въ насъ нтъ мелочности, нтъ ничего грязнаго. Мы стоимъ за нравственность и чистоту жизни, мы намрены исполнять нашъ долгъ въ отношеніи къ публик безъ боязни и безъ лицепріятія. Ваше имя такъ упомянуто, что вамъ не пріятно быть не можетъ, кажется, я поступалъ вполн дружески, когда показалъ вамъ письмо, прежде чмъ предать его гласности.

Финіасъ все еще держалъ въ рук бумагу и молча размышлялъ. Слайдъ былъ ему ненавистенъ. Онъ едва могъ выносить, что тотъ называетъ его просто Финномъ. Относительнаго самого себя онъ очень былъ склоненъ вышвырнуть издателя вмст съ его газетою на улицу. Но прежде всего онъ долженъ былъ позаботиться о лэди Лор. Гласность, которою ей грозили теперь, казалась бдной женщин страшне всякаго другого несчастья. Собственно онъ въ этомъ дл не былъ повиненъ ни въ чемъ. Онъ не говорилъ слова о любви жен мистера Кеннеди съ той минуты, когда она сказала ему, что помолвлена съ владльцемъ Лофлинтера. Будь письмо напечатано, онъ могъ бы отвтить на него, какъ ему казалось, такимъ образомъ, что отстоялъ бы и себя и ее безъ всякаго ущерба для ихъ добраго имени. Но для нея онъ былъ обязанъ предупредить гласность, если это возможно — и для нея же онъ былъ обязанъ терпть, чтобы въ высшей степени противный издатель называлъ его Финномъ.

— По естественному ходу вещей, Финнъ, это выйдетъ завтра утромъ, сказалъ противный издатель.

— Тутъ нтъ слова правды, возразилъ Финіасъ.

— Разумется, вы это говорите.

— И готовъ повторить подъ присягою. Это пасквиль, и самый грубый. Онъ непремнно поведетъ къ процессу. И лордъ Брентфордъ и я будемъ вынуждены прибгнуть къ суду.

— Мы къ этому равнодушны. Мистеръ Кеннеди оградитъ насъ отъ всякой отвтственности. Мы дйствуемъ прямо. То, что я показалъ вамъ письмо, уже служитъ этому доказательствомъ.

— Что же вамъ нужно, мистеръ Слайдъ?

— Нужно! Не полагаете же вы, чтобы намъ было нужно что-нибудь. Если вы думаете, что столбцы ‘Народнаго Знамени’ могутъ быть закуплены, то ваше мнніе о печати настоящаго времени только возбуждаетъ во мн состраданіе къ вамъ, какъ существу, которое пресмыкается по земл. Ежедневная печать въ Лондон чиста и непогршима. То-есть, я говорю объ утреннихъ газетахъ. Нужно! Что же вы думаете мн нужно?

— Не имю никакого понятія.

— Чистота нравственности, Финнъ — наказаніе виновныхъ — защита невинныхъ — поддержка слабыхъ — покровительство угнетенныхъ — и желзный бичъ для притснителей!

— Да это пасквиль и ничто иное.

— Тяжелымъ обвиненіемъ это падаетъ на стараго графа, и на васъ, и на лэди Лору — не правда ли?

— Это пасквиль — какъ вы сами знаете. И вы скажете, что чистота нравовъ можетъ быть поддержана такимъ печатнымъ заявленіемъ, какъ это! Если бы вы дйствительно имли намреніе дать ему ходъ, едва ли бы вы стали показывать его мн.

— Ошибаетесь, Финнъ. Я скажу вамъ, что мы сдлаемъ — въ видахъ того, что я называю истинною чистотой нравовъ. Мы подождемъ печатать это, если вы возьметесь заставить жену вернуться къ мужу.

— Она не въ моей власти.

— Она находится подъ вашимъ вліяніемъ. Вы здили къ ней въ Дрезденъ мене мсяца тому назадъ. Скажи вы ей, она быстро вернулась бы къ мужу.

— Вы находитесь въ совершенномъ заблужденіи.

— Скажите, что вы попытаетесь.

— Ни подъ какимъ видомъ.

— Такъ это будетъ помщено завтра, сказалъ Квинтусъ Слайдъ, протягивая руку за бумагой.

— Да какая же ваша цль?

— Нравственность! нравственность! Мы тогда скажемъ себ, что сдлали все отъ насъ зависящее, чтобы поощрить домашнія добродтели и доставить прощеніе виновной жен. Вы вообразить не можете, Финнъ, какихъ предловъ достигнутъ вскор обязанности, права и вліяніе ежедневной печати — то-есть ежедневныхъ утреннихъ газетъ, на вечернія газетчонки я смотрю какъ на простую трату бумаги и чернилъ. Такъ вы не хотите вмшиваться?

— Почему нтъ — если вы дадите мн время. Гд мистеръ Кеннеди?

— Какое отношеніе это иметъ къ длу? Напишите лэди Лор и старому лорду, что если она обяжется быть въ Лофлинтер чрезъ мсяцъ, это не будетъ напечатано. Согласны?

— Дайте мн сперва повидаться съ мистеромъ Кеннеди.

Слайдъ задумался.

— Хорошо, сказалъ онъ спустя минуту:— вы можете видть Кеннеди, если желаете. Онъ пріхалъ сюда дня четыре тому назадъ и остановился въ гостиниц въ Дждской улиц.

— Въ гостиниц въ Дждской улиц?

— Да — въ гостиниц Макферсона. Кажется, онъ желаетъ быть окруженъ шотландцами. Не думаю, чтобы онъ выходилъ изъ дома, онъ проживетъ въ город до-тхъ-поръ, пока это появится въ печати.

— Я повидаюсь съ нимъ, сказалъ Финіасъ.

— Не мудрено, если онъ убьетъ васъ, но это дло его и ваше.

— Именно такъ.

— Вы извстите меня?

— Да, сказалъ Финіасъ съ нкоторымъ колебаніемъ: — я извщу.

— На насъ лежитъ долгъ и мы намрены исполнить его. Если мы увидимъ, что можно побудить жену вернуться къ мужу, мы воздержимся отъ печатнаго заявленія и добродтель будетъ сама себ наградою. Нужно ли вамъ говорить, Финнъ, что подобное письмо заставитъ раскупить громадное число экземляровъ?

Тутъ Слайдъ наконецъ всталъ и убрался.

Глава XXIII.
ГОСТИНИЦА МАКФЕРСОНА.

Когда Финіасъ остался одинъ, онъ былъ въ сильномъ недоумніи, что ему длать. Онъ общалъ хать къ Кеннеди и не очень опасался личнаго насилія съ его стороны. Но онъ ничего не могъ придумать такого, что бы сказать Кеннеди съ нкоторою пользой. Онъ зналъ, что лэди Лора не вернется къ мужу. Какъ ни страшилась она гласности, все таки въ Лофлинтеръ не подетъ, даже для избжанія публичнаго скандала. Подобной надежды онъ Кеннеди дать не могъ. А если такъ, чмъ же ему остановить печатаніе пасквильнаго письма? Онъ заручился бы запрещеніемъ суда, но письмо должно появиться въ газет на слдующее утро, если онъ не остановитъ этого какимъ-нибудь извщеніемъ, а было воскресенье. Онъ думалъ взять адвоката и съ нимъ похать къ Кеннеди, да въ томъ бда, что Кеннеди адвоката не испугается. Тутъ ему пришелъ на умъ мистеръ Ло. Онъ сперва увидится съ Кеннеди, а потомъ подетъ къ Ло.

Дждская улица примыкаетъ къ Новому проспекту близъ большихъ станцій Внутреннихъ и Сверныхъ желзныхъ дорогъ и считается очень хорошею улицей. Ее нельзя назвать модною, какъ Пикадилли, или центральною, какъ Чаринг-Кросъ, или торговою, какъ улицы близъ собора св. Павла. Кто ищетъ убжища въ Дждской улиц, тотъ предпочитаетъ приличную, скромную безызвстность другимъ преимуществамъ. Приблизительно такое чувство врно руководило Робертомъ Кеннеди, когда онъ остановился въ гостиниц Макферсона, не говоря о томъ, что хозяинъ былъ родомъ изъ окрестностей Лофлинтера. Когда Финіасъ пріхалъ въ гостиницу часу въ третьемъ въ воскресенье, мистрисъ Макферсонъ тотчасъ объявила ему, что мистеръ Кеннеди ‘безспорно дома, но никого не принимаетъ въ воскресный день’. Поставивъ на видъ дло, которое не терпло отлагательства и такого свойства, что самъ мистеръ Кеннеди признаетъ его достаточнымъ оправданіемъ для нарушенія отдыха въ день Господень, Финіасъ послалъ къ нему свою карточку. Кеннеди веллъ спросить, не можетъ ли мистеръ Финнъ отложить свое посщеніе до слдующаго утра. Финіасъ отвтилъ, что это невозможно. Обстоятельства, которыя онъ объяснитъ мистеру Кеннеди, не допускали этого. Наконецъ его пригласили подняться наверхъ, хотя мистрисъ Макферсонъ, сопровождая его, явно выказывала, что находитъ домъ свой оскверненнымъ подобной нечестивостью.

Устраивая свое заведеніе, Макферсонъ не увлекся безумной роскошью архитектуры, сдлавшейся въ послднее время такою обыкновенною въ гостиницахъ. Это былъ обыкновенный домъ съ вывскою въ вид полукружія надъ входомъ. На вывск стояло большими буквами ‘Гостиница Макферсона’. Лицевая комната была превращена въ контору, задняя служила помщеніемъ для хозяевъ. Лстница была узка и грязна. Въ бель-этаж помщался Кеннеди, гостиной служила ему комната на улицу, спальней комната на дворъ. Макферсонъ, вроятно, не ожидалъ другихъ постителей, кром дружелюбно расположенныхъ шотландцевъ, которые прізжали въ Лондонъ съ его стороны. Отворивъ дверь, мистрисъ Макферсонъ не раскрывала рта и смотрла чуть что не таинственною. Такое нарушеніе заповди пожалуй и оправдывалось обстоятельствами ей неизвстными, но съ ея стороны не будетъ одобрено, за сколько она можетъ уклониться отъ этого. Итакъ она даже шепотомъ не произнесла имени постителя.

При вход Финіаса, Кеннеди медленно поднялся съ своего кресла и отложилъ въ сторону библію, которую держалъ въ рукахъ. Онъ не заговаривалъ первый и только посмотрлъ чрезъ очки на входящаго. Финіасу онъ показался еще худощаве, еще дряхле на видъ, чмъ когда они видлись въ Лофлинтер не полныхъ три мсяца тому назадъ. Онъ не подалъ руки и вовсе не привтствовалъ постителя. Онъ просто наклонилъ голову и далъ Финіасу начать разговоръ.

— Я не пришелъ бы къ вамъ въ такой день, мистеръ Кеннеди…

— День весьма неприличный для земныхъ длъ, перебилъ Кеннеди.

— Если бы дло можно было отложить относительно времени и его важнаго значенія.

— Такъ сказала мн женщина и потому я согласился васъ принять.

— Знаете вы нкотораго Слайда, мистеръ Кеннеди?

Кеннеди отрицательно покачалъ головой.

— Но вы знаете издателя ‘Народнаго Знамени’?

Опять Кеннеди покачалъ головой.

— Вы написали письмо для помщенія въ этой газет.

— Разв я обязанъ спрашивать вашего совта на счетъ того, что пишу?

— Однако издатель совщался со мною.

— Это меня не касается.

— Слайдъ, издатель ‘Народнаго Знамени,’ былъ у меня съ вашимъ отпечатаннымъ письмомъ, которое — извините, мистеръ Кеннеди — я нахожу просто пасквильнымъ.

— Я беру на себя отвтственность.

— Но вы не желаете, полагаю, заявлять печатно ложь о вашей жен или даже обо мн?

— Ложь! Какъ вы смете говорить это, сэръ? Ложь разв, что она оставила мой домъ? Ложь разв, что она моя жена и не могла бросить меня, какъ это сдлала, не нарушивъ своего обта и законовъ, какъ человческихъ, такъ и Божьихъ? Лгу я, когда утверждаю, что повода не давалъ? Лгу я, когда предлагаю принять ее въ домъ опять, въ чемъ бы ни была виновна предо мною? Лгу я, когда говорю, что ея отецъ поступаетъ незаконно, удерживая ее у себя? Ложь! Ложь я швыряю вамъ въ лицо? Ложь — низость, а подлецъ не я!

— Вы примшали мое имя къ обвиненію.

— Потому что вы ея любовникъ. Я знаю васъ теперь — змя, отогртая на моей груди! Скажете ли вы, глядя мн прямо въ глаза, что она бросила меня не изъ-за васъ?

На это Финіасъ не могъ дать отвта.

— Разв не правда, что когда она выходила за меня, вы уже были ея обожателемъ?

— Я пересталъ имъ быть съ той минуты, когда она сказала мн, что ваша невста.

— И она не говорила вамъ о любви съ той поры? Разв не удалила она васъ изъ дома въ безсильной попытк остаться добродтельной? Разв не приманила она васъ обратно, уврившись, что борьба свыше ея силъ? Когда я васъ приглашалъ, она просила не приходить. Когда я не желалъ, чтобы вы попадались мн на глаза, она отыскала васъ. Съ кмъ она ходила по саду, по берегу рки, въ то же время какъ ршалась бросить вс свои обязанности и покинуть мужа? Осмлитесь ли вы утверждать, что не были тогда ея повреннымъ? Съ кмъ она разговаривала, когда имла наглость видться со мною въ дом перваго министра, гд она знала, что я долженъ быть по обязанности? Разв вы не были у нея этою зимою въ чужихъ краяхъ?

— Разумется, былъ — вы же дали мн порученіе къ ней.

— Никакого не давалъ. Я отрицаю это. Я отказался быть соучастникомъ въ вашей двойной вин. Я запретилъ вамъ хать къ моей жен и навщать ее въ мое отсутствіе, вы не послушались, и вы прелюбодй. Кто вы, что вчно становитесь между мною и моею женой?

— Я никогда не оскорблялъ васъ ни мыслью, ни дломъ. Пришелъ я къ вамъ теперь потому, что видлъ отпечатанное письмо, заключающее въ себ грубую клевету на меня.

— Такъ оно уже напечатано? съ живостью спросилъ Кеннеди.

— Напечатано, но изъ этого еще не слдуетъ, чтобы оно было помщено въ газет. Это клевета и не должна появляться въ печати. Я буду вынужденъ искать защиты законовъ. Нельзя же вамъ надяться вернуть жену, взводя на нее ложныя обвиненія путемъ гласности!

— Это правда, не ложь. Я могу доказать до единаго слова все, что мною написано. Она не сметъ пріхать сюда и подвергнуться законамъ своего отечества. Она не исполняетъ заповдей Господнихъ, и вы поддерживаете ее въ этомъ грх. Но я ищу не мести. ‘Месть принадлежитъ мн’, говоритъ Господь.

— Однако, ваши дйствія очень походятъ на месть.

— Не вамъ мн указывать, какъ я долженъ вести себя въ моемъ глубокомъ гор.

Потомъ онъ вдругъ перемнилъ тонъ. Голосъ его упалъ отъ надменнаго и вызывающаго на тихій, заискивающій шепотъ.

— Вотъ что я сдлаю, я вамъ скажу. Если вы общаете, что она вернется ко мн, я запрещу печатать и заплачу вс издержки.

— Я не могу привести ее къ вамъ.

— Она вернется, если вы скажете ей. Они уступятъ, если вы дадите имъ понять, что это неизбжно. Попробовать вы можете во всякомъ случа.

— Ничего подобнаго не сдлаю. Зачмъ мн уговаривать ее подвергаться страданію?

— Страданію! Какому страданію? Отчего ей страдать? Разв женщина должна непремнно страдать, потому что живетъ съ мужемъ? Вы же слышите, что я готовъ простить все? Даже она не усумнится въ моихъ словахъ, такъ какъ я никогда не говорилъ ей неправды. Пусть она вернется ко мн, и мы будемъ жить мирно и спокойно, не произнося слова укора.

— Я не могу въ это вмшиваться, мистеръ. Кеннеди.

— Такъ вы подвергнетесь моему гнву.

Съ этими словами, онъ вскочилъ, быстро схватилъ что-то съ близстоящей этажерки и въ его рук очутился пистолетъ. Финіасъ, который до-сихъ-поръ сидлъ, также вскочилъ со стула, но пистолетъ въ мгновеніе ока былъ направленъ въ его голову и сумасшедшій взвелъ курокъ. Къ счастью, механизмъ пистолета требовалъ, чтобы опущенъ былъ какой-то винтъ, прежде чмъ курокъ ударитъ по затравочному стержню, и неловкій въ обращеніи съ оружіемъ, несчастный помшанный прокопался съ этимъ секунду, другую, чмъ далъ Финіасу время мгновенно попятиться къ двери, не сводя съ противника глазъ. Но какъ ни былъ неловокъ Кеннеди, все же онъ усплъ выстрлить прежде чмъ Финіасъ скрылся за дверью. Пуля со свистомъ пронеслась у самой его головы. Однако, онъ не былъ раненъ и, перепуганный собственнымъ поступкомъ, Кеннеди воздержался отъ вторичнаго выстрла, или такъ долго промедлилъ, пораженный раскаяніемъ, что далъ время своей жертв спастись бгствомъ. Въ три, четыре прыжка Финіасъ слетлъ съ лстницы, и увидавъ, что наружная дверь заперта, онъ искалъ убжища въ контор мистрисъ Макферсонъ.

— Онъ сумасшедшій! вскричалъ Финіасъ: — разв вы не слыхали выстрла?

Хозяйка слова не могла выговорить отъ испуга, она вся дрожала и схватила Финіаса за руку.

— Въ дом нтъ ни души, кром меня и двухъ служанокъ, сказала она наконецъ,— Разумется, лордъ не въ своемъ ум. Мы давно знаемъ, что у него пистолетъ, да не смли отнять его, сначала мы съ мужемъ опасались, что онъ себ нанесетъ вредъ — но когда день проходилъ за днемъ и ничего страшнаго не оказывалось, мы положили между собою, что не стоитъ обращать на это вниманіе. Услыхавъ выстрлъ, я такъ и думала, что одинъ изъ васъ убитъ.

Финіасъ находился теперь въ большомъ недоумніи относительно того, что ему предписывалъ долгъ. Первое затрудненіе, которое представлялось ему, состояло въ томъ, что его шляпа была въ комнат Кеннеди, а мистрисъ Макферсонъ положительно отказывалась сходить за нею. Пока они еще обсуждали этотъ вопросъ и Финіасъ колебался, позвать ли сперва полицейскаго, или немедленно отправиться къ мистеру Ло, звонокъ изъ номера Кеннеди дернули неистово.

— Это лордъ звонитъ! вскричала мистрисъ Макферсонъ: — а если никто къ нему не пойдетъ, онъ пожалуй застрлитъ перваго попавшагося.

Служанки теперь стояли у дверей и дрожали всмъ тломъ, он очевидно не ршались идти на опасность. Вдругъ дверь отворилась наверху и шляпу нашего героя швырнули внизъ по лстниц.

Для Финіаса было ясно, что несчастный даже не въ состояніи понять своего поступка.

— Онъ стрлять не будетъ теперь, разв посягнетъ на свою жизнь, сказалъ Финіасъ.

Наконецъ было ршено, что одна изъ служанокъ должна сходить въ шотландскую церковь за хозяиномъ, а къ полиціи еще обращаться не надо. Казалось, Макферсоны отчасти знали семейныя обстоятельства своего постояльца, имъ было извстно, что въ Лондон живетъ его двоюродный братъ, съ которымъ онъ сохранилъ близкія отношенія. Этому кузену слдовало передать случившееся, и Финіасъ оставилъ свой адресъ, дабы могли вызвать его, если понадобится, чтобы онъ засвидтельствовалъ фактъ. Взволнованный случившимся, Финіасъ потребовалъ рюмку водки, проглотивъ ее, онъ уже хотлъ уйти.

— Шесть пенсовъ за водку, сэръ, остановила его мистрисъ Макферсонъ, отирая слезы.

Финіасъ расплатился, слъ въ кэбъ и веллъ везти себя къ мистеру Ло. Онъ теперь спасся отъ опасности и въ мысляхъ его снова преобладало одно — не дозволить напечатать письмо, показанное ему Слайдомъ. Но дучи въ кэб, онъ невольно содрогался при мысли, какъ близокъ былъ къ смерти. Онъ припоминалъ свое ощущеніе, когда увидлъ дуло пистолета, и понялъ, въ чемъ дло, при первой тщетной попытк, и потомъ, когда въ одно и то же мгновеніе блеснулъ огонь и щелкнулъ курокъ. Разъ онъ уже стоялъ противъ дула противника на поединк и былъ раненъ. Но тогда онъ не ощущалъ ничего подобнаго тому мучительному чувству томленія, которое охватило его съ ногъ до головы нсколько мгновеній назадъ. Онъ сознавалъ, что силы измнили бы ему, не выпей онъ водки, ему даже казалось сомнительно и теперь, въ состояніи ли онъ передать все случившееся мистеру Ло. На его счастье, супруговъ Ло не оказалось дома. Они выхали вмст и должны были вернуться часамъ къ шести. Финіасъ объявилъ, что намренъ ждать ихъ, и поручилъ сказать мистеру Ло, когда тотъ прідетъ, что онъ проситъ его немедленно прійти къ нему въ столовую. Такимъ образомъ Финіасу оставался цлый часъ, чтобы успокоиться. Но и по прошествіи часа у него такъ сильно билось сердце, что онъ не могъ владть собой.

— Ло, въ меня стрлялъ сумасшедшій! вскричалъ онъ, едва тотъ вошелъ въ комнату.

Онъ хотлъ быть спокоенъ и говорить главнымъ образомъ о письм, которое находилось въ рукахъ издателя, вовсе не о покушеніи на его жизнь, а между тмъ это восклицаніе вырвалось у него неудержимо.

— Въ васъ стрляли?

— Да, Робертъ Кеннеди, тотъ самый, что былъ членомъ министерства — на разстояніи ярда отъ моей головы.

Онъ слъ и разразился судорожнымъ хохотомъ.

Исторія съ пистолетомъ была вскор передана и Ло выразилъ мнніе, что Финіасу не слдовало уходить изъ дома не позвавъ полицейскаго и не разсказавъ ему всего происшествія.

— У меня другое лежало на душ, возразилъ Финіасъ: — почему мн необходимо было видться съ вами немедленно — нчто важне даже нападенія на меня этого сумасшедшаго. Онъ написалъ самую злую клевету на свою жену, этотъ пасквиль уже набранъ и, я опасаюсь, появится въ печати завтра.

Затмъ была разсказана исторія съ письмомъ.

— Слайдъ наврно будетъ въ контор ‘Народнаго Знамени’ сегодня вечеромъ и тамъ я могу видться съ нимъ. Когда я сообщу ему, что случилось, онъ вроятно согласится ничего не печатать.

Ло не раздлялъ такого взгляда. Онъ обсуждалъ вопросъ съ такимъ спокойствіемъ, которое почти было тягостно для Финіаса въ его настоящемъ настроеніи духа. Если разсказать все Квинтусу Слайду, этотъ почтенной покровитель нравственности и поставщикъ забавъ для публики, по мннію мистера Ло, непремнно напечатаетъ письмо и при немъ изложеніе того, что произошло въ гостиниц Макферсона. Что можетъ удержать его отъ этого выгоднаго для себя дйствія, когда онъ очень хорошо пойметъ, что никто не вступится за лэди Лору по поводу пасквиля, какъ только сдлается извстно трагическое состояніе мистера Кеннеди? Напечатать письмо было бы такъ же безопасно, какъ и привлекательно. Но если Финіасъ къ нему не подетъ, тотъ самый разсчетъ, который побудилъ его показать письмо, заставитъ теперь остановиться печатаніемъ по-крайней-мр на двадцать-четыре часа.

— Онъ хочетъ извлечь деньги изъ добродтели и не откажется отъ своей цли единственно для того, чтобы забжать днемъ впередъ. А тмъ временемъ мы добудемъ запрещеніе отъ товарища предсдателя суда.

— Возможно ли это въ одинъ день?

— Кажется, возможно. Теперь судъ не то, что былъ прежде, со вздохомъ отвтилъ Ло.— Вотъ я что сдлаю. Я сейчасъ отправлюсь къ Пикерингу.

Пикерингъ былъ въ то время однимъ изъ трехъ товарищей предсдателя суда.

— Не совсмъ-то прилично адвокату хать къ судь въ воскресенье съ явной цлью повліять на его ршеніе слдующаго дня, но это случай, для котораго надо допустить исключеніе. Когда такого рода субъекты, какъ издатель ‘Народнаго Знамени’, имютъ въ рукахъ письмо сумасшедшаго, которое можетъ разрушить счастье цлаго семейства, нельзя останавливаться изъ-за вздора. Пикерингъ именно таковъ, что взглянетъ на это дло здраво. Вы должны будете дать утромъ клятвенное показаніе и запрещеніе поспетъ часамъ къ двумъ, тремъ. Господинъ Септимусъ Слопъ, или какъ его тамъ зовутъ, не посметъ напечатать письмо посл этого. Разумется, если оно появится въ газет утромъ, то наши мры останутся безплодными, но это самое лучшее, что мы можемъ сдлать.

Итакъ мистеръ Ло взялъ шляпу и зонтикъ и направился къ дому товарища предсдателя суда.

— Да вотъ что, Финіасъ, сказалъ онъ, уходя:— останьтесь у насъ обдать. Вы такъ взволнованы всмъ этимъ, что не въ состояніи быть гд-либо въ другомъ мст.

— Я взволнованъ?

— Конечно, взволнованы. Не думайте переодваться. Взойдите наверхъ и передайте Джорджіан про все — да еще скажите, чтобы обдъ отложили на полчаса. Мн необходимо отыскать Пикеринга гд бы ни было, если его не окажется дома.

Финіасъ пошелъ наверхъ и передалъ всю исторію Джорджіан — иначе мистрисъ Ло. Она была сильно поражена и въ энергичныхъ выраженіяхъ высказала свое мнніе объ ужасномъ порядк вещей, при которомъ сумасшедшіе расхаживаютъ на свобод съ пистолетами и никто отъ нихъ не огражденъ. Относительно же лэди Лоры Кеннеди она по видимому находила, что бдный мужъ имлъ полнйшій поводъ жаловаться на нее и наказаніе было бы ей по-дломъ. Жены, по мннію мистрисъ Ло, никогда не должны оставлять своихъ мужей по какому бы ни было предлогу, а сколько ей доводилось слышать, въ этомъ дл вовсе не дано никакого повода. Ея сочувствіе очевидно было на сторон сумасшедшаго, хотя она вполн соглашалась, что вс мры слдуетъ предпринять противъ Квинтуса Слайда.

Глава XXIV.
ПОСЫЛАЮТЪ ЗА МАДАМЪ ГСЛЕРЪ.

Когда старшій Молъ немного успокоился отъ душевнаго и физическаго волненія, вызваннаго несвоевременнымъ и безтактнымъ предложеніемъ сына, и почувствовалъ себя въ состояніи вернуться къ обычному порядку своей жизни, онъ надлъ утренній зимній костюмъ и отправился отыскивать нкоторую даму. Это уже было сказано за нсколько главъ назадъ, но имя той особы не упоминалось. Отъ улицы Викторіи въ Уэстминстер онъ медленно прошелъ чрезъ Сент-Джэмскій и Зеленый парки, вышелъ въ Пикадилли и повернулъ въ Парковый переулокъ. Идя по переулку, онъ осмотрлъ свои сапоги, перчатки и панталоны, дабы удостовриться, что нигд не оказывалось непрошеной грязи. Утро было ясное и морозное, это избавляло его отъ траты на кэбъ. Мистеръ Молъ терпть не могъ брать кэбъ по утрамъ — онъ предпочиталъ не заходить за черту своихъ ежедневныхъ короткихъ прогулокъ для моціона, хать на обдъ нельзя было иначе, какъ въ кэб, но доходъ его не дозволялъ ему тратиться на кэбы два, три раза въ день. Поэтому онъ никогда не ходилъ къ сверу отъ Окфордской улицы или къ востоку отъ театровъ, или къ рк за Эклестонскій сквэръ. Предлы Южнаго Кенсингтона и Новаго Бромтона оказались для него источникомъ заботъ, онъ не имлъ возможности опредлить черту по этому направленію, за которою бы не могло навернуться что-нибудь такое, чего онъ лишать себя не хотлъ. Въ Южномъ Кенсингтон даются обды, на которыхъ такой человкъ, какъ Молъ, не могъ не бывать. Въ Парковомъ переулк онъ постучалъ у двери небольшого дома — крошечнаго домика, можно бы сказать, въ сравненіи съ окружающими его громадами — и спросилъ, дома ли мадамъ Гслеръ. Ему отвчали, что мадамъ Гслеръ ухала въ это утро въ деревню. Мистеръ Молъ выразилъ самымъ благодушнымъ образомъ нкоторое изумленіе, такъ какъ слышалъ, что она вернулась изъ Гэррингтона всего два дня назадъ. Слуга подтвердилъ это, но сталъ объяснять, что барыня не провела двухъ дней въ город, когда ее вызвали телеграмой въ Мачитъ.

— Говорятъ, его свтлость герцогъ очень плохъ, заключилъ лакей.

— Въ-самомъ-дл? Жалъ! сказалъ Молъ съ кислымъ лицомъ.

И тогда онъ отправился уже не такими осторожными шагами обратно чрезъ паркъ въ свой клубъ. Взявъ вечернюю газету, онъ тотчасъ увидалъ параграфъ, гд излагалось, что въ состояніи герцога Омніума перемны со вчерашняго дня нтъ, однако онъ спокойно провелъ ночь. Извстный и теперь уже престарлый докторъ сэр-Омикронъ Пай еще оставался въ Мачингскомъ Пріорат.

— Такъ старикъ Омніумъ наконецъ срывается съ якоря, сказалъ Молъ клубному знакомому.

Клубный знакомый засдалъ въ парламент и смотрлъ на вопросъ съ одной строго парламентской точки зрнія.

— Да, это не мало надлаетъ хлопотъ.

Молъ не былъ членомъ парламента и ничего не понялъ.

— Хлопотъ? Какія хлопоты? Пострадаетъ онъ одинъ. Вдь онъ не возметъ съ собою ни своего ордена Подвязки, ни фруктовыхъ садовъ, ни всхъ акровъ земли, ему принадлежащихъ!

— Что Грешэму длать съ министерствомъ финансовъ, когда онъ вступитъ? Положительно не понимаю, кого онъ туда помститъ. Толкуютъ о Бонтин, по Бонтинъ не иметъ половины того вса, который необходимъ. Предложатъ Монку, да Монкъ никогда боле не приметъ мста.

— Ахъ, да! Планти Паль былъ министръ финансовъ. Онъ долженъ отказаться теперь, полагаю?

Членъ парламента посмотрлъ на не-члена парламента съ смсью отвращенія и жалости, которую мущины и женщины, посвященные въ парламентскія дла, всегда питаютъ къ тмъ, кто не предается душою и тломъ конституціонному правленію страны.

— Министру финансовъ нельзя засдать въ палат лордовъ, а Паллизеръ долженъ принять титулъ герцога Омніума. Не знаю даже, можетъ ли онъ захватить съ собою вопросъ о десятичной монетной систем, боюсь, что нтъ. Въ Сити этого не жалуютъ.

— Кажется, я пойду сыграть роберъ, сказалъ Молъ.

Онъ слъ играть въ вистъ и проигралъ тридцать фишъ, не выказавъ ни малйшаго неудовольствія въ тон голоса или выраженіи лица. Однако деньги, которыя онъ обязанъ былъ заплатить, составляли для него вопросъ существенный. Но въ подобныхъ подвигахъ онъ оказывался великъ и въ совершенств понималъ колебанія игры. Полкроны, заплаченныя имъ теперь, только были съ выгодою помщенный капиталъ.

Онъ обдалъ въ клуб въ этотъ день и сидлъ за однимъ столомъ съ другимъ клубнымъ знакомымъ, не членомъ парламента. Мистеръ Паркинсонъ Сеймуръ, человкъ приблизительно его покроя, ни крошечки не заботился о затрудненіяхъ, которыя могли предстоять первому министру при замщеніи настоящаго министра финансовъ. Найдутся десятки людей, готовыхъ и безспорно способныхъ принять на себя обязанность — во всякомъ случа не мене способныхъ предыдущаго — управлять государственною казной. Но голубая лента и званіе лорда-намстника въ Барсетшир были значительныя вещи — и эти дары оказывались теперь въ рукахъ Добени. И лэди Гленкора наконецъ сдлается герцогинею съ большимъ вліяніемъ на общество, дурнымъ или хорошимъ. И Планти Паль будетъ герцогъ, но несравненно мене способенъ, какъ думалъ Паркинсонъ Сеймуръ, занимать такое высокое званіе, чмъ тотъ, кого теперь считали умирающимъ въ Мачинг.

— Онъ былъ великолпный старикъ, сказалъ Паркинсонъ Сеймуръ.

— Дйствительно, не много остается теперь людей этого закала.

— Я не знаю ни одного, восторженно возразилъ собесдникъ.— Теперь вс они берутся за какое-нибудь дло, ни дать ни взять, какъ Джонсъ готовится быть клэркомъ въ банк. Они политики или игроки, или, прости Господи! промышленники, чмъ стали нкоторые изъ нихъ. Графъ Тидвиль и лордъ Мертиръ составили товарищество для разработки своихъ собственныхъ копей и, ей-Богу! актъ товарищества написанъ по всмъ правиламъ, точно два сыровара вступили въ компанію. Маркизъ Мальтанопсъ иметъ долю въ портерной въ Буртон. Герцогъ Дискоунтъ, женившійся на дочери стараго Белленса, зять молодого Джорджа Эдванса, оставляетъ за собою свою долю въ торговомъ дом, что въ Ломбардовой улиц. Я знаю это наврно.

— Старый Омніумъ былъ выше подобныхъ вещей, замтилъ Молъ.

— Господи! совсмъ другой человкъ. Никого теперь у насъ и не останется подобнаго. Имя доходъ принца, онъ ни одного шиллинга, полагаю, не отложилъ во всю свою жизнь. Я слышалъ, что онъ не имлъ достаточно средствъ, чтобы жениться при томъ образ жизни, какой онъ велъ. Онъ понималъ, что значитъ истинное достоинство. Никто этого не понимаетъ теперь. Герцоги встрчаются на улиц такъ же часто, какъ собаки, а маркизъ ставитъ себя не выше огородника. Мн очень жаль, что старый герцогъ умираетъ. Племянникъ можетъ отлично управляться съ цыфрами, но онъ не способенъ замнить дядю. Что касается лэди Гленкоры, то она безспорно теперь пользуется общей любовью, но по моему взгляду боле походитъ на скотницу, чмъ на герцогиню.

Не было клуба въ Лондон и почти не было гостиной, гд не говорилось бы въ этотъ день чего-нибудь по поводу двухъ бюллетеней о состояніи стараго герцога. И ни въ одномъ клуб, ни въ одной гостиной не было произнесено приговора противъ умирающаго. Повсюду признавали, что онъ разыгралъ свою роль какъ истый дворянинъ, какъ вельможа, что богатыми дарами судьбы онъ пользовался съ подобающимъ величіемъ и заслужилъ уваженіе страны. А между тмъ едва ли кто-нибудь изъ людей, жившихъ въ одно время или отчасти въ одно время съ нимъ, длалъ мене его и боле посвящалъ себя на пользованіе богатыхъ даровъ безъ малйшаго помысла о томъ, чтобы самому сдлать что-либо взамнъ. Онъ только смотрлъ герцогомъ и умлъ придавать высокую цну своему присутствію.

Для мистера Мола ожидаемая кончина этого великаго человка имла особенное значеніе. Его знакомство съ мадамъ Гслеръ длилось не долго и не дошло еще до короткости. Во время послдняго лондонскаго сезона его представили ей и онъ обдалъ у нея два раза. Онъ старался быть любезенъ и льстилъ себя надеждою, что усплъ ей поправиться. Вообще о немъ можно было сказать, что онъ владетъ даромъ нравиться женщинамъ. Когда они разставались въ послдній разъ и она съ улыбкой на губахъ повторяла послднія слова какого-то анекдота, который онъ разсказалъ, у него мгновенно мелькнуло въ ум, что она можетъ быть подходящею особой. Онъ навелъ справки и узналъ, что нтъ сомннія въ ея богатств — или прав располагать имъ по желанію. Итакъ онъ написалъ ей миленькое письмецо, гд излагалъ происхожденіе забавнаго анекдота, случившагося съ извстнымъ кардиналомъ и помщеннаго въ извстныхъ запискахъ, которыя однако не пользовались наилучшею славой. Мадамъ Гслеръ отвтила на письмецо очень любезно, благодарила за справку, но вмст съ тмъ объявляла себя вполн удовлетворенною тми свдніями, какія онъ доставилъ, она не находила никакой надобности производить дальнйшія изслдованія. Мистеръ Молъ улыбнулся, говоря себ, что вышеупомянутыя записки непремнно будутъ въ рукахъ мадамъ Гслеръ въ скоромъ времени. Будь онъ немного короче знакомъ, то послалъ бы къ ней эту книгу.

Но Молъ узналъ между прочимъ, что въ жизни мадамъ Гслеръ кроется какой-то романъ въ связи съ герцогомъ Омніумомъ. Онъ усердно сталъ разыскивать и удостоврился, что для него не будетъ возможности на успхъ, да и не для кого другого, пока живъ герцогъ. Одни намекали на тайный бракъ — который мадамъ Гслеръ дала торжественную клятву не открывать никогда. Другіе предполагали, что она дочь герцога. Разумется, не обходилось безъ намековъ на отношенія иного свойства — только не особенно упорно, такъ какъ всми было признано, что лэди Гленкора, племянница герцога по муж и мать будущаго его наслдника, большая пріятельница мадамъ Гслеръ. Что кроется тайна подъ этой короткостью, было очень интересно для свта вообще, тмъ боле интересно, что ничего не случилось такого, что набросило бы свтъ на эту короткость съ-тхъ-поръ, какъ она всмъ сдлалась извстна. Мистеръ Молъ однако понялъ, что для него не можетъ быть успха, пока живъ герцогъ. Какого бы свойства ни была эта связь, она не могла быть расторгнута, пока существовала. Но герцогъ человкъ старый… или врне, болзненный. А теперь онъ умиралъ. Конечно, это представляло только вроятіе на успхъ. Молъ зналъ свтъ и не могъ возлагать большія надежды на такіе неврные разсчеты. Попытаться однако стоило, онъ былъ намренъ вступить въ борьбу, но такъ, чтобы насладиться успхомъ, не подвергая себя горечи разочарованія. Молъ терпть не могъ чувства непріятнаго или безпокойства и потому никогда не позволялъ себ доходить въ своихъ желаніяхъ до такой нормы, чтобы, обманувшись въ надежд, прійти къ нарушенію душевнаго равновсія.

Между тмъ мадамъ Гслеръ вызвали въ Мачингъ и она отправилась почти мгновенно безъ всякихъ сборовъ. Сидя въ вагон, она съ глазами полными слезъ думала: ‘Бдный, милый старикъ!’ Однако бдный, милый старикъ просто былъ бременемъ въ ея жизни, возлагая на нее самую непріятную обязанность, которая не предписывалась ей никакимъ чувствомъ долга.

— Каковъ онъ? со страхомъ спросила она у лэди Гленкоры, которая встртила ее въ передней, когда она прибыла въ Мачингъ.

Он поцловались какъ родныя сестры.

— Теперь ему немного лучше, но онъ очень тревожился сегодня утромъ, когда мы послали къ вамъ телеграму. Онъ спрашивалъ васъ два раза и мы ршили, что лучше васъ увдомить.

— Разумется, это было лучше, сказала мадамъ Гслеръ.

Глава XXV.
Я И ТЕПЕРЬ ЭТО СДЛАЮ.

Хотя по Лондону разнесся слухъ, что герцогъ Омніумъ умираетъ, его свтлость одли и перевели изъ спальни въ небольшую гостиную. Когда лэди Гленкора Паллизеръ привела къ нему мадамъ Гслеръ, онъ лежалъ на большомъ кресл, подъ ноги ему были подложены подушки и за нимъ ухаживала почтеннаго вида пожилая дама въ черномъ шелковомъ плать и щеголеватомъ чепц. При вход молодыхъ дамъ, особа почтеннаго вида удалилась, шепнувъ мимоходомъ лэди Гленкор:

— Его свтлости надо подать въ половин пятаго бульонъ и полторы рюмки шампанскаго, милэди. Но его свтлость не желаетъ пить изъ стакана, не угодно ли будетъ вашему сіятельству дать шампанское въ два пріема.

— Марія пріхала, сказала лэди Гленкора.

— Я зналъ, что она прідетъ, сказалъ старикъ, медленно поворачивая голову на спинк кресла.— Я зналъ, что она будетъ добра ко мн.

Съ этими словами онъ положилъ свою исхудалую руку на ручку кресла, чтобы женщина, которой присутствіе доставляло ему удовольствіе, взяла ее въ свои руки и утшала его.

— Разумется, я пріхала, сказала мадамъ Гслеръ, стоя возл него и слегка положивъ лвую руку на его плечо.

Боле этого она для него сдлать не могла, но для того, чтобы она исполнила это, ее вызвали къ нему изъ Лондона. Старикъ былъ блденъ, худъ, изнуренъ — очевидно, человкъ умирающій, масло въ его свтильник догарало, но тмъ не мене, когда онъ поднялъ на нее глаза, въ немъ еще было отраженіе того изящнаго величія празднаго аристократа, которымъ онъ отличался всю свою жизнь. Онъ никогда не приносилъ собою пользы, но постоянно держалъ себя какъ герцогъ и не измнялъ этому до послдняго издыханія.

— Ему ршительно лучше, чмъ утромъ, шепотомъ сказала лэди Гленкора.

— Дло къ концу идетъ, милая моя. Садитесь, Марія. Вы съ дороги, дали ли вамъ что-нибудь?

— Я не хотла ждать, герцогъ.

— Я принесу ей чаю, сказала лэди Гленкора.— Непремнно принесу. Я сама это сдлаю. Онъ хочетъ говорить съ вами наедин, я знаю.

Послднее было сказано шепотомъ, по слухъ у больныхъ чрезвычайно тонокъ. Герцогъ разслышалъ шепотъ.

— Да, милая моя, она совершенно права, я радъ остаться съ вами одинъ. Любите вы меня, Марія?

Это былъ странный вопросъ со стороны умирающаго старика молодой женщин, которая не была съ нимъ связана никакими узами, которой онъ даже не зналъ за три или четыре года назадъ. Но вопросъ былъ сдланъ съ тоскливымъ волненіемъ и требовалъ отвта.

— Вы знаете, что я васъ люблю, герцогъ. Иначе зачмъ бы мн и здсь быть?

— Жаль, что вы не приняли герцогской короны, когда я предлагалъ вамъ!

— Нтъ, герцогъ, этого вовсе не жаль. Прими я, вы не имли бы насъ обихъ при себ теперь.

— Мн никого не нужно, кром васъ.

— А я стояла бы поодаль — въ отчаяніи, что служу преградою между вами и тми, съ кмъ ваша свтлость связана близкими родственными узами. Мы же постоянно были добрыми друзьями съ той поры.

— Да… мы были добрыми друзьями, но…

Онъ закрылъ глаза рукою съ длинными худощавыми, пальцами, такъ онъ пролежалъ неподвижно и молча нсколько минутъ, не выпуская изъ другой руки ея руку.

— Поцлуйте меня, Марія, сказалъ онъ наконецъ.

Она наклонилась къ нему и поцловала его въ лобъ.

— Я и теперь это сдлаю, если могу принести вамъ пользу. Сдлаю, право сдлаю. Подобныя вещи бывали, моя дорогая.

— Я никогда не соглашусь на что либо подобное, герцогъ.

Они просидли другъ возл друга, держась за руки, но не произнося ни слова, до возвращенія лэди Гленкоры съ чашкою чаю и ломтемъ поджаренаго хлба. Принимая отъ нея чашку, мадамъ Гслеръ невольно подумала, какъ было бы, если бы она взяла предложенную ей герцогскую корону. Она сама сдлалась бы герцогинею, но ужъ наврно ей не услуживали бы будущія герцогини. Въ настоящемъ положеніи вещей, каждый изъ членовъ семейства имлъ поводъ быть ей признателенъ. Когда герцогъ скушалъ ложку бульона и проглотилъ дозволенную ему порцію вина, об он ушли и почтеннаго вида пожилая дама въ щеголеватомъ чепц была позвана занять свое мсто.

— Вроятно, онъ шепталъ вамъ что-нибудь очень ласковое? сказала лэди Гленкора, когда он остались одн.

— Очень ласковое.

— И вы были ласковы съ нимъ… надюсь?

— По-крайней-мр желала быть.

— Не сомнваюсь. Бдный старикъ! Исполни вы то, о чемъ онъ просилъ, едва ли привязанность его къ вамъ сохранилась бы въ такой сил, какъ она сохранилась теперь.

— Наврно нтъ, лэди Гленъ. Онъ сознавалъ бы, что я нанесла ему вредъ.

— Право я думаю, вы умнйшая женщина, какую мн приходилось встрчать, мадамъ Максъ. Что вы самая благоразумная женщина, въ этомъ я уврена. Ахъ, будь я такъ разсудительна!

— Вы всегда поступали благоразумно.

— Ну… что бы тамъ ни было. Есть люди, которые всегда станутъ на ноги, какъ кошки, сколько бы ни падали. Вы изъ числа тхъ, которые никогда не падаютъ. Другіе же спотыкаются самымъ печальнымъ образомъ безъ особенной вины съ ихъ стороны. Вотъ, напримръ, бдная лэди Лора.

— Дйствительно.

— Про Кеннеди, полагаю, говорятъ правду. Вы уже слышали эту исторію въ Лондон?

Однако оказалось, что мадамъ Гслеръ ничего не знала.

— Я имю это свдніе отъ Баррингтона Ирля, онъ всегда пишетъ ко мн, если случится что-либо выходящее изъ ряда. Мистеръ Кеннеди выстрлилъ изъ пистолета прямо въ голову Финіаса Финна.

— Финіаса Финна!

— Мистеръ Финнъ пріхалъ къ нему въ какую-то гостиницу въ Лондон. Никто не знаетъ, въ чемъ было дло, но мистеръ Кеннеди въ припадк ревности выстрлилъ въ мистера Финна изъ пистолета.

— Онъ не ранилъ его?

— По видимому нтъ. Мистеръ Финнъ изъ числа тхъ ирландцевъ, которые точно будто находятся подъ особымъ покровительствомъ судьбы. Пуля пролетла сквозь бакенбарды и не задла его.

— А что сталось съ Кеннеди?

— Ничего, кажется. Никто не посылалъ за полиціей и ему позволили ухать обратно въ Шотландію — словно человку разршено актомъ парламента пытаться убить любовника своей жены. Плохой это былъ бы законъ, онъ причинилъ бы страшное кровопролитіе.

— Но онъ не любовникъ лэди Лоры, возразила мадамъ Гслеръ очень серіозно.

— Такое условіе затрудняло бы исполненіе закона, кто можетъ сказать, любовникъ или нтъ такой-то мущина извстной женщины?

— Я не думаю, чтобы между ними существовали подобныя отношенія.

— Они всегда находились вмст, но любовь наврно была платоническая. Кажется, подобныя вещи обыкновенно бываютъ не иначе, какъ платоническія. Что же касается лэди Лоры — Боже милосердый!— я надюсь, что это было чувство чисто платоническое. Что вамъ сказалъ герцогъ?

— Просилъ меня поцловать его.

— Бдный, милый старикъ! Онъ только о васъ и говорилъ въ вашемъ отсутствіи, я убждена, что онъ не могъ бы умереть спокойно, не повидавшись съ вами. Не думаю, чтобы онъ во всю свою жизнь кого-либо такъ горячо любилъ, какъ васъ. Мы обдаемъ въ половин восьмого, душечка, зайдите къ нему на минуту передъ тмъ, какъ спуститесь внизъ. У насъ нтъ ни души, кром сэр-Омикрона Пая, Плантадженета и двухъ другихъ племянниковъ — которыхъ герцогъ видть не хочетъ, будь сказано мимоходомъ. Старуха Гэртльтонъ выразила желаніе пріхать.

— А вы не приняли ее?

— Я не могла бы отказать ей. Не посмла бы. Но герцогъ слышать объ этомъ не хотлъ. Онъ поручилъ мн написать ей, что по слабости, кром ближайшихъ родственниковъ, никого видть не можетъ. Тутъ онъ заставилъ меня вызвать васъ, любезная мадамъ Гслеръ — а теперь онъ и родственниковъ видть не хочетъ. Что намъ длать, если явится лэди Гэртльтонъ? Я дрожу, чтобъ это не случилось. Вамъ надо будетъ запереться, чтобы она васъ не видала, если такъ.

Въ слдующіе два, три дня герцогу было не лучше и не хуже. Въ газетахъ появлялись бюллютени, хотя никто въ Мачинг не зналъ, откуда они берутся. Сэр-Омикропъ Пай, который не практиковалъ боле и могъ посвятить все свое время ‘дорогому герцогу’, уврялъ, что не причастенъ къ длу. Онъ повторялъ лэди Лор каждое утро, что его жизнь только вопросъ времени.

— Жизненная искра на лету, прибавлялъ сэр-Омикронъ, указывая рукою на небо.

Паллизеръ оставался въ Мачинг три дня и ежедневно навщалъ дядю по два раза. По между ними не было сказано ни слова, кром обычныхъ разговоровъ и привтствіи. Паллизеръ проводилъ время съ своимъ секретаремъ, вырабатывая нескончаемыя цыфры и трудясь надъ недостижимыми результатами десятичной монетной системы. Ему смерть дяди наносила жестокій ударъ, такъ какъ быть министромъ финансовъ въ его глазахъ казалось несравненно важне, чмъ герцогомъ Омніумомъ. Лично для себя лэди Гленкора была не мене равнодушна, хотя въ глубин души желала, чтобы ея сынъ могъ отправиться въ университетъ съ титуломъ лорда Сильвербриджа.

На третье утро герцогъ и мадамъ Гслеръ опять сидли вмст и герцогъ опять держалъ ея руку, но и лэди Гленкора находилась въ комнат.

— Вдь вы были у лорда Чильтерна? вдругъ спросилъ герцогъ у мадамъ Гслеръ.

— Была, герцогъ.

— Онъ вамъ пріятель?

— Я знала его жену еще въ двушкахъ.

— Зачмъ онъ мн все пишетъ про какой-то лсъ?

Это было произнесено жалобнымъ голосомъ, точно онъ готовъ заплакать.

— Я вовсе не знаю лорда Чильтерна. Зачмъ онъ пишетъ мн о лс? Я не хочу, чтобы онъ ко мн писалъ.

— Онъ не знаетъ, что вы больны, герцогъ. Кстати, я дала слово переговорить объ этомъ съ лэди Гленкорою. Онъ утверждаетъ, что въ Трмпетонскомъ лсу отравляютъ лисицъ.

— Не врю, возразилъ герцогъ.— Никто не станетъ отравлять лисицъ въ моемъ лсу. Разберите это, Гленкора. Плантадженетъ никогда ни о чемъ не позаботится. Но ему не слдовало писать ко мн. Онъ долженъ знать, что не мн же надо писать объ этомъ. Я не хочу, чтобы всякій писалъ ко мн письма. Отчего они не пишутъ къ Фотергиллю?

И съ этими словами герцогъ заплакалъ на самомъ дл.

— Я все устрою, утшала лэди Гленкора.

— Пожалуйста, разберите. Я не хочу, чтобы говорили, что нтъ лисицъ, а Плантадженетъ ни во что входить не хочетъ.

Жена давно уже перестала заступаться за мужа, при подобныхъ обвиненіяхъ. Ничто не могло побудить Паллизера удостоить своего вниманія и пожертвовать малйшею частицей своего времени такому вопросу, какъ сохраненіе лисицъ.

На четвертый день нагрянула катастрофа, которой боялась лэди Гленкора. Къ подъзду Пріората подкатилъ на пар наемный экипажъ съ Мачингской желзно-дорожной станціи и доложили о прізд лэди Гэртльтонъ.

— Такъ я и знала! воскликнула лэди Гленкора, хлопнувъ рукою по столу.

Она сидла съ мадамъ Гслеръ. На бду старуху ввели въ комнату прежде чмъ мадамъ Гслеръ успла скрыться, и он встртились на порог. Вдовствующая маркиза Гэртльтонъ была особа весьма тучная, теперь пожалуй ближе къ семидесяти, чмъ къ шестидесяти-пяти годамъ, она долго была короткою пріятельницей герцога Омніума. Въ послдніе годы, когда она рдко видлась съ герцогомъ, ей говорили про мадамъ Макс-Гслеръ, но ей не доводилось видть ее. Тмъ не мене она угадала соперницу съ перваго взгляда. Безотчетное чувство подсказало ей, что эта женщина съ черными бровями и буклями мадамъ Гслеръ и есть. Въ настоящее время маркиза, можно сказать, скоре раскачивалась, чмъ ходила, но она проплыла мимо иностранки — какъ часто называла мадамъ Максъ — величественнымъ, хотя уткоподобнымъ шагомъ. Лэди Гэртльтонъ была женщина смлая и, надо полагать, съ душой, иначе она не предприняла бы такого путешествія съ такой цлью.

— Любезная лэди Гэртльтонъ, сказала лэди Гленкора: — мн очень жаль, что вы дали себ трудъ пріхать.

— Я должна видть его, возразила лэди Гэртльтонъ.

Лэди Гленкора съ жалобнымъ видомъ сложила руки, точно умоляя постительницу не изливать на нее своего гнва.

— Я непремнно должна видть его.

— Сэр-Омикронъ запретилъ допускать до него постителей.

— Я не уду, пока не увижусь съ нимъ. Кто эта дама?

— Моя пріятельница, отвтила лэди Гленкора, гордо поднявъ голову.

— Это она… мадамъ Гслеръ?

— Дйствительно это ея фамилія, лэди Гэртльтонъ. Она моя лучшая пріятельница.

— А входитъ она къ герцогу?

Когда лэди Гленкора выражала опасеніе, что маркиза нагрянетъ въ Мачингъ, то прямо сознавалась, что боится ее. Чувство отчаянія — почти ужаса — овладло ею, когда доложили о прізд маркизы. Но когда ее подвергли такому допросу, она ршилась быть смлою. Ничто на свт не заставитъ ее отворить лэди Гэртльтонъ двери комнатъ герцога и она не остановится сказать ей правду на счетъ мадамъ Гслеръ.

— Да, мадамъ Гслеръ видится съ герцогомъ.

— А мн нельзя!

— Любезная лэди Гэртльтонъ, что-жъ я тутъ могу сдлать? Герцогъ съ нкоторыхъ поръ привыкъ видть мою пріятельницу и потому ея присутствіе не причиняетъ ему разстройства. Вдь это же понятно.

— Я ничмъ не разстроила бы его.

— Онъ пришелъ бы въ страшное волненіе, если бы только узналъ, что вы въ дом. Я не беру на себя сообщить ему.

Тутъ лэди Гэртльтонъ бросилась на диванъ и жалобно зарыдала.

— Я знаю его боле сорока лтъ, плакалась она сквозь душившія ея слезы.

Сердце лэди Гленкоры смягчилось, она выказала себя доброю и женственною, однако не уступала относительно герцога. Тревожить герцога было напрасно, повторяла она, такъ какъ онъ объявилъ, что никого не хочетъ видть, кром старшаго племянника его жены и мадамъ Гслеръ.

Вечеръ былъ мучительный для всхъ въ Мачинг — кром герцога, которому не говорили ни слова о настойчивыхъ требованіяхъ лэди Гэртльтонъ. Нельзя же было прогнать бдную старуху въ тотъ же день и ей пришлось обдать съ мистеромъ Паллизеромъ. Жена предостерегла его не упоминать о дяд въ присутствіи маркизы, онъ и привтствовалъ ее какъ всякую другую случайную гостью жены. Главное затрудненіе заключалось въ присутствіи мадамъ Гслеръ. Сама она охотно осталась бы въ своей комнат, но лэди Гленкора не позволяла этого ни за что.

— Она видла васъ, душечка, и разспрашивала, кто вы. Если вы спрячетесь, она наплететъ Богъ всть что.

Итакъ представленіе оказалось необходимо, при чемъ лэди Гэртльтонъ держала себя уморительно величаво. Она присла очень низко, лицо ея очень вытянулось, но она не сказала ни слова. Вечеромъ маркиза сидла возл лэди Гленкоры, шепотомъ передавая ей многое о герцог, взаключеніе она снизошла къ послдней просьб дозволить ей видть его на другое утро.

— Вотъ тутъ сэр-Омикронъ, отвтила лэди Гленкора, поворачиваясь къ маленькому доктору.

Но леди Гэртльтонъ настолько была горда, что не хотла обращаться къ сэр-Омикрону, который, разумется, поддержалъ бы распоряженія лэди Гленкоры. Утромъ мадамъ Гслеръ не приходила къ чайному столу, а въ одиннадцать лэди Гэртльтонъ отвезли обратно на станцію желзной дороги въ экипаж лэди Гленкоры. Она подверглась неудобствамъ, оскорбленію, усталости и разочарованію, и все изъ-за любви. Съ ея широкимъ лицомъ, двойнымъ подбородкомъ, большимъ ртомъ и волосами вокругъ губъ, она не смотрла романическою женщиной, но, не взирая на наружность, романъ и уткоподобная иноходь могутъ порою совмщаться. Воспоминаніе о сорока годахъ сильно сказывалось и тяжело ей было за душ, что она не увидитъ боле старика. Мущины могутъ любить до послдняго издыханія, но они любятъ то, что свжо и ново. Любовь женщины способна жить однимъ воспоминаніемъ прошедшаго и сохранять неизмнную преданность тому, что безобразно и старо.

— Какой эпизодъ! вскричала лэди Гленкора, когда ухала непрошенная гостья: — однако странно даже, какъ то, чего боишься, кажется страшне въ будущемъ, чмъ оно на самомъ дл. Я перепугалась, только услыхавъ ея фамилію, а между тмъ, какъ видите, все обошлось благополучно.

Прошла недля, а герцогъ все еще былъ живъ. Но онъ такъ упалъ силами, что его уже нельзя было перемщать изъ комнаты въ комнату. Мадамъ Гслеръ сидла ежедневно по два часа у его изголовья. Больной лежалъ, положивъ руку на одяло, и она держала ее въ своей рук, по они только изрдка мнялись словомъ, другимъ. Онъ ворчалъ порой на дло но Трмпетонскому лсу и вмшательство лорда Чильтерна, жаловался на равнодушіе племянника. Что касалось лично его, то онъ по видимому не испытывалъ душевной тревоги и, безъ сомннія, никакого страха. Пригласили пастора, онъ причастилъ умирающаго святыхъ тайнъ. Тотъ принялъ причастіе такъ же, какъ глоталъ шампанское, предписанное ему сэр-Омикрономъ, или нсколько ложекъ куринаго бульона, подаваемыхъ пожилою дамой въ щеголеватомъ чепц, сомнительно, чтобы онъ придавалъ боле значенія одному, чмъ другому. Онъ зналъ, что жизнь его пришла къ концу. Ему ни разу не измняла твердость. Что же касается будущаго, то онъ очень страшился и не очень надялся, но безотчетно былъ поддержанъ общимъ упованіемъ на благость и величіе Творца, создавшаго его тмъ, чмъ онъ былъ.

— Теперь уже близокъ конецъ, Марія, сказалъ онъ однажды мадамъ Гслеръ.

Она молча пожала его руку. Его положеніе было такъ очевидно для нея и для него, что она не могла говорить ему о возможности выздоровленія.

— Знать васъ было для меня большою отрадой, прибавилъ онъ.

— Какъ это можно!

— Большою отрадой — жаль только, что это случилось не ране. Я могъ бы говорить съ вами о тхъ предметахъ, о которыхъ никогда и никому не говорилъ. Желалъ бы я знать, отчего меня Богъ создалъ герцогомъ, а другого человка слугою.

— Всемогущій Творецъ опредлилъ такое различіе.

— Боюсь, что я не такъ жилъ, какъ бы слдовало… но я старался, право старался.

Она стала уврять его, что онъ всегда жилъ какъ подобало вельмож. Въ нкоторой степени она говорила искренно. Но все-таки ея натура многимъ была благородне его и она сознавала, что человкъ не иметъ права жить въ праздности, какъ герцогъ провелъ весь вкъ.

Глава XXVI.
ЗАВЩАНІЕ ГЕРЦОГА.

На девятый день по прізд мадамъ Гслеръ герцогъ скончался и лэди Гленкора Паллизеръ сдлалась герцогинею Омніумъ. Но перемна, вроятно, была гораздо чувствительне для Паллизера самого, чмъ для его жены. Невозможно бы вообразить большую перемну, чмъ та, которая совершилась съ нимъ. Относительно званія, онъ изъ простого коммонера былъ возведенъ на самый верхъ генеалогическаго древа. Онъ сдлался владльцемъ несмтнаго богатства. Орденъ Подвязки и званіе лорда-намстника, словомъ — почетныя отличія, сопряженныя съ величіемъ міра сего, наврно посыплятся на него въ силу высокаго покровительства. Но онъ оставался къ этому равнодушенъ, какъ божество или какъ чурбанъ. Его дядя умеръ, но дядя уже дожилъ до глубокой старости и потому онъ не очень грустилъ по немъ. Какъ только тло дяди опустили въ семейный склепъ въ Гэтерум, его стали называть герцогомъ Омніумомъ, и теперь ему уже никогда нельзя будетъ засдать въ Нижней Палат. Только въ этомъ свт онъ и смотрлъ на вопросъ. Для его дяди все заключалось въ томъ, что онъ герцогъ Омніумъ. Для Плантадженета Паллизера это было мене, чмъ ничто. Онъ прожилъ весь свой вкъ между титулованными мущинами и женщинами, самъ не имя титула, но принятый въ ихъ сред какъ свой, и титулъ въ его глазахъ наконецъ сталъ почти ничмъ. Одинъ человкъ выходилъ изъ комнаты прежде другого, онъ же, какъ министръ финансовъ большую часть своей жизни выходилъ изъ многихъ комнатъ чуть не впередъ всхъ. Вообще онъ былъ къ этому совершенно равнодушенъ, первый или послдній онъ проходитъ въ дверь. Титулъ могъ еще быть пріятною игрушкой для его жены, но онъ сомнвался, чтобы даже она разсталась безъ сожалнія съ своимъ именемъ лэди Гленкоры. Самъ онъ былъ подавленъ постигшею его перемной. Онъ стяжалъ себ своими способностями и собственнымъ трудомъ выдающееся положеніе въ государств — и это положеніе, именно это, оказывалось несовмстно съ тмъ званіемъ, которое онъ вынужденъ принять! Это было жестоко, ударъ поразилъ его глубоко, но онъ не жаловался ни одной живой душ.

— Я думаю, ты долженъ отказаться отъ министерства, сказала ему жена.

Онъ кивнулъ головой, но не отвчалъ. Даже ей онъ не былъ въ силахъ передать свои чувства.

По видимому, она также жалла о перемн имени. Какъ лэди Гленкора, она пріобрла славу, которая легко могла отпасть отъ герцогини Омніумъ. Слава причудливая куртизанка, она непостоянне даже счастья и способна обратиться въ бгство, измнить и безслдно исчезнуть по самому пустому поводу. Какъ лэди Гленкора, она всмъ была извстна и всегда поступала какъ ей было угодно. Свтъ, въ которомъ она вращалась, поставилъ ее на пьедесталъ и покорялся ея фантазіямъ. Какъ лэди Гленкора, она ничмъ не могла быть свергнута съ этого пьедестала. Но она вовсе не была уврена, чтобы тотъ же пьедесталъ не рушился подъ герцогинею Омніумъ. Приходилось начинать снова, а подобныя возобновленія опасны. Какъ лэди Гленкора, она достигла въ обществ успшнаго соперничества съ очень высоко поставленными лицами, людьми по истин знаменитыми. Только въ двухъ домахъ въ Лондон, по словамъ лэди Гленкоры, она небывала никогда. Выраженіе никогда однако едва ли оказывалось точно, хотя въ немъ была доля правды. Она сомнвалась, чтобы герцогиня Омніумъ имла возможность продолжать такой же образъ жизни. Ей надо отказаться отъ бичеванія, отбросить эксцентричности и въ нкоторой степени поступать какъ другія герцогини.

— Бдный старикъ, говорила она мадамъ Гслеръ:— жаль, что онъ не прожилъ немного доле!

Въ то время он были одн въ Мачинг. Мистеръ Паллизеръ отправился съ своими двоюродными братьями проводить бренные останки покойнаго герцога въ Гэтерумъ, гд ихъ съ подобающей торжественностью должны были поставить въ большой фамильный склепъ.

— Едва ли бы онъ пожелалъ этого самъ.

— Нельзя знать — а кто можетъ настолько заглядывать въ будущность, чтобы составить себ понятіе о своихъ собственныхъ чувствахъ въ подобномъ случа? Я полагаю, что онъ наслаждался жизнью.

— Сомнваюсь, по-крайней-мр послдній годъ, возразила мадамъ Гслеръ.

— А я думаю, что онъ наслаждался. Вдь онъ былъ счастливъ, когда вы находились по близости, онъ интересовался многимъ. Помните, какъ его занимала лэди Юстэсъ {Брилліанты Юстасовъ, романъ Энтони Троллопа, помщенный въ ‘Собраніи Романовъ’ 1872 и изданный отдльною книгой. Прим. Пер.} съ своими брилліантами? Сперва, когда я узнала его, онъ былъ такъ величавъ, что ни въ чемъ не принималъ участія. Я думаю, онъ всегда былъ таковъ, какъ въ послдніе годы, и въ сущности не измнялся.

— Положимъ, но онъ былъ довольно силенъ, чтобы сдерживать свои чувства, и настолько уменъ, чтобы знать, что его величавость несовмстна съ обыкновенными интересами. Когда онъ постарлъ, силы измнили ему и онъ снизошелъ до толковъ простыхъ смертныхъ. Но я думаю, что онъ сталъ счастливе.

— Онъ доказалъ слабость тмъ, что обратился ко мн, замтила мадамъ Гслеръ со смхомъ.

— Разумется — не тмъ, что любилъ ваше общество, но тмъ, что пожелалъ дать вамъ свое имя. Я часто спрашивала себя, что бы онъ могъ говорить старой лэди Гэртльтонъ. Это было въ эпоху его полнаго величія, когда онъ никого не удостоивалъ большихъ разговоровъ. Мн онъ тогда казался очень жесткимъ, но я полагаю, что онъ только разыгрывалъ свою роль. Въ первое время моего замужства, то-есть до рожденія Планти, я всегда называла его Далай-Ламой, говоря съ Плантадженетомъ. Моего Планти я теперь буду называть Сильвербриджемъ.

— Я предоставила бы это другимъ.

— Разумется, я шучу, но другіе будутъ называть и мальчикъ избалуется. Желала бы я знать, доживетъ ли онъ до того, чтобы разыгрывать роль Далай-Ламы, или будетъ популярнымъ министромъ? Нельзя представить себ различне положеній. Мой мужъ считаетъ себя не послднимъ государственнымъ человкомъ и свдущимъ политикомъ — по-крайней-мр я полагаю, что онъ такого мннія, но при томъ никакого благоговнія не питаетъ къ себ, какъ къ аристократу. Если бы милый старый герцогъ шелъ прихрамывая вдоль Пикадилли, онъ былъ бы проникнутъ сознаніемъ, что Пикадилли осчастливленъ его присутствіемъ, и при каждомъ движеніи былъ увренъ, что на него смотрятъ и шепчутъ другъ другу: ‘Вотъ идетъ герцогъ Омніумъ’. Плантадженетъ считаетъ себя ниже всякаго трубочиста на улиц и гордится только однимъ мстомъ на свт — это когда онъ въ Нижней Палат съ шляпою на голов сидитъ въ первомъ ряду скамей направо отъ спикера.

— Онъ уже никогда боле не будетъ сидть на скамь казначейства.

— Нтъ… бдный другъ! Онъ теперь настоящій Отелло съ местью на душ, его занятіе у него отнято. Я говорила съ нимъ о вашемъ друг и лисицахъ, онъ мн поручилъ писать къ Фотергиллю. Я непремнно исполню это, какъ только позволитъ приличіе. Мн кажется, что новой герцогин не слдуетъ писать писемъ о лисицахъ, пока еще не похороненъ старый герцогъ. Интересно бы знать, какого рода завщаніе онъ оставилъ. Кром его жемчуга и брилліантовъ я не дорожу ничмъ. Никто въ Англіи не имлъ такой коллекціи драгоцнныхъ камней, какъ онъ. Они принадлежали бы вамъ, душечка, если бы вы согласились сдлаться госпожою Омніумъ.

Герцога похоронили и завщаніе прочли, Плантадженета Паллизера величали герцогомъ вс арендаторы и приверженцы семейства, собравшіеся въ большой зал Гэтерумскаго замка. Фотергилль, которому въ былое время по обязанности приходилось длать наслднику замчанія, теперь былъ олицетворенная покорность. Планти Палль взошелъ на тронъ и полграфства изъявляло готовность поклоняться ему. Но онъ не умлъ выносить поклоненіе, и полграфства объявило, что онъ суровъ, гордъ и надменне даже дяди. При каждой свтлости, которою поклонялись ему, онъ содрогался, чувствовалъ себя несчастнымъ и говорилъ себ, что не привыкнетъ никогда къ своей новой жизни. Итакъ, онъ сидлъ одинъ, обдумывая, какъ бы лучше согласовать сорокъ-восемь фартинговъ, которые идутъ на шиллингъ, съ надлежащими, цлесообразными пятидесятью фартингами десятичной системы.

Но размышленія не помшали ему написать жен и на слдующее утро лэди Гленкора — какъ мы называемъ ее въ послдній разъ — получила письмо, которое сильно разстроило ее. Она еще не выходила изъ своей комнаты, когда ей подали его, и съ добрый часъ посл того, какъ письмо было прочтено, она не знала, какъ ей встртиться съ своею гостьей и пріятельницей мадамъ Гслеръ. Мсто въ письм, которое привело ее въ такое уныніе, было слдующаго содержанія: ‘Онъ отказалъ мадамъ Гслеръ двадцать тысячъ фунтовъ и вс свои драгоцнные каменья. Деньги все-равно, но я думаю, что онъ не долженъ былъ отказывать брилліанты. Лично для меня я не придаю имъ ни малйшей цны, но ты будешь огорчена, и наконецъ это подастъ поводъ къ толкамъ. Стряпчіе конечно напишутъ къ ней, но мн кажется, лучше бы теб ей сказать это. По видимому, камни считаютъ чрезвычайно цнными, но я давно уже научился не врить никакимъ голословнымъ утвержденіямъ. Они вс здсь. Ей надо прислать какое-нибудь уполномоченное лицо, я полагаю,’ чтобы уложить ихъ. При нихъ есть подробная опись, съ которой копія будетъ ей выслана по почт, какъ, только успютъ написать ее.’

Нельзя не сознаться, что герцогиня позавидовала своей пріятельниц, что ей досталась коллекція брилліантовъ и жемчуга покойнаго герцога.

Около полудня он сошлись.

— Любезная мадамъ Гслеръ, сказала хозяйка дома:— лучше сейчасъ же сообщить вамъ ваше счастье. Прочтите это — вотъ на этой страниц. Плантадженетъ ошибается, полагая, что я буду сожалть объ этомъ. Я нисколько не сокрушаюсь. Если мн понадобится перстень или брошка, онъ можетъ купить мн. Но я никогда не любила подобныя украшенія и теперь не цню ихъ. Что касается денегъ, то вполн такъ и слдовало.

Мадамъ Гслеръ прочла указанныя строки и кровь бросилась ей въ лицо. Она читала очень медленно, и когда кончила, съ минуту или дв не находила словъ, чтобъ выразить свои чувства.

— Вамъ надо бы послать кого-нибудь отъ Гарнета, замтила герцогиня.

Это былъ извстный лондонскій ювелиръ.

— Едва ли понадобится, возразила мадамъ Гслеръ.

— Совтую вамъ принять мры осторожности. Нельзя знать, чего они могутъ стоить. Онъ тратилъ на нихъ половину своихъ доходовъ въ теченіе многихъ лтъ.

Въ герцогин проглядывала рзкость, которую она сама сознавала, но переломить не могла, хотя изобличала этимъ огорченіе и понимала, что выдаетъ себя.

Мадамъ Гслеръ тихо подошла къ ней и ласково взяла за руку.

— Помните вы, сказала она:— перстенекъ съ чернымъ алмазомъ — я думаю, это алмазъ — который онъ носилъ постоянно.

— Я помню, что у него всегда былъ на рук такой перстень.

— Его я желала бы получить, сказала мадамъ Гслеръ.

— Вамъ все отказано — вс драгоцнныя каменья безъ исключенія.

— Я желаю получить одинъ этотъ перстень, лэди Гленъ… ради той руки, которая носила его, но предъ Богомъ говорю вамъ, я никогда не приму ничего другого изъ принадлежавшаго герцогу.

— Не примете?

— Ни одного брилліанта, ни одного шиллинга.

— Но вы должны.

— Кажется, я не могу подвергаться подобному обязательству, сказала она смясь.— Потрудитесь сегодня же написать мистеру Паллизеру… то-есть герцогу… что мое ршеніе неизмнно.

— Ужъ конечно я не сдлаю этого.

— Тогда мн придется. Такимъ образомъ у меня будетъ одно пріятное воспоминаніе о покойномъ. По мр силъ я старалась оказывать ему дружбу и ни малйшаго укора совсти не должно примшиваться къ этимъ моимъ дружескимъ отношеніямъ. Если бы я приняла его деньги и драгоцнные каменья… вы думаете, я могла бы сказать то же?

— Вс принимаютъ то, что имъ отказано по духовному завщанію.

— Я составлю исключеніе изъ общаго правила, лэди Гленъ. Ваша дружба разв не драгоцнне мн всхъ брилліантовъ въ Лондон?

— Вы сохраните то и другое, моя дорогая, отвтила герцогиня, совершенно искренно на ту минуту.— Никто не отвергаетъ завщаннаго. Королева приняла бы эти брилліанты, если бы они были отказаны ей.

— Я не королева. Мн строже надо относиться къ моимъ дйствіямъ, чмъ королева. Я не приму ничего изъ отказаннаго мн въ завщаніи герцога. Я прошу какъ даръ отъ наслдника герцога перстень, о которомъ говорила, и буду носить его до конца моей жизни. Вы напишите къ мистеру Паллизеру?

— Воля ваша, не могу, возразила герцогиня.

— Такъ я напишу сама.

Она дйствительно и написала. Изъ всхъ драгоцнныхъ вещей, отказанныхъ ей покойнымъ герцогомъ, она не взяла ничего, кром перстенька съ чернымъ алмазомъ, который онъ носилъ постоянно.

Глава XXVII.
ГНВЪ ИЗДАТЕЛЯ.

Въ Лондон, въ упомянутый нами воскресный день, мистеръ Ло засталъ товарища предсдателя суда, который улыбался и кивалъ головой, слушая изложеніе дла, и въ заключеніе сознался, что обстоятельства дйствительно выходящія изъ ряда. Высокопоставленный представитель правосудія полагалъ, что запрещеніе печатать письмо можетъ быть выдано немедленно посл клятвеннаго показанія Финна, и что необычайныя обстоятельства дла вполн оправдывали обращеніе къ нему мистера Ло въ такое необычное время. Сказалъ ли бы онъ это, если, бы рчь шла о Джозер Смит и его зят, Джон Джонс, вмсто графа Брентфорда и высокороднаго Роберта Кеннеди, можетъ быть подвергнуто сомннію нкоторыми изъ читателей, которые пожалуй усомнятся и въ томъ, было ли бы подобное заявленіе со стороны начинающаго адвоката принято на столько же милостиво, какъ заявленіе мистера Ло, королевскаго адвоката и члена парламента, который вроятно вскор самъ будетъ занимать высокое положеніе въ судебномъ мір. На слдующее утро Финіасъ и мистеръ Ло — разумется, и товарищъ предсдателя Пикерингъ — добыли первые листки ‘Народнаго Знамени’ и съ восторгомъ убдились, что письма Кеннеди въ нихъ нтъ. Ло разсчиталъ врно. Въ той мысли, что онъ боле выиграетъ, держа молодого члена парламента и семейство Стэндишъ, такъ сказать, въ своей власти, чмъ если напечатаетъ безспорно пасквильное письмо, онъ принялъ ршеніе отложить всторону этотъ документъ по-крайней-мр на сутки, хотя молодой членъ парламента не былъ у него и не писалъ, по общанію. Письмо не появилось въ газет и не было десяти часовъ, какъ уже Финіасъ Финнъ далъ свое показаніе подъ присягой въ мрачной комнат, находящейся сзади присутствія главнаго суда. Запрещеніе было написано, и такого содержанія, что осмлься какой-либо издатель напечатать воспрещенное, и этотъ издатель, и его газета пострадаютъ самымъ чувствительнымъ образомъ, если не погибнутъ окончательно. Издатели газетъ народъ самовольный,надутый, упрямый, они много мечтаютъ о себ и мало придаютъ вса всему остальному, вообще они не питаютъ уваженія или благоговнія къ тому, что священно для другихъ, но предписаніе суда такая сила, которой долженъ покоряться даже издатель. Въ полдень предписаніе Пикеринга пришло въ контору ‘Народнаго Знамени’ въ Квартпотовомъ переулк близъ Флотской улицы. Оно было въ двухъ, трехъ экземплярахъ, чтобы не дать возможности уклониться отъ исполненія, и малйшее поползновеніе къ непокорности было обставлено угрозами всякаго рода. Все это произошло въ понедльникъ, перваго марта, пока бдный умирающій герцогъ съ нетерпніемъ ожидалъ прибытія въ Мачингъ своей пріятельницы. Финіасъ былъ занятъ цлое утро до того часа, когда ему слдовало отправиться въ парламентъ. Какъ только могъ ухать отъ мистера Ло въ Линкольн-Инн, онъ поспшилъ въ Дждскую улицу, освдомиться о состояніи человка, посягавшаго на его жизнь. Онъ видлся съ двоюроднымъ братомъ Кеннеди и тотъ уврилъ его, что Робертъ Кеннеди немедленно будетъ перевезенъ въ Лофлинтеръ. Еще ровно ничего изъ происшедшаго не было доведено до свднія полиціи. На попытку убійства обратили мене вниманія, чмъ возбудила бы попытка Кеннеди швырнуть въ голову постителя платяной щеткой. Въ косяк двери засвшею пулею была пробита дырочка какъ-разъ на шесть футовъ отъ пола, оказывался на лицо и пистолетъ съ остальными пятью зарядами, который Макферсонъ ловко унесъ по возвращеніи изъ церкви и въ тотъ же вечеръ передалъ двоюродному брату Кеннеди. Конечно, въ доказательствахъ недостатка не было, но никто не думалъ пользоваться ими.

Въ полдень въ Кварпотовый переулокъ пришло запрещеніе, и когда Слайдъ явился въ контору въ три часа, ему подали его немедленно. Обязанность Слайда требовала его присутствія въ контор отъ трехъ до пяти пополудни и потомъ опять отъ девяти вечера до какого бы ни было часа утра, пока онъ не кончитъ редакцію номера на слдующій день. Онъ сердился на Финіаса, когда прошелъ вечеръ воскресенья и въ контору не приходило ни письма отъ него, ни самъ онъ не показывался, хотя общалъ извстить, но теперь, на пути отъ своей подгородной резиденціи въ Кэмден-Тоун, онъ былъ увренъ, что найдетъ въ контор какое-нибудь извщеніе на счетъ важнаго вопроса. Дло это имло для него величайшее значеніе. Такое письмо, какое было въ его рукахъ, наврно поразитъ изумленіемъ и возбудитъ всеобщее вниманіе. ‘Народное Знамя’ не могло бы пожелать лучшей поживы, чмъ право напечатать подобное письмо. Его наврно перепечатаютъ вс лондонскія газеты и сотни провинціальныхъ, и въ каждой изъ такихъ газетъ должны будутъ заявить, что оно заимствовано изъ ‘Народнаго Знамени’. Въ напечатанной бумажк, которую Слайдъ приносилъ Финну, письмо оказывалось написано къ издателю ‘Народнаго Знамени’, хотя Кеннеди не думалъ обращаться къ нему. И письмо это въ рукахъ Квинтуса Слайда была не простое письмо. Оно могло служить основаніемъ полдюжин передовыхъ статей самаго привлекательнаго свойства. Высоконравственный тонъ мистера Слайда по этому случаю произвелъ бы самое благодатное дйствіе на каждую англійскую аристократку. Все это онъ отложилъ съ неопредленной мыслью, что боле извлечетъ для себя пользы съ этой собственностью въ рукахъ, если войдетъ въ сношенія съ лицами причастными къ ней. Если бы ему удалось помирить такого мужа съ такою женой — или только бы выступить на видъ въ роли примирителя, если бы онъ могъ внушить старому графу и молодому члену парламента убжденіе, что пощадилъ ихъ, воздержавшись отъ напечатанія письма Кеннеди, результатъ оказался бы для него въ высшей степени выгоднымъ. Соображенія его были нсколько туманны и потому онъ несомннно впалъ въ ошибку. Однако, идучи изъ дома въ Квартпотовый переулокъ, онъ во сн не видалъ, чтобы его ожидала измна.

— Не былъ ли Финіасъ Финнъ? спросилъ онъ, садясь на свое обычное мсто въ небольшомъ кабинет, который всего врне было бы назвать стеклянною клткой.

Вокругъ него лежало разбросано множество старыхъ газетъ и зародыши будущихъ. Для всхъ кром него это представляло сущій хаосъ, но съ его опытностью онъ видлъ тутъ отличный порядокъ. Мистрисъ Финнъ не приходилъ, отвтили ему. Онъ сталъ рыться въ письмахъ, отыскивая извщеніе отъ танкервилльскаго депутата, и вдругъ запрещеніе суда попало ему подъ руку. Если сказать, что онъ былъ пораженъ какъ громомъ, то это далеко не передастъ испытанныхъ имъ чувствъ.

Его ‘обманулъ’ — ‘продалъ’ — просто обокралъ подлый, вроломный ирландецъ, которому онъ открылся со всмъ чистосердечіемъ благородной прямоты! Измннически злоупотребили его довріемъ! Собственно измна не подходящее названіе для того поступка, котораго онъ былъ жертвою. Чмъ могущественне человкъ, чмъ мене привыкъ терпть онъ несправедливости и чмъ боле иметъ средствъ самъ заставлять страдать, тмъ больне для него ударъ и больше его изумленіе, когда онъ самъ оказывается страдательнымъ лицомъ. Издатели газетъ ежедневно играютъ именами людей, о которыхъ не колеблясь готовы напечатать самые суровые отзывы. Но пусть такой издатель подвергнется нападенію, даже если не коснутся его имени, и нтъ сомннія, что, по его взгляду, надъ виновнымъ долженъ разразиться громъ съ небесъ. Стоитъ заявить недовріе къ его нравственности, правдивости, сужденію и честности, или даже только послдовательности,и немедленно разражается громъ, хотя не съ небесъ. Само собою и теперь воспослдуетъ громовой ударъ, пожалуй два, но Слайдъ не могъ въ первую минуту сообразить, какъ исполнить это.

Онъ неоднократно перечитывалъ предписаніе суда. Бумага имла силу, которой онъ пренебречь не могъ, онъ долженъ былъ повиноваться. У него вертлось на ум, нельзя ли ему воспользоваться свдніями изъ письма Кеннеди, чтобы преслдовать Финіаса, лэди Лору и графа Брентфорда, но съ первой же минуты онъ увидалъ, что печатать письмо нечего и думать. Издатель обязанъ избгать столкновеній съ судомъ, которыя всегда гораздо убыточне для компаній или учрежденій, чмъ для частныхъ лицъ. Онъ не помышлялъ о борьб съ Верховнымъ судомъ, однако, не будь онъ Слайдъ, если не вступитъ въ борьбу съ Финіасомъ Финномъ. А тутъ возникла новая причина глубокаго огорченія. Ему указали въ одной изъ утреннихъ газетъ на относившіяся, вроятно, къ мистеру Кеннеди и Финіасу Финну слдующія строки:

‘До насъ дошелъ слухъ, что бывшій въ состав прежняго кабинета высокородный джентльмэнъ выстрлилъ вчера въ члена парламента, который навстилъ его въ гостиниц, гд онъ остановился. Иметъ ли этотъ слухъ основаніе, или нтъ, мы сказать не можетъ, почему и воздерживаемся отъ обнародованія именъ. Говорятъ, тотъ, кто стрлялъ, не въ своемъ ум. Пуля не попала въ цль.’

Какъ жестоко, что подобная замтка попала въ руки соперника, вмсто того, чтобы появиться на столбцахъ ‘Народнаго Знамени’! И какая жалость, что пуля миновала цли! Эти строки наврно относились къ Кеннеди и Финіасу Финну. Финіасъ, членъ парламента, приглашенъ былъ самимъ Слайдомъ навстить Кеннеди, члена прежняго кабинета, въ гостиниц, гд онъ остановился. И сообщенное въ газет должно быть справедливо. Онъ самъ предостерегалъ Финіаса, что посщеніе не безопасно. Онъ даже предсказывалъ убійство — и дйствительно оказывалось покушеніе на убійство. Все это было, такъ сказать, собственнымъ достояніемъ ‘Народнаго Знамени’ и газета оказывалась безсовстно ограбленною. Слайдъ почти не сомнвался, что Финіасъ Финнъ самъ послалъ эту замтку въ враждебную ему газету съ единственною цлью усилить оскорбленіе, нанесенное ‘Знамени’. Въ этотъ день Слайдъ едва ли могъ работать успшно въ своей стеклянной клтк, такъ онъ былъ разстроенъ. Въ пять часовъ, по выход изъ конторы, вмсто того, чтобы отправиться прямо къ мистрисъ Слайдъ въ Кэмдеи-Тоунъ, онъ слъ въ омнибусъ и похалъ въ Уэстминстеръ. Онъ жаждалъ изобличить въ глаза подлаго измнника.

Надо отдать издателю справедливость, онъ искренно полагалъ, что ему помшали принести пользу. Изъ собственнаго опыта онъ почерпнулъ такое убжденіе, что издатель газеты долженъ быть наилучшій судья — то-есть единственный возможный судья — слдуетъ или не слдуетъ напечатать то или другое. Не вовсе лишенный совсти и проникнутый глубокимъ сознаніемъ, что имъ руководитъ совсть, Квинтусъ Слайдъ воображалъ, что ни въ какомъ закон о пасквилямъ, ни въ какомъ предписаніи суда, ни въ какой вншней власти или давленіи свыше не было надобности, чтобы сдерживать его порывы въ надлежащихъ границахъ. Онъ и его газета составляли вкуп просто благотворительное учрежденіе и всякое постороннее вмшательство только наносило обществу несомннный вредъ. Все, что длалось въ контор ‘Народнаго Знамени’, имло цлью интересы народа… и хотя отдльныя личности могли иногда пострадать отъ строгости, съ которою ихъ имена упоминались на столбцахъ газеты, общій результатъ былъ благотворенъ. Что значатъ страданія немногихъ въ сравненіи съ пользою большинства? Если оказываются ошибки въ высшихъ сферахъ, слдуетъ изобличать ихъ. Если встртятся обманъ, супружеская неврность, игра, распутство — или даже ссоры и опрометчивость между людьми, которыхъ имена извстны, пусть каждая подробность выступитъ рельефно, дабы народъ извлекъ изъ этого предостереженіе. Что эти подробности приносятъ газет деньги, также было извстно Слайду, но не въ одной карьер издателя можно найти направленіе мыслей, которое интересъ оправдываетъ добродтелью. Невыгодное изданіе долго существовать не можетъ и, пока существуетъ, не иметъ обширнаго благотворнаго дйствія. Благотворно только распространеніе — выгодное распространеніе сорока, пятидесяти, шестидесяти или сотни тысячъ экземпляровъ по всмъ артеріямъ и жиламъ тла, называемаго публикою. А какъ достигнуть подобнаго распространенія, если не согласоваться со вкусами публики? Направляясь къ Уэстминстеру отыскивать вроломнаго члена парламента, Квинтусъ Слайдъ нисколько не сомнвался въ справедливости своего дла. Онъ не могъ оспаривать предписанія суда, но твердо былъ убжденъ, что оно нанесло вредъ публик вообще, и сокрушался, что власть, величіе и польза печати скованы невжествомъ, предубжденіемъ и потворствомъ великимъ міра сего. Онъ зналъ, что никакого запрещенія не послдовало бы въ пользу Джозефа Смита или Джона Джонса.

Слайдъ смло подошелъ къ одному изъ полицейскихъ, которые охраняютъ входъ передней Нижней Палаты, и спросилъ мистера Финна. Церберъ по лвую руку не былъ увренъ, тутъ ли мистеръ Финнъ, но онъ вызвался послать карточку, если мистеръ Слайдъ отойдетъ всторону. Прошло четверть часа и Слайдъ не получалъ никакого отвта на свое посланіе, онъ опять обратился къ церберу. Церберъ покачалъ головой и снова пригласилъ его стать всторон. Онъ сдлалъ все, что отъ него зависло. Другой бдительный церберъ, стоявшій по правую руку отъ двери, замтивъ, что съ докучливымъ постителемъ не оказывается никого изъ членовъ, пригласилъ его стать въ уголокъ. Нашъ издатель круто обернулся къ этому человку съ такимъ видомъ, какъ будто готовъ укусить его, однако онъ отошелъ въ уголъ, придумывая въ то же время статью о грубомъ обхожденіи съ публикою въ передней Нижней Палаты. Возможно ли, чтобы издатель выносилъ какое-либо неудобство, не замышляя отплатить статьей? Но разумный издатель дважды сообразитъ вопросъ, прежде чмъ исполнитъ задуманное. Слайдъ еще пылалъ гнвомъ, когда увидалъ свою добычу. Финіасъ Финнъ выходилъ изъ палаты съ визитною карточкой въ рук — вроятно, собственною карточкой издателя. Онъ бросился впередъ, не взирая на полицейскаго, не смотря на церберовъ, и схватилъ Финіаса за руку.

— На пару словъ! вскричалъ онъ, длая надъ собою усиліе, чтобы подавить злобу, такъ какъ очень хорошо зналъ, что вс возстанутъ противъ него, если онъ окажетъ малйшую заносчивость тамъ, гд находился, однако Финіасъ видлъ, какъ взоръ его сверкалъ гнвомъ.

— Къ вашимъ услугамъ, отвтилъ Финіасъ, отходя къ сторон, въ убжденіи, что разстояніе между нимъ и палатою уже достаточно велико.

— Не можете ли вы сойти со мною въ Уэстминстерскую залу?

— Мн только пришлось бы подниматься вновь. Вы можете и здсь сказать, что вамъ нужно.

— Мн нужно говорить многое. Никогда въ жизни со мною не поступали такъ дурно… никогда!

Онъ не могъ вполн сдержать голосъ и замтилъ, что полицейскій поглядлъ на него. И Финіасъ примтилъ это.

— Потому что мы помшали вамъ напечатать несправедливое и пасквильное письмо о дам?

— Вы общали быть у меня вчера.

— Кажется, я только далъ слово извстить васъ — это и было исполнено.

— И это вы называете истинной честностью!

— Само собою. Конечно, первымъ моимъ долгомъ было остановить печатаніе письма.

— Вы не сдлали этого еще!

— Я сдлалъ все, что могъ. Если вамъ нечего боле говорить, то имю честь кланяться.

— Мн еще многое надо сказать. Вдь въ васъ стрляли?

— Я не имю желанія сообщать вамъ что-либо изъ случившагося, мистеръ Слайдъ. Хоть бы простоялъ здсь съ вами до ночи, я ничего не могъ бы сказать вамъ боле. Мое почтеніе!

— Я раздавлю васъ! произнесъ Квинтусъ Слайдъ театральнымъ шепотомъ: — раздавлю, такъ врно, какъ мое имя Слайдъ!

Финіасъ поглядлъ на него и ушелъ въ палату, куда Квинтусъ Слайдъ не имлъ возможности пойти за нимъ вслдъ. Издатель ‘Народнаго Знамени’ остался одинъ, обуреваемый гнвомъ.,

‘Какъ птухъ деретъ горло на навозной куч своего двора!’ думалось Слайду, когда онъ съ тяжелымъ чувствомъ умаленной важности проходилъ наружные корридоры и спускался въ Уэстминстерскую залу. Финіасъ Финнъ побдилъ его только потому, что имлъ возможность войти въ привилегированныя двери. Онъ зналъ, что въ глазахъ всхъ полицейскихъ и постороннихъ лицъ, собравшихся тамъ, Финіасъ Финнъ былъ герой, парламентскій герой, онъ же въ роли жалкаго посторонняго лица — которое тотчасъ могло быть изгнано, если окажется непріятнымъ для члена парламента. А между тмъ разв не въ его рукахъ были вс столбцы ‘Народнаго Знамени’? Разв онъ не былъ великъ въ Четвертомъ Сословіи — гораздо выше чмъ Финіасъ въ своемъ? Разв не въ его власти было громить каждый день при такихъ условіяхъ, что его слушатели могли насчитываться сотнями тысячъ? А жалкій членъ парламента долженъ добиваться день за днемъ удобнаго случая говорить, и тутъ еще держать рчь только предъ скамьями, на половину пустыми, или полусонными немногими членами — если его словъ печать не превратитъ въ громовые удары. Кто могъ сомнваться на минуту, гд большая сила? А между тмъ этотъ презрнный ирландецъ, который посредствомъ жалобы втерся въ парламентъ, хитрою уловкой одержалъ верхъ надъ добрымъ, прямымъ англійскимъ Джономъ Буллемъ и вдобавокъ обошелся съ нимъ презрительно — такъ какъ подлый ирландецъ на ту минуту быль словно птухъ на своей навозной куч. Квинтусъ Слайдъ не замедлилъ сказать себ, что у него тоже было свое возвышеніе, съ котораго онъ могъ заставить слушать себя. Въ прежнее время онъ не разъ прощалъ Финіасу Финну. Если когда-либо онъ пощадитъ его опять, то пусть его правая рука лишится своей ловкости, и никогда уже не пуститъ крови и не сорветъ кожи съ черепа.

Глава XXVIII.
ПЕРВЫЙ УДАРЪ.

Только по уход Слайда, Финіасъ написалъ слдующее письмо лэди Лор:

‘Нижняя палата, 1 марта 18—.

‘Дорогой другъ,

‘Я долженъ разсказать вамъ длинную исторію и боюсь, что мн будетъ трудно разсказать ее, но вамъ такъ необходимо знать факты, что я долженъ передать ихъ, какъ сумю. Это очень огорчитъ васъ, но я думаю, что результатъ не сдлаетъ вреда вашему положенію.

‘Вчера, въ воскресенье, ко мн приходилъ человкъ, издающій газету, котораго я прежде зналъ. Вы вспомните, что я говорилъ вамъ на Портмэнскомъ сквэр о любезностяхъ и и гнв мистера Слайда — человка, желавшаго быть депутатомъ отъ Лофшэна. Это и есть издатель. Онъ принесъ мн письмо отъ мистера Кеннеди, назначенное для печати и уже набранное, въ которомъ разсказывалась очень цвтисто, но до крайности несправедливо, ваша ссора съ нимъ. Я читалъ письмо, но разумется словъ не могу припомнить. А если бы и припомнилъ, то не сталъ бы повторять. Въ письм заключались вс прежнія обвиненія, уже извстныя вамъ, и которыя вашъ несчастный мужъ теперь желалъ предать гласности во исполненіе своихъ угрозъ. Зачмъ мистеръ Слайдъ принесъ ко мн письмо, я не могу понять. Но онъ принесъ — и сказалъ мн, что мистеръ Кеннеди въ Лондон. Мы успли соединенными силами не допустить судебнымъ порядкомъ напечатать это письмо, и мн кажется, я могу сказать, что въ свтъ оно не появится.

‘Когда мистеръ Слайдъ ушелъ отъ меня, я отправился къ мистеру Кеннеди, котораго нашелъ въ жалкой, маленькой гостиниц, содержимой шотландцами по имени Макферсонъ. Они изъ окрестностей Лофлинтера и знаютъ хорошо мистера Кеннеди. Это было вчера, въ воскресенье, и я съ нкоторымъ затрудненіемъ добрался до мистера Кеннеди. Цль была уговорить его взять назадъ письмо, потому что въ то время я сомнвался, можно ли помшать этому судебнымъ порядкомъ.

‘Я нашелъ вашего мужа въ весьма плачевномъ состояніи. Я забылъ, что именно мы говорили съ нимъ, но онъ, по обыкновенію, очень желалъ, чтобы вы вернулись къ нему. Я теперь не колеблясь скажу, что онъ положительно сумасшедшій. Чрезъ нсколько времени, когда я выразилъ увренность, что вы не вернетесь въ Лофлинтеръ, онъ вдругъ схватилъ револьверъ и выстрлилъ въ меня. Не помню, какъ я выбжалъ изъ комнаты. Повтори онъ выстрлъ — а онъ могъ это сдлать нсколько разъ — онъ непремнно попалъ бы въ меня. Теперь же я спасся и кое-какъ сбжалъ съ лстницы, въ комнату мистрисъ Макферсонъ.

‘Т, въ которыми я совтовался объ этомъ, то-есть Баррингтонъ Ирль и мой короткій другъ, мистеръ Ло — къ которому я обратился съ просьбой остановить помщеніе письма въ газетахъ судебнымъ порядкомъ — думали, что я долженъ былъ сейчасъ дать знать въ полицію. Но я не сдлалъ этого и до-сихъ-поръ, кажется, полиція не знаетъ, что случилось. Въ одной изъ утреннихъ газетъ, явился сегодня параграфъ, подробно разсказывающій это происшествіе, но не называющій ни мста, ни именъ. Безъ сомннія, это повторено во всхъ газетахъ и имена скоро сдлаются извстны. Но результатомъ будетъ убжденіе въ помшательств бднаго мистера Кеннеди, относительно чего знавшіе его не сомнвались уже давно.

‘Макферсоны очень старались выгородить своего постояльца. Во всякой другой гостиниц, хозяинъ, безъ сомннія, послалъ бы за полиціей, но тамъ все скрыли. Послали только за Джорджемъ Кеннеди, родственникомъ вашего мужа, котораго, кажется, вы знаете. Я видлся съ нимъ сегодня. Онъ увряетъ меня, что Робертъ Кеннеди вполн сознаетъ свой дурной поступокъ и чувствуетъ глубокое угрызеніе. Его везутъ въ Лофлинтеръ завтра, и по словамъ его родственника, онъ послушенъ какъ ребенокъ. Что Джорджъ Кеннеди намренъ длать, я сказать не могу, но такъ какъ я не послалъ за полиціей въ то время, какъ говорятъ мн слдовало сдлать, я не сдлаю ничего. Я думаю, что человкъ не подлежитъ наказанію, потому что онъ не жаловался на сдланное ему оскорбленіе. Я полагаю, что имю право считать это просто несчастнымъ случаемъ, если мн заблагоразсудится.

‘Но для васъ это должно быть очень важно. Я думаю, не можетъ быть никакого сомннія, что мистеръ Кеннеди помшанъ, и потому вопросъ о вашемъ возвращеніи къ нему — если только это можетъ быть вопросомъ — несомннно ршенъ. Никто изъ вашихъ друзей не можетъ допустить васъ вернуться. Онъ положительно сумасшедшій и сдлалъ поступокъ, который не можетъ считаться преступленіемъ только по этой причин. Это ршаетъ вопросъ до такой степени, что вы, безъ всякаго сомннія, могли бы теперь жить въ Англіи безопасно. Самъ мистеръ Кеннеди почувствовалъ бы, что не можетъ заставить васъ вернуться посл того, что сдлалъ вчера. Даже если бы вы могли ршиться на гласность, вы имли бы возможность, какъ мн кажется, получить законный разводъ, который далъ бы вамъ право распоряжаться вашимъ состояніемъ. Я обязанъ упомянуть вамъ объ этомъ, но совта не даю. Вы, безъ сомннія, объясните вс обстоятельства вашему отцу.

‘Кажется, я теперь сказалъ вамъ все, что нужно было сказать. Это случилось вчера, и я былъ занятъ все утро, хлопоталъ о запрещеніи и видлся съ Джорджемъ Кеннеди. Только что я началъ это письмо, ко мн опять пришелъ этотъ противный редакторъ и угрожалъ мн всевозможными карами, какимъ только можетъ подвергнуть редакторъ. Сказать по правд, я растерялся совсмъ и мн все слышится звукъ пистолетнаго курка. Въ газет сказано, что пуля прошла сквозь мои бакенбарды, но это неправда.

‘Герцогъ Омніумъ умираетъ и я слышалъ сегодня, что мадамъ Гслеръ, нашего стараго друга, пригласили въ Мачингъ. Мы съ нею возобновили знакомство намедни въ Гэррингтон.

‘Господь да благословитъ васъ!

‘Вашъ искреннйшій другъ
‘ФИНІАСЪ ФИННЪ.’

‘Не огорчайтесь моимъ извстіемъ. Пистолетный выстрлъ, не имлъ дурныхъ послдствій. Состояніе умственныхъ способностей мистера Кеннеди давно подвергалось сомннію, и какъ эта ни грустно, а все-таки для васъ остается то утшеніе, что онъ не сталъ бы обвинять васъ, если бы его разсудокъ не былъ помраченъ.’

Когда Финнъ писалъ это письмо, его два раза призывали въ палату, и разъ приглашали сказать нсколько словъ о предмет не весьма важномъ. Посл начала сессіи не проходило ночи безъ словопреній и очень часто переходили за границы парламентскихъ приличій. Никто не помнилъ, чтобы политическія распри бывали такъ колки, а чувство оскорбленія такъ сильно съ той и другой стороны. Угрозы, брошенныя въ консерваторовъ по поводу церковнаго вопроса, были почти нестерпимы — тмъ боле, что ихъ собственная партія во всей стран была противъ нихъ. Ихъ собственныя убжденія были также противъ нихъ.

Одно время даже ихъ партія ршалась было отказаться отъ своего предводителя и отречься отъ билля. Но чувство врности къ партіи одержало верхъ, и это сдлано не было. Это сдлано не было, но оказалось тяжелою ношей для плечъ многихъ, угрюмо сидвшихъ на скамьяхъ позади Добени. Люди, которыхъ упрекали ихъ оппоненты, ихъ друзья, ихъ совсть, не могли слышать этого молча и возражали колкостями. Грешэма обвиняли въ унизительномъ стремленіи къ власти. Никакое другое чувство не могло побудить его сопротивляться съ мятежной язвительностью, никогда прежде не выказываемой въ палат — такъ говорилъ какой-то несчастный консерваторъ съ разбитой спиной и съ разбитымъ сердцемъ — мр, которую онъ самъ хотлъ бы привести въ исполненіе, если бы ему было возможно перейти на другую сторону Палаты нарочно для этого. Въ этихъ стычкахъ Финіасъ Финнъ уже выказалъ свою доблесть, и несмотря за свои увренія въ Танкервилл, сдлался явнымъ противникомъ билля Добени. Разумется, его тоже упрекали и старались выставить съ гнусной стороны предъ его доврителями, но ему правилась борьба и онъ помнилъ, какъ его пріятель Монкъ говорилъ ему однажды, что все удовольствіе заключается за сторон оппозиціи. Но въ этотъ вечеръ онъ отказался говорить.

— Вы вроятно еще не оправились отъ пистолетнаго выстрла Кеннеди? сказалъ Рэтлеръ, который, разумется, слышалъ всю исторію.

— И это, и все вмст, совершенно разстроило меня, сказалъ Финіасъ.— Фицджибонъ это сдлаетъ, для васъ, онъ здсь.

Такимъ образомъ на этотъ разъ высокородный Лоренсъ Фицджибонъ произнесъ очень краснорчивую рчь противъ правительства.

На слдующее утро со столбцовъ ‘Знамени’ раздался тотъ первый громовой ударъ, которымъ Слайдъ непремнно ршился уничтожить политическую и общественную жизнь Финіаса Финна. Онъ не промахнется, какъ Кеннеди. Онъ нанесетъ такіе удары, что никакіе доврители не осмлятся опять выбрать мистера Финна депутатомъ въ парламентъ, и онъ думалъ, что можетъ также нанести такіе удары, что ни одинъ могущественный вельможа, ни одинъ вліятельный коммонеръ, никакая знатная дама не захотятъ принимать у себя такого злодя и угощать его модными лакомствами. Первый громовой ударъ заключался въ слдующемъ:

‘Мы не хотли упомянуть вчера объ одномъ обстоятельств, случившемся въ небольшой гостиниц въ Дждской улиц въ воскресень, обстоятельств, какъ мы примтили, упомянутомъ однимъ нашимъ собратомъ. Однако имена не были приведены, хотя лица обозначались. Мы не видимъ причины, по которой слдовало бы скрывать имена. Такъ какъ оба замшанныхъ лица виновны въ большомъ преступленіи, мы думаемъ, что обязаны разсказать всю исторію — тмъ боле, что нкоторыя обстоятельства совершенно особеннымъ образомъ позволили намъ узнать вс факты.

‘Это не тайна, что послдніе два года лэди Лора Кеннеди разсталась съ своимъ мужемъ, высокороднымъ Робертомъ Кеннеди, который въ послднемъ министерств, при мистер Мильдмэ, занималъ мсто канцлера ланкастерскаго герцогства, мы не считаемъ также тайной и то, что мистеръ Кеннеди очень настойчиво усиливался воротить свою жену въ свой домъ. Съ равномрной настойчивостью она отказывалась повиноваться, и у насъ въ рукахъ самыя ясныя доказательства того, что мистеръ Кеннеди приписывалъ ея упорный отказъ вліянію, которое имлъ надъ нею мистеръ Финіасъ Финнъ, три года бывшій по милости ея отца депутатомъ тогда сушествовавшаго мстечка Луфтонъ, а недавно вытснившій бднаго мистера Брауборо съ его танкервилльскаго депутатства, своими горячими общаніями поддерживать ту самую церковную реформу, которой онъ теперь сопротивляется съ ядовитостью, длающей его неоцненнымъ для его партіи. Будетъ ли мистеръ Финіасъ Финнъ депутатомъ въ другомъ парламент, мы разумется сказать не можемъ, но думаемъ, что по-крайней-мр можемъ уврить его, что онъ никогда боле не будетъ депутатомъ отъ Танкервилля.

‘Въ прошлое воскресенье мистеръ Финнъ, зная хорошо, какое чувство питаетъ къ нему мистеръ Кеннеди, оскорбилъ всякое приличіе, явившись къ этому господину, адресъ котораго онъ получилъ изъ нашей конторы. Что происходило между ними, не знаетъ никто, и вроятно никто не узнаетъ никогда. Но свиданіе кончилось тмъ, что мистеръ Кеннеди выстрлилъ изъ пистолета въ голову мистера Финна. Никто не повритъ, чтобы онъ сдлалъ это безъ важнаго повода. Несомннно то, что мистеръ Финнъ отправился къ мужу по поводу жены — этотъ фактъ, если окажется необходимо, мы можемъ доказать. Вс согласятся, что подобное вмшательство должно быть очень прискорбно. Непрошенный поститель, ворвавшійся къ несчастному мужу въ воскресный день, тотъ самый человкъ, котораго мужъ обвиняетъ въ лишеніи его того благосостоянія, которое можетъ доставить общество жены. Но мы не можемъ, по этому поводу, оправдать мистера Кеннеди въ его преступномъ покушеніи. Только присяжные могутъ ршить, какъ слдуетъ смотрть на этотъ поступокъ, и сказать, на сколько оскорбительный вызовъ можетъ смягчить вину. Но до-сихъ-поръ дло это до полиціи не дошло. Мистеръ Финнъ раненъ не былъ и усплъ выбжать изъ комнаты. Онъ былъ обязанъ, какъ членъ общества, а еще боле какъ членъ парламента, тотчасъ передать вс обстоятельства дла полиціи. Онъ этого не сдлалъ, не сдлали и люди, содержащіе гостиницу. Достаточно ясно, что мистеръ Финнъ долженъ имть причины скрывать все дло въ тайн и не разглашать попытки на убійство. Какими доводами убдили содержателей гостиницы, мы разумется сказать не можемъ, но мы слышали, что мистеру Кеннеди дозволили безпрепятственно выхать изъ Лондона.

‘Вотъ истинная исторія того, что случилось въ воскресенье въ Дждской улиц, и зная это, мы считаемъ себя вправ заявить майору Макинтошу, что ему слдуетъ взяться за это дло’.

Майоръ Макинтошъ былъ въ то время главою лондонскихъ констэблей.

‘Не можетъ быть и рчи о томъ, чтобы подобное обстоятельство произошло въ центр Лондона, въ три часа, въ воскресенье, и было оставлено безъ вниманія. Мы намрены не скрывать отъ публики ничего извстнаго намъ и, не колеблясь, заявляемъ, что вице-канцлеръ запретилъ намъ печатать документъ, который бросилъ бы самый ясный свтъ на вс обстоятельства этого дла. Тотчасъ посл выстрла мистеръ Финнъ отправился хлопотать, и мы думаемъ, что посредствомъ превратнаго истолкованія дла добился запрещенія рано вчера утромъ. Мы уврены, что просьба его не была бы исполнена, если бы вице-канцлеръ зналъ въ то время вс ужасающія обстоятельства дла въ Дждской улиц. Разумется, руки наши связаны. Документъ, о которомъ идетъ рчь, еще у насъ, но онъ священенъ. Когда надлежащія власти заставятъ насъ показать его, мы готовы, но зная все, мы не имемъ права скрывать это дло. А пока мы обращаемся къ тмъ, которые обязаны сохранять общественную тишину, чтобы они приняли необходимыя мры предать суду виновныхъ.

‘Мы должны сказать, что мистеръ Финнъ былъ бы обязанъ тотчасъ удалиться отъ публичной жизни. Послдніе два года онъ занималъ какое-то ничтожное, но постоянное мсто въ Ирландіи, отъ котораго онъ отказался на основаніи слуховъ, что партія, къ которой онъ принадлежалъ, вернется въ министерство. Извстно, что онъ искатель казенныхъ мстъ. Конечно, не можетъ быть и рчи о томъ, чтобы теперь правительство приняло его на службу, даже хоть на мсто берегового стража, и также не можетъ быть и рчи о томъ, чтобы онъ опять былъ выбранъ депутатомъ въ Парламентъ, если онъ теперь откажется отъ своего депутатства, принявъ мсто въ министерств. Мы думаемъ, что такъ какъ этотъ господинъ не можетъ доле оставаться въ томъ же положеніи, которое онъ занимаетъ теперь, не получая платы за свои услуги, можно основательно предположить, что его друзья посовтуютъ ему выйти въ отставку и снискивать себ пропитаніе въ какой-нибудь ничтожной, но — будемъ надяться — честной профессіи.’

Мистеръ Слайдъ, приготовивъ свой громовой ударъ, прочелъ его съ восторгомъ, но и съ нкоторымъ опасеніемъ о вроятныхъ результатахъ. Ему было необходимо избгнуть преслдованія за клевету и не нарушить запрещенія вице-канцлера. Былъ ли онъ увренъ, что не подвергается опасности ни съ той, ни другой стороны? Относительно клеветы онъ не могъ наврно считать себя въ безопасности. Онъ говорилъ очень оскорбительныя вещи и о лэди Лори, и о Финіас Финн, но ни тотъ, ни другой не захотятъ вроятно преслдовать его судомъ, а если и станутъ, то онъ можетъ въ свою защиту сослаться за письмо Кеннеди. Онъ дйствительно думалъ, что онъ дйствуетъ за нравственность. Такой газет, какъ та, какую онъ издавалъ, слдовало подвергаться нкоторому риску въ защиту нравственности и предавать гласности виновныхъ хорошаго происхожденія. Притомъ, какъ же безъ риска наказать Финіаса за его гнусное вроломство? А относительно приказа вице-канцлера мистеръ Слайдъ думалъ, что вполн устроилъ дло. Неоспоримо, онъ дйствовалъ въ дух противномъ запрещенію, но правительственныя распоряженія понимаются по букв, а не но смыслу. Онъ могъ печатать все, что захочетъ о Кеннеди и его жен, подчиняясь, разумется, общимъ законамъ страны относительно клеветы. Приказанія вице-канцлера относились къ одному извстному документу, а изъ этого документа онъ, Слайдъ, не привелъ ни слова, хотя сумлъ повторить вс колкости, заключавшіяся въ этомъ документ, съ прибавкой своего собственнаго яда. Онъ былъ увренъ, что гнвъ вице-канцлера не постигнетъ его.

Статья появилась въ печати. Читатель примтитъ, что она была полна лжи. Она начиналась ложью, что ‘мы не хотли упомянуть вчера объ обстоятельствахъ’, но эти обстоятельства были неизвстны писавшему въ то время. Исполненный негодованія намекъ на деликатность бднаго Финна, ворвавшагося къ Кеннеди въ воскресный день, былъ разумется сплетеньемъ лжи. Это посщеніе было сдлано почти по наущенію самого издателя. Статья съ начала до конца была исполнена лжи и злости, и написана съ умысломъ возбудить негодованіе противъ человка, который оскорбилъ писавшаго. Но Слайдъ не зналъ, что онъ лжетъ, не зналъ, что онъ злобствуетъ. Къ оружію, употребленному имъ, привыкла его рука, и опытъ научилъ его врить, что употребленіе подобнаго оружія человкомъ въ его положеніи не только честно, но и полезно для публики. Скажи ему кто-нибудь, что онъ поражаетъ врага въ темнот, онъ сталъ бы уврять, что не длаетъ ничего подобнаго, потому что безыменное обвиненіе гршниковъ высшаго званія было спеціальной обязанностью писателей и издателей газетъ. Кровь Слайда кипла отъ добродтельнаго негодованія на нашего героя, когда онъ писалъ послднія жестокія слова относительно выбора ничтожной, но честной профессіи.

Финіасъ Финнъ прочелъ эту статью прежде, чмъ слъ за завтракъ на слдующее утро, и кинжалъ прямо вонзился ему въ грудь. Каждое слово сказалось на немъ. Посмиваясь потихоньку, онъ уврялъ себя, что не почувствуетъ никакой раны, которая могла быть нанесена ему со столбцовъ ‘Знамени’. Онъ зналъ наврно, что на него нападутъ, и думалъ, что вооружился противъ этого. Но тонкій клинокъ проникъ въ каждый спай его брони, и каждая частичка яда створожилась въ его крови.

Онъ оскорблялся за лэди Лору, онъ оскорблялся за свое танкервилльское депутататство, онъ оскорблялся за обвиненіе его въ нарушеніи деликатности, онъ оскорблялся за то, что его поручаютъ майору Макинтошу, онъ оскорблялся за ту хитрость, съ какою запрещеніе вице-канцлера было обойдено, но особенно его оскорбилъ намекъ на его бдность. Ему было необходимо заработывать себ пропитаніе и, конечно, мста онъ искалъ. Но онъ не желалъ получать жалованье, не трудившись за это, и не видлъ, почему трудъ и жалованье казеннаго мста должны быть мене честны, чмъ во всякой другой профессіи.

По его понятію, не было профессіи честне, такъ какъ ни одна не требовала большихъ жертвъ, ни одна не была мене надежна. Онъ думалъ, что подобная статья запретъ для него врата того опаснаго рая, въ который онъ желалъ войти. Онъ не имлъ большихъ правъ на свою партію, а раздавая выгодныя мста, тотъ, кто раздаетъ ихъ, очень радъ найти какія-нибудь препятствія, которыя освободили бы его отъ необходимости раздавать эти милости. Финіасъ чувствовалъ, что ему почти стыдно показаться въ клуб или Палат. Онъ разумется долженъ быть тамъ, по зналъ, что лицо его выкажетъ, какъ глубоко оскорбило его нападеніе ‘Знамени’.

Онъ прежде всего пошелъ къ Ло и очень удивился, что Ло еще не слыхалъ объ этомъ нападеніи. Идя въ Линкольн-Иннъ, Финіасъ почти чувствовалъ, что вс смотрятъ на него и что прохожіе на улиц повторяютъ другъ другу, что это тотъ несчастный, котораго издатель ‘Знамени’ присудилъ искать ничтожный способъ заработывать себ пропитаніе. Ло взялъ газету, прочелъ или только вроятно пробжалъ статью, потомъ швырнулъ газету.

— Что мн длать?

— Ничего.

— Прежде всего хотлось бы отколотить его напропалую.

— Это былъ бы самый худшій способъ и способствовалъ бы къ его торжеству.

— Именно, я только говорю объ удовольствіи, отъ котораго слдуетъ отказаться. Я не знаю, можно ли преслдовать его за клевету?

— Не думаю. Я только взглянулъ на статью, и потому выразить своего мннія не могу, но думаю, что вы и мечтать объ этомъ не должны. Цль ваша спасти честь лэди Лоры.

— Я прежде всего долженъ думать объ этомъ.

— Можетъ быть, надо принять мры, чтобы защитить ея репутацію. Если обвиненіе сдлано такъ гласно, что ему нельзя не врить, если оно не будетъ опровергнуто, то опроверженіе должно быть сдлано, и конечно это врне достигается преслдованіемъ за клевету. Но это должно быть сдлано ею или ея друзьями — но никакъ не вами.

— Онъ насмялся надъ запрещеніемъ вице-канцлера.

— Я не думаю, чтобы вы могли вмшаться. Если, какъ вы полагаете, Кеннеди помшанъ, это обстоятельство вроятно скоро будетъ доказано и оправдаетъ репутацію лэди Лоры. Жена не виновата, что у нея сумасшедшій мужъ.

— И вы, думаете, что я не долженъ длать ничего?

— Я не вижу, что вы можете сдлать. Вы наткнулись на трубочиста и, разумется, должны запачкаться сажей. Во всякомъ случа, что вы должны сдлать или чего не должны длать, должно зависть отъ желаній лэди Лоры Кеннеди и ея отца. Въ этомъ дл вы должны подчиняться имъ.

Бсясь и негодуя, но признавая истину словъ Ло, Финіасъ отправился въ свой клубъ. Была среда и утромъ засданіе Парламента, но прежде чмъ Финіасъ отправился въ Парламентъ, онъ хотлъ услыхать, что говорятъ, и если возможно, что думаютъ. По видимому, никто не считалъ очень серіознымъ обвиненіе въ газет, хотя вс поздравляли его съ спасеніемъ отъ пистолета Кеннеди.

— Я полагаю, что бдняга дйствительно сумасшедшій, сказалъ лордъ Кэнтрипъ, котораго Финіасъ встртилъ на лстниц клуба.

— Въ этомъ, кажется, не можетъ быть сомннія.

— Я не могу понять, зачмъ вы не дали знать полиціи.

— Я надялся, что это не разгласится, сказалъ Финіасъ.

— Все разглашается — все подобное. Какъ это тяжело для бдной лэди Лоры!

— Это хуже всего, лордъ Кэнтрипъ.

— На мст ея отца, я привезъ бы ее въ Англію и сталъ бы требовать развода законнымъ порядкомъ. Вотъ что онъ долженъ былъ бы сдлать. Тогда она будетъ имть случай оправдаться отъ обвиненій, которыя въ нкоторой степени чернятъ ея репутацію, хотя происходятъ отъ сумасшедшаго и отъ оборышей печати.

— Вы читали эту статью?

— Да, я видлъ ее сейчасъ.

— Мн не нужно говорить вамъ, что въ обвиненіяхъ противъ лэди Лоры нтъ ни малйшаго основанія.

— Я совершенно въ этомъ увренъ, и вотъ почему такъ прямо говорю вамъ мое мнніе. Я думаю, что лорду Брентфорду слдовало бы привезти лэди Лору въ Англію и начать дло судебнымъ порядкомъ. Это можно сдлать или разводомъ, или преслдованіемъ газеты за клевету. Я не настолько знаю лорда Брентфорда, чтобы обратиться къ нему письменно, но не прочь, чтобы вы упомянули ему обо мн. Онъ, я, вы и бдный мистеръ Кеннеди занимали мста въ одномъ министерств, и я думаю, что лордъ Брентфордъ въ этомъ отношеніи положится на мою дружбу.

Финіасъ поблагодарилъ его и уврилъ, что его слова будутъ переданы лорду Брентфорду.

Глава XXIX.
КОРРЕСПОНДЕНЦІЯ СПУНЕРА.

Надо вспомнить, что Аделаида Паллизеръ приняла руку мистера Мола младшаго, и что она и лэди Чильтернъ отправили его въ Лондонъ къ отцу съ порученіемъ, которое ему не удалось. Мысль, что самое приличное жилище для молодой парочки будетъ замокъ предковъ, принадлежала лэди Чильтернъ, такъ какъ этотъ замокъ долженъ со временемъ перейти къ нимъ, и въ немъ съ большимъ благоразуміемъ они могли бы жить, какъ Молы Молскаго Аббатства, своимъ небольшимъ доходомъ. Об дамы чувствовали, какъ мало можно было положиться на строгое благоразуміе Джерарда Мола, но необходимо было сдлать что-нибудь, молодые люди были помолвлены и слдовало предложить, обсудить и, на сколько возможно, устроить образъ ихъ жизни.

Лэди Чильтернъ была полезна въ этомъ, имя практическое направленіе ума и понимая хорошо условія жизни, для которой ея пріятельниц необходимо было приготовиться.

Женихъ не былъ человкъ порочный, она не пьянствовалъ, не картежничалъ, не длалъ долговъ. Онъ былъ добродушенъ, сговорчивъ и довольно покоренъ, когда отъ него не требовали ничего непріятнаго. Онъ сказалъ, что не прочь жить въ Молскомъ Аббатств, если Аделаида этого желаетъ. Онъ не былъ увренъ въ польз обработки земли, но согласился, по просьб Аделаиды, сдлаться владльцемъ рогатаго скота. Онъ былъ готовъ отказаться отъ охоты, удостоврившись, что нсколько удачныхъ охотъ въ одинъ сезонъ не стоятъ того, чтобы вставать до разсвта всю зиму.

Вслдствіе этого онъ отправился съ даннымъ ему порученіемъ, и мы знаемъ, какую онъ потерплъ неудачу. Другой женихъ тотчасъ сообщилъ бы своей невст эти непріятныя извстія, но Джерардъ Молъ пропустилъ недлю, а потомъ увдомилъ обо всемъ въ нсколькихъ словахъ:

‘Отецъ напрямикъ отрзалъ и не хочетъ слышать о Молскомъ Аббатств. Онъ всегда ржетъ напрямикъ.’

— Но его надо заставить слышать, сказала лэди Чильтернъ.

Два дня спустя въ Гаррингтонъ пришло извстіе о смерти герцога Омніума. Аделаида получила письмо отъ мистера Фотергилля, въ которомъ онъ объяснялъ ей, что мистеръ Паллизеръ поручилъ ему сообщить ей и другимъ родственникамъ это печальное извстіе.

— Бдный старый герцогъ! сказала Аделаида.— Я всю жизнь привыкла считать его пугаломъ. Кажется, я видла его только разъ, онъ поцловалъ меня и подарилъ мн серьги. Онъ не обращалъ никакого вниманія на насъ, но насъ пріучили думать, что провидніе было очень милостиво къ намъ, сдлавъ герцога нашимъ дядей.

— Онъ былъ очень богатъ?

— Страшно богатъ, какъ я слышала всегда.

— Не отказалъ ли онъ вамъ чего-нибудь? Какъ было бы хорошо, теперь, когда вы помолвлены, узнать, что онъ отказалъ вамъ пять тысячъ фунтовъ!

— Очень было бы хорошо, только на это нтъ надежды. Всегда было извстно, что все перейдетъ къ наслднику. У моего отца было состояніе, но онъ прожилъ его. Онъ никогда не былъ друженъ съ братомъ, и хотя герцогъ разъ поцловалъ меня, мн кажется, что онъ забылъ о моемъ существованіи тотчасъ же.

— Итакъ герцогъ Омніумъ умеръ, сказалъ лордъ Чильтернъ, вернувшись домой вечеромъ.

— Аделаида получила письмо съ этимъ извстіемъ.

— Мистеръ Фотергилль написалъ ко мн, сказала Аделаида:— тотъ самый, который такъ дурно обращался съ лисицами.

— Мн нтъ никакакого дла до мистера Фотергилля, а теперь я ничего не могу говорить противъ вашего дяди. Но просто страшно думать, что герцогъ Омніумъ долженъ умереть, какъ вс другіе.

— Герцогъ умеръ — долгой жизни герцогу! сказала лэди Чильтернъ:— желала бы я знать, какъ герцогство понравится мистеру Паллизеру.

— Это всегда нравится мущинамъ, сказала Аделаида.

— И женщинамъ, замтилъ лордъ Чильтернъ.— Лэди Гленкора съ восторгомъ будетъ царствовать — только мн какъ-то трудно вообразить ее съ другимъ именемъ. Кстати, Аделаида, у меня есть къ вамъ письмо.

— Письмо ко мн, лордъ Чильтернъ?

— Ну да, я полагаю, что мн лучше отдать его вамъ. Оно адресовано не къ вамъ, но отвчать на него должны вы.

— Ради Бога, что это такое?

— Кажется, я могу угадать, сказала лэди Чильтернъ смясь.

Она угадала врно, но Аделаида Паллизеръ все еще ничего не понимала, когда лордъ Чильтернъ вынулъ письмо изъ кармана и подалъ ей. Сдлавъ это, онъ вышелъ изъ комнаты, а жена пошла за нимъ.

— Я буду на верху, Аделаида, если вамъ понадобится совтъ, сказала лэди Чильтернъ.

Письмо было отъ Спунера. Онъ ухалъ изъ Гэррингтонскаго замка посл невжливаго пріема, который оказала ему мисъ Паллизеръ, съ глубокимъ отвращеніемъ ршивъ, что никогда не скажетъ ей ни слова, и почти вознамрившись, что въ Спунскомъ замк не будетъ госпожи при немъ. Но, съ виномъ посл обда, мужество вернулось къ Спунеру и онъ началъ размышлять, что молодыя двушки имютъ привычку не принимать предложенія съ перваго раза.

Съ Спунеромъ въ то время жилъ другъ, очень привязанный къ нему, съ которымъ онъ совтовался во всхъ непредвиднныхъ случаяхъ и которому онъ теперь раскрылъ свое сердце.

Мистеръ Эдуардъ Спунеръ, обыкновенно называемый Недомъ всми знавшими его и даже не знавшими, былъ дальній родственникъ сквайра и, къ несчастью, своего состоянія не имлъ. Послднія десять лтъ онъ жилъ въ Спунскомъ замк и заработывалъ свой хлбъ. Сквайръ заслужилъ извстность какъ помщикъ. Все въ его помсть было въ порядк. Онъ самъ очень успшно обработывалъ свою землю въ большихъ размрахъ. Его быки и овцы получали призы. Лошади всегда были годны и здоровы, арендаторы состоятельны, хотя не совсмъ довольны, а самъ сквайръ не былъ долженъ никому ни одного шиллинга. Многіе изъ сосдей приписывали это разумной заботливости мистера Эдуарда Спунера, который пеусыпно присматривалъ за помстьемъ и благоразуміе котораго равнялось его усердію. Надо отдать сквайру справедливость, онъ цнилъ достоинства своего родственника и полагался на него во всемъ.

Въ этотъ вечеръ, какъ только обычная бутылка бордоскаго смнила нормальную бутылку портвейна посл обда, Спунеръ раскрылъ свое сердце кузену.

— Стало быть, мн придется убираться, сказалъ Недъ.

— Нтъ, сколько мн извстно, сказалъ сквайръ.— Неужели ты предполагаешь, что я позволю женщин распоряжаться въ Спунскомъ замк?

— Он распоряжаются — внутри, знаешь!

— Никакая женщина не выгонитъ теби изъ этого дома, Недъ.

— Я думаю не о себ, Томъ, сказалъ родственникъ:— разумется, ты женишься когда-нибудь, и разумется, я долженъ положиться на судьбу. Я не вижу, почему миссъ Паллизеръ не быть этою женщиной.

— Эта шлюха почти разсердила меня.

— Это ужъ такая манера у нихъ всхъ. Кокетничаетъ. Попытай снова.

Совтъ родственника былъ искрененъ и безкорыстенъ. Ему казалось невозможнымъ, чтобы владлецъ Спунскаго замка получилъ отказъ отъ двушки безъ состоянія. Во всякомъ случа въ подобныхъ обстоятельствахъ мущина долженъ быть настойчивъ. На сколько Недъ зналъ свтъ, двушки всегда требовали, чтобы имъ длали предложеніе во второй и третій разъ. Притомъ подобная настойчивость не можетъ повредить.

— Не можетъ же она переломать теб кости, Томъ.

Много честности обнаружилось при томъ случа. Когда сквайра подстрекали настаивать, онъ постарался всми силами описать, какимъ образомъ ему было отказано. Онъ не мастеръ былъ описывать, но умышленно не скрылъ ничего.

— Была жестка какъ гвоздь.

— По моему, это не значитъ ничего.

— Она сказала мн, что если я пойду въ одну сторону, то она пойдетъ въ другую.

— Он всегда говорятъ самыя грубыя вещи, какія только придутъ имъ въ голову. Он не привыкли проклинать и ругаться, какъ мы, а то и вынести было бы нельзя. Если она дйствительно нравится теб…

— Она такъ отлично сложена, я ни въ комъ не видалъ такихъ признаковъ чистой крови. Именно такая порода нужна, чтобы пробираться сквозь грязь земную.

Такимъ образомъ письмо къ лорду Чильтерну посовтовалъ написать кузенъ. Лорда Чильтерна теперь считали опекуномъ двицы и короткимъ другомъ жениха. Прямое предложеніе уже было сдлано двиц и теперь его слдовало повторить тому, кто въ это время занималъ мсто ея отца. Сквайръ колебался нсколько времени, увряя, что ему непріятно сообщить свою тайну лорду Чильтерну.

— Съ какой стати разглашать объ этомъ всмъ и каждому? сказалъ онъ.

Но отвтъ на это кузена былъ очень ясенъ. Нечего было сомнваться, что лордъ Чильтернъ уже зналъ эту тайну, но когда она ему сообщится, то онъ будетъ считать себя обязаннымъ скрывать ее, а не разглашать. И какой же другой шагъ можетъ сдлать сквайръ? Невроятно, чтобы его пригласили въ Гэррингтонскій замокъ съ тмъ, чтобы онъ повторилъ свое предложеніе. Родственникъ былъ такого мннія, что предложеніе слдуетъ сдлать письменно, и въ этотъ самый вечеръ кузенъ самъ написалъ письмо, которое сквайръ долженъ былъ переписать утромъ. Сквайръ письмо переписалъ — сдлавъ свои собственныя прибавки, о которыхъ онъ перемолвился весьма крупными словами съ своимъ осторожнымъ кузеномъ — и формально подалъ письмо лорду Чильтерну посл полудня въ тотъ же день, посвятивъ все утро на то, чтобы отыскать для этого удобный случай. Лордъ Чильтернъ прочелъ письмо и, какъ мы видли, передалъ его Аделаид Паллизеръ.

— Это новое предложеніе отъ мистера Спунера, сказала лэди Чильтернъ, какъ только осталась съ мужемъ одна.

— Именно.

— Я знала, что онъ станетъ настаивать.— Мущины такіе дураки!

— Я не вижу, чтобы онъ былъ дуракъ, сказалъ лордъ Чильтернъ почти съ гнвомъ.— Почему ему не предлагать двушк сдлаться его женой? Онъ богатъ, а у нея нтъ ни фартинга.

— Ты можешь сказать то же самое о мясник, Освальдъ.

— Мистеръ Спунеръ джентльмэнъ.

— Неужели ты хочешь сказать, что онъ приличная партія для такой двушки, какъ Аделаида Паллизеръ?

— Я не знаю, что называется приличной партіей. У него красный носъ, и если она не любитъ красныхъ носовъ, партія неприличная. У Джерарда Мола носъ не красный и поэтому онъ женихъ боле приличный. Только, къ несчастью, у него денегъ нтъ.

— Аделаида Паллизеръ такъ же не захочетъ выйти за мистера Спунера, какъ ты не захотлъ бы жениться на кухарк.

— Если бы кухарка мн нравилась, я сдлалъ бы ей предложеніе. Я не вижу, почему мистеру Спунеру не сдлать предложенія миссъ Паллизеръ. Она не обязана выходить за него.

Между тмъ миссъ Паллизеръ читала слдующее письмо:

‘Спунскій замокъ, 11 марта 18—.

‘Любезный лордъ Чильтернъ,

‘Осмливаюсь предполагать, что вы теперь занимаете мсто опекуна миссъ Паллизеръ, которая гостила у васъ въ дом всю зиму. Если я ошибся въ этой надежд, вы простите меня и согласитесь дйствовать, какъ ея опекунъ, въ этомъ случа. Я питаю чувство глубочайшаго восторга и горячей привязанности къ вышерченной молодой двиц, которыя я осмлился выразить, когда имлъ удовольствіе гостить въ Гэррингтонскомъ замк въ начал прошлаго мсяца. Не могу похвастаться, чтобы я былъ благосклонно принятъ, но я знаю, что не весьма краснорчивъ, а во всхъ книгахъ намъ говорятъ, что мущина не иметъ права ожидать, чтобы его предложеніе было принято съ перваго раза. Можетъ быть, массъ Паллизеръ позволитъ мн, чрезъ васъ, попросить ее обдумать мое предложеніе съ большимъ размышленіемъ, чмъ она имла на то время, когда я заговорилъ съ нею, можетъ быть, съ безразсудной поспшностью.’

До сихъ поръ сквайръ ни въ чемъ не измнялъ словъ кузена.

‘Я владлецъ собственнаго помстья — а это не всякій можетъ сказать. У меня около четырехъ тысячъ фунтовъ стерлинговъ годового дохода. Я готовъ сдлать такой брачный контрактъ, какой посовтуютъ мн стряпчіе, хотя держусь такого мннія, что помстье не слдуетъ связывать для вдовы. Относительно новой меблировки стараго дома и тому подобнаго, я сдлаю все, чего пожелаетъ миссъ Паллизеръ. Она знаетъ мой вкусъ относительно охоты, а я знаю ея вкусъ, такъ что въ этомъ отношеніи не можетъ быть никакого разногласія.

‘Миссъ Паллизеръ не можетъ подозрвать меня въ корыстныхъ побужденіяхъ. Я длаю ей предложеніе, потому что нахожу ее самою очаровательною двушкой, какую когда-либо видлъ, и потому что люблю ее отъ всего моего сердца. Многого за себя говорить я не могу, но если она согласится быть хозяйкой въ Спунскомъ замк, она будетъ имть все, чего только женщина можетъ пожелать.

‘Прошу считать меня,

‘Любезный лордъ Чильтернъ,

‘Искренно вамъ преданнымъ.

‘ТОМАСЪ ПЛАТТЕРЪ СПУНЕРЪ’.

‘Мн кажется, что миссъ Паллизеръ любитъ книги, потому не худо бы сказать ей, что въ Спунскомъ замк чрезвычайно хорошая библіотека. Я не прочь похать за границу посл свадьбы на три или четыре мсяца лтомъ.’

Приписка была собственнаго сочиненія сквайра и сдлана вопреки мннію кузена.

— Она не приметъ предложеніе изъ-за книгъ, сказалъ кузенъ.

Но сквайръ думалъ, что слдуетъ выставить вс привлекательности.

— Я не сталъ бы говорить о свадебной поздк, пока мн не удастся уговорить ее, сказалъ кузенъ.

Сквайръ находилъ, что кузенъ ложно деликатенъ, и ссылался на то, что вс двушки любятъ здить за границу посл свадьбы. Вторая половина письма была очень обезображена пылкостью сквайра, такъ что скромность, съ какою онъ началъ письмо, была почти пристыжена оттнкомъ самонадянности въ конц. Ту фразу, въ которой сквайръ объявляли, что имніе не слдуетъ связывать для вдовы, очень оспаривалъ кузенъ.

— Слово ‘вдова’ совсмъ не слдуетъ помщать въ такомъ письм.

Но сквайръ уврялъ, что онъ не хочетъ быть сладкорчивъ.

— Я побьюсь объ закладъ, что она можетъ объ этомъ думать, почему же ей не слышать о томъ, о чемъ она можетъ думать?

— Не говори еще о мебели, Томъ, увщевалъ кузенъ.

Но сквайръ былъ упрямъ и кузенъ пришелъ въ отчаяніе. Слова, что онъ любитъ ее всмъ сердцемъ, были кузеновы, но то, что слдовало за ними о хозяйк Спунскаго замка, было поставлено совершенно противъ его мннія.

— Она станетъ гордиться Спунскимъ замкомъ, если будетъ здсь, сказалъ сквайръ.

— Пусть она прежде будетъ здсь, сказалъ кузенъ.

Мы вс знаемъ, что фразеологія письма не представляла важности. Когда оно было получено, двица была уже помолвлена съ другимъ и считала владльца Спунскаго замка виновнымъ въ непростительной дерзости за то, что онъ осмлился сдлать ей предложеніе.

— Краснолицый, пошлый старикъ, по всему видно, что онъ пьяница, сказала она лэди Чильтернъ.

— Онъ не длаетъ вамъ вреда, душа моя.

— Нтъ, длаетъ. Онъ разстраиваетъ меня. Онъ не сметъ считать это возможнымъ. Пожалуй подумаютъ, будто я поощряла его.

— Ко мн женихи являлись каждый годъ — все т же — и мн кажется, что я вовсе не поощряла ихъ, но я на нихъ не сердилась.

— Къ вамъ не приставалъ мистеръ Спунеръ.

— Мистеръ Спунеръ не зналъ меня въ то время, а то неизвстно, что могло бы случиться.

Тутъ лэди Чильтернъ начала разсуждать совсмъ не такъ, какъ разсуждала объ этомъ съ мужемъ.

— Я всегда думала, что всякій человкъ, имющій право сидть съ вами за столомъ, иметъ право сдлать вамъ предложеніе. Разумется, многое можетъ длать это право сомнительнымъ — разница лтъ, званія и средствъ.

— И вкусовъ, сказала Аделаида.

— Ужъ этого я не знаю. Поэтъ не иметъ надобности жениться на стихотвориц, а философъ на философк. Мущина можетъ одурачить себя, длая предложеніе, когда знаетъ наврно, что получитъ отказъ, но я считаю общимъ правиломъ, что мущина можетъ влюбиться во всякую двушку, которая находится въ одномъ обществ съ нимъ.

— Я совсмъ не согласна съ вами. Что сказали бы, если бы пасторъ въ Лонгройстон сдлалъ предложеніе одной изъ фиц-гоурдскихъ двицъ?

— Герцогиня вроятно попросила бы герцога сдлать тотчасъ епископомъ молодого человка, а герцогъ потратилъ бы цлое утро на то, чтобы объяснить ей перемны, происшедшія въ производств епископовъ съ-тхъ-поръ, какъ она была молода. Другого правила вы поставить не можете, и мн кажется, что двушки должны понять, что имъ слдуетъ подчиняться этому закону. Сказать ‘нтъ’ такъ легко.

— Но мущины не принимаютъ отъ насъ ‘нтъ’.

— Иногда это бываетъ къ нашему счастью, сказала лэди Чильтернъ, вспомнивъ нкоторое происшествіе изъ своей прежней жизни.

Отвтъ былъ написанъ въ тотъ же вечеръ лордомъ Чильтерномъ посл многихъ разсужденій. Относительно положительнаго отказа сомннія быть не могло, но возникъ вопросъ, слдуетъ ли объяснять причину, или ограничиться простымъ отказомъ. Наконецъ ршили, что причину слдуетъ показать, и письмо заключалось въ слдующемъ:

‘Любезный мистеръ Спунеръ, мн поручили сообщить вамъ, что миссъ Паллизеръ помолвлена за мистера Джерарда Мола.

‘Преданный вамъ
‘ЧИЛЬТЕРНЪ.’

Молодая двушка согласилась на такую откровенность, потому что уже ршила, что никакой тайны относительно ея будущихъ надеждъ быть не могло.

— Это одинъ изъ тхъ вертлявыхъ голышей, которые встрчаются въ свт каждый день, сказалъ сквайръ своему кузену: — человкъ, разъзжающій на лошадяхъ, за которыхъ онъ платить не можетъ, да и панталоны-то его сшиты въ долгъ. Эти люди пьютъ, дятъ и живутъ Богу извстно какъ, а потомъ наврно рухнутся. Теперь двушки такія дуры!

— Не думаю, чтобы между прошлыми и ныншними была большая разница, сказалъ кузенъ.

— Когда человкъ мажетъ свои усы, краситъ волосы и брови, и носитъ лайковыя перчатки, он готовы пройти для него сквозь огонь и воду. Онъ никогда не женится на ней.

— Тмъ лучше для нея.

— Но я ненавижу такую чертовскую наглость. Какое право иметъ человкъ длать предложеніе, когда у него нтъ своего дома и даже средствъ имть его? Старикъ Молъ въ такихъ стсненныхъ обстоятельствахъ, что едва можетъ обдать въ своемъ клуб. Я удивляюсь только тому, какъ лэди Чильтернъ позволяетъ это.

Глава XXX.
СОЖАЛНІЯ.

Мадамъ Гслеръ оставалась въ Мачинг до возвращенія Паллизера — или, какъ мы должны теперь называть его, герцога Омніума — изъ Гатерумскаго замка, и слдовательно сама могла воевать съ нимъ относительно драгоцнностей и денегъ, отказанныхъ ей. Онъ самъ принесъ ей тотъ простой перстень, о которомъ она просила, и надлъ ей на палецъ.

— Ювелиръ скоро переправитъ, сказала она, когда увидала, что перстень слишкомъ великъ для ея пальца.— Немножко слдуетъ убавить, но я не хочу перемнять оправу.

— Вы получили письмо и опись отъ повреннаго, мадамъ Гслеръ?

— Да, получила. Меня удивляетъ, какъ это милый старичокъ никогда не говорилъ о такой великолпной коллекцій драгоцнностей.

— Сдлано распоряженіе, чтобы ихъ уложить?

— Разумется, ихъ можно уложить или выложить, какъ угодно вашей свтлости, но позвольте вамъ сказать, что укладка ихъ до меня не относится.

— Она должна относиться.

— Но я не желаю этого, герцогъ. Я уже написала повренному, что отказываюсь отъ наслдства, и если ваша свтлость станете настаивать, я должна поручить моему повренному отказаться законнымъ порядкомъ. Пожалуйста неприсылайте ящика ко мн, а то будетъ много хлопотъ и пожалуй случится новое воровство. Я не возьму вещей, не возьму денегъ и поступлю по своему. Лэди Гленъ скажетъ вамъ, что я могу быть очень упряма, когда захочу.

Лэди Гленкора уже говорила ему это. Она была уврена, что ея пріятельница будетъ стоять на своемъ относительно наслдства, и думала, что ея мужъ просто удовольствуется увреніями мадамъ Гслеръ. Но человкъ, бывшій канцлеромъ казначейства, не можетъ поступать такъ безпечно съ деньгами или даже съ драгоцнными вещами. Онъ уврилъ жену, что объ этомъ не можетъ быть и рчи. Онъ замтилъ, что собственность остается собственностью, онъ хотлъ этимъ сказать, что владлецъ имущества не можетъ слагать съ себя отвтственность или лишать себя своихъ преимуществъ великодушными, но пустыми словами. Завщаніе покойнаго герцога было очень важно и наслднику казалось, что отказываться отъ наслдства, завщаннаго герцогомъ, значило пренебрегать послднимъ дяніемъ герцога. Отказываться отъ денегъ при подобныхъ обстоятельствахъ было почти все-равно, что отказываться отъ дождя съ небесъ или отъ теплоты солнца. Этого сдлать было нельзя. Эти вещи были собственностью мадамъ Гслеръ и хотя, разумется, она могла вышвырнуть ихъ на улицу, он все-таки будутъ принадлежать ей.

