Вениамин Дизраэли, лорд Биконсфильд, Дизраэли Бенджамин, Год: 1876 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 26 минут(ы)

ВЕНІАМИНЪ ДИЗРАЭЛИ,

ЛОРДЪ БИКОНСФИЛЬДЪ.

(Біографическій очеркъ.)

Въ послднее время на арен европейской политики, которую еще такъ недавно застилала грозная тнь ‘человка огня и меча’, первое мсто пытается занять совершенно иная фигура — ‘политическаго гаера’. Новый претендентъ на роль диктатора всей Европы, на подобіе Наполеона III и Бисмарка, — лордъ Биконсфильдъ составляетъ, по мткому выраженію одного англійскаго публициста {Political Portraits-London, 1873.}, ‘комическую загадку нашего времени.— до того несообразна его мизерная личность съ тлъ высокимъ положеніемъ, котораго онъ достигъ, являясь шутовскимъ элементомъ въ важной исторической эпох, подобно шуткамъ Фальстафа въ драмахъ Шекспира’. Если для англичанъ загадочна личность ихъ перваго министра, то тмъ непонятне она становится для иностранцевъ, которые, какъ недавно заявлялъ ‘Times’, невольно врятъ его словамъ и прислушиваются къ его оракульскимъ изрченіямъ. Въ самой же Англіи между лордомъ Биконсфильдомъ и ея народомъ заключено нчто врод массонскаго символическаго согласія, по которому онъ можетъ говорить сколько хочетъ, а народъ ему — врить на-сколько хочетъ.

Поэтому неудивительно, что русская публика со времени возбужденія восточнаго вопроса относилась къ лорду Виконсфильду съ какой-то смутной, безсознательной ненавистью, видя въ немъ только врага славянства и часто перенося свою ненависть отъ министра ко всему англійскому народу, который, въ сущности, несравненно рзче, чмъ мы, возстаетъ противъ позорной политики случайнаго руководителя его судебный. Эта неясность понятій отразилась на многихъ органахъ нашей печати, въ которыхъ имя лорда Биконсфильда стало въ послднее время самымъ избитымъ общимъ мстомъ, какой-то любимой темой ребяческихъ выходокъ и пустозвоннаго пафоса. Одни относились къ нему съ презрительнымъ высокомріемъ, писали къ нему юмористическія письма, издвались надъ его ‘новоиспеченнымъ’ титуломъ. называли ‘еврействующимъ лордомъ’, ‘современнымъ Шерлокомъ’, ‘лордомъ-идіотомъ’ и т. д., другіе брали трагическій тонъ, видли въ Дизраэли какую то демоническую силу, генія зла, трогательно разсказывали о молодыхъ англичанкахъ, со слезами взывавшихъ: ‘неужели въ Англіи не найдется Шарлоты Корде?’ — заклинали англійскій народъ ‘тотчасъ его низвергнуть, что, какъ извстно, для свободной Англіи ничего не стоитъ’. Конечно, вс эти школьническія и площадныя вы ходки были результатомъ крайняго невжества россійскихъ публицистовъ, происходили главнымъ образомъ отъ недостаточнаго знакомства съ внутреннею жизнью и политическими нравами современной Англіи, по ихъ отчасти объясняетъ дйствительно странное и съ перваго взгляда непонятное появленіе во глав великаго народа, вками привыкшаго къ политической свобод и представительнымъ учрежденіямъ, такого искателя приключеній, какъ ‘юркій Дизи’, непренсбрегающій никакими средствами для достиженія личныхъ цлей.

Чтобъ вполн уяснить себ нравственную характеристику и политическое значеніе лорда Биконсфильда, необходимо подробно разсмотрть его политическую дятельность, продолжающуюся боле пятидесяти лтъ, отъ перваго появленія его на политическомъ поприщ до болгарскихъ ужасовъ, принятыхъ имъ подъ свое покровительство и вызвавшихъ такой могучій взрывъ негодованія въ Англіи и во всемъ свт.

Мы воспользуемся для нашего очерка выходящей въ Лондон еженедльными выпусками обстоятельной и подробной біографіей ныншняго перваго министра Англіи подъ заглавіемъ: ‘Веніаминъ Дизраэли, графъ Биконсфильдъ, или сорокъ лтъ политической жизни отъ Браденгамъ-гауза въ Букингамшир до Болгаріи’ {Benjamin Disraeli, Earl of Beaconsfield, being forty years and upward of political life from Bradenham House. Buckinghamshire to Bulgaria.— London, 1876.}. Неизвстный авторъ, очевидно принадлежащій въ либеральной партіи, съ замчательнымъ искуствомъ собралъ для характеристики своего героя богатые матеріалы, имющіеся въ англійской пресс, начиная съ стенографическихъ отчетовъ парламентскихъ преній и политическихъ митинговъ, статей современныхъ журналовъ и газетъ, и кончая воспоминаніями очевидцевъ и собственными сочиненіями Дизраэли. Поэтому, читая вышедшіе до сихъ поръ семь выпусковъ, въ которыхъ жизнь Дизраэли доведена до вступленія его въ парламентъ въ 1837 году, мы слушаемъ не разсказъ боле или мене краснорчиваго автора, не мнніе одного лица объ исторической личности, а видимъ передъ собой, какъ-бы въ движущейся панорам, одно за другимъ вс событія, вс разнообразныя перипетіи въ жизни этого человка, необыкновенно подвижнаго, измнчиваго и способнаго служить всмъ партіямъ и направленіямъ, какое только окажется боле выгоднымъ. Онъ молился всмъ богамъ, и особенно тому, который лучше удовлетворялъ его мелкому личному эгоизму, этому единственному стимулу, руководившему всми его поступками и стремленіями. Біографія его вводитъ насъ, такъ-е казать, во внутренній міръ Дизраэли, обрисовывая его съ разныхъ сторонъ и во всхъ подробностяхъ, часто даже мелочныхъ, его политической, общественной и литературной дятельности. Она даетъ намъ богатый матеріалъ для того, чтобы составить врную и безпристрастную характеристику его, а съ тмъ вмст и правильное заключеніе о томъ, чего можно отъ него ждать или бояться.

