Федор Ильич Дан (1871-1947), Сапир Борис, Год: 1968 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 31 минут(ы)

Борис Сапир

Федор Ильич Дан (1871-1947)

Очерк политической биографии

В лице Федора Ильича Дана сошел со сцены последний представитель немногочисленной, но блестящей когорты, заложившей фундамент и оказавшей решающее влияние на судьбы Российской Социал-Демократической Рабочей Партии. Имена Аксельрода, Дана, Засулич, Ленина, Мартова, Плеханова, Потресова и Троцкого тесно связаны с ее победами и поражениями. Ленин и Троцкий всплыли — не надолго — на гребне революционного потока. Остальные оказались захлестнутыми его волнами.

Рамки настоящего издания позволяют касаться истории партии, которой они служили — каждый по своему — лишь в той мере, в какой это диктуется содержанием публикуемых писем. Да и саму биографию Дана приходится свести к очерку только тех этапов его жизнедеятельности, которые нашли в них свое отражение.

Выходец из ассимилированной еврейской семьи, Дан¹ родился 7/19 октября 1871 г. в Петербурге. Отец его — аптекарь — был вторым мужем его матери, имевшей от первого брака одного сына и родившей второму мужу двух сыновей. Все три мальчика воспитывались вне домашнего очага, так как отец Дана боялся отдавать предпочтение родным сыновьям перед пасынком.² Судя по рассказам Л.О. Дан, от которой я слышал эти подробности, семья Дана вряд ли отличалась большой спаянностью. Другие источники³ подтверждают, что Дан не поддерживал близких отношений с родными и не пользовался среди них большой популярностью. Все же он вряд ли был совершенно оторван от них. От него самого известно, что в период его первой эмиграции, в 1904 г., он пользовался материальной поддержкой какой то двоюродной сестры,⁴ что его первая жена вместе с детьми одно время проживала у его брата в Петербурге⁵ и что в 1912 г. мать навестила его в Париже, где он осел, эмигрировав после поражения революции 1905 г.⁶ Так или иначе, несмотря на несколько необычное детство, Дан вырос уравновешенным и жизнерадостным человеком. Пройдя курс гимназии, он поступил на медицинский факультет университета в Дерпте (Юрьеве) и, окончив его 24-х лет от роду, вернулся в свой родной город, где он занял место врача в Обуховской больнице. Но в Петербурге он оказался уже не один.

Когда точно Дан женился на своей первой ясене, Вере Васильевне Кожевниковой,⁷ не удалось установить. Вероятно, это произошло уже после трагического конца ее первого мужа, Александра Георгиевича Ризенкампфа. Последний вращался в студенческих кружках столицы и, будучи арестованным в январе 1892 г., под давлением матери, дал откровенные показания, за что подвергнулся остракизму со стороны своих товарищей. Уступая их настояниям, он перебрался в Дерпт, но в конце 1895 г. появился опять в Петербурге, где, в порыве отчаяния, вызванного недоверием к нему в революционной среде, а также в результате разрыва с женой, покончил самоубийством.⁸

О приобщении Дана к с.-д. движению пишет Мартов в своих мемуарах: ‘Вскоре после приезда в Питер […] я познакомился с только что окончившим дерптский университет врачом Ф.И. Гурвичем (ныне — Дан). Уверенность, с которой он, еще не участвовавший в практической революционной работе и лишь путем теоретических занятий пришедший к социал-демократизму, говорил о партийных задачах, заставила меня с первых же встреч прозреть в нем будущую руководящую революционную силу’.⁹

Занимался ли Дан в студенческие годы в Дерпте изучением марксизма, столкнулся ли он с с.-д. кружками, сблизившись с Кожевниковой, несомненно связанной, как и ее первый муж,, с революционной средой — не поддается реконструкции. Сам Дан, говоря о своих духовных исканиях, писал: ‘у меня значительная часть, так сказ[ать], идейного пищеварения совершается во сне’.¹⁰ Во всяком случае, к концу 1895 г. за Даном числились определенные практические заслуги в деле с.-д. пропаганды в Петербурге.¹¹За это и также и за то, что он выделился как недюжинный теоретически подкованный с.-д. деятель, говорит тот факт, что Мартов, на случай своего ареста, назначил его своим преемником в центре петербургского Союза Борьбы за Освобождение Рабочего Класса.¹²

Мартов провалился в январе 1896 г., до него выбыл из строя в декабре 1895 г. Ленин, и Дан становится одним из руководителей с.-д. деятельности в столице вплоть до своего ареста в августе 1896 г. На его долю выпало активное участие в знаменитой петербургской стачке мая-июня того же года.

Тогда же он ближе узнал А.Н. Потресова, превосходившего его революционным стажем и идеологическим багажом. Во второй половине девяностых годов отношение Дана к Потресову, с которым он провел часть трехлетней ссылки в Орлове, Вятской губернии, последовавшей за арестом и полуторагодовой отсидкой в Петропавловской крепости, это отношение неофита к испытанному борцу. Но и впоследствии, когда он, с точки зрения партийной иерархии, сравнялся с ним и затем, когда крупные разногласия разъединили их, Дан сохранил теплое чувство к тому, кто внушал ему, новичку, на общественном поприще, уверенность в его собственных силах. Он воздал должное этому человеку в 1934 г. в одной из своих лучших речей на траурном собрании парижской Группы Содействия Р.С.-Д.Р.П., посвященном памяти Потресова.¹³ Вообще, Дан не забывал своих учителей. Несмотря на глубокие расхождения, возникшие после большевистского переворота в октябре 1917 г. между ним и Аксельродом, между ним и Каутским, он поддерживал тесное общение и с тем и с другим до конца их дней и мог служить примером того, как следует чтить заслуженных ветеранов рабочего движения.

Первая тюрьма и ссылка явились трамплином в политической карьере Дана. Разделавшись с ссылкой¹⁴ и раздобыв кое-какие средства,¹⁵ он уезжает с семьей за границу и поселяется в Берлине, откуда он часто отлучается в Мюнхен и в Швейцарию по партийным делам. В Берлине Дан возглавил возникшую в 1900 г. группу¹⁶ сторонников редакции ‘Искры’, и целиком вложился во все отрасли деятельности последней. Достаточно перелистать первый том ‘Переписки В.И. Ленина и редакции ‘Искры’ с с.-д. организациями в России’ (М. 1969), чтобы убедиться в его активности на этом поприще.¹⁷

Дан всегда отличался деловитостью и собранностью, качествами далеко не распространенными среди русских профессиональных революционеров и, кстати, сильно представленными в Ленине. В соединении с его преданностью делу и умением работать над собой эти черты приобрели ему безупречную репутацию в глазах всех шести редакторов ‘Искры’, и очень скоро он выдвинулся в первые ряды их единомышленников.

На так называемом объединительном съезде в октябре 1901 г., имевшем задачей (но не разрешившем ее) собрать в единое целое разрозненные и враждующие между собой группы русских с.-д. за границей, Дан ‘рядом с Лениным был лидером большинства искровцев [….]’, воспротивившихся объединению с так называемыми экономистами.¹⁸ Именно Дан огласил заявление ‘искровцев’ об уходе с этого съезда.¹⁹ Дан оказался вместе с В.И. Засулич и Мартовым членом комиссии, получившей поручение редакции ‘Искры’ согласовать два проекта программы Р.С.-Д.Р.П., представленных — один Плехановым а другой Лениным.²⁰ Ему не пришлось принять участия в работах комиссии, так как редакция ‘Искры’ делегировала его на Белостокскую конференцию (23-28 III / 5-10 IV — 1902 г.), затеянную ‘Союзом Русских С.-Д.’ с целью помешать ‘Искре’ возродить под ее эгидой Р. С.-Д.Р.П. Дан блестяще справился с возложенным на него поручением и тем самым обеспечил за ‘Искрой’ руководство по созыву II-го съезда Р.С.-Д.Р.П. в 1903 г.²¹ Белостокская конференция избрала его членом Организационного Комитета по созыву этого съезда.²² Но тут счастье изменило ему. Через несколько дней по окончании конференции он провалился²³ и, после тюремной отсидки, очутился опять в ссылке, на этот раз в Сибири (село Рыбное на Ангаре), откуда ему удалось бежать за границу в сентябре 1903 г.²⁴

Прибыв в Женеву, Дан застал в полном разгаре конфликт, возникший в результате столкновения между будущими меньшевиками и большевиками на II-м съезде Р.С.-Д.Р.П., и немедленно окунулся в его гущу в качестве одного из лидеров, как тогда говорили, ‘меньшинства’. Он не испытывал колебаний к какому из двух направлений ему следовало пристать. Так же естественно, как он стал социал-демократом, он обнаружил в себе тяготение к тем, кто закладывали фундамент меньшевизма. Вероятно, и в этот раз, ‘идейное пищеварение’ совершилось во сне.