— Но я не хочу брать ихъ, герцогъ, сказала мадамъ Гслеръ, и бывшій канцлеръ казначейства увидалъ, что ни одно предложеніе его въ палат не встрчало боле твердой оппозиціи. Жена говорила ему, что вс его слова не послужатъ ни къ чему, и подтрунивала надъ его понятіемъ о торжественности завщаній.

— Ты не можешь заставить человка взять вещь только потому, что напишешь ее на толстой бумаг, точно такъ же какъ не можешь этого сдлать, подавая ее чрезъ столъ. Разумется, я понимаю все. Она хочетъ показать, что ей не нужно отъ герцога ничего. Отказавшись отъ его имени и титула, она не хочетъ его денегъ и брилліантовъ. Ты не можешь заставить ее взять ихъ, и я вполн убждена, что ты ее не уговоришь.

Новаго герцога убдить было нельзя, но онъ долженъ былъ отказаться отъ борьбы, по-крайней-мр теперь.

19 марта мадамъ Гслеръ вернулась въ Лондонъ, пробывъ въ Мачинг боле трехъ недль.

На возвратномъ пути въ Парковый переулокъ много мыслей толпилось въ ея голов. Хорошо ли поступала она съ герцогомъ Омніумомъ? Послдніе три года жизни она пожертвовала старику, съ которымъ въ сущности не имла ничего общаго. Она убдила себя, что между ними существуетъ горячая дружба, но какого свойства могла быть дружба съ человкомъ, котораго она узнала только, когда онъ съ ума спятилъ отъ старости? Какія слова герцога слышала она съ удовольствіемъ, кром нкоторыхъ нжныхъ выраженій, почти омерзительныхъ и старческихъ? Она сказала Финіасу Финну, возвращаясь съ нимъ съ охоты, что не оставляетъ герцога потому, что любитъ его, но что могло возбудить подобную любовь? Герцогъ началъ свое знакомство съ нею тмъ, что оскорбилъ ее — а потомъ предложилъ ей сдлаться его женой. Отъ того, что дало бы ей существенныя преимущества, то-есть званіе, богатство, знатное имя, она отказалось, находя, что цна, которую она должна была заплатить за это, была слишкомъ высока и что, можетъ быть, жизнь хранитъ для нея что нибудь лучшее.

Посл этого она позволила себ сдлаться, такъ сказать, главною сидлкой старика и на это занятіе истратила три года своей остальной молодости. По-крайней-мр, люди не станутъ говорить о ней, что она приняла плату, въ вид шкатулки съ драгоцнными вещами, за трехгодичную службу. Она не возьметъ ничего, что дало бы право всякому сказать, что ее обогатило знакомство съ герцогомъ Омніумомъ. Можетъ быть, она поступила сумасбродно, но поступитъ еще сумасбродне, если приметъ награду за свое сумасбродство. Все-таки въ этомъ было что-то романическое — хотя дружескій романъ у постели больного и себялюбиваго старика едва ли былъ удовлетворителенъ.

Даже въ ея тсныхъ отношеніяхъ къ новой герцогин было что-то почти фальшивое. Не было ли между ними условія, никогда не выраженнаго, но тмъ не мене понятаго? Не согласилась ли ея милая пріятельница, лэди Гленъ, доставить ей подпору, свтское общество и всякую благодать съ условіемъ, чтобы она не выходила за стараго герцога? Она любила лэди Гленкору, наслаждалась обществомъ своей пріятельницы, была счастлива въ ея обществ — но всегда чувствовала, что лэди Гленкору привлекали къ ней просто ея отношенія къ герцогу. Герцога необходимо было лелять и поддерживать въ хорошемъ расположеніи духа. Старикъ, какъ ни былъ бы онъ старъ, можетъ сдлать, что пожелаетъ съ самимъ собою и своею собственностью. Лэди Гленкора раскрыла свои объятія мадамъ Гслеръ для того, чтобы оберегать герцога.

По-крайней-мр такимъ образомъ мадамъ Гслеръ растолковывала исторію послднихъ трехъ лтъ. Она думала, что ее не совсмъ понимали. Когда она ршилась не выходить за герцога, герцогъ находился въ безопасности, какъ его брилліанты и деньги будутъ въ безопасности теперь, когда онъ умеръ.

Прошло три года, а ничего не было сдлано изъ того, что она намревалась сдлать. Прошли три года, которые были такъ важны для ея желаній. А между тмъ она сама не знала, въ чемъ состояли ея желанія, и никогда вполн не опредляла своихъ намреній. Она говорила себ теперь, дорогою, что время уже прошло, и что потерявъ эти три года, она потеряла все. А между тмъ — такъ она увряла себя теперь — свтъ сдлалъ мало для нея. Два старика любили ее, одинъ сдлался ея мужемъ, а другой предлагалъ ей сдлаться — и къ обоимъ она исполнила свой долгъ. Къ обоимъ она была признательна, нжна, безкорыстна. Отъ перваго она, какъ его вдова, приняла богатство, которое очень цнила, но одно богатство не дало ей счастья. Отъ послдняго и отъ его родныхъ она приняла извстное положеніе. Прежде ее знали нкоторыя высокопоставленныя, извстныя лица, но теперь ее знали вс. А между тмъ что все это доставило ей? Герцоги и герцогини, обды и балы — что составляли они? Что же было ей нужно?

Она стыдилась сказать, что ей нужна была любовь. Но она знала, что для ея счастья была необходима возможность посвятить себя кому-нибудь. Все изящество и наружное очарованіе жизни были восхитительны, если только ихъ можно приспособить къ какой-нибудь цли. Какъ сама цль, они не значили ничего. Она посвятила себя старику, теперь умершему, и были минуты, когда она думала, что этого достаточно. Но этого не было достаточно, и вмсто того, чтобы томиться отъ горя при потер друга, она почти радовалась освобожденію отъ тягостной ноши. Стало быть, не была ли она лицемркой? Не была ли она по характеру фальшива? Посл этого она стала размышлять, не лучше ли ей сдлаться ханжой, все равно въ какой отрасли христіанской религіи. Суровость кальвинистовъ или аскетизмъ св. Франциска могли равно подходить къ ея характеру — если бы только она могла поклоняться Кальвину или св. Франциску. Она пыталась поклоняться герцогу Омніуму, но это ей не удалось. Былъ одинъ святой, котораго, по ея мннію, она могла обожать съ постоянной и радостной преданностью, но онъ оттолкнулъ ее отъ своего алтаря.

Мистеръ Молъ старшій, не понимая всего, по понимая кое-что, думалъ, что онъ можетъ сдлаться этимъ святымъ. Онъ зналъ хорошо, что смлость предложенія составляетъ большую заслугу въ жених среднихъ лтъ. Онъ былъ гораздо старше невсты, которая, не смотря на всю свою опытность, еще не достигла тридцати лтъ. Но онъ былъ — онъ это зналъ наврно — очень моложавъ для своихъ лтъ, а она стара. Она была вдова и онъ вдовецъ. У ней были домъ въ Лондон и капиталъ. У него были замокъ въ провинціи и помстье. Она знала всхъ герцоговъ и герцогинь, а онъ былъ человкъ знатный. Она могла доставить ему удобство и роскошь. Онъ могъ сдлать ее владтельницей Молскаго Аббатства. Она безспорно была хороша собой. Мистеръ Молъ старшій, завязывая свой галстукъ, думалъ, что даже въ этомъ отношеніи между ними не было большой разницы. Соображая свои лта, мистеръ Молъ старшій находилъ, что во всемъ Пэлль-Мелл не было боле красиваго человка. Онъ былъ немножко неповоротливъ и двигался медленно, но недостатокъ гибкости замнялся видомъ исполненнымъ достоинства.

Онъ выждалъ удобный случаи и явился въ Парковый переулокъ, на другой день посл возвращенія мадамъ Гслеръ. Знакомство ихъ оправдывало его посщеніе, въ обращеніи мадамъ Гслеръ было то дружелюбіе, которое обыкновенно ведетъ къ короткости. Мистеръ Молъ старался быть любезенъ, а мадамъ Гслеръ казалась признательна за это.

Его приняли, и въ подобномъ случа нельзя было не начать разговора о ‘миломъ герцог’. Мистеръ Молъ могъ ршиться говорить о герцог и отложить на время свое собственное дло. Смлость въ сватовств большая добродтель, но человкъ долженъ знать мру въ своихъ добродтеляхъ.

— Я слышалъ, что вы похали въ Мачингъ, какъ только бдный герцогъ занемогъ, сказалъ онъ.

Она была въ траур и ни минуты не думала отпираться отъ того положенія, въ которомъ находилась относительно старика. Она не могла ршиться надть цвтное платье, просидвъ такъ долго возл умирающаго. Это могла бы сдлать наемная сидлка, но она не была наемною сидлкой. Если въ ея дружб было лицемріе, то это лицемріе слдовало поддерживать до конца.

— Бдный старикъ! Я вернулась только вчера.

— Я не имлъ удовольствія знать его свтлость, сказалъ Молъ:— но всегда слышалъ, что это былъ вельможа, которымъ Англія могла гордиться.

Мадамъ Гслеръ въ эту минуты не имла охоты говорить ложь, и не думала, чтобы Англія имла поводъ гордиться герцогомъ Омніумомъ.

— Это былъ человкъ, занимавшій особенное положеніе, сказала она.

— Совсмъ особенное — человкъ съ громаднымъ богатствомъ и съ тмъ достоинствомъ, которое, я съ прискорбіемъ долженъ сказать, многіе знатные люди между нами бросаютъ, какъ нарядъ слишкомъ пышный для нихъ. Мы вс умемъ носить фраки, но не каждый уметъ носить мантіи. Герцогъ носилъ свою мантію до конца.

Мадамъ Гслеръ вспомнила, какой онъ имлъ видъ въ ночномъ колпак, когда вышелъ изъ себя оттого, что ему не дали рюмку кюрасо.

— Я не знаю ни одного человка, который могъ бы назваться ему равнымъ, продолжалъ Молъ.

— Можетъ быть, нтъ ни одного похожаго на него. Вы знаете, что онъ не былъ женатъ.

— Но хотлъ жениться, сказалъ Молъ:— если справедливо, что мы слышали.

Мадамъ Гслеръ безъ улыбки, но и не нахмурившись, имла такой видъ, какъ будто не поняла значенія словъ мистера Мола.

— Величественный старый джентльмэнъ! Не знаю, скажетъ ли это кто-нибудь о его наслдник.

— Это совсмъ разные люди.

— Совершенно разные. Я скажу, что мистеръ Паллизеръ, какъ мистеръ Паллизеръ, былъ человкъ полезный. Но выгрузчикъ угля тоже полезный человкъ. Грація и красота жизни исчезнутъ, когда мы вс сдлаемся полезными людьми.

— Не думаю, чтобы мы были близки къ этому.

— Честное слово, мадамъ Гслеръ, я не увренъ въ этомъ. Мы видимъ со всхъ сторонъ, что сыновья вельможъ длаются купцами. Графы торгуютъ масломъ, а маркизы посылаютъ на рынокъ свои персики. Въ герцог ничего подобнаго не было. Ему досталось громадное состояніе и онъ зналъ, что обязанъ тратить его. Онъ тратиль и вс его уважали. Вамъ, должно быть, доставляло большое удовольствіе такое короткое знакомство съ нимъ.

Мадамъ Гслеръ была избавлена отъ необходимости дать отвтъ докладомъ о новомъ постител. Дверь отворилась и Финіасъ Финнъ вошедъ въ комнату. Онъ не видалъ мадамъ Гслеръ съ тхъ поръ, какъ они были вмст въ Гэррингтонскомъ замк, и никогда прежде не встрчался съ Моломъ. Возвращаясь домой съ мадамъ Гслеръ, посл, ихъ безуспшной попытки перескочить ровъ, Финіасъ общалъ побывать въ Парковомъ переулк, когда узнаетъ, что мадамъ Гслеръ не въ Мачинг. Посл того герцогъ умеръ и связь съ Мачингомъ уже не существовала. Казалось, будто только вчера разговаривали они о герцог, а теперь герцогъ уже не существовалъ.

— Я вижу, что вы въ траур, сказалъ Финнъ, еще держа ея руку.— Я долженъ пожалть съ вами о потерянномъ вами друг.

— Мы съ мистеромъ Моломъ говорили о немъ теперь, сказала она, представляя другъ другу обоихъ джентльмэновъ.— Мы съ мистеромъ Финномъ имли удовольствіе видть вашего сына въ Гэррингтонскомъ замк нсколько недль тому назадъ, мистеръ Молъ.

— Я слышалъ, что онъ былъ тамъ. Знаете вы герцога, мистеръ Финнъ?

— Я зналъ его такъ, какъ такой человкъ, какъ я, можетъ знать такого человка, какъ герцогъ. Онъ вроятно забылъ о моемъ существованіи.

— Онъ никогда не забывалъ никого, сказала мадамъ Гслеръ.

— Кажется, я никогда не былъ ему представленъ, продолжалъ Молъ:— и всегда буду объ этомъ сожалть. Я говорилъ мадамъ Гслеръ, какъ глубоко я уважалъ характеръ герцога.

Финіасъ поклонился, и мадамъ Гслеръ, которой надоло все говорить о герцог, сдлала нсколько вопросовъ о томъ, что происходитъ въ Парламент. Молъ, находя невозможнымъ подвинуть свое дло въ настоящемъ случа, простился.

Какъ только онъ ушелъ, обращеніе мадамъ Гслеръ совсмъ измнилось. Она пересла ближе къ Финіасу на диван, возл стула, на которомъ онъ сидлъ, и откинула волосы съ лица по прежней привычк, которую Финіасъ помнилъ хорошо.

— Я такъ рада видть васъ, сказала она:— не странно ли, что онъ умеръ такъ скоро посл того, что мы говорили намедни?

— Вы тогда думали, что онъ проживетъ не долго.

— Не долго выраженіе относительное. Я не думала, что онъ умретъ чрезъ шесть недль, а то я не скакала бы тамъ. Онъ былъ для меня въ тягость, мистеръ Финнъ.

— Я понимаю это.

— А между тмъ я буду ужасно по немъ скучать. Онъ придавалъ колоритъ моей жизни. Колоритъ не очень блестящій, а все-таки колоритъ.

— Домъ будетъ открытъ вамъ по прежнему.

— Я не буду тамъ бывать. Разумется, я буду видться съ лэди Гленкорой въ Лондон, но въ Мачингъ не поду, а въ Гатерумскомъ замк не проведу ни за что недли, если даже пригласятъ меня. Вы не слыхали объ его завщаніи?

— Нтъ — ни слова. Я надюсь, что онъ вспомнилъ васъ — упомянулъ ваше имя. Вамъ едва ли нужно боле.

— Именно. Мн ничего не нужно боле.

— Можетъ быть, завщаніе было сдлано до вашего знакомства съ нимъ?

— Онъ вчно длалъ завщаніе и вчно измнялъ. Онъ отказалъ мн деньги и драгоцнности громадной цны.

— Очень радъ слышать это.

— Но я отказалась отъ всего. Хорошо ли поступила я?

— Я не знаю, зачмъ вамъ отказываться.

— Найдутся люди, которые скажутъ, что я была его любовницей. Если женщина молода, лта мущины никогда не остановятъ подобныхъ сплетень. Не знаю, могу ли остановить ихъ, но можетъ быть могу придать имъ мене вроятія. Посл всего, что случилось, я не могу допустить, чтобы Паллизеры думали, будто я привязалась къ нему, имя въ виду получить за это что-нибудь. Такимъ образомъ я буду гораздо спокойне.

— Вы всегда сдлаете то, что лучше, я это знаю.

— Ваша похвала зашла слишкомъ далеко, другъ мой. Я могу быть великодушна и осторожна — но трудно быть правдивой. Я взяла одну вещь — черный брилліантъ, который онъ носилъ всегда. Я показала бы его вамъ, но ювелиръ взялъ его передлать. Когда въ Парламент начнется это важное дло?

— Билль будутъ читать первый разъ въ понедльникъ.

— Какой несчастный день! Вы помните молодого Мола? Вдь онъ похожъ на отца? А между тмъ обращеніе у нихъ совершенно разное.

— Что такое его отецъ? спросилъ Финіасъ.

— Увядшій красавецъ, вжливый, пріятный и нищій эгоистъ, и кажется, человкъ безъ всякихъ правилъ. Прізжайте опять поскоре. Я съ нетерпніемъ желаю слышать, что вы имли успхъ. Потомъ вы разскажете мн все объ этомъ пистолетномъ выстрл.

Финіасъ, уходя, находилъ, что мадамъ Гслеръ очень похорошла.

Глава XXXI.
ГЕРЦОГЪ И ГЕРЦОГИНЯ ВЪ ЛОНДОН.

Въ. конц марта герцогиня Омніумъ, которую свтъ не могъ уже называть лэди Гленкорой, пріхала въ Лондонъ. Герцогъ, хотя изгнанный изъ Нижней Палаты, былъ все-таки нуженъ въ Лондон. Прежнее министерство, не могло быть прогнано, а новое министерство составлено безъ помощи новой герцогини. Возникъ вопросъ, не слдуетъ ли сдлать ее гофмейстериной, хотя т, которые длали этотъ вопросъ, знали очень хорошо, что она мене всхъ женщинъ въ Англіи способна стать въ зависимость у двора.

Пріхали они въ Лондонъ, и хотя разумется въ обществ не бывали, домъ въ Карльтонскомъ Саду былъ постоянно наполненъ людьми, имвшими какую нибудь особенную причину нарушать обычныя правила этикета, потому что желали посмотрть, какъ лэди Гленкора держитъ себя въ роли герцогини Омніумъ.

— Находите вы, что она много измнилась? сказала Аспазія Фицджибонъ, пожилая два, дочь лорда Кладдафа, сестра Лоренса Фицджибона, члена одного изъ западныхъ ирландскихъ графствъ.— Мн кажется, что она кричитъ не такъ громко, какъ прежде.

Мистрисъ Бонтинъ находила, что перемна есть.

— Она всегда была вроломна и царапнетъ, какъ кошка, если вы оскорбите ее.

— А теперь разв не царапнетъ? спросила миссъ Фицджибонъ.

— Я боюсь, что она будетъ царапать чаще. Она всегда фокусничала, увряя, будто не цнитъ званія, но мстомъ своимъ дорожитъ не мене любой женщины въ Англіи.

Таково было мнніе мистрисъ Бонтинъ, но лэди Бальдокъ, находившаяся тутъ, не согласилась съ нею. Эта лэди Бальдокъ была не мать, а невстка той Августы Борнгэмъ, которая недавно сдлалась сестрой Вероникой Джонъ.

— Я этого не думаю, сказала лэди Бальдокъ.— Она всегда казалась мн похожей на взрослую пансіонерку, которой давали слишкомъ много воли. Я думаю, знаете, что ей даютъ слишкомъ много воли.

Такъ какъ лэди Бальдокъ была сама жена пэра, она натурально не питала такого страха къ герцогин, какъ мистрисъ Бонтинъ или миссъ Фицджибонъ.

— Видли вы новаго герцога? спросилъ Рэтлеръ Баррингтона Ирля.

— Да, я былъ у него сегодня утромъ.

— Какъ ему нравится его новое званіе?

— Ему непріятно до смерти — какъ куриц, которую бросили въ воду. Онъ такъ застнчивъ, онъ совсмъ не знаетъ, какъ съ вами говорить, и совершенно растерялся, когда я упомянулъ что-то о лордахъ.

— Онъ многого не сдлаетъ.

— Ну, не знаю, сказалъ Ирль.— Онъ привыкнетъ и опять потянетъ лямку. Онъ слишкомъ полезенъ, его терять нельзя.

— Онъ не важничаетъ?

— Что? Планти Палль! Насколько я его знаю, онъ важничать не станетъ оттого, что сдлался герцогомъ. Своего онъ не уступитъ и никогда не уступалъ. Какъ онъ ни казался тихъ, а зналъ, кто онъ и кто другіе. Не думаю, чтобы вы нашли въ немъ большую разницу противъ прежняго, когда онъ преодолетъ непріятность настоящаго положенія.

Рэтлеръ однако былъ другого мннія. Рэтлеръ зналъ много послушныхъ членовъ Нижней Палаты, которые, сдлавшись пэрами по смерти дядей и отцовъ, лишились всякаго уваженія къ нему. Рэтлеръ презиралъ пэровъ, бывшихъ членовъ Нижней Палаты и перешедшихъ по наслдству со сцены безпримрной пользы и вліянія на сцену празднаго и роскошнаго величія.

Вскор по прізд въ Лондонъ, герцогиня написала слдующее очень характеристическое письмо:

‘Любезный лордъ Чильтернъ,

‘Мистеръ Паллизеръ…’

Начавъ ошибкой, она вычеркнула эти слова.

‘Герцогъ просилъ меня написать вамъ о Трмпетонскомъ лс, такъ какъ онъ ничего въ этомъ не понимаетъ, а я знаю еще меньше его. Но если вы скажете, чего желаете, это будетъ сдлано. Не надо ли намъ достать лисицъ и посадить ихъ туда? Или тамъ долженъ быть особый лисій лсничій? Вы не должны сердиться за то, что бдный старый герцогъ былъ слишкомъ слабъ, для того чтобы обращать на это вниманіе. Только скажите, и все будетъ сдлано.

‘Преданная вамъ

‘ГЛЕНКОРА О.’

‘Мадамъ Гслеръ говорила мн объ этомъ, но въ то время мы были озабочены…’

Отвтъ былъ также характеристиченъ.

‘Любезная герцогиня Омніумъ,

‘Благодарю. Нужно только то, чтобы лсничіе знали, что лисицы быть должны. Когда лсничіе знаютъ, что лисицы ожидаются, тогда лисицы находятся всегда. Послднее время люди знали совсмъ противоположное. Это все происходитъ отъ ружейной охоты. Я ни слова не говорю противъ покойнаго герцога. Дла пошли плохо, когда онъ состарлся. Теперь, безъ сомннія, все придетъ въ порядокъ.

‘Преданный вамъ

‘ЧИЛЬТЕРНЪ.’

‘Наши собаки отравлялись въ Трмпетонскомъ лсу. Этого не случилось бы никогда, если бы лсничіе не были противъ охоты.’

Получивъ это письмо, герцогиня отослала его къ Фотергиллю съ просьбой, чтобы въ Трмпетонскомъ лсу ружейной охоты не было.

— Пусть меня застрлятъ, если мы это допустимъ, сказалъ Фотергилль одному изъ своихъ подчиненныхъ.— Въ Трмпетонскомъ лсу полтораста десятинъ, и мы не смемъ убить фазана, потому что лордъ Чильтернъ начальникъ Брекской охоты. Посл этого помстья имть не стоитъ.

Герцогъ не имлъ намренія оставить политическій міръ или даже боле узкую сферу министерской работы, оттого что долженъ былъ выйти изъ Нижней Палаты и лишонъ возможности занимать мсто, которое ему такъ нравилось. Это было доказано свту выборомъ его дома для собранія партіи 30 марта. Это случилось въ тотъ самый день, когда онъ и герцогиня вернулись въ Лондонъ, но все-таки собраніе было и онъ присутствовалъ на немъ.

Грешэмъ повторилъ свои причины противиться биллю Добени и объявилъ, что, длая это, онъ съ одобренія своей партіи обязуется внести билль одинаковаго содержанія, если когда-нибудь достигнетъ власти. Онъ уврялъ, что сдлаетъ это только для того, чтобы показать, какъ сильно онъ убжденъ, что подобная мра не должна быть предоставлена консервативной партіи.

Сомнительно, было ли когда-нибудь прежде сдлано подобное политическое предложеніе въ Англіи. Это значило просто признаться, что въ этомъ случа смотрли на людей, а не на мры. Конечно, такъ было всегда въ большинств дятельныхъ политиковъ. Двойное удовольствіе свергнуть оппонента и возвыситься самому составляетъ прелесть политической жизни. И на практик это распространяется на столько отраслей, что восторгъ — а также и разочарованіе — становятся очень обширны.

Мы чувствуемъ больше удовольствіе, если по какому-нибудь счастливому стеченію обстоятельствъ нашъ избранникъ, котораго мы не видали никогда, сдланъ лордомъ-намстникамъ въ графств на мсто другого, котораго знаемъ такъ же мало. Для насъ очень важно, что сэр-Самуилъ Бобуикъ, превосходный либералъ, сидитъ высоко на скамь юстиціи вмсто раболпнаго консерватора сэр-Александра Мак-Сильва. Безъ всякаго сомннія, люди, а не мры составляютъ жизнь политиковъ. Но не водится говорить это въ публичныхъ мстахъ. Грешэмъ ршился ввести этотъ обычай въ настоящемъ случа. Онъ былъ не высокаго мннія о билл Добени. Онъ такъ и сказалъ своимъ друзьямъ въ дом герцога. Билль былъ полонъ недостатковъ — заходилъ слишкомъ далеко въ одномъ направленіи и слишкомъ мало въ другомъ. Не трудно было найти промахи въ билл. Но главный порокъ состоялъ въ томъ, что онъ будетъ проведенъ, если только пройдетъ, людьми, которые погршатъ противъ своей совсти каждымъ голосомъ, который подадутъ въ его пользу. Что, кром вроломства, можно ожидать отъ войска, въ которомъ каждый офицеръ и каждый рядовой должны сражаться противъ своихъ убжденій?

Собраніе кончилось безъ всякихъ споровъ и условились, что Нижняя Палата должна отвергнуть церковный билль только потому, что его предлагаютъ съ той стороны Палаты, на которой сидитъ меньшинство. Такъ какъ при этомъ присутствовало боле двухсотъ членовъ и никто не сдлалъ возраженія, то казалось вроятнымъ, что мистеръ Грешэмъ будетъ имть успхъ. Однако нкоторые сомнвались.

— Все это очень хорошо, сказалъ Рэтлеръ:— но Трнблля здсь не было.

Изъ того, что происходило чрезъ день въ Парковомъ переулк, можно было видть, что герцогиня тамъ была. Она тотчасъ пріхала къ мадамъ Гслеръ, твердо ршившись, что смерть герцога не прерветъ ея короткости съ пріятельницей.

— Не было ли это очень непріятно, спросила мадамъ Гслеръ:— въ тотъ самый день, какъ вы пріхали въ Лондонъ?

— Мы совсмъ объ этомъ не думали. Теперь ни о чемъ думать нельзя. Разумется, это было очень неприлично по случаю смерти герцога — но это надо было отложить всторону. Потомъ противно этикету, что пэры и коммонеры собрались вмст. Мн кажется, они хотли удостовриться въ Плантадженет, вотъ и пріхали вс и исшаркали наши ковры. Боле двнадцати пэровъ не было, но этого достаточно, чтобы показать, какъ перевернулись вс старыя понятія. Не думаю, чтобы кто-нибудь сдлалъ возраженіе, если бы я сама открыла собраніе и пригласила мистрисъ Бонтинъ помогать мн.

— Почему же мистрисъ Бонтинъ?

— Потому что, посл меня, это самая говорливая и политическая женщина у насъ. Она была у насъ вчера, и я право не знаю, не намрена ли она идти мн наперекоръ.

— Вы должны ее усмирить, лэди Гленъ.

— Можетъ быть, она усмиритъ меня теперь, когда мы почти сли на мель. Какъ мущины шумли, а между тмъ никто не говорилъ больше двухъ минутъ, кром мистера Грешэма, который сталъ на мою любимую скамейку и почти разломалъ ее въ куски.

— Былъ мистеръ Финнъ?

— Кажется, были вс. Отчего вы спрашиваете именно о мистер Финн?

— Потому что онъ другъ.

— Начинается опять? Это тотъ красивый ирландецъ, который былъ въ Мачинг въ тотъ самый день, какъ вы пріхали туда?

— Онъ ирландецъ и онъ былъ въ Мачинг въ тотъ день.

— Онъ ршительно красавецъ. Какой это былъ день, Марія! Когда подумаешь обо всемъ этомъ — о всхъ опасностяхъ и спасеніи, какъ это странно! Желала бы я знать, понравилось ли бы вамъ быть теперь вдовствующей герцогиней.

— Я полагаю, что это имло бы какую-нибудь пріятность.

— Я не думаю, чтобы это могло сдлать намъ какой-нибудь вредъ, а между тмъ какъ я возставала противъ этого! Мы теперь не можемъ дать вамъ званія, а денегъ вы не хотите взять.

— Конечно, денегъ я не возьму.

— Плантадженетъ говоритъ, что вы взять должны — но мн кажется, что онъ вчно ошибается. Столько вещей надо сдлать, а ихъ не длаютъ. Онъ не примчаетъ, что все измняется каждыя пять лтъ. Итакъ мистеръ Финнъ опять вашъ фаворитъ?

— Онъ другъ, котораго я люблю. Я полагаю, что могу имть друга.

— Можете имть дюжину, душа моя, и все красавцевъ. Прощайте, душечка. Пожалуйста прізжайте къ намъ. Не чуждайтесь насъ, не будьте непріятны. Мы не станемъ давать обдовъ, но вы можете прізжать, когда хотите. Скажите мн сейчасъ, вы намрены быть непріятной?

Мадамъ Гслеръ была принуждена отвчать, что она не будетъ непріятне того, какъ сдлала ее природа.

Глава XXXII.
СВТЪ СТАНОВИТСЯ ХОЛОДЕНЪ.

Въ Лондон много говорили о покушеніи на убійство Финіаса Финна мистеромъ Кеннеди въ Дждской улиц, по полиція не послушалась совта, даннаго мистеромъ Слайдомъ въ ‘Знамени’. Оффиціальнаго слдствія не было. Кеннеди, подъ надзоромъ кузена, удалился въ Шотландію, и казалось бы тутъ быть и концу.

Впродолженіи всего марта издатель вышеназванной газеты металъ разные мелкіе удары и въ Финіаса, и въ полицію, но они не имли никакихъ послдствій, никого не посадили въ тюрьму, никого не допрашивали. А все-таки эти удары имли свое дйствіе. Вс знали, что между Кеннеди и Финіасомъ Финномъ была ‘стычка’ и что ‘стычка’ происходила за жену Кеннеди. Вс знали что, выстрлъ былъ сдланъ въ голову Финна, и многіе думали, что для этого нападенія была причина.

Въ одномъ клуб говорили, что депутатъ отъ Танкервилля провелъ большую часть послднихъ двухъ лтъ въ Дрезден, а въ другомъ, что онъ былъ два раза у мистера Кеннеди, разъ въ Шотландіи и разъ въ гостиниц въ Дждской улиц, съ намреніемъ принудить Кеннеди согласится на разводъ.

Ходила также очень романическая исторія о помолвк лэди Лоры съ Финіасомъ Финномъ, прежде чмъ отецъ убдилъ ее выйти за боле богатаго жениха.

Въ подтвержденіе этихъ исторій приводились различныя подробности. Разв не было извстно, что графъ купилъ покорность Финіаса Финна мстомъ депутата отъ Луфтона? Разв не было извстно, что лордъ Чильтернъ, братъ лэди Лоры, выходилъ на дуэль съ Финіасомъ Финномъ? Не было ли извстно, что самъ Кеннеди былъ принужденъ молчать тмъ страннымъ обстоятельствомъ, что его спасъ отъ гарротеровъ, на улиц, Финіасъ Финнъ? Намекали даже, что сцена съ гарротерами была искусно устроена Финіасомъ Финномъ, чтобы онъ могъ такимъ образомъ сдерживать гнвъ мужа женщины, которую онъ любилъ.

Вс эти исторіи были очень милы, но, какъ читателю извстно, он вс были несправедливы. Финіасъ, во всю жизнь, сдлалъ въ Дрезденъ весьма короткое посщеніе. Лэди Лора была помолвлена съ Кеннеди, прежде чмъ Финіасъ заговорилъ съ нею о своей любви. На дуэль выходилъ лордъ Чильтернъ за другую женщину, а мсто депутата отъ Луфтона было дано Финіасу за то, что онъ освободилъ Кеннеди отъ гарротеровъ — и относительно этого обстоятельства можно сказать, что встрча на улиц была случайная и награда больше, чмъ услуга заслуживала.

Пока вс эти вещи говорились, Финіасъ сдлался чмъ-то въ род героя. Человкъ, нарушившій согласіе между супругами въ извстномъ званіи, вообще встрчаетъ въ свт нкоторую дань восторга. Если онъ получаетъ приглашеніе на обдъ два раза въ недлю, прежде чмъ распространятся подобные слухи, онъ вроятно, посл этого, получитъ двойное количество приглашеній. Потомъ получить въ комнат выстрлъ отъ сумашедшаго и быть предметомъ ядовитости ‘Знамени’ также способствуетъ къ слав. И другія дамы, кром мадамъ Гслеръ, желали услыхать исторію отъ самаго героя, и такимъ образомъ Финіасъ Финнъ сдлался человкомъ замтнымъ. Но слава возбуждаетъ зависть, и нкоторые люди говорили, что депутатъ отъ Танкервилля испортилъ свою будущность въ мнніи его партіи. Хорошо было приглашать на обдъ человка, поссорившаго съ мужемъ жену бывшаго министра, но нельзя было ожидать, чтобы ему далъ мсто глава той партіи, къ которой принадлежалъ этотъ бывшій министръ.

— Не приходилось мн видть такого человка, какъ вы, сказалъ ему Баррингтонъ Ирль.— Вы вчно попадаетесь въ бду.

— Никто не долженъ знать лучше васъ, какъ лживы эти клеветы.

Это Финіасъ сказалъ потому, что Ирль былъ кузенъ лэди Лоры.

— Разумется клеветы, но вы слышали ихъ прежде, зачмъ же вы сунули голову въ пасть льва?

Бонтинъ былъ къ нему еще сурове Баррингтона Ирля.

— Онъ съ перваго раза не понравился мн, я зналъ, что онъ собьется съ пути. Вс ирландцы сбиваются.

Это было сказано виконту Фону, извстному члену либеральной партіи, который недавно женился и строгія понятія котораго о супружескихъ узахъ были извстны всмъ. Онъ говорилъ, что всякій человкъ, возмутившій счастье супруговъ, долженъ считаться уголовнымъ преступникомъ.

— Я не знаю, справедлива ли исторія о лэди Лор.

— Разумется. Всмъ извстно, что это справедливо. Онъ вчно былъ съ нею, и въ Лофлинтер, и въ Сольсби, и на Портмэнскомъ сквэр посл того, какъ она бросила мужа. Вредъ, сдланный имъ, неисчислимъ. Вмсто бднаго Кеннеди депутатомъ отъ Днросшира засдаетъ консерваторъ.

— Это могло случиться всегда.

— Ничто не могло бы выгнать Кеннеди. Помните, какъ Финіасъ поступилъ въ ирландскомъ поземельномъ вопрос? Я терпть не могу такихъ людей.

— Если бы я зналъ, что исторія о лэди Лор справедлива…

Лордъ Фонъ опять хотлъ выразить свое мнніе о супружеств, но пылкость не допустила Бонтина слушать.

— О томъ, чтобы онъ опять поступилъ въ министерство, не можетъ быть и рчи. По-крайней-мр, если онъ вступитъ, я не вступлю. Я прямо скажу это Грешэму. Женщины будутъ длать для Финіаса все возможное. Он всегда это длаютъ для людей такого рода.

Финіасъ слышалъ это, конечно, не вслдствіе повторенія сказанныхъ словъ, но по отрывочнымъ фразамъ и по выраженію лицъ людей. Лордъ Кэнтрипъ, его лучшій другъ между тми, кто былъ увренъ занять высокія мста въ либеральномъ министерств, не говорилъ съ нимъ весело — говорилъ не такъ, какъ бы онъ, Финіасъ, непремнно долженъ былъ занять назначенное ему мсто. И ему казалось, что Грешэмъ не былъ съ нимъ такъ дружелюбенъ, какъ могъ бы быть, когда они встрчались въ Парламент, говорили слова два и иногда пожимали другъ другу руку. Финіасъ не имлъ права жаловаться, но онъ зналъ, что чего-то недостаетъ. Мы вообще можемъ читать расположеніе человка къ намъ въ его обращеніи, если это расположеніе важно для насъ.

Финіасъ написалъ лэди Лор отчетъ о томъ, что случилось въ Дждской улиц перваго марта, и получилъ отъ нея короткій отвтъ съ первою почтой. Въ этомъ отвт заключалась только благодарность къ Богу за спасеніе его жизни, а дня чрезъ два она написала опять, что ршилась посовтоваться съ отцомъ. Потомъ, въ послдній день мсяца, онъ получилъ слдующее письмо:

‘Дрезденъ, 27 марта 18—.

‘Дорогой другъ,

‘Наконецъ мы ршили вернуться въ Англію — почти тотчасъ. Дла пошли такъ быстро, что я сама не знаю, какъ и объяснить ихъ, но это намреніе моего отца. Его повренный, мистеръ Форстеръ, говоритъ ему, что это будетъ лучше, и. даже увряетъ, что для меня необходимо принять мры, чтобы прекратить настоящее положеніе вещей. Я не посовщусь сказать вамъ, что отцомъ моимъ руководятъ главное денежныя соображенія. Для меня удивительно, что человкъ, всю жизнь бывшій столь щедрымъ, на старости лтъ такъ много сталъ думать о деньгахъ. Однако, это не для себя, а все для меня. Онъ не можетъ переносить мысли, что Кеннеди лишаетъ меня должнаго, когда я не сдлала ничего дурного. Я принуждена была показать ему ваше письмо, и то, что вы сказали о деньгахъ, тотчасъ овладло его мыслями. Онъ думаетъ, что если мой несчастный мужъ помшанъ, то не будетъ затрудненія добиться развода на условіяхъ, которыя принудятъ его или его друзей возвратить эти противныя деньги.

‘Разумется, я могу остаться здсь, если захочу. Папа не откажетъ устроить для меня домъ здсь. Но я согласна съ мистеромъ Форстеромъ, что слдуетъ остановить языки злыхъ людей. Мысль, что имя мое будетъ упоминаться въ газетахъ, страшитъ меня, но если это надо сдлать тмъ или другимъ способомъ, то лучше сдлать по правд. Мн нечего бояться — какъ вамъ хорошо извстно.

‘Я не могу нигд ожидать счастья. Ежели ршится вопросъ о развод, не знаю, не предпочту ли я вернуться сюда, а не оставаться въ Лондон. Моему отцу надолъ Дрезденъ и онъ желаетъ увидть Сольсби еще разъ предъ смертью. Что могу я отвчать на это, кром того, что желаю хать? Мы дали знать, чтобы домъ на Портмэнскомъ сквэр былъ готовъ для насъ, и думаю, что мы будемъ тамъ около 15 числа слдующаго мсяца. Папа поручилъ мистеру Форстеру сказать повренному мистера Кеннеди, что мы демъ, и онъ долженъ узнать, если можно, сдлали ли родственники мистера Кеннеди какое-нибудь распоряженіе относительно управленія имніемъ. Можетъ быть, я должна сказать вамъ, что мистеръ Форстеръ изъявилъ удивленіе, что вы не дали знать полиціи, когда былъ сдланъ выстрлъ. Разумется, я понимаю все. Господь съ вами!

‘Вашъ преданный другъ
‘Л. К.’

Финіасъ былъ принужденъ утшаться размышленіемъ, что если она понимаетъ его, то больше ничего и не нужно. Его первая и главная обязанность въ этомъ дл относилась къ ней. Если, исполняя эту обязанность, онъ принесъ въ жертву себя, то долженъ перенести незаслуженное наказаніе, какъ мущина. Что онъ будетъ наказанъ, это онъ началъ примчать слишкомъ ясно. Убжденіе, что мистеръ Добени долженъ удалиться изъ казначейства посл наступающихъ преній, становилось каждый день сильне, и въ маленькихъ внутреннихъ кружкахъ либеральной партіи происходили обычныя разсужденія о министерств, которое, разумется, пригласятъ Грешэма составить. Но въ этихъ разсужденіяхъ Финіасъ Финнъ не имлъ обезпеченной доли. Лоренсъ Фицджибонъ, его соотечественникъ — который къ работ не годился никуда — былъ пылокъ, счастливъ и не имлъ ни малйшаго сомннія относительно того, что получить мсто. Другіе изъ старыхъ актеровъ, люди входившіе въ парламентъ и выходившіе изъ него съ-тхъ-поръ, какъ были способны занимать тамъ мста, томились въ клубахъ, въ передней и залахъ парламента, съ тмъ дловымъ, суетливымъ видомъ, который принимаютъ только имющіе высокія надежды наскоро предстоящія блага. Лордъ Маунтъ Тайстль былъ величественне и напыщенне прежняго, хотя т, которые лучше понимали партію, увряли, что онъ никогда боле не будетъ приглашенъ нести заботы правительственнаго мста. Его сіятельство принадлежалъ къ числу тхъ страшныхъ политическихъ ношей, порождаемыхъ частною дружбой или фамильными соображеніями, которыя одинъ министръ предоставляетъ другому. Сэр-Грегори Грогрэмъ, знаменитый вигскій адвокатъ, ясно показывалъ своимъ обращеніемъ, что онъ наконецъ убжденъ въ достиженіи награды, для которой боролся всю жизнь, потому что вс, понимавшіе что-нибудь, знали, что лорда Уизилинга уже не пригласятъ сидть на шерстяномъ мшк. На свт не бывало лучшаго адвоката или политика, но находили, что въ немъ не достаетъ достоинства для должности перваго судьи въ стран. Большая часть старой партіи, разумется, вернется.

Вернется герцогъ Сент-Бнгэй, тотъ самый герцогъ, котораго мы знаемъ такъ хорошо, и сэр-Гэрри Кольдфутъ, и Легджи Уильсонъ, лордъ Кэнтрипъ, лордъ Трифтъ, и вс остальные. Разумется, также лордъ Фонъ, мистеръ Рэтлеръ и мистеръ Ирль.

Это было такъ твердо ршено, что почти можно было думать, будто самъ первый министръ не будетъ имть голоса въ предстоящихъ выборахъ. Только объ одномъ мст существовало сомнніе, въ этомъ сознавались со всхъ сторонъ, которое будетъ очень вредно — а нкоторые думали гибельно — для партіи. Кому мистеръ Грешэмъ поручитъ финансовыя дла страны? Кто будетъ новымъ канцлеромъ казначейства? Нкоторые намекали, что Бонтину будетъ дана эта высокая должность. Послдніе два года онъ обрекъ себя на десятичную систему съ усердіемъ, которое можно было назвать только второстепеннымъ посл того усердія, которое обнаружилъ Плантадженетъ Паллизеръ, и привыкъ говорить себ, что онъ погибаетъ отъ своихъ усилій. Полагали, что его будетъ поддерживать новый герцогъ Омніумъ — и что Грешэмъ, который терпть не могъ Бонтина, будетъ вынужденъ къ этому тмъ обстоятельствомъ, что другого конкурента нтъ. Мысль, что Бонтинъ вступитъ въ министерство, терзала многихъ либераловъ, но надо было покориться этому. Возвышеніе вашихъ короткихъ друзей, можетъ быть, составляетъ самый горькій кусокъ горькаго хлба, который мы должны сть въ жизни. Но мы его димъ и, чрезъ нсколько времени, онъ становится для насъ пищей — когда мы видимъ возможность, можетъ быть, для нашихъ дтей, воспользоваться вліяніемъ тхъ, кого мы сначала надялись оставить позади себя на жизненномъ бг.

Когда человкъ вдругъ возвышается, нкоторые страдаютъ отъ этого очень сильно. Возвышеніе Питта не могло истерзать никого. Но Бонтинъ былъ зазубриной для многихъ, занималъ множество обыкновенныхъ мстъ, былъ младшимъ лордомъ, вице-президентомъ, намстникомъ контролера, главнымъ комиссіонеромъ и товарищемъ министра. Его надежды возвышались или понижались между мстами въ тысячу, въ тысячу двсти и въ полторы тысячи ф. с. въ годъ. Теперь онъ дошелъ до двухъ тысячъ, и полагали, что онъ забрался на самую вершину той лстницы, которая была доступна ему.

А теперь вдругъ заговорили, что ему достанется одно изъ высшихъ мстъ въ государств. Разумется, это возбудило большое безпокойство и подало поводъ ко многимъ предсканіямъ о неудач. Но среди всего этого никакого мста не назначалось Финіасу Финну, и вс вообще полагали, хотя не выражали этого, что его приключеніе съ мистеромъ Кеннеди мшало ему.

Квинтусъ Слайдъ вознамрился раздавить его! Возможно ли, чтобы такой низкій человкъ имлъ возможность привести въ исполненіе такую чудовищную угрозу? Человкъ этотъ былъ очень низокъ и угроза столько же нелпа, сколько чудовищна, однако казалось, что она можетъ осуществиться. Финіасъ былъ слишкомъ гордъ, чтобы спрашивать даже Баррингтона Ирля, но чувствовалъ, что его оставляютъ въ сторон, потому что издатель ‘Знамени’ сказалъ, что никакое правительство не можетъ дать ему мсто, и утромъ въ тотъ день, когда предстояли большія пренія, которыя должны были сдлаться такъ гибельны для Добени и его церковной реформы, былъ нанесенъ другой громовой ударъ. ‘Мы’ въ ‘Знамени’ узнали, что то непріятное дло, на которое они были обязаны, по чувству долга, привлечь вниманіе публики — дло бывшаго депутата отъ Днросшира и настоящаго депутата отъ Танкервилля будетъ представлено въ судъ, по поводу супружескихъ несогласій мистера Кеннеди съ женою. Читатели ‘Знамени’ должны помнить, что этотъ несчастный господинъ былъ вынужденъ выстрлить въ голову депутата отъ Танкервилля — обстоятельство, которое хотя было извстно всмъ, не было доведено до полиціи. Теперь есть основаніе надяться, что тайна разъяснится и судъ потребуетъ извстнаго документа, который ‘мы’ не могли, къ нашему прискорбію, предоставить читателямъ, хотя онъ былъ старательно приготовленъ къ печати на столбцахъ ‘Знамени’.

Потомъ громовой ударъ продолжалъ громить, заявляя, что очевидно между членами такъ называемой либеральной партіи происходитъ большое движеніе, что они по видимому думаютъ, будто имъ стоитъ только раскрыть ротъ, чтобы въ него свалились вс сладости министерства. ‘Мы’ были совсмъ другого мннія. ‘Мы’ думали, что ни одинъ министръ не сидлъ такъ твердо на своемъ мст, какъ мистеръ Добени въ настоящую минуту. Но, по-крайней-мр, можно вывести то заключеніе, что если мистеръ Грешэмъ, по какому-нибудь несчастному стеченію обстоятельствъ, долженъ будетъ составить министерство, для него совершенно невозможно включить въ него имя депутата отъ Танкервилля. Это былъ второй громовой ударъ — и такимъ образомъ уничтоженіе нашего бднаго друга продолжалось.

Во всемъ этомъ было большая несправедливость, по-крайней-мр такъ думалъ Финіасъ, не только отъ Слайда, несправедливость котораго была понятна, но и отъ тхъ, которымъ слдовало бы быть крпкими друзьями Финіаса. Его заманили въ Англію, почти общавъ мсто, и онъ зналъ наврно, что не сдлалъ ничего, заслуживающаго наказанія или даже порицанія. Онъ не могъ унизить себя жалобой — онъ не могъ даже сказать, что имлъ основаніе жаловаться. Ему не сдлали ничего. Ни слова не было сказано — кром тхъ лживыхъ словъ въ газетахъ, на которыя гордость не допускала его обратить вниманіе.

Въ одномъ однако онъ ршился быть твердъ. Когда Баррингтонъ Ирль положительно настаивалъ, чтобы онъ подалъ голосъ о церковномъ билл, вопреки всему, что говорилъ объ этомъ въ Танкервилл, онъ поставилъ условіемъ, что долженъ имть случай въ большихъ преніяхъ, которыя наврно будутъ происходить, объяснитъ свое поведеніе — или, другими словами, чтобы ему дана была возможность сказать рчь въ такое время, когда очень многіе члены безъ сомннія будутъ напрасно пытаться говорить. Можно вообразить — вроятно, это воображаютъ еще многіе — что такое общаніе дать нельзя, что право говорить зависитъ просто отъ направленія взгляда предсдателя и отъ энергіи пылкаго оратора, умющаго въ эту минуту привлечь на себя вниманіе. Но Финіасъ слишкомъ хорошо зналъ Парламентъ для того, чтобы врить подобной теоріи. Онъ зналъ очень хорошо, что въ такихъ важныхъ преніяхъ должна быть подана помощь взгляду предсдателя, и зналъ также, что общаніе Баррингтона Ирля или Рэтлера будетъ врне всего.

— Разумется все это устроится, сказалъ ему Баррингтонъ Ирль вечеромъ наканун преній:— мы вполн полагаемся за вашу рчь.

Въ тон, которымъ Финіасъ сдлалъ вопросъ, была нкоторая угрюмость, какъ будто онъ чувствовалъ себя обиженнымъ и дружелюбіе отвта возбудило упрекъ его совсти.

— Я думаю, намъ лучше назначить понедльникъ или вторникъ, сказалъ Ирль:— мы надемся кончить во вторникъ, но нельзя знать. Во всякомъ случа васъ не оставятъ въ сторон.

У Финіаса почти вертлась на язык вся исторія своихъ обидъ, выраженіе своего чувства, что съ нимъ обращаются не какъ съ избраннымъ, но онъ воздержался. Онъ любилъ Баррингтона Ирля, но не на столько, чтобы просить его сочувствія.

Во всхъ непріятностяхъ своей жизни онъ не имлъ привычки просить сочувствія у мущины. Онъ всегда обращался къ женщин — въ былое время къ лэди Лор, или къ Вайолетъ Эффингамъ, или къ мадамъ Гслеръ. Отъ нихъ онъ могъ принимать ласки, похвалы и даже иногда состраданіе. Но состраданіе и похвалы мущинъ были для него противны.

Утромъ перваго апрля онъ опять отправился въ Парковый переулокъ, не съ составленнымъ планомъ разсказать мадамъ Гслеръ о своихъ обидахъ, но побуждаемый потребностью въ утшеніи, которое можетъ быть онъ найдетъ тамъ.

Мадамъ Гслеръ приняла его очень ласково и тотчасъ стала разспрашивать о большомъ политическомъ турнир, который скоро начинался.

— Да, мы начинаемъ сегодня, сказалъ Финіасъ.— Мистеръ Добени будетъ говорить отъ половины пятаго до семи часовъ. Я удивляюсь, зачмъ вы не подете послушать его.

— Какое удовольствіе! Слышать, какъ человкъ говоритъ два часа съ половиной о церковномъ вопрос! Надо очень нуждаться въ развлеченіяхъ! Неужели вы скажете мн, что вамъ это нравится?

— Мн нравится слушать хорошую рчь.

— Но вамъ предстоитъ удовольствіе отвчать хорошей рчью. Вы ведете борьбу. Бдная женщина, запертая въ клтку, чувствуетъ тамъ сильне, чмъ гд-нибудь, какое ничтожное положеніе занимаетъ она въ свт.

— Вы не заступаетесь за права женщинъ, мадамъ Гслеръ.

— О, нтъ! Зная наше ничтожество, я покоряюсь безъ ропота, но не люблю слушать стычки моихъ властелиновъ. Вы можете все устроивать между собой, я покорюсь всему, что сдлаете вы, дурному или хорошему — какъ должно, но не могу интересоваться дломъ, на которое я потрачу время, слушая, гд не могу говорить, и смотря, когда меня не могутъ видть. Вы будете говорить?

— Да, думаю.

— Я прочту вашу рчь, чего не сдлаю для многихъ другихъ. А когда все будетъ кончено, ваша очередь настанетъ?

— Лично моя, нтъ, мадамъ Гслеръ.

— Но она должна настать лично для васъ — не правда ли? спросила она съ жаромъ.

Потомъ, постепенно прерывистыми фразами, Финіасъ объяснилъ ей, что даже въ случа состава либеральнаго министерство онъ не долженъ ожидать, чтобы ему предложили какое-нибудь мсто.

— Почему же? Мы вс говорили объ этомъ какъ о дл ршеномъ.

Ему хотлось спросить, кто эти вс, о комъ она говорила, но онъ не могъ этого сдлать, не выказавъ себялюбія, непріятнаго для него.

— Не могу сказать, но не думаю, чтобы меня пригласили присоединиться къ нимъ.

— А вы желали бы этого?

— Да, я не вижу, почему мн не ршиться сказать вамъ это.

— Почему вамъ не ршиться сказать мн всю правду о себ? Я молчать умю. Я не сплетничаю о моихъ друзьяхъ. Кто же это сдлалъ?

— Я не знаю, сдлалъ ли это кто-нибудь.

— Но такъ должно быть. Вс говорятъ, что вы должны были присоединиться къ нимъ, если вытсните другихъ. Не мистеръ ли Бонтинъ?

— Весьма вроятно. Хотя я не знаю этого, но такъ какъ я ненавижу его отъ всего сердца, то весьма естественно предполагать, что онъ питаетъ то же чувство ко мн.

— Въ этомъ я согласна съ вами.

— Но не думаю, чтобы это происходило отъ чувства такого рода.

— Отчего же это происходитъ?

— Вы слышали вс клеветы о лэди Лор Кеннеди.

— Неужели вы хотите сказать, что подобная исторія можетъ повредить вашему положенію.

— Я такъ думаю. Но вы не должны предполагать, мадамъ Гслеръ, что я хочу жаловаться. Человкъ долженъ покоряться такимъ вещамъ. Ни къ кому друзья не были такъ ласковы, какъ ко мн, не многимъ, можетъ быть, такъ благопріятствовала судьба. Вся эта исторія съ мистеромъ Кеннеди была очень непріятна, но длать было нечего.

— Неужели вы хотите сказать, что нравственность вашей партіи оскорбляется? сказала мадамъ Гслеръ почти смясь.

— Вы знаете, какъ лордъ Фонъ щекотливъ. Въ сущности нельзя сказать, какъ дйствуютъ эти вещи, но он дйствуютъ постепенно. Друзья иногда очень рады найти предлогъ не оказать услуги и другу.

— Лэди Лора возвращается въ Англію?

— Да.

— Тогда все прекратится.

— Прекращать-то нечего, кром злоязычія лживой газеты. Противъ лэди Лоры никто не вритъ ничему.

— Въ этомъ я не уврена, но я ничему не врю.

— Я увренъ въ васъ, мадамъ Гслеръ, Я даже думаю, что никто не вритъ. Это такъ нелпо съ начала до конца. Прощайте. Можетъ быть, я увижусь съ нею, когда пренія кончатся.

— Разумется, вы увидитесь. Прощайте, желаю успха вашему краснорчію.

Мадамъ Гслеръ ршила, что она скажетъ нсколько словъ своей пріятельниц герцогин о Финіас Финн.

Глава XXXIII.
ДВА ГЛАДІАТОРА.

Пренія начались со всей обычной торжественностью въ подобныхъ случаяхъ и заставили думать въ тотъ день, что никогда боле важныя событія не волновали страну. Въ настоящемъ случа Лондонъ былъ наполненъ пасторами. Клерикальные клубы — Осксфордскій, Кэмбриджскій, Старый Университетскій и Атенеумъ, были ими наполнены. Епископы и деканы, по обыкновенію, были пріятны въ обращеніи и веселы, не смотря на враждебныя обстоятельства. Когда видишь епископа въ часы церковныхъ невзгодъ, всегда приходитъ на мысль справедливый и твердый человкъ, стоящій безбоязненно въ то время, какъ міръ рушится около него.

Но на провинціальныхъ пасторовъ было прискорбно смотрть. Они серіозно врили — не тому, что насталъ день страшнаго суда, это они могли бы перенести равнодушно, если бы были убждены, что ихъ вліяніе продолжится до конца — но что демонъ былъ приглашенъ на землю парламентскимъ актомъ. Не въ натур человка находить прекраснымъ, чтобы его сословіе было стснено, обрзано и лишено власти. Если мы обратимся къ извощикамъ, почтальонамъ, дворецкимъ, лсничимъ, портнымъ, мясникамъ, фермерамъ, скотоводамъ, докторамъ, адвокатамъ, мы найдемъ въ каждомъ этомъ сословіи убжденіе, что благосостояніе общества зависитъ отъ твердости, съ какою они — главное они — стоятъ на своемъ. Это такъ справедливо относительно адвокатуры, что каждый практикующій адвокатъ не совстясь увряетъ, будто практикующіе адвокаты составляютъ соль земли. Личная увренность судьи въ его собственное положеніе прекрасна, потому что полезна стран, хотя часто вредитъ характеру человка.

Но если такъ бываетъ съ людьми, сознающими только то вліяніе, которое они имютъ на тла и разумъ своихъ ближнихъ, насколько сильне должно быть это чувство, когда вліяніе касается души! Для посторонняго зрителя, для мірянина, просто разъзжающаго въ кэб, или получающаго письмо, или обращающагося къ закону, или находящагося подъ судомъ, эти притязанія смшны или досадны, судя по степени вліянія въ эту минуту претендующаго. Но такъ какъ клерикальныя притязанія требовательне всхъ другихъ, потому что выставляются съ увренностью, что никакое возраженіе невозможно безъ нарушенія долга и грха, то тмъ они непріятне.

Борьба шла съ тхъ самыхъ поръ, какъ мысль о митр впервые водворилась въ сердц пастора — съ-тхъ-поръ, какъ владычество въ этомъ мір увидало себя способнымъ поддерживать себя посредствомъ страха будущаго міра. Мы вримъ — большинство между нами вритъ — что если мы будемъ жить и умремъ во грх, то получимъ большое наказаніе, мы вримъ также, что пасторы наши могутъ помочь и нашимъ дтямъ избгнуть горькаго конца. Но пасторы англиканской церкви тоже люди, и потому они притсняли насъ, сожигали, мучили, а сами любили дворцы, пурпуръ, а иногда даже и роскошь и праздность. Мученія и сожиганія, а также, говоря по правд, роскошь и праздность, уже уничтожились, но мысль о преобладаніи остается. Что длать заботливому человку, который сознаетъ опасность своей души, но не можетъ остаться вполн доволенъ своимъ пасторомъ просто потому, что онъ былъ присланъ къ нему тми, къ которымъ онъ не иметъ особаго доврія, можетъ быть, какимъ-нибудь отдаленнымъ лордомъ, можетъ быть лордомъ-канцлеромъ, у сына политическаго пріятеля котораго былъ наставникъ? Что ему длать, когда, несмотря на то, что пурпуръ уже уничтоженъ между нами, жалованье служителя церкви въ его приход или округ такъ бдно, что жалованье это не возьметъ человкъ способный учить его?

Безъ всякой непріязненности къ англиканской церкви начнетъ онъ думать, что все это придумано католическими монахами, можетъ быть шло къ тому времени, но теперь уже неумстно и не можетъ боле существовать въ этой стран.

Но самъ пасторъ — честный, трудящійся, добросовстный пасторъ, убжденъ въ глубин сердца, что уменьшеніе вліянія его сословія не можетъ быть сдлано безъ погибели для человческой души — и это мнніе, когда оно становится преобладающимъ, все равно, что міръ рушится надъ его головой. Свтъ часто рушился такимъ образомъ — но хаосъ еще не наступалъ. Извощикъ и почтальонъ часто думали, что хаосъ скоро наступитъ, когда ихъ потревожатъ. Адвокаты уврены въ наступленіи хаоса, когда возникаетъ вопросъ о неприкосновенности первостепенныхъ адвокатовъ.

Какой хаосъ будутъ общать намъ, если кто-нибудь вздумаетъ порицать величіе Нижней Палаты! Но изъ всхъ этихъ хаосовъ никакой хаосъ не можетъ сравниться съ тмъ, который, по мннію ревностнаго, провинціальнаго, воспитаннаго въ Оксфордскомъ университет пастора, послдуетъ за распаденіемъ привилегій англиканской церкви. Изъ всхъ добрыхъ людей пасторъ самый добрый человкъ. Онъ чистосердеченъ, гостепріименъ, хорошо образованъ, у него всегда есть хорошенькая жена или хорошенькія дочери. Но онъ такъ вритъ въ самого себя, что не можетъ слышать равнодушно, когда ему говорятъ, что ршительный хаосъ наступитъ не тотчасъ посл того, какъ его потревожатъ. А теперь тревога — мало того, даже гибель должны произойти отъ рукъ друга! Удивительно ли, что пасторы виднлись толпами около Уэстминстера съ словами: ‘И ты Брутъ!’ написанными на ихъ лицахъ такъ ясно, какъ законъ на чел фарисеевъ. Предсдатель былъ заваленъ просьбами. Сила и храбрость каждаго члена отдльно были подвержены испытанію. Галереи были наполнены. Мста для дамъ оспаривали съ отчаяннымъ энтузіазмомъ, несмотря на сарказмъ противъ Парламента, выраженный мадамъ Гслеръ. Двумъ королевскимъ принцамъ и одному герцогу были отведены въ Парламент мста неправильнымъ образомъ. Пэры кишли въ корридорахъ и были очень рады найти мсто стоя. Епископы толкались съ баронами безъ всякаго предпочтенія, кром того, которое даютъ широкія плеча. Мущины, особенно пасторы, приходили въ галереи съ сэндвичами и бутылками, приготовляясь слушать все, если бы даже пренія продолжились отъ четырехъ часовъ пополудни до того же часа слдующаго утра. Въ два часа пополудни входъ въ Парламентъ былъ прегражденъ и люди всякаго званія — деканы, пребендаты, пэры, баронеты — терпливо дожидали, чтобы какой-нибудь вліятельный вельможа пропустилъ ихъ. Даже комнаты подъ Парламентомъ, служащія для очистки воздуха, были наполнены вжливыми слушателями, давшими слово, что ни подъ какимъ видомъ не станутъ они кашлять во время преній.

Чрезъ нсколько минутъ посл четырехъ часовъ мистеръ Добени занялъ свое мсто съ видомъ притворнаго равнодушія, свойственнымъ ему. Онъ вошелъ медленно среди восклицаній съ его стороны. Люди, не имющіе сочувствія къ своему предводителю, находятъ удобнымъ обманывать себя и возбуждать свое мужество шумнымъ энтузіазмомъ.

Добени уже слъ и надлъ шляпу, но при этихъ крикахъ приподнялъ ее и потомъ старался принять такой видъ, какъ будто онъ ничмъ не отличается отъ присутствующихъ. Но сознаніе этого человка особенности своего положенія обнаруживалось даже въ этомъ принужденномъ отсутствіи движенія. Вы могли видть, что онъ чувствовалъ себя предметомъ зрлища для всхъ зрителей и находилъ удовольствіе въ этомъ положеніи — съ легкимъ внутреннимъ трепетомъ опасенія, что усилія его не будутъ равняться важности случая.

Тотчасъ посл него Грешэмъ суетливо вошелъ среди криковъ веселаго привтствія. У насъ было много министровъ, которые лично были дороже ихъ приверженцамъ въ Парламент, чмъ настоящій предводитель оппозиціи и бывшій первый министръ, но никто, можетъ быть, не пользовался большимъ уваженіемъ своей партіи за усердіе и искренность.

Теперь въ физіономіи его была какая-то свирпость, даже лютость, къ пылу которой друзья и враги равномрно желали прибавить пищи — друзья для того, чтобы эти отступники тори были вполн уничтожены, а враги для того, чтобы безразсудство врага пало на него самаго въ его смятеніи, потому что дйствительно нельзя было опровергать, что, какъ первый министръ, Грешэмъ могъ быть очень безразсуденъ.

Началось обыкновенными длами, къ отвращенію ожидающихъ зрителей, длами чрезвычайно пошлыми — по видимому нарочно для того, чтобы посредствомъ контраста возвысить важность послдующаго. А чтобы еще боле смутить новичковъ, вопросы и отвты стали предлагаться и даваться такимъ тихимъ голосомъ, а предсдатель произнесъ нсколько словъ такъ скоро и неразборчиво, что новички начали бояться, что не услышатъ ни слова изъ преній на своихъ заднихъ мстахъ.

Все это однако заняло нсколько минутъ и въ двадцать минутъ пятаго Добени всталъ. Тутъ новички увидали, что хотя не могутъ видть Добени безъ помощи зрительной трубки, но могутъ слышать каждое слово, срывавшееся съ его губъ.

Добени началъ сожалніемъ о жестокости своего положенія въ томъ отношеніи, что долженъ бы, съ тою полнотой, которую онъ способенъ былъ достигнуть, заняться двумя важными предметами, между тмъ какъ достопочтенный джентльмэнъ противной стороны уже объявилъ со всей формальностью, какая можетъ быть примнена къ соединенному собранію пэровъ и коммонеровъ, что онъ долженъ ограничиться однимъ. Предметъ, выбранный въ настоящемъ случа достопочтеннымъ джентльмэномъ, не былъ вопросъ о церковной реформ. Достопочтенный джентльмэнъ обязался почти съ священнымъ энтузіазмомъ оставить безъ вниманія этотъ вопросъ. Конечно, этотъ предстоящій вопросъ въ Парламент и онъ, теперешній ораторъ — долженъ къ несчастью разобрать нсколько подробно. Достопочтенный джентльмэнъ не сталъ бы въ этомъ важномъ случа безпокоить себя такимъ ничтожнымъ вопросомъ. И можно предполагать, что политическіе послдователи достопочтеннаго джентльмэна будутъ также молчать, такъ какъ они приняли его тактику единогласно. Онъ, мистеръ Добени, мене всхъ въ Англіи станетъ отвергать важность вопроса, который достопочтенный джентльмэнъ выбралъ предпочтительно церковному вопросу. Вопросъ этотъ былъ очень простъ и можетъ быть предложенъ Парламенту въ нсколькихъ словахъ. Исходя изъ устъ достопочтеннаго джентльмэна, это предложеніе вроятно было бы сдлано въ такой форм: ‘Въ этомъ Парламент думаютъ, что мн слдуетъ сдлаться теперь первымъ министромъ на все время, пока я могу имть мсто въ этомъ Парламент.’ Невозможно опровергать важность этого вопроса, но можетъ быть онъ, мистеръ Добени, можетъ считать себя вправ сомнваться относительно предпочтенія, оказываемаго этому вопросу надъ всми другими предметами, хотя этотъ вопросъ былъ бы очень важенъ для матеріальнаго благосостоянія страны.

Онъ высказался мтко, но слишкомъ повторялся. Нападеніе такого рода, личное и свирпое по своему свойству, теряетъ свое дйствіе, когда очевидно, что слова были приготовлены. Въ спор можно назвать человка осломъ или плутомъ — но слова эти должны быть сказаны въ порыв минуты и горячо вырваться изъ сердца. Въ сатир Добени было много изящества и довольно остроты, но въ ней жара не было, а были растянутость. Однако она раздражила Грешэма — что было очевидно изъ того, какъ онъ вертлъ свою шляпу и передвигалъ ноги.

Человкъ, которому предназначено занимать видное мсто на скамь министерства финансовъ или напротивъ этой скамьи, долженъ просить прежде всего у боговъ толстой шкуры. Въ нашемъ національномъ собраніи въ этомъ имется надобность боле, чмъ въ другихъ, потому что разногласій между людьми, противоположными другъ другу, гораздо меньше. Когда два врага встрчаются вмст въ одной Палат, изъ которыхъ одинъ защищаетъ личное правленіе отдльнаго правителя, а другой ту форму правленія, которое называется красною республикой, они безъ сомннія наносятъ другъ другу сильные ораторскіе удары, но эти удары никогда не вредятъ въ ту минуту. Эти люди могутъ перерзать другъ другу горло, если представится случай, но они не кусаются, какъ собаки, дерущіяся за кость. Но когда оппоненты почти согласны, какъ это всегда бываетъ съ нашими парламентскими гладіаторами, они вчно стараются нанести маленькія раны сквозь спаи брони. Что же можетъ у насъ возбуждать разногласіе, необходимое для преній, кром гордости похвалиться личнымъ искусствомъ въ стычк? Кто изъ насъ желаетъ свергнуть королеву или отказаться отъ національнаго долга, или разрушить религію, или даже уничтожить общественныя званія? Когда какая-нибудь небольшая реформа вполн одобрена страной — такъ что вс знаютъ, что страна приметъ ее — тогда, поднимается вопросъ, какая политическая партія устроитъ подробности, та ли, которая называетъ себя либеральной, или та, которую называютъ консервативной? Люди такъ близки другъ къ другу во всхъ своихъ убжденіяхъ и теоріяхъ жизненныхъ, что имъ боле ничего не остается, кром личнаго состязанія, кому сдлать вещь, которая должна быть сдлана.

Добени, напавъ такимъ образомъ на своего врага и ранивъ его, смло устремился къ вопросу о церковной реформ, не мало гордясь за себя и за свою партію, что такое величайшее благо будетъ дано стран изъ такого неожиданнаго источника.

‘Посмотрите, что мы консерваторы можемъ сдлать. Въ сущности мы не станемъ охранять ничего, когда узнаемъ, что вы не желаете этого. Quod minime reris — Gratapandetur ad urbe.

Это была жалоба совершенно не похожая на ту, которую Грешэмъ хотлъ сдлать. По поводу самаго церковнаго вопроса, Добени выражался нсколько туманно, но очень глубокомысленно. Онъ приступилъ къ вопросу съ самыхъ раннихъ временъ, и говорилъ о неумстномъ распредленіи церковныхъ доходовъ во времена Иліи. Учрежденіе левитовъ конечно было хорошо, но были сдланы перемны сообразно обстоятельствамъ. Онъ намекнулъ на Мельхиседека, но не упомянулъ о немъ. Онъ зашелъ слишкомъ далеко и заставилъ многихъ изъ его слушателей думать, что ученость завлекла его въ такія области, въ которыя невозможно было слдовать за нимъ. Цлью его доводовъ было показать, что смлость въ реформ составляетъ хребетъ консерватизма. Явное распаденіе англиканской церкви съ государствомъ возстановитъ еократію Томаса Бекета и англичане скоро сдлаются врными овечками врныхъ пастуховъ. Когда отнимутся доходы отъ приходовъ и возвратятся довольно сложнымъ образомъ стран, тогда приходы будутъ имть боле прежняго возможность содержать своихъ пасторовъ. Епископы будут епископами дйствительными, а не креатурами министровъ.

Относительно же декановъ, не найдя яснаго способа удовлетворить искателей будущихъ мстъ декановъ, Добени сдлался туманне прежняго, но по видимому хотлъ намекнуть, что билль, который теперь съ позволенія Парламента будетъ читаться во второй разъ, не заключаетъ въ себ статьи, запрещающей назначеніе декановъ, хотя особенная стипендія того званія должна служить предметомъ соображеній для новаго церковнаго синода.

Посторонніе нашли скучными подробности этой части его рчи. Пока онъ бранилъ Грешэма, его могли слушать съ удовольствіемъ, могли устремлять свое вниманіе, когда онъ говорилъ объ общемъ консерватизм партіи, которою онъ имлъ честь предводительствовать. Въ общаніи избраннаго предводителя церковной партіи уничтожить нкоторыя преимущества англиканской церкви было какое-то особенное остроуміе, еще боле выказывавшееся отъ убжденія многихъ, что несчастные консерваторы не могутъ не идти за своимъ предводителемъ, куда бы онъ ихъ ни повелъ. Пріятно было чувствовать, что партія обязана слдовать за предводителемъ, даже если онъ поведетъ ее въ самую внутренность горы, и поэтому слушать Добени было пріятно. Но когда Добени сталъ выводить дйствіе изъ различныхъ членовъ своихъ фразъ, объясняя, что слдуетъ взять и что оставить — съ горячимъ убжденіемъ, что оставленное, при измнившихся обстоятельствахъ, будетъ составлять больше чмъ прежнее цлое — тогда зрители начали утомляться и думать, что пора говорить кому-нибудь другому.

Но въ конц рчи министра былъ новый оттнокъ брани, который выкупилъ его рчь. Онъ вернулся къ тому личному вопросу, которымъ его противникъ вознамрился ограничиться, и выразилъ праведный ужасъ къ политической доктрин, заключавшейся въ этомъ вопрос.

Онъ, впродолженіи своей парламентской опытности, встрчалъ много оппозицій со стороны партіи. Онъ даже сознавался, что видлъ это на обихъ сторонахъ Палаты, хотя всегда старался освободиться отъ этого всегда пагубнаго вліянія. Но никогда не случалось ему знать государственнаго дятеля, который объявилъ бы свое намреніе зависть отъ партіи, отъ одной партіи, въ результат, котораго онъ желалъ достигнуть. Пусть достопочтенный джентльмэнъ подниметъ споръ или о принципахъ, или о подробностяхъ мры, и онъ, Добени, охотно покорится ршенію Парламента, но такое нашествіе, какимъ угрожаетъ ему и его друзьямъ достопочтенный джентльмэнъ, онъ будетъ считать не конституціоннымъ, революціоннымъ и тиранскимъ.

Онъ былъ увренъ, что оппозиція, основанная и поддерживаемая такимъ образомъ, даже если бы ей удалось получить несчастный успхъ въ Палат въ пылу чувствъ минуты, не будетъ поощряема сочувствіемъ и поддержкою всей страны.

Этими послдними словами онъ далъ понять, что если онъ будетъ побжденъ при второмъ чтеніи, не относительно достоинства билля, а просто въ результат, предлагаемомъ Грешэмомъ, то онъ опять распуститъ Парламентъ, прежде чмъ подастъ въ отставку. А вс очень хорошо понимали, что нкоторые либеральные члены Парламента предпочли бы успхъ Добени необходимости вновь являться предъ своими доврителями.

Добени говорилъ до восьми часовъ, и въ то время предполагали, что онъ искусно растянулъ свою рчь для того, чтобы затруднить своего оппонента. Парламентъ собрался въ четыре часа и долженъ былъ засдать непрерывно до тхъ поръ, пока засданіе будетъ прекращено на ночь. Когда бываетъ такимъ образомъ, то люди говорящіе посл восьми часовъ часто принуждены обращаться къ пустымъ скамейкамъ. Въ настоящемъ случа Грешэмъ имлъ намреніе тотчасъ возражать своему оппоненту, а не ждать, какъ обыкновенно длаетъ предводитель его партіи, конца преній. Вс понимали, что Грешэмъ будетъ возражать Добени съ цлью прямо обвинить министровъ. Но начать свою рчь въ восемь часовъ, когда Парламентъ голоденъ и растревоженъ, было пыткою. А кончи Добени свою рчь часомъ ране, то времени было бы достаточно. Члены были бы не прочь отложить обдъ до половины девятаго или можетъ быть до девяти, когда говоритъ ихъ любимый ораторъ. Но когда Грешэмъ начнетъ свою большую рчь въ восемь часовъ, то обдъ сдлается сомнителенъ и бда можетъ стрястись серіозная. Невроятно, чтобы Добени сказалъ о подобной стратегіи даже своимъ друзьямъ, но политическіе спекуляторы того времени думали, что онъ имлъ эту мысль.

Но Грешэма нельзя было отклонить отъ цли. Онъ подождалъ нсколько минутъ, а потомъ всталъ и обратился къ предсдателю. Нсколько членовъ вышли изъ Парламента — это были безъ сомннія такіе господа, организмъ которыхъ, ослабвшій отъ прежней службы, не могъ выносить продолжительнаго голода. Нкоторые, почти дошедшіе до двери, вернулись на свои мста, вспомнивъ о Роби и Рэтлер. Но для большинства присутствовавшихъ интересъ минуты былъ важне даже любви къ обду. Нкоторые изъ пэровъ ушли, замтили, что два епископа вышли, но зрители въ галере тснились по прежнему. Тотъ, кто всталъ съ своего мста, долженъ былъ отказаться отъ него на всю ночь.

Грешэмъ началъ такимъ спокойнымъ тономъ, что онъ могъ показаться почти притворнымъ, но который происходилъ отъ усилій съ его стороны сдержать избытокъ энергіи, сознаваемый слишкомъ хорошо.

Но не прошло и четверти чаза, какъ спокойствіе скоро замнилось жаромъ, перешедшимъ въ запальчивость. Грешэмъ даже сдлался свирпъ и говорилъ вещи такія колкія, что самъ не сознавалъ ихъ колкости.

Между этими двумя людьми разница состояла въ томъ, что Добени всегда попадалъ мтко, зная, какъ попасть, оттого что обдумывалъ каждый ударъ, заране взвшивалъ его послдствія, разсчитывалъ свою силу даже до того, что зналъ дйствія удара, повтореннаго на рану, уже данную, а Грешэмъ билъ направо, налво и прямо съ скоростью, пріобртенной опытомъ, и въ ярости могъ убить своего противника прежде, чмъ догадается, что пролилъ кровь.

Онъ началъ тмъ, что ршительно отказался разсуждать о достоинствахъ билля. Достопочтенный джентльмэнъ съ правой стороны гордился своимъ великодушіемъ, какъ грекъ. Онъ напомнитъ достопочтенному джентльмэну, что подарки отъ грековъ всегда считались опасными. ‘Мы опасаемся ихъ даровъ, только ихъ даровъ’, сказалъ онъ. Политическіе дары достопочтеннаго джентльмэна, вырванные имъ противъ воли отъ его товарищей и послдователей, были гораздо горче на вкусъ, чмъ яблоки Мертваго Моря. Чтобы подобные дары не давались стран неохотно, чтобы реформа происходила не отъ тхъ, кто самъ не чувствовалъ необходимости въ реформ, онъ думалъ, что таково должно быть желаніе не только Парламента, но и всей страны. Захочетъ ли какой-нибудь господинъ на этой скамь — и Грешэмъ указалъ на тсную фалангу правительственной стороны — кром самого достопочтеннаго джентльмэна, встать и объявить, что церковная реформа, это разъединеніе епископальной церкви съ государствомъ, согласуется съ его давно любимыми политическими убжденіями? Онъ сталъ обвинять тогда эту партію въ томъ, что она такъ давно привязана къ колесамъ колесницы достопочтеннаго джентльмэна, что не способна дйствовать по своимъ собственнымъ убжденіямъ. А относительно самаго достопочтеннаго джентльмэна, онъ, Грешэмъ, попроситъ его послдователей сказать, иметъ ли достопочтенный джентльмэнъ сильныя политическія убжденія.

Его обвиняли въ томъ, что онъ противникъ конституціи, революціонеръ и тиранъ. Если Парламентъ позволитъ ему, онъ вкратц объяснитъ свою мысль о конституціонномъ правленіи въ этой стран. Оно основано и построено на большинств голосовъ въ этомъ Парламент и поддерживается только этою силой. Въ этой стран не можетъ быть конституціоннаго правленія безъ такой поддержки. Всякое другое правленіе будетъ самозваннымъ, и онъ осмлится сказать достопочтенному джентльмэну, что всякій министръ въ этой стран, который посовтуетъ ея величеству положиться на совтниковъ, не поддерживаемыхъ большинствомъ голосовъ въ Нижней Палат, будетъ просто виновенъ въ злоупотребленіи государственною властью. Грешэмъ съ презрніемъ отвергъ отъ себя обвиненіе въ искательств министерскаго мста. Онъ тщеславился самымъ высокимъ честолюбіемъ для англійскаго подданнаго. Но онъ тщеславился еще боле преимуществами и властью Парламента, въ стнахъ котораго сосредоточивалось все спасительное, все полезное, все прочное для политической конституціи страны. Онъ гордился тмъ, что дйствовалъ почти во все время своей политической жизни съ тою партіей, которая распоряжалась большинствомъ, но онъ попроситъ самаго горькаго своего врага, онъ попроситъ самого достопочтеннаго джентльмэна указать на какой-нибудь періодъ его карьеры, въ который онъ не согласился бы покориться большинству, когда самъ принадлежалъ къ меньшинству.

Онъ теперь принялъ этотъ образъ дйствія потому, что желалъ побудить Парламентъ прійти къ ршенію по поводу этого вопроса. Онъ самъ не имлъ того доврія къ достопочтенному джентльмэну, которое оправдало бы его въ принятіи отъ него мры по такому важному предмету, какъ разъединеніе епископальной церкви съ государствомъ. Если же большинство голосовъ въ Парламент не согласится съ нимъ и поддержитъ второе чтеніе билля, онъ тотчасъ покорится, обратитъ все вниманіе на пункты билля и постарается съ помощью тхъ лицъ, которыя дйствовали вмст съ нимъ, приспособить его къ потребностямъ страны посредствомъ выпусковъ и прибавокъ, когда пункты билля будутъ проходить чрезъ комитетъ. Но прежде онъ попроситъ Парламентъ ршить со всею своею торжественностью и со всмъ своимъ всомъ, желательно ли принять изъ рукъ достопочтеннаго джентльмэна мру о реформ такого важнаго предмета. Было около десяти часовъ, когда онъ слъ, и желудки парламентскіе доле выдержать не могли, засданіе тотчасъ отложили.

На слдующее утро вс находили, что Добени говорилъ слишкомъ растянуто, а Грешэмъ слишкомъ запальчиво. Нкоторые увряли, будто Грешэмъ никогда не говорилъ такъ хорошо, какъ въ то время, когда описывалъ преимущества Нижней Палаты, а другіе находили, что ясность Добени была изумительна, но и теперь, какъ почти всегда, ныншнія рчи вообще находили гораздо ниже рчей прошлаго времени.

Глава XXXIV.
ВСЕЛЕННАЯ.

Прежде чмъ Парламентъ опять собрался, любители новостей въ клубахъ, съ обихъ сторонъ вопроса, ршили, что рчь Грешэма, хороша она была или нтъ, по своему краснорчію достигнетъ цли. Его поддержитъ большинство, а это могло быть очень сомнительно, если бы онъ вздумалъ находить дурныя стороны въ билл.

Рэтлеръ былъ почти увренъ въ успх. мало было либераловъ въ Парламент, которые не стремились бы заявить своими голосами, что они не имютъ доврія къ Добени. Трнблль, великій радикалъ, и можетъ быть человкъ двадцать вмст съ нимъ, поддержатъ второе чтеніе, увряя, что совсть не позволяетъ имъ подать голосъ въ пользу союза епископальной церкви съ государствомъ.

Во всхъ подобныхъ случаяхъ Трнблль выказывалъ себя непріятнымъ для тхъ, кто сидлъ возл него въ Парламент. Онъ думалъ, что обязанъ это длать для того, чтобы никто не могъ сомнваться въ его независимости. Онъ обыкновенно говорилъ, что для него ничего не значитъ, кто называется первымъ министромъ или предсдателемъ.

Но эта независимость была такъ же велика и на консервативной, какъ и на либеральной сторон Палаты. Наврно найдется боле двадцати человкъ, оставшихся врными любимымъ правиламъ всей своей жизни и которые не захотятъ подавать голосъ противъ такого билля.

Отъ этого-то обстоятельства и вытягивались лица провинціальныхъ несторовъ. Полгода тому назадъ, ни одинъ провинціальный джентльмэнъ въ Англіи не сталъ бы слушать подобнаго предложенія безъ громкаго протеста на революціонную нечестивость. А теперь, отъ единственнаго побужденія вліятельнаго человка, предметъ сдлался такимъ обыкновеннымъ, что всхъ увряли, будто это сдлается, даже если бы изъ всхъ вещей, которыя могутъ быть сдланы, это было самое худшее.

— Теперь некчему имть какое бы то ни было мнніе о чемъ бы то ни было, сказалъ одинъ человкъ другому, когда они сидли вмст въ клуб съ газетами въ рукахъ.— Никто ничего не боится — ни безврія, ни нечестія, ни революціи.

Хотя сдлалось извстнымъ, что билль не пройдетъ, какое было въ этомъ утшеніе, когда битва будетъ выиграна не избранными израильтянами, для которыхъ церковь со всми своими принадлежностями должна быть дорога, но шайкой филистимлянъ, которые непремнно послдуютъ за своими оппонентами для того, чтобы уничтожить все святое?

Въ пятницу пренія продолжались очень оживленно на министерской сторон Парламента. Попугаи выучили нсколько словъ для того, чтобы приспособить англиканскую церковь къ возрастающимъ необходимостямъ свта. ‘Англиканская церковь все останется англиканской церковью’ это повторялось до-тхъ-поръ, пока усталымъ слушателямъ надоло слышать эти ничего незначущія слова. Но ревность сражающихся обнаруживалась въ другомъ вопрос. Партія была теперь признаннымъ оружіемъ предводителей такъ называемой либеральной стороны Парламента, и очень легко было обнаружить новую доктрину. Каждое слово Грешэма разрывалось на куски и чудовищность его теоріи выставлялась наружу. Онъ смло объявилъ имъ, что слдуетъ принимать во вниманіе людей, а не мры, и они должны были показать своими голосами, готовы ли они принять такое ученіе. Разумется, рчи говорились разными ораторами, но пальба съ консервативныхъ скамеекъ была въ этотъ вечеръ громче.

Казалось бы, что имя предъ собою такой исходъ, вс могли бы согласиться подавать голоса тотчасъ посл двухъ большихъ рчей. Но все-таки очень многіе члены желали говорить. Это были самыя важныя пренія въ этомъ году и предметъ — то-есть достоинства и недостатки двухъ политическихъ партій — былъ обширенъ и очень удобенъ. Былъ уже второй часъ ночи, когда Трнблль отложилъ засданіе.

— Я боюсь, что мы должны отсрочить вашу рчь до вторника, сказалъ Рэтлеръ въ воскресенье Финіасу Финну.

— Я не прочь отъ этого, только бы мн досталось хорошее мсто въ тотъ день.

— Въ этомъ не можетъ быть сомннія. Грешэмъ непремнно желаетъ, чтобы вы говорили, потому что вы дали слово поддерживать мру разъединенія. Вы можете настаивать на его собственныхъ взглядахъ — что даже, если подобная мра ршительно необходима…

— Это я думаю, сказалъ Финіасъ.

— Все-таки ее не слдуетъ принимать отъ старой церковной партіи.

Въ этомъ было что-то пріятное для Финіаса Финна — что-то заставившее его почувствовать въ эту минуту, что онъ, можетъ быть, не понялъ отношенія его пріятеля къ нему.

— Я полагаю, мы уврены въ большинств, сказалъ онъ.

— Ршительно, сказалъ Рэтлеръ.— Я полагаю, что дойдетъ до полсотни — можетъ быть, боле.

— Что скажетъ Добени?

— Выйдетъ. Онъ не можетъ сдлать ничего другого. Его смлость конечно удивительна, но даже и при своей смлости онъ не можетъ распустить Парламентъ. Его церковный билль далъ ему шесть мсяцевъ сроку, а шесть мсяцевъ значитъ что-нибудь.

— Правда ли, что Грогрэмъ будетъ канцлеромъ?

Финіасъ сдлалъ этотъ вопросъ не изъ особенной заботливости о будущности сэр-Грегори Грогрэма, но потому, что ему хотлось знать, будетъ ли Рэтлеръ говорить съ нимъ дружески, какъ съ товарищемъ, о новомъ министерств. Но Рэтлеръ тотчасъ сдлался скроменъ и скрытенъ, и сказалъ, что до-сихъ-поръ еще ничего не извстно о шерстяномъ мшк. Тутъ Финіасъ опять спрятался въ свою раковину, съ увренностью, что для него ничего сдлано не будетъ.

А между тмъ для кого вопросъ о мст могъ имть такую важность, какъ для него? Онъ вернулся въ свое прежнее жительство изъ Ирландіи, бросивъ пріятную обезпеченность врнаго дохода, подстрекаемый надеждою получить мсто въ министерств. Онъ, нкоторымъ образомъ, сдлалъ разсчетъ. Онъ думалъ, что, въ настоящемъ положеніи страны, либеральная партія должна была, лтъ двадцать, имть боле длинные періоды власти, чмъ ея противники, онъ думалъ также, что будь онъ въ Палат, ему непремнно дадутъ какое-нибудь мсто. Онъ служилъ прежде, и съ особеннымъ успхомъ. Онъ зналъ, что изъ молодыхъ дебютантовъ послднихъ лтъ его считали лучшимъ. Онъ оставилъ свою партію по разногласію съ нею, но сдлалъ это, не возбудивъ недоброжелательства въ предводителяхъ его партіи — такимъ образомъ, который считали чрезвычайно благороднымъ, и когда онъ выходилъ, то самъ Грешэмъ выразилъ ему глубокое сожалніе.

Когда Баррингтонъ Ирль пожелалъ, чтобы онъ вернулся къ его прежнимъ занятіямъ, онъ, Финіасъ, больше всего сомнвался на счетъ мста депутата. Но онъ былъ смлъ, отважился на все и имлъ успхъ. Относительно общаній, данныхъ въ Танкервилл, было нсколько небольшихъ затрудненій, но онъ будетъ въ состояніи употребить ихъ въ пользу своей партіи. Конечно, ничего ни было общано ему, но Ирль, когда писалъ къ нему, приглашая пріхать изъ Ирландіи, должно быть, имлъ намреніе дать ему понять, что онъ опять будетъ завербованъ въ любимый полкъ, если добьется мста въ Парламент. А между тмъ онъ былъ убжденъ, что когда наступитъ этотъ день, то онъ будетъ для него днемъ разочарованія, и что когда списокъ явится, его имя не будетъ стоять въ немъ.

Мадамъ Гслеръ намекала ему, что Бонтинъ его врагъ, а онъ отвтилъ увреніемъ, что самъ ненавидитъ Бонтина. Онъ теперь вспомнилъ, что Бонтинъ почти не говорилъ съ нимъ посл его возвращенія въ Лондонъ, хотя въ сущности ссоры между ними не было. Въ такомъ расположеніи духа, ему хотлось откровенно поговорить съ Баррингтономъ Ирлемъ, но его удерживали чувство гордости и преобладавшая идея, что никакой кандидатъ на мсто въ министерств, каковы бы ни были его права, не долженъ просить мста.

Въ это воскресенье онъ видлъ Бонтина въ клуб. Люди приходили и уходили съ тмъ лихорадочнымъ волненіемъ, которое всегда преобладаетъ наканун большихъ парламентскихъ перемнъ. Вс считали врнымъ большинство голосовъ противъ министерства, но ходили слухи, что у Добени былъ планъ въ голов, какъ разстроить цль его враговъ. Ничто не могло сравниться съ смлостью этого человка. Нкоторые говорили, что онъ распуститъ Парламентъ — который не засдалъ еще и шести мсяцевъ. Другіе были того мннія, что онъ просто не выйдетъ въ отставку — и такимъ образомъ пойдетъ наперекоръ большинству голосовъ въ Парламент и всмъ министерскимъ преданіямъ страны. У него вырывались слова, удостоврявшія въ этомъ намреніи. Но оно не могло имть успхъ. Вся страна возстанетъ противъ него. Ему не дадутъ денегъ. Во всхъ подробностяхъ министерской власти, ему будутъ мшать. Но — таковъ былъ характеръ этого человка — думали, будто вс эти ужасы не остановятъ его.

Вспыхнетъ пламя, сдлается смятеніе, въ которыхъ робкіе люди сомнвались, будетъ ли сожжена до тла конституція или только иллюминована, но это пламя и это смятеніе были бы дороги Добени, если бы онъ могъ стоять центральною фигурой — великимъ фейерверщикомъ, сдлавшимъ все это, краснымъ съ головы до ногъ отъ яркаго огня шутихъ, которыми его собственныя руки наполнили все пространство.

Ожиданіе подобнаго зрлища возбуждало пылкость и суету во всхъ, такъ что въ воскресенье вечеромъ мущины ходили изъ одного клуба въ другой, вмсто того, чтобы сидть дома съ женами и дочерьми.

Въ это время существовалъ небольшой клубъ — такъ называемый, хотя онъ не походилъ на другіе клубы — носившій наименованіе Вселенная. Это названіе считалось шуткой, такъ какъ клубъ былъ ограниченъ девяносто-девятью членами. Онъ находился въ простомъ и довольно жалкомъ помщеніи. Открытъ онъ былъ только за одинъ часъ до и одинъ часъ посл полуночи, и только два раза въ недлю, во время засданія Парламента. Привлекательностей у него было немного и состояли он, большею частью, изъ табаку и чаю. Разговоръ вообще шелъ вяло и отрывочно, и иногда являлся какой-нибудь знаменитый острякъ, котораго вс ненавидли, но ни у кого не доставало духу остановить.

Но клубъ этотъ имлъ успхъ и всмъ нравилось быть членами Вселенной. Мистеръ Бонтинъ былъ членъ, и Финіасъ Финнъ. Въ это воскресенье, вечеромъ, клубъ былъ открытъ, и Финіасъ, входя въ комнату примтилъ, что его врагъ сидитъ одинъ въ углу дивана. Бонтинъ не любилъ быть одинъ въ публичныхъ мстахъ, ему нравилось присоединяться къ сходбищамъ, выказывать популярность и вчно суетиться, чтобы увеличить свое вліяніе.

Но теперь, вроятно, величіе сдлало его одинокимъ. Но если справедливо, что онъ будетъ канцлеромъ казначейства, поднимется отъ полубожественности до полной божественности кабинета — и сдлаетъ это посредствомъ прыжка, который поставитъ его высоко даже между первоклассными богами, то можетъ быть ему слдуетъ выбирать новыя сходбища для себя. Или по-крайней-мр приличне теперь, чтобы его выбирали, а не онъ выбиралъ. Онъ могъ, до послдней унціи, взвсить важность своего положенія и очень врно разсчитать результатъ своей короткости.

Въ это самое утро Грешэмъ намекнулъ ему, что если составится либеральное министерство, то онъ получитъ это высокое мсто. Можетъ быть, это было сказано не весьма лесгнимъ образомъ, такъ какъ Грешэмъ глубоко сожаллъ о Паллизер, и почти потребовалъ общанія отъ Бонтина, что онъ пойдетъ по стопамъ Паллизера — но предложеніе было сдлано и отъ него отступиться нельзя, и Бонтинъ уже чувствовалъ теплоту ореола.

Нкоторые какъ будто родились быть министрами — особенно герцоги, или графы, или младшіе сыновья таковыхъ — воспитанные для этого съ самой колыбели, и намъ представляется, что они не чувствуютъ ни особеннаго страха, когда въ первый разъ входятъ въ это величественное собраніе, ни гордости. Но для политическаго искателя, не родившагося въ пурпур публичной жизни, этотъ входъ въ совтъ высшихъ боговъ долженъ сопровождаться чувствомъ высокаго торжества, сдерживаемаго непріятнымъ предчувствіемъ.

Бонтинъ, можетъ быть, радовался своему торжеству — а можетъ быть предавался непріятнымъ предчувствіямъ. Финіасъ, хотя не желавшій предлагать вопросы другу, которые могли показаться намеками на его собственное положеніе, не чувствовалъ подобнаго нежеланія относительно человка, который конечно не могъ подозрвать его въ томъ, что онъ станетъ просить у него милости. По наружности онъ находился въ короткихъ отношеніяхъ съ этимъ человкомъ, теперь слъ возл него и сталъ разспрашивать о преніяхъ. Бонтинъ не разъ выражалъ свое мнніе своимъ друзьямъ, что Финіасъ Финнъ отречется отъ своей партіи и подастъ голосъ за министерство. Рэтлеры, Ирли и Фицджибоны вс звали, что на Финіаса положиться можно, но Бонтинъ все сомнвался. Теперь ему вздумалось выказать боле чмъ сомнніе.

— Я удивляюсь, что вы спрашиваете меня, сказалъ Бонтинъ.

— Что вы хотите этимъ сказать?

— Я полагаю, что вы, по обыкновенію, подадите голосъ противъ насъ.

— Я только разъ подалъ голосъ противъ моей партіи, сказалъ Финіасъ:— и сдлалъ это тогда съ одобренія каждаго чсловка въ этой партіи, добрымъ мнніемъ котораго я хоть сколько-нибудь дорожилъ.

Тонъ его былъ оскорбителенъ и въ словахъ было что-то похожее на оскорбленіе.

— Вы должны это сдлать теперь или нарушить общаніе, данное вами въ Танкервилл.

— А вы знаете, какое общаніе я далъ въ Танкервилл? Я не нарушу никакого общанія.

— Позвольте мн сказать, мистеръ Финнъ, что та независимость, которой придерживаетесь вы и мистеръ Монкъ, какъ она ни величественна со стороны людей, прямо отказывающихся отъ министерскихъ мстъ, нсколько опасна, когда принимается людьми занявшими мста. Я люблю знать наврно, что люди, находящіеся на одномъ корабл со мною, не заберутъ себ въ голову, что обязанность ихъ требуетъ топить корабль.

Сказавъ это со всею граціей полновластнаго министра, Бонтинъ всталъ съ своего мста въ углу дивана и присоединился къ небольшой толп.

Финіасъ почувствовалъ, что въ ушахъ его шумитъ и что лицо его красно. Онъ осмотрлся кругомъ, чтобы удостовриться по физіономіямъ другихъ, слышали и они, что было сказано. Возл него никого не было и онъ думалъ, что разговора этого не слыхалъ никто. Онъ теперь зналъ, что поступилъ неосторожно, обратившись къ Бонтину, хотя сдланный имъ вопросъ былъ самый обыкновенный. Но онъ думалъ, что Бонтинъ ршился оскорбить его и сдлалъ противъ него обвиненіе, которое онъ не могъ пропустить безъ вниманія. Къ этому прибавлялась горечь отъ убжденія, что Бонтинъ высказалъ мнніе и чужое, не только свое, и прямо указалъ, что врата офиціальнаго рая должны быть заперты для виновнаго. Финіасъ самъ прежде думалъ это, по мнніе это сдлалось теперь увренностью. Съ огорченіемъ онъ всталъ, чтобы выйти изъ комнаты, но тутъ встртился съ Лоренсомъ Фицджибономъ.

— Слышали новости о Бонтин? спросилъ Лоренсъ.

— Какія новости?

— Его сунутъ въ казначейство. Это ршено. Чмъ выше лзетъ обезьяна… вы знаете пословицу.

Говоря такимъ образомъ, Лоренсъ Фицджибонъ вошелъ въ комнату, а Финіасъ Финнъ ушелъ одинъ.

Итакъ человкъ, съ которымъ онъ усплъ поссориться, сдлается членомъ кабинета, его голосъ, вроятно, будетъ имть силу въ выбор младшихъ членовъ министерства. Финіасу почти казалось невроятнымъ, чтобы такого человка, какъ Бонтинъ, выбрали для такого мста. Онъ презиралъ Бонтина почти съ тхъ самыхъ поръ, какъ узналъ его, и рдко слышалъ, чтобы о будущемъ правител страны говорили съ уваженіемъ. Онъ считалъ Бонтина полезнымъ, тупымъ, безсовстнымъ политикомъ, привыкшимъ къ Парламенту, знакомымъ съ проселочными путями и задними дверями офиціальной жизни, и слдовательно увреннымъ въ возможности получить мсто, когда власть находится въ рукахъ либераловъ, но никого въ этой партіи не считалъ онъ мене способнымъ быть выбраннымъ для высокаго мста. А между тмъ этого человка длаютъ канцлеромъ казначейства, между тмъ какъ онъ, Финіасъ Финнъ, вроятно, по наущенію этого человка, будетъ оставленъ въ сторон.

Онъ зналъ, что онъ выше человка, котораго ненавидитъ, что его идеи о политической жизни гораздо выше идей его, что онъ способне къ политическимъ жертвамъ. Онъ самъ сидлъ на скамь министерства финансовъ рядомъ съ многими людьми, политическія правила которыхъ не очень цнилъ, но ни о одномъ изъ нихъ не думалъ онъ такъ низко, какъ о Бонтин, между тмъ Бонтинъ будетъ канцлеромъ казначейства! Онъ вернулся въ свою квартиру въ Марльбороской улиц, въ огорченіи отъ своей неудачи — въ двойномъ огорченіи отъ успха этого человка.

Онъ пролежалъ безъ сна половину ночи, думая о словахъ, сказанныхъ ему, и посл завтрака на слдующее утро написалъ письмо къ своему врагу:

‘Нижняя Палата, 5 апрля 18—.

‘Любезный мистеръ Бонтинъ,

‘Я чрезвычайно сожалю, что вчера въ клуб Вселенная сдлалъ вамъ какой-то случайный вопросъ о подач голосовъ. Если бы я могъ угадать, къ чему это поведетъ, я не обратился бы къ вамъ. Но теперь я не могу удержаться, чтобы не примтить личнаго обвиненія, сдланнаго противъ меня съ большимъ недостаткомъ той вжливости, которая предполагается между людьми дйствовавшими вмст. Не будь этого, мой вопросъ могъ показаться вамъ дерзостью.

‘Вы обвинили меня въ нечестномъ отношеніи къ моей партіи, и въ томъ, что я ‘потопилъ корабль’. Въ томъ случа, на который вы намекнули, я дйствовалъ съ большимъ размышленіемъ, къ ущербу моихъ собственныхъ надеждъ — и, какъ я думалъ, съ одобренія всхъ, понимавшихъ въ чемъ дло. Если вы спросите мистера Грешэма или лорда Кэнтрипа, который тогда былъ моимъ начальникомъ, я думаю, что каждый изъ нихъ скажетъ, что мое поведеніе въ томъ случа не заслуживаетъ упрека. Если вы сдлаете это, я думаю, что посл вы непремнно выразите сожалніе о томъ, что сказали мн вчера.

‘Искренно вамъ преданный

‘ФИНІАСЪ ФИННЪ.’

Ему не понравилось письмо, когда онъ написалъ его, но онъ не умлъ написать лучше и послалъ.

Глава XXXV.
ПОЛИТИЧЕСКІЙ ЯДЪ.

Въ понедльникъ Трнблль объявилъ причину, почему онъ не хочетъ вступать въ одно министерство съ Добени. Это онъ сдлалъ очень подробно. Онъ говорилъ, что для него ничего не значатъ вся могущественная пышность и вс маленькія распри министерства. Онъ никогда не позволитъ себ смотрть на личность перваго министра. Мра предъ Парламентомъ для него всегда составляла все и будетъ доставлять. Если бы общественное благо боле принималось въ соображеніе въ этомъ Парламент, а на ссоры людей мене обращали вниманія, онъ думалъ, что лучше служили бы стран.

Ему отвчалъ Монкъ, сидвшій возл него и намревавшійся поддерживать Грешэма. Монкъ радъ былъ растерзать въ куски своего стараго пріятеля Трнблля, выражая свое мнніе, что разница въ людяхъ значитъ и разницу въ мрахъ. Характеры людей, правила которыхъ извстны, служатъ ручательствомъ за мры, которыя они поддерживаютъ. Для него — Монка — очень важно, кто будетъ первымъ министромъ въ Англіи. Онъ на столько себялюбивъ, что желаетъ министра, съ которымъ могъ бы согласиться относительно главныхъ вопросовъ дня. Такъ какъ онъ не можетъ сказать, что иметъ политическое довріе къ настоящему министерству, то непремнно подастъ голосъ противъ него.

Въ этотъ вечеръ Финіасъ получилъ письмо отъ Бонтина, оно заключалось въ слдующемъ:

‘Нижняя Палата, 5 апрля 18—.

‘Любезный мистеръ Финнъ,

‘Я никогда не обвинялъ васъ въ нечестныхъ отношеніяхъ къ вашей партіи. Вы, должно быть, ослышались или не поняли меня, если думаете это. Я сказалъ, что вы потопили корабль — а такъ какъ вы дйствительно потопили его вмст съ мистеромъ Монкомъ — я не могу отступиться отъ моихъ словъ.

‘Я не имю надобности обращаться къ кому бы то ни было за свидтельствомъ о вашихъ заслугахъ въ то время. Я не обвинялъ васъ ни въ чемъ безчестномъ или безславномъ. Кажется, я сказалъ, что потопить корабль опасно. Я и теперь это думаю, хотя знаю, что многіе воображаютъ, будто это поступокъ прекрасный. Я не опровергаю, что онъ прекрасенъ, и слдовательно, вы не имете причины жаловаться на меня.

‘Искренно вамъ преданный
‘ДЖ. БОНТИНЪ.’

Финіасъ принесъ въ карман копію своего письма въ Парламентъ и показалъ оба письма Монку.

— На вашемъ мст я не обратилъ бы вниманія на это, сказалъ Монкъ.

— Вы не можете себ представить, какъ оскорбительно было сдлано это замчаніе.

— Оно оскорбительно для меня столько же, какъ для васъ, но я не сталъ бы длать шага. Когда человкъ надодаетъ вамъ, вы должны отсторониться отъ него. Это всегда самое лучшее.

— Если человкъ назоветъ васъ лгуномъ?

— Но люди не называютъ такъ другъ друга. Бонтинъ слишкомъ хорошо знаетъ свтъ, онъ не скомпрометируетъ себя словомъ, отъ котораго общественное мнніе принудитъ его отказаться. Онъ говоритъ, что мы потопили корабль. Ну, мы потопили. Изъ всхъ политическихъ дйствій моей жизни я боле всего горжусь этимъ поступкомъ. Ваша помощь въ то время пріобрла вамъ мое искреннее уваженіе. Но корабль мы потопили. Прежде чмъ можете поссориться съ Бонтиномъ, вы должны показать, что потопить корабль, употребляя метафору, должно быть безчестнымъ поступкомъ. Видите, какъ онъ тотчасъ прячется за фактъ, что это поступокъ не безчестный.

— Вы не отвчали бы на его письмо?

— Не думаю. Вы не можете сдлать себ пользы перепиской, въ которой вамъ нельзя одержать надъ нимъ верхъ. А если вы одержите надъ нимъ верхъ, то повредите себ боле, чмъ ему. Бросьте это.

Это очень увеличило огорченіе нашего пріятеля и заставило его почувствовать, что эту тяжесть онъ почти не можетъ перенести. Его врагъ одерживалъ надъ нимъ верхъ на каждомъ шагу. Онъ, Финіасъ, устремился въ переписку, въ которой былъ побжденъ, въ чемъ онъ долженъ признаться своимъ молчаніемъ. А между тмъ онъ былъ убжденъ, что Бонтинъ оскорбилъ его въ клуб самымъ непростительнымъ образомъ, и что если бы истинная правда сдлалась извстна, то всякій и первый Монкъ — не колеблясь скажетъ, что онъ обязанъ получить удовлетвореніе. А между тмъ что же можетъ онъ сдлать? Онъ думалъ посовтоваться съ лордомъ Кэнтрипомъ и постараться получить отъ своего бывшаго начальника какой-нибудь совтъ пріятне того, который подалъ Монкъ.

Между тмъ непріязненности въ Парламент становились свирпыми и пренія принимали оборотъ особенно непріятный для Финіаса Финна въ его настоящемъ расположеніи духа.

Слухи о будущемъ повышеніи Бонтина, переданные Лоренсомъ Фицджибономъ Финіасу въ клуб Вселенная, весьма естественно распространились широко и далеко, и дошли до ушей тхъ, кто еще сидлъ на министерскихъ скамьяхъ. А политики въ нашей стран полагаютъ, что никто не долженъ осмливаться брать на себя задачу составлять министерство, пока правительство не возложитъ на него эту великую обязанность. Пусть Грешэмъ или Добени новаго министерства увренъ, что бразды государственной колесницы должны перейти въ его руки, но онъ не долженъ очевидно приготовляться ссть на козлы, пока его не позовутъ на это мсто.

Въ эту минуту находили, что Грешэмъ отступилъ отъ сдержанности и скромности, обычныхъ въ его положеніи, сдлавъ шагъ къ составленію кабинета, между тмъ какъ была еще возможность, что онъ не будетъ имть власти составлять кабинетъ.

Поздно вечеромъ въ этотъ понедльникъ, когда Парламентъ былъ еще полонъ, одинъ изъ главныхъ помощниковъ Добени, статс-секретарь, сэр-Орландо Дротъ, по имени — джентльмэнъ, у котораго если бы было сердце, онъ долженъ былъ бы ненавидть церковный билль изъ глубины своего сердца, и который, по этому поводу, тмъ ядовите относился къ оппонентамъ, не перестававшимъ упрекать его въ политическихъ уверткахъ — злобно напалъ на Грешэма относительно слуховъ о назначеніи канцлера казначейства.

Читатель легко вообразитъ, какія вещи говорились. Сэр-Орландо слышалъ съ большимъ изумленіемъ, что одинъ достопочтенный членъ Парламента, давно занимавшій министерскую скамью, уже былъ назначенъ на высокую должность. Онъ, сэр-Орландо, не зналъ, что эта должность вакантна или что, если она вакантна, то будетъ отдана этому достопочтенному джентльмэну, но не было ни малйшаго сомннія, что должность съ мстомъ въ кабинет была предложена и принята тмъ достопочтеннымъ членомъ, о которомъ онъ говорилъ. Неистовую торопливость, съ какою достопочтенный джентльмэнъ, сидящій напротивъ, и его товарищи пытаются, онъ не скажетъ вскарабкаться, но устремиться въ министерство, противясь великой реформ, разумность которой понятна всмъ, они сами не осмлятся опровергать. Многое подобное было говорено. Грешэмъ вертлъ свою шляпу, ворочалъ ногами и выказывалъ свое неудовольствіе всему Парламенту, и наконецъ вскочилъ.

— Если достопочтенный джентльмэнъ желаетъ опровергнуть справедливость моихъ увреній, сказалъ сэр-Орландо Дротъ:— я уступлю ему мсто, чтобы онъ могъ этого сдлать.

— Я опровергаю вполн не только справедливость, но всякую подробность увреній, сдланныхъ достопочтеннымъ джентльмэномъ, сказалъ Грешэмъ, все стоя и держа шляпу въ рукахъ.

— Неужели достопочтенный джентльмэнъ желаетъ уврить меня, что онъ не выбралъ будущаго канцлера казначейства?

— Достопочтенный джентльмэнъ слишкомъ проницателенъ, чтобы не знать, что мы на этой сторон Парламента могли сдлать подобный выборъ, а между тмъ каждая подробность увреній, которыя онъ имлъ опрометчивость сказать въ Парламент, можетъ быть… неосновательна. Это выраженіе слабо, сэръ, но я удержусь отъ употребленія такихъ выраженій, которыя, хотя были бы законны, оскорбили бы чувства Парламента. Я объясню Парламенту все, что было сдлано.

Поднялся большой шумъ, крики: ‘Къ порядку! Грешэмъ! Говорите! Слушайте, слушайте!’ и тому подобные раздавались въ то время, какъ сэр Орландо Дротъ, и Грешэмъ стояли оба. Голосъ Грешэма былъ такъ звученъ, что, не смотря на шумъ, каждое его слово было слышно репортерамъ. Его оппонентъ не пытался говорить, но не садился, а стоялъ, опираясь на свое право. Грешэмъ сказалъ, что онъ понимаетъ желаніе Парламента, чтобы онъ, Грешэмъ, объяснилъ обстоятельства, относящіяся къ обвиненію, сдланному противъ него, и конечно Парламенту угодно, чтобы это это было сдлано сейчасъ. Предсдатель разумется сказалъ, что говорить иметъ право сэр-Орландо, но прибавилъ, что было бы удобне, если бы онъ уступилъ свое право на нсколько минуть достопочтенному джентльмену на другой сторон. Грешэмъ, разумется, одержалъ верхъ. Права и правила — оковы желзныя для человка мелкаго и ушивочныя веревки для гиганта.

Никто въ этомъ собраніи не зналъ Парламента лучше Грешэма, не могъ лучше взять его штурмомъ, не умлъ упорне настаивать. Онъ сказалъ свою рчь, хотя ясно не имлъ на это права. Онъ говорилъ, что Парламенту извстно, что посл несчастной кончины герцога Омніума, одинъ господинъ перешелъ изъ этой Палаты въ другое мсто, и его отсутствіе долго будетъ считаться весьма прискорбною потерей. Тутъ онъ произнесъ похвалу Плантадженету Паллизеру, такую любезную и такъ хорошо составленную, что даже горечь оппозиціи не могла устоять противъ этого. Парламенту было хорошо извстно, какіе труды уже нсколько лтъ занимали благороднаго герцога и какую важность страна приписывала ихъ окончанію. Перемна, постигшая благороднаго герцога, безъ сомннія, не совсмъ отвлечетъ его отъ труда, по необходимо, чтобы кто-нибудь, принадлежавшій къ одной партіи съ благороднымъ герцогомъ, опытный въ дл и имющій въ Парламент мсто, постарался посвятить себя той важной мр, которая такъ занимала вниманіе бывшаго канцлера казначейства. Безъ сомннія, необходимо, чтобы выбранный господинъ находился въ казначейств въ томъ случа, если ихъ партія составитъ министерство. Достопочтенный джентльмэнъ, на котораго былъ сдланъ намекъ, во все время устроивалъ подробности мры съ благороднымъ герцогомъ, и способенъ ли онъ занять мсто, сдлавшееся вакантнымъ посл того, какъ благородный герцогъ поступилъ въ Палату Пэровъ, было предметомъ разсужденій, но разсужденія эти относились къ мр и только косвенно къ министерству. Грешэмъ стоялъ на томъ, что не сдлалъ ничего нескромнаго — ничего несовмстнаго съ его обязанностью. Если джентльмэны противоположной стороны держатся другого мннія, то онъ, Грешэмъ, думаетъ, что разногласіе это происходитъ отъ того обстоятельства, что они не такъ знакомы, какъ онъ, къ несчастью, ознакомился съ тягостями и отвтственностью правленія.

Въ этомъ спор было очень мало достойнаго того мста, въ которомъ онъ происходилъ, или того жара, съ которымъ его вели, но онъ показывалъ расположеніе духа партій и выражалъ горечь политическихъ чувствъ дня. Въ то время говорили, что никто изъ существующихъ политиковъ не помнитъ такой горячей непріязненности, какая была обнаружена въ Парламент въ тотъ вечеръ.

Пока Грешэмъ давалъ объясненія, Добени всталъ и съ насмшливой торжественностью, свойственной ему въ подобныхъ случаяхъ, обратился къ предсдателю съ вопросомъ, не слдуетъ ли пригласить достопочтеннаго джентльмэна ссть. Грешэмъ остановилъ его движеніемъ руки. Притворное величіе можетъ поддерживаться не доле минуты, и Добени принужденъ былъ ссть, когда предсдатель не тотчасъ поддержалъ его просьбу. Но онъ не забылъ движенія руки и не простилъ его. Этотъ человкъ въ публичной жизни рдко забывалъ и никогда не прощалъ. О немъ говорили, что ‘дома’ онъ ласковъ и терпливъ, простъ и не чванливъ. Можетъ быть. Кто не помнитъ этого страшнаго турка, Джэкоба Acдрубаля, адвоката, предметъ ужаса свидтелей, предметъ ненависти судей, который былъ пропитанъ желчью и горечью ко всмъ противникамъ. О немъ говорили, что ‘дома’ его кроткая любезность приводила въ изумленіе его друзей, въ восторгъ его жену и дочерей. ‘Дома’ можетъ быть Добени простилъ бы движеніе рукою, но люди, видвшіе эту сцену въ Нижней Палат, знали, что онъ никогда не проститъ Грешэму. Самъ же Грешэмъ торжествовалъ въ ту минуту и наслаждался своимъ торжествомъ.

Финіасъ Финнъ слышалъ все и съ отвращеніемъ видлъ, что его врагъ сдлался такимъ образомъ героемъ дня. Но либеральная партія находила, что Грешэмъ сказалъ не много лестнаго о своемъ новомъ канцлер казначейства. Плантадженета Паллизира онъ хвалилъ очень громко и конечно упомянулъ о способностяхъ Бонтина, который въ то время сидлъ возл него, но упомянулъ также о томъ, что мантія, переданная Паллизеромъ Бонтину, будетъ носиться новымъ дятелемъ съ граціей гораздо ниже той, которая обозначала шаги его предшественника. Рэтлеръ, Ирль, Фицджибонъ и другіе смялись изподтишка надъ выраженіемъ, понятомъ ими, о сомнніи Грешэма въ достоинствахъ его новаго помощника, а сэр-Орландо Дротъ, продолжая свою рчь, замтилъ, что горячность достопочтеннаго джентльмэна до такой степени испарилась въ порицаніи его враговъ, что ея не осталось на защиту его друга.

Но Финіасу казалось, что этому Бонтину, который такъ сильно оскорбилъ его и котораго онъ такъ презиралъ, досталась вся слава борьбы. Впрочемъ, и ему осталось нкоторое утшеніе. Во второмъ часу Рэтлеръ сказалъ ему, что можетъ воспользоваться своимъ преимуществомъ и отложить пренія — а это доставитъ Финіасу право сказать свою рчь завтра прежде всхъ — и это Рэтлеръ сдлалъ за нсколько минутъ до трехъ часовъ.

Глава XXXVI.
СЕМДЕСЯТЪ-ДВА.

На слдующее утро Финіасъ, имя предъ собою свою рчь, былъ принужденъ на время забыть или, по-крайней мр, отложить въ сторону Бонтина и свои обиды. Онъ не могъ теперь отправиться клорду Кэнтрипу, такъ какъ часы были для него драгоцнны и, какъ онъ чувствовалъ, слишкомъ коротки. Хотя онъ думалъ о томъ, что именно будетъ говорить, съ тхъ самыхъ поръ, какъ пренія сдлались неизбжны, и зналъ наврно, какой образъ дйствія онъ приметъ, онъ еще не приготовилъ ни слова изъ своей рчи. Но онъ ршилъ, что приготовлять слова не станетъ, а только запомнитъ нсколько фразъ. Писать онъ не будетъ, онъ это пробовалъ въ былое время и изнемогъ отъ усилія. Онъ не станетъ обременять себя словами, которыя такъ тяжелы сами по себ, что эта тяжесть сдлаетъ его неспособнымъ ко всякому другому усилію.

Посл поздняго завтрака онъ пошелъ далеко, въ Регентскій паркъ, и тамъ, бродя между неинтересными тропинками, придумывалъ тріумфы краснорчія для себя.

Какъ ни ршался бы онъ забыть Бонтина и обвиненіе въ неврности къ товарищамъ, онъ не могъ удержаться отъ усилій принаровить это обстоятельство какъ-нибудь къ своей рчи. Туманныя понятія объ опредленіи политической честности мелькали въ его голов, принося съ собою однако убжденіе, что мысль его должна выработаться ясне, прежде чмъ онъ осмлится высказать ее въ Нижней Палат.

Онъ зналъ, что поступилъ честно два года тому назадъ, отдлившись отъ своихъ товарищей. Онъ зналъ, что будетъ честенъ и теперь, подавая голосъ съ ними, по наружности вопреки тхъ общаній, которыя онъ далъ въ Танкервилл. Но онъ зналъ также, что ему слдуетъ воздержаться говорить о себ, если только онъ не можетъ сдлать этого, коснувшись того спеціальнаго пункта, о которомъ идетъ рчь между двумя партіями.

Когда онъ вернулся въ Марльбороскую улицу, въ три часа състь кусокъ баранины, онъ мучительно сознавалъ, что все утро пропало даромъ. Онъ позволилъ своимъ мыслямъ разбжаться, вмсто того чтобы связать ихъ и заставить составлять фразы и доводы.

Онъ вошелъ въ Парламентъ вмст съ предсдателемъ въ четыре часа и слъ на свое мсто, не сказавъ ни съ кмъ ни слова. Онъ казался боле прежняго отдленъ отъ своей партіи. До сихъ поръ, съ того времени, какъ онъ получилъ мсто въ Парламент, прежніе товарищи его парламентской жизни — старики, которыхъ онъ зналъ — до нкоторой степени допускали его въ свою среду. Многіе изъ нихъ сидли на передней оппозиціонной скамь, между тмъ-какъ онъ, разумется, сидлъ сзади. Но онъ часто сидлъ возл кого-нибудь, кто быль прежде въ министерств и жилъ надеждою опять вступить въ него, и чувствовалъ, что и въ немъ признавали искателя. Теперь все казалось ему иначе. Онъ не сомнвался, что Бонтинъ показалъ переписку своимъ друзьямъ и что Рэтлеры и Ирли соглашались, что онъ, Финіасъ, былъ отдаленъ этимъ отъ мста. Онъ сидлъ угрюмо на конц скамьи, позади Грешэма, возл прохода.

Когда Грешэмъ вошелъ въ Парламентъ, его встртили съ большими криками, но Финіасъ не присоединился къ этимъ крикамъ. Онъ старался избгать вниманія къ будущему раздавателю мстъ, хотя они были близки другъ другу, и потомъ ему показалось, будто Грешэмъ нарочно и очень нелюбезно не обратилъ никакого вниманія на него. Монкъ, сидвшій возл него, сказалъ ему ласковое слово.

— Я буду говорить не долго, сказалъ Финіасъ: — кажется, не боле двадцати минутъ.

Онъ усплъ принять равнодушный видъ, а между тмъ искренно желалъ въ эту минуту вернуться въ Дублинъ. Онъ не опасался задачи, предстоящей ему, но его пересиливало чувство неудачи, овладвшее имъ.

Какая польза для него или для кого бы то ни было, что онъ находится въ этомъ собраніи съ правомъ сказать рчь, которая не повліяетъ ни на кого, если только его присутствіе тутъ не будетъ шагомъ къ чему-нибудь высшему?

Пока происходили обычныя предварительныя дйствія, Финіасъ осматривался вокругъ и увидалъ лорда Кэнтрипа въ галере пэровъ. Ахъ! какая польза былъ въ томъ? Финіасъ всегда былъ способенъ привязать къ себ людей, съ которыми находился въ тсныхъ сношеніяхъ, но въ этой самой ненадежной профессіи, въ которой теперь, во второй разъ, онъ пытался заработывать свой хлбъ, было нужно кое-что поболе.

Въ половин пятаго онъ всталъ среди многолюднаго собранія. Надежда на такую стычку, какая происходила предъ тмъ, привела членовъ на свои мста и наполнила галерею зрителями. Мы можемъ сказать, что самая высокая обязанность, наложенная на нашу націю, это управленіе Индіей, и мы можемъ сказать также, что въ большомъ національномъ собраніи личныя распри между членами самый недостойный трудъ, которымъ можетъ заниматься это собраніе. Но надежда на объясненіе — или иначе на борьбу — между двумя политическими предводителями наполнитъ Парламентъ, а всякій намекъ на нашу восточную имперію непремнно сдлаетъ его пустымъ. Способность къ подобнымъ стычкамъ составляетъ почти необходимое качество для популярнаго предводителя въ Парламент, а способность говорить три часа для репортеровъ — необходимое качество для товарища министра индійскихъ длъ.

Финіасу досталось преимущество говорить въ полной Палат, и это доставило ему удовольствіе. Пусть человкъ сомнвается въ своей способности для какого-нибудь публичнаго дла, за которое онъ взялся, а между тмъ онъ предпочитаетъ потерпть неудачу — если она суждена ему — при большомъ собраніи. Но теперь неудачи не было. То чувство страха окружающихъ обстоятельствъ минуты, которое когда-то тяготило Финіаса и которое онъ еще хорошо помнилъ, теперь было подавлено и никогда не возвращалось къ нему. Онъ теперь чувствовалъ, что въ словахъ у него не было бы недостатка для того, чтобы излить свое личное негодованіе, если бы его не удерживало чувство скромности. Теперь же ему удалось намекнуть на свое собственное положеніе такимъ образомъ, что это не навлекало на него упрека. Сначала онъ сказалъ, что не сталъ бы увеличивать затруднительности преній — которыя были очень продолжительны — если бы его не обвинили заране въ подач голоса за мру, которой онъ общалъ способствовать всми силами на выборахъ. Никто боле его, ирландца и католика, не желалъ уничтожить то, что онъ считалъ аномаліей въ епископальной церкви, и онъ нисколько не сомнвался, что и теперь будетъ способствовать этому всми силами, подавъ голосъ за вторичное чтеніе билля. Онъ считалъ невозможнымъ, чтобы подобная мра была проведена господами противоположной стороны, по приказанію достопочтеннаго джентльмэна, предводительствовавшаго ими. При этихъ словахъ съ другой стороны послышались крики негодованія и опроверженія, а окружавшіе его, разумется, осыпали его криками одобренія. Такіе перерывы оживляютъ всхъ ораторовъ и Финіасъ наслаждался этимъ шумомъ. Онъ повторилъ свое увреніе, что бдствіе предстоитъ стран, если мра будетъ проведена людьми, которые въ глубин своихъ сердецъ осуждали ее. И его призвали къ порядку при увреніи о сердцахъ этихъ господъ.

Но ораторъ, который можетъ подвергнуться отвтственности за злорчіе о сердц какого-нибудь одного оппонента, можетъ безопасно приписывать всякія нечестивости совокупнымъ сердцамъ партіи. Говорить какому-нибудь одному консерватору — сэр-Орландо Дроту напримръ — что онъ отказывается отъ всхъ убжденій своей жизни, потому что онъ креатура Добени, было бы оскорбленіемъ, которое нарушило бы даже спокойную ясность предсдателя, но вы не можете говорить личности цлой скамь консерваторовъ. Обвиненіе это было повторено нсколько разъ, до того, что Орланды Дроты были готовы перерзать чье-нибудь горло — или свое, или Добени, или Грешэма, они сами не знали. Можетъ быть, они выбрали бы горло Добени, если только дйствительно было возможно перерзать кому-нибудь горло.

Теперь это обвиненіе опять было сдлано Финіасомъ Финномъ — съ благовидной цлью защитить себя — и онъ сдлался мишенью для гнва консерваторовъ. Кто-то спросилъ его съ бшенствомъ, какое право иметъ онъ судить о причинахъ руководящихъ господами на той сторон Парламента, о которой онъ лично не знаетъ ничего. Финіасъ отвчалъ, что онъ нисколько не сомнвается въ причинахъ, руководящихъ джентльмэномъ, длавшимъ этотъ вопросъ, и считаетъ его благороднымъ патріотомъ, но къ счастью вся страна убждена, что вся консервативная партія поддерживаетъ эту мру неохотно, по приказанію одного человка, и онъ самъ, Финіасъ, обязанъ сказать, что согласенъ съ страной. Такимъ образомъ шумъ возобновлялся и продолжался, и собравшіеся джентльмэны, члены и зрители, провели пріятный вечеръ.

Прежде чмъ Финіасъ слъ, онъ намекнулъ на потопленный корабль — оскорбленіе, сдланное противъ него Бонтиномъ. Онъ говорилъ, что его называли непрактичнымъ, и можетъ быть, онъ можетъ упомянуть, что когда послдній разъ онъ имлъ честь засдать въ этой Палат, то подавъ голосъ, долженъ былъ оставить то мсто, которое онъ занималъ въ министерств. Онъ имлъ удовольствіе сознавать, что у него достало практичности предвидть необходимость мры, которая посл того была проведена. Онъ не сомнвался, что впослдствіи его найдутъ равномрно практичнымъ въ воззрніяхъ, выраженныхъ имъ на танкервильскихъ выборахъ, потому что онъ убжденъ, что скоро аномалія, о которой онъ говорилъ, прекратится подъ вліяніемъ министерства, которое будетъ врить искренно тому труду, которымъ занимается.

Успхъ его рчи былъ несомннный. Пылкость, съ какою ругали его дерзость одинъ за другимъ т, которые говорили посл него съ другой стороны, была явнымъ доказательствомъ его успха. Но ничего не случилось и въ то время, и въ конц преній, что заставило бы его думать, что онъ вернулся на путь къ элизіуму.

Во весь вечеръ онъ ни слова не сказалъ съ Грешэмомъ — который впрочемъ не любилъ разговаривать, съ окружавшими его въ Палат. Ирль сказалъ ему нсколько добрыхъ словъ, Монкъ чрезвычайно его хвалилъ. Но изучая общій барометръ партіи относительно себя, онъ не находилъ, что ртуть поднялась. Онъ былъ очень растревоженъ и сердился на себя за свое безпокойство. Онъ изъ гордости не хотлъ сказать слово, которое походило бы на просьбу, а между тмъ онъ всмъ сердцемъ дорожилъ вещью, которая ускользала отъ него отъ того, что онъ не хотлъ просить. Дня чрезъ два будетъ извстно, выйдетъ въ отставку настоящее министерство, или нтъ. Что оно должно выйти въ конц мсяца, было мнніемъ всхъ. Участь Финіаса Финнами какова была эта участь!— ршительно будетъ въ рукахъ Грешэма. Однако онъ не могъ сказать слова о своихъ надеждахъ и опасеніяхъ даже Грешэму. Онъ отказался отъ всего на свт съ цлью вступить въ министерство, а теперь, когда наступилъ удобный случай — случай, который, если упустить, едва ли вернется во-время, чтобы быть ему полезнымъ — призъ вырывается изъ руки его!

Но онъ еще не сказалъ ни слова никому о предмет, столь близкомъ сердцу, хотя въ этотъ вечеръ говорилъ съ лордомъ Кэнтрипомъ въ галере. Онъ сказалъ своему другу, что у него была съ Бонгиномъ переписка, въ которой онъ считалъ себя обиженнымъ и по поводу которой желалъ бы посовтоваться съ его сіятельствомъ.

— Я слышалъ, что вы накинулись другъ на друга, сказалъ улыбаясь лордъ Кэнтрипъ.

— Вы видли письма?

— Нтъ, но мн говорилъ о нихъ лордъ Фонъ, который видлъ ихъ.

— Я.зналъ, что онъ станетъ показывать ихъ каждому болтуну въ клуб, сердито сказалъ Финіасъ.

— Вы не можете сердиться на Бонтина за то, что онъ показалъ ихъ лорду Фону, если имли намреніе показать ихъ мн.

— Онъ можетъ публиковать ихъ, если хочетъ.

— Именно. Я увренъ, что въ нихъ нтъ ничего обиднаго для васъ. Я хочу только сказать, что если вы считаете необходимымъ для вашей репутаціи показать ихъ мн или какому-нибудь другому другу, вы не можете жаловаться, что онъ длаетъ то же самое.

На слдующее утро сговорились быть у лорда Кэнтрипа, и Финіасъ не могъ не сознаться самому себ, что обращеніе этого человка съ нимъ было постоянно ласково. А все-таки это дло какъ-то вышло противъ него. Лордъ Кэнтрипъ не сказалъ ни слова обиднаго для негодяя Бонтина, а еще мене намекалъ онъ на будущее распредленіе мстъ, которое было бы пріятно бдному Финіасу. Они оба, лордъ Кэнтрипъ и Финіасъ, одно время были въ самыхъ короткихъ отношеніяхъ — трудились въ одномъ министерств и вполн врили другъ другу. Старшій — лордъ Кэнтрипъ былъ десятью годами старе Финіаса — часто выражалъ живйшее участіе къ надеждамъ другого, и Финіасъ чувствовалъ, что во всхъ важныхъ случаяхъ онъ можетъ говорить своему другу о всхъ своихъ надеждахъ и опасеніяхъ. Но теперь онъ не сказалъ ни слова о своемъ положеніи, и лордъ Кэнтрипъ не намекалъ на него. Они должны были сойтись утромъ для того, чтобы лордъ Кэнтрипъ могъ прочесть переписку, но Финіасъ былъ увренъ, что ни одного слова не будетъ сказано о министерств.

Въ пять часовъ утра происходила подача голосовъ и министерство было побито большинствомъ 72. Это было больше, нежели ожидали. Въ послднюю минуту увидали, что число консерваторовъ, осмлившихся возмутиться противъ своихъ консервативныхъ предводителей, увеличивалось по-мр-того, какъ подвигались пренія. Нкоторые люди не могли выносить мысли, что ихъ станутъ упрекать въ томъ, что они отступились отъ правилъ своей жизни, когда ясно, что партія ничего не можетъ выиграть отъ подобнаго отступленія.

Глава XXXVII.
ЗАГОВОРЪ.

Утромъ, посл большой подачи голосовъ, Финіасъ былъ у своего друга лорда Кэнтрипа, въ одиннадцать часовъ, и лордъ Кэнтрипъ, прочитавъ оба письма, которыя составляли всю переписку, сказалъ нашему герою слдующую маленькую рчь:

— Я не думаю, чтобы вы могли сдлать что-нибудь. Я даже увренъ, что мистеръ Монкъ совершенно правъ. Я даже не совсмъ вижу, что вы желаете сдлать. Частнымъ образомъ — между нами — я не колеблясь скажу, что мистеръ Бонтинъ имлъ злой умыселъ. Я думаю, что онъ злобный или по-крайней-мр завистливый человкъ и охотно обогналъ бы на бгу конкурента, который бжалъ бы не такъ, какъ онъ. Бонтинъ былъ полезенъ очень полезенъ — именно можетъ быть потому, что не имлъ своей собственной высокой политической теоріи. Вы заблагоразсудили имть ее — и это несомннно, что когда вы и Монкъ бросили насъ, къ нашему величайшему сожалнію, вы корабль потопили.

— Мы не имли такого намренія.

— Не думайте, что я обвиняю васъ. То, что гнусно въ глазахъ Бонтина, по моему мннію, было высокимъ и благороднымъ поступкомъ. Я видлъ, что подобное длали разъ десять члены министерства, и люди, длавшіе это, были самыми лучшими и благороднйшими изъ нашихъ современныхъ государственныхъ дятелей. Всегда въ груди человка происходитъ жестокая борьба между врностью къ своей партіи и сильными личными убжденіями, и результатомъ этой борьбы бываетъ неспособность оказать даже безмолвную поддержку мр, которую онъ не одобряетъ. Неспособность, безъ сомннія, непріятна въ то время товарищамъ отступника и составляетъ оскорбленіе, непростительное въ глазахъ такихъ людей, какъ мистеръ Бонтинъ.

— Лично до мистера Бонтина мн нтъ никакого дла.

— Но, разумется, вы должны терпть дурныя послдствія его вліянія — каковы бы они ни были. Когда вы отстали отъ нашего министерства, вы ожидали нкоторыхъ непріятныхъ послдствій. Если не ожидали, въ чемъ же состояло ваше самопожертвованіе? Что такіе люди, какъ мистеръ Бонтинъ, чувствуютъ, что вы потопили корабль, и не могутъ простить вамъ этого — вотъ именно непріятность, которой вы ожидать были должны. Вы встртились съ нею теперь, и конечно можете это вынести, не оскаливъ зубы. Посл, когда люди боле глубокомысленные, чмъ мистеръ Бонтинъ, должны будутъ признать высокое правило, руководившее вашимъ поступкомъ, вы получите награду. Я полагаю, что мистеръ Добени долженъ теперь выйти въ отставку.

— Вс это говорятъ.

— Я вовсе не увренъ, что онъ выйдетъ. Всякій другой министръ сдлалъ бы это при такомъ большинств противъ него въ важной мр, но ему правится поступать рзко и по своему.

— Первый министръ, побитый такимъ образомъ, конечно, не можетъ оставаться на своемъ мст.

— По-крайней-мр долго. А между тмъ какъ мы его выгонимъ? Многое зависитъ отъ силы терпимости человка.

— Я полагаю, что его товарищи выйдутъ въ отставку.

— Вроятно — и тогда онъ долженъ выйти. Я скажу даже, что такимъ образомъ и ршится это дло. Прощайте, Финнъ — и послушайтесь меня, лучше не отвчайте на письмо мистера Бонтина.

Съ дружескихъ губъ лорда Кэнтрипа не сорвалось ни слова о вроятности для Финіаса быть приглашеннымъ въ будущее министерство. Сдлана была попытка утшить его туманнымъ общаніемъ на какую-то будущую награду — которая однако должна была состоять скоре въ хорошемъ мнніи хорошихъ людей, чмъ въ чемъ-нибудь осязаемомъ и полезномъ.

Но даже это не достанется ему. Что будутъ знать хорошіе люди о немъ и о самопожертвованіи, когда бдность выгонитъ его изъ общества и, вроятно, принудитъ отправится въ Новую Зеландію или въ канадскія поселенія искать себ пропитанія? Какъ легко, думалъ Финіасъ, должны быть жертвы богатыхъ людей, которые могутъ выжидать своихъ наградъ!

Но для такого человка, какъ онъ, врность къ принципамъ составляетъ политическое уничтоженіе. Два или три года тому назадъ, онъ сдлалъ благородный поступокъ — и теперь, потому что онъ сдлалъ этотъ благородный поступокъ, его считаютъ неспособнымъ къ тому самому занятію, для котораго онъ особенно способенъ.

Но Бонтинъ съ компаніей не единственные его враги. Несчастье повсюду преслдовало его. Квинтусъ Слайдъ съ своимъ ‘Знаменемъ’ и исторіей о несчастномъ дл въ Дждской улиц такъ сильно преслдовалъ его, вроятно, по злобнымъ наущеніямъ Бонтина.

Потомъ Финіасъ подумалъ о лэди Лор и ея любви къ нему. Его признательность къ лэди Лор была безгранична. Онъ готовъ все сдлать для лэди Лоры — если бы къ его власти было сдлать что-нибудь. Но никакія обстоятельства въ его карьер не были такъ неудачны для него, какъ эта любовь. Гнусное обвиненіе было сдлано противъ него, которое, хотя вполн несправедливое, такъ близко подходило къ правд, что клеветники, по всей вроятности, могли почти поддержать свою клевету.

Лэди Лора скоро будетъ въ Лондон и онъ долженъ посвятить себя ей. Но каждый дружескій поступокъ, который онъ сдлаетъ для нея, будетъ принятъ за доказательство обвиненія противъ него.

Когда онъ думалъ о всемъ этомъ, онъ шелъ въ Парковый переулокъ, чтобы, по общанію, постить мадамъ Гслеръ. Входя въ гостиную, онъ встртилъ старика Мола, выходившаго оттуда, и они молча поклонились другъ другу. Въ гостиной онъ нашелъ мистриссъ Бонтинъ, сидящую съ мадамъ Гслеръ. Мистриссъ Бонтинъ была такъ же противна для него, какъ и ея мужъ.

— Случалось вамъ слыхать что-нибудь боле постыдное, мистеръ Финнъ, сказала мистриссъ Бонтинъ:— какъ нападеніе, сдланное на мистера Бонтина третьяго дня?

Финіасъ могъ видть улыбку на лиц мадамъ Гслеръ, когда былъ сдланъ этотъ вопросъ, потому что она знала, и онъ зналъ, что она знаетъ, какъ велика его антипатія къ Бонтинамъ.

— Кажется, нападеніе было сдлано на мистера Грешэма, сказалъ Финіасъ.

— О! да, номинально. Но, разумется, вс знаютъ, что это значило. Честное слово, мущины гораздо боле ревнивы, чмъ женщины. Не правда ли, мадамъ Гслеръ?

— Не думаю, чтобы какой-нибудь мущина могъ быть такъ ревнивъ, какъ я, сказала мадамъ Гслеръ.

— Такъ, стало быть, вы способны быть членомъ Парламента. Не думаю, чтобы какой нибудь человкъ въ Англіи трудился боле для своей партіи, чмъ мистеръ Бонтинъ.

— Я самъ этого не думаю, сказалъ Финіасъ.

— Или былъ бы полезне въ Парламент. А что касается работы, то если бы не былъ такого крпкаго сложенія, онъ убилъ бы себя.

— Ему слдовало бы принимать торлейскую микстуру два раза въ день, сказала мадамъ Гслеръ.

— Принимать! Онъ никогда ничего не принимаетъ. Онъ пьетъ чай въ уборной, завтракъ носитъ въ карман и колокольчикъ парламентской прерываетъ его обдъ между рыбой и бараниной. Теперь, когда онъ взялъ въ руки десятичную систему, у него нтъ ни одной свободной минуты даже по воскресеньямъ.

— Одно утшеніе, что онъ непремнно попадетъ въ рай.

— И потому что его непремнно обязаны сдлать канцлеромъ казначейства, точно будто онъ этого не заслужилъ — вс такъ ему завидуютъ, что готовы разорвать его на куски.

— Кто эти вс? спросилъ Финіасъ.

— О! я знаю. Это не одинъ сэр-Орландо Дротъ. Кто подучилъ сэр-Орландо? Не стоитъ объ этомъ говорить, мистеръ Финнъ.

— Я право не знаю, мистрисъ Бонтинъ.

— Я думаю, что вамъ слдуетъ торжествовать, сказала мадамъ Гслеръ.

— Вовсе нтъ, мадамъ Гслеръ, для чего мн торжествовать? Разумется, положеніе очень высокое — дйствительно очень высокое — но я всегда этого ожидала. Если человкъ отдаетъ всю жизнь какой-нибудь цли, онъ долженъ имть успхъ. А честолюбія во мн меньше, чмъ въ какой либо женщин. Только я терпть не могу зависти, мистеръ Финнъ.

Тутъ мистрисъ Бонтинъ простилась, поцловала свою милую пріятельницу мадамъ Гслеръ и просто поклонилась Финіасу.

— Какая отвратительная женщина! сказалъ Финіасъ.

— Я давно знаю, что вы не любите ее.

— Я думаю, что вы любите ее не больше меня, а между тмъ цлуетесь съ нею.

— Между дамами есть мода выказывать большую любовь, и потому он прикладываются губами другъ къ другу. Двсти лтъ тому назадъ дамы и мущины длали то же самое, также мало долюбливая другъ друга. Моды перемняются, знаете.

— Перемна сдлалась къ худшему, мадамъ Гслеръ.

— Я въ этомъ не виновата. Итакъ вы одержали большую побду.

— Да, больше чмъ мы ожидали.

— По словамъ мистриссъ Бонтинъ, главный результатъ для страны состоитъ въ томъ, что налоги будутъ безопасны въ рукахъ ея мужа. Я уврена, что она думаетъ, будто весь Парламентъ трудился для того, чтобы сдлать ея мужа министромъ. Я даже люблю ее за это.

— Я не люблю ни ее, ни ея мужа.

— Я люблю женщину, которая можетъ вполн наслаждаться успхомъ своего мужа. Когда она говоритъ, что онъ носитъ завтракъ въ карман, она совершенно счастлива. Я не думаю, чтобы лэди Гленкора когда-нибудь дорожила тмъ, что ея мужъ канцлеръ казначейства.

— Потому что это нисколько не возвышало ея званія.

— Какъ это зло, мистеръ Финнъ. Я вообще нахожу, что вы становитесь злы. Вы прежде были самый добродушный человкъ на свт.

— Тогда меня не сердили, какъ теперь, потомъ вы должны вспомнить, мадамъ Гслеръ, что я этихъ людей считаю моими врагами.

— Лэди Гленкора никогда не была вашимъ врагомъ.

— И моимъ другомъ.

— Вы несправедливы къ ней. Если я скажу вамъ кое-что, вы должны быть скромны.

— Разв я не всегда скроменъ?

— Она не любитъ Бонтина. Онъ надолъ ей въ Мачинг. А цловаться съ его женой ей такъ же противно, какъ было бы вамъ. Ея свтлость ршилась воевать за васъ.

— Мн вовсе этого не нужно, мадамъ Гслеръ.

— Вы ничего не будете объ этомъ знать. Мы держали совщаніе, и мистера Паллизера то-есть новаго герцога — заставятъ сказать Грешэму, что вы должны имть мсто. Не къ чему сердиться, потому что это сдлано. Если у васъ есть за спиной враги, то вамъ надо имть за спиной друзей. Лэди Кэнтрипъ сдлаетъ тоже самое.

— Ради Бога не надо!

— Уже все устроено. Васъ будутъ называть дамскимъ любимцемъ, но вы не должны обращать вниманія на это. Лэди Лора будетъ здсь прежде, чмъ это устроится, и пристанетъ къ мистеру Ирлю.

— Я знаю, что вы сметесь надо мною.

— Пусть смются т, кто выигрываетъ. Мы хотли напасть на лорда Фона посредствомъ лэди Чильтернъ, но не знаемъ, иметъ ли какой всъ лордъ Фонъ. Намъ нуженъ теперь другой герцогъ. Мы боялись напасть на него посредствомъ герцогини, потому что думаемъ, что онъ безчеловчно равнодушенъ ко всему, что жена говоритъ ему.

— Если это будетъ длаться, я не приму мста, даже если его предложатъ мн.

— Почему же? Неужели вы позволите такому, человку, какъ Бонтинъ, повредить вамъ? Когда вы видли, чтобы лэди Гленъ терпла неудачу въ томъ, за что бралась? Она подготовляетъ кое-что въ секрет и хочетъ сдлать повреннымъ мистера Рэтлера. Лордъ Маунтъ Тайстль ея рабъ, но я боюсь, что лордъ Маунтъ Тайстль не можетъ быть очень полезенъ. Она сдлаетъ все — только не станетъ льстить мистеру Бонтину.