Пользуясь этимъ богатымъ источникомъ, заключающимъ въ себ, между прочимъ, отрывки или извлеченія изъ главнйшихъ сочиненій и рчей, какъ самого Дизраэли, такъ и другихъ авторовъ или ораторовъ, говорившихъ о немъ, мы постараемся воспроизвести любопытную и, во всякомъ случа, замчательную личность ‘юркаго Дизи’. При этомъ, конечно, намъ придется обращаться и къ подлиннымъ книгамъ, статьямъ или документамъ, на которые ссылается его біографъ.

I.
Происхожденіе и воспитаніе.

Самъ Дизраэли въ очень характеристическихъ выраженіяхъ разсказалъ исторію своего семейства въ краткой біографіи отца. ‘Мой ддъ, говоритъ онъ, — сдлавшійся англійскимъ гражданиномъ въ 1 748 году, происходилъ отъ итальянской отрасли одной изъ еврейскихъ фамилій, которыя бжали изъ Испаніи въ конц XV вка отъ преслдованій инквизиціи и пошли пріютъ въ венеціянской республик. Его предки бросили свое испанское прозвище и, благодарные Богу Іакова, выведшему ихъ благополучно изъ страшныхъ испытаній и неслыханныхъ опасностей, приняли, съ цлью на-вки отличить свой родъ отъ всхъ другихъ, имя Дизраэли. никогда, ни прежде, ни посл, поносимое ни однимъ еврейскимъ семействомъ. Боле двухъ вковъ они процвтали и вели значительную торговлю подъ покровительствомъ республиканскаго правительства. Но во второй половин XVIII вка, когда Англія побдоносно вышла изъ своихъ религіозныхъ распрей и вполн обезпечила свободу совсти и свободу труда, мой праддъ устремилъ свои взоры туда: онъ ршился поселить своего меньшого сына Веніамина въ стран, гд царствующая династія окончательно утвердилась посл неудачной попытки принца Карла-Эдуарда и гд общественное мнніе открыто стояло за вротерпимость. Въ то время въ Англіи было немного еврейскихъ семействъ, но вс они принадлежали къ родамъ сефардимъ, то-есть были дти Израиля, никогда непокидавшіе береговъ Испаніи, пока Торквемада не заставилъ ихъ бросить богатыя помстья въ Арагоніи, Андалузіи и Португаліи и отыскивать въ болотахъ Голандіи и подъ туманнымъ небомъ Англіи нчто боле драгоцнное, чмъ благорастворенный воздухъ и блестящее солнце. Большая часть этихъ семействъ, которыя смотрли съ презрніемъ на евреевъ сверной Европы, изрдка пробиравшихся тогда въ Англію, теперь уже не существуетъ, а преслдуемые и презираемые ихъ соотечественники достигли такого богатства и значенія, о какихъ сефардимы никогда и не мечтали. Но въ то время, когда мой ддъ поселился въ Англіи, между прочими семействами, процвтавшими въ этой стран подъ покровительствомъ тогдашняго перваго министра Пеллама, находились Вилла-Реалы, знаменитйшій и богатйшій родъ въ Португаліи, вступившій впослдствіи въ родство съ англійской аристократіей, Медины, Лары, наши родственники, и Мендезы-де-Косты, кажется, существующіе до сихъ поръ’.

Дале Дизраэли описываетъ своего дда, какъ ‘человка умнаго, энергичнаго, твердаго и отличавшагося такимъ характеромъ, котораго не могли поколебать никакія разочарованія и неудачи’. Онъ нажилъ порядочное состояніе торговлей и, вроятно, сдлался-бы миліонеромъ, если-бы не оставилъ своихъ длъ ране эпохи крупныхъ займовъ во время революціонныхъ войнъ. Удалясь въ роскошный домикъ въ Энфильд, онъ провелъ спокойно остатокъ своихъ дней, ‘играя въ карты съ сэромъ Горасомъ Мэномъ, распвая итальянскія канцонеты и съ удовольствіемъ подая макароны, приготовляемыя венеціанскимъ консуломъ’. Онъ не отличался большой преданностью своей вр, а жена его, также еврейка, была прямо враждебна всему еврейскому, ‘Моя бабушка, говоритъ Дизраэли,— происходила изъ семейства, которое перенесло много преслдованій и питала ненависть къ своему народу, какъ чисто бываетъ съ самолюбивыми людьми, на которыхъ происхожденіе какъ-бы накладываетъ клеймо. Чувство негодованія, вмсто того, чтобъ сосредоточиться на гонителяхъ, переходитъ на несчастныхъ, невинныхъ жертвъ, и гонимые отворачиваются не отъ невжественной злобы сильныхъ міра сего, а отъ добросовстныхъ убжденій бдняковъ, своихъ собратовъ. Моя бабка была такъ оскорблена своимъ общественнымъ положеніемъ и такъ стыдилась своего имени, что до восьмидесяти лтъ никогда не улыбалась’.