Эта эволюция вполне соответствовала всему складу его личности. Не теоретик по своим склонностям, прагматически настроенный и в первую очередь рожденный лидер больших движений, он рвался туда, где открывался простор заложенным в нем талантам организатора и руководителя народных масс. Такие перспективы предвещал ему складывающийся в тот период меньшевизм. Отрицание заговорщичества, сопротивление попыткам подчинить партию узкому кружку законспирированных революционеров, ориентация на широкий разлив рабочего движения, отвоевывающего и завоевывавщего позиции в обществе и государстве — вот что он воспринимал в ‘борьбе с ‘осадным положением»²³ в партии. Глубокий смысл этой борьбы открыли ему, как и другим меньшевикам, знаменитые фельетоны Аксельрода в ‘Искре’ NoNo 55 от 15 декабря 1903 г. и 57 от 15 января 1904 г. под названием ‘Объединение российской социал-демократии и ее задачи’.

По возвращении за границу в сентябре 1903 г., именно Дан ведет переговоры об улажении, как тогда казалось, вполне устранимой распри, разделившей на II-м съезде прежде единомышленный коллектив ‘Искры’ на два враждебных лагеря. Ряд обстоятельств как бы навязывал ему такую роль. Пробыв добрую часть 1903 г. в России и не участвовав во II-м съезде, он оказался, так сказать, вне драки, его все еще окружал ореол победителя общего врага — ‘экономистов’ — на Белостокской конференции, он же доставил в Россию первые экземпляры свежеиспеченной брошюры Ленина ‘Что делать?’.²⁶ По всему этому с ним считались и те, к кому он примкнул, и те, кто являлись их противниками.

Дан немедленно приступил к делу. Он убеждает Плеханова и Ленина в необходимости кооптировать в редакцию ‘Искры’ прежних редакторов журнала (Аксельрода, В.И. Засулич, Мартова и Потресова), оставленных за бортом II-м съездом, и предлагает такое распределение голосов среди членов редакции, которое сделало бы невозможным майоризирование ни одного из двух течений, представленных в ней.²⁷ Как известно, интервенция Дана успеха не имела, но приблизительно месяца полтора спустя, в ноябре 1903 г., Плеханов заставил Ленина покинуть ‘Искру’ и кооптировал в ее редакцию меньшевиков — Аксельрода, В.И. Засулич, Мартова и Потресова.²⁸

Вместе с последними в редакцию фактически, но не формально, вошел и Дан.²⁹ Его статьи начинают регулярно появляться на страницах ‘Искры’.

Дан не сразу освоился с положением ответственного литератора. Еще в ссылке, в Орлове, он нуждался в поощрении Потресова, чтобы уверовать в свои публицистические способности.³⁰ Сейчас, оказавшись постоянным сотрудником ‘Искры’, которому приходится писать руководящие статьи, он проверяет у Аксельрода, справляется ли он с такой задачей.’ Досужие россказни об его чрезмерной самонадеянности вряд ли обоснованы.

Тогда же, то есть когда ‘Искра’ выходила под меньшевистским флагом, окрепла личная дружба Дана с Мартовым, которой они оба навсегда оставались верными. Их также связывала и политическая солидарность. Правда, свидетельство Дана о том, что он ‘в первый и последний раз за свою политическую жизнь разошелся с Мартовым’ во время февральской революции 1917 г.,³¹— нуждается в поправке. Он сам признает, что в 1905 г. он поддался влиянию концепции перманентной революции, представленной Парвусом и Троцким, в то время как Мартов (как Аксельрод и Плеханов) упорно сопротивлялся нарастанию ‘троцкистских’ тенденций в меньшевизме и пытался твердо стоять на почве меньшевистской концепции о буржуазном характере русской революции.³²

Большевики, огорошенные самостоятельностью, проявленной Мартовым II-м съезде и ролью глашатая идей меньшевизма, которую он взял на себя в послесъездовский период, распространяли легенду об его слабохарактерности и подчинении влиянию Дана — ‘Освободившись из под руки ‘большого Ильича’, он [Мартов] попадает целиком во власть ‘маленького Ильича’ (Федора Ильича Дана меньшевики с гордостью считали своим ‘Ильичем’) и работает с таким же усердием своим пером под влиянием нового источника своих волевых импульсов’ — пишет в своих воспоминаниях Лепешинский,³⁴ который вторит Крупской, давшей следующую характеристику Дана и Мартова: ‘В Ц.О. [‘Искре’] вертит всем Дан, это мелкая самолюбивая душонка и нахал при этом страшный. Мартов по своей тряпичности пляшет по его дудке’.³⁵

Оба, Крупская и Лепешинский, обнаруживают полное непонимание личности Мартова и взаимоотношений между ним и Даном. Дану и не снилось трактовать Мартова как орудие своих политических замыслов. Он видел в Мартове учителя и только после смерти последнего в 1923 г., оставшись единственным представителем старой гвардии, Дан берет на себя роль идеолога партии. До того он не претендовал на такое амплуа, занимая в движении другое и совершенно определенное место.

Отличный организатор и трезвый политический лидер он разрабатывал планы кампаний партии в полосу, предшествовавшую революции 1905 г., в период разлива революции и последовавшей за ней реакцией. Автор статьи об отношении к Булыгинской Думе (‘Искра’ No 101 от 1-VI-1905 г.), он противопоставлял тактику ‘развязывания революции’ популярным в то время бойкотистским настроениям. От него исходила конкретизация идеи В.И. Засулич об использовании в 1905 г. университетских аудиторий для народных митингов:³⁶‘ Он же автор ‘Письма к партийным организациям’ от начала ноября 1904 г., предлагавший использовать предстоявшие тогда сессии земских собраний для демонстраций и агитации в пользу Учредительного Собрания.³⁷ И, из песни слова не выкинешь, его перу принадлежит ‘Письмо к партийным организациям’, вероятно от января 1905 г., рекомендовавшее запасаться оружием, патронами, динамитом и передать эту деятельность особым группам при партийных комитетах,³⁸ письмо, на которое обрушился Парвус в письме к Аксельроду: ‘Ваш циркуляр организациям насыщен якобинизмом самой низкой пробы. Все эти рассуждения о револьверах — мелочи, ничего общего с политикой не имеющие’.³⁹

Суммируя можно сказать, что Дан являлся как бы начальником генерального штаба меньшевистской партии, оставляющий за ее признанными лидерами намечение основных линий политической стратегии. Он же переносил на грешную землю, делая осуществимыми, широкие обобщения их творческой мысли, конечно, постольку, поскольку он с ними соглашался. В этом качестве он казался и, может быть, был в самом деле незаменим. Поэтому в глазах противников он олицетворял меньшевизм in actu. Хорошо организованный и целеустремленный, Дан умело лавировал в дебрях фракционных и эмигрантских столкновений, не стесняясь наступать на ногу противникам меньшевизма в тех случаях, когда это вызывалось интересами дела. Неудивительно, что Дан не пользовался расположением в рядах большевиков — ‘[….] большевики всех оттенков питают к Дану какую то стихийную ненависть’ -писал Мартов Потресову в 1908 г.⁴⁰ Следует заметить, что в рядах его собственной партии Дана больше уважали, чем любили. Точно также не соответствует действительности весьма распространенное среди большевиков представление, будто Дан в пределах партии меньшевиков стоял на правых позициях.⁴¹ Чистокровный искровец, сторонник концепции перманентной революции в 1905 г., противник заскоков деятелей открытого рабочего движения после революции 1905 г.⁴² интернационалист в 1914-1917 г.г.,⁴³ революционный оборонец в 1917 г. и с осени 1917 г. и до самой смерти вдохновитель так называемого мартовского течения, Дан, если искать ему фракционное пристанище среди меньшевиков, скорей всего был близок к партийному центру с уклонением влево. Другой вопрос, был ли Дан по натуре революционером, каким несомненно являлся Мартов. Мне представляется, что в Дане закалка государственного деятеля иной раз обуздывала его революционный темперамент. Мартова, как и Розу Люксембург, трудно себе представить министром, а Дан как бы был создан для того, чтобы возглавлять ту или иную область государственного управления. Лозунг ‘всегда в меньшинстве’⁴⁴ плохо вяжется с образом Дана, но кажется вполне естественным в устах Мартова.

Быть может, именно потому, что они мало походили друг на друга, Мартов и Дан, не разлучаясь, принимали участие в руководстве меньшевистской партией. Как бы само собой установившееся разделение труда, органически вытекавшее из особенностей каждого из них, гарантировало безоблачное сотрудничество между обоими, подкреплявшееся их личной дружбой. Сближение Дана с сестрой Мартова⁴⁵ только консолидировало их и без того близкие отношения.