— Сохрани Богъ, чтобы кто-нибудь это сдлалъ для меня!

— Дло въ томъ, что онъ до такой степени былъ непріятенъ въ Мачинг, что у лэди Гленъ сердце разрывается при мысли о томъ, что онъ будетъ обязанъ своимъ повышеніемъ ея мужу. Теперь вы знаете все.

— Вы напрасно говорили мн.

— Можетъ быть, мистеръ Финнъ, но я думала, что вамъ лучше знать, что друзья трудятся для васъ. Мы думаемъ — или, лучше сказать, герцогиня думаетъ — что о лэди Лор Кеннеди насказали лжи, которая повредила вамъ, и герцогиня ршилась поправить все. Кто-то сказалъ мистеру Грешэму, чтобы огорчили и лорда Брентфорда, и мистера Кеннеди — двухъ членовъ бывшаго министерства — и ему надо растолковать, что это не правда. Вы должны покориться, хотя бы для лэди Лоры.

— Мы съ лордомъ Брентфордомъ лучшіе друзья.

— А мистеръ Кеннеди сумасшедшій — всмъ извстно, что онъ на рукахъ у своихъ друзей, а между тмъ этой исторіи дали ходъ.

— И вы не чувствуете, что все это унизительно для меня?

Мадамъ Гслеръ помолчала, а потомъ отвтила смло:

— Ни капли. Почему это должно быть унизительно? Это длается не для того, чтобы добиться неприличнаго мста для неважнаго человка. Когда говорится ложь подобнаго рода, вы не можете опровергать ее прямо. Я полагаю, что знаю очень хорошо, какія отношенія существовали между вами и лэди Лорой.

Финіасъ очень сомнвался, знаетъ ли она это, по не сказалъ ничего, хотя она помолчала нсколько минутъ, ожидая отвта.

— Вы не можете сказать всего этого мистеру Грешэму, и никакой другъ не можетъ сказать этого на васъ. Это было бы нелпо.

— Очень нелпо.

— А между тмъ для вашихъ интересовъ необходимо, чтобы онъ это зналъ. Когда враги подкапываются подъ васъ, вы должны уничтожить подкопы, или васъ взорвутъ на воздухъ.

— Я предпочитаю драться на поверхности земли.

— Все это очень хорошо, но ваши враги не хотятъ оставаться на поверхности земли. Разв этотъ издатель дйствуетъ не подъ землей? А врьте мн, для подкоповъ нтъ лучшаго инженера, какъ лэди Гленъ — хотя я знаю, что ее чуть не взорвалъ ея собственный порохъ, прибавила мадамъ Гслеръ вспоминая нкоторое обстоятельство въ ихъ жизни.

Все, что говорила мадамъ Гслеръ, было справедливо. Составился заговоръ, по наущенію мадамъ Гслеръ, но по вліянію молодой герцогини, для того, чтобы растолковать будущему первому министру необходимость взять Финіаса Финна въ его министерство.

Въ среду, посл окончанія преній — тотъ день, когда утромъ происходила подача голосовъ — Парламентъ не собирался. Въ четвергъ, послдній день, въ который Парламентъ долженъ былъ собраться предъ Пасхой, Добени объявилъ о своемъ намреніи отложить выраженіе своихъ намреній до посл праздника. Онъ сказалъ, что Парламентъ соберется чрезъ недлю и тогда онъ сдлаетъ офиціальное заявленіе. Это онъ сказалъ очень коротко и, какъ нкоторые находили, почти дерзко для Парламента. Было извстно, что его очень огорчилъ результатъ преній — онъ вроятно не ожидалъ большинства голосовъ противъ себя, но все надялся, что дезертировъ будетъ очень мало. Дезертировъ оказалось очень много и мистеръ Добени былъ величественъ въ своей ярости.

Однако ничего нельзя было сдлать до Пасхи. Рэтлеръ и либеральная партія очень сердились на замедленіе, увряя, что для всей страны было бы полезно употребить недлю праздниковъ на составленіе либеральнаго министерства. Этотъ трудъ всегда требуетъ времени и замедляетъ дла страны. Никто не зналъ лучше Добени, какой вредъ можетъ принести отстрочка и какъ полезно можно было бы употребить короткое праздничное время. Съ большинствомъ семидесяти-двухъ голосовъ противъ него, онъ долженъ тотчасъ подать въ отставку и совтовать королев послать за Грешэмомъ.

Ничто не могло быть хуже его поведенія. Такъ говорили либералы, жаждавшіе вступить въ министерство. Самъ Грешэмъ не раскрывалъ рта, когда было сдлано это заявленіе — потому что какой же человкъ, назначенный на мсто будущаго министра, станетъ разоблачать побитаго государственнаго дятеля? Но два-три члена выразили большое сожалніе о ненужномъ замедленіи, которое будетъ происходить прежде, чмъ они узнаютъ. кто сдланъ первымъ министромъ.

Но Добени, сдлавъ свое заявленіе, величественно вышелъ изъ Парламента, и независимымъ членамъ отвта не было дано. Нкоторые важные горячіе господа пробормотали слово ‘помха’. Другіе, боле практичные и мене важные, намекнули, что перваго министра ‘слдовало бы огрть кулакомъ по голов’.

Случилось такъ, что вс ухали изъ Лондона на этой недл — такъ что герцогиня Омніумъ была въ Мачинг, когда Финіасъ зашелъ въ домъ герцога на Карльтонзской Террас въ пятницу. Зачмъ онъ пошелъ, онъ самъ не зналъ, по думалъ, что намренъ уврить герцогиню, что не желаетъ быть кандидатомъ на мсто въ министерств, и долженъ просить ее не хлопотать за него. Къ счастью — или къ несчастью — онъ не видалъ герцогини и чувствовалъ, что желаніе свое не можетъ передать въ письм. Предметъ этотъ былъ таковъ, что ему было бы трудно придумать достаточно скромныхъ словъ для своей цли.

Герцогъ и герцогиня Сент-Бнгэй были въ Мачинг на Пасх, былъ также и Баррингтонъ Ирль, а также и эта противная мистриссъ Бонтинъ, отъ присутствія которой бдная герцогиня Омніумъ въ то время не могла освободиться.

— Герцогъ, сказала она Сент-Бнгэю:— вы знаете мистера Финна?

— Конечно. Я еще не такъ давно разговаривалъ съ нимъ.

— Онъ, кажется, былъ прежде въ министерств.

— О, да!— и началъ очень хорошо. Онъ, кажется, принадлежитъ къ друзьямъ вашей свтлости?

— Это мой очень короткій другъ. Я скажу вамъ, чего желаю отъ васъ. Вы должны найти для него мсто.

— Любезная герцогиня, я никогда не вмшиваюсь…

— Что вы это, герцогъ! Да вы больше всхъ на свт способствовали къ составленію кабинетовъ.

— Дйствительно я боюсь, что составлялъ боле министерствъ, чмъ многіе. Сорокъ лтъ тому назадъ лордъ Мельбурнъ первый разъ удостоилъ посовтоваться со мною. Когда спрашиваютъ моего совта, любезная герцогиня, я очень часто даю его. Иногда обязанностью моею было говорить, что я не могъ оказать министерству моей слабой помощи, если меня не поддержитъ присутствіе того или другого политическаго друга. Но никогда въ жизни не просилъ я мста ни для кого, и увренъ, вы не разсердитесь на меня, если я скажу, что не могу начать теперь.

— Но мистеръ Финнъ долженъ быть въ министерств. Онъ прежде такъ хорошо служилъ.

— Если такъ, будемъ надяться, что онъ и теперь попадетъ туда. Я могу только сказать, судя по тому немногому, что знаю о немъ, что мн будетъ пріятно видть его во всякой должности, на какую будущій первый министръ заблагоразсудитъ его назначить.

— Какъ подумаешь, говорила посл герцогиня Омніумъ своей пріятельниц мадамъ Гслеръ:— что я понапрасну должна была держать цлую недлю въ дом эту глупую старуху герцогиню Сент-Бнгэй!

— Честное слово, герцогиня, сказалъ, Баррингтонъ Ирль:— я не знаю почему, но Грешэмъ какъ будто возненавидлъ его.

— Это по милости Бонтина.

— Весьма вроятно.

— Но наврно вы можете это преодолть.

— Я смотрю на Финіаса Финна, герцогиня, почти какъ на мое родное дитя. Онъ вернулся въ Парламентъ единственно по моей просьб.

— Такъ вы обязаны помочь ему.

— Я и помогъ бы, если бы могъ. Вспомните, что я уже не то, чмъ былъ въ царствованіе милаго старика Мильдмэя. Дло въ томъ, что я никогда не вмшиваюсь, если меня не спросятъ.

— Мн кажется, что вс вы боитесь мистера Грешэма.

— Можетъ быть,

— Я скажу вамъ вотъ что. Если ему не дадутъ мста, то я надлаю такого шума, что каждый изъ васъ услышитъ.

— Какъ вс вы, женщины, любите Финіаса Финна!

— Я вовсе имъ не дорожу, сказала герцогиня:— то-есть дорожу не боле всякаго другого простого знакомаго. Это человкъ очень хорошій, какъ многіе.

— Но не вс.

— Нтъ, не вс. Нкоторые мелочны и завистливы, какъ старая два. Онъ приличный, прекрасный человкъ, и вдругъ ему не даютъ мста, потому что…

— Почему?

— Не хочу называть никого. Вы должны знать все, и я не сомнваюсь, что вы знаете. Лэди Лора Кеннеди ваша кузина.

— Во всемъ этомъ нтъ искры истины.

— Разумется, нтъ. А между тмъ его наказываютъ. Я знаю очень хорошо, мистеръ Ирль, что если вы захотите постараться, то можете сдлать все.

На слдующій день она сказала своему мужу:

— Плантадженетъ, я желаю, чтобы ты сдлалъ для меня кое-что.

— Чтобы я сдлалъ кое-что? Что же я долженъ сдлать? Теб такъ рдко нужно что-нибудь зависящее отъ меня.

— Это зависитъ совсмъ не отъ тебя, а все-таки я хочу, чтобы ты это сдлалъ.

— Держу пари, что это свыше моихъ силъ.

— Нтъ, не свыше. Я знаю, что ты можешь, если захочешь. Я полагаю, вы вс наврно будете въ министерств чрезъ десять дней или дв недли.

— Не могу сказать, душа моя. Я общалъ мистеру Грешэму быть ему полезенъ, если могу.

— Вс это знаютъ. Ты будешь сдланъ лордомъ-хранителемъ печати и станешь работать по прежнему надъ этими противными двумя фартингами.

— Чего же теб нужно, Гленкора?

— Мн нужно, чтобы ты сказалъ, что не вступишь въ министерство, если теб не позволятъ взять съ собою одного или двухъ друзей.

— Для чего я буду это говорить? Я не сомнваюсь въ кабинет, выбранномъ мистеромъ Грешэмомъ.

— Я говорю не о кабинет, а о тхъ, кто занимаетъ низшія мста. Ты знаешь, что я хочу сказать.

— Я не вмшиваюсь никогда.

— Но ты долженъ вмшаться. Другіе длаютъ это постоянно. Обыкновенно всякій человкъ настаиваетъ, чтобы съ нимъ вступили двое, трое другихъ.

— Да. Если человкъ чувствуетъ, что не можетъ поддержать свое положеніе безъ подпоры, онъ не соглашается безъ этого присоединиться къ министерству. Но мн этого не нужно. Друзья, необходимые для меня въ кабинет, непремнно будутъ тамъ. Я не вступлю въ министерство безъ герцога Сент-Бнгэя, но…

— О! герцога — герцога! Я терпть не могу герцоговъ — и герцогинь. Я говорю не о герцог. Я желаю, чтобы ты сдлалъ мн одолженіе и условился съ Грешэмомъ, чтобы мистеръ Финнъ непремнно вступилъ въ министерство.

— Мистеръ Финнъ?

— Да, мистеръ Финнъ. Я объясню теб все, если ты желаешь.

— Милая Гленкора, я не вмшиваюсь никогда.

— Кто же вмшивается? Вс говорятъ то же самое. А кто-нибудь вмшивается же, я полагаю. Мистеръ Грешэмъ не можетъ же всхъ знать такъ хорошо, чтобы имть возможность наполнить вс мста, не сказавъ ни слова никому.

— Онъ, вроятно, будетъ говорить съ мистеромъ Бонтиномъ.

— Стало быть, онъ будетъ говорить съ весьма непріятнымъ человкомъ, который мн противенъ, какъ никто никогда не былъ противенъ для меня. Если ты не можешь устроить это для меня, Плантадженетъ, я очень разсержусь. Это бездлица, и я уврена, что ты можешь это сдлать. Я не часто безпокою тебя просьбами.

Герцогъ, съ своимъ спокойнымъ характеромъ, былъ человкъ любящій и мужъ снисходительный. На слдующее утро онъ заперся съ Бонтиномъ, двумя секретарями и главнымъ письмоводителемъ казначейства, и впродолженіи четырехъ часовъ они старались удостовриться, разгорится или обогатится торговый міръ Великобританіи, если въ двнадцати пенсахъ будутъ содержаться пятдесятъ фартинговъ. Разсужденіе это показалось страшно скучно помощникамъ герцога, но самъ онъ во все время помнилъ о своей жен.

— Кстати, шепнулъ онъ на ухо Болтину, когда велъ его завтракать:— если мы вступимъ…

— О! мы должны вступить.

— Если вступимъ, я полагаю, слдуетъ сдлать что-нибудь для этого мистера Финна. Онъ хорошо говорилъ намедни.

Лицо Бонтина очень вытянулось.

— Онъ помогъ потопить корабль, когда былъ съ нами прежде.

— Не думаю, чтобы это могло говорить противъ него.

— Онъ… личный другъ вашей свтлости?

— Нтъ — не особенно. Самъ я не очень забочусь о подобныхъ вещахъ, но лэди Гленкора…

— Я думаю, герцогиня едва ли знаетъ, какъ онъ поступилъ съ бднымъ Кеннеди. Въ одной гостиниц произошла самая неприличная исторія, и мн говорили, что онъ велъ себя — очень дурно.

— Я не слыхалъ ни слова объ этомъ, сказалъ герцогъ.

— Я вамъ скажу всю правду, продолжалъ Бонтинъ:— меня спрашивали о немъ и я былъ принужденъ сказать, что онъ повредитъ всякому министерству, которое дастъ ему мсто.

Въ этотъ вечеръ герцогъ пересказалъ герцогин почти все, что слышалъ, и герцогиня поклялась, что не позволитъ Бонтину одержать надъ собою верхъ.

Глава XXXVIII.
ОПЯТЬ НА ПОРТМЭНСКОМЪ СКВЭР.

Въ среду на Пасх лордъ Брентфордъ и лэди Лора Кеннеди пріхали на Портмэнскій сквэръ изъ Дрездена, и Финіасъ, остававшійся въ Лондон, былъ приглашенъ туда письмомъ, написаннымъ въ Дувр.

‘Мы пріхали сюда сегодня и будемъ въ Лондон завтра въ пятомъ часу пополудни. Папа особенно желаетъ видть васъ. Можете быть у насъ около восьми? Я знаю, что это неудобно, но вы преодолете неудобство. Я не люблю, чтобы папа ложился поздно, и если онъ усталъ, онъ не станетъ говорить съ вами, если вы не придете рано.— Л. К.’

Финіасъ былъ приглашенъ обдать къ лорду Кэнтрипу, но извинился письменно, сказавъ правду. Его пригласили видться съ лордомъ Брентфордомъ по длу, и онъ долженъ явиться на зовъ.

Его ввели въ гостиную въ нижнемъ этаж, которая всегда называлась кабинетомъ графа, и тамъ онъ нашелъ лорда Брентфорда одного. Въ послдній разъ Финіасъ былъ тутъ, когда просилъ графа за лорда Чильтерна, и графъ выказалъ себя суровымъ и упрямымъ человкомъ, суровымъ по сознанію своей власти и очень способнымъ поддерживать и выражать свои чувства. Теперь онъ былъ разбитый старикъ — умъ котораго, такъ сказать, былъ разутъ и обутъ въ моральныя туфли на всю остальную его жизнь на земл. Онъ привсталъ съ своего кресла, когда Финіасъ подошелъ къ нему, и заговорилъ такъ, какъ-будто вс бдствія на свт обрушились на него.

— Какой перездъ! О, очень непріятный! Я думалъ, что умру. Лора все-таки захотла хать.

А на самомъ дл было такъ, что графу такъ не хотлось остаться въ Кале, что дочь была принуждена уступить ему.

— Вы должны во всякомъ случа быть рады, что вернулись домой, сказалъ Финіасъ.

— Домой! Я не знаю, что вы называете домомъ. Не думаю, чтобы теперь какое-нибудь мсто могло казаться мн домомъ.

— Вы подете въ Сольсби?

— Почему я знаю? Если бы Чильтернъ жилъ тамъ, конечно я похалъ бы туда. Но онъ все длаетъ не такъ, какъ другіе. Вайолетъ желаетъ, чтобы я пріхалъ къ нимъ туда, гд они теперь, но я этого не сдлаю.

— Тамъ у нихъ очень удобный домъ.

— Я терпть не могу лошадей и собакъ, и не поду.

Ничего не было боле сказано объ этомъ.

— Надюсь, лэди Лора здорова.

— Нтъ, она нездорова. Какъ ей быть здоровой? Она далека отъ того, чтобы быть здоровой. Она сейчасъ придетъ, но она думала, что мн лучше прежде увидаться съ вами. Я полагаю, что этотъ несчастный человкъ ршительно помшанъ.

— Мн говорили такъ.

— Онъ былъ помшанъ съ-тхъ-самыхъ поръ, какъ я его знаю. Что намъ длать теперь? Форстеръ говоритъ, что не хорошо просить развода только потому, что онъ помшанъ. Онъ хотлъ застрлить васъ?

— И чуть-чуть не застрлилъ.

— Форстеръ говоритъ, что если мы станемъ дйствовать, то это все выйдетъ наружу.

— Изъ-за меня вы не должны колебаться нисколько, лордъ Брентфордъ.

— Вы знаете, что онъ удерживаетъ ея деньги.

— Теперь, я полагаю, онъ не можетъ ихъ отдать.

— Почему же? Почему онъ не можетъ отдать? Господи помилуй! Сорокъ тысячъ фунтовъ пропадаютъ даромъ. Когда онъ женился, онъ уврялъ, что ему деньги не нужны. Деньги ничего не значили для него. Вотъ почему она и отдала ихъ Чильтерну.

— Помню.

— Но не прожили они и года, какъ онъ потребовалъ денегъ. Вотъ въ чемъ дло: если она умретъ завтра, деньги пропадутъ для нашей фамиліи. Надо что-нибудь сдлать. Я не могу допустить, чтобы ея деньги пропали такимъ образомъ.

— Вы безъ сомннія сдлаете то, что посовтуетъ мистеръ Форстеръ.

— Но онъ не хочетъ совтовать ничего. Эти люди не совтуютъ никогда. Ему все-равно, что сдлается съ деньгами. Ихъ никогда не слдовало отдавать.

— Это, я полагаю, было ршено въ брачномъ контракт.

— Да — если бы были дти. Деньги эти должны вернуться къ ней, если онъ умретъ прежде нея. Но сумасшедшіе никогда не умираютъ. Это извстный фактъ. Ихъ ничто не безпокоитъ и они живутъ вчно. Они перейдутъ къ какому-нибудь его родственнику, котораго никто никогда не видалъ.

— Этого не будетъ, пока жива лэди Лора.

— Но она не получаетъ ни пенни изъ дохода — ни одного пенни! Такой жестокости не бывало никогда. Онъ разглашалъ о ней обвиненія всякаго рода.

— Никто не врилъ ни одному слову, милордъ.

— А потомъ, когда необходимость вынуждаетъ ее оправдать свою репутацію, онъ сходитъ съ ума и удерживаетъ ея деньги. Съ -тхъ-поръ какъ существуетъ свтъ, не было подобной жестокости.

Такимъ образомъ продолжалось полчаса, а потомъ вошла лэди Лора. Изъ совщанія съ графомъ ничего не вышло, да и выйти не могло. Продолжайся разговоръ еще часъ, графъ просто продолжалъ бы ворчать и все распространялся бы о своихъ непріятностяхъ.

Лэди Лора была въ черномъ плать и казалась грустной, постарвшей, озабоченной, но по видимому не была больна. Финіасъ не могъ не подумать въ эту минуту, что молодость ея совершенно прошла.

Лэди Лора вошла и сла возл Финіаса, и тотчасъ начала говорить о послднихъ преніяхъ.

— Разумется, они выйдутъ, сказала она.

— Я полагаю такъ.

— И наша партія вступитъ.

— О! да — мистеръ Грешэмъ, оба герцога, лордъ Кэнтрипъ, Легджи Уильсонъ, сэр-Гэрри Кольдфутъ и вс остальные.

— А вы?

Финіасъ улыбнулся и старался улыбнуться пріятно, когда отвтилъ:

— Не думаю, чтобы они побезпокоились сдлать многое для меня.

— Они сдлаютъ что-нибудь.

— Не думаю. Сказать вамъ по правд, лэди Лора, я знаю, что они ничего не намрены мн предложить.

— Посл того, какъ вы бросили ваше мсто въ Ирландіи?

— Меня не заставляли бросать. Такой аргументъ я никогда и не думалъ бы употребить ни съ кмъ. Разумется, я долженъ былъ судить самъ. Объ этомъ нечего и говорить, только вотъ въ чемъ дло.

Говоря это, онъ старался быть веселъ и не показать ей глубины своего разочарованія, но это ему не удалось. Она знала его такъ хорошо, что не могла не читать въ его сердц.

— Кто это сказалъ? спросила она.

— Никто не говоритъ о вещахъ такого рода, а между тмъ он извстны.

— Почему же это?

— Какъ могу я сказать? На это есть много разныхъ причинъ — и можетъ быть очень основательныхъ. То, что я сдлалъ прежде, заставляетъ думать, что на меня нельзя положиться.

— Не поговорите ли вы съ мистеромъ Грешэмомъ?

— Конечно нтъ.

— Что вы скажете, папа?

— Какъ я могу это понять, душа моя? Прежде въ этихъ вещахъ наблюдалась честь, но теперь все это сдлалось старосвтскимъ. Прежде министры думали о своихъ политическихъ друзьяхъ, но теперь они думаютъ только о своихъ политическихъ врагахъ. Если вы можете заставить министра бояться васъ, тогда онъ старается васъ подкупить. Многіе молодые люди возвышаются теперь, длаясь непріятпыми. Браните министровъ каждый вечеръ половину сессіи, и вы можете быть уврены, что попадете въ министерство въ другую половину — если желаете этого.

— Могу я поговоритьсъ Баррингтономъ Ирлемъ? спросила лэди Лора.

— Я предпочелъ бы, чтобъ вы не говорили.

— Но, любезный мистеръ Финнъ, люди стараются сдлать что-нибудь въ подобныхъ случаяхъ. Я не сомнваюсь, что въ эту минуту десятки людей двигаютъ небо и землю для того, чтобы добиться чего-нибудь. Ни у кого нтъ столько друзей, какъ у васъ.

Не будь тутъ ея отца, онъ сказалъ бы ей, что его друзья длаютъ для него и какъ огорчаетъ его подобное вмшательство, но онъ не могъ объяснить всего этого при граф.

— Я предпочелъ бы послушать о васъ, сказалъ онъ, опять улыбаясь.

— О насъ не многое можно сказать. Я полагаю, папа вамъ разсказалъ?

Но графъ ничего ему не разсказалъ, да и нечего было разсказывать. Повренный посовтовалъ увдомить друзей мистера Кеннеди, что лэди Лора намрена теперь жить въ Англіи, и просить ихъ сообщить ей о состояніи здоровья мистера Кеннеди. Если будетъ необходимо, то онъ, ея повренный, оправдаетъ ея отъздъ изъ дома мужа, упомянувъ о преступномъ поступк, въ которомъ съ тхъ поръ оказался виновенъ мистеръ Кеннеди. Относительно состоянія лэди Лоры Форстеръ сказалъ, что она конечно можетъ подать просьбу о годовомъ содержаніи и, вроятно, получитъ разршеніе, но онъ не могъ посовтовать такой шагъ въ настоящую минуту. А относительно обвиненія ея репутаціи, сдлавшагося извстнымъ по злоб издателя ‘Знамени’, Форстеръ думалъ, что лучшимъ опроверженіемъ будетъ ея возвращеніе въ Англію. По-крайней-мр, онъ не посовтуетъ ничего въ настоящую минуту. Если новая клевета явится на столбцахъ газеты, тогда этотъ вопросъ можно опять обсудить. Форстеръ уже былъ на Портмэнскомъ сквэр, и вотъ результатъ совщанія.

— Утшительнаго немного во всемъ этомъ — не такъ ли? сказала лэди Лора.

— Утшительнаго нтъ ни въ чемъ, замтилъ графъ.

Когда Финіасъ простился, лэди Лора проводила его въ переднюю и они вмст вошли въ большую, мрачную столовую — мрачную и безмолвную теперь, но прежде Финіасъ видлъ, какъ она освщалась яркими огнями, и слышалъ въ ней веселые голоса.

— Я должна сказать вамъ одно слово, начала лэди Лора, стоя возл Финіаса у стола и положивъ свою руку на его руку.— Среди всего моего горя, я такъ радовалась, что онъ… не убилъ васъ.

— А я почти жалю объ этомъ.

— О! Финіасъ, какъ вы можете говорить такія нечестивыя слова? Неужели вы хотли бы, чтобъ онъ сдлался убійцей?

— Сумасшедшій не отвтственъ ни въ чемъ.

— Куда же двалась бы я? Что длала бы я? Но, разумется, вы этого не думаете. Все въ жизни находится предъ вами. Окажите мн какое-нибудь слово утшительне этого. Вы не можете себ представить, какъ я ожидала встрчи съ вами. Это отняло половину грусти отъ послдняго мсяца.

Онъ обнялъ ея станъ рукою и прижалъ къ себ, но не сказалъ ничего.

— Какъ вы были добры, что вздумали отправиться къ нему! Какой у него видъ?

— Онъ постарлъ двадцатью годами посл того, какъ вы видли его.

— Но какъ его здоровье?

— Онъ былъ худъ и угрюмъ.

— Блденъ?

— Нтъ, взволнованъ и красенъ. Онъ не брился нсколько дней, и думаю, что не выходилъ изъ своей комнаты посл прізда въ Лондонъ. Я полагаю, что онъ не долго проживетъ.

— Бдный человкъ! несчастный человкъ! Я поступила очень дурно, выйдя за него, Финіасъ.

— Я никогда этого не говорилъ — и даже право не думалъ.

— Но я это думала, и говорила вамъ. Я должна вознаградить его всмъ на свт, но жить съ нимъ не могу. Прежде я не имла понятія о томъ, чтобы два человческихъ существа могли такъ не походить другъ на друга. Я такъ часто вспоминала, что вы говорили мн о немъ — здсь, въ этомъ дом, когда я въ первый разъ познакомила васъ. Ахъ, какъ грустно все это!

— Дйствительно грустно.

— Но неужели справедливо то, что вы мн сказали о себ?

— Совершенно справедливо. Я не могъ говорить этого при вашемъ отц, но это сдлалъ мистеръ Бонтинъ. Поправить ничмъ нельзя, я въ этомъ увренъ. Я только боюсь, что друзья хлопочутъ за меня, что и непріятно и безполезно.

— Какіе друзья? спросила лэди Лора.

Онъ все стоялъ, обвивъ рукою ея станъ, и ему не хотлось назвать мадамъ Гслеръ.

— Герцогиня Омніумъ — которую вы помните какъ лэди Гленкору Паллизеръ.

— Это вашъ другъ?

— Нтъ, не особенно. Но она нескромная женщина, ненавидитъ Бонтина и забрала въ свою глупую голову интересоваться мною. Я тутъ ни при чемъ и никакъ не могу этому помшать.

— Ей удастся.

— Я не нуждаюсь въ помощи съ подобной стороны и увренъ, что ей не удастся.

— Что же вы будете длать, Финіасъ?

— Что мн длать? Вести борьбу, пока могу, не входя въ долги, а потомъ — исчезнуть.

— Вы исчезали уже прежде — съ женою.

— А теперь я исчезну одинъ. Моя бдная жена! Это все кажется сномъ. Она была такая добрая, такая невинная, такая хорошенькая, такая любящая!

— Любящая! Любовь мущины легко передается — такъ же легко, какъ рука женщины — не такъ ли, Финіасъ? Скажите это, потому что вы это думаете.

— Я не думалъ ничего подобнаго.

— Вы должны это думать — вы можете безъ опасенія упрекать меня. Отъ васъ я могу это перенести. Чего я не могла бы перенести отъ васъ! О! Финіасъ, если бы я тогда знала себя, какъ знаю теперь!

— Сожалть слишкомъ поздно, сказалъ онъ.

Въ словахъ этихъ было что-то непріятное для ея чувствъ и заставило ее наконецъ отодвинуться отъ его руки. Слишкомъ поздно! Но все-таки это слово отъ него слишкомъ мучительно для нея. Оно какъ будто показывало, что для него по крайней-мр это дло кончено.

— Да, правда, сказала она: — если бы наши сожалнія и угрызенія зависли отъ насъ самихъ! Вы можете точно также сказать, что слишкомъ поздно для несчастья, слишкомъ поздно для утомленія, слишкомъ поздно для всхъ бдствій, происходящихъ отъ разочарованной жизни.

— Я долженъ былъ бы сказать, что предаваться сожалніямъ безполезно.

— Этотъ отрывокъ философіи я слышала такъ часто прежде. Но мы не станемъ ссориться въ первый день моего возвращенія?

— Надюсь.

— И могу я поговорить съ Баррингтономъ?

— Нтъ. Ршительно нтъ.

— А я все-таки поговорю. Я не могу не говорить. Онъ будетъ здсь завтра и станетъ разсказывать о наступающихъ перемнахъ. Какъ же мн не упомянуть о васъ? Онъ знаетъ — не все, что было, но слишкомъ достаточно для того, чтобы знать о моемъ безпокойств. Разумется, о вашемъ имени будетъ упомянуто.

— Я прошу и требую только того, чтобы вы не просили милости для меня. Вашъ отецъ хватится васъ — не правда ли? Мн лучше уйти.

— Прощайте, Финіасъ.

— Прощайте, дорогой другъ.

— Дражайшій, дражайшій другъ! сказала она.

Тутъ онъ оставилъ ее и вышелъ на сквэръ. Въ ея разговор съ нимъ была горячность выраженія, которая огорчила его и почти смутила. Онъ не говорилъ этого даже себ, но чувствовалъ, что наступитъ время, когда она разсердится на холодность, которую онъ обязанъ принять въ своихъ сношеніяхъ съ нею. Онъ зналъ, какъ неосторожно поступилъ, обнявъ ея станъ рукою.

Глава XXXIX.
КАЛІОСТРО.

Было ршено, что Парламентъ соберется въ четвергъ на Пасх, и всмъ сдлалось извстно, что кабинетныя совщанія происходили въ пятницу, понедльникъ и вторникъ, но никто не зналъ, что происходило на этихъ совщаніяхъ. Кабинетныя совщанія, разумется, очень секретны. Какую присягу даютъ члены не распространять ни малйшей частицы изъ происходящаго на этихъ страшныхъ совщаніяхъ, публика не знаетъ, но полагаютъ, что присяга бываетъ очень торжественна, и извстно, что она очень обязательна. А все-таки часто слышишь въ клубахъ разсказъ о томъ, что было ршено, и какъ всмъ намъ извстно, нтъ ни одного совщанія, о которомъ издатель ‘Знамени’ не сообщалъ бы своимъ читателямъ на другой день именно того, что происходило. Но въ этихъ трехъ кабинетныхъ совщаніяхъ таинственность увеличилась. Ходили слухи очень опредленные и подробные, но очень разнообразные и совершенно противоположные.

По словамъ ‘Знамени’, Добени ршилъ, съ тмъ терпливымъ мужествомъ, которое составляло его характеристическую черту, что партія не преодолетъ его, но что онъ будетъ продолжать занимать должность перваго министра, пока не найдетъ случая узнать, вся ли страна противится его важной мр, или это только тактика разсердившейся и жадной партіи.

Другія газеты увряли, что все министерство ршилось подать въ отставку. Но клубы находились въ состояніи томительнаго сомннія. Въ великой крпости консервативной политики въ Пэлль-Малл вс были молчаливы, смущены и несчастливы. Партія разошлась въ сердц съ своими предводителями — а партія безъ предводителей безсильна. Для этихъ господъ не могло быть торжества, выйдетъ Добени или останется. Имъ измнили — но они не могли даже и обвинить измнника. Многіе покорились измн и склонили свои головы предъ нею, посредствомъ своихъ собственныхъ голосовъ. А т немногіе, которые оставались тверды, были также устрашены чувствомъ, что способствовали къ уничтоженію своей собственной власти, стараясь поддержать осуждаемую мру.

Многіе изъ зажиточныхъ депутатовъ въ то время выражали сожалнія своимъ друзьямъ, зачмъ впутались въ публичныя дла, и намекали на казенныя мста.

Съ другой стороны, несомннно существовало неистовое желаніе немедленнаго торжества, почти заслуживавшее эпитетъ жадности, который тогда обыкновенно употребляли консерваторы, говоря о своихъ оппонентахъ.

Либеральные предводители — Грешэмъ и оба герцога — обнаружили разумется сомнніе на счетъ страны. Согласно духу нашей конституціи, министерство должно быть поручено тмъ, кому боле довряютъ депутаты, выбранные отъ страны. И для пользы страны люди, которымъ страна оказала свое довріе, должны вести борьбу, и умстную и неумстную — вести даже междоусобную войну, пока требованія страны не будутъ исполнены.

Здравый политическій инстинктъ убдилъ Грешэма въ этомъ случа напасть на своего оппонента только на томъ основаніи, что онъ предводитель меньшинства въ Нижней Палат,

Но изъ среды друзей Грешэма поднялся шумъ, очень похожій на крикъ просящихъ мста, и этотъ крикъ, разумется, усиливался въ ушахъ тхъ, кто долженъ былъ остаться безъ мста. Въ недлю Пасхи крикъ сдлался очень громокъ. Возможно ли, чтобы лукавый министръ осмлился остаться до конца сессіи, а потомъ опять распустить Парламентъ? Говорили о сумятиц въ Лондон, даже о революціи, и на площадяхъ бывали сходбища и днемъ и ночью. Приготовлялись просьбы и страна собиралась выразить свое мнніе.

Однако, когда насталъ четвергъ, Добени ‘бросилъ губку’ {То-есть, призналъ себя побжденнымъ. Выраженіе, заимствованное изъ кулачнаго боя, во время котораго по временамъ обтираютъ губкою бойцовъ и затмъ бросаютъ ее, когда бой кончился. Пр. Перев.}. До послдней минуты стран не былъ извстенъ его будущій образъ дйствій.

Онъ вошелъ въ Парламентъ очень медленно, дочти съ небрежнымъ видомъ, какъ бы оставаясь равнодушенъ къ тому, что тамъ происходитъ, и слъ на свое мсто въ половин пятаго. Вс до одного чувствовали, что его осанка отзывается дерзостью — а между тмъ въ ней не было ничего такого, на что можно бы пожаловаться. Раздались слабыя привтствія — потому что хорошіе солдаты сознаютъ важность поддерживать даже непопулярнаго полководца. Но солдаты Добени были въ этомъ случа не очень хороши.

Посидвъ минутъ пять, онъ всталъ все очень небрежно и началъ говорить. Онъ и его товарищи, сказалъ онъ, пытаясь дйствовать для пользы своей страны, были добиты большинствомъ въ весьма важной мр, сообразуясь съ тмъ, что онъ признавалъ выраженнымъ мнніемъ Парламента, онъ считалъ своей обязанностью — такъ же какъ и его товарищи — вручить ихъ отставку ея величеству.

Это заявленіе было принято съ большимъ удивленіемъ, такъ какъ, сколько было извстно, Добени еще невидалъ королевы. Но чувство, преобладающее въ Парламент, былъ почти страхъ при вид спокойствія этого человка. Онъ и его товарищи подали въ отставку и онъ совтовалъ ея величеству послать за Грешэмомъ.

Онъ говорилъ такъ тихо, что во всей Палат его почти слышно не было, а потомъ замолчалъ — пересталъ говорить, какъ будто кончилъ свое дло. Онъ даже сдлалъ движеніе, какъ будто возвращался на свое мсто, обманутый этимъ Грешэмъ съ другого конца стола всталъ. ‘Можетъ быть, сказалъ Добени:— достопочтенный джентльмэнъ проститъ ему, если на минуту онъ станетъ между Парламентомъ и благороднымъ джентльмэномъ. Онъ очень хорошо понимаетъ нетерпніе благороднаго джентльмэна, который безъ сомннія горячо желаетъ возвратить власть, временную потерю которой онъ можетъ быть перенесъ не такъ равнодушно, какъ можно было ожидать отъ него. Онъ общаетъ Парламенту и достопочтенному джентльмэну, что не долго задержитъ ихъ.’

Грешэмъ откинулся на спинку своего мста, очевидно не безъ досады, и врагъ стоялъ съ минуту и смотрлъ на него.

Если эти два человка не были ангелы, то въ эту минуту они должны были ненавидть другъ друга — а предполагалось, что они не боле, какъ люди. Впослдствіи говорили, что маленькая хитрость мнимаго возвращенія на свое мсто была умышленно придумана Добени, съ намреніемъ заставить Грешэма выказать свое нетерпніе, и что слова о недостатк равнодушія его оппонента были старательно приготовлены.

Добени стоялъ съ минуту молча и потомъ началъ говорить свою настоящую рчь. Вялыя, едва произносимыя слова, въ которыхъ онъ объявлялъ о своей отставк, были изученно небрежны, умышленно вялы. Онъ былъ обязанъ дать знать объ этомъ обстоятельств Парламенту и исполнилъ свою обязанность. Но теперь онъ собирался сказать два слова, которыя могли интересовать его самого. Добени могъ быть пылокъ и вялъ, какъ ему вздумается — и теперь ему вздумалось быть пылкимъ. Онъ хотлъ сдлать предсказаніе, а предсказатели всегда были люди энергичные. Добени считалъ своею обязанностью увдомить Парламентъ, а чрезъ Парламентъ страну, что теперь наконецъ насталъ день погибели для великобританскаго государства, потому что оно преклонилось предъ владычествомъ безсовстной и жадной партіи. Нельзя сказать чтобы употребляемыя имъ выраженія были непозволительны, потому что ни одно произносимое имъ слово не могло дать праве предсдателю призвать его къ порядку. Но въ весьма широкихъ границахъ парламентскаго этикета, не было границъ упрекамъ и порицаніямъ, которыми Добепи осыпалъ Нижнюю Палату за послднюю подачу голосовъ. И смлость его равнялась дерзости. Заявивъ о своей отставк, онъ удостоилъ говорить о себ и своихъ товарищахъ, но теперь о своихъ товарищахъ промолчалъ, какъ будто они не достойны его вниманія, и говорилъ только о своихъ собственныхъ поступкахъ, о своихъ собственныхъ усиліяхъ спасти страну, которая желала быть спасена, но неспособна выбрать приличныя орудія для спасенія.

Онъ сказалъ, что его упрекаютъ въ непослдовательности принциповъ люди, которые просто неспособны понять значеніе слова консерватизмъ. Эти господа по видимому думаютъ, что всякій человкъ, который не выдаетъ себя за проповдника постоянной перемны, обязанъ всегда стоять неподвижно и видть, какъ его страна погибаетъ отъ застоя. Можетъ быть, въ этой Палат находятся люди, робкія натуры которыхъ не могутъ стать лицомъ къ лицу съ опасностями какого-либо движенія, но про себя онъ скажетъ, что онъ никогда не произносилъ ни слова, которое давало бы право его врагамъ или друзьямъ причислить его къ этому числу. Если человкъ желаетъ поддержать огонь, неужели онъ не касается священныхъ угольевъ по-мр-того какъ они горятъ? или онъ трогаетъ ихъ спасительной кочергой и прибавляетъ новое топливо изъ корзины? Вс знаютъ, что врагъ удобствъ домашняго очага не можетъ ни на минуту выпустить изъ рукъ кочергу. Можетъ быть, онъ иметъ право сказать, что въ этой Палат ихъ очень безпокоили въ послднее время господа, которые не могутъ выпустить изъ рукъ кочергу и щипцы. Но теперь на нихъ обрушилась непріятность гораздо серіозне по своимъ послдствіямъ, чмъ всякая, которая происходила или могла произойти отъ мнимыхъ преобразователей. Духъ личнаго честолюбія, скверная жажда попасть въ министерство, стремленіе къ власти и преимуществамъ правленія не только руководили людьми — какъ это бывало съ-тхъ-поръ, какъ необходимость управлять другими возникла въ свт — но даже въ этомъ откровенно признавались и выставляли впередъ, какъ достаточную причину для того, чтобы противиться мр, въ осужденіе которой не было приведено ни одного довода! Предложеніе достопочтеннаго джентльмэна Парламенту просто значило вотъ что: ‘Я стану сопротивляться этой мр, хороша она или дурна, потому что самъ желаю быть первымъ министромъ, и приглашаю тхъ, кми я предводительствую въ политик, помогать мн въ этомъ, для того чтобы они могли раздлить блага, которыя такимъ образомъ мы можетъ захватить въ наши руки!’

Тутъ въ Палат поднялся большой шумъ и какъ будто выразилось сомнніе, позволятъ ли еще существующему министру продолжать свое заявленіе. Грешэмъ всталъ, но тотчасъ опять слъ, не сказавъ ни слова, которое можно было бы разслышать. Раздались два-три голоса, обращающіеся къ предсдателю за защитой. Впослдствіи однако было доказано, что ничего не было сказано такого, что требовало бы вмшательства предсдателя.

Но вс умренные голоса были скоро заглушены яростными криками членовъ каждой стороны. Дерзость, которою были осыпаны т, кто всегда поддерживалъ Добени, равнялась той, которою онъ раздражилъ своихъ противниковъ, и когда эти слова сорвались съ его губъ, съ скамей консерваторовъ не было намренія привтствовать его восклицаніями. Но шумъ возбуждаетъ шумъ, а крики составляютъ готовый и легкій способъ состязанія. Нсколько времени казалось, точно правая сторона у креселъ предсдателя только побита большинствомъ легкихъ съ лвой стороны — и среди всего этого мистеръ Добени еще стоялъ твердо на ногахъ, пока крики прекратились сами по себ — а потомъ продолжалъ свою рчь.

Остальныя его слова были глубокомысленны, предсказательны и непонятны. Сущность, на сколько можно было понять, состояла въ увреніи, что страна дошла теперь до того періода своей жизни, въ которомъ неизбженъ быстрый упадокъ, и такъ какъ смертельный недугъ уже выказался въ самомъ худшемъ своемъ вид, то національная дряхлость неизбжна и скоро должна воспослдовать естественная смерть.

Т, которые пытались прочесть предсказаніе съ точностью, были того мннія, что предсказатель намекалъ, что если бы нація, даже въ этомъ своемъ кризис, согласилась взять его, предсдателя, единственнымъ врачомъ и повиноваться его предсказаніямъ съ дтской покорностью, то здоровье не только могло возстановиться, но и новая юность вполн возродилась бы. Даже на лекарство, которое слдовало принять, указывалось въ весьма неопредленныхъ выраженіяхъ. Если бы ему позволили сдлать операцію, то онъ вырзалъ бы національный ракъ, пустилъ бы свжую кровь въ національныя жилы и возстановилъ національное пищевареніе. Онъ по видимому думалъ, что нація охотно подверглась бы этой операціи и согласилась подвергнуться леченію, которое онъ предлагалъ, но нечестивецъ Грешэмъ, поддерживаемый недостойной Нижней Палатой, мшалъ, и мшаетъ, націи поступать по ея желанію. Слдовательно, нація должна уничтожиться. Какъ только Добени кончилъ свою рчь, онъ взялъ шляпу и вышелъ изъ Парламента.

Въ то время предполагали, что удаляющійся первый министръ имлъ намреніе, когда всталъ говорить свою рчь, не только донести на своихъ оппонентовъ, но и отдлиться отъ своихъ собственныхъ недостойныхъ помощниковъ. Говорили, что онъ получилъ отвращеніе къ политик, что онъ разочаровался и совершенно былъ деморализованъ пораженіемъ, и чрезвычайное любопытство было возбуждено относительно того, какіе шаги сдлаетъ партія, предводителемъ которой онъ былъ до-сихъ-поръ.

Однако въ тотъ вечеръ, по-крайней-мр, ничего не было сдлано. Когда Добени ушелъ, Грешэмъ всталъ и сказалъ, что, въ настоящемъ расположеніи духа Палаты, онъ думаетъ, что ему лучше воздержаться отъ заявленія. Онъ получилъ приказаніе ея величества только когда входилъ въ Парламентъ, и повинуясь этому приказанію, онъ явится къ ея величеству завтра рано утромъ. Онъ надялся имть возможность сообщить Палат въ вечернемъ засданіи, въ чемъ состояли приказанія, которыми его удостоитъ ея величество.

— Что вы думаете объ этомъ? спросилъ Финіасъ Монка, когда они вмст выходили изъ Парламента.

— Я думаю, что нашъ ныншній Чатамъ весьма жалкая копія того, кто такъ дурно поступилъ сто лтъ тому назадъ.

— Не огорчаетъ ли васъ все это дло?

— Не особенно. Я всегда чувствовалъ, что въ мистер Добени ошиблись. Многіе считали его государственнымъ дятелемъ, между тмъ для меня онъ всегда былъ политическимъ Каліостро. Я нахожу фокусника весьма пріятнымъ человкомъ, если мы знаемъ, что онъ фокусникъ, но если фокусникъ длаетъ свои штуки безъ фиглярскихъ ухватокъ, то это человкъ опасный. Необходимо, чтобы фокусникъ былъ извстенъ, какъ фокусникъ, и надюсь, что подобное свдніе было сообщено нкоторымъ сегодня.

— Онъ былъ очень величествененъ, сказалъ Рэтлеръ Бонтину: — вы не находите?

— Да, нахожу — онъ говорилъ очень энергично. Но партія разлетлась въ прахъ.

— Въ политик прахъ скоро слагается вмст, сказалъ Гэтлеръ.— Безъ Добени не могутъ обойтись. У нихъ нтъ никого другого. Желалъ бы я знать, что онъ сдлалъ, когда вернулся домой.

— Полъ каши и легъ спать, сказалъ Бонтинъ.— Говорятъ, что эти сцены въ Парламент никогда не разстраиваютъ его дома.

Изъ этого разговора можно вывести то, что Монкъ, Рэтлеръ и Бонтинъ не были одного мннія о политическихъ фокусникахъ.

Глава XL.
КЪ ПЕРВОМУ МИНИСТРУ СИЛЬНО ПРИСТАЮТЪ.

Составлять министерство никогда не бываетъ легко. Одного избраннаго начальника выбрать не трудно. Даже обстоятельства не оставляютъ выбора въ этомъ отношеніи. Каждый человкъ въ стран, направляющій свои мысли въ эту сторону, знаетъ очень хорошо, кто будетъ первымъ министромъ, когда перемна длается неизбжной.

Въ ныншнее время королев затрудненій не можетъ быть. Грешэмъ посовтуетъ ея величеству послать за Добени или Грешэмомъ — какъ десять или двнадцать лтъ тому назадъ, мистеръ Мильдмэй говорилъ ей послать за лордомъ де-Террье или лордъ де-Террье за мистеромъ Мильдмэйемъ.

Первый министръ выбирается націей, но нація, исключая весьма рдкихъ случаевъ, не можетъ входить въ подробности, и на человка, за которымъ посылаетъ королева, взвалена необходимость выбирать своихъ товарищей. Можетъ быть — вроятно, такъ бываетъ всегда — что этотъ, тотъ и другой изъ его товарищей ясно обозначены въ его ум, но потомъ каждый изъ этихъ товарищей нуждается въ низшихъ помощникахъ, и тутъ-то затрудненіе начинается, увеличивается и наконецъ скопляется.

Въ настоящемъ случа было извстно, что Грешэмъ еще не пополнилъ вс мста и что явились затрудненія. Говорили, что герцогъ Сент-Бнгэй не могъ согласиться въ нкоторыхъ пунктахъ съ Грешэмомъ и что герцогъ Омніумъ ничего не хочетъ длать безъ другого герцога.

Герцогъ Сент-Бнгэй былъ очень силенъ, такъ же какъ и трое или четверо изъ прежнихъ приверженцевъ Мильдмэя, которые не хотли составлять министерство, если онъ не будетъ съ ними. Сэр-Гэрри Кольдфутъ и лордъ Плинлиммонъ не хотли вступать въ министерство безъ герцога. Герцогъ былъ необходимъ, и теперь хотя по характеру герцогъ былъ человкъ практичный, никогда не поднимавшій безполезныхъ затрудненій, говорили, что всему причиною герцогъ. Герцогъ не одобрялъ Бонтина. Говорили, что Грешэмъ настаивалъ на Бонтин — обращался къ другому герцогу. Но другой герцогъ, нашъ герцогъ, Планти Палль, вмсто того, чтобы стоять за Бонтина, былъ холоденъ и не изъявлялъ сочувствія. Онъ, не могъ вступить въ министерство безъ своего друга, герцога Сент-Бнгэя, а относительно Бонтина онъ думалъ, что можно было бы сдлать лучшій выборъ.

Вотъ какіе слухи ходили въ клуб о затрудненіяхъ, и какъ вообще бываетъ, они были не далеки отъ истины. Никто изъ герцоговъ не могъ запретить возвышеніе Бонтина, но они выразили неудовольствіе на это назначеніе, и младшій герцогъ принужденъ былъ объяснить, что хотя онъ находился въ тсныхъ сношеніяхъ съ Бонтиномъ, онъ никогда не говорилъ, что долженъ послдовать за нимъ въ министерство финансовъ. Это было первое изъ многихъ затрудненій, осаждавшихъ перваго министра въ исполненіи его трудной обязанности.

Лэди Гленкора, какъ еще продолжали называть ее, была причиною всего этого. Она поклялась во вражд къ Бонтину и ворочала вс камни въ своемъ стараніи достигнуть своей цли. Если Финіасъ Финнъ получитъ мсто, тогда Бонтину будетъ позволено войти въ рай. Какъ вторая Юнона, она позволяла ненавистному Ромулу ссть на мсто блаженныхъ, питаться нектаромъ и напечатать свое имя въ списк безмятяжныхъ кабинетныхъ совщаній — по только съ условіемъ. Финіасъ Финнъ долженъ былъ также имть мсто и часть нектара — хотя за вторымъ столомъ боговъ. Для этого она боролась, смло высказывала свои мысли тому и этому члену изъ партіи своего мужа, го боролась напрасно. Она не могла добиться ничего врнаго относительно Финіаса Финна. Герцогъ Сент-Бнгэй ничего не хотлъ сдлать для нея. Баррингтонъ Ирль объявилъ себя не имющимъ на это власти. Мужъ ея удостоилъ говорить съ Бонтиномъ, и дерзкій отвтъ Бонтина былъ переданъ ей.

Тутъ она прилежно начала трудиться и не прошло двухъ дней, какъ уврила своего мужа, что Бонтинъ не способенъ быть канцлеромъ казначейства.

Это происходило до заявленія Добени и когда герцогъ и герцогиня Сент-Бнгэй были еще въ Мачинг — между тмъ какъ Бонтинъ, не сознавая того, что происходило, также находился тамъ. Чрезъ два дня герцогъ Сент-Бнгэй имлъ очень низкое мнніе о Бонтин, но оставался въ полномъ невдніи относительно связи между этимъ низкимъ мнніемъ и судьбою Финіаса Финна.

— Плантадженетъ, изъ всхъ твоихъ товарищей вступающихъ въ министерство, твой Бонтинъ всхъ хуже. Я часто думаю, что ты спускаешься съ горы и по характеру и по уму, но если ты спустишься такъ низко, я предпочитаю перехать океанъ и жить въ Америк.

Это она сказала въ присутствіи обоихъ герцоговъ.

— Что такое сдлалъ мистеръ Бонтинъ? спросилъ старшій герцогъ смясь.

— Онъ сегодня утромъ открыто хвастался, кого намренъ взять съ собою въ кабинетъ.

По требованію истины, лтописецъ долженъ заявить, что это была положительная ложь. Разумется, Бонтинъ говорилъ размашисто и нескромно, но не хвастался тмъ, въ чемъ герцогиня обвиняла его.

— Мистеръ Грешэмъ собьется съ толку, если не дозволитъ кому-нибудь говорить ему правду.

Она больше не настаивала въ эту минуту, но то, что она сказала, не было брошено даромъ.

— Ваша жена почти права относительно этого человка, сказалъ старшій герцогъ младшему.

— Его захотлъ Грешэмъ, не я, сказалъ младшій.

— Она права и на счетъ Грешэма, сказалъ старшій.— При всемъ его громадномъ ум и способности къ длу, никто не требуетъ большаго присмотра.

Въ этотъ вечеръ герцогиня была особенно любезна къ Бонтину и при всхъ присутствующихъ онъ выказалъ себя осломъ. Онъ никакъ не могъ удержаться, чтобы не говорить о себ, когда его подстрекали. Теперь онъ нарушилъ вс т чувства офиціальной скромности и личной сдержанности, которыя были дороги старому герцогу по урокамъ, полученнымъ имъ отъ прежнихъ государственныхъ людей и по опыту своей жизни. Быть спокойнымъ, незаносчивымъ, почти изысканно скромнымъ, когда говоритъ о себ, выражаться тихо, размышлять всегда боле, прежде чмъ ршаться, а ршать всегда боле, чмъ говорить, было его цлью. Сознавая свое высокое званіе и думая, безъ сомннія, много о преимуществахъ публичной жизни, данныхъ ему происхожденіемъ и положеніемъ, онъ все-таки не осмлился бы говорить, что его услуги необходимы какому-либо министерству. Онъ долженъ былъ знать, что дйствительно необходимъ многимъ, но самому короткому другу не сказалъ бы этого прямо. Для такого человка самонадянность Бонтина была нестерпима.

Кажется, что между нашими либеральными предводителями боле найдется оттнка политической аристократіи, чмъ между ихъ оппонентами. Въ консервативномъ кабинет, безъ сомннія, никогда не бываетъ недостатка въ герцогахъ и лордахъ, и сыновьяхъ таковыхъ, но консервативные герцоги и лорды вербуются тамъ-и-сямъ, и какъ рекруты, новички въ дл, между-тмъ какъ между старыми вигами ореолъ политики, нсколько вковъ назадъ, такъ сильно охватилъ нкоторыя знатныя фамиліи, что могущество въ политическомъ мір еще остается и даже можетъ породить чувство исключительности. Говорятъ, что несчастье знакомитъ людей съ странными ночлежными товарищами. Старинные наслдственные виговые кабинет-министры, безъ сомннія, уже освоились въ это время съ своими странными сосдями. Но чувство высокой крови, званія и жизни въ парк съ оленями еще остается. Они еще гордятся своими кабинетами и по-крайней-мр еще не подчинились фокуснику. Элементъ либеральности Чарльза Джэмса Фокса еще держится, еще преобладаетъ духъ Кэвендиша.

Ни у кого это чувство не было сильне, какъ у герцога Сент-Бнгэя, хотя онъ умлъ сдерживать его — даже до самопожертвованія. Бонтины должны пробираться на заповдныя мста. Лица, которыя герцогъ любитъ видть — по большей части родившіяся отъ другихъ лицъ, которыхъ онъ любилъ въ молодости — не могли гнздиться около священнаго стола безъ другихъ, которые были мене ему пріятны. Онъ былъ настолько благоразуменъ, что не могъ не знать, какъ исключительность нейдетъ къ націи, хотя на столько человкъ, чтобы чувствовать, какъ для него самого это было бы пріятно. Бонтины должны быть — но когда являлся какой-нибудь одинъ Бонтинъ, чванившійся въ его глазахъ особенно непріятнымъ образомъ, онъ считалъ обязанностью запереть дверь предъ таковымъ, если ее можно запереть безъ насилія. Постоянное тихое притвореніе двери не пустило бы множество Бонтиновъ.

— Мн кажется, что вы слишкомъ спшите относительно мистера Бонтина, сказалъ старшій герцогъ Грешэму, прежде чмъ окончательно согласился на предложеніе, сдланное имъ засдать въ кабинет безъ портфеля.

— Паллизеръ этого желаетъ, коротко сказалъ Грешэмъ.

— Мы съ нимъ думаемъ, что тутъ была какая-то ошибка. Вы сказали объ этомъ Паллизеру, а ему не хотлось возражать безъ зрлаго обсужденія этого дла. Вы можете это понять.

— Честное слово, я думалъ, что этотъ выборъ будетъ особенно пріятенъ ему.

Тутъ герцогъ сдлалъ предложеніе. Нельзя ли дать мистеру Бонтину какое-нибудь мсто въ казначейств, имющее особенное отношеніе къ вопросу о десятичной систем?

— А какъ же жалованье? спросилъ Грешэмъ:— я не могу предложить новаго мста съ жалованьемъ выше двухъ тысячъ.

— Не можемъ ли мы сдлать это мсто постояннымъ, предложилъ герцогъ:— съ позволеніемъ имть мсто депутата, если онъ можетъ получить его?

— Я боюсь, что мы не можемъ этого сдлать, сказалъ Грешэмъ.

— Онъ попалъ въ весьма непріятную бду, когда былъ финансовымъ секретаремъ, сказалъ герцогъ.

Грешэмъ былъ слишкомъ благоразуменъ, чтобы оставить безъ вниманія возраженія такого человка, какъ герцогъ Сент-Бнгэй. Онъ повидался съ Бонтиномъ, повидался съ другимъ герцогомъ, и возникли затрудненія. Бонтинъ выказалъ себя очень непріятнымъ. Такъ какъ Бонтинъ всегда былъ только полубогомъ, то наша муза можетъ осмлиться передать, что онъ сказалъ Рэтлеру: ‘Чортъ его поберетъ, если онъ это допуститъ. Если его не пустятъ теперь, онъ надлаетъ такого шума, что его враги, кто бы ни были, пожалютъ, зачмъ бросили его. Онъ зналъ, кто надлалъ это.’ Если онъ не зналъ, то догадка его была справедлива.

Въ сердц онъ обвинялъ молодую герцогиню, хотя не называлъ ее никому. Дйствительно, это и была молодая герцогиня. Потомъ Грешэму было сдлано вкрадчивое предложеніе — дошедшее до него чрезъ Баррингтона Ирля — что дла пошли бы спокойне, если бы Финіасу Финну дали его прежнее мсто въ колоніальномъ департамент вмсто лорда Фона, котораго было предлагали и котораго — по увреніямъ Баррингтона Ирля — никто не ставилъ выше мднаго фартинга.

Грешэмъ, услыхавъ это, началъ догадываться и ршился остерегаться. Почему назначеніе Финіаса Финна должно сдлать вещи легче для мистера Бонтина? Должно быть, какая-нибудь женщина сунула пальцы въ пирогъ, а мистеръ Грешэмъ твердо ршилъ, что никакая женщина не должна совать пальцы въ его пирогъ.

Безполезно разсказывать здсь, какъ дло пошло все хуже да хуже. Ни одинъ изъ обоихъ герцоговъ не отказывался ршительно вступить въ министерство, но они постоянно были противъ Бонтина, и къ нимъ присоединились лордъ Плинлиммонъ и сэр-Гэрри Кольдфутъ. Напрасно Грешэмъ доказывалъ, что у него нтъ готоваго человка на мсто канцлера казначейства. Этотъ предлогъ не могъ быть принятъ. Легджи Уильсонъ двнадцать лтъ служилъ въ казначейств и могъ бы занять это мсто очень хорошо. Грешэмъ лично ненавидлъ Легджи Уильсона — и поэтому предложилъ ему вступить въ министерство торговли. Легджи Уильсонъ внушилъ ему отвращеніе къ себ, принявъ это мсто, и объ этомъ уже заявлено было гласно.

Но въ спискахъ, появившихся въ конц недли, не стояло имени канцлера казначейства, ни въ какой должности не было упомянуто объ имени Бонтина. Издатель ‘Знамени’, однако, выразилъ удовольствіе, что даже мистеръ Грешэмъ не осмлился предложить никакого казеннаго мста мистеру Финіасу Финну.

Наконецъ Бонтину ршительно сказали, что онъ не можетъ быть канцлеромъ казначейства. Если онъ согласится посвятить свои драгоцнныя услуги стран съ цлью провести въ Парламент важную мру о десятичной систем, онъ будетъ сдланъ министромъ торговли — но безъ мста въ Кабинет. Онъ сдлается такимъ образомъ высокороднымъ Бонтиномъ, что безъ сомннія будетъ очень важно для него — и не будучи занятъ въ Кабинет, можетъ употребить свое время исключительно вышеупомянутой важной мр. Что вообще выйдетъ изъ министерства торговли, не было особенно объяснено, но мы вс знаемъ, что вице-президентъ долженъ заняться подробностями.

Это предложеніе почти разбило сердце Бонтина. Голосомъ, прерывавшимся отъ волненія, съ гнвомъ, сверкавшимъ изъ глазъ, почти въ судорожномъ разстройств отъ смшанныхъ чувствъ, онъ напомнилъ своему начальству, что было говорено о его назначеніи въ Парламент. Грешэмъ ршительно защищалъ его. Неужели посл этого Грешэмъ намренъ взять назадъ общаніе, такъ формально данное?

Но Грешэма нельзя было поймать такимъ образомъ. Онъ общанія не давалъ — онъ даже не заявлялъ въ Парламент, что такое назначеніе будетъ сдлано. Очень неприличный вопросъ былъ предложенъ относительно слуховъ, и отвчая на него, онъ былъ принужденъ оправдаться, объяснивъ, что необходимы были разсужденія относительно министерства.

— Никто не знаетъ лучше васъ, мистеръ Бонтинъ, затруднительное положеніе министра. Если вы можете дйствовать съ нами, я буду очень признателенъ. Если не можете, я пожалю о потер вашихъ услугъ.

Бонтинъ просилъ дирадцать-четыре часа на размышленіе, а потомъ былъ назначенъ министромъ торговли безъ мста въ Кабинет. Мистеръ Легджи Уильсонъ сдлался канцлеромъ казначейства. Когда списки были составлены, никакой должности не было предложено Финіасу Финну.

— Я еще не покончила съ мистеромъ Бонтиномъ, сказала молодая герцогиня своей пріятельниц мадамъ Гслеръ.

Тайны свта очень чудесны, но он вполовину не такъ изумительны, какъ тотъ способъ, посредствомъ котораго он длаются извстны свту. Не было никакого сомннія, что высокое честолюбіе Бонтина рушилось и что ему повредила тайная вражда герцогини Омніумъ. Справедливо также и то, что его тайная вражда къ Финіасу Финну навлекла наказаніе на его собственную голову. Но не прошло и недли посл составленія новаго министерства, какъ вс это знали. Слухи были исполнены лжи, но въ нихъ все-таки заключалась и истина. Это сдлала герцогиня. Она была задушевная пріятельница лэди Лоры Кеннеди, которая влюблена въ Финіаса Финна. Герцогиня стояла на колняхъ предъ мистеромъ Грешэмомъ, прося мста для любимца своей пріятельницы, и мистеръ Грешэмъ отказалъ. Вслдствіе этого, по приказанію герцогини, человкъ десять членовъ министерства — ея мужъ въ томъ числ — отказались сдлаться подвластными Грешэму. Грешэмъ наконецъ согласился пожертвовать Бонтиномъ, который подучилъ его отвергнуть права Финіаса Финна. Вс знали, что униженіе одного было возбуждено исключеніемъ другого.

— Это навсегда запираетъ для меня двери, сказалъ Финіасъ мадамъ Гслеръ.

— Я этого не вижу.

— Разумется. Подобное дло кладетъ мтку на имя человка, которая не забывается.

— Неужели вы, такъ желаете занять какое-нибудь ничтожное мсто въ министерств?

— Сказать вамъ по правд, желаю — или лучше сказать, желалъ. Надежда получить мсто была для меня гораздо важне, можетъ быть, чмъ для всякаго другого искателя. Даже этотъ человкъ, Бонтинъ, иметъ свое собственное состояніе и можетъ жить, если его исключатъ. Я отказался отъ всего съ надеждой получить что-нибудь на этомъ пути.

— Открыты и другіе пути.

— Не мн, мадамъ Гслеръ. Я не намренъ защищать себя. Я былъ очень сумасброденъ, понадялся на многое, и теперь очень несчастливъ.

— Что мн вамъ сказать?

— Правду.

— Когда такъ, скажу по правд, что я вамъ не сочувствую. Потерянное вами такъ мелко, такъ ничтожно, что не даетъ вамъ права называть себя несчастнымъ.

— Но, мадамъ Гслеръ, вы женщина богатая.

— Ну такъ что же?

— Если вы потеряете все свое богатство, разв вы не будете несчастливы? Моимъ честолюбіемъ было жить здсь, въ Лондон, какъ въ главномъ мст, преобладающемъ надъ всми другими мстами въ нашемъ англійскомъ свт. Для этого человкъ долженъ имть свои собственныя средства. У меня ихъ нтъ, а между тмъ я пытался — думая, что могу зарабатывать свой хлбъ, какъ длаютъ другіе въ другихъ профессіяхъ. Сознаюсь, что я не долженъ былъ длать этого. Никто не долженъ покушаться на то, на что покусился я безъ средствъ, но я не мене несчастливъ оттого, что былъ глупъ.

— Что вы будете длать?

— Да — что? Еще одинъ другъ спрашивалъ меня объ этомъ намедни, и я сказалъ, что изчезну.

— Кто этотъ другъ?

— Лэди Лора.

— Она опять въ Лондон?

— Да, она живетъ съ отцомъ на Портмэнскомъ сквэр.

— Она была для васъ вреднымъ другомъ.

— Ей-Богу нтъ! воскликнулъ Финіасъ.— Если бы не она, я никогда не былъ бы здсь, никогда не имлъ бы мста въ Парламент, никогда не зналъ бы васъ.

— И, можетъ быть, были счастливе безъ всего этого.

— Ни у кого не было такого друга, какимъ лэди Лора была для меня. Злоба, нечестивая и лживая, какъ демонъ, послднее время соединила наши имена въ клевет, повредившей намъ обоимъ, но лэди Лора не виновата въ этомъ.

— Вы энергично защищаете ее.

— Она точно такъ же защищала бы меня. Обстоятельства свели насъ и сдлали друзьями. Ея отецъ и братъ были мои друзья. Мн случилось оказать услугу ея мужу. Мы принадлежали къ одной партіи. И вотъ оттого, что она несчастна въ супружеств — на нее лгутъ.

— Жаль, что онъ… не умираетъ и не оставляетъ ее свободной, медленно сказала мадамъ Гслеръ.

— Почему?

— Потому что вы могли бы имть право защищать ее, женившись на ней.

Она замолчала, но Финіасъ на это не отвчалъ.

— Вы влюблены въ нее, сказала она.

— Это не правда.

— Мистеръ Финнъ!

— Я въ нее не влюбленъ. Она для меня не боле, какъ сестра. Будь она свободна какъ воздухъ, я не предложилъ бы ей сдлаться моею женою. Неужели мущина и женщина не могутъ быть дружны безъ того, чтобы не влюбиться другъ въ друга?

— Надюсь, сказала мадамъ Гслеръ.

Будь у него зоркіе глаза, онъ увидалъ бы, что она покраснла. Но требовались очень зоркіе глаза, чтобы примтить румянецъ на лиц мадамъ Гслеръ.

— Мы съ вами друзья.

— Дйствительно друзья, сказалъ онъ, пожимая ея руку и прощаясь съ нею.

Глава XLI.
НАДЮСЬ, ЧТО МН ВРЯТЪ.

Джерардъ Молъ, какъ читателю сказано, написалъ три строчки къ своей дражайшей Аделаид съ увдомленіемъ, что отецъ не соглашается на предложеніе о Молскомъ Аббатств, сдланное лэди Чильтернъ, а потомъ не сдлалъ больше ничего. Цлыхъ дв недли по полученіи его письма, ничего не слыхали о немъ въ Гэррингтонскомъ замк, и Аделаида, хотя не жаловалась, но была несчастлива.

Потомъ пришло письмо отъ Спунера — со всми его богатыми предложеніями, и мысли Аделаиды, на время, занялись гнвомъ на ея втораго жениха. Но когда непомрное сумасбродство Спунера — по мннію Аделаиды, искательство Спунера было непомрно сумасбродно — изгладилось изъ ея памяти, ея мысли вернулись къ помолвк. Почему онъ не прізжаетъ къ ней или почему не пишетъ?

Она получила отъ лэди Чильтернъ приглашеніе остаться у нихъ — Чильтерновъ — до свадьбы.

— Но, любезная лэди Чильтернъ, кто знаетъ, когда это будетъ? сказала Аделаида.

Лэди Чильтернъ добродушно возражала, что чмъ дольше этого не будетъ, тмъ лучше для нея.

— Но вы подете въ Лондонъ или за границу, прежде чмъ наступитъ этотъ день.

Лэди Чильтернъ объявила, что не ожидаетъ никакихъ удовольствій, которыя могли бы отвлечь ее на двухсуточное разстояніе отъ собачихъ конуръ. Можетъ быть, она подетъ въ Лондонъ на два мсяца по окончаніи охоты. Отъ мая до половицы іюля она останется въ Лондон, такъ какъ теперь телеграфировать можно и днемъ и ночью. Посл этого приготовленія къ псовой охот будутъ неизбжны, и разумется, ей необходимо находиться въ Гэррингтонскомъ замк въ такой важный періодъ въ году. Въ эти два мсяца она будетъ очень рада имть собесдницей свою пріятельницу, и намекнула, что Джерардъ Молъ непремнно будетъ въ Лондон.

— Я начинаю думать, что было бы лучше, если бы я никогда не видала Джерарда Мола, сказала Аделаида Паллизеръ.

Это случилось въ половин марта, пока охота была еще въ полной сил. Лошади Джерарда стояли въ окрестностяхъ, но Джерарда самого тамъ не было. Спунера, посл краткаго, прискорбнаго письма, присланнаго къ нему лордомъ Чильтерномъ, въ Гаррингтон не видали. Одинъ разъ была гэррингтонская охота, но Спунеръ явился только, когда собаки перебжали въ сосдній лсъ. Но онъ объявилъ, что не намренъ отказаться отъ своей цли, и даже пробормоталъ что-то въ этомъ род лорду Чильтерну.

— Я одинъ изъ тхъ людей, которые крпко стоятъ на одномъ, сказалъ онъ.

— Я боюсь, что вамъ лучше отказаться отъ нея, потому что она выходитъ за другого.

— Обо всемъ этомъ я слышалъ, милордъ. Онъ очень милый молодой человкъ, но мн сказали, что у него еще домъ не готовъ для семьи.

Все это лордъ Чильтернъ повторилъ своей жен. Никто изъ нихъ не говорилъ Аделаид о Спунер, но это заставило лэди Чильтернъ подумать, что можетъ быть помолвка съ молодымъ Моломъ была сумасбродна, и что если такъ, главная отвтственность за это сумасбродство лежитъ на ней.

— Не лучше ли вамъ написать къ нему? сказала она въ одно утро.

— Зачмъ онъ не пишетъ ко мн?

— Онъ писалъ — когда увдомлялъ, что отецъ не соглашается отдать домъ. Вы тогда не отвтили ему.

— Онъ написалъ всего дв строчки — и не поставилъ числа. Я даже не знаю, гд онъ живетъ.

— Вы знаете его клубъ?

— Да, я знаю его клубъ. Я чувствую, лэди Чильтернъ, что дала слово человку, о которомъ я ршительно ничего не знаю. Мн не хочется писать ему въ клубъ.

— Вы видли его здсь и въ Италіи гораздо больше, чмъ многія двушки видятъ своихъ будущихъ мужей.

— Это такъ — но я не видала никого изъ близкихъ къ нему. Вы понимаете, что я хочу сказать? Я ничего о немъ не знаю. Я уврена, что онъ не замышляетъ ничего дурного.

— Конечно.

— Но онъ и не замышляетъ ничего хорошаго.

— Я никогда не видала человка серіозне влюбленнаго, сказала лэди Чильтернъ.

— О! да — онъ влюбленъ совершенно достаточно. Но…

— Что такое?…

— Онъ остается въ Лондон думать объ этомъ и не говоритъ себ, что надо сдлать что-нибудь. Потомъ, когда онъ былъ здсь, въ чемъ состояла моя лучшая надежда? Не въ томъ, что онъ придетъ видться со мною, но что онъ придетъ посмотрть на свою лошадь, и что, можетъ быть, такимъ образомъ я могу сказать съ нимъ слово.

Тутъ лэди Чильтернъ намекнула, смясь, что можетъ быть ей лучше было принять предложеніе Спунера. Относительно энергіи и серіознаго намренія Спунера не могло быть сомннія.

— Препятствіе состоитъ только въ томъ, что не будь на свт другого мущины, я и тогда не вышла бы за Спунера, и что никогда не видала никого, кром Джерарда Мола, за кого ршилась бы выйти.

Чрезъ дв недли посл этого, когда охота кончилась въ начал апрля, Аделаида написала къ Молу и адресовала свое письмо въ его клубъ.

Между тмъ лордъ Чильтернъ сказалъ, своей жен, что если Джерардъ Молъ поступитъ дурно, то онъ, лордъ Чильтернъ, долженъ считать себя замняющимъ Аделаид отца или брата. Жена указала ему, что будь онъ отецъ или братъ Аделаиды, онъ не могъ бы сдлать ничего — что въ ныншнее время, какъ дурно ни поступалъ бы человкъ, друзья двицы не имютъ никакихъ средствъ наказать его. Но лордъ Чильтернъ не согласился съ этимъ. Онъ пробормоталъ что-то о хлыст и, кажется, намекнулъ, что мущина всегда можетъ, если захочетъ, раздлаться съ другимъ, если не такъ, то этакъ. Лэди Чильтернъ возражала и увряла, что хлысты ни въ какомъ случа не могутъ быть полезны.

— Пусть онъ лучше подумаетъ, что длаетъ, сказалъ лордъ Чильтернъ.

Посл этого Аделаида написала свое письмо:

Гэррингтонскій замокъ, 5 апрля.

‘Любезный Джерардъ,

‘Я думала, что получу отъ васъ извстіе, и очень удивилась — могу даже сказать, огорчилась — оттого что не получала ничего. Можетъ быть, вы думали, что мн слдовало отвчать на нсколько словъ, которыя вы написали мн о вашемъ отц, если такъ, я извиняюсь, только мн казалось, что на эти слова отвчать нечего. Я очень сожалю, что вашъ отецъ ‘отрзалъ напрямикъ’, какъ вы выражаетесь, но вы должны вспомнить, что мы оба ожидали его отказа, и что, слдовательно, все вышло такъ, какъ мы думали. Я полагаю, мы должны ждать, пока Провидніе сдлаетъ что-нибудь для насъ — только мн было бы пріятне узнать ваше мнніе объ этомъ.

‘Чильтерны удивляются, что вы не вернулись провести здсь конецъ сезона. Наконецъ была очень хорошая охота нсколько разъ — особенно въ прошлый понедльникъ. Но въ среду Трмпетонскій лсъ опять былъ пустъ и вышелъ какой-то шумъ на счетъ проволокъ. Не умю объяснить вамъ всего, но вы должны пріхать и лордъ Чильтернъ вамъ разскажетъ. Я часто ходила смотрть лошадей — но теперь не имю желанія ходить, такъ какъ вы не пишете ко мн. Вс три совсмъ здоровы, а Фанъ такая шелковистая и кроткая, какъ слдуетъ быть дам.

‘Лэди Чильтернъ такъ ласкова ко мн, что я и выразить вамъ не могу. Я поду съ нею въ Лондонъ въ ма и останусь, пока она пробудетъ тамъ. На это я ршилась. Посл того мое будущее мстопребываніе, милостивый государь, зависитъ отъ ршимости и намреніи, а можетъ быть отъ причудъ и прихотей того, кто будетъ моимъ властелиномъ. Шутки въ сторону, я должна знать, чего ожидать прежде, чмъ ршусь, вернуться ли въ Италію въ конц лта, или нтъ. Если ршусь, то боюсь, что это будетъ самое жаркое время года, но мн не хотлось бы возвращаться сюда опять изъ Лондона — если только къ тому времени что-нибудь не будетъ ршено.

‘Адресую это письмо въ вашъ клубъ и надюсь, что оно дойдетъ до васъ. Я полагаю, вы въ Лондон.

‘Прощайте, дорогой Джерардъ.

‘Любящая васъ
‘АДЕЛАИДА.’

‘Если у васъ есть какія-нибудь непріятности, пожалуйста скажите мн. Я спрашиваю потому, что для васъ же лучше, если я буду знать. Я иногда думаю, что вы написали бы, если бы не было какой-нибудь непріятности. Да благословитъ васъ Господь!’

Джерардъ былъ въ Лондон и отправилъ слдующее письмо съ первою почтой:

‘Клубъ, вторникъ.

‘Дорогая Аделаида,

‘Все какъ слдуетъ. Если Чильтернъ приметъ меня на дв ночи, я пріду на слдующей недл, ршу на счетъ лошадей и все устрою.

‘Вашъ на вкъ всмъ сердцемъ
‘Д. М.’

— Онъ ршитъ на счетъ лошадей и устроитъ все! сказала Аделаида, показывая письмо лэди Чильтернъ.— Лошади прежде, а все посл. Все, разумется, включаетъ мое будущее счастье, день свадьбы, завтра или чрезъ десять лтъ, и то мсто, гд мы будемъ жить.

— По-крайней-мр, онъ прідетъ.

— Да — но когда? Онъ говоритъ на будущей недл, но не называетъ дня. Слыхали вы или видали когда что-нибудь столь неудовлетворительное?

— Я думала, вы будете рады видть его.

— Я буду рада — если въ немъ будетъ какой-нибудь смыслъ. Я буду рада и поцлую его.

— Это ужъ конечно.

— И позволю ему обнять меня и быть счастливымъ. Онъ будетъ счастливъ, потому что не думаетъ ни о чемъ другомъ. Но чмъ это кончится?

— Онъ говоритъ, что ршитъ все.

— Но онъ не будетъ думать ни о чемъ. Что я должна ршить? Вотъ вопросъ. Когда ему велли отправиться къ отцу, онъ отправился. Когда ему неудалось, дло было сдлано и забота вылетла у него изъ головы. Я знаю его такъ хорошо!

— Если вы думаете такъ дурно о немъ, зачмъ вы соглашаетесь сдлаться его женою? серіозно сказала лэди Чильтернъ.

— Я не думаю о немъ дурно. Почему вы думаете, что я думаю о немъ дурно? Я думаю о немъ лучше, чмъ кто бы то ни было на свт, но я знаю его недостатокъ, и недостатокъ этотъ очень вредитъ моему счастью. Вы спрашиваете меня, почему я согласилась сдлаться его женою. Почему соглашается всякая двушка? Почему вы согласились сдлаться женою лорда Чильтерна?

— Я общала выйти за него, когда мн было семь лтъ — такъ онъ говоритъ.

— Но вы не сдлали бы этого, если бы не чувствовали, что родились сдлаться его женою. Я еще не сдлалась женою этого человка, но никогда не буду счастлива, если не сдлаюсь, просто потому…

— Что любите его.

— Да — именно. Я чувствую, что мн было бы пріятно быть его женою и никого другого. Когда вы начинаете чувствовать это къ человку, я не думаю, чтобы была какая-нибудь разница, совершеннымъ или несовершеннымъ считаете его. Онъ моя собственность — по-крайней-мр, я надюсь — моя вещь. Если ношу шерстяное платье, я не презираю его за то, что оно не шелковое.

— Мистеръ Спунеръ былъ бы шерстянымъ платьемъ.

— Нтъ — мистеръ Спунеръ ветошка, да еще очень истасканная.

Въ суботу на слдующей недл Джерардъ Молъ пріхалъ въ Гэррингтонскій замокъ — и былъ принятъ такъ, какъ только принимаютъ жениховъ. Ни слова не было сказано въ упрекъ его погршностямъ. Безъ сомннія, онъ получилъ поцлуй, которымъ Аделаида намревалась вознаградить его за возвращеніе. Ему позволили стоять на ковр предъ каминомъ, обнявшись съ нею. Лэди Чильтернъ улыбалась ему. Лошадей его внимательно осматривали въ это утро и о состояніи ихъ сообщили ему пріятное извстіе. Не сказано было ни слова, которое могло бы огорчить его. Даже лордъ Чильтернъ былъ къ нему любезенъ.

— Ну, старый дружище, сказалъ онъ:— вы врно скучали по охот.

— Да, скучалъ. Дла удерживали меня въ Лондон.

— Охота у насъ была необыкновенно удачная.

— Лошади выдерживали хорошо? спросилъ Джерардъ.

— Ужасно мн хотлось взять вашихъ лошадей, и я сдлалъ бы это раза два, если бы не зналъ, что меня выдадутъ.

— Жалю отъ всего сердца, что вы не сдлали этого, сказалъ Джерардъ.

Посл того пошли одваться къ обду.

Вечеромъ, когда дамы пошли спать, лордъ Чильтеръ увелъ своего друга въ курительную комнату. Въ І’эррингтонскомъ замк случалось дамамъ и мущинамъ вмст отправляться, когда короткость допускала это, въ тотъ удобный Пандемоніумъ, который назывался курительною комнатой, какъ было теперь. Но лэди Чильтернъ очень скромно ушла наверхъ, Аделаида съ такою же скромностью послдовала за нею. Заране условились, что лордъ Чильтернъ скажетъ нсколько внушительныхъ словъ молодому человку.

Молъ началъ объ охот, спрашивая то и другое, но хозяинъ тотчасъ остановилъ его. Когда лорду Чильтерну предстояла какая-нибудь задача, онъ всегда тотчасъ хотлъ покончить съ нею — съ энергіей, которая, можетъ быть, производила слишкомъ неожиданныя послдствія.

— Молъ, сказалъ онъ: — вамъ слдовало бы ршиться на счетъ этой двушки.

— Ршиться на счетъ ея? Какимъ образомъ?

— Вы, кажется, помолвлены?

— Разумется. Это ршено.

— Именно. Но въ такомъ случа всякое замедленіе пріятная забава для мущины, но чертовски непріятная для двушки.

— А я думалъ наоборотъ, что двушки любятъ медлить.

— Это только теоретическая деликатность, которая не значитъ ничего. Когда двушка помолвлена, она любитъ, чтобы день свадьбы былъ назначенъ. Когда бываетъ длинный промежутокъ, мущина можетъ длать почти что хочетъ, а двушка можетъ только думать о немъ. Иногда такъ случается, что когда онъ нуженъ, его тутъ и нтъ.

— Надюсь, что мн врятъ, сказалъ Джерардъ съ такимъ видомъ, который показывалъ, что онъ почти готовъ обидться.

— Совершенно. Женщины считаютъ васъ благороднйшимъ паладиномъ, и миссъ Паллизеръ схватила бы меня за горло, если бы думала, что я сказалъ хоть слово противъ васъ. Но видите, она живетъ въ моемъ дом и я обязанъ дйствовать такъ, какъ если бы она была моя сестра.

— А если бы она была ваша сестра?

— Я сказалъ бы вамъ, что не одобряю помолвки, если вы не назначите дня свадьбы. И спросилъ бы васъ, гд намрены вы жить.

— Гд ей угодно. Я не могу поселиться въ Молскомъ Аббатств, пока живъ мой отецъ, безъ его позволенія.

— А онъ можетъ прожить еще двадцать лтъ.

— Или тридцать.

— Такъ вы обязаны ршить что-нибудь другое. Не кчему говорить, что вы предоставляете это ей. Вы не можете предоставить этого ей. Я хочу сказать, что теперь, когда вы здсь, я думаю, что вы обязаны ршить что-нибудь съ нею. Спокойной ночи, старый дружище!

Глава XLII.
БУЛОНЬ.

Когда Джерардъ Молъ, раздвшись, сидлъ наверху въ своей спальн, онъ былъ недоволенъ. Онъ самъ не зналъ, чмъ онъ недоволенъ — онъ чувствовалъ что-то неладное. Онъ думалъ, что лордъ Чильтернъ не имлъ права говорить съ нимъ повелительнымъ тономъ о своемъ братскомъ положеніи — и тому подобномъ. У него, Джерарда, недостало присутствія духа сказать что-нибудь въ эту минуту, но онъ долженъ сказать что-нибудь рано или поздно. Онъ не хотлъ, чтобы лордъ Чильтернъ понукалъ его. Когда вспоминалъ свое поведеніе, онъ думалъ, что оно было боле чмъ благородно — почти романтично. Онъ влюбился въ миссъ Паллизеръ и высказалъ свою любовь свободно, безъ всякихъ намековъ на деньги. Онъ не зналъ, что еще могъ сдлать человкъ. А о томъ, чтобы онъ женился съ бухты-барахты, на другой день посл помолвки, какъ можетъ сдлать богатый человкъ, не могло быть и рчи, это должны были знать вс. Разумется, Аделаида это знала.

Ему предложили посовтоваться съ отцомъ о возможности жить въ Молскомъ Аббатств. Онъ боле всего на свт терпть не могъ совтоваться съ отцомъ, а между тмъ онъ это сдлалъ. Онъ добросовстно просилъ позволенія жить въ старомъ дом и не виноватъ, если ему отказали. Онъ не могъ выстроить себ домъ, не могъ составить и состояніе. У него было восемсотъ фунтовъ годового дохода, но разумется были и долги. У людей съ такимъ доходомъ всегда бываютъ небольшіе долги.

Ему было невозможно жениться тотчасъ. Онъ не виноватъ, что у Аделаиды нтъ состоянія. Когда влюбился въ нее, онъ былъ слишкомъ благороденъ, чтобы думать о состояніи, и теперь объ этомъ слдовало вспомнить къ его чести.

Таковы были его мысли, и гнвъ его распространился отъ лорда Чильтерна даже на Аделаиду. Чильтернъ не говорилъ бы такимъ образомъ, если бы она не жаловалась. Конечно, она говорила лэди Чильтернъ, а та передала мужу. Онъ объяснится съ Аделаидой утромъ — непремнно, и дастъ понять лорду Чильтерну, что не терпитъ вмшательства. Онъ готовъ сейчасъ же ухать изъ Гэррингтонскаго замка, если съ нимъ будутъ обращаться дурно. Вотъ въ какомъ расположеніи духа Джерардъ Молъ легъ въ постель.

Утромъ онъ сошелъ къ завтраку слишкомъ поздно — такъ поздно, что лордъ Чильтернъ ушелъ къ собакамъ. Одваясь, Джерардъ Молъ ршилъ, что ему приличне не говорить съ хозяиномъ, прежде чмъ онъ скажетъ Аделаид что-нибудь такое, что могло бы набросить порицаніе на нее. Онъ спроситъ Чильтерна, что значили его вчерашнія слова.

Но случилось такъ, что Аделаида осталась одна налить ему чай и — читатель знаетъ, что это бываетъ въ подобныхъ случаяхъ — они были оставлены вдвоемъ цлый часъ въ столовой. Невозможно, чтобы этотъ часъ прошелъ безъ намековъ на обиду, которая тяготила сердце Джерарда Мола.

— Какъ вы поздно! сказала Аделаида смясь:— почти одиннадцать часовъ. Лордъ Чильтернъ ушелъ уже часъ тому назадъ. Вы врно встаете рано только на охоту.

— Люди всегда думаютъ, будто удивительно какая добродтель вставать рано. Какая въ этомъ польза?

— Вашъ завтракъ простылъ.

— Мн все-равно. Я полагаю, что мн могутъ сварить яйцо. Мн не совсмъ здоровилось, когда я легъ спать.

— Вы курили слишкомъ много сигаръ, милостивый государь.

— Нтъ, не курилъ, но Чильтернъ говорилъ такія вещи, которыя мн не понравились.

Аделаида сейчасъ сдлалась очень серіозна.

— Да, побольше сахару, пожалуйста. Поджаренаго хлба мн не надо, для меня все хорошо. Онъ ушелъ къ собакамъ?

— Онъ такъ сказалъ. Что же онъ вамъ говорилъ вчера?

— Ничего особеннаго. Вы знаете, что онъ иметъ привычку вдругъ вспылить ни за что, ни про что, точно будто вс обязаны поступать, какъ онъ желаетъ.

— Вы не поссорились?

— Ни мало, я легъ спать, не сказавъ ни слова. Я терпть не могу ссоръ. Сегодня утромъ я все устрою.

— Не изъ-за меня ли это было, Джерардъ?

— Это не значитъ ничего.

— Нтъ, значитъ. Если вы съ нимъ поссорились, разв это не будетъ значить для меня очень много? Какъ могу я оставаться здсь или хать въ Лондонъ, если вы поссорились? Вы должны сказать мн. Я знаю, что это изъ-за меня.

Тутъ она подошла и сла возл него.

— Джерардъ, продолжала она:— мн кажется, вы не понимаете, какъ много значитъ для меня все касающееся васъ.

Когда началъ размышлять, онъ не могъ припомнить, что именно лордъ Чильтернъ говорилъ ему. Онъ вспомнилъ, однако, что были какіе-то намеки на брата и сестру, въ которыхъ подразумвалось, что Аделаид нужно покровительство.

— Онъ кажется думаетъ, что я не хорошо обращаюсь съ вами, сказалъ Джерардъ Молъ, отвертываясь отъ завтрака къ камину:— а такихъ вещей я выносить не могу.

— Я никогда этого не говорила, Джерардъ.

— Я не знаю, чего онъ ожидаетъ или зачмъ онъ вмшивается. Я не могу допустить его вмшательства. Что онъ понимаетъ въ этомъ? За него было платить кому разъ десять, а я долженъ заботиться самъ о себ.

— Что все это значитъ?

— Какъ вамъ спрашивать? У меня и такъ много непріятностей, а теперь онъ еще добавилъ своимъ надоданіемъ.

— Какія же у васъ непріятности, Джерардъ?.. Если у васъ есть непріятности, вамъ непремнно надо сказать мн. Если вы имли огорченія посл того, какъ видлись съ вашимъ отцомъ, зачмъ не написали мн всего? Вы имете непріятности изъ-за меня?

— Разумется, отчасти.

— Я не хочу навлекать непріятности на васъ.

— Теперь вы иначе перетолковываете мои слова. Разумется,— вы не навлекаете непріятностей на меня. Вы знаете, что я люблю васъ боле всего на свт.

— Надюсь.

Тутъ онъ обнялъ ее и прижалъ къ сердцу.

— Но что же можетъ сдлать человкъ? Когда лэди Чильтернъ посовтовала обратиться къ отцу, я сдлалъ это. Я зналъ, что изъ этого не выйдетъ ничего хорошаго. Онъ не пошевелитъ пальцемъ для того, чтобы сдлать для меня что-нибудь.

— Какъ это ужасно!

— Онъ считаетъ постыднымъ, что мн достались деньги дяди, хотя не имлъ на нихъ никакого права. Онъ всегда говоритъ, что я богаче его.

— Кажется, это правда.

— Я очень бденъ, я знаю это. Думаютъ, будто восемсотъ фунтовъ годового дохода очень много, а я нахожу, что это очень мало.

— И будетъ еще меньше, когда вы женитесь, серіозно сказала Аделаида.

— Разумется, все должно перемниться. Я долженъ продать лошадей, а намъ надо бжать отсюда и жить въ Булони, я полагаю. Но человкъ не можетъ сдлать все это въ одно мгновеніе. А тутъ Чильтернъ начинаетъ разглагольствовать, какъ олицетворенная добродтель. Какое ему дло?

Тутъ Аделаида сдлалась еще серіозне. Она вырвалась изъ его объятій и стала поодаль отъ него на ковр. Она сначала не отвчала ему, а потомъ заговорила очень медленно:

— Я боюсь, что мы поступили опрометчиво, и сдлали то, что сдлали, не обдумавъ хорошенько.

— Я совсмъ этого не говорю.

— Но я говорю. Теперь оказывается, что мы были неблагоразумны.

Она улыбнулась, кончая свою рчь.

— Лучше не быть намъ помолвленными.

— Вы зачмъ это говорите?

— Ясно, что это было скоре непріятностью для васъ, чмъ счастьемъ.

— Я ни за что на свт не хочу разойтись съ вами.

— Но это было бы лучше. Я не обдумала, а мн слдовало это сдлать. Я не поняла, что женитьба на мн сдлаетъ васъ… такимъ бднымъ. Теперь я вижу это. Скажите лучше лорду Чильтерну, что… все кончено. А я ей скажу то же самое. Такъ будетъ лучше и я сейчасъ вернусь въ Италію.

— Ужъ конечно не скажу. Не кончено и не будетъ кончено.

— Неужели вы думаете, что я выйду за любимаго человка, когда онъ говоритъ мн, что женившись на мн, онъ будетъ изгнанъ… въ Булонь? Вамъ лучше видть лорда Чильтерна, право лучше.

Тутъ она вышла изъ комнаты.

Имъ тотчасъ овладло чувство, что онъ поступилъ дурно, а между тмъ онъ былъ такъ великодушенъ, такое имлъ намреніе выказать преданность и врность! Онъ не думалъ ни минуты о томъ, чтобы разойтись, и теперь не хотлъ объ этомъ думать. Онъ любилъ ее больше прежняго и хотлъ жить только для того, чтобы жениться на ней. Но конечно ему не слдовало говорить ей о своей бдности, не слдовало упоминать о Булони. А между тмъ какъ же слдовало ему поступить?

Аделаида стала разспрашивать его о лорд Чильтерн, и необходимо же было растолковать ей свое настоящее положеніе. Это все произошло отъ неумстнаго вмшательства этого человка — онъ сейчасъ пойдетъ и скажетъ ему это. Разумется, онъ женится на Аделаид, только свадьбу надо отложить. Вс ждутъ годъ до свадьбы, почему же она не можетъ подождать?

Джерардъ были, несчастливъ, зная, что сдлалъ ее несчастною, но въ этомъ виноватъ лордъ Чильтернъ. Онъ откровенно поговоритъ съ Чильтерномъ, а потомъ объяснитъ съ любящей нжностью своей Аделаид, что они по прежнему будутъ всмъ другъ для друга, но что долженъ пройти годъ, прежде чмъ онъ можетъ приготовить для нея домъ. Посл этого онъ продастъ лошадей. Это намреніе само-по-себ было такъ велико, что въ настоящую минуту онъ не счелъ нужнымъ придумывать еще планы для будущаго. Онъ вы шелъ въ переднюю, взялъ шляпу и пошелъ къ конурамъ.

Онъ нашелъ лорда Чильтерна окруженнымъ полною сворой. Его ловчій съ смотрителемъ конуръ и старый Догетъ, вс были тутъ. Начальникъ охоты находился среди своего дла. Старикъ Догетъ подавалъ совты — почти всегда не соглашаясь съ Коксомъ, ловчимъ, какую собаку оставить и какую уничтожить. Обоняніе, бгъ, сила и послушаніе, все разсматривалось съ жаромъ, едва-ли извстнымъ въ какомъ-нибудь другомъ дл, и при каждомъ вопрос лордъ Чильтернъ слушалъ всхъ, а потомъ ршалъ однимъ словомъ. Когда онъ ршилъ, никакія убжденія не могли его отговорить.

Судя по выраженію лба лорда Чильтерна, можно было подумать, что тяжесть этой имперіи слишкомъ тяжела для простого смертнаго. На Джерарда Мола обратили очень мало вниманія, когда онъ подошелъ къ конклаву, хотя считали его на столько надежнымъ приверженцемъ охоты, что ему можно было вврить тайны конуры.

Лордъ Чильтернъ только пробормоталъ нсколько словъ въ привтствіе, а Коксъ приподнялъ свою старую охотничью шапку. Совщаніе длилось еще часъ. Старикъ Догетъ, пользовавшійся привилегіями, курилъ одну сигару за другою, но лордъ Чильтернъ сдлался на столько дловымъ человкомъ, что не могъ курить, когда былъ занятъ. Наконецъ дано было послднее приказаніе. Догетъ проворчалъ въ послдній разъ — а Коксъ произнесъ въ послдній разъ: ‘милордъ’, потомъ Джерардъ Молъ и начальникъ охоты оставили собакъ и пошли вмст домой.

Дло длилось такъ долго, что Джерардъ почти забылъ о своихъ обидахъ. Но теперь, когда они вмст вышли въ паркъ, онъ вспомнилъ тонъ голоса Аделаиды, когда она оставила его, вспомнилъ также, что въ настоящемъ положеніи дла было необходимо сказать что-нибудь.

— Кажется, мн надо отправиться къ этой женщин, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Вы говорите объ Аделаид? спросилъ Молъ тономъ чрезвычайнаго удивленія.

— Я говорю о герцогин, которая, какъ говорятъ, сама распоряжается всмъ. Этотъ Фотергилль опять принялся за прежнее въ Трмпетон.

— Въ-самомъ-дл? А я думалъ совсмъ о другомъ въ эту минуту. Вы помните, что вы говорили о миссъ Паллизеръ?

— Помню.

— Ну, я нахожу, что вы не имли права говорить со мною такимъ образомъ.

— Я не сказалъ ничего, вспылилъ лордъ Чильтернъ: — я говорю, что когда человкъ помолвленъ съ двушкой, онъ долженъ давать знать ей о себ, такъ чтобы они оба знали другъ о друг.

— Вы сказали что-то о томъ, будто вы ей братъ.

— Разумется. Если вы имете хорошія намренія, какъ я надюсь, васъ не можетъ сердить мысль, что за нею есть кому присмотрть, пока вы не возьмете ее въ руки. Это дло самое обыкновенное, когда двушка остается одна.

— Вы кажется намекали, что я не хорошо обращаюсь съ нею.

— Я не говорилъ ничего подобнаго, Молъ, но если вы спрашиваете меня…

— Я не спрашиваю васъ ни о чемъ.

— Да, вы спрашиваете. Вы приходите и придираетесь къ тому, что я говорилъ вчера самымъ добродушнымъ образомъ. Такъ вотъ же я скажу вамъ, вы поступите очень дурно, если не распорядитесь тотчасъ относительно того, что вы намрены длать.

— Это ваше мнніе? спросилъ Джерардъ Молъ.

— Да, мое, и вы увидите, что это мнніе всякаго мущины и всякой женщины, которыхъ вы спросите и которые понимаютъ что-нибудь въ подобныхъ вещахъ. И вотъ что я скажу вамъ, мистеръ Молъ: если вы хотли идти мн наперекоръ, то вы ошибаетесь. Постойте, выслушайте меня. У васъ нтъ друга лучше меня, а у нея нтъ друга лучше моей жены. Все это происходило въ нашемъ дом и я намренъ высказаться прямо. Что вы намрены длать относительно вашего брака?

— Я не намренъ говорить вамъ этого.

— Скажете вы миссъ Паллизеръ — или моей жен?

— Это какъ мн вздумается.

— Такъ я долженъ сказать вамъ, что вы не можете встрчаться съ нею въ моемъ дом.

— Я уду сегодня же.

— И этого не надо. Переночуйте, а потомъ ршитесь. Вы не можете предполагать, чтобы я спрашивалъ васъ изъ любопытства. Двушка любитъ васъ и, я полагаю, вы любите ее. Не ссорьтесь попустому. Если я оскорбилъ васъ, поговорите съ лэди Чильтернъ объ этомъ.

— Очень хорошо, я поговорю съ лэди Чильтернъ.

Когда они пришли въ домъ, было ясно, что не все въ порядк. Миссъ Паллизеръ совсмъ не выходила до обда, а лэди Чильтернъ была серіозна и очень холодна въ обращеніи съ Джерардомъ Моломъ.

Онъ оставался одинъ цлый день, который провелъ съ своими лошадьми и грумомъ, куря сигары, но думая все время о послднихъ словахъ Аделаиды Паллизеръ, о нахмуренныхъ бровяхъ лорда Чильтерна и объ обращеніи лэди Чильтернъ.

Когда онъ вошелъ въ гостиную предъ обдомъ, лэди Чильтернъ и Аделаида об были тамъ, и Аделаида начала немедленно предлагать вопросы о собакахъ и ловчихъ. Но она старательно держалась поодаль отъ него, и онъ самъ чувствовалъ, что ему нельзя теперь стать на ту ногу, на которой онъ находился съ ними обими наканун.

Вдругъ вошелъ лордъ Чильтернъ и еще мужъ съ женою, пріхавшіе гостить въ Гэррингтонъ. Ничего не могло быть скучне цлаго вечера. По-крайней мр, это находилъ Джерардъ. Онъ велъ Аделаиду къ обду, но не сидлъ возл нея за столомъ, для чего однако былъ предлогъ, потому что такимъ образомъ прізжій долженъ былъ бы сидть возл своей жены.

Джерардъ былъ сердитъ и не хотлъ говорить съ своею сосдкой, и хотя старался раза два заговаривать съ лэди Чильтернъ — а она была самая разговорчивая женщина на свт — ему не удалось. Время отъ времени онъ старался встртиться глазами съ Аделаидой, но даже въ этомъ онъ не могъ успть.

Когда дамы вышли изъ комнаты, Чильтернъ и прізжій — который былъ не охотникъ и поэтому не понималъ дла — заблудились въ лабиринт Трмпетонскаго лса.

Но Джерардъ Молъ не говорилъ ни слова и лордъ Чильтернъ ни слова ему не сказалъ. Когда онъ сидлъ и прихлебывалъ свое вино, онъ ршилъ, что утромъ же удетъ изъ Гэррингтонскаго замка.

Когда онъ опять вошелъ въ гостиную, все пошло точно такъ же. Онъ заговаривалъ съ Аделаидой и она отвчала ему, но не было ни одного ободрительнаго слова — ни утшительнаго тона въ голос. Онъ самъ былъ принужденъ вступать въ разговоръ съ незнакомою дамой и наконецъ его посадили играть въ вистъ съ лэди Чильтернъ и двумя прізжими.

Поздне вечеромъ, когда Аделаида ушла въ свою комнату, лэди Чильтернъ пригласила Джерарда на верхъ, въ свою гостиную, и тамъ объяснила ему все. Миссъ Паллизеръ объявила, что они должны разойтись.

— Совсмъ, лэди Чильтернъ?

— Конечно. Такое намреніе не можетъ быть принято въ половину.

— Но почему?

— Мн кажется, вы должны знать, мистеръ Молъ.

— Я вовсе не знаю. Я расходиться не хочу. Я имю столько же права имть голосъ съ этомъ дл, какъ и она, и не врю, чтобы этого хотла она.

— Мистеръ Молъ!

— Мн все-равно, я долженъ высказаться. Зачмъ она сама не говоритъ мн?

— Она вамъ сказала.

— Нтъ, не сказала. Она говорила что-то, только не это. Не думаю, чтобы съ кмъ-нибудь такъ обращались прежде: и это все лордъ Чильтернъ — потому что я сказалъ, что онъ не имлъ права вмшиваться въ мои дла. И онъ дйствительно не иметъ права.

— Васъ съ Освальдомъ не было, когда она сказала мн, что ршилась. Освальдъ совсмъ и не говорилъ съ нею посл того, какъ вы пришли сюда, и не говорилъ съ нею о васъ посл того, какъ вы пріхали къ намъ.

— Такъ что же это значитъ?

— Вы сказали ей, что ваша помолвка надлала вамъ непріятности.

— Разумется, непріятности должны быть.

— И что… вы должны отправиться въ Булонь, когда женитесь.

— Я не имлъ намренія заставить принимать это буквально.

— Говорить такимъ образомъ о вашей будущей жизни съ двушкой, съ которой вы помолвлены, не очень любезно, мистеръ Молъ. Разумется, она надялась сдлать вашу жизнь счастливе, а не несчастне. А когда вы заставили ее понять — и сдлали это очень ясно — что супружеская жизнь приводитъ васъ въ разстройство, разумется, ей не оставалось ничего боле, какъ взять назадъ слово.

— Я не былъ разстроенъ.

— Не я сдлала это, мистеръ Молъ.

— Я полагаю, она увидится со мною?

— Если вы настаиваете, она увидится, но предпочла бы не видаться.

Джерардъ однако настоялъ, и Аделаиду привели къ нему въ эту комнату, прежде чмъ онъ ушелъ спать. Она была очень кротка съ нимъ и говорила совсмъ не такимъ тономъ, какъ лэди Чильтернъ, но Джерардъ никакъ не могъ заставить ее измнить намреніе. Несчастный намекъ на жалкое изгнаніе въ Булонь докончилъ то, что начали его прежнія жалобы, и принудилъ ее ршиться разойтись съ нимъ совсмъ.

— Мистеръ Молъ, сказала она:— когда я примтила, что вы считаете бракъ нашъ несчастьемъ, мн больше ничего не оставалось, какъ взять назадъ слово.

— Но я не считаю этого несчастьемъ.

— Вы заставили меня думать, что это несчастье для васъ, а это причина очень сильная. Надюсь, что мы разстанемся друзьями.

— Я не хочу разстаться, сказалъ онъ, стоя спиною къ камину.— Я не понимаю этого, ей-Богу не понимаю! Оттого что я сказалъ глупости на счетъ Булони, въ шутку…

— Вы не шутили, когда говорили, что непріятности тяжело легли на васъ посл вашей помолвки.

— Я полагаю, человкъ самъ можетъ судить, шутитъ онъ или нтъ. Дло въ томъ, что вы не любите меня.

— Я надюсь, мистеръ Молъ, что это случится современемъ.

— Я нахожу, что вы… поступаете со мною очень дурно. Я нахожу, что вы… поступаете вроломно со мною. Я нахожу, что вс вы… постыдно обращаетесь со мною. Разумется, я уду. Разумется, я не останусь въ этомъ дом. Мущина не можетъ заставить двушку держать слово. Нтъ — не хочу пожать вамъ руку. Я даже не прощусь съ вами. Разумется, я уду.

Говоря это, онъ хлопнулъ дверью за собою.

— Если дорожитъ вами, онъ вернется, сказала лэди Чильтернъ въ этотъ вечеръ Аделаид, которая лежала на постели въ плачевномъ состояніи, сходя съ ума отъ головной боли.

— Я не хочу, чтобы онъ вернулся, я не хочу заставить его хать въ Булонь.

— Не думайте объ этомъ, душечка.

— Не думать объ этомъ! Какъ могу я не думать? Я всегда буду думать. Но видть его не хочу никогда — никогда! Какъ я могу желать выйти за человка, который говоритъ мн, что я надлаю ему непріятностей! Онъ никогда — никогда не подетъ въ Булонь изъ-за меня!

Глава XLIII.
ВТОРОЙ ГРОМОВОЙ УДАРЪ.

Ссора Финіаса Финна и Бонтина сдлалась предметомъ разговоровъ въ Лондон и приняла многіе разнообразные виды. Политическій видъ, хотя можетъ быть онъ лучше понимался, былъ не самый интересный. Былъ личный видъ — имвшій отношеніе къ прямой ссор, происходившей между обоими джентльмэнами, и къ переписк, послдовавшей между ними, былъ предметомъ многихъ толковъ, но былъ извстенъ очень мало. Въ нкоторыхъ кружкахъ говорили, что два искателя мстъ въ министерств чуть-было не подрались — въ нкоторыхъ, что драка была, а въ другихъ, находящихся подальше отъ Нижней Палаты и клуба Вселенная, что ирландецъ ударилъ англичанина, а англичанинъ ирландца отколотилъ.

Этотъ видъ былъ очень непріятенъ Финіасу Финну.

Былъ еще третій видъ — который можно бы назвать общественнымъ видомъ и въ которомъ, къ несчастью, замшалось имя лэди Лоры Кеннеди.

Вс виды, разумется, смшивались между собою и длались веселе и интересне отъ именъ многихъ важныхъ лицъ. Предполагали, что Грешэмъ, первый министръ, былъ замшанъ въ этомъ дл. Говорили, что онъ былъ принужденъ исключить Финіаса Финна изъ министерства, по поводу несчастной связи между нимъ и женою одного изъ его бывшихъ товарищей, и вздумалъ также исключить Бонтина изъ своего кабинета — это равнялось почти исключенію — за то, что Бонтинъ нескромно намекалъ на эту связь. Вслдствіе этихъ толковъ Грешэму доставалось отъ нкоторыхъ друзей и отъ многихъ враговъ.

Потомъ, разумется, о сцен въ гостиниц Макферсонъ толковали почти вс. Преобладающіе слухи состояли въ томъ, что Кеннеди, доведенный до помшательства неврностью жены — что сдлалось ему извстно чрезъ ссору Финіаса съ Бонтиномъ — пытался убить любовника своей жены, съ безстыдствомъ явившагося къ мужу, съ намреніемъ угрозами заставить его отказаться заявить публично о своихъ оскорбленіяхъ. Убійство это чуть-было не случилось въ центр столицы — днемъ, какъ-будто отъ этого оно становилось хуже — въ воскресенье, что безконечно увеличивало восхительный ужасъ катастрофы, а между тмъ на это не обращено было вниманія! Мнимый убійца былъ бывшій министръ, а любовникъ, едва не убитый, помощникъ статс-секретаря и даже теперь членъ Парламента. Потомъ было положительно извстно, что отецъ лэди Лоры, вельможа, пользовавшійся всегда высокимъ уваженіемъ, покровительствовалъ любовнику дочери, а не мужу.

Все это вмст смущало публику и возбуждало пріятное волненіе, придавая сезону совершенно особый интересъ.

Конечно, общее мнніе было неблагопріятно для бднаго Финіаса Финна, но и у него была своя партія. Обязать друга, сдлавъ вредъ его врагу, часто гораздо легче, чмъ оказать пользу самому другу.

Мы уже видли, какъ молодой герцогин не удалась попытка доставить Финіасу мсто и какъ она успла уничтожить высокія надежды Бонтина. Достигнувъ этого, разумется, она горячо пристала къ сторон, избранной ею — а также, разумется, мадамъ Гслеръ сдлала тоже самое.

Между этими двумя дамами было легкое разногласіе относительно свойства отношеній лэди Лоры и Финіаса Финна. Герцогиня думала, что молодые люди вообще противъ невинныхъ отношеній, и такъ какъ лэди Лора давно разошлась съ мужемъ, то вроятно что-нибудь да есть.

— Помилуйте, душа моя, говорила герцогиня: — извстно, что они любили другъ друга, когда были въ Лофлинтер, передъ тмъ, какъ она вышла за Кеннеди. Это самая романическая исторія. Лэди Лора заставила отца дать ему мсто депутата.

— Онъ спасъ жизнь мистера Кеннеди, возражала мадамъ Гслеръ.

— Это одно изъ самыхъ странныхъ обстоятельствъ когда-либо случавшихся. Лоренсъ Фицджибонъ говоритъ, что все это было придумано, гарротеры наняты, но къ несчастью два полицейскихъ явились въ эту минуту, такъ что т были взяты. Наврно ихъ простилъ сэр-Герри Кольдфутъ, который былъ тогда министромъ внутреннихъ длъ и большой пріятель лорда Брентфорда. Я не совсмъ этому врю — это было бы слишкомъ восхитительно — но врятъ очень многіе.

Мадамъ Гслеръ однако строго держалась того мннія, что слухи о лэди Лор были клеветой. Она не врили ни одному слову и почти сердилась на герцогиню за ея легковріе.

Вроятно, очень многіе раздляли мнніе герцогини, но тмъ не мене принимали сторону Финіаса Финна. Они не могли понять, почему его не пускаютъ въ министерство изъ-за того, что въ него была влюблена дама, и нисколько не одобряли суровой добродтели перваго министра. Онъ не имлъ права вмшиваться въ такія дла. И многіе утверждали, что Грешэмъ любитъ подобныя вмшательства.

Лэди Кэнтрипъ, хотя ея мужъ былъ самый короткій другъ Грешэма, принадлежала къ этой партіи, такъ же какъ и герцогиня Сент-Бнгей, которая ничего не понимала въ этомъ, но вообразила, будто мистриссъ Бонтинъ какъ-то разъ грубо обошлась съ нею. Молодая герцогиня умла очень скоро набирать партію, и старую герцогиню съ многими другими знатными старухами уврили, что ей непрсмнно слдуетъ быть Финниткой. Въ результат вышло то, что хотя Финіасъ Финнъ былъ исключенъ изъ либеральнаго министерства, вс либеральныя гостиныя были отворены ему и онъ сдлался львомъ.

Все это увеличилось весьма нескромнымъ поведеніемъ Бонтина. Онъ согласился принять низшее мсто министра торговли — должность президента въ торговомъ комитет, должность гораздо ниже той, на которую онъ назначался прежде, и согласился занять ее безъ мста въ Кабинет. Но сдлавъ это, онъ не могъ ршиться спокойно переносить свое разочарованіе. Онъ не могъ работать, ждать, сдлать себя пріятнымъ окружающимъ его, держать досаду въ сердц. Онъ былъ угрюмъ и надутъ съ своимъ начальникомъ и почти дерзокъ съ герцогомъ Омніумомъ.

Нашъ старый пріятель Плантадженетъ Паллизеръ не примчалъ дерзости. Въ немъ было такое отсутствіе самосознанія, онъ такъ мало думалъ о своей наружности и обращеніи, что никогда не разсматривалъ обращенія другихъ съ нимъ. Противорчія онъ принималъ за простые доводы. Разница въ мнніяхъ, даже со стороны подчиненныхъ, внушала ему хорошее мнніе о нихъ. Онъ могъ переносить грубость, не примчая ее, и всегда цнилъ въ людяхъ хорошія намренія. При всемъ этомъ онъ былъ увренъ въ своемъ собственномъ положеніи — сознавалъ свою силу, происходившую отъ его ума, трудолюбія, званія и богатства — что заставляло его не бояться другихъ.

Когда маленькая собака ворчитъ, большая собака не относитъ этого ворчанья къ себ, а просто думаетъ, что маленькая собака должна быть недовольна сама собою. Бонтинъ много ворчалъ, а новый лордъ-хранитель печати думалъ, что новый министръ торговли недоволенъ самъ собою.

Но наконецъ маленькая собака схватила большую за ухо и тогда большая собака протянула лапу и повалила маленькую собаку. Бонтину сказали, что онъ — забылся, и тутъ поднялись новые толки. Скоро стали уврять, что лордъ хранитель печати отказался вырабатывать десятичную систему посредствомъ министра торговли въ Нижней Палат.

Бонтинъ, въ своемъ смятеніи, дйствительно велъ себя неприлично. Между своими короткими друзьями онъ очень громко уврялъ, что не намренъ этого выносить. Онъ не желалъ тотчасъ отказаться отъ Грешэма или надлать затрудненій, но не хочетъ занимать свое настоящее положеніе или поддерживать министерство, не имя мста въ Кабинет. Паллизеръ сдлался совершенно безполезенъ — такъ говорилъ Бонтинъ — посл того, какъ сталъ герцогомъ, и совершенно неспособенъ заниматься десятичною системой. Убивать всякаго человка тяжело, а онъ не намренъ убивать себя самого — по-крайней-мр безъ той награды, для которой онъ трудился всю жизнь и на которую онъ иметъ полное право, то-есть мсто въ Кабинет.

Въ то время были Бонтиниты такъ же, какъ и Финниты. Послдняя партія была по большой части женская, а первая состояла изъ шести членовъ Парламента, которые думали, что способствуютъ своимъ видамъ, поощряя отчаянныя надежды несчастнаго Бонтина.

Предводитель партіи ничего не значитъ безъ органа, и органъ явился поддерживать Бонтина — не длавшій ему большой чести, какъ либералу, потому что былъ органъ консервативный, но тмъ не мене пріятный его душ, такъ какъ этотъ органъ не только поддерживалъ его, но громко трубилъ ругательства человку, котораго онъ ненавидлъ больше всего. ‘Знамя’ было органомъ, а Квинтусъ Слайдъ разумется органистомъ. Слдующая статья была однимъ изъ разыгрываемыхъ имъ мотивовъ и считалась имъ вторымъ громовымъ ударомъ, а вроятно и окончательно уничтожающимъ метательнымъ снарядомъ. Этотъ громовой ударъ разразился въ понедльникъ, 3 мая:

‘Въ начал марта мы считали нашей обязанностью обратить вниманіе публики на поведеніе танкервилльскаго депутата по длу, происходившему въ маленькой гостиниц въ Дждской улиц, мы даже осмливались просить вмшательства полиціи. Попытка убить депутата отъ Танкервилля была сдлана джентльмэномъ, хорошо извстнымъ въ политическомъ мір, который — какъ предполагали — былъ доведенъ до помшательства оскорбленіями, нанесенными ему его самыми близкими и дорогими родными. Мы можемъ теперь сказать достоврно, что этотъ несчастный джентльмэнъ дйствительно помшанъ. Говорить объ этомъ безславномъ дл сдлалось нашей особой обязанностью, потому что письмо, еще находящееся въ нашихъ рукахъ, было отдано намъ для печати несчастнымъ мужемъ, прежде чмъ онъ лишился разсудка, письмо это однако мы не могли напечатать по запрещенію, присланному къ намъ очень поспшно вице-канцлеромъ. Мы далеки отъ того, чтобы приписывать дурныя причины или даже нескромность этому сановнику, но держимся такого мннія, что нравственное чувство страны выиграло бы отъ этой публикаціи, и мы уврены, что депутатъ отъ Танкервилля выхлопоталъ это запрещеніе ненадлежащимъ образомъ.

‘Полиція не навела никакихъ справокъ относительно этой попытки на убійство, и мы надемся, что какой-нибудь членъ сдлаетъ объ этомъ запросъ въ Нижней Палат. Допустили ли бы подобное виновное умолчаніе, если бы несчастная дама, имя которой мы не желаемъ упоминать, не была дочерью одного изъ товарищей нашего перваго министра, а тотъ, кто выстрлилъ изъ пистолета, тоже товарищъ, и предполагаемый любовникъ, въ котораго выстрлили, тоже товарищъ? Мы думаемъ, что безполезно отвчать на этотъ вопросъ.

‘Въ нашей первой стать мы осмлились подать мистеру Грешэму одинъ совтъ, которому онъ имлъ благоразуміе послдовать. Мы взяли на себя сказать ему, что если, посл того, что случилось, онъ осмлится опять помстить депутата отъ Танкервилля въ министерство, страна этого не потерпитъ — и онъ воздержался. Веселые шаги мистера Финіаса Финна слышатся за лстниц одного изъ домовъ въ Доунингской улиц, какъ бывало три года назадъ. Мы думаемъ, что огласка кончилась — и навсегда. Красивый ирландецъ, членъ Парламента, получавшій прекрасное жалованье по милости женскаго вліянія, уже не сдлается, какъ мы думаемъ посл всего вышесказаннаго, отягощеніемъ для общественнаго кошелька.

‘Но мы не можемъ сказать, что остаемся довольны, или думаемъ, что публика достаточно узнала все — какъ это и слдуетъ относительно всякаго дла, касающагося общественной службы. Мы еще не узнали, почему мистеръ Бонтинъ, назначенный на мсто канцлера казначейства — потому что это назначеніе было заявлено въ Нижней Палат главою его партіи — былъ впослдствіи исключенъ изъ Кабинета и назначенъ на должность сравнительно низкую, вслдствіе этого исключенія. Намъ еще не сказали, зачмъ это сдлано, но мы думаемъ, что имемъ право предположить, не сдлалось ли это посредствомъ вліянія Танкервилльскаго депутата, и вполн убждены, что общественной служб страны былъ нанесенъ большой вредъ.

‘Не наше дло хвалить тхъ неуклюжихъ лошадей, которыми мистеръ Грешэмъ правитъ съ смлостью, замняющей ему неспособность, если не случится какого-нибудь страшнаго несчастья, но если между этими лошадьми находится одна, которая можетъ подняться на гору, то это мистеръ Бонтинъ. Мы изумлялись нескромности мистера Грешэма, объявившаго о назначеніи новаго канцлера казначейства за нсколько недль до того, какъ ему удалось выгнать изъ министерства мистера Добени, но тмъ не мене были рады, что финансы страны вручены самому способному человку, котораго мистеръ Грешэмъ могъ уговорить слдовать за нимъ.

‘Но мистеръ Финнъ, съ своею женскою силой, опять вмшался, и мистера Бонтина удалили въ министерство торговли, не давъ мста въ Кабинет. Мы не станемъ удивляться, если вслдствіе этихъ безславныхъ продлокъ мистеръ Бонтинъ въ конц сессіи очутится главою либеральной партіи. Если такъ, изъ зла выйдетъ добро. Но, какъ бы то ни было, мы не можемъ не чувствовать, что и для министерства, и для Парламента, и для страны безславно, что такіе результаты могутъ выходить изъ неприличныхъ частныхъ поступковъ двухъ-трехъ лицъ, даже не принадлежащихъ къ высшему сословію.’

Глава XLIV.
ПРОЦЕСЪ БРАУБОРО.

Еще одно дло въ то время возбуждало большое волненіе. И оно также увеличило важность Финіаса Финна, хотя не Финіасъ былъ героемъ піесы. Мистеръ Брауборо, бывшій депутатъ отъ Танкервилля, былъ судимъ за подкупъ. Надо вспомнить, что когда Финіасъ состязался за это мсто осенью, этотъ господинъ былъ избранъ. Но впослдствіи онъ былъ лишенъ мста по прошенію и Финіасъ объявленъ депутатомъ.

Судья, ршившій такимъ образомъ, заявилъ предсдателю, что слдовало назначить коммисію для слдствія на счетъ послднихъ и прежнихъ выборовъ въ Танкервилл, и эта коммисія засдала въ январ и феврал. Допрашивали половину подателей голосовъ въ Танкервилл и многихъ, не подававшихъ голоса. Члены коммисіи мели очень чисто, будучи новыми метлами, и въ своемъ доклад донесли, что мистера Брауборо, котораго они сами не допрашивали, слдуетъ предать суду.

Этотъ докладъ былъ сдланъ въ конц марта, когда дожидали важнаго билля мистера Добени. Тутъ возникло двойное чувство относительно мистера Брауборо, котораго многіе считали образцовымъ членомъ Парламента, который никогда не говорилъ, бывалъ въ Палат постоянно, не нуждался ни въ чемъ, имлъ кучу денегъ, давалъ обды и для котораго мсто въ Парламент составляло всю суть жизни.

Никто изъ привыкшихъ слышать его медленные шаги съ передней Парламента и видть его дюжую фигуру, всегда засдавшую на одной изъ верхнихъ скамеекъ пониже прохода съ консервативной стороны Палаты, не могъ желать, чтобы этотъ человкъ былъ наказанъ.

Когда новые законы о подкупахъ стали принимать такой видъ, сердца членовъ Парламента возмутились отъ жестокости — даже сердца другой стороны Парламента. Пока вопросъ шелъ о мст, разумется, бороться надо было до конца. Обвиненія всякаго рода могли тогда сыпаться необузданно и всякіе дурные поступки приписываться.

Всмъ было извстно, что на каждыхъ выборахъ Брауборо покупалъ свое мсто. Какъ какой-нибудь Брауборо можетъ получить мсто, не купивъ его — человкъ, не умющій сказать десяти словъ, низкаго происхожденія, не отличающійся ревностью въ политик, не имющій никакихъ особенныхъ убжденій? Чмъ такой человкъ можетъ рекомендовать себя доврителямъ, если не подетъ туда съ деньгами? Разумется, онъ отправился въ Танкервилль съ деньгами, кучею денегъ, и растратилъ ихъ — какъ джентльмэнъ. Коллективно Нижняя Палата ршила уничтожить подкупъ очень сильною рукой.

Никто не говорилъ противъ подкупа съ такимъ жаромъ, какъ сэр-Грегори Грогрэмъ, который самъ, какъ генералъ-аторней, сковалъ оковы для будущихъ подкупщиковъ. Онъ опять сдлался генералъ-аторнеемъ, къ своему большому неудовольствію, такъ какъ Грешэмъ въ послднюю минуту нашелъ благоразумнымъ возвратить лорду Уизилингу шерстяной мшокъ, и Грогрэму было поручено предать суду Брауборо. Но многіе примтили, что это дло пришлось ему не по вкусу. Палата очень горячилась противъ подкупа, и нкоторые члены настоящаго министерства, когда прошелъ послдній билль, выразили жгучее негодованіе противъ преступленія.

Но, не смотря на все это, вопросъ имлъ свою смшную сторону, которую сознавали только находившіеся за кулисами. Парламентъ былъ обязанъ показать вншнему міру, что гнушается всякими подкупами на выборахъ, но члены Парламента, отдльно, знали очень хорошо, что происходило на ихъ собственныхъ выборахъ, и помнили чеки, выданные ими. Разумется, трактиры были открыты, и можетъ быть нигд не пили столько пива, какъ въ Кловелли, мстечк, отъ котораго депутатомъ былъ сэр-Грегори Грогрэмъ.

Когда заговорили о томъ, чтобы отдать подъ судъ человка, котораго вс знали и который, какъ членъ, былъ незамтенъ и слдовательно безвреденъ, человка богатаго и полезнаго, который не мшалъ никому, многіе находили это преслдованіемъ. Мысль посадить Брауборо въ тюрьму за т поступки, которые привычка сдлала второю натурой для большинства членовъ Парламента, была очень прискорбна всмъ имъ. Предложеніе это было сдлано Парламенту въ первую пору треволненій Добени по поводу его важнаго билля, и Добени тотчасъ ршилъ оставить безъ вниманія этотъ вопросъ на эту пору. Если онъ долженъ лишиться власти, то для чего же его, генералъ-аторнею, преслдовать его союзника и послдователя — бдное, врное существо, которое никогда въ жизни не подавало голоса противъ своей партіи и которое всегда было готово принять своимъ предводителемъ всякаго избраннаго его партіей?

Но многіе чувствовали, что такъ какъ Брауборо слдуетъ отдать подъ судъ рано или поздно — потому что докладомъ коммисіи пренебрегать было нельзя — то лучше, чтобы это случилось при его друзьяхъ, а не врагахъ. Поэтому газеты ускоряли это дло, и ршили, что Брауборо будетъ судиться на Дргэмскихъ весеннихъ ассизахъ въ первыхъ числахъ мая.

Сэр-Грегори Грогрэмъ сдлался генералъ-аторнеемъ въ половин апрля и его принудили взяться за это дло. Друзья Брауборо и самъ онъ очень громко объявляли, что отложить процесъ было бы величайшей жестокостью. Повренные Брауборо думали, что для него выгодне, ускорить дло, и доказывали, что замедленіе будетъ крайней жестокостью, что всякое отлагательство противно духу конституціи и незаконно.

Разумется, также легко было доказать, что торопливость со стороны прокурора была жестока, незаконна и противна духу конституціи, если бы находили, что возможность на оправданіе заключается въ замедленіи.

Такимъ образомъ процесъ выдвинули впередъ и самъ сэр-Грегори былъ обвинителемъ отъ Нижней Палаты. Не было никакого сомннія, что сочувствіе публики на сторон Брауборо, хотя въ его виновности также не было сомннія.

Когда улики, собранныя коммисіей, появились въ газетахъ, когда факты танкервилльскихъ выборовъ сдлались гласны и всмъ было показано обыкновеніе мистера Брауборо подкупать голоса — какъ ясно онъ былъ уличенъ въ подкуп — тогда съ недлю общественное чувство было противъ него. Въ двухъ-трехъ лондонскихъ газетахъ печатались передовыя статьи, подробно выставлявшія выдающіеся пункты преступности стараго гршника, и выражалось убжденіе, что теперь, покрайней-мр, преступникъ будетъ наказанъ.

Но это прошло, и гнвъ на мистера Брауборо, даже со стороны самыхъ добродтельныхъ газетъ, очень охладлъ. Нкоторыя газеты смло защищали его, насмхались надъ членами коммисіи и объявляли, что процесъ будетъ чистой нелпостью. ‘Знамя’, съ изумительной смлостью пренебрегая фактами въ доклад коммисіи, объявляло, что противъ Брауборо нтъ ни малйшихъ уликъ, и намекало, что процесъ былъ возбужденъ злобнымъ вліяніемъ этого виновника всхъ золъ, Финіаса Финна.

Но люди, лучше Квинтуса Слайда знавшіе, что происходитъ въ свт, знали хорошо, что подобныя увренія безполезны и не нужны. За Брауборо никто не опасался, но его спасеніе заключалось въ равнодушіи преслдовавшихъ его, а ужъ конечно не въ его невинности. Улики противъ Брауборо были налицо. Но сэр-Грегори Грогрэмъ, знатокъ дла, зналъ, что вина можетъ быть смягчена.

Дло однако началось на Дргэмскихъ ассизахъ. Послдніе два мсяца Брауборо сдлался героемъ въ Танкервилл. Церковная партія забыла его нарушаемыя общанія, а радикалы помнили только его щедрость. Если бы онъ могъ сдлаться кандидатомъ въ тотъ самый день, когда судьи въхали въ Дргэмъ, онъ могъ бы быть выбранъ безъ подкупа. Во всемъ графств процесъ его былъ непопуляренъ. Во все время парламентской карьеры Брауборо, имя его не произносили съ такимъ уваженіемъ, какъ теперь, въ великомъ церковномъ город. Онъ обдалъ у декана наканун процеса, а въ воскресенье главный сторожъ въ церкви привелъ его на скамью возл канцлера епархіи съ благоговніемъ,показывавшимъ, что его считаютъ почти мученикомъ. Когда онъ слъ въ зал суда возл своего защитника, вс пожимали ему руку.

Когда сэр-Грегори началъ свою рчь, никто не предполагалъ, что Брауборо подвергнется наказанію. Судьею былъ мистеръ Баронъ Болтби, который былъ самъ депутатомъ въ молодости и зналъ хорошо, какъ длаются такія вещи.

Намъ всмъ извстно, какъ безстрастно мнніе судей, когда люди обвиняются предъ ними въ преступленіи, но судьи все-таки сами люди, и мистеръ Баронъ Болтби, смотря на Брауборо, не могъ не подумать о быломъ времени.

Однако было необходимо, чтобы преслдованіе велось прилично и формально, и чтобы представлены были вс улики. Изъ Танкервилля была куча свидтелей — рудокопы, углекопы и другіе — поживаясь на счетъ бднаго мстечка. Всхъ этихъ людей надо было допросить, и показанія ихъ конечно будутъ точно такія же, какія давались съ такимъ пагубнымъ результатомъ этимъ новичкомъ членамъ коммисіи.

Начальная рчь сэр-Грегори была вполн его достойна. Онъ говорилъ, какъ необходимо очистить атмосферу нашихъ мстечекъ отъ заразы подкупа. Голосъ страны выразился очень ясно по этому поводу и изданъ былъ приговоръ, чтобы на выборахъ не было больше подкуповъ. На послднихъ танкервилльскихъ выборахъ и, какъ онъ боялся, на нкоторыхъ прежнихъ выборахъ, былъ очевидный подкупъ. Присяжные должны были ршить, на столько ли мистеръ Брауборо отвтственъ въ поступкахъ своихъ агентовъ, чтобы самому подвергнуться кар закона. Если окажется, что онъ подвергъ себя кар закона, то присяжные безъ сомннія скажутъ это, и въ такомъ случа окажутъ большую услугу длу очищенія, но если мистеръ Брауборо самъ лично не зналъ, что длали его агенты, тогда присяжные будутъ обязаны оправдать его. Человкъ не можетъ быть виновенъ въ глазахъ закона только оттого, что подкупъ былъ, даже если бы совершенный подкупъ былъ достаточно доказанъ для того, чтобы лишить его мста, которое иначе онъ не получилъ бы.

Ничего не могло быть ясне того, что сэр-Грегори объяснилъ присяжнымъ, ничего не могло быть краснорчиве его порицаній подкупа вообще, ничего не могло быть мягче его словъ противъ мистера Брауборо лично.

Относительно уликъ, сэр-Грегори съ своими двумя помощниками мужественно сдлалъ свое дло. Показанія были даны — не такъ подробно, какъ въ Танкервилл предъ членами коммисіи — но съ такимъ же результатомъ. А между тмъ эти показанія оказались совершенно различны съ тми, о которыхъ упоминалось въ газетахъ.

Въ Танкервилл господствовало исполненное негодованія, а иногда и нескромное усердіе, сообщившееся всему длу. Въ Дргэмскомъ суд господствовала какая-то добродушная насмшливость. Защитникъ Брауборо, переспрашивая свидтелей обвиняемой стороны, не выразилъ того правильнаго гнва за оскорбленную невинность, который обыкновенно эти господа выказываютъ при защит преступниковъ, но кланялся, ухмылялся и кивалъ сэр-Грегори такъ, что пріятно было смотрть. Никто не бранилъ никого. Адвокаты не кричали, не сжимали кулаковъ, не поднимали ногами пыли, не длали угрозъ и намековъ на присягу свидтелей. Защитникъ немножко подтрунивалъ надъ свидтелями, но не оскорбительно. Людей, которые признались, что получили по семнадцати шиллинговъ и шести пенсовъ за свои голоса на послднихъ выборахъ, спрашивали, какъ они помстили свои деньги. Длались намеки на ихъ женъ и было много добродушныхъ споровъ, въ которыхъ свидтели одерживали верхъ,

Танкервилльцы долго помнили этотъ процесъ и очень желали другого такого же. Единственный человкъ, съ которымъ обошлись строго, былъ бдный Финіасъ Финнъ, и къ счастью для него, его тутъ не было. Его способности быть депутатомъ отъ Танкервилля обсуживались нсколько грубо. Каждый свидтель, когда его спрашивали, который кандидатъ будетъ выбранъ Танкервиллемъ на слдующихъ выборахъ, тотчасъ отвчалъ, что конечно мсто получитъ мистеръ Брауборо. Мистеръ Брауборо сидлъ въ суд во время всего этого и былъ героемъ дня.

Рчь судьи была очень коротка и сказана почти небрежно. Онъ настаивалъ только на разниц между такими уликами подкупа, которыя могутъ лишить человка мста, и такими, которыя подвергнутъ его уголовному суду. Но человкъ не можетъ быть подвергнутъ уголовному суду за поступки другого. Человкъ долженъ подвергаться наказанію за свой собственный поступокъ. Если человкъ подучилъ другого убить, онъ будетъ наказанъ не за убійство, а за наущеніе. Теперь судъ уголовный, и они обязаны вынести оправдательный приговоръ, если не убждены, что этотъ человкъ умышленно и добровольно былъ виновенъ въ приписываемомъ ему преступленіи. Судья упомянулъ объ уликахъ, которыя сами по себ были ясны, противъ стараго гршника, и ничмъ не опровергнуты, а потомъ предоставилъ дло присяжнымъ. Присяжные посовтовались и вынесли оправдательный приговоръ безъ малйшаго замедленія. Сэр-Грегори Грогрэмъ и его помощники собрали свои бумаги. Судья сказалъ Брауборо нсколько словъ, почти лестныхъ, и дло кончилось къ всеобщему удовольствію всхъ присутствующихъ. Сэр-Грегори Грогрэмъ нисколько не былъ раздосадованъ, и вс, на его сторон Парламента и на другой, думали, что онъ исполнилъ свою обязанность очень хорошо. Члены комитета, одушевленные изумительнымъ усердіемъ по свойству и новизн своего труда, вроятно чувствовали, что съ ними поступили вроломно, но можно сомнваться, смутилъ ли кого другого результатъ процеса, разв какихъ-нибудь невинныхъ бдняковъ въ графств, взаправду поврившихъ, будто подкупъ дйствительно будетъ изгнанъ изъ предловъ Уэстминстера.

Мистеръ Роби и мистеръ Рэтлеръ, занимавшіе одну должность каждый для своей партіи, оба были знакомы другъ съ другомъ и любили разсуждать о парламентскихъ вопросахъ въ библіотек и курительной Парламента.

— Я очень радъ, что дло такъ кончилось въ Дргэм, сказалъ Рэтлеръ.

— И я также, сказалъ Роби.— Брауборо былъ всегда хорошій человкъ.

— Безъ всякаго сомннія, ничего хорошаго не могло бы выйти, если бы осудили его. Я полагаю, что въ Танкервилл были истрачены деньги.

— И о другихъ мстахъ можно бы упомянуть, сказалъ Роби.

— Разумется — и опять деньги будутъ тратить. Никто не ненавидитъ подкуповъ боле меня. Разумется, и Парламентъ это ненавидитъ. Но если человкъ лишится мста, конечно, это наказаніе достаточное.

— Иногда лучше написать чекъ, чмъ быть оставленнымъ въ сторон.

— А все-таки члены предпочли бы, чтобы мста не стоили имъ такъ дорого, продолжалъ Рэтлеръ.— Но этого сдлать нельзя тотчасъ. Но накинуться на одного человка и сдлать изъ него жертву весьма непріятно для меня. Мн было бы жаль, если бы Брауборо былъ осужденъ. Вы должны сознаться, что въ рчи Грогрэма горечи не было.

— Мы вс это чувствуемъ, сказалъ Роби, который по характеру былъ нсколько чистосердечне своего противника:— и когда наступитъ время, мы заплатимъ ему тмъ же.

Два другіе политика разсуждали объ этомъ совершенно въ другомъ дух.

— Итакъ сэр-Грегори потерплъ неудачу въ Дргэм, сказалъ лордъ Кэнтрипъ своему пріятелю, мистеру Грешэму.

— Я былъ въ этомъ увренъ.

— Почему?

— А!— почему? Какъ я могу отвчать на такой вопросъ? Неужели вы думали, что мистеръ Брауборо будетъ осужденъ за подкупъ присяжными?

— Нтъ, признаюсь, не думалъ, отвтилъ лордъ Кэнтрипъ.

— А можете сказать мн почему?

— Потому что серіозности не было въ этомъ дл — у генералъ-аторнея и у всхъ.

— А между тмъ, сказалъ Грешэмъ: — Грогрэмъ очень серіозенъ, когда вритъ своему длу. Никакой членъ Парламента не будетъ наказанъ за подкупъ, какъ за преступленіе, пока члены Парламента, вс вообще, не станутъ считать подкупъ преступленіемъ. Мы еще очень далеки отъ этого. Я считалъ бы осужденіе большимъ несчастьемъ.

— Почему?

— Потому что это возбудило бы вражду, а наши собственныя руки въ этомъ дл нисколько не чище рукъ нашихъ противниковъ. Мы не можемъ ломать ихъ дома, прежде чмъ не приведемъ свои въ порядокъ. Это сдлается, но я боюсь, что это сдлается медленно — какъ бываетъ со всми внутренними преобразованіями.

Финіасъ Финнъ, который былъ очень огорченъ и несчастливъ въ то время, и слдовательно, очень пристрастенъ къ чистот и строгости, почувствовалъ себя лично обиженнымъ оправдательнымъ приговоромъ. Это походило почти на приговоръ, осуждавшій его. Притомъ онъ зналъ такъ хорошо, что подкупъ былъ, и такъ былъ увренъ, что такой человкъ, какъ Брауборо, не могъ быть выбранъ депутатомъ иначе какъ подкупомъ!

Въ настоящемъ расположеніи его духа, онъ почти обрадовался бы, еслибъ Брауборо засадили въ рабочій домъ, и нашелъ бы, что шесть мсяцевъ тюремнаго заключенія слишкомъ недостаточно для этого преступленія.

— Никогда въ жизни не читалъ ничего такого, что было бы мн противно до такой степени, сказалъ онъ своему другу мистеру Монку.

— Не могу согласиться съ вами.

— Вдь онъ виновенъ въ подкуп.

— Я не сомнвался въ этомъ ни минуты.

— А между тмъ Грогрэмъ не старался заставить его осудить.

— Если бы и старался, то не усплъ бы. Въ такомъ дл — политическомъ, а не общественномъ — присяжные непремнно руководятся, почти безсознательно, чувствомъ страны. Приговоръ ихъ не безславенъ, между тмъ вс знаютъ, что Брауборо подкупалъ, а слдившіе за этимъ дломъ знаютъ также, что и улики были налицо.

— Стало быть, присяжные нарушили присягу, сказалъ Финіасъ.

— На это ничего не могу сказать. На нихъ не лежитъ ни малйшаго пятна въ нарушеніи присяги. Теперь ихъ гораздо лучше принимаютъ въ Дргэм, чмъ принимали бы, если бы они нашли виновнымъ мистера Брауборо. И въ длахъ, и въ частной жизни, ихъ будутъ считать по прежнему достойными доврія — и они, сколько намъ извстно, дйствительно будутъ достойны доврія. Бываютъ обстоятельства, когда человкъ, хотя принявшій присягу, можетъ измнить ей, и такъ же мало будетъ обвиненъ во лжи, какъ въ то время, когда не сказывается дома, находясь у себя.

— Что мы должны думать о такомъ положеніи вещей, мистеръ Монкъ?

— Что оно со временемъ улучшится. Не знаю, что другое можемъ мы думать. А осуждать сэр-Грегори Грогрэма, Барона Болтби и присяжныхъ будетъ совершенно напрасно. Въ политическихъ длахъ трудно быть чище своихъ сосдей — и если кто ршится на это, то становится непріятенъ. Я это знаю давно.

У лэди Лоры Кеннеди Финіасъ нашелъ нкоторое сочувствіе, но она была готова ему сочувствовать во всемъ. Только бы онъ приходилъ и сидлъ съ нею, она была рада потакать ему во всемъ. Онъ ршилъ, что будетъ бывать на Портмэнскомъ сквэр какъ можно рже, и намреніе это подтвердилось сплетнями, распространившимися по всему Лондону о немъ и о ней.

Но онъ все-таки пошелъ. Всякій разъ, какъ онъ уходилъ отъ нея, она заставляла его назначить время, когда онъ придетъ. Онъ даже сказалъ ей о своей совстливости и ея опасности — и они вмст разсуждали о послднемъ громовомъ удар Юпитера ‘Знамени’.

Но лэди Лора презрительно смялась надъ осторожностью Финіаса Финна. Разв она не знала себя и свою невинность? Не жила ли она въ дом отца и съ отцомъ? Неужели она станетъ боятся жала и яда такого пресмыкающагося, какъ Квинтусъ Слайдъ?

— О, Финіасъ! сказала она:— будемъ мужественны.

Онъ предпочелъ бы держаться поодаль — а все-таки пошелъ къ ней. Онъ сознавалъ ея опасную любовь къ нему. Онъ зналъ хорошо, что не платитъ взаимностью. Ему было извстно, что для обоихъ было бы лучше, если бы онъ держался поодаль. А между тмъ онъ не могъ ршиться уязвить ее своимъ отсутствіемъ.

— Я не вижу, почему вы такъ принимаете это къ сердцу, сказала лэди Лора о дргэмскомъ процес.

— Мы оба судились — онъ и я.

— Всмъ извстно, что онъ подкупалъ, а вы нтъ.

— Да — и вс презираютъ меня, а его гладятъ по спин. Мн опротивло все это. Въ той жизни, которую мы ведемъ, честности нтъ.

— А вы все таки получили мсто.

— Желалъ бы я отъ всего сердца, чтобы никогда въ жизни не приводилось мн бывать въ этомъ грязномъ, гадкомъ городишк, сказалъ онъ.

— О, Финіасъ! не говорите этого.

— Но я говорю. Какую пользу приноситъ это мсто для меня? Если бы я только зналъ, что кому-нибудь извстно…

— Что извстно, Финіасъ?

— Это все равно.

— Понимаю. Я знаю, что вы намрены оставаться честнымъ, а этотъ человкъ всегда имлъ намреніе быть безчестнымъ. Я знаю, что вы хотите служить вашей стран и трудиться для нея. Но вы не могли ожидать, чтобы путь вашъ былъ усянъ розами.

— Розами! Букеты, которые носятъ въ Уэстминстер, составлены изъ чеснока и одуванчиковъ!

Глава XLV.
НСКОЛЬКО ПРОИСШЕСТВІЙ ИЗЪ ЖИЗНИ ЭМИЛІУСА.