Отецъ Дизраэли, Исаакъ, только религіознымъ равнодушіемъ походилъ на своихъ родителей. Въ другихъ-же отношеніяхъ онъ былъ прямой противоположностью предпріимчиваго негоціанта и велъ жизнь одинокую, мирную, кабинетную въ скромномъ лондонскомъ дом или въ арендуемомъ имъ помстьи Браденгамъ-гауз въ Букингамшир за любимыми книгами и литературными занятіями. Хотя онъ не занимаетъ въ ряду англійскихъ писателей особенно виднаго мста, но своими сочиненіями по исторіи и литератур, преимущественно извстнымъ трудомъ ‘Curiosities of Literature’ онъ въ свое время пріобрлъ большую популярность и былъ почетнымъ докторомъ оксфордскаго университета. Байронъ упоминаетъ, что ‘онъ перечитывалъ сочиненія занимательнаго и ученаго Дизраэли чаще произведеній какого бы то ни было другого англійскаго автора’. Относительно матери Дизраэли извстно только, что она была сестра Джошуи Базеви изъ Брайтона, также еврейскаго происхожденія.

О дтств будущаго перваго министра Англіи не сохранилось почти никакихъ свденій, такъ-что даже нельзя сказать положительно, когда и гд онъ родился. Вообще, на основаніи боле или мене вроятныхъ догадокъ, думаютъ, что онъ родился 21 декабря 1805 г., но Пичіото, авторъ недавно вышедшей любопытной книги ‘Очерки англо-еврейской исторіи’ {Sketches of Anglo-Juvisli History, by Piccioto. London, 1876.}, доказалъ, что Дизраэли родился годомъ ране. Точно также существуетъ споръ и о томъ, въ какомъ квартал Лондона онъ увидлъ впервые свтъ. Ріо гораздо важне другое обстоятельство, также доказанное книгой Пичіото, что Дизраэли, несмотря на отрицаніе всхъ предыдущихъ его біографовъ, былъ въ младенчеств принятъ въ лоно еврейства, съ соблюденіемъ всхъ установленныхъ правилъ, и только двнадцати лтъ, въ 1817 г., обращенъ въ христіанство. Какъ и въ силу какихъ побужденій онъ сдлался перекрестомъ, до сихъ поръ тоже неизвстно, одни утверждаютъ, что его крестилъ поэтъ Роджерсъ, а другіе, что жена, литератора Эллиса воспользовались отсутствіемъ отца Дизраэли и совершила въ приходской церкви обрядъ крещенія надъ умнымъ, подававшимъ большія надежды мальчикомъ. Конечно, было-бы очень пикантно, если-бъ ныншній защитникъ англиканской церкви дйствительно принялъ крещеніе только благодаря капризу Роджерса, который считался самымъ развратнымъ человкомъ своего времени, но, во всякомъ случа, фактъ его обращенія въ христіанство только на тринадцатомъ году вполн доказанъ его недавно напечатаннымъ метрическимъ свидтельствомъ. Что-же касается его отца, онъ оставался членомъ еврейской конгрегаціи до 1821 года, когда прекратилъ всякія сношенія съ синагогою, оскорбившись за свое избраніе въ старосты, онъ, впрочемъ, возставалъ противъ еврейской церкви боле по эстетическимъ, чмъ по религіознымъ антипатіямъ.

Такимъ образомъ, Дизраэли провелъ свое дтство въ узкомъ, замкнутомъ кружк еврейской семьи, и это отчужденіе отъ англійскаго общества, въ которомъ ему было суждено играть такую видную роль, имло большое вліяніе на его характеръ. Этимъ обстоятельствомъ можно объяснить многое въ его политической дятельности, а главное, тотъ странный фактъ, что, принимая во всю спою жизнь постоянное участіе въ англійскихъ общественныхъ длахъ, онъ всегда оставался вн англійскаго общества и чуждымъ англійскихъ интересовъ, служившихъ ему только орудіемъ для личныхъ цлей. Дальнйшее его воспитаніе, какъ и вообще первые годы его жизни, представляются спорнымъ вопросомъ и достоврно только то, что онъ не былъ ни въ одной большой общественной школ, а учился въ какомъ-то частномъ пансіон, въ то-же время запинаясь съ отцомъ. Такимъ образомъ, самое воспитаніе вн общественной школы, гд образуются первыя знакомства и сближенія между англичанами, изолировало Дизраэли. Онъ не имлъ ни товарищей, ни друзей.

Когда-же онъ вступилъ въ самую жизнь, полный надеждъ и жажды дятельности, онъ уже былъ взрослымъ юношей, судьба, какъ нарочно, натолкнула его на такой кружокъ, хуже котораго трудно себ что-нибудь вообразить для впечатлительной молодой натуры. Очень рано онъ занялъ мсто въ контор одного лондонскаго стряпчаго, такъ-какъ отецъ готовилъ ему выгодную административную должность, но эти сухія занятія не пришлись ему но вкусу и онъ предпочелъ послдовать примру отца и посвятить себя литератур. Восемнадцати лтъ онъ уже былъ сотрудникомъ консервативной газеты ‘Representative’, и, вернувшись изъ путешествія по Германіи, получилъ доступъ въ свтское лондонское общество, благодаря литературнымъ связямъ его отца. Въ то время во глав лондонскаго свта стояли: извстная леди Блесингтонъ и мужъ ея падчерицы, еще боле знаменитый графъ д’Орсэ, вокругъ этихъ блестящихъ искателей приключеній толпились такіе-же, какъ и они, игроки, ставившіе все на карту, богатые только талантами, надеждами и долгами. Въ этотъ-то веселый, по подозрительный кружокъ попалъ молодой Дизраэли и вскор сдлался однимъ изъ его постоянныхъ постителей. Въ салон леди Блесингтонъ онъ встрчался съ такими людьми, какъ его будущій покровитель лордъ Лиидгур сіъ, поэта-лизоблюдъ Роджерсъ, Наполеонъ III, тогда еще неизвстный мрачный мечтатель и азартный игрокъ, Морни, который еще воспвалъ любовь и красоту, игралъ на гитар и, вроятно, не подозрвалъ въ себ способности къ совершенію государственнаго переворота и къ хладнокровной бойн.