Вспоминая впоследствии о своем расхождении с Мартовым в памятные дни второй русской революции, Дан пытается смягчить остроту тогдашних разногласий, они де разошлись ‘не столько в основных политических идеях, сколько в практически-политических выводах из них и при сохранении самого тесного не только идейного, но и личного общения [….]’.⁴⁶С другой стороны, Дан, как будто, не подвергает критическому пересмотру позиций ‘революционного оборончества’. Он подчеркивает неразрешимость задачи, стоявшей перед, так называемой, революционной демократией в 1917 г. и указывает, что ни одна из партий в составе последней не сумела противопоставить действенной программы той политике, которая проводилась тогдашним советским большинством.⁴⁷ Все же крах этой политики оставил в нем определенный осадок. Он не мог не говорить самому себе, что не он, а Мартов видел вещи в правильном свете в 1917 г. а отсюда психологически понятное стремление Дана окопаться на так называемой мартовской линии, тем более, что он полностью разделял политику Мартова во время и после октябрьского переворота. Я хочу сказать, что в позднейшей эволюции Дана, возможно, подсознательно, известную роль сыграло какое то раскаяние в том, что он недостаточно прислушивался к предостережениям Мартова тогда, когда последний возглавлял меньшевиков-интернационалистов а он, Дан, революционных оборонцев.

Иначе сложились отношения Дана с Потресовым. Политические разногласия между ними возникли вскоре после поражения революции 1905 г. В то время как Потресов допускал возможность демократизации России путем эволюции — так называемый прусский путь развития — Дан (и Мартов) выводил из анализа действительности неизбежность революционной ликвидации царского самодержавия. В то время как Потресов (и большинство с.-д. деятелей открытого рабочего движения) ставил крест на воссоединении меньшевиков и большевиков, Дан (и Мартов) продолжал изнурительную и неблагодарную борьбу за восстановление единства в рядах Р.С.-Д.Р.П.⁴⁸ Первая мировая война, 1917 г., октябрьский переворот, в конечном счете, развели Дана и Потресова в разные стороны и в организационном отношении. Потресов со своими единомышленниками создали собственную политическую группировку вне официальной Р.С.-Д.Р.П.

Характеризуя взаимоотношения Дана с Мартовым и Потресовым, нам пришлось забежать вперед и коснуться более поздних этапов биографии Дана. Возвращаясь к прерванной хронологической канве настоящего очерка, мы находим Дана, развивающего кипучую деятельность по цементированию складывающегося меньшевистского течения и по укреплению с.-д. партии накануне первой русской революции. Важным этапом на этом пути явилось закрепление влияния меньшевиков в Заграничной Лиге.⁴⁹

Тот факт, что протоколы съезда Лиги, происходившего 25-30 октября 1903 г.(нов.ст.) и на котором большевики потерпели поражение, были изданы под редакцией Дана и что он вошел в администрацию Лиги, избранную съездом, свидетельствует об его влиянии в кругах с.-д. эмиграции. Укрепившиеся, при поддержке Плеханова, в ‘Искре’,⁵⁰ меньшевики поручили Дану составить доклад предстоявшему конгрессу Социалистического Интернационала в Амстердаме,⁰¹ что он и выполнил.⁵² Желая придать большую убедительность аргументации в своей известной и приведенной выше брошюре,⁵³ Мартов приложил к ней письмо Дана о расколе на II-м съезде партии, как один из трех основных меньшевистских документов по этому вопросу (среди двух других — брошюра Троцкого — ‘Второй съезд Российской] Соц[иал]-Дем[ократической] Рабочей Партии. Отчет сибирской делегации’ Женева 1903 г.). Вообще, в меньшевистском окружении в Женеве Дан становится центральной фигурой в том смысле, что к нему протягиваются нити, связывающие с.-д. эмиграцию с подпольными работниками в России, что он сносится с сотрудниками ‘Искры’, следит за своевременным набором их статей и за аккуратным появлением в свет журнала, а также поддерживает связь с его редакторами, проживавшими вне Женевы. Одним словом, превращение меньшевизма из идеологического течения в политический фактор в немалой степени обязано ему.

События 9-го января 1905 г. и последовавший за ними разлив революции 1905 г. отворили перед Даном двери родины и в конце октября ст. ст., по окончании октябрьской стачки, он попадает в Петербург и погружается в пучину происходящих там событий. ‘Man lebt hier wie im Taumel, die revolutionare Luft wirkt wie Wein’ — пишет он Каутскому из Петербурга 27 октября ст. ст.⁵⁴ Опьянение продолжалось недолго. После разгрома II-й Государственной Думы, последовавшего 3-го июня 1907 г., почва начинает гореть под ногами Дана, и он вынужден перебраться в Финляндию (сначала в Териоки, а затем в Гельсингфорс), откуда он бежит за границу в январе 1908 г.,⁵⁵ чтобы начать новую полосу эмиграции.

Пребывание в революционной России длилось приблизительно полтора года, с конца 1905 и по середину 1907 г. В этот относительно короткий промежуток Дан сумел закрепить за собой репутацию одного из лидеров партии и в первую очередь ее меньшевистского крыла. В этом качестве он принимал участие в обоих съездах партии: в так называемом Объединительном в Стокгольме в 1906 г. ив Лондонском в 1907 г. Он покинул Россию под впечатлением разгрома партийных организаций и общественной реакции, вызванной подавлением революции, и приехал в Женеву с планом восстановить центральный литературный орган, который, подобно ‘Искре’, должен был явиться идеологическим маяком для с.-д. деятелей, ищущих новых путей в пореволюционной обстановке. С февраля 1908 г. такой орган — ‘Голос Социальдемократа’ — появляется в свет и вносит свою лепту в возрождении меньшевизма и рабочего движения в широком смысле слова (профессиональные союзы, рабочие клубы, культурные центры и т.п.) после поражения 1905 г.

Меньшевизм по самой своей сути всегда оставался чуждым принципу вождизма и сохранял верность началу коллективного руководства. В период между двумя революциями это начало осуществлялось триумвиратом Мартов — Дан — Потресов. Первые два пребывали до 1913 г. в эмиграции, последний не покидал Петербурга. Было бы ошибкой приписывать им абсолютную и решающую роль. Их окружала, в эмиграции и в России, плеяда выдающихся деятелей, вписавших свои имена в историю русской социал-демократии. Но и они видели в названном триумвирате знаменосцев меньшевизма.

Дану не сиделось за границей. Значительную часть лета 1912 г. он проводит в Финляндии вместе с Л.О. Дан и дочерью, переехавшими в Петербург уже осенью 1911 г., и в самом начале 1913 г. он возвращается в Россию⁵⁶, и немедленно взваливает на себя всю тяжесть партийной работы. Дан — фактический редактор меньшевистских газет, выходивших в Петербурге (‘Луч’, ‘Живая Жизнь’, ‘Новая Рабочая Газета’, ‘Северная Рабочая Газета’, ‘Наша Рабочая Газета’). Он же руководит деятельностью партийных групп, порвавших в 1912 г. с большевиками, и одновременно ‘муж, совета’ при с.-д. фракции IV-й Государственной Думы. Война, вспыхнувшая в июле 1914г., положила конец его пребыванию в Петербурге. Арестованный сразу же после начала военных действий, он высылается в административном порядке в Сибирь и попадает в Минусинск, Енисейской губернии, где в конце 1915 г. его настигает мобилизация и, в качестве военного врача, он оказывается в Иркутске. Годы, проведенные в Сибири, сблизили его с И.Г. Церетели и B.C. Войтинским, отбывшими каторгу и вышедшими на поселение, и также с другими с.-д. интернационалистами, группировавшимися вокруг ‘Сибирского Журнала’ и сменившего его ‘Сибирского Обозрения’. Тогда же и там же он сошелся с А.Р. Гоцем, который, в качестве лидера П.С.-Р., вместе с с.-д. Церетели, Либером и Даном возглавили советское большинство во время февральской революции. Товарищ председателя Центрального Исполнительного Комитета Совета Рабочих и Солдатских Депутатов, редактор ‘Известий Ц.И.К.’ и член Ц.К. меньшевиков Дан в 1917 г. играет решающую роль среди так называемых революционных оборонцев, течения, главенствующего в партии меньшевиков до съезда в ноябре-декабре 1917 г. (последнего съезда в истории партии, он заседал 30/XI — 7/ХП ст. ст.), на котором большинство перешло к меньшевикам-интернационалистам и на котором Дан присоединился к Мартову, лидеру последних.

Дальнейшая политическая биография Дана сделала знаменательной его встречу в революционном Петрограде с Отто Бауэром. Возможно, они познакомились еще во время пребывания Дана в эмиграции, Бауэр был уже тогда заметной фигурой. Если да, то к 1917 г. они переменились ролями. Дан из эмигранта, нуждавшегося в поддержке иностранных товарищей, превратился в авторитетного политического деятеля, к чьему слову прислушивались друзья и недруги. Бауэр же прибыл в Петроград освобожденный — не без содействия Дана — из лагеря для военнопленных. Мобилизованный в австро-венгерскую армию, Бауэр попал в русский плен и содержался в одном из лагерей, откуда его вызволили русские товарищи, приобретшие влияние благодаря революции. В Петрограде Бауэр проводил все дни на квартире Дана, но ночевал у П.Л. Лапинского.⁵⁷ В двадцатые и тридцатые годы Бауэр и Дан выступают единомышленниками по важнейшим вопросам, волновавшим с.-д. движение и Социалистический Интернационал.