Писатель этой лтописи не иметъ права воображать, чтобы его читатели читали удивительныя и непріятныя приключенія лэди Юстэсъ, дамы хорошаго происхожденія, высокаго званія и съ большимъ состояніемъ, которая, нсколько лтъ тому назадъ, сдлалась почти жертвой брилліантоваго ожерелья, украденнаго у нея. {‘Брилліанты Юстасовъ’ напечатаны въ ‘Собраніи Романовъ’ 1872 г. иизданы отдльною книгой. Пр. Ред.} О ея исторіи настоящему читателю мало дла, но можетъ быть ему необходимо знать, что эта дама, которая была вдова и имла много жениховъ, наконецъ отдала свою руку и свое состояніе пастору, котораго звали Джозефъ Эмиліусъ.

Мистеръ Эмиліусъ, хотя не англичанинъ по происхожденію, и какъ полагали, богемскій жидъ, въ самомъ начал своей карьеры заслужилъ нкоторую извстность какъ проповдникъ въ Лондон и бывалъ — если не въ модныхъ кружкахъ — то по-крайней-мр въ кружкахъ столь близкихъ къ моднымъ, что очарованія лэди Юстэсъ сдлались доступны для него.

Они обвнчались и нсколько мсяцевъ мистеръ Эмиліусъ наслаждался тихой супружеской жизнью, прелесть которой, можетъ быть, была нсколько испорчена необходимостью подвергнуть свою молодую жену супружеской власти.

— Душа моя, говаривалъ онъ: — ты скоро узнаешь меня лучше и тогда дла пойдутъ гладко.

А пока онъ тратилъ ея деньги боле, чмъ было пріятно для нея и ея друзей, и постоянно имлъ нужду въ наличныхъ деньгахъ для какихъ-то неизвстныхъ цлей.

Чрезъ годъ лэди Юстэсъ убжала отъ него, а мистеръ Эмиліусъ сдлалъ предложеніе, чтобы жена купила его отсутствіе половиною своего дохода. Это показалось не совсмъ удовлетворительно, но лэди Юстэсъ съ жаромъ объявляла, что всевозможныя жертвы предпочтительне общества мистера Эмиліуса.

Однако, до ея свадьбы ходили слухи, что когда Эмиліусъ женился на лэди Юстэсъ, у него, на его родин, была еще жива первая мистриссъ Эмиліусъ, и хотя короткіе знакомые лэди Юстэсъ предполагали, что эти слухи неосновательны и злобны, но опять вернулись къ обвиненію въ двоеженств, когда требованія этого человка сдлались такъ непомрны. Если бы только можно было доказать, что у мистера Эмиліуса жива жена въ Богеміи, можно было придумать боле дешевый способъ освобожденія преслдуемой Лидзи, чмъ онъ самъ предложилъ.

Посл своего супружества съ Эмиліусомъ, лэди Юстэсъ подружилась съ нашимъ Бонтиномъ и его женою. Она одно время была помолвлена за лорда Фона, одного изъ товарищей Бонтина, и во время разнообразныхъ обстоятельствъ, которыя повели къ разрыву помолвки, завязалась эта дружба. Надо знать, что у лэди Юстэсъ было прекрасное помстье въ провинціи — замокъ Нортрэ въ Шотландіи — и многіе старались познакомиться съ нею. Она была богата, прекрасна собою и умна, и хотя ея супружество съ мистеромъ Эмиліусомъ не считалось успшнымъ, а все-таки, по мннію нкоторыхъ, оно увеличивало интересъ ея жизни. Бонтины взяли ее подъ свое покровительство, и теперь мистеръ и мистриссъ Бонтинъ съ жаромъ отыскивали улики, которыя могли бы доказать, что Эмиліусъ двоеженецъ.

Когда супруги разъхались, лэди Юстэсъ успла укрыться въ замокъ Портрэ безъ присутствія мужа. Она бжала изъ Лондона въ то время, какъ мужъ ея похалъ въ Брайтонъ проповдовать прихожанамъ, которые очень уважали его краснорчіе.

Изъ Лондона онъ ухалъ къ экстреннымъ поздомъ, въ суботу, въ пять часовъ по полудни, а жена его, съ медленнымъ поздомъ, безъ четверти въ девять. Телеграма увдомила его объ этомъ на слдующее утро въ Брайтон, когда онъ сидлъ за утреннимъ чаемъ. Онъ сказалъ проповдь, очаровалъ прихожанъ прелестью своего импровизованнаго краснорчія — растрогалъ каждую женщину до слезъ — а потомъ погнался за своею женой, прежде чмъ дамы выпили первую рюмку хереса за завтракомъ. Но ея сіятельство опередила его цлыми сутками, какъ онъ ни спшилъ, и когда дохалъ до замка Портрэ, дверь захлопнули передъ нимъ. Онъ старался прибгнуть къ помощи кузнецовъ, чтобы отворить, какъ онъ говорилъ, дверь собственной передней — старался прибгнуть къ помощи констэблей, чтобы принудить кузнецовъ, судей, чтобы принудить констэблей — и даже главнаго судьи, чтобы принудить судей, но везд ему говорили, что, по заявленію владтельницы замка, она ему не жена, и что слдовательно, онъ не иметъ права требовать, чтобы отворили дверь. Ему сказали, что, по словамъ милэди, какая-то другая женщина за границей его настоящая жена. Владтельница замка намревалась доказать, что онъ двоеженецъ и что его слдуетъ запереть въ тюрьму. А пока ей заблагоразсудилось самой запереться въ своемъ собственномъ замк. Вотъ что ему передали сквозь ршетку замка милэди.

Какъ бдная лэди Юстэсъ была защищена и въ то же время огорчена энергіей и невоздержнымъ языкомъ одного изъ своихъ слугъ, Анди Гаурана по имени, намъ нтъ никакого дла узнавать. Мистеру Эмиліусу не удалось войти въ замокъ, но онъ оставался нсколько времени въ окрестностяхъ и посылалъ запрещеніе къ арендаторамъ относительно арендной платы, что приводило въ большое недоумніе бдный народъ около замка Портрэ.

Чрезъ нсколько времени, лэди Юстэсъ, увидвъ, что ея спокойствіе непремнно требуетъ, чтобы она доказала сдланное ею заявленіе, опять бжала изъ замка Портрэ въ Лондонъ и кинулась на руки Бонтинамъ.

Это случилось въ то время, когда надежды Бонтина относительно мста канцлера казначейства начинали подниматься высоко и когда у него были полны руки дла. Но съ тою энергіей, которою онъ такъ отличался, Бонтинъ създилъ въ Богемію, во время краткихъ рождественскихъ праздниковъ, и задалъ тамъ работу людямъ. Онъ думалъ, что въ Праг самъ почти разобралъ всю тайну. Онъ нашелъ женщину, которую считалъ мистриссъ Эмиліусъ и которая теперь жила довольно весело въ Праг подъ чужимъ именемъ. Она призналась, что въ прежнее время, когда они оба были молоды, она была знакома съ какимъ-то Йозефомъ Миліусомъ, въ то время когда онъ служилъ у жида-ростовщика, но — такъ она увряла — она никогда не была за нимъ замужемъ. Бонтинъ также узналъ, что господинъ, теперь извстный какъ мистеръ Джозефъ Эмиліусъ въ лондонской капели, былъ извстенъ на своей родин подъ именемъ Йозефа Миліуса — именемъ, принадлежавшимъ его отцу, очень почтенному жиду. Потомъ Бонтинъ вернулся домой и, какъ намъ всмъ извстно, занялся длами поважне даже освобожденія лэди Юстэсъ.

Эмиліусъ не длалъ попытокъ завладть особою своей жены, пока она находилась подъ покровительствомъ Бонтина, но возобновилъ предложеніе о полюбовной сдлк. Если помстье не можетъ дать ему двухъ тысячъ въ годъ, которыя прежде просилъ, онъ возьметъ полторы тысячи.

Онъ объяснилъ это лично Бонтину, который удостоилъ видться съ нимъ. Онъ очень желалъ растолковать Бонтину, какъ и тогда будетъ плохо его положеніе. Разумется, мистеру Бонтину извстно, что онъ платитъ очень дорого за страхованіе жизни его жены. Онъ жаловался, доказывалъ, сначала кротко, но когда Бонтинъ опрометчиво сказалъ ему, что доказательства его перваго брака и существованіе его первой жены непремнно будутъ найдены, онъ смло опровергалъ и слова Бонтина, и его доказательства, клянясь, что если его требованія не будутъ удовлетворены, то онъ воспользуется тою властью, которую даютъ ему англійскіе законы, и потребуетъ къ себ жену. Имніе было его, а не ея. Теперь, когда захочетъ разъхаться съ нимъ, она должна просить у него содержанія. А дйствительно лэди Юстэсъ вышла за этого человка, не позаботившись принять достаточныхъ предосторожностей, чтобы удержать деньги въ своихъ рукахъ, и Эмиліусъ настаивалъ, чтобы доходы съ имнія, принадлежавшаго ей пожизненно, выплачивались ему, и только подъ его росписку. Бдные арендаторы начали наконецъ сомнваться уже, не безопасне ли будетъ никому не платить. Но повренные Юстэсовской фамиліи — которые не очень любили лэди Юстэсъ лично — взялись за дло, ради интересовъ имнія, и предостерегли арендаторовъ противъ всякихъ подобныхъ поступковъ, пока вопросъ о законности брака не будетъ ршенъ.

Такимъ образомъ мистеръ Эмиліусъ — или преподобный Миліусъ, какъ теперь называли его — сталъ судиться, и лэди Юстэсъ стала судиться — а все-таки не являлось никакихъ доказательствъ, чтобы дать возможность Бонтину, какъ другу лэди Юстэсъ, засадить мистера Миліуса въ тюрьму.

Одно время говорили, что Миліусъ скрылся. Посл своего свиданія съ Бонтиномъ онъ дйствительно узжалъ изъ Англіи въ Прагу. Думали, что онъ не вернется и что лэди Юстэсъ будетъ принуждена въ его отсутствіи вести процесъ, долженствовавшій освободить ее и ея имніе. Ей сказали, что даже его отсутствіе будетъ имть большое вліяніе на присяжныхъ, и она радовалась, что освободилась отъ его присутствія въ Англіи.

Но онъ вернулся, громко объявляя, что потребуетъ своихъ правъ. Жену заставятъ отдаться въ его руки и онъ вступитъ во владніе доходомъ, принадлежащимъ ему. Тогда начали сомнваться. Было извстно, что очень искусный письмоводитель повреннаго былъ посланъ въ Прагу докончить дло, начатое Бонтиномъ. Но письмоводитель повреннаго воротился не такъ скоро, какъ ожидали, и пришло извстіе, что онъ занемогъ. Разнеслись слухи, что его отравили въ гостиниц, но такъ какъ онъ не умеръ, то этимъ слухамъ не врили. Сдлалось однако необходимо послать другого письмоводителя, и дло постепенно дошло до весьма интересной запутанности.

Бонтину, сказать по правд, надоло все это. Когда Эмиліусъ, или Миліусъ, предполагался въ отсутствіи, лэди Юстэсъ выхала изъ дома Бонтиновъ и помстилась въ одной изъ большихъ лондонскихъ гостиницъ, но когда онъ вернулся смле прежняго, она опять укрылась подъ пріютъ кровли Бонтина. Она выражала самую нжную любовь къ мистриссъ Бонтинъ, а на мистера Бонтина смотрла, какъ на политическаго бога, заявляя свое убжденіе, что онъ, только онъ одинъ, могъ бы спасти страну, сдлавшись первымъ министромъ, и очень громко сердилась, когда его лишили мста въ Кабинет.

Лидзи Юстэсъ, какъ всегда называли ея сіятельство, была умная, хорошенькая, льстивая женщина, умвшая пользоваться своими преимуществами. Жизнью своею она распорядилась не очень благоразумно, потерявъ друзей, которые остались бы ей врны, и возложивъ свое довріе на тхъ, кто сдлалъ ей большой вредъ. Она не была правдива ни сердцемъ, ни языкомъ, не любила никого и даже не была честна. Но она была привлекательна, она умла льстить, она умла выказывать благоговйный восторгъ, который былъ очень чуждъ ея характеру. Въ то время она почти обожала Бонтина и могла быть счастлива только въ присутствіи своего дражайшаго и милйшаго друга мистриссъ Бонтинъ. Мистеру Бонтину она надола, а мистриссъ Бонтинъ почти опротивли поцлуи, которыми ее осыпали постоянно, но Лидзи Юстэсъ овладла ими и они не могли ее выгнать.

— Видли вы ‘Знамя’ въ понедльникъ, мистриссъ Бонтинъ?

Лэди Юстэсъ читала газету въ гостиной своей пріятельницы.

— Кажется, думаютъ, что мистеръ Бонтинъ долженъ скоро быть первымъ министромъ.

— Не думаю, чтобы онъ на это надялся, милая моя.

— Почему же? Вс говорятъ, что ‘Знамя’ теперь самая умная у насъ газета. Я всегда ненавидла даже имя этого Финіаса Финна.

— Вы его знали?

— Нтъ. Онъ былъ здсь до меня, но бдный лордъ Фонъ все говорилъ о немъ. Это былъ одинъ изъ тхъ самонадянныхъ ирландскихъ выскочекъ, которые никогда не длаютъ пользы никому.

— Онъ красавецъ, сказала мистриссъ Бонтинъ.

— Неужели? Я слышала, что многія дамы восхищались имъ.

— Даже до нелпости, а у лэди Лоры Кеннеди это зашло дале нелпости. И лэди Гленкора, и Вайолетъ Эффингамъ, которая вышла за брата лэди Лоры, и эта мадамъ Гслеръ, которую я терпть не могу — и множество другихъ.

— А правда ли, что это онъ заставилъ такъ постыдно поступить съ мистеромъ Бонтиномъ?

— Это его партія.

— Я такъ ненавижу эти вещи, сказала лэди Юстэсъ съ праведнымъ негодованіемъ: — я многое слышала о министерств и обо всемъ этомъ, когда бдный лордъ Фонъ бывалъ у меня, и такіе нечестные поступки всегда внушали мн отвращеніе. Я даже и о мистер Грешэм не высокаго мннія.

— Онъ очень слабый человкъ.

— Его поступокъ съ мистеромъ Бонтиномъ былъ отвратителенъ, и если онъ это сдлалъ только потому, что герцогиня Омніумъ сказала ему, я право думаю, что онъ не способенъ управлять націей. А относительно мистера Финна ужасно подумать, что такое существо иметъ возможность мшать такому человку, какъ мистеръ Бонтинъ.

Это было въ среду — день, въ который члены Парламента не обдаютъ дома — и въ эту минуту Бонтинъ вошелъ въ гостиную, оставивъ Парламентъ на время отдыха въ шесть часовъ. Лэди Юстэсъ встала, подала ему руку и улыбнулась, точно онъ дйствительно ея кумиръ.

— Вы, кажется, такъ устали и такъ измучены, мистеръ Бонтинъ.

— Измученъ — я думаю!

— Разв есть что-нибудь новое? спросила его жена.

— Этотъ Финнъ распространяетъ обо мн всякія клеветы.

— Какія клеветы, мистеръ Бонтинъ? спросила лэди Юстэсъ.— Не новыя, надюсь?

— Это все съ Карльтонской Террасы.

Читатель можетъ быть помнитъ, что молодая герцогиня Омніумъ жила на Карльтонской Террас.

— Я знаю, что это все оттуда. Я не выдержу, если это будетъ продолжаться. Шайка глупыхъ женщинъ воюетъ за какого-то углекопа и жалитъ человка, какъ рой шершней! Поврите ли? Герцогъ почти не хотлъ говорить со мною — а я работалъ для него, какъ невольникъ, цлый годъ!

— Я не выдержала бы этого, сказала лэди Юстэсъ.

— Кстати, лэди Юстэсъ, мы получили извстія изъ Праги.

— Какія извстія? спросила она, всплеснувъ руками.

— Пратъ, котораго мы послали туда, умеръ.

— Нтъ!

— Нтъ никакого сомннія, что онъ отравленъ, но думаютъ, что этого нельзя доказать. Туда отправился Кульсонъ, и я не стану удивляться, если съ нимъ сдлаютъ то же самое.

— И съ вами могли сдлать то же! сказала лэди Юстэсъ, схвативъ своего друга съ какой-то неистовой горячностью.

Да, дйствительно. Бонтину могла предстоять участь умереть въ Праг — быть отравленнымъ первою мистриссъ Миліусъ, если дйствительно такова была судьба несчастнаго Прата, потому что Бонтинъ такъ же усердно трудился въ Праг, какъ и его преемникъ. Онъ узналъ многое, хотя не все. Думали, что Йозефъ Миліусъ былъ женатъ, но эта женщина пріхала съ нимъ въ Прагу, а онъ не женился на, ней тамъ. Полагали, что она изъ Кракова, а усердіе мистера Бонтина къ его другу не могло заставить его ухать такъ далеко.

Но онъ узналъ изъ разныхъ источниковъ, что-этотъ человкъ и эта женщина считались мужемъ и женою — что она носила его имя и онъ властвовалъ надъ нею какъ мужъ. Переписались съ Краковомъ и получены были свднія, что человкъ, называвшійся Йозефомъ Миліусомъ, женился на жидовк въ томъ город. Но это было двадцать лтъ тому назадъ, а Эмиліусъ уврялъ, что ему только тридцать-пять лтъ, У него былъ даже документъ изъ синагоги, доказывавшій, что онъ дйствительно такихъ лтъ.

Узнали, что Миліусъ — имя извстное въ Краков и что въ Галиціи много людей съ такою фамиліей. Словомъ, дло было затруднительное, но думали, что показаній Бонтина будетъ достаточно, чтобы спасти имніе отъ жаднаго претендента, по-крайней-мр до тхъ-поръ, пока можно будетъ добыть боле ясныя доказательства перваго брака. Надялись, когда этотъ человкъ ухалъ, что онъ не вернется, до онъ вернулся, и ршили, что ни въ какія условія съ нимъ не вступятъ и никакой платы не предложатъ. Домъ въ Портрэ заперли и слугамъ приказали не впускать мистера Эмиліуса. Денегъ ему не дали и предоставили обратиться въ судъ, если хочетъ — между тмъ какъ противники его дйствовали противъ него всякимъ оружіемъ, находившимся въ ихъ рукахъ. Въ это время, разумется, капель его была пуста и несчастный остался безъ всякихъ средствъ.

О поступкахъ Бонтина въ этомъ дл шли различные толки. Нкоторые помнили, что прошлою осенью онъ и жена его оставались три мсяца въ замк Портрэ, и увряли, что дружба ихъ съ лэди Юстэсъ была имъ очень полезна. Сверхъ того, эти злые люди думали также, что связь эта могла бы сдлаться еще полезне Бонтинамъ, если бы Эмиліуса можно было спровадить.

Это правда, что мистриссъ Бонтинъ заняла небольшую сумму отъ лэди Юстэсъ, но объ этомъ ея мужъ ничего не зналъ, пока взбшенный жидъ не разгласилъ этого. И сумма-то была очень небольшая, всего 25 ф. с., и выплачена до поздки Бонтина въ Прагу.

Бонтинъ, однако, не могъ опровергать, что путевыя издерки заплатила лэди Юстэсъ, и находили низостью въ человк, домогавшемся мста канцлера казначейства, предпринять путешествіе на счетъ дамы. Многіе опять были такого мннія, что мистеръ Бонтинъ относился къ этой дружб съ романической стороны и что блестящіе глаза лэди Юстэсъ производили на этого длового дракона удивительное дйствіе.

Но какъ бы то ни было, а при страшной душевной тревог отъ тогдашняго политическаго настроенія, Бонтину надола лэди Юстэсъ и онъ охотно выпроводилъ бы ее изъ своего дома, если бы зналъ, какъ это сдлать, не заслуживъ порицанія.

Глава XLVI.
ССОРА.

Въ эту среду вечеромъ Финіасъ былъ въ клуб Вселенная. Онъ обдалъ у мадамъ Гслеръ, а оттуда отправился въ клубъ въ такомъ хорошемъ расположеніи духа, въ какомъ уже не былъ нсколько недль. У мадамъ Гслеръ были герцогъ и герцогиня, лордъ и лэди Чильтернъ, теперь находившіеся въ Лондон, Баррингтонъ Ирль и — такъ случилось — старикъ Молъ.

Обдъ былъ очень пріятенъ и сказано было нсколько словъ, пріободрившихъ нашего героя. Во-первыхъ, Баррингтонъ Ирль выразилъ сожалніе, что Финіасъ не занимаетъ своего прежняго мста въ колоніальномъ департамент, и молодой герцогъ повторилъ это. Финіасу показалось, что обращеніе его стараго пріятеля Ирля было дружелюбне къ нему, чмъ послднее время, и даже это утшило его.

Пріятно было Финіасу встртиться съ Чильтернами, которые всегда были любезны къ нему. Но, можетъ быть, боле всего доставило ему удовольствіе обращеніе его хозяйки съ Моломъ, которое не такъ-то легко описать. Финіасу сдлалось очевидно, что Молъ постоянно внимателенъ къ мадамъ Гслеръ, и хотя у Финіаса не было никакихъ намреній, относительно этой дамы, хотя ему было извстно, что прежнія обстоятельства — обстоятельства той прошлой жизни, на которую онъ привыкъ смотрть, какъ на другое существованіе — длали для него невозможными подобныя намренія, все-таки онъ имлъ отвращеніе къ Молу. Онъ разъ осмлился спросить мадамъ Гслеръ, неужели ей дйствительно нравится этотъ ‘подбитый ватою престарлый щеголь’. Она отвчала, что ей нравится престарлый щеголь. Она думала, что престарлые щеголи пріятне тхъ престарлыхъ людей, которые не заботятся о своей наружности, а относительно ваты, это его дло, а не ея. Она не знала, почему мущин не подбить ватою своего сертука, когда женщины подбиваютъ ватою свои затылки.

Но Финіасъ зналъ, что это была кроткая насмшка, и теперь примчалъ съ восторгомъ, что она продолжаетъ эту насмшку еще боле кроткимъ образомъ при этомъ человк въ глаза. Обращеніе Мола конечно было странное. Онъ былъ необыкновенно вжливъ — и герцогиня впослдствіи увряла, что онъ ухаживалъ, какъ старый гусакъ. Но мадамъ Гслеръ, умвшая принимать подобное вниманіе, время отъ времени бросала на Финіаса Финна взгляды, которые теперь онъ понималъ очень хорошо. ‘Видите, какъ я отдлываю подбитаго ватой престарлаго щеголя, какъ только онъ заходитъ слишкомъ далеко.’ Никакія слова не могли сказать ему этого ясне этихъ взглядовъ — а такъ какъ онъ терпть не могъ Мола, то и былъ доволенъ.

Разумется, вс говорили о лэди Юстэсъ и мистер Эмиліус.

— Помните, какъ интересовался милый старый герцогъ, когда никто изъ насъ не зналъ, что сдлается съ брилліантами? сказала герцогиня.

— И какъ вы заступались за нее, сказала мадамъ Гслеръ.

— И вы также — не меньше меня, и какъ же было не заступаться? Она была преинтересная молодая женщина, и я искренно надюсь, что мы еще съ нею не покончили. Хуже всего то, что она попала въ такія… дурныя руки. Бонтины совсмъ завладли ею. Вы ее знаете, мистеръ Финнъ?

— Нтъ, герцогиня, не знаю — и врядъ ли познакомлюсь, если она останется тамъ, гд находится теперь.

Герцогиня засмялась и кивнула головой. Вс знали въ это время, что она объявила себя заклятымъ врагомъ Бонтиновъ.

Потомъ завязался разговоръ о страшно затруднительномъ вопрос — лисицахъ въ Трмпетонскомъ лсу.

— Дло въ томъ, лордъ Чильтернъ, сказалъ герцогъ:— что я несвдущъ, какъ ребенокъ. Я сдлалъ бы все, какъ слдуетъ, если бы умлъ. Что мн длать? Не привезти ли туда лисицъ?

— Я не думаю, герцогъ, чтобы во всей Англіи было мсто, въ которомъ лисицы могли лучше плодиться.

— Въ-самомъ-дл? Я очень этому радъ. Но я боюсь, что посл съ ними что-то случается.

— Можетъ быть, норы устроены не хорошо? сказала герцогиня.

— Похитителей цыганъ пускаютъ туда, сказала мадамъ Гслеръ.

— Цыганъ! воскликнулъ герцогъ.

— Браконьеровъ! сказалъ лордъ Чильтернъ.— Но мы не о нихъ говоримъ. Мы расправились бы съ ними сами, если бы съ лсомъ обращались какъ слдуетъ. И дичь, и лисицу очень можно хорошо взростить вмст, если…

— Я нисколько не забочусь о дичи, лордъ Чильтернъ. Если ужъ говорить о моихъ вкусахъ, то я желалъ бы, чтобы въ моемъ помсть не было ни одного фазана, ни одной куропатки и ни одного зайца. Я думаю, что овцы и куры годились бы больше для всякаго, и что люди, которые не могутъ жить безъ ружейной охоты, должны были бы отыскивать ее подальше отъ многолюдныхъ мстъ. И это же самое я долженъ сказать о лисицахъ. Он меня не интересуютъ, и надюсь, что он постепенно истребятся.

— Сохрани Богъ! воскликнулъ лордъ Чильтернъ.

— Но я не считаю себя въ прав брать на себя это истребленіе, продолжалъ герцогъ.— Число людей, забавляющихся скачкою за одной лисицей, слишкомъ велико и я не желаю имъ мшать. Притомъ я знаю, что мои сосди по деревн считаютъ, что я обязанъ имть для нихъ лисицъ. Я окажу имъ эту услугу, лордъ Чильтернъ, пока могу это длать, не нарушая другихъ обязанностей.

— Предоставьте это мн, сказала герцогиня своему сосду лорду Чильтерну.— Я сама поговорю съ мистеромъ Фотергиллемъ и все устрою.

Къ несчастью, однако, лордъ Чильтеръ прлучилъ въ это утро письмо отъ старика Доггета, съ увдомленіемъ, что нсколько молодыхъ собакъ было уничтожено на этой недл въ Трмпетонскомъ лсу.

Баррингтонъ Ирль и Финіасъ отправились вмст въ клубъ Вселенная, и дорогою прежняя короткость какъ будто возстановилась между ними.

— Никто не сожалетъ боле меня, сказалъ Баррингтонъ:— объ оборот, который приняли дла. Когда я писалъ къ вамъ, разумется, я былъ увренъ, что если мы вступимъ, то вступите и вы вмст съ нами.

— Пожалуйста не тревожьтесь объ этомъ.

— Но это тревожитъ меня — и даже очень. Столько бываетъ промаховъ, что разумется нельзя ручаться ни за что.

— Разумется, нельзя. Я знаю, кто удружилъ мн.

— Всего забавне то, что онъ самъ теперь остался безъ друзеи. Мы вс надялись, что онъ не захочетъ вступить въ министерство безъ мста въ Кабинет — но это было бы такъ хорошо, что не могло быть справедливо. Говорятъ, что онъ поговариваетъ объ отставк. Я этому поврю, когда увижу. Лучше ему не играть штукъ, потому что если онъ подастъ въ отставку, то она будетъ тотчасъ принята.

Когда Финіасъ услыхалъ это, онъ не могъ не подумать, какъ было бы великолпно, еслибъ Бонтинъ вышелъ въ отставку, а опроставшееся мсто занялъ бы онъ!

Они вмст дошли до клуба и, поднимаясь на лстницу, услыхали шумъ многихъ голосовъ въ комнат.

— Весь свтъ съ своею женой сегодня здсь, сказалъ Финіасъ.

Они нагнали нсколько человкъ въ дверяхъ, такъ что вошла цлая толпа. Трудно было отыскать мста, куда положить пальты и шляпы — потому что помщеніе Вселенной было не велико.

Недалеко отъ нихъ разговаривали въ одной групп и между голосами Финіасъ ясно разслыхалъ голосъ Бонтина. Онъ слышалъ и голосъ Рэтлера и Фицджибона, но словъ ихъ не разобралъ. Но слова, сказанныя Бонтиномъ, онъ слышалъ очень ясно.

— Финіасъ Финнъ или кто-нибудь въ этомъ, род сейчасъ погонится за нею, сказалъ Бонтинъ.

Тутъ Финіасъ немедленно подошелъ къ этой групп. Какъ только онъ услыхалъ свое имя, онъ съ минуту не ршался, что ему длать. Бонтинъ, когда говорилъ, не зналъ о его присутствіи, и можетъ быть онъ былъ обязанъ показать, что не слыхалъ. Но слова были сказаны громко, въ отворенной комнат — такъ что тотъ, кто хотлъ, слышать могъ — и Финіасъ не могъ не слышать. Въ эту минуту онъ ршилъ, что обязанъ обратить вниманіе на то, что слышалъ.

— Что же Финіасъ Финнъ сдлаетъ, мистеръ Бонтинъ? спросилъ онъ.

Бонтинъ только что пообдалъ. Онъ не былъ по привычк невоздерженъ, и теперь, если бы кто сказалъ, что онъ пьянъ, тотъ оклеветалъ бы его. Но онъ разгорячился отъ выпитаго вина, а въ этомъ состояніи его самонадянность доходила до крайности. In vino veritas! {Истина — въ вин.} Трезвый дьяволъ можетъ спрятать свое раздвоенное копыто, но когда дьяволъ выпилъ, онъ лишается своей хитрости и становится честнымъ. Бонтинъ смотрлъ Финіасу прямо въ лицо секунды дв, прежде чмъ отвтилъ, а потомъ сказалъ громко:

— Вы подкрались къ намъ непримтно, сэръ.

— Что вы хотите этимъ сказать, сэръ? сказалъ Финіасъ.— Я вошелъ какъ входятъ вс.

— Подслушивающіе никогда не слышатъ о себ ничего хорошаго.

Между присутствующими ясно выказалось неодобреніе поведенію Бонтина. Въ ныншнее время — когда нтъ подъ рукою наказанія для личной дерзости человка — дерзость одного человка въ обществ по видимому составляетъ оскорбленіе для всхъ присутствующихъ. Когда можно было выходить на дуэль, дерзкія слова между людьми, враждебными другъ другу, всегда было вызовомъ на поединокъ и разсердившійся человкъ длалъ то, за что его можно было заставить поплатиться. Поведеніе разсердившагося человка было — по-крайней-мр такъ часто думали — истинное мужество, и т, которые были его друзьями прежде, становились его друзьями еще боле, когда онъ такимъ образомъ показывалъ, что у него есть врагъ.

Но теперь преобладаетъ совсмъ другое чувство — чувство до такой степени другое, что мы можемъ почти сказать, что человкъ въ обществ не можетъ говорить грубо ни съ кмъ, кром самыхъ короткихъ своихъ товарищей, не оскорбивъ всхъ окружающихъ. Люди научились ненавидть шумъ и чувствуютъ, что ихъ спокойствіе подвергается опасности, если человкъ, склонный шумть, вотрется между ними. Изъ всхъ кандидатовъ въ члены клуба, извстный забіяка наврно получитъ боле черныхъ шаровъ, чмъ даже въ былое время получалъ извстный дуэлистъ. Изъ всхъ надодниковъ, онъ самыи худшій, и всегда существуетъ невыражаемое чувство, что такой человкъ требуетъ отъ общества боле вниманія, чмъ ему слдуетъ. Это чувство такъ сильно, что часто человкъ, къ которому придрались, будь онъ такъ невиненъ, какъ былъ Финіасъ въ настоящемъ случа, становится предметомъ всеобщаго отвращенія, питаемаго къ тмъ, которые сами поступаютъ дурно.

— Я не желаю слышать о себ хорошее отъ васъ, сказалъ Финіасъ, слдуя за Бонтиномъ, который шелъ къ стулу.— За кмъ, вы сказали, я тотчасъ погонюсь?

Комната была полна и вс знали, даже т, которые вошли съ Финіасомъ, что говорили о лэди Юстэсъ.

— Оставьте, сказалъ Баррингтонъ Ирль, взявъ Финіаса за руку:— какая польза шумть?

— Пользы никакой — но если бы вы слышали ваше имя, произнесенное такимъ образомъ, вы нашли бы, что это невозможно пропустить. Вотъ мистеръ Монкъ — спросите его.

Монкъ сидлъ очень спокойно въ углу, съ другимъ господиномъ его лтъ — занимавшимся литературой и постояннымъ постителемъ Вселенной. Онъ говорилъ впослдствіи, что никогда прежде не случалось ему видть въ клуб такихъ непріятностей. Въ комнат было много замчательныхъ людей. Былъ одинъ иностранный посланникъ, одинъ членъ Кабинета, два бывшихъ члена Кабинета, одинъ знаменитый поэтъ, чрезвычайно способный издатель, два графа, два члена Королевской Академіи, президентъ ученаго общества, одинъ знаменитый профессоръ — и каждую минуту ожидали принца, который прідетъ сказать нсколько благосклонныхъ словъ и выпустить нсколько клубовъ дыма. Ужасно, что гармонія подобнаго собранія должна быть нарушена дерзостью Бонтина и безполезнымъ гнвомъ Финіаса Финна.

— Право, мистеръ Финнъ, на вашемъ мст я пропустилъ бы это безъ вниманія, сказалъ господинъ, занимавшійся литературой.

Финіасъ не обратилъ большого вниманія на литератора и предпочелъ бы совтъ мистера Монка совту всякаго другого человка на свт. Онъ опять обратился къ своему другу.

— Вы слышали, что было сказано?

— Я слышалъ, какъ мистеръ Бонтинъ замтилъ, что вы или кто-нибудь подобный вамъ, въ извстныхъ обстоятельствахъ, погонится за какою-то дамой. Я нашелъ эти слова неумстными и, какъ вашъ другъ, услыхалъ ихъ съ большимъ сожалніемъ.

— Сколько шуму изъ пустяковъ! сказалъ Бонтинъ, вставъ съ своего мста.— Мы говорили объ очень хорошенькой женщин и я сказалъ, что какой-нибудь молодой человкъ, извстный своимъ пристрастіемъ къ хорошенькимъ женщинамъ, скоро погонится за нею. Если это оскорбляетъ вашу нравственность, то вы, должно быть, сдлались очень строги недавно.

Въ этомъ объясненіи было что-то такое, хотя очень дурное и пошлое, что почти невозможно было не принять. По-крайней-мр, такъ думали т, которые окружали Финіаса Финна. Онъ самъ зналъ, что Бонтинъ хотлъ уврить, что онъ погонится за деньгами, а не красотою этой женщины, но у него было на столько такта, что онъ не могъ унизить себя до такой мелочи.

— Есть причины, мистеръ Бонтинъ, сказалъ онъ: — по которымъ, мн кажется, не слдовало бы упоминать моего имени въ публик. Ваши шутливые намеки вы должны длать вашимъ друзьямъ, а не тмъ, которые вамъ не друзья, чтобы не сказать боле.

Когда впослдствіи разсуждали объ этомъ, находили, что Финіасу не слдовало говорить послднихъ словъ. Конечно, онъ выказывалъ очень большой гнвъ, и дйствительно онъ былъ очень разсерженъ. Онъ зналъ, что былъ оскорбленъ — и оскорбленъ человкомъ, котораго боле всхъ людей на свт онъ былъ расположенъ наказать за всякое оскорбленіе. Онъ не могъ допустить, чтобы послднее слово осталось за Бонтиномъ, особенно такъ какъ его слова по видимому имли нкоторый успхъ.

Судьба въ эту минуту поблагопріятствовала Финіасу: вншнія обстоятельства избавили его отъ отвта Бонтина и такимъ образомъ оставили ему торжество въ нкоторой степени. Ожидаемый принцъ пріхалъ и полилъ спасительное масло на возмутившуюся вону.

Принцъ, съ извстнымъ популярнымъ провожатымъ, вошелъ въ комнату, и вс встали. Это продолжалось не боле минуты, а потомъ принцъ сталъ разговаривать съ своими друзьями. Два-три человка подошли къ нему такимъ образомъ, что онъ сдлался центромъ небольшого кружка, но въ другихъ группахъ разговоръ продолжался, какъ было до несчастнаго прихода Финіаса. Принцъ къ счастью прекратилъ ссору, потому что Бонтинъ не имлъ возможности швырнуть обратно метательный снарядъ въ отвтъ на тотъ послдній, который былъ брошенъ въ него.

Финіасъ слъ на пустое мсто возл Монка и спросилъ шепотомъ его мнніе о томъ, что случилось.

— Перестаньте думать объ этомъ, сказалъ Монкъ.

— Это легче сказать, чмъ сдлать. Какъ мн не думать?

— Разумется, я хочу сказать, чтобы вы поступали такъ, какъ будто забыли объ этомъ.

— Слыхали вы когда боле умышленное оскорбленіе? Разумется, онъ говорилъ о лэди Юстэсъ.

— Я не слушалъ его прежде, но безъ сомннія о ней. Мн нечего говорить вамъ теперь, что я думаю о мистер Бонтин. Я къ нему милостивъ не больше вашего. Сегодня, мн кажется, онъ выпилъ, что не сдлало его лучше. Будьте уврены, Финіасъ, чмъ мене вы будете показывать гнва на непріятный случай, сейчасъ здсь происходившій, тмъ боле будутъ осуждать Бонтина и тмъ мене васъ.

— За что осуждать меня?

— Я не говорю, чтобы васъ стали осуждать, если вы только не будете громко выказывать вашу вражду. Это дло не стоитъ вашего гнва.

— Я разсерженъ.

— Такъ ложитесь сейчасъ спать и проспите вашъ гнвъ. Пойдемте со мною, мы вмст вернемся домой.

— Я думаю, неприлично уходить, пока здсь принцъ.

— Такъ я долженъ поступить неприлично, сказалъ Монкъ.— Ключа отъ дома у меня нтъ и я не долженъ задерживать доле моего слугу. Такой тихій человкъ какъ я можетъ прокрасться отсюда, не возбудивъ вниманія. Прощайте, Финіасъ, и послушайтесь моего совта. Если вы не можете забыть, поступайте, говорите и смотрите такъ, какъ будто забыли.

Тутъ Монкъ вышелъ изъ комнаты.

Клубъ былъ очень полонъ, голоса раздавались громко, и громче и веселе около принца. Разумется, Бонтинъ былъ тутъ, и Финіасъ, сидя одинъ, могъ слышать, какъ онъ старался, чтобы его слова дошли до ушей принца. Время-отъ-времени принцъ отпускалъ шуточку и тогда хохотъ Бонтина былъ слышне всхъ.

На сколько Финіасъ могъ видть, принцъ не обращалъ на Бонтина особеннаго вниманія. Чрезвычайно способный издатель, одинъ изъ академиковъ и поэтъ удостоились большаго вниманія, а когда принцъ ушелъ — что онъ сдлалъ, кончивъ сигару — Финіасъ примтилъ съ внутреннимъ удовольствіемъ, что принцъ подалъ руку поэту, издателю и живописцу, но не протянулъ ее министру торговли. Потомъ, восхитившись этимъ, Финіасъ обвинялъ себя въ низости за то, что примтилъ такую мелочь. Вскор посл этого цлая куча вышла изъ клуба, и Финіасъ всталъ.

Когда онъ сходилъ съ лстницы, за нимъ шелъ Баррингтонъ Ирль съ Лоренсомъ Фицджибономъ, и вс трое остановились на минуту у дверей на улиц, разговаривая другъ съ другомъ. Финнъ долженъ былъ идти къ востоку отъ клуба, а Ирль и Фицджибонъ къ западу.

— Какъ хорошо принцъ держитъ себя въ такихъ мстахъ! сказалъ Ирль.

— Принцамъ слдуетъ держать себя хорошо, замтилъ Финіасъ.

— А кто-то другой держалъ себя не очень хорошо — не такъ ли, Финнъ, мой милый? сказалъ Лоренсъ.

— Кто-то другой, какъ вы его называете, отвтилъ Финіасъ:— совсмъ не похожъ на принца и никогда не держитъ себя хорошо. Сегодня однако онъ превзошелъ себя.

— Не мучьте себя этимъ, старый дружище, сказалъ Баррингтонъ.

— А я вотъ что скажу вамъ, Ирль, сказалъ Финіасъ:— я по характеру человкъ не злопамятный, но съ этимъ человкомъ я намренъ расплатиться когда-нибудь. Вы знаете такъ же хорошо, какъ и я, что онъ сдлалъ мн, вы знаете также, заслужилъ ли я это. Гадкое пресмыкающееся, вотъ онъ что! Онъ испортилъ мн почти все — изъ какой-нибудь мелочной зависти!

— Финнъ, мой милый, не говорите такимъ образомъ, сказалъ Лоренсъ.

— Вамъ не слдуетъ высказываться, сказалъ Баррингтонъ.

— Я знаю, что вы хотите сказать, и все это очень хорошо. По своему различію, вы оба остались врны мн, и я не опасаюсь высказываться предъ вами. Дерзость этого человка сердитъ меня до такой степени, что я никакъ не могу удержаться, чтобы не высказываться. У него не достанетъ духу выйти со мною на дуэль, а то я застрлилъ бы его.

— Въ Бланкенберг, сказалъ Лоренсъ, намекая на знаменитый поединокъ, когда-то происходившій между Финіасомъ и лордомъ Чильтерномъ.

— Застрлилъ бы, продолжалъ разсерженный Финіасъ.— Бываетъ время, когда я принужденъ сожалть, что поединки прекратились, что теперь не осталось средствъ отмстить за оскорбленіе.

Пока они говорили, Бонтинъ вышелъ одинъ изъ лицевой двери, и видя трехъ пріятелей, прошлъ налво, къ востоку.

— Спокойной ночи, Ирль, сказалъ онъ:— спокойной ночи, Фицджибонъ!

Оба отвтили ему, а Финіасъ стоялъ позади въ темнот. Былъ второй часъ и ночь очень темна.

— Ей-Богу! я терпть не могу этого человка, сказалъ Финіасъ.

Потомъ, засмявшись, онъ вынулъ изъ кармана кистень и замахнулся, какъ-будто хотлъ ударить врага но голов. Въ то время на улиц попадалось много гаротеровъ, и въ газетахъ совтовали тмъ, кто ходитъ ночью, вооружаться палками. Финіасъ Финнъ самъ разъ дрался съ гаротерами, какъ было сказано въ прежней исторіи — и посл того вооружился, вроятно, приписывая боле важности тому, что ему случалось видть, чмъ т, которые только слышали объ этомъ.

Сказавъ это, онъ пошелъ за Бонтиномъ по улиц въ разстояніи, можетъ быть, двухсотъ шаговъ.

— Они вдь не затятъ ссоры? сказалъ Ирль.

— О, нтъ! Финнъ не подумаетъ говорить съ нимъ, и можете быть уврены, что Бонтинъ не скажетъ ни слова Финіасу. Между нами, Баррингтонъ, я желаю, чтобы Финіасъ задалъ ему хорошую потасовку.

Глава XLVII.
ЧТО ВЫШЛО ИЗЪ ССОРЫ.

На слдующее утро, въ семь часовъ, полицейскій надзиратель явился къ Грешэму и доложилъ первому министру, что мистеръ Бонтинъ, министръ торговли, убитъ ночью.

Въ этомъ не могло быть сомннія. Тло было узнано и дали знать несчастной вдов, въ домъ, занимаемый Бонтиномъ на Сент-Джэмской площади. Надзиратель уже узналъ, что на Бонтина напали, когда онъ возвращался изъ клуба, поздно ночью — или, лучше сказать, рано утромъ — и выразилъ увренность, что онъ убитъ возл того самаго мста, гд найдено его тло.

Есть темный проходъ отъ конца Болтон-Ро въ Мэй-Фэр, между садами двухъ вельможъ, выходящій на заборъ въ Бркелейской улиц, на углу Бркелейскаго сквэра, какъ разъ напротивъ Гэй-Гилля. На ступеняхъ, которыя ведутъ изъ этого прохода на улицу, найдено было тло. Проходъ этотъ былъ близкою дорогой изъ клуба къ дому Бонтина на Сент-Джэмской площади, но надзиратель уврялъ, что ночью рдко ходятъ по этому проходу, и думалъ, что злодй, напавшій на несчастнаго съ улицы, стащилъ его со ступеней. Убійца, такъ думалъ надзиратель, должно быть зналъ, по какой дорог ходитъ обыкновенно Бонтинъ, и поджидалъ его въ темномъ отверзтіи прохода.

Надзиратель наводилъ справки съ, четырехъ часовъ утра и узналъ отъ лэди Юстэсъ — и отъ мистриссъ Бонтинъ — за сколько бдная разогорченная женщина могла разсказать ему — о причин ссоры между мужьями обихъ дамъ. Надзиратель, еще не слыхавшій о послдней ссор Бонтина и Финіаса Финна, держался того мннія, что убійцей былъ преподобный Эмиліусъ. Грешэмъ, разумется, согласился съ этимъ мнніемъ. Какія же приняты мры, чтобы арестовать Эмиліуса? Надзиратель думалъ, что Эмиліусъ уже въ тюрьм. Знали, что онъ живетъ возл Мэрильбонскаго рабочаго дома въ Нортумберландской улиц. Онъ перехалъ въ эту неизвстную мстность, какъ только долженъ былъ оставить свой домъ на Лаундескомъ сквэр, посл побга жены и по недостатку средствъ. Вотъ какую исторію разсказали первому министру въ семь часовъ утра.

Въ одиннадцать часовъ, въ своемъ кабинет въ министерств, Грешэмъ услыхалъ гораздо боле. Съ нимъ были въ то время два полицейскихъ офицера, его товарищи по Кабинету лордъ Кэнтрипъ и герцогъ Омніумъ, три младшіе товарища по министерству — лордъ Фонъ, Баррингтонъ Ирль и Лоренсъ Фицджибонъ — и майоръ Макинтошъ, начальникъ лондонской полиціи. Въ обязанность Грешэма не входило изслдовать обстоятельства этого убійства, но въ этомъ убійств было что-то близко относившееся къ нему и его министерству, такъ что ему невозможно было не заняться этимъ дломъ.

Послднее время такъ много говорили о Бонтин, его имя такъ часто упоминалось въ газетахъ, такъ свободно разсуждали о томъ, что съ нимъ дурно обошлись, какъ предполагали нкоторые, а ссора его, не только съ Финіасомъ Финномъ, но и съ герцогомъ Омніумомъ такъ распространилась, что его внезапная смерть возбудила боле волненія, чмъ, по всей вроятности, возбудила бы смерть боле замчательнаго человка. Теперь же происшествія прошлой ночи, сдлавшись извстны, какъ будто сдлали преступленіе изумительне, ужасне и важне, чмъ было бы, если бы въ немъ былъ уличенъ такой негодяй, какъ богемскій жидъ Йозефъ Миліусъ, которому удалось заставить несчастную Лиззи Юстэсъ выйти за него.

Относительно Йозефа Миліуса вотъ что разсказывали теперь: Онъ былъ уже въ тюрьм. Его застали въ постели, на его квартир, въ восьмомъ часу утра, и разумется, онъ позволилъ взять себя безъ затрудненій. Онъ казался пораженъ ужасомъ, когда услыхалъ о смерти этого человка, но открыто выразилъ свою радость.

— Онъ старался погубить меня и сдлалъ мн большой вредъ. Для чего же мн жалть о немъ? сказалъ онъ полицейскому, который упрекалъ его въ безчеловчіи.

Но ничего такого не было найдено, чтобы уличить его въ преступленіи. Служанка объявила, что онъ легъ спать до одиннадцати часовъ — сколько ей извстно — а потомъ не выходилъ изъ дома. Не было ли у него общаго ключа? Оказалось, что онъ обыкновенно носилъ при себ общій ключъ, но его часто брали члены семейства, когда было извстно, что онъ ему нуженъ — и въ эту ночь взяли. Жившіе въ этомъ дом были уврены, что онъ не выходилъ посл того, какъ легъ въ постель. Никто не выходилъ изъ дома посл десяти часовъ, но, по обыкновенію, мистеръ Эмиліусъ послалъ ключъ внизъ, какъ только увидалъ, что онъ ему не нуженъ, и ключъ всю ночь находился у хозяйки.

Все-таки его платье старательно осмотрли, но не нашлось никакой улики противъ него. Полиція предполагала, что Бонтинъ убитъ тупымъ оружіемъ, какъ напримръ кистенемъ, но подобнаго оружія у Эмиліуса не нашлось. Однако его посадили въ тюрьму безъ всякихъ уликъ, кром его извстной вражды къ Бонтину.

Вотъ какимъ образомъ разсказывали исторію майоръ Макинтошъ и его два офицера. Потомъ начали разсказывать исторію другіе собравшіеся господа — но этой исторіи однако два полицейскихъ офицера не слыхали. Герцогъ и Баррингтонъ Ирль оба обдали съ Финіасомъ Финномъ у мадамъ Гслеръ, и герцогу было несомннно извстно, что между Бонтиномъ и Финномъ существовала вражда.

Ирль и Фицджибонъ разсказали ссору въ клуб, разсказали также гнвъ, выраженный Финномъ противъ несчастнаго Бонтина, когда Финіасъ стоялъ у дверей клуба. Вспомнили и повторили его мстительное движеніе рукою, хотя оба выразили свое твердое убжденіе, что убійство сдлано не имъ. Ирль замтилъ, что даже выраженіе подобной угрозы было почти доказательствомъ, что Финіасъ не имлъ въ эту минуту намренія сдлать такое дло. Но они разсказали также, что Финнъ показывалъ имъ кистень, который вынулъ изъ кармана своего пальта, и удивлялись странному стеченію обстоятельствъ въ ту ночь.

Потомъ лордъ Фонъ далъ показаніе, которое по видимому говорило не въ пользу Финіаса Финна. Лордъ Фонъ тоже былъ въ клуб и вышелъ изъ него только предъ тмъ, какъ Финнъ и двое другихъ собрались въ кучку у двери. Онъ шелъ очень медленно, обогнувъ Крзонскую улицу и Болтон-Ро, откуда прошелъ въ Пикадилли, чрезъ Клэрджскую улицу. Бонтина онъ не видалъ, но когда онъ входилъ въ Клэрджскую улицу, его обогналъ быстрыми шагами человкъ въ пальт, который прямо шелъ по Болтон-Ро къ проходу, уже описанному. Въ то время онъ не принялъ этого человка за кого-нибудь изъ своихъ знакомыхъ, но теперь онъ былъ увренъ — посл того, что слышалъ — что этотъ человкъ былъ мистеръ Финнъ. Когда онъ, лордъ Фонъ, выходилъ изъ клуба, Финнъ надвалъ свое пальто, и лордъ Фонъ примтилъ странный срый цвтъ. Это пальто было точно такое же, только воротникъ приподнятъ. Человкъ тоже былъ одного роста и сложенія съ мистеромъ Финномъ. Онъ хорошо зналъ мистера Финна и у человка этого была походка мистера Финна. Майоръ Макинтошъ находилъ, что показаніе лорда Фона было ‘очень опасно для мистера Финна’.

— Чортъ меня побери! если этотъ идіотъ не повситъ бднаго Финни, сказалъ посл Фицджибонъ Ирлю:— а между тмъ я не врю ни одному слову.

— Фонъ не станетъ лгать для того, чтобы повсить Финіаса Финна, сказалъ Ирль.

— Нтъ, я не думаю, чтобы онъ былъ способенъ лгать. Онъ самъ вритъ всему. Но онъ такъ глупъ, что можетъ заставить себя поврить всему. Онъ принадлежитъ къ числу такихъ людей, которые всегда безсознательно преувеличиваютъ, что имъ слдуетъ сказать, ради той важности, которую это придаетъ имъ. Можетъ быть, присяжные посмотрятъ на показанія лорда Фона съ этой точки зрнія, иначе оно скажется очень тяжело противъ Финіаса Финна.

Потомъ поднялся вопросъ, по какой дорог Бонтинъ обыкновенно уходилъ изъ клуба. Вс присутствующіе члены уходили домой, вмст съ Бонтиномъ, въ разное время и по разнымъ дорогамъ, но никогда по этому проходу. Предполагали, что на этотъ разъ онъ долженъ былъ идти по Беркелейскому сквэру, потому что не повернулъ въ первую улицу направо, по которой бы пошелъ, если бы имлъ намреніе не идти на сквэръ. Баррингтонъ Ирль и Фицджибонъ видли, какъ онъ прошелъ мимо этого поворота. Иначе они не сдлали бы замчанія о возможности возобновленія ссоры между нимъ и Финіасомъ, если бы Финіасу случилось нагнать его, потому что Финіасъ непремнно долженъ былъ идти чрезъ сквэръ, если не имлъ надобности нарочно для чего-нибудь своротить съ дороги. Самый прямой путь для Бонтина былъ бы идти за лордомъ Фономъ, но такъ какъ онъ не обогнулъ этой улицы, и лордъ Фонъ, ходившій, какъ всмъ извстно, очень медленно, его не видалъ, и такъ какъ Бонтина часто видали возвращающимся изъ клуба домой по Беркелейскому сквэру, то полагали, что онъ теперь пошелъ по этой дорог. Въ такомъ случа онъ непремнно долженъ былъ пройти мимо конца прохода, куда, какъ лордъ Фонъ видлъ, торопился человкъ, котораго онъ теперь предполагалъ Финіасомъ Финномъ. Прямая дорога Финна домой была, какъ мы уже сказали, чрезъ сквэръ въ Марльбороскую улицу, гд онъ жилъ. Но, безъ сомннія, онъ могъ быть и на томъ мст, гд лордъ Фонъ видлъ этого человка, потому что хотя ему изъ клуба тотчасъ слдовало бы войти въ улицу съ правой стороны — а Ирль и Фицджибонъ оба говорили, что онъ туда не пошелъ — все-таки онъ имлъ достаточно времени вернуться назадъ и усплъ бы нагнать лорда Фона, обманувъ такимъ образомъ Фицджибона и Ирля относительно той дороги, по которой пошелъ.

Когда дошли до этого заключенія, лордъ Кэнтрипъ стоялъ у окна возл Грешэма.

— Не торопитесь этому врить, сказалъ лордъ Кэнтрипъ.

— Намъ нтъ никакой надобности врить или не врить. Это дло полиціи.

— Разумется, но ваше мнніе и мое будутъ имть всъ. Все, что я слышалъ, не можетъ заставить меня на одну минуту считать это возможнымъ. Я знаю его.

— Онъ былъ очень разсерженъ.

— Если бы онъ ударилъ его въ клуб, это не очень удивило бы меня, но онъ не способенъ напасть на врага съ оружіемъ въ темнот. Я знаю его хорошо.

— Что вы думаете о разсказ Фона?

— Онъ ошибся. Вспомните — ночь была темная.

— Я не вижу, чтобы мы съ вами могли сдлать что-нибудь, сказалъ Грешэмъ.— Я скажу въ Парламент о смерти бднаго Бонтина, но конечно не стану выражать подозрніе. Съ какой стати?

До-сихъ-поръ ничего не было сдлано съ Финіасомъ Финномъ. Было извстно, что онъ будетъ на своемъ мст въ Парламент въ четыре часа, а майоръ Макинтошъ думалъ, что его надо арестовать прежде, чтобы избгнуть необходимости арестовать въ Парламент. Ршили, что лордъ Фонъ съ Фицджибономъ и Ирлемъ подутъ съ полицейскимъ въ улицу Бо и возьмутъ у судьи приказъ объ арестованіи, если онъ найдетъ улики достаточными.

Майоръ Макинтошъ думалъ, что хотя не было никакого основанія предполагать, чтобы Миліусъ и Финнъ вмст совершили убійство, все-таки обстоятельства оправдывали немедленный арестъ обоихъ. Если Йозефъ Миліусъ дйствительно виновенъ и выскользнетъ изъ ихъ рукъ, то конечно будетъ очень трудно захватить его потомъ. Пока факты не говорили противъ него, но майоръ Макинтошъ замтилъ, что факты значительно измняются, когда ихъ подробно извдаютъ. Репутаціи Миліуса было достаточно, чтобы осудить его — и потомъ онъ имлъ и тотъ поводъ, что лордъ Кэнтрипъ считалъ возможностью.

Невозможно было понять, чтобы Финіасъ Финнъ изъ одного гнва придумалъ заговоръ, чтобы убить человка на улиц.

— Очень можетъ быть, милордъ, сказалъ майоръ: — что онъ вздумалъ напасть на мистера Бонтина, не имя намренія убить его. Убійство впослдствіи могло сдлаться случайно.

Посл этого даже первый министръ и два кабинетныхъ министра не могли спокойно заниматься своимъ дломъ.

Люди, замшанные въ этомъ дл, были такъ хорошо извстны имъ, что мысли ихъ не могли не путаться.

Когда майоръ Макинтошъ отправился въ улицу Бо съ Ирлемъ и Лоренсомъ, большинство присутствующихъ держалось того мннія, что ударъ нанесенъ рукою Финіаса Финна. А можетъ быть хуже всего было то, что ударъ былъ нанесенъ не одинъ, а много ударовъ. Констэбли объявили, что убитый получилъ три удара въ голову и что гибельный ударъ былъ данъ съ боку, посл того, какъ была сбита шляпа съ головы. Что Финнъ пошелъ за своимъ врагомъ по улиц, посл сказанныхъ словъ, съ намреніемъ покончить ссору такъ или иначе, не казалось невроятнымъ никому, кром лорда Кэнтрипа, и если драка завязалась на открытой дорог, на томъ мст, гд разсерженный Финіасъ могъ нагнать своего врага, не казалось невроятнымъ, что онъ вынулъ изъ кармана такое оружіе, какъ кистень. Но тутъ выбрано было особенно вроломное мсто и нападеніе, вроятно, было сдлано сзади. До-сихъ-поръ не было доказательствъ, чтобы убійца пострадалъ. И если Финнъ былъ убійца, то стало быть съ того времени, какъ онъ стоялъ у дверей клуба, онъ замыслилъ вроломное, низкое нападеніе. Онъ, должно быть, считалъ минуты — вернулся украдкой въ темнот на уголъ улицы, мимо которой уже прошелъ — закрылъ лицо воротникомъ пальто — и поджидалъ на такомъ мст, куда честный человкъ ночью не придетъ съ честнымъ намреніемъ.

— Я считаю это ршительно невозможнымъ, сказалъ лордъ Кэнтрипъ, когда три министра остались одни.

Лордъ Кэнтрипъ нсколько мсяцевъ служилъ вмст съ Финіасомъ Финномъ.

— Вы просто говорите ваше собственное мнніе о человк противъ фактовъ, сказалъ Грешэмъ.— Но факты убждаютъ всегда, а мнніе человка убждаетъ рдко.

— Я не увренъ, знаемъ ли мы еще факты, сказалъ герцогъ.

— Разумется, мы говоримъ о нихъ не такъ, какъ они были намъ разсказаны. И пока — если только они не будутъ опровергнуты — я боюсь, что для присяжныхъ они покажутся достаточными доказательствами.

— Вы хотите сказать, что слышали достаточно для осужденія его? спросилъ лордъ Кэнтрипъ.

— Вспомните, что мы слышали. У убитаго было два врага.

— Онъ могъ имть и третьяго.

— Онъ могъ имть и десятерыхъ, но мы слышали только о двухъ.

— Можетъ быть, на него напали изъ-за денегъ, сказалъ герцогъ.

— Но деньги его и часы цлы, продолжалъ Грешэмъ.— Гнвъ или желаніе освободиться отъ этого человка были причиною убійства. Одинъ изъ двухъ враговъ — согласно фактамъ, извстнымъ намъ — не могъ быть тамъ. Невроятно и то, чтобы онъ зналъ, что его врагъ будетъ на томъ мст. Другой не только могъ быть тамъ, но даже находился близко въ ту минуту — такъ близко, что если онъ самъ этого не сдлалъ, то почти удивительно, какъ его близость не помшала этому. Онъ наврно зналъ, что жертва будетъ тамъ. Онъ пылалъ гнвомъ противъ него въ ту минуту. Онъ угрожалъ ему. Съ нимъ было такое орудіе, которое было употреблено для убійства. Человкъ, предполагаемый имъ, шелъ торопливо къ тому мсту, какъ видлъ свидтель, правдивость котораго несомннна. Вотъ факты, извстные намъ пока. Если они не будутъ опровергнуты, я боюсь, что они убдятъ присяжныхъ — какъ уже убдили полицейскихъ.

— Полицейскіе всегда считаютъ людей виновными, сказалъ лордъ Кэнтрипъ.

— Они не считаютъ жида-пастора виновнымъ, сказалъ Грешэмъ.

— Я боюсь, что этого достаточно для того, чтобы отдать мистера Финна подъ судъ, сказалъ герцогъ.

— Въ этомъ нтъ ни малйшаго сомннія, сказалъ Грешэмъ.

— А между тмъ я такъ же убжденъ въ его невинности, какъ и въ своей собственной, сказалъ лордъ Кэнтрипъ.

Глава XLVIII.
ПОПЫТКА МОЛА.

Въ три часа въ этотъ день первое извстіе о случившемся дошло до мадамъ Гслеръ, въ слдующей встревоженной записк отъ ея пріятельницы герцогини:

‘Слышали вы, что случилось вчера ночью? Боже милостивый! Мистеръ Бонтинъ былъ убитъ, когда возвращался домой изъ клуба, и говорятъ, что это сдлалъ Финіасъ Финнъ. Плантадженетъ только что вернулся изъ Даунингской улицы, гд вс объ этомъ говорятъ. Я никакъ не могла добиться отъ него, что думаетъ онъ. Отъ него никогда ничего не добьешься. Но я никогда этому не поврю — я уврена, что не поврите и вы. Общаю, что мы останемся ему врны до конца. Его посадятъ въ тюрьму и отдадутъ подъ судъ. Мн какъ-то не врится, что мистеръ Бонтинъ убитъ, хотя я не знаю, почему ему не быть убитымъ, какъ всякому другому. Плантадженетъ говоритъ о большой потер, я знаю, какая потеря будетъ больше, знаете и вы. Теперь я ду постараться узнать что-нибудь. Баррингтонъ Ирль былъ тамъ, и если успю его найти, онъ мн разскажетъ. Я буду дома въ половин шестого. Прізжайте, будьте такая миленькая, мн не съ кмъ больше говорить объ этомъ. Если я еще не вернусь, все-таки войдите и велите подать себ чаю.

‘Только подумайте о лэди Лор — одинъ сумасшедшій, а другой въ тюрьм! Г. П.’

Письмо это нанесло мадамъ Гслеръ такой ударъ, что она нсколько минутъ была какъ убитая. Прочтя разъ записку, она почти не знала, что въ ней заключается, кром извстія, что Финіасъ Финнъ въ Ньюгэт. {Тюрьма для уголовныхъ преступниковъ. Пр. Пер.} Она сидла нсколько времени съ запиской въ рукахъ, почти готовая упасть въ обморокъ, потомъ съ усиліемъ оправилась и опять прочла письмо.

Бонтинъ убитъ, а Финіасъ Финнъ — который обдалъ у нея вчера, съ которымъ она говорила обо всхъ грхахъ убитаго, Финіасъ Финнъ, который былъ ея короткимъ другомъ, о которомъ она думала боле чмъ о комъ-либо, о которомъ она не могла заставить себя не думать — обвиненъ въ убійств! Врить этому! Герцогиня объявила съ энтузіазмомъ, свойственнымъ ей, что никогда этому не повритъ. Конечно, нтъ! Какой же знатокъ характера могъ поврить, чтобы Финіасъ Финнъ оказался виновенъ въ полуночномъ убійств?

‘Общаю, что мы останемся ему врны до конца!’ повторила мадамъ Гслеръ.— Какая польза оставаться врной человку, которому вы не нужны?

Какъ можетъ женщина приставать къ человку, который, сказавъ, что она ему не нужна, опять подпадаетъ подъ ея вліяніе, но не опровергаетъ того, что прежде сказалъ? Все-таки, если этотъ человкъ истинно огорченъ — если съ нимъ случилось тяжкое горе — она останется ему врна съ такимъ постоянствомъ, которое, какъ она полагала, ея пріятельница герцогиня едва ли пойметъ. Если его повсятъ, она обольетъ тло его слезами и будетъ жить, какъ должна жить женщина, любившая убійцу до конца.

Но она клялась себ, что не повритъ этому. Она и не врила. Врить, въ-самомъ-дл! Это просто невозможно. Онъ могъ убить негодяя въ борьб, вызванной этимъ человкомъ, это было возможно. Если этотъ человкъ напалъ на Финіаса Финна, то такой результатъ могъ быть вроятенъ. Но убійство, тайное полуночное убійство, не могло быть совершено человкомъ, котораго она выбрала въ свои друзья. А между тмъ сквозь все это проглядывала ршимость, что если даже онъ совершилъ убійство, то она останется ему врна. И если дойдетъ до самаго худшаго, тогда она выкажетъ силу своей любви къ убійц.

Относительно же Бонтина герцогиня сказала правду: почему ему не быть убитымъ какъ всякому другому? Въ настоящемъ расположеніи своего духа, мадамъ Гслеръ очень мало сожалла о Бонтин. Даже приговоръ ‘подломъ ему’ промелькнулъ въ голов герцогини, когда она писала письмо. Человкъ этотъ сдлался такъ несносенъ, что хорошо, если онъ убрался. Но все-таки она не повритъ, что Финіасъ Финнъ убилъ его.

Справедливо ли, что онъ убитъ? Въ свт каждый день распространяются изумительные слухи, слухи изумительно фальшивые. Но это сказалъ герцогъ, а онъ не станетъ врить нелпымъ слухамъ. Онъ слышалъ это въ Даунингской улиц, слдовательно, это должно быть справедливо.

Разумется, она подетъ къ герцогин въ назначенный часъ. Теперь было немного больше трехъ и она приказала заложить карету къ четверти шестого. Потомъ она приказала слуг сначала не принимать никого, а потомъ доложить ей, если кто придетъ, не отказывая постителю. Можетъ быть, придетъ кто-нибудь отъ Финіаса, или по-крайней-мр съ извстіями объ этомъ дл.

Потомъ она опять прочла письмо, и послднія слова засли въ ея мысляхъ: ‘Подумайте о лэди Лор — одинъ сумасшедшій, другой въ тюрьм!’ Разв этотъ человкъ — единственный человкъ, котораго она любила — былъ дороже лэди Лор Кеннеди, чмъ ей, или лучше сказать, разв лэди Лора была дороже ему, чмъ она? Если такъ, зачмъ же ей волноваться изъ-за него? Она готова признаться, что можетъ пожертвовать для него всмъ, если бы даже онъ стоялъ въ зал суда, какъ убійца, если такая жертва будетъ имъ оцнена. Онъ самъ говорилъ ей, что его чувства къ лэди Лор просто дружескія, но какъ можетъ она врить этому заявленію, когда вс говорятъ противное? Лэди Лора женщина замужняя — ея мужъ еще живъ — и, разумется, Финіасъ обязанъ говорить такимъ образомъ, когда говорятъ о ней и о немъ. Потомъ врно то — мадамъ Гслеръ считала это врнымъ — что было время, когда Финіасъ искалъ любви лэди Лоры Стэндишъ. Но ея любви онъ не искалъ никогда. Она была предложена ему, и онъ отвергнулъ ее! А теперь герцогиня, которая при всхъ своихъ недостаткахъ обладала той зоркостью зрнія, которая позволяетъ мущинамъ и женщинамъ видть факты насквозь, говорила такъ, какъ будто о лэди Лор слдуетъ жалть боле, чмъ о всхъ другихъ, потому что съ Финіасомъ Финномъ случилось несчастье! Но вдь лэди Лора сама выбрала себ мужа, и вдь онъ, хотя и сумасшедшій, все-таки ей мужъ.

У мадамъ Гслеръ болло сердце, она изнемогала отъ горя, пока наконецъ, спрятавъ лицо въ подушк дивана и все держа въ рук письмо герцогини, разразилась истерическими рыданіями.

Не многіе изъ знавшихъ хорошо мадамъ Максъ Гслеръ, и въ Лондон, и въ провинціи, поврили бы, что извстіе, услышанное ею, могло произвести на нее такое дйствіе. Везд отдавали ей честь за добродушіе, скромность, любезность и какую-то грацію въ обращеніи, которая всегда длала ее очаровательной. Она была извстна своею щедростью, благоразуміемъ и энергіей. Ея поведеніе съ старымъ герцогомъ возбудило общее вниманіе и принесло ей честь. Она пріобрла хорошее мнніе многихъ и была женщина популярная.

Но никто изъ ея друзей не предполагалъ ее способной сдлаться жертвою сильной страсти, или сталъ бы подозрвать, что она можетъ горько плакать отъ какой-бы то ни было печали.

Герцогиня, думавшая, что хорошо знаетъ мадамъ Гслеръ, не поврила бы этому, если бы и видла.

— Вамъ люди нравятся, но не думаю, чтобы вы любили кого-нибудь, однажды сказала ей герцогиня.

Мадамъ Гслеръ улыбнулась и по видимому согласилась съ этимъ. Наслаждаться свтомъ — и знать, что лучшее наслажденіе должно происходить отъ удовольствія другихъ, очевидно было ея философіей. Но теперь она изнемогала, потому что съ этимъ человкомъ случились непріятности, и оттого что ей сказали, что эти непріятности тяжелы для другой женщины.

Она еще рыдала и комкала письмо въ рук, когда слуга пришелъ доложить ей, что мистеръ Молъ внизу и желаетъ знать, можетъ ли она принять его. Она тотчасъ вспомнила, что Молъ обдалъ съ Финіасомъ у нея наканун, и думая, что можетъ быть онъ пришелъ съ извстіями объ этомъ важномъ происшествіи, приказала просить его.

Но Молъ еще не слыхалъ о смерти Бонтина. Онъ оставался дома до четырехъ часовъ, имя въ виду великую цль, которая заставляла его думать, что онъ долженъ идти прямо отъ себя къ мадамъ Гслеръ, и даже не заглянулъ въ свой клубъ. Читатель, можетъ быть, угадываетъ эту великую цль. Въ этотъ день онъ намревайся просить мадамъ Гслеръ сдлать его счастливйшимъ изъ людей — какимъ онъ конечно считалъ бы себя, если бы она согласилась ввести его во владніе ея большимъ доходомъ. Онъ подбилъ себя ватою еще съ большимъ стараніемъ, чмъ обыкновенно — убавилъ, но не уничтожилъ сдину кудрей — заботливо осмотрлъ, хорошо ли сидятъ на немъ панталоны, и избавилъ себя отъ обычныхъ утреннихъ трудовъ, которые могли отнять у него оставшуюся искру молодости.

Мадамъ Гслеръ встртила его на средин комнаты, когда онъ вошелъ.

— Что вы слышали? сказала она.

Молъ сладко улыбался, но не слыхалъ ничего. Онъ могъ только пожать руку мадамъ Гслеръ и выразить недоумніе на лиц — понявъ, что онъ долженъ былъ что-то слышать. Она не обратила вниманія на пожатіе руки. Какъ ни была она способна въ одно мгновеніе замчать все происходившее вокругъ нея, она не думала теперь ни о чемъ, кром опасности того человка, и объ истин или лживости извстія, сообщеннаго ей.

— Вы ничего не слыхали о мистер Финн?

— Ни слова, сказалъ Молъ, отдергивая свою руку.— Что случилось съ мистеромъ Финномъ?

Если бы Финнъ сломалъ себ шею, это не значило бы ничего для Мола, но озабоченность мадамъ Гслеръ значило для него кое-что.

— Мистеръ Бонтинъ… убитъ!

— Мистеръ Бонтинъ!

— Такъ я слышала, я думала, что вы пришла разсказать мн объ этомъ.

— Мистеръ Бонтинъ убитъ! Нтъ, я не слыхалъ ничего. Я не знаю этого господина. Мн показалось, что вы сказали — мистеръ Финнъ.

— Такъ это еще неизвстно въ Лондон?

— Не могу сказать, мадамъ Гслеръ. Я прямо изъ дома и не выходилъ все утро. Кто… убилъ его?

— Ахъ! я не знаю. Я хотла узнать это отъ васъ.

— Но что такое съ мистеромъ Финномъ?

— Я также была все дома, мистеръ Молъ, и не могу сообщить вамъ ничего. Я думала, вы зашли, зная, что мистеръ Финнъ обдалъ здсь.

— Разв убитъ мистеръ Финнъ?

— Мистеръ Бонтинъ. Я вамъ сказала, что идутъ слухи объ убійств мистера Бонтина.

Мадамъ Гслеръ начинала сердиться — весьма безразсудно.

— Но я ничего объ этомъ не знаю и сейчасъ ду разузнавать. Карета заложена.

Она стояла, ожидая, что онъ уйдетъ. Ему было ясно по-крайней-мр то, что онъ не можетъ теперь привести въ исполненіе свое важное намреніе.

— Это до такой степени разстроило меня, что я ни о чемъ другомъ не могу думать, пожалуйста извините меня. Я не побезпокоила бы васъ приглашеніемъ войти сюда, если бы не думала, что вы принесли мн какія-нибудь извстія.

Тутъ она поклонилась, поклонился и Молъ, а когда онъ вышелъ, она забыла позвонить.

— Что такое она говорила объ этомъ Финн? бормоталъ Молъ про-себя.— Не могутъ же они оба быть убиты!

Онъ пошелъ въ свой клубъ и тамъ скоро узналъ въ чемъ дло. Извстіе было сообщено ему въ ясныхъ и несомннныхъ словахъ. Финіасъ Финнъ и Бонтинъ поссорились во Вселенной. Бонтинъ на словахъ одержалъ верхъ надъ своимъ противникомъ. Это происходило въ присутствіи принца, который выразилъ большое неудовольствіе на поведеніе мистера Финна. А потомъ Финіасъ Финнъ нагналъ Бонтина въ проход между Болтон-Ро и Беркелейской улицей и тамъ — убилъ его. Случилось такъ, что въ эту минуту въ клуб не было никого изъ бывшихъ во Вселенной, но все дло было теперь хорошо извстно и о немъ говорили безъ всякаго, сомннія.

— Надюсь отъ всего сердца, что его повсятъ, сказалъ Молъ, думая, что можетъ разгадать загадку, которая казалась такъ непонятна въ Парковомъ переулк.

Когда мадамъ Гслеръ пріхала на Карльтонскую Террасу нсколько ране времени, назначеннаго герцогиней, ея пріятельница еще не вернулась. Но она пошла наверхъ, какъ было сказано, и ей принесли чаю. Но чайникъ оставался не тронутъ до шести часовъ, а тогда вернулась герцогиня.

— О! душечка, я такъ жалю, что опоздала. Для чего вы не пили чай?

— Какъ все это случилось? сказала мадамъ Гслеръ, сжавъ руки, которыя у нея были опущены по бокамъ.

— Я знаю не больше того, какъ знала въ то время, когда писала къ вамъ.

— Онъ убитъ?

— О, да! Въ этомъ нтъ никакого сомннія. Я знала это наврно, когда послала къ вамъ письмо. Сколько пришлось мн разъзжать! Но наконецъ я подъхала къ двери Нижней Палаты и вызвала Баррингтона Ирля.

— Ну?

— Двое арестованы.

— Но Финіасъ Финнъ?

— Да, мистеръ Финнъ одинъ изъ нихъ. Не ужасно ли это? Для меня это гораздо ужасне, чмъ смерть этого бднаго человка. Разумется, этого не слдовало бы говорить.

— Кто же другой? Разумется, это сдлалъ онъ.

— Этотъ противный жидъ, который женился на Лиззи Юстэсъ. Бонтинъ преслдовалъ его и разузналъ, что у него есть другая жена на родин, въ Венгріи или Богеміи, гд-то тамъ.

— Разумется, это сдлалъ онъ.

— И я то же говорю. Разумется, это сдлалъ жидъ. Но вс доказательства показываютъ, что онъ этого не сдлалъ. Онъ былъ въ постели въ то время, дверь дома была заперта, такъ что онъ не могъ выйти и на человк, который убилъ, было не его пальто, а Финіаса Финна.

— На немъ была кровь? спросила мадамъ Гслеръ, трясясь съ головы до ногъ.

— Нтъ, сколько мн извстно. Я думаю, что еще не разсматривали. Но лордъ Фонъ видлъ этого человка и увряетъ, что узналъ пальто.

— Лордъ Фонъ! Я всегда терпть не могла этого человка. Я не поврю ни одному его слову.

— Баррингтонъ не приписываетъ большой важности пальту. Но у Финіаса былъ въ карман кистень, а Бонтинъ былъ убитъ именно такимъ кистенемъ. Другого кистеня не нашлось, а Финіасъ Финнъ отнесъ свой домой.

— Убійца не сдлалъ бы этого.

— По словамъ Баррингтона, полицейскій говоритъ, что именно это сдлалъ бы искусный убійца.

— Вы врите этому, герцогиня?

— Конечно нтъ, хотя лордъ Фонъ клялся, что онъ видлъ. Я никогда не поврю тому, чему не хочу врить, и ничто не заставитъ меня.

— Онъ не могъ этого сдлать.

— Ну, если ужъ на то пошло, я не думаю, чтобы онъ не могъ.

— Нтъ, герцогиня, онъ не могъ сдлать этого.

— Онъ довольно силенъ — и довольно храбръ.

— Но не довольно малодушенъ. Въ немъ нтъ ничего малодушнаго. Если Финіасъ Финнъ могъ ударить врага кистенемъ въ темномъ проход сзади, я не стану говорить ни слова ни съ однимъ мущиной впередъ. Ничто не заставитъ меня поврить этому. Если бы поврила, я не могла бы врить никому. Если бы вамъ сказали, что вашъ мужъ убилъ человка, что отвчали бы вы?

— Но онъ не мужъ вашъ, мадамъ Максъ.

— Нтъ, конечно нтъ. Я не могу сердиться, когда говорятъ это, какъ сдлали бы вы. Но я могу быть справедлива. Если бы двадцать лордовъ Фоновъ клялись, что видли это, я не поврила бы имъ. О Боже! что сдлаютъ съ нимъ?

Герцогиня обошлась очень хорошо съ своею пріятельницей и ни однимъ словомъ не дразнила ее любовью, которую она обнаруживала. Герцогиня сказала, что герцогъ не можетъ обдать дома и что мадамъ Гслеръ должна остаться съ нею. Об Палаты были въ такомъ волненіи по поводу убійства, что никому не хотлось уходить изъ Парламента. Вс были поражены изумленіемъ, не только по случаю убійства, и и главное отъ этого, но отъ двойной погибели двухъ человкъ, недоброжелательство которыхъ такъ часто служило предметомъ разговоровъ въ послднее время.

Мадамъ Гслеръ долго оставалась на Карльтонской Террас въ этотъ вечеръ, и во все время только и рчи было, что объ убійств Бонтина и о погибели Финіаса Финна.

— Наврно кто-нибудь пойдетъ повидаться съ нимъ, сказала мадамъ Гслеръ.

— Лордъ Кэнтрипъ уже былъ — и мистеръ Монкъ.

— Не могу ли я?

— Это было бы ужъ черезчуръ.

— Не похать ли намъ вмст? предложила мадамъ Гслеръ.

И прежде чмъ ухала, она почти вырвала общаніе у герцогини, что он вмст отправятся въ тюрьму и постараются видть Финіаса Финна.

Глава XLIX.
ПОКАЗЫВАЮЩАЯ, ЧТО МИСТРИССЪ БНСЪ СКАЗАЛА ПОЛИЦЕЙСКОМУ.

— Мы оставили Аделаиду Паллизеръ въ замк. Мы пріхали сюда только на два дня, повидаться съ Лорой и постараться узнать, какъ лучше поступить съ Кепнеди.

Это говорилъ Финіасу Финну въ его квартир въ Марль бороской улиц лордъ Чильтернъ на другой день посл убійства, въ одиннадцатомъ часу утра.

Финіасъ еще не слыхалъ о смерти человка, съ которымъ поссорился. Лордъ Чильтернъ пріхалъ къ нему съ предложеніемъ, котораго Финіасъ еще не понялъ и которое лордъ Чильтернъ не зналъ какъ объяснить. Предложеніе это просто состояло въ томъ, чтобы обезпечить Финіаса Финна доходомъ изъ капитала, принадлежащаго или который будетъ принадлежать фамиліи Стэндишъ. Думали, что состояніе лэди Лоры скоро будетъ въ ея распоряженіи. Т, которые занимались длами ея мужа, уврили графа, что проценты съ капитала скоро будутъ въ распоряженіи ея сіятельства, какъ только законъ позволитъ имъ это. Въ неспособности Роберта Кеннеди дйствовать самому не могло быть боле сомннія, и повренные его говорили, что не желаютъ затруднять имніе спорнымъ вопросомъ о такомъ небольшомъ доход, который получается съ сорока тысячъ.

Въ этомъ заявленіи слышалась большая денежная гордость, но тмъ не мене это было пріятно графу. Первая мысль лэди Лоры посл этого обратилась на потребности Финіаса Финна. Какъ бы ей придумать возможность отдать часть ея дохода человку, котораго она любила, такъ чтобы онъ не считалъ безславнымъ принять это изъ ея рукъ? Придумала было она планъ займа номинально отъ ея брата — но планъ этотъ не могъ продержаться ни минуты. Однако ей удалось уговорить брата взяться за порученіе съ цлью объяснить Финіасу, что для него деньги будутъ всегда готовы, когда понадобятся ему.

— Если я передамъ ихъ моему отцу, отецъ можетъ отказать ихъ ему въ своемъ завщаніи, а если они понадобятся ему теперь, то какая бда, если ты дашь ему впередъ то, что онъ долженъ имть посл смерти моего отца?

Братъ сердито нахмурился и покачалъ головой.

— Подумай, какъ его бросила вся партія, сказала лэди Лора.

Лорду Чильтерну не нравилось все это — онъ съ огорченіемъ чувствовалъ, что имя его сестры сдлается предметомъ упрековъ, если узнаютъ, что этотъ молодой человкъ содержится ея милостями. Она однако настаивала и онъ согласился увидть молодого человка, будучи увренъ, что Финіасъ откажется нести тягость одолженія.

Но онъ еще не коснулся непріятнаго предмета, когда ихъ прервали. Послышался стукъ въ дверь и явилась мистрисъ Бнсъ. Она привела съ собою Ло. Мистриссъ Бнсъ еще не слыхала о трагедіи, но тотчасъ примтила по обращенію адвоката, что онъ пришелъ по какому-то важному длу — и не только важному, но и непріятному. Финіасъ и Чильтернъ угадали это по выраженію ея физіономіи, а когда Ло вошелъ за мистриссъ Бнсъ въ комнату, его физіономія сказала это еще ясне.

— Не случилось ли чего-нибудь? спросилъ Финіасъ, вскочивъ.

— Да, случилось, сказалъ Ло.

Потомъ онъ взглянулъ на лорда Чильтерна и замолчалъ.

— Уйти мн? сказалъ Лордъ Чильтернъ.

Ло его не зналъ и, разумется, продолжалъ молчать.

— Это мой другъ, мистеръ Ло. Это мой другъ, лордъ Чильтернъ, сказалъ Финіасъ, зная, что оба знаютъ имена другъ друга.— Я не вижу, зачмъ вамъ уходить. Что такое, Ло?

Лордъ Чильтернъ пришелъ на счетъ денегъ и ему пришла въ голову, что безденежный молодой депутатъ, можетъ быть, попался въ какую-нибудь бду изъ-за денегъ. Девятнадцать разъ изъ двадцати, когда человкъ попадетъ въ бду, ему просто нужны деньги.

— Можетъ быть, я могу помочь, сказалъ онъ.

— Слышали вы, милордъ, что случилось вчера ночью? спросилъ Ло, устремивъ глаза на Финіаса Финна.

— Я не слыхалъ ничего, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Что случилось? спросилъ Финіасъ съ ужасомъ на лиц. Онъ зналъ Ло хорошо и былъ увренъ, что обстоятельство, о которомъ онъ говорилъ, важное и прискорбное.

— Вы тоже ничего не слыхали?

— Ни слова.

— Вы были вчера въ клуб Вселенная?

— Былъ.

— Не случилось ли тамъ чего?

— Принцъ былъ тамъ.

— Не случилось ли чего съ принцемъ? спросилъ Чильтернъ.

— О немъ мн ничего не говорили, сказалъ Ло.— Не было ли тамъ ссоры?

— Была, сказалъ Финіасъ,— Я поссорился съ мистеромъ Бонтиномъ.

— Что же?

— Онъ велъ себя какъ скотъ — какъ онъ всегда себя ведетъ. Отколотить скота теперь не водится, но если кто заслуживалъ когда-нибудь быть прибитымъ, такъ это онъ.

— Онъ былъ убитъ, сказалъ Ло.

Едва ли нужно говорить читателю, что относительно этого важнаго преступленія Финіасъ Финнъ былъ блъ какъ снгъ. Какое-нибудь сомнніе на этотъ счетъ — если бы даже такое сомнніе было желательно — оказалось бы выше силъ писателя этой исторіи. Читатель, вроятно, угадалъ съ той самой минуты, какъ тло нашлось на ступеняхъ прохода, что Бонтинъ былъ убитъ находчивымъ Эмиліусомъ, который нашелъ нужнымъ сдлать этотъ шагъ для того, чтобы лишить своего врага возможности доказать его первый бракъ.

Но Ло, войдя въ комнату, готовъ былъ думать, что его другъ сдлалъ это преступленіе. Лоренсъ Фицджибонъ, одинъ изъ первыхъ услыхавшій это извстіе и пригласившій Ирля хать вмст съ нимъ и майоромъ Макинтошемъ въ Даунигскую улицу, прежде отправился туда, гд работалъ Бнсъ, и послалъ его къ Ло. Фицджибонъ считалъ не безопаснымъ самому предостеречь своего соотечественника, но онъ не могъ перенести мысли, чтобы его друга взялъ полицейскій безъ предувдомленія. Поэтому онъ и послалъ Бнса къ Ло, и теперь Ло пришелъ съ извстіемъ.

— Убитъ! воскликнулъ Финіасъ.

— Кто его убилъ? спросилъ лордъ Чильтернъ, взглянувъ прежде на Ло, а потомъ на Финіаса.

— Вотъ это теперь полиція и старается разобрать.

Наступило молчаніе, а Финіасъ стоялъ, приложивъ руку ко лбу и свирпо смотря то на того, то на другого. Проблескъ истины начиналъ мелькать въ голов его. Ло пришелъ сюда спросить, не онъ ли убилъ этого человка!

— Мистеръ Фицджибонъ былъ съ вами вчера? продолжалъ Ло.

— Разумется, былъ.

— Это онъ послалъ меня къ вамъ.

— Что все это значитъ? спросилъ лордъ Чильтернъ.— Я полагаю, они не намрены сказать, что нашъ пріятель убилъ этого человка.

— Я начинаю предполагать, что именно это они и намрены сказать, презрительно возразилъ Финіасъ.

Ло вошелъ въ комнату, еще сомнваясь, во все-таки готовый врить — Бнсъ врила твердо — что руки Финіаса Финна обагрены кровью убитаго. И если бы его спросили о подобномъ дл, онъ непремнно сказалъ бы, что тона голоса или взглядовъ подозрваемаго человка конечно недостаточно, чтобы уничтожить подозрніе. Но теперь онъ былъ совершенно убжденъ — почти совершенно убжденъ — что Финіасъ такъ же невиненъ, какъ и онъ.

Лорду Чильтерну, не слыхавшему подробностей, подозрніе это показалось такъ чудовищно, что онъ воспылалъ гнвомъ.

— Неужели вы хотите намъ сказать, мистеръ Ло, что кто-нибудь говоритъ, будто Финнъ убилъ этого человка?

— Я пришелъ, какъ его другъ, сказалъ Ло:— предостеречь его. Его обвиняютъ.

Финіасъ, не ясно понимая, въ чемъ дло, не зная наврно, что случилось, не будучи даже увренъ, точно ли умеръ Бонтинъ, считалъ это продолженіемъ преслдованія этого человка.

— Я всему могу поврить съ этой стороны, сказалъ онъ.

— Съ какой стороны? спросилъ лордъ Чильтернъ.— Пусть лучше мистеръ Ло разскажетъ намъ, что случилось.

Тутъ Ло разсказалъ, на сколько самъ зналъ, эту исторію, и описалъ даже мсто, на которомъ тло было найдено.

— Какъ часто ни хожу я въ клубъ, сказалъ Финіасъ:— а никогда не былъ въ этомъ проход.

Ло продолжалъ разсказывать, какъ Бонтинъ былъ убитъ тупымъ орудіемъ.

— Вотъ что у меня было въ карман, сказалъ Финнъ, вынимая кистень.— Я всегда въ Лондон ношу съ собою что-нибудь въ этомъ род посл приключенія съ Кеннеди.

Ло взглянулъ на кистень, не былъ ли онъ вымытъ, выцарапанъ или вытертъ. Финіасъ увидалъ этотъ взглядъ и разсердился.

— Вотъ онъ какъ есть. Можете взять его. Я не дотронусь до него, пока не придетъ полицейскій. Не трогайте, Чильтернъ, оставьте.

Орудіе было оставлено на стол, никто до него не коснулся. Ло продолжалъ свой разсказъ.

Онъ не слыхалъ ничего объ Йозеф Миліус, но ему что-то упоминали о лорд Фон и пальт.

— Вотъ и пальто, сказалъ Финіасъ, снявъ съ дивана, на который онъ бросилъ его, снявъ наканун. Пальто было очень легкое — приспособленное къ маю мсяцу — подбитое шелковой матеріей и вовсе не такое, чтобы имъ можно было закрыть лицо или фигуру. Но былъ воротникъ, который можно было поднять.

— Вотъ въ какомъ пальт я былъ, сказалъ Финіасъ въ отвтъ на какое-то замчаніе адвоката.

— Человкъ, котораго видлъ лордъ Фонъ, сказалъ Ло: — былъ, какъ я понялъ, закутанъ въ тяжелое срое пальто.

— Такъ и Фонъ туда же сунулся, сказалъ лордъ Чильтернъ.

Ло пробылъ съ часъ, лордъ Чильтернъ также оставался, когда пришли трое полицейскихъ — надзиратель и съ нимъ два констэбля. Когда они вошли въ комнату, ни оружіе, ни пальто не были сняты съ маленькаго столика, куда Финіасъ положилъ ихъ. Финіасъ и Чильтернъ закурили сигары, и вс сидли молча.

Финіасу казалось, что Ло вритъ обвиненію, и что, слдовательно, адвокатъ ему врагъ. Ло примтилъ это, но не считалъ своей обязанностью объявлять свое мнніе о невинности друга. Что онъ можетъ сдлать для своего друга, то сдлаетъ, но онъ думалъ, что можетъ боле быть ему полезенъ безмолвными наблюденіями, чмъ увреніями. Лордъ Чильтернъ, котораго Финіасъ умолялъ не оставлять его, продолжалъ проклинать чудовищную злобу обвинителей.

— Я не знаю, есть ли обвинители, сказалъ Ло: — кром обстоятельствъ, которыя, разумется, полиція должна изслдовать.

Тутъ пришли полицейскіе и скоро объяснили свою обязанность. Они должны просить мистера Финна идти съ ними въ улицу Бо. Они взяли нсколько вещей, кром двухъ приготовленныхъ для нихъ — фракъ, рубашку и сапоги, которые были на Финіас Финн вчера. Взяли зонтикъ и ключъ отъ двери. Спросили даже кошелекъ и деньги — но не взяли кошелекъ, когда Ло замтилъ, что это ихъ не касается. На Финіас была та самая рубашка, въ которой онъ обдалъ наканун, и полицейскіе спросили его, согласенъ ли онъ перемнить рубашку при нихъ — такъ какъ, можетъ быть, понадобится, посл осмотра, чтобы она была удержана, какъ вещественное доказательство.

Онъ перемнилъ рубашку въ присутствіи всхъ находившихся тутъ, но это униженіе растерзало ему сердце. Потомъ стали рыться между его бльемъ, чистымъ и грязнымъ, длали вопросы мистриссъ Бнсъ слышнымъ шепотомъ за дверью. Мистриссъ Бнсъ сдлала все, что только могла сдлать для того, чтобы повредить своему любимому жильцу строгостью въ въ обращеніи, насмшками надъ полицейскими и ршимостью не сообщать ничего.

— Была ли мыта рубашка? А какъ вы думаете, моются рубашки господъ? Вы довольно близки къ лахани и сами должны знать больше, чмъ я могу сказать вамъ.

Но почтеннаго констэбля, по видимому, вовсе не сердили любезности хозяйки.

Финіаса повезли въ улицу Бо, въ кэб, съ двумя полицейскими, а надзиратель халъ за ними съ лордомъ Чильтерномъ и Ло.

— Неужели вы этому врите? спросилъ лордъ Чильтернъ надзирателя.

— Мы ничему не вримъ и вримъ всему, милордъ, возразилъ тотъ.

А между тмъ надзиратель твердо врилъ, что Финіасъ Финнъ убилъ Бонтина.

Въ полицейской контор Финіасъ встртилъ Баррингтона Ирля и лорда Кэнтрипа, и скоро сдлалось извстнымъ, что тутъ были и лордъ Фонъ, и Фицджибонъ. По видимому, все было сдлано, чтобы немедленно начать слдствіе, и Финіаса тотчасъ привели къ слдователю. Вс были очень вжливы къ нему и спросили его, не желаетъ ли онъ посовтоваться съ адвокатомъ. Но онъ отказался. Онъ сказалъ судь, что скажетъ все, что знаетъ, но по-крайней-мр теперь ничей совтъ не нуженъ. Наконецъ ему позволили разсказать все самому — посл повтореннаго предостереженія. Онъ перемолвился нсколькими словами съ мистеромъ Бонтиномъ въ клуб, потомъ, стоя у дверей клуба съ своими друзьями, мистеромъ Ирлемъ и мистеромъ Фицджибономъ, которые теперь находятся въ суд, онъ видлъ, какъ мистеръ Бонтинъ пошелъ къ Беркелейскому сквэру. Онъ скоро пошелъ за нимъ, но не нагналъ его. Дойдя до сквэра, онъ перешелъ къ фонтану, находящемуся на южной сторон, а оттуда пошелъ кратчайшей дорогой въ Бретонскую улицу. Онъ видлъ мистера Бонтина въ послдній разъ при неясномъ свт газа, на углу сквэра. На сколько помнитъ, онъ самъ въ эту минуту переходилъ къ фонтану. Онъ не слыхалъ ни борьбы, ни словъ у поворота къ Пиккадилли. Въ то время, какъ мистеръ Бонтинъ долженъ былъ дойти до ступеней, ведущихъ въ проходъ, онъ, Финіасъ, былъ въ Бретонской улиц, повернувшись спиною къ мсту убійства. Онъ шелъ скоре мистера Бонтина, постепенно приближаясь къ нему, но ршился не проходить мимо него и не подходить такъ близко, чтобы привлечь вниманіе. Онъ и не сдлалъ этого. На немъ было то срое пальто, которое теперь представлено. Воротникъ не былъ поднятъ. Пальто было новое и, сколько онъ помнитъ, воротникъ никогда не былъ поднятъ. Онъ носилъ кистень, теперь представленный, потому что разъ ему пришлось напасть на гаротеровъ на улиц. Кистень никогда не употреблялся и былъ совершенно новъ. Онъ былъ купленъ мсяцъ тому назадъ — вслдствіе какого-то происшествія съ гаротерами, тогда случившагося. Но, до покупки кистеня, онъ привыкъ носить съ собою простую палку, по ночамъ. Конечно, онъ поссорился съ мистеромъ Бонтиномъ до этого, и кистень купилъ посл начала ссоры. Онъ не видалъ никого по дорог отъ сквэра къ своей квартир, на кого обратилъ бы вниманія, такъ чтобы могъ припомнить, проходилъ ли мимо полицейскаго, возвращаясь домой.

Это происходило по выслушаніи показаній. Показанія, данныя Ирлемъ и Фицджибономъ о томъ, что происходило въ клуб, а потомъ у дверей клуба, совершенно согласовались съ показаніемъ, даннымъ посл Финіасомъ. Улицы уже были размрены. Принимая въ соображеніе время, которое, по предположеніямъ Ирля и Фицджибона, должно бы пройти посл того, какъ они разстались съ Финіасомъ, констэбль доказалъ, что обвиняемый имлъ время торопливо вернуться на уголъ той улицы, мимо которой онъ прошелъ, и находиться на томъ мст, гд лордъ Фонъ видлъ человка — предполагая, что лордъ Фонъ могъ идти три мили въ часъ, а Финіасъ шелъ или бжалъ вдвое его скоре.

Лордъ Фонъ показалъ, что онъ шелъ очень медленно — мене, онъ думалъ, чмъ три мили въ часъ — и что человкъ шелъ очень скоро — не то чтобы бжалъ, но какъ лордъ Фонъ думалъ, шелъ вдвое скоре, чмъ онъ. Потомъ его сіятельству показали два пальта. Финнъ ничего не зналъ о другомъ пальт — которое было взято отъ Эмиліуса — грубое, толстое, коричневое пальто, принадлежавшее проповднику уже два года. Пальто Финна было цвтомъ срое.

Лордъ Фонъ очень внимательно посмотрлъ на оба пальта, а потомъ сказалъ, что на человк, котораго онъ видлъ, было не коричневое пальто. Ночь была темная, но все-таки онъ увренъ, что пальто было срое. Воротникъ былъ поднятъ.

Потомъ призвали портного, который выразилъ мнніе, что у пальта Финна недавно былъ поднятъ воротникъ.

Нашли, что уликъ достаточно, и Финіаса Финна отправили въ Ньюгэтъ. Его уврили, что на его удобства будетъ обращено всевозможное вниманіе и что съ нимъ будутъ обращаться очень вжливо.

Лордъ Кэнтрипъ, все врившій въ невинность Финна, разсуждалъ объ этомъ и съ судьей, и майоромъ Макинтошемъ. Разумется, строго будутъ отыскивать другой кистень или тому подобное оружіе, которое могло быть употреблено. Уже отыскивали и еще ничего не нашли. У Эмиліуса никогда не видали подобнаго оружія. На Крзонской улиц и въ Мэйфэр не нашлось никого, кром лорда Фона, кто бы видлъ человка, шедшаго быстрыми шагами и съ поднятымъ воротникомъ, который безъ сомннія былъ убійца — такъ что никакихъ доказательствъ не было, что Финіасъ Финнъ не могъ быть этимъ человкомъ. Доказательства, что Эмиліусъ — или Миліусъ, какъ его теперь называли — не могъ быть на томъ мст, были такъ сильны, что судья приказалъ констэблямъ выпустить Миліуса посл слдующаго допроса, если ничего новаго не явится противъ него.

Судья, съ глубочайшимъ сожалніемъ, не могъ согласиться съ лордомъ Кэнтрипомъ, что существующихъ уликъ недостаточно для временнаго заключенія въ тюрьму мистера Финна.

Глава L.
ЧТО ЛОРДЫ И КОММОНЕРЫ ГОВОРИЛИ ОБЪ УБІЙСТВ.

Когда Парламентъ собрался въ четвергъ въ четыре часа, вс говорили объ убійств, и конечно почти вс члены ршили въ ум, что Финіасъ Финнъ убійца.

Знать убитаго значитъ что-нибудь, но находиться въ короткихъ отношеніяхъ съ убійцей конечно значитъ гораздо боле. Тутъ были многіе, искренно сожалвшіе о бдномъ Бонтин, котораго конечно смерть постигла самымъ ужаснымъ образомъ, а было больше такихъ, которые лично любили Финіаса Финна — для которыхъ будущность молодого члена казалась очень печальна, а фактъ, что онъ сдлался убійцей, очень страшенъ.

Но все-таки случай этотъ имлъ свое утшеніе. Дла въ Парламент не всегда возбуждаютъ сильныя ощущенія, не всегда даже бываютъ интересны. Въ этотъ день не было члена, который не чувствовалъ бы, что этотъ случай придалъ интересъ парламентской жизни.

Вскор посл молитвы, Грешэмъ вошелъ въ Парламентъ, и т, которые до-сихъ-поръ вели себя совсмъ не по-парламентски, стоя группами, говоря далеко не шепотомъ, быстро выходя изъ Палаты и входя въ нее, вс поспшили на свои мста. Дло, которымъ какъ будто занимались, остановилось въ одно мгновеніе, и Грешэмъ всталъ сдлать заявленіе.

‘Съ глубочайшимъ сожалніемъ — даже съ глубочайшей горестью — онъ долженъ сообщить Палат, что его достопочтенный другъ и товарищъ, мистеръ Бонтинъ, низко и и жестоко убитъ въ прошлую ночь.’

Странно было видть, какъ имя этого человка, которое, когда онъ былъ живъ и членъ этой Палаты, не могло быть произносимо въ этомъ собраніи не возбудивъ безпорядка, поразило членовъ почти ужасомъ.

‘Да, его другъ мистеръ Бонтинъ, который такъ недавно занималъ мсто министра торговли и потеря котораго такъ тяжела для страны и этой Палаты, убитъ на одной изъ улицъ столицы, рукою низкаго злодя, въ ночной тишин.’

Тутъ Грешэмъ замолчалъ и вс ожидали, что онъ заявитъ еще что-нибудь.

‘Ему нечего боле говорить объ этомъ. Должно пройти нсколько времени, прежде чмъ онъ можетъ найти другого на эту должность. А найти человка, который вполн замнилъ бы эту потерю, будетъ невозможно. Услуги мистера Бонтина стран, особенно относительно десятичной системы, были слишкомъ хорошо извстны Палат, для того чтобы позволить ему имть такую надежду.’

Тутъ онъ слъ, не упомянувъ о Финіас Финн.

Но о немъ скоро было упомянуто. Добени всталъ и съ разными любезными и таинственными оговорками спросилъ перваго министра, правда ли, что одинъ членъ Парламента былъ арестованъ и находится теперь въ тюрьм по обвиненію въ убійств оплакиваемаго министра торговли. Онъ — мистеръ Добени — слышалъ, что такое обвиненіе было сдлано противъ благороднаго члена этого Парламента, бывшаго когда-то товарищемъ мистера Бонтина и который всегда поддерживалъ достопочтеннаго дженльмэна. Тутъ Грешэмъ опять всталъ.

‘Онъ съ сожалніемъ долженъ сказать, что достопочтенный депутатъ отъ Танкервилля находится въ тюрьм по этому обвиненію. Палата должна понять, что онъ длаетъ это заявленіе только относительно факта, а не выражаетъ мнніе относительно того, кто совершилъ убійство. Дло это покрыто большой таинственностью. Оба джентльмэна къ несчастью повздорили, но онъ не думаетъ, чтобы Парламентъ на этомъ основаніи приписалъ такое черное и ужасное преступленіе джентльмэну, котораго они вс знали такъ хорошо, какъ благороднаго депутата отъ Танкервилля.’

Вотъ что было сказано публично, для репортеровъ, не боле, но члены продолжали говорить объ этомъ дл весь вечеръ.

Можетъ быть, ничего не могло быть изумительне отсутствія злобы или отвращенія, съ какимъ произносилось имя Финіаса даже тми, которые были уврены въ его виновности.

Вс присутствовавшіе въ клуб сознавались, что Бонтинъ былъ виноватъ въ томъ, что происходило тамъ, сознавались, что можно считать общественнымъ несчастьемъ, что такой человкъ, какъ Бонтинъ, могъ помшать такому человку, какъ Финіасъ Финнъ, вступить въ министерство.

Преувеличенныя исторіи, разсказы хуже даже правды, ходили повсюду о той настойчивости, съ какою убитый испортилъ будущность предполагаемаго убійцы и лишилъ страну услугъ хорошаго работника. Грешэмъ, въ своемъ офиціальномъ заявленіи, разумется, сказалъ много хорошаго о Бонтин. О человк, чрезъ нсколько часовъ посл его смерти, всегда будутъ говорить хорошее. Но въ небольшихъ, частныхъ совщаніяхъ, все хорошее говорилось о Финіас Финн. Грешэмъ сказалъ о ‘низкомъ злод въ ночной тишин’, но можно было бы подумать, слыша, что говорятъ разные господа въ разныхъ мстахъ Парламента, что въ сущности Финіасъ Финнъ сдлалъ очень хорошее дло, спровадивъ бднаго Бонтина на тотъ свтъ.

Еще одну пріятную черту прибавляла къ этому обстоятельству преобладающая мысль, что принцъ видлъ и слышалъ ссору. Т, которые были въ клуб въ то время, разумется, знали, что это неправда, но присутствіе принца въ клуб Вселенная, между ссорой и убійствомъ, дйствительно былъ фактъ, и слдовательно, весьма было естественно, что люди составляли себ удовольствіе примшивать принца къ этому длу. Въ отдаленныхъ кружкахъ, разумется, принцу приписывали большое участіе въ этомъ дт, какъ заступнику убитаго или убійцы, этого ясно нельзя было разобрать.

Многое говорилось о принц въ Парламент, такъ что многіе члены наслаждались вполн.

— Какое счастье для Грешэма! сказалъ одинъ джентльмэнъ Рэтлеру, вскор посл похвалы, сказанной первымъ министромъ бдному Бонтину.

— Ну да, я боюсь, что бдняжк не удалось бы никогда поладить съ нами.

— Поладить! Онъ былъ бы шипомъ въ боку Грешэма, пока оставался на служб. Если Финнъ будетъ оправданъ, вамъ слдуетъ сдлать для него что-нибудь очень хорошее.

Тутъ Рэтлеръ весело засмялся.

— Я думаю, они отъ этого не устоятъ, сказалъ Роби, сэр-Орландо Дротъ, одинъ изъ бывшихъ статс-секретарей Добени.

— Не знаю. У нихъ есть предлогъ ввести свою десятичную систему, и это будетъ большимъ утшеніемъ. Поговариваютъ, что Монкъ вернется въ министерство торговли.

— Усилитъ ли это ихъ?

— Бонтинъ ослабилъ бы. Онъ выходилъ изъ себя и совсмъ рехнулся. Безъ него имъ будетъ лучше.

— Я полагаю, что это сдлалъ Финнъ? спросилъ сэр-Орландо.

— Безъ всякаго сомннія, какъ мн говорили. Странне всего то, что онъ заране объявилъ о своемъ намреніи Ирлю. Грешэмъ говоритъ, что все это должно быть входило въ его планъ, чтобы заставить думать посл, будто это сдлалъ не онъ. Грогрэмъ думаетъ, что онъ замыслилъ убійство прежде чмъ пришелъ въ клубъ.

— Будетъ ли принцъ давать показаніе?

— Нтъ, нтъ, сказалъ Роби.— Это все неправда. Принцъ ушелъ изъ клуба прежде, чмъ началась ссора. Конфуцій Путъ говоритъ, что принцъ не слыхалъ ни слова. Онъ разговаривалъ съ принцемъ все время.

Конфуцій Путъ былъ тотъ знаменитый артистъ, которому принцъ пожалъ руку, уходя изъ клуба.

Лордъ Дрммопдъ сидлъ въ галере пэровъ, и Боффинъ говорилъ съ нимъ чрезъ перила. Надо вспомнить, что эти два господина добросовстно вышли изъ Кабинета Добени, потому что не имли возможности поддержать его церковный билль. Посл такой жертвы съ ихъ стороны, разумется, ихъ мысли были устремлены на церковныя дла.

— Въ этомъ, кажется, неможетъ быть ни малйшаго сомннія, сказалъ Боффинъ.

— Кэнтрипъ не вритъ, сказалъ пэръ.

— Онъ служилъ въ колоніальномъ департамент съ Кэнтрипомъ, и Кэнтрипъ нашелъ его очень пріятнымъ. Вс говорятъ, что это одинъ изъ пріятнйшихъ людей. Теперь не можетъ быть и рчи, чтобы въ эту сессію они внесли церковный билль.

— Вы думаете?

— О! да — конечно. Теперь ни о чемъ не будутъ думать какъ о процес.

— Тмъ лучше, сказалъ его сіятельство.— Это дуетъ дурной втеръ, не полезный никому. Есть ли у нихъ достаточно уликъ для осужденія?

— О! да, безъ всякаго сомннія. Фонъ присягнетъ, что это былъ онъ, сказалъ Боффинъ.

Баррингтонъ Ирль разсказывалъ исторію въ десятый разъ, когда его вызвали изъ библіотеки къ герцогин Омніумъ, которая пробралась въ переднюю Парламента.

— О! мистеръ Ирль, разскажите мн, что вы думаете объ этомъ, сказала герцогиня.

— Вотъ именно этого-то я и не могу сдлать.

— Почему же?

— Потому что я самъ не знаю, что думать.

— Онъ не могъ этого сдлать, мистеръ Ирль.

— Эти я самъ говорю себ, герцогиня.

— Но говорятъ, что улики очень сильны противъ него.

— Очень сильны.

— Мн хотлось бы отстранить этого лорда Фона.

— Да, но мы не можемъ.

— И… его повсятъ?

— Если найдутъ виновнымъ, то повсятъ.

— Человка, котораго мы знали такъ хорошо! И именно въ то время, когда мы ршили сдлать для него все! Знаете ли, что я нисколько не удивляюсь. Я прежде чувствовала себя способной сдлать это сама.

— Онъ могъ быть очень непріятнымъ, герцогиня.

— Я такъ ненавидла этого человка! Но я дала бы… о! я сама не знаю, чего не дала бы я, чтобы сію же минуту воскресить его. Что скажетъ лэди Лора?

Въ отвтъ на это Баррингтонъ Ирль только пожалъ плечами. Лэди Лора была его кузина.

— Мы не должны бросить его, мистеръ Ирль.

— Что можемъ мы сдлать?

— Конечно, мы можемъ сдлать что-нибудь. Нельзя ли намъ напечатать въ газетахъ, что онъ долженъ быть невиненъ — такъ чтобы заставить всхъ думать это? А если бы мы могли подъхать къ адвокатамъ и уговорить ихъ не… погубить его! Я на все готова. Я знаю, что къ судь подъхать нельзя.

— Нтъ, герцогиня. Судьи каменные.

— Хотя ничмъ не лучше другихъ — только они любятъ поддерживать свое достоинство.

— Они это любятъ.

— Я уврена, что мы могли бы сдлать это, если бы постарались. Я, знаете, нисколько не врю, чтобы онъ убилъ его. Это сдлалъ жидъ Лиззи Юстэсъ.

— Разумется, это изслдуютъ.

— Но какая польза въ изслдованіи, если мистера Финна повсятъ между тмъ? Я не врю полиціи. Помните, какъ она копалась съ ожерельемъ этой женщины? Я не намрена бросать мистера Финна, мистеръ Ирль, и надюсь, что вы поможете мн.

Тутъ герцогиня воротилась домой и, какъ намъ извстно, нашла у себя мадамъ Гслеръ.

Въ этотъ вечеръ ничего не длали ни въ Верхней, ни въ Нижней Палат. Заявленіе о Бонтин было сдлано и тутъ и тамъ, а посл этого заявленія о занятіяхъ не могло быть и рчи Если бы Бонтинъ дйствительно былъ канцлеромъ казначейства и засдалъ въ Кабинет, когда былъ убитъ, а Финіасъ Финнъ тоже находился въ министерств, едва ли суета и волненіе могли быть больше. Даже герцогъ Сент-Бнгэй былъ на томъ мст, гд нашли тло, хорошо извстномъ ему, такъ какъ тамъ сходятся городскія владнія двухъ извстныхъ вигскихъ пэровъ, съ которыми и съ предшественниками которыхъ онъ былъ давно коротко знакомъ. Онъ зналъ также Финіаса и еще недавно сказалъ ему о немъ нсколько вжливыхъ словъ. Онъ тоже въ послднее время особенно не любилъ Бонтина и почти настаивалъ, чтобы человка, теперь убитаго, не пускать въ Кабинетъ. Онъ слышалъ объ уликахъ — слышалъ о ссор, кистен и сромъ пальт.

‘Должно быть, онъ это сдлалъ’, сказалъ себ герцогъ Сент-Бнгэй, уходя изъ Гэй-Гилля.

Глава LI.
ВЫ СЧИТАЕТЕ ЭТО ПОСТЫДНЫМЪ.

О томъ, что случилось, лэди Лора Кеннеди узнала отъ брата, когда онъ вернулся на Портмэнскій сквэръ, посл сцены въ полиціи. Цль его визита къ Финну была объяснена, но горячность лэди Лоры, когда она убждала брата исполнить весьма непріятную задачу, не была достаточно описана. Ни одинъ братъ не приметъ добровольно такого порученія отъ замужней сестры къ человку, котораго въ публик называли любовникомъ этой сестры — и ни одному брату не могло быть это непріятне, какъ лорду Чильтерну.

Но лэди Лора приводила очень сильные доводы и очень упорно стояла на своемъ намреніи. Доходъ съ ея капитала — принадлежавшаго одной ей — будетъ исключительно принадлежать ей. Конечно, она можетъ сдлать что хочетъ съ своею собственностью. Если братъ не поможетъ ей устроить это, надо прибгнуть къ другимъ способамъ. Она готова заставить мистера Финна думать, что это деньги ея отца, а не ея. Неужели братъ думаетъ дурно о, ней? Неужели онъ вритъ клеветамъ въ газетахъ? Неужели онъ или его жена хоть минуту воображали, что у нея былъ любовникъ? Когда лордъ Чильтернъ смотрлъ на нее, изнуренную, увядшую, состарвшуюся преждевременно, возможно ли, чтобы онъ думалъ это? Она сама длала ему эти вопросы. Разумется, лордъ Чильтернъ уврилъ ее, что онъ не подозрваетъ ничего подобнаго.

— Конечно нтъ, сказала лэди Лора: — кто можетъ подозрвать меня изъ знающихъ меня. А если такъ, почему же я не могу помочь другу, какъ могъ бы ты? Теб даже не надо упоминать обо мн.

Лордъ Чильтернъ старался растолковать ей, что ея имя будетъ упомянуто и что другіе поврятъ дурному и будутъ говорить дурное о ней.

— Не могутъ сказать ничего хуже того, что было сказано, продолжала она.— А между тмъ какой вредъ они сдлали мн — или теб?

Тутъ братъ спросилъ ее, почему она желаетъ тратить свои деньги для человка совершенно чужого для нея.

— Потому что я люблю его больше всхъ на свт, отвтила она смло.— Теперь осталось немного такого, чмъ интересовалась бы я, но я интересуюсь его счастьемъ. Онъ былъ когда-то влюбленъ въ меня и сказалъ мн это, но я заблагоразсудила отдать мою руку мистеру Кеннеди. Онъ не влюбленъ въ меня теперь — и я не влюблена въ него, но я хочу считать его моимъ другомъ.

Лордъ Чильтернъ уврялъ ее, что Финіасъ Финнъ непремнно откажется отъ ея денегъ, но этому она не хотла врить. По-крайней-мр, можно попытаться. Онъ не откажется отъ денегъ, отказанныхъ ему въ завщаніи, почему же ему не пользоваться теперь тми деньгами, которыя назначены ему? Потомъ она объяснила, что онъ непремнно долженъ скоро совсмъ исчезнуть изъ свта, если его не обезпечатъ какимъ-нибудь доходомъ.

Итакъ лордъ Чильтернъ отправился съ даннымъ ему порученіемъ, не намреваясь длать предложенія и будучи увренъ, что его не примутъ, если оно будетъ сдлано. Мы знаемъ, въ какихъ новыхъ непріятностяхъ нашелъ онъ Финіаса Финна. Эти непріятности были таковы, что лордъ Чильтернъ не раскрывалъ рта о деньгахъ, и теперь, будучи свидтелемъ сцены въ полиціи, вернулся разсказать объ этомъ сестр. Она сидла съ его женою, когда онъ вошелъ въ комнату.

— Вы слышали что-нибудь? спросилъ онъ тотчасъ.

— Что слышали? сказала жена.

— Стало быть, не слыхали. Убитъ человкъ.

— Какой человкъ? сказала лэди Лора вдругъ вскочивъ съ своего мста.— Не Робертъ?

Лордъ Чильтернъ покачалъ головою.

— Неужели ты хочешь сказать, что мистеръ Финнъ… убитъ?

Опять онъ покачалъ головою, и тогда лэди Лора сла, какъ-будто эти два вопроса истощили ея силы.

— Говори, Освальдъ, сказала жена: — зачмъ ты не говоришь намъ? Мы знали этого человка?

— Кажется, Лора знала его. Мистеръ Бонтинъ былъ вчера убитъ на улиц.

— Мистеръ Бонтинъ! Врагъ мистера Финна! сказала лэди Чильтернъ.

— Мистеръ Бонтинъ, сказала лэди Лора такъ, какъ-будто убійство двадцати Бонтиновъ ничего не значило для нея.

— Да, тотъ человкъ, котораго вы называли врагомъ Финна. Лучше бы не было подобныхъ разговоровъ.

— Кто же убилъ его? сказала лэди Лора, опять вставая и подходя къ брату.

— Кто, Освальдъ? спросила его жена, которая такъ заинтересовалась, что не могла оставаться на своемъ мст.

— Арестовали двоихъ, сказалъ лордъ Чильтернъ: — этого жида, который женился на лэди Юстэсъ, и…

Тутъ онъ остановился. Онъ ршилъ заране разсказать сестр о двойномъ арест, чтобы сомнніе, заключавшееся въ этомъ, могло уменьшить тяжесть удара, но теперь ему казалось почти невозможнымъ сказать это имя.

— Кто же другой, Освальдъ? спросила его жена.

— Не Финіасъ? вскрикнула лэди Лора.

— Да, онъ, его арестовали, и я сейчасъ изъ полиціи.

Онъ не имлъ времени продолжать, потому что сестра его упала на полъ. Съ нею не сдлался обморокъ. Женщины не падаютъ въ обморокъ отъ такихъ ударовъ. Но, въ испуг, она скоре присла, чмъ упала, точно-будто напрасно было стараться стоять прямо съ такою тяжестью горя на плечахъ. Она громко вскрикнула, а потомъ закрыла лицо руками и разразилась рыданіями. Лэди Чильтернъ и братъ старались поднять ее, во она не хотла встать.

— Зачмъ ты не хочешь выслушать меня. Лора? сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Ты не думаешь, что онъ сдлалъ это? сказала ему жена.

— Я увренъ, это это сдлалъ не онъ, отвчалъ лордъ Чильтернъ.

Бдная женщина, полу-лежа, полу-сидя на полу, съ сдерживаемыми рыданіями, слышала и поняла вопросъ и отвтъ. Но фактъ не измнился для нея, не измнилось и положеніе любимаго человка. Она не начала еще думать, могъ ли онъ быть виновенъ въ подобномъ преступленіи, она не слыхала обстоятельствъ и не знала, какъ умеръ этотъ человкъ. Можетъ быть, Финіасъ убилъ его и сталъ подъ кару закона, а вмст съ тмъ не сдлалъ ничего, чтобы заслужить ея упреки — даже осужденіе? До-сихъ-поръ она чувствовала только горесть, уничтоженіе отъ удара — но не стыдъ, который долженъ покрыть человка, для котораго она такъ жаждала хорошаго мннія свта.

— Вы слышите, что онъ говоритъ, Лора?

— Они намрены погубить его! рыдала она.

— Его вовсе не намрены губить, сказалъ лордъ Чильтернъ.— На это нужны будутъ доказательства. Лучше сядь и дай мн разсказать теб все. Я не скажу теб ничего, пока ты не сядешь. Ты безславишь себя, ползая по полу.

— Не будь жестокъ къ ней, Освальдъ.

— Я обезславлена, сказала лэди Лора, медленно поднимаясь и опять садясь на диванъ:— если есть что разсказать, разсказывай. Мн все-равно, что случится со мною теперь или кто узнаетъ объ этомъ. Моя жизнь не можетъ сдлаться хуже, чмъ теперь.

Тогда онъ разсказалъ всю исторію — о ссор, положеніи улицъ, пальт, кистен и трехъ ударахъ, каждый по голов, которыми былъ убитъ Бонтинъ. Онъ разсказалъ-также, какъ жидъ лежалъ въ постели, какъ его пальто было не то, которое видлъ лордъ Фонъ, и какъ на одежд обоихъ подозрваемыхъ людей не было найдено ни капли крови.

— Это наврно сдлалъ жидъ, Освальдъ, сказала лэди Чильтернъ.

— Это сдлалъ не Финіасъ Финнъ, отвтилъ онъ.

— И его выпустятъ?

— Выпустятъ, когда узнаютъ правду. Но эти люди такъ путаютъ, я не полагаюсь на нихъ. У него будетъ какой-нибудь искусный защитникъ, и тогда, можетъ быть, обнаружится все. Я завтра увижусь съ нимъ. Но больше сдлать ничего нельзя.

— Я должна видться съ нимъ, сказала медленно лэди Лора.

Лэди Чильтернъ взглянула на своего мужа и лицо его сдлалось красне обыкновеннаго отъ гнва. Когда сестра убждала его взять ея порученіе о деньгахъ, онъ уврилъ ее, что не подозрваетъ ее въ дурномъ. Онъ и не думалъ о ней дурно. Посл ея замужства за Кеннеди, онъ видлъ мало и ее и ея образъ жизни. Когда она разсталась съ мужемъ, онъ одобрилъ это, и даже предложилъ помощь, если она будетъ въ затруднительныхъ обстоятельствахъ. Когда она вела грустную, уединенную жизнь въ Дрезден, онъ просто жаллъ о ней, говоря себ и жен своей, что доля жизни Лоры была очень тяжела.

Когда клеветы о ней и о Финіас Финн дошли до его ушей и глазъ — какъ подобныя клеветы всегда доходятъ до ушей и глазъ тхъ, кого они боле всего могутъ огорчить — онъ просто почувствовалъ желаніе истереть въ прахъ какого-то Квинтуса Слайда и подобныхъ ему за это оскорбленіе. Онъ принималъ Финіаса Финна въ своемъ дом со всею прежнею дружбой. Онъ даже это утро провелъ съ обвиняемымъ, какъ самый близкій его другъ, но, не смотря на это. въ сердце его прокрадывалось чувство стыда, которое постигнетъ его, если въ свт дйствительно поврятъ, что этотъ человкъ былъ любовникомъ его сестры.

Лэди Лора выказывала такое огорченіе, какое можетъ выказывать жена или двушка, илачущая о жених, или мать о сын, или сестра о брат, но оно было сумасбродно и преувеличено относительно такой дружбы, какая могла существовать между женою Роберта Кеннеди и депутатомъ отъ Танкервилля.

Лордъ Чильтернъ видлъ, что жена чувствовала то же, что и онъ, и онъ счелъ нужнымъ сказать что-нибудь тотчасъ, чтобы принудить сестру сдержать, по-крайней мр, свой языкъ, если не чувства. У него обыкновенно было два выраженія въ лиц: одно добродушное, въ которомъ знатокъ физіономій прочелъ бы общаніе наступающей шутливости, и другое, гнвное, иногда почти свирпое. Вс т, которые зависли отъ него, привыкли наблюдать за его лицомъ озабоченно, а иногда и со страхомъ. Въ настоящую минуту онъ былъ скоре огорченъ, чмъ взбшонъ, но на лиц его было то выраженіе гнва, которое такъ хорошо было знакомо всмъ, кто его зналъ.

— Ты не можешь видть его, сказалъ онъ.

— Почему не могу я, если можешь ты?

— Если ты не понимаешь, я не могу объяснить теб. Но ты не должна видть его — и не увидишь.

— Кто помшаетъ мн?

— Если принудишь меня, я позабочусь, чтобы теб помшали. Что значитъ этотъ человкъ для тебя, чтобы ты подвергалась злымъ языкамъ, посщая его въ тюрьм? Спасти его жизнь ты не можешь, а можешь подвергнуть ее опасности.

— Освальдъ, сказала она очень медленно: — мн кажется, я не нахожусь подъ твоимъ нацзоромъ и не обязана покоряться твоимъ приказаніямъ.

— Ты моя сестра.

— И я любила тебя, какъ сестра. Какимъ образомъ жизнь его можетъ подвергнуться опасности оттого, что я увижусь съ нимъ?

— Это заставитъ думать, что все сказанное была правда.

— И неужели его повсятъ оттого, что я его люблю? Я люблю его. Вайолетъ знаетъ, что я всегда его любила.

Лордъ Чильтернъ обратилъ на жену свое гнвное лицо. Лэди Чильтернъ обняла свою золовку и шепнула ей что-то на ухо.

— Что это для меня? продолжала обезумвшая женщина.— Я люблю его. Я всегда его любила. Я буду его любить до конца. Онъ для меня вся жизнь.

— Ты постыдилась бы говорить это, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Мн не стыдно. Въ любви нтъ безславія. Я обезславила себя, когда отдала другому руку, которую онъ просилъ, потому что… потому что…

Но она была слишкомъ благородна, чтобы сказать брату даже теперь, что въ ту минуту своей жизни, о которой говоритъ, она вышла за богатаго, отказавъ бдному, потому что отдала все свое состояніе на уплату братниныхъ долговъ.

А онъ, хотя хорошо зналъ, чмъ былъ обязанъ ей, и не успокоился, пока не заплатилъ этого долга, не помнилъ ничего этого теперь. Никакіе займы и уплаты денежныя не могли измнить его чувствъ въ подобныхъ обстоятельствахъ.

— Слушайте, продолжала лэди Лора, обратясь къ своей невстк:— здсь нтъ мста для стыда, о которомъ онъ думаетъ — она указала пальцемъ на брата.— Я люблю его — какъ мать можетъ любить своего сына, но у него нтъ Любви ко мн, никакой — никакой. Когда бываю съ нимъ, я только тревожу его. Онъ приходитъ ко мн потому, что добръ, но онъ предпочелъ бы быть съ вами. Онъ любилъ меня прежде, но тогда я не могла допустить такой любви.

— Ты не можешь сдлать пользы, видвшись съ нимъ, сказалъ ей братъ.

— Но я увижусь съ нимъ. Не кчему теб хмуриться на меня, точно ты хочешь меня ударить. Я перешла чрезъ то, что длаетъ меня не похожей на другихъ женщинъ, и мн все-равно, что скажутъ обо мн. Вайолетъ понимаетъ все — но ты не понимаешь ничего.

— Успокойтесь, Лора, сказала ей невстка: — Освальдъ сдлаетъ все, что можно сдлать.

— Но его повсятъ.

— Вздоръ! сказалъ ей братъ.— Его еще не отдали подъ судъ. Еще Богъ знаетъ, сколько надо сдлать. Очень можетъ быть, что чрезъ три дня его выпустятъ, и вс будутъ за нимъ бгать, оттого что онъ сидлъ въ Ньюгэт.

— Но кто будетъ заботиться о немъ?

— У него множество друзей. Я позабочусь, чтобы у него было все необходимое.

— Но ему понадобятся деньги.

— У него денегъ достанетъ на все. Успокойся и не дурачь себя. Если случится самое худшее…

— О, Боже!

— Слушай, если можешь слушать. Если случится самое худшее, что я считаю ршительно невозможнымъ — замть, я нахожу это почти невозможнымъ, потому что ни минуты не считалъ его виновнымъ — мы… постимъ его… вмст. Теперь прощай. Я иду къ его пріятелю, мистеру Ло.

Говоря такимъ образомъ, лордъ Чильтернъ ушелъ, оставивъ обихъ женщинъ вдвоемъ.

— Зачмъ онъ такъ свирпъ со мною? сказала лэди Лора.

— Это онъ безъ намренія.

— Говоритъ онъ съ вами такимъ образомъ? Какое право иметъ онъ стыдить меня? Разв моя жизнь была такая дурная, а его жизнь такая хорошая? Вы считаете постыднымъ, что я люблю этого человка?

Она сидла и смотрла въ лицо своего друга, но другъ не ршался отвчать.

— Скажите мн, Вайолетъ, мы такъ хорошо знаемъ другъ друга, что вы можете сказать мн все. Вы не любите его?

— Конечно, нтъ!

— Но вы прежде любили.

— Не въ такомъ смысл, какъ вы думаете. Кто можетъ опредлить любовь и сказать, что она такое? Есть много родовъ любви. Мы говоримъ, что любимъ королеву, и должны любить всхъ нашихъ ближнихъ. Но такъ, какъ мущины и женщины понимаютъ любовь, я ни одной минуты въ жизни не любила никого, кром моего мужа. Мистеръ Финнъ былъ большой мой фаворитъ — всегда.

— Это правда.

— Какъ могъ быть всякій другой мущина или всякая другая женщина. Онъ и теперь еще мой любимецъ, и я отъ всего сердца надюсь, чтобъ это могло быть несправедливо.

— Это дьявольская ложь. Это должна быть ложь. Можете ли вы думать, чтобы этотъ человкъ, съ своей кротостью, съ своимъ милымъ характеромъ, съ своей открытой, свободной рчью и мужествомъ, могъ ударить своего врага сзади въ темнот? Я могу себ представить, что я скоре способна это сдлать, нежели онъ.

— Освальдъ говоритъ, что это неправда.

— Но онъ говоритъ это, отчасти думая, что можетъ быть и правда. Если это правда, я повшусь. Тогда ничего не останется такого, для чего стоитъ жить. Вы считаете постыднымъ, что я люблю его.

— Я этого не говорила.

— Но вы находите.

— Я нахожу, что въ этомъ стыдно признаваться.

— А я признаюсь.

— Вы спрашиваете меня, пристаете ко мн, и такъ какъ мы очень привязаны другъ къ другу, я должна отвчать вамъ. Если женщина — женщина, замужняя — испытываетъ такое чувство, она должна запрятать его въ глубину сердца, подальше отъ глазъ, никогда не упоминать о немъ даже самой себ.

— Вы говорите о сердц такъ, какъ-будто мы можемъ сдерживать его.

— Сердце слдуетъ за мыслями, а мысли сдержать можно. Можетъ быть, я не такъ склонна къ страсти, какъ вы, и думаю, что сердце сдержать могу. Но судьба была милостива ко мн, и я никогда не была введена въ искушеніе. Лора, не думайте что я читаю вамъ нравоученіе.

— О, нтъ!— но подумайте о вашемъ муж и моемъ! У васъ есть дти.

— Да, мн есть за что благодарить Бога. У меня есть все хорошее на свт, что только можетъ дать Господь.

— А у меня что есть? Видть успхъ этого человка въ жизни, выдвинуть его впередъ и оправдать мое мнніе о немъ — вотъ все, что было у меня вчера. И вдругъ мн говорятъ, что этотъ человкъ убійца, что онъ теперь въ тюрьм, что его можетъ быть повсятъ! Сегодня у меня нтъ ничего — кром стыда, которымъ я покрыла себя, по словамъ вашимъ и Освальда.

— Лора, я никогда этого не говорила.

— Я видла это по вашимъ глазамъ, когда онъ обвинялъ меня. Я сама знаю, что это постыдно. Я знаю, что я покрыта стыдомъ. Но я могу переносить свое безславіе тверже, чмъ его опасность.

Посл продолжительнаго молчанія — молчанія длившагося минутъ пятнадцать — лэди Лора заговорила опять:

— Если Робертъ умретъ — что тогда будетъ?

— Будетъ освобожденіе, я полагаю, сказала лэди Чильтернъ такимъ тихимъ голосомъ, что онъ почти походилъ на шепотъ.

— Дйствительно освобожденіе — и я сдлаюсь женою этого человка на слдующій день у подножія вислицы — если бы онъ захотлъ, но онъ не захочетъ жениться на мн!

Глава LII.
ЗАВЩАНІЕ МИСТЕРА КЕННЕДИ.

Кеннеди выстрлилъ изъ пистолета въ Финіаса Финна въ гостиниц Макферсона съ очевиднымъ намреніемъ раздробить голову своего предполагаемаго врага, и въ публик не обратили вниманія на этотъ случай. Самъ Финіасъ желалъ не упоминать о такомъ ничтожномъ обстоятельств, если бы ему дозволено было это, а Макферсоны были такъ преданы своему знатному другу, что и подумать не могли пожаловаться на него въ полицію.

О дл этомъ говорили и дошло оно до репортеровъ и издателей. Въ многихъ газетахъ печатали разныя свднія объ этомъ, и дв, три послдовали примру ‘Знамени’ и потребовали, чтобы полиція изслдовала это дло. Но дло изслдовано не было. Полиція не знала ничего — и какъ могла она знать, когда никто не видалъ и не слыхалъ выстрла, кром тхъ, которые ршились молчать? Негодованіе Квинтуса Слайда пропало понапрасну относительно Кеннеди и его преступленія.

Какъ только выстрлъ раздался и Финіасъ выбжалъ изъ комнаты, несчастный Кеннеди опустился на свое кресло, понимая, что сдлалъ, зная, что подвергъ себя кар закона, и ожидая каждую минуту, что констэбли войдутъ въ комнату и схватятъ его. Онъ видлъ, что шляпа его врага лежитъ на полу, и когда никто за ней не приходилъ, онъ швырнулъ ее съ лстницы. Посл того онъ сидлъ и все ждалъ полицейскихъ, револьверъ, еще заряженный во всхъ стволахъ, кром одного, лежалъ возл него — Кеннеди почти не раскаивался въ своемъ покушеніи, но опасался послдствій — пока Макферсонъ, хозяинъ, за которымъ послали въ часовню, постучался у его дверей. Они говорили очень мало и не длали положительнаго намека на выстрлъ, но Макферсону удалось захватить револьверъ — этому несчастный Кеннеди не препятствовалъ — и трактирщику удалось растолковать Кеннеди, что его двоюроднаго брата слдуетъ призвать утромъ.

— Еще кто-нибудь придетъ? спросилъ Кепнеди, когда хозяинъ уходилъ изъ комнаты.

— Никто, сколько мн извстно, лэрдъ, сказалъ Макферсонъ:— а можетъ быть и придутъ.

Однако никто не пришелъ и ‘лэрдъ’ провелъ вечеръ въ весьма печальномъ одиночеств.

На слдующій день кузенъ пришелъ и ему было разсказано все. Посл этого не было никакого затрудненія отвезти обратно несчастнаго въ Лофлинтеръ, и тамъ два мсяца находился онъ на попеченіи своей несчастной матери и своего кузена. Къ суду не обращались, чтобы лишить его управленія имніемъ — такъ что въ сущности онъ самъ былъ господинъ всему. И онъ показывалъ свое господство мелочнымъ тиранствомъ въ своемъ помсть, становясь все скупе и скупе и желая, по видимому, уморить съ голода вс живыя существа въ своемъ имнь — коровъ, овецъ и лошадей, чтобы выгадывать ихъ кормъ.

Но вс въ его помсть знали, что лэрдъ ‘не въ себ’, и слдовательно, не исполняли его приказаній. Лэрдъ зналъ это самъ и, хотя отдавалъ приказанія не только ршительно, но съ угрозами наказанія за непослушаніе, все-таки не ожидалъ повиновенія.

Пока онъ находился въ такомъ состояніи, письма, адресованныя къ нему, отдавались ему въ руки, и такимъ образомъ до него не разъ доходили письма отъ повреннаго лорда Брентфорда, требовавшаго процентовъ съ капитала лэди Лоры. Тогда онъ впадалъ въ сильный гнвъ, называлъ свою жену гадкими именами и клялся, что она не получитъ ни одного фартинга изъ его денегъ, чтобы растратить ихъ на ея возлюбленнаго. Разумется, это были его деньги. Вс это знали. Разв она не убжала изъ его дома, нарушивъ супружескій обтъ, сложивъ съ себя вс обязанности, и довела его до его настоящаго жалкаго положенія? Ея капиталъ! Если она желаетъ процентовъ съ своего капитала, пусть прізжаетъ въ Лофлинтеръ и получаетъ часть ихъ тамъ. Не смотря на всю ея нечестивость, жестокость, дурное поведеніе, которыя довели его — какъ онъ теперь говорилъ — до края могилы, онъ все-таки дастъ ей убжище и время для раскаянія. Онъ сознаетъ свой обтъ, хотя она не сознаетъ своего обта. Она все-таки будетъ его жена, хотя вполн обезславила себя и его. Она все-таки будетъ его жена, хотя жила такимъ образомъ, что сдлала невозможнымъ счастье въ ихъ супружеской жизни.

Такимъ образомъ онъ говорилъ, когда сперва одно, а потомъ другое письмо пришло отъ повреннаго графа, и въ этихъ письмахъ доказывалась ему несправедливость, которой подвергалась лэди Лора относительно потери своего состоянія. Конечно, эти письма не были бы написаны, если бы Кеннеди не доказалъ себя неспособнымъ имть на попеченіи жену, пытаясь застрлить человка, который, по его обвиненію, былъ любовникомъ его жены. Онъ сдлалъ такой поступокъ, писалъ повренный, посл котораго не можетъ быть и рчи, чтобы лэди Лора вернулась къ своему мужу. На это, когда Кеннеди говорилъ съ окружающими его — что онъ сдлалъ съ энергіей по видимому чуждой его характеру — онъ не сдлалъ прямого намека, но клялся самымъ положительнымъ образомъ, что не дастъ ни одного шиллинга. Страхъ, чтобы полицейскій не пріхалъ въ Лофлинтеръ по поводу выстрла, прошелъ, и хотя Кеннеди подозрвалъ, что ему повинуются не такъ, какъ прежде, что приказаній его ослушиваются и управляющій и слуги, не смотря на его угрозы отказать имъ отъ мста — онъ все-таки чувствовалъ, что на столько еще остался владльцемъ своей собственности, что можетъ пойти наперекоръ повренному графа и поддерживать свои права на жену. Прежде всего пусть она вернется къ нему.

Но чрезъ нсколько времени кузенъ вмшался нсколько поболе, и Робертъ Кеннеди, такъ недавно бывшій членомъ министерства, пользовавшійся позволеніемъ засдать въ комитет, не имлъ права распечатывать свои собственныя письма. Онъ написалъ такое письмо одному, потомъ другому, что это принудило тхъ, которые получили эти письма, послать отвты къ кузену. Повренному лорда Брентфорда онъ написалъ нсколько очень сильныхъ словъ. Форстеръ отвчалъ кузену, объясняя, какъ прискорбно было бы лорду Брентфорду и лэди Лор считать себя вынужденными принять мры относительно того, что они находили въ несчастномъ состояніи мистера Роберта Кеннеди, но такіе шаги должны быть сдланы, если не будутъ приняты мры, хоть сколько-нибудь разсудительныя.

Тогда у Кеннеди отняли право распечатывать письма, а т, которыя онъ писалъ, не посылались — и онъ слегъ въ постель. Въ это-то время кузенъ сообщилъ Форстеру, что управляющіе имніемъ мистера Кеннеди вовсе не желаютъ затруднять свои обязанности такимъ ничтожнымъ предметомъ, какъ доходъ съ сорока тысячъ лэди Лоры.

Но дла находились въ страшной путаниц въ Лофлинтер. Арендная плата принималась, какъ и прежде, по росписк управляющаго Роберта Кеннеди, но управляющій не могъ взять денегъ безъ Роберта Кеннеди изъ банка, а Роберта Кеннеди почти невозможно было заставить подписать чекъ. Даже лежа въ постели, онъ каждый день освдомлялся о своихъ деньгахъ, и зналъ акуратно, какая сумма лежитъ у банкировъ, но его никакъ нельзя было уговорить дать что-нибудь. Онъ откладывалъ день отъ дня подпись чековъ, приносимыхъ къ нему, и очень свободно объявлялъ, что его хотятъ обворовать. Всю жизнь онъ очень щедро подписывался на благотворительныя дла, но теперь прекратилъ вс подписки. Кузенъ даже долженъ былъ платить жалованье, и дла шли очень дурно въ Лофлинтер.

Потомъ насталъ вопросъ, не слдуетъ ли прибгнуть къ суду, чтобы отдать управленіе имніемъ въ другія руки, на основаніи помшательства владльца? Но несчастная старуха мать просила, чтобы этого не длать, и докторъ Мэкнутрай изъ Каллендера держался такого мннія, что теперь не слдуетъ длать ничего. Кеннеди былъ очень боленъ — дйствительно очень болнъ, не хотлъ принимать пищи и какъ будто изнемогалъ подъ тяжестью своихъ несчастій. Всякія мры, подобныя предлагаемымъ, вроятно, тотчасъ отправили бы его за тотъ свтъ.

Дйствительно Робертъ Кеннеди умиралъ — и въ первыхъ числахъ мая, когда красота весны начала показываться въ Лофлинтер, онъ умеръ. Старуха, его мать, сидла возл его постели, и онъ ей на ухо шепнулъ свою послднюю жалобу:

— Если бы она боялась Бога, она вернулась бы ко мн.

— Будемъ молиться, чтобы Онъ смягчилъ ея сердце, сказала старушка.

— Э! матушка — ничто не можетъ смягчить сердца, ожесточеннаго сатаной.

Онъ умеръ съ этимъ мнніемъ, которое имлъ всегда, что духъ зла сильне духа добра.

Нсколько времени кузенъ и вс другіе Кеннеди находились въ волненіи относительно завщанія главы фамиліи. Боялись, чтобы онъ не былъ слишкомъ щедръ къ жен, которую вс считали негодной и вроломной къ мужу — такъ оно и оказалось, когда завщаніе было прочтено. Послдніе мсяцы никто изъ близкихъ не осмливался говорить съ Кеннеди о завщаніи, потому что вс знали, что состояніе его ума длаетъ его неспособнымъ измнить завщаніе, и самъ онъ никогда не упоминалъ о томъ. Разумется, былъ брачный контрактъ, и предполагали, что деньги лэди Лоры вернутся къ ней, но когда узнали, что вдобавокъ къ этому и Лофлинтерское помстье переходило къ ней пожизненно, въ случа если Кеннеди умретъ бездтенъ, тогда вс Кеннеди вообще смутились. Ихъ было только трое, и для нихъ денегъ оставалось достаточно, но теперь имъ казалось, что дурная жена, отказавшаяся аклиматизироваться на той почв, на которую была перенесена, будетъ вознаграждена за свое нечестивое упорство.

Лэди Лора сдлается владтельницей своего собственнаго состоянія и всего Лофлинтера, и опять будетъ свободной женщиной со всмъ могуществомъ, которое могутъ придать богатство и знатность. Увы, увы! теперь уже слишкомъ поздно принимать какія-нибудь мры, чтобы отнять отъ нея богатое наслдство!

— И вроломная шлюха явится сюда и раззоритъ все здсь, въ замк моего сына, сказала старуха съ чрезвычайной горечью.

Извстіе было сообщено лэди Лор ея повреннымъ чрезъ десять дней посл смерти ея мужа. Телеграмма, сообщавшая объ этомъ событіи, пришла въ домъ ея отца на Портмэнскомъ сквэр на другой день посл ареста Финіаса Финна, и графъ разумется узналъ, что исполнилось теперь его великое желаніе — воротить дочери ея состояніе. Для него это извстіе не было горестно. Онъ зналъ Роберта Кеннеди, какъ человка очень непріятнаго для него и преслдовавшаго его дочь во все время ихъ брачной жизни. Этотъ бракъ не принесъ счастья — даже удобствъ. Дочь его была принуждена оставить домъ этого человка — а также оставить и деньги. Потомъ она была вынуждена ухать за границу, опасаясь преслдованія, и только осмлилась вернуться, когда помшательство мужа сдлалось такъ замтно, что уничтожило его власть докучать ей. Теперь, посл его смерти, оскорбленіе, нанесенное имъ знатной фамиліи Стэндишъ, будетъ заглажено. Деньги вернутся — вмст съ условленнымъ вдовьимъ содержаніемъ — и уже не будетъ рчи о возвращеніи. Извстіе восхищало стараго лорда и онъ почти разсердился на дочь, зачмъ она не сознается въ своемъ восхищеніи.

— О! папа, онъ былъ мой мужъ.

— Да, да, конечно. Помнишь, я всегда былъ противъ этого.

— Пожалуйста не говорите такимъ образомъ, папа. Я знаю, что я не была для него тмъ, чмъ должна была быть.

— Ты всегда говорила, что въ этомъ виноватъ онъ.

— Мы не будемъ говорить объ этомъ теперь, папа. Его уже нтъ, а я помню его прошлую доброту ко мн.

Она одлась въ глубокій трауръ и старалась думать о муж — думать о немъ и не думать о Финіас Финн. Она помнила съ искренней горестью слова, которыя она сказала своей невстк, когда объявляла, будучи еще женою другого, что она охотно вышла бы за Финіаса даже у подножія вислицы, если бы была свободна. Она была свободна теперь, но увренія своего не повторила. Невозможно было не думать о Финіас въ его настоящемъ положеніи, но она удерживалась говорить о немъ, на сколько могла, и не упоминала о своемъ первомъ намреніи постить его въ тюрьм.