Но каковъ былъ или какимъ казался самъ Дизраэли среди подобнаго общества? ‘Онъ былъ вылощеннымъ франтомъ, говоритъ одинъ изъ его строгихъ критиковъ, Джефресовъ, — тогда фатовство доходило до самыхъ безобразныхъ крайностей, но Дизраэли перещеголялъ въ этомъ отношеніи всхъ. До сихъ поръ свтскія старухи вспоминаютъ съ удовольствіемъ первое появленіе въ гостиныхъ молодого Дизраэли съ его черными, какъ смоль, кудрями, блестящими глазами, изнженными манерами, сладкимъ голосомъ, съ его чернымъ бархатнымъ сюртукомъ, подбитымъ блымъ атласомъ, съ кружевными манжетами, безконечными цпочками, громадными перстнями, невозможными палками съ золотыми наболдашниками, разноцвтными вышитыми жилетами и т. д. Одинъ изъ постоянныхъ постителей салона леди Блесингтонъ, Виллисъ, говоритъ о Дизраэли, какъ о замчательномъ красавц, лицо котораго было однимъ изъ самыхъ поразительныхъ, когда-либо имъ виднныхъ, ‘онъ романтично-блденъ, и если-бъ не его энергія и громкій голосъ, онъ казался-бы чахоточнымъ, а его черные глаза и подвижной ротъ отличаются насмшливымъ выраженіемъ Мефистофеля’. ‘И не будучи пророкомъ, замчаетъ біографъ леди Блесингтонъ, Мадденъ,— тогда уже можно было предсказать Дизраэли блестящій успхъ въ общественной жизни. Хотя онъ обыкновенно былъ молчаливъ, но стоило толь ко заговорить объ интересномъ предмет, какъ онъ приходилъ въ восторженное состояніе и рчь его лилась неудержимымъ потокомъ. Нельзя себ представить ничего зле его сарказмовъ, остроумне его отвтовъ’.

Но довольно о вншней сторон молодого друга леди Блесингтонъ и графа д’Орсэ, посмотримъ на его внутреннее, душевное состояніе. Въ чемъ заключались его идеи, стремленія и надежды? Въ этомъ отношеніи намъ нечего прибгать къ свидтельству современниковъ, такъ-какъ Дизраэли самъ потрудился нарисовать намъ свой портретъ въ натуральную величину.

Въ 1826 г. появился въ свтъ его первый романъ ‘Вивіанъ Грей’. До сихъ поръ еще окончательно не разршенъ споръ, дйствительно-ли двадцати-двухъ-лтній Дизраэли изобразилъ себя въ Вивіап Гре. Самъ онъ и его друзья возстаютъ противъ такого толкованія и сожалютъ, что преждевременный плодъ его фантазіи не былъ преданъ уничтоженію. Поэтому ясно, что авторъ не гордится своимъ произведеніемъ. Но отчего? Не оттого-ли, что онъ стыдится проповдуемыхъ въ немъ принциповъ и того свта, который этотъ романъ бросаетъ на всю его послдующую дятельность? Мы могли-бы признать а priori Вивіана Грея портретомъ во весь ростъ самого Дизраэли на томъ только основаніи, что обыкновенно герои романа, написаннаго молодымъ человкомъ, служитъ боле или мене врнымъ отраженіемъ его, но, въ данномъ случа, безспорные факты вполн доказываютъ, что первый герой Дизраэли былъ онъ самъ. Поэтому, мы познакомимъ читателей съ этимъ курьезнымъ романомъ, служащимъ полной и откровенной програмой послдующей дятельности лорда Биконсфильда.

II.
Програма политической дятельности.

Вивіанъ Грей, для исторіи котораго выбранъ знаменательный эпиграфъ: ‘Міръ для меня устрица, которую я вскрою мечомъ’, былъ сынъ извстнаго литератора и въ раннемъ дтств подавалъ большія надежды. Поступивъ въ школу, онъ ‘въ нсколько дней сдлался самымъ популярнымъ ученикомъ,— такой онъ былъ блестящій, ловкій и на все способный юноша’. Вообще онъ въ школ, какъ и во всей послдующей жизни, былъ всегда выше окружающихъ его. ‘Несмотря на то, что онъ въ классическомъ знаніи отставалъ отъ своихъ сверстниковъ, во всемъ другомъ онъ неизмримо превосходилъ ихъ’.