26-го января 1922 г. Дан покинул Советскую Россию, направляясь через Ригу в Берлин, и тем самым открыл страницу своей последней и самой длительной эмиграции, конец которой положила, четверть века спустя, его кончина. Одиннадцать лет он прожил в Германии, семь во Франции и семь в Соединенных Штатах. Дан уезжал из Москвы не один, а в обществе группы единомышленников. Вместе с десятками меньшевиков все они провели 1921 г. в тюрьме, были приговорены к административной ссылке, восстановленной советской властью и добились путем голодовки замены этой ссылки высылкой за границу.⁵⁸

В Берлине Дан нашел Мартова и Абрамовича, членов З.Д.,⁵⁹ наладивших и издававших ‘С.В.’, и вошел в редакцию ‘С.В.’ и в З.Д. Эмиграция Дана совпала с реорганизацией руководящих учреждений меньшевистской партии, вынужденной правительственным террором перейти в 1922 г. на нелегальное положение.⁶⁰ Вместо прежнего Ц.К. партию возглавил новый Ц.К., составленный из Бюро Ц.К. — в России и З.Д. — за границей. По мере усиления репрессий, последняя, находившаяся вне досягаемости Г.П.У., постепенно приобретала и к середине 30-х годов обрела первостатейное значение, и именно ее голос стал голосом партии. З.Д. издавала ‘С.В.’, имела представителей в Бюро и в Исполнительном Комитете Р.С.И., посылала делегатов на социалистические конгрессы, сносилась с братскими партиями — одним словом являлась адресом русской социал-демократии, а с исчезновением П.С.-Р. — адресом демократического социализма в России.⁶¹

Мартов скончался приблизительно через год после появления Дана в Берлине,⁶² и последний перенял его наследство по линии руководства нелегальной работой партии в России и по линии связей с международным социалистическим движением. Конечно, он был не один. В З.Д. его окружали компетентные и заслуженные партийные работники. Все же, он был тем, чья партийная родословная восходила к редакции ‘Искры’. Что касается интернациональных контактов, то Дан тоже мог постоять за себя. Прошло то время, когда он, уговаривая Аксельрода отправиться на одну из конференций Интернационала, писал о себе: ‘меня же никто не знает’.⁶³Февральский период революции сделал его имя достаточно известным, чтобы дать ему возможность выступить на международной арене без всяких проволочек. Правда, образование Венского объединения социалистических партий в феврале 1921 г. произошло при участии Мартова и Абрамовича, а не Дана. Но делегации Независимой Германской С.-Д. Партии и итальянских социалистов и так называемая английская рабочая делегация, приезжавшие в начале двадцатых годов в Москву и встречавшиеся с Ц.К. меньшевиков, знали Дана. Его выступления от имени с.-д. оппозиции на съездах советов создали ему популярность в широких кругах иностранных социалистов и, что самое главное, его политическая позиция отвечала настроениям этих кругов, в особенности их левой части. Так Отто Бауэр в статье ‘К Марсельскому конгрессу [Р.С.И.]’ писал: ‘Образец правильного отношения к большевизму дает нам руководящая группа российской социал-демократии, дают нам Мартов, Дан, Абрамович’.⁶⁴ Не случайно резолюция конгресса Р.С.И., заседавшего в Марселе с 22 по 27 августа 1925 г., посвященная ‘русскому вопросу’, по существу совпадала с проектом резолюции, выработанным З.Д. Одним из активных участников ‘восточной комиссии’ конгресса, подготовлявшей эту резолюцию, был Дан.⁶⁵ Перу того же Дана принадлежал основной партийный документ ‘Партийная платформа’ 1924 г., формулировавший задачи Р.С.-Д.Р.П. в период НЭП’а и рисовавший ее тактику.⁶⁶

Сердцевиной платформы, равно как и выступлений Дана в ‘восточной комиссии’ марсельского конгресса Р.С.И. являлся постулат, что советский режим субъективно проникнут социалистическими устремлениями, находящимися в противоречии с объективным характером революции, которая, в виду экономической отсталости России, не может не быть революцией буржуазной (дань концепции буржуазной революции, формулированной еще ‘Группой ‘Освобождение Труда»). Отсюда следовало осуждение политики ‘военного коммунизма’, положительная оценка отказа от нее в 1921 г. и требование политического раскрепощения народных масс, которое даст им возможность бороться с экономической эксплуатацией, связанной с ростом частно-капиталистических начал, характерных для новой экономической политики (НЭП). Такое раскрепощение явится результатом давления рабочего класса, вынуждающего советскую власть эволюционировать в сторону демократии. Другими словами, ориентация на эволюцию, а не на революцию и признание за коммунистической партией ее пролетарского характера, делающего ее восприимчивой к давлению рабочих масс. Такова была позиция Дана и поддерживающего его большинства З.Д.⁶⁷ Она сохраняла свою цельность в период НЭП’а и позволяла Дану, не испытывая сомнений, вести за собой партию и поддерживать интенсивный контакт с родственными ему по духу деятелями Р.С.И., в первую очередь с Фридрихом Адлером, Отто Бауэром и Леоном Блюмом.

Фридрих Адлер, бессменный секретарь Р.С.И., унаследовавший от своего отца, Виктора Адлера, пиетет к героям русской революции, высоко ценивший роль Мартова в создании Венского объединения социалистических партий, нашел в Дане своего единомышленника чуть ли не по всем вопросам, волновавшим социалистическое движение. Моложе Дана по возрасту и по партийному стажу, он был склонен прислушиваться к его голосу тем более, что он, как и Дан, относился критически к ‘реформизму’ таких партий, как, например, германская или голландская, и ориентировался, также как и Дан, на постепенное полевение Р.С.И. В тридцатые годы, когда Дан, покинув Германию, оказавшуюся под ферулой Гитлера, и, поселившись в Париже, часто встречался с Блюмом, Адлер пользовался посредничеством Дана, чтобы улаживать спорные вопросы с французской социалистической партией. С другой стороны, Дан мог всегда рассчитывать на содействие Фр. Адлера в случаях, когда речь шла о нуждах партии меньшевиков. В сношениях между Даном и Фр. Адлером играло роль и то обстоятельство, что жена Адлера, родом из России и считавшая себя ученицей Аксельрода, переводила для своего мужа статьи из ‘С.В.’ и другие русские материалы, которыми Дан снабжал Адлера.

Отто Бауэр вряд ли когда-либо колебался в своей вере в социалистический характер советского режима. Уже после процессов тридцатых годов он писал: ‘Und dennoch, trotz alledem, glauben wir an den Sozialismus in der Sowjetunion. Nicht daran, dass er schon 1st, aber daran, dass er wird…’⁶⁸.Обладая острым умом, изощренный в марксистской диалектике, он вел за собой австрийскую партию, олицетворявшую левое крыло Р.С.И. и тем самым сильно импонировавшую Дану. Последний вовсе не следовал вслепую за ней и часто скрещивал шпагу с Бауэром и его сотрудниками. Но он оглядывался на австрийцев, ибо среди них он искал своих союзников. Бауэр оказывал сильное влияние на Фр. Адлера и с этим Дану тоже приходилось считаться. Сам ортодоксальный марксист, Дан находил в арсенале платформы 1924 г. достаточно аргументов, чтобы парировать заскоки Бауэра в русском вопросе. Да и сам Бауэр не мог не признавать весомость марксистских доводов, почерпнутых из этой платформы. Положение изменилось с переходом советского правительства от НЭП’а к пятилетке и коллективизации. Тогда начал колебаться Дан и, в поисках новых путей, стал поддаваться в гораздо большей степени, чем прежде, соображениям Бауэра.

Леон Блюм, человек не только большого ума, но и большого сердца и вместе с тем государственный деятель, относился с большой теплотой к Дану,⁶⁸ но далеко не разделял всех воззрений последнего. Ориентация на демократическую ликвидацию большевистской диктатуры (эволюция, а не революция), а также признание субъективных социалистических устремлений советской власти, разделялись Блюмом полностью. Не иначе обстояло дело с критикой НЭП’а меньшевиками и их борьбой против террора и раскольнической деятельности Коминтерна. Но Блюм по иному представлял себе восстановление единства рабочего движения и, борясь с опасностью войны, он проводил политику невмешательства Франции в гражданскую войну в Испании. Эти разногласия не отражались на личной симпатии, которую они испытывали друг к другу, и не мешали их частым встречам и обсуждению злободневных вопросов. Ближайший сотрудник Блюма, без содействия которого Блюм вряд ли справлялся бы с редактированием ежедневной газеты социалистической партии ‘Le Populaire’, О.И. Розенфельд, русский меньшевик, был политическим и личным другом Дана.