Каждый день, съ первыхъ дней вдовства, слышала она, что происходитъ. Улики противъ него длались все сильне, между тмъ какъ другой, Йозефъ Миліусъ, былъ уже освобожденъ. Были еще многіе, убжденные, что Миліусъ убійца, и между ними находились вс крпкіе друзья нашего героя. Такъ думали Чильтерны, лэди Лора, герцогиня и мадамъ Гслеръ. Ло былъ увренъ въ этомъ, и Монкъ, и лордъ Кэнтрипъ, а мистриссъ Бнсъ боле всхъ.

Многіе выражали сомнніе, между ними находились Баррингтонъ Ирль, Лоренсъ Фицджибонъ, оба герцога — хотя младшій герцогъ никогда не выражалъ такого сомннія дома — и самъ Грешэмъ.

Въ Парламент вообще очень сомнвались. Добени не выражалъ никакого мннія, чувствуя, что судьба двухъ второстепенныхъ либераловъ не можетъ его интересовать — но сэр-Орландо Дротъ, Роби и Боффинъ толковали объ этомъ дл съ такимъ жаромъ, точно они не консерваторы, и были исполнены сомннія. Конечно, если Финіасъ Финнъ не былъ убійцей, то судьба поступила съ нимъ такъ дурно, какъ ни съ кмъ не было поступлена съ-тхъ-поръ, какъ судьба начала поступать несправедливо.

Но была также сильная партія, въ которой не было никакого сомннія относительно виновности Финіаса Финна — во глав которой, какъ и слдовало, находилась бдная вдова, мистриссъ Бонтинъ.

Она не сомнвалась, отъ чьей руки палъ ея мужъ, и громко взывала о мщеніи къ закону. Она говорила, что всмъ извстно, какую вражду имлъ къ ея мужу этой злодй, негодныя качества котораго выставлялъ ея милый, дорогой супругъ, а теперь, по ея мннію, улики противъ него имлись полныя.

Ее сильно поддерживала лэди Юстэсъ, которая, какъ ни желала не быть женой богемскаго жида, считала даже это предпочтительне, чмъ сдлаться вдовою повшеннаго убійцы. Рэтлеръ съ двумя, тремя другими въ Парламент былъ увренъ въ виновности Финна. ‘Знамя’ хотя въ предисловіи каждаго изъ своихъ ежедневныхъ параграфовъ заявляло объ очевидной обязанности вліятельной газеты удержаться отъ выраженія какого-либо мннія объ этомъ предмет, пока вопросъ не будетъ ршенъ присяжными, все-таки время отъ времени повторяло улики противъ депутата отъ Танкервилля и показывало, какъ сильны были причины, существовавшія для подобнаго поступка.

Но между всми увренными въ виновности Финна никто не былъ боле увренъ, какъ лордъ Фонъ, видвшій пальто, ростъ человка и походку. Онъ объявлялъ между своими короткими друзьями, что разумется не могъ присягнуть, кто былъ этотъ человкъ. Онъ не могъ ршиться подъ присягою высказать мнніе. Но человкъ, прошедшій мимо него такими быстрыми шагами, былъ на полфута выше Миліуса — въ этомъ не могло быть сомннія. Не могло быть сомннія и относительно сраго пальта. Разумется, могли быть другіе люди въ срыхъ пальтахъ, кром мистера Финіаса Финна — и другіе люди на полфута выше Йозефа Миліуса. Могли быть и другіе съ этою особенною, энергичною походкой. Человкъ, спшившій мимо него, былъ, можетъ быть, не тотъ, который убилъ мистера Болтина.

Обо всемъ этомъ лордъ Фонъ не могъ сказать ничего. Но въ томъ, что онъ говорилъ — онъ былъ увренъ. И вс, знавшіе его, знали хорошо, что въ душ онъ былъ убжденъ въ виновности Финіаса Финна.

Былъ еще одинъ человкъ, также убжденный. Мистеръ Молъ старшій помнилъ хорошо, какъ мадамъ Гслеръ говорила о Финіас Финн по поводу убійства, и былъ твердо убжденъ, что Финіасъ убійца.

Два дня лордъ Чильтернъ постояно находился у бднаго заключеннаго, но потомъ онъ принужденъ былъ вернуться въ Гэррингтонскій замокъ. Это онъ сдлалъ посл того, какъ пришло извстіе о смерти его зятя. И онъ и лэди Чильтернъ общали скоро, вернуться домой, оставивъ Аделаиду Паллизеръ одну въ дом, и уже остались дольше.

— Разумется, я останусь съ вами, сказала лэди Чильтернъ своей золовк, но вдова предпочла остаться одна.

Первые дни — когда она должна была выказывать горесть, потому что умеръ ея мужъ, и имла дйствительную причину къ горю въ жалкомъ положеніи любимаго человка — она предпочла остаться одна. Кто могъ сочувствовать ей теперь, съ кмъ она могла говорить о своей горести? Отецъ все говорилъ ей о деньгахъ — но отъ него она могла это снести. Она привыкла къ нему и помнила, какъ онъ говорилъ съ нею о ея сорока тысячахъ и о тысяч двухстахъ ежегоднаго содержанія, закрпленнаго за нею по брачному контракту, помнила, что онъ не всегда былъ таковъ.

Пока еще ничего не было слышно о завщаніи и графъ нисколько не ожидалъ прибавленія богатства изъ имнія человка, котораго вс они ненавидли. Но дочь его теперь будетъ богата, она была еще молода, ей еще могла предстоять великолпная жизнь.

— Я полагаю, ты не захочешь купить землю, сказалъ онъ.

— О! папа, не говорите ничего о покупкахъ.

— Но, милая Лора, ты должна употребить свои деньги на что-нибудь. Съ индійскихъ акцій ты можешь получать около пяти процентовъ.

— Еще не теперь, папа, сказала она.

Но онъ продолжалъ объяснять ей, какое важное дло деньги, и что людей, имющихъ деньги, нельзя извинить, если они не соображаютъ, какъ съ ними лучше поступить. Конечно, она можетъ получить четыре процента, купивъ нкоторыя закладныя на Сольсби, что было бы очень удобно, если впослдствіи деньги перейдутъ къ дтямъ ея брата.

— Еще не теперь, папа, сказала она опять, ршивъ однако, что ея деньги будутъ имть другое назначеніе.

Она никакъ не могла заинтересовать отца участью Финіаса Финна. Когда ему разсказали объ убійств, онъ изумился и даже нашелъ нкоторое удовольствіе, какъ вс мы находимъ въ трагическихъ случаяхъ, не касающихся насъ. Но его нельзя было заставить дрожать за участь Финіаса Финна. А между тмъ онъ зналъ этого человка очень коротко и имлъ съ нимъ очень много общихъ длъ. Онъ врилъ Финіасу относительно своего сына, и врилъ ему также относительно своей дочери. Финіасъ былъ его гостемъ въ Дрезден и, по возвращеніи въ Лондонъ, первымъ другомъ, котораго онъ видлъ, за исключеніемъ его повреннаго. А между тмъ ему никакъ нельзя было внушить участія къ судьб этого друга, котораго будутъ судить за убійство.

— О! онъ подъ судомъ? Кажется, я помню, Протеро разъ говорилъ мн, что тридцать девять человкъ изъ сорока, находящихся подъ судомъ за важныя преступленія, оказываются виновны.

Протеро, на котораго графъ ссылался какъ на авторитетъ въ уголовныхъ длахъ, былъ настоящій лордъ Уизилингъ, лордъ-канцлеръ.

— Но мистеръ Финнъ невиновенъ, папа.

— Изъ сорока всегда бываетъ одинъ. Но я говорю теб, что если ты хочешь купить закладныя на Сольсби, надо сказать поскоре мистеру Форстеру.

— Папа, я вовсе этого не хочу, сказала лэди Лора.

Тутъ она встала и вышла изъ комнаты.

Чрезъ десять дней посл смерти Кеннеди пришло извстіе о завщаніи. Лэди Лора написала къ мистриссъ Кеннеди письмо, которое она сочиняла очень долго. Она выражала свое глубокое огорченіе и соболзновала о старушк.

А старушка отвчала:

‘Милостивая государыня, я теперь слишкомъ стара, чтобы выражать и горе, и гнвъ. Смерть моего милаго сына, причиненная домашними огорченіями, лишила меня и того остального утшенія, котораго не отняли у меня послдніе годы его незаслуженныхъ огорченій. Ваша покорная слуга Сара Кеннеди.’

Изъ этого можно заключить, что и она также очень трудилась сочинять письмо.

Другихъ сообщеній между Лофлинтеромъ и Портмэнскимъ сквэромъ не было, но отъ повренныхъ пришло извстіе о завщаніи мистера Кеннеди относительно того, въ чемъ оно касалось лэди Лоры. Прежде всего это извстіе дошло до Форстера, и онъ лично привезъ его на Портмэнскій сквэръ. Онъ спросилъ лэди Лору и нашелъ ее одну.

— Онъ завщалъ вамъ Лофлинтеръ пожизненно, лэди Лора.

— Мн?

— Да, лэди Лора. Завщаніе сдлано въ первый годъ его супружества и съ-тхъ-поръ не измнено.

— Что мн длать съ Лофлинтеромъ? Я отдамъ его имъ.

Тутъ Форстеръ объяснилъ, что завщаніе относится не только къ дому и усадьб, но ко всему помстью, извстному подъ названіемъ Лофлинтерскаго помстья. Не было никакой причины, чтобы ей отдавать его, но было много причинъ, по которымъ ей не слдовало этого длать. Находясь въ такихъ обстоятельствахъ, не имя близкихъ родственниковъ, кром двоюроднаго брата, владя помстьемъ, купленнымъ на деньги, накопленныя его отцомъ — помстьемъ, на которое никакой родственникъ не могъ, по наслдству, имть права — Кеннеди не могъ сдлать ничего лучше, какъ оставить его своей вдов, если не будетъ дтей. Тутъ повренный объяснилъ лэди Лор, что если она откажется, то свтъ разумется скажетъ, что она это сдлала, чувствуя себя недостойной.

— Почему я должна чувствовать себя недостойной? спросила она.

Повренный улыбнулся и сказалъ ей, что разумется она оставитъ за собою Лофлинтеръ.

Тутъ, по его просьб, его отвели въ комнату графа, и тамъ онъ повторилъ пріятное извстіе. Лэди Лора предпочла бы не слышать первыхъ восторговъ отца. Но пока онъ восхищался, она также приходила въ восторгъ. Можетъ быть, ея жизни предстоитъ еще счастливый вечеръ, и она опять будетъ стоять у Линтерскаго водопада, съ надеждой — нтъ, почти съ торжествомъ, рука объ руку съ тмъ, кому она когда-то отказала въ своей рук на этомъ самомъ мст?

Глава LIII.
ТОЛЬКО ХРАБРЕЦЪ ЗАСЛУЖИВАЕТЪ КРАСАВИЦУ.

Хотя Робертъ Кеннеди лежалъ мертвый въ Лофлинтер, а Финіасъ Финнъ, членъ Парламента, сидлъ въ тюрьм, обвиненный въ убійств другого члена Парламента, а все-таки свтъ шелъ по прежнему и въ окрестностяхъ Гэррингтонскаго замка, и Спунскаго, и въ другихъ мстахъ.

Охота съ брекскими собаками кончилась въ этомъ сезон — она была доведена до благополучнаго конца три недли тому назадъ — и такіе господа, какъ Томасъ Спунеръ, имли время заниматься своими другими длами.

Когда человкъ охотится пять дней въ недлю, не обращая вниманія на разстояніе, и посвящаетъ часть своей энергіи на охоту, на сохраненіе лисицъ, на поддержаніе хорошихъ отношеній къ фермерамъ, на приличное вознагражденіе за куръ и цыплятъ, убитыхъ четвероногими любимцами, на устройство мстъ для охоты, на подстереганіе злыхъ людей, на преслдованіе враговъ и горячее покровительство друзей — когда онъ слдитъ за охотой, исполняя вс необходимыя обязанности настоящаго охотника, ему немного остается времени для другого. Такой человкъ, какъ мистеръ Спунеръ, владлецъ Спунскаго замка, находитъ, что его день занятъ отъ завтрака до обда съ грумами, ловчими, старухами, съ перебитыми индйками и съ людьми въ бархатныхъ курткахъ, приносящими извстія о проволокахъ и зарытыхъ норахъ. Письма приходится ему писать по воскресеньямъ, да и то еще не допишутся, какъ сонъ уже одолетъ его. Много людей составили большое состояніе, посвящая гораздо мене энергіи на свою работу, чмъ посвящаетъ охот такой истинный охотникъ, какъ мистеръ Спунеръ.

Нашъ пріятель самъ это понималъ и чувствовалъ, что многія изъ мене важныхъ длъ его жизни были пренебрежены, потому что онъ оставался такъ вренъ единственной важной цли своей жизни.

Онъ благоразумно старался отвратить гибель и крушеніе отъ длъ Спунскаго замка — и усплъ залучить своего кузена Неда въ управленіе помстьемъ — но нкоторыя вещи Недъ, со всмъ своимъ усердіемъ и со всми своими способностями, для него сдлать не могъ. Спунеръ сознавалъ, что если бы онъ такъ же пренебрегалъ охотою и скачкой, какъ этотъ лнивый негодяй Джерардъ Молъ, то можетъ быть онъ имлъ бы боле успха у Аделаиды Паллизеръ.

— Имъ нужно, чтобы за ними шлялись да волочились, сказалъ онъ своему кузену Неду.

— Полагаю такъ, сказалъ Недъ:— я самъ когда-то любилъ двушку и все за нею шлялся. Но у насъ обоихъ не было и шести пенсовъ.

— Это была Полли Максуэлль. Помню. Тогда ты поступилъ очень дурно.

— Очень дурно, Томъ, такъ дурно, какъ только можетъ поступить мущина, да и она поступила не лучше меня. Я любилъ ее всемъ сердцемъ и сказалъ ей это. Она сказала мн то же. Ничего не могло быть хуже. У насъ у самихъ ничего не было и некому было дать намъ что-нибудь.

— Это не годится, не такъ ли, Недъ?

— Совсмъ не годится. Я не хотлъ отказаться отъ нея — и она отъ меня. Она была такая хорошенькая двушка, какую я не помню, чтобы видлъ.

— Ты, кажется, въ то время самъ былъ приличной наружности человкъ. Говорили такъ, но я этого не думалъ.

— Это ничего не значитъ, сказалъ Недъ,— Двушкамъ не нуженъ мущина красивый, а чтобы умлъ съ ними говорить и не боялся ихъ. За нею гонялось много. Помнишь Блинкса изъ карабинернаго полка? У него была куча денегъ и онъ длалъ ей предложеніе три раза. Она теперь старая два и живетъ компаньонкой у какой-то сердитой и капризной графини.

— Я думаю, что ты поступилъ дурно, Недъ. Зачмъ ты не освободилъ ее отъ даннаго слова?

— Разумется, я поступилъ дурно. А она зачмъ не освободила меня, если ужъ на то пошло? И у меня могла бы найтись своя женская Блинксъ — а это я изъ-за нее. Желалъ бы я знать, будемъ ли мы отвчать за это, когда умремъ, и получимъ ли мы наказаніе вмст.

— Нтъ, если вы раскаятесь, я полагаю, сказалъ Томъ Спунеръ очень серіозно.

— Я иногда спрашиваю себя, раскаялась ли она. Я взялъ съ нея клятву, что она не броситъ меня. Она могла бы нарушить свое слово двадцать разъ, и я жалю, зачмъ не нарушила.

— Мн кажется, она была дура, Недъ.

— Разумется, дура. Наврно она теперь сама это понимаетъ. Можетъ быть, она раскаялась. Ты хочешь опять пытать съ этой двушкой въ Гэррингтонскомъ замк?

Томасъ Спунеръ опять намревался попытать съ этой двушкой въ Гэррингтонскомъ замк. Онъ не врилъ записк, полученной отъ своего друга Чильтерна, и ршилъ въ ум, что въ этой записк было очень мало дружбы, чтобы не сказать боле. Если бы Чильтернъ имлъ намреніе стоять за него, какъ стна, какъ ему слдовало стоять за свою правую руку въ Брекской охэт, то по-крайней-мр онъ могъ бы имть хорошую возможность на успхъ.

— Куда бы онъ двался здсь безъ меня, говорилъ Томъ своему кузену:— не зная ни души и когда вс охотники противъ него? Я самъ могъ быть начальникомъ охоты — и теперь еще, если бы захотлъ. Онъ не стоитъ за меня, какъ ему слдовало бы. Онъ пишетъ ко мн, ей-Богу! какъ могъ бы писать къ человку, который не загналъ бы ни одной лисицы въ его краю.

— Я полагаю, онъ это не сообразилъ, сказалъ Недъ Спунеръ.

— Я терпть не могу людей, которые не умютъ соображать. Если я стою за тебя, ты долженъ стоять за меня. Я еще разъ намренъ попытаться у нея. Она совсмъ поссорилась съ этимъ Моломъ. Я это узналъ отъ садовницы въ Гаррингтон.

Да — онъ попытается еще разъ. И въ исторіи, и въ романахъ, и въ поэзіи, и въ проз онъ вычиталъ, что настойчивость въ любви всегда внчается успхомъ — что истинная любовь рдко внчается успхомъ, если человкъ не настойчивъ. Простой разсказъ его кузена объ юношеской страсти не имлъ для него привлекательности. Жену, за которую сватаются такимъ образомъ, совсмъ не стоитъ имть, совсмъ не стоитъ съ нею и жить. И вс пословицы были на его сторон.

— Только храбрецъ заслуживаетъ красавицу, сказалъ его кузенъ.

— Я не отстану, сказалъ Томъ Спунеръ.

Но что онъ долженъ теперь сдлать прежде всего? Джерарда Мола отослали съ носомъ — такъ по-крайней-мр уврялъ Спунеръ, выражая ршительное мнніе, что этотъ отказъ происходилъ оттого, что Джерардъ Молъ, когда къ нему пристали на счетъ дохода, не могъ выставить денегъ напоказъ.

— Она не таковская, какъ твоя Полли Максуэлль, Недъ.

Недъ тоже полагалъ, что она не такого сорта.

— Богу было извстно, что я денегъ выставить напоказъ не могъ, сказалъ Недъ: — но это не сдлало ее благоразумне.

Тутъ Томъ выразилъ свое мнніе, что миссъ Паллизеръ принадлежала къ числу тхъ молодыхъ женщинъ, которыя не пойдутъ никуда безъ того, чтобы у нихъ не было всего.

— Она могла бы имть у меня свой экипажъ, своихъ лошадей, свою горничную, все.

— И поступать по своему въ придачу, сказалъ Недъ.

Тутъ Томъ Спунеръ подмигнулъ и сказалъ, что это было бы, какъ вышло бы посл свадьбы. Онъ согласенъ положиться на случайность.

Но какъ ему теперь добраться до нея, чтобы продолжать свое сватовство? А чтобы писать къ ней прямо — онъ этому не придавалъ большой вры.

— Будетъ похоже, точно я ее боюсь — а я ее нисколько не боюсь. Я и прежде стоялъ передъ ней и такъ же мало боялся ее, какъ теперь. Ты боялся въ этомъ твоемъ дл съ миссъ Максуэлль?

— Ахъ! это было давнымъ-давно. Тамъ нечего было бояться.

— Дло было сентиментальное?

— Именно.

— Теперь другое дло, знаешь. Я скажу теб, что сдлаю. Поду въ Гаррингтонъ и положусь на случай. Заложу въ фаэтонъ двухъ гндыхъ. Кто станетъ бояться?

— Бояться то нечего, сказалъ Недъ.

— Старый Чильтернъ такой чортъ, да можетъ быть и лэди Чильтернъ скажетъ, что мн не слдовало пользоваться ея отсутствіемъ. Но, экая бда! Если она выйдетъ за меня, тмъ и кончится. А если не выйдетъ, вдь они меня не съдятъ.

— Одно только, пустятъ ли тебя?

— Попробую, сказалъ Томъ: — и ты со мною позжай. Вдь теб все равно разъзжать по саду, пока я стану воевать въ дом. Я заложу двухъ гндыхъ, посажу сзади Дика Фаррена, и не думаю, чтобы въ цломъ графств была упряжь красиве. Мы подемъ завтра.

Они отправились завтра, услышавъ въ то же время объ арест Финіаса Финна.

— Ей-Богу! какъ это кажется странно, сказалъ Томъ, когда они отправлялись:— человкъ, котораго мы вс знали здсь, охотились съ нимъ и все такое, а теперь онъ убійца! Не странное ли это стеченіе обстоятельствъ?

— Это такъ удивляетъ, сказалъ Недъ.

— Это-то я и хочу сказать. Такъ странно, что это тотъ человкъ, котораго мы знаемъ. Эти вещи всегда случаются со мною. Помнишь, когда бдный Фредъ Феллаузъ свалился съ лошади и умеръ въ слдующемъ году? Тебя тогда не было.

— Я слышалъ отъ тебя объ этомъ.

— Я былъ на томъ-же пол и могъ бы его поднять, да собаки только что повернули налво. Странно, что такое стеченіе обстоятельствъ всегда случается съ нкоторыми, а съ другими никогда. Это заставляетъ человка чувствовать, будто онъ отмченъ.

— Надюсь, что ты будешь отмченъ для побды сегодня.

— Ну — да. Теперь это важне, чмъ убійство мистера Бонтина. Знаешь, правь-ка лучше ты, лошади такъ и тянутъ, я не хочу пріхать въ Гэррингтонъ впопыхахъ.

Всмъ знакомымъ съ Спунскимъ замкомъ было очень хорошо извстно, что сквайръ всегда самъ правилъ своими лошадьми. Онъ никогда не отдавалъ возжей другу, и даже Недъ не пользовался этой честью, когда сидлъ съ кузеномъ.

— Я всегда длаюсь красенъ въ лиц, когда разгорячусь, сказалъ Томъ, спокойно усаживаясь съ лвой стороны фаэтона.

Не много словъ было сказано во время пути. Влюбленный, вроятно, чувствовалъ нкоторый трепетъ. Онъ совершенно справедливо предположилъ, что дло между нимъ и миссъ Паллизеръ вовсе не походило на старое дло между его кузеномъ Недомъ и Полли Максуэлль. Въ томъ дл ни трепета, ни денегъ не было — только любовь, поцлуи, разлука, отчаяніе и разбитое сердце. Здсь все было величественне. Денегъ куча, и какъ ни пошли бы дла, а сердце не разобьется.

Но та настойчивость въ любви, блестящимъ примромъ которой Спунеръ намревался выставить себя, требуетъ нкотораго мужества. Свтскія Аделаиды Паллизеръ умютъ сдлать себя чрезвычайно непріятными человку, которому отказываютъ въ третій или четвертый разъ. Они позволяютъ себ иногда выражать презрніе, почти доходящее до отвращенія, и говорятъ съ своимъ обожателемъ какъ съ лакеемъ. А обожатель обязанъ переносить все, а когда перенесетъ, ему очень трудно уйти изъ комнаты.

Спунеру представлялось все это, когда кузенъ подвезъ его къ двери, какъ ему показалось, очень скоро.

— За коимъ чортомъ ты такъ разгорячилъ лошадей? сказалъ онъ.

Но собственно онъ думалъ не о лошадяхъ, а о цвт своего носа. Что-то работало внутри его и разгорячило, не смотря спокойное мсто въ экипаж.

Тмъ не мене онъ выпрыгнулъ изъ фаэтона, совершенно какъ юноша. Вс въ Гэррингтонскомъ замк должны знать, какъ проворенъ онъ на ноги. Можетъ быть, лицомъ онъ немножко обвтренъ, но можетъ выскакивать и вскакивать такъ проворно, какъ Джерардъ Молъ, а на короткомъ разстояніи пожалуй обгонитъ и Джерарда Мола.

Быстро бросился онъ къ двери и позвонилъ, какъ будто боялся Аделаиду и лорда Чильтерна не боле своихъ собственныхъ слугъ въ Спунскомъ замк.

— Дома миссъ Паллизеръ?

Служанка, отворившая дверь, сказала ему, что миссъ Паллизеръ дома, съ такимъ проворствомъ, котораго онъ наврно не ожидалъ. Мужская прислуга вроятно забавлялась въ отсутствіи барина и барыни, и Аделаида Паллизеръ осталась такимъ образомъ подъ недостаточною охраной молодыхъ женщинъ, не совсмъ осторожныхъ.

— Да, сэръ, миссъ Паллизеръ дома.

Такъ сказала неосторожная служанка и мистеръ Спунеръ смутился на минуту отъ своего собственнаго успха. Онъ самъ не зналъ, какого пріема ожидалъ, и не говорилъ себ еще, постарается ли войти насильно, если ему скажутъ у лицевой двери, что молодой двицы дома нтъ, но теперь, когда онъ нечаянно ворвался въ крпость, у него упало сердце. Онъ конечно не думалъ, когда сходилъ съ своей колесницы, какъ юный Бахусъ, отыскивающій свою Аріадну, что онъ скоро будетъ въ состояніи повторить разсказъ о своей любви. Но вотъ онъ сведенъ съ Аріадной, прежде чмъ усплъ встряхнуть своими божественными кудрями или привести въ порядокъ свои божественныя мысли.

— Мистеръ Спунеръ! сказала двушка, отворяя дверь.

— Боже! воскликнула Аріадна, чувствуя тщетность своего желанія бжать отъ Бахуса.— Вдь вы знаете, Мэри, что лэди Чильтернъ въ Лондон.

— Но онъ спрашивалъ не лэди Чильтернъ, миссъ.

Наступило молчаніе, во время котораго служанка заперла дверь и убжала.

— Лордъ Чильтернъ въ Лондон, сказала миссъ Паллизеръ, вставая: — и лэди Чильтернъ съ нимъ. Кажется, они будутъ завтра, но наврно не знаю.

Она посмотрла на него скоре, какъ Діана на бднаго Оріона, чмъ Аріадна на Бахуса, и съ минуту Спунеръ чувствовалъ, что холодъ охватываетъ его сердце, а кровь мерзнетъ въ жилахъ.

— Миссъ Паллизеръ… началъ онъ.

Но Аделаида была въ эту минуту неумолимая Діана.

— Мистеръ Спунеръ, сказала она:— я не могу ни минуты предполагать, чтобы вы желали сказать что-нибудь.

— Но я желаю, сказалъ онъ, приложивъ руку къ сердцу.

— Такъ я должна вамъ объявить, что… что… что вы не должны этого длать. И надюсь, что вы этого не сдлаете. Лэди Чильтернъ въ дом нтъ и я думаю, что… что вамъ надо уйти. Право я думаю.

Но Спунеръ, хотя свиданіе началось неожиданно и почти съ тягостной внезапностью, былъ слишкомъ мужественъ для того, чтобы отступить при первомъ сердитомъ слов. Онъ вспомнилъ, что эта Діана смертная, и вспомнилъ также, что хотя онъ вошелъ къ ней безъ ея позволенія, онъ сдлалъ то, что въ свт признавалось законнымъ. Не было никакой причины, чтобы онъ позволилъ заморозить себя — или даже изгнать изъ грота нимфы — не сказавъ ни слова за себя. Если онъ бжитъ теперь, онъ долженъ бжать навсегда, между тмъ какъ если будетъ сражаться теперь — сражаться хорошо, даже хотя и неуспшно въ настоящую минуту — онъ можетъ сразиться опять. Пока миссъ Паллизеръ хмурилась на него, онъ ршился сражаться.

— Миссъ Паллизеръ, сказалъ онъ:— я пріхалъ не къ лэди Чильтернъ, а къ вамъ. И теперь, когда мн посчастливилось застать васъ, я надюсь, что вы выслушаете меня. Я не сдлаю вамъ вреда.

— Я не боюсь никакого вреда, но думаю, что вы не скажете ничего такого, что сдлаетъ пользу кому-нибудь.

Однако она сла и въ этомъ отношеніи уступила ему.

— Разумется, я не могу заставить васъ насильно уйти, мистеръ Спунеръ, но я думала, когда просила васъ…

Спунеръ также слъ и вздохнулъ. Объясняться въ любви кроткой, нжной, краснющей и слушающей охотно, хотя молчаливой двушк, занятіе пріятное, но говорить о любви жестокосердой, упорной, сердитой Діан, задача весьма непріятная для всякаго человка. А тмъ боле, когда этотъ человкъ дйствительно любитъ — или думаетъ, что любитъ — свою Діану. Спунеръ думалъ, что онъ истинно влюбленъ. Вздохнувъ, онъ началъ:

— Миссъ Паллизеръ, этотъ случай объяснить вамъ состояніе моего сердца слишкомъ драгоцненъ для того, чтобы я пропустилъ его, не… не воспользовавшись имъ.

— Это совершенно безполезно.

— О! миссъ Паллизеръ — если бы вы знали мои чувства!

— Но я знаю мои.

— Они не могутъ перемниться, миссъ Пализеръ?

— Нтъ не могутъ.

— Не говорите этого, миссъ Паллизеръ.

— Но я говорю. И буду говорить безпрестанно. Я не знаю, что можетъ мущина выиграть, преслдуя двушку. Вамъ не слдовало бы совсмъ показываться здсь.

Спунеръ зналъ хорошо, что женщины отдаютъ свою руку даже при десятомъ предложеніи, а это было только третье.

— Я думаю, что если бы вы знали мое сердце… началъ онъ.

— Я не желаю знать ваше сердце.

— По-крайней-мр, вы могли бы выслушать.

— Я не желаю слушать. Это не можетъ принести никакой пользы. Я только желаю, чтобы вы оставили меня въ поко и ушли.

— Я не знаю, за кого вы меня принимаете, сказалъ Спунеръ, начиная сердиться.

— Я не принимаю васъ ни за кого. Это очень непріятно и очень глупо. Двушка иметъ право знать свои мысли и не подвергаться преслдованіямъ.

Она упомянула бы о письм лорда Чильтерна, если бы вс надежды ея сердца не были такъ страшно разрушены посл того, какъ было написано это письмо. Въ немъ открыто было заявлено, что она уже помолвлена за мистера Мола — думали, что это положитъ конецъ маленькому приключенію мистера Спунера. Но посл того, какъ было написано письмо лорда Чильтерна, къ несчастью, было упомянуто — о Булони, и все ея счастье рушилось. Она была жалкая, погубленная молодая двушка, поссорившаяся съ своимъ женихомъ, сердившаяся на себя за эту ссору, а между тмъ сознававшая, что уваженіе къ самой себ требовало этой ссоры. Она была исполнена сожалній, объявляя себ съ утра до вечера, что, не смотря на его негодныя слова о Булони, она никогда не будетъ любить никого другого.

А теперь къ ея несчастью прибавился еще этотъ противный женихъ, который безславитъ ее, заставляя окружающихъ предполагать, будто она можетъ когда-нибудь выйти за него, который вроятно слышалъ о ссор и имлъ низость предположить, что слдовательно онъ можетъ имть успхъ. Она презирала его и желала заставить его это понять.

— Я полагаю, что мое положеніе позволяетъ мн предложить мою руку и состояніе всякой молодой двиц, сказалъ Спунеръ.

— Я ничего не знаю о вашемъ положеніи.

— Я разскажу вамъ все.

— Я не желаю знать ничего.

— У меня есть помстье…

— Я не желаю знать о вашемъ помсть. Я не хочу слышать о вашемъ помсть. Это совсмъ не касается меня.

— Это вообще считается довольно важнымъ.

— Для меня это не представляетъ никакой важности, мистеръ Спунеръ, и я не хочу объ этомъ слышать. Если бы весь приходъ принадлежалъ вамъ, это не сдлало бы никакой разницы.

— Весь этотъ приходъ принадлежитъ мн и почти весь смежный, возразилъ Спунеръ съ достоинствомъ.

— Такъ вамъ бы лучше найти такую двицу, которой было бы пріятно имть два прихода. Для меня же это не иметъ никакого вса.

Въ эту минуту она сказала себ, что предпочла бы даже Булонь двумъ приходамъ мистера Спунера.

— Что же вамъ не нравится во мн? спросилъ несчастный женихъ.

Аделаида посмотрла на него и ей хотлось сказать ему, что у него красный носъ. И хотя она этого не сдлала, но все-таки не пощадила его. Какое право иметъ онъ обращаться къ ней — противный старикъ съ краснымъ носомъ, не знающій толку ни въ чемъ, кром лисицъ и лошадей — къ ней, которая никогда не поощряла его даже улыбкой? Она не могла намекнуть на его носъ, но относительно другихъ недостатковъ не пощадила его.

— Наши вкусы не одинаковы, мистеръ Спунеръ.

— Вы очень любите охоту.

— И наши лта не одинаковы.

— Я всегда думалъ, что въ лтахъ должна быть разница, сказалъ Спунеръ, очень покраснвъ.

— И… и… и… это совершенно нелпо. Я не поврю, чтобы вы сами могли это думать.

— Однако, я думаю.

— Такъ вы должны раздумать. Право, мистеръ Спунеръ, если вы ужъ принуждаете меня сказать… я считаю это большой низостью съ вашей стороны посл того, что написалъ вамъ лордъ Чильтернъ въ своемъ письм.

— Но я думалъ, что все кончено.

Тутъ весь гнвъ ея вспыхнулъ.

— Если вы думали это, какой же вы должны быть низкій человкъ, чтобы обращаться ко мн, когда должны знать, какъ я несчастна, и думать, что я буду вынуждена принять ваше предложеніе, лишившись его! Вы никогда не могли быть для меня ничмъ. Если вы желали жениться, вамъ слдовало сдлать это прежде, чмъ я родилась.

Тяжело было это Спунеру, такъ какъ въ то время ему не могло быть больше двадцати лтъ.

— Но вы не знаете разницы въ людяхъ, если думаете, что какая-нибудь двушка захочетъ взглянуть на васъ посл того, какъ ее… любилъ мистеръ Молъ. Теперь, такъ какъ вы, кажется, не имете намренія уходить, то я оставлю васъ.

Говоря такимъ образомъ, она величественно вышла изъ комнаты, оставивъ дверь отворенной, чтобы ему легче было уйти.

Конечно, она была очень груба и обошлась съ нимъ очень дурно. Въ этомъ онъ былъ увренъ. Онъ сдлалъ ей то, что вообще считается самой высокой данью лести, какую только можетъ мущина оказать женщин, а она оскорбила его — оскорбила вдвойн. Она намекнула на его лта, преувеличивъ его несчастье въ этомъ отношеніи, и сравнила его съ нищимъ Моломъ въ самыхъ оскорбительныхъ выраженіяхъ. Когда она оставила его, онъ засунулъ руку за жилетъ и отвернулся къ окну съ видомъ почти величественнымъ. Но въ одно мгновеніе онъ вспомнилъ, что тамъ не было никого, чтобы видть, какъ онъ переноситъ наказаніе, и онъ опять вернулся къ человческой натур.

— Чортъ возьми! сказалъ онъ, засунувъ руки въ карманы панталонъ.

Медленно прошелъ онъ въ переднюю, медленно отворилъ самъ лицевую дверь и вышелъ изъ дома на песчаную дорожку. Тамъ онъ нашелъ кузена Неда, все въ фаэтон, медленно объзжающаго вокругъ двери передней. Сквайру удалось на столько сладить съ своей походкой и физіономіей, что кузенъ не угадалъ, въ чемъ дло, когда сквайръ влзъ на свое мсто. Но онъ скоро выказалъ расположеніе своего духа.

— За коимъ чортомъ ты подаешь возжи такимъ образомъ?

— Я подаю возжи какъ слдуетъ, сказалъ Недъ.

— Нтъ — не такъ!

Тутъ онъ поскакалъ по алле къ Снупскому замку такъ скоро, какъ только лошади могли скакать.

— Видлъ ты ее? сказалъ Недъ, когда они выхали за ворота.

— Спроси лучше, видлъ ли я твою бабушку.

— Ты хочешь сказать, что я не долженъ спрашивать?

— Терпть не могу, когда станутъ приставать съ вопросами, сказалъ Томъ Спунеръ.— Бываютъ люди такіе тупоголовые, что ни за коимъ чортомъ не могутъ разобрать, когда имъ слдуетъ молчать.

Минуты дв Недъ переносилъ упреки молча, а потомъ заговорилъ.

— Если ты несчастенъ, Томъ, я могу перенести многое, но не заходи слишкомъ далеко, если не хочешь, чтобы я бросилъ тебя.

— Хуже языка, какъ у этой злой чертовки, не бывало ни у кого! сказалъ Томъ Спунеръ, изъ всхъ силъ хлестнувъ бдную лошадь.

Тогда Недъ простилъ ему.

Глава LIV.
ГЕРЦОГИНЯ СОВТУЕТСЯ.

Финіаса Финна допрашивали четыре раза и наконецъ отдали подъ судъ за убійство Бонтина. Это происходило въ въ среду, 19 мая, чрезъ дв недли посл убійства. Но въ эти дв недли не много было узнано или даже предположено полиціей вдобавокъ къ обстоятельствамъ, тотчасъ оказавшимся. Дйствительно замедленіе, какъ ни было коротко, произошло отъ желанія найти улики противъ Эмиліуса, скоре чмъ съ цлью усилить улики противъ Финіаса Финна.

Но никакихъ обстоятельствъ не нашлось для увеличенія подозрнія, которому крещеный жидъ подвергся по своей репутаціи и по предположенію, что онъ былъ бы радъ отдлаться отъ Бонтина. Онъ даже не покушался бжать — не смотря на то, что хитрая полиція давала ему всякую возможность на это. Но Эмиліусъ оставался и желалъ даже слдствія. Онъ говорилъ, что мистеръ Бонтинъ былъ его злой, несправедливый и жестокій врагъ. Мистеръ Бонтинъ старался отнять отъ него его милую жену — обвинилъ его въ двоеженств — набралъ фальшивыхъ свидтелей, въ надежд погубить его. Онъ неоспоримо ненавидлъ Бонтина, и вроятно это говорилъ. Но, по милосердію Господню, онъ могъ бы доказать, что его не было на мст убійства, когда убійство было совершено. Въ этотъ часъ ночи онъ лежалъ на своей постели, а если бы и вышелъ, то не могъ бы войти въ домъ не позвавъ хозяйки. Но независимо отъ пребыванія въ другомъ мст, Миліусъ могъ опираться на положительное отсутствіе уликъ противъ него. Нельзя было доказать, чтобы у него въ рукахъ было срое пальто хоть на одинъ часъ. Ростомъ онъ былъ гораздо ниже того роста, который лордъ Фонъ приписывалъ человку, спшившему на то мсто. И оружія не нашлось въ его рукахъ, которымъ это дло было совершено.

Наводили справки о покупк кистеня и преподобнаго джентльмэна таскали по-крайней-мр въ шесть лавокъ, гд недавно было продано подобное оружіе. Но вс бгали покупать кистени, вслдствіе совтовъ нкоторыхъ газетъ, и такъ же невозможно было прослдить покупку одного такого оружія, какъ и хлба. Ни въ одной изъ шести лавокъ, въ которыя водили Эмиліуса, никто его не помнилъ, тогда бросили вс справки и Эмиліуса освободили.

— Я прощаю моихъ гонителей изъ глубины сердца, сказалъ онъ: — но Господь взыщетъ это съ нихъ.

Между тмъ Финіаса отвезли въ Ньюгэтъ и заключили тамъ почти со всей славою и со всмъ вниманіемъ, которыя оказываются государственному преступнику. Убійство было необыкновенное и убійца не обыкновенный. Да и люди, интересовавшіеся этимъ дломъ, были не обыкновенные, не жены и дти, отцы и матери, братья и сестры убитаго и убійцы. Герцоги и графы, герцогини и графини, члены Кабинета, великіе государственные люди, судьи, епископы, красавицы, знатныя женщины только и думали, что о судьб Бонтина и Финіаса Финна.

Люди, прежде никогда не говорившіе другъ съ другомъ, никогда не видавшіе другъ друга, коротко познакомились по сочувствію къ этому длу. На другой день посл того, какъ Финіаса Финна отдали подъ судъ, Ло получилъ очень вжливое письмо отъ герцогини Омніумъ, приглашавшей его на Карльтонскую Террасу, если его занятія позволятъ ему это. Герцогиня слышала, что мистеръ Ло посвящаетъ всю свою энергію на защиту Финіаса Финна, и такъ какъ ея пріятельница — одна дама — длаетъ то же самое, то герцогиня желаетъ познакомить ихъ.

Герцогиня сама была готова посвятить свою энергію для той же цли. Она объявила всмъ своимъ друзьямъ — особенно своему мужу и герцогу Сент-Бнгэю — свое положительное убжденіе въ невинности обвиняемаго и обратилась къ нимъ съ просьбою защитить его.

— Любезная герцогиня, сказалъ старшій герцогъ:— я не думаю, чтобы въ мое время какой-нибудь невинный человкъ лишился жизни на эшафот.

— Разв это причина, чтобы нашъ другъ былъ первымъ? сказала герцогиня.

— Онъ долженъ быть судимъ по закопамъ страны, сказалъ младшій герцогъ.

— Плантадженетъ, ты всегда говоришь такъ, какъ будто все идетъ какъ слдуетъ, между тмъ какъ ты знаешь очень хорошо, что многое идетъ не какъ слдуетъ. Если этого человка… повсятъ, я…

— Гленкора, перебилъ ее мужъ:— не соединяй себя съ судьбою человка посторонняго изъ ошибочнаго энтузіазма.

— А я соединяю. Если этого человка повсятъ, я надну по немъ трауръ. Лучше позаботься, чтобы этого не было.

Ло повиновался и явился къ герцогин. Но въ сущности приглашеніе это было придумано мадамъ Гслеръ, которая была у герцогини, когда адвокатъ въ пять часовъ по полудни явился къ ней. Тотчасъ приказали подать чай и мистера Ло чуть не обняли. Его представили мадамъ Гслеръ, хотя онъ прежде не слыхалъ ея имени, и тотчасъ растолковали, что дло идетъ объ участи Финіаса.

— Мы знаемъ, сказала герцогиня: — какъ вы врны ему.

— Это мой старый другъ, сказалъ адвокатъ:— и я не могу считать его виновнымъ въ убійств.

— Виновнымъ!— онъ виновенъ не больше меня. Мы такъ же уврены въ этомъ, какъ и въ томъ, что солнце свтитъ. Мы знаемъ, что онъ невиненъ — не правда ли, мадамъ Гслеръ? Мы тоже его искренніе друзья — то-есть я.

— И я, сказала мадамъ Гслеръ голосомъ очень тихимъ и нжнымъ, но такимъ энергичнымъ, что вниманіе Ло было привлечено на нее.

— Вы должны понять, мистеръ Ло, что мистера Финна страшно ненавидятъ нкоторые враги. Этотъ несчастный мистеръ Бонтинъ ненавидлъ даже его имя. Но другіе люди думаютъ о немъ совсмъ другое. Его надо спасти.

— Надюсь, что онъ будетъ спасенъ, сказалъ Ло.

— Мы желали видть васъ по многимъ причинамъ. Разумется, вы понимаете, что… что на это дло можно тратить сколько ни понадобилось бы денегъ.

— Конечно, денегъ жалть не будемъ, сказалъ адвокатъ.

— Деньги сдлаютъ многое. Мы разослали бы по всему свту, если бы могли найти, улики противъ этого другого человка — мужа лэди Юстэсъ.

— Какая польза разсылась по всему свту?

— Онъ возвращался на родину недавно — въ Польшу кажется, сказала мадамъ Гслеръ:— можетъ быть, онъ тамъ купилъ оружіе и привезъ съ собою.

Ло покачалъ головой.

— Разумется, мы очень несвдущи — но жаль не попробовать всего.

— Онъ могъ выпрыгнуть изъ окна и опять вернуться такимъ образомъ, сказала герцогиня.

Ло все качалъ головой.

— Я думаю, что все можно разузнать, если похлопотать, не такъ ли? Мы не посмотримъ, сколько тысячъ фунтовъ это будетъ стоить, не такъ ли, Марія?

— Я боюсь, что тысячи пользы не сдлаютъ, сказалъ Ло.

— Но что-нибудь надо сдлать. Неужели мистеръ Финнъ долженъ быть повшенъ оттого, что лордъ Фонъ говорилъ, что видлъ человка, бгущаго по улиц въ сромъ пальт?

— Конечно, нтъ.

— Противъ него ничего другого нтъ — никто другой не видалъ его.

— Если противъ него ничего другого нтъ, его оправдаютъ.

— Такъ вы думаете, сказала мадамъ Гслеръ:— что некчему разузнаватъ что, длалъ этотъ Миліусъ, когда узжалъ изъ Англіи? Онъ можетъ быть купилъ тамъ срое пальто и спряталъ до этой ночи, а потомъ бросилъ.

Ло слушалъ съ пристальнымъ вниманіемъ, но опять покачалъ головой.

— Если бы можно было доказать, что у этого человка было срое пальто въ то время, то это конечно ослабило бы эфектъ сраго пальта мистера Финна.

— А если онъ купилъ тамъ оружіе, это ослабило бы эфектъ оружія мистера Финна. А если онъ купилъ веревку, чтобы сдлать лстницу, это показало бы, что онъ выходилъ, ночь была темная и никто не могъ видть. Мы говорили обо всемъ этомъ, мистеръ Ло, и право думаемъ, что вамъ слдовало бы послать кого-нибудь.

— Я передамъ ваши слова защитникамъ мистера Финна.

— Но разв не вы защищаете его?

Тутъ Ло объяснилъ, что такъ какъ онъ занимается только въ канцлерскомъ суд, то не можетъ защищать мистера Финна.

— Онъ долженъ имть самыхъ лучшихъ защитниковъ, сказала герцогиня.

— Конечно, онъ долженъ имть хорошихъ.

— И много. Не можемъ ли мы взять сэр-Грегори Грогрэма?

Ло покачалъ головой.

— Я знаю очень хорошо, что если вы возьмете людей, которые теперь… въ мод, мистеръ Ло, и заплатите имъ хорошо, такъ чтобы придать этому важность, они могутъ настращать всякаго судью и завязать глаза всякимъ присяжнымъ. Конечно, это ужасно говорить, мистеръ Ло, но я этому врю, а такъ какъ этотъ человкъ дйствительно невиненъ, то это слдуетъ сдлать. Конечно, это очень прискорбно, но я думаю, если мы дадимъ двадцать тысячъ адвокатамъ, то они его спасутъ.

— Надюсь, что мы спасемъ его, не истративъ двадцати тысячъ, герцогиня.

— Но вы можете истратить эти деньги, не правда ли, мадамъ Гслеръ?

— Можно истратить вдвое, если понадобится.

— Я наполнила бы всю залу суда его защитниками, продолжала герцогиня.— Я передопросила бы свидтелей столько разъ, что они на ногахъ устоять бы не могли. Я выкопала бы вс гадости, какія этотъ противный жидъ длалъ съ-тхъ-поръ, какъ родился. Я заставила бы говорить свидтелей. Я подарила бы по карет и по пар лошадей жен каждаго присяжнаго, если бы только это могло принести пользу. Можете качать головой, мистеръ Ло, но я сдлала бы это. А лорда Фона я спровадила бы къ антиподамъ — да и оставила бы его тамъ. Я знаю, что этотъ человкъ невиненъ, и сдлала бы все, чтобы спасти его. Я знаю, что женщина не можетъ сдлать многого, но она пользуется преимуществомъ говорить то, что мущины только думаютъ. Я подарила бы по дв кареты и по дв пары лошадей, если бы могла добиться его освобожденія такимъ образомъ.

Ло старался всми силами объяснить герцогин, что желаемая цль врядъ ли можетъ быть достигнута такими способами, какіе предлагаетъ она, и усиливался убдить ее, что англійскій судъ правосуденъ.

— Такъ зачмъ же стараются взять этого адвоката или того, чтобы запутать свидтелей? сказала герцогиня.

Ло объяснилъ, что по его мннію, самаго бднаго человка въ Англіи такъ же не повсятъ за убійство, если онъ невиненъ, какъ и богатаго.

— Такъ зачмъ же, если васъ обвиняютъ, вы набираете такъ много защитниковъ?

Ло продолжалъ объяснять.

— Чмъ больше денегъ вы истратите, сказала герцогиня:— тмъ больше надлаете шуму. Чмъ дольше продолжается процесъ, тмъ сильне интересъ, и тмъ больше возможности человку спастись. Если человка судятъ три дня, вы всегда думаете, что онъ спасется, но если судъ продолжится десять минутъ, его непремнно обвинятъ и повсятъ. Я протянула бы процесъ мистера Финна такъ долго, что его никогда не могли бы обвинить. Я измучила бы всхъ судей и присяжныхъ въ Лондон. Если вы наберете много защитниковъ, они могутъ говорить вчно.

Ло усиливался объяснить, что это можетъ возбудить предубжденіе противъ подсудимаго.

— И я допросила бы каждаго члена Нижней Палаты, всхъ ихъ женъ. Я спрашивала бы всхъ ихъ, что говорилъ мистеръ Бонтинъ. Я сдлала бы все такимъ образомъ, какъ не бывало прежде никогда.

— А если его все-таки осудили бы потомъ?

— Я подкупила бы министра внутреннихъ длъ. Разумется, ужасно такъ говорить, мистеръ Ло, конечно, въ суд ничего не длается дурного, но я знаю, каковы кабинетные министры. Если бы могли получить большинство голосовъ, даровавъ прощеніе, они тотчасъ сдлали бы это.

— Вы, разумется, говорите о либеральномъ министерств, герцогиня.

— Ни тому, ни другому нельзя отдать предпочтеніе въ этомъ отношеніи. Именно теперь я думаю, что мистеръ Финнъ самый популярный членъ въ Нижней Палат, я воспользовалась бы этимъ. Не можете же вы не знать, что если бы все это сдлалось такимъ образомъ, то это произвело бы свое дйствіе. Я думаю, что вы могли бы сдлать его популярнымъ, что народъ срылъ бы тюрьму скоре, чмъ далъ бы его повсить — что присяжные не смли бы сказать, что онъ виновенъ.

— Было ли бы это правосудіемъ, милостивыя государыни? спросилъ справедливый человкъ.

— Это былъ бы успхъ, мистеръ Ло, а это гораздо лучше.

— Если мистера Финна найдутъ виновнымъ, я не могу въ сердц моемъ находить это правосудіемъ, сказала мадамъ Гслеръ.

Ло старался всми силами растолковать имъ, что планъ срывать Ньюгэтъ посредствомъ популярности Финіаса Финна, или подкупать министра внутреннихъ длъ угрозами, едва ли будетъ отвчать ихъ цли. Онъ уврилъ ихъ, что подастъ защитникамъ мысль искать уликъ противъ Миліуса на его родин, и конечно позаботится, чтобы въ деньгахъ недостатка не было.

— Позвольте намъ дать вамъ чекъ, сказала герцогиня.

Но на это онъ не согласился. Онъ сознался, что хорошо было бы перевернуть вс камни, и конечно это будетъ стоить денегъ, но деньги будутъ, сказалъ онъ.

— Самъ онъ небогатъ, замтила герцогиня.

Ло уврилъ ее, что если деньги понадобятся, то онъ спроситъ.

— А теперь, сказала герцогиня: — намъ нужно еще одно. Можемъ мы видться съ нимъ?

— Вы? вы сами?

— Да, я сама и мадамъ Гслеръ. Вы такъ смотрите на насъ, какъ будто это будетъ очень дурно.

Ло думалъ, что это будетъ дурно — что герцогу это не понравится — и что такое посщеніе возбудитъ злыя замчанія.

— Я полагаю, его посщаютъ же. Вдь онъ не запертъ, какъ преступникъ.

— Я посщаю его, сказалъ Ло:— и еще два друга. Лордъ Чильтернъ былъ у него и мистеръ Ирль.

— А дамъ у него не было? спросила герцогиня.

— Сколько мн извстно, нтъ.

— Такъ пора и дамамъ это сдлать. Я полагаю, насъ пустятъ. Будь мы его сестры, насъ пустили бы.

— Вы извините меня, герцогиня, но…

— Разумется, я васъ извиню. Но что?

— Вы не сестры его.

— А если бы я была помолвлена съ нимъ, его невста? сказала мадамъ Гслеръ, вставая.— Я не помолвлена съ нимъ. Ничего подобнаго нтъ. Вамъ не надо перетолковывать моихъ словъ. Но если бы?

— Въ такомъ случа, я полагаю, васъ пустили бы.

— Почему же не пустить, какъ друга? Лорда Чильтерна впускаютъ, какъ его друга.

— Оттого что въ тюрьм наблюдаютъ за нравственостью, сказала герцогиня.— Все кажется дурно тмъ, которые присматриваютъ за дурными людьми, душа моя. Если бы ему доставило утшеніе видться съ нами, почему же не имть этого утшенія?

— Навстили ли бы вы его въ его квартир? спросилъ Ло.

— Навстила бы, если бы онъ былъ боленъ, сказала мадамъ Гслеръ.

— Милостивая государыня, сказалъ Ло съ такой серіозностью, что она произвела впечатлніе даже на герцогиню Омніумъ:— я думаю, что если вы желаете постить мистера Финна въ тюрьм, вамъ слдуетъ это сдлать посредствомъ его свтлости, вашего супруга.

— Разумется, вы подозрваете меня во всемъ дурномъ.

— Я не подозрваю ничего, но мн кажется, что такъ слдуетъ.

— Такъ и будетъ, сказала герцогиня.— Благодарю васъ, сэръ. Мы очень обязаны вамъ за вашъ благоразумный совтъ.

— Я обязана вамъ, сказала мадамъ Гслеръ: — потому что знаю, какъ вамъ близко къ сердцу его спасеніе.

— И я также, сказала герцогиня, смягчаясь и подавая ему руку.— Мы очень вамъ обязаны. Вы не совсмъ понимаете о герцог, да и какъ вамъ понять? Я ничего не длаю, не сказавъ ему, но у него нтъ времени обращать. вниманіе на все.

— Надюсь, что я не оскорбилъ васъ.

— О, нтъ! Вы не можете оскорбить меня умышленно. Прощайте — и помните, чтобы у васъ было много защитниковъ, и вс въ новыхъ парикахъ, и пусть ихъ вс бснуются, какъ кто-нибудь можетъ предположить, будто мистеръ Финнъ убійца. Я бшусь. Прощайте, мистеръ Ло!

— Вамъ никакъ не удастся добраться до него, сказала герцогиня, какъ только он остались одн.

— Я сама такъ думаю.

— И какую пользу можете вы сдлать? Разумется, я похала бы съ вами, еслибы насъ впустили — но польза-то какая?

— Дать ему знать, что его не считаютъ виновнымъ.

— Мистеръ Ло скажетъ ему это. Я полагаю также, что мы можемъ писать къ нему. Хотите написать?

— Я предпочитаю видться съ нимъ.

— Ужъ лучше скажите правду, у васъ сердце разрывается по немъ.

— Если онъ будетъ осужденъ и… казненъ, тогда сердце мое разорвется. Я никогда не буду въ состояніи весело являться въ свтъ.

— Я это говорю Плантадженету. Я сказала, что надну трауръ.

— А я дйствительно буду въ траур. А между тмъ сдлайся онъ свободенъ завтра, онъ будетъ для меня не боле, какъ другъ.

— Неужели вы не пошли бы замужъ за него?

— Нтъ — не пошла бы. Да онъ и не сдлаетъ предложенія мн. Я скажу вамъ, какова будетъ его участь въ жизни — если онъ избавится отъ опасности.

— Разумется, избавится, невинныхъ людей не вшаютъ.

— Онъ сдлается мужемъ лэди Лоры Кеннеди.

— Бдняжка! Если бы я думала это, я сочла бы жестокостью помогать ему спасаться изъ Ньюгэта.

Глава LV.
ФИНІАСЪ ВЪ ТЮРЬМ.

Самъ Финіасъ Финнъ въ эти дв недли, когда его таскали взадъ и впередъ изъ тюрьмы въ полицію, изъ полиціи въ тюрьму, могъ поддерживать наружное достоинство, какъ бы чувствуя, что страшное обвиненіе и великія матеріальныя неудобства, которымъ его подвергали, были и могли быть только временныя и что истина скоро одержитъ верхъ. Въ этотъ періодъ у него постоянно бывали друзья — или мистеръ Ло, или лордъ Чильтернъ, или Баррингтонъ Ирль, или его хозяинъ, мистеръ Бнсъ, который въ эти дни былъ очень ему преданъ.

Очень часто посщалъ его также ходатай Уикерби. Но общество Уикерби было для него непріятно, потому что, на сколько онъ могъ судить, Уикерби не врилъ его невинности. Уикерби желалъ все сдлать къ лучшему для него, двигалъ, такъ сказать, и небо и землю, вполн сознавалъ, что это дло важное и вовсе не похожее, на т, которыя постоянно бывали у него въ рукахъ, но у него никогда не вырывалось симпатичнаго выраженія увренности въ совершенную невинность его кліента.

Каждый день, и по десяти разъ на день, Финіасъ выражалъ негодованіе и удивленіе, что его могутъ считать способнымъ сдлать такое преступленіе, но на вс эти выраженія Уикерби не давалъ никакого отвта. Наконецъ Финіасъ сдлалъ ему прямой вопросъ.

— Я никогда не подозрваю никого ни въ чемъ, сказалъ Уикерби.

— Врите вы моей невинности? спросилъ Финіасъ.

— Всякаго слдуетъ считать невиннымъ, пока не докажутъ, что онъ виновенъ, сказалъ Уикерби.

Тогда Финіасъ обратился къ своему другу Ло съ просьбой, нельзя ли ему взять такого ходатая, чувства котораго согласовались бы боле съ его собственными. Но Ло заклиналъ его не длать перемны. Уикерби понималъ дло и былъ очень усердный человкъ. Его кліентъ имлъ право на его услуги, но только на его услуги, не боле. Итакъ Уикерби продолжалъ свое дло, вполн убжденный, что Финіасъ Финнъ дйствительно убилъ Бонтина.

Но заключенный не оставался безъ сочувствія. Ло, лордъ Чильтернъ и лэди Чильтернъ, которая разъ навстила его вмст съ мужемъ, не имли никакихъ сомнній о его чести.

Они говорили ему можетъ быть боле, чмъ дйствительно было справедливо, о чувствахъ свта въ его пользу. Онъ слышалъ о дружб и вр въ него герцогини Омніумъ, мадамъ Гслеръ, лэди Лоры Кеннеди — слышалъ также, что лэди Лора теперь вдова.

Потомъ прізжали его сестры изъ Ирландіи, плакали, рыдали и впали въ истерику при немъ. Он были уврены, что онъ невиненъ, и по ихъ словамъ, въ этомъ были уврены вс до одного, во всю длину и ширину Ирландіи. А мистриссъ Бнсъ, которая также навстила Финіаса въ тюрьм, клялась, что стащитъ судью съ скамьи, если тотъ тотчасъ не произнесетъ оправдательный приговоръ ея любимцу, не дожидаясь вздорныхъ рчей присяжныхъ. А Бнсъ, ея мужъ, убдившись, что его жилецъ не совершилъ убійства, усердствовалъ въ другомъ отношеніи, восхищаясь процесомъ и доказывая, что никакіе присяжные не могутъ произнести обвинительный приговоръ.

Въ эту недлю Финіасъ, ободряемый сочувствіемъ друзей и въ нкоторой степени поддерживаемый волненіемъ, держалъ себя хорошо и храбро переносилъ ужасное несчастье, навлеченное на него обстоятельствами. Но когда слдователь отдалъ его подъ судъ, объявивъ всему свту, что, по уликамъ, онъ, Финіасъ Финнъ, долженъ считаться убійцею Бонтина, мужество нашего героя почти рушилось. Если теперь таково мнніе слдователя, какъ можетъ онъ, Финіасъ Финнъ, ожидать другого приговора отъ присяжныхъ чрезъ два мсяца, когда будетъ судиться въ суд?

На сколько онъ могъ понять, ничего боле не. было узнано. Вс факты, которые можно было узнать, были дознаны — на сколько онъ, или скоре его друзья, могли разыскать факты. Ему казалось, что противъ него очень мало уликъ. Онъ прямо прошелъ домой изъ клуба съ кистенемъ въ карман и не повертывалъ ни направо, ни налво. Пока его не предали суду, онъ не хотлъ врить, что его лишатъ свободы надолго. Онъ не хотлъ врить, чтобы человкъ совершенно невинный могъ подвергаться опасности попасть на галеры по ложному обвиненію. Ему казалось, что полиція захватила его съ неистовой яростью, выставляя все, чтобы показать, что онъ могъ быть убійцей. Каждый полицейскій, находившійся близъ него, водившій его изъ тюрьмы или въ тюрьму, или дававшій показаніе о мстности и его прогулк, домой въ ту роковую ночь, казался ему врагомъ.

Но онъ ожидалъ безпристрастія отъ слдователя — а теперь и слдователь измнилъ ему. Онъ видлъ въ суд лица людей, хорошо ему знакомыхъ — людей извстныхъ въ свт — съ которыми онъ находился въ пріятныхъ отношеніяхъ въ Парламент, а они сидли на скамь, между тмъ какъ онъ стоялъ какъ преступникъ между двумя констэблями, и т, которые были его короткими друзьями, какъ будто вдругъ отдалились отъ него на неизмримое разстояніе. Но всмъ этимъ, такъ сказать, онъ пренебрегалъ, думая, что нсколько часовъ — самое большее нсколько дней — устранятъ разстояніе, но теперь его отослали обратно въ тюрьму, ожидать тамъ суда за убійство.

И ему казалось, что это осужденіе никого не удивило, кром него. Можетъ ли быть, что даже его дорогіе друзья могли считать его виновнымъ? Когда его отвезли обратно въ Ньюгэтъ въ послдній разъ изъ полиціи, лордъ Чильтернъ вернулся на время въ Гэррингтонскій замокъ, общая пріхать въ Лондонъ, какъ только позволятъ ему дла, но Ло пришелъ немедленно въ тюрьму.

— Пріятное положеніе дла! сказалъ Финіасъ съ принужденнымъ смхомъ.

Но, смясь, онъ зарыдалъ съ тихимъ, непреодолимымъ, судорожнымъ движеніемъ въ горл.

— Финіасъ, пришло время, когда вы должны выказать себя мужественнымъ человкомъ.

— Мужественнымъ человкомъ! О! да, я могу быть мужественнымъ человкомъ. То-есть убійцей, хотите вы сказать. Я полагаю, меня… повсятъ.

— Господь не допуститъ по своему милосердію.

— Нтъ,— не по милосердію, а по правосудію. Здсь нтъ надобности въ милосердіи — даже отъ Господа. Когда отъ меня отнимутъ жизнь, да проститъ Онъ мн мои грхи по заслугамъ моего Спасителя. Но тутъ милосердія не можетъ быть. Почему вы не говорите? Или вы хотите сказать, что я виновенъ?

— Я увренъ, что вы невинны.

— А между тмъ посмотрите. Что можно сдлать боле того, что было сдлано для того, чтобы доказать мою виновность? Присяга этого путающагося дурака лишитъ меня жизни.

Онъ бросился на постель и далъ волю своимъ рыданіямъ.

Вечеромъ онъ остался одинъ — онъ проводилъ одинъ почти вс вечера и каждая минута была для него мученіемъ. По наружности, онъ пользовался такими удобствами, какія только позволяли обстоятельства. У него была своя комната, окна которой съ толстою желзной ршеткой выходили на дворъ тюрьмы. Въ комнат были коверъ, постель, стулья и два стола, книги, перья и чернила позволялись ему.

Такъ какъ это было въ ма, то для огня въ камин надобности не было. Въ извстные періоды дня онъ могъ гулять одинъ на двор — свобода его въ этомъ отношеніи ограничивалась тмъ, что въ другіе часы на этомъ мст гуляли другіе заключенные. Къ нему пускали всхъ приходившихъ друзей, хотя онъ не зналъ наврно, не будетъ ли это преимущество прекращено теперь, когда онъ отданъ подъ судъ. Пища у него была обильная, хорошо приготовленная и даже такія излишества, какъ напримръ, рыба, вино и фрукты доставлялись ему.

Онъ не зналъ, что фрукты присылались изъ оранжерей герцогини Омніумъ, вино изъ погреба Ло, рыба, ягнятина, овощи, сливки, кофей, свжее масло по распоряженіямъ другого друга, что лордъ Чильтернъ присылалъ къ нему шампанское и сигары, а лэди Чильтернъ распорядилась на счетъ книгъ и принадлежностей для письма. На сколько могли его утшить подобныя удобства, утшеніе было. Если ягнятина и саладъ могли сдлать его счастливымъ, онъ могъ бы наслаждаться своимъ пребываніемъ въ Ньюгэт.

Но въ этотъ вечеръ онъ не могъ наслаждаться ничмъ.

Ему невозможно было читать. Какъ могъ человкъ устремить свое вниманіе на какую бы то ни было книгу, когда слдователь обвинилъ его въ убійств? А онъ зналъ, что невиненъ, какъ самъ слдователь.

Время отъ времени онъ вставалъ съ постели и бросался по комнат, точно хотлъ разбить голову объ стну. Убійца! Они дйствительно думали, что онъ умышленно убилъ этого человка — онъ, Финіасъ Финнъ, съ честью служившій въ Парламент, гордившійся тмъ, что находится въ хорошихъ отношеніяхъ съ хорошими людьми, бывшій другомъ Монка и лорда Кэнтрипа, короткій знакомый такихъ женщинъ, какъ лэди Лора и лэди Чильтернъ, никогда не сдлавшій низкаго поступка, не дозволявшій себ сказать низкаго слова!

Онъ захохоталъ отъ ярости, а потомъ почти завылъ отъ тоски. Онъ подумалъ о своей молодой, любящей жен, которая прожила съ нимъ не многимъ боле одного мимолетнаго года, и спрашивалъ себя, смотритъ ли она на него съ небесъ, и какъ ея душа перенесетъ обвиненіе противъ человка, на груди котораго она спала и на рукахъ котораго отошла къ вчному покою.

— Этому не могутъ врить, сказалъ онъ вслухъ:— это невозможно. Зачмъ мн было убивать его?

Тугъ онъ вспомнилъ одно граматическое правило на латынскомъ язык и сталъ повторять его безпрестанно:

‘Никто въ одно мгновеніе — внезапно — не можетъ сдлаться подлецомъ.’

Въ предположеніи, что онъ могъ совершить подобное преступленіе, ему казался такой недостатокъ знанія человческой натуры! А между тмъ — вотъ онъ отданъ подъ судъ за убійство Бонтина.

Дни были длинные и дневной свтъ продолжался почти до девяти часовъ. А сумерки мерцали даже сквозь желзныя ршетки посл девяти. Разъ Финіасъ спросилъ свчей, но ему сказали, что ему нельзя дозволить свчей безъ надзирателя въ комнат — и онъ обошелся безъ нихъ. Съ нимъ обращались съ большимъ уваженіемъ, а все-таки какъ съ заключеннымъ. Ему не отказывали почти ни въ чемъ, чего онъ просилъ, но когда онъ спрашивалъ то, чего ему не хотли дать, ставились такія условія, которыя принуждали его отказаться отъ просьбы. Онъ теперь понималъ правила и не возмущался.

Вдругъ онъ услыхалъ звукъ ключа въ двери, и человкъ, ходившій за нимъ, вошелъ со свчою въ рук. Пришла дама и смотритель далъ ей позволеніе войти. Тюремщикъ вернется за свчой — и за дамой чрезъ полчаса. Онъ говорилъ все это прежде чмъ Финіасъ могъ видть, кто эта дама, а когда онъ увидалъ фигуру той, которая шла за тюремщикомъ и остановилась нершительно позади него въ дверяхъ, Финіасъ узналъ ее по темной, торжественной одежд, а не по физіономіи. Она была съ головы до ногъ въ глубокомъ траур и плотная вуаль падала съ ея шляпки на лицо.

— Лэди Лора, это вы? сказалъ Финіасъ, протягивая руку.

Разумется, это была лэди Лора. Пока герцогиня Омніумъ и мадамъ Гслеръ только поговаривали о посщеніи, позволивъ благоразумному Ло отговорить ихъ, она пробралась сквозь запоры и замки, и теперь была у него въ тюрьм.

— О, Финіасъ!

Она медленно подняла свою вуаль и стоя смотрла на него.

— Изъ всхъ моихъ огорченій видть васъ здсь самое тяжелое.

— А изъ всхъ моихъ утшеній видть васъ здсь самое большое.

Ему не слдовало такъ говорить. Если бы онъ подумалъ, въ какомъ положеніи находятся теперь обстоятельства, онъ не произнесъ бы словъ, которыя были пріятны, но несправедливы. По лицу ея пробжалъ проблескъ солнечнаго свта, когда она слушала Финіаса, потомъ она бросилась къ нему на шею и заплакала на его плеч.

— Я не ожидалъ, что вы навстите меня, сказалъ онъ.

Она сла на стулъ, напротивъ того, на которомъ онъ обыкновенно сидлъ, и начала разсказывать. Ея кузенъ, Баррингтонъ Ирль, привезъ ее сюда и ждалъ внизу, въ дом смотрителя. Онъ досталъ ей позволеніе на этотъ вечеръ прямо отъ сэр Герри Кольдфута, министра внутреннихъ длъ, которое, однако, какъ она созналась, было дано съ тою мыслью, что она увидитъ Финіаса вмст съ Ирлемъ.

— Но я не пустила его со мною, сказала она,— Я не могла бы говорить съ вами, если бы онъ былъ здсь — не такъ ли?

— Это было бы не то, лэди Лора.

Онъ много думалъ о томъ, какъ называть ее, прежде этого, въ Дрезден и на Портмэнскомъ сквэр, и ршилъ, что всегда будетъ упоминать ея титулъ. Раза два у него недостало мужества такъ жестоко обращаться съ нею. Теперь, когда она услыхала это имя, проблескъ солнца исчезъ съ ея лица совсмъ.

— Мы совсмъ не ожидали, что встртимся въ такомъ мст, сказалъ онъ.

— Не могу понять. Не могутъ же они думать дйствительно, что вы убили его.

Онъ улыбнулся и покачалъ головой. Тогда она заговорила о своемъ собственномъ положеніи.

— Вы слышали, что случилось? Вы знаете, что я… вдова?

— Да,— слышалъ.

Тутъ онъ улыбнулся опять.

— Вы поняли, почему я не могъ быть у васъ — я былъ бы, если бы не это маленькое происшествіе.

— Онъ умеръ въ тотъ самый день, какъ арестовали васъ. Не странно ли, что такой двойной ударъ обрушился разомъ? Освальдъ, конечно, разсказалъ вамъ все?

— Онъ разсказалъ мн о смерти вашего мужа.

— Но не о его завщаніи? Можетъ быть, онъ не видалъ васъ посл того, какъ слышалъ объ этомъ.

Лордъ Чильтернъ слышалъ о завщаніи до своего послдняго посщенія Финіаса въ Ньюгэт, но не заблагоразсудилъ тогда говорить о богатств своей сестры.

— Я ничего не слышалъ о завщаніи мистера Кеннеди.

— Оно было сдлано тотчасъ посл нашего брака — и онъ не измнялъ его, хотя имлъ столько причинъ сердиться на меня.

— Такъ онъ не обидлъ васъ — деньгами?

— Обидлъ! Нтъ. Я богата — очень богата. Весь Лофлинтеръ принадлежитъ мн — пожизненно. Но что мн за польза въ томъ?

Финіасъ, въ своемъ настоящемъ положеніи, не могъ сказать, какую пользу можетъ принести ей это имніе.

— Я полагаю, Финіасъ, что вы не можете находиться въ опасности.

— А я думаю, что нахожусь въ величайшей опасности.

— Вы хотите сказать, что васъ найдутъ — виновнымъ?

— Слдователь уже это нашелъ.

— Но наврно это не значитъ ничего. Если бы я это думала, я умерла бы. Если бы я этому врила, меня не вывели бы изъ тюрьмы, пока вы здсь. Баррингтонъ говоритъ, что это невозможно. Освальдъ и Вайолетъ уврены, что этого не можетъ случиться никогда. Это сдлалъ жидъ.

— Не могу сказать, кто сдлалъ это, только не я.

— Вы! О, Финіасъ! Свтъ долженъ быть безуменъ, если кто-нибудь повритъ этому!

— Но этому врятъ?

Онъ сказалъ это съ намреніемъ сдлать вопросъ о мнніи свта.

— Мы не вримъ. Баррингтонъ говоритъ…

— Что говоритъ Баррингтонъ?

— Что нкоторые врятъ — очень немногіе, короткіе друзья мистера Бонтина.

— Полиція вритъ. Вотъ этого я не могу понять — эти люди должны быть зорки и прозорливы. Слдователь вритъ. Я видлъ людей въ полиціи, которые знали меня хорошо, и я могъ видть, что они врятъ. Мистеръ Монкъ былъ у меня вчера.

— А онъ вритъ?

— Я спрашивалъ его, онъ сказалъ мн — нтъ. Но я не совсмъ ему поврилъ. Есть еще двое, трое, которые считаютъ меня невиннымъ.

— Кто это?

— Ло, Чильтернъ, его жена — и этотъ Бнсъ съ женой. Если я спасусь — если меня не повсятъ — я буду помнить ихъ. Есть еще дв женщины, которыя знаютъ меня такъ хорошо, что не считаютъ убійцей.

— Кто это, Финіасъ?

— Мадамъ Гслеръ и герцогиня Омніумъ.

— Он были здсь? спросила лэди Лора съ ревнивой поспшностью.

— О, нтъ! Но я слышалъ объ этомъ — и знаю. Научаешься узнавать по наслышк мысли людей.

— А что я думаю, Финіасъ? Можете вы прочесть мои мысли?

— Я давно ихъ знаю, мн нечего ихъ читать.

Онъ протянулъ руку и взялъ лэди Лору за руку.

— Если бы я дйствительно убилъ его, вы и тогда не поврили бы.

— Потому что я люблю васъ, Финіасъ.

Тутъ опять послышался звукъ ключа въ двери, и Баррингтонъ Ирль явился съ тюремщикомъ. Ирль сказалъ, что пора уходить, и дружелюбно заговорилъ съ своимъ старымъ другомъ, дружелюбно пожалъ его руку — но тмъ не мене онъ врилъ, что на этой рук кровь, и Финіасъ зналъ, что онъ это думаетъ.

Когда онъ пришелъ, оказалось, что лэди Лора не исполнила главной цли своего посщенія. Она принесла съ собою разные чеки, вс написанные Баррингтономъ Ирлемъ на своего банкира — на сумму нсколькихъ сотъ фунтовъ — назначаемые для того, чтобы Финіасъ время отъ времени употреблялъ ихъ на необходимыя издержки для своего процеса. Баррингтонъ Ирль объяснилъ, что деньги эти даетъ Финіасу взаймы отецъ лэди Лоры, а что он только переходятъ чрезъ руки его банкира. Но Финіасъ зналъ, что деньги даетъ взаймы лэди Лора, и положительно отказался взять ихъ. Его другъ, мистеръ Ло, всмъ распоряжается, и онъ не хочетъ запутывать дло новыми счетами. Онъ упорно стоялъ на своемъ и наконецъ чеки были спрятаны въ карманъ Баррингтона Ирля.

— Прощайте, старый другъ, дружелюбно сказалъ Ирль.— Я скоро опять увижусь съ вами. Да поможетъ вамъ Господь перенести все это!

— Прощайте, Баррингтонъ. Какъ вы добры, что навстили меня!

Тутъ лэди Лора, поджидая, не оставитъ ли ее кузенъ одну на минуту съ предметомъ ея обожанія, остановилась прежде чмъ подала ему руку.

— Прощайте, лэди Лора, сказалъ Финіасъ.

— Прощайте!

Баррингтонъ Ирль вышелъ уже за дверь.

— Я не забуду, что вы были здсь у меня.

— Кто изъ насъ можетъ забыть это?

— Пойдемте, Лора, сказалъ Баррипгтонъ Ирль: — ужъ лучше кончить.

— Но если я не увижу его опять?

— Разумется, вы увидите его.

— Когда и гд? О, Боже!— если его убьютъ!

Она бросилась къ нему на шею и покрыла его поцлуями, хотя кузенъ вернулся въ комнату и смотрлъ, какъ она цлуетъ его.

— Лора, сказалъ онъ:— вы вредите ему, какъ онъ будетъ поддерживать себя, если вы поступаете такимъ образомъ? Пойдемте.

— О! Боже, если его убьютъ! воскликнула она.

Но она позволила кузену увести ее, а Финіасъ Финнъ остался одинъ, не сказавъ боле ни слова ни съ нимъ, ни съ нею.

Глава LVI.
СЕМЕЙСТВО МИДЖЕРЪ.

На другой день посл того, какъ Финіасъ Финнъ былъ отданъ подъ судъ, какая-то дама вышла изъ кэба на углу Нортумберлэндской улицы, прошла пшкомъ по этой весьма непривлекательной улиц и постучалась въ дверь дома какъ разъ напротивъ глухой стны Мэрильбонскаго рабочаго дома. Тутъ жили мистриссъ и миссъ Миджеръ — а иногда и мистеръ Миджеръ, который впрочемъ приносилъ съ собою только хлопоты и непріятности, рыскалъ по скачкамъ, а иногда можетъ быть по мстамъ похуже скачекъ, и нисколько не помогалъ двумъ бднымъ, трудолюбивымъ женщинамъ — матери и дочери — которыя снискивали себ пропитаніе, пуская къ себ жильцовъ. Занятіе было трудное, потому что не всякому пріятно смотрть на глухую стну рабочаго дома, а т, которые ршались на это, думали, что за это желаніе имъ слдовало сбавить цну за наемъ.

Но Эмиліусъ, когда жестокость друзей его жены лишила его непродолжительной роскоши въ дом на Лаундескомъ сквэр, нашелъ въ Нортумберлэндской улиц приличное убжище и на время поручилъ мистриссъ и миссъ Миджеръ вс свои домашнія удобства.

Эмиліусъ всегда становился любимцемъ новыхъ пріятелей и лоскъ этотъ еще не сошелъ съ него, когда Бонтинъ былъ убитъ. Въ ту самую ночь — или, лучше сказать, рано утромъ — Миджеръ вернулся въ ндра своей семьи посл довольно продолжительнаго отсутствія, и слдовательно, день этотъ сдлался вдвойн замчательнымъ въ Миджерской семь отъ двойного событія — Миджеръ объявилъ, что если жена не дастъ ему пятифунтоваго билета, то онъ сейчасъ долженъ перерзать себ горло. Жена и дочь пожалли объ этомъ, но объявили, что о деньгахъ не можетъ быть и рчи. Миджеръ старался сломать замокъ въ старомъ бюро столовымъ ножомъ, потомъ произошла маленькая стычка — а потомъ онъ напился джину и легъ спать.

Мистриссъ Миджеръ помнила этотъ день очень хорошо, а миссъ Миджеръ, когда полиція явилась на слдующее утро, объяснила синякъ подъ глазомъ тмъ, что упала и ушиблась въ темнот о кровать.

До-сихъ-поръ Эмиліусъ былъ кроткій, добрый, прекрасный, краснорчивый проповдникъ, съ которымъ дурно обошлись родственники богатой жены, который былъ пріятенъ въ обращеніи, вжливъ на словахъ и не длалъ лишнихъ хлопотъ своимъ хозяевамъ. Періодъ этотъ былъ бы сравнительно выгоденъ въ денежномъ отношеніи миджерскимъ дамамъ, если бы не своевременное возвращеніе главы семейства — такъ какъ два другіе жильца изъявили желаніе смотрть на глухую стну или на веселый задній дворъ, каковое обстоятельство имло вліяніе на нашу исторію, такъ какъ мистриссъ Миджеръ была принуждена пріумноженіемъ своихъ хозяйственныхъ хлопотъ дать знать добродушному мистеру Эмиліусу, что ‘если ему все-равно,’ то онъ можетъ употреблять общій ключъ. Надо отдать ему справедливость, что онъ предложилъ отдавать ключъ, когда не намренъ выходить по вечерамъ.

Посл убійства, Эмиліуса арестовали на недлю. Миссъ Миджеръ была уврена, что онъ невиненъ, мистриссъ Миджеръ врила полицейскимъ, которые очевидно находили пастора виновнымъ. О полицейскихъ же, занимавшихся этимъ дломъ, можно сказать вообще, что, по ихъ мннію, оба джентльмэна совершили убійство — такъ имъ хотлось не по терпть неудачи въ открытіи виновнаго, къ чему принуждала ихъ обязанность.

Мистеръ Миджеръ ушелъ изъ дома утромъ въ день ареста, устроивъ дльце о пятифунтовомъ билет полюбовною сдлкой. Когда полицейскій пришелъ за Эмиліусомь, мистера Миджера уже не было. Дня два комнаты пастора оставались пусты, но потомъ мистриссъ Миджеръ убдилась, что онъ совершилъ убійство, и тогда вс его вещи были уложены и поставлены въ коридоръ. Когда онъ былъ освобожденъ, онъ вернулся на свою квартиру и ужасно разсердился, увидвъ, что сдлано. Онъ увезъ свои два чемодана на извощик, и дамы въ Нортумберлэндской улиц больше не видали его.

Но, вслдствіе трагедіи, столь интересной для нихъ, лучъ благоденствія палъ на нихъ. До-сихъ-поръ справки, наводимыя въ ихъ дом, относились только къ привычкамъ и дйствіямъ ихъ жильца въ послдніе дни, но теперь къ нимъ явилась постительница, наводившая боле подробныя справки. Это мадамъ Гслеръ вышла изъ кэба на углу рабочаго дома и прошла оттуда въ домъ мистриссъ Миджеръ.

Это было ея третье появленіе въ Нортумберлэндской улиц и каждый разъ она говорила съ хозяйками ласково и щедро награждала за хлопоты. Она не совстилась платить за улики, которыя желала добыть — не боялась вопросовъ, которые посл могли ей предложить при передопрос. Она раздавала соверены — по-женски, и мистриссъ и миссъ Миджеръ были у ея ногъ. Во время ея второго посщенія он были убждены, что крещеный жидъ убилъ Бонтина, и совершенно готовы помочь повсить его.

— Да, сударыня, сказала мистрисъ Миджеръ:— онъ бралъ съ собою ключъ. Амелія помнитъ, что мы хватились ключа въ то время, какъ онъ узжалъ.

Отсутствіе, о которомъ он упоминали, была поздка Эмиліуса въ Прагу, когда онъ услыхалъ, что на его родин ищутъ доказательствъ его перваго брака.

— Онъ бралъ, сказала Амелія:— я помню это, потому что мы были такъ разсержены. И брать-то онъ не смлъ, потому что за комнату не платилъ.

— У васъ только одинъ ключъ?

— Три, сударыня. Одинъ у верхняго жильца, потому что онъ сотрудникъ ежедневной газеты и, разумется, не ложится спать до утра. Миджеръ всегда беретъ другой ключъ, и мы никакъ не можемъ отобрать его отъ него.

— А мистеръ Эмиліусъ увезъ третій? спросила мадамъ Гслеръ.

— Увезъ, сударыня. Вернувшись, онъ сказалъ, что ключъ лежалъ въ ящик — но его не было въ ящик. Мы всегда знаемъ, что лежитъ въ ящикахъ.

— Такъ ящикъ этотъ не былъ запертъ?

— Былъ, сударыня, онъ и ключъ увезъ, сказала мистрисъ Миджеръ:— но у насъ есть другой ключъ отъ ящиковъ. Мы по нашему длу должны знать жильцовъ, сударыня.

Конечно, теперь было не время выражать неодобреніе поступкамъ, которые обнаружились такимъ образомъ. Мадамъ Гслеръ улыбнулась, кивнула головой и во всемъ сочувствовала мистриссъ Миджеръ. Она узнала, что Эмиліусъ бралъ ключъ въ Богемію, и убдилась, что дюжина такихъ другихъ ключей могла быть сдлана безъ вдома лондонской полиціи.

— А теперь на счетъ пальта, мистриссъ Миджеръ.

— Что же, сударыня?

— Мистера Миджера здсь не было посл того?

— Не было, сударыня. Мистеръ Миджеръ, сударыня, совсмъ не таковъ, какимъ бы ему слдовало быть. Я никогда этого не говорю, разв ужъ вынуждена бываю. Онъ не возвращался домой.

— Я полагаю, пальто еще у него.

— Нтъ, сударыня. Мы послали къ нему одного молодого человка, какъ вы приказали, а молодой человкъ нашелъ его у Ньюмаркетскаго источника.

— Это какія-нибудь воды? спросила мадамъ Гслеръ.

— Нтъ, сударыня. Это не воды, а скачки. Пальта у него нтъ. Онъ всегда длаетъ себ опрятное срое пальто въ ноябр, потому что пальто прикрываетъ все и прилично, но въ апрл, когда у него денегъ не бываетъ, онъ закладываетъ его.

— Но въ ночь убійства оно было у него?

— Да, сударыня, было. Мы съ Амеліей это помнимъ хорошо. Когда мы легли спать, а это было вскор посл десяти, пальто лежало въ этой комнат на диван.

Он сидли теперь въ маленькой задней комнат, въ которой обыкновенно жили мистриссъ и миссъ Миджеръ.

— И пальто было здсь утромъ?

— Отецъ надлъ его, когда ушелъ, сказала Амелія.

— Если мы заплатимъ, онъ выкупитъ его изъ заклада и принесетъ къ намъ? сказала мадамъ Гслеръ.

На это мистриссъ Меджеръ замтила, что можетъ быть мистеръ Миджеръ продалъ свое пальто.

— Да еще и не будетъ знать пожалуй, гд продалъ, сказала мистриссъ Миджеръ.

— Во всякомъ случа онъ намъ скажетъ, сказала Амелія.

Слдовательно, существовало доказательство, что у Миджера было срое пальто, оставленное въ ночь убійства въ маленькой комнат и пролежавшее въ ней всю ночь, по мннію хозяекъ. Это пальто Эмиліусъ легко могъ взять.

— Но вдь видли-то высокаго человка, а Эмиліусъ не высокъ. Пальто Миджера было бы ему слишкомъ длинно.

— Все-таки мы должны постараться достать пальто, сказала мадамъ Гслеръ:— я поговорю объ этомъ съ однимъ другомъ. Я полагаю, мы можемъ найти вашего мужа, когда онъ намъ понадобится.

— Не знаю, сударыня. Мы никогда не можемъ его найти, но намъ вдь до него надобности нтъ. Полиція на скачкахъ, конечно, знаетъ его. Вы не надлаете ему хлопотъ, сударыня? Онъ вчно въ хлопотахъ, по мн не хотлось бы, чтобы чрезъ меня ему пришлось худо.

Мадамъ Гслеръ, опять заплативъ этой женщин за ея услуги, уврила ее, что она не сдлаетъ вреда мистеру Миджеру. Ей было нужно только срое пальто мистера Миджера, и вовсе не для того, чтобы повредить его чести или безопасности, и она готова заплатить умренную цну — даже неумренную — за пальто. Но пальто надо достать, если оно еще существуетъ и не разорвано на куски на фабрик.

— Оно еще до этого не дошло, сказала Амелія: — я никогда не видала отца въ боле приличномъ вид — то-есть относительно пальта.

Глава LVII.
НАЧАЛО ПОИСКОВЪ ЗА КЛЮЧОМЪ И ПАЛЬТОМЪ.

Когда мадамъ Гслеръ открыла свои планы и идеи мистеру Уикерби, ходатаю, которому было поручено спасать Финіаса Финна, онъ очевидно не приписывалъ большой важности помощи, которую эта дама намревалась оказать ему.

— Я боюсь, что это дальняя псня, сударыня — если вы понимаете, что я хочу сказать, сказалъ Уикерби.

Мадамъ Гслеръ уврила, что понимаетъ хорошо его слова, но не совсмъ согласна съ нимъ.

— Стало быть, этотъ человкъ долженъ былъ замыслить убійство боле чмъ за мсяцъ до того, какъ совершилъ его, сказалъ Уикерби.

— Почему же нтъ?

— Убійства замышляются вообще за нсколько часовъ, ужъ никакъ не раньше, мадамъ Гслеръ.— Гнвъ, въ соединеніи съ равнодушіемъ къ самопожертвованію, не можетъ продолжаться нсколько дней. А здсь и цль недостаточна. Не думаю, чтобы мы могли просить отложить процесъ до-тхъ-поръ, пока не узнаемъ, былъ ли сдланъ въ Праг фальшивый ключъ.

— А пальто вы отыскивать не станете?

— Мы можемъ отыскать, и вроятно достанемъ, если женщина вамъ не солгала, но не думаю, чтобы это принесло намъ пользу. Эта женщина, вроятно, лжетъ. Вы платите ей очень щедро, такъ что она извлекаетъ хорошій доходъ изъ убійства. Присяжные не поврятъ ей. А срое пальто вещь обыкновенная. Да это и не докажетъ ничего. Это только покажетъ присяжнымъ, что у мистера Миджера было такое же срое пальто, какъ у мистера Финна. Что на мистер Финн было срое пальто въ ту ночь — фактъ, котораго мы не можемъ опровергнуть. Если вы и достанете пальто Миджера, вы будете не ближе къ доказательству, что его надвалъ Эмиліусъ.

— Это докажетъ, что онъ могъ его надть.

— Мадамъ Гслеръ, право это не поможетъ нашему кліенту. Видите, какія затрудненія предстоятъ намъ. Мистеръ Финнъ былъ на томъ мст въ ту минуту, или по-крайней-мр такъ близко, что могъ тамъ быть, а Эмиліуса въ этомъ уличить нельзя, даже если бы можно было доказать, что у него былъ ключъ. Человкъ былъ убитъ такимъ орудіемъ, какое было у мистера Финна въ то время. А доказательства нтъ, чтобы у мистера Эмиліуса было такое орудіе въ рукахъ. Видли, какъ высокій человкъ въ сромъ пальт спшилъ на то мсто въ тотъ самый часъ. Мистеръ Финнъ высокъ и былъ въ то время въ сромъ пальт. Эмиліусъ не высокъ, и хотя у Миджера есть срое пальто, нтъ доказательствъ, чтобы Эмиліусъ надвалъ его. Мистеръ Финнъ сильно поссорился съ мистеромъ Бонтиномъ въ этотъ часъ, Эмиліусъ не ссорился съ мистеромъ Бонтиномъ, хотя мистеръ Бонтинъ шелъ наперекоръ Эмиліусу.

— Такъ, стало быть, защиты не будетъ?

— Непремнно будетъ, и такая защита, какая, по моему мннію, не допуститъ присяжныхъ единогласно обвинить моего кліента. Хотя противъ него есть большія улики, но на нихъ указываютъ обстоятельства, очныхъ свидтелей преступленія нтъ.

— Я понимаю, мистеръ Уикерби.

— Никто не видалъ, какъ онъ убивалъ.

— Дйствительно никто, сказала мадамъ Гслеръ.

— Хотя есть личное сходство, нтъ личнаго тождества. Нтъ положительнаго доказательства незаконнаго поступка съ его стороны, ничего такого, что было бы подозрительно не будь убійства — какъ напримръ, если бы онъ купилъ ядъ или имлъ при себ револьверъ. Кистень, если бы подобное оружіе не было къ несчастью употреблено, могъ бы считаться дломъ привычки.

— Но я уврена, что этотъ богемецъ убилъ мистера Бонтина, сказала мадамъ Гслеръ съ жаромъ.

— Милостивая государыня, сказалъ Уикерби, поднявъ кверху об руки:— я могу только пожалть, зачмъ вы не въ числ присяжныхъ.

— И вы не постараетесь показать, что тотъ другой могъ это сдлать?

— Не думаю. Безуспшная попытка взвалить вину на другого человка самый гибельный ударъ, какой только защитникъ можетъ нанести подсудимому. Присяжные всегда принимаютъ это уликою противъ него. Мы должны положиться совершенно на другой способъ защиты.

— Какой способъ, мистеръ Уикерби?

— Присяжные никогда не любятъ вшать — мадамъ Гслеръ задрожала при ужасномъ слов, такъ явственно произнесенномъ — и думаютъ, что уликъ, основанныхъ не на очномъ свидтельств, недостаточно для такой непріятной обязанности. Особенно не любятъ они вшать джентльмэна, и едва ли ршатся повсить члена Парламента. Потомъ мистеръ Финнъ очень хорошъ собою и былъ популяренъ — это все говоритъ въ его пользу. Потомъ у насъ будутъ такія показанія относительно его характера, какихъ еще никогда не бывало ни въ одномъ нашемъ суд. У насъ будетъ половина Кабинета. У насъ будутъ два герцога.

Мадамъ Гслеръ, слушая восторги адвоката, сознавала, что ея милая пріятельница герцогиня не оставалась въ праздности.

— У насъ будутъ три товарища министра. Допросятъ даже товарища министра внутреннихъ длъ. Я не знаю даже, не будетъ ли у насъ и лордъ-канцлеръ. Будетъ мистеръ Монкъ — самый популярный человкъ въ Англіи — который отзовется о подсудимомъ какъ о своемъ короткомъ друг. Не думаю, чтобы какіе-либо присяжные ршились повсить короткаго друга мистера Монка. Будетъ множество дамъ. Этого никогда не бывало прежде, и мы намрены попытать.

Мадамъ Гслеръ слышала все это и сама помогала этому.

— Я даже думаю, что у насъ будутъ пять или шесть главныхъ членовъ оппозиціи, потому что они вс терпть не могли Бонтина. Если намъ удастся уговорить мистера Добени и мистера Грешэма, мн кажется, мы можемъ считать себя въ совершенной безопасности. Я забылъ сказать, что Барчестерскій епископъ общалъ.

— Все это не докажетъ его невинности, мистеръ Уикерби.

Мистеръ Уикерби пожалъ плечами.

— Если онъ будетъ оправданъ такимъ образомъ, скажутъ, что онъ виновенъ.

— Мы должны прежде всего думать объ его жизни, мадамъ Гслеръ.

Когда мадамъ Гслеръ разсталась съ ходатаемъ, она осталась очень недовольна имъ. Она желала какого-нибудь приверженца своему длу, который съ горячимъ усердіемъ ршился бы сдлать Финіаса Финна блымъ какъ снгъ относительно взведеннаго на него обвиненія. Но такой человкъ долженъ врить его невинности — какъ врила сама мадамъ Гслеръ. Она знала, что ея вра была романическая и не практичная. А тмъ не мене мысль о возможности уличить въ этомъ преступленіи другого — что, по ея мннію, можно было сдлать, если отыскать пальто и того, кто сдлалъ тайный ключъ — такъ сильно овладла ею, что она не позволяла себ выкинуть ее изъ головы. Для мадамъ Гслеръ было недостаточно оправданія Финіаса Финна. Она желала, чтобы настоящій убійца былъ повшенъ за это убійство, такъ чтобы вс могли быть уврены — какъ была уврена она — что ея герой былъ несправедливо обвиненъ.

— Неужели вы сами хотите хать? спросила ее герцогиня въ тотъ же день.

— Хочу.

— Стало быть, вы очень влюблены.

— Вы сдлали бы то же самое, герцогиня, если бы были такъ свободны, какъ я. Тутъ дло идетъ вовсе не о любви. Это женскій энтузіазмъ къ длу, за которое взялись.

— Я раздляю вашъ энтузіазмъ, только не похала бы въ Прагу въ іюн.

— А я похала бы въ Сибирь въ январ, если бы могла разузнать, что этотъ противный человкъ дйствительно совершилъ убійство.

— Кто детъ съ вами?

— Насъ цлое общество. Съ нами детъ полицейскій сыщикъ, переводчикъ, который понимаетъ по-гречески и по-нмецки, и будетъ везд ходить съ полицейскимъ, письмоводитель адвоката и моя горничная.

— Вс объ этомъ узнаютъ прежде, чмъ вы додете туда.

— Мы не вс будемъ вмст. Полицейскій съ переводчикомъ вдвоемъ, а я съ горничной вдвоемъ. Бдный письмоводитель подетъ одинъ.

— Если найдутъ пальто, разумется, вы телеграфируете мн.

— Къ кому принесутъ пальто?

— Я полагаю, къ мистеру Уикерби. Онъ говоритъ, что оно ему не нужно — что оно не принесетъ пользы. Но я думаю, что если бы могли доказать, что этотъ человкъ могъ очень легко выйти изъ дома — что онъ даже снабдилъ себя способами тайно выйти изъ дома — пальто принесетъ пользу. Во всякомъ случа, я ду, и завтра утромъ мы будемъ въ Париж.

— Я нахожу, что вы поступаете великолпно, душа моя, и для васъ надюсь, что онъ доживетъ до должности перваго министра. Тогда, можетъ быть, онъ дастъ Плантадженету Подвязку.

Когда старый герцогъ умеръ, одинъ орденъ Подвязки сдлался вакантнымъ, и разумется имъ могъ располагать Грешэмъ. Герцогиня ожидала, что орденъ не выйдетъ изъ фамиліи, такъ же какъ и Барсетширское намстничество, которое также принадлежало старому герцогу. Но Подвязка была отдана лорду Кэнтрипу и герцогиня огорчилась. Со всми ея радикальными наклонностями и насмшками надъ герцогами и маркизами, она очень дорожила Подвязками и намстничествами — но ея мужъ вовсе ими не дорожилъ, и по этому поводу они перекинулись довольно крупными словами. Герцогиня объявила, что герцогъ долженъ настаивать, чтобы ему дали Подвязку.

— Есть вещи, которыхъ не просятъ, сказалъ герцогъ.

— Не говори мн этого, Плантадженетъ. Теперь вс просятъ обо всемъ.

— Напрасно ты говоришь обо всхъ, Гленкора. Я никогда не просилъ ни о чемъ — и не буду. Никакая почесть не иметъ цны въ моихъ глазахъ, если ее не дадутъ безъ просьбы.

Вотъ почему герцогиня теперь говорила, что Финіасъ Финнъ, сдлавшись первымъ министромъ, можетъ быть, дастъ Подвязку ея мужу.

Итакъ мадамъ Гслеръ отправилась въ Прагу, съ намреніемъ вернуться, если возможно, до начала дла. Оно начиналось въ конц іюня, и уже предсказывали, что оно протянется очень долго. Обстоятельства казались просты, но люди, понимавшіе такія дла, объявляли, что продолженіе дла зависитъ гораздо боле отъ интереса публики къ длу, чмъ отъ свойства самого дла. А уже примчали, что ни одно дло не было такъ интересно въ послднее время, какъ будетъ это. Уже знали, что генерал-аторней сэр-Грегори Грогрэмъ будетъ обвинителемъ, и что помощникомъ его назначенъ сэр-Симонъ Слопъ. Нашли необходимымъ для памяти и репутаціи Бонтина, который, когда былъ убитъ, занималъ должность министра торговли и чуть-было не сдланъ канцлеромъ казначейства, возложить такую необычную обязанность на двухъ такихъ высокихъ сановниковъ. Конечно, у нихъ будетъ цлая куча помощниковъ, но говорили, что сэр-Грегори Грогрэмъ самъ на свои плеча возьметъ это дло. Увряли повсюду, что сэр-Грегори считалъ Финіаса Финна виновнымъ, но увряли также, что сэр-Симонъ Слопъ былъ убжденъ въ его невинности. Защиту поручали опытнымъ, но теперь престарлымъ рукамъ мистера Чафанбрасса, того самаго, который спасъ боле виновныхъ отъ когтей закона, чмъ какой-либо изъ живыхъ или умершихъ защитниковъ.

Чафанбрассу будетъ помогать сержантъ Бирдботъ, котораго пригласили для того, чтобы дло могло находиться въ надежныхъ рукахъ, если силы Чафанбрасса измнятъ ему въ послднюю минуту, и мистеръ Сно, который умлъ обходиться съ свидтелями лучше всхъ новыхъ адвокатовъ, и этотъ тонкій, мужественный, краснорчивый и трудолюбивый юноша, мистеръ Голантли, который теперь, практикуя только десять или пятнадцать лтъ, уже зарабатывалъ свой хлбъ и содержалъ жену и семью.

Но слава процеса зависла не столько отъ адвокатовъ и отъ того обстоятельства, что главный судья будетъ судить, сколько отъ общественнаго положенія убитаго и убійцы. Благородные лорды и знаменитые государственные люди наполнятъ залу, чтобы видть, какъ будутъ судить Финіаса Финна, и вс т, которые могутъ найти доступъ въ залу, сдлаютъ то же самое для того, чтобы видть знаменитыхъ государственныхъ людей и благородныхъ лордовъ. Важность подобнаго дла увеличивается, какъ катящійся комъ снга. Многіе говорятъ много, а другіе говорятъ еще больше. Помощники шерифовъ, достойные господа, до-сихъ-поръ не очень знаменитые, вдругъ сдлались замтны и популярны, какъ раздаватели мстъ въ зал суда.

Судья и адвокаты уже распорядились, чтобы отложить другія дла, потому что убійство Бонтина займетъ по крайней-мр недлю. Предполагали, что Чафанбрассъ цлый день употребитъ на то, чтобы подобрать присяжныхъ по своему вкусу — знали, что онъ очень разборчивъ въ этомъ отношеніи — а другой день въ конц суда на то, чтобы представить присяжнымъ подробность всхъ важныхъ длъ, въ которыхъ обстоятельственныя доказательства привели къ несправедливымъ приговорамъ.

Слдовательно, вс знали, что послдняя недля іюня будетъ посвящена этому процесу, за исключеніемъ другихъ интересныхъ длъ.

Когда Грешэмъ, по усиленной просьб Трнблля назначить удобный день, предложилъ четвергъ, двадцать-четвертое іюня, чтобы сдлать Парламенту небольшое предложеніе относительно англиканской церкви, Трнблль прямо отказался отъ этого предложенія, потому что въ тотъ день начнется дло Финіаса Финна.

— Надюсь, сказалъ Грешэмъ: — что дламъ страны не помшаетъ это несчастное дло.

— А я боюсь, сказалъ Трнблль:— что вы увидите, какъ въ этотъ день депутатъ отъ Танкервилля займетъ все вниманіе этого Парламента.

Это замчаніе нашли не весьма изящнымъ, но никто не сомнвался въ его справедливости. Можетъ быть, интересъ увеличивался преобладаніемъ мннія, что хотя Финіасъ Финнъ убилъ Бонтина, онъ непремнно будетъ оправданъ. Тогда ничто не могло помшать оправданному убійц опять занять свое мсто въ этомъ Парламент, и члены начинали уже спрашивать себя, какимъ образомъ слдуетъ обходиться съ нимъ. Взглянетъ ли на него предсдатель, когда онъ встанетъ, чтобы говорить? Останется ли онъ ‘Финіасомъ’ для очень большого числа людей, съ которыми его популярность сдлала его короткимъ? Станутъ ли обращаться съ нимъ холодно въ клубахъ, какъ съ человкомъ, руки котораго обагрены кровью, или онъ сдлается популярне прежняго и получитъ овацію, когда будетъ оправданъ?

Между тмъ мадамъ Гслеръ отправилась въ Прагу.

Глава LVIII.
ОБА ГЕРЦОГА.

Страною все-таки было необходимо править, хотя Бонтинъ былъ убитъ — а чтобы править какъ слдуетъ, необходимо назначить кого-нибудь вмсто Бонтина въ министерство торговли. Колебались, кого назначить, а когда назначеніе вышло, вс очень удивились. Бонтина назначили туда, главное, потому, чтобы онъ въ этой должности дйствовалъ какъ помощникъ герцога Омніума въ Нижней Палат, чтобы провести его важную мру пенни въ пять фартинговъ и шиллинга въ десять пенсовъ. Герцогъ, несмотря на свое богатство, званіе и почетъ, ршился продолжать свою великую задачу. Жизнь не будетъ значить для него ничего, если онъ, покрайней-мр, не устроитъ пяти фартинговъ.

Когда жена приставала къ нему на счетъ Подвязки, онъ объявилъ ей совершенно справедливо, что никогда не просилъ ничего. Онъ даже сказалъ, что никогда не будетъ просить ничего, и конечно не думалъ, что измняетъ слову, когда сказалъ Грешэму, что онъ охотно займетъ мсто Бонтина, разумется, сохранивъ мсто въ Кабинет.

— Я не осмлился бы предложить это вашей свтлости, сказалъ первый министръ.

— Чувствуя это, я думалъ, что осмлюсь попросить, сказалъ герцогъ.— Я увренъ, что вы считаете меня мене всхъ способнымъ вмшиваться въ раздачу мстъ или въ распоряженіе власти.

— Конечно, мене всхъ, сказалъ Грешэмъ.

— Но всегда считалось, что пэрство не помха министру торговли.

— О, да!

— А я могу чувствовать себя ближе къ моему длу тамъ, чмъ въ другомъ мст.

Грешэму, разумется, нечего было возражать. Этотъ знатный вельможа, который теперь просилъ мсто Бонтина, былъ канцлеромъ казначейства и остался бы имъ, если бы не надлъ мантію пэра. Теперь онъ былъ лордомъ хранителемъ печати — мсто, дающее право засдать въ Кабинет, но не налагающее никакого труда. Но этотъ лордъ, боле занятый своею работой, чмъ даже своимъ мстомъ въ Кабинет, терпть не могъ притворяться. Онъ не былъ счастливъ въ первыя недли хранительства печати и почти завидовалъ Бонтину.

— Я думаю, что лучше бы сдлать перемну, сказалъ онъ Грешэму.

Грешэмъ пришелъ въ восторгъ.

Но два-три человка замчательныхъ — вроятно, постарше Грешэма и не обладавшихъ въ такомъ совершенств симпатіей либеральности — думали, что герцогъ Омніумъ унижаетъ свое положеніе этимъ шагомъ. Главное мсто между этими людьми занималъ его другъ герцогъ Сент-Бнгэй, который одинъ, можетъ быть, осмлился разсуждать объ этомъ съ нимъ.

— Я жалю, зачмъ вы прежде не поговорили со мною, сказалъ старшій герцогъ.

— Я боялся, чтобы вы не воспротивились моему намренію.

— Ршительное ли было это намреніе?

— Думаю такъ, сказалъ младшій.— Необходимость оставить Нижнюю Палату была для меня большимъ несчастьемъ.

— Вамъ не слдовало это находить.

— Вся моя жизнь прошла тамъ, сказалъ тотъ, кто, какъ Плантадженетъ Паллизеръ, былъ такимъ хорошимъ коммонеромъ.

— Но теперь вы не должны посвящать этому всю вашу жизнь — и даже все ваше сердце. Ваше происхожденіе наложило на васъ обязанности такія же высокія, и я скажу, такія же полезныя, какія Нижняя Палата можетъ доставить человку.

— Вы такъ думаете, герцогъ?

— Конечно, я думаю такъ. Я думаю, что Англія, извстная намъ, не могла бы быть такою, если бы ее не поддерживало благородное, гордое и самоотверженное дворянство. И хотя у насъ нтъ линіи, раздляющей нашу аристократію на дв части, высшую и низшую, большую и малую, богатую и бдную, а все-таки мы вс чувствуемъ, что успхъ нашего порядка зависитъ, главное, отъ поведенія тхъ, чье званіе выше и чьи средства больше. Нкоторымъ, между которыми вы занимаете видное мсто, богатство было дано такое большое, а званіе такое высокое, что благосостояніе вашей страны зависитъ отъ того, какъ вы будете держать себя въ званіи герцога Омніума.

— Я не желалъ бы думать такимъ образомъ.

— Вашъ дядя такъ думалъ: И хотя онъ былъ совсмъ не такой человкъ, какъ вы, хотя онъ не былъ пріученъ къ работ въ юности, не имлъ столько способностей, какъ вы, вроятно, былъ не такъ уменъ и вообще велъ себя хуже васъ — я говорю откровенно, потому что предметъ такой важный — онъ вполн понималъ свое положеніе и требованія своего сословія. Образъ жизни почти королевскій и издержки, съ которыми соперничествовать не могли короли, пріобрли ему уваженіе націи.

— Вы вели не такую жизнь, какъ онъ, а пріобрли больше уваженія.

— Не думаю. Большую часть моей жизни я провелъ въ Нижней Палат, а состояніе мое было въ десять разъ меньше, чмъ его, но я не желаю длать подобныхъ сравненій.

— Я долженъ длать эти сравненія, если мн надо судить, кому я долженъ подражать.

— Пожалуйста поймите меня, другъ мой, сказалъ энергически старикъ.— Я не совтую вамъ бросать публичную жизнь для того, чтобы вы могли жить спокойно, какъ вельможа. Это не въ вашемъ характер, да и страна не можетъ лишиться вашихъ услугъ. Но вамъ не слдуетъ занимать мсто на политической арен, какъ будто вы еще Плантадженетъ Паллизеръ и не имете другихъ обязанностей, какъ политика — что вы могли бы длать, если бы титулъ и богатство вашего дяди перешли къ его сыну.

— Какъ я жалю, что у него не было сына! сказалъ герцогъ.

— Такъ нельзя. Вашъ братъ, можетъ быть, желалъ бы быть герцогомъ, но устроилось иначе. Жалть безполезно. Ваша жена несчастлива, потому что Подвязку дяди вамъ не дали сейчасъ.

— Гленкора, разумется, похожа на другихъ женщинъ.

— Я раздляю ея чувства. Если бы мистеръ Грешэмъ посовтовался со мною, я прямо сказалъ бы ему, что для блага его партіи онъ долженъ надлить герцога Омніума всякимъ почетомъ, какой только зависитъ отъ него. Лордъ Кэнтрипъ мой другъ, почти такой же короткій, какъ вы, но страна не пожалла бы, что грудь лорда Кэнтрипа не украшена орденомъ. Будь вы больше герцогомъ и меньше рабомъ страны, Подвязка была бы прислана вамъ. Васъ сердятъ мои слова?

— Нисколько. Я имю только одно честолюбіе.

— Какое?..

— Быть полезнымъ рабомъ моей страны.

— Человкъ полезне раба, сказалъ старикъ.

— Нтъ, нтъ, я опровергаю это. Я согласенъ во многомъ съ вами, но въ этомъ согласиться не могу. Политикъ, длающійся властелиномъ своей страны, становится уже не государственнымъ человкомъ, а тираномъ.

— Мы не понимаемъ другъ друга, мой милый. Питтъ, Пилль и Пальмерстонъ не были тиранами, хотя каждый до конца держался той власти, о которой я говорю. Люди помельче ихъ были рабами и такими же патріотами, какъ они, но мене полезны. Я сожалю, что вы хотите занять мсто мистера Бонтина.

— Потому что это былъ Бонтинъ.

— Вс обстоятельства заставляютъ не желать этого. Мн не хотлось бы, чтобы вы сдлались слишкомъ обыкновеннымъ человкомъ. Даже это убійство увеличиваетъ это чувство. Министръ прибгнулъ къ вамъ потому, что мы лишились Бонтина.

— Я вызвался самъ.

— Но кто это знаетъ? Вы, я и мистеръ Грешэмъ — можетъ быть, еще двое, трое.

— Теперь ужъ слишкомъ поздно, герцогъ, и сказать вамъ по правд, даже вы не можете сдлать меня другимъ. Жизнь моего дяди всегда была для меня проблемой, которой я не могъ понять. Если бы я попытался подражать ему, мн не удалось бы это и я сдлался бы нелпъ. Я не чувствую себя униженнымъ тмъ, что займу должность мистера Бонтина.

— Надюсь, что по-крайней-мр вы не будете такъ несчастны, какъ онъ.

— Ну — да. Надюсь, что меня не убьютъ на улиц оттого, что я вступаю въ министерство торговли. Мой политическій успхъ не надлаетъ мн враговъ.

— Вы думаете, что… мистеръ Финнъ… сдлалъ это? спросилъ старшій герцогъ.

— Право я самъ не знаю, что думать. Моя жена уврена, что онъ невиненъ.

— Герцогиня всегда увлекается энтузіазмомъ.

— Многіе другіе думаютъ то же самое. Лордъ и лэди Чильтернъ уврены въ этомъ.

— Они всегда были его лучшіе друзья.

— Мн говорили, что многіе юристы думаютъ, что его невозможно уличить. Если его оправдаютъ, я буду стараться считать его невиннымъ. Разумется, онъ вернется въ Парламентъ.

— Я думаю, что онъ будетъ стараться искать мста въ Гндредсъ, сказалъ герцогъ Сент-Бнгэй.

— Я не вижу, зачмъ. Я не сдлалъ бы этого на его мст. Если онъ невиненъ, зачмъ ему считать себя недостойнымъ занимать мсто въ Парламент? Я скажу вамъ, что онъ могъ бы сдлать — выйти въ отставку, а потомъ опять сдлаться кандидатомъ.

Другой герцогъ покачалъ головой, выражая такимъ образомъ свое мнніе, что Финіасъ дйствительно убилъ Бонтина.

Когда узнали, что герцогъ Омніумъ занялъ мсто Бонтина, общее мнніе согласовалось съ мнніемъ герцога Сент-Бнгэя, не только потому, что бывшій канцлеръ казначейства не долженъ былъ занять такое низкое мсто, или что герцогъ Омніумъ долженъ былъ лучше понимать свое мсто, или что онъ не долженъ былъ занять мсто такого незначительнаго человка, какъ Бонтинъ. Это, конечно, говорили — но говорили еще больше. Думали, что ему не слдовало занимать мсто, сдлавшееся вакантнымъ чрезъ убійство человка, который былъ помщенъ туда только для того, чтобы помогать ему. Если это мсто годится для него теперь, зачмъ этого не было сдлано помимо Бонтина? Въ обихъ палатахъ спрашивали объ этомъ, и безъ сомннія это унизило герцога Омніума въ мнніи политическаго міра. Онъ самъ чувствовалъ, что стоитъ не такъ высоко въ мнніи своихъ товарищей, какъ въ то время, когда былъ канцлеромъ казначейства, даже не такъ высоко, какъ въ то время, когда былъ лордомъ хранителемъ печати.

Въ печатныхъ спискахъ членовъ Кабинета его имя всегда помщалось послднимъ, и одинъ оппонентъ разъ думалъ, или сдлалъ видъ, будто думаетъ, что онъ не боле какъ главный начальникъ почты. Онъ ршился переносить все это не поморщившись — но морщился. Онъ не хотлъ признаться себ, что поступилъ нехорошо, но огорчался — какъ огорчается человкъ, сомнвающійся, такъ ли онъ поступилъ — тмъ боле, что онъ усиливался переносить сарказмы жены, не показывая, что они непріятны ему.

— Говорятъ, что бдный лордъ Фонъ помшался, сказала она ему.

— Лордъ Фонъ? Ничего объ этомъ не слыхалъ.

— Помнишь, онъ былъ когда-то помолвленъ съ лэди Юстэсъ. Говорятъ, что его заставятъ объявить, почему онъ не женился на ней, если начнется дло о двоеженств. Потомъ, къ несчастью, онъ видлъ этого человка въ сромъ пальт, надюсь, что онъ не долженъ выйти въ отставку.

— Дйствительно на это надо надяться.

— Потому что, разумется, ты сейчасъ захочешь занять его мсто.

Это было очень неловко — но мужъ только улыбнулся и выразилъ надежду, что если онъ это сдлаетъ, то желалъ бы оказаться способнымъ для этихъ новыхъ обязанностей.

— Кстати, Плантадженетъ, что ты намренъ длать съ брилліантами?

— Я о нихъ не думалъ. Пусть лучше мадамъ Гслеръ возьметъ ихъ.

— Она не хочетъ.

— Тогда лучше ихъ продать.

— Съ аукціона?

— Такъ и слдуетъ.

— А мн это совсмъ не нравится. Не можемъ ли мы сами ихъ купить и оставить деньги, пока она вздумаетъ ихъ взять? Это дло торговое, а вдь это теперь по твоей части.

Потомъ опять она сдлала ему нсколько вопросовъ о министр внутреннихъ длъ, относительно Финіаса Финна, и когда онъ сказалъ ей, что ему неприлично говорить съ министромъ объ этомъ, она притворилась, будто полагаетъ, что неприличіе происходитъ оттого, что онъ занимаетъ такую низкую должность.

— Разумется, теперь не то, сказала она: — какъ въ то время, когда ты былъ въ казначейств.

Все это онъ выслушивалъ, не сказавъ гнвнаго слова, не обнаруживъ признака досады.

— Ты только получаешь дв тысячи въ годъ въ министерств торговли, Плантадженетъ?

— Право я забылъ. Кажется, дв тысячи пятсотъ.

— Какъ хорошо! а въ казначейств получалъ пять.

— Да, въ казначейств пять.

— Когда будешь лордомъ казначейства, тогда будешь получать только одну?

— Какая же ты глупенькая, Гленкора! Если бы мн захотлось быть лордомъ казначейства, какую разницу составило бы жалованье?

— Ни малйшую — разницы не составляетъ ни званіе, ни вліяніе, ни обаяніе, или вообще приличіе. Ты вдь выше такихъ подлунныхъ идей. Ты согласился бы чистить сапоги Грешэму, если бы этого требовала польза страны.

Послднія слова она сказала тономъ очень похожимъ на тотъ, которымъ говорилъ ея мужъ въ подобныхъ случаяхъ.

— Я позволилъ бы даже теб чистить ихъ — если бы этого требовала польза страны, сказалъ герцогъ.

Но хотя онъ былъ великодушенъ, онъ не былъ счастливъ, и можетъ быть, тревожное безпокойство его жены о судьб Финіаса Финна увеличивало его тревожное состояніе. Герцогиня, какъ говорилъ герцогъ Сент-Бнгэй, увлекалась эптузіазмомъ, а мужу никогда и въ голову не приходило заставлять ее измнять свою натуру, но было хорошо, если бы ея энтузіазмъ въ настоящую минуту обнаруживался по какому-нибудь другому поводу.

Ему натолковали, что съ Финіасомъ Финномъ обошлись дурно, когда раздавались правительственныя милости, и что этому были причиною завистливыя предубжденія человка, убитаго посл того. Но искатель мста товарища министра, какъ бы жестоко ни обошлись съ нимъ, не долженъ убивать человка, поступившаго съ нимъ дурно. Разсматривая улики, слушая мннія другихъ, герцогъ находилъ, что Финіасъ виновенъ. Убійство, очевидно, было сдлано личнымъ врагомъ, а не воромъ. Было извстно, что къ Бонтину питали непріязненное чувство два человка, удостоврились, что одному невозможно было находиться на томъ мст. А относительно другого обнаружено, что онъ долженъ былъ быть тамъ. Если такъ, то жен его лучше бы не обнаруживать гласно свое участіе къ убійц. Но герцогиня повсюду называла этотъ процесъ гоненіемъ, и по видимому думала, что съ подсудимымъ слдуетъ обращаться какъ съ героемъ и мученикомъ.

— Глепкора, сказалъ онъ ей:— я желалъ бы, чтобъ ты перестала говорить объ этомъ дл, пока оно не кончится.

— Я не могу.

— Конечно, ты можешь не говорить о немъ.

— Не могу, какъ ты не можешь не говорить о твоей десятичной систем. Наши уста говорятъ отъ полноты сердца, а мое сердце очень полно. Какой вредъ длаю я?

— Ты заставляешь говорить о себ.

— Обо мн говорятъ съ-тхъ-поръ, какъ мы съ тобою обвнчались — но не думаю, чтобы могли найти что-нибудь противъ меня. Мы должны дйствовать по нашей натур, Плантадженетъ. У тебя натура десятичная, а я стремлюсь къ единицамъ.

Онъ не счелъ благоразумнымъ сказать еще что-нибудь — зная, что всякое зло — слдовательно, и дло Финіаса Финна — должно же имть конецъ.

Глава LIX.
МИСТРИССЪ БОНТИНЪ.

Во время убійства, лэди Юстэсъ, которую мы должны считать женою Эмиліуса, пока не будетъ доказано, что у него была другая жена, когда онъ женился на ней, гостила у Бонтиновъ. Бонтинъ обязался доказать двоеженство, а мистриссъ Бонтинъ приняла въ свой домъ и въ свое сердце оскорбленную женщину. Лиззи Юстэсъ, какъ ее всегда называли, была умна, богата, хороша собою и умла подладиться къ новой пріятельниц. Она была жадная, алчная женщина, но когда стремилась къ какой-нибудь выгодной цли, длала видъ, будто готова отдать своей пріятельниц все съ расточительностью ребенка. Можетъ быть, мистриссъ Бонтинъ любила, чтобы ей отдавали все. Можетъ быть, мистеру Бонтину нравились доврчивыя слезы хорошенькой женщины. Можетъ быть, непріятности женщины, осужденной жить съ Эмиліусомъ, тронули ихъ сердца. Какъ бы то ни было, но они сдлались признанными друзьями и покровителями лэди Юстэсъ, и въ ту роковую ночь она жила съ ними въ ихъ небольшомъ дом на Сент-Джэмской площади.

Лиззи вела себя очень хорошо, когда страшное извстіе было сообщено. Бонтинъ такъ часто запаздывалъ въ Парламент и въ клуб, что жена рдко ждала его, и слуги, вставъ въ шесть или семь часовъ утра, не удивились его отсутствію. Полицейскій сержантъ, который принесъ извстіе, вызвалъ горничную несчастной жены, а горничная съ испуга разсказала лэди Юстэсъ, прежде чмъ осмлилась доложить госпож.

Лиззи Юстэсъ, въ прежнее время знавшая этого полицейскаго, вышла къ нему и узнала отъ него все, что можно было узнать. Потомъ, пока сержантъ оставался на площадк, лэди Юстэсъ, взявъ горничную на помощь, если понадобится, стала на колни возл постели и разсказала несчастной женщин, что случилось. Намъ нтъ надобности быть свидтелями пароксизма огорченія жены, но мы можемъ понять, что Лиззи Юстэсъ съ этой минуты тверже прежняго вошла въ дружбу къ мистриссъ Бонтинъ.

По прошествіи трехъ, четырехъ дней тоски и отчаянія, когда мысли осиротлой жены могли перейти отъ потери къ причин потери, мистриссъ Бонтинъ убдилась, что Финіасъ Финнъ убилъ ея мужа, и по видимому думала, что первая и главная обязанность настоящаго министерства повсить убійцу — почти безъ суда.

Когда она увидала, что казнь человка, такъ горячо ненавидимаго ею, могла совершиться только чрезъ два мсяца посл преступленія, да еще совершится ли и тогда, она пришла, въ неистовство отъ гнва. Неужели ему позволятъ спастись? Какого еще доказательства нужно? Разв этотъ злодй не поссорился съ ея мужемъ, не обошелся гнусно съ нимъ за нсколько минутъ до убійства? Не былъ ли онъ на томъ мст съ убійственнымъ орудіемъ въ карман? Не видалъ ли лордъ Фонъ, какъ онъ спшилъ за ея милымъ и обреченнымъ на погибель мужемъ? Мистриссъ Бонтинъ, сидя въ своемъ новомъ траур, жаждая крови, не могла понять, что нужны еще доказательства, или что разумное сомнніе должно оставаться въ душ всякого, кто зналъ обстоятельства. Ея чувства были таковы, какъ бы она видла ударъ, нанесенный злодемъ, и съ такимъ убжденіемъ въ душ разговаривала она о наступающемъ процес съ своей гостьей лэди Юстэсъ.

Но у Лиззи было свое мнніе, хотя она была принуждена не выражать его въ присутствіи мистриссъ Бонтинъ. Она знала человка, который предъявлялъ на нее свои супружескія притязанія, и не думала, что Финіасъ Финнъ виновенъ въ убійств. Ея Эмиліусъ — ея Йозефъ Миліусъ, какъ она любила называть его съ-тхъ-поръ, какъ разошлась съ нимъ — былъ способенъ, какъ она думала, соверищть убійство. Это вовсе не унизило его въ ея мнніи. Совершать большія преступленія какъ-то свойственно нкоторымъ, и по мннію Лиззи это вовсе не такъ ужасно, какъ ограничиваться преступленіями маловажными. Она почти чувствовала, что смлость ея мужа въ этомъ отношеніи заглаживала то безславіе, которому она подверглась чрезъ супружество съ бглецомъ, у котораго была жива жена. Въ этомъ приключеніи былъ шикъ почти пріятный.

Но эти чувства она была принуждена держать про себя по-крайней-мр. Не только она должна признавать неоспоримую вину Финіаса Финна ради своей пріятельницы мистрисъ Бонтинъ, но должна старательно сообразить, выиграетъ она или проиграетъ, имя мужа убійцу. Ей не нравилась мысль сдлаться вдовой посредствомъ вислицы. Она еще не оставляла намренія вести дло о двоеженств, и если ей удастся доказать, что этотъ человкъ никогда не былъ ея мужемъ, тогда ей все-равно, скоро ли его повсятъ. Но теперь, по всмъ причинамъ, лучше придерживаться теоріи Финіаса Финна — а чувствовать наврно, что ударъ, нанесла смлая рука ея Эмиліуса.

Она не освободилась отъ настойчивости своего супруга, который зналъ, гд она, и не отставалъ отъ своего намренія предъявить права на свою жену и на имніе своей жены. Когда его выпустили по приказу слдователя и онъ получилъ свои вещи изъ дома Миджера, и опять нанялъ квартиру, еще хуже чмъ въ Нортумберлэндской улиц, онъ написалъ слдующее письмо къ той, которая одинъ блаженный годъ раздляла его радости и владла его сердцемъ:

‘3, Джеллибагская улица, 26 мая 18:

‘Дражайшая жена,

‘Ты вроятно слышала, какому еще горю и безславію подвергся я по злоб моихъ враговъ. Но все было напрасно! Хотя принцы и вельможи возстали противъ меня — принцы и вельможи, вроятно, означали лорда Чильтерна и Ло — невинность одержала верхъ и я вышелъ изъ испытанія блъ какъ бленый холстъ или чистйшій снгъ. Убійца находится въ рукахъ правосудія, и хотя онъ другъ королей и принцевъ — Эмиліусъ вроятно слышалъ, что принцъ былъ въ клуб съ Финіасомъ — а все-таки его предадутъ правосудію и истина Господня одержитъ верхъ. Мистеръ Бонтинъ былъ очень враждебенъ ко мн, думалъ обо мн дурно и подстрекалъ тебя, мою возлюбленную, думать дурно обо мн. А все-таки я скорблю объ его смерти. Я горько стую, что его сразили во грхахъ и онъ явился предъ судилищемъ великаго Судіи, не посвятивъ даже часа на раскаяніе. Будемъ молиться, чтобы милосердіе Господне распростерлось даже на него. Прошу тебя выразить мое глубочайшее сожалніе его вдов и уврить ее, что молитвы мои принадлежатъ ей.

‘А теперь, дражайшая жена, позволь мн коснуться моихъ собственныхъ длъ. Какъ я вышелъ цлъ и невредимъ изъ послдняго огненнаго горнила, раскаленнаго моими врагами, такъ я выйду изъ того другого горнила, въ которое бдный человкъ, оставившій насъ, постарался ввергнуть меня. Если тебя уврили, что у меня есть жена кром тебя, то тебя заставили поврить лжи. Ты, только ты, владешь моею рукой. Ты, только ты, владешь моимъ сердцемъ. Я знаю, на какія попытки покушались, чтобы подобрать ложныя улики на моей родин, и какъ сумасбродство моей юности старались выставить противъ меня — какъ усиливались гордые англичане лишить бднаго богемца красоты, ума и богатства, которыя онъ пріобрлъ. Но Господь на моей сторон, и я непремнно одержу верхъ.

‘Если ты вернешься ко мн, все будетъ прощено. Мое сердце не измнилось. Приди и оставимъ эту холодную и негостепріимную страну, отправимся на солнечный югъ, на острова блаженныхъ’ — Эмиліусъ во время своей супружеской жизни еще не совсмъ извдалъ глубины характера жены, хотя, конечно, довольно врно угадалъ нкоторыя стороны — ‘гд мы можемъ забыть эти кровавыя огорченія и взаимно простить другъ другу. Какое счастье, какія радости можешь ты ожидать при нашемъ настоящемъ образ жизни? Даже твой доходъ — который собственно, принадлежитъ мн — ты не можешь получать, потому что арендаторы не смютъ платить его наперекоръ моимъ законнымъ требованіямъ. Но какая польза въ золот? Что можетъ сдлать для насъ пурпуръ, тончайшее полотно и брилліанты безъ любви и довольнаго сердца? Приди, дорогая, приди опять къ твоему мужу, который не вспомнитъ никогда о грустномъ порыв, возбужденномъ врагами, и мы поспшимъ къ заходящему солнцу, приляжемъ на мшистыхъ берегахъ и вознесемся нашими душами къ элизіуму!’

Когда Лиззи читала это, она вскрикнула отъ отвращенія. Неужели этотъ человкъ такъ мало зналъ ее, что могъ предполагать, будто она, при всей своей опытности, не уметъ отдлить свою жизнь и карманъ отъ романическихъ бредней? Она презирала его за это почти столько же, сколько уважала за убійство.

‘Если ты только скажешь, что хочешь видть меня, я буду у твоихъ ногъ въ одно мгновеніе. Пока торжественность трагическаго событія не даетъ теб свободнаго времени подумать обо всемъ этомъ, я не стану врываться къ теб, не буду искать по закону правъ, которыя будутъ гораздо дороже мн, если ты даруешь ихъ добровольно. А пока я согласенъ, чтобы доходъ получался, съ тмъ, чтобъ онъ поровну длился между нами. Эти послднія событія сильно подкосили мои обстоятельства. Мои прихожане, разумется, разбрелись. Хотя моя невинность торжественно обнаружена, но имя мое запятнано. Съ трудомъ я нахожу мсто, куда преклонить мою утомленную голову. Я страдаю отъ голода и жажды, и даже одежды не имю. Неужели ты добровольно осудишь меня на такую нищету изъ-за моей любви къ теб? Будь я мене вренъ теб, могло бы быть иначе.

‘Дай мн отвтъ тотчасъ и я немедленно приму мры на счетъ денегъ, если ты согласна.

‘Твой любящій мужъ
‘ДЖОЗЕФЪ ЭМИЛІУСЪ.’

‘Лэди Юстэсъ, жен преподобнаго Джозефа Эмиліуса.’

Когда Лиззи прочла это письмо два раза, она ршилась показать его своей пріятельниц.

— Я знаю, что это раскроетъ источники вашей горести, сказала она:— но если вы не увидите письма, какъ мн просить у васъ совта, который такъ необходимъ мн?

Мистриссъ Бонтинъ была женщина искренняя въ томъ отношеніи, что потеря мужа была для нея такимъ жестокимъ бдствіемъ, что источники слезъ раскрыться не могли. Горе, которое не можетъ переносить намековъ на его причины, всегда иметъ долю притворства. Источники слезъ этой вдовы ни на минуту не закрывались. Не то, чтобы слезы ея вчно текли, но сердце ея ни на минуту не переставало чувствовать, что несчастье его не можетъ имть облегченія. Никакіе намеки на ея мужа не могли сдлать ее несчастне, чмъ она была. Она взяла письмо и прочла его все.

— Мн кажется, что онъ дурной человкъ, сказала мистриссъ Бонтинъ.

— Это правда, сказала жена дурного человка.

— Но онъ не виновенъ въ этомъ преступленіи.

— О, нтъ!— я уврена въ этомъ, сказала лэди Юстэсъ, чувствуя въ то же время увренность, что Бонтинъ палъ отъ руки ея мужа.

— Поэтому я рада, что его выпустили. Теперь не можетъ быть никакого сомннія.

— Теперь вс знаютъ, кто это сдлалъ, сказала лэди Юстэсъ.

— Гнусный злодй! Мой бдный погибшій дружокъ всегда зналъ, каковъ онъ. И такой твари позволили бывать между нами!

— Разумется, его повсятъ, мистриссъ Бонтинъ.

— Повсятъ! Я думаю. Какой другой конецъ годится для него? О, да! его должны повсить. Но подумаешь, что въ свт трудно жить, когда такой человкъ какъ онъ можетъ быть причиною великой гибели!

— Несчастье страшное.

— Подумайте, чего лишилась страна. Мн говорятъ, что герцогъ Омніумъ займетъ мсто моего мужа. Но герцогъ не можетъ длать то, что длалъ онъ. Вс знаютъ, что никто не могъ сравниться съ нимъ въ работ. Онъ непремнно былъ бы первымъ министромъ — очень скоро. А того слдовало бы разорвать на куски раскаленными щипцами.

Но лэди Юстэсъ желала въ настоящую минуту говорить о своихъ собственныхъ непріятностяхъ.

— Разумется, мистеръ Эмиліусъ не совершилъ этого убійства.

— Финіасъ Финнъ совершилъ его, сказала полуобезумвшая женщина, вставая съ своего мста.— И Финіасъ Финнъ будетъ висть, пока не умретъ.

— Но у Эмиліуса есть другая жена въ Праг.

— Я полагаю, вы знаете это. Онъ это говорилъ, а онъ всегда былъ правъ.

— Я уврена въ этомъ — такъ какъ вы уврены въ преступленіи этого противнаго мистера Финна.

— Эти вещи нельзя сравнивать, лэди Юстэсъ.

— Конечно, нтъ. Я и не подумала бы выказать такую безчувственность. Но онъ написалъ мн это письмо, что же должна я длать? Вдь это ужасно, когда подумаешь о деньгахъ!

— Онъ не сметъ тронуть вашихъ денегъ. Мой дружокъ всегда говорилъ, что онъ не можетъ тронуть.

— Но онъ не допускаетъ меня брать ихъ. То, что я получаю, это по милости повреннаго. Я жалю, зачмъ не согласилась на сдлку.

— Вы не отвязались бы отъ него такимъ образомъ.

— Совсмъ не отвязалась бы. Видите, мн никогда не нужно было носить этого противнаго имени, потому что я имю титулъ. Я полагаю, не лучше ли послать письмо къ повренному.

— Разумется, пошлите. Это онъ долженъ былъ сдлать. Говорятъ, что судъ назначенъ двадцать-четвертаго іюня. Зачмъ откладываютъ такъ надолго? Вдь все извстно. Вчно откладываютъ все. Если бы онъ былъ живъ, все давно бы кончилось.

Лэди Юстэсъ надоли добродтели несчастнаго супруга ея друга и ей очень хотлось поговорить о своихъ собственныхъ длахъ. Она еще держала развернутое письмо мужа въ рукахъ и думала, какъ бы ей принудить умершаго льва ея пріятельницы уступить на время мсто, ея живому псу, когда доложили, что мистеръ Кэмпердаунъ, стряпчій, ждетъ внизу.

Въ прежнее время старикъ Кэмпердаунъ былъ горячій врагъ бдной Лиззи Юстэсъ, но теперь, при ея новыхъ непріятностяхъ, фирма, бывшая всегда врною ея первому мужу, заступилась за нее ради фамиліи и помстья — а также и для наслдника, маленькаго сына Лиззи Юстэсъ. Фирма Кэмпердауна отправляла писаря въ Прагу — одинъ вернулся больной — нкоторые говорили, что онъ былъ отравленъ, хотя ядъ, вроятно, былъ ничто иное, какъ пища свойственная богемцамъ. Потомъ послали другого, все это, разумется, было прежде задачи, взятой мадамъ Гслеръ на себя — задачи, которая хотя была возбуждена единственно по подозрнію въ злодяніи Эмиліуса, не имла однако никакого отношенія къ его супружескимъ шалостямъ.

Теперь Кэмпердаунъ ждалъ внизу.

— Пойти мн къ нему, милая мистриссъ Бонтинъ?

— Онъ можетъ прійти сюда, если хочетъ.

— Можетъ быть, мн лучше сойти внизъ, онъ васъ потревожитъ.

— Мой дорогой погибшій другъ всегда думалъ, что слышать такія вещи должны двое. Онъ говорилъ, что это безопасне.

Кэмпердауна младшаго привели наверхъ, въ гостиную мистриссъ Бонтинъ.

— Мы все разузнали, лэди Юстэсъ, сказалъ Кэмпердаунъ.

— Что разузнали?

— Сюда уже пріхала мадамъ Миліусъ.

— Нтъ! сказала мистриссъ Бонтинъ, поднявъ руки.

Лэди Юстэсъ сидла молча, разинувъ ротъ.

— Да, точно такъ,— и у насъ есть фотографическіе снимки брачной записи изъ книгъ краковской синагоги. Онъ подписывался Йозефъ Миліусъ и его почеркъ нисколько не измнился. Я думаю, что мы могли доказать это и безъ его жены, но, разумется, было лучше привезти ее.

— Гд она? сказала Лиззи, чувствуя желаніе посмотрть на свою предшественницу.

— Въ надежномъ мст, лэди Юстэсъ. Она не въ тюрьм, потому что не знаетъ ни слова по-англійски и по-французски, и удобне держать ее въ частномъ дом. Мы боимся, что это будетъ дорого стоить.

— Она присягнетъ, что его жена? спросила мистриссъ Бонтинъ.

— О, да! въ этомъ не будетъ никакого затрудненія. Но присяги одной могло бы быть недостаточно.

— А мн кажется, это могло бы ршить все, сказала лэди Юстэсъ.

— За деньги, сказалъ Кэмпердаунъ:— которыя мы могли бы дать, мы вроятно набрали бы цлую дюжину богемокъ, которыя пріхали бы и присягнули, что были обвнчаны съ Йозефомъ Миліусомъ въ Краков. Затрудненіе состояло въ томъ, чтобы достать документы, которые могли бы доказать присяжнымъ, что эта женщина та самая, за кого она выдаетъ себя. Но мн кажется, что эти документы мы достали.

— И я буду свободна! сказала лэди Юстэсъ, всплеснувъ руками.

— Я боюсь, что дорого будетъ стоить, сказалъ Кемпердаунъ.

— Но я буду свободна. О! мистеръ Кэмпердаунъ, на свт нтъ женщины, которая такъ мало дорожила бы деньгами, какъ я. Но я освобожусь отъ власти этого противнаго человка, который запуталъ меня въ сти своей гршной жизни.

Кэмпердаунъ сказалъ ей, что, по его мннію, она освободится, и прибавилъ, что Йозефъ Миліусъ уже арестованъ и опять въ тюрьм. Слдовательно, несчастному не долго пришлось пользоваться смиренною квартирой, которую онъ нашелъ въ Джеллибагской улиц.

Когда Кэмпердаунъ уходилъ, мистриссъ Бонтинъ проводила его до лстницы.

— Вы слышали о процес, мистеръ Кэмпердаунъ? Онъ сказалъ, что онъ знаетъ, что судъ назначенъ въ центральномъ уголовномъ суд въ іюн.

— Да, я не знаю, зачмъ отложили такъ надолго. Вдь извстно, что онъ сдлалъ это?

Кэмпердаунъ съ погребальной грустью объявилъ, что онъ не разсматривалъ этого дла.

— Не могу понять, какъ не вс это знаютъ, сказала мистриссъ Бонтинъ.

Глава LX.
ЗА ДВА ДНЯ ДО СУДА.

Въ кабинет мистера Уикерби, ходатая, происходила сцена весьма прискорбная для лорда Фона, заставившая его сіятельство думать, что съ нимъ обходятся безъ того уваженія, которое должны оказывать ему какъ пэру и члену министерства.

При этой сцен присутствовали Чафанбрассъ, старый адвокатъ, самъ Уикерби, его довренный письмоводитель, лордъ Фонъ, повренный лорда Фона — тотъ самый Кэмпердаунъ, котораго мы видли въ послдней глав у лэди Юстэсъ — и полицейскій. Лорда Фона пригласили съ увреніями въ сожалніи о безпокойств, которому его подвергаютъ, потому что важное показаніе, которое онъ будетъ давать въ суд, сдлаетъ необходимымъ предложить ему нсколько вопросовъ.

Это было во вторникъ, 22 іюня, а судъ начинался въ слдующій четвергъ.

Въ комнат лежало на видномъ мст старое, срое, толстое пальто, относительно котораго, какъ сказалъ Уикерби Чафанбрассу, можно будетъ доказать, если понадобится, что оно лежало въ ночь убійства въ нижней комнат дома, гд занималъ квартиру Йозефъ Миліусъ.

Читатель помнитъ исторію пальта. Подстрекаемый мадамъ Гслеръ, которая еще не возвращалась въ Англію, Уикерби съыскалъ пальто, купилъ его и имлъ возможность доказать, что это самое пальто Миджеръ принесъ домой въ Нортумберлэндскую улицу въ тотъ самый день. Но Уикерби думалъ, что объ этомъ пальт лучше не упоминать.

— Съ этимъ далеко не удешь, сказалъ Уикерби.

— Конечно, далеко не удешь, согласился Чафанбрассъ.

— А если вы будете стараться доказать, что это сдлалъ другой человкъ, между тмъ какъ онъ не сдлалъ, это всегда вредитъ въ глазахъ присяжныхъ.

На это Чафанбрассъ не отвчалъ, предпочитая самъ составить мнніе и оставить его при себ, когда оно будетъ составлено.

Но, повинуясь его инструкціямъ, лорда Фона пригласили къ мистеру Уикерби и пальто было принесено.

— Такое пальто было на томъ человк, милордъ? сказалъ Чафанбрассъ, когда Уикерби показалъ пальто.

Лордъ Фонъ ходилъ вокругъ пальта и смотрлъ на него очень внимательно, прежде чмъ удостоилъ отвчать.

— Видите, это срое пальто, сказалъ Чафанбрассъ вовсе не такимъ тономъ, какого записка Уикерби заставила лорда Фона ожидать.

— Оно срое, сказалъ лордъ Фонъ.

— Можетъ быть, это не тотъ оттнокъ сраго, лордъ Фонъ? Видите, милордъ, мы очень желаемъ не приписывать вины тмъ, кто не виноватъ. Вы свидтель противъ подсудимаго и, разумется, скажете обвинителямъ все, что происходитъ здсь. Если бы было возможно, мы сдлали бы этотъ первоначальный допросъ въ ихъ присутствіи, но мы не можемъ этого сдлать. Пальто мистера Финна гораздо меньше.

— Кажется, сказалъ его сіятельство, которому не нравились разспросы о пальтахъ.

— Вы не находите, чтобы пальто, которое было на томъ человк, когда вы видли его, было такое большое? Вы думаете, что на немъ было маленькое пальто?

— На немъ было срое пальто, сказалъ лордъ Фонъ.

— Это срое пальто не можетъ быть сре этого.

— Я думаю, что лорду Фону не слдуетъ длать боле вопросовъ объ этомъ дл, пока онъ не дастъ показанія въ суд, сказалъ Кэмпердаунъ.

— Жизнь человка зависитъ отъ этого, мистеръ Кэмпердаунъ, сказалъ адвокатъ.— Это не передопросъ. Если я принесу это пальто въ судъ, я однимъ этимъ поступкомъ долженъ обвинить другого человка. А я не сдлаю этого, если не буду считать его виновнымъ. Я не могу длать этихъ вопросовъ при присяжныхъ. Я не хочу запутать другого человка для того, чтобы освободить моего кліента на фальшивомъ основаніи. Лордъ Фонъ не желаетъ повсить мистера Финна, если мистеръ Финнъ не виноватъ.

— Сохрани Богъ! сказалъ его сіятельство.

— На мистер Финн не могло быть это пальто или пальто похожее на это.

— Что это вы желаете узнать, мистеръ Чафанбрассъ? спросилъ Кэмпердаунъ.

— Надньте пальто, мистеръ Скреби.

По приказанію адвоката, Скреби, писарь стряпчаго, надлъ старое срое пальто Миджера и сталъ ходить въ немъ по комнат.

— Ходите скоре, сказалъ Чафанбрассъ.

Писарь пошелъ скоре. Это былъ дюжій, толстый, низенькій человкъ, на полфута меньше Финіаса Финна.

— Похоже ли это на фигуру того? спросилъ Чафанбрассъ.

— Кажется, похоже, сказалъ лордъ Фонъ.

— И похоже на пальто?

— Тотъ же самый цвтъ.

— Вы не присягнете, что это то самое пальто?

— Я здсь не принялъ присяги, мистеръ Чафанбрассъ.

— Нтъ, милордъ — но для меня ваше слово стоитъ присяги. Если вы находите возможнымъ, что это пальто…

— Я вовсе ничего не нахожу. Когда мистеръ Скрби ходитъ по комнат такимъ образомъ, онъ похожъ на того человка, когда онъ торопливо шелъ мимо фонарнаго столба. Я не желаю говорить теперь ничего боле.