Конечно, Вивіанъ вскор сдлался вожакомъ всей школы, но какъ пользовался онъ своею властью? Репетиторы или туторы въ англійскихъ школахъ часто бываютъ джентльмены по происхожденію и воспитанію, но нашъ гордый герой внушалъ своимъ товарищамъ, что ‘репетиторы были чмъ то врод старшихъ слугъ, съ которыми джентльмены должны обращаться, конечно, учтиво, какъ со всми слугами, по ученикъ, вступившій добровольно въ разговоръ съ репетиторомъ, долженъ быть подвергнутъ всей школой немедленной экзекуціи’. Когда-же эта пропаганда принесла свои плоды и школьное начальство приняло репресивныя мры, то Вивіана сильно оскорбило, что товарищи не поддержали его, а неблагодарные даже вторили обвиненію начальства, говоря, что онъ заразилъ всю школу, Одъ внезапно перешелъ въ противоположный лагерь, сдлался задушевнымъ другомъ одного изъ репетиторовъ и сталъ подучивать его на всевозможныя преслдованія учениковъ. Нсколько времени въ школ царила самая нестерпимая тиранія, никто изъ учениковъ не могъ сдлать ни шагу, чтобъ не подвергнуться тяжелому взысканію. Очевидно было, что всмъ руководилъ человкъ, близко знакомый съ школьной жизнію, и имя измнника Грея стало съ ужасомъ повторяться его товарищами. Наконецъ, терпніе лопнуло и составился заговоръ противъ Грея и его друга, репетитора. Въ назначенный день и часъ двери аудиторіи были заставлены барикадами и разъяренная толпа мальчишекъ бросилась на Грея съ криками: ‘измнникъ, шпіонъ, мерзавецъ!’ Онъ вскочилъ на столъ и, выхвативъ изъ кармана пистолетъ, сказалъ съ спокойной улыбкой: ‘я выстрлю въ перваго, который ко мн подойдетъ, но я не мшаю вамъ отомстить этой собак и желалъ-бы еще удесятерить его пытку’. И онъ весело смялся, дока несчастный репетиторъ кричалъ отъ боли при грубой расправ учениковъ. Слдствіемъ этой двойной измны было изгнаніе Грея изъ школы.

Посл этой неудачной попытки общественнаго воспитанія, юноша два съ половиной года занимался дома классиками, приготовляясь къ оксфордскому университету. Но въ университетъ онъ не поступилъ.

‘Въ Англіи, говоритъ авторъ, — личное достоинство составляетъ единственную ступеньку, по которой можно шагнуть въ высшее общество, все равно, на чемъ-бы ни основывалось это достоинство: на рожденіи, богатств или талант, но безспорно, что человкъ можетъ проложить себ путь въ этотъ заколдованный кругъ лишь обладая миліонами, аристократической кровью или геніемъ. Благодаря своей литературной извстности, отецъ Вивіана пользовался уваженіемъ сильныхъ міра сего и въ его дом юноша вкусилъ слишкомъ рано опасныя прелести свтской жизни. Такъ-какъ онъ, въ противоположность всмъ своимъ сверстникамъ, отличался совершеннымъ отсутствіемъ скромности или застнчивости, то ему очень поправилась эта блестящая, очаровательная, полная самаго тонкаго и изящнаго разврата жизнь, и красивый, граціозный, умный девятнадцати-лтній юноша подался легко всмъ соблазнамъ, ожидавшимъ его въ модныхъ будуарахъ аристократическихъ дамъ. Съ другой стороны, прочитавъ громадное количество историческихъ сочиненій, онъ наткнулся на изученіе политики, которая, подъ вліяніемъ окружающей его атмосферы, шевельнула въ немъ инстинкты честолюбія. Теперь все было ему ясно! Непонятныя стремленія его души вполн объяснились. Великая цль для усилій его могущественнаго ума была найдена. Онъ ходилъ взадъ и впередъ по своей комнат въ лихорадочномъ волненіи и мечталъ о немедленномъ вступленіи въ парламентъ. Время приближалось къ отъзду въ Оксфордъ, но этотъ юноша, мечтавшій объ университет и солидномъ образованіи, чувствовалъ желанія и стремленія уже взрослаго человка. Онъ уже умлъ читать въ человческомъ сердц и сознавалъ, что его голосъ созданъ для предводительства людьми. Мысль объ Оксфорд была оскорбительна для подобнаго человка’.