В начале 1933 г. Дан, З.Д., как и вся меньшевистская эмиграция, перебрались из Берлина в Париж и тут, под влиянием, с одной стороны, национал-социалистического переворота и выясняющегося успеха коллективизации и первой пятилетки, с другой, усиливается переоценка Даном представлений, характеризовавших его позицию в период НЭП’а. Переоценка эта началась еще в Берлине в 1931-1932 г.г., когда Дан должен был откликнуться на статью Бауэра ‘Die Zukunft der russischen Sozialdemokra-tie’ (‘Der Kampf’ от декабря 1931 г.), в которой тот поставил вопрос о значении ‘генеральной линии’ для политических расчетов русской социал-демократии. Бауэр, предвидя возможность индустриализации России на началах государственной экономики, приходил к выводу, что тем самым создадутся предпосылки для осуществления социалистических идеалов, нуждающихся теперь лишь в демократизации советского режима. Дан, отвергнувший эту теорию Бауэра,⁷⁰ не мог не поставить перед самим собой и перед партией вопроса, внесла ли политика Сталина в русскую действительность новые, до сих пор не существовавшие, элементы, и если да, то как следует меньшевистской партии откликнуться на них.

Давая положительный ответ на свой вопрос, Дан констатирует исчезновение частно-капиталистического сектора в России и преобладание государственно-капиталистического хозяйства в области промышленности на базе усовершенствованной техники, а также вытеснение индивидуальной крестьянской собственности колхозами. Русский народ заплатил страшную цену за такие перемены — говорил Дан — но они совершились и социал-демократия должна смотреть вперед и искать новых путей к достижению прежних целей. Не разбазаривание государственной промышленности частным предпринимателям, а ликвидация режима террора, которая сделает народные массы хозяином фабрик и заводов. Не роспуск колхозов, а превращение их в свободные сельскохозяйственные коллективы. Такой путь создаст предпосылки для вовлечения России в неизбежный мировой процесс социальной революции.’¹

В отличие от Бауэра, Дан задавался вопросом, не происходит ли в пореволюционной России перерождение общественных тканей, не превращается ли господствующая там партия в независимый от трудящихся масс и противостоящий им самодовлеющий аппарат, движимый, чем дальше тем больше, импульсами самосохранения и самоутверждения, а не идеалами вдохновлявшими октябрьский переворот. Тридцатые годы мало способствовали разработке такого вопроса, и Дан, под влиянием событий на политической арене Европы, понемногу начинает отходить от своей критики Бауэра и, в конечном итоге, приближается к цепи построений последнего.

Победа Гитлера не могла не огорошить Дана и многих ортодоксальных марксистов. Действительно, в одной из наиболее передовых стран Европы, обладавшей мощным и разветвленным рабочим движением, возглавляемым пропитанной марксизмом партией, в такой стране власть попала в руки какого то националистического человеконенавистнического движения, которое разрушает созданные десятилетиями социал-демократические и вообще прогрессивные организации, уничтожает свободную прессу, разбивает правовое государство и сводит на нет демократический строй -было от чего придти в тупик, и Дан склоняется к выводу, что все это совершается на потребу буржуазии, прибегающей к подобным средствам, чтобы спасти капиталистический строй от угрозы пролетарской революции. Отсюда, по мнению Дана, напрашивается единственно приемлемый ответ для Р.С.И. и его секций — социалистическая революция, ставящая крест над буржуазно-капиталистическими отношениями и тем самым радикально подрывающая основы фашизма.⁷²

Приблизительно подобные представления начинают все более пропитывать статьи Дана в ‘С.В.’ и его выступления. Они отвечали определенным устремлениям, распространенным в те годы в социалистических кругах. Кроме того, буквально геологические перемены, совершавшиеся в Советской России, действительно требовали пересмотра платформы 1924 г.

Сила рассуждений Дана заключалась и в том, что он, в изменившихся условиях, подводил фундамент под концепцию тактики, усвоенной меньшевиками на заре гражданской войны, концепции, верность которой они сохраняли в течение всех лет, протекших после октябрьского переворота 1917 г. Речь идет об ориентации на формирование в рядах рабочего класса оппозиции режиму диктатуры, оппозиции, которая, путем давления на большевистское правительство, добивается его демократизации. Такая концепция исходила из революционного характера этого правительства, сохраняющего, несмотря ни на что, родство с рабочим движением и его идеалами. Если же полагать, что в результате ‘генеральной линии’ коммунистическая партия оторвалась от истоков своего происхождения, то следует считаться с исчезновением присущей ей способности поддаваться влиянию, исходящему от рабочих масс, даже если бы удалось организовать таковые вокруг требования демократизации советского государственного устройства.

Оставляя в стороне вопрос о реальности меньшевистской концепции и тогда, когда она была сформулирована, ее жизненность в тридцатые годы становилась все более проблематичной. В результате Дан должен был натолкнуться на усиливающуюся оппозицию его настроениям в рядах З.Д. и меньшевистского окружения последней. В условиях мобилизации общественного мнения демократических стран против национал-социализма теряла убедительность также доктрина Дана о буржуазной подоплеке фашизма, т.е. его утверждение, что фашизм становится специфической формой самозащиты теряющего жизнеспособность капитализма.

Дан был прав, настаивая на необходимости учесть результаты первой пятилетки и коллективизации. Но его аргументация, чем дальше, тем больше, не без основания, воспринималась, как капитуляция перед ‘генеральной линией’, против которой партия во главе с Даном боролась. Под впечатлением изоляции Советской России перед лицом вооружающейся национал-социалистической Германии (Мюнхен) Дан переносил центр тяжести на необходимость защиты, по его мнению, революционной страны, видя в ней резервуар сил, способных остановить победоносный марш Гитлера по Европе, и подчеркивал, по его мнению, продолжающие существовать возможности демократизации советского режима. Отсюда все растущее отчуждение между ним, его сторонниками и подавляющим большинством меньшевиков, сопровождавшееся все усиливающимся взаимным раздражением и озлоблением. Условия эмиграции, сводящие к минимуму практическую деятельность и способствующие гипертрофии идеологической изощренности, никак не содействовали полюбовному улаживанию неизбежно возникающих конфликтов. Дело осложнялось прогрессирующей утерей Даном влияния в З.Д. и тем самым в ‘С.В.’.

Вместо абсолютного большинства в З.Д., на которое он привык опираться, число его сторонников в этой коллегии, ко второй половине тридцатых годов, свелось к четырем (включая его самого), кому противостояли четыре противника его политики. В результате, Дан лишился возможности вести ‘С.В.’, как он привык, по своему, так как направление журнала определялось З.Д.

До поры до времени, за неимением других возможностей, Дан мирился с создавшимся положением вещей. Тем более что усиление террора в России (процессы), гражданская война в Испании, проблемы единого фронта во Франции и т.д. выдвигали на первое место моменты, объединяющие Дана с его коллегами по З.Д. и, в какой то степени, сглаживали остроту разногласий. Казалось, что германо-советский пакт о ненападении в конце августа 1939 г. и вспыхнувшая 1-го сентября того же года вторая мировая война должны были действовать в том же направлении. Действительно, 31-го августа 1939 г. З.Д. единогласно приняла обращение к членам партии, клеймящее соглашение между Сталиным и Гитлером.⁷⁴ Но это единогласие оставалось чисто показным. Под влиянием развивающихся событий нарушилось равновесие сил в З.Д. (четыре против четырех), предвозвещенное нападением недавних последователей Дана на его центральный тезис о сохраняющемся революционном характере господствующего в Советской России режима.⁷⁵ К началу 1940 г. Дан оказался в меньшинстве в З.Д. и тогда же он сложил с себя пост председателя этой коллегии, на котором он пребывал чуть ли не с 1922 г.⁷⁶ Тем самым Дан потерял и ‘С.В.’

Дан не так был скроен, чтобы сдаться на милость победителя. Он слишком верил в свою правоту и слишком остро ощущал ответственность за судьбы своей партии, чтобы не пытаться обратить ее на путь истины, как он ее понимал. А для этого ему нужен был литературный орган, чтобы воздействовать на общественное мнение меньшевиков и вербовать себе сторонников. Тут Дан тряхнул стариной (не даром он прошел школу ‘Искры’) и поставил свой журнал. С марта месяца 1940 г. начал выходить ‘Новый Мир’, ‘русский социал-демократический орган под редакцией Ф. Дана. Два раза в месяц’.⁷⁷

Немецкая оккупация положила конец пребыванию всей меньшевистской, да и всякой другой социалистической эмиграции во Франции. Дан вместе со всеми перебрался в Соединенные Штаты,⁷⁸ где по прошествии двух с половиной лет произошел окончательный разрыв между ним и официальным меньшевизмом.