— Я сожалю, что лордъ Фонъ пріхалъ сюда, сказалъ Кэмпердаунъ.

— Я полагаю, что его сіятельство желаетъ сообщить намъ все, что ему извстно, такъ какъ вопросъ идетъ о томъ, чтобы повсить невиннаго или виновнаго. Въ жизни не слыхалъ такихъ пустяковъ. Снимите пальто, мистеръ Скреби, отдайте его полицейскому. Я понялъ. Лордъ Фонъ находитъ фигуру того человка похожею на вашу, а мой кліентъ, какъ мн кажется, на двнадцать дюймовъ выше. Благодарю васъ, милордъ, я не сомнваюсь, что мы доберемся наконецъ до истины.

Впослдствіи говорили, что Чафанбрассъ поступилъ очень неприлично, заманивъ лорда Фона въ квартиру Уикерби, но Чафанбрассъ никогда не обращалъ вниманія на то, что говорили.

— Я не знаю, много ли принесетъ намъ пользы это, сказалъ онъ, оставшись наедин съ Уикерби:— но все-таки въ суд надо объ этомъ упомянуть. Противъ жида это не докажетъ ничего, даже если этого человка — онъ говорилъ о лорд Фон — можно заставить присягнуть, что то пальто было точно такое же, какъ это. Я теперь думаю о рост.

— Я не сомнваюсь, что вы выручите его.

— Можетъ быть. Нельзя вшать человка по такимъ уликамъ, какія есть противъ него, даже если бы не было нравственнаго сомннія въ его виновности. Мистера Финіаса Финна ничего не уличаетъ въ убійств — ничего такого, къ чему можно бы прицпиться. Но въ ныншнее время никогда нельзя знать, что скажутъ присяжные. Присяжные теперь гораздо боле зависятъ отъ судьи, чмъ прежде. Если бы я судился, кажется, я не взялъ бы совсмъ защитника.

— Никто не могъ бы защитить васъ такъ хорошо, какъ вы сами, мистеръ Чафанбрассъ.

— Я не это хотлъ сказать. Нтъ!— я не сталъ бы защищаться. Я сказалъ бы судь: ‘Милордъ, я не сомнваюсь, что присяжные скажутъ то, что вы велите имъ сказать, а вы составите себ мнніе совершенно независимо отъ доводовъ.’

— Васъ повсили бы, мистеръ Чафанбрассъ.

— Нтъ, не думаю, сказалъ Чафанбрассъ медленно.— Сомнваюсь, чтобы ныншній судья могъ повсить меня. У нихъ теперь слишкомъ много того, что я называю глупой честностью. Ныншнее время требуетъ, чтобы не сердились ни на что — чтобы вс были сладкорчивы и мягкосердечны. Присяжные боятся имть свое собственное мнніе и почти всегда выносятъ оправдательный приговоръ.

— Но у насъ бываютъ и обвинительные.

— Да, ихъ произносятъ судьи. И эти обвинительные приговоры сладкорчивы, они стремятся уравнять преступленіе съ невинностью и заставить людей думать, что это еще вопросъ, можетъ ли обманъ назваться насиліемъ, и чувствовать, что мы не можемъ ненавидть безчестіе. Плохой день для торговаго міра, мистеръ Уикерби, былъ тотъ, когда за поддлки перестали казнить смертью.

— Ужасно было вшать человка за то, что онъ подписалъ чужое имя подъ роспиской въ тридцать шиллинговъ.

— Мы этого не длали, но фактъ, что законъ казнилъ смертью нкоторыя поддлки, удерживалъ отъ всякихъ поддлокъ. Съ этими компаніями, съ безпорядкомъ между директорами, которые не знаютъ ничего, и управляющими, которые знаютъ все, и отвращеніемъ присяжныхъ наступать на мозоли, вы не можете наказывать безчестную торговлю. Caveat emptor — единственный девизъ въ ходу и самая худшая пословица безчестнаго, жестокосердаго Рима. Когда это руководитъ нами, никто не можетъ довриться родному брату. Caveat lex — и пусть тотъ, кто обманываетъ, подвергается опасности за это.

— Тогда у закона было бы много дла.

— Гораздо меньше, чмъ теперь. Къ чему доводитъ Caveat emptor? Каждый продавецъ старается обмануть покупателя. Рано или поздно законъ долженъ вмшаться и Caveat emptor распадается въ ничто. Я намедни купилъ лошадь, дочери моей хотлось имть хорошенькую лошадь, и я, старый оселъ, далъ за скотину полтораста фунтовъ. А скотина-то оказалась никуда негодящая.

— Я полагаю, вы взяли ручательство?

— Нтъ, не взялъ. Слыхали вы когда о такомъ старомъ дурак?

— Я думаю, что всякій продавецъ взялъ бы ее назадъ ради своей репутаціи.

— Торговецъ — да, но… я купилъ эту лошадь отъ джентльмэна.

— Мистеръ Чафанбрассъ!

— Мн слдовало бы быть умне и не попадаться въ просакъ? Caveat emptor.

— Вы просто бросили ваши деньги.

— Вышло гораздо хуже. Я могъ подарить этому джентльмэну полтораста фунтонъ и оставить это безъ вниманія. Я долженъ былъ велть убить лошадь и купить у торговца другую. Вмсто того — я отправился къ стряпчему.

— О, мистеръ Чафанбрассъ! какъ это вы вздумали обратиться къ стряпчему?

— Вздумалъ. Никогда въ жизни не насказали мн столько честной правды.

— Стряпчій!

— Онъ сказалъ, что, по его мннію, я прожилъ на свт столько, что могъ бы набраться опытности. Я ссылался на слова джентльмэна, что лошадь хорошая.

‘— Такъ это джентльмэнъ! воскликнулъ мой пріятель.— Вы покупаете лошадь у джентльмэна безъ ручательствъ, а потомъ обращаетесь ко мн! Слыхали вы когда о Caveat emptor, мистеръ Чафанбрассъ? Что могу я сдлать для васъ?’ Вотъ что сказалъ мн мой пріятель стряпчій.

— Что же изъ этого вышло, мистеръ Чафанбрассъ? Третейскій судъ?

— А вотъ что — лошадь объдала меня, такъ что наконецъ я бросилъ ее съ досады. Такимъ образомъ джентльмэнъ этотъ получилъ мои деньги, а я понабрался опытности. Разумется, это разсказываю я, а можетъ быть, тотъ джентльмэнъ разсказалъ бы другимъ образомъ. Но я говорю, что если мой разсказъ справедливъ, то доктрина Caveat emptor не поощряетъ торговли. Я не знаю, какъ мы перешли ко всему этому отъ мистера Финна. Я увижусь съ нимъ завтра.

— Да — онъ очень желаетъ говорить съ вами.

— Къ чему это, Уикерби? Я терпть не могу свиданій съ кліентами. Что изъ этого выходитъ?

— Разумется, онъ хочетъ разсказать о себ.

— Но я не желаю слышать его разсказа. Что мн за польза въ его разсказ? Онъ скажетъ мн одно изъ двухъ. Онъ будетъ клясться, что не убилъ этого человка…

— Онъ скажетъ это.

— А это не можетъ имть вліянія на меня, или скажетъ, что убилъ — а это свяжетъ меня совсмъ.

— Онъ этого не скажетъ, мистеръ Чафанбрассъ.

— Никогда нельзя знать, что они скажутъ. Человкъ клянется Богомъ, что онъ невиненъ, вдругъ, въ минуту волненія, растеряется и выскажетъ правду. Въ такомъ случа я нисколько не желаю знать правду объ убійств.

— Но публика желаетъ это знать.

— Потому что публика состоитъ изъ невждъ. Публика не должна знать ничего подобнаго. Мы вс должны желать справедливыхъ уликъ убійства. Человкъ долженъ быть повшенъ не потому, что онъ совершилъ убійство — этого положительно узнать нельзя — но потому что было доказано, что онъ убійство совершилъ — а къ таковому доказательству, хотя его достаточно, чтобы повсить человка, всегда должна быть примшана тнь сомннія. Мы были рады повсить Пальмера — но не знаемъ, убилъ ли онъ Кука. Одинъ ученый человкъ, который зналъ объ этомъ больше, чмъ мы можемъ знать, думалъ, что онъ не убилъ. А кто мене всхъ на свт можетъ доставить намъ полезный взглядъ на улики, это — самъ подсудимый. Въ девятнадцати случаяхъ изъ двадцати человкъ, судимый за убійство въ этой стран, дйствительно совершилъ то убійство, за которое его судятъ.

— Въ этомъ случа дйствительно есть сомнніе.

— Очень можетъ быть. Если только девятнадцать виновны изъ двадцати, то долженъ же быть одинъ невинный, почему же не Финіасъ Финнъ? Но если такъ, то, пылая сознаніемъ несправедливости, онъ думаетъ, что вс должны видть такъ, какъ видитъ онъ. Его судятъ, потому что, при изслдованіи, вс видятъ это совершенно въ другомъ свт. Въ такомъ случа онъ несчастенъ, но не можетъ помочь мн освободить его изъ несчастья. Онъ видитъ то, что очевидно и ясно для него — что онъ шелъ домой въ ту ночь, не сдлавъ вреда никому. Но я не могу этого видть и не могу другихъ заставить видть это, потому что онъ это видитъ.

— Можетъ быть, его разсказъ сдлаетъ что-нибудь.

— Если сдлаетъ, мистеръ Уикерби, то значитъ, я не гожусь для моего дла. Если онъ иметъ даръ уврять убдительно, я стану считать его невиннымъ, но если онъ не обладаетъ подобнымъ краснорчіемъ, я стану считать его виновнымъ. Я не врю и не опровергаю ничего, что мн говоритъ кліентъ — если только онъ не сознается въ своей виновности, и въ такомъ случа мои услуги не могутъ быть очень полезны. Разумется, я увижусь съ нимъ, если онъ желаетъ. Намъ лучше сойтись у него — положимъ, въ половин одиннадцатаго.

Уикерби написалъ смотрителю тюрьмы, чтобы Финіасу Финну сообщили объ этомъ посщеніи.

Финіасъ теперь сидлъ въ тюрьм уже седьмую недлю и собственно одно заточеніе почти совсмъ разбило его энергію. Сестры, пріхавшія изъ Ирландіи, бывали у него каждый день, и оба друга, Ло и лордъ Чильтернъ, часто навщали его, лэди Лора Кеннеди больше не была, но Финіасъ слышалъ о ней часто отъ Баррингтона Ирля. Лордъ Чильтернъ, рдко говорилъ о сестр — и то только о томъ, что относилось къ ея отцу и покойному мужу. Подарки все присылались къ нему съ разныхъ сторонъ — но онъ не зналъ, откуда они являются.

Герцогиня, лэди Чильтернъ и лэди Лора кормили его, а мистрисъ Бнсъ заботилась объ его гардероб, чтобы у него въ тюрьм было достаточно чистыхъ рубашекъ и чулокъ. Но единственный другъ, котораго онъ призналъ бы другомъ, былъ бы тотъ, кто прямо объявилъ бы убжденіе въ его невинности.

Ему давали книги, перья, бумагу, и даже карты, если бы онъ вздумалъ раскладывать пасьянсъ или строить домики. Перья и бумагу онъ употреблялъ, потому что могъ писать о себ. Каждый день онъ составлялъ дневникъ, въ которомъ распространялся о страшной несправедливости своего положенія.

Но читать онъ не могъ. Ему казалось невозможнымъ устремить вниманіе на то, что не относилось къ нему. Онъ уврялъ себя ежечасно, что боится не смерти — даже отъ руки палача. Для него было страшно осужденіе знавшихъ его — чувство, что т, съ которыми онъ домогался работать и жить, передовые мущины и женщины, министры и жены ихъ, государственные дятели и дочери ихъ, пэры и члены Парламента, въ которомъ онъ самъ засдалъ — что они станутъ считать его низкимъ искателемъ приключеній, недостойнымъ ихъ общества. Это-то горе сломило его и заставило сознаться, что вся его жизнь была неудачна.

Ло совтовалъ ему не видаться съ Чафанбрассомъ, но онъ настойчиво уврялъ, что никто кром него не можетъ дать инструкцій защитнику, который обязанъ защищать его въ суд.

Чафанбрассъ пришелъ въ назначенный часъ, а съ нимъ Уикерби. Старый адвокатъ вжливо поклонился, войдя въ тюрьму, а стряпчій представилъ другъ другу обоихъ джентльмэновъ еще съ большей вжливостью, чмъ это длается въ свт.

— Съ сожалніемъ вижу васъ здсь, мистеръ Финнъ, сказалъ адвокатъ.

— Дурная квартира, мистеръ Чафанбрассъ, но срокъ скоро наступитъ. Я думаю гораздо больше о моемъ будущемъ мстопребываніи.

— Конечно, объ этомъ слдуетъ думать, сказалъ адвокатъ.— Будемъ надяться, что это мстопребываніе будетъ вполн по вашему желанію. Въ моихъ услугахъ для этого недостатка не будетъ.

— Мы длаемъ все, что можемъ, мистеръ Финнъ, сказалъ Уикерби.

— Мистеръ Чафанбрассъ, сказалъ Финіасъ: — я желаю, чтобы вы сдлали для меня особенно одно.

Старикъ, составивъ свое мнніе о томъ, что подсудимый скажетъ ему, положилъ одну руку на другую, склонилъ голову и принялъ кроткій видъ.

— Я желаю, чтобы вы заставили людей думать, что я невиненъ въ этомъ преступленіи.

Это было лучше, чмъ Чафанбрассъ ожидалъ.

— Надюсь, что намъ удастся заставить это думать двнадцать человкъ, сказалъ онъ.

— Сравнительно, я не дорожу мнніемъ этихъ двнадцати человкъ. Я желаю, чтобы вы обращались главное не къ нимъ…

— Но это будетъ моей обязанностью, мистеръ Финнъ.

— Хотя я самъ воспитанъ въ юридической профессіи, я можетъ быть не совсмъ понимаю обязанность защитника къ своему кліенту. Но я желалъ бы, чтобъ вы сдлали боле того, о чемъ говорите.

— Обязанность защитника добиться оправдательнаго приговора, если онъ можетъ, и употребить для этого вс свои силы.

— Но я желаю большаго, если даже эти усилія достигнутъ меньшаго. Я зналъ оправданныхъ людей, которыхъ вс до одного въ суд считали виновными.

— Безъ сомннія — и такіе люди, вроятно, были многимъ обязаны своимъ защитникамъ.

— Я не желаю быть вамъ обязанъ этимъ. Я знаю мою невинность.

— Мистеръ Чафанбрассъ принимаетъ это за врное, сказалъ Уикерби.

— Я удивляюсь, какъ кто-нибудь можетъ думать, что я сдлалъ это убійство. Я вн себя отъ изумленія, когда вспоминаю, что я здсь только потому, что шелъ домой изъ клуба, имя въ карман палку съ кистенемъ. Врно судья считалъ меня виновнымъ.

— Онъ объ этомъ не думалъ, мистеръ Финнъ. Онъ сообразовался съ уликами: ссорою, вашимъ положеніемъ на улиц въ то время, цвтомъ вашего пальта и того, которое было на человк, виднномъ на улиц лордомъ Фономъ, показаніемъ доктора объ ударахъ, которыми былъ убитъ тотъ человкъ, и оружіемъ, которое было у васъ. Онъ сообразилъ вс эти вещи, и этого было достаточно, чтобы дать право публики требовать ршенія присяжныхъ. Онъ не сказалъ, что вы виновны. Онъ только сказалъ, что обстоятельствъ достаточно для того, чтобы отдать васъ подъ судъ.

— Если бы считалъ меня невиннымъ, онъ не отослалъ бы меня сюда.

— Отослалъ бы, если бы улики требовали этого.

— Мы не станемъ спорить объ этомъ, мистеръ Чафанбрассъ.

— Конечно, не станемъ, мистеръ Финнъ.

— Вотъ я здсь, а завтра будутъ меня судить. Жизнь ничего не будетъ значить для меня, если для всего свта не будетъ ясно, что я невиненъ. Я предпочелъ бы, чтобъ меня повсили за это, съ увренностью въ сердц, что вся Англія на слдующій день будетъ уврена въ моей невинности, чмъ быть оправданнымъ и посл считаться убійцей.

Финіасъ, говоря это, вышелъ на средину комнаты и стоялъ откинувъ голову назадъ и протянувъ правую руку. Чафанбрассъ, который самъ былъ безобразный, грязный старикъ, всегда выказывавшій равнодушіе къ наружности, былъ пораженъ красотой и граціей человка, котораго онъ видлъ въ первый разъ. Онъ былъ также пораженъ краснорчіемъ своего кліента, хотя уврялъ стряпчаго, что по обязанности долженъ стоять выше подобныхъ вліяній.

— О! мистеръ Чафанбрассъ, ради Бога, чтобы не было никакихъ изворотовъ!

— Мы никогда не прибгаемъ къ этому, мистеръ Финнъ.

— Ни увертокъ, ни уклоненій, не пользуйтесь упущеніемъ формальностей, не возражайте на это и на то для того, чтобы воспользоваться замедленіемъ.

— Мы надемся, что ваша репутація сдлаетъ многое.

— Она не должна сдлать ничего. Если бы никто не сказалъ ни слова за меня, я все-таки невиненъ. Разумется, истина узнается когда-нибудь.

— Я въ этомъ не увренъ, мистеръ Финнъ.

— Она непремнно узнается когда-нибудь. Мое несчастье состоитъ въ томъ, что она не извстна еще до-сихъ-поръ. Но я желалъ бы, чтобы, защищая меня, вы пристыдили моихъ обвинителей. У меня въ карман былъ кистень — оттого что прежде мн случилось имть дло съ разбойниками на улиц. Я поссорился съ этимъ человкомъ, потому что онъ оскорбилъ меня въ клуб. Пальто было на мн такое, какъ говорятъ. Но разв это длаетъ убійцу изъ меня?

— Кто-нибудь это сдлалъ, и тотъ, вроятно, сказалъ бы то же, что говорите вы.

— Нтъ, сэръ!— когда онъ сдлается извстенъ, тогда узнаютъ, что онъ прятался на улицахъ, что онъ бросилъ свое оружіе, скрывалъ свои дйствія, прятался, и былъ убійцей не по одному этому злодянію. Когда пришли ко мн утромъ, разв я походилъ на убійцу? Разв моя жизнь была такова? Знающіе меня коротко не могутъ считать меня виновнымъ. А т, которые меня не знаютъ и считаютъ виновнымъ, доживутъ до того, что увидятъ свое заблужденіе.

Онъ слъ и терпливо слушалъ, какъ старый адвокатъ описывалъ ему свойства его дла — въ чемъ заключалась его опасность, въ чемъ надежда на спасеніе. Противъ него не было никакихъ уликъ, кром обстоятельственныхъ, и судьи и присяжные найдутъ ихъ недостаточными тамъ, гд дло идетъ о жизни и смерти. Къ несчастью, однако, эти обстоятельственныя улики очень сильны противъ него. Но, съ другой стороны, его репутація, о которой люди замчательные станутъ говорить съ энтузіазмомъ, будетъ выставлена очень высоко.

— Я не желалъ бы выставлять ее выше, чмъ она есть на самомъ дл, сказалъ Финіасъ.

А о мнніи свта впослдствіи Чафанбрассъ сказалъ, что Финіасъ долженъ положиться на обстоятельства. Но, конечно, онъ самъ можетъ добиться этого скоре, оставшись живъ, чмъ могутъ сдлать это для него друзья посл его смерти.

— Поврьте мн, мистеръ Финнъ, мы должны теперь стремиться къ одной цли — оправдательному приговору присяжныхъ.

— Единственная цль, которой я добиваюсь, приговоръ публики, сказалъ Финіасъ.— Со мною обращаются такъ несправедливо, считая меня убійцей, что ничего не могутъ прибавить къ этому, повсивъ меня.

Изъ тюрьмы Чафанбрассъ пошелъ съ Уикерби въ его квартиру и выражалъ такимъ образомъ мнніе о своемъ кліент:

— Онъ не дурной человкъ, Уикерби.

— Очень хорошій человкъ, мистеръ Чафанбрассъ.

— Я никогда не выражалъ — и никогда не буду выражать моего мннія о виновности или невинности моего кліента до окончанія суда. Но я иногда чувствовалъ, что готовъ отдать кровь изъ жилъ своихъ, чтобы спасти человка. Я никогда не чувствовалъ этого сильне, чмъ теперь.

— Я знаю, что очень огорчусь, если его обвинятъ, сказалъ Уикерби.

— Находятъ, что та отрасль профессіи, которую избралъ я, очень низка — и я не знаю, выбралъ ли бы я исключительную практику въ уголовныхъ судахъ, если бы мн пришлось начинать снова жизнь.

— Ваша жизнь была очень полезна, мистеръ Чафанбрассъ.

— Но я часто чувствую, продолжалъ адвокатъ, не обращая вниманія на послднее замчаніе стряпчаго:— что мои труды касаются сердца ближе, чмъ труды тхъ людей, которымъ приходится имть дло съ собственностью или общественными нравами. Находятъ, что я свирпъ — свирпъ съ свидтелями.

— Вы умете пугать свидтелей, мистеръ Чафанбрассъ.

— Это искуство нашего ремесла, которому можно научиться, какъ двушка учится играть на фортепьянахъ. Это пустая штука. Объ этомъ забываешь чрезъ часъ. Но когда повсятъ человка, котораго старался спасти, объ этомъ помнишь. Прощайте, мистеръ Уикерби! Я буду тамъ незадолго до десяти. Можетъ быть, вамъ понадобится поговорить со мною.

Глава LXI.
НАЧАЛО СУДА.

Присутствовать при важномъ дл въ суд не совсмъ пріятно, если вы не принадлежите къ числу избранниковъ, то-есть не пользуетесь преимуществомъ сидть возл судьи.

Даже и въ этомъ случа удовольствіе не безъ примси.

Конечно, вы пользуетесь удовольствіемъ видть лицомъ къ лицу человка, о которомъ вс говорили послдніе дни, и быть видннымъ на такомъ мст, которое заставляетъ васъ признать человкомъ важнымъ, но нестерпимый запахъ суда и его страшная жара доходятъ конечно и до васъ такъ же сильно, какъ до тхъ, кто сидитъ внизу.

Потомъ, скука продолжительнаго процеса, гд интересные пункты встрчаются мало и рдко, одолваетъ вами до того, что вы начинаете чувствовать, что хотя бы бывшій первый министръ убилъ настоящаго перваго министра, и всхъ членовъ обоихъ комитетовъ призвали въ свидтели, вы не пойдете въ судъ, если бы даже вамъ было дано почетное мсто возл судьи.

Дйствующія лица, т, которыя въ парикахъ, нестерпимо длинно играютъ свою роль, такъ самонадянно себя держатъ — это вамъ такъ кажется, хотя, безъ сомннія, этотъ способъ найденъ дйствительнымъ для достиженія ихъ цли — и такъ неинтересно повторяются, что вы сначала восхищаетесь невозмутимымъ терпніемъ судьи, потомъ сомнваетесь въ немъ, а наконецъ проклинаете его терпніе, тогда какъ, по вашему мннію, онъ могъ бы въ четверть часа покончить дло безъ всякаго ущерба для правосудія.

Вроятно, васъ поразитъ то, что продолжительность процеса соразмряется не съ сложностью, а съ важностью или, лучше сказать, съ интересомъ публики къ длу — такъ что судъ надъ обманутымъ въ ожиданіи и кровожаднымъ бывшимъ первымъ министромъ непремнно займетъ, по-крайней-мр, дв недли, если бы даже предсдатель палаты и лордъ-канцлеръ видли, какъ нанесенъ ударъ, между тмъ какъ углекопъ, размозжившій голову жены въ темнот, будетъ отправленъ на вислицу въ три часа. Углекопъ долженъ быть повшенъ — если его найдутъ виновнымъ — и никто не думаетъ, что его жизнь подвергается излишней опасности чрезъ излишнюю торопливость. Будетъ ли жизнь спасена излишнимъ образомъ посредствомъ продолжительнаго процеса, это другой вопросъ.

Но почетъ на такихъ скамьяхъ можетъ быть оказанъ не многимъ и задача становится очень тягостна, когда зритель входитъ въ судъ какъ обыкновенный смертный. Для него открыты два способа, изъ которыхъ каждый влечетъ за собою непріятное наказаніе. Если на немъ приличное пальто и шляпа, и есть знакомые въ суд, его могутъ представить этому великому и недоумвающему труженику, помощнику шерифа, который протолкнетъ его, если возможно — даже и помощникъ шерифа не можетъ расширить мста, но если представленіе цнится, вроятно, найдетъ для него мсто, если онъ будетъ настаивать до конца.

Но мсто, полученное такимъ образомъ, надо оставлять за собою съ утра до вечера и борьбу возобновлять каждый день. А скамьи жестки, мсто узко и вы чувствуете, что помощникъ шерифа проткнетъ васъ своею шпагой, если вы осмлитесь чихнуть или поднести къ вашимъ губамъ фляжку, которая у васъ въ карман.

Потомъ, когда вс члены суда пойдутъ завтракать въ половин второго, а вы останетесь сть сухой сэндвичъ, не имя мста для локтей, вами овладетъ чувство неудовлетвореннаго честолюбія. Хорошо имть пріятелемъ помощника шерифа, но если бы вы были знакомы съ судьей или были двоюродный братъ настоящаго шерифа, какая была бы разница для васъ!

Но вы можете быть совершенно независимы и по естественному праву войти въ открытый англійскій судъ въ качеств единицы изъ числа англійской публики. Само собою, вамъ придется стоять — и стоять съ ранняго утра, если вы хотите присутствовать при какой-нибудь части представленія. А когда вы отстояли свое право входа, какъ единица числа англійской публики, вы должны выносить сильные толчки не отъ однихъ собратовъ изъ публики, но также отъ тхъ, кому поручено держать входы свободными для свидтелей и кто, отъ начала до конца, будетъ смотрть на васъ какъ на непріятное приращеніе къ предлежащей служебной обязанности. Сообразивъ все, пожалуй, лучше было бы для васъ остаться дома и прочесть отчетъ о суд въ слдующимъ номер ‘Таймса’. Безпристрастные стенографы, разумные читатели и способные редакторы, вс сообща сохранятъ для васъ зерно, избавивъ отъ необходимости возиться съ скорлупой.

Въ толп зрителей, которымъ удалось пробраться въ залу засданія, находились трое изъ нашихъ знакомыхъ, ршившіеся преодолть вс разнородныя препятствія. Монкъ, прежній министръ, членъ кабинета, сидлъ на скамь судилища — правда, подвергаясь духот и вони, но съ преимуществомъ позавтракать. Квинтусъ Слайдъ, издатель ‘Знамени’ — которому судъ былъ коротко извстенъ, потому что въ былое время онъ не разъ трудился тутъ долгіе часы какъ стенографъ — заискалъ расположеніе помощника шерифа. И Бнсъ, со всею энергіей англійской публики, сумлъ протискаться вплоть до ршетки вокругъ мста для подсудимаго, и только вытянувъ шею, могъ видть своего жильца, когда онъ стоялъ предъ судомъ. Изъ этихъ троихъ людей Бнсъ былъ увренъ въ невинности подсудимаго — отчасти потому, что не сомнвался въ человк, отчасти по враждебному духу сопротивленія всякому дйствію ограничительной власти. Квинтусъ Слайдъ былъ увренъ въ виновности подсудимаго и сильно чванился своимъ содйствіемъ къ открытію преступника. Квинтусу Слайду казалось естественно, что человкъ, явно поссорившійся съ издателемъ ‘Знамени’, долженъ попасть въ каторжную работу. Монкъ, какъ зналъ это самъ Финіасъ, находился въ сомнніи. Онъ питалъ къ подозрваемому убійц горячую дружбу и былъ несчастливъ только оттого, что сомнвался. Съ-тхъ-поръ, какъ обстоятельства дла дошли до его свднія, они легли ему на душу такимъ гнетомъ, что помрачили всю его жизнь. Но не таковъ онъ былъ, чтобы разсудокъ подчинить чувствамъ. Если улики противъ его друга такъ сильны, что его должны предать суду, какъ ему осмлиться отвергать эти улики на томъ основаніи, что обвиняемый его другъ? Онъ навстилъ Финіаса въ тюрьм и Финіасъ обвинилъ его въ сомнніи.

— Не отвчайте мн! вскричалъ несчастный:— но не приходите, пока не будете въ состояніи сказать искренно, что отъ души врите въ мою невинность. Нтъ человка на свт, который принесъ бы мн боле отрады подобнымъ увреніемъ, чмъ могли бы принести вы.

Монкъ много думалъ объ этомъ, по посщенія своего не повторялъ.

Въ четверть одиннадцатаго предсдатель сидлъ на своемъ мст, и товарищъ предсдателя, и члены суда, и знатные коммонеры, и магнаты Сити, тснились на длинной скамь, между нимъ и входомъ. Зала была полна до того, что, казалось, некуда помстить лишней головы, а Финіасъ Финнъ, депутатъ отъ Танкервилля, находился на мст подсудимаго. Баррингтонъ Ирль, который былъ тутъ же какъ зритель — разумется, изъ великихъ міра сего — разсказывалъ герцогин Омніумъ въ тотъ вечеръ, что Финіасъ похудлъ, поблднлъ, измнился во многихъ отношеніяхъ — но сталъ красиве, чмъ когда-либо.

— Онъ держалъ себя хорошо? спросила герцогиня.

— Очень… очень хорошо. Мы пробыли тамъ добрыхъ шесть часовъ и во все время онъ сохранялъ видъ исполненный достоинства. Онъ говорилъ только разъ, когда Чафанбрассъ сталъ воевать на счетъ присяжныхъ.

— Что онъ сказалъ?

— Онъ обратился къ предсдателю, перебивъ Слопа, который доказывалъ, что какой-то человкъ будетъ отличнымъ присяжнымъ, и объявилъ, что не по его желанію отводятъ кого бы то ни было.

— Что сказалъ предсдатель?

— Посовтовалъ ему предоставить дйствовать своему защитнику. Предсдатель былъ очень вжливъ… даже боле чмъ вжливъ съ нимъ.

— Мы его пригласимъ въ Мачингъ и будемъ носить на рукахъ, сказала герцогиня.

— Не торопитесь, герцогиня, намъ еще, пожалуй, придется повсить бднаго Финіаса.

— О, Боже мой! прошу не упоминать этого слова. Но что же сказалъ предсдатель?

— Онъ сказалъ Финну, что взявъ защитника — и безъ сомннія поступивъ очень благоразумно — онъ долженъ дать ему вести дло по своему усмотрнію.

— И бдный Финіасъ замолчалъ?

— Онъ возразилъ только: ‘Милордъ, я, съ своей стороны, желаю, чтобы первые двнадцать человкъ по списку и были взяты.’ Но старикъ Чафанбрассъ не унимался. Цлыхъ два часа съ половиною прошло, пока присяжныхъ привели къ присяг.

— Однако скажите, мистеръ Ирль — если сообразить все — какое направленіе принимаетъ дло?

— Никто еще предвидть не можетъ. И сколько замедленій было по поводу присяжныхъ! Кто-то назвалъ его Фининсомъ, вмсто Финіаса, и это одно заняло полчаса. Начинаютъ съ ссоры въ клуб и завтра вызываютъ перваго свидтеля. По поводу ссоры снимутъ показанія съ Рэтлера, Фицджибона, Монка и, кажется, съ старика Боунсера, того, что пишетъ, знаете? Они вс слышали, что произошло.

— И вы слышали?

— Я ухитрился увильнуть отъ этого. Нельзя же имъ допросить весь клубъ. Но меня вызовутъ впослдствіи по поводу того, что было у двери. Начнутъ съ Рэтлера.

— Всмъ извстно, что была ссора, что Бонтинъ много выпилъ и велъ себя такъ дурно, какъ только возможно человку вести себя.

— Все это должно быть доказано, герцогиня.

— Вотъ я вамъ что скажу, мистеръ Ирль. Если… если… если это кончится худо для мистера Финна, я буду носить трауръ до конца моихъ дней. Я поду ко двору въ траур, чтобы показать, что думаю объ этомъ.

Лордъ Чильтернъ, также бывшій въ суд, далъ отчетъ о немъ жен и сестр, когда вернулся домой на Портмэнскій сквэръ. Въ это-то время тамъ гостила миссъ Паллизеръ и три дамы сидли вмст. Въ этомъ дом считалось аксіомой, что Финіасъ Финнъ невиненъ. Въ присутствіи брата и постителей невстки, лэди Лора научилась молчать объ этомъ предмет, и теперь она ограничилась тмъ, что слушала, зная, что можетъ отвести душу, когда останется одна съ лэди Чильтернъ.

— Въ жизнь ничего скучне не бывало, сказалъ начальникъ Брэкской охоты.— До-сихъ-поръ еще ничего не сдлано.

— Рчи свои они, вроятно, сказали? спросила жена.

— Сэр-Грегори Грогрэмъ изложилъ дло и на краски не поскупился. Я никогда не врю тому, что говоритъ юристъ съ парикомъ на голов и платою въ рукахъ. Я ужъ заране готовлюсь смотрть на все какъ на одни слова, поставляемыя по стольку-то за тысячу. Я знаю, что онъ скажетъ только то, что полагаетъ дйствительнымъ для достиженія своихъ цлей. Но, честное слово, онъ на краски не поскупился. И все-то онъ свелъ къ самому короткому сроку. Бонтинъ и Финнъ вышли изъ клуба на минуту разстоянія одинъ отъ другого. Спустя пять минутъ, Бонтинъ долженъ былъ находиться въ конц прохода, а Финіасъ не дале, какъ на двсти ярдовъ отъ него. Въ этомъ нельзя сомнваться.

— Освальдъ, неужели ты хочешь сказать, что дло принимаетъ дурной оборотъ? воскликнула лэди Чильтернъ.

— Еще никакого не приняло. Свидтелей не допросили. Но, я думаю, генералъ-атторней былъ правъ въ томъ, что сказалъ. Правда, онъ долженъ все это доказать, но столько-то онъ, безъ сомннія, доказать можетъ. Онъ иметъ возможность доказать, что смертоубійство совершено тупымъ орудіемъ, подобнымъ тому, которое было у Финіаса. И то онъ можетъ доказать, что ровно въ это время къ тому мсту бжалъ человкъ, похожій на Финна, и бжалъ дорогой, которая не должна быть его дорогой, если бы онъ не имлъ цлью достигнуть мста, гд въ эту минуту показался другой человкъ.

— Какъ это ужасно! замтила миссъ Паллизеръ.

— А между тмъ я питаю безотчетное убжденіе, что это тотъ человкъ и сдлалъ! вскричала лэди Чильтернъ.

Лэди Лора молчала все время и слушала, глазъ не сводя съ брата, облокотившись за столъ и подпирая голову рукою. Она слова не произнесла, пока не очутилась съ невсткою самъ другъ, и тогда сказала немногимъ боле одного слова:

— Вайолетъ, они убьютъ его!

Лэди Чильтернъ старалась утшить ее, представляя, что до-сихъ-поръ он слышали только одну сторону дла, но несчастная женщина только качала головою.

— Они убьютъ его, я знаю, повторила она:— а тогда, какъ уже поздно будетъ, они увидятъ, что надлали!

На другой день давка въ суд была еще сильне, если возможно, и члены суда порядкомъ стиснуты. Но какъ отстранить отъ почетныхъ мстъ, напримръ, Рэтлера и лорда Фона, когда ихъ вытребовали въ качеств свидтелей, а между тмъ никто изъ тхъ, кто наканун добился мста, не хотлъ уступать его? И въ этотъ день даже свидтелей не вызвали немедленно. Сэр-Грегори Грогрэмъ сперва заявилъ о дошедшемъ до него въ это утро слух, что одинъ изъ свидтелей былъ ‘подученъ’ — какъ онъ къ несчастью выразился — его ученымъ другомъ противной стороны. Разумется, онъ намекалъ на лорда Фона, и бдный лордъ Фонъ, на виду у всхъ съ своего почетнаго мста на эстрад суда, сильно покраснлъ и смутился. Тутъ завязался горячій споръ между сэр-Грегори, котораго поддерживалъ сэр-Симонъ, и старымъ Чафанбрассомъ, который съ презрніемъ отвергъ всякую помощь боле кроткихъ товарищей но защит.

— Подученъ! Это слово достопочтенный генералъ-атторней обязанъ взять назадъ, или… или…

Объяви Чафанбрасъ, что въ противномъ случа онъ выдеретъ за уши весь судъ, то выразилъ бы только свои настоящія чувства. Лордъ Фонъ былъ приглашенъ дать показаніе, а не ‘подученъ’ — и почему приглашенъ? Чтобы подозрніе въ такомъ только случа пало на другого, если то свдніе, которое хранилось въ душ лорда Фона, и нигд боле, оправдаетъ подобный способъ защиты. При лорд Фон находился его собственный ходатай и могъ быть самъ генералъ-атторней, если бы пожелалъ. Много было сказано съ той и другой стороны и кое-что сказано предсдателемъ. Наконецъ сэр-Грегори взялъ назадъ слово, возбудившее возраженіе, и замнилъ его утвержденіемъ, что его свидтеля ‘разспрашивали нескромно’. Чафанбрассъ ни на минуту не хотлъ допускать нескромности, прыгалъ на своемъ мст, дергалъ парикъ такъ, что чуть не сдернулъ съ головы, и вызывалъ на бой всхъ и каждаго въ суд. Предсдатель представилъ Чафанбрассу, что онъ былъ нескроменъ.

— Я еще никогда не противорчилъ суду, милордъ, отвтилъ Чафанбрассъ, и между членами суда поднялся сдержанный смхъ:— но я долженъ требовать права вести свои дла согласно собственному взгляду. Здсь я подвластенъ суду, въ собственной комнат я подлежу однимъ законамъ страны.

Предсдатель поглядлъ чрезъ очки и сдлалъ снисходительное замчаніе о профессіи воообще. Сдернувъ свой парикъ совсмъ на сторону, такъ что онъ почти упалъ на лицо адвокату Брдботту, Чафанбрассъ пробормоталъ что-то въ род того, что видалъ боле длъ въ этомъ суд, чмъ кто-либо изъ юристовъ, находящихся въ живыхъ, какого бы званія ни были они. Когда это маленькое смятеніе прошло, вс сознавали сэр-Грегори побжденнымъ.

Рэтлеръ, и Лоренсъ Фицджибонъ, и Монкъ, и Боунсеръ были допрошены относительно ссоры въ клуб и показали, что ссора была ожесточенная. Вс единогласно показали, что Бонтинъ былъ неправъ и что подсудимый имлъ поводъ къ раздраженію. Трехъ вышеупомянутыхъ законодателей и государственныхъ людей Чафанбрассъ не удостоилъ ни малйшаго вниманія.

— Мн нечего спрашивать у васъ, сказалъ онъ Рэтлеру.— Разумется, была ссора. Мы вс это знаемъ.

Но онъ обратился съ нкоторыми вопросами къ Боунсеру.

— Кажется, вы пишете книги, мистеръ Боунсеръ?

— Пишу, сказалъ Боунсеръ съ достоинствомъ.

Надо замтить, что не было свойства въ свидтел, къ которому Чафанбрассъ относился бы враждебне, какъ достоинство.

— Какого рода книги, мистеръ Боунсеръ?

— Романы, отвтилъ Боунсеръ, думая про себя, что Чафанбрассъ, вроятно, вовсе не имлъ понятія о современной беллетристик, если подобный вопросъ оказался нуженъ.

— То-есть, вымыслы?

— Ну, да! вымыслы… если это слово вамъ боле нравится.

— Особенно мн не нравится ни то, ни другое. Вамъ, слдовательно, надо придумывать завязку, не правда ли?

Боунсеръ съ минуту помолчалъ.

— Да, да, сказалъ онъ.— Чтобы написать романъ, необходимо сперва составить въ ум завязку.

— Откуда вы берете ее?

— Откуда беру?

— Да, откуда берете завязку? По большей части заимствуете у французовъ, не правда ли?

Боунсеръ вспыхнулъ.

— Разв не такъ англійскіе писатели составляютъ свои завязки?

— Иногда… можетъ быть.

— Такъ ваши не изъ французскихъ источниковъ?

— Н… нтъ, то-есть… я не стану утверждать, чтобы…

— Вы не станете утверждать, чтобы он не имли французскаго элемента?

— Относится ли это къ длу, мистеръ Чафанбрассъ? спросилъ предсдатель.

— Вполн, мило-дъ. Предъ нами знаменитый романистъ, мило-дъ, коротко знакомый, какъ я имю поводъ полагать, съ французскою системой составлять завязку. Въ этомъ дл французы мастера. Интрига въ роман, я думаю, должна согласоваться съ человческою натурой?

— Само собою, сказалъ Боунсеръ.

— У васъ въ романахъ бываютъ также убійства?

— Иногда, отвтилъ Боунсеръ, который въ свое время не мало создалъ убійствъ.

— Встрчался ли вамъ французскій романистъ, который умышленное убійство заставилъ бы совершить того, кто не могъ помышлять о немъ за десять минутъ до момента совершенія, у кого причина къ убійству предшествовала самому убійству не боле, какъ на десять минутъ?

Боунсеръ задумался.

— Мы не торопимъ васъ, вашъ отвтъ на этотъ вопросъ весьма важное свидтельство:

— Едва ли, сказалъ наконецъ Боунсеръ, который второпяхъ не могъ припомнить ни одной завязки романа.

— А если бы такой оказался, вдь вы не заимствовали бы у него подобной завязки?

— Конечно нтъ, сказалъ Боунсеръ.

— Читаете вы стихи, мистеръ Боунсеръ?

— О! да, я много читаю поэтическихъ произведеній.

— Шекспира, быть можетъ?

Боунсеръ не удостоилъ отвчать, а только кивнулъ головою.

— Въ ‘Гамлет’ описано убійство. Предполагаетъ ли поэтъ, чтобы оно задумано было мгновенно?

— Я не скажу этого.

— И я не скажу, мистеръ Боунсеръ. Помните приготовленія къ убійству въ ‘Макбет’? Они взяли-таки довольно времени… не правда ли?

— Безъ сомннія, взяли.

— А когда Отело убилъ Дездемону, подкравшись къ ней во время ея сна, онъ задумалъ это за нсколько времени.

— Полагаю такъ.

— А читаете вы иногда англійскіе романы, какъи французскіе, мистеръ Боунсеръ?

Несчастный писатель опять только кивнулъ головою.

— Когда Эми Робсартъ занимали къ гибели, на приготовленія понадобилось время — не правда ли?

— Само собою.

— Само собою, понадобилось время. И Евсеній Арамъ, въ роман Больвера, когда убилъ человка, задолго предъ тмъ имлъ это на ум?

— Полагаю, что задолго.

— Задолго имлъ это на ум! Я бы такъ думалъ. Эти великіе знатоки человческой натуры, которые глубоко изучили сердце человка, не ршались представить тайное убійство послдствіемъ мгновенно возникшей мысли?

— Насколько я помню, нтъ.

— Таково и мое впечатлніе. Но теперь я припоминаю убійство, которое было почти такъ же мгновенно, какъ предполагается то, о которомъ идетъ рчь. Не убилъ ли голландецъ-контрабандистъ шотландца-адвоката, такъ сказать, мгновенно?

— Диркъ І’атерайкъ моментально убилъ Глосипа въ ‘Га Маннеринг’, но совершилъ онъ это въ порыв гнва.

— Именно такъ, мистеръ Боунсеръ. Тутъ замысла не было Не оказывалось ни приготовленій, ни тайнаго подкрадыванія къ своей жертв, ни спасенія даже для себя?

— Онъ былъ прикованъ къ стн.

— Да, на цпи, какъ собака, и какъ собака, онъ бросился на врага. Если я васъ понялъ, мистеръ Боунсеръ, вы не ршились бы на столько нарушить вроятіе въ роман, чтобы вывести на сцену тайнаго убійцу, который задумалъ и совершилъ убійство въ четверть часа.

Посл минутнаго размышленія Боунсеръ отвтилъ, что не ршился бы, какъ полагаетъ.

— Мистеръ Боунсеръ, сказалъ Чафанбрассъ:— я чрезвычайно признателенъ нашему превосходному другу, сэр Грегори, за то, что онъ далъ намъ возможность выслушать выше свидтельство.

Глава LXII.
ПОКАЗАНІЕ ЛОРДА ФОНА.

Въ суботу вечеромъ было выслушано все со стороны обвиненія, и мистрисъ Бнсъ спрошена послдняя, въ числ свидтелей. Ее вызвали показать только, что ея жилецъ обыкновенно самъ отпиралъ дверь двойнымъ ключомъ, когда приходилъ или уходилъ, но она настояла на томъ, чтобы сказать боле, и заявила предсдателю, присяжнымъ и адвокатамъ, что если они считали мистера Финна способнымъ убить кого бы ни было, то не имли понятія о свт вообще. На это Чафанбрассъ сказалъ, что желаетъ сдлать ей вопросъ или два, и посредствомъ изысканной лести вывдалъ, что она думаетъ о своемъ жильц. Она знала его много лтъ и полагала, что изъ всхъ благородныхъ людей, когда-либо существовавшихъ на свт, онъ всхъ мене казался способенъ на такое кровавое дло. Мистеръ Чафанбрассъ, пожалуй, не ошибался, полагая, что ея показаніе можетъ быть такъ же полезно, какъ показанія лордовъ и графинь.

Въ воскресенье процесъ, разумется, былъ предметомъ городскихъ толковъ. Бдный лордъ Фонъ заперся и никому на глаза не показывался, но его поведеніе и слова обсуждались повсюду. Въ клубахъ преобладало мнніе, что онъ такъ хорошо вывернулся, какъ можно было ожидать, но самъ онъ сознавалъ, что опозорилъ себя навкъ. Многіе усвоили себ такой взглядъ, что Чафанбрассъ зашелъ слишкомъ далеко, когда утверждалъ, что человкъ, котораго видлъ лордъ Фонъ, наврно и былъ убійца. Вообще всмъ казалось мене очевидно, чтобы человкъ, виднный имъ, совершилъ убійство, чмъ то, чтобы этотъ человкъ былъ Финіасъ Финнъ. Правдоподобно ли, чтобы два человка въ срыхъ пальтахъ расхаживали въ одной и той же мстности, въ одинъ и тотъ же часъ ночи? И потомъ, для публики вообще показаніе лорда Фона до присяги было такъ же убдительно, какъ и данное посл нея. Сэр-Симонъ Слопъ, на котораго возложенъ былъ этотъ допросъ, не подвергалъ сомннію, что его сіятельство можетъ отвчать съ своего мста на эстрад, но Чафанбрассъ воспротивился. Онъ очень хорошо зналъ, сказалъ онъ, что обыкновенно это допускается. Безспорно, онъ самъ для своемъ вку снималъ показанія съ сотни свидтелей, не заставляя ихъ сходить съ эстрады. Въ девятнадцати случаяхъ изъ двадцати, не встрчается препятствія къ такому обыкновенію. Но теперь благородный лордъ будетъ давать отчетъ не только о томъ, что видлъ, но также о томъ, что видитъ въ настоящую минуту. Ему необходимо разсмотрть цвта какъ можно ближе и въ томъ же свт, какъ присяжные, что возможно только, если онъ будетъ находиться на свидтельской трибун. И наконецъ, можетъ возникнуть вопросъ объ удостовреніи въ тождеств, когда благородному лорду лучше быть въ самомъ близкомъ разстояніи отъ вещи или личности, которую слдуетъ признавать. Онъ опасался, что долженъ побезпокоить благороднаго лорда спуститься съ райскихъ высотъ присутствія. Лордъ Фонъ спустился и взошелъ на трибуну для свидтелей, гд приведенъ былъ къ присяг.

Сэр-Симонъ Слопъ оказалъ ему все уваженіе, какое генералъ-прокуроръ обязанъ изъявлять знатному пэру, члену того же министерства, къ которому принадлежалъ онъ самъ. Сэр-Симонъ ставилъ вопросы такъ, чтобы вполн успокоить свидтеля, и скоро…. къ сожалнію, чрезчуръ скоро…. отобралъ отъ него вс свднія, какія требовались для обвинительной власти. Когда лордъ Фонъ вышелъ изъ клуба, онъ видлъ и мистера Бонтина, и мистера Финна, готовыхъ послдовать за нимъ, но онъ ушелъ одинъ и съ той поры уже не видалъ больше Бонтина. Онъ очень медленно прошелъ Крзонскую улицу, потомъ Болтон-Ро, и только что собирался перейти улицу, завернувъ въ Клэрджскую — кажется, именно тогда, какъ переходилъ улицу — увидалъ человка, который выбжалъ изъ-за забора, выходившаго на Болтон-Ро, противъ Клэрджской улицы, и быстрыми шагами направился къ проходу, отдляющему сады при домахъ Девонширской и Лансдоунской улицъ. Уже было дознано, что поверни Финіасъ Финнъ назадъ, когда ушли отъ него Ирль и Фицджибонъ, самый короткій и безспорно самый уединенный путь къ тому мсту, гд лордъ Фонъ видлъ человка, былъ бы чрезъ помянутый заборъ. Лордъ Фонъ продолжалъ объяснять, что на томъ человк было срое пальто — на сколько онъ можетъ судить, такое же, какъ то, которое теперь ему показывалъ сэр-Симонъ. Удостоврять въ тождеств подсудимаго съ тмъ человкомъ онъ не могъ, даже не былъ въ состояніи опредлить, имлъ ли виднный имъ человкъ такой же ростъ, какъ подсудимый, однако, на сколько онъ могъ судить, ему казалось, что большой разницы въ рост не было. Онъ не думалъ о мистер Финн, когда увидалъ быстро идущаго человка, и не занимался имъ вовсе. Вотъ все, что показалъ лордъ Фонъ на допрос со стороны обвиненія, которому охотно подвергался бы до конца засданія, если бы тмъ могъ удалить предстоящіе ему ужасы передопроса. Но вотъ онъ насталъ, вотъ несчастный Фонъ въ когтяхъ отвратительнаго грязнаго человчка, котораго ненавидлъ, котораго презиралъ за то, что онъ грязенъ, что онъ просто ничтожный адвокатъ — а между тмъ страшился съ такимъ неизъяснимымъ ужасомъ.

Чафанбрассъ улыбнулся своей жертв и на минуту прикинулся очень мягкимъ — ни дать, ни взять, кошка съ мышью. Стенографы едва разслышали его первый вопросъ.

— Я полагаю, вы товарищъ статс-секретаря?

Лордъ Фонъ отвтилъ утвердительно. Надо замтить, что въ блестящій періодъ прежней общественной дятельности нашего героя онъ занималъ то самое мсто, на которомъ теперь былъ лордъ Фонъ, а лордъ Фонъ тогда имлъ такую же должность по другому департаменту. Все это Чафанбрассъ заставилъ свидтеля высказать — съ видомъ неудовольствія, который однако былъ вызванъ одною естественной враждебностью между жертвою и мучителемъ. Даже при самомъ простомъ вопрос и въ самыхъ простыхъ словахъ, даже тогда, какъ онъ воздерживался отъ дкой насмшливости въ голос, производившей на свидтеля такое дйствіе, какъ будто съ него съ живого сдираютъ кожу, Чафанбрассъ такъ умлъ смотрть на человка, что возбуждалъ въ немъ вражду, которой ни одинъ свидтель не былъ въ состояніи скрыть. Спрашивая у человка его имя, лта и званіе, онъ умлъ вызвать такое впечатлніе, какъ будто свидтель неохотно говоритъ что бы ни было, и потому присяжные имютъ право относиться къ его показанію недоврчиво.

— Такъ вы, должно быть, часто встрчались съ нимъ на служебномъ поприщ? продолжалъ допытываться Чафанбрассъ.

— Кажется, встрчался… иногда.

— Иногда? Разв вы не принадлежали къ одной партіи?

— Мы въ разныхъ Палатахъ.

— Знаю, милордъ. Мн отлично извстно, въ какой Палат вы изволите засдать. Но я полагаю, что вы удостоиваете вашего знакомства даже коммонера, когда онъ занимаетъ ту же должность, которую занимаете теперь вы. Не чуть ли вы принадлежали къ одному клубу?

— Я мало бываю въ клубахъ, отвтилъ лордъ Фонъ.

— Однако ссора, о которой мы столько слышали, произошла въ клуб въ вашемъ присутствіи?

Лордъ Фонъ согласился съ этимъ.

— Просто невозможно, чтобы вы не были коротко и въ точности знакомы съ наружнымъ видомъ подсудимаго. Такъ ли это?

— Я никогда не былъ коротокъ съ нимъ.

Чафанбрассъ взглянулъ на присяжныхъ и съ прискорбіемъ покачалъ головою.

— Я не смю предполагать, лордъ Фонъ, чтобы вы унизили себя короткостью съ джентльмэномъ — относительно котораго я однако впослдствіи буду имть возможность доказать, что онъ избранный другъ того самаго человка, подъ чьимъ начальствомъ вы теперь изволите служить. Я васъ спрашиваю, коротко ли вамъ знакома его наружность?

Лордъ Фонъ наконецъ отвтилъ утвердительно.

— Извстенъ вамъ его ростъ? Какъ вы опредлили бы его приблизительно?

Лордъ Фонъ отказался выразить мнніе на этотъ счетъ, но все-таки допустилъ, что не былъ бы удивленъ, если бы ему сказали, что въ мистер Финн боле шести футъ.

— Въ сущности вы считаете его человкомъ большого роста, милордъ? Вотъ онъ на лицо, вы можете посмотрть на него. Высокъ онъ ростомъ?

Лордъ Фонъ поглядлъ, но не отвчалъ.

— Я готовъ поручиться, милордъ, что нтъ человка изъ присутствующихъ, кром васъ, кто бы задумался показать подъ присягой, что мистеръ Финъ высокаго роста. Господинъ главный констэбль, позвольте подсудимому выйти на мгновеніе за ршетку. Онъ не убжитъ. Мн необходимо мнніе его сіятельства о рост мистера Финна.

При этихъ словахъ бдный Финіасъ ухватился за ршетку, какъ бы съ ршимостью ни за что не выставлять себя такимъ образомъ на позорище, разв силою принудятъ его къ тому.

Но потребность въ такой выставк миновала.

— Я знаю, что онъ очень высокаго роста, сказалъ лордъ Фонъ.

— Вы знаете, что онъ очень высокаго роста. Мы вс знаемъ это. На этотъ счетъ не можетъ быть сомннія. Онъ, какъ вы сейчасъ сказали, очень высокъ ростомъ — и наружность его вамъ коротко знакома. Я опять спрошу у вашего сіятельства, не правда ли, что вы давно знакомы съ его наружностью?

Посл еще нкотораго мучительнаго замедленія лордъ Фонъ наконецъ сознался, что это справедливо.

— Теперь дло пойдетъ такъ быстро, какъ горитъ домъ, замтилъ Чафанбрассъ.

Однако, домъ все-таки горлъ не быстро. Послдовалъ рядъ вопросовъ о вид и походк человка, который вышелъ изъ-за забора въ сромъ пальт — о его вид и общемъ сходств съ Финіасомъ Финномъ. Въ отвтъ на нихъ лордъ Фонъ ограничился заявленіемъ, что не обратилъ вниманія на видъ того человка и не подумалъ о подсудимомъ, когда увидлъ его.

— Милордъ, сказалъ Чафанбрассъ съ большой торжественностью:— поглядите на вашего бывшаго пріятеля и товарища по служб и вспомните, что его жизнь, вроятно, зависитъ отъ точности вашей памяти. Тотъ человкъ, котораго вы видли — убилъ мистера Бонтина. Со всею моею опытностью въ подобныхъ вещахъ, которая велика, и всмъ моимъ искуствомъ, которое что-нибудь да значитъ, я не могу опровергнуть этотъ фактъ. Мое дло доказать, что тотъ человкъ и мой кліентъ не одно и то же лицо, и сдлать это я долженъ посредствомъ вашего показанія — разобравъ по ниточк сказанное вами сегодня и сопоставивъ это съ тмъ, что вы говорили въ другихъ случаяхъ. Какъ я теперь понимаю васъ, въ вашемъ воспоминаніи о человк, котораго вы видли, нтъ ничего, кром цвта пальта, что руководило бы вами относительно мннія, былъ ли этотъ человкъ, или не былъ, одно и то же лицо съ подсудимымъ?

Во всей толп, которая стеклась въ зал присутствія, не нашлось бы человка боле проникнутаго добросовстностью, чмъ лордъ Фонъ въ отношеніи къ требуемому отъ него показанію. Ему не только было бы ужасно подвергнуть опасности жизнь невиннаго, но и нарушить святость присяги. Онъ былъ въ высшей степени правдивъ, только бы ему знать, какъ сказать правду. Онъ пожертвовалъ бы многимъ, чтобы доказать невинность Финіаса Финна — не изъ любви къ Финіасу, но изъ любви къ невинности — однако и для этого онъ не сказалъ бы лжи. Тмъ не мене, онъ не годился въ свидтели, и своими запинками да плохо выдержанною надутостью, ему свойственною, внушилъ присяжнымъ подозрніе, что онъ желаетъ обвинить подсудимаго. Только два человка изъ всхъ присутствующихъ отлично понимали положеніе лорда Фона. Понималъ Чафанбрассъ, и намревался безъ малйшаго зазрнія совсти имъ воспользоваться. И предсдатель видлъ ясно все, давая себ слово поставить свидтеля въ настоящемъ свт относительно присяжныхъ.

— Я не подумалъ о мистер Финн въ то время, сказалъ лордъ Фонъ въ отвтъ на послдній вопросъ.

— Такъ я и понялъ. Тотъ человкъ не поразилъ васъ высокимъ ростомъ?

— Кажется, нтъ.

— Однако, на дознаніи въ Боуской улиц, вы сказали слдователю, что убждены въ тождеств мистера Финна съ тмъ человкомъ, который выбжалъ изъ-за забора,

Лордъ Фонъ опять молчалъ.

— Я обращаюсь къ вашему сіятельству съ вопросомъ, на который долженъ просить отвта. Вотъ отчетъ, помщенный въ ‘Таймс’ о дознаніи, вы можете освжить имъ память и удостовриться, что главнымъ образомъ по вашему свидтельству, приведенному тутъ, мой кліентъ находится теперь въ опасности жизни.

— Ничего подобнаго мн неизвстно, возразилъ свидтель.

— Очень хорошо. Мы оставимъ это на время. Но таково было ваше свидтельство, важное ли оно имло значеніе, или нтъ. Разумется, милордъ, вы вольны дать себ сколько угодно времени на то, чтобы припомнить свои слова.

Лордъ Фонъ всячески старался припомнить, что говорилъ, но въ поданную ему газету не заглядывалъ.

— Я не могу вспомнить, какими словами выразился. Кажется, я предполагалъ, что это могъ быть мистеръ Финнъ, потому что мн указали на возможность для мистера Финна быть именно тамъ, если бы онъ обжалъ вокругъ.

— Не можетъ быть, милордъ, чтобы одно это побудило васъ дать то показаніе, которое стоитъ въ газет.

— И цвтъ пальта, прибавилъ лордъ Фонъ.

— Да, да, вы основывались на цвт пальта, и только то?

— И ссора къ тому же.

— Милордъ, вдь это произвольное предположеніе! Мистеръ Бонтинъ поссорился съ мистеромъ Финномъ. Мистеръ Бонтинъ былъ убитъ — какъ вс мы полагаемъ — человкомъ, котораго вы видли въ извстной мстности. И потому вы удостовряли, что виднный вами человкъ былъ мистеръ Финнъ. Такъ ли?

— Я не удостоврялъ.

— По-крайней-мр, теперь не удостовряете? Помимо сраго пальта, вы не имете другого повода предполагать, что тотъ человкъ и мистеръ Финнъ одно и то же лицо? Не стыдитесь, милордъ, ради жизни человка, находящейся въ крайней опасности — и въ опасности изъ за вашего показанія слдователю — открыто высказать правду, хотя бы она и не согласовалась съ тмъ, что вы говорили прежде съ безразсудной опрометчивостью.

— Милордъ, слдуетъ ли мн подвергаться подобному обращенію? сказалъ свидтель, оборачиваясь къ предсдателю.

— Мистеръ Чафанбрассъ, замтилъ предсдатель, опять взглянувъ на адвоката чрезъ очки: — я думаю, вы заходите слишкомъ далеко, пользуясь правами вашего положенія.

— Мн придется зайти еще дальше, милордъ. Его сіятельство показалъ подъ присягой въ присутствіи слдователя, что положительно считаетъ мистеромъ Финномъ того человка, котораго видлъ. Въ силу этого показанія, мистеръ Финнъ былъ преданъ уголовному суду за убійство. Пусть лордъ Фонъ открыто скажетъ въ присутствіи присяжныхъ теперь — когда мистеръ Финнъ рискуетъ всми надеждами въ жизни и самою жизнью — полагаетъ ли онъ то же, что тогда полагалъ, и на какихъ основаніяхъ полагаетъ это.

— Я основываюсь на ссор и на сромъ пальт.

— Другихъ основаній нтъ?

— Нтъ.

— Стало быть, единственный поводъ къ удостовренію въ личности — это срое пальто?

— И ссора, прибавилъ лордъ Фонъ.

— Милордъ, я боюсь, что вы не понимаете значенія словъ: ‘удостоврять въ личности’, между тмъ какъ даете показаніе на суд по этому предмету.

Лордъ Фонъ поглядлъ на предсдателя, но тотъ молчалъ.

— Во всякомъ случа мы теперь слышимъ отъ васъ, что въ наружности видннаго вами человка не было ничего общаго съ мистеромъ Финномъ, кром цвта пальта.

— Не думаю, чтобы было, медленно сказалъ лордъ Фонъ.

Тутъ въ суд произошла сцена, которая безъ сомннія заинтересовала зрителей и отчасти вознаградила ихъ за скуку остального хода дла. Пока лордъ Фонъ еще находился въ отдленіи для свидтелей, Чафанбрассъ испросилъ разршеніе вызвать человка, котораго заставилъ надть пальто, лежавшее на стол предъ нимъ — то самое пальто, которое Миджеръ принесъ домой въ утро посл убійства. Человкъ, вызванный Чафанбрасомъ, былъ Скреби, письмоводитель стряпчаго Уикерби. Пальто оказалось ему совершенно въ пору. Тутъ Чафанбрассъ просилъ разршенія сдлать Скрби одинъ вопросъ, объяснивъ, что этимъ много сбережется времени. Когда посл нкотораго затрудненія ему разршили это, онъ спросилъ Скрби, сколько въ немъ футъ. Въ Скрби оказалось пять футъ и восемь дюймовъ, наканун его тщательно смрили именно для этого вопроса. Посл такого отступленія Чафанбрассъ снова сталъ допрашивать лорда Фона относительно того неправильнаго свиданія въ контор Уикерби, на которое онъ заманилъ свидтеля вопреки всмъ порядкамъ судопроизводства. Долго сэр-Грегори Грогрэмъ настаивалъ, что не дозволитъ никакого намека на то, что происходило при самомъ неумстномъ совщаніи — совщаніи, которое онъ не могъ порицать достаточно сильными выраженіями. Но Чафанбрассъ улыбался благодушно — такъ благодушно, какъ могъ улыбаться — и заявилъ, что неумстность совщанія — будь оно во сто разъ еще гнусне — не уничтожало факта, что оно происходило, слдовательно, онъ иметъ право о немъ говорить.

— Предположите, милордъ, что лордъ Фонъ сознался въ контор мистера Уикерби, что онъ убилъ самого мистера Финна, а впослдствіи раскаялся въ своемъ сознаніи, неужели Уикерби и Кэмпердауну, которые присутствовали при этомъ, или мн наконецъ, нельзя было заявить въ суд объ этомъ сознаніи изъ одного уваженія къ какимъ-то фантастическимъ правиламъ этикета, по которымъ лорду Фону не слдовало быть тамъ?

Чафанбрассъ наконецъ одержалъ верхъ и продолжалъ допросъ:

— Вы видли мистера Скрби въ этомъ пальт въ контор мистера Уикерби?

Лордъ Фонъ возразилъ, что не можетъ опредлить, то ли самое это пальто.

— Мы позаботимся объ этомъ. Мы еще много извлечемъ изъ этого пальта. Вы видли этого человка въ пальт, подобномъ этому?

— Да, видлъ.

— И теперь видите?

— Да, вижу.

— Напоминаетъ онъ вамъ фигуру человка, котораго вы увидли идущимъ отъ забора?

Лордъ Фонъ замялся.

— Мы не можемъ заставить его расхаживать здсь такъ, какъ въ контор Уикерби, но помня это, какъ вы должны помнить, скажите, походитъ ли онъ на того человка?

— Я не помню, какого вида былъ тотъ человкъ.

— Разв вы не говорили намъ въ контор Уикерби, что Скрби въ сромъ пальт очень походилъ фигурою на того человка?

Подобные вопросы продолжались съ добрыхъ полчаса и все время сэр-Грегори порывался защитить своего свидтеля отъ оружія соединенныхъ враговъ, но лордъ Фонъ наконецъ согласился, что признавалъ это сходство, и какимъ-то смутнымъ, иносказательнымъ способомъ призналъ его и въ настоящемъ показаніи.

— Милордъ, сказалъ Чафанбрассъ, позволивъ наконецъ лорду Фону удалиться:— вы, безъ сомннія, записали ростъ мистера Скрби?

Предсдатель кивнулъ головою.

Глава LXIII.
ЧАФАНБРАССЪ ЗАЩИЩАЕТЪ ПОДСУДИМАГО.

На другой день выслушали толпу свидтелей, когда Чафанбрассъ покончилъ свой передопросъ Боунсера, но изъ всхъ нихъ никто не представлялъ интереса для публики. Три доктора дали отчетъ о состояніи головы убитаго, когда нашли тло, и какого рода оружіемъ вроятно нанесена была смерть, было доказано и то, что у Финіаса Финна находился кистень — но посреди этихъ доказательствъ подсудимый попросилъ судъ избавить себя отъ лишнихъ хлопотъ, такъ какъ онъ готовъ сознаться, что шелъ домой съ кистенемъ въ карман.

— Мы сознались бы во многомъ, если бы насъ допустили сдлать это, сказалъ Чафанбрассъ.— Мы не отвергаемъ ссоры, не отвергаемъ того, что вернулись домой ночью, не отвергаемъ кистеня, не отвергаемъ сраго пальта.

Но это случилось къ концу второго дня и тогда еще не дошла рчь до сраго пальта. Къ вопросу о сромъ пальт приступили на третій день поутру — то-есть въ суботу — въ который день, какъ было извстно, засданіе начнется допросомъ лорда Фона. Нетерпніе услышать пытку, которой подвергнется лордъ Фонъ, было неизъяснимо и въ сильной степени увеличилось отъ убжденія, что Чафанбрассъ вымститъ на немъ обвиненіе, которому подвергся со стороны генералъ-атторнея по поводу нескромнаго допроса его свидтеля.

— Вотъ я допрошу его сейчасъ, шепнулъ Чафанбрассъ Уикерби, и эта угроза, сказанная шепотомъ, мигомъ разнеслась по всмъ угламъ.

На стол предъ Чафанбрассомъ, когда онъ слъ на свое мсто въ суботу, лежало толстое срое пальто, а на противоположномъ конц стола, прямо противъ генералъ-атторнея, лежало другое срое пальто изъ матеріи несравненно тоньше. Когда лордъ Фонъ увидалъ эти два пальта, садясь на скамью, онъ ужаснулся.

Онъ не усплъ почти опуститься на свое мсто, какъ его вызвалъ судъ. Разумется, присяжныхъ наставятъ преимущественно обращать вниманіе на послдній, тогда какъ публика вообще естественно должна руководиться и тмъ и другимъ совмстно. Въ клуб безспорно полагали, что дло принимаетъ худой оборотъ для подсудимаго.

— Ты все прочелъ, конечно, сказала герцогиня Омніумъ своему мужу, когда сидла съ ‘Наблюдателемъ’ въ рук въ воскресенье утромъ.

Воскресныя газеты были наполнены отчетомъ о судебномъ слдствіи и разбирались нарасхватъ.

— Желалъ бы я, чтобы ты поменьше думала объ этомъ, замтилъ герцогъ.

— Это легко сказать, а какъ прикажешь не думать? Разумется, я думаю объ этомъ. Ты все знаешь про пальто? Оно принадлежало человку, у котораго Миліусъ жилъ.

— Я не хочу говорить про пальто, Гленкора. Если мистеръ Финнъ совершилъ убійство, справедливо, чтобы онъ былъ осужденъ.

— А если не совершилъ?

— Вдвойн будетъ справедливо, чтобы его оправдали. Но присяжнымъ дадутъ средства дойти до безпристрастнаго заключенія, чего мы съ тобою не имемъ, и потому мы должны принять ихъ приговоръ за врное.

— Если они объявятъ его виновнымъ, ихъ приговоръ будетъ достоинъ проклятія, какъ облыжный, сказала герцогиня.

Герцогъ отвернулся съ гнвомъ и ршилъ, что ничего боле не скажетъ о суд — однако, ршеніе свое долженъ былъ измнить до конца слдствія.

— Что вы думаете объ этомъ, мистеръ Ирль? спросилъ другой герцогъ.

— Не знаю, что думать, я только могу надяться.

— Чтобы его оправдали?

— Разумется.

— Виновнаго или невиннаго?

— Само собою. Но если его оправдаютъ, я буду считать его невиннымъ. Вы думаете, ваша свтлость, что…

— Я такъ же мало расположенъ это думать, какъ и вы, мистеръ Ирль.

Такимъ образомъ говорили между собою объ этомъ предмет. За исключеніемъ немногихъ, вс, знавшіе Финіаса, желали его оправданія, хотя не могли убдиться, чтобы жизнь невиннаго человка могла быть въ опасности.

Въ понедльникъ утромъ снова приступили къ разбору дла и весь день былъ занятъ рчью Чафанбрасса къ присяжнымъ. Онъ началъ съ того, что изложилъ все относившееся къ пальту, которое лежало предъ ними, общая подтвердить вс подробности свидтельскими показаніями. Онъ не имлъ намренія, говорилъ онъ, обвинять въ убійств кого-либо. Его обязанность защищать подсудимаго, не обвинять кого другого. Но онъ приведетъ доказательства, что арестованы, когда открыли убійство — два человка, совершенно незнакомые другъ съ другомъ, которыхъ ни на минуту не могли предполагать соучастнеками — и подозрнія полиціи сперва обратились не на его кліента, а за того другого человка. Тотъ другой также былъ врагъ мистера Бонтина, и тотъ другой теперь содержался въ тюрьм по обвиненію въ двоеженств, главнымъ образомъ благодаря вмшательству мистера Бонтина, пріятеля жертвы предполагаемаго двоеженца, до обвиненія въ двоеженств имъ дла нтъ, но онъ долженъ просить ихъ принять въ соображеніе ту вражду такъ точно, какъ и ссору въ клуб. Тутъ Чафанбрассъ назвалъ бывшаго любимаго проповдника, преподобнаго Эмиліуса, и объяснилъ, что онъ — тотъ самый, на кого сперва обратились подозрнія полиціи въ ночь убійства — могъ воспользоваться пальтомъ, теперь имъ представленнымъ. Ему можно доказать тоже, что Эмиліусъ точь-въ-точь одного роста съ человкомъ, за которомъ они видли пальто. Сохрани его Богъ взвести на человка обвиненіе въ убійств по одному такому ничтожному свидтельству. Но если доказательство, основанное на пальт, было ничтожно относительно Эмиліуса, какъ же могли придавать ему всъ относительно его кліента? Два пальта были такъ же различны, какъ млъ и сыръ, одно модное пальто для прогулки человка хорошаго общества, другое — грубая верхняя одежда такого человка, какъ Миджеръ. А между тмъ лордъ Фонъ, который пытался удостоврить въ тождеств подсудимаго по одному пальту, не могъ сказать утвердительно, которое онъ видлъ! Но лордъ Фонъ, котораго совсть не допустила повторить мнніе, выраженное имъ слдователю, что человкъ, котораго онъ видлъ, и Финіасъ Финнъ одно и то же лицо, заявилъ имъ однако, что фигура видннаго имъ человка походила на фигуру того, кто въ присутствіи всхъ ихъ въ суботу надвалъ пальто. Слдовательно, человкъ, который былъ на улиц, походилъ на Эмиліуса и нисколько не могъ походить на подсудимаго. Чафанбрассъ не хотлъ указывать присяжнымъ, что это обстоятельство сильно говорило противъ Эмиліуса, но онъ считалъ себя вправ утверждать, что этого вполн достаточно, чтобы порвать нить безгласныхъ доказательствъ, посредствомъ которыхъ его кліентъ былъ связанъ съ убійствомъ. Онъ сказалъ еще многое о лорд Фон, что не могло быть лестно этому аристократу.

— Его сіятельство человкъ честный, не быстраго ума, который наврно хотлъ сказать правду, но самъ не понималъ значенія своихъ словъ. Когда онъ подъ присягой показалъ слдователю, что можетъ удостоврить въ тождеств моего кліента съ человкомъ, котораго видлъ на улиц, онъ дйствительно полагалъ, что должно быть тождество, потому что думалъ, основываясь на другихъ данныхъ, что именно мистера Финна и видлъ на улиц. Мистеръ Бонтинъ былъ убитъ — согласно взгляду лорда Фона, вроятно, убитъ мистеромъ Финномъ. И для лорда Фона также казалось вроятно, что мистеръ Бонтинъ убитъ человкомъ, котораго онъ видлъ на улиц. Такимъ образомъ онъ пришелъ къ заключенію, что подсудимый именно тотъ самый человкъ и есть. Въ сущности, относительно удостовренія въ тождеств, показаніе его сіятельства совершенно въ пользу подсудимаго. Онъ, должно быть, видлъ человка скоре приземистаго, но ни въ какомъ случа не высокаго и величественнаго, какъ подсудимый.

Много еще было разныхъ пунктовъ, на которыхъ Чафапбрассъ настаивалъ многорчиво, но главнымъ образомъ на невроятіи, лучше сказать, на невозможности, чтобы планъ такого рода убійства возникъ въ ум человка, созрлъ и былъ исполненъ, все въ нсколько минутъ.

— А между тмъ нельзя допустить предположеніе, которое согласовалось бы съ данными въ обвиненіи, чтобы мой кліентъ задумалъ убійство до ссоры въ клуб. Нтъ, господа, убійца готовился къ своему длу за нсколько дней. Онъ осмотрлъ мсто и разстоянія измрилъ. Онъ слдилъ за своею жертвой въ предыдущія ночи. Скрытый въ тни какого-нибудь подъзда, онъ выжидалъ, пока тотъ вышелъ изъ клуба и тайнымъ проходомъ поспшилъ къ мсту, которое предназначилъ для преступленія. Можетъ ли кто сомнваться, что убійство, совершено такимъ образомъ, кто бы ни былъ убійца? Но если такъ, то совершилъ его не мой кліентъ.

Много важности было придано его словамъ при выход изъ клуба. Разв правдоподобно — разв возможно — чтобы человкъ, замышлявшій убійство, прямо заявилъ, какъ легко онъ сдлаетъ это, и показалъ оружіе, которое намренъ пустить въ ходъ? Свидтельскія показанія относительно этой части обвиненія, по его взгляду, совершенно въ пользу подсудимаго. Тутъ онъ завелъ рчь о кистен и въ довольно растянутомъ изложеніи далъ отчетъ о томъ, какъ Финіасъ Финнъ однажды захватилъ двухъ гаротеровъ на улиц. Все это длилось до того времени, когда важныя лица присутствія толпой вышли изъ залы для завтрака. И Чафанбрассъ, говорившій около четырехъ часовъ кряду, тогда тоже удалился въ небольшую комнатку, выпить пинту портвейна. Пока онъ пилъ, адвокатъ Бердботъ обратился къ нему съ парою словъ, но Чафанбрассъ только покачалъ головой и что то буркнулъ. Онъ говорилъ себ въ эту минуту, какъ быстры бываютъ ршенія взволнованной души — онъ былъ увренъ, что мысль напасть на Бонтина пришла Финіасу Финну посл того, какъ онъ показывалъ кистень у дверей клуба, онъ также говорилъ себ, что невозможно тупому и добросовстному человку дать точное показаніе о томъ, что видлъ — такъ какъ былъ убжденъ, что лордъ Фонъ видлъ на улиц Финіаса Финна. Но этого мннія онъ не высказывалъ ни одному живому существу, и не выдастъ его никогда — разв его кліента повсятъ.

Посл завтрака Чафанбрассъ добрыхъ три часа излагалъ присяжнымъ, а слдовательно и всему суду, подробности добрыхъ двухъ дюжинъ длъ, въ которыхъ самыя сильныя, по видимому, безгласныя, доказательства указывали совершенно ложно. Въ нкоторыхъ изъ приведенныхъ длъ подсудимые были оправданы, въ другихъ осуждены сперва, а потомъ прощены, въ одномъ дл подсудимый былъ прощенъ посл долгихъ лтъ показанія — еще въ другомъ, бднякъ, жертва безгласныхъ доказательствъ, былъ повшенъ. На этомъ случа Чафанбрассъ останавливался съ патетическимъ краснорчіемъ, котораго, безъ сомннія, не ожидали отъ него, судя по наружности, и говорилъ со слезами на глазахъ — искренними, непритворными слезами — о гор тхъ несчастныхъ присяжныхъ, которые при исполненіи своей обязанности были вовлечены въ такую страшную ошибку. Во время всего этого продолжительнаго разсказа онъ, казалось, не чувствовалъ усталости, и когда, часамъ къ пяти пополудни, кончилъ этотъ перечень юридическихъ ошибокъ, то приступилъ, какъ самъ выразился, къ нсколькимъ необходимымъ замчаніямъ по поводу свидтельскихъ показаній, которыя намренъ представить на слдующій день, о нравственныхъ свойствахъ подсудимаго. Онъ позволялъ себ думать, что показанія этого рода, такія сильныя, такія убдительныя, такія полныя и безъ всякихъ оговорокъ, еще не бывали даваемы въ какомъ-либо уголовномъ суд. Въ шесть часовъ онъ заключилъ свою рчь и сочли, что старикъ простоялъ на ногахъ около семи часовъ. Впослдствіи говорили, что его почти безъ голоса отвезла домой одна изъ его дочерей и тотчасъ уложила въ постель, что онъ всталъ около восьми часовъ, пообдалъ въ своей спальн и выпилъ бутылку портвейна, посл чего заснулъ — и вставать не хотлъ, половины десятаго на другое утро, тогда же одлся, позавтракалъ и былъ въ суд мене чмъ въ полчаса. Въ десять часовъ онъ опять стоялъ на своемъ мст и никто бы не замтилъ въ немъ усталости отъ предыдущаго дня.

Это было во вторникъ, въ пятый день суда, и пожалуй самый занимательный. Длинная вереница знатныхъ особъ, женщинъ и мущинъ, приглашена была для заявленія присяжнымъ своего мннія о нравственныхъ свойствахъ Финіаса Финна. Первымъ оказался Ло, какъ его наставникъ, когда онъ изучалъ права, и потому знавшій его доле кого-либо изъ лондонскихъ жителей. Затмъ настала очередь его соотечественника Лоренса Фицджибона, Баррингтона Ирля, и другихъ лицъ изъ его партіи, находившихся съ нимъ въ короткихъ отношеніяхъ. Были въ числ свидтелей и члены другой палаты, какъ напримръ сэр-Орландо Дротъ, и вс они показали, что хорошо знали подсудимаго, и основываясь на этомъ знаніи, считали невозможнымъ, чтобы онъ сдлался убійцей. Послдними вызвали лорда Кэнтрипа и Монка, одинъ изъ которыхъ былъ прежде, а другой въ настоящее время кабинетнымъ министромъ. До нихъ давали показанія лэди Кэнтрипъ и лэди Чильтернъ, прежняя Вайолетъ Эффингамъ, которую нкогда этотъ же самый подсудимый страстно желалъ назвать своею, которая была еще молода и прекрасна, и никогда прежде не входила въ какой-либо публичный судъ.

Разумется, много было толковъ о выбор свидтелей. Герцогиня Омніумъ сильно желала попасть въ это число, но герцогъ запретилъ ей, говоря, что она по настоящему вовсе не знаетъ этого человка, а только увлекается безумнымъ энтузіазмомъ. Когда предложили это лэди Кэнтрипъ, она тотчасъ согласилась. Въ то время, какъ Финіасъ Финнъ служилъ подъ начальствомъ ея мужа, она видала его часто и очень полюбила. Къ какой же другой женщин было обратиться, чтобы она заявила о кротости и нжномъ обращеніи подсудимаго? Не могло быть рчи, чтобы выставить на видъ лэди Лору Кеннеди. Даже она сама не вызывалась, когда братъ съ совершенно лишней суровостью объявилъ ей, что это немыслимо. Тутъ жена взглянула на него.

— Ты можешь идти, сказалъ лордъ Чильтернъ: — если у тебя хватитъ духу. Мн кажется, это сущій вздоръ, но говорятъ, что важно.

— Я готова, сказала Вайолетъ съ глазами полными слезъ.

Когда потомъ золовка умоляла ее быть великодушной въ своемъ свидтельств, она только улыбнулась, выражая согласіе. Разв могло быть великодушіе больше того, которымъ исполнена была она?

Лордъ Чильтернъ свидтельствовалъ прежде жены.

— Я знаю мистера Финна коротко, сказалъ онъ: — и горячо люблю его. Я съ нимъ лъ и пилъ, верхомъ скакалъ, жилъ и ссорился, и знаю его какъ мою собственную правую руку.

Тутъ онъ протянулъ руку ладонью кверху.

— Не смотря на улики противъ него, вы не считаете его способнымъ совершить подобное преступленіе? спросилъ Бердбогъ.

— Я совершенно увренъ, зная его, что онъ не въ состояніи совершить убійство, отвтилъ лордъ Чильтернъ: — какія улики бы тамъ ни были.

Настала очередь его жены, и безспорно она представляла красивое зрлище, когда мужъ ввелъ ее на свидтельскую трибуну, и самъ сталъ возл самыхъ ступеней, пока она давала показаніе. Тутъ были многіе, знавшіе исторію ея жизни — и даже эпизодъ любви молодыхъ лтъ — такъ какъ, разумется, распространились толки про него, когда шепотомъ стали передавать другъ другу, что лэди Чильтернъ будетъ допрошена въ числ свидтелей. Сначала вс напрягли слухъ, чтобы разслышать ея слова, но они были слышны во всхъ углахъ суда безъ всякаго усилія. Едва ли нужно упоминать, что об стороны оказали ей величайшее уваженіе. Она отвтила на вс вопросы очень спокойно и очевидно безъ всякаго страха. ‘Да, она знала мистера Финна съ давнихъ поръ, знала его коротко и всегда очень цнила его дружбу. И теперь цнила ее — ничуть не мене прежняго. Да, она знакома съ нимъ много лтъ, и были такія обстоятельства, которыя, по ея мннію, давали ей право утверждать, что она знаетъ его характеръ. Она считала его человкомъ храбрымъ и мягкосерднымъ, нжнымъ по чувству, мужественнымъ по природ. Для нея вполн невроятно, чтобы онъ совершилъ подобное преступленіе. Она знала его за человка, готоваго прощать обиды, и кроткаго права.’

Мило также было видть необычайную деликатность старика Чафанбрасса, когда онъ предлагалъ ей вопросы и тщательно избгалъ всего, что могло бы поставить ее въ затрудненіе. Сэр-Грегори сказалъ, что слышалъ ея показаніе съ большимъ удовольствіемъ, но ему самому спрашивать у нея нечего. Тогда она спустилась съ трибуны, опять взяла мужа подъ руку и вышла изъ суда среди смутнаго гула почти дружескихъ привтствій.

А что долженъ былъ онъ думать, стоя на мст подсудимаго, глядя на нее и слушая ее? Были мсяцы въ его жизни, когда онъ почти былъ увренъ, что добьется руки этой прелестной, знатной и богатой женщины, и хотя ему не удалось, хотя онъ зналъ теперь, что никогда не трогалъ ея сердца на самомъ дл, что она всегда любила, не смотря на то, что отказывала ему неоднократно изъ-за его не надежнаго образа жизни — того, за кого наконецъ вышла, все ему должно было доставить удовольствіе, даже въ его настоящей опасности, слышать изъ ея собственныхъ устъ, какъ она оцнила его. Она вышла изъ суда съ опущенною вуалью и ему нельзя было уловить ея взоръ, но лордъ Чильтернъ дружески кивнулъ ему, какъ обыкновенно, точно хотлъ этимъ внушить мужество и сказать, что все еще уладится, не взирая ни на что.

Показанія лэди Кэнтрипъ и ея мужа и Монка были одинаково благопріятны. Она всегда считала его вполн благороднымъ человкомъ. Лордъ Кэнтрипъ находилъ его усерднымъ слугою отечества — скромнымъ, умнымъ и души возвышенной. Не чуть ли однако немногія слова Монка были сильне всего сказаннаго.

— Я съ восторгомъ называлъ его другомъ и былъ счастливъ при мысли, что отечество не лишилось его услугъ.

Сэр-Грегори Грогрэмъ отвтилъ, что, по его мннію, улики оставались все такими же, какъ онъ изложилъ ихъ. Присяжнымъ надо ршить, сообразно тмъ взглядамъ, какой его сіятельству г-ну предслдателю угодно будетъ выразить имъ, на сколько эти улики доказывали виновность подсудимаго. Онъ не станетъ прибгать къ краснорчію, чтобы направить дло противъ подсудимаго, но все же онъ долженъ представить имъ, что его ученый пріятель не выказалъ того знанія человческой натуры, которое дйствительно иметъ, приводя въ доказательство недостаточность времени, чтобы задумать и совершить преступленіе. За тмъ онъ говорилъ очень долго, силясь доказать, что Чафанбрассъ несправедливо нападалъ на лорда Фона.

Былъ уже поздній часъ пополудни, когда кончилъ сэр-Грегори и заключительную рчь предсдательствующаго главнаго судьи отложили на шестой день.

Глава LXIV.
СМЯТЕНІЕ ВЪ СУД.

На слдующее утро было замчено, когда Чафанбрассъ вошелъ въ судъ до открытія засданія, что старый адвокатъ выказывалъ гораздо боле живости въ движеніяхъ, чмъ можно было ожидать отъ него теперь, когда уже его собственное дло пришло къ концу. Разумется, ему надо быть тутъ, чтобы слышать обвиненіе, но точно также, по естественному ходу вещей, онъ долженъ быть томенъ, молчаливъ, недоволенъ и небреженъ. Знавшіе его были уврены, когда увидали его осанку въ это утро, что онъ намренъ сдлать нчто еще до заключительной рчи. Судьи вошли въ присутствіе около получаса поздне его и, къ удивленію всхъ, за ними вслдъ вошелъ и герцогъ Омніумъ. Чафанбрассъ вскочилъ на ноги, прежде чмъ предсдатель дошелъ до своего мста, но тотъ заговорилъ первый. Замтили, что онъ держалъ въ рук бумажку и что адвокатъ имлъ въ рук точно такую же. Тутъ каждый изъ присутствующихъ понялъ, что пришли какія-то телеграмы.

— Меня увдомили, мистеръ Чафанбрассъ, что вы желаете говорить прежде, чмъ я приступлю къ заключительной рчи.

— Да, мило-дъ, я боюсь, мило-дъ, что мн придется просить ваше сіятельство отложить свою рчь на нсколько дней и подвергнуть присяжныхъ громадному неудобству, продливъ ихъ заключеніе еще на недлю, или сдлать это, или пригласить ихъ оправдать подсудимаго. Я беру на себя смлость утверждать, что ни одинъ судъ присяжныхъ не можетъ обвинить подсудимаго посл чтенія того, что у меня въ рукахъ.

Чафанбрассъ пріостановился, какъ бы ожидая, что предсдатель заговоритъ, но тотъ ни слова не сказалъ, а только глядлъ на стараго адвоката чрезъ очки.

Вс взоры были обращены на Финіаса Финна, который еще ничего не слыхалъ о новыхъ свдніяхъ — который понятія не имлъ, на чемъ основывается странная, почти дерзкая увренность, съ какою Чафанбрассъ высказывался въ его пользу. На него неожиданность произвела дйствіе почти убійственное. Онъ вынесъ тяжкую недлю испытаній съ изумительной твердостью на своемъ позорномъ мст, часъ за часомъ, день за днемъ, въ ожиданіи приговора. Для него это равнялось цлому вку пытокъ. Онъ почти онмлъ отъ утомительнаго положенія и терзающаго душевнаго напряженія каждый день. Тюремщикъ предлагалъ ему стулъ, но онъ постоянно отказывался, предпочитая стоять облокотившись на перила впереди себя и смотрть на судей. Онъ почти утратилъ надежду на что-либо, кром конца всему. Онъ потерялъ счетъ днямъ и начиналъ чувствовать, что судъ самъ по себ цлый вкъ пытокъ. Ночью онъ спать не могъ, за то въ воскресенье, посл обдни, проспалъ весь день. Съ понедльника опять возобновилась пытка, и когда насталъ вторникъ, онъ, пожалуй, не сумлъ бы опредлить, сколько времени протекло съ того воскреснаго отдыха. А теперь онъ слышалъ заявленіе своего адвоката, не зная однако, на чемъ оно основано, что судъ долженъ быть отсроченъ или присяжнымъ предложено оправдать его.

— Эта телеграма намъ доставлена только сегодня утромъ, продолжалъ Чафанбрассъ.— У Миліуса былъ ключъ отъ наружной двери дома, сдланный въ Праг. Слпокъ, по которому онъ сдланъ, въ нашихъ рукахъ, и мы привеземъ въ Англію слесаря, сдлавшаго ключъ. Милордъ, мры, принятыя полиціею противъ этого Миліуса или Эмиліуса, какъ онъ заблагоразсудилъ назваться, были отмнены на томъ основаніи, что онъ не могъ выходить изъ дома, гд легъ спать съ вечера въ ночь убійства. Мы же теперь намрены доказать, что онъ подготовилъ себ средства выходить изъ дома, и выходилъ такимъ образомъ, который явно доказываетъ, что ключъ требовался для преступной цли. Мы утверждаемъ, что ваше сіятельство не можете изложить дло присяжнымъ, не принявъ во вниманіе этой телеграмы, мы заходимъ еще дале и говоримъ, что эти двнадцать присяжныхъ, какъ люди съ сердцемъ въ груди и надленные нормальнымъ разумомъ, не могутъ оставить безъ вниманія этого извстія, даже если бы ваше сіятельство стали на этомъ настаивать со всмъ всомъ вашей власти.

Въ суд поднялась суматоха, оказалось, что не мене четырехъ телеграмъ прислано было изъ Праги съ тою же цлью. Одну мадамъ Гслеръ адресовала своей пріятельниц, герцогин — эта телеграма и была причиною появленія герцога въ присутствіи. Онъ привезъ телеграму прямо въ Ольд-Бэльи и главный судья держалъ ее теперь въ рукахъ. Письмоводитель ходатая, который сопровождалъ мадамъ Гслеръ, прислалъ телеграмы начальнику тюрьмы, Уикерби и генералъ-атторнею. Сэр-Грегори всталъ съ телеграмою въ рук и заявилъ, что получилъ подобное же извщеніе.

— Я не вижу однако, прибавилъ онъ:— чтобы это сколько-нибудь измняло улики противъ подсудимаго.

— Такъ пусть ваши улики будутъ представлены на разсмотрніе присяжныхъ, возразилъ Чафанбрассъ:— и съ замчаніями, какія его сіятельство заблагоразсудитъ сдлать по поводу телеграмы. Я буду доволенъ и этимъ. Другой-то уже сидитъ въ тюрьм по обвиненію въ двоеженств.

— Я не могу принимать въ соображеніе телеграмы въ моемъ наставленіи присяжнымъ, мистеръ Чафанбрассъ, возразилъ предсдатель, — Она прислана, на сколько намъ извстно, энергичнымъ и горячимъ другомъ — вслдствіе сердечной дружбы, которую, какъ вчера оказалось, подсудимый внушилъ столькимъ мущинамъ и женщинамъ высокаго званія. Но это ничего не доказываетъ. Это голословное утвержденіе. А что сталось бы съ нами, мистеръ Чафанбрассъ, если бы впослдствіи вышло, что это одинъ вымыселъ — и вымыселъ съ цлью дать преступнику возможность спастись бгствомъ?

— Вы не можете не принять его въ соображеніе, милордъ.

— Я только одно могу, мистеръ Чафанбрассъ, продолжалъ предсдатель: — предложить вамъ и спросить согласіе господъ противной стороны на отсрочку дла.

Тутъ заговорилъ старшина присяжныхъ. Разв предполагалось держать ихъ взаперти, пока кто-то прідетъ изъ Праги и судебное слдствіе начнется снова? Система, по которой въ Сити набираютъ мидльсекскихъ присяжныхъ, извстна по своей жестокости, но такая жестокость къ присяжнымъ, о какой теперь идетъ рчь, просто неслыханна. Къ этому было прибавлено очень неумстное слово. Одинъ изъ присяжныхъ объявилъ, что совершенно готовъ врить телеграм.

— Вс врятъ, сказалъ Чафанбрассъ.

Предсдатель сдлалъ выговоръ присяжному, а сэр-Грегори Грогрэмъ напустился на Чафанбрасса. Казалось, какъ будто вс правила суда не существовали.

— Неужели мой ученый другъ станетъ утверждать, что не вритъ ей? спросилъ Чафанбрассъ.

— Я ни врю, ни не врю, это не можетъ имть вліянія на доказательства, возразилъ сэр-Грегори.

— Такъ представьте дло на обсужденіе присяжныхъ, настаивалъ Чафанбрассъ.

Казалось, вс говорили въ одно время. Уикерби пытался чрезъ ршетку объяснить подсудимому, въ чемъ дло, и голосомъ не очень тихимъ сказать правду. Предсдатель разсердился и блюститель тишины въ суд сталъ усердствовать энергично.

— Милордъ, сказалъ Чафанбрассъ:— я настаиваю на томъ, что подобаетъ сообщить подсудимому содержаніе телеграмы. Этого требуетъ милосердіе и справедливость также.

Финіасъ, тмъ не мене, ничего не понималъ, такъ какъ о двойномъ ключ для двери дома въ Нортумберлэндской улиц вовсе не слышалъ.

Что-нибудь однако слдовало ршить. Предсдатель держался такого мннія, что хотя поддлка ключа въ Праг не могла имть прямого вліянія на улики противъ подсудимаго — хотя факты, говорившіе противъ подсудимаго, не измнятся, какъ бы ясно ни была доказана поддлка того именно ключа — все же присяжные могли требовать, чтобы имъ изложили обстоятельства, которыми теперь вызывались раскрыть истину, прежде чмъ они будутъ призваны постановить ршеніе, и потому на служб отечеству имъ слдуетъ подвергнуться весьма важному добавочному неудобству, которое предстоитъ вынести. Нкоторые изъ присяжныхъ никакъ не хотли съ этимъ соглашаться и громко выражали свое негодованіе. Уже цлую недлю они сидли взаперти.

— Мы совсмъ готовы произнести приговоръ, сказалъ одинъ.

Предсдатель опять сдлалъ строгій выговоръ, итакъ какъ генералъ-атторней наконецъ изъявилъ согласіе, а несчастные присяжные не имли никакой власти, то на этомъ окончательно остановились. Судебныя засданія отсрочатъ до того времени, когда мадамъ Гслеръ и слесарь успютъ пріхать изъ Праги въ Лондонъ.

Если прежде это дло занимало публику, то теперь она заинтересовалась имъ вдвое больше. Разумется, каждому было извстно, что мадамъ Гслеръ предприняла поздку въ Богемію — и, какъ многіе полагали, объхала самыя дикія части неизвстной Европы, Польшу, Венгрію и Княжества — съ цлью отыскивать доказательства для спасенія жизни Финіаса Финна, и какія же романическіе разсказы передавали другъ другу о ея ум, богатств и красот! Прошли слухи о завщаніи герцога Омніума, но съ нкоторымъ искаженіемъ истины. Покойный герцогъ отказалъ ей все, и смутно намекалось на тайный бракъ предъ самой смертью герцога. Разумется, мадамъ Гслеръ стала очень популярна, и слесаря изъ Праги, сдлавшаго ключъ, ожидали съ такимъ восторгомъ, что чуть не приготовили для него торжественный пріемъ.

А между тмъ, какъ точно ни было бы показаніе прагскаго слесаря относительно ключа, хотя бы ясне дня было доказано, что Миліусъ заказалъ себ въ Праг ключъ, которымъ можно было отпирать дверь дома въ Нортумберлэндской улиц, улики, приведенныя въ судебномъ слдствіи, нисколько не были бы отстранены. Юристы имли совершенно разные взгляды на этотъ вопросъ, одни думали, что главный судья былъ неправъ, отсрочивъ ршеніе дла. По ихъ мннію, ему не слдовало дозволять Чафанбрассу читать телеграму въ суд. Заключительная рчь была бы сказана и приговоръ суда произнесенъ, если бы присяжные объявили подсудимаго виновнымъ. Тогда министръ внутреннихъ длъ даровалъ бы отсрочку до прибытія слесаря, и распространилъ бы эту отсрочку до прощенія, въ случа, если обстоятельства, сопряженныя съ двойнымъ ключомъ, длали бы сомнительною справедливость объявленія присяжныхъ. Другіе однако утверждали, что въ такомъ случа, подвергли бы ужасному наказанію человка, который теперь съ общаго согласія считался невиннымъ. Не только подобная мра повлекла бы за собою довольно продолжительное время душевной пытки подъ гнетомъ осужденія, но еще по необходимости пришлось бы лишить его мста депутата. Парламентъ былъ бы вынужденъ объявить упраздненнымъ мсто, которое занималъ человкъ, приговоренный къ смерти за убійство, и никакое помилованіе королевою или министромъ внутреннихъ длъ не могло избавить парламентъ отъ исполненія своей обязанности. Парламентъ, какъ парламентъ, только могъ признавать приговоръ присяжныхъ относительно совершеннаго преступленія. Королева, разумется, можетъ помиловать кого хочетъ, но никакое помилованіе королевы не изгладитъ преступленія, подразумваемаго приговоромъ. Многіе заходили еще гораздо дальше и были готовы доказать, что будь онъ только осужденъ, ему нельзя бы впослдствіи засдать въ Парламент, даже при новомъ избраніи.

По прибытіи телеграмъ, надо сказать, возникло живйшее желаніе, чтобы Финіасъ Финнъ сохранилъ свое мсто. Едва ли бы онъ не сдлался самымъ популярнымъ членомъ во всемъ Парламент, если бы могъ тамъ засдать на другой день по полученіи телеграмъ. Генералъ-атторней объявилъ — и многіе подтвердили это — что извстіе о двойномъ ключ нисколько не имло вліянія на улики противъ Финна. Разв возможно осудить того человка потому только, что онъ тайно заказалъ себ ключъ къ двери дома, гд жилъ? И наконецъ, какъ приняли бы это новое заявленіе, если бы лордъ Фонъ показалъ подъ присягой, что виднный имъ человкъ, который выбжалъ изъ-за забора, былъ именно Финіасъ Финнъ? Вообще признавалось, что двойной ключъ не достаточное доказательство противъ Миліуса. Тмъ не мене однако извстіе, заключавшееся въ телеграм, совершенно измнило общее мнніе о преступности или виновности Финіаса Финна. Теперь его жизнь можно бы застраховать отъ вислицы за весьма умренную сумму. Каждый сознавалъ въ душ, что никакой судъ присяжныхъ не могъ объявить его виновнымъ, и гораздо боле жалли его, что онъ долженъ еще подвергаться заключенію, чмъ тхъ двнадцать несчастливцевъ, которые были уврены, что среда будетъ послднимъ днемъ ихъ незаслуженнаго мученичества.

Въ физическомъ отношеніи обстановка Финіаса въ тюрьм не измнилась нисколько противъ того, какъ она была до суда. Его снабжали избыткомъ роскоши, только бы это могло утшить его, и постителей ему дозволялось принимать. Но онъ никого не хотлъ видть, кром сестеръ — и одно свиданіе имлъ съ мистеромъ Ло. Даже Ло съ трудомъ уяснилъ ему настоящее положеніе дла, и не могъ заставить, когда онъ наконецъ понялъ, почерпнуть въ этомъ отраду. Что общаго между нимъ и поддлкою дрянного ключа какимъ-нибудь Миліусомъ? Какъ могло это относиться къ его невинности или виновности? Что сталось бы съ нимъ и его добрымъ именемъ навсегда, если бы не открыли этого обстоятельства?

— Я долженъ быть повшенъ или спасенъ отъ вислицы, судя по случайностямъ такой мелочи, какъ ключъ! Я не дорожу жизнью въ стран, гд можетъ совершаться подобная несправедливость.

Другъ пытался убдить его, что не будь даже извстно о ключ, присяжные все-таки оправдали бы его. Но Финіасъ врить не хотлъ. Ему казалось, когда онъ слушалъ судебное слдствіе, что судъ дйствовалъ противъ него. Атторней и генералъ-солиситоръ, по видимому, твердо ршились повсить его — и это люди, съ которыми онъ былъ коротко знакомъ, съ которыми вмст засдалъ, которые должны бы знать его! Даже главный судья принялъ сторону лорда Фона, того человка, думалось Финіасу, который готовъ былъ принять присягу, чтобы лишить его жизни. Онъ мужественно вынесъ всю эту недлю, въ переговорахъ съ своимъ ходатаемъ у него ни разу не дрогнулъ голосъ, ни разу не помрачилась ясность мыслей. Но теперь, когда постилъ его Ло, чтобы представить невозможность приговора противъ него, онъ со всмъ упалъ духомъ.

— У меня ужъ ничего нтъ впереди, сказалъ онъ въ конц этого свиданія.— Я чувствую, что всего лучше лечь и умереть. Даже припоминая все, что мои друзья сдлали для меня, я не ощущаю радости. Разв въ этомъ вопрос мн слдовало зависть отъ друзей? Не създи она для меня въ тотъ городъ, вс врили бы, что я убійца.

А все-таки въ своемъ одиночеств онъ много думалъ объ удивительной любви, оказанной ему друзьями. Ими сказаны были слова, которыя доставили ему большую усладу въ его гор — слова, которыя ни мущины, ни женщины не могутъ говорить другъ другу при обыкновенныхъ обстоятельствахъ жизни, какъ сильно ни желали бы, чтобъ чувства ихъ были поняты. Лордъ Чильтернъ, лордъ Кэнтрипъ и Монкъ отзывались о немъ какъ объ избранномъ друг. И лэди Кэнтрипъ, самая сдержанная женщина во всемъ Лондон — даже она выхваляла его съ восторженностью. А какъ граціозны, какъ нжны, какъ невыразимо плнительны были слова той, которая нкогда была Вайолетъ Эффингамъ? Теперь же до него дошла всть о путешествіи мадамъ Гслеръ за границу.

— Удивительное дло она сдлала, сказалъ Ло.

Да, дйствительно удивительное! Припоминая все, что произошло между ними, Финіасъ сознался самому себ, что оно очень удивительно. Не будь онъ человкъ надломленный тмъ, что вынесъ, она могла бы сдлать для него еще боле того, что уже исполнено было ею.

Глава LXV.
‘Я НЕНАВИЖУ ЕЕ!’

Лэди Лор Кеннеди не дозволили открыто принять участіе въ изъявленіяхъ дружбы Финіасу Финну. Правда, она навстила его въ тюрьм и ежедневно старалась способствовать къ его удобствамъ, но въ суд говорить въ его пользу она не могла. И вдругъ другой женщин, которую она ненавидла, доставалась вся слава его спасенія! Она уже теперь предвидла для себя судьбу, при которой даже прошлыя ея страданія покажутся ей ничтожными. Она овдовла мене двухъ мсяцевъ тому назадъ, правда, оплакивать мужа, какъ оплакиваютъ другія вдовы, она не могла, нельзя ей было горевать по томъ, кого никогда не любила, съ кмъ жила въ разлук половину времени замужства, а тмъ не мене ея вдовство и обстоятельства, сопряженныя съ нимъ, ложились ей гнетомъ на душу. Она вполн сознавала, что любитъ Финіаса Финна съ страстной преданностью, о которой та другая женщина понятія не могла имть. И какъ любила его! Разв не была она ему врна съ перваго дня его появленія въ Лондон, врна его интересамъ почти боле, чмъ можно было требовать отъ любви женщины? Она сознавала и неоднократно припоминала свой собственный, тяжкій грхъ — великую вину въ жизни. Когда была, относительно средствъ, бдная двушка, она отказалась быть женою этого бднаго человка и отдала руку богатому жениху. Но сдлала она это въ убжденіи, что такимъ образомъ всего лучше можетъ способствовать интересамъ того, относительно котораго дала себ слово питать впредь одну чистйшую дружбу.

Она сдлала надъ собою громадное усиліе, чтобы остаться врной своему намренію, но усиліе оказалось тщетнымъ? Она старалась исполнить свой долгъ относительно нелюбимаго мужа — но и въ этомъ встртила неудачу. Одно время она настаивала на томъ, чтобы видться съ Финіасомъ, въ другое ршалась прекратить съ нимъ всякое сношеніе. Она безумно разсвирпла, когда онъ пришелъ къ ней съ сознаніемъ въ любви къ другой, и гнвъ свой она выказала ему не мене безумно. Все же она старалась способствовать его успху у той другой, хотя такимъ образомъ отказывалась отъ одного изъ самыхъ дорогихъ своихъ желаній. Она подвигнула небо и землю — свое небо и свою землю — когда онъ подвергался опасности потерять свое мсто въ Парламент. Она отвтила презрніемъ на ревность мужа — потомъ бросила его за то, что онъ ревновалъ ее. И все это она длала съ сознаніемъ собственной добродтели, такимъ же сильнымъ, какъ и неосновательнымъ. Она было неправа. Съ горькими слезами сознавалась она себ въ этомъ. Она исковеркала судьбу трехъ существъ своею ошибкой въ ранней молодости. Но ей еще не приходило на умъ, чтобы вина была ея. Ревность мужа казалась ей смшна и гнусна, такъ какъ она знала — и мужъ долженъ бы знать, думалось ей — что никогда она не опозоритъ его тмъ, что въ свт называется неврностью. Она вышла за него безъ любви, но ей представлялось, что въ этомъ виноватъ онъ. Они оба были несчастливы, но она никогда не чувствовала къ нему жалости. Она бросила его и считала, что онъ поступаетъ дурно въ отношеніи къ ней, требуя ея возвращенія въ силу правъ мужа. Во все это время она оставалась врна одному человку, его одного любила и — хотя сознавала свое собственное безуміе и крушеніе всхъ надеждъ — однако почерпала женственную отраду въ сознаніи своего постоянства. На время онъ скрылся у нея изъ вида съ молодою женой — но изъ мыслей не выходилъ — а тутъ онъ верыулся вдовцомъ. Она оставалась ему врна, несмотря на молчаніе, разлуку и отдаленіе. При его возвращеніи къ прежнему образу жизни, она тотчасъ привтствовала его съ дружелюбіемъ и старалась оказать ему помощь. Что принадлежало ей, то будетъ и его достояніемъ — только согласись онъ протянуть руку, чтобы взять. И все она выскажетъ ему — пусть онъ заглянетъ въ каждый уголокъ ея сердца. Она женщина замужняя и выйти за него не можетъ. Она женщина добродтельная и не захочетъ быть его любовницей. Но она останется ему другомъ, такимъ нжнымъ, что никакая жена, никакая любовница не можетъ быть нжне. Она и высказалась ему вполн, когда они стояли вмст на валахъ старой саксонской крпости. Онъ обнялъ ее, поцловалъ и прижалъ къ сердцу, но сдлалъ это изъ великодушія, не изъ любви. Она и тогда смутно поняла это, только не совсмъ. Онъ не уврялъ ее въ любви — но въ то время былъ живъ ея мужъ, она не допустила бы его выразить гршную любовь. По возвращеніи въ Дрезденъ, въ тотъ вечеръ, она стала предъ зеркаломъ и, всматриваясь въ себя, пришла къ убжденію, что въ ней уже ничего такого нтъ, что можетъ привлечь любовь человка, подобнаго Финіасу Финну — человка, который самъ сіялъ мужественною красотой, а все-таки въ ея грусти служила нкоторою отрадой возможность утшаться тмъ, что она замужемъ. Къ чему говорить о любви, когда о брак не можетъ быть рчи? Теперь же она вдова и свободна, какъ онъ — вдова съ большимъ состояніемъ, и не ей ли онъ клялся въ любви, когда они стояли, оба молодые, у водопада Линтера! Какъ часто могли бы они стоять тамъ и теперь, будь онъ такъ же постояненъ, какъ она!

Она видла его только разъ съ-тхъ-поръ, какъ овдовла, но тогда прошло едва нсколько дней посл смерти ея мужа, и самъ Финіасъ подвергался опасности. Тогда ужъ конечно было не время выражать иныя чувства, чмъ вызванныя обоюднымъ участіемъ въ обстоятельствахъ и гор настоящей минуты. Съ того дня, съ того мгновенія, какъ она услыхала объ его арест, вся ея душевная энергія, вс помыслы обратились на его дла. Такъ велика была его опасность и такого страннаго рода, что она почти вытснила изъ ея мыслей воспоминаніе о собственномъ положеніи. Если его повсятъ — она не останется въ живыхъ. Подобный конецъ всмъ ея мечтамъ за того, кого она избрала своимъ богомъ на земл, положительно убьетъ ее. Она вынесла много, по этого вынести не въ силахъ. Спасется онъ, но спасется безславно — о! тогда-то онъ узнаетъ, на что способна преданная любовь женщины. Но если онъ выйдетъ на свободу съ торжествомъ, если героемъ снова вступитъ въ свтъ, что тогда будетъ съ нею? Она могла предвидть и понимать, какою оваціей его встртятъ. Она уже слышала, что герцогиня длала и говорила. Она знала, какое живое участіе принимали въ немъ лордъ и лэди Кэнтрипъ. Она ежедневно обсуждала положеніе дла съ своею невсткой и знала мнніе брата. Если оправданіе будетъ полное, непремнно должна быть овація, и въ этой оваціи — разв она не знала этого наврно?— ее-то совсмъ забудутъ. Слышала она также много о мадамъ Гслеръ. Вдругъ разнеслась всть, что мадамъ Гслеръ здила въ Прагу, въ Краковъ и невсть куда еще, соря деньгами, прилагая вс усилія ума, вынося усталость, открыто въ глазахъ свта для него, и добилась успха. Она доставила доказательство о ключ, и теперь, потому только, что женщина открыла слды ключа, люди готовы врить въ невинность того, за котораго она, Лора Кеннеди, была готова ручаться головой съ самаго начала дла!

Почему не ей было суждено хать въ Прагу? Разв она не выпила бы Эзиль или не проглотила крокодила, чтобы побдить какого бы ни было Лаэрта женскаго рода, который вздумалъ бы соперничать съ нею въ, ея сильной любви? Разв не нагромоздила бы она новыя Оссы, представься ей только возможность? Она женственно стремилась къ нему въ своемъ гор — прорвалась сквозь двери тюрьмы, упала къ нему на грудь и рыдала у его ногъ. Но къ чему послужило все это? Эта чужая женщина, моавитка, помчалась въ Прагу, гд отыскала ключъ — и вс заговорили, что дло сдлано! Какъ ненавидла она эту чужую женщину и припоминала все дурное, что было говорено о ней! Она повторяла себ неоднократно, что будь это всякая другая, только не эта нмецкая жидовка, эта выскочка безъ всякой женственности, ей легче было бы перенести ударъ. Разв не извстно всему міру, что въ послдніе два года она была любовницей стараго, въ дтство впавшаго герцога, который теперь умеръ? Слыхалъ ли кто когда-нибудь о ея родителяхъ? Разв не всегда говорили, что она пронырливая, опасная интригантка? И наконецъ она могла быть ему матерью, хотя какимъ-то фокусомъ, извстнымъ подобнымъ женщинамъ, она сумла отсрочить — не разрушительное дйствіе времени — но изобличеніе этого дйствія глазамъ свта. Во всхъ этихъ обвиненіяхъ лэди Лора однако гнусно клеветала на соперницу, особенно на счетъ лтъ: оказывалось, что мадамъ Гслеръ была моложе ея нсколькими мсяцами. Только на наружности лэди Лоры, какъ блондинки, сказалось несчастье, явленіе обыкновенное относительно женщинъ съ нжнымъ цвтомъ лица и глубокимъ чувствомъ. Мадамъ Гслеръ же была брюнетка — черномазая, какъ выразилась бы лэди Лора — съ блестящими глазами, глянцовитыми волосами и худощавымъ лицомъ, будучи около тридцати лтъ, она теперь смотрла всего авантажне! Лэди Лора ненавидла ее, какъ блондинка, утратившая свою красоту, можетъ ненавидть брюнетку, которая сохранила ее.

— Что заставило ее подумать о ключ? сказала лэди Чильтернъ.

— Я не думаю, чтобы она имла его въ виду. Это просто случай.

— Такъ зачмъ же ей было хать?

— О! Вайолетъ, не говорите мн боле про эту женщину или я съ ума сойду!

— Она оказала ему хорошую услугу.

— Пусть такъ, пусть онъ пользуется этою услугой. Его оправдали бы точно также, хоть бы она съ мста не трогалась. И Освальдъ говоритъ это. Но все-равно. Пусть она торжествуетъ. Только не говорите мн про нее. Вы знаете, что я думала о ней съ перваго ея появленія въ Лондон. Никогда я не была сильне изумлена, какъ въ то время, когда вы оказали ей покровительство.

— Особеннаго не оказывала, насколько мн извстно.

— Вы пригласили ее къ себ въ Гаррингтонъ.

— Да, это правда. И мн она нравится. Я ничего дурного о ней не знаю. Кажется, вы предубждены противъ нея, Лора.

— Очень хорошо. Разумется, вы вольны думать и говорить, что хотите. Я ненавижу ее и этого достаточно для меня.

Она помолчала съ минуту и прибавила:

— Конечно, онъ женится на ней. Я знаю это наврно. Мн все-равно, на комъ онъ женится, только… только… только посл всего, что было, для меня тяжело право, чтобы его женою сдлалась единственная женщина въ Лондон, которую я навщать не могу.

— Дорогая Лора, вамъ не надо столько думать объ этомъ молодомъ человк.

— Само собою, что не надо — однако все-таки думаю. Вы хотите сказать, что я роняю себя.

— Нтъ.

— Да, вы хотите. Освальдъ откровенне и говоритъ мн это прямо. А между тмъ, что я сдлала? Жестоко обошелся со мною свтъ, и сколько я выстрадала! Разв я желаю чего-либо, кром счастья и почета для него? Разв я надюсь на что-нибудь? Я вернусь въ Дрезденъ и буду тамъ прозябать остатокъ моихъ дней, чтобы не оскорблять собою ничьего чувства.

Со всею возможной нжностью невстка старалась утшить несчастную женщину, но утшеніе было невозможно. Об знали, что Финіасъ Финнъ никогда не возобновитъ сдланнаго имъ разъ предложенія.

Глава LXVI.
ЗАГРАНИЧНЫЙ КИСТЕНЬ.

Между тмъ мадамъ Гслеръ совершила путь изъ Праги гораздо мене чмъ въ недлю и прибыла въ Лондонъ съ слесаремъ, письмоводителемъ ходатая и образцомъ ключа. Разбирательство дла, съ участіемъ присяжныхъ, какъ говорили, было отложено до среды, 24 іюня. Для такого важнаго случая пришлось волею-неволею допустить нкоторыя неправильности и подвергнуть разныхъ членовъ юридическаго міра всякаго рода неудобствамъ. Засданія въ суд были бы давно уже прекращены и вс участвующіе въ нихъ гд-нибудь въ отъзд, но такое крупное дло оправдывало всякое отступленіе отъ обычаевъ. Членъ Парламента содержался подъ стражей. Въ палат не разъ было предположено принять мры для его немедленнаго освобожденія. Если присяжные не признаютъ его виновнымъ, то ему надо возвратить свободу исполнять свои обязанностями и пользоваться своими правами. Дло было запутано, но присяжнымъ объявили, что они въ среду снова будутъ слушать дло, а между тмъ ихъ возили ежедневно за городъ по желзной дорог, прогуляться по полямъ, въ сопровожденіи двухъ шерифскихъ служителей, и дозволяли имъ то обдать въ Гринич, то въ Ричмонд, должно быть въ надежд, что уклейки и ягнятина съ салатомъ вознаградятъ ихъ въ нкоторой степени за лишеніе свободы. Мадамъ Гслеръ достигла Лондона въ воскресенье утромъ, а въ понедльникъ все относящееся до ключа было изложено въ присутствіи генералъ-атторнея, при личномъ содйствіи нашего стараго пріятеля, майора Макинтоша. Безъ сомннія, помянутый Миліусъ заказалъ въ Праг ключъ, которымъ можно было отпереть дверь дома въ Нортумберлэндской улиц. Въ Лондон сдлали ключъ по привезенному слпку и этимъ ключомъ отперли дверь. Генералъ-атторней по видимому считалъ своей обязанностью просить главнаго судью указать присяжнымъ, что имъ слдуетъ оправдать Финіаса Финна, а затмъ дло должно быть прекращено, если не будетъ возможности розыскать новыхъ уликъ противъ Йозефа Миліуса. Нельзя же повсить человка за убійство, когда онъ уличенъ только въ поддлк ключа — хотя бы онъ даже и присвоилъ себ срое пальто на нсколько часовъ. Не было явнаго доказательства, что онъ надвалъ это пальто, или что выходилъ изъ дома въ ту ночь. Лорда Фона возили для очной ставки въ тюрьму, гд содержался Миліусъ, лордъ былъ глубоко возмущенъ, но сказать ничего не могъ. По собственному побужденію Миліусъ надлъ пальто и расхаживалъ въ немъ по комнат взадъ и впередъ. Лордъ Фонъ не раскрывалъ рта. Человкъ, находившійся теперь предъ нимъ, могъ быть тотъ самый, кого онъ видлъ на улиц, но могъ это быть и мистеръ Финнъ, и всякій другой. Лордъ Фонъ былъ очень величавъ, очень сдержанъ и очень несчастливъ. По его взгляду, мученикомъ этого судебнаго слдствія оказывался одинъ онъ. Финіасъ Финнъ становился героемъ. Никогда презрніе не коснется двнадцати присяжныхъ, только онъ страдательное лицо — и, вроятно, его жизнь будетъ отравлена этимъ до конца. Заглядывая въ будущее съ своей точки зрнія, онъ представить себ не могъ, какъ ему теперь показаться въ свтъ. А между тмъ какъ добросовстно онъ усиливался быть вренъ истин и честенъ! Въ настоящемъ случа онъ не говорилъ ничего. Онъ видлъ человка въ сромъ пальт и будетъ отнын ограничиваться этимъ показаніемъ.

— Вы видли не меня, милордъ, сказалъ мистеръ Эмиліусъ съ трогательною простотой.

Въ такомъ положеніи находилось дло въ понедльникъ.

Присяжнымъ уже сообщили, что они могутъ быть выпущены за свободу въ слдующій вторникъ — по-крайней-мр, услышать въ этотъ день заключительную рчь предсдательствующаго судьи — когда вдругъ сдлали новое открытіе, еще удивительне открытія ключа. На этотъ разъ не понадобилось здить въ Прагу и, конечно, такое открытіе могло быть сдлано въ любой день посл совершенія убійства. Вообще строго порицали полицію за то, что не она напала на эту улику. Въ одномъ изъ садовъ, которые выходили на проходъ, красивый мальчуганъ игралъ однажды кистенемъ на короткомъ кистенищ. Онъ и въ домъ пошелъ съ этимъ оружіемъ, такъ какъ нянька, сопровождавшая маленькаго лорда, не разспрашивала его, откуда оно взялось. Къ счастью, кистень привлекъ вниманіе другихъ, и его миніатюрное сіятельство привелъ двухъ садовниковъ, кучера и всхъ нянекъ къ тому самому мсту, гд онъ нашелъ кистень. Не прошло и часа, какъ онъ стоялъ на колняхъ отца и, широко раскрывъ глазенки, подробно разсказывалъ двумъ полицейскимъ, какъ было дло. Теперь юный лордъ уже до крайности гордился своимъ приключеніемъ. Оно случилось въ понедльникъ подъ вечеръ, во время обда аристократическаго семейства, которое сильно было взволновано и въ то же время сильно заинтересовано находкою. Во вторникъ утромъ стало достоврно извстно, что кистень найденъ въ густой трав и поросляхъ на такомъ мст, куда онъ легко могъ быть заброшенъ чрезъ стну. Всть стрлой облетла городъ и теперь считали за врное, что настоящій убійца будетъ разысканъ.

Тмъ не мене разбирательство дла снова пришлось отложить до среды, такъ какъ необходимо было посвятить цлый день одному кистеню. Его показывали людямъ свдущимъ по этой части, и вс единогласно ршили, что онъ не англійской работы. Кистенище около фута въ длину, съ кожанымъ ремешкомъ у ручки и чмъ-то въ род пружины, заканчивалось овальною свинцовою пулей, искусно сплетенною мелко нарзанными кожаными ремешками. Спеціалисты по этой части выразили мнніе, что оружіе парижской работы. Полагали, что Миліусъ привезъ его съ собою и скрывалъ, готовя для этого случая. Если полиціи удастся выслдить кистень до его рукъ или доказать, что онъ купилъ это оружіе, тогда — такъ по-крайней-мр полагали — достаточно будетъ уликъ, чтобы полиція имла право отправить мистера Эмиліуса туда, гд такъ недавно и такъ долго содержался бдный Финіасъ Финнъ. Но до тхъ поръ, пока этого не будетъ доказано, не было повода привлечь проповдника къ отвтственности за убійство. Вс, знавшіе обстоятельства дла, были убждены, что Бонтина убили недавно найденнымъ кистенемъ, а не тмъ, который былъ въ карман у Финіаса Финна — но никто не могъ привести доказательства. Второй кистень, конечно, отстраняетъ всякое затрудненіе относительно Финіаса, но не поможетъ удовлетворить тнь Бонтина.

Въ присутствіи майора Макинтоша, Миліусу показали кистень и разсказали всю исторію — какъ онъ былъ найденъ въ саду лорда его маленькимъ сыномъ. Миліусъ тотчасъ взялъ оружіе въ руки и сталъ разсматривать съ притворнымъ любопытствомъ. Должно быть, онъ заране приготовился къ своей роли, предполагая подобный случай возможнымъ. Но, со всмъ его самообладаніемъ, онъ не могъ подавить изобличающей краски, которая бросилась ему въ лицо.

— Вы ничего не знаете объ этомъ, мистеръ Миліусъ? спросилъ одинъ изъ присутствующихъ полицейскихъ, пристально глядя ему въ лицо.— Разумется, мы не вынуждаемъ васъ оговаривать себя.

— Какъ мн-то знать? Ровно ничего не знаю объ этомъ кистен. У меня отродясь не бывало, да я и не видывалъ, кажется, никогда такого прежде.

Онъ все исполнилъ отлично, только того осилить не могъ, чтобы кровь не приливала къ щекамъ. Полицейскіе не сомнвались, что онъ убійца, но что имъ было длать?

— Вы безспорно спасли ему жизнь, говорила герцогиня своему другу въ воскресенье вечеромъ.

Еще кистень не былъ найденъ.

— Не думаю, чтобы они коснулись волоса на его голов, возразила мадамъ Гслеръ.

— Будто? Вс были убждены, что его повсятъ. Не ужасно ли только подумать! Признаться, я не знаю, какъ вы теперь избгнете необходимости сдлаться его женой, весь свтъ толкуетъ про васъ.

Мадамъ Гслеръ улыбнулась и сказала, что вполн равнодушна къ толкамъ. Во вторникъ, посл открытія кистеня, дв пріятельницы видлись опять.

— Теперь извстно, что проповдникъ убійца, сказала герцогиня.

— Я не сомнвалась въ этомъ.

— Должно быть, онъ человкъ храбрый для иностранца, если напалъ на Бонтина одинъ и на улиц, гд его каждый могъ бы увидть. Взявъ все въ соображеніе, онъ не внушаетъ мн такой глубокой ненависти. А что касается его жены, то ей по-дломъ.

— Мистеръ Финнъ долженъ быть оправданъ теперь.

— Разумется, онъ будетъ оправданъ. Никто въ этомъ не сомнвается. Это ршено. Сущій позоръ, что его до-сихъ-поръ держатъ въ тюрьм! Полагаю, его сдлаютъ пэромъ и назначатъ ему пенсію — или, по-крайней-мр, дадутъ министерство. Жаль, что Плантадженетъ поторопился на счетъ этого противнаго министерства торговли, онъ могъ бы попасть туда. Лордомъ хранителемъ печати онъ по настоящему быть не можетъ, если не возвести его въ достоинство пэра. Вы ничего не имете противъ этого — вдь ничего, душечка?

— Я думаю, что мистера Финна вознаградятъ далеко не такъ блистательно. Вы добились свиданія съ нимъ, я уврена?

— Плантадженетъ не пустилъ меня, но я знаю, что кой-кто добился.

— Дама?

— Само собою, дама. Кажется, добрая половина мущинъ изъ всхъ клубовъ перебывала у него.

— Кто эта дама?

— Вы не разсердитесь?

— Постараюсь, по-крайней-мр, владть собой, герцогиня.

— Это была лэди Лора.

— Такъ я и думала.

— Говорятъ, она съ ума сходитъ отъ любви къ нему, душечка.

— Я никогда подобнымъ вещамъ не врю. Въ ваше время женщины не сходятъ съ ума по мущинамъ. Они старые друзья и знакомы Богъ знаетъ сколько лтъ. Ея братъ, лордъ Чильтернъ, его закадычный другъ. Мн вовсе не удивительно, что она желала его видть.

— Вы знаете, надюсь, что она овдовла?

— Какъ же! Кеннеди умеръ задолго до моего отъзда.

— Она очень стала богата. Лофлинтеръ оставленъ ей по жизнь и ея собственное состояніе возвращено ей. Держу пари о чемъ хотите, что она предложитъ мистеру Финну раздлить его съ нею.

— Пожалуй, сказала мадамъ Гслеръ, и самый легкій румянецъ выступилъ на ея щекахъ.

— А я предложу вамъ другое пари со всми возможными преимуществами на вашей сторон.

— Какое?

— Что онъ откажется. Теперь принято, чтобы дамы длали предложеніе, а мущины отказывали. Пока мущины не имли такого исхода, они находили это до того неудобнымъ, что нкоторые просто боялись показываться въ обществ. Въ настоящее время устраиваются гораздо лучше.

— Это бываетъ, я уврена, возразила мадамъ Гслеръ, ухитрившись отвернуться, не возбудивъ вниманія пріятельницы.

— Когда все будетъ кончено, мы вызовемъ его въ Мачингъ и устроимся лучше. Не думаю, чтобы засданія продолжались, такъ какъ со времени ареста никто ничего не длалъ. Пока мистеръ Финнъ содержался въ тюрьм, законодательство находилось въ полномъ засто. Даже Плантадженетъ не работалъ боле двнадцати часовъ въ сутки, а бдный лордъ Фонъ, говорили мн, близко не подходилъ къ своей канцеляріи въ послднія дв недли. Когда волненіе утихнетъ, никто не будетъ въ состояніи вернуться къ дламъ ране охоты за тетеревами. Конечно, дадутъ нсколько обдовъ въ честь великаго человка — но потомъ все бросится вонъ изъ Лондона, я думаю. Вы пріобрли бы гораздо боле славы, не найдись кистень. Маленькому лорду Фредерику слдуетъ своя доля, какъ вамъ извстно.

— Это самый странный случай, какой мн доводилось знать, говорилъ сэр-Симонъ Слопъ въ тотъ же вечеръ одному изъ своихъ друзей.— Мы непремнно повсили бы его, не представься этихъ двухъ обстоятельствъ, а между тмъ ни одно изъ нихъ не ведетъ къ тому, чтобы повсить кого-либо другого.

— Какая жалость!

— Это указываетъ опасность безгласныхъ доказательствъ — а все-таки безъ нихъ не розыщешь ни одного убійцы. Знаете, я очень радъ, что ключъ и кистень нашлись. Вопросу о пальт я никогда не придавалъ значенія.

Глава LXVII.
ПРИГОВОРЪ.

Въ среду утромъ Финіасъ Финнъ опять былъ въ суд на мст подсудимыхъ. Въ присутствующихъ преобладало чувство, что подвергать его такому позору теперь уже не слдовало, но онъ все еще содержался по обвиненію въ убійств и ему объяснили, что обстоятельства дла и законъ не позволяли ему быть въ иномъ мст во время засданія. Онъ отнесся къ извиненію съ вжливымъ презрніемъ. Пока дло не кончится онъ самъ не захотлъ бы перемны, даже будь это разршено. Когда онъ взошелъ по внутренной лстниц на свое мсто, посл прихода судей, въ толп поднялся шумъ, чуть не рукоплесканія. Приставъ разсвирплъ и далъ понять, что вс будутъ арестованы, если не замолчатъ, но главный судья не сказалъ ни слова, не выразили неудовольствія и высокія лица, генералъ-атторней и генерал-солиситоръ.

Опять скамьи на эстрад были переполнены членами обихъ Палатъ и теперь самъ мистеръ Грешэмъ сопровождалъ лорда Кэнтрипа. Оба герцога были тутъ. Такимъ мелкимъ лицамъ, какъ Лоренсъ Фицджибонъ, пришлось прибгнуть къ покровительству помощника шерифа.

Самъ Финіасъ былъ блденъ, его лицо осунулось. Замтили, что онъ уже не стоялъ прямо, какъ прежде, а все время опирался на ршетку. Пристально наблюдавшіе за нимъ утверждали, что онъ весь день ни разу не поднималъ глазъ на членовъ суда, находившихся противъ него, хотя во время всего предыдущаго слдствія онъ стоялъ поднявъ голову и глядя имъ прямо въ лицо. Теперь онъ не сводилъ взора съ того, кто говорилъ, но все въ немъ, взглядъ, движенія, осанка и походка, совершенно измнились противъ того, какъ были въ первую недлю судебнаго слдствія. Тогда его прямота, мужествененная красота, вообще твердость и спокойствіе бросались въ глаза. Чего бы онъ ни страшился, ни малйшаго признака страха не искажало его наружнаго вида. Онъ ни разу не дозволилъ себ нахально выказать самоувренность. Эти шесть долгихъ дней онъ стоялъ поддерживаемый мужествомъ, соотвтственнымъ его страшному положенію. Теперь однако, по видимому, ему измнило обаяніе въ лиц и осанк. Правда, говорили, что онъ былъ боленъ послдніе дни, и въ суд шепотомъ сообщали другъ другу, что онъ страдалъ безсонницей. Съ того времени, какъ отложили засданія суда, выходили бюллетени о состояніи его здоровья и каждый зналъ, что заточеніе начинаетъ сказываться на его силахъ.

Въ настоящемъ случа засданіе началось съ того, что генералъ-атторней извинился предъ присяжными. Эти извиненія повторялись очень часто во время судебнаго слдствія и каждый разъ вызывали новый ропотъ. Теперь старшина выразилъ надежду, что законодательство приметъ въ соображеніе положеніе вещей, при которомъ возможно, чтобы двнадцать человкъ, вс съ обширными длами на рукахъ, содержались въ заточеніи цлыхъ дв недли изъ-за ошибки по поводу уликъ въ убійств. Тутъ главный судья наклонилъ голову и поглядлъ на присяжныхъ чрезъ очки съ такимъ глубокомудріемъ, что почти убдилъ ихъ, когда сказалъ, что онъ не знаетъ ни о какой ошибк въ уликахъ. Можетъ быть, они не найдутъ своею обязанностью, посл выслушанныхъ ими показаній и тхъ, которыя они еще услышатъ, оправдать подсудимаго, но не потому, чтобы оказывалась какая-нибудь ошибка или неправильное дйствіе суда, кром такого заблужденія относительно мнимой виновности подсудимаго, исправить которое составляетъ прямую обязанность присяжныхъ вообще. Затмъ онъ пытался примирить ихъ съ принесенною жертвой описаніемъ важности и славы ихъ положенія въ силу англійскаго законодательства.

— Милордъ, возразилъ одинъ:— если бы вы были купецъ и не имли другого партнера, кром очень молодого, вы знали бы, что значитъ быть оторваннымъ отъ дла на дв недли.

Тутъ торговецъ покачалъ головой и приложилъ платокъ къ глазамъ, къ нему также почувствовали состраданіе.

Генералъ-атторней продолжалъ:

— Мой ученый другъ противной стороны — онъ указалъ головой на Чафанбрасса — желаетъ представить новыя доказательства въ пользу арестованнаго, который стоитъ еще предъ вами, какъ подсудимый. Я же съ своей стороны долженъ заявить, что эти доказательства, если таковы, какъ я полагаю, ставятъ мн теперь въ обязанность присоединиться къ моему ученому другу и пригласить гг. присяжныхъ произнести оправдательный приговоръ. Тмъ не мене имъ надлежитъ составить себ собственное мнніе о вроятіи новыхъ доводовъ.

— Не можетъ быть опасенія на счетъ ихъ вроятія, возразилъ Чафанбрассъ, вставая.— Я нисколько не сомнваюсь въ ихъ вроятіи, господа, не полагаю, чтобы и вы стали сомнваться. Вы должны понимать, что я продолжаю приводить свидтелей для защиты. Послднимъ быль высокородный мистеръ Монкъ, котораго показаніе относилось къ характеру и внутреннимъ достоинствамъ подсудимаго. Теперь я представлю слесаря чеха, по имени Праска. Петеръ Праска — который, само собой, по-англійски не говоритъ, къ несчастью, ни слова также не говоритъ и по-нмецки. Но мы достали переводчика и узнаемъ немедленно, что Петеръ Праска намъ долженъ сообщить.

Слесаря-чеха ввели на свидтельскую трибуну и переводчикъ, знакомый съ чешскимъ нарчіемъ и съ англійскимъ языкомъ, былъ поставленъ возл него и приведенъ къ присяг, что врно передастъ его слова.

Вытребовали въ судъ и злополучнаго Миліуса. Онъ явился подъ конвоемъ двухъ полицейскихъ, и слесарь-чехъ клялся, что сдлалъ ключъ по заказу человка, котораго видитъ теперь предъ собою. Не къ чему утруждать читателя дальнйшими подробностями показанія о ключ. Ясно было доказано, что въ деревушк близъ Праги сдланъ ключъ, который отпиралъ дверь Миджера въ Нортумберлэндской улиц, и не мене ясно доказали, что ключъ сдланъ по слпку, доставленному Миліусомъ. Это явствовало изъ совокупныхъ показаній Миджера и слесаря.

— Почему же мн не заказать другого ключа на случай, если я потеряю одинъ? возразилъ проповдникъ.— Разв я говорилъ противное? Это я нахожу очень страннымъ.

Тмъ не мене два полицейскихъ быстро вывели его опять изъ залы суда, такъ какъ въ его присутствіи не нуждались для показаній о кистен.

Кончивъ дло на счетъ ключа, Чафанбрассъ прямо приступилъ къ кистеню. Онъ былъ представленъ и переданъ для осмотра членамъ суда. Это оружіе возбудило сильное любопытство. Поднимались на цыпочки, чтобы увидать его хоть издали, и позавидовали первому министру, который держалъ его съ минуту въ рукахъ. Такъ какъ нашедшій его мальчуганъ съ большими глазенками не былъ даже шести лтъ, то связать цпь уликъ встртило нкоторое затрудненіе. Не сочли удобнымъ приводить къ присяг ребенка. Но окольными путями было доказано, что настоящій кистень поднятъ въ саду. Представили тщательно составленный планъ переулка, сада и стны — вмст съ ступенями, гд, какъ полагали, былъ нанесенъ ударъ, означено было и мсто, гд какъ ребенокъ говорилъ, нашлось оружіе. Потомъ выслушали мнніе нкоторыхъ работниковъ кожевенныхъ издлій, которые единогласно утверждали, что представленный имъ кистень не могъ быть сдланъ въ Англіи. Два ученыхъ химика заявили присяжнымъ, что они тщательно осматривали набалдашникъ кистеня, ища слдовъ человческой крови — но ничего не нашли. Однако они полагали, что человкъ легко могъ быть убитъ этимъ оружіемъ безъ пролитія крови. Это объясненіе показалось присяжнымъ тмъ безполезне, что три, четыре врача свидтельствовавшіе тло убитаго, уже говорили имъ, что удары по голов, вроятно, не сопровождались пролитіемъ крови. Когда члены суда вышли завтракать около двухъ часовъ, присяжные дрожали относительно своей судьбы въ слдующую ночь.

Новыя показанія однако пришли къ концу и, по возвращеніи членовъ суда, Чафанбрассъ заявилъ, что скажетъ только нсколько словъ. Онъ видлъ себя вынужденнымъ просить, чтобы ихъ снисходительно выслушали, хотя зналъ, что это не въ порядк вещей. Особенность этого судебнаго слдствія, что въ немъ все неправильно, и онъ не полагалъ, чтобы его ученый другъ генералъ-атторней сталъ оспаривать испрашиваемое имъ преимущество. Генералъ-атторней не сказалъ ничего и Чафанбрассъ продолжалъ свою маленькую рчь — она заняла почти цлый часъ. Ее находили безполезною, такъ какъ все сказанное въ ней было повтореніе и непремнно должно быть снова изложено предсдательствующимъ судьею. Не Чафанбрассу надлежало обвинять другого въ убійств Бонтина. Не его дло указывать присяжнымъ, есть или нтъ улики, по которымъ другого надо предать суду. Но, въ защиту своего кліента, его прямая обязанность объяснить сцпленіе обстоятельствъ, клонившихся къ обвиненію другого — обстоятельствъ, которыя, взятыя вмст, представляли всякое вроятіе, что преступленіе было совершено другимъ — слдовательно, отстраняли вопросъ о возможности для присяжныхъ объявить его кліента виновнымъ. Онъ не полагалъ, чтобы изъ присутствующихъ нашелся хоть одинъ человкъ, который теперь не былъ бы убжденъ въ невинности его кліента, тмъ не мене онъ не имлъ права полагаться единственно на подобное убжденіе. Его долгъ указать присяжнымъ, что они не могутъ не оправдать его кліента. Когда Чафанбрассъ слъ, генералъ-атторней отказался отъ всякаго права, какое могло быть предоставлено ему, на дальнйшія возраженія.

Была половина четвертаго, когда предсдательствующій судья началъ заключительную рчь. Онъ приложитъ вс старанія, сказалъ онъ, чтобъ помочь присяжнымъ кончить ихъ скучную обязанность и къ ночи вернуться въ свои семьи. Онъ не встанетъ, не заключивъ своей рчи, до котораго бы часа это ни продлилось, и хоть довольно времени займетъ перечислить улики и объяснить обстоятельства этого страннаго судебнаго слдствія, есть всякое вроятіе, что присяжные будутъ въ состояніи объявить свой приговоръ безъ продолжительныхъ преній между собою.

— Не будетъ никакого замедленія, милордъ, сказалъ пострадавшій крайне неразумный торговецъ.

Бдняка опять остановили, но кротко, и главный судья продолжалъ свою рчь.

Она длилась добрыхъ четыре часа, но мы дадимъ о ней самый краткій отчетъ, такъ какъ она преимущественно состояла изъ перечня и разбора свидтельскихъ показаній, а внимательный читатель, если такіе оказываются, уже подробно ознакомленъ съ ними. Значеніе безгласныхъ доказательствъ было объяснено и справедливость многаго, что высказалъ по ихъ поводу Чафенбрассъ, допущена, но тмъ не мене, говорилъ главный судья, нельзя бы отправлять правосудіе, если бы вина никогда не могла быть обличена безгласными доказательствами. По всему вроятію, они согласятся, что лицо, которое такъ долго стояло предъ ними въ качеств подсудимаго, было жертвою самаго страннаго сцпленія неблагопріятныхъ обстоятельствъ, и оправдается, если послдуетъ оправданіе другимъ не мене страннымъ сцпленіемъ обстоятельствъ. Однако онъ считалъ долгомъ заявить имъ посл того, какъ они выслушали, такъ сказать, двойныя показанія, что онъ не могъ бы склонять ихъ къ обвиненію подсудимаго даже въ такомъ случа, если бы не обнаружились обстоятельства о ключ, сдланномъ въ Богеміи, и заграничномъ кистен. Онъ вовсе не имлъ цлью утверждать, чтобы улики не оправдывали преданія суду. Судебное слдствіе имло полнйшее основаніе, находилъ онъ. Однако, если бы и не возникло ничего, что указывало бы на возможность преступленія со стороны другого, онъ все же счелъ бы своей обязанностью представить имъ, что цпь уликъ противъ мистера Финна не полна — или, врне сказать, улики, по его сужденію, не достаточно вски. Онъ хотлъ высказать это, такъ какъ считалъ нужнымъ поставить на видъ, что останься кистень скрытымъ подъ травою и не найдись слесарь, который сдлалъ ключъ, все же ихъ не могло постигнуть жестокое несчастье наказать невиннаго вмсто виновнаго — пролить невинную кровь въ справедливой попытк наказать убійство смертью. На сколько ему было извстно, онъ полагалъ, что подобное бдствіе еще не постигало страны въ его время. Отправленіе правосудія такъ щадило жизнь, что, по счастью, противоположное зло встрчалось чаще. Онъ излагалъ все это, дабы впослдствіи не приводили настоящаго дла какъ примръ опасности безгласныхъ доказательствъ. Одни свидтельскія показанія о нравственности подсудимаго уже давали чувствовать, что обстоятельства дла, которыя по видимому набрасывали на подсудимаго тнь, все-таки не достаточное удостовреніе въ его виновности. Теперь же обнаружились другія и важныя обстоятельства, въ силу которыхъ онъ, съ своей стороны, питалъ убжденіе, что присяжнымъ будетъ не трудно постановить приговоръ. Страшное убійство совершили среди ночи. Дворянинъ былъ убитъ, когда возвращался изъ своего клуба — вроятно, рукою человка, вращавшагося въ кругу дворянъ. Коварный умыселъ, обдуманный въ теченіи многихъ дней и недль, и затмъ исполненный съ неимоврной дерзостью, имлъ цлью, надо полагать, отстранить врага. Едва ли ли можно подвергать сомннію, что мистеръ Бонтинъ убитъ оружіемъ, найденнымъ въ саду, а если такъ, то онъ безспорно не могъ быть убитъ подсудимымъ, которому нельзя же было имть два кистеня въ карман и ссора котораго съ убитымъ произошла такъ недавно, что о приготовленіяхъ задолго не могло быть и рчи.

— Вы слышали, продолжалъ предсдатель свою рчь присяжнымъ: — что было изложено по поводу сраго пальта мистера Миджера и поддлки ключа для двери его дома. Не мн указывать вамъ, что эти показанія клонились къ обвиненію не подсудимаго, а другого лица. Указаніе на такого рода вроятіе или возможность заходитъ за черту моей прямой обязанности, но, безъ сомннія, эти обстоятельства помогутъ вамъ — если въ помощи окажется надобность — прійти къ заключенію относительно виновности подсудимаго. Господа, я полагаю, вамъ не трудно будетъ признать подсудимаго не виновнымъ въ убійств, которое было приписано ему.

Присяжные стали совщаться и немедленно вслдъ за тмъ старшина объявилъ, что они единодушно признаютъ подсудимаго не виновнымъ.

— По нашему мннію, прибавилъ онъ:— мистера Финна совсмъ не слдовало предавать суду по тмъ уликамъ, которыя намъ были представлены.

Необходимость освободить бднаго Финіаса отъ ужасовъ его положенія сказывалась такъ настоятельно, что не позволяла въ ту минуту обратить вниманіе на подобный протестъ.