Но какъ было достичь великихъ цлей самолюбивому юнош? ‘Какая карьера мн открыта? разсуждалъ онъ самъ съ собою, — адвокатура? Фуй, до сорока лтъ надо заниматься скучными длами и отводить душу глупыми шутками, а потомъ, на старости лтъ, въ случа блестящаго успха — палата лордовъ и подагра. Но для того, чтобъ сдлаться великимъ адвокатомъ, необходимо быть великимъ юристомъ, а для этого надо отказаться отъ мысли быть великимъ человкомъ. Военная служба во время войны годна только для сорви-головы (именно для такихъ, какъ я), но въ мирное время въ ней мсто только людямъ ограниченнымъ. Церковь — учрежденіе боле раціональное. Я желалъ-бы, конечно, сыграть роль Вульзея, но тысяча шансовъ противъ меня, а я чувствую, что не могу поставить своей судьбы на карту при такомъ риск. Будь я сынъ аристократа или миліонера, моя судьба была-бы обезпечена. Проклятая судьба! недостатокъ груды глупаго золота или нсколькихъ капель какой-нибудь аристократической крови мшаетъ мн достичь славы и величія. Отчего было столько государственныхъ людей, никогда неповелвавшихъ народами, и полководцевъ, никогда пеодерживавшихъ побдъ? Отчего знаменитые философы умирали на чердакахъ? Отчего славнымъ поэтамъ внимало только горное эхо? Вроятно, потому, что эти люди думали только о себ, постоянно развивали свой собственный умъ и изучали свою собственную великую душу, но забывали изучать другихъ или отворачивались съ презрніемъ отъ подобнаго изслдованія. Да! мы должны смшаться съ толпою, со стадомъ, мы должны войти въ ихъ чувства, потакать ихъ слабостямъ, сочувствовать горю, котораго мы не понимаемъ, и раздлять радость или веселье дураковъ. Да! чтобъ повелвать сволочью, мы должны быть сами такою-же сволочью, желая доказать міру, что мы сильны, мы должны быть слабы, желая доказать, что мы великаны, мы должны быть карликами. Нашъ умъ долженъ быть скрытъ подъ глупостью и наше постоянство — подъ легкомысленной измнчивостью. Меня часто поражали древнія басни о посщеніяхъ міра Юпитеромъ. Въ своихъ разнообразныхъ приключеніяхъ онъ никогда не сохранялъ своего величія громовержца, а принималъ видъ простого смертнаго, поселянина, пастуха и часто даже животнаго. Въ этихъ фантастическихъ преданіяхъ чувствуется великій смыслъ. Я понимаю значеніе посщеній земли Юпитеромъ. Чтобъ управлять человчествомъ, даже громовержецъ принималъ образъ человка или животнаго, чтобъ чувствовать, какъ они, и дйствовать, какъ-бы побуждаемый ихъ низкими страстями. Итакъ, моя цль, моя игра — человчество. Быть можетъ, въ эту самую минуту многіе могущественные аристократы нуждаются лишь въ ум, чтобъ сдлаться министрами, а въ чемъ нуждается Вивіанъ Грей для достиженія того-же? Въ вліяніи этихъ аристократовъ. Но готовъ-ли я для борьбы, если-бъ судьб было угодно столкнуть меня съ сильнымъ міра сего? Взгляну я въ глубину моего сердца. Оно не дрогнетъ. Щеки мои не поблднютъ. Умъ мой можетъ придумать самыя хитрыя комбинаціи и я искусно владю лучшимъ музыкальнымъ инструментомъ — человческимъ голосомъ, для того, чтобъ возбудить любовь другихъ къ этимъ комбинаціямъ. Нужно еще только одно — наглость. Но разв Вивіанъ Грей передъ чмъ-нибудь спасуетъ? И онъ разсмялся съ презрительной горечью’.

Вскор посл этого Вивіанъ Грей, дйствительно, сталкивается съ сильнымъ міра сего и пробуетъ на немъ свое искуство, Маркизъ Карабасъ (такъ звали этого сильнаго міра) одназцы обдалъ у старика Грея въ многочисленномъ обществ. Посл обда ‘маркизъ началъ говорить и политик, онъ былъ совершенно не правъ въ своихъ выводахъ и находившіеся въ числ гостей членъ парламента и ученый професоръ побдоносно опровергали вс его аргументы. Онъ возражалъ, впадалъ въ новыя противорчія и чувствовалъ, чти совершенно разбитъ, какъ вдругъ, на другомъ конц стола, послышался голосъ молодого человка, до тхъ поръ молчавшаго, но, судя по его первымъ словамъ, не отъ недостатка самоувренности. ‘По моему мннію, сказалъ Вивіанъ Грей,— слова милорда не такъ поняты’. Глаза маркиза заблестли, а Вивіанъ Грей продолжалъ очень хладнокровно. Онъ разобралъ вс выраженія маркиза, придалъ другое толкованіе многимъ словамъ, извратилъ одну или дв фразы и, наконецъ, привелъ длинный отрывокъ изъ Болингброка въ доказательство того, что мнніе маркиза Карабаса было самое разумное, основательное и убдительное, которое когда-либо произносилъ смертный’.

Отрывокъ изъ Болингброка былъ, конечно, сочиненъ неожиданнымъ защитникомъ маркиза, потому что ‘Вивіанъ Грей поставилъ себ за правило никогда не говорить, что то или другое мнніе принадлежитъ ему, а, напротивъ, всегда приписывалъ его какой-нибудь знаменитости, и потому славился необыкновенной памятью, и неудивительно, такъ-какъ не было ни одного пренія, въ которомъ онъ не одержи валъ-бы побды, благодаря ссылкамъ на великіе авторитеты. ‘Я именно это хотлъ сказать’, повторялъ нсколько разъ маркизъ, а его изумленные противники сложила оружіе. Вивіанъ вполн воспользовался своимъ успхомъ и послдовалъ за маркизомъ въ гостиную, гд вступилъ съ нимъ въ продолжительную бесду. Маркизъ долженъ былъ сознаться, что онъ до сихъ поръ не встрчалъ такого пріятнаго собесдника. Вивіанъ краснорчиво разсуждалъ о новомъ венеціанскомъ ликер, сообщалъ секретъ о приготовленіи глинтъ-вейна изъ мозельскаго вина, о чемъ маркизъ никогда не слыхивалъ (да и кто слышалъ?), пересыпалъ свою рчь скандальными анекдотами, необидными замчаніями о различныхъ личностяхъ и ловко приведенными комплиментами, ссылался на слова самого маркиза и такъ искусно велъ бесду, что веселымъ, забавнымъ, остроумнымъ и блестящимъ собесдникомъ, знавшимъ все: и политику, и свтскіе скандалы, и гастрономію, былъ не Вивіанъ Грей, я самъ маркизъ Карабахъ.