По приезде в Нью-Йорк и осмотревшись на новом месте, Дан прежде всего позаботился о создании преемника своему парижскому органу и в апреле 1941 г. вышел первый номер ‘Нового Пути’.⁷⁹ Несколько спустя Дану удалось организовать клуб ‘Н.П.’, в котором собирались его сторонники для обсуждения политических вопросов. Многие из них состояли членами официального меньшевистского клуба под названием ‘Группа Р.С.-Д.Р.П. и сочувствующих’, но в котором они, вместе с Даном, находились на отлете. Ибо, несмотря на заверения Дана, что его новое детище не ставит себе целью заменить или конкурировать с официальным клубом,⁸⁰возникновение клуба ‘Н.П.’, равно как и издание ‘Н.П.’, журнала параллельного ‘С.В.’, не могло не вести к расколу,⁸¹ первый шаг на пути к которому Дан сделал еще в Париже, когда он приступил к печатанию ‘Нового Мира’. Статьи в ‘Н.П.’, дискуссии в клубе ‘Н.П.’, столкновения на заседаниях З.Д. только приближали неизбежный конец. В январе 1942 г. Дан и Югов заявили, что не станут больше регулярно посещать заседаний З.Д., а в мае 1943 г. они совершенно порвали с ней.⁸²

Вряд ли имеет смысл углубляться в упреки Дана по адресу З.Д., носившие так сказать, юридический характер: нарушила ли Делегация свою собственную конституцию или действительна ли кооптация новых членов Делегации без согласия на эту кооптацию Дана и Югова. По существу все дело было в том, что З.Д., поддерживаемая огромным большинством меньшевистской эмиграции, и Дан к началу сороковых годов утеряли общий язык.

Нападение Гитлера на Советскую Россию, бросившее последнюю в ряды антигерманской коалиции, тяжелые удары, наносимые Рейхсвером Красной Армии, организация большевистским правительством отпора внешнему врагу и, наконец, его разгром под Сталинградом, увенчавшийся его поражением, возвестили, по мнению Дана, наступление новой эпохи во всем мире. В этих событиях он увидел подтверждение своей версии о закате господства буржуазии, уступающей место победоносному пролетариату. Он проникается убеждением, что, в результате победы над германским фашизмом, в советском государстве, в конечном итоге, восторжествует начало, обещающее демократизацию режима диктатуры, и он опасается, как бы вмешательство враждебных сил не сорвало процесс превращения России в страну подлинного социализма. Отсюда настороженное отношение к критике политики Сталина. Дан не замалчивает преступлений последнего, но останавливается лишь на особенно кричащих проявлениях террора⁸³ и делает это под знаком ‘чем ночь темней, тем ярче звезды’. Он дает место в ‘Н.П.’ статье клеймящей ‘антибольшевизмом’ разоблачения того, что действительно представляет собой ‘социализм в одной стране’.⁸⁴ Меньшевизм, т.е. демократический социализм, и большевизм перестают в его глазах быть антиподами. В обоих направлениях он находит присущие каждому из них правду и ахиллесову пяту и приходит к выводу, что синтез правды как того, так и другого, откроет путь к победе социалистического движения во всем мире, победе, которая обусловит демократизацию советского строя. Так складывалась доктрина Дана о синтезе, которой он посвятил свою последнюю работу ‘Происхождение большевизма’.

Следует подчеркнуть, что Дан имел в виду именно синтез, а не приятие большевизма. Он искал выхода из тупика, в который, по его мнению, зашли демократический социализм и большевизм. Что касается его самого, то он не сходил со своей позиции синтеза устоять на которой было дано, вероятно, только ему одному.⁸⁵ Но случайно, после его смерти, прекратился ‘Н.П.’ и группа ‘Н.П.’ быстро сошла на нет.

Меньшевистская эмиграция, за исключением считанных одиночек, не последовала за Даном, о чем свидетельствуют многочисленные статьи в ‘С.В.’ во время и после второй мировой войны. Изменения, совершавшиеся в Советской России она воспринимала под совершенно иным углом зрения, усматривая в них выкристаллизовывание тоталитарного строя, приближающегося и чем дальше, тем меньше отличающегося от национал-социалистического уклада в Германии и от фашистского в Италии. Не трудно себе представить возмущение бывших соратников Дана, когда они сталкивались с таким его утверждением: ‘[….] каков бы ни был облик современного большевизма, история сделала его носителем ‘ключевой’ идеи нашей эпохи — идеи социализма, а поставив его во главе гигантского государства, сделала одновременно фактором гигантской силы в сложном и катастрофическом процессе практического воплощения этой идеи в жизнь’.⁸⁶ Не иначе они реагировали на индульгенцию, выдаваемую Даном внешней политике Советского Союза: ‘Советский социализм начинает становиться ‘патриотическим’ и ‘национальным’. Но в отличие от агрессивного и шовинистического национализма империалистического капитализма, советский патриотизм остается в своих основных тенденциях социалистическим и оборонительным’.⁸⁷ Нет нужды углубляться в полемику, которая велась между ‘С.В.’ и ‘Н.П.’. Обе стороны мало щадили друг друга⁸⁸ и обе исходили из противоположных предпосылок.

Свою книгу ‘Происхождение большевизма’ Дан писал в Соединенных Штатах, будучи больным человеком. Там же и в таком же положении он выносил на своих плечах издание ‘Н.П.’. Сотрудников у него было мало, особенно таких, на кого он мог положиться политически. От времени до времени приступы болезни заставляли его браться за лечение и прерывать литературную деятельность. Черпая из своего огромного редакторского опыта, он не просто составлял очередной номер ‘Н.П.’, а работал над теми своими сотрудниками, кем он дорожил и кто, по его мнению, нуждался в поддержке старшего товарища.⁸⁹ Игнорируя свою болезнь, он готовился к возвращению в Европу и мечтал о превращении ‘Н.П.’ в международный орган, выходящий по-французски.⁹⁰ Он вряд ли отдавал себе отчет в истинном характере своего недуга. Медик по образованию, он, рассматривая рентгеновский снимок своих легких вместе с пользовавшим его врачей, по словам последнего, не распознавал явных признаков рака. Но он не мог не сознавать прогрессирующего упадка сил и, конечно, понимал, что дни его сочтены. — ‘Но, в общем, по-видимому, был конь да изъездился, и книга [‘Происхождение большевизма’] оказалась как бы моей лебединой песней’ — писал Дан в одном из своих последних писем.⁹¹ 22-го января 1947 г. он навеки закрыл глаза.

Примечания

¹ Его настоящая фамилия Гурвич. Псевдонимом ‘Дан’ он начал пользоваться в 1901 г. (см. ‘Письма’, примечание* на стр. 58). По словам Л.О. Дан, он набрел на него, читая книгу Dahn’a — ‘Em Kampf um Rom’, как раз тогда, когда ему нужно было придумать себе псевдоним.

² Отец Дана родился приблизительно в 1843 г. и умер в 1893 г., его мать, Ида Моисеевна, урожденная Розенталь, родилась, вероятно, в 1842 г. и скончалась в 1920 г. (архив Л.О. Дан VI/24).

³ Я имею в виду рассказы племянника Дана, игравшего видную роль в Московском Союзе С.-Д. Рабочей Молодежи, Льва Мироновича Гурвича (см. ‘Мартов и его близкие’, Нью-Йорк 1959, стр. 142) и другого родственника Дана, Георгия Давидовича Гурвича, приобревшего большую известность во Франции в качестве социолога (Georges Gurvitch).

* Архив Потресова 1/V/26.

⁵ См. док. 20.

⁶ См. док. 151.

⁷ Венчание заставило Дана креститься. Строки в тексте очерка и в настоящем примечании, относящиеся к первому мужу

Кожевниковой и к ее сыновьям от Дана, основаны на рассказах и на записях Л.О. Дан, точность которых мне не удалось проверить. От Кожевниковой Дан имел двух сыновей — Анатолия и Виктора. Первый погиб в Ялте во время беспорядков в 1917 г., а второй в советский период пребывал в Ташкенте и занимался переводами.

⁸ См. Ю. Мартов — ‘Записки социал-демократа’, Берлин-Птб — М. 1922, стр. 67, 94, 95, 101, 103, 122, 125 и 128.

⁹ Мартов — указ. соч. стр. 257. Мартов приехал в Петербург в начале октября 1895 г. (там же стр. 254).

¹⁰ См. док. 172.

¹¹ Б.И. Горев — ‘Из партийного прошлого. Воспоминания 1895-1905’, Л. 1924, стр. 17.

¹² ‘Каждый член Союза [Борьбы за Освобождение Рабочего Класса] назначал себе ‘наследника’, имя которого он сообщал лишь хранителю организационных традиций Союза, каковым с самого начала был инженер Степан Иванович Радченко (политической роли в Союзе не игравший), от которого я и узнал, что Мартов, перед своим провалом, назначил меня своим ‘наследником» (из письма Дана — П.З. Ивлеву от 9-Х-1941 г., о письмах Дана-Ивлеву см. ниже прим. 89. См. также ‘Новый Мир’, Париж No 1 от 20-111-1940 г., стр. 16).