— Мистеръ Финнъ, обратился судья къ несчастному, изнемогающему Финіасу:— вы оправданы отъ взведеннаго на васъ гнуснаго и ужаснаго обвиненія, съ согласія, я увренъ, не только тхъ, кто присутствовалъ при этомъ слдствіи, но и всхъ вашихъ соотечественниковъ и соотечественницъ. Лишнимъ было выговорить, что вы оставите судъ безъ малйшаго пятна на вашемъ добромъ имени. Полагаю, вамъ было отрадно въ минуту испытанія слышать, какъ отзывались о васъ друзья, являвшіеся въ судъ свидтельствовать въ вашу пользу. Для меня было крайне прискорбно видть такого человка, какъ вы, подвергнутымъ незаслуженному позору, по кто, подобно вамъ, взросъ въ уваженіи къ законамъ родины и основательно изучилъ ея конституцію, какъ изучили ее вы, тотъ вроятно сознаетъ, что какъ велико ни оказалось несчастье лично для васъ, все же это было только естественною попыткой отправлять правосудіе. Надюсь, вы скоро почувствуете себя въ состояніи занять ваше мсто между законодателями страны.

Такимъ образомъ былъ оправданъ Финіасъ Финнъ. Подобравъ свои мантіи, судьи толпою стали выходить изъ присутствія вслдъ за длиннымъ рядомъ ассистентовъ, которые оставались до той поры, чтобы слышать послднее слово этого судебнаго слдствія. Чафанбрассъ собралъ свои бумаги съ помощью Уикерби — вовсе не обращая вниманія на своего младшаго товарища — а генералъ-атторней и генерал-солиситоръ поздравили другъ друга съ благополучнымъ окончаніемъ очень непріятнаго дла.

И Финіасъ Финнъ былъ освобожденъ. Согласно обыкновенному значенію этого слова, онъ теперь могъ идти куда хотлъ, такъ какъ законъ не нуждался боле въ его личности. Можно постичь, какъ въ случаяхъ, не выходящихъ изъ ряда, освобожденный посл оправданія арестантъ — изъ десяти разъ девять сознающій себя въ душ виновнымъ — вкушаетъ сладость возвращенной свободы, и какъ легко ему на сердц, когда онъ чувствуетъ себя безопаснымъ. Его вроятно встрчаетъ жена или какая-нибудь молодая женщина — а если нтъ у него ни жены, ни молодой женщины, чтобы привтствовать его, онъ отправляется туда, гд бывалъ обыкновенно. Участіе въ его судьб уже прекратилось, онъ не герой боле настоящей минуты, за то онъ свободный человкъ и можетъ пить свой грогъ гд пожелаетъ. Пожалуй, онъ будетъ привтствованъ при выход кучкою любопытныхъ, но не дойдетъ до угла, какъ уже снова вернется къ ничтожеству. Не то было съ этимъ освобожденнымъ арестантомъ, какъ относительно его друзей, такъ и относительно его самого и его собственныхъ чувствъ. Когда настала минута освобожденія, онъ не подумалъ еще о непосредственномъ будущемъ — не составилъ себ плана, гд и какъ будетъ жить въ слдующіе нсколько мсяцевъ. Впечатлнія настоящей минуты до того были полны то страданій, то ожидаемаго торжества, что онъ еще не пытался даже составить себ какой-либо планъ. Герцогиня Омніумъ подала мысль привтствовать его возвращеніе въ общество рядомъ изысканныхъ обдовъ въ аристократическомъ мір, но ему такого рода возвращеніе въ свтъ конечно не приходило на умъ. Когда его увели внизъ по лстниц, онъ самъ не зналъ, куда идетъ. Онъ очутился въ небольшой комнатк, принадлежащей къ суду, Ло держалъ его подъ одну руку, лордъ Чильтернъ подъ другую. Онъ не давалъ себ отчета, что ему предложатъ — да и не думалъ еще, какъ отвчать на какое-либо предложеніе.

— Наконецъ вы спасены! сказалъ Ло.

— Подумайте, что онъ вынесъ! сказалъ лордъ Чильтернъ.

Финіасъ осмотрлся вокругъ, нтъ ли тутъ еще другихъ друзей. Безспорно, изъ числа всхъ ихъ, онъ думалъ наиболе о той, которая прохала пол-Европы за доказательствами для его спасенія. Онъ видлъ мадамъ Гслеръ въ послдній разъ въ вечеръ предъ убійствомъ и съ-тхъ-поръ не имлъ отъ нея никакихъ встей. Но ему разсказали, что она сдлала для него, и онъ чуть не вообразилъ, что найдетъ ее тутъ, ожидающею его. Онъ улыбнулся сперва одному пріятелю, потомъ другому, и пытался сохранить свое обычное спокойствіе.

— Теперь все будетъ хорошо опять, сказалъ онъ.— Нельзя ли мн достать стаканъ воды?

Онъ опустился за стулъ, пока пошли за водою, и его два друга стояли возл него. не умя помочь ему ничмъ кром своего присутствія.

Тутъ лордъ Кэнтрипъ вошелъ въ комнату. Онъ оставался въ суд до послдней минуты, между тмъ какъ Ло и Чильтернъ пошли встртить оправданнаго. Съ Кэнтрипомъ пришелъ и сэр-Гэрри Кольдфутъ, министръ внутреннихъ длъ.

— Мой другъ, сказалъ Кэнтрипъ:— горькіе дни для васъ миновали и я надюсь, что горечь также вскор изгладится.

Финіасъ опять пытался улыбнуться, протягивая руку тому, съ кмъ прежде служилъ.

— Я не безпокоилъ бы васъ, мистеръ Финнъ, сказалъ сэр-Гэрри:— если бы не считалъ своей непремнной обязанностью выразить сожалніе о жестокомъ испытаніи, которому вы подверглись.

Финіасъ всталъ и поклонился нсколько принужденно. Онъ думалъ, что каждый, кто имлъ отношеніе къ отправленію правосудія, считалъ его виновнымъ, а въ настоящемъ его настроеніи духа только т могли ему быть дороги, которые врили въ его невинность съ самаго начала.

— Мн поручилъ мистеръ Грешэмъ, продолжалъ сэр-Гэрри:— выразить вамъ его полнйшее сочувствіе и радость, что все это наконецъ кончено.

Финіасъ пытался было сказать маленькую рчь, но ршительно не могъ. Сэр-Гэрри ушелъ. Вслдъ за тмъ Финнъ разразился рыданіями.

— Кто этому удивится? замтилъ лордъ Кэнтрипъ.— Удивительно то, что онъ былъ въ состояніи выносить это такъ долго.

— Меня совершенно подавило бы давнымъ-давно, сказалъ другой лордъ.

Тутъ возникъ вопросъ, что ему теперь длать, и Ло попросилъ разршенія увезти его къ себ на нсколько дней. Его жена, говорилъ онъ, знала ихъ общаго друга такъ давно и такъ коротко, что едва ли не суметъ ухаживать за нимъ лучше всякой другой дамы, къ тому же, въ ихъ дом онъ можетъ быть съ сестрами такъ точно, какъ въ своемъ собственномъ. Его сестры поселились возл тюрьмы почти съ самой минуты его преданія суду, а теперь нашли лучшимъ, чтобы он перехали въ домъ мистера Ло, чтобы тамъ находиться съ братомъ.

— Я думаю, что отправлюсь въ… мою собственную квартиру… въ Марльбороской улиц.

Это были первыя понятныя слова, которыя онъ произнесъ съ-тхъ-поръ, какъ вышелъ изъ суда. На этомъ ршеніи онъ и остановился. Лордъ Кэнтрипъ предложилъ уединеніе въ принадлежащемъ ему загородномъ дом на часъ зды отъ Лондона, и лордъ Чильтернъ объявилъ, что извстный уже Финіасу Гэррингтонскій замокъ находится въ его распоряженіи — тмъ не мене Финіасъ ршилъ въ пользу мистрисъ Бнсъ, и Ло проводилъ его въ Большую Марльбороскую улицу.

— Я пріду къ вамъ завтра… съ женою пріду, сказалъ лордъ Чильтернъ, когда уходилъ.

— Нтъ, не завтра, Чильтернъ. Но передайте вашей жен, что я высоко цню ея дружбу.

И лордъ Кэнтрипъ вызвался пріхать, но также былъ приглашенъ немного обождать.

— Боюсь, что я не въ состояніи еще принимать постителей. Послдняя недля, повидимому, выжала изъ меня все силы.

Ло дохалъ съ нимъ до его квартиры и сдалъ его на руки мистрисъ Бнсъ, сказавъ, что сестры будутъ къ нему рано на другое утро. Въ этотъ вечеръ онъ предпочиталъ быть совершенно одинъ. Онъ не позволилъ адвокату даже подняться на лстницу, когда же вошелъ въ свою комнату, почти грубо попросилъ плачущую хозяйку оставить его.

— О! мистеръ Финіасъ, позвольте мн приготовить вамъ что-нибудь, сказала бдная женщина.— Вы ничего еще не кушали сегодня. Я принесу вамъ котлету и чашку чаю.

Финіасъ не хотлъ сть, когда судьи выходили завтракать, онъ обдалъ, какъ обыкновенно, съ-тхъ-поръ какъ началось судебное слдствіе. Чашку чаю она могла принести ему, сказалъ онъ, только не прежде, какъ спустя добрый часъ. И наконецъ онъ остался одинъ. Онъ сталъ посреди комнаты, протянулъ руки и приложилъ къ груди, потомъ къ голов, точно ощупывалъ себя, сомнваясь, дйствительно ли это онъ самъ и есть. Могло ли быть, чтобы послднія недли не были ужаснымъ сномъ? Неужели его на самомъ дл обвиняли въ убійств и предали уголовному суду? Тутъ онъ вспомнилъ своего убитаго врага, мистера Бонтина.— Разв дйствительно не стало того презрительнаго, надменнаго и хвастливаго человка съ громкимъ голосомъ, который недавно еще долженъ былъ получить мсто канцлера казначейства? Онъ почти ни разу не подумалъ о Бонтин въ теченіи тхъ недль, когда находился въ заточеніи. Вс подробности убійства онъ слышалъ съ полнотою, которая наконецъ оказалась завершенною. Его притснитель, которому онъ подчасъ почти завидовалъ, несомннно умеръ и свтъ подумалъ въ первую минуту, что убійца онъ, Финіасъ Финнъ.

А теперь что ожидаетъ его въ будущемъ? Одно ему казалось врно. Онъ никогда не переступитъ боле порога Нижней Палаты, никогда боле не можетъ засдать въ ней, какъ обыкновенный дловой человкъ между другими обыкновенными людьми. О немъ такъ много толковали, такъ судили вкривь и вкось, и выставляли толп на позоръ, что онъ ничмъ уже быть не могъ, кром несчастнаго созданія, судимаго за убійство врага. Изъ него извлекли вс соки, гд ему теперь быть человкомъ полезнымъ! Онъ уже не въ состояніи совсмъ отдлиться отъ своей личности при томъ внутреннемъ спокойствіи духа, которое необходимо для общественнаго дятеля. Ему вдругъ пришли на память давно знакомые стихи, онъ повторилъ ихъ вслухъ, подумавъ съ нкоторой гордостью, что ихъ можно примнить къ нему:

‘Истинные боги жаждутъ страданія и горя — быть камышомъ, который не будетъ уже никогда рости, какъ камышъ, между другими камышами въ рк.’

Онъ сидлъ за чаемъ, все думая о себ — зная однако въ то же время, что несравненно лучше бы ему не предаваться подобнымъ мыслямъ. Вдругъ что-то ему пришло на умъ, онъ быстро всталъ, подошелъ къ отворенному окну, раздвинулъ занавски и выглянулъ въ ночную темь. Было 30 іюня и погода стояла жаркая, время приближалось къ полуночи. Вдругъ Финіасъ надлъ шляпу, съ улыбкой ощупалъ ключъ, который всегда носилъ въ карман, при мысли о ключ, сдланномъ въ Праг для замка въ дверяхъ дома въ Нортумберлэндской улиц Новаго Проспекта, и пошелъ внизъ къ лицевой двери дома.

— Вы скоро вернетесь, мистеръ Финнъ, не правда ли? сказала мистрисъ Бнсъ, которая услышала его шаги, такъ какъ не ложилась, считая врне въ первую ночь по его возвращеніи не спать, пока онъ не ляжетъ.

— Почему же я долженъ скоро вернуться? возразилъ онъ, круто обернувшись къ ней.

Тутъ онъ вспомнилъ, что она принадлежала къ числу тхъ, которые все время оставались ему врны, и ласково взялъ ее за руку.

— Я скоро вернусь, мистрисъ Бенсъ, не опасайтесь за меня. Подумайте, какъ мало я могъ пользоваться свободой въ послднее время. Цлыхъ шесть недль мн даже нельзя было пройтись. Вы не можете удивляться тому, что меня тянетъ побродить на вол.

Тмъ не мене она не желала бы, чтобы онъ выходилъ въ эту ночь одинъ.

Онъ снялъ съ себя черный траурный костюмъ, который былъ на немъ во все время судебнаго слдствія и надлъ ту самую срую одежду, по которой старались опредлить его тождество съ убійцей. Одтый такимъ образомъ, онъ прошелъ чрезъ Регентскую улицу, на Гановерскій сквэръ, оттуда свернулъ въ Бондскую улицу вскор затмъ въ Брутонскую и очутился на Беркелейскомъ сквэр. Онъ шелъ обратно по той самой дорог, которою возвращался домой изъ клуба въ ночь убійства. Когда порой ему попадался на встрчу, прохожій, онъ дрожалъ отъ страха, что его узнаютъ. Но онъ шелъ скоро и не останавливался, пока не достигъ мста, гд ступени вели съ улицы въ проходъ — того мста, гд было совершено убійство. Онъ заглянулъ въ него съ ужасомъ и стоялъ, какъ пригвожденный къ земл, припоминая вс подробности, которыя слышалъ на слдствіи. Наконецъ онъ осмотрлся вокругъ и сталъ слушать, не приближаются ли шаги изъ прохода. Ничего не слыша и никого не видя, онъ наконецъ сошелъ со ступеней и, первый разъ въ жизни, прошелъ этимъ путемъ къ Болтон-Ро. Здсь-то поджидалъ своего врага презрнный негодяй, о которомъ онъ слышалъ теперь такъ много — тотъ презрнный негодяй, за котораго его принимали цлыхъ шесть недль. Боже!.. и люди, знавшіе его, могли врить, что онъ совершилъ подобное злодйство? Онъ очень хорошо, помнилъ, что показывалъ кистень у дверей клуба Ирлю и Фицджибону, и посл того, какъ онъ показы валъ его такимъ образомъ, могли предполагать, что онъ воспользуется имъ для цли, на которую намекалъ шутя! Разв люди такъ слпы, такъ мало понимаютъ человческую натуру, такъ неспособны отличать истину? Онъ продолжалъ идти, пока не достигъ конца Клэрджской улицы, тутъ онъ остановился и посмотрлъ на заборъ напротивъ — тотъ самый заборъ, откуда видли, что торопливо вышелъ человкъ. Мсто было совсмъ незнакомо Финіасу. Онъ никогда не спрашивалъ себя, куда вело это огороженное мсто, какъ проходилъ мимо на пути изъ Пикадилли въ клубъ. Но теперь онъ вошелъ, дабы проврить точность даннаго показанія, и удостоврился, что поворотъ по близости приводилъ къ тому пункту, гд, по словамъ Ирля и Фицджибона, они видли его въ послдній разъ. Вернувшись на улицу, онъ перешелъ ее, оглянулся и увидалъ освщеніе въ окнахъ клуба. Тутъ ему въ первый разъ пришло въ голову, что это день, когда обыкновенно собираются члены. Вооружиться ему мужествомъ и войти? Онъ не утратилъ своего права на входъ, потому что былъ обвиненъ въ убійств. Онъ остался все тмъ же, какимъ былъ прежде — лишь бы ему удалось убдить самого себя, что ни въ чемъ не измнился. Почему не войти и не покончить съ этимъ? Онъ возбуждалъ бы вниманіе всего клуба въ теченіи двадцати минутъ, и длу конецъ. Онъ стоялъ по близости, въ тни тяжелаго зданія, когда обдумывалъ это, по почувствовалъ себя не въ силахъ исполнить. Онъ зналъ съ самаго начала, что не ршится. Какъ черствъ, какъ безчувственъ и бездушенъ онъ долженъ быть, чтобы подобный образъ дйствія былъ для него возможенъ! Онъ снова повторилъ про-себя:

‘… быть камышомъ, который не будетъ уже никогда рости, какъ камышъ, между другими камышами въ рк’.

Онъ былъ убжденъ, что никогда боле не войдетъ въ эти комнаты, гд безъ сомнній вс собравшіеся въ настоящую минуту говорили о немъ.

На возвратномъ пути домой онъ пытался составить себ планъ жизни — но ко всякой мысли, какая бы ни представлялась ему, все примшивались дв женщины: лэди Лора Кенпеди и мадамъ Максъ Гслеръ. Первая могла быть только другомъ, и хотя ни одинъ другъ не могъ любить его горяче, чмъ любила она, не въ ея было власти повліять на его жизнь. Она очень богата, но что ему въ этомъ богатств? Прими онъ, она осыпала бы его этимъ богатствомъ. Онъ зналъ и понималъ это очень хорошо. Не гордясь этимъ, не чванясь ея любовью, онъ однако сознавалъ всю ея привязанность. Онъ былъ бденъ, убитъ духомъ, почти безъ надежды въ будущемъ — и все-таки ея преданность безсильна облегчить его судьбу!

Но что сказать про другую женщину? Если посл всего, что произошло между ними, она еще согласится быть его женою — а это возможно — что скажетъ свтъ? Онъ будетъ известнъ какъ мужъ мадамъ Гслеръ и сидть на конц ея стола — про него будутъ говорить, какъ про человка, который судился за убійство мистера Бонтина. Куда бы онъ ни поглядлъ, все ему представлялось, что жить въ Лондон теперь для него просто невозможно.

Глава LXVIII.
ФИНІАСЪ ПОСЛ СУДА.

Прошло десять дней, а Финіасъ еще не выходилъ изъ дома ране чмъ стемнетъ, и тогда онъ только бродилъ по улицамъ, какъ описано въ предыдущей глав. Его сестры ухали обратно въ Ирландію и онъ не видлся ни съ кмъ, даже къ себ не принималъ никого, кром двухъ, трехъ самыхъ короткихъ друзей. Всего чаще у него были Ло и лордъ Чильтернъ, по Фицджибонъ, Барринстонъ Ирль и мистеръ Монкъ тоже были допущены къ нему. Его навщали сотни людей, такъ что мистрисъ Бнсъ почти стала тяготиться популярностью своего жильца. Но постители только являлись навдываться о его здоровь — такъ какъ разнесся слухъ, что мистеръ Финнъ чувствовалъ себя не хорошо посл заключенія. Герцогиня Омніумъ писала къ нему нсколько записокъ, спрашивая, когда онъ будетъ къ ней и что она можетъ сдлать для него. Не хочетъ ли онъ обдать у нихъ или провести спокойный вечеръ, или хать въ Мачингъ? Наконецъ, не погоститъ ли онъ у нихъ въ сентябр, во время охоты за куропатками? Къ нимъ прідетъ нсколько друзей, и мадамъ Гслеръ въ томъ числ. Послднее приглашеніе лежало у него съ недлю, однако онъ не собрался еще отвчать. Отъ лэди Лоры онъ получилъ также дв, три записки. Она объясняла ему откровенно, что если онъ дйствительно боленъ, то она, разумется, прідетъ къ нему, однако въ настоящемъ положеніи вещей не могла этого сдлать, не разсердивъ брата. На каждую записку онъ отвчалъ увреніемъ, что его первый выздъ будетъ на Портмэнскій сквэръ. Къ мадамъ Гслеръ онъ написалъ письмо съ изъявленіемъ благодарности — письмо, говоря по правд, стоившее ему не малаго труда.

‘Я знаю’, писалъ онъ: ‘сколькимъ вамъ обязанъ, но словъ не нахожу выразить мою признательность. Мн слдовало лично принести вамъ ее, но, сознаюсь, меня подавило все случившееся и я не въ силахъ еще вынести подобное свиданіе. Я только плакалъ бы въ вашемъ присутствіи какъ пансіонерка и вы стали бы презирать меня.’

Письмо было длинно и много содержало намековъ на разныя обстоятельства судебнаго слдствія и его собственное состояніе души въ это время. Ея отвтъ былъ коротокъ и заключался въ слдующемъ:

Парковый переулокъ. Воскресенье.

‘Любезный мистеръ Финнъ,

‘Я понимаю, что вы еще слишкомъ взволнованы тмъ, что произошло, чтобы видться съ вашими друзьями. Не забывайте однако, что вы обязаны, какъ для нихъ, такъ и для самого себя, не предаваться уединенію. Увдомьте двумя словами, когда почувствуете, что расположены навстить меня, я хочу быть дома. Моя поздка въ Прагу ничего не значитъ. Вы забываете, что я то и дло зжу въ Вну для моихъ домовъ. Прага въ немногихъ часахъ зды отъ моего пути.

‘Искренно преданная вамъ
‘М. М. Г.’

Друзья, съ которыми онъ видлся, уговаривали его не сидть взаперти, а Монкъ настоятельно убждалъ показаться въ Нижней Палат.

— Войдите со мною сегодня и садитесь на свое мсто, какъ будто ничего не было, говорилъ Монкъ.

— Но было-то сколько!

— Ничего такого, что измнило бы ваше положеніе въ свт. Безъ сомннія, вокругъ васъ соберется толпа для поздравленій и первые полчаса будетъ немного непріятно, но потомъ длу и конецъ. Вы обязаны поступить такъ для вашихъ избирателей.

Тутъ Финіасъ высказалъ въ первый разъ, что намренъ отказаться отъ мста — что приметъ званіе управляющаго Чильтерн-Гндредсомъ {Мстность въ Бэкингамшир и Оксфордшир, съ которою соединено коронное мсто номинальнаго управляющаго. Такъ какъ члены Парламента не могутъ произвольно отказываться отъ своихъ обязанностей, если не получаютъ другого назначенія, то они принимаютъ эту номинальную должность, чтобы такимъ путемъ уклониться отъ депутатства и очистить свое мсто другому. Пр. пер.} и навсегда удалится отъ жизни общественной.

— Прошу не помышлять ни о чемъ подобномъ, сказалъ Монкъ.

— Едва ли вы вполн уясняете себ, возразилъ Финіасъ:— какъ подобное испытаніе дйствуетъ на человка, какъ онъ можетъ измнить его и выжать изъ него энергію, которою его надлила природа. Я чувствую, что надломленъ, меня нельзя уже ни починить, ни слпить. Разумется, этому быть не слдовало. Человкъ долженъ имть боле твердости, но можешь быть только тмъ, что есть.

— Мы отложимъ этотъ разговоръ до слдующей недли, сказалъ Монкъ.

— Я получилъ письмо изъ Танкервилля, когда былъ въ тюрьм.— Мн писалъ одинъ изъ предводителей партіи, что я долженъ отказаться отъ мста. Я знаю, они вс думали, что я виновенъ Не хочу быть депутатомъ отъ города, гд обо мн судили такъ дурно — даже если бы чувствовалъ себя въ состояніи оставаться въ Парламент.

Онъ никогда не былъ убжденъ, что самъ Монкъ твердо врилъ въ его невинность, и потому въ его голос звучала горечь, почти гнвъ.

— Не слдуетъ допускать, чтобы письмо отъ одного лица пораждало раздоръ между депутатомъ и его избирателями. На него просто надо отвтить и потомъ не обращать вниманія. Что же касается вры танкервилльцевъ въ вашу невинность — то чмъ вамъ руководиться? Я врилъ въ вашу невинность всмъ сердцемъ.

— Полно такъ ли?

— Но все же было достаточно возможности для преступленія, чтобы каждый разумный человкъ воздержался отъ выраженія положительной увренности.

Услыхавъ это, молодой депутатъ нахмурилъ брови.

— Я вижу, что оскорбляю васъ, говоря это — но если вы обдумаете хорошенько, то найдете, что я правъ. Васъ предали суду, какъ другъ вашъ, я долженъ былъ выжидать исхода судебнаго слдствія — съ полною надеждой, потому что зналъ васъ, но не съ убжденіемъ, потому что и я и вы люди, слдовательно слабы. Если избиратели въ Танкервилл или большая часть изъ нихъ выразятъ мнніе, что вамъ не подобаетъ быть ихъ представителемъ посл того, что случилось, я конечно никогда въ жизни не стану уговаривать васъ держаться этого мста, но я никакъ не могу допустить что-либо подобное. Если бы завтра опять были объявлены общіе выборы, я считалъ бы, что во всей Англіи никто не можетъ быть увренне васъ, что будетъ выбранъ.

И Ло, и лордъ Чильтернъ горячо убждали его возвратиться къ обычному образу жизни — прибгая каждый къ разнымъ доводамъ для достиженія цли. Лордъ Чильтернъ говорилъ ему прямо, что онъ малодушенъ какъ женщина… или врне, что поступитъ малодушно, если не перестанетъ трусить и глядть людямъ въ глаза. Начальникъ Брэкской охоты былъ мене богато одаренъ, чмъ Финіасъ Финнъ, и потому едва ли способенъ понимать чрезмрную чувствительность человка, недавно судимаго за уголовное дло. Лордъ Чильтернъ была, доброжелателенъ, имлъ нжное и честное сердце — но въ составъ его организма не входило легко сотрясающихся фибръ.

Мрило, которымъ управлялась его жизнь, было крпко утверждено и дйствовало отлично. Часы никогда не останавливались и не требовали особеннаго наблюденія. Но механизмъ былъ немного грубъ и секунды не обозначены. Тмъ не мене лордъ Чильтернъ неизмнно оставался вренъ Финіасу во все это тяжелое время и потому могъ говорить теперь что хотлъ.

— Я женственно малодушенъ, согласился Финіасъ.— Самъ начинаю чувствовать это. Что длать? натуры своей не передлаешь.

— Въ жизнь не бывалъ сильне изумленъ, сказалъ лордъ Чильтернъ.— Когда я глядлъ на васъ въ суд, ей-Богу! я завидовалъ вашему мужеству и вашей сил духа.

— Я сжигалъ весь запасъ угольевъ, Чильтернъ.

— Опять будете самимъ собою чрезъ нсколько недль. Вы просто выскочили изъ тарелки — вотъ оно что.

Ло обходился съ своимъ паціентомъ боле снисходительно, однако также былъ изумленъ и почти не понималъ свойства порчи въ механизм, который желалъ исправить.

— На вашемъ мст я похалъ бы за границу на нсколько мсяцевъ, сказалъ Ло.

— Я останусь въ первой гостиниц, куда попаду, возразилъ Финіасъ, — Кажется, мн лучше здсь. Немного погодя я отправлюсь путешествовать, это несомннно… я буду здить по всему свту, пока денегъ хватитъ. Только на первый случай я не способенъ тронуться съ мста.

Мистриссъ Ло видлась съ нимъ нсколько разъ и была очень добра къ нему, однако она тоже не умла разгадать, въ чемъ дло.

— Я всегда считала его такимъ мужественнымъ, говорила она мужу.

— Если ты подразумваешь личную храбрость, то онъ надленъ ею безъ всякаго сомннія — и нисколько не мене теперь, надо полагать, чмъ когда-либо.

— О! конечно, отправился же онъ въ Фландрію дать стрлять въ себя этому лорду, и здилъ на бшеныхъ лошадяхъ, не заботясь о томъ, что можетъ сломить себ шею. Не то я и хочу сказать. Я думала, онъ способенъ съ достоинствомъ оказать свту отпоръ, а теперь онъ какъ будто совсмъ упалъ духомъ.

— Съ нимъ обошлись жестоко, мой другъ.

— Такъ-то такъ — но и горячее сочувствіе оказывали. Никто, не имлъ лучшихъ друзей. Я считала его мужественне.

Свойство мужественности въ мущин большое преимущество, но нтъ ни одного, которое мене было бы понято — которое чаще находили бы тамъ, гд его не существуетъ, или не признавали, когда оно несомннно. Не многіе составляютъ себ ясное понятіе, въ чемъ именно заключается мужественность, даже и сами себя не спрашиваютъ на счетъ этого. Заблужденіе женщины, причиненное естественнымъ желаніемъ найти властелина, побуждаетъ ее искать наружное величіе, мнимое равнодушіе къ уязвленіямъ и мелкимъ мукамъ, напускное превосходство надъ насущно-пошлою стороною жизни, поддльное усвоеніе личной возвышенности. Но подобный праздничный нарядъ — какъ хорошо ни носили бы его по привычк — никогда не можетъ сдлаться одеждою естественною человку, и мущины, нарядившись такимъ образомъ для женскихъ глазъ, расхаживаютъ на ходуляхъ. Заученное спокойствіе взгляда, пренебреженіе къ мелочамъ обыкновенной жизни, извстная медленность рчи, если нтъ повода къ страсти, равнодушіе къ окружающимъ бездлицамъ, все это — вмст съ личной храбростью — считаютъ непремнными условіями мужественности. Что личная храбрость необходима для мужественности, этого нельзя не допустить, хотя изъ всхъ требуемыхъ для нея составныхъ частей храбрость самая низкая по достоинству. Главное условіе изъ всхъ можно опредлить только отрицательно. Мужество не совмстно съ притворствомъ. Добродтели въ женщин, вс ея свойства могутъ затмваться жеманствомъ, но эти добродтели и свойства все же существуютъ на ряду съ нимъ. И мущина жеманный можетъ еще быть честенъ, великодушенъ, набоженъ — но отнюдь не мужественъ. Всякое сознательное усвоеніе какого-либо наружнаго пріема, стремленіе прибавить себ росту — хоть на десятую долю локтя — будетъ гибельно и разомъ уничтожитъ все богоподобное обаяніе. Человкъ тогда только можетъ быть мужественъ, когда свойства, которыя длаютъ его мужественнымъ, добыты имъ мало-по-малу, безсознательно, такъ присущи ему, какъ его кости, плоть и кровь. Въ нихъ нарядиться нельзя, какъ въ парадное платье — какъ пыль бросаютъ въ глаза кой-какою ученостью. Человкъ не можетъ только потому, что желаетъ этого, вдругъ сдлаться вренъ друзьямъ, вн всякаго подозрнія въ глазахъ свта, кротокъ съ женщинами, добръ съ дтьми, внимателенъ къ низшимъ, снисходителенъ къ слугамъ, мягкосердъ со всми — и въ то же время быть откровененъ, прямъ въ рчахъ и пылко-энергиченъ. Вс эти принадлежности мужественности должны быть вызваны воспитаніемъ въ натур не подлой. Но он прямо противоположны, такъ сказать, враждебны той въ глаза бросающейся, натянутой, усатой и волосатой, всепренебрегающей, самонадянной личин мужественности, старанію двухъ пенни съ половиною казаться тремя, которое, если приглядться къ нему ближе, одинъ наружный пріемъ безъ всякой глубины. Мы видимъ ежедневно то и другое бокъ-о-бокъ. Человкъ, естественный въ обращеніи, вроятно, будетъ мужественъ. Въ комъ проглядываетъ фальшъ, тотъ не можетъ имъ быть.

Мистриссъ Ло была неправа, обвиняя нашего героя въ недостатк мужественности. Будь у него воображеніе мене пытливо настроено, чтобы заглядывать въ мысли другихъ и представлять себ, что думаютъ по поводу преступленія въ которомъ его обвиняли, онъ не уклонялся бы теперь отъ общенія съ ближними. Но онъ не умлъ маскировать себя. Въ минуту опасности, когда думали, что его ожидаетъ вислица — когда онъ самъ это думалъ — онъ выказалъ мужество безъ всякаго сознательнаго усилія. Когда онъ стоялъ предъ судомъ съ твердостью и отвагой, которыя возбудили восторгъ лорда Чильтерна, и смотрлъ судьямъ прямо въ лицо, точно выказывая, что ему нечего опускать глаза, онъ длалъ это безсознательно. Его черты были управляемы сердцемъ, онъ не поддлывалъ ихъ по велнію ума. Такъ было съ нимъ и теперь. Настала реакція и онъ не могъ заставить себя прикинуться, будто она не сломила его. Слезы навертывались у него на глазахъ, онъ содрогался и дрожалъ, точно человкъ разбитый параличомъ.

Монкъ часто навщалъ его и вполн былъ прощенъ за мнимый недостатокъ вры.

— Я принялъ одно ршеніе, сказалъ ему Финіасъ по прошествіи десяти дней.

— Какое же именно?

— Я откажусь отъ мста.

— Не вижу тни причины для этого.

— Однако я все же это сдлаю. Врне сказать, я уже писалъ къ Рэтлеру о Гндредс. Могли быть, и вроятно теперь еще есть люди въ Танкервилл, которые считаютъ меня виновнымъ. Въ смертоубійств есть что-то такое оскорбительное для чувства чести, что человкъ униженъ даже однимъ обвиненіемъ въ немъ. Полагаю, вамъ не удобно будетъ предложить избраніе новаго депутата.

— Рэтлеръ сдлаетъ это, не безпокойтесь. Само собою, будетъ выражено большое сожалніе и, какъ я понимаю дло, они выберутъ васъ опять.

— Такъ имъ придется сдлать это въ мое отсутствіе.

Рэтлеръ предложилъ новые выборы въ Танкервилл, и дв недли посл того, какъ ему возвращена была свобода, Финіасъ Финнъ уже вышелъ изъ Парламента. Нельзя сказать, чтобы оказывалась причина для такого дйствія съ его стороны, а между тмъ это дйствіе скоре боле способствовало его популярности, чмъ повредило ей. И Грешэмъ, Добени выразили въ Парламент глубокое сожалніе, а Монкъ сказалъ нсколько словъ о своемъ друг, которыя трогали сердце. Въ заключеніе онъ выразилъ надежду, что вскор его увидитъ между ними опять, и такое мнніе, что онъ особенно способенъ, по характеру и свойству ума, исполнять обязанности члена Парламента.

И тогда только, когда все это было устроено, онъ отправился наконецъ въ домъ лорда Брентфорда на Портмэнскомъ сквэр. Онъ далъ слово, что это будетъ его первымъ посщеніемъ, и всегда былъ вренъ своему слову. Однажды вечеромъ, онъ крадучись вышелъ изъ дома и медленно направился но Оксфордской улиц. Онъ робко постучалъ у двери дома. Въ эту минуту онъ желалъ, чтобы ему сказали, что лэди Лоры нтъ дома. Тмъ не мене лэди Лора оказалась дома — иначе быть не могло. Въ то время она не вызжала и ни одного вечера не провела вн дома отца со смерти мистера Кеннеди. Финіаса ввели въ гостиную, гд она сидла — и тамъ онъ нашелъ ее — одну.

— О! Финіасъ, я такъ рада, что вы пришли!

— Я сдержалъ слово, какъ видите.

— Мн нельзя было хать къ вамъ, когда я услыхала, что вы больны. Вдь вы понимаете это?

— Конечно, понимаю.

— Люди такъ черствы, такъ холодны, такъ жестоки, что никогда не бываешь воленъ поступать справедливо по собственному сознанію. И вы отказались отъ мста?

— Да — я вышелъ изъ Парламента.

— Баррингтонъ говоритъ, что васъ непремнно выберутъ вновь.

— Увидимъ. Въ одномъ вы можете быть уврены — я не стану просить ихъ объ этомъ. Все приняло теперь совсмъ другой видъ, чмъ прежде. Я нисколько не дорожу мстомъ депутата. Мн это представляется одною мукой, сопряженной съ хлопотами. Какое дло до того, кто именно сидитъ въ Парламент? Борьба идетъ все также своимъ чередомъ. Та же ложь разыгрывается въ лицахъ. Высказываются все одн и т же мнимыя истины. Даются т же обманчивыя объясненія. Дйствуютъ т же личныя побужденія.

— А между тмъ изъ всхъ врующихъ въ Парламента вы были нкогда самымъ искреннимъ.

— Имешь время обдумать многое, лэди Лора, когда сидишь въ Ньюгэт. Мн кажется, что цлый вкъ миновалъ съ той поры, какъ меня арестовали. А судебное слдствіе, которое, говорятъ, продолжалось всего одну недлю, когда я оглядываюсь назадъ на то время, начало его мн кажется такимъ отдаленнымъ, что я съ трудомъ припоминаю его. Но я ршился никогда боле не упоминать объ этомъ прошломъ. Вроятно, лэди Чильтернъ нтъ дома?

— Нтъ — она съ Освальдомъ обдаетъ у Бальдоковъ.

— Здорова она?

— Здорова — и очень желаетъ васъ видть. Подете вы къ нимъ въ сентябр?

Онъ почти ршился хать по приглашенію герцогини Омніумъ въ Мачингъ, если подетъ въ сентябр куда-нибудь, но не имлъ духу сообщить это лэди Лор, такъ какъ она тотчасъ угадала бы, что и мадамъ Гслеръ должна быть тамъ. Къ тому же, онъ еще не принималъ приглашенія и недоумвалъ, не уйдетъ ли въ самого себя, вмсто того, чтобы вернуться на колею общества.

— Не думаю — я не на столько еще пришелъ въ себя, чтобы знать, что буду длать.

— Вы огорчите ихъ, если не подете.

— А вы — что намреваетесь длать?

— Я не поду къ нимъ. Мн говорятъ, что я должна създить въ Лофлинтеръ, вроятно, я это и сдлаю. Освальдъ общалъ хать со мною въ конц этого мсяца, но онъ не останется боле одного или двухъ дней.

— А вашъ батюшка?

— Мы оставимъ его въ Сольсби. Я не въ силахъ еще сообразить всего. Мн невозможно жить одной въ этомъ большомъ дом. Окрестные жители, вроятно, ненавидятъ меня и презираютъ. Я думаю, Вайолетъ также подетъ со мною, но, разумется, она не можетъ остаться. Освальдъ умчится въ Гаррингтонъ для охоты. Теперь это цль его жизни. Она должна ухать съ нимъ.

— Вы вернетесь въ Сольсби?

— Не знаю право. Вс, по видимому, находятъ, что я должна жить въ Лофлинтер, но я не могу жить тамъ одна.

Онъ вскор простился и при этомъ не изъявилъ боле горячихъ чувствъ, чмъ выраженія обоюднаго уваженія, подобно приведеннымъ выше. Онъ тихо вернулся домой, она же сидла одна въ дом отца и плакала. Когда онъ прізжалъ къ ней въ Дрезденъ, еще при жизни мужа, или даже когда она навщала его въ тюрьм, было лучше, чмъ теперь.

Глава LXIX.
ДВОЮРОДНАЯ СЕСТРА ГЕРЦОГА.

Вс эти послднія страницы мы почти исключительно занимали страданіями Финіаса Финна и по истин врно передали чувства и разные интересы большинства публики въ то время. Не говорить о Финіас Финн, отъ половины мая до половины іюля въ тотъ годъ, было бы выказать большое невдніе или цинизмъ. Но тмъ не мене шло и другое своимъ чередомъ. Мсяцъ прибывалъ и убывалъ, рождались дти, заключались браки, словомъ — надежды и опасенія маленькаго міра, вокругъ не прекратились потому, что Финіаса Финна не повсили. Въ числ прочихъ, имющихъ свои собственные интересы, была бдная Аделаида Паллизеръ, которую мы оставили въ гор отъ любви Спунера, однако ране того она испытала печаль несравненно глубже — ссору съ своимъ возлюбленнымъ. Она просила его оставить ее — и онъ ухалъ. Признаться, онъ не видлъ тогда другого исхода, какъ ухать, по его мннію, лордъ Чильтернъ просто выгналъ его изъ дома. Пылко защищая миссъ Паллизеръ, рыжій лордъ прямо объявилъ ея поклоннику, что при такихъ-то и такихъ-то обстоятельствахъ ему нельзя дозволить оставаться въ Гэррингтонскомъ замк. Лордъ Чильтернъ упомянулъ что-то о ‘своемъ дом’. Когда хозяинъ сомнвается въ прав гостя оставаться подъ его кровомъ, конечно, гость долженъ ухать. Джерардъ Молъ ухалъ, и сверхъ того, оскорбивъ свою возлюбленную самымъ неучтивымъ намекомъ на Булонь, онъ долженъ былъ ухать отвергнутымъ искателемъ руки. Онъ не предпринялъ ничего съ того дня до настоящаго, не потому, чтобы оставался доволенъ своею долей — лежа, по своему обыкновенію, до полудня въ постели, онъ ежедневно клялся самому себ, что съ Аделаидою Паллизеръ ничто на свт его не разлучитъ — а просто потому, что ему было свойственно оставаться въ бездйствіи.

— Что тутъ прикажете длать? обращался онъ въ клуб съ довольно естественнымъ вопросомъ къ своему пріятелю капитану Будлю.,

— Пусти ее на траву на пару мсяцевъ, отвчалъ капитанъ Будль: — она обойдется какъ ни въ чемъ не бывало. Когда нападаетъ на нихъ такой норовъ, самое лучшее дать имъ пробжаться.

Капитанъ Будль безспорно слылъ знатокомъ въ подобныхъ вещахъ, но не слдуетъ предполагать, что Джерардъ Молъ принималъ его совтъ съ безусловной доврчивостью. Онъ страдалъ, тревожился, смутно сознавалъ, что ему слдуетъ длать что-то, онъ былъ исполненъ сожалній — но еще боле того лнивъ.

Между тмъ миссъ Паллизеръ, одаренная натурою гораздо утонченне, терзалась невыносимо. Исторія съ Спунеромъ была лишь небольшимъ прибавленіемъ къ несчастью. Она могла избавиться отъ Спунера — отъ всхъ Спунеровъ на свт — но какъ ей вернуть того, кого она любила? Если молодыя двушки ссорятся съ своими возлюбленными, всегда предполагаютъ, особенно въ книгахъ, что он не желаютъ ихъ возвращенія. Слдуетъ такъ понимать это, что потери для нихъ все равно, что ничего. Миссъ Смитъ проситъ мистера Джонса вовсе не думать о ней. Если онъ согласенъ разойтись съ нею, она съ своей стороны вполн согласна — вроятно, еще съ большей готовностью. Она безспорно любила его прежде отъ всего сердца, но это нисколько не измняетъ дла относительно ея, если онъ желаетъ… удалиться. Взявъ все въ соображеніе, мисъ Смитъ полагаетъ, что наперекоръ своему сердцу предпочитаетъ такое ршеніе. Аделаида Паллизеръ сказала нчто въ этомъ род. Такъ какъ Джерардъ Молъ считалъ ихъ бракъ ‘непріятностью’ и сокрушался на счетъ ‘Булони’, то она отказала ему въ немногихъ спокойно сказанныхъ словахъ. Она увряла его, что ему вовсе не нужно брать на себя такой тягости. Конечно, они были помолвлены, однако, что касалось ея, то ему нечего стсняться этимъ воспоминаніемъ. Итакъ они съ лордомъ Чильтерномъ заставили его ухать. Но какъ ей вернуть его опять?

Когда она снова стала обдумывать это, то должна была сознаться самой себ, что возвратить возлюбленнаго составляло для нея все на свт. Назвать его своимъ уже было для нея все на свт. Въ немъ не проглядывало ничего героическаго, да она никогда и не смотрла на него какъ на героя. Она знала его недостатки, его слабости, вроятно, и то сознавала, что онъ ниже ея по свойствамъ души и ума. Тмъ не мене она полюбила его. Въ ея глазахъ онъ былъ если не героемъ, то все-таки настолько мущиной, чтобы она отдала ему свое сердце. Онъ былъ человкъ хорошаго рода, съ пріятнымъ обращеніемъ, пріятнымъ видомъ и пріятнымъ разговоромъ, не высоко образованный въ строгомъ смысл слова и не за столько невжественный, чтобы казаться смшнымъ. Онъ составлялъ совершенную противоположность съ Спунеромъ и былъ-по-крайней-мр, прежде — ея возлюбленнымъ. Она не желала перемны. Она не признавала возможности перемниться. Хотя она и сказала ему, что онъ свободенъ, если желаетъ, но потерять его значило для нея лишиться всего на свт. Что въ жизни безъ возлюбленнаго, безъ надежды на бракъ? А другого жениха для нея не могло быть. Если онъ воспользуется свободою, которую она возвратила ему, ей не на что разсчитывать въ будущемъ.

Лордъ Чильтернъ ничего подобнаго не подозрвалъ, но лэди Чильтернъ понимала отлично. По мннію мужа, молодой человкъ поступилъ такъ дурно, что всхъ ихъ прямая обязанность прогнать его и покончить съ нимъ разъ навсегда. Если молодой человкъ намренъ затять ссору, то онъ къ его услугамъ. Все это непріятная исторія, и чмъ скоре она будетъ кончена, тмъ лучше. Но лэди Чильтернъ глубже понимала дло. Предупредить ссору, когда она случилась, или когда грозила случиться, она не могла, но знала, что ‘ссоры влюбленныхъ только одно возобновленіе любви’. По-крайней-мр, женщина всегда желаетъ, чтобы такъ вышло, и потому старается примирить поссорившихся.

— Вы съ нимъ увидитесь въ Лондон, говорила своей пріятельниц лэди Чильтернъ.

— Не имю въ этомъ ни малйшей надобности, гордо возразила Аделаида.

— Но онъ пожелаетъ васъ видть, и тогда — по прошествіи нкотораго времени — и вы пожелаете видть его. Я не врю въ ссоры влюбленныхъ, какъ вамъ извстно.

— Намъ лучше разойтись, лэди Чильтернъ, если женитьба наводитъ на него — одинъ страхъ. Я начинаю сознавать, что мы слишкомъ бдны, чтобы соединиться бракомъ.

— Ежедневно соединяются бракомъ люди гораздо бдне васъ. Разв вс могутъ быть одинаково богаты? Вы устроитесь отлично, если только захотите быть терпливой и согласитесь выслушать его, когда онъ къ вамъ придетъ.

Это было говорено въ Гаррингтон посл первой поздки лэди Чильтернъ въ Лондонъ. Она здила на очень короткій срокъ и миссъ Паллизеръ оставалась въ дом одна. Мы уже знаемъ, какъ Спунеръ воспользовался ея одиночествомъ. Посл того мисъ Паллизеръ отправилась съ Чильтернами въ Лондонъ и была тамъ, когда оправдали Финіаса Финна. Къ тому времени она уже созналась своему другу лэди Чильтернъ, что, можетъ быть, слдовало желать возвращенія Мола. Если онъ не вернется къ ней, и не вернется тотчасъ, она въ Англіи не останется. Она удетъ въ Италію — и будетъ для него недосягаема. Въ подобномъ случа весь свтъ превратится для нея въ развалины и сама она будетъ жертвою крушенія. Однако, чмъ она боле сознавалась себ, что любитъ этого человка такъ горячо, что не въ силахъ разстаться съ нимъ, тмъ боле сердилась на него, что онъ могъ сказать, будто для нихъ посл брака ничего не остается кром жизни въ Булони.

Домъ на Портмэнскомъ сквэр былъ отданъ сыну лордомъ Брентфордомъ, тмъ не мене старый графъ и лэди Лора поселились въ немъ, по возвращеніи въ Англію, посл въ Дрезден. Конечно, домъ былъ обширенъ, и два семейства — если графа съ дочерью можно назвать семействомъ — теперь жили тамъ вмст. Графъ не докучалъ молодой чет своимъ присутствіемъ, онъ рдко выходилъ изъ своихъ комнатъ, а лэди Лора никогда не вызжала съ братомъ и невсткою. Но присутствіе старика и вдовы какъ-то мшало оживленію, которое иначе царствовало бы въ дом. Тамъ не было веселыхъ собраній. Отъ времени до времени обдало нсколько добрыхъ друзей, но Джерардъ Молъ не могъ быть включенъ въ ихъ число въ настоящее время. Аделаида провела въ Лондон дв недли, однако не видла еще Джерарда Мола и не получала отъ него слова извщенія. Она посщала балы и концерты, была на обдахъ и въ театр, однако нигд еще случай не сводилъ ихъ вмст. Что онъ въ город, это она знала. На столько она успла собрать о немъ свдній. Но онъ не показывался за Портмэнскомъ сквэр и очевидно пришелъ къ заключенію, что ссора должна остаться ссорою.

Въ числ другихъ баловъ въ Лондон въ этомъ іюл мсяц, посл оправданія Финіаса Финна, дала балъ и герцогиня Омніумъ, хотя онъ былъ назначенъ ране этого великаго событія.

— Ни за что на свт я не могла бы дать его, пока онъ находился въ заточеніи, говорила герцогиня.

Итакъ Финіасъ былъ освобожденъ, а затмъ послдовало разршеніе на кэксы и эль. Балъ былъ данъ съ большимъ великолпіемъ. Финіасъ получилъ приглашеніе, но разумется не похалъ. Мадамъ Гслеръ, которая попала въ героини со времени успшной поздки въ Прагу, показалась на этомъ бал всего только на нсколько минутъ. Лэди Чильтернъ была тамъ и, конечно, взяла съ собою Аделаиду.

— Мы двоюродные, сказалъ герцогъ миссъ Паллизеръ.

Онъ укралъ минутку у своихъ занятій, чтобы пройти по гостиной жены. Аделаида съ улыбкой кивнула головой и смотрла довольной, подавая руку своему важному родственнику.

— Надюсь, мы теперь чаще будемъ видться, чмъ до-сихъ-поръ, продолжалъ герцогъ.— Мы вс были печально разъединены, не правда ли?

Потомъ онъ сказалъ два слова жен, выражая мнніе, что Аделаида Паллизеръ премилая двушка, и прося герцогиню оказать вниманіе такой близкой родственниц.

Герцогиня уже слышала все о Джерард Мол и его сватовств. До нея постоянно доходили слухи обо всемъ. Въ этотъ вечеръ она сдлала одинъ или два вопроса лэди Чильтернъ.

— Знаете ли, сказала она:— завтра у меня будетъ свиданіе съ вашимъ мужемъ.

— Я не знала про это, однако теперь мшать не хочу, когда вы такъ великодушны, что сообщаете мн.

— Я желала бы, чтобъ вы помшали, такъ какъ не знаю, что ему сказать. Онъ долженъ быть у меня по поводу этого отвратительнаго лса, гд лисицы не хотятъ родиться и рости, какъ имъ подобаетъ. Чмъ мн-то помочь горю? Я учредила бы тамъ цлый родильный домъ для лисицъ, если бы думала, что это принесетъ пользу.

— Лордъ Чильтернъ все приписываетъ тому, что охотятся съ ружьемъ.

— Но гд же охотиться, если не въ собственномъ лсу? Самъ герцогъ, разумется, стрлять не станетъ. Онъ не попадетъ въ фазана на копн сна и не распозналъ бы его, если бы увидлъ. Онъ желалъ бы, чтобы на свт совсмъ не было фазановъ. Онъ ничмъ не заинтересованъ, кром фартинговъ. Но что прикажете длать? Лучше сказать, что мн-то длать, когда онъ требуетъ, чтобы я все это устроила?

— Лордъ Чильтернъ говоритъ, что мистеръ Фотергилль истребляетъ лисицъ. Мн кажется, онъ вправ длать что ему угодно, если герцогъ позволяетъ.

— Я ненавижу мистера Фотергилля, если это сколько-нибудь поправляетъ дло, сказала герцогиня: — и мы желали бы избавиться отъ него совсмъ. Но это невозможно, видите ли. Когда вамъ навязанъ такой старикъ, вы не избавитесь отъ него вовки вковъ. Онъ надолъ мн хуже горькой рдьки. Къ тому же Трмпетонскій лсъ такъ далеко отъ Мачинга, мн трудно сказать, что я желаю оставить охоту за собой. Я бываю въ І’этерум только тогда, какъ это необходимо. Не сказать ли, что герцогъ хочетъ отдавать право охоты?

— Лордъ Чильтернъ взялъ бы его тотчасъ.

— Но герцогъ не захочетъ отдавать его на самомъ дл, видите ли. Я обдумаю это ночью. А теперь разскажите мн про Аделаиду Паллизеръ. Она выходитъ замужъ?

— Надюсь, что выйдетъ — рано или поздно.

— Оказывается ссора или что-то въ этомъ род — не такъ ли? Она двоюродная сестра герцога и мы очень будемъ огорчены, если обстоятельства не сложатся для нея благопріятно. Она и красивая двушка въ придачу. Не пожелаетъ ли она пріхать въ Мачингъ?

— Не чуть ли она собирается опять въ Италію.

— А влюбленнаго оставитъ здсь? О! это никуда не годится. Ей гораздо лучше погостить у насъ въ Мачинг, я приглашу тогда и его. Мистеръ Модъ… такъ вдь его зовутъ?

— Джерардъ Молъ.

— Ахъ! да, Молъ. Если этой партіи слдуетъ состояться, то я устрою все въ одну недлю. Стоитъ залучить молодого человка въ деревню, и ему положительно нтъ спасенія, если что-нибудь только бывало прежде между нимъ и двушкой. Нтъ ли какихъ затрудненій на счетъ денегъ?

— Богаты они не будутъ, герцогиня.

— Какое счастье для нихъ! Но, можетъ быть, они уже очень бдны?

— Довольно бдны.

— Этого счастьемъ назвать нельзя. Мн сдается, что есть пословица о золотой середин, которая безопасна. Относительно денегъ, это безспорно справедливо — только пожалуй надо находиться немного за среднею чертой. Я не знаю, почему бы Плантадженету не сдлать чего-нибудь для нея.

Объ этомъ разговор лэди Чильтернъ ничего не сказала Аделаид, но упомянула о предлагаемомъ посщеніи Мачинга.

— Герцогиня не сказала мн ни слова, гордо отвтила двушка.

— И времени не имла, полагаю. Она же очень оригинальна, то не обращаетъ ровно никакого вниманія, то опять исполнена любви.

— Я ненавижу это.

— Но у нея это ни дерзость, ни притворство. Она говоритъ именно то, что думаетъ въ это время, она врна своему слову. Есть женщины хуже герцогини.

— Я вовсе не желаю хать въ Мачингъ, сказала Аделаида.

Лэди Чильтернъ была права, говоря, что герцогиня врна своему слову. На другой день посл свиданія съ лордомъ Чильтерномъ, на счетъ Фотергилля и лисицъ — о которомъ нтъ надобности теперь упоминать подробне — она приступила къ длу и узнала многое о Джерард Мол и Аделаид Паллизеръ. Кое-что она вывдала отъ лорда Чильтерна — безъ малйшаго подозрнія о томъ со стороны его сіятельства — кое-что отъ мадамъ Гслеръ и еще кое-что отъ Бальдоковъ. На второй день къ ночи она знала все про ссору и про деньги.

— Плантадженетъ, сказала она на слдующее утро:— что ты сдлаешь съ тмъ, что завщано покойнымъ герцогомъ Маріи Гслеръ?

— Я ничего не могу сдлать. Само собою, она должна принять.

— Она не приметъ.

— Такъ брилліанты должны оставаться уложенными. Вроятно, ихъ продадутъ наконецъ для покрытія расходовъ по исполненію завщанія, а когда все будетъ уплачено, остатокъ долженъ принадлежать ей.

— А деньги?

— Конечно, он также принадлежатъ ей.

— Не можешь ли ты отдать ихъ двушк, которая была у насъ намедни вечеромъ?

— Отдать ихъ двушк?

— Да, твоей кузин. Она бдна какъ Іовъ и не можетъ выйти замужъ, потому что ни единаго пенни не иметъ за душой. Это врно, и я должна сознаться, что лучше бы герцогу было подумать о своихъ родственникахъ, чмъ оставлять деньги людямъ, которые не нуждаются въ нихъ и брать не хотятъ. Почему не отдать ихъ Аделаид Паллизеръ?

— Какими судьбами мн отдать Аделаид Паллизеръ то, что принадлежитъ не мн? Если ты желаешь сдлать ей подарокъ, то это возможно, но о такой сумм, разумется, и рчи быть не можетъ.

Герцогиня добилась того, на что разсчитывала. Она знала мужа вдоль и поперекъ, и понимала, что съ перваго раза не достигнетъ цли. По ея мннію, онъ говорилъ ‘сушій вздоръ’, что деньги принадлежатъ не ему. Когда мадамъ Гслеръ не хотла ихъ брать, то он его, а кто же заставитъ женщину взять деньги, если она не хочетъ? Аделаида Паллизеръ была двоюродная сестра герцога. Просто невыносимо, чтобы двоюродная сестра герцога не могла выйти замужъ потому, что ей жить будетъ нечмъ. По-крайней мр, это стало невыносимо съ той минуты, когда герцогиня забрала въ голову полюбить эту кузину. Безъ сомннія, много было другихъ кузинъ въ такомъ же, если не въ худшемъ положеніи, относительно которыхъ герцогиня оставалась вполн равнодушна, богаты он или бдны, замужемъ или нтъ, но это были такія, которымъ не выпадало за долю преимущества внушить герцогин участіе.

— Милочка, обратилась герцогиня къ своей пріятельниц мадамъ Гслеръ: — вдь вы знаете Моловъ?

— Почему вы спрашиваете?

— Но вы знаете?

— Отчасти знаю одного, отвтила мадамъ Гслеръ.

Надо сказать, что въ этотъ самый день Молъ-отецъ предложилъ мадамъ Гслеръ раздлить его судьбу, и предложеніе было отвергнуто — почти съ негодованіемъ. Общая теорія, что ухаживать за вдовами слдуетъ быстро, заставила Мола нсколько промахнуться. Онъ уже разъ приходилъ въ Парковый переулокъ съ цлью сдлать предложеніе, но ему помшало уныніе, вызванное арестомъ Финіаса Финна. Онъ выжидалъ освобожденія Финіаса и тогда ршился снова попытать счастья. Онъ слышалъ о поздк въ Прагу и, разумется, до него дошли слухи, въ которыхъ не стсняясь соединяли имена нашего героя и этой дамы. Но слухи часто неврны и дама можетъ създить въ Прагу по длу мущины безъ намренія выйти за него замужъ. Тогда вс женщины въ Лондон были влюблены боле или мене въ человка, невинно обвиненнаго въ убійств, и пристрастіе мадамъ Гслеръ могло быть подобно пристрастію другихъ. Къ тому же, шли толки о женитьб Финіаса Финна на лэди Лор Стэндишъ. Во всякомъ случа не снесутъ же съ человка голову за то, что онъ посватается — если только онъ не сдлаетъ этого ужъ чрезчуръ неловко. Итакъ, мистеръ Молъ рискнулъ предложить свою руку.

— Мистеръ Молъ, съ улыбкой возразила мадамъ Гслеръ: — не очень ли это внезапно?

Молъ согласился, что внезапно, но все-таки настаивалъ.

— Я думаю, намъ лучше прекратить этотъ разговоръ, мистеръ Молъ, сказала вдова съ тою же злодйскою улыбкой на лиц.

Молъ объявилъ, что молчать объ этомъ предмет для него невозможно.

— Такъ мн придется оставить васъ разговаривать съ столами и стульями, сказала мадамъ Гслеръ.

Она, безъ сомннія, привыкла къ подобнымъ вещамъ и знала, какъ вести себя. Также и онъ бывалъ отвергнутъ богатыми женщинами, но ни разу еще не обходились съ нимъ такъ презрительно. Она встала, какъ будто собираясь выйти изъ комнаты, по движенія ея были медленны, чтобы показать, что выходить скоре слдовало бы ему, чмъ ей. Пробормотавъ нсколько словъ, не то въ извиненіе, не то въ оправданіе, она вышла изъ комнаты, и теперь сказала герцогин, что отчасти знаетъ одного изъ Моловъ.

— То-есть, отца?

— Да — отца.

— Онъ въ числ вашихъ знакомыхъ, я знаю. Мы его видли у васъ въ дом предъ самымъ убійствомъ. Я не восхищаюсь вашимъ вкусомъ, милочка, ему по-крайней-мр полтараста лтъ — и что въ немъ оказывается еще, то преимущественно произведеніе портного.

— Онъ не хуже всякаго другого старика.

— Я уврена… я надюсь, что мистеръ Финнъ полюбитъ его общество. Но у него сынъ есть.

— Онъ говорилъ мн.

— Очаровательный молодой человкъ.

— Этого онъ никогда мн не говорилъ, герцогиня.

— Разумется, нтъ. Люди такого рода всегда ревнуютъ сыновей. Но сынъ его очарователенъ. Теперь я разскажу вамъ кой-что и попрошу кой о чемъ.

— Какъ бишь выразился французскій министръ? ‘Если это просто трудно, то сдлано, если невозможно, то будетъ сдлано.’

— Самая легкая вещь на свт. Вы видли на бал кузину Плантадженета — Аделаиду Паллизеръ. Она помолвлена съ молодымъ Моломъ и оба они полупенни не имютъ за душой. Я желаю, чтобы вы дали имъ двадцать-пять тысячъ фунтовъ стерлинговъ.

— Не странно ли это покажется?

— Нисколько.

— По-крайней-мр, это будетъ неудобно.

— И того не будетъ. Напротивъ, это самое удобное, что можетъ быть. Я конечно не имю въ виду вашихъ собственныхъ денегъ, а завщанныя вамъ герцогомъ.

— Эти деньги не мои и никогда моими не будутъ.

— Но Плантадженетъ увряетъ, что он никому другому принадлежать не могутъ. Если я уговорю его, согласитесь ли вы? Конечно, вамъ дадутъ подписать множество бумагъ, величайшій изъ всхъ воровъ, канцлеръ казначейства, запуститъ пальцы въ пуддингъ и вытащитъ изюмину, а затмъ стряпчіе выщиплютъ еще нсколько изюминъ. Но какое намъ дло до этого? Пуддингъ все-таки будетъ очень хорошъ для молодыхъ, сколько бы изюму изъ него ни таскали. Стряпчіе и компанія устроютъ все, и тогда это состояніе перейдетъ къ ней — точно оно оставлено ей было дядею. Въ настоящемъ положеніи вещей, эти деньги никому пользы не принесутъ.

Мадамъ Гслеръ отвтила, что она согласна, если не воспротивится герцогъ. Ей все-равно, кому бы деньги ни принадлежали. Если она можетъ своею подписью способствовать къ возвращенію этихъ денегъ кому-либо изъ семейства герцога, то она подпишется съ удовольствіемъ. Но миссъ Паллизеръ слдуетъ объяснить, что эти деньги не подарокъ отъ нея.

— Однако, это все-таки подарокъ отъ мадамъ Гслеръ, замтилъ герцогъ.

— Ну, Плантадженетъ, если ты все разстроишь, говоря такимъ образомъ, то я должна сознаться, это будетъ очень дурно съ твоей стороны. Важная бда, такъ это или не такъ! Кто-нибудь долженъ пользоваться этими деньгами. Незаконнаго тутъ нтъ ничего.

Герцогиня поставила на-своемъ. Посовтовались съ стряпчими, бумаги были приготовлены и все обдлано. Одна Аделаида Паллизеръ ничего не знала, не зналъ и Джерардъ Молъ, ссора между влюбленными еще не превратилась въ возобновленіе любви. Тугъ герцогиня написала дв слдующихъ записки:

‘Любезная Аделаида,

‘Мы надемся видть васъ въ Мачинг къ 15 августа. Герцогъ, въ качеств главы семейства, ожидаетъ безусловнаго повиновенія. Вы найдете у насъ пятнадцать молодыхъ людей изъ Казначейства и министерства торговли, но они не будутъ вамъ докучать, такъ какъ цлый день должны сидть надъ работой. Мы думаемъ, что къ намъ прідетъ мистеръ Финнъ, а во всей Англіи не найдется женщины, которая не желала бы видть его. Въ Мачинг мы пробудемъ много недль, почему вы вольны назначить срокъ вашего отъзда, когда заблагоразсудите.

‘Сердечно преданная
‘Г. О.’

‘Сообщите лорду Чильтерну мою надежду, что Фотергиллю не поздоровится въ Трмпетонскомъ лсу — но я должна дйствовать крайне осторожно. Между тмъ я посылаю нсколько дюжинъ молодыхъ лисицъ, всхъ съ ярлыками: Тремпетонскій лсъ, дабы онъ могъ отличить ихъ.’

Другая записка была скоре пригласительный билетъ. Герцогъ и герцогиня Омніумъ свидтельствовали почтеніе Джерарду Молу и просили его оказать имъ честь откушать у нихъ въ означенный день. Когда Джерардъ Молъ получилъ въ клуб это приглашеніе, онъ нсколько изумился, такъ какъ никогда не былъ представленъ ни герцогу, ни герцогин. Но герцогъ былъ двоюродный братъ Аделаиды Паллизерь, разумется, Молъ приняла приглашеніе.

Глава LXX.
Я НЕ ПОДУ ВЪ ЛОФЛИНТЕРЪ.

Іюль былъ на исход и ршили, что лэди Лора Кеннеди должна хать въ Лофлинтеръ. Она овдовла уже около трехъ мсяцевъ, и считали, что ей подобаетъ създить въ имніе, взглянуть на домъ, земли и подвластныхъ ей людей, оставленныхъ мужемъ на ея попеченіе. Цлыхъ три года она не видала Лофлинтера, и когда была тамъ въ послдній разъ, твердо ршилась никогда боле не переступать порога этого дома. Тамъ постигло ее все несчастье жизни. Тамъ она впервые подверглась невыносимой скук соблюдать воскресный день. Тамъ она должна была пріучиться къ непріятнымъ обязанностямъ, которыхъ ожидали отъ нея. Тамъ ее наказывали докторомъ изъ Каллендера, когда она пыталась уклониться подъ предлогомъ головной боли. Тамъ же, у водопада, котораго шумъ слышался съ параднаго подъзда, Финіасъ Финнъ объяснялся ей въ любви. Отдавая руку Роберту Кеннеди, она знала, что любитъ не его, но съ той минуты, когда съ нею говорилъ Финіасъ, она уже не сомнвалась, что ея сердце отдано одному, рука другому. Съ этой минуты вся ея жизнь превратилась въ пустыню. У лэди Лоры не было періода счастья въ замужств — ни одного мсяца, ни одного часа. Съ той минуты, когда дло было сдлано, она убдилась, что связала себя съ человкомъ ей ненавистнымъ, что жизнь, ожидавшая ее, противна ей. То, что прежде имло цну въ ея глазахъ, въ чемъ она покрайней мр принимала живое участіе, вдругъ стало для нея скучно и безцвтно. Ея мужъ засдалъ въ Парламент — какъ прежде отецъ и многіе изъ ея друзей — и занималъ высокое положеніе, благодаря собственнымъ достоинствамъ и всу, но у него въ дом политика утрачивала всю прелесть, которая была ей присуща на Портмэнскомъ сквэр. Она полагала, что можетъ хоть исполнять обязанность хозяйки большого дома и благодтельной владлицы значительнаго помстья, но домашнія добродтели стали для нея невозможны подъ попечительствомъ мистера Кеннеди, и она была вынуждена отказаться отъ роли шотландской благотворительной феи, на которую разсчитывала. Все зданіе рушилось и ей не осталось ничего.

Но грху она не поддастся. Хотя не въ силахъ полюбить мужа, она будетъ настолько тверда, чтобы избавиться отъ любви къ другому. Принявъ подобное ршеніе, она лишилась всякой энергіи. То она хотла быть геніемъ-покровителемъ человка, котораго любила — нчто въ род преданной старшей сестры, и мечтала увидать его закадычнымъ другомъ мужа, то она запрещала ему бывать у нихъ, и не выдержала характера до того, что дала понять, почему не выносила его присутствія. Она не сумла сохранить свою тайну и ея жизнь, во время этой борьбы, сдлалась ей такъ невыносима, что она увидала себя вынужденною бросить мужа. Онъ показалъ ей, что съ своей стороны тоже угадалъ истину, она пришла въ негодованіе и оставила его домъ. Каждое мсто, гд она жила съ мужемъ, стало ей противно. Домъ въ Лондон былъ ей такъ ненавистенъ, что она просила короткихъ друзей навщать ее въ дом отца. Но изъ всхъ мстъ на земл Лофлинтеръ было ей всего противне. Тамъ проповди продолжались всего дольше, уроки въ счетоводств были всего упорне, наставленія всего настойчиве, скука всего тяжеле. Тамъ она научилась различать звукъ колесъ гига доктора Мэкнутрая. Тамъ она чуть не упала духомъ. И тамъ же, вооружившись волею, которой не дала сломить, она ршилась вынести все, что скажетъ свтъ, и бжать отъ деспотизма, который сдлался ей невыносимъ. А теперь это ея домъ и ей ставили въ обязанность хать туда въ качеств владлицы — властвовать, благотворить и оказывать величавое благодушіе тмъ же лицамъ, которыя знали отношенія между нею и мужемъ.

И хотя она негодовала на мужа, когда разсталась съ нимъ — бросивъ ему въ лицо укоръ въ оскорбленіи, недостойномъ человка благороднаго, за то, что онъ обвинилъ ее справедливо, хотя она считала его тираномъ, а себя рабою, хотя проповди, и уроки, и докторъ, каждое въ свою очередь, казались ей ужасной жестокостью — однако она все время сознавала, что вина была на ея сторон, не на его. Онъ длалъ только то, чего она могла ожидать, выходя за него — но сама ничего того не сдлала, что онъ былъ вправ ожидать отъ нея. Настоящая вина, обманъ, коварство, грхъ, съ ея стороны — и она знала это. Ея жизнь была испорчена — но не имъ. Его жизнь также была испорчена, и это сдлала она. Теперь его не стало и, разумется, его родственники — осиротвшая старуха-мать, его кузены — и арендаторы, теперь ея арендаторы, вс должны были говорить, что исполни она свой долгъ въ отношеніи къ нему, онъ находился бы еще въ живыхъ. И ненавидть ее они должны были тмъ сильне, что она никогда не погршила противъ него такимъ способомъ, чтобы освободить его отъ узъ, которыя ихъ связывали. Съ полнымъ довріемъ мужа къ жен, онъ немедленно посл женитьбы укрпилъ за нею пожизненно господство надъ подвластными ему людьми, если бы у нихъ не было дтей и она пережила его. Въ самомъ сильномъ гнв на нее онъ не измнилъ этого. Онъ постоянно только требовалъ, чтобы она вернулась къ нему исполнять свой долгъ жены. И среди этихъ требованій — до того настойчивыхъ, что они свели его съ ума — онъ кончилъ жизнь, имніе перешло къ ней, и она должна теперь хать туда и жить тамъ, говорили ей!

Очень печально для кого бы ни было говорить себ — съ искреннимъ убжденіемъ — что радости въ этомъ мір для него уже не существуютъ, и тмъ печальне это, что подобное убжденіе исключаетъ надежду на другую отраду. Лэди Лора не разъ говорила себ это въ послдніе два года, и безъ сомннія искренно. Что оставалось для нея? Она была изгнана изъ общества тхъ, кого любила. Она носила имя, ей ненавистное. Она любила человка, съ которымъ не могла видться. Она терзалась изъ-за денегъ. Ничто на свт не утшало ее. Вс радости жизни для нея были кончены — и утратила она ихъ по собственной вин. Потомъ Финіасъ пріхалъ къ ней въ Дрезденъ, и вотъ ея мужа не стало!

Неужели она имла право надяться, что солнце снова войдетъ и новый день начнется для нея роскошнымъ утромъ? Она была богата теперь и еще молода… по-крайней-мр, довольно молода. Ей минуло тридцать-два года — а между тмъ она знала многихъ, все время величаемыхъ молодыми двушками — которыя успшно начали жизнь только съ этого возраста. И Финіасъ вдь любилъ ее нкогда. Онъ высказался и потомъ поцловалъ, хотя она объявила ему о своей помолвк съ другимъ. Какъ живо она это помнила! Онъ также вынесъ не мало треволненій: онъ вступилъ въ бракъ, удалился отъ свта, вернулся въ него опять, и прошелъ сквозь огонь и воду. Но теперь вс относились о немъ съ похвалою и ему недоставало только блеска, который придаетъ богатство. Отчего бы ему не принять этого богатства изъ ея рукъ? Разв не можетъ жизнь начаться снова для нихъ обоихъ?

Она мечтала объ этомъ, но въ душ была уврена, что ничего подобнаго не ожидаетъ ее въ будущемъ. Его характеръ она знала коротко. Онъ былъ непостояненъ — или, врне, способенъ къ перемн чувствъ, но прикидываться, что любитъ, былъ не въ состояніи, когда не испытывалъ любви. Она сознавала это даже въ т минуты, въ которыя онъ оказывалъ ей наиболе нжности. Когда она, въ Кенигшейн, старалась объяснить ему состояніе своей души — съ полнымъ намреніемъ быть правдивой, однако и тогда не высказавшись вполн — она не могла скрыть отъ себя самой, что каждое слово, имъ произнесенное, уязвляло ее холодностью. Вырвись у него страстный порывъ, она пришла бы въ негодованіе и прогнала его отъ себя — но это согрло бы кровь въ ея жилахъ и придало ей чувство молодости, жизни. То же было, когда она навстила его въ тюрьм, то же опять, когда онъ пріхалъ къ ней посл освобожденія. Она была довольно откровенна съ нимъ, однако онъ не уврялъ ее въ любви. Его признательность, его дружба, его услуги — все принадлежало ей. Онъ поступалъ вполн безупречно относительно ея. Вс испытанія постигли его за то, что не хотлъ измнить ей — но онъ никогда уже не скажетъ, что любитъ ее.

Она посмотрлась въ зеркало, снявъ на минуту уродливый вдовій чепецъ, который тогда носила, и созналась самой себ, что это естественно. Хотя годами она была не стара, но ея черты стали жестки, лицо изнурено горемъ. Она никогда не считала себя красавицею, хотя знала, что надлена извстнымъ аристократическимъ изяществомъ, которое можетъ замнять красоту. Разсматривая себя, она нашла, что не совсмъ утратила это преимущество — но ей недоставало полноты молодости, которую она имла, когда впервые познакомилась съ Финіасомъ Финномъ. Она сидла предъ зеркаломъ, изучая свое собственное лицо почти съ искусной пытливостью, и наконецъ сказала себ вслухъ, что сдлалась старухой. Онъ былъ въ цвт лтъ, ей оставались одн подонки жизни.

Она хала въ Лофлинтеръ въ сопровожденіи брата и невстки, а старика графа они завезутъ по дорог въ Сольсби, гд онъ и останется. Чильтерны пробудутъ съ нею недлю, не боле. Его присутствіе оказывалось необходимо въ Брекеномъ краю, она съ трудомъ уговорила его пожертвовать, ей и этимъ временемъ. Но что ей длать, когда они удутъ? Какъ ей жить одной въ этомъ большомъ дом, съ неотвязчивымъ воспоминаніемъ обо всемъ, что было съ нею тамъ? Ей казалось, что вс, окружавшіе ее, просто жестоки, требуя отъ нея такой жертвы своего спокойствія. Ея отецъ содрогнулся, когда она предложила ему сопровождать ее въ Лофлинтеръ, но онъ же и настаивалъ вмст съ другими, что приличіе требуетъ ея поздки туда. Не смотря на урокъ, который она дала себ, сидя предъ зеркаломъ, она позволила воображенію насладиться упоительною мечтой, что они вмст будутъ бродить по горамъ. Она видлась съ нимъ за два дня до отъзда и сообщила свои планы, какъ всякому иному доброму другу. Въ присутствіи отца и лэди Чильтернъ, которые были тутъ же, она ни обращеніемъ, ни малйшимъ наружнымъ признакомъ не выдала нжности и вмст скорби, таившихся въ ея сердц. Она не намекнула ему даже на посщеніе Шотландіи. Въ присутствіи брата она не ршилась бы на подобный намекъ и почти столько же опасалась невстки. Но когда осталась одна вечеромъ, наканун отъзда, то написала ему слдующее:

‘Воскресенье, 1-го августа.

‘Дорогой другъ,

‘Я думала, что вы, быть можетъ, завернете, и весь день не выходила изъ дома. Я была въ такомъ уныніи, что даже въ церковь утромъ не собралась,— а потомъ не похала съ Вайолетъ и предпочла остаться дома, на случай, что увижусь съ вами. Вечеръ мы провели дома вдвоемъ съ нею и я все ждала васъ почти до одиннадцатаго часа. Вы прекрасно сдлали, что не пришли. Я только наскучила бы вамъ моими жалобами и ропотомъ на страданія, которыхъ вы излечить не можете.

‘Мы вызжаемъ въ девять часовъ утра и будемъ въ Сольсби посл полудня. Какъ видите, мы подемъ совершенно по семейному. Я думала, что Освальдъ ускользнетъ отъ насъ, однако нтъ, подобно всмъ измнился и онъ — сталъ склоненъ къ домашней жизни и покоренъ. Я не скажу, чтобы онъ не былъ деспотиченъ по прежнему, но его деспотизмъ иметъ характеръ отвтственности главы семейства. Батюшка совсмъ не понимаетъ его и страшно боится. Мы проведемъ дв ночи въ Сольсби, а тамъ отправимся въ Шотландію, оставивъ батюшку дома.

‘Разумется, очень дружественно со стороны Вайолетъ и Освальда сопровождать меня, если ужъ — какъ они утверждаютъ — мн необходимо хать. Вамъ хорошо извстно это мсто и вы легко представите себ, каково мн будетъ тамъ одной, среди шотландокъ и шотландцевъ, которые должны ненавидть и презирать меня, подъ вліяніемъ страха отъ каждаго лица, которое увижу, и даже въ стульяхъ и столахъ видя какъ бы напоминовеніе того, что было. Я говорю батюшк, что наврно возвращусь въ Сольсби, не проживъ тамъ полумсяца, я заране знаю это. Онъ тревожится, но мн не возражаетъ, за то потомъ настроитъ Вайолетъ, и та читаетъ мн наставленія свойственнымъ ей мудрымъ способомъ, который даетъ ей возможность говорить повидимому съ большой нжностью вещи очень жестокія. Она спрашиваетъ меня, отчего я не беру съ собою компаньонку, если такъ боюсь одиночества. Гд же мн найти компаньонку, которая была бы не хуже одиночества? Теперь я чувствую, что не поняла жизни, когда не пріучала себя къ мелкимъ развлеченіямъ женскаго общества. Я горячо люблю Ваойлетъ и всегда была счастлива съ нею. Но даже она сочувствуетъ мн теперь только наполовину, я сознаю это безотчетно. Эта двушка, которая съ нею, дороже ей меня, потому что посл получаса мн наскучаетъ бесдовать о малюткахъ. Я никогда не знала женщины, съ которою желала бы вести бесду глазъ-на-глазъ. Какъ же мн довольствоваться обществомъ компаньонки, нанятой за плату по третямъ, пожалуй по объявленію въ газетахъ?

‘Никакое собесдничество я не считаю для себя возможнымъ, а между тмъ не бывало человческаго существа, которое боле было бы въ тягость самому себ. Порой я спрашиваю себя, могла ли бы опять отправиться въ Нижнюю Палату, слушать въ той клтк, гд сиживала въ былое время, какъ говорите вы и другіе. Не полагаю, чтобы какое-либо краснорчіе заставило меня находить это сноснымъ. Мн почти все-равно, кто въ Парламент, кто нтъ, и я съ трудомъ понимаю то, что мн разсказываетъ кузенъ Баррингтонъ — такимъ отдаленнымъ кажется мн то время, когда я находилась въ этой сред. Конечно, я ожидаю съ пылкимъ нетерпніемъ, чтобы васъ вернули назадъ. Говорятъ, вы непремнно будете выбраны вновь на этой недл и вся Палата приметъ васъ съ распростертыми объятіями. Я желала бы сидть опять въ клтк, чтобы видть это, если бы оказывалась возможность. Но я стала такою трусихой, что не посмла предложить отсрочить для этого нашъ отъздъ. Вайолетъ сказала бы мн, что такое изъявленіе участія неприлично для вдовы. А по правд, Финіасъ, меня ничто другое не интересуетъ. Если мн можно будетъ издали смотрть на ваши успхи, то я постараюсь опять интересоваться вопросами дня. Когда вы добьетесь торжества, какъ, я знаю, должно быть, для меня отрадно будетъ думать, что и я способствовала къ этому немного.

‘Полагаю, что мн нельзя приглашать васъ въ Лофлинтеръ. Но вамъ лучше знать. Если вы прідете, я не посмотрю на то, что могутъ говорить. Освальдъ почти не произноситъ вашего имени въ моемъ присутствіи, разумется, я знаю, о чемъ онъ думаетъ. Когда я съ нимъ, то просто боюсь его, жестоко усилилось бы мое горе, если бы я увидла себя вынужденною съ нимъ поссориться. Все же я сама себ госпожа, точно такъ же, какъ онъ самъ себ господинъ, и не намрена соображаться въ моихъ поступкахъ съ его волею. Если вы пожелаете пріхать, то вамъ обрадуются какъ цвтамъ въ ма. О, какъ слабы подобныя слова, чтобы дать понятіе о моей радости васъ видть!

‘Господь надъ вами, Финіасъ…

‘Любящій васъ другъ
‘ЛОРА КЕННЕДИ.’

‘Пишите мн въ Лофлинтеръ. Я жажду узнать, что вы опять заняли ваше мсто, по избраніи вновь. Пожалуйста, не теряйте ни одного дня. Я уврена, что вс ваши друзья посовтуютъ вамъ то же.’

Пока писала это письмо, она все стремилась снова высказать ему свою любовь, но сдлать это такъ, чтобы не приходилось краснть. Тогда только, какъ она дошла до послднихъ словъ, она вынудила себя начертать слова любви, и то они не лились свободно и естественно, какъ хотлось бы ей. Она знала, что онъ не прідетъ въ Лофлинтеръ. Она понимала, что онъ не могъ пріхать иначе, какъ искателемъ ея руки, и что подобное намреніе, въ первое время ея вдовства и въ самомъ дом ея покойнаго мужа, дало бы поводъ къ осужденію. Что ея касалось, то она пренебрегла бы всмъ для достиженія цли. Но она знала, что онъ не прідетъ. Опытность сдлала его благоразумнымъ и онъ наврно усматривалъ исходъ такого посщенія — слдовательно, уклонился отъ него. Его отвтъ на ея письмо достигъ Лофлинтера ране ея.

‘Большая Марльборосская улица. Понедльникъ, въ ночь.

‘Дорогая лэди Лора,

‘Я былъ бы у васъ вчера вечеромъ, если бы не чувствовалъ, что лэди Чильтернъ должны надодать печали такой унылой личности, какъ моя особа. Я обдалъ и весь день провелъ у Ло. Не могу скрыть отъ себя, что осрамился предъ ними постоянной слезливостью. Вообще я не думаю, чтобы имлъ боле другихъ склонность говорить о себ, но я сознаю теперь извстную неспособность избавиться отъ самого себя, которая напала на меня посл томительныхъ недль, проведенныхъ въ Ньюгэт, и страшныхъ дней, прожитыхъ на мст посудимыхъ, это длаетъ меня неспособнымъ къ обществу. Прійдись мн опять быть въ Парламент, я боялся бы встать изъ опасенія, что невзначай заговорю о томъ времени, когда я стоялъ предъ судьею съ петлей на ше.

‘Вполн сочувствую всему, что вы говорите о Лофлинтер. Можетъ быть, вамъ слдуетъ хать туда и показаться — чтобы т, которые знаютъ шотландскихъ Кеннеди, не могли сказать, что вы не смли постить этого мста, но я не считаю еще возможнымъ для васъ тамъ жить. И зачмъ же наконецъ это длать? Я не могу себ представить, чтобы ваше пребываніе принесло какую-либо пользу, если только вы собственно не находите наслажденія въ томъ, чтобы жить тамъ.

‘Я не поду въ Лофлинтеръ, хотя знаю, что меня ожидаетъ теплый пріемъ.’

Когда онъ дошелъ до этого мста въ своемъ письм, продолжать оказалось для него затрудненіемъ почти неодолимымъ. Какъ объяснить ей, почему онъ не намренъ хать въ Шотландію?

‘Люди скажутъ, что намъ не слдуетъ быть вмст однимъ посл всего злословія, котораго мы были жертвою, злые языки тотчасъ ухватились бы за это, если бы я навстилъ васъ такъ скоро посл вдовства, особенно въ дом, принадлежавшемъ вашему мужу. Представьте себ одно краснорчивое негодованіе ‘Знамени’, когда распространился бы слухъ, что я въ Лофлинтер.’

Имй онъ возможность открыто высказать правду, то представилъ бы вышеприведенные доводы, но разв онъ могъ написать ей что-либо подобное? Не мене трудно оказалось для него сообщить о посщеніи, которое онъ ршился сдлать.

Однако, письмо необходимо было кончить и слова наконецъ сошли съ пера.

‘Я не могъ бы принести вамъ существенной пользы, какъ напримръ вашъ братъ и ваша невстка, хотя они пробудутъ у васъ недолго. На вашемъ мст я вызжалъ бы какъ можно боле, если бы даже сначала и не встртилъ очень горячаго пріема. Хотя много говорится о тсной связи клановъ въ горной Шотландіи, я думаю, что шотландцы склонны прилпиться къ каждому, кто иметъ всъ въ ихъ сред въ силу значительной поземельной собственности. Они высоко цнили мистера Кеннеди, однако имени его даже не слыхали пятдесятъ лтъ назадъ. Полагаю, вы скоро вернетесь въ Сольсби, и тогда, быть можетъ, мн представится возможность навстить васъ.

‘А теперь я ду въ Мачингъ’.

Это затрудненіе было хуже прежняго.

‘Меня приглашали оба, и герцогъ, и герцогиня, между тмъ я сознаю необходимость сдлать усиліе надъ собою и снова смотрть людямъ въ лицо. Мой ужасъ при мысли, что на меня станутъ глазть какъ на человка, котораго… не повсили за убійство, сильне всякаго описанія, я очень хорошо знаю, что обо мн станутъ толковать и на этомъ основаніи я буду дивомъ настоящей минуты. Говорятъ, я буду вновь избранъ депутатомъ отъ Танкервилля, не потративъ ни одного пенни и не давъ себ труда просить хоть бы одного избирателя подать за меня голосъ, просто потому, что не ударилъ бднаго Бонтина по голов, это мн ненавистно, но я ничему не могу помшать, если не ршусь ухать и скрыться. Я знаю, что этого мн не слдуетъ длать, стало быть, лучше скоре вынести пытку и покончить съ нею. Хотя на меня станутъ глазть, но недолго. Другое чудище появится занять мое мсто и я буду единственнымъ человкомъ, который не забудетъ всего этого окончательно. Поэтому я принялъ приглашеніе герцога и поду въ Мачингъ около конца августа. Тамъ соберется весь свтъ.

‘Это избраніе вновь — а я полагаю, что буду избранъ завтра — было бы мн просто противно, если бы я не сознавалъ, что не долженъ позволять себ упасть духомъ отъ случившагося. Мн ненавистно возвращаться въ Парламентъ, не знаю, отчего мн стали противны и подозрительны вс т вещи, которыя нкогда казались такъ прекрасны, такъ полны жизни. Не думаю, чтобы я когда-либо опять увровалъ въ партію — или, врне, въ предводителей партій. Прежде я имлъ вру, которой теперь дивлюсь. Даже годъ назадъ, когда сталъ думать о мст депутата отъ Танкервилля, я былъ того мннія, что на нашей сторон одни патріоты, люди, ангелы, а Добени и его пріятели демоны или идіоты — преимущественно идіоты, но съ сильнымъ оттнкомъ демонскаго духа, которымъ и управляемы. Теперь все сводится для меня къ одному общему уровню жалкихъ человческихъ интересовъ. Сомнваюсь, чтобы патріотизмъ могъ устоять противъ искушеній и постояннаго разрушительнаго дйствія передовыхъ скамеекъ въ Нижней Палат. Люди схватываютъ другъ друга за горло, нападаютъ и отбиваются, ложно обвиняютъ и одинаково ложно защищаютъ, лгутъ и клевещутъ — порой стягиваютъ и воруютъ — до того, что наконецъ вовсе не сознаютъ великолпія собственнаго положенія и забываютъ, что отъ нихъ требуется быть великими. Мелкія продлки обмна шпажныхъ ударовъ поглощаютъ вс ихъ способности. А послдствіе то, что теперь нтъ уваженія къ кому-бы ни было изъ членовъ Парламента — нтъ тни того чувства, которое мы нкогда питали къ Мильдмэю.

‘Разумется, я пишу — и чувствую — какъ человкъ недовольный, и что я высказываю вамъ, того не сказалъ бы никому на свт. Я жаждалъ мста въ Парламент, ршившись вторично избрать профессіей общественную дятельность. Но я имлъ въ виду честно зарабатывать хлбъ и отказаться, такъ сдлалъ это въ первый разъ, когда не могъ исполнять своей обязанности съ чистой совстью. Я зналъ, что былъ оттсненъ отъ цли моего жалкаго честолюбія несчастнымъ человкомъ, котораго судьба свершилась. Въ подобномъ положеніи я не долженъ доврять и отчасти не довряю собственнымъ впечатлніямъ. Я понимаю также, что ожесточенъ оскорбленіями, вынесенными въ тюрьм. Но при всемъ томъ я не могу отдлаться отъ убжденія, что парламентскіе интересы не т битвы боговъ и великановъ, которыя я видлъ въ нихъ прежде. Нашъ сторукій Гай просто Джэкъ о трехъ пальцахъ, и порой я готовь думать, что нашъ Юпитеръ одного свойства съ Юпитеромъ театра въ Стрэнд. Тмъ не мене я вернусь — и если меня завтра сдлаютъ товарищемъ министра, то буду на седьмомъ неб.

‘Не знаю, зачмъ я написалъ вамъ вамъ все это, только что мн некому другому высказать своихъ впечатлній. Кром васъ никто не пожертвуетъ минутою своего времени подобнымъ жалобамъ. Мои друзья ожидаютъ, что я буду говорить имъ о своихъ чувствахъ во время суда, и пожелаютъ узнать, какую пищу мн отпускали въ Ньюгэг. Вчера я похалъ навстить начальника тюрьмы и взглянуть на мое бывшее помщеніе.

‘— Я никакъ не могъ убдить себя, что вы совершили преступленіе, мистеръ Финнъ, сказалъ онъ мн.

‘Я взглянулъ на него и улыбнулся, но, кажется, вцпился бы ему въ горло. Какъ могъ онъ не знать, что обвиненіе было чудовищной нелпостью? Кстати объ этомъ, даже вы не могли оставаться мн врне вашего брата. Отъ женщины ожидаешь этого — и правды, и разсудка.

‘Я написалъ вамъ жестоко длинное письмо, но когда душа полна, такое облегченіе порою лучше разговора. Пожалуйста, отвтьте на него скоре и сообщите, что вы намрены длать.

‘Искренно преданный вамъ
‘ФИНІАСЪ ФИННЪ.’

Она прочла письмо отъ начала до конца — вроятно, прочла нсколько разъ — но въ немъ только одно имло для нея значеніе. ‘Я не поду въ Лофлинтеръ’. Хотя она знала, что онъ не навститъ ее, отъ этихъ словъ у нея дрогнуло сердце, какъ будто ей теперь только дйствительно нанесли послднюю роковую рану. Въ сущности оказывалось продолженіе къ этимъ словамъ, отъ котораго кинжалъ вонзился ей въ сердце еще глубже: ‘А теперь я ду въ Мачингъ.’ Во всемъ письм ни разу не упоминалось имени той женщины, но разумется она должна тамъ быть. Все устроено съ одною цлью соединить ихъ. Лэди Лора сказала себ, что ненавидла герцогиню, какъ интригантку. Она дочитала письмо до конца и все поняла, но не иначе, какъ въ связи съ красотою, богатствомъ, ловкостью и хитростью мадамъ Максъ Гслеръ.

Глава LXXI.
ФИНІАСЪ ФИННЪ ИЗБРАНЪ ВНОВЬ.

Вторичный выборъ Финіаса Финна депутатомъ отъ Танкервилля остался памятенъ въ лтописяхъ англійскихъ избраній. Когда до Танкервилля дошла всть, что ихъ депутата будутъ судить за убійство, избиратели поврили его вин. Это естественно, когда къ такому заключенію пришли полиція, судьи и адвокаты, тщательно изслдовавшій дло, одно тайное свдніе или личная привязанность можетъ устоять противъ подобныхъ уликъ. Въ Танкервилл не было ни того, ни другого, и вина нашего героя считалась несомннною. Во всемъ этомъ дл для танкервилльцевъ заключался живой интересь, не лишенный прелести. Разумется, городокъ, въ смысл избирательнаго элемента уже не подниметъ боле головы. Въ исторіи края еще не бывало такого случая, чтобы члена Нижней Палаты повсили за убійство. И этотъ членъ Парламента подвергнется казни за убійство другого члена Парламента, что само по себ не мало способствовало къ важности дянія. Большая партія въ городк утверждала, что это судъ Божій. Танкервилль опозорился въ глазахъ всхъ другихъ городовъ, пославъ въ Парламентъ католика, и это въ то именно время, когда англиканская церковь подверглась опасности. Вотъ что постигло Танкервилль за измну честному Брауборо! Была минута — предъ самымъ началомъ судебнаго слдствія — когда значительная часть избирателей жаждала немедленно приступить къ длу, чтобы возвратить Брауборо его мсто. Полагали, что Финіаса Финна заставятъ отказаться. Мудрые люди въ Танкервилл были крайне изумлены, когда имъ объявили, что членъ Парламента отказаться отъ своего мста не можетъ — что избранный разъ, онъ остается членомъ, пока существуетъ тотъ Парламентъ, что онъ положительно рабъ избирателей и страны — и этого рабства не можетъ избгнуть иначе, какъ принявъ казенную должность. Нельзя же человка обвиненнаго въ убійств назначить хотя бы управляющимъ Чильтери Гндредса. Конечно, Палата могла исключить члена, само собою, она изгонитъ изъ своей среды депутата отъ Танкервилля — но едва ли приступитъ къ подобному исключенію прежде чмъ его преступленіе будетъ доказано положительно. Итакъ, для танкервилльцевъ не было спасенія отъ малйшей частицы позора, которому они подверглись недостойнымъ выборомъ, и нкоторые изъ нихъ, надленные особенной впечатлительностью, усвоили себ мнніе, что отнын ни одинъ танкервиллецъ не долженъ боле участвовать въ политик.

Вдругъ въ город распространился слухъ, что Финіасъ Финнъ невиненъ. Это случилось въ то самое утро, когда въ Лондонъ пришли три телеграмы изъ Праги. Содержаніе телеграмъ стало извстно въ Танкервилл почти такъ же быстро, какъ въ суд Ольд-Бэльи, и поврили ему съ такой же готовностью. Имя дамы, здившей въ Богемію для ихъ красиваго молодого депутата, было на язык каждой женщины въ Танкервилл и составился очаровательнйшій романъ. Нкоторые ревностные протестанты сожалли о врномъ уже теперь спасеніи ихъ католическаго врага и не позволяли себ сомнваться, что все убійство устроено было Провидніемъ для пораженія Пунцовой женщины {Католической церкви. Пр. пер.}. Имъ казалось вполн приличнымъ для Провиднія вмшаться немедленно для наказанія города, гд грхи Пунцовой женщины не возбуждали омерзнія. Но большинство вскор убдилось въ невинности ихъ депутата, и такъ какъ достоврно было, что онъ находился въ большой опасности — такъ какъ знали, что онъ и теперь еще въ заключеніи, и такъ какъ необходимо оказывалось продолжать слдствіе, а ему пробыть, хоть одинъ день еще, на мст подсудимыхъ — то онъ мгновенно сталъ героемъ пуще прежняго. Тутъ настала дальнйшая отсрочка и наконецъ торжественное заключеніе суда. Посл освобожденія Финіасъ Финнъ былъ все еще депутатомъ отъ Танкервилля и могъ бы войти въ Палату въ тотъ же день. Вмсто того онъ немедленно прибгнулъ къ обыкновенному средству избавиться отъ рабства и мсто депутата отъ Танкервилля очистилось. Самые преданные друзья Брауборо увидли тотчасъ, что для него нтъ надежды на успхъ. Весь Танкервилль ршилъ единодушно, что не изберетъ никого, кром того самаго человка, котораго несправедливо обвиняли въ убійств. Рдльза отправили въ Лондонъ вмст съ двумя другими ярыми политиками — чтобы это походило на депутацію — и они явились къ Финіасу спустя два дня посл его освобожденія изъ тюрьмы. Рдльзъ сильно желалъ увезти съ собою депутата, онъ уврялъ Финіаса, что его въздъ въ Танкервилль будетъ такимъ торжествомъ, что ничего подобнаго еще тамъ не видывали. Однако, Финіасъ остался глухъ ко всему этому. Сперва онъ не соглашался даже, чтобы его имя помстили въ списк.

— Вы не должны уклоняться отъ этого, мистеръ Финнъ, право не должны, говорилъ Рдльзъ.— Вы не можете уяснить себ восторженности города, вдь не можетъ, мистеръ Гэдмайръ?

— Я не видалъ ничего подобнаго во всю мою жизнь! подхватилъ Гэдмайръ.

— Я думаю, дв трети церковной партіи подадутъ голосъ за мистера Финна, вмшался Тродльзь, одинъ изъ передовыхъ диссидентовъ въ Танкервилл, который въ этомъ случа былъ третьимъ членомъ депутаціи.

— Полагаю, меня нельзя заставить быть депутатомъ, если я не хочу, отговаривался Финіасъ.

— Конечно, нельзя — на сколько мн извстно по-крайней-мр, отвтилъ Рдльзъ.— Однако, вы сильно огорчите насъ этимъ и не въ состояніи такъ поступить, къ тому же, мистеръ Финнъ, вы таки пострадали послднее время…

— Ей-Богу пострадалъ… и жестоко! перебилъ Тродльзъ.

— Но вы будете скучать, мистеръ Финнъ, если откажетесь отъ Парламента, право будете немного погодя. Вамъ надо оправиться, если осмлюсь сказать, и не слдуетъ уклоняться отъ способа оправиться вполн.

Финіасъ зналъ, что въ словахъ Рдльза заключается мудрая истина, и потому согласился. Хотя въ настоящую минуту его одолвало уныніе, хотя онъ ненавидлъ свтъ и гнушался человчества, хотя каждый суставъ въ его тл еще нылъ отъ пытки, которой онъ подвергался, все же онъ сознавалъ, что это не можетъ быть вчно. Какъ поправляются другіе, такъ и онъ дойдетъ пожалуй до того, что пожалетъ о Парламент, если отвергнетъ теперь сдланное ему предложеніе. Онъ принялъ его, но положительно заявилъ, что никакія соображенія на свт не побудятъ его хать въ настоящую минуту въ Танкервилль.

— Мы не потребуемъ отъ васъ ни одного пенни! вскричалъ Гэдмайръ въ порыв восторженности.

— Я чувствую, чмъ обязанъ городу, отвтилъ Финіасъ: — и тмъ друзьямъ, которые такъ горячо меня отстаиваютъ, но не въ состояніи еще теперь, ни душевно, ни тлесно, показываться гд-либо въ публик. Я много выстрадалъ.

— Жестоко! подтвердилъ Тродльзъ.

— И я готовъ сознаться, что поэтому совсмъ неспособенъ въ моемъ настоящемъ положеніи приносить городу пользу.

— Мы этого допустить не можемъ, возразилъ Гэдмайръ, поднявъ лвую руку.

— Мы желаемъ васъ именно, подхватилъ Тродльзъ.

— Нтъ ни малйшаго сомннія на счетъ вашего избранія вновь, мистеръ Финнъ, прибавилъ Рдльзъ.

— Я очень признателенъ, но не могу быть тамъ. Я вынужденъ поручить кому-нибудь изъ васъ, господа, объяснить избирателямъ, что въ настоящемъ моемъ положеніи я не въ силахъ хать въ Танкервилль.

Гг. Рдльзъ, Гэдмайръ и Тродльзъ вернулись въ Танкервилль — безспорно огорченные тмъ, что не могли привезти съ собою того, кто своимъ присутствіемъ придалъ бы сіяніе славы ихъ шествію по улицамъ родного города — но все же съ сознаніемъ собственной важности посл того, что видли великаго страдальца, которому скорбь не дозволяла показываться обыкновеннымъ смертнымъ. Они не думали выражать мысли, что ему слдовало бы пріхать, даже дали понять что заране были убждены въ тщетности всхъ надеждъ на подобное счастье, и говорили о Финіас почти какъ о святомъ въ силу вынесенныхъ имъ страданій. Что касалось избранія, то оно не подлежало сомннію. Рдльзъ предложилъ его и встртилъ сильную поддержку въ священник танкервилльскаго прихода — самомъ ревностномъ тори въ томъ мст — который по этому случаю держалъ рчь и объявилъ, что въ качеств англичанина, любящаго справедливость, онъ не позволитъ себ изъ-за какихъ бы ни было политическихъ или даже религіозныхъ воззрній дйствовать противъ правилъ чести. Мистеръ Финнъ отказался отъ своего мста подъ гнетомъ ложнаго обвиненія и, по мннію священника, честь города требовала, чтобы онъ выбранъ былъ вновь. Итакъ Финіасъ Финнъ опять сталъ депутатомъ отъ Танкервилля безъ малйшаго противодйствія и безъ расходовъ, а недль шесть посл этого избранія на Финна посыпались дары отъ танкервилльскихъ дамъ, вышитыя туфли, красныя охотничьи фуфайки, носовые платки съ богато вышитымъ вензелемъ ‘Ф. Ф.’ и цпочки изъ ихъ собственныхъ волосъ.

При такомъ положеніи длъ, издатель ‘Знамени’ не зналъ, какъ ему ставить свои паруса. Квинтусъ Слайдъ усвоилъ себ правило преслдовать враговъ. Врагъ всегда могъ превратиться въ друга, но пока онъ оставался врагомъ, его надо затаптывать въ грязь, надо преслдовать. Слайдъ не разъ хотлъ вступить въ дружбу съ Финіасомъ Финномъ, но тотъ оказывался самонадянъ и гордъ. Финіасъ былъ въ отношеніи къ Слайду врагъ изъ враговъ, котораго онъ долженъ преслдовать до послдняго, въ силу всякаго понятія о стойкости, въ силу правилъ, усвоенныхъ въ жизни, и тхъ убжденій, которыми онъ руководился. Во время суда и немногихъ недль до него онъ написалъ нсколько короткихъ статей съ цлью выставить, какъ неприлично какой-либо газет выражать мнніе о вин или невинности подозрваемаго лица, пока оно находится подъ слдствіемъ. Слайдъ не упустилъ случая нанести два, три сильныхъ удара современнымъ изданіямъ за то, что они погршили противъ этого, но въ каждой изъ своихъ статей онъ изловчался намекнуть, что депутатъ отъ Танкервилля, разумется, долженъ попасть въ руки правосудія. Онъ тщательно перебралъ вс обстоятельства, которыя возбудили въ Финн ненависть къ убитому, и неоднократно повторялъ разсказъ о выстрл изъ пистолета въ гостиниц Макферсона. Пришла телеграма изъ Праги, и Слайдъ умолкъ дня на два. За тмъ послдовалъ оправдательный приговоръ, и Квинтусъ Слайдъ увидалъ себя вынужденнымъ присоединиться къ общему ликованію по поводу спасенія человка невиннаго. Но когда Финіасъ снова былъ выбранъ въ Танкервилл, Слайдъ почувствовалъ, что представляется случай произвести новую реакцію. Для Финіаса было сдлано съ избыткомъ достаточно, когда ему дозволили избгнуть вислицы. Съ какой стати увнчивать его политическимъ внкомъ за то, что онъ не убилъ Бонтина? Между нкоторыми другими замтками, наброшенными Слайдомъ, на столбцахъ ‘Знамени’ появилась слдующая:

‘Мы должны сознаться, что не можемъ уяснить себ, на какомъ основаніи мистеръ Финнъ съ такой восторженностью былъ вновь выбранъ депутатомъ отъ Танкервилля — безъ расходовъ — и безъ обычной вжливости, которая ставитъ кандидату въ обязанность явиться лично къ своимъ избирателямъ. Мы неоднократно выражали наше убжденіе, что онъ напрасно обвиненъ въ убійств мистера Бонтина. Читатели, надюсь, отдадутъ намъ справедливость, что во время судебнаго слдствія и до него мы всегда старались смягчить негодованіе, которое тогда такъ сильно было въ публик противъ мистера Финна, не только вслдствіе убійства, но и вслдствіе его поступковъ до катастрофы. Одного мы никакъ не можемъ уяснить себ, почему бывшій депутатъ особенно достоинъ доврія избирателей въ Танкервилл въ силу того, что не убилъ мистера Бонтина? Онъ самъ, побуждаемый, надо надяться, врнымъ чувствомъ, сдлалъ починъ и вышелъ изъ Парламента, какъ скоро былъ признанъ оправданнымъ. Его дйствія въ послдній годъ не подняли его славы и не могли, кажется, способствовать къ его успокоенію. Мы ршились намекнуть посл дла въ Дждской улиц, относительно котораго полиція оставалась въ такомъ благодушномъ бездйствіи, что для благоденствія страны едва ли слдуетъ допускать до общественной дятельности того, чье служебное поприще было ознаменовано злополучіемъ, сопровождавшимъ карьеру мистера Финна. Громадныя усилія со стороны разныхъ дамъ старовигской партіи доставить ему мсто не повели ни къ чему. Мистеръ Грешэмъ былъ умне, и нашъ совтъ — мы не скажемъ, былъ принять — но оказался согласнымъ съ ршеніемъ перваго министра. Мистера Финна спустили по холодку, несмотря на его важныхъ пріятелей — а тамъ случилось убійство мистера Бонтина.

‘Неужели способности мистера Финна къ обязанностямъ депутата возрасли отъ несчастной смерти мистера Бонтина или отъ того, что мистеръ Бонтинъ былъ умерщвленъ не его рукою? Мы не такого мннія. Злополучный мужъ, который въ бшеномъ порыв ревности выстрлилъ изъ пистолета въ голову этого молодого человка, умеръ впослдствіи сумасшедшій. Разв подобный случай въ драм даетъ мистеру Финну какое-либо особенное право на уваженіе? Мы не такого мннія. Кром того, мы думаемъ, что избиратели въ Танкервилл сдлали бы лучше, дозволь они мистеру Финну вернуться къ той неизвстности, которой онъ по видимому желаетъ. Впрочемъ избиратели въ Танкервилл отвтственны только предъ городомъ и вольны поступать какъ заблагоразсудятъ относительно мста въ Парламент, которое въ ихъ распоряженіи. Но мы можемъ все-таки протестовать противъ привлеченія къ общественной дятельности неспособнаго лица — просто на томъ основаніи, что онъ не совершилъ убійства. Мы высказываемъ это теперь, потому что до насъ дошли слухи, которые — если оправдаются — вынудятъ насъ исполнить крайне непріятную обязанность: снова выставить въ яркихъ краскахъ т обстоятельства, которыя безъ того могли бы, можетъ быть, предаться забвенію.

Глава LXXII.
КОНЕЦЪ ИСТОРІИ МИСТЕРА ЭМИЛІУСА И ЛЭДИ ЮСТЭСЪ.

Интересъ, возбужденный убійствомъ, вовсе не прекратился оправданіемъ Финіаса Финна. Новыя обстоятельства дла, которыя такъ ясно доказали его невинность, указывали не мене ясно на виновность другого. И этотъ другой уже содержался по обвиненію, возбудившему противъ него особенное раздраженіе въ англійской публик. Пришелецъ жидъ, по имени Йозефъ Миліусъ — какъ его тщательно называли теперь вс явился въ Англію, достигъ посвященія въ духовное званіе, назвался Эмиліусомъ и вступилъ въ бракъ съ женщиной, которая имла состояніе и титулъ, а между тмъ у него уже была жена, которая жила на родин. Лучше бы для него назваться Джонсомъ, въ имени Эмиліуса было что-то придававшее его беззаконіямъ особенную язвительность. Теперь уже стало извстно, что двоеженство доказано несомннно и что его послдняя жертва — наша старая пріятельница, бдняжка Лиззи Юстэсъ — можетъ быть вырвана изъ его когтей. Ей возвратятъ свободу, и такъ какъ она была настолько тверда, что не дала ему запустить лапу въ свои доходы, то пожалуй и не заслуживала лучшаго счастья. Она была еще молода и хороша, ей могъ представиться другой поклонникъ привлекательне Йозефа Миліуса. Не могло быть сомннія, что онъ подвергнется наказанію за двоеженство въ самой сильной степени, но можетъ ли законъ, правосудіе и общее желаніе должнаго возмездія постигнуть его въ такой мр, что онъ будетъ повшенъ? Безспорно, существовало сильное желаніе доказать, что Эмиліусъ былъ также убійца, дабы его поприще въ Великобританіи завершилось надлежащимъ концомъ.

Полиція по видимому находила, что если не окажутся другія улики, не много могло быть извлечено изъ ключа и пальта, которыхъ достаточно было бы самихъ по себ. Увдомили лорда Фона, что его свидтельство, вроятно, потребуется при другомъ судебномъ слдствіи. Это увдомленіе жестоко разстроило лорда и въ теченіи добрыхъ двухъ недль его друзья опасались, что онъ изнеможетъ подъ бременемь бдствій. Однако, онъ не сказалъ ничего, что могло бы послужить къ обвиненію Миліуса. Онъ видлъ быстро идущаго человка въ сромъ пальт, вотъ все, что онъ показалъ подъ присягою, но въ то же время утверждалъ, что не иметъ ни малйшаго понятія, былъ ли виднный имъ человкъ высокъ или низокъ. И поддлка ключа — хотя именно онъ вселялъ каждому убжденіе, что убійца не кто иной, какъ Миліусъ — не была въ сущности доказательствомъ противъ него. Даже будь явно доказано, что онъ воспользовался поддльнымъ ключомъ, чтобы выйти изъ дома мистриссъ Миджеръ въ означенную ночь, этого еще недостаточно для вывода, что онъ же совершилъ убійство въ Беркелейской улиц. Безъ сомннія, Бонтинъ былъ его врагъ — и Бонтинъ убитъ врагомъ. Но этому человку такъ посчастливилось, что ни одна изъ положительныхъ уликъ, по видимому, не касалась его. Никто не сомнвался въ его вин — но и то сказать, не многіе сомнвались прежде въ вин Финіаса Финна.

Было еще обстоятельство, посредствомъ котораго надялись добраться до истины. Разумется, Бонтинъ былъ убитъ оружіемъ, найденнымъ въ саду. Относительно этого пункта преобладала общая увренность. О кистен отобрали показанія отъ мистриссъ Миджеръ, миссъ Миджеръ, ихъ работницы и даже лэди Юстэсъ. Ихъ спрашивали, не было ли чего-либо подобнаго у проповдника. Эмиліусъ дйствовалъ такъ хитро, что у него не видали ничего въ этомъ род. Отъ всхъ ящиковъ и шкаповъ, которыми пользовался проповдникъ у мистрисъ Миджеръ, были двойные ключи и мисъ Миджеръ откровенно созналась, что она вообще имла довольно точное понятіе о содержимомъ въ этихъ помщеніяхъ, но всегда оказывался большой чемоданъ съ недоступнымъ замкомъ — такимъ замкомъ, къ которому даже если бы ключъ имть, то все еще надо знать извстную комбинацію буквъ, чтобы отпереть его — а что находилось въ этомъ чемодан, того никто не видалъ. Разумется, когда оружіе было привезено въ Лондонъ, оно лежало въ чемодан. Ничего легче бытъ не могло. Но человка нельзя повсить за то, что у него былъ тайникъ, гд онъ могъ скрывать смертоносное оружіе.

Нельзя ли однако прослдить это оружіе до Миліуса? На пути изъ Праги онъ, вроятно, захалъ въ Парижъ. Это узнали достоврно — такъ точно, какъ и то, что кистень французской — врне, парижской работы. Если бы можно доказать, что именно этотъ человкъ купилъ тогда въ Париж тотъ кистень, или даже просто кистень — такъ говорили полицейскія власти — стоило бы попытаться довести его до вислицы. Люди, очень искусные въ раскрытіи подобныхъ тайнъ, посланы были въ Парижъ и полиція этой столицы принялась за розыски съ самымъ похвальнымъ рвеніемъ. Тмъ не мене число кистеней, проданныхъ въ одно и то же время, поставило ихъ втупикъ Казалось самою обыкновенной вещью на свт, чтобы мущины расхаживали съ кистенями въ карман. Молодая женщина и старикъ, которымъ смутно помнилось что-то особенное о продаж подобнаго оружія, были привезены въ Лондонъ и видли его великолпіе при чрезвычайно благопріятныхъ обстоятельствахъ, однако, на очной ставк съ Эмиліусомъ, ни тотъ, ни другая не ршались признать его за покупателя. Потратили много денегъ — само собою такая трата оправдывалась высокимъ положеніемъ, которое бдный Бонтинъ занималъ въ администраціи края — но все оказалось тщетнымъ. Бонтина убили на улиц въ Вест-Эндскомъ квартал Лондона. Убійца всмъ былъ извстенъ. Его видли за минуту или за дв до убійства. Побудительная причина преступленія была очевидна. Нашлось и оружіе, которымъ его совершили. Разыскали, какъ перерядился убійца. Обличили хитрость, которою онъ старался доказать, будто лежалъ въ постели дома, и преступная цль его хитрости сдлалась очевидна. Каждый могъ видть, въ чемъ состояло дло, съ той минуты, когда убійца украдкой вышелъ изъ дома мистриссъ Миджеръ съ пальтомъ Миджера на плечахъ и кистенемъ въ карман, до той, когда его увидлъ лордъ Фонъ быстро выходящимъ изъ-за забора, чтобы спшить вслдъ за своею жертвой. Можно было опредлить до числа ударовъ, нанесенныхъ кистенемъ. Самая минута, когда ихъ нанесли, была достоврно извстна. Даже то дйствіе, когда убійца перебросилъ оружіе чрезъ стну, точно было предъ глазами. И все же ничего не могли сдлать.

— Очень опасно повсить человка, основываясь на однихъ безгласныхъ доказательствахъ, сказалъ сэр-Грегори Грогрэмъ, два мсяца назадъ питавшій убжденіе, что его высокороднаго друга Финіаса Финна слдуетъ повсить на основаніи безгласныхъ доказательствъ.

Полиція, и судьи, и адвокаты, вс согласились, что напрасно и даже несправедливо было бы разбирать это дло съ участіемъ присяжныхъ, а между тмъ нашли, что достаточно тхъ же уликъ для преданія суду Финіаса Финна.

Дло о двоеженств шло своимъ чередомъ, чтобы освободить бдняжку Лиззи Юстэсъ отъ испытанія, которымъ ее постилъ Господь. Въ конц іюля она опять была свободна и преподобный Йозефъ Эмиліусъ — нашли приличнымъ судить его подъ этимъ именемъ — призванный виновнымъ, былъ приговоренъ къ каторжной работ на пять лтъ. Ученый первокласный адвокатъ обратился къ присяжнымъ съ трогательной рчью, гд выставлялъ своего кліента, подвергнутаго строжайшему наказанію, какъ двоеженца, не говоря о томъ, что онъ лишался жены только потому, что невозможно обвинить его въ убійств. Быть можетъ, оказывалась доля правды въ томъ, что говорилъ ученый адвокатъ, но эта правда не имла дйствія на присяжныхъ. Эмиліуса нашли виновнымъ такъ же быстро, какъ Финіаса Финна оправдали, и подвергся онъ строгому осужденію, котораго не вызвалъ бы, надо полагать, одинъ проступокъ. Все это происходило въ самый разгаръ розысковъ, чтобы выслдить покупку кистегія, и когда полагали, что два, или пять, или двадцать-пять лтъ грозившаго ему заключенія были для Эмиліуса вопросомъ безразличнымъ. Если бы успли доискаться, гд онъ купилъ оружіе, то срокъ каторжной работы не имлъ для него значенія. Розыски не увнчались успхомъ, и хотя нельзя сказать, чтобы убійство Бонтина осталось покрыто мракомъ, оно все же не было отмщено карающимъ правосудіемъ. Теперь преподобный мистеръ Эмиліусъ исчезаетъ изъ нашего разсказа.

Прибавимъ два, три слова о бдняжк Лиззи Юстэсъ. Ея доходъ оставался у нея почти нетронутый, такъ какъ сама она не имла случая потратить его во время второго замужства, а между тмъ успла отстоять отъ когтей мнимаго ея мужа. И титулъ остался у нея, котораго никто не могъ отнять, и замокъ въ Айршир, который однако, какъ мстопребываніе, она возненавидла всмъ сердцемъ. Она и не сдлала ничего такого, что вынуждало бы изгнать ее изъ общества. Она не имла любовниковъ, будучи замужемъ, и даже вдовой ее не могли упрекнуть въ этомъ отношеніи почти ни въ чемъ. Но вообще ею какъ-то гнушались въ обществ. Бонтинъ быль ея лучшимъ другомъ, и пока полагали, что убійство совершено Финіасомъ Финномъ, она жила у мистриссъ Бонтинъ. Но это оказывалось невозможно, когда прошелъ слухъ — а это не замедлило — что Бонтинъ былъ убитъ человкомъ, до-сихъ-поръ слывшимъ мужемъ Лиззи. Сама Лиззи этого не усматривала — хотя ей была противна мысль, что ея мужъ убійца. Но мистриссъ Бонтинъ нашла это и тотчасъ высказала своей пріятельниц, что…. ей надо перебраться. Несчастная вдова очень неохотно перемнила свое убжденіе относительно убійцы, но когда весь свтъ убдился, то и она увидла себя вынужденною раздлить мнніе свта, и тогда она дала почувствовать жен мистера Эмиліуса, что ей лучше избрать другое мстожительство.

— Я не врю этому нисколько, возразила Лидзи.

— Я не могу вступать въ преніе на счетъ этого, сказала вдова.

— Я не вижу, чтобы это составляло разницу, продолжала Лиззи.— Онъ мн не мужъ. Вы сами часто повторяли это, мистриссъ Бонтинъ.

— Намъ лучше не быть вмст, лэди Юстэсъ.

— О! разумется, я могу выхать, мистриссъ Бонтинъ. Въ этомъ не встрчается ни малйшаго затрудненія. Я думала, что это было бы удобно, но вамъ лучше знать, само собою.

Она наняла квартиру въ улиц Полумсяца, въ двухъ шагахъ отъ мста, гд совершено было убійство, и снова очутилась на свт одна. Правда, у нея былъ сынъ отъ перваго мужа, сынъ, котораго положеніе въ свт должно быть высокое, о которомъ многимъ подобало заботиться и много было рчи, но Лиззи посчастливилось такъ устроиться въ жизни, что ни собственные ея родные, ни родственники мужа не терпли ее и не выносили ея присутствія. Сама же она не знала за собою никакихъ особенныхъ погршностей, она считала себя женщиной съ нжнымъ и слишкомъ доврчивымъ сердцемъ, которая сильно пострадала отъ жестокости тхъ, съ кмъ свела ее судьба. Теперь она плакала въ одиночеств, исполненная глубочайшаго состраданія къ самой себ, но ей ни разу не приходило на умъ, чтобы въ ея поведеніи оказывалось что либо, что слдовало бы измнить. Она намревалась по прежнему интриговать, говорить ложь, и могла, еще, пожалуй, достигнуть наконецъ того рая въ жизни, о которомъ всегда мечтала. Бдная Лиззи Юстэсъ! Природа или воспитаніе были виною, что она не могла сказать правду, когда ей представлялась удобная ложь? Лиззи, лгунья! Бдняжка Лиззи!

Глава LXXIII.
ФИНІАСЪ ФИННЪ ВОЗВРАЩАЕТСЯ КЪ СВОИМЪ ОБЯЗАННОСТЯМЪ.

Выборы въ Танкервилл произошли на послдней недл іюля мсяца и такъ какъ Парламентъ былъ осужденъ въ этомъ году продолжать свои засданія до 10-го августа, то для Финіаса осталось съ избыткомъ достаточно времени явиться и принять присягу до закрытія засданій. Когда ему сперва предложили выбрать его вновь, то онъ думалъ, что этого случиться не можетъ, и надялся, что его возвращеніе въ Парламентъ будетъ отложено до слдующаго года. Но вотъ онъ опять былъ депутатомъ отъ Танкервилля, а предстояло еще добрыхъ дв недли работы, друзья побуждали его, и два, три человка, къ которымъ онъ имлъ наиболе доврія, сказали ему, что онъ не исполнитъ своей обязанности и выкажетъ себя трусомъ, если не займетъ своего мста.

— Трусъ — слово очень жесткое, сказалъ онъ мистеру Ло, который употребилъ это выраженіе.

— Такъ называютъ того или другого человка, который обвиняется въ бгств съ поля битвы или тому подобномъ. Никто васъ не обвинитъ въ трусости этого рода. Есть нравственная трусость такъ точно, какъ физическая.

— Какъ, напримръ, когда человкъ лжетъ. Но я не лгу.

— Однако, вы боитесь взоровъ вашихъ ближнихъ.

— Да, боюсь. Называйте меня трусомъ, если хотите. Какое дло до слова, если обвиненіе справедливо? Со мною поступили такъ, что я боюсь встртить взоры людей. Я чувствую себя подобнымъ человку, которому переломили ноги или отскли руки. Разумется, посл того я не могу быть тмъ, что прежде.

Ло сказалъ ему многое еще на этотъ счетъ, и все, что онъ говорилъ, была истина, но онъ выразился отчасти грубо и потому не имлъ успха. Баррингтонъ Ирль и лордъ Кэнтрипъ также испытывали дйствіе своего краснорчія, но только Монкъ наконецъ вырвалъ у Финіаса слово, что онъ подетъ въ Парламентъ и приметъ присягу въ извстный вторникъ вскор по полудни.

— Въ одномъ я совершенно убжденъ, говорилъ ему Монкъ: — чмъ скоре вы исполните это, тмъ легче обойдется дло. Въ сущности никакихъ затрудненій не встртится. Трудно только ожиданіе, слдовательно всякая отсрочка способствуетъ къ его усиленію и продолженію.

— Разумется, ваша прямая обязанность явиться немедленно, опять возразилъ Монкъ, когда Финіасъ привелъ доводъ, что никогда не обязывался занять свое мсто до закрытія Парламента.— Вы согласились на то, чтобы васъ выбрали депутатомъ, и обязаны приступить немедленно къ исполненію вашихъ обязанностей, какъ всякій другой членъ Парламента.

— Если кто лишится бабушки, его освобождаютъ на время.

— Но вы не лишились бабушки и ваше горе не такого рода, чтобы требовало уединенія или чтобы предполагалась потребность въ уединеніи.

Наконецъ Финіасъ поддался убжденіямъ. Во вторникъ по полудни Монкъ захалъ за нимъ въ домъ Бнсовъ и они вмст отправились въ Вестминстеръ. Они прибыли туда не много рано и прошли залу два, три раза взадъ и впередъ.

— Не думаю, оправдывался въ это время Финіасъ:— чтобы Ло вполн понималъ мое положеніе, когда называетъ меня трусомъ.

— Я увренъ, Финіасъ, что онъ не имлъ въ виду утверждать это положительно.

— Не думайте, чтобы я сердился на него. Это невозможно посл всего, чмъ я обязанъ Ло. Онъ изъ числа тхъ немногихъ друзей, которые имютъ право говорить мн все, что хотятъ. Но онъ ошибается во взгляд. Когда человкъ сгорбится отъ старости, какая польза убждать его держаться прямо? Онъ радъ бы выпрямиться, да не можетъ. Нельзя человку съ больными легкими обдать такъ, какъ онъ обдалъ бы здоровый.

— Но онъ можетъ принять добрый совтъ для поправленія больныхъ легкихъ.

— Я такъ и поступаю. Только Ло какъ-будто находитъ, что болзни не должно быть. Болзнь существуетъ и я не могу изгнать ее простымъ утвержденіемъ, что ея нтъ. Почти такъ же разумно было бы, если бы меня дйствительно повсили, потомъ требовать, чтобы я снова пришелъ въ себя и продолжалъ жить. Едва ли Ло вполн уясняетъ себ, что значитъ пробыть цлую недлю на мст подсудимаго, когда взоры всхъ присутствующихъ обращены на тебя и душу гложетъ убжденіе, что каждый изъ этихъ людей считаетъ тебя виновнымъ въ гнусномъ злодяніи, въ которомъ самъ чувствуешь себя невиннымъ. Сколько недль я прожилъ въ томъ ожиданіи, что кончу жизнь на вислиц отъ руки палача и оставлю за собою славу, отъ которой содрогнется каждый, кто меня знавалъ!

— Господь въ своемъ милосердіи избавилъ васъ отъ этого.

— И я благодарю Его. Но силъ не хватило вынести это бремя, я изнемогъ подъ гнетомъ. Вы не видли, вошелъ ли Рэтлеръ? Вотъ человкъ, котораго я боюсь. Онъ настолько коротокъ со мною, что можетъ поздравить меня, но не такой другъ, чтобы воздержаться, и наврно упомянетъ о своемъ убитомъ товарищ. Очень хорошо — я иду за вами. Быстро поднимитесь на лстницу, я пойду вслдъ.

Тогда Монкъ пошелъ между двухъ фонарныхъ столбовъ у входа въ сни, быстро миновалъ галерею и очутился у дверей Палаты. Съ усиліемъ сохранять наружное спокойствіе, Финіасъ почти призрачно улыбнулся швейцару, невнятно пробормотавшему нсколько словъ привтствія, и прошелъ залу, не отставая отъ Монка и едва ли сознавая, что на скамьяхъ по об стороны почти никого нтъ. На нихъ не оказывалось двнадцати человкъ, и кресло предсдателя еще было пусто. Монкъ стоялъ возл Финіаса, пока онъ присягалъ, и минуты чрезъ дв депутатъ отъ Танкервилля очутился на задней скамь за проходомъ, его другъ сидлъ возл него, а между тмъ члены занимали одинъ за однимъ свои мста, понемногу становясь многочисленне. Прочли молитву и никто еще не говорилъ ему ни слова. Какъ скоро опять отворили двери, стали входить толпой. Нкоторые, хорошо знакомые Финіасу, садились возл него. Одинъ или два человка пожали ему руку, но никто не упоминалъ о слдствіи. По крайней-мр, никто этого не длалъ въ эту раннюю пору настоящаго засданія, и по прошествіи получаса онъ почти совсмъ не трусилъ больше.

Начались неправильныя пренія о важномъ церковномъ вопрос, по поводу котораго не переставали преслдовать Грешэма съ-тхъ-поръ, какъ онъ вступилъ въ министерство. Онъ оттеръ Добени, воспротивившись изумительному предложенію послдняго совсмъ уничтожить Епископальную Церковь, хотя — какъ утверждали почти ежедневно Добени и его приверженцы — самъ былъ расположенъ въ пользу такого радикальнаго уничтоженія. Грешэмъ съ своей стороны неоднократно заявлялъ, что онъ дйствительно клонится въ пользу подобнаго уничтоженія, противился же биллю Добени безъ всякаго отношенія къ его достоинствамъ, только потому, что подобная мра не должна исходить изъ такого источника. Онъ утверждалъ это съ большою энергіей, по словамъ враговъ, съ большимъ нахальствомъ. Но тмъ не мене его обвиняли въ скрытности, что онъ съ намреніемъ умалчивалъ о содержаніи церковнаго билля, который самъ предложитъ въ слдующую сессію. Необходимо было — такъ разглагольствовалъ Добени съ пріятелями — чтобы предполагаемая мра сдлалась извстна и страна могла обсуждать ее въ вакаціонное время. Разумется, немало оказывалось и возраженій въ такомъ же дух. Добени не далъ ни стран, ни даже своей собственной партіи много времени обсуждать его церковный билль. Грешэмъ заврялъ Добени, что онъ не чувствовалъ себя въ силахъ безъ всякаго посторонняго пособія, одною собственною головой привести мру, которая измнитъ положеніе каждаго въ стран по отношенію къ церкви и уничтожитъ вковые порядки и преданія, онъ не полагалъ, если бы и взялся за это, продолжалъ онъ объяснять, чтобы нашелъ поддержку въ подобномъ усиліи даже со стороны друзей, которые обыкновенно работали съ нимъ. По этому случаю онъ объявилъ, что громадность предмета и необъятное значеніе затронутыхъ интересовъ не подавали ему надежды провести какую-либо мру по общей церковной реформ въ слдующую сессію. Онъ, безъ сомннія, стоитъ за церковную реформу, но далеко не убжденъ, чтобы этотъ вопросъ требовалъ немедленнаго ршенія. Одно для него ясно — ничто въ смысл опрометчиваго законодательства не могло вредне отозваться на стран, какъ попытка провести поспшную и необдуманною мру относительно этого важнйшаго изъ всхъ важныхъ вопросовъ.

Пренія шли неправильно, такъ какъ завязались вслдствіе вопроса одного изъ сторонниковъ Добени — но ихъ допустили на нкоторое время. Въ отвтъ Грешэму заговорилъ самъ Добени, обвиняя Грешэма почти во всхъ парламентскихъ порокахъ, извстныхъ міру, и это за обсужденіе мры, вышедшей, словно Минерва, изъ собственной головы мистера Добени. Ясныя и простыя слова, которыми легко было опровергнуть это обвиненіе, оказывались несовмстны съ парламентскими нравами, но имъ не противорчило заявить, что это необдумано, неосновательно, нелпо, чудовищно и невроятно. Посл того сдлано было нсколько оживленныхъ замчаній на счетъ церковныхъ длъ. Насъ они касаются преимущественно потому, что Добени поздравилъ Палату съ тмъ, что она снова видитъ депутатомъ отъ англійскаго городка всмъ имъ знакомаго члена, католическаго вроисповданія, котораго присутствіе одинаково желали об стороны. Онъ надялся, что можетъ взять смлость выразить ему удивленіе его твердости и мужественному достоинству, при мукахъ, безъ примра, жестокаго положенія, въ которое онъ былъ поставленъ самымъ неблагопріятнымъ стеченіемъ обстоятельствъ. Нашли, что Добени исполнилъ это хорошо и что онъ былъ правъ, поступивъ такимъ образомъ, но во все это время бдный Финіасъ не зналъ, куда дваться отъ тоски. Разумется, на него устремлялись глаза каждаго изъ членовъ Палаты, каждаго изъ постороннихъ постителей, наполнявшихъ галереи. Онъ не могъ уяснить себ, слдуетъ ли ему встать и отвтить Палат какимъ либо движеніемъ, или сказать нсколько словъ, или сидть неподвижно безъ всякаго заявленія. Слышался общій одобрительный ропотъ и первый министръ обратился къ вновь присягнувшему члену съ любезнымъ поклономъ. Именно этого и боялся Финіасъ, какъ говорилъ впослдствіи. Но, разумется, онъ не могъ не находить отрады въ общемъ уваженіи, которое ему оказывали. Онъ держалъ себя между тмъ съ естественнымъ, врожденнымъ достоинствомъ, хотя самъ сомнвался въ приличіи собственнаго образа дйствія. Онъ не сказалъ ни слова, не сдлалъ ни одного движенія, а только глядлъ, не отводя глазъ, на члена, который оказалъ ему лестное вниманіе. Добени продолжалъ свою рчь, но внезапно былъ призванъ къ порядку. Предсдатель объявилъ, что все это преніе неправильно и было имъ допущено только въ уваженіе общаго желанія. Тутъ два предводителя партій успокоились, отбросили негодованіе и надли шляпы — а затмъ, согласно програм того дня, одинъ почтенный членъ поднялся съ своего мста предложить излюбленную имъ мру собственнаго изобртенія, чтобы трактирщики не могли подмшивать чего-нибудь въ пиво. Онъ составилъ исчисленіе, что общая цыфра смертности въ Англіи была бы уменьшена на полтора процента, или, другими словами, что каждой прирожденный англійскій подданный прожилъ бы семью мсяцами доле, если бы законодательство приняло мры для побужденія трактирщиковъ продавать пиво такимъ, какимъ они получаютъ его изъ пивоваренъ. Мгновенно вслдъ за тмъ къ дверямъ устремился такой потокъ уходящихъ членовъ, что ни единаго слова нельзя было разслышать изъ того, что говорилъ филантропъ, пытавшійся оградить отъ примси національный напитокъ. Ссоры министровъ-соперниковъ заключали въ себ живой интересъ для членовъ Парламента, и пока длилась перебранка, скамьи были переполнены людьми, прикованными этимъ обаяніемъ. Но съ этой-то высоты снизойти до гражданскаго законодательства о пив значило впасть въ такую надутую пошлость, которой никто не былъ въ силахъ вынести. Итакъ, зала пустла, а около половины восьмого въ ней не оказывалось никого. Тотъ членъ Парламента, который съ такимъ тщаніемъ собиралъ статистическія данныя и около года трудился надъ попыткой продлить жизнь своихъ соотечественниковъ, Совсмъ былъ убитъ. Но онъ зналъ свтъ и потому не жаловался. Онъ попытается вторично въ слдующемъ году, если посредствомъ энергіи и настойчивости добьется для себя другого дня.

Монкъ и Финіасъ поступили не лучше другихъ и вышли въ толп. Они собственно уже заране ршили, что уйдутъ скоро. Монкъ пригласилъ Финіаса къ себ обдать. Хотя Финіасъ былъ освобожденъ изъ тюрьмы уже съ мсяцъ, онъ ни разу еще не обдалъ вн своихъ собственныхъ комнатъ. Онъ ноги не ставилъ въ клубъ и едва ршался среди дня показываться на улицахъ въ окрестностяхъ Пэлль-Мэлля и Пикадилли. Онъ часто бывалъ на Портмэнскомъ сквэр, но даже съ мадамъ Гслеръ еще не видлся. А теперь ему предстояло обдать вн дома въ первый разъ, но кром него не будетъ гостей.

— Въ сущности не было ничего особенно тяжелаго, сказалъ Монкъ, когда они сидли вмст.

— По-крайней-мр, дло сдлано.

— Конечно, и вновь длать не понадобится. Я не люблю Добени, какъ вамъ извстно, но онъ ловокъ на этого рода вещи.

— Ненавижу я людей, которые, по вашему выраженію, ловки и никогда не бываютъ искренни, возразилъ Финіасъ.

— Мн думается, что онъ говорилъ искренно.

— Я не себя имлъ теперь въ виду, мистеръ Монкъ. Онъ нашелъ приличнымъ сказать что-нибудь при этомъ случа, надо полагать, и прекрасно исполнилъ это. Но я ненавижу людей, которые способны пользоваться случаемъ, которые умютъ быть приличны и ловки подъ впечатлніемъ минуты — хотя, вроятно, отчасти приготовились заране — но чьи рчи никогда не дышатъ истиной. Если бы такъ случилось, чтобы повсили меня — какъ весьма казалось правдоподобно — мистеръ Добени посвятилъ бы полчасика на составленіе погребальной рчи изъ десятка словъ, которыя также были бы приличны и красивы. Я точно слышу его, предостерегающаго молодыхъ членовъ Парламента, чтобы они воздерживались между собою отъ словъ, исполненныхъ раздраженія, и я увренъ, что печальная прелесть подобнаго случая шла бы ему гораздо лучше еще, чмъ великодушіе его похвалы.

— Это предметъ немного мрачный для шутокъ, Финіасъ.

— Да, довольно мрачный, но мрачное и шуточное постоянно перемшиваются у меня въ ум. Бывало, я по цлымъ часамъ представлялъ себ, что скажутъ мои любезные друзья, когда увидятъ, что я былъ повшенъ по ошибк, какъ это понравится сэр-Грегори Грогрэму, и будутъ ли думать объ этомъ люди, возвращавшіеся изъ Вселенной въ этотъ вечеръ. Много разныхъ вопросовъ задавалъ я себ и отвчалъ на нихъ самъ — выроютъ ли мое бдное тло, напримръ, изъ неосвященной земли, куда кладутъ висльниковъ, и прилично предадутъ земл, поставивъ посл моего имени ‘Ч. П. отъ Танкервилля’ на дощечк съ боле или мене точной надгробной надписью.

— Рчь Добени можно было предпочесть, взявъ все въ соображеніе.

— Можетъ быть и такъ, хотя я былъ убжденъ, что точная надгробная надпись будетъ такъ же ясна для меня въ чистилищ, какъ слова Добени ясно раздавались въ моихъ ушахъ сегодня. Я ни минуты не сомнвался въ томъ, что истина будетъ раскрыта вскор — одно мн казалось неврно: раскроется ли она во время. Я отправлюсь теперь домой, мистеръ Монкъ, и постараюсь все забыть. По-крайней-мр, я ршился не говорить объ этомъ боле ни подъ какимъ видомъ.

Глава LXXIV.
ВЪ МАЧИНГ.

Около недли въ августовскіе жары знойнаго лта Финіасъ посщалъ Парламентъ довольно постоянно и потомъ собрался хать въ Мачингскій Пріоратъ. Въ эту недлю онъ не говорилъ ни слова кому бы то ни было о претерпнныхъ треволненіяхъ и на вс намеки отвчалъ просто улыбкой. Онъ твердо вознамрился не измнять своего прежняго образа жизни, какъ будто вовсе и не бывало такого эпизода, какъ судъ Олд-Бэльи, и успвалъ въ этомъ относительно многаго. Въ теченіи этой недли онъ обдалъ въ клуб и зазжалъ къ мадамъ Гслеръ въ Парковый переулокъ, однако не засталъ ея дома. Только разъ, всего одинъ разъ, ему измнила твердость. Въ среду вечеромъ онъ встртился съ Баррингтономъ Ирлемъ и тотъ пригласилъ его идти въ клубъ Вселенная. Финіасъ сильно поблднлъ, но тотчасъ согласился. Если бы Ирль увезъ его въ кэб, дло обошлось бы счастливо, но такъ какъ они пошли пшкомъ, сперва по Клэрджской улиц, потомъ по Болтон-Ро и наконецъ по Крзонской улиц, такъ какъ сцены, часто и живо описанныя въ суд, возникали предъ нимъ одна за другою, твердость измнила ему и онъ почувствовалъ себя не въ силахъ совершить такой подвигъ.

— Знаю, что я дуракъ, Баррингтонъ, но если вамъ все равно, я лучше пойду домой. Не смотрите на меня и ступайте себ своимъ путемъ.

Тутъ онъ повернулъ назадъ и направился домой чрезъ проходъ, гд совершено было убійство.

— Я довелъ его до сосдней улицы, говорилъ Баррингтонъ Ирль одному изъ своихъ друзей въ клуб:— но не могъ убдить войти. Сомнваюсь, будетъ ли онъ когда-нибудь здсь опять.

Было шесть часовъ пополудни, когда онъ достигъ Мачинга. Герцогиня позаботилась уврить его, что колясочка будетъ ждать его на ближайшей станціи, и по прибытіи на станцію, онъ увидалъ, что колясочка въ его исключительномъ распоряженіи. Онъ много думалъ о своей поздк и пытался расчесть все заране. Онъ зналъ, что мадамъ Гслеръ должна быть въ Мачинг и ему необходимо сказать ей что-нибудь о своей признательности при первой встрч. Но какъ онъ встртится съ нею — и какъ ему привтствовать ее при встрч? Надо ли принять какія либо мры, или все предоставить случаю? Прямо ему пойти въ свою комнату — чтобы показаться только одтымъ къ обду, или онъ долженъ допустить, чтобы его ввели въ одну изъ комнатъ, гд по утрамъ собирались другіе гости? Онъ конечно недостаточно изучилъ характеръ герцогини, когда воображалъ, что она допуститъ, чтобы все устроилось само собою. Она была изъ числа тхъ женщинъ, которыя всегда заняты подобными вопросами и вполн способны предусмотрть, какъ пойдетъ дло. Нельзя однако утверждать, чтобы деликатность герцогини или ея вкусъ не могли подвергнуться укору, но она была ловка — скромна при всей нескромности — внимательна и добродушна. Она все сообразила, все устроила и отдала самыя точныя приказанія. Когда Финіасъ вошелъ въ переднюю — колясочка объхала вокругъ къ одной изъ заднихъ лстницъ безмолвный лакей въ черномъ тотчасъ повелъ его въ маленькую гостиную нижняго жилья, гд нкогда любилъ сидть старый герцогъ. Тамъ Финіасъ нашелъ двухъ дамъ — только двухъ дамъ — которыя ждали его. Герцогиня подошла привтствовать его, а мадамъ Гслеръ спокойно стояла немного поодаль — точно она вовсе не ожидала его прізда и онъ случайно вошелъ, когда она глядла въ окно. Финіасъ думалъ о ней гораздо боле, чмъ о герцогин, хотя зналъ, что многимъ обязанъ участію послдней. Но въ томъ, что сдлала для него, она руководилась прихотью, тогда какъ мадамъ Гслеръ дйствовала по внушенію любви. Онъ понималъ все это и, должно быть, его чувства отразились на его лиц.

— Да, вотъ она, сказала герцогиня, смясь.

Она уже выразила ему, что онъ въ Мачинг дорогой гость, и въ короткихъ словахъ поздравила съ благополучнымъ избавленіемъ отъ постигшаго его бдствія.

— Если кто-либо обязанъ былъ признательностью своему другу, то это вы, мистеръ Финнъ, въ отношеніи къ ней.

Онъ не отвтилъ ничего, но прошелъ къ окну, у котораго стояла Марія Гслеръ, взялъ ея правую руку въ свою, другою обвилъ ея станъ и поцловалъ сперва въ одну щеку, потомъ въ другую. Кровь бросилась ей въ лицо, она покраснла до ушей, но молчала, не сопротивлялась ему и не длала ни малйшаго усилія освободиться изъ его объятій. Онъ же съ своей стороны въ ум не имлъ подобнаго намренія. Онъ не составлялъ себ плана заране. Ему въ мысль не приходило поцловать ее при встрч, пока не настала минута.

— Отлично исполнено! похвалила герцогиня, все смясь тихимъ, довольнымъ смхомъ.— А теперь скажите намъ, какъ вы себя чувствуете посл всхъ испытаній?

Онъ оставался съ ними около получаса до-тхъ-поръ, когда дамы пошли одваться къ обду, а его предоставили попеченіямъ лакея, который долженъ былъ указать отведенную ему комнату.

— Разумется, герцогу слдовало бы встртить васъ, сказала герцогиня:— но вы на столько знакомы съ офиціальнымъ положеніемъ, что не потребуете отъ министра торговли исполненія домашнихъ обязанностей. Мы обдаемъ въ восемь, за пять минутъ до обда онъ принимается подводить итогъ подъ послднимъ столбцомъ цыфръ на тотъ день. Вы никогда не подводили итоговъ подъ такими столбцами, полагаю. Вы только управляли колоніями.

Такъ они разстались до обда и Финіасъ вспомнилъ, какъ мало говорила мадамъ Гслеръ, и какъ мало изъ того, что говорилъ онъ, было обращено къ ней. Она сидла безмолвная, улыбающаяся, сіяющая и очень хорошенькая, по его мннію, но только слушала свою пріятельницу, герцогиню. Она, то-есть герцогиня, сдлала много разныхъ вопросовъ и высказала многое, и онъ убдился, что съ этими двумя женщинами могъ говорить свободно, почти съ удовольствіемъ о тхъ предметахъ, касаться которыхъ съ мущинами для него было нестерпимо.

— Безъ сомннія, вы знали все время, кто убилъ бднаго Бонтина, говорила герцогиня:— мы знали — не такъ ли, Марія?— точно будто видли собственными глазами. Она была уврена, что онъ выходилъ изъ дома и вернулся, и что у него непремннно былъ ключъ. Вотъ она похала въ Прагу отыскивать ключъ — и нашла его. Мы также вполн были уврены на счетъ пальта — вдь были? Бднякъ лордъ Фонъ не могъ уяснить себ этого и надлалъ путаницы, но мы знали, что виднное имъ пальто вовсе не походило на такое, какое надли бы вы въ подобную погоду. Какъ часто мы обсуждали все это — каждый пунктъ! Бдный лордъ Фонъ! Говорятъ, онъ совсмъ состарлся отъ этого дла. А что касается полицейскихъ, которые не отыскали кистеня, я нахожу, что съ нихъ надо бы взыскать за это.

— Надюсь, что ни съ кого боле взыскано не будетъ, герцогиня.

— Даже съ преподобнаго мистера Эмиліуса бдной милой лэди Юстэсъ? Мн кажется, вамъ слдовало бы желать, чтобы его предпріимчивому духу была положена преграда. Я по-крайней-мр желаю.

Это было говорено, пока еще старались прослдить покупку кистеня въ Париж.