‘Ну, мн пора хать, сказалъ, наконецъ, маркизъ, совершенно очарованный молодымъ человкомъ,— я давно уже не былъ въ такомъ удар. Я, право, кажется, былъ забавенъ, ха, ха. ха! Но вы, молодые люди, такіе, право, серьезные! Прощайте, м-ръ Вивіанъ Грей, не забудьте своего общанія захать ко мн и привезите рецептъ новаго пунша’. Молодой человкъ поспшилъ заявить, что непремнно исполнить желаніе милорда, а про себя подумалъ: ‘надо прежде сочинить этотъ рецептъ, но все равно, все равно:

Chapeau bas chapeau bas,

Gloire au marquis de Carabas’.

Вивіанъ Грей ршился извлечь наибольшую для себя пользу изъ этого случайнаго знакомства и черезъ нсколько дней отправился съ визитомъ къ маркизу. Мало-по-малу самыми льстивыми комплиментами и ловкими увреніями, что только отъ маркиза зависитъ сдлаться первымъ министромъ, онъ подстрекаетъ его составить изъ удаленныхъ отъ власти и, слдовательно, недовольныхъ своимъ положеніемъ аристократовъ новую политическую, карабаскую партію. Естественно, что самолюбивый маркизъ, давно удаленный отъ длъ, приходитъ въ восторгъ отъ своего юнаго друга и совтника и рекомендуетъ его всмъ своимъ знакомымъ, какъ самаго удивительнаго, умнаго и поразительно-образованнаго человка, когда-либо видннаго въ Англіи.

‘Но, прибавляетъ отъ себя авторъ,— не слдуетъ полагать, чтобы Вивіанъ былъ для всхъ такимъ пріятнымъ и очаровательнымъ, какъ для маркиза Карабаса. Многіе жаловались на его холодность, молчаливость, гордость и готовность поднять всхъ на смхъ. Но, въ сущности, Вивіанъ часто спрашивалъ себя: ‘кто будетъ завтра моимъ врагомъ?’ Онъ слишкомъ хорошо зналъ человческую натуру, чтобъ не понимать, на какую удочку ловятся дураки и какъ опасна ненужная, излишняя интимность. Улыбка для друга и презрительная шутка для всхъ остальныхъ — лучшее средство повелвать міромъ, и эта истина была лозунгомъ всей жизни Вивіана Грея’.

Получивъ приглашеніе въ Chteau Desir, великолпный замокъ маркиза Кирабаса ловкій юноша примнилъ свое необыкновенное лскуство увлекать собою ко всмъ членамъ семейства маркиза. Успхъ былъ быстрый и несомннный. ‘Онъ ласкалъ пуделя маркиза, цитировалъ нмецкихъ поэтовъ жен брата маркиза, м-съ Феликсъ Лорэнъ, училъ самого маркиза сть пудингъ съ ликеромъ кюрасо, разсказывалъ любопытные анекдоты хозяину, скандальные каламбуры хозяйк и чувствительныя исторіи ихъ невстк. Первая недля въ замк прошла для него очень пріятно. По утрамъ Вивіанъ занимался съ маркизомъ подробной выработкой всхъ принциповъ новой политической системы, взвшивалъ вс ‘за и противъ’, оцнивалъ пользу того или другого союзника и основательно обсуждалъ, какой взглядъ слдовало выработать покой партіи на важнйшіе политическіе вопросы. О, политика, великое искуство фокусовъ! Все это дло казалось обоимъ его творцамъ совершенно легкимъ, простымъ, потому что однимъ изъ главныхъ руководящихъ принциповъ Вивіана была увренность, что нтъ на свт ничего невозможнаго. Конечно, нкоторые претерпвали неудачу въ жизни и вообще большинство людей длало мало хорошаго, но все это можно было объяснить недостаткомъ физической и умственной смлости. Одни составляли смлые, великіе планы, но въ минуту борьбы оказывались трусами, а другіе, храбро стоявшіе подъ самымъ убійственнымъ огнемъ, не знали военной тактики и погибали, какъ храбрые, невжественные индйцы въ неравной борьб съ цивилизованными европейцами. Вивіанъ Грей чувствовалъ, что былъ на свт, по крайней мр, одинъ человкъ, столь-же смлый физически, какъ и умственно, и потому былъ совершенно убжденъ, что его послдующая жизнь должна быть успшной и блестящей. Неудивительно, что онъ такъ слпо доврялъ практичности своей теоріи, когда онъ теперь находился въ дружескомъ, таинственномъ заговор съ могущественнымъ вельможей и обсуждалъ съ нимъ самые важные государственные интересы, а въ это самое время его сверстники зубрили латынь на школьной скамь’.

Вскор въ замк собралось значительное, избранное общество и Вивіанъ въ короткое время снискалъ общее расположеніе. Трудно было-бы сказать, кто изъ членовъ многочисленнаго семейства виконта Куртауна относился къ молодому человку съ большей любовью. ‘Съ самимъ виконтомъ Вивіанъ здилъ верхомъ. съ его женою катался въ кабріолет и разсуждалъ о лучшей систем мундштуковъ, такъ-какъ миледи была любительницей спорта, съ старшей дочерью онъ рисовалъ, съ средней бесдовалъ о романическихъ предметахъ, а съ меньшой бгалъ взапуски. Гораздо трудне было побдить сэра Бердмора Скропа, чрезвычайно умнаго и вліятельнаго провинціальнаго джентльмена, но, несмотря на его неподатливость. Вивіанъ нашелъ его слабое мсто: баронетъ находился подъ башмакомъ своей жены и. ухаживая за нею, юноша забралъ себ въ руки мужа. Было еще одно семейство, лорда Биконсфильда, къ которому также Вивіанъ съумлъ поддлаться, общавъ глав его, любителю медалей, рдкій, единственный въ свт экземпляръ, а жен его автографы знаменитйшихъ современниковъ, что составляло ея слабость. У этой аристократической четы было трое сыновей, но Вивіанъ поставилъ себ за правило никогда не обращать вниманія на юношей, обыкновенно имющихъ очень мало вліянія въ семейств и считающихъ за обязанность быть очень непріятными въ обществ. Поэтому онъ всегда говорилъ, что умный человкъ пренебрегаетъ сыновьями, по горе тому, кто не обращаетъ должнаго вниманія на дочерей’.