^1J См. статью Дана — ‘Памяти Потресова’ в ‘С.В.’ No 14 от 25-VII-1934 г., стр. 1-3.

¹⁴ Срок ссылки Дана истек в марте 1901 г. (‘С.-д. движение’, стр. 56) и в марте того же года Дан прибыл за границу (‘Ленинский Сборник’, М.-Л. 1928, т. VIII, стр. 119, прим. 1).

¹⁵ Безденежье преследовало Дана чуть ли не всю его жизнь. В ссылке в Орлове во время первой эмиграции до революции 1905 г., в период второй эмиграции, закончившейся в 1913 г. — Дану удается с трудом сводить концы с концами (см. док. 19, 112 и 162). В этой связи стоит отметить нежелание Дана заниматься врачебной практикой. В том же Орлове, т.е. в ссылке, обремененный семьей и сильно нуждаясь, Дан, обладавший законченным медицинским образованием, предпочитает брать на себя переводы, писать статьи, работать в качестве статистика, но избегает пользовать больных. Только обстоятельства, не зависящие от его воли, могут заставить его обращаться к профессии, которую он изучал в университете. Так полная безвыходность в ссылке в 1914 г. побудила Дана занять должность городского врача в Минусинске, а затем мобилизация превратила его в военного врача. По словам Л.О. Дан, он преуспевал в этой роли, о чем, по ее рассказам, свидетельствовал портсигар, поднесенный ему в Иркутске его пациентами-солдатами.

¹⁶ ‘Ленинский Сборник’, М.-Л. 1928, т. VIII, стр. 129, прим. 4.

¹⁷ См., например, стр. 120, 325, 326, 350, 393, 460.

¹⁸ Л. Мартов — ‘Борьба с ‘осадным положением’ в Российской Социал-демократической Рабочей Партии’, Женева 1904 г., стр. 84. Меньшинство, возглавлявшееся Плехановым и Мартовым, склонялось к соглашению (там же).

¹⁹ ‘Ленинский Сборник’, М.-Л. 1929, т. XI, стр. 325, прим. 3 и ‘Письма’, стр. 52, прим. 2.

²⁰ ‘Наследие’, т.1, 1973, стр. 345, прим. 538 и ‘Письма’, стр. 58, прим. 1.

²¹ ‘Переписка Ленина’, т. I, 1969, стр. 518. Дан выехал в Россию для участия в Белостокской конференции приблизительно 20-III/2-IV — 1902 г. (‘Ленинский Сборник’, М.-Л. 1925, т. III, стр. 291, прим. 4).

²² ‘Письма’, стр. 80, прим. 3.

²³ Дан был арестован 4/1V апреля 1902 г. на вокзале в Москве по приезде из Ярославля (‘Ленинский Сборник’, М.-Л. 1928, т. VIII, стр. 234, прим. 2).

²⁴ ‘Ленинский Сборник’, М.-Л. 1928, т. VII, стр. 245, прим. 2.

²⁵ Название известной брошюры Мартова, названной выше в прим. 18.

²⁶ См. прим. 9 к док. 28. О том, что Дан привез ‘Что делать?’ в Россию в 1902 г. см. его ‘Происхождение большевизма’, Нью-Йорк 1946, стр. 265.

²⁷ ‘Ленинский Сборник’, М.-Л. 1927, т. VI, стр. 258-262.

²⁸ Martow — Dan, стр. 89 и ‘Письма’, стр. 96, док. 32.

²⁹ ‘Письма’, стр. 114.

³⁰ См. док. 23.

³¹ См. док. 38.

³² ‘Новый Мир’, Париж, No 2 от 10-IV-1940 г., стр. 27.

³³ Ф. Дан — ‘Происхождение большевизма’, Нью-Йорк 1946, стр. 384. См. также ‘Письма’, стр. 145-146.

³⁴ П.Н. Лепешинский — ‘На повороте (от конца 80-х годов к 1905 г.). Попутные впечатления участника революционной борьбы’, Птб. 1922, стр. 170.

³⁵ Письмо Н.К. Крупской-Л.М. Книпович (‘Ленинский Сборник’, М.-Л. 1930, т. XV, стр. 266).

³⁶ Неподписанная передовица Дана — ‘К началу академического года’ в ‘Искре’ No 107 от 29-VII-1905 г.

³⁷ См. ‘С.-д. движение’, стр. 377, прим. 528 и отклик Ленина на это письмо — ‘Земская кампания и план ‘Искры». (Ленин, т. 9, стр. 75-98).

³⁸ ‘С.-д. движение’, стр. 378, прим. 546.

³⁹ Там же стр. 153, док. 133.

⁴⁰ Письмо Мартова — Потресову от 9-XI-1908 г. (Неопубликованные письма, док. 64). Дан чуть не стал жертвой этой ненависти. Арестованный в феврале 1921 г. в Петрограде, он едва не был расстрелян по приказу Зиновьева, ‘как ‘заложник’ за Кронштадт’ (Ф. Дан — ‘Два года скитаний’, Берлин 1922, стр. 136). Лишь вмешательство неизвестных доброжелателей в Москве помешало Зиновьеву привести в исполнение свое намерение.

⁴¹ Я пользуюсь этим термином безотносительно к тому, имеет ли он право на хождение в настоящее время, и вкладываю в него смысл, сопутствовавший ему в обычном словоупотреблении приблизительно до второй мировой войны.

⁴² См. док. 99 и 111.

⁴¹ См. док. 171 и 172. В свете этих писем совершенно абсурдным является утверждение издателей сочинений Ленина, что Дан ‘во время первой мировой войны был ярым оборонцем’. (Ленин, т. 8, стр. 601).

⁴⁴ Статья Мартова в ‘Заре’ No 2-3 от декабря 1901 г., стр. 180-203: ‘Всегда в меньшинстве. О современных задачах русской социалистической интеллигенции’.

⁴⁵ Лидия Осиповна, урожденная Цедербаум, по первому мужу Канцель (они развелись в 1901 г., архив Л.О. Дан IV/24), стала женой Дана приблизительно в 1905 г. Они вряд ли были формально венчаны. В 1908 г. у них в Париже родилась дочь, скончавшаяся в 1917 г. в Петрограде. Заядлый холостяк и по натуре богема, Мартов, плохо умевший устраивать свои житейские дела, часто и подолгу проживал на одной квартире с Даном и Лидией Осиповной.

⁴⁶ ‘Новый Мир’, Париж, No 2 от 10-IV-1940 г., стр. 2: ‘Памяти П.Б. Аксельрода и Ю.О. Мартова’.

⁴⁷ Martow-Dan, стр. 303.

⁴⁸См. сборник ‘The Mensheviks’, Chicago and London 1974, стр. 356-361.

⁴⁹О Лиге см. прим. 11 к док. 29.

⁵⁰ См. выше стр. XLI.

⁵¹‘Ленинский Сборник’, М.-Л. 1930, т. XV, стр. 59 и 98.

⁵² Доклад конгрессу вышел в Женеве в 1904 г. и был переиздан в России под названием ‘Из истории рабочего движения и социал-демократии в России. 1900-1904’, Птб. 1906. См. пространную рецензию Е.Д. Кусковой на это издание (‘Былое’ No 10 от октября 1906 г., стр. 320-330). Об участии Мартова в составлении доклада см. прим. 2 к док. 55.

⁵³ См. выше прим. 18.

⁵⁴ См. док. 88.

⁵⁵ ‘Письма’, стр. 164, 176 и 178.

⁵⁶ См. док. 134. и ‘Письма’, стр. 260, прим. 1.

⁵⁷ Согласно рассказам Л.О. Дан, Бауэр не проживал на их квартире, так как окружение Дана находило, что австрийскому офицеру невместно проживать вместе с видным русским лидером в то время, когда Россия пребывает в состоянии войны с Австро-Венгрией. Та же Л.О. Дан передавала мне, что она добилась разрешения Бауэру вернуться в Вену. Будучи давнишней знакомой Б.В. Савинкова, в тот период товарища военного министра, она убедила последнего, что с.-д. Бауэр, по убеждениям интернационалист и противник ведущейся войны, очутившись на родине, не представит опасности для России.

⁵⁸ О годах, проведенных им в России после октябрьского переворота и до 1922 г. Дан рассказал в своей книге ‘Два года скитаний’ (Берлин 1922). Там же подробности упомянутой голодовки (стр. 231 и след., о голодовке см. также ‘С.В.’ за 1922 г.: No 2 от 19-1, стр. 3 и No 5 от 5-III, стр. 19). В Риге Дан оставался до получения немецкой визы и 13 февраля 1922 г. он приехал в Берлин (‘С.В.’ No 4 от 23-11-1922 г., стр. 11).