— Мы нарочно пригласили сюда сэр-Грегори Грогрэма, чтобы свести его съ вами, и вы должны тотчасъ стать съ нимъ на дружескую ногу, чтобы не подумали, что вы питаете къ нему злобу.

— Онъ только исполнилъ свою обязанность.

— Вотъ именно!— хотя я нахожу, что онъ выказалъ себя пустоголовымъ осломъ, когда не уразумлъ этого дла ясне. Такъ какъ вы вступите въ министерство въ скоромъ времени, то мы полагали, что лучше уладить дло между вами и сэр-Грегори. Удивляюсь, отчего одн женщины видли все въ настоящемъ свт. Напримръ, эта прелестная мистрисъ Бнсъ. Вы должны привести ее ко мн когда-нибудь — или меня проводить къ ней.

— Лордъ Чильтернъ видлъ достаточно ясно, сказалъ Финіасъ.

— Любезный мистеръ Финнъ, лордъ Чильтернъ отличнйшій малый на свт, но у него одна мысль въ голов. Онъ былъ убжденъ въ вашей невинности, потому что вы любите псовую охоту. Если бы оказалось возможно обвинить бднаго Фотергилля, то лордъ Чильтернъ не мене былъ бы убжденъ, что убійство совершено имъ, и это потому, что онъ ставитъ выше охоту съ ружьемъ. Однако лордъ Чильтернъ будетъ къ намъ дня чрезъ два, и я положительно стану предъ нимъ на колни — все ради васъ. Если можно добыть лисицъ, то он будутъ ему доставлены. Намъ пора идти одваться, мистеръ Финнъ, я позвоню человка, чтобы вамъ показали вашу комнату.

Какъ скоро Финіасъ остался одинъ, онъ не думалъ о томъ, что говорила герцогиня, но о томъ, какъ онъ самъ привтствовалъ своего друга, мадамъ Гслеръ. Вспомнивъ, что онъ сдлалъ, онъ покраснлъ въ свою очередь. Ужъ не разсердилъ ли онъ ее и она хотла выказать свое неудовольствіе молчаніемъ? И зачмъ онъ это длалъ? Что онъ имлъ въ виду? Онъ вполн былъ убжденъ, что не далъ бы этихъ поцлуевъ, будь они въ комнат самъ-другъ. Герцогиня одобрила его — тмъ не мене ему казалось, что онъ жалетъ о сдланномъ. Между нимъ и Маріею Гслеръ было нчто, о чемъ ужъ, конечно, герцогиня не имла понятія.

Когда спустился внизъ, онъ увидалъ въ гостиной толпу, изъ которой герцогъ вышелъ къ нему на встрчу привтствовать его.

— Я чрезвычайно радъ видть васъ въ Мачинг, сказалъ герцогъ.— Жаль, что мы не можемъ предложить вамъ пострлять дичи, для тетеревовъ тутъ слишкомъ южно. Ожесточенная схватка была намедни, не правда ли? Я самъ люблю ожесточенныя пренія, но жалю о грубости Нижней Палаты. Я долженъ признаться, что жалю.

Герцогъ не сказалъ ни слова о суд и гости послдовали примру хозяина.

Домъ былъ полонъ людей, большая часть изъ которыхъ знала Финіаса, а многіе были приглашены собственно для того, чтобы видться съ нимъ. Лордъ и лэди Кэнтрипъ находились тутъ, и Монкъ, и сэр-Грегори, его обвинитель, и министръ внутреннихъ длъ сэр Гэрри Кольдфутъ съ женою. Сэр-Гэрри одно время горячо стремился повсить нашего героя и, разумется, теперь пламенлъ рвеніемъ совершенно противоположнымъ. Для всхъ, кто имлъ какое-либо отношеніе къ судебному слдствію, случайности, благодаря которымъ Финіасъ былъ спасенъ, оказывались почти такимъ же счастьемъ, какъ для самаго Финіаса. Даже сэр-Грегори сознавалъ, что присуди онъ къ смерти невиннаго и чрезвычайно любимаго члена Парламента, онъ никогда впослдствіи не могъ бы надяться носить горностаевую мантію съ спокойнымъ духомъ. Разумется, былъ тутъ и Баррингтонъ Ирль — съ намреніемъ однако вернуться къ своимъ служебнымъ обязанностямъ на слдующій день — и недавно женатый пріятель нашъ Лоренсъ Фидцжибонъ съ женою, обладающею, какъ говорили, пятидесятые тысячами фунтовъ стерлинговъ, въ силу которыхъ надялись, что депутатъ отъ Майо твердо станетъ на ноги навсегда. Адеилада Паллизеръ, кузина герцога, была также, и герцогиня жаждала быть относительно ея необычайно добродушной. Отвергнутый поклонникъ Аделаиды, Молъ, обдалъ однажды у герцога и герцогини въ Лондон. Обдъ не имлъ ничего особеннаго и Молъ не могъ понять, почему его пригласили. Но когда онъ прощался, герцогиня сказала ему, что надется увидть его въ Мачинг.

— Мы ждемъ къ себ одного вашего друга, прибавила герцогиня.

Посл того онъ получилъ письменное приглашеніе и принялъ его, но онъ долженъ былъ явиться въ Мачингъ не ране, какъ на другой день по прізд Финіаса. Аделаид сообщили объ ожидаемомъ прибытіи Мола только утромъ того же дня и эта всть сильно взволновала ее.

— Но мы поссорились, сказала она.

— Такъ самое лучшее, что вы можете сдлать, это помириться опять, моя милочка, возразила герцогиня.

Миссъ Паллизеръ была несомннно того же мннія, по ей не врилось, чтобы такое бдствіе, какъ ссора съ возлюбленнымъ, могло быть отстранено такимъ грубымъ способомъ. Герцогиня, привыкшая къ волненіямъ жизни и не обращавшая такого вниманія, какъ нкоторые, на деликатность двическихъ чувствъ, думала, что ничего боле не понадобится, какъ свести молодыхъ людей опять. Если это ей удастся, и сверхъ того она найдетъ возможность доставить имъ кой-какой доходъ, они, разумется, соединятся бракомъ. Въ настоящемъ случа Финіасу было назначено вести миссъ Паллизеръ къ обду.

— Вы видлись съ Чильтернами до ихъ отъзда изъ города, какъ я слышала, сказала она.

— Какъ же, я часто посщаю ихъ на Портмэнскомъ сквэр.

— Само собою, лэди Лора ухала, кажется, въ Шотландію — не такъ ли?— и одна-одинехонька.

— Она теперь одна, полагаю.

— Это ужасно! Ни къ кому на свт я не имю такой жалости, какъ къ ней. Я провела нкоторое время въ ихъ дом и вынесла такое впечатлніе, что она самая несчастная женщина, какую я встрчала въ жизни. Не находите ли вы ее очень несчастною?

— Много разныхъ обстоятельствъ могли этому способствовать, отвтилъ Финіасъ.— Мрачное помшательство мужа вынудило ее оставить его — а теперь она овдовла.

— Не думаю, чтобы она когда-либо дйствительно любила его, какъ вы полагаете?

Но едва этотъ вопросъ сорвался у нея съ языка, какъ бдная двушка вспомнила исторію, слышанную ею нсколько времени назадъ — о ревности мужа и любви жены къ другому, она вспыхнула какъ огонь и не въ силахъ была выпутаться. Она не находила, что сказать, и внезапнымъ молчаніемъ изобличила свое смущеніе.

Финіасъ понялъ все и сдлалъ что могъ для ея успокоенія.

— Я увренъ, что она любила его, сказалъ онъ: — хотя не думаю, чтобы это былъ подходящій бракъ. Они имли совсмъ противоположные взгляды на религію, если не ошибаюсь. Такъ вы остались до конца охоты въ Брекскомъ краю? Какъ поживаетъ нашъ старый пріятель мистеръ Спунеръ?

— Не говорите мн о немъ, мистеръ Финнъ.

— Мн онъ нравится, относительно же охоты я не думаю, чтобы Чильтернъ могъ обойтись безъ него. Какой славный человкъ вашъ двоюродный братъ герцогъ!

— Я почти не знаю его.

— Онъ настоящій дворянинъ — и въ то же время человкъ самый абстрактный и самый конкретный, какого я знавалъ.

— Абстрактный и конкретный!

— Вы обязаны вставлять въ вашу рчь подобныя прилагательныя, миссъ Паллизеръ, если хотите принимать какое-либо участіе въ здшнихъ разговорахъ,

— Но позвольте, какимъ образомъ мой кузенъ конкретенъ? Онъ вчно витаетъ въ отвлеченностяхъ, когда я говорю съ нимъ, это я знаю.

— Я не встрчалъ еще англичанина, который бы такъ всецло и такъ наглядно былъ проникнутъ свободной естественностью дворянина. Онъ не въ состояніи солгать такъ точно, какъ не могъ бы сть травы.

— Это что же, абстрактность или конкретность?

— Это абстрактность. И я не знаю никого, кто боле былъ бы способенъ сосредоточиться на одномъ, чтобы разомъ исполнить это одно. Вотъ это конкретность.

Между тмъ яркая краска сбжала съ лица бдной Аделаиды и непріятное чувство прошло.

— Что вы скажете о жен Лоренса? спросилъ у него Ирль поздно вечеромъ.

— Я не усплъ разглядть ее. Деньги, полагаю, оказались?

— Оказались-то он оказались, я думаю, но такъ и должны оставаться. Онъ не можетъ дотронуться до нихъ. Это составляетъ около двухъ тысячъ фунтовъ годового дохода, которыя вернутся къ ея родственникамъ, если у нихъ не будетъ дтей.

— Ей лтъ сорокъ, сдается мн.

— Да, наврно, пожалуй, всхъ сорокъ-пять. Вы сидли въ тюрьм тогда, бдный малый — не до того вамъ было, но если что-нибудь занимало насъ, кром вашего дла, весь май и весь іюнь, это судьба Лоренса. То свадьба уладится, то разойдется, то опять уладится, то снова разойдется, и онъ былъ въ самомъ жалкомъ положеніи. Наконецъ она объявила, что дастъ свое согласіе только въ такомъ случа, если онъ сдлаетъ ей предложеніе здсь.

— Кто же устроилъ это?

— Лоренсъ пріхалъ и все разсказалъ герцогин. Разумется, она тотчасъ же и вручила ему приглашеніе.

— Кто вамъ говорилъ это?

— Не герцогиня — и не Лоренсъ. Пожалуй, это и неправда — но, по моему убжденію, должно быть такъ. Онъ спросилъ меня долженъ ли быть снова выбранъ, если женится. Онъ такъ часто оставлялъ мсто и занималъ вновь, постоянно возвращаясь къ графству Майо цною полугодового жалованья, что у него смшались мысля и онъ не зналъ хорошенько, отчего мсто становится вакантнымъ, отчего нтъ. Мы вс дойдемъ до этого рано или поздно, я полагаю, въ томъ только вопросъ, сумемъ ли взять боле 2000 ф. годового дохода, прекращающагося съ жизнью жены. Служба не очень обременительна, нтъ надобности посщать Парламентъ боле шести мсяцевъ въ теченіи года, отъ жены же боле какъ на недлю не отбояришься. Онъ сильно постарлъ на видъ, я нахожу.

— Человкъ всегда смотритъ другимъ, когда женится.

— Надюсь, мистеръ Финнъ, что вы не питаете ко мн вражды, сказалъ сэр Грегори, генералъ-атторней.

— Ни малйшей, за что же?

— На мн лежала тягостная обязанность — самая тягостная. Мн оставалось только исполнять ее, разумется, съ надеждою добраться до истины. Но прокуроръ всегда долженъ казаться подсудимому и его друзьямъ охотничьимъ псомъ, который гонится за звремъ, жаждая его крови. Обычная и почти необходимая дкость защиты вызываетъ дкость со стороны нападенія. Если бы вы такъ же привыкли къ уголовнымъ судамъ, какъ я, вы постоянно могли бы наблюдать это явленіе. Господинъ встаетъ и объявляетъ съ полной искренностью, что онъ просто желаетъ изложить гг. присяжнымъ т доказательства, которыя у него въ рукахъ. Въ этомъ дух онъ и приступаетъ къ длу. Потомъ свидтелей допрашиваетъ противная сторона съ мнимой недоврчивостью и негодованіемъ, которыя защитникъ подсудимаго почти обязанъ выказать ради своего кліента, и затмъ онъ постепенно входитъ въ задоръ. Онъ становится пылче, энергичне, можетъ быть, жаждетъ того, что надо считать успхомъ, и подъ конецъ уже стремится только къ извстному приговору, скоре чмъ къ истин.

— Судь, полагаю, слдуетъ противодйствовать этому.

— Такъ онъ и длаетъ-и справедливость соблюдена. Наши уголовные суды не гршатъ излишней строгостью. Но адвокатъ, которому поручено обвиненіе, обязанъ воздерживаться отъ личнаго желанія приговора, которое должно воодушевить защитника подсудимаго.

— Такъ вы желали повсить меня, сэр-Грегори, надо полагать?

— Ничуть! Я желалъ только раскрытія истины. Но, въ вашемъ положеніи, вы вроятно смотрли на меня какъ на ищейку.

— Нтъ. На сколько могу вникнуть въ мои собственныя чувства, я былъ раздраженъ только противъ тхъ, которые, хотя знали меня хорошо, однако считали преступными.

— Вы позволите мн, по-крайней-мр, пожать вамъ руку сказалъ сэр-Грегори:— и уврить васъ, что я былъ бы человкъ убитый до конца дней моихъ, если бы истина открылась слишкомъ поздно. И теперь я весь дрожу, когда вспомню, что могло случиться.

Тутъ Финіасъ подалъ руку сэр-Грегори и съ этой минуты былъ склоненъ имть о немъ хорошее мнніе.

Весь вечеръ онъ не могъ ршиться говорить съ мадамъ Гслеръ, но съ другими бесдовалъ свободно, точно съ нимъ не было ничего особеннаго. Почти вс, кром герцога, намекнули на его приключеніе, и Финіасъ, не смотря на свое ршеніе поступить наоборотъ, невольно былъ вовлеченъ въ разговоръ. Казалось естественно, что сэр-Грегори — въ сущности нетерпливо желавшій его осужденія, такъ какъ считалъ его виновнымъ — подошелъ къ нему помириться, представивъ, какого рода обязанность была на него возложена, или когда сэр-Гэрри Кольдфутъ уврялъ его, что въ жизнь свою онъ не испытывалъ такого облегченія на душ, какъ получивъ свднія о ключ, это также казалось вполн естественно. За нсколько дней назадъ Финіасъ считалъ бы, что подобные намеки просто убьютъ его. Опасеніе услышать ихъ заставило его пробыть столько времени затворникомъ въ своей квартир, но теперь онъ улыбался и говорилъ, былъ свободенъ и спокоенъ.

— Доброй ночи, мистеръ Финнъ, сказала ему герцогиня: — я знаю, вамъ страшно надодали.

— Ни мало.

— Я видла, когда съ вами говорилъ сэр-Грегори, и угадывала, о чемъ рчь.

— Мн нравится сэр-Грегори, герцогиня.

— Вы изобличаете этимъ вполн христіанскій духъ. А тамъ васъ атаковалъ сэр-Гэрри. Я все понимала, но помшать не имла возможности. Только то надо сказать, что это надо было вынести, не такъ ли? А теперь и длу конецъ.

— Вс обошлись со мною чрезвычайно хорошо, возразилъ Финіасъ почти со слезами.— Нкоторые даже оказали мн такую доброту, что я не понимаю, чмъ заслужилъ ее.

— Эти нкоторые ваши искренніе друзья, вотъ и все. Мы съ Маріей думали, что для васъ лучше будетъ пріхать къ намъ и тутъ вынести предстоящія мытарства. Мы могли слдить за вами и позаботиться, чтобы васъ не замучили. Кстати, вы почти не видли ее, если не ошибаюсь.

— Почти не видлъ съ-тхъ-поръ, какъ мы встртились у вашей свтлости.

— Моя свтлость завтра устроитъ для васъ лучше. Я не хотла пригласить васъ вести ее къ обду, потому что это обратило бы вниманіе посл ея замчательнаго путешествія въ Прагу. Если вы не признательны ей, то просто негодникъ.

— Но вдь я признателенъ.

— Хорошо, увидимъ. Прощайте. Вы наврно найдете кучу мущинъ, идущихъ куда-нибудь курить.

Глава LXXV.
ТРМПЕТОНСКАЯ РАСПРЯ ПРЕКРАЩЕНА.

Важный вопросъ о Трмпетонскомъ лс былъ наконецъ ршенъ въ Мачинг въ эти прекрасные дни ранней осени. Лтомъ ожесточеніе усилилось въ значительной степени по поводу статей, появившихся въ извстныхъ охотничьихъ газетахъ, гд герцога Омніума обвиняли въ пренебреженіи своими обязанностями относительно графства, въ которомъ была расположена большая часть его помстій. Вопросъ обсуждался очень подробно. Обязанъ или не обязанъ землевладлецъ разводить лисицъ для удовольствія своихъ сосдей? Обыкновенный мыслитель, человкъ посторонній, непредубжденный — какъ напримръ, американецъ или французъ — не найдетъ возможнымъ даже поставить подобный вопросъ. Въ силу какого закона, Божескаго или человческаго, владлецъ можетъ быть обязанъ разводить на своей земл кучу вредныхъ животныхъ, охотиться за которыми онъ самъ удовольствія не находитъ, а между тмъ эти животныя совершенно истребляютъ дичь, стрлять которую онъ, положимъ, страстный охотникъ? Трмпетонскій лсъ принадлежалъ герцогу, онъ воленъ длать съ нимъ что хочетъ. На какомъ основаніи требовать отъ него лисицъ, скоре чмъ ожидать, чтобы въ его столовой въ Лондон, напримръ, можно было затравить медвдя или барсука? Но многое было сказано въ газетахъ, что не могло убдить посторонняго, американца или француза, однако коренному англичанину, помщику казалось доводомъ убдительнымъ. Брекская охота была устроена за много лтъ и служила главнымъ источникомъ развлеченія въ округ, извстномъ своими охотничьими наклонностями. Охраненіе лисицъ могло быть вопросомъ не ршеннымъ въ такихъ графствахъ, какъ напримръ Норфолькъ и Суффолькъ, но отнюдь не въ Брекскомъ краю. Многое, безъ сомннія, дозволено закономъ, что исполнителя этого разршеннаго дйствія выказываетъ врагомъ ближнихъ, безспорно, уничтоженіе лисицъ въ охотничьемъ краю можно причислить къ подобнымъ дяніямъ. Герцогъ воленъ уничтожить лисицъ, если ему такъ угодно, но при этомъ уже не можетъ оставаться популярнымъ вельможей въ Англіи. Если онъ предпочитаетъ поступать наперекоръ желаніямъ и врожденнымъ наклонностямъ того населенія, посреди котораго расположены его помстья, то долженъ жить какъ отверженецъ. Это былъ общій доводъ, а затмъ приводился и частный, относящійся исключительно къ этому случаю.

Оказывалось, что Трмпетонскій лсъ всегда былъ главнымъ питомникомъ лисицъ въ этой сторон Брекскаго края. Дроковыя заросли, безъ сомннія, имютъ величайшую прелесть для охоты, но въ дроковыхъ заросляхъ не будетъ водиться лисицъ, если не охранять лса. Лисица животное кочующее. Зная очень хорошо, что ‘молодежь, сидящая дома, простовата умомъ’, лисица идетъ осмотрться на бломъ свт. Она или рождается въ лсу, или идетъ туда, едва ставъ на ноги. Если вс странствующія такимъ образомъ лисицы осуждены на смерть, если ихъ ожидаютъ ядъ, проволоки, западни и враждебные лсничіе, вмсто нжнаго пріема любящаго охранителя ихъ породы, дроковыя заросли вскор опустютъ и вся страна погрузится въ глубокое уныніе. Все это вполн понималъ лордъ Чильтернъ, когда такъ громогласно жаловался на герцога.

Однако, нашъ старый дорогой другъ, новый герцогъ, недавно еще Планти Палль, преданный своимъ занятіямъ и Парламенту, былъ добродушенъ, уменъ, вовсе не эгоистъ и не имлъ ни малйшаго притязанія, чтобы другіе кроили свои платья по его покрою, ужъ онъ-то никогда на свт не отнесся бы враждебно къ принятому удовольствію. Самъ онъ не охотился — но онъ и не стрлялъ, не удилъ рыбу и не игралъ въ карты. Его удовольствіе составляли синія книги, а въ изученіи Адама Смита онъ находилъ развлеченіе, но онъ зналъ, что у него особенный вкусъ, и уважалъ привычки другихъ. Дло вышло слдующимъ образомъ. Когда старый герцогъ сталъ дряхлть, его управляющій пріобрлъ мало-по малу боле вса, чмъ слдовало имть управляющему въ имніи, а такъ какъ наслдникъ стараго герцога не хотлъ стрлять самъ или обращать вниманіе на охоту, а герцогъ не хотлъ отдавать права охоты въ своемъ лсу, то управляющій Фотергилль постепенно сдлался полновластнымъ господиномъ. Надо сказать, что Фотергилль самъ не былъ охотникъ — но корень зла вовсе не въ этомъ заключался. Лордъ Чильтернъ не хотлъ вести переговоровъ съ Фотергиллемъ. Лордъ Чильтернъ написалъ герцогу, и Фотергиль сталъ ожесточеннымъ врагомъ. Hinc illae irae. Изъ этого источника возникли вс статьи съ всскими доводами, помщенныя въ ‘Отъзжемъ Пол’, ‘Жизни Колокола’ и ‘Земл и Вод’, такъ какъ на этотъ счетъ вс охотничьи газеты были одного мннія.

Неоспоримо нелпо то поклоненіе лисиц, какое встрчается въ охотничьихъ общинахъ. Лисица становится священнымъ животнымъ и сохраненіе ея — догматомъ вры. Неправильное истребленіе лисицы — святотатство, и слова, выражающія пренебреженіе къ ней — богохульство. Не такъ давно какой-то господинъ застрлилъ лисицу, перебгавшую лсную дорожку въ охотничьемъ краю. Онъ принялъ ее за зайца и совершилъ этотъ поступокъ въ присутствіи лсничихъ, владльца и пріятелей. Его огорченіе было такъ сильно и раскаяніе такъ велико, что изъ жалости къ нему присутствующіе приняли ршеніе пощадить его. На мст же они дали другъ другу торжественное общаніе не открывать этого никому. Ободренный сочувственною пощадой, несчастный рискнулъ вернуться въ домъ пріятеля, владльца лса, надясь, что, несмотря на совершонное имъ святотатство, онъ будетъ въ состояніи смотрть свту въ глаза, такъ какъ свтъ останется въ невдніи его проступка. Когда на другой день лисеубійца направлялся по коридору въ свою комнату, одна горничная шепотомъ сказала другой такъ, что до ушей несчастной жертвы плохого зрнія долетли слова:

— Вотъ кто застрлилъ лисицу!

Господинъ не явился къ обду и посл того уже не показывался въ этихъ краяхъ.

Фотергилль пришелъ въ раздраженіе. Лордъ Чильтернъ, какъ намъ извстно, кипятился страшно. Даже герцогъ разсердился. Гнвъ герцога былъ вызванъ вспыльчивостью лорда Чильтерна, а лордъ Чильтернъ вышелъ изъ границъ потому, что поведеніе Фотергилля было, по его мннію, не только святотатственно, но просто состояло изъ цлаго ряда намренныхъ святотатствъ. О лорд Чильтерн можно сказать, что при ревностномъ исполненіи своей обязанности, какъ начальникъ Брекской охоты, онъ почти забылъ про свою страсть къ верховой зд. Убить извстное число лисицъ въ году узаконеннымъ способомъ сдлалось единственнымъ важнымъ предметомъ изученія въ его жизни — и посвящалъ онъ себя ему съ такимъ же усердіемъ, какое герцогъ прилагалъ къ десятичной монетной систем. Егерь его былъ всегда на хорошей лошади и имлъ смнную лошадь, но лордъ Чильтернъ уступилъ бы ему свою собственную, взявъ себ, какъ обыкновенный грумъ, усталую лошадь, если бы находилъ, что этимъ можетъ способствовать успху охоты того дня. Онъ трудился такъ, какъ трудятся только по доброй вол. Онъ никогда не пропускалъ ни одного дня, даже когда охота за дтенышами заставляла его вставать въ три часа по полуночи. Онъ постоянно навщалъ псарню. Онъ неусыпно заботился о гончихъ. Онъ посвящалъ всю жизнь Брекской охот. Онъ не могъ выносить, чтобы такой человкъ, какъ Фотергилль, позволялъ себ ловить лисицъ проволочными западнями въ Трмпетонскомъ лсу. Собственность герцога, какъ бы не такъ! Ужъ конечно въ Англіи все это было теперь ясно какъ день. Лордъ Чильтернъ согласился пріхать въ Мачингъ, и съ женою даже, чтобы покончить это дло. Пронесся грозный слухъ, что онъ оставитъ край, а въ такомъ случа, говорили, нельзя доле содержать Брекскую охоту удовлетворительно для начальниковъ-пайщиковъ, собственниковъ лсныхъ угодій или фермеровъ, если въ Трмпетонскомъ лсу не водворится другой порядокъ вещей.

Однако, герцогъ уклонился отъ личнаго вмшательства. Онъ сказалъ жен, что очень радъ видть у себя лорда и лэди Чильтернъ — такъ точно, какъ и всхъ другихъ ея друзей. Гости въ дом герцога, по правд сказать, никогда не были его, а постоянно только ея гостями. Но герцогъ ни за что не хотлъ вступить въ какое-либо преніе съ лордомъ Чильтерномъ относительно управленія своимъ собственнымъ имніемъ. Герцогин дано было понять, что она обязана предупредить подобную неловкость. Она и предупредила ее.

— Ну, лордъ Чильтернъ, сказала она:— какъ намъ быть съ лисицами?

Она позаботилась окружить себя военнымъ совтомъ. Лэди Чильтернъ и мадамъ Гслеръ присутствовали при этомъ, также и Финіасъ Финнъ.

— Да, какъ быть? вскричалъ лордъ, изобличая огненнымъ блескомъ въ глазахъ и краскою, которая бросилась ему въ лицо, что шутить по этому поводу нельзя, хотя къ разговору и приступлено въ шуточномъ тон.

— Зачмъ вы допустили это до газетъ?

— Не я издаю ихъ, герцогиня. Я не могу запретить, чтобы въ нихъ писали. Когда двсти человкъ проскачетъ по Трмпетонскому лсу и тамъ оказывается всего одна лисица, да и та о трехъ лапахъ, разумется, газеты затрубятъ, что лисицъ ловятъ западнями.

— Разв мы не имемъ права выставлять западни, если намъ угодно, лордъ Чильтернъ?

— Безспорно имете, только объявите это, и мы будемъ знать, при чемъ мы.

Онъ имлъ очень сердитый видъ и лэди Чильтернъ пришла въ ужасъ.

— Герцогъ, безъ сомннія, воленъ уничтожить охоту, если ему угодно, сказалъ лордъ.

— Но мы вовсе не любимъ ловушекъ, лордъ Чильтернъ, ни яда, ни чего-либо низкаго. Я сама ходила бы за лисицами, если бы умла, не такъ ли, Марія?

— Изъ-за нихъ герцогиня лишилась сна въ послднее полгода, вставила словцо мадамъ Гслеръ.

— А если он все не будутъ рождаться и взростать, какъ подобаетъ, он превратятъ меня въ старуху. Что касается герцога, то онъ не можетъ спокойно сводить свои счеты, думая о нихъ. Но что прикажете длать?

— Перемните вашихъ лсничихъ, пылко сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Легко сказать, перемните вашихъ лсничихъ! Какъ мн это сдлать? Къ кому мн обратиться, чтобы назначить другихъ? Разв вы не знаете, что такое поземельная собственность, лордъ Чильтернъ?

— Стало быть, никто не можетъ распоряжаться въ своемъ имніи по своей вол?

— Никто этого не можетъ — если не самъ управляетъ. Вотъ поселись я въ Трмпетонскомъ лсу, то могла бы все сдлать, но, какъ видите, я должна жить здсь. Я предложила бы учредить коронное мсто генерал-мейстера лисицъ, которое упразднялось бы вмст съ министерствомъ и входило бы въ составъ Кабинета или нтъ, смотря по обстоятельствамъ. Это какъ-разъ было бы по мистеру Финну.

— При этомъ должно быть содержаніе, разумется, сказалъ Финіасъ.

— Стало быть, ничего и сдлать нельзя, я полагаю, заключилъ лордъ Чильтернъ.

— Любезнйшій лордъ Чильтернъ, все уже сдлано. На поземельную собственность обратили должное вниманіе. Лсничіе предпочтутъ фазанамъ лисицъ, о проволочныхъ ловушкахъ слуху не будетъ, и Трмпетонскій лсъ опять сдлается славою Брекской охоты. Герцогу это обойдется не дороже тысячи или двухъ въ годъ.

— Мн очень жаль, если я введу герцога въ изъянъ, возразилъ лордъ Чильтернъ съ торжественнымъ видомъ, такъ какъ все еще опасался, что герцогиня шутитъ. Его сердило, что онъ не въ состояніи передать другимъ серіознаго взгляда, съ которымъ онъ относился къ забав цлаго графства.

— Не думайте объ этомъ. Мы положили пенсію бдному мистеру Фотергиллю и онъ удаляется отъ управленія.

— Тогда все будетъ хорошо, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Я сердечно рада! вскричала его жена.

— Итакъ великій Фотергилль теряетъ свою власть и погружается въ неизвстность, сказала мадамъ Гслеръ.

— Онъ былъ предерзкій старикашка, это сущая истина, сказала герцогиня:— я всегда ненавидла его отъ души. Если бы вы только знали, что я вынесла, чтобы избавиться отъ него — и все изъ-за Трмпетонскаго лса — вы преподнесли бы мн каждый лисій хвостъ, который добудете въ Брекскомъ краю въ слдующій охотничій сезонъ.

— Вашей свтлости во всякомъ случа будетъ преподнесенъ одинъ, отвтилъ лордъ Чильтернъ.

На другой день лордъ и лэди Чильтернъ отправились обратно въ Гэррингтонъ. Когда августъ на исход, начальникъ охоты — настоящій начальникъ — долженъ быть дома. Ничто не заставило бы отлучиться теперешняго начальника Брекской охоты, если бы рчь не шла о дипломатическихъ переговорахъ на счетъ величайшихъ лсовъ въ краю, а по благополучномъ окончаніи своего посольства, онъ спшилъ домой, воспользозоваться, по мр возможности, результатомъ своего успха. Предъ отъздомъ лэди Чильтернъ сказала Финіасу Финну:

— Вы прідете къ намъ зимою?

— Очень желаю.

— Должны пріхать. Вдь мы вамъ были врными друзьями. Да и могли бы мы не быть врными друзьями притомъ, какъ мы васъ цнимъ! Мн представлялось совершенно невозможнымъ, чтобы мой добрый другъ былъ…

— О, лэди Чильтернъ!

— Разумется, вы прідете. Вы обязаны сдлать это для насъ. И позволите мн прибавить два слова? Если бы еще кой-кто пріхалъ съ вами, было бы еще пріятне. Въ такомъ случа, надюсь, мы будемъ извщены письменно?

Однако, на этотъ вопросъ Финіасъ Финнъ ничего не отвчалъ.

Глава LXXVI.
ИМУЩЕСТВО, ОТКАЗАННОЕ МАДАМЪ ГСЛЕРЪ.

Однажды утромъ, вскор по возвращеніи въ Гэрринггонъ, лэди Чильтернъ доложили, что мистеръ Спунеръ изъ Спунголля пріхалъ и желаетъ ее видть. Она возразила, что вроятно онъ желаетъ видть ея мужа — лордъ Чильтернъ былъ тогда посреди Трмпетонскаго лса и наслаждался возвращеннымъ ему преобладаніемъ — но ее уврили, что мистеръ Спунеръ имлъ на этотъ разъ дло именно до нея. Она не ссорилась съ Спунеромъ и потому пошла къ нему тотчасъ. Посл перваго привтствія онъ прямо заговорилъ о великомъ торжеств.

— Итакъ, мы избавились отъ Фотергилля, лэди Чильтернъ.

— Да, Фотергилль, я думаю, не станетъ досаждать намъ боле. Онъ старикъ, кажется, и удалился отъ своей должности у герцога.

— Не могу выразить, какъ я радъ этому, лэди Чильтернъ. Мы боялись, что Чильтернъ откажется, а тогда я ужъ и не знаю, что было бы съ нами. Англія, на мой взглядъ, перестала бы быть Англіею, если бы не мы одержали верхъ. Точно французская революція. Никто не зналъ бы, что будетъ или что ожидаетъ его.

Что Спунеръ восторгался вопросомъ, относящимся до охоты, это было естественно, одно казалось странно — съ какой стати ему прискакать изъ Спунголля, чтобы излить свои чувства предъ лэди Чильтернъ?

— Теперь все у насъ пойдетъ отлично, я уврена, сказала она: — и лордъ Чильтернъ наврно будетъ радъ услышать, что вы довольны.

— Я чрезвычайно доволенъ, доложу вамъ.

Онъ вдругъ замолчалъ и, спустя немного, заговорилъ уже совсмъ измнившимся голосомъ:

— Но я пріхалъ сюда не по этому, лэди Чильтернъ. Миссъ Паллизеръ не вернулась съ вами, лэди Чильтернъ?

— Миссъ Паллизеръ осталась въ Мачинг. Она герцогу двоюродная сестра, какъ вамъ извстно.

— Отъ всей души желалъ бы, чтобы не была.

— Отчего вы хотите лишить ее родственниковъ, мистеръ Спунеръ?

— Оттого… оттого… я не скажу ни слова противъ нея, лэди Чильтернъ. Для меня она совершенна какъ звзда — прекрасна какъ роза.

При этомъ Спунеръ сперва указалъ на небо, потомъ на землю.

— Но, можетъ быть, она не была бы такъ горда, если бы не имла дда-герцога.

— Едва ли она этимъ гордится.

— Люди придаютъ этому значеніе, лэди Чильтернъ, и я не скажу, чтобы не было основанія. Разумется, это составляетъ разницу, а когда человкъ живетъ постоянно въ деревн, какъ я напримръ, это значитъ тмъ боле. Однако, если вы оглянетесь на старые роды въ графств, лэди Чильтернъ, то увидите, что Спунеры здсь въ краю почти такъ же долго, какъ Паллизеры — если не доле. Деспондеры, отъ которыхъ мы происходимъ, прибыли сюда съ Вильгельмомъ Завоевателемъ.

— Я всегда слышала, что нтъ почтенне рода въ графств.

— И дйствительно нтъ. Дарованное помстье приняло ихъ имя и стало называться Деспондскимъ замкомъ, это ныншній Спунголль. Сэр Томасъ Деспондеръ находился въ числ тхъ, кто требовалъ хартіи, хотя его имя не всегда упоминается, потому что онъ не былъ баронъ. Миссъ Паллизеръ едва ли знаетъ все это.

— Я сомнваюсь, чтобы она интересовалась подобными вещами.

— Женщины интересуются ими — очень даже. Пожалуй, она слышала о двухъ скрещенныхъ ложкахъ {Spoon — ложка. Игра словъ на фамилію Спунеръ — Spooner. Пр. Пер.} и не знаетъ, что это нелпая, пошлая шутка, которая вошла въ обыкновеніе. На нашемъ герб изображена поникшая голова рыцаря съ девизомъ ‘Desperandum’. Вскор посл завоеванія одинъ изъ Деспондеровъ влюбился въ королеву и не могъ побороть своей страсти, хотя она была безнадежна. Королеву звали Матильдой. Деспондеръ отправился въ крестовый походъ и далъ убить себя. Но везд и всегда на его щит изображалась поникшая голова рыцаря и стоялъ девизъ.

— Какая романическая исторія, Мистеръ Спунеръ!

— Не правда ли? И это быль. Такъ-то мы сдлались Спунерами {Spooney — малодушный. Пр. Пер.}. Я не говорилъ ей объ этомъ, а теперь жалю зачмъ не разсказалъ. Мн все сдавалось, какъ-будто она считаетъ меня ничтожностью.

— По правд говоря, мистеръ Спунеръ, она считала всмъ на свт кой-кого другого. Когда мущин говорятъ, что сердце двушки не свободно, какъ бы онъ ни сокрушался этимъ, однако, я думаю, не можетъ считать оскорбленіемъ для своей гордости. Если не ошибаюсь, миссъ Паллизеръ объяснила вамъ, что она была помолвлена, когда вы говорили съ нею въ первый разъ.

— Вы намекаете на молодого Мола?

— Разумется, я говорю о немъ.

— Да вдь она поссорилась съ нимъ, лэди Чильтернъ.

— Разв вы не знаете, что такое подобныя ссоры?

— Признаться, нтъ. То-есть, вс говорятъ мн, что дло дйствительно разошлось и онъ ухалъ не знаютъ куда. Покрайней мр, онъ совсмъ не показывается. Онъ не иметъ видовъ, лэди Чильтернъ.

— Я не знаю, что у него на ум.

— И средствъ не иметъ жениться, лэди Чильтернъ. У меня намренія серіозныя и средства есть. Ужъ конечно это что-нибудь да значитъ.

— Я не могу сказать, что мистеръ Молъ намренъ длать, мистеръ Спунеръ, но считаю справедливымъ сообщить вамъ, что онъ въ настоящую минуту въ Мачинг подъ одною кровлею съ миссъ Паллизеръ.

Молъ у герцога!

Когда Спунеръ услыхалъ это, въ немъ произошла мгновенная перемна. Лицо вытянулось, ротъ раскрылся, краска разлилась отъ щекъ до ушей.

— Его ждали туда вчера и, полагаю, не зачмъ объяснять вамъ, какъ кончится ссора.

— Поздка къ герцогу не дастъ ему дохода.

— Объ этомъ я не знаю ничего, мистеръ Спунеръ. Но мн право кажется, что вы не уясняете себ свойства любви такой двушки, какъ миссъ Паллизеръ. Неужели вы считаете возможнымъ, чтобы она перестала любить человка, потому что онъ бдне другого?

— Когда люди вступаютъ въ бракъ, имъ нуженъ домъ, гд бы жить, лэди Чильтернъ. А въ Спунголл…

— Поврьте, мистеръ Спунеръ, все будетъ напрасно.

— Вы совершенно уврены?

— Вполн.

— Я сдлалъ бы для нея все… все на свт! Я упрочилъ бы за нею брачнымъ контрактомъ что бы она ни пожелала. Я сказалъ Неду, что онъ долженъ выхать изъ моего дома, если она потребуетъ этого. Я похалъ бы за границу или жилъ гд бы ни было. Я до того дошелъ, что мн охота ни почемъ.

— Мн васъ жаль… искренно жаль.

— Просто я человкъ убитый! И все изъ-за чего? Изъ-за двушки, которая вовсе не такъ недосягаема, если взвсить хорошенько. Знаете ли, лэди Чильтернъ, я былъ бы не прочь, чтобы лошади на возвратномъ пути въ Спунголль разбили вдребезги мою тележку и меня съ нею вмст.

— Вы утшитесь, мистеръ Спунеръ.

— Утшусь! Надюсь, но уже никогда не буду такимъ, какъ прежде былъ. Я всегда думалъ о томъ, когда въ Спунголл будетъ хозяйка, и откладывалъ это до поры до времени, знаете ли? Теперь же тамъ никогда хозяйки не будетъ… никогда! Такъ вы не полагаете, чтобы была малйшая надежда на успхъ?

— Уврена, что нтъ никакой.

— Я отдалъ бы половину всего, что имю, вскричалъ несчастный Спунеръ:— только бы выбить это изъ головы! Я предвижу, къ чему это доведетъ меня.

Онъ остановился, а лэди Чильтернъ не могла спросить его, что онъ предвидлъ.

— Это сведется къ двумъ бутылкамъ шампанскаго за обдомъ да двумъ бордоскаго посл обда ежедневно. Желаю только, чтобы она знала, что это ея дло. Прощайте, лэди Чильтернъ! Я надялся, что вы, быть можетъ, окажете мн содйствіе.

— Я не имю возможности.

— Прощайте!

Онъ сошелъ внизъ, слъ въ свою тележку и помчался домой — однако не подвергся гибели, которой желалъ. Будемъ надяться, что время залечитъ его рану и угроза относительно усиленнаго потребленія вина такъ и останется неисполненною.

Между тмъ Джерардъ Молъ прибылъ въ Мачингскій Пріоратъ.

— Мы поссорились, сказала Аделаида, когда герцогиня объявила ей объ ожидаемомъ прізд жениха.

— Такъ вы лучше помиритесь, отвтила герцогиня.

И тмъ дло было кончено. Никакихъ мръ не принимали, ничего не длали и Аделаид предоставлялось встртить возлюбленнаго, какъ заблагоразсудитъ. Надо сказать, что ссора для нея была то же, что обрушившійся небесный сводъ. Она сказала себ, что вынесетъ это, не выносить это горе было то же, что жить посреди обломковъ разрушавшагося міра, которые сыпались на нее со всхъ сторонъ. Она уже думала о монастыр, думала объ Офеліи, окруженной блымъ лопушникомъ, думала о безвременной кончин. Потомъ она представляла себ отчасти аскетическую и многотрудную жизнь старой двы, которой единственное развлеченіе на добрыхъ пятдесятъ лтъ впередъ должно состоять въ созерцаніи портрета того, кто нкогда былъ ея поклонникомъ. А тутъ ей вдругъ объявили, что онъ прідетъ въ Мачингъ какъ ни въ чемъ не бывало! Она подумала сперва, не слдуетъ ли ей немедленно уложить свои вещи и попросить экипажъ, чтобы дохать до станціи желзной дороги. Но она находилась въ дом самаго близкаго родственника — въ дом, гд хозяинъ и также хозяйка обязаны были позаботиться, чтобы не произошло ничего такого, что для нея оскорбительно, и наконецъ, можетъ быть, оказывается впереди пріятне жизнь, чмъ та, гд величайшее наслажденіе должна доставлять фотографическая карточка. Но какъ же она встртится съ нимъ? Какъ ей говорить? Упоминать о ссор или не упоминать вовсе, или поступить мягче? Она почти боялась герцогини и не могла просить ея помощи. Герцогиня казалась ей рзка, хотя и добродушна. Въ Мачинг ей некому было сказать слово, и такъ она проводила часъ за часомъ въ постоянномъ страх и сомнніяхъ, не грозитъ ли свту конецъ.

Герцогиня была рзка, но и добродушна. Она ухитрилась соединить влюбленныхъ въ одномъ дом и не сомнвалась нисколько, что они сумютъ покончить свою маленькую ссору, когда увидятся. Собственный опытъ безспорно научилъ ее боле обращать вниманіе на матеріальные вопросы, чмъ на нжный ароматъ любовнаго похожденія. Она много испытала сама и матеріальные вопросы взяли верхъ. Но все, что было съ нею, только склонило ее другимъ оказывать помощь щедрою рукой и находить наслажденіе въ своемъ добродушіи, даже когда знала, что друзья обманываютъ ее. Она была довольно равнодушна къ Лоренсу Фицджибону, но едва ей сообщили, что богатая женщина соглашается выйти за нищаго аристократа только съ условіемъ быть принятой въ Мачинг, какъ она тотчасъ послала ей приглашеніе. И теперь, хоть она не могла входить въ такую ‘дребедень’ — по ея выраженію въ разговор съ мадамъ Гслеръ — какъ примиреніе между влюбленными, которые разошлись, она усердно трудилась, пока не достигла результата, не чуть еще важне для ихъ будущаго благополучія.

— Плантадженетъ, говорила она:— вдь нтъ препятствія къ тому, чтобы твоя кузина получила эти деньги?

— Что это, любезный другъ?

— О! вдь ты помнишь, что я говорила объ Аделаид и молодомъ человк, который прідетъ сюда сегодня.

— Ты мн говорила, что Аделаида выходитъ замужъ. О молодомъ человк я не знаю ровно ничего.

— Его фамилія Молъ, онъ дворянинъ и все такое. Со временемъ, по смерти отца, у него будетъ маленькое помстье гд-то.

— Надюсь, у него есть профессія?

— Нтъ, профессіи онъ не иметъ. Я уже передавала теб все это.

— Если у него нтъ ничего, Гленкора, то зачмъ же онъ сватался?

— О! милый другъ, какая польза входить въ это теперь? Кое-что у него есть. Они могутъ жить отлично, если ты только выслушаешь меня. Аделаида теб двоюродная сестра.

— Разумется, отвтилъ Плантадженетъ и провелъ рукой по волосамъ.

— Ты обязанъ сдлать что-нибудь для нея.

— Нтъ, я не обязанъ. Но охотно сдлаю… если ты желаешь. Надо правильно поставить вопросъ.

— А я ненавижу всякія постановки вопросовъ — то-есть, правильныя постановки. Мы можемъ устроить это такъ, что теб не придется вынимать денегъ изъ собственнаго кармана.

— Любезная Гленкора, если мн надо снабжать кузину деньгами, то я выну ихъ изъ собственнаго кармана, никакъ не изъ чужого.

— Мадамъ Гслеръ говоритъ, что подпишетъ вс бумаги по завщанію герцога — по капиталу, ей отказанному, хочу я сказать — если можетъ передать его племянниц герцога.

— Конечно, мадамъ Гслеръ вольна длать что ей угодно. Я не могу запретить ей. Но я предпочелъ бы, чтобъ ты не вмшивалась. Двадцать тысячъ фунтовъ стерлинговъ сумма не маловажная.

— Но ты не хочешь брать ее?

— Ни подъ какимъ видомъ.

— И мадамъ Гслеръ не хочетъ, нтъ причины, чтобы не воспользовались ею молодые люди. Разумется, все состоитъ въ томъ, что Аделаида племянница герцога. Разв я интересовалась бы этимъ иначе? Она мн ровно ничего — а его я даже не узнаю, если встрчу на улиц.

Такимъ образомъ дло было ршено. Герцогъ не имлъ силы противостоять энергіи жены, и стряпчаго извстили, что мадамъ Гслеръ намрена принять надлежащія мры, чтобы вступить во владніе имуществомъ, отказаннымъ ей по духовной герцога — по-крайней-мр деньгами — съ цлью передать ихъ племянниц герцога, миссъ Аделаид Паллизеръ. Относительно брилліантовъ затрудненіе оставалось по прежнему неразршимо. Мадамъ Гслеръ не хотла принимать ихъ и просила своего стряпчаго увдомить ее, въ какой форм она могла отказаться отъ нихъ самымъ неизмннымъ и положительнымъ образомъ.

Джерардъ Молъ смекалъ кое-что по поводу встрчи, которая наврно ожидала его въ Мачинг. Его не приглашали бы, думалось ему, если бы не имли въ виду его брака съ Аделаидою. Къ величію герцогскаго дома онъ оставался равнодушенъ, но сознавалъ нкоторыя выгоды, сопряженныя съ подобнымъ признаніемъ его положенія знатною родней его нарченной. Что-нибудь да значило жениться въ дом герцога и принять жену отъ его руки. Вроятно, его отецъ будетъ вынужденъ дать свое согласіе, и люди, почти всемогущіе въ свт, во всякомъ случа помогутъ ему стать на ноги. Онъ не разсчитывалъ на деньги, и характеръ его, худой или хорошій, не былъ склоненъ къ корысти. Но онъ видлъ въ этомъ ободреніе и вроятіе, что дло состоится. А что касалось встрчи… то онъ обниметъ ее, если застанетъ одну, и попроситъ прощенія за досадное слово о Булони. Онъ станетъ уврять ее, что съ нею и Булонь для него будетъ раемъ… и ему сдавалось, что она повритъ. Когда онъ пріхалъ, его ввели въ комнату, гд множество людей играло на бильярд или толпилось вокругъ бильярда. Чильтерны уже оставили Мачингъ и Молъ чувствовалъ себя неловко, не встрчая ни одного дружескаго лица. Мадамъ Гслеръ, видвшая его въ Гэррингтон, подошла къ нему и сказала, что герцогиня сейчасъ будетъ, а затмъ и Финіасъ, который игралъ, когда онъ вошелъ въ комнату, приблизился пожать ему руку и сказать слова два о Чильтернахъ.

— Я такъ обрадовался, услыхавъ о вашемъ оправданіи, сказалъ Молъ.

— Мы никогда не упоминаемъ объ этомъ теперь, отвтилъ Финіасъ, возвращаясь играть въ свою очередь.

Аделаиды Паллизеръ тутъ не было и затруднительная встрча еще предстояла. Оставались въ бильярдной до того времени, когда дамамъ было пора переодваться, а все Аделаида еще не выходила. Кто-то вызвался свести Мола въ его комнату. Онъ поднялся наверхъ и ему сказали, что обдаютъ въ восемь… но по видимому ничего не было подготовлено. Ни одна душа еще не упоминала при немъ ея имени. Не могло же быть, чтобы она ухала, когда узнала о его прізд, и что дйствительно ршилась не мириться съ нимъ во вкъ. Онъ имлъ предъ собою цлыхъ три четверти часа, чтобы одться къ обду, и чувствовалъ себя прегадко, онъ былъ самъ не свой. Его препроводили въ эту комнату такъ рано, не зная, что съ нимъ длать, и онъ желалъ бы вернуться въ Лондонъ. Врно герцогиня хотла оказать ему доброту, но ошиблась въ разсчет. Итакъ онъ сидлъ у открытаго окна, глядя за развалины древняго Пріората, расположенныя по близости отъ дома, и удивлялся, отчего ему не дозволяли бродить по саду, вмсто того, чтобы сидть запершись въ спальн. Но онъ сознавалъ, что неразумно было бы теперь попытаться самовольно выйти. Онъ могъ встртить герцога или герцогиню, или даже Аделаиду гд-нибудь въ коридор — и вышло бы замшательство. Онъ кое-какъ убивалъ время, глядя въ окно, между тмъ какъ одвался, и сошелъ въ гостиную ровно въ восемь. Герцогъ пожалъ ему руку и герцогиня привтствовала его, а затмъ онъ осмотрлся вокругъ. Вотъ она на диван, между двухъ дамъ, одна изъ которыхъ его пріятельница — мадамъ Гслеръ. Необходимо было выказать, что онъ замтилъ ее, онъ прямо подошелъ къ ней и подалъ руку. Онъ не могъ намекнуть на то, что было между ними, и только пробормоталъ что-то, стоя предъ нею. Она вся вспыхнула и не раскрывала рта.

— Вы поведете къ обду нашу кузипу Аделаиду, мистеръ Молъ, шепнула ему на ухо герцогиня немного погодя.

— Простили вы мн? спросилъ онъ Аделаиду, когда они шли по амфилад комнатъ.

— Прощу… если вы желаете быть прощены, отвтила она.

Герцогиня оказывалась совершенно права: ссоры какъ не бывало, и безъ всякихъ предварительныхъ подготовленій.

На слдующее утро ему было позволено гулять по саду безъ всякаго стсненія и постить развалины, которыя казались ему такъ очаровательны изъ окна. Онъ и не былъ одинъ. Миссъ Паллизеръ теперь нисколько не желала прятаться и охотно вызвалась показать ему вс красивыя мстности.

— Я знаю, мн не слдовало говорить то, что я сказалъ, умолялъ Молъ.

— Бросьте думать объ этомъ, Джерардъ.

— Про Булонь, то-есть.

— Это звучало такъ печально.

— Но я только хотлъ сказать, что мы должны жить чрезвычайно разсчетливо. Я не совсмъ убжденъ, что умю беречь деньги какъ слдуетъ.

— Берите примръ съ меня, сударь.

— Я отослалъ лошадей въ Татерсаль, сказалъ онъ тономъ чуть не погребальнымъ.

— Какъ! Уже?

— Я отдалъ приказаніе вчера. Ихъ продадутъ… но когда, не знаю. И ничего за нихъ не получишь. Тамъ всегда такъ. Покупаешь дурныхъ лошадей за большія деньги, а хорошихъ продаешь за ничто. Постичь не могу, куда двается разность.

— Тотъ, кто продаетъ, врно пользуется этимъ.

— Нтъ, нельзя сказать. Пользуются т, у кого глаза открыты. Мои глаза никогда открыты не были — кром того, что я васъ увидалъ.

— Если бы вы раскрыли ихъ немного шире, вамъ не пришлось бы…

— Пощадите, Аделаида. Но возвращаясь къ лошадямъ, когда ихъ продадутъ, само собой прекратится расходъ на нихъ. Я думаю, все пойдетъ хорошо. Я долженъ не такъ много.

— Мн надо сообщить вамъ кое-что, сказала она.

— О чемъ это?

— Мой кузенъ будетъ говорить съ вами сегодня въ два часа.

— Герцогъ?

— Да, герцогъ, онъ сдлаетъ вамъ предложеніе. Не думаю, чтобы оказывалась необходимость продавать вашихъ лошадей, если вы такъ сокрушаетесь объ этомъ. Вы знаете мадамъ Гслеръ?

— Разумется, знаю. Она была въ Гэррингтон.

— Есть что-то относительно завщанія, чего я въ толкъ не возьму. Рчь идетъ о куч денегъ, которыя принадлежали старому герцогу. Говорятъ, он теперь должны перейти ко мн… или врне къ вамъ, если мы когда-нибудь соединимся бракомъ. И тогда, Джерардъ, знаете, можетъ быть, вамъ вовсе не понадобится хать въ Булонь.

Такъ она отмстила ему, онъ же взялъ свое, обнявъ ее за талью и расцловавъ среди развалинъ древняго Пріората.

Ровно въ два часа онъ имлъ свиданіе съ герцогомъ, и крайне тягостно было оно для нихъ обоихъ. Герцогъ считалъ долгомъ заявить, что великолпный подарокъ его кузин длаетъ не онъ, а мадамъ Гслеръ, и хотя онъ силился объяснить это какъ можно наглядне, ему непріятно было говорить объ этомъ.

— По правд сказать, мистеръ Молъ, мадамъ Гслеръ, по причинамъ, которыми лишнимъ считаю васъ утруждать, не желаетъ принимать то, что ей отказано покойнымъ дядей. Я нахожу ея основанія недостаточными, но, само собою, она должна поступать по собственному усмотрнію. Она ршилась — главнымъ образомъ, я опасаюсь, по внушенію моей жены, о чемъ я долженъ сознаться, что жалю — отдать деньги кому-нибудь изъ нашего рода, и ей угодно было, чтобы моя кузина Аделаида воспользовалась ея щедростью. Я не причастенъ къ этому. Ея великодушію я мшать не могу, не могу также сказать, чтобы кузина была обязана отказываться отъ него. Аделаида получитъ всю сумму сполна, за исключеніемъ указанныхъ процентовъ, то-есть, десяти со ста, какъ вамъ вроятно извстно, потому что мадамъ Гслеръ не приходилась родственницей покойному дяд. Капиталъ, разумется, будетъ укрпленъ за кузиною и ея дтьми. Кажется, боле мн вамъ сообщать нечего, только что лэди Гленкора — герцогиня, хочу я сказать — желаетъ выдать Аделаиду замужъ изъ нашего дома. Въ такомъ случа я, конечно, сочту за честь быть ея посаженымъ отцомъ.

Герцогъ не имлъ въ себ ничего напыщеннаго и, вроятно, во всей Англіи не нашелся бы другой человкъ такого высокаго званія, который такъ мало думалъ о своемъ титул. Но онъ былъ немного сухъ и неловокъ, а между тмъ онъ исполнилъ въ высшей степени непріятную для себя обязанность. Онъ поклонился, когда кончилъ говорить, и Джерардъ Молъ почувствовалъ, что долженъ уйти, почти не выразивъ своей признательности.

— Любезный мистеръ Молъ, сказала мадамъ Гслеръ:— не говорите мн объ этомъ ни слова. Деньги были не мои и не могли быть моими ни при какихъ обстоятельствахъ. Я ничего не дала и не позволила бы себ сдлать подобный подарокъ. Эти деньги безспорно принадлежатъ герцогу, а такъ какъ онъ ихъ брать не хочетъ, то естественно, чтобы он перешли въ собственность его двоюродной сестры. Желаю, чтобы вы долго прожили вмст, пользуясь ими, но дозволить выраженій благодарности отъ кого-либо изъ васъ я не могу.

Посл того онъ пытался благодарить герцогиню, которая оказалась нсколько снисходительне.

— Надо сознаться, мистеръ Молъ, что вы очень счастливы, напавъ на двадцать тысячъ, отъ которыхъ вс отказываются.

— Не спорю, герцогиня.

— И Аделаида счастлива, потому что я сомнваюсь, способенъ ли кто изъ васъ наблюдать разумную бережливость. Я слышала, что вы любите охоту.

— Я отослалъ своихъ лошадей въ Татерсаль.

— Теперь у васъ будетъ достаточно, чтобы немного поохотиться, я полагаю, если вы не напечете цлую дюжину дтей. А теперь извольте ршить съ Аделаидою, когда быть свадьб. Терпть не могу проволочекъ. Люди ссорятся, воображаютъ то и другое, и думаютъ, что свтъ полонъ романовъ и поэзіи. Когда они женятся, то будутъ умне.

— Надюсь, что романъ и поэзія не исчезаютъ совсмъ.

— Романъ и поэзія по большей части ложь, мистеръ Молъ, и доводятъ людей до бды. Я видала кое-что на своемъ вку и предпочитаю положительныя, честныя цыфры. Дважды два — четыре, праздность корень всякаго зла, любите ближняго какъ самого себя, и такъ дале. Прошу не забывать, что Аделаида подетъ къ внцу изъ нашего дома, а до того мы будемъ очень рады, если вы пожелаете располагать нашимъ домомъ какъ своимъ.

Мы позволимъ себ на столько забжать впередъ въ нашемъ разсказ, чтобы сообщитъ, что свадьба Аделаиды Паллизеръ и Джерарда Мола состоялась въ Мачингскомъ Пріорат, они были обвнчаны въ мачингской церкви въ первыхъ числахъ октября, и на эту зиму объ охот не было рчи. Молодые похали въ Неаполь, вмсто Булони, и оставались тамъ до наступленія теплыхъ дней въ слдующую весну. Не было отмнено и приказаніе продать лошадей въ Татерсал. Какія цны за нихъ выручили, авторъ никогда не могъ узнать достоврно.

Глава LXXVII.
УСПХЪ ФИНІАСА ФИННА.

Когда Финіасъ Финнъ провелъ въ Мачинг около недли, онъ получилъ письмо, или врне коротенькую записку отъ перваго министра, который просилъ его пріхать въ Лондонъ. Въ тотъ же самый день герцогъ Омніумъ говорилъ съ нимъ по поводу этого письмеца.

— Вы собираетесь въ Лондонъ для свиданія съ Грешэмомъ. Онъ писалъ ко мн. Надюсь, мы можемъ поздравить себя съ вашимъ содйствіемъ въ слдующую сессію.

Финіасъ возразилъ, что понятія не иметъ, зачмъ мистеръ Грешэмъ вызываетъ его въ Лондонъ.

— Онъ разршилъ мн предупредить васъ, что хочетъ предложить вамъ должность.

Финіасъ почувствовалъ, что сильно покраснлъ, но не пытался отвтить подъ впечатлніемъ минуты.

— Грешэмъ находитъ необходимымъ, чтобы вы были предупреждены и могли обдумать вопросъ на досуг. Вроятно, онъ сдлалъ бы вамъ это предложеніе письменно, если бы не предстояли разныя перемны, разумется, мсто одного въ зависимости отъ мста другого. Вы подете, полагаю?

— Непремнно, я буду въ Лондон сегодня вечеромъ.

— Я позабочусь, чтобы для васъ былъ экипажъ. Не беру на себя совтовать вамъ, мистеръ Финнъ, но относительно того, что вы присоединитесь къ намъ, надюсь, нтъ сомннія.

Финіасъ былъ отчасти озадаченъ и не зналъ герцога на столько, чтобы выразить ему свои мысли,

— Разумется, вы вернетесь къ намъ, мистеръ Финнъ.

Финіасъ сказалъ, что вернется и воспользуется гостепріимствомъ герцога еще нсколько дней. Онъ твердо вознамрился сказать нчто мадамъ Гслеръ, прежде чмъ оставитъ домъ, гд она жила. Она говорила ему, что въ теченіи осени подетъ въ Вну и останется тамъ до Рождества. Что бы онъ ни имлъ сказать ей, это во всякомъ случа должно быть сказано до ея отъзда.

Передъ тмъ, какъ отправиться въ Лондонъ, онъ говорилъ съ нею нсколько словъ, но въ нихъ не было намека на важный вопросъ, который имъ предстояло обсудить.

— Я ду въ Лондонъ, сказалъ онъ.

— Герцогиня говорила мн.

— Грешэмъ вызываетъ меня — съ намреніемъ, какъ полагаю, предложить мн должность, которой не хотлъ давать, пока былъ живъ тотъ несчастный человкъ.

— И вы, конечно, примете предложеніе, мистеръ Финнъ?

— Я въ этомъ не увренъ.

— Но все же вы примите. Вы должны принять. Не будете же вы такъ безумны, чтобы дозволить раздражительной враждебности человка, который былъ въ плохихъ обстоятельствахъ, вредить вашей карьер даже посл его смерти.

— Не воспоминаніе о Бонтин побудитъ меня отказаться.

— Это все одно и то же — злоба на мистера Грешэма, зачмъ онъ послушалъ того человка. Поступокъ одного лица не долженъ имть въ вашихъ глазахъ достаточно вса, чтобы руководить вашимъ собственнымъ образомъ дйствія. Если вы примете должность, то разумется не какъ милость, дарованную первымъ министромъ, и если откажетесь, то не вслдствіе вашихъ личныхъ чувствъ къ нему. Съ другой стороны, если онъ избираетъ васъ для должности, то предполагается, что онъ находитъ ваши услуги цнными для отечества.

— Онъ думаетъ этимъ заручиться, что я подамъ за него голосъ.

— Можетъ быть такъ, а можетъ быть и нтъ. Разв вы въ состояніи читать его мысли — но зато свои собственныя читать можно. Если вы примете должность, то будете слугою отечества — не его слугою, и должны предполагать, что причина, побудившая его избрать васъ, совершенно одного свойства съ тою, которая побудила васъ покориться этому избранію. Надо ступать на лстницу, чтобы достигнуть ея верха.

— Лстница-то очень извилиста.

— Разв боле теперь, чмъ три года назадъ? Разв хуже она, чмъ была тому шесть мсяцевъ, когда вы и вс ваши друзья считали за врное, что вы получите должность? Ничего такъ опасаться не слдуетъ, мистеръ Финнъ, какъ погршить противъ своихъ убжденій вслдствіе личной случайности. Когда дьяволъ, заболвъ, пожелалъ пойти въ монахи, никто изъ насъ не думалъ, что онъ будетъ святымъ. Когда человкъ, получивъ отказъ отъ двушки, выражаетъ невыгодное мнніе о женскомъ пол, вообще мы склонны приписывать его мнніе разочарованію скоре чмъ разсудку. Человкъ упалъ съ лошади и переломилъ себ ногу, перескочивъ чрезъ изгородь, и потомъ не хочетъ ни за что здить верхомъ — не потому, чтобы считалъ это развлеченіе опаснымъ, а потому что не можетъ воздержаться отъ мысли о тхъ страданіяхъ, которыя вынесъ. Во всхъ подобныхъ случаяхъ личное чувство беретъ верхъ надъ разсудкомъ.

— Вы полагаете, что такъ будетъ со мною?

— Буду полагать, если вы теперь — изъ-за несчастнаго случая съ вами — откажетесь отъ того, къ чему прежде стремились изъ всхъ силъ, какъ мн извстно. Говоря по правд, мистеръ Финнъ, я жалю, что мистеръ Грешэмъ не помедлилъ съ своимъ предложеніемъ до зимы.

— А почему?

— Потому что тмъ временемъ вы успли бы оправиться. Теперь вы находитесь въ болзненномъ настроеніи духа и самъ не свой.

— Было отъ чего, мадамъ Гслеръ.

— Богу извстно, что было, необходимость сохранять бодрый видъ въ теченіи тхъ долгихъ, страшныхъ недль истощила ваши силы. Удивляться можно тому, что фибры вашей души не утратили вовсе эластичности посл такой пытки. Но когда у васъ достало энергіи, то право жалость, что вы не можете выдержать до конца. Того, что вамъ теперь предлагаютъ, вы же сами всегда желали.

— Человкъ могъ желать вкъ свой вещь, которая не иметъ цны.

— Разъ вы испытали это, и тогда ничего нестоющимъ не нашли. Вы сознавали себя способнымъ приносить пользу. Если я врно помню, вы оставили должность не потому, что нашли ее скучною или презрнною, или ничтожною, но вслдствіе различія во взгляд на какой-то политическій вопросъ. Никто вамъ не мшаетъ выйти вторично.

— Кто къ этому склоненъ, тотъ годится для общественной дятельности.

— Такъ не будьте склонны. Это — вопросъ успха или неудачи въ той профессіи, какую вы избрали, и мн очень будетъ жаль, если вы закроете себ путь къ успху, поддавшись предубжденію, которое овладло вами, когда вы еще не въ нормальномъ состояніи.

Она высказалась такъ ясно, что онъ не зналъ, какъ отвтить, а между тмъ она едва коснулась тхъ побудительныхъ причинъ, которыми онъ полагалъ, что руководимъ. На пути въ Лондонъ онъ много думалъ объ ея словахъ. Между ними однако не упоминалось о деньгахъ. Ни малйшаго намека не было сдлано на жалованье за предложенную ему обязанность или на жестокую ограниченность его собственныхъ средствъ къ жизни. Онъ самъ очень хорошо зналъ, что долженъ сдлать ршительный шагъ или вскор вернуться къ прежней скромной дол. Женщина, которая такъ убдительно совтовала ему принять извстную мру для его карьеры, была очень богата, и онъ положительно вознамрился просить ея руки рано или поздно. Онъ зналъ также, что вс ея друзья считали ихъ бракъ дломъ несомнннымъ. Герцогиня почти высказала ему это напрямикъ. Лэди Чильтернъ, которая еще боле значила для него, чмъ герцогиня, увряла его, что прізжай онъ съ женою въ Гэррингтонъ, его жен будетъ оказанъ радушный пріемъ. О какой другой жен могла говорить лэди Чильтернъ? Лоренсъ Фицджибонъ отвтилъ ему поздравленіемъ въ свою очередь, когда Финіасъ поздравилъ его съ женитьбой. Ло сказалъ, что это, разумется, будетъ. Даже мистрисъ Бнсъ намекнула на это жалобою на свое горе, что должна лишиться жильца. Вс слышали о поздк въ Прагу и вс ожидали свадьбы. Онъ съ своей стороны горячо полюбилъ эту женщину и съ каждымъ днемъ любилъ ее боле со времени возобновленія ихъ знакомства въ Броутонскихъ перелскахъ. Онъ твердо ршился, но далеко не былъ такъ увренъ въ ея ршеніи, какъ по видимому вс остальные. Онъ зналъ то о ней, чего никто на свт не зналъ — кром него. Въ тотъ прошлый періодъ его жизни, на который онъ теперь иногда оглядывался, какъ на событія другого міра, эта женщина предлагала ему свою руку и состояніе. Она сдлала это въ порыв любви, зная его честолюбіе и вмст бдность, и полагая, что ея богатство необходимо для его успха на поприщ жизни. Онъ отвергъ предложеніе — и они разошлись, не обмнявшись ни словомъ. Теперь ихъ снова свела судьба и, безспорно, она принадлежала къ числу самыхъ дорогихъ его друзей. Разв не предприняла она для него удивительное путешествіе въ Прагу и не была первою изъ тхъ, кто старался — и наконецъ съ успхомъ — спасти его отъ вислицы? Дорогъ ли онъ ей? Онъ зналъ очень хорошо, когда сидлъ въ вагон съ закрытыми глазами, что долженъ быть ей дорогъ. Но кто могъ поручиться, что она ршилась замнить дружбою любовь? И не было ли свойственно ея натур — врне сказать, человческой натур вообще — не смотря на свои чувства, пожелать отмстить ему за то, что она вынесла, когда напрасно предложила ему свою руку? Она должна уже знать теперь, что онъ намрень броситься къ ея ногамъ. Едва ли она такъ убждала бы его въ необходимости добиваться успха, который до-сихъ-поръ составлялъ для него вопросъ существенный., если бы намревалась даровать ему все то, что нкогда предлагала. Легко могло быть, лэди Чильтернъ ошибалась и герцогиня даже пожалуй находилась въ заблужденіи. Марія Гслеръ была не такая женщина, чтобы открыть сокровеннйшіе свои помыслы пріятельниц, подобной герцогин Омніумъ.

О своихъ собственныхъ чувствахъ на счетъ того, что ему будетъ предложено, онъ уже усплъ уяснить ей кое-что. Не подлежало сомннію, что онъ измнился, но онъ вовсе не думалъ, чтобы эта перемна происходила отъ слабости духа вслдствіе страданій, вынесенныхъ по поводу убійства. Онъ скоре считалъ себя сильне, чмъ слабе отъ того, что перенесъ. Нсколько лтъ назадъ, когда былъ гораздо моложе, онъ усвоилъ себ такое мнніе о служеніи отечеству на политическомъ поприщ, что эта профессія, въ которой человкъ съ извстными способностями можетъ зарабатывать хлбъ съ большимъ наслажденіемъ для себя, чмъ во всякой другой. Трудъ великъ, вознагражденіе только временно, но служба сама по себ пріятна, и вознагражденіе за эту службу — если ему удастся достигнуть его — дороже было бы ему всего, что можетъ выпасть на долю за другой трудъ. Находиться въ состав Кабинета на одну сессію, думалось ему тогда, онъ цнилъ бы выше мста предсдателя суда Королевской Скамьи, хотя бы занималъ его такъ же долго, какъ лордъ Мансфильдъ. Въ послднее время однако въ его мысляхъ постепенно совершался переворотъ. Онъ сознавалъ его, но вполн уяснить себ не могъ. Онъ видлъ повышеніе человка, имъ презираемаго, ито важное мсто, котораго онъ былъ удостоенъ, мгновенно сдлалось въ его глазахъ презрннымъ.

При этомъ происходили ссоры и распри, и люди, которымъ подобало соблюдать спокойное достоинство, обмнивались сердитыми словами. Безъ сомннія, мадамъ Гслеръ была права, приписывая переворотъ въ его желаніяхъ Бонтину и его враждебности, но самъ Финіасъ Финнъ не зналъ, что это такъ.

Онъ прибылъ въ Лондонъ къ вечеру, а видться съ Грешэмомъ ему предстояло на слдующее утро. Завтракать онъ пошелъ въ свой клубъ и тамъ получилъ слдующее письмо отъ лэди Лоры Кеннеди:

‘Сольсби, 28-го августа 18—.

‘Любезный Финіасъ,

‘Я сейчасъ получила письмо отъ Баррингтона Ирля, въ которомъ онъ извщаетъ меня, что Грешэмъ намренъ предложить вамъ прежнее ваше мсто по колоніямъ. Онъ говоритъ, что Фонъ такъ разстроенъ теперь дломъ мужа лэди Юстэсъ, что онъ вынужденъ подать въ отставку и хать за границу.’

Это было первое свдніе, дошедшее до Финіаса, о томъ, какого рода мсто ему предложатъ.

‘Но Баррингтонъ увряетъ, что вы не примете предложенія Грешэма, и потому проситъ меня написать къ вамъ. Разв это можетъ быть справедливо? Баррингтонъ пишетъ вполн дружески — съ искренней преданностью — и сильно желаетъ, чтобы вы присоединились къ нимъ. Но онъ полагаетъ, что вы сердиты на Грешэма, зачмъ онъ прежде обошелъ васъ, что вы не простите ему уступки Бонтину. Я не могу этому врить. Не позволите же вы тни этого несчастнаго человка испортить вашу карьеру? И наконецъ, какое вамъ дло до дружбы или враждебности Грешэма? Вы должны заявить себя, проложить себ путь, воспользоваться обстоятельствами и вести борьбу безъ всякаго отношенія къ чувствамъ отдльныхъ личностей. Люди могутъ вкъ свой имть сношенія по служб, а между тмъ ненавидть другъ друга, какъ это извстно всему міру. Тамъ, гд столько желающихъ получить и такъ мало того, что дается, само собою должны быть борьба и давка. Я не сомнваюсь, что лордъ Кэнтрипъ поставилъ это условіемъ Грешэму — просто настоялъ на этомъ. Если такъ, вы счастливы, что имете союзникомъ лорда Кэнтрипа. Онъ и Грешэмъ, какъ вамъ извстно, закадычные друзья, и если вы поладите съ однимъ, то ужъ несомннно поладите и съ другимъ. Пожалуйста, не отказывайтесь, не испросивъ себ времени на размышленіе, а въ такомъ случа, прізжайте сюда посовтоваться съ моимъ отцомъ.,

‘Я провела дв тяжелыя недли въ Лофлинтер и доле выносить этого не могла. Теперь я здсь и останусь всю осень и зиму. Если я найду возможность продать мои права на Лофлинтеръ, то сдлаю это, такъ какъ вполн убдилась, что ни занятія тамъ, ни мсто мн не по душ. Безцвтность жизни, которая предо мною, едва ли предпочтительна разочарованіямъ, которыя я уже вынесла. По видимому, мн только одно и остается — быть при отц до его смерти. Свтъ скажетъ, что подобная обязанность вполн прилична для бездтной дочери-вдовы, но вамъ я не могу утверждать, что мои потери или несчастья мирятъ меня съ этою долей. Я не могу забыть мои года, мое честолюбіе и — я скажу — мою любовь. Я думаю, что для меня все кончено — точно я старая женщина, которая одною ногой въ гробу — но, въ мои лта, мн тяжело это думать. И потомъ ждать-то придется такъ долго! Я думаю, что могла бы открыть свой домъ въ Лондон и окружить себя людьми, кормя ихъ и льстя имъ, и прибгая къ мелкимъ интригамъ — подобно той женщин, которая вамъ такъ нравится. Для всего этого главнымъ образомъ требуются деньги, а денегъ у меня теперь достаточно. По-крайней-мр, люди узнали бы, кто я. Но льстить имъ я не въ состояніи и моимъ обдомъ я пожелаю имъ подавиться, если они не придутся мн по душ. И вы не посщали бы меня, а если бы навщали — мн лучше смло высказать это — другіе не захотли бы навщать. Какой-то злой геній преслдуетъ меня и, по видимому, отказываетъ мн во всемъ, что другимъ даровано въ избытк.

‘Что васъ касается, то свтъ у вашихъ ногъ. Только двухъ вещей я опасаюсь за васъ — чтобы вы не женились на женщин недостойной и чтобы непреклоннымъ упорствомъ не повредили своей карьер общественнаго дятеля. На счетъ перваго вопроса я не могу вамъ ничего сказать. Но, по поводу послдняго, умоляю васъ пріхать къ намъ, прежде чмъ ршите что-либо. Разумется, вы можете принять предложеніе Грешэма не медля, и это вамъ сдлать слдуетъ, разв только предложенное мсто окажется недостойно васъ. Ни одинъ изъ вашихъ друзей не подумаетъ, чтобы ваше прежнее мсто по колоніямъ могло быть отвергнуто. Но если вы еще склонны къ отказу, попросите Грешэма дать вамъ три, четыре дня срока, чтобы принять ршеніе, и тогда прізжайте къ намъ. Онъ не можетъ отказать вамъ — и вы не можете отказать мн посл всего, что было.

‘Любящая васъ
‘Л. К.’

Прочитавъ это письмо, онъ тотчасъ сказалъ себ, что не можетъ отказать ей въ просьб. Онъ долженъ хать въ Сольсби, и это немедленно. Ему предстояло видться съ Грешэмомъ почти тотчасъ — чрезъ полчаса, и такъ какъ онъ могъ разсчитывать, самое большое, на двадцать-четыре часа срока для размышленій, то въ Сольсби ему надо хать въ тотъ же вечеръ. На пути къ дому перваго министра, онъ зашелъ въ телеграфную контору и отправилъ свою телеграму:

‘Я пріду въ Сольсби съ поздомъ, который прибудетъ въ семь часовъ утра. Вышлите мн экипажъ’.

Затмъ онъ продолжалъ свой путь и вскор очутился въ присутствіи великаго человка.

Великій человкъ принялъ его съ изысканной вжливостью. Главная обязанность первыхъ министровъ быть вжливыми въ розницу, хотя оптомъ для нихъ нердко становится необходима рзкость, почти грубость. Съ предполагаемымъ будущимъ подчиненнымъ первый министръ, разумется, очень учтивъ, а съ удаляющимся подчиненнымъ вообще еще учтиве — если выходъ въ отставку не обставленъ невыгодными обстоятельствами. И даровать хорошія вещи также всегда бываетъ пріятно, если нтъ подозрнія, что хорошую вещь не найдутъ достаточно хорошею. Никакого подобнаго подозрнія теперь не было въ ум Грешэма. Нкоторые изъ сотоварищей сильно убждали его допустить этого молодого человка въ рай его министерства, и не мене сильно настаивали другіе, чтобы исключить его, такъ что подъ-конецъ имя Финіаса Финна стало ему противно. Онъ былъ того мннія, что Финнъ дурно поступилъ съ Робертомъ Кеннеди, и кром того зналъ, что въ одномъ случа онъ зартачился, будучи въ упряжи, и пошелъ своею дорогой. Онъ ршилъ противъ молодого человка — главнымъ образомъ по настоянію Бонтина — и полагалъ, что запираетъ врата рая отъ духа, стремящагося войти въ него. Теперь онъ стоялъ съ ключомъ въ рук у отворенной двери — и мсто, предназначенное вновь принятому, было именно то, которое онъ, по мннію Грешэма, долженъ бы принять съ величайшей признательностью. Началъ министръ съ небольшой рчи о Бонтин. Это было почти неизбжно. Въ горячихъ словахъ онъ воздалъ хвалу достоинству Финіаса во время суда. Онъ чрезвычайно обрадовался его избранію вновь въ Танкервилл и находилъ, что городъ принесъ себ этимъ честь. Тутъ послдовало предложеніе. Лордъ Фонъ удалился отъ длъ, буквально убитый повторенными допросами на счетъ человка въ сромъ пальт, и та должность, которую Финіасъ занималъ прежде съ пользою для общества и къ полному удовлетворенію своего непосредственнаго начальника, лорда Кэнтрипа, теперь свободна и къ его услугамъ. Грешэмъ потомъ выразилъ пламенное желаніе воспользоваться услугами мистера Финна. Изъ его обращенія вполн явствовало, что онъ нисколько не сомнвается на счетъ свойства отвта, который получитъ.

Финіасъ уже пришелъ съ готовымъ отвтомъ — до того готовымъ, что онъ не могъ даже казаться результатомъ минутнаго колебанія.

— Надюсь, мистеръ Грешэмъ, что вы дадите мн нсколько часовъ на размышленіе.

Въ лиц Грешэма произошла мгновенная перемна, говоря по правд, онъ нуждался въ немедленномъ отвт, и хотя зналъ по опыту, что статс-секретари и первые министры и канцлеры просятъ время на размышленіе и не упорно торгуются, прежде чмъ изъявятъ согласіе взять на себя обузу, но товарищи министровъ, младшіе члены суда и тому подобные, должны прыгать съ мста на мсто по приказанію, думалось ему, и подбирать предложенныя имъ крохи безъ минуты замедленія. Если бы каждый подчиненный требовалъ по нскольку часовъ на размышленіе, какимъ способомъ составилось бы какое-либо министерство?

— Мн очень жаль, что я причиняю вамъ неудобство, продолжалъ Финіасъ, видя, что великій человкъ недоволенъ:— но я поставленъ въ невозможность воспользоваться вашею лестною снисходительностью, не испросивъ себ времени обдумать вопросъ.

— Я надялся, что эта должность будетъ вамъ пріятна.

— И вы правы, мистеръ Грешэмъ.

— Мн говорили еще, что вы теперь свободны отъ всякихъ предубжденій — политическихъ предубжденій, хочу я сказать — изъ-за которыхъ вамъ трудно было бы поддерживать министерство.

— Такъ какъ министерство усвоило себ въ настоящее время нашъ образъ мыслей — съ годъ или два тому назадъ — о поземельномъ прав, хочу я сказать, то ничего такого, я думаю, не представится, по поводу чего я могъ бы разойтись съ нимъ во взглядахъ. Быть можетъ, я лучше сдлаю, если выскажу вамъ всю правду, мистеръ Грешэмъ.

— О, разумется! возразилъ первый министръ, хотя отлично зналъ, что въ подобныхъ случаяхъ ничего хуже быть не можетъ, какъ высказывать непріятныя истины.

— Когда вы вступили въ должность посл побды надъ мистеромъ Добени по церковному вопросу, не было во всемъ Парламент человка, который сильне желалъ бы мста, чмъ я — и я увренъ, что никто изъ обманутыхъ въ надеждахъ не испытывалъ боле горькаго разочарованія. Къ этому еще способствовали разныя обстоятельства — клеветы въ газетахъ и злостныя личности. Не нахожу нужнымъ входить въ несчастную исторію съ мистеромъ Бонтиномъ и нелпое обвиненіе, которое вытекло изъ всхъ этихъ клеветъ. Они совершенно измнили меня. Я не могу отдлаться отъ чувства, что со мною поступили дурно — не вы собственно, мистеръ Грешэмъ, но партія, и на вопросъ о должности я теперь смотрю совсмъ иными глазами.

— Раздавая зависящія отъ него мста, первый министръ иметъ задачу весьма незавидную, мистеръ Финнъ.

— Очень врю этому.

— Когда обстоятельства, скоре чмъ выборъ съ его стороны, указываютъ на преемника какой-либо должности, это отреченіе его власти для него величайшее счастье на свт.

— Очень врю и этому.

— Я желалъ бы, чтобъ такъ могло быть относительно каждаго короннаго мста. Министръ рдко видитъ благодарность и, въ его положеніи, такъ же мало можетъ разсчитывать на небесную тишину, какъ и на признательность.

— Мн очень жаль, что я не составляю изъятія изъ подобной неблагодарности.

— Обоюдными жалобами мы далеко не уйдемъ, мистеръ Финнъ, не правда ли? Вроятно, вы можете дать мн отвтъ завтра къ этому времени.

— Если телеграмы будетъ достаточно.

— Вполн достаточно. Да или нтъ. Боле ничего не надо. Вы, безъ сомннія, вполн уясняете себ, почему такъ дйствуете, но изложи вы мн даже подробно свои побудительныя причины, едва ли я пойму ихъ. Мое почтеніе!

Потомъ, когда Финіасъ уже поворачивался, чтобы идти, великій человкъ впомнилъ, что ему, какъ первому министру, подобаетъ владть собою, и прибавилъ:

— Я все-таки питаю надежду на благопріятный отвтъ, мистеръ Финнъ.

Не скажи онъ этого, Финіасъ тотчасъ бы вернулся и отвергъ сдланное ему предложеніе.

Отъ Грешэма онъ, по уговору, пошелъ къ Монку и передалъ свое свиданіе съ министромъ. Совтъ Монка вполн согласовался съ совтомъ мадамъ Гслеръ и лэди Лоры. Разумется, Финіасъ понималъ очень хорошо, что никакой другъ не могъ, дать ему другой совтъ.

— У него также есть свои заботы, сказалъ Монкъ, говоря о первомъ министр.

— Нельзя ожидать, чтобы подобная должность не влекла за собою заботъ.

— Трудъ, разумется, долженъ быть — хотя я сомнваюсь, чтобы онъ равнялся трудамъ нкоторыхъ другихъ лицъ — и также отвтственность. Бремя заботъ зависитъ отъ ума и свойствъ самого человка. Помните старика лорда Брока? Онъ никогда не бывалъ озабоченъ, ограждался тройною броней — толстою кожей, спокойнымъ нравомъ и полной увренностью въ себ. Мильдмей былъ кротче и могъ бы страдать, если бы не защищало его боготвореніе большей части послдователей. У Грешэма такой защиты нтъ. Съ умомъ проницательне, чмъ у тхъ двухъ, и любовью къ отечеству не мене пламенною, онъ надленъ самосознаніемъ, въ силу котораго чувствителенъ на всхъ пунктахъ. Онъ знаетъ, какъ легко увлекается гнвомъ, и все-таки не можетъ владть собою. И людей онъ не понимаетъ такъ, какъ т понимали. Каждое слово врага для него рана. Каждое невниманіе пріятеля — ударъ кинжаломъ въ бокъ. Но я думаю, что самообвиненіе его настоящій крестъ. Это человкъ, на котораго я распростеръ бы все свое милосердіе, имй я власть оказывать его.

— Не скажете ли вы мн, что я долженъ принять мсто подъ его начальствомъ въ вид услуги ему?

— На вашемъ мст, я сдлалъ бы это — не въ вид услуги ему, а потому что онъ честный человкъ.

— Я не цню честности, которая въ распоряженіи людей безчестныхъ, сказалъ Финіасъ.— Что мн думать о министр, который могъ позволить Бонтину руководить собою?

Глава LXXVIII.
ПОСЛДНЯЯ ПОЗДКА ВЪ СОЛЬСБИ.

На пути въ Сольсби, Финіасъ уже зналъ, что его ршеніе принято. Онъ халъ скоре для вида, чтобы выслушать совтъ почти самаго стараго политическаго друга своего, прежде чмъ ршиться относительно вопроса существенной важности для себя, но халъ онъ только потому, что сознавалъ невозможность отказаться отъ посщенія, не выказавъ холодности и неблагодарности. Она умоляла его пріхать, онъ былъ обязанъ исполнить это, и кром того онъ долженъ сообщить ей нчто. Онъ халъ въ Сольсби не для того только, чтобы объяснить ей, почему не хочетъ быть товарищемъ министра. Онъ считалъ себя обязаннымъ увдомить ее, что намренъ сдлать предложеніе Маріи Гслеръ. Онъ могъ бы ничего не говорить, пока не посватается — и тогда ничего не говорить, если бы получилъ отказъ, но такъ поступить ему казалось подло. Онъ сознавалъ себя обязаннымъ обращаться съ лэди Лорой какъ съ исключительнымъ другомъ, дороже сестры — а главное, онъ былъ обязанъ дать ей понять самымъ яснымъ образомъ, что она не можетъ быть для него ничмъ инымъ, кром подобнаго друга. Во всхъ своихъ дйствіяхъ относительно ея онъ всегда старался быть честенъ — мягокъ и честенъ, но теперь долгъ предписывалъ ему прежде всего быть честнымъ. Когда былъ молодъ, онъ влюбился въ нее и высказалъ ей это, она отвергла его любовь. Съ-тхъ-поръ онъ оставался неизмнно вренъ ей какъ другъ, но любви никогда боле не предложитъ. А той женщин — которую она теперь обыкновенно бранила — онъ долженъ сдлать предложеніе, хотя бы лэди Лора и поссорилась съ нимъ, это будетъ исполнено, но ссора, по-крайней-мр, будетъ не съ его стороны.

Онъ зналъ наврно, что откажется отъ мста, предлагаемаго Грешэмомъ, отвергнетъ то именно, за достиженіе чего посвятилъ всю свою жизнь. Въ минуту безумной мягкости души — какъ теперь сознавался самому себ — онъ хотлъ вызвать сочувствіе министра къ своему собственному положенію. Онъ заговорилъ о клеветахъ, которыми оскорбили его и своихъ страданіяхъ, когда увидлъ себя отстраненнымъ отъ мста вслдствіе гнусныхъ толковъ. Грешэмъ просто отказался выслушать его, онъ объявилъ, что ‘да’ или ‘нтъ’ вполн для него достаточно, и дале объяснилъ, что въ состояніи понять доводы, которые онъ намренъ привести, даже если бы слышалъ ихъ. Финіасъ почувствовалъ, что его оттолкнули, и готовъ былъ тотчасъ высказать свое негодованіе, но первый министръ заставилъ его промолчать на ту минуту, повторивъ въ вжливыхъ словахъ свое предложеніе.

Но предложеніе несомннно должно быть отвергнуто. Говоря себ, что такъ должно быть, онъ старался разобрать причины своего ршенія, но едва ли усплъ въ этомъ. Онъ полагалъ, что можетъ объяснить ихъ министру, и не былъ въ состояніи уяснить самому себ. Относительно средствъ къ жизни, положеніе его ничмъ не оказывалось лучше теперь, чмъ при начал его карьеры. Правда, на немъ не лежало никакой обязанности, но онъ и не имлъ никакихъ средствъ пріобртать. Послдній годъ онъ жилъ, тратя свой небольшой капиталъ, два года еще подобной жизни, и у него не останется ничего. Безъ сомннія, одно въ будущемъ могло ему представляться въ веселомъ свт. Если Марія Гслеръ приметъ его предложеніе, онъ, по-крайней-мр, не будетъ нуждаться въ средствахъ къ жизни. Но онъ говорилъ себ съ полной увренностью, что эта надежда не повліяетъ на его отвтъ Грешэму. Разв не сама Марія Гслеръ горячо убждала его принять мсто, и не имлъ ли онъ поводъ вывести такое заключеніе, что она съ своей стороны считала нужнымъ для него зарабатывать насущный хлбъ? Смягчится ли къ нему ея сердце упорнымъ отказомъ его послдовать ея совту? Или понадобится еще дальнйшее смягченіе? Одно не имло отношенія къ другому — онъ долженъ считать это вопросами совершенно разными. Онъ откажется отъ предложеннаго Грешэмомъ — не потому, что имлъ надежду жить въ праздности на богатство любимой имъ женщины — но потому что ему опротивла служба съ ея интригами и преслдованіями.

‘Не знаю, что лживе’, думалъ онъ про себя: ‘мнимая любезность или мнимое негодованіе государственныхъ людей.’

Экипажъ графа ждалъ его на станціи, и вспоминались ему прошлые дни, когда онъ прозжалъ городокъ, отъ котораго нкогда былъ депутатомъ, на пути къ дому, гд былъ однажды, надясь получить руку Вайолетъ Эффингемъ. Женщины, которыхъ онъ любилъ, по-крайней-мр, вс остались ему преданы, и самые короткіе друзья его были женщины. Горячая дружба существовала между нимъ и лордомъ Чильтерномъ, но для истиннаго сочувствія едва ли оказывалось основаніе. То же можно сказать о мистер Ло и Баррингтон Ирл. Умри онъ, въ ихъ жизни не осталось бы пробла, умри они, не осталось бы пробла въ его жизни. Иное дло, думалось ему, если бы рчь шла о Вайолетъ Эффингамъ — какъ онъ любилъ называть ее въ своихъ мысляхъ. Когда карета остановилась у подъзда, онъ думалъ скоре о ней, чмъ о лэди Лор Кеннеди.

Его тотчасъ повели въ его комнату — ту самую, гд онъ написалъ лорду Чильтерну письмо, вслдствіе котораго они стрлялись въ Бланкенберг. Ему доложили, что онъ найдетъ лэди Лору въ гостиной, она ожидала его къ обду. Графъ уже отобдалъ.

— Я такъ рада, что вы пріхали! привтствовала его лэди Лора.— Папа не совсмъ здоровъ и обдаетъ рано, но я, разумется, подождала васъ. Еще бы не подождать? Понятно, что я не оставила бы васъ одного. Я не хотла видться съ вами, пока вы не переоднетесь, зная, что вы должны быть утомлены, голодны, и чмъ скоре сойдете внизъ, тмъ лучше. Я думаю, очень жарко было хать.

— И такъ пыльно! Я только вчера изъ Мачинга и все время съ-тхъ-поръ, кажется, провелъ на желзной дорог.

— Государственные сановники должны часто разъзжать, мистеръ Финнъ. Сколько времени пройдетъ до того, когда вамъ нужно будетъ слетать въ Шотландію и обратно два раза на одной недл для составленія министерства? Ваше первое путешествіе теперь должно быть въ столовую — а для совершенія его не предложите ли вы мн своей руки?

Она показалась ему веселе и любезне въ обращеніи, чмъ онъ видлъ ее со времени возвращенія изъ Дрездена. Когда она пошутила на счетъ его будущихъ министерскихъ обязанностей, слуга былъ въ комнат и потому онъ не возражалъ ей. А теперь она заботилась объ его обд — заботилась, какъ свойственно любящимъ женщинамъ, чтобы онъ лъ вкусныя кушанья, поставленныя предъ нимъ, приглашала его пить вино и вообще исполняла обязанность радушной хозяйки. Онъ улыбался и лъ, и пилъ, и любезно принималъ ея ласки, но камнемъ лежало у него на сердц, что онъ вскор долженъ сказать ей то, что превратитъ ея шутливую веселость въ гнвъ или горе.

— А кто былъ съ вами въ Мачинг?

— Все т же, что и всегда.

— За исключеніемъ стараго герцога?

— Да, конечно, за исключеніемъ стараго герцога. Величайшая перемна состоитъ въ именахъ. Лэди Гленкора была такъ спеціально лэди Гленкорой, что ей слдовало оставаться ею до конца. Вс называютъ ее герцогиней, но это и на половину не звучитъ такъ мило, какъ прежнее названіе.

— А перемнился ли онъ?

— Нисколько. Можно уловить слды сожалнія на его лиц, когда его величаютъ ‘свтлостью’, но боле ничего. Въ немъ всегда сказывалась какая-то величавая простота, при которой никто не нашелъ бы возможнымъ хлопнуть его по спин, это осталось, само собою. Онъ все тотъ же Планти Палль, но сомнваюсь, чтобы кто-либо ршился назвать его Планти Паллемъ въ глаза посл того, какъ онъ оставилъ Итонъ.

— Домъ полонъ, я думаю.

— Много людей, между прочими былъ сэр-Грегори Грогрэмъ, который извинился предо мною за стараніе… положить конецъ моему существованію.

— О, Финіасъ!

— И сэр-Гэрри Кольдфутъ, который по видимому ставилъ себ въ заслугу, что допустилъ присяжныхъ оправдать меня. И Чильтернъ съ женою провели тамъ дня два.

— Что могло привлечь туда Освальда?

— Посольство по государственному длу о лисицахъ. Помстья герцога отчасти въ Вревскомъ краю. Она одна изъ лучшихъ женщинъ, когда-либо существовавшихъ на земл.

— Вайолетъ?

— И отличнйшая жена.

— Обязана быть, потому что такъ счастлива, какъ никто. Что можетъ она пожелать, чего бы не имла? Была ли тамъ ваша большая пріятельница?

Онъ зналъ, кого она подразумваетъ подъ именемъ большой прітельницы.

— Мадамъ Максъ Гслеръ была тамъ.

— Такъ я и думала. Никогда я не могла простить лэди Гленкор ея короткость съ этою женщиной.

— Не браните, ее, лэди Лора.

— Я и не намрена — по-крайней-мр, при васъ. Мн понятне, чтобы ей поклонялись мущины, чмъ то, чтобы женщина питала къ ней горячую дружбу. Что старый герцогъ былъ влюбленъ, это не мудрено.

— Она была очень добра къ старому герцогу.

— Но такого рода доброта едва ли могла располагать къ ней жену племянника. Не обращайте вниманія, мы не будемъ говорить о ней теперь. Былъ тамъ Баррингтонъ?

— День или два.

— По видимому, онъ даромъ тратитъ свою жизнь.

— Въ служб всегда такъ бываетъ съ подчиненными, по моему мннію.

— Не говорите этого, Финіасъ.

— Нкоторые пробиваются, и почти можно предсказать впередъ, кто эти немногіе. Есть люди, предназначенные вчно занимать второстепенныя мста, и сами они, по видимому, знаютъ свою долю. Я никогда не слыхалъ, чтобы Ирль даже выражалъ желаніе быть членомъ Кабинета.

— Онъ любитъ быть полезенъ.

— Все то, что въ служебной дятельности меня приводитъ въ отчаяніе, ему пріятно. Онъ любитъ хлопотать и находитъ наслажденіе въ мелкихъ торжествахъ партій. Устроить или избгнуть недочета въ голосахъ — дло по его вкусу, и поражать оппозицію онъ предпочитаетъ во мрак. Удачная интрига такъ же дорога ему, какъ драматургу. Однако, онъ никогда не желченъ, подобно Рэтлеру, и не безсовстенъ, какъ былъ бдный Бонтинъ, или исполненъ гнва, какъ лордъ Фонъ. И не лнивъ онъ какъ Фицджибонъ. Ирль всегда заслуживаетъ свое жалованье.

— Говоря, что онъ даромъ тратитъ свою жизнь, я имла въ виду, что онъ не женится. Но человку въ его положеніи, пожалуй, лучше оставаться холостымъ.

Финіасъ старался засмяться, но ему это не удалось.

— Впрочемъ, это щекотливый вопросъ, мы не коснемся его на первый случай. Если вы не хотите боле вина, мы лучше перейдемъ въ другую комнату.

Ни объ одномъ изъ двухъ предметовъ, которые привели его въ Сольсби, еще говорено не было, но у нея вырвались слова, посл которыхъ казалось особенно непріятно заводить о нихъ рчь. Тмъ не мене, онъ долженъ сказать то, съ чмъ пріхалъ.

— Разв я не увижу сегодня лорда Брентфорда? спросилъ онъ, когда они вмст входили въ гостиную.

— Онъ внизъ не сойдетъ. Поднимитесь къ нему наверхъ, если желаете его видть.

— О, нтъ! Я потому спросилъ, что завтра долженъ ухать.

— Завтра, Финіасъ?

— Это необходимо. Я далъ слово видться съ мистеромъ Монкомъ… и другими еще.

— Короткое первое посщеніе посл того, какъ я возвратилась на родину! Въ Лофлинтер я не ждала васъ, но думала, что вы проведете нсколько дней въ дом моего отца.

Онъ только могъ снова уврить ее, что обязанъ хать обратно въ Лондонъ, и объяснилъ, какъ сумлъ, что въ Сольсби пріхалъ на одну ночь, единственно чтобы исполнить ея просьбу.

— Я не стану докучать вамъ жалобами, Финіасъ, отвтила она.

— Я не давалъ бы вамъ повода, если бы могъ того избгнуть.

— Разскажите мн про свиданіе съ Грешэмомъ, обратилась она къ нему тотчасъ по выход лакея, подавшаго имъ кофей.

Они сидли у окна, которое выходило въ садъ и вело на террасу и лужайку впереди террасы. Вечеръ былъ тихій и теплый воздухъ полонъ аромата цвтовъ. Уже пробило девять и солнце сло, но взошла яркая луна и ея свтъ, хотя блдный, не уступалъ въ ясности дневному.

— Не угодно ли вамъ пройтись по саду? Это будетъ лучше, чмъ сидть здсь. Я сейчасъ схожу за своею шляпой, не могу ли я отыскать и вашу?

Такъ они вышли на террасу, спустились по ея ступенямъ и медленно направились къ парку, точно будто впередъ условились пойти туда.

— Я знаю, что вы не приняли предложенія Грешэма, иначе сказали бы уже мн.

— Не принялъ.

— Однако и не отказали?

— Нтъ, еще ничего не ршено. Я обязался отвтить завтра утромъ телеграмой: ‘да’ или ‘нтъ’. Время мистера Грешэма такъ драгоцнно, что боле того не допускаетъ.

— Финіасъ, ради Бога, не позволяйте мелкому чувству вредить вамъ въ подобную минуту. О вашей собственной карьер надо думать, а не о томъ, какъ себя держитъ Грешэмъ.

— Я не могу упрекнуть мистера Грешэма ни въ чемъ. ‘Да’ или ‘нтъ’ будетъ вполн достаточно.

— Такъ должно быть ‘да’.

— Не можетъ быть ‘да’, лэди Лора. То, чего я пламенно желалъ полгода назадъ, мн опротивло теперь до такой степени, что я не въ силахъ принять. На скамь Казначейства теперь такая толкотня, что постыдно даже сидть на ней.

— Разв теперь боле, чмъ три года назадъ?

— Мн кажется, что боле, а если нтъ, то очевидне для меня теперь. Я не утверждаю, что это безусловно позоръ. Для такого лица, какимъ былъ мистеръ Паллизеръ, разумется, нтъ. Но позоромъ это становится тогда, когда человкъ ищетъ мста для существованія и пробиваетъ себ дорогу ради насущнаго хлба. Когда сначала предлагаютъ мсто почти нежданно-негаданно, оно облечено прелестью, придаваемой отдаленіемъ, и пріятно щекотитъ самолюбіе. Новичокъ начинаетъ чувствовать, что и ему дано право тереться между правителями міра Великобританіи. Но когда ждали мста, жаждали его, какъ я жаждалъ, когда друзья ходатайствовали о немъ и встртили отказъ, когда свту становится извстно, что вы искатель того, чему слдуетъ являться безъ искательства — тогда исчезаетъ вся прелесть.

— Я думала, что вы избрали это своимъ поприщемъ.

— И я такъ думалъ.

— Что же вы сдлаете, Финіасъ? Нельзя же вамъ жить безъ дохода.

— Попробую, усмхнувшись возразилъ онъ.

— Вы не захотите, чтобы другъ подлился съ вами, какъ подобаетъ другу?

— Нтъ, лэди Лора. Это невозможно.

— Я не вижу, почему. Тогда вы можете быть независимы.

— Тогда-то я и былъ бы зависимъ.

— Вы такъ горды, что не хотите быть мн обязаны ничмъ.

Онъ хотлъ сказать ей, что гордость не допуститъ его принять такую услугу, на какую намекала она, отъ кого бы ни было, мущины или женщины, но онъ ршительно не зналъ, какъ это сдлать, имя въ виду сообщить о своемъ намреніи жениться на мадамъ Гслеръ. Онъ вполн уяснялъ себ разницу между пользованіемъ состояніемъ жены или тмъ, чтобы принимать деньги въ даръ отъ лица, не связаннаго съ нимъ никакими узами — но какъ ей объяснить это различіе при ея настоящемъ настроеніи духа? Вдругъ онъ прямо приступилъ къ длу. Сдлать это слдовало, и сдлать прежде, чмъ они вернутся въ домъ. Онъ не сознавалъ за собою никакой вины въ отношеніи къ ней. Онъ ни въ чемъ не обманывалъ ее. Онъ ничего не скрывалъ отъ нея, что самая искреннйшая дружба ставила бы ему въ обязанность открыть. А все же онъ зналъ, что въ ней закипитъ пламенное негодованіе при его первомъ слов.

— Лора, началъ онъ, забывъ о ея титул въ своемъ смущеніи:— мн лучше сказать вамъ теперь же, что я ршился предложить руку мадамъ Гслеръ.

— О! тогда… разумется, у васъ доходъ обезпеченный.

— Если вы хотите смотрть на мой поступокъ въ такомъ свт, я не могу помшать этому. Не думаю однако, чтобы я заслуживалъ подобный упрекъ.

— Зачмъ не говорить всего? Вы, вроятно, уже помолвлены?

— Нтъ. Я не длалъ даже предложенія.

— Зачмъ же вы явились ко мн разсказывать о вашихъ намреніяхъ — ко мн, предпочтительно передъ всми другими людьми на свт? Порой мн сдается, что изъ всхъ сердецъ, когда-либо бившихся въ человческой груди, ваше самое жестокое.

— Ради Бога, не говорите этого обо мн!

— Помните, когда вы пришли ко мн съ вашимъ признаніемъ на счетъ Ваойлетъ… ко мн… ко мн? Тогда я вынесла это, потому что она была добра, искренна, потому что я могла бы любить ее, хотя она и лишила меня всего. И я старалась содйствовать вамъ наперекоръ собственному сердцу — противъ родного брата. Я старалась, я старалась. Но какъ мн перенести это теперь? Что мн длать? Я ненавижу эту женщину.

— Потому что не знаете ее.

— Не знаю ее! А ваши глаза разв видятъ такъ ясно, что вы должны знать ее лучше другихъ? Она была любовницей стараго герцога.

— Это неправда, лэди Лора.

— Да мн-то какая въ томъ разница? Я буду уврена, что вы не страдаете отъ голода, имете верховыхъ лошадей и мсто въ Парламент безъ необходимости зарабатывать средства къ жизни. Конечно, мы не увидимся боле.

— Едва ли вы говорите это не шутя.

— Никогда не приму этой женщины и сама не переступлю порога ея дома. Зачмъ мн это длать?

— Если она сдлается моею женой — это, я думаю, было бы достаточною причиной.

— Нтъ, Финіасъ, никогда мущина не понималъ женщины такъ мало, какъ понимаете вы.

— Потому что не хочу терять надежды на возможность не ссориться съ самымъ старымъ другомъ?

— Да, сэръ, потому что вы полагаете возможнымъ обойтись безъ ссоры. Какъ могу я говорить съ нею о васъ? Какъ мн слушать, что она говорила бы? Финіасъ, вы убили меня наконецъ!

Отчего ему нельзя было сказать ей, что она всему виною, когда отдала руку Роберту Кеннеди? Но сказать ей это онъ не могъ и потому молчалъ.

— Такъ это ршено?

— Нтъ, еще не ршено.

— Полноте! мн ненавистна ваша мнимая скромность. Это ршено. Вы стали на столько осторожны, что не рисковали бы своимъ успхомъ для неврнаго. Опытность научила васъ дйствовать безукоризненно. Чтобы сообщить мн это, вы пріхали сюда?

— Отчасти для того.

— Великодушне съ вашей стороны было бы не прізжать.

— Я не хотлъ быть невеликодушенъ.

Тутъ она внезапно повернулась къ нему, упала на шею и скрыла лицо на его груди. Въ эту минуту они находились посредин парка, на трав, которая росла подъ деревьями, и мсяцъ проливалъ на нихъ съ высоты свой яркій свтъ. Онъ прижалъ ее къ груди, пока она рыдала, и выпустилъ изъ рукъ, какъ только она подняла голову, чтобы посмотрть ему въ лицо. Чрезъ мгновеніе она сняла съ него шляпу одною рукой, другою откинула волосы со лба и воскликнула:

— О, Финіасъ! о, мой возлюбленный! мой идолъ, которому я поклонялась, когда должна бы поклоняться Богу!

Посл того они бродили около часа подъ деревьями взадъ и впередъ, пока она наконецъ не успокоилась и не стала почти разсудительна. Она созналась, что давно ожидала подобнаго брака, и ожидала съ глубокимъ горемъ. Она неоднократно повторяла, что не можетъ ‘знаться’ съ мадамъ Гслеръ, какъ съ женою Финіаса, но уже воздерживалась отъ невыгодныхъ отзывовъ о ней.

— Намъ лучше быть врознь, сказала она подъ конецъ.— Я чувствую, что такъ лучше. Когда мы оба состаримся, если я не умру, тогда мы можемъ видться. Я знала, что это должно быть, и намъ лучше разойтись.

Но тмъ не мене они бродили по парку большую часть лтней ночи. Она уже не упрекала его боле и почти не упоминала о будущемъ, но она перебирала одинъ за однимъ почти вс мелкіе случаи въ ихъ прошломъ, выказывая ему тмъ, что не забыла ни одного его дйствія, ни одного слова, имъ сказаннаго.

— Разумется, все по моей вин, заключила она, когда они прощались въ гостиной.— Когда была моложе, я не понимала всей силы сердечныхъ чувствъ. Мн слдовало знать, вотъ я и плачу за свое невдніе карою цлой жизни.

Онъ поцловалъ ее въ об щеки и въ лобъ, прощаясь съ нею, и ушелъ наконецъ въ свою комнату съ тмъ, что удетъ въ Лондонъ на другое утро ране, чмъ она встанетъ.

Глава LXXIX.
НАКОНЕЦЪ! НАКОНЕЦЪ!

Взявъ билетъ, Финіасъ отправилъ телеграму къ первому министру, буквально исполнивъ его требованіе. Посланный отвтъ состоялъ изъ одного слова: ‘Нтъ’. Когда онъ писалъ его въ контор, то находилъ очень неучтивымъ, но ршительно не придумалъ словъ, которыя уменьшили бы его рзкость. Онъ дополнилъ его письмомъ, по прізд въ Лондонъ, въ которомъ выражалъ сожалніе, что обстоятельства, встртившіяся въ его жизни въ послдніе мсяцы, сдлали его неспособнымъ взяться за пріятныя обязанности, снисходительно предложенныя ему министромъ Грешэмомъ. Исполнивъ этотъ долгъ, онъ оставался въ город только одну ночь и затмъ отправился опять въ Мачингъ. Когда онъ прибылъ туда, вс уже знали, что онъ отвергъ предложеніе Грешэма, и его встртили изъявленіями сожалнія и состраданія.

— Мн очень жаль, что такъ должно быть, сказалъ герцогъ, жалвшій о томъ, потому что любилъ Финна, но не сказавшій боле ни слова объ этомъ предмет.

— Вы молоды еще и вамъ представится много другихъ случаевъ, сказалъ лордъ Кэнтрипъ:— но я жалю, что вы не вернулись на ваше прежнее мсто.

— Надюсь, по-крайней-мр, сказалъ сэр-Гэрри Кольдфутъ:— что вы не будете противъ насъ.

Между собою говорили, что онъ совершенно разстроенъ вслдствіе заключенія и затмъ суда, почему не въ состояніи взяться за предложенный ему трудъ.

— Не очень пріятно, знаете ли, быть обвинену въ убійств, разсуждалъ сэр-Грегори: — и провести мсяца два въ полномъ убжденіи, что тебя повсятъ. Онъ оправится современемъ. Желаю только, чтобы это не оказалось слишкомъ поздно.

— Итакъ, вы ршили въ пользу свободы? говорила ему мадамъ Гслеръ въ вечеръ того дня, когда онъ вернулся.

— Да, правда.

— Теперь я ничего не могу сказать противъ вашего ршенія. Внутреннее чувство наврно подсказало вамъ то, что слдовало сдлать.

— А теперь, когда сдлалъ, я ужасно жалю, возразилъ Финіасъ.

— Это просто человческая натура, я думаю.

— Просто-то оно пожалуй, но хуже всего, что я самъ порядкомъ не знаю, зачмъ такъ поступилъ. Какіе только есть у меня друзья на свт, вс твердили мн, что я неправъ, однако я не совладалъ съ собою. Видите ли, мн предложили это не потому, что считали способнымъ, а за то, что я сдлался дивомъ посл того, какъ мн грозила неминуемая насильственная смерть! Я помню, что ребенкомъ получилъ конька, когда свалился съ верха дома на самый низъ и не сломилъ шеи. Тогда я былъ радъ коньку, но теперь не цню наградой по такому поводу.

— Однако, если конекъ самъ по себ хорошій конекъ…

— Но этого-то и нтъ. Совсмъ не хорошій. Игрушки такого рода очень привлекательны, когда стоятъ въ витринахъ лавокъ, но удовольствія не доставляютъ, когда ихъ принесешь домой. Я разскажу вамъ, что случилось намедни. Мн это достоврно извстно, хотя я не имю права открыть вамъ, черезъ кого именно. Мой добрый, старый другъ Лоренсъ Фицджибонъ долженъ былъ подать свое мнніе, по обязанности службы, о расход въ тридцать или сорокъ тысячъ фунтовъ изъ общественныхъ суммъ. Не думаю, чтобы Лоренсъ вообще относился горячо къ такого рода вопросамъ, но въ помянутомъ случа онъ задался мыслью дйствовать ршительно. Онъ написалъ или кого-то другого заставилъ написать докладъ, въ которомъ доказывалось какъ дважды-два, что польза страны требуетъ этого расхода, и въ этомъ онъ поступилъ какъ слдовало по долгу службы.

— Очень пріятно слышать, что онъ можетъ быть такъ энергиченъ.

— Тутъ вмшался канцлеръ Казначейства и объявилъ Фидцжибону, что дло невозможно.

— Кажется, все это справедливо и законно.

— Совершенно справедливо и законно. Но въ Парламент слдовало говорить объ этомъ, и что же? встаетъ мой Лоренсъ и со всею обычной плодовитостью своего прекраснаго ирландскаго нарчія объясняетъ, что деньги ршительно будутъ брошены задаромъ, если ихъ потратятъ на такой ничтожный предметъ, какъ тотъ, который предложенъ. Я увренъ, что обнаруженная имъ тогда изумительная способность къ дламъ службы и жизни офиціальной покроетъ множество его грховъ.

— Но вы же не взяли бы Фицджибона за образецъ государственнаго человка.

— Разумется, не взялъ бы, и касайся этотъ случай одного его, не стоило бы разсказывать. Сущность заключается вотъ въ чемъ — никто не возмутился такимъ дйствіемъ. Канцлеръ Казначейства считаетъ удобнымъ имть такого человка подъ рукою, а мистеръ Грешэмъ оцняетъ удобство пользоваться такими гибкими орудіями.

— Неужели вы считаете общественную дятельность одною ошибкой, мистеръ Финнъ?

— Для бднаго человка, да — считаю. Богачъ независимъ и въ силу этой независимости, лица стоящія выше, не могутъ ожидать отъ него подчиненности. Но тотъ, кто вступаетъ въ Парламентъ для средствъ къ существованію, можетъ этимъ жить, но какъ собака.

— На вашемъ мст, мистеръ Финнъ, я ужъ конечно не избрала бы собачьей жизни.

На этотъ разъ онъ не сказалъ ей ни слова относительно ея самой, ршивъ заране, что приступитъ къ этому въ извстное время слдующаго дня, онъ и не приготовился еще въ ум, какъ будетъ говорить съ нею. Столько придется высказать, казалось ему, что необходимо впередъ составить себ планъ. Не въ одной любви долженъ онъ объясниться съ нею. Была между между ними рчь о любви, и въ то время онъ видлъ себя вынужденнымъ отказаться отъ ея предложенія. Избгнуть намека на прежній разговоръ было немыслимо. Къ тому же, онъ долженъ еще заявить ей, прося ея руки и зная ее за богатую женщину, что у него самого ничего нтъ. Онъ былъ увренъ, или почти увренъ, что она знаетъ объ этомъ не хуже его, все-таки ему непремнно слдуетъ заявить объ этомъ — и заявить, по возможности, такъ, чтобы вселить ей убжденіе, что проситъ онъ ея руки не изъ-за богатства, а по любви къ ней. Нельзя было высказать все это, пока они сидли въ гостиной, окруженные толпою людей, которые почти могли слышать ихъ разговоръ, къ тому и мадамъ Гслеръ пригласили въ эту минуту играть, что она всегда исполняла немедленно, не заставляя себя просить. Ему же предложили составить партію въ вистъ, но онъ не могъ принудить себя остановить мысли на картахъ. Итакъ, онъ слъ въ сторон и слушалъ музыку.

Если все обойдется благополучно, эта музыка — врне, музыкантша — завтра же будетъ принадлежать ему на всю жизнь. Имлъ ли онъ поводъ надяться, что она даруетъ ему столько? Въ ея искреннемъ расположеніи къ нему онъ не сомнвался. Она доказала это разными способами и даже такъ, что это сдлалось извстно всему свту. Но точно такъ же относилась къ нему лэди Лора, когда онъ объяснился ей въ любви въ Лофлинтер. Она была лучшимъ другомъ, и все же отказалась быть женою. Почти то же было съ Вайолетъ Эффингамъ, которой дружба къ нему оказывалась такъ нжна, что онъ почти принялъ ее за чувство боле сильное. Безспорно, было время, когда Марія Гслеръ его любила — но вдь любилъ же онъ Лору Стэндишъ. Чувствовалъ же онъ себя несчастнымъ потому, что лэди Лора отказала ему. А теперь его чувства совсмъ иныя. Разв не могла произойти такая же перемна и въ чувствахъ мадамъ Гслеръ? На счетъ ея дружбы не было сомннія, и на счетъ его дружбы къ лэди Лор также не могло быть сомннія. И наконецъ, не захочетъ ли она, не смотря на дружбу, вкусить сладость мести — такого рода мести, которой должна жаждать женщина, когда отвергли ея любовь? Онъ отвергъ ея предложеніе, будетъ справедливо, если она отвергнетъ его.

— Вдь утромъ васъ можно застать до завтрака въ вашемъ кабинет? спросилъ онъ, прощаясь съ нею вечеромъ.

Такъ какъ она постоянно гостила въ Мачинг при жизни стараго герцога, то небольшой кабинетъ отданъ былъ въ ея распоряженіе и теперь считался ея собственностью, чтобы ей не подвергаться необходимости или быть со всми въ утренніе часы, или сидть въ своей спальн.

— Буду, отвтила она.— Сейчасъ посл чая я пойду гулять, но жаръ скоро загонитъ меня обратно въ комнаты и я останусь у себя до завтрака. Герцогиня всегда приходитъ около половины перваго пожаловаться на гостей вообще.

Она отвтила ему совершенно свободно, устраивая свиданіе наедин, если бы онъ пожелалъ этого, но такъ устраивая, какъ будто думала, что онъ намренъ говорить съ нею о суд, которому подвергся, или о политик, или о мст, отъ котораго отказался. Ужъ конечно она не такъ отвтила бы ему, если бы подозрвала, что онъ намренъ просить ея руки.

Незадолго до полудня на другое утро онъ постучалъ въ ея дверь и его пригласили войти.

— Я не выходила, сказала она.— У меня духу не хватило выносить солнечный жаръ.

— Я видлъ, что вы не были въ саду.

— Если бы сумла отыскать, я предупредила бы васъ, что буду здсь цлое утро. Ужъ я думала послать къ вамъ записку, только… не послала.

— Я пришелъ…

— Знаю, зачмъ. О, Финіасъ!.. наконецъ — наконецъ!

И въ мигъ она очутилась въ его объятіяхъ.

Ему казалось, что съ этой минуты вс объясненія и почти вс увренія были съ ея стороны, не съ его. Посл этого перваго объятія онъ очнулся, сидя возл нея и держа ее за руку.

— Не знаю, правъ ли я, сказалъ онъ.

— Почему не правы?

— Потому что вы богаты, а у меня нтъ ничего.

— Если вы напомните мн про это еще, то я прибью васъ.

Съ этими словами занесенный надъ нимъ миніатюрный кулачокъ опустился на его плечо и слегка прижалъ его.

— Объ этомъ никогда не должно быть рчи между мною и вами. У насъ будетъ товарищество на равныхъ правахъ. Много хлопотъ вамъ будетъ съ деньгами, придется входить въ отвратительныя подробности и скакать въ Вну, для наблюденія за домами, чтобы не дать имъ разрушиться, но между вами и мною не можетъ быть рчи, откуда все взялось.

— Вы не подумаете, что я обратился къ вамъ изъ-за денегъ?

— Разв вы находили когда-нибудь, чтобы я цнила себя такъ низко? Вроятно ли, чтобы я считала себя такою ничтожной личностью, которой вы не можетъ любить? Я знаю, что вы любите меня. Но, Финіасъ, я только недавно убдилась, что вы когда-либо скажете мн это. А я..! О, Боже! какъ только подумаю…

— Скажите, что любите меня теперь.

— Кажется, я сказала это довольно ясно. Я не переставала любить васъ съ-тхъ-поръ, какъ узнала достаточно коротко, чтобы полюбить. Скажу боле — хотя то, что скажу, быть можетъ, въ вашемъ мнніи послужитъ мн осужденіемъ — вы единственный человкъ, котораго я любила. Мужъ былъ очень добръ ко мн — и я, кажется, была ему доброю женой. Но онъ былъ на столько старше меня, что я не любила его — какъ люблю васъ.

Она повернулась къ нему и положила голову на его плечо.

— И стараго герцога я любила, только совсмъ не такъ, какъ теперь люблю васъ. Когда-нибудь я разскажу вамъ про него кое-что, чего не открывала ни одному человку на свт.

— Разскажите теперь.

— Нтъ, только тогда, когда буду вашею женой. Вы должны врить мн безусловно. Но я лучше скажу вамъ, а то вы, пожалуй, станете мучиться. Онъ длалъ мн предложеніе.

— Старый герцогъ?

— Да, старый герцогъ, и я отказалась быть… герцогиней. Лэди Гленкора знала про все. Это было въ то самое время, когда я умирала отъ любви къ вамъ… какъ безумная любила васъ! Да, сударь, васъ! Но я перенесла это и мое сердце не разбилось нисколько. О! Финіасъ, я. такъ счастлива теперь!

Ровно въ половин перваго, какъ она сказала наканун, дверь отворилась и герцогиня вошла въ комнату.

— Ахъ! воскликнула она:— я мшаю, быть можетъ, не перебиваю ли я тайный разговоръ?

— Нтъ, герцогиня.

— Не уйти ли мн? Я немедленно удалюсь, если у васъ какіе-нибудь секреты.

— Они уже были и теперь кончены, возразила мадамъ Гслеръ, вставая.— Это сущая бездлица. Мистеръ Финнъ просилъ моей руки.

— И что же?

— Я не могла отказать ему въ такой бездлиц.

— Разумется, не могли посл того, какъ здили въ такую даль, какъ Прага, за ключомъ! Поздравляю, мистеръ Финнъ, отъ всего сердца.

— Покорно благодарю, герцогиня.

— А когда это совершится?

— Еще мы не подумали объ этомъ… не такъ ли, мистеръ Финнъ? отвтила мадамъ Гслеръ.

— Аделаиду мы здсь выдадимъ замужъ, въ эту осень, сказала герцогиня,— и вамъ бы воспользоваться случаемъ!

Но этотъ планъ оказался чрезчуръ быстръ и опрометчивъ. Бракъ дло не шуточное и многое надо было устроить предварительно. Дама съ состояніемъ мадамъ Гслеръ не можетъ экспромптомъ отдать свою руку, какъ бдная дочь священника, сколько ни желала бы отдать свои деньги вмст съ собою. Было невозможно сейчасъ назначить день свадьбы, но герцогин дали почувствовать, что нтъ надобности сохранять это втайн. До обда въ этотъ день вс гости герцогини знали, что Финіасъ Финнъ, отказавшійся отъ мста товарища министра, былъ женихомъ баснословной богачки, извстной въ свт какъ мадамъ Гслеръ, жившей въ Парковомъ переулк.

— Я очень рада, что вы не приняли мста подъ начальствомъ Грешэма, сказала она ему, когда они въ первый разъ увидлись въ Лондон.— Разумется, я не была уврена, что все это случится, когда уговаривала васъ принять его предложеніе. Теперь вы можете выждать удобное время и, если представится случай, взяться за дло при боле выгодныхъ условіяхъ.

Глава LXXX.
ЗАКЛЮЧЕНІЕ.

Намъ остается очень нетрудная задача собрать концы нитей нашего разсказа и завязать ихъ въ простой узелъ, чтобы не понадобилось распутывать. Объ Эмиліус уже сказано, что счастье не измнило ему въ одномъ отношеніи — оказалось невозможно связать его съ трагедіей въ Болтон-Ро. Но его заставили исчезнуть на нсколько лтъ изъ свта и милочка Лиззи Юстэсъ опять стала свободна. Когда мы въ послдній разъ имли о ней извстіе, она находилась въ Неапол и тамъ шла молва, что она намрена соединить свою судьбу съ лордомъ Джорджемъ де-Брюсъ Карутерсомъ, котораго денежныя обстоятельства были плохи въ послднее время. Будемъ надяться, что этотъ бракъ, если состоится, поведетъ къ счастью и почетному положенію для обоихъ.

Лордъ и лэди Чильтернъ, какъ извстно всему свту, живутъ еще въ Гэррингтонскомъ замк и, по общему мннію, онъ очень хорошо исполняетъ свою обязанность въ Брекеномъ краю. Онъ все ворчитъ по поводу Трмпетонскаго лса и утверждаетъ, что понадобится цлая жизнь человка для исправленія вреда, сдланнаго Фотергиллемъ, но и то сказать, бывалъ ли когда начальникъ охоты, относительно котораго владльцы лсовъ не поступали бы дурно?

О Том Спунер только можно сказать, что онъ и теперь холостякъ, живетъ онъ съ своимъ кузеномъ Недомъ и никто изъ сосдей не думаетъ увидть хозяйку въ Спунголл. Одну зиму, посл его неудачи, онъ сталъ равнодушне къ охот, и прошелъ слухъ, будто онъ приводитъ въ исполненіе свою страшную угрозу о кампаніяхъ, которыя намренъ предпринять для излеченія отъ любви. Но кузенъ Недъ порядкомъ забралъ его въ руки, лтомъ заставилъ прохаться за границу и привезъ обратно къ времени охоты ‘свжаго и румянаго’, по увреніямъ членовъ Брекской охоты. Всмъ охотникамъ въ краю было извстно, что бдный Спунеръ влюбился, но дло это держали втайн и никто не упоминалъ о немъ ему самому. Вроятно, теперь онъ извлекаетъ не малую долю наслажденія изъ воспоминаній о своемъ роман.

Свадьба Джерарда Мола и Аделаиды Паллизеръ праздновалась въ Мачинг съ большимъ блескомъ и во всхъ главнйшихъ газетахъ о ней было объявлено въ отдл браковъ въ высшемъ кругу. Когда дошло до мистера Мола старшаго, что такъ предполагается, и что невста получитъ значительное состояніе отъ стараго герцога, онъ примирился съ женитьбой сына и немедленно изъявилъ свое согласіе насчетъ Молскаго Абатства, выразивъ мнніе, что молодымъ всего приличне жить въ старомъ фамильномъ помсть. Итакъ, Молское Абатство отдлали и омеблировали, посл чего мистеръ и мистриссъ Молъ основали тамъ свою резиденцію. Подъ вліяніемъ жены, онъ общалъ наблюдать за полевыми работами и только създить посмотрть на охоту, когда она будетъ поблизости.

Надо надяться, что онъ достигнетъ желаемаго. Если хозяйство пойдетъ успшно, то вроятно вслдствіе дятельности его жены, скоре чмъ его собственной. Энергичный Молъ-отецъ ухаживаетъ теперь, какъ извстно всему свту, за вдовой съ тремя тысячами дохода, недавно поселившейся на Кэвендишскомъ сквэр.

О бдномъ лорд Фон нечего сообщать утшительнаго. По его мннію, въ офиціальной жизни вовсе нтъ того оборота медали, которымъ надлила ее фантастическая чувствительность Финіаса Финна. Онъ могъ быть счастливъ до конца своихъ дней, занимая мсто въ Индійскомъ или Колоніальномъ департаментахъ, но жизнь стала для него бременемъ посл дла объ убійств Бонтина. Онъ былъ обвиненъ въ томъ, что ошибочнымъ свидтельствомъ чуть не довелъ до роковой катастрофы осужденіе Финіаса Финна, и этого обвиненія онъ вынести не могъ. Затмъ возникло дло объ Эмиліус и лордъ Фонъ совсмъ упалъ духомъ — онъ скрылся. Надо надяться, что въ одинъ прекрасный день онъ явится вновь въ полномъ здоровь и съ прежней способностью служить отечеству.

Поэтическое правосудіе постигло Квинтуса Слайда, издателя ‘Знамени’. Оправданіе и послдовавшее за тмъ торжество Финіаса Финна задли его за-живое, онъ не прекращалъ своихъ нападеній на депутата отъ Танкервилля даже тогда, какъ сдлалось извстно, что онъ отказался отъ предложеннаго мста и женится не мадамъ Гслеръ. Въ этихъ нападеніяхъ онъ намекалъ на лэди Лору, чмъ раздражилъ лорда Чильтерна и навлекъ на себя приговоръ за клевету. Газет пришлось заплатить судебныя издержки по длу, посл чего издатели ршили, что Квинтусъ Слайдъ слишкомъ энергиченъ для ихъ цлей. Теперь онъ зарабатываетъ насущный хлбъ, занимая скромную должность въ числ сотрудниковъ ‘Баллотировальнаго Ящика’, предполагаемаго самою демократическою ежеднедневною газетой въ Лондон. Однако, Слайдъ выражалъ намреніе искать счастья въ Нью-Йорк.

Лоренсъ Фицджибонъ безспорно принесъ себ пользу своею любезною уступкой мннію канцлера Казначейства. Онъ не выходилъ изъ службы съ той поры. Надо сознаться, что признательность за подобныя услуги — свойство общее всмъ высокимъ сановникамъ. Говорятъ, Фицджибонъ тратитъ много краснорчія, усиливаясь убдить жену, что воздухъ въ графств Майо благорастворенне, чмъ на всхъ другихъ пунктахъ земного шара. До-сихъ-поръ, его усилія оставались тщетны, такъ какъ она каждый разъ сопровождала его, когда онъ прізжалъ въ Лондонъ на сессіи.

Прошелъ слухъ, что Баррингтона Ирля прочатъ въ статс-секретари Ирландіи, но его друзья сомнваются, чтобы эта должность была по немъ.

Свадьба нашего героя и Маріи Гслеръ состоялась не ране октября и затмъ они ухали за границу на большую часть зимы, такъ какъ Финіасъ получилъ офиціальный отпускъ отъ предсдателя и не-офиціальный отъ своихъ избирателей. Посл всего, что онъ вынесъ, признавали необходимымъ предоставить ему такую свободу. Сперва молодые отправились въ Вну, потомъ въ Италію, и съ полгода о нихъ не было слышно въ Англіи. Въ апрл они опять появились въ Лондон и домъ въ Парковомъ переулк былъ открытъ съ большой торжественностью. О Финіас вс говорятъ, что онъ счастливйшій изъ смертныхъ. Авторъ однако этого не думаетъ если онъ скоро не обратится къ полезной дятельности. Люди, знающіе его коротко, утверждаютъ, что онъ непремнно вступитъ въ службу въ самомъ непродолжительномъ времени.

О бдной лэди Лор упоминать едва ли не лишнее. Она ведетъ въ Сольсби жизнь отшельницы, и старый графъ еще живъ.

Герцогъ, какъ извстно всему міру, близокъ къ окончательному успху съ своею десятичною монетною системой. Но волосы его посдли, спина сгорбилась и вс утверждаютъ, что онъ ужъ не проживетъ такъ долго, какъ дядя. Зато онъ исполнитъ дло великое — а дядя длалъ только мелкія. О герцогин нечего говорить. Никогда ничто не измнить герцогиню.

Конецъ.

ФИНІАСЪ ФИННЪ, ВОЗВРАТИВШІЙСЯ НАЗАДЪ.

Глава I.ИСКУШЕНІЕ.

Глава II.ГЭРГИНГТОНСКІЙ ЗАМОКЪ.

Глава III.ДЖЕРАРДЪ МОЛЪ.

Глава IV.ТАНКЕРВИЛЛЬ.

Глава V.ВАЖНАЯ МРА ДОВЕНИ.

Глава VI.ФИНІАСЪ И ЕГО СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ.

Глава VII.ВОЗВРАЩЕНІЕ СЪ ОХОТЫ.

Глава VIII.АДРЕСЪ.

Глава IX.ПРЕНІЯ.

Глава X.БРОШЕННЫЙ МУЖЪ.

Глава XI.ЖЕНА, ИЗМНЯЮЩАЯ СВОЕМУ ДОЛГУ.

Глава XII.КЕНИГШТЕЙНЪ.

Глава XIII.Я ПОЛУЧИЛЪ МСТО.

Глава XIV.ТРМПЕТОНСКІЙ ЛСЪ.

Глава XV.ВЫ ТОТЧАСЪ УГАДАЛИ!

Глава XVI.КОППЕГГОУЗСКІЙ ПЕРЕКРЕСТОКЪ И БРОУТОНСКІЕ ПЕРЕЛСКИ.

Глава XVII.РАЗСКАЗЪ МАДАМЪ ГСЛЕРЪ.

Глава XVIII.СПУНЕРЪ ИЗЪ СПУНГОЛЛЯ.

Глава XIX.НЧТО НЕУМСТНОЕ.

Глава XX.ФИНІАСЪ ОПЯТЬ ВЪ ЛОНДОН.

Глава XXI.МИСТЕРЪ МОЛЪ СТАРШІЙ.

Глава XXII.ЧИСТОТА НРАВОВЪ, ФИННЪ!

Глава XXIII.ГОСТИНИЦА МАКФЕРСОНА.

Глава XXIV.ПОСЫЛАЮТЪ ЗА МАДАМЪ ГСЛЕРЪ.

Глава XXV.Я И ТЕПЕРЬ ЭТО СДЛАЮ.

Глава XXVI.ЗАВЩАНІЕ ГЕРЦОГА.

Глава XXVII.ГНВЪ ИЗДАТЕЛЯ.

Глава XXVIII.ПЕРВЫЙ УДАРЪ.

Глава XXIX.КОРРЕСПОНДЕНЦІЯ СПУНЕРА.

Глава XXX.СОЖАЛНІЯ.

Глава XXXI.ГЕРЦОГЪ И ГЕРЦОГИНЯ ВЪ ЛОНДОН.

Глава XXXII.СВТЪ СТАНОВИТСЯ ХОЛОДЕНЪ.

Глава XXXIII.ДВА ГЛАДІАТОРА.

Глава XXXIV.ВСЕЛЕННАЯ.

Глава XXXV.ПОЛИТИЧЕСКІЙ ЯДЪ.

Глава XXXVI.СЕМДЕСЯТЪ-ДВА.

Глава XXXVII.ЗАГОВОРЪ.

Глава XXXVIII.ОПЯТЬ НА ПОРТМЭНСКОМЪ СКВЭР.

Глава XXXIX.КАЛІОСТРО.

Глава XL.КЪ ПЕРВОМУ МИНИСТРУ СИЛЬНО ПРИСТАЮТЪ.

Глава XLI.НАДЮСЬ, ЧТО МН ВРЯТЪ.

Глава XLII.БУЛОНЬ.

Глава XLIII.ВТОРОЙ ГРОМОВОЙ УДАРЪ.

Глава XLIV.ПРОЦЕСЪ БРАУБОРО.

Глава XLV.НСКОЛЬКО ПРОИСШЕСТВІЙ ИЗЪ ЖИЗНИ ЭМИЛІУСА.

Глава XLVI.ССОРА.

Глава XLVII.ЧТО ВЫШЛО ИЗЪ ССОРЫ.

Глава XLVIII.ПОПЫТКА МОЛА.

Глава XLIX.ПОКАЗЫВАЮЩАЯ, ЧТО МИСТРИССЪ БНСЪ СКАЗАЛА ПОЛИЦЕЙСКОМУ.

Глава L.ЧТО ЛОРДЫ И КОММОНЕРЫ ГОВОРИЛИ ОБЪ УБІЙСТВ.

Глава LI.ВЫ СЧИТАЕТЕ ЭТО ПОСТЫДНЫМЪ.

Глава LII.ЗАВЩАНІЕ МИСТЕРА КЕННЕДИ.

Глава LIII.ТОЛЬКО ХРАБРЕЦЪ ЗАСЛУЖИВАЕТЪ КРАСАВИЦУ.

Глава LIV.ГЕРЦОГИНЯ СОВТУЕТСЯ.

Глава LV.ФИНІАСЪ ВЪ ТЮРЬМ.

Глава LVI.СЕМЕЙСТВО МИДЖЕРЪ.

Глава LVII.НАЧАЛО ПОИСКОВЪ ЗА КЛЮЧОМЪ И ПАЛЬТОМЪ.

Глава LVIII.ОБА ГЕРЦОГА.

Глава LIX.МИСТРИССЪ БОНТИНЪ.

Глава LX.ЗА ДВА ДНЯ ДО СУДА.

Глава LXI.НАЧАЛО СУДА.

Глава LXII.ПОКАЗАНІЕ ЛОРДА ФОНА.

Глава LXIII.ЧАФАНБРАССЪ ЗАЩИЩАЕТЪ ПОДСУДИМАГО.

Глава LXIV.СМЯТЕНІЕ ВЪ СУД.

Глава LXV.‘Я НЕНАВИЖУ ЕЕ!’

Глава LXVI.ЗАГРАНИЧНЫЙ КИСТЕНЬ.

Глава LXVII.ПРИГОВОРЪ.

Глава LXVIII.ФИНІАСЪ ПОСЛ СУДА.

Глава LXIX.ДВОЮРОДНАЯ СЕСТРА ГЕРЦОГА.

Глава LXX.Я НЕ ПОДУ ВЪ ЛОФЛИНТЕРЪ.

Глава LXXI.ФИНІАСЪ ФИННЪ ИЗБРАНЪ ВНОВЬ.

Глава LXXII.КОНЕЦЪ ИСТОРІИ МИСТЕРА ЭМИЛІУСА И ЛЭДИ ЮСТЭСЪ.

Глава LXXIII.ФИНІАСЪ ФИННЪ ВОЗВРАЩАЕТСЯ КЪ СВОИМЪ ОБЯЗАННОСТЯМЪ.

Глава LXXIV.ВЪ МАЧИНГ.

Глава LXXV.ТРМПЕТОНСКАЯ РАСПРЯ ПРЕКРАЩЕНА.

Глава LXXVI.ИМУЩЕСТВО, ОТКАЗАННОЕ МАДАМЪ ГСЛЕРЪ.

Глава LXXVII.УСПХЪ ФИНІАСА ФИННА.

Глава LXXVIII.ПОСЛДНЯЯ ПОЗДКА ВЪ СОЛЬСБИ.

Глава LXXIX.НАКОНЕЦЪ! НАКОНЕЦЪ!

Глава I.
ИСКУШЕНІЕ.

Глава II.
ГЭРГИНГТОНСКІЙ ЗАМОКЪ.

Глава III.
ДЖЕРАРДЪ МОЛЪ.

Глава IV.
ТАНКЕРВИЛЛЬ.

Глава V.
ВАЖНАЯ МРА ДОВЕНИ.

Глава VI.
ФИНІАСЪ И ЕГО СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ.

Глава VII.
ВОЗВРАЩЕНІЕ СЪ ОХОТЫ.

Глава VIII.
АДРЕСЪ.

Глава IX.
ПРЕНІЯ.

Глава X.
БРОШЕННЫЙ МУЖЪ.

Глава XI.
ЖЕНА, ИЗМНЯЮЩАЯ СВОЕМУ ДОЛГУ.

Глава XII.
КЕНИГШТЕЙНЪ.

Глава XIII.
Я ПОЛУЧИЛЪ МСТО.

Глава XIV.
ТРМПЕТОНСКІЙ ЛСЪ.

Глава XV.
ВЫ ТОТЧАСЪ УГАДАЛИ!

Глава XVI.
КОППЕГГОУЗСКІЙ ПЕРЕКРЕСТОКЪ И БРОУТОНСКІЕ ПЕРЕЛСКИ.

Глава XVII.
РАЗСКАЗЪ МАДАМЪ ГСЛЕРЪ.

Глава XVIII.
СПУНЕРЪ ИЗЪ СПУНГОЛЛЯ.

Глава XIX.
НЧТО НЕУМСТНОЕ.

Глава XX.
ФИНІАСЪ ОПЯТЬ ВЪ ЛОНДОН.

Глава XXI.
МИСТЕРЪ МОЛЪ СТАРШІЙ.

Глава XXII.
ЧИСТОТА НРАВОВЪ, ФИННЪ!

Глава XXIII.
ГОСТИНИЦА МАКФЕРСОНА.

Глава XXIV.
ПОСЫЛАЮТЪ ЗА МАДАМЪ ГСЛЕРЪ.

Глава XXV.
Я И ТЕПЕРЬ ЭТО СДЛАЮ.

Глава XXVI.
ЗАВЩАНІЕ ГЕРЦОГА.

Глава XXVII.
ГНВЪ ИЗДАТЕЛЯ.

Глава XXVIII.
ПЕРВЫЙ УДАРЪ.

Глава XXIX.
КОРРЕСПОНДЕНЦІЯ СПУНЕРА.

Глава XXX.
СОЖАЛНІЯ.

Глава XXXI.
ГЕРЦОГЪ И ГЕРЦОГИНЯ ВЪ ЛОНДОН.

Глава XXXII.
СВТЪ СТАНОВИТСЯ ХОЛОДЕНЪ.

Глава XXXIII.
ДВА ГЛАДІАТОРА.

Глава XXXIV.
ВСЕЛЕННАЯ.

Глава XXXV.
ПОЛИТИЧЕСКІЙ ЯДЪ.

Глава XXXVI.
СЕМДЕСЯТЪ-ДВА.

Глава XXXVII.
ЗАГОВОРЪ.

Глава XXXVIII.
ОПЯТЬ НА ПОРТМЭНСКОМЪ СКВЭР.

Глава XXXIX.
КАЛІОСТРО.

Глава XL.
КЪ ПЕРВОМУ МИНИСТРУ СИЛЬНО ПРИСТАЮТЪ.

Глава XLI.
НАДЮСЬ, ЧТО МН ВРЯТЪ.

Глава XLII.
БУЛОНЬ.

Глава XLIII.
ВТОРОЙ ГРОМОВОЙ УДАРЪ.

Глава XLIV.
ПРОЦЕСЪ БРАУБОРО.

Глава XLV.
НСКОЛЬКО ПРОИСШЕСТВІЙ ИЗЪ ЖИЗНИ ЭМИЛІУСА.

Глава XLVI.
ССОРА.

Глава XLVII.
ЧТО ВЫШЛО ИЗЪ ССОРЫ.

Глава XLVIII.
ПОПЫТКА МОЛА.

Глава XLIX.
ПОКАЗЫВАЮЩАЯ, ЧТО МИСТРИССЪ БНСЪ СКАЗАЛА ПОЛИЦЕЙСКОМУ.

Глава L.
ЧТО ЛОРДЫ И КОММОНЕРЫ ГОВОРИЛИ ОБЪ УБІЙСТВ.

Глава LI.
ВЫ СЧИТАЕТЕ ЭТО ПОСТЫДНЫМЪ.

Глава LII.
ЗАВЩАНІЕ МИСТЕРА КЕННЕДИ.

Глава LIII.
ТОЛЬКО ХРАБРЕЦЪ ЗАСЛУЖИВАЕТЪ КРАСАВИЦУ.

Глава LIV.
ГЕРЦОГИНЯ СОВТУЕТСЯ.

Глава LV.
ФИНІАСЪ ВЪ ТЮРЬМ.

Глава LVI.
СЕМЕЙСТВО МИДЖЕРЪ.

Глава LVII.
НАЧАЛО ПОИСКОВЪ ЗА КЛЮЧОМЪ И ПАЛЬТОМЪ.

Глава LVIII.
ОБА ГЕРЦОГА.

Глава LIX.
МИСТРИССЪ БОНТИНЪ.

Глава LX.
ЗА ДВА ДНЯ ДО СУДА.

Глава LXI.
НАЧАЛО СУДА.

Глава LXII.
ПОКАЗАНІЕ ЛОРДА ФОНА.

Глава LXIII.
ЧАФАНБРАССЪ ЗАЩИЩАЕТЪ ПОДСУДИМАГО.

Глава LXIV.
СМЯТЕНІЕ ВЪ СУД.

Глава LXV.
‘Я НЕНАВИЖУ ЕЕ!’

Глава LXVI.
ЗАГРАНИЧНЫЙ КИСТЕНЬ.

Глава LXVII.
ПРИГОВОРЪ.

Глава LXVIII.
ФИНІАСЪ ПОСЛ СУДА.

Глава LXIX.
ДВОЮРОДНАЯ СЕСТРА ГЕРЦОГА.

Глава LXX.
Я НЕ ПОДУ ВЪ ЛОФЛИНТЕРЪ.

Глава LXXI.
ФИНІАСЪ ФИННЪ ИЗБРАНЪ ВНОВЬ.

Глава LXXII.
КОНЕЦЪ ИСТОРІИ МИСТЕРА ЭМИЛІУСА И ЛЭДИ ЮСТЭСЪ.

Глава LXXIII.
ФИНІАСЪ ФИННЪ ВОЗВРАЩАЕТСЯ КЪ СВОИМЪ ОБЯЗАННОСТЯМЪ.

Глава LXXIV.
ВЪ МАЧИНГ.

Глава LXXV.
ТРМПЕТОНСКАЯ РАСПРЯ ПРЕКРАЩЕНА.

Глава LXXVI.
ИМУЩЕСТВО, ОТКАЗАННОЕ МАДАМЪ ГСЛЕРЪ.

Глава LXXVII.
УСПХЪ ФИНІАСА ФИННА.

Глава LXXVIII.
ПОСЛДНЯЯ ПОЗДКА ВЪ СОЛЬСБИ.

Глава LXXIX.
НАКОНЕЦЪ! НАКОНЕЦЪ!

Глава LXXX.
ЗАКЛЮЧЕНІЕ.