Однакожь, какъ-бы ни были циничны молодые люди во всхъ другихъ отношеніяхъ, по общепринятому мннію, любовь всегда сводитъ ихъ съума. Не таковъ былъ удивительный юноша, герой Дизраэли. ‘Вивіанъ Грей, говоритъ онъ,— несмотря на всю свжесть своихъ чувствъ, не принадлежалъ къ людямъ, легко отдающимъ свое сердце. Онъ смотрлъ на бракъ, какъ на извстный фарсъ, въ которомъ рано или поздно онъ долженъ былъ играть роль за хорошее вознагражденіе, и если-бъ свадьба могла помочь ему достигнуть великой цли его жизни, онъ немедленно женился-бы на самомъ отвратительномъ урод. Но онъ всего боле боялся молодой, прелестной жены, ибо ему было положительно непонятно, какъ государственный человкъ, имя очаровательную жену, могъ исполнять свои общественныя обязанности и достигать могущества’.

На торжественномъ обд въ замк Вивіанъ Грей велъ себя самымъ удивительнымъ, блестящимъ образомъ. Онъ вошелъ въ залу, гд уже сидло около пятисотъ гостей, позже всхъ, подъ предлогомъ случайно продлившейся прогулки. Въ конц одного изъ столовъ было нсколько свободныхъ мстъ, ‘по счастью для него’, какъ выразился одинъ изъ добродушныхъ сквайровъ, но, ко всеобщему удивленію, смлый юноша прошелъ къ центральному столу и занялъ одно изъ лучшихъ мстъ, причемъ дамы и мужчины наперерывъ раздвигались, чтобъ имть счастье сидть рядомъ съ такимъ пріятнымъ собесдникомъ. Дйствительно, удивительный юноша плнялъ всхъ своимъ блестящимъ разговоромъ, прикасаясь губами къ стакану рейнскаго вина, онъ глубокомысленно замчалъ: ‘славное вино, но, конечно, не изъ любимой лозы князя Метерпиха. Я вамъ, господа, скажу знаменитый секретъ, который прошу никогда не забывать: разливайте въ графины іогаиисбергъ и замораживайте мараскинъ’.

Между гостями находился извстный стряпчій и членъ парламента, м-ръ Стэпльтонъ Тодъ, Вивіанъ очаровалъ его своими разспросами о парламентскихъ выборахъ и хлбныхъ законахъ. Онъ вполн соглашался съ мнніями знаменитаго политическаго дятеля, изучивъ его блестящую, вполн убдительную брошюру о хлбныхъ законахъ, которая ‘возбудила чрезвычайное негодованіе членовъ политико-экономическаго клуба, по доставила ему расположеніе всхъ провинціяльныхъ сквайровъ и обезпечила избраніе въ парламентъ брата его покровителя, лорда Монтенея’. Но все-же Вивіанъ не могъ согласиться съ нкоторыми его взглядами и просилъ объясненія. ‘Я удивляюсь, сэръ, какъ вы не можете понять… началъ Тодъ.— ‘Подождите, м-ръ Тодъ, перебилъ его Вивіанъ, — я ошибался насчетъ настоящаго смысла вашихъ словъ, вы правы, во всемъ правы. Не даромъ покойный маркизъ Альмуксъ говаривалъ за столомъ моего покойнаго отца, что м-ръ Стэпльтонъ Тодъ самый здравый умъ во всей Англіи’.

Другой изъ гостей маркиза, ученый экономистъ, м-ръ Снэкъ, оказался не столь податливымъ на заискивающую лесть Вивіана и, несмотря на вс его усилія, нанесъ полное пораженіе защитникамъ хлбныхъ законовъ въ лиц нсколькихъ провинціальныхъ сквайровъ и вліятельнаго сэра Христофора Мобрея, который впродолженіи полустолтія безмолвно поддерживалъ въ парламент конституцію и хлбные законы, протестуя противъ всхъ нововведеній цивилизованнаго вка и называя экономистовъ французскими контрабандистами. Но и тутъ герой Дизраэли нашелъ возможность выйти въ-конц-концовъ побдителемъ. Онъ прямо обратился къ маркизу съ краснорчивою рчью: ‘Любезный милордъ, извините, что я васъ безпокою, по великіе люди должны платиться за свое величіе. Ваше присутствіе требуется представителями половины графства. Какъ могли вы допустить въ свой замокъ политико-экономиста? Три баронета и, по крайней мр, четыре сквайра приведены въ ужасъ пыткой, которой ихъ подвергаетъ м-ръ Снэкъ. Они прислали меня къ вамъ въ качеств чрезвычайнаго посла, просить вашего содйствія, а то они будутъ позорно разбиты въ присутствіи своихъ многочисленныхъ арендаторовъ. Дйствительно, милордъ, было-бы очень желательно, чтобы вы вмшались. Этотъ