⁵⁹‘ З.Д. (Заграничная Делегация) — представительство партии меньшевиков за границей, основанное в 1920 г. в Берлине по постановлению Ц.К. Р.С.- Д.Р.П. (см. прим. 2 к док. 173).

⁶⁰ См. Борис Двинов — ‘От легальности к подполью’ (Stanford, California 1968) и ‘С.В.’ No 20 от 19-Х-1922 г., стр. 14. Начиная с этого 20-го номера ‘С.В.’ стал Ц.О. партии.

⁶¹ Вражда, разделявшая Р.С.-Д.Р.П. и П.С.-Р., сильно сгладилась в период февральской революции 1917 г. Октябрьский переворот и гражданская война снова развели их в разные стороны. Но к концу 30-х и началу сороковых годов они сблизились, а после второй мировой войны это сближение приобрело даже конкретные очертания. Видные деятели П.С.-Р., как то В.М. Чернов, В.М. Зензинов, М.В. Вишняк стали завсегдатаями меньшевистского клуба в Нью-Йорке. Вишняк начал регулярно сотрудничать в ‘С.В.’ (Чернов и Зензинов, по состоянию здоровья, не могли писать). А в 1952 г. появилось коллективное заявление с.-д. и с.-р., призывающее к созданию единой партии демократического социализма в России (см. ‘С.В.’ No 3 от марта 1952 г., стр. 31-33).

⁶² См. ‘С.В.’ за 1923 г.: экстренный выпуск от 10-IV и No 8-9 от 24-IV.

⁶³ См. док. 153.

⁶⁴ ‘С.В.’ No 15-16 от 18-VIII-1925 г., стр. 33.

⁶⁵ Там же стр. 40 и No 17-18 от 28-IX-1925 г., стр. 9-14.

⁶⁶ Приложение к ‘С.В.’ No 12-13 от 20-VI-1924 г., стр. 1-6. О том, что авторство платформы принадлежит Дану см. док. 248.

⁶⁷ К меньшинству З.Д. принадлежали представители так называемого правого течения (см. прим. 2 к док. 202). Начиная с 1924 г. их было два, до того — один представитель.

⁶³ Цитировано в статье Браунталя — ‘Otto Bauer. Ein Lebensbild’ (‘Otto Bauer. Eine Auswahl aus seinem Lebenswerk’, Wien 1961, стр. 98).

⁶⁹ Приехав в Соединенные Штаты в 1946 г. для ведения ответственных переговоров с американским правительством Блюм не преминул навестить больного Дана. (См. документ 336, и ‘L’Oeuvre de Leon Blum’, т. I, Paris 1955, стр. 128 а также приложения 15 и 16).

⁷⁰ См. статью Дана — ‘К международной дискуссии о русской социалдемократии’ (‘С.В.’ No 1/2 от 23-1-1932 г.) и док. 245 и 246.

⁷¹ См. статьи Дана в ‘С.В.’ за 1932 г.: ‘К проблемам социально-экономического развития С.С.С.Р.’ (No 6 от 26-111) и ‘На новом пути’ (No 21 от 12-XI).

⁷² См. тезисы З.Д., автором которых был Дан (‘С.В.’ No 1 от 10-1-1936 г.).

⁷³ Речь идет о З.Д. и об ее окружении за границей. Это окружение составляли члены с.-д. групп в Берлине, Париже и Нью-Йорке а также разрозненные меньшевики в ряде стран. Что касается меньшевиков в Советской России, то судить об их настроениях почти невозможно, так как к началу второй мировой войны чуть ли не все активные социал-демократы погибли жертвами террора.

⁷⁴ ‘С.В… No 16 от 9-IX-1939 г., стр. 201-202.

⁷⁵ Статьи В. Александровой — ‘Старые споры и новые факты’ (‘С.В.’ No 21-22 от 2-ХП-1939 г., стр. 271 и 272) и Б. Двинова — ‘На почве действительности’ (‘С.В.’ No 3 от 15-11-1940 г., стр. 29-34).

⁷⁶ ‘С.В.’ No 3 от 15-11-1940 г., стр. 39 и ‘Новый Мир’ No 1 от 20-111-1940 г., стр. 14-15.

⁷⁷ Всего вышло четыре выпуска ‘Нового Мира’, последний помечен 24 мая 1940 г. Насколько мне известно, средства на издание журнала, которыми Дан не располагал, он получил от С.С. Атрана, в предприятии которого служила Л.О. Дан (см. прим. 1 к док. 302). Атран вскоре разочаровался в системе взглядов Дана и перенес свои симпатии на ‘С.В.’.

⁷⁸ Пользуюсь случаем, чтобы воздать должное заслугам Еврейского Рабочего Комитета в Нью-Йорке в деле спасения деятелей социалистического движения в Европе в критические годы второй мировой войны. При поддержке Американской Федерации Труда, Еврейский Рабочий Комитет добился свидания с Рузвельтом и убедил его открыть двери Соединенных Штатов жертвам национал-социалистических преследований, которым удалось вырваться из занятой Германией Франции. Тот же Комитет поддерживал новопришельцев в Америке.

⁷⁹ ‘Новый Путь’ выходил с апреля 1941 г. по апрель 1947 г. Всего вышло 65 номеров. Под его заглавием значилось, что он издавался ‘коллективом имени Ю.О. Мартова’. Его направление пришлось ко двору лево-настроенным кругам американской интеллигенции и кое-кому в профессиональном движении. В этой связи уместно назвать имя Гильмана, к которому Дан обращался за помощью для своих начинаний.

⁸⁰ См. ‘Н.П.’ No 4 от 7-VI-1941 г., стр. 56.

⁸¹ См. док. 313 и 314 и ‘С.В.’ No 3-4 от 24-11-1942 г., стр. 56.

⁸² См. ‘С.В.’ за 1942 г.: No 2 от 24-1, стр. 32, No 3-4 от 24-П, стр. 56, No 11-12 от 30-VI, стр. 160, и за 1943 г.: No 13-14 от 8-VII, стр. 165-166, No 21-22 от 8-XI, стр. 256, а также ‘Н.П.’ за 1942 г.: No 14 от 3-1, стр. 192, No 15 от 8-П, стр. 208 и за 1943 г.: No 7 от 6-VI, стр. 438.

⁸³ Так, например, в случае расстрела Эрлиха и Альтера (см. ‘Н.П.’ No 4-5 от 4-IV-1943 г., стр. 393-396).

⁸⁴ См. ‘Н.П.’ No 12 от 12-ХП-1943 г., стр. 513-516 и ответ Абрамовича в ‘С.В.’ No 1-2 от 10-1-1944 г., стр. 9-13.

⁸⁵ Главный сотрудник Дана и бывший секретарь З.Д., А.А. Югов, после смерти Дана стал сотрудничать в канадской коммунистической печати (см., например, его статью в ‘Русском Голосе’ от 22-XII-1949 г. — ‘Сталин-организатор победы’). Уже в последние годы жизни Дана Югов обнаруживал поползновения, заставившие Дана насторожиться. В архиве Бунда в Нью-Йорке должно храниться письмо Дана-Югову, датированное, если я не ошибаюсь, 1946 г. (Л.О. Дан прочитала мне это письмо прежде, чем передать его в архив Бунда), в котором Дан отказал Югову в праве представлять его, Дана, течение в Европе, куда Югов собирался (но так и не собрался) перебраться из Соединенных Штатов. Другой наиболее видный сотрудник Дана, A.M. Шифрин (псевдонимы — Вернер и А. Михайлов), позволял себе заскоки, причинявшие Дану много неприятностей (см. док. 316 и док. 321).

⁸⁶ Ф. Дан — ‘Происхождение большевизма’, Нью-Йорк 1946, стр. 486.

⁸⁷ Дан — указ. соч. стр. 478. Оккупацию прибалтийских стран и насильственное присоединение Грузии Дан был склонен объяснять оборонительным характером советской внешней политики (там же стр. 473 и 481).

⁸⁸ О том, какие чувства вызывали в Дане его противники, говорит его отказ участвовать в банкете, организованном в честь Леона Блюма Еврейским Рабочим Комитетом (см. выше прим. 78), организацией, объединявшей еврейские с.-д. профессиональные союзы: ‘какое бы то ни было политическое соприкосновение с этими прислужниками капиталистической] к[онтр]-р[еволюции] для меня просто морально немыслимо’ (док. 335). К счастью, в своих публичных выступлениях он не допускал такой безвкусицы.

⁸⁹ Представление о редакторской работе Дана дают его письма Ивлеву (Левинсону), от публикации которых я должен отказаться за недостатком места. Вдова покойного Ивлева сохранила их и предоставила в мое распоряжение, за что я приношу ей искреннюю благодарность.

⁹⁰ См. док. 320.

⁹¹ См. док. 338.

Борис Сапир

Федор Ильич Дан (1871-1947)

Очерк политической биографии

Примечания

Читайте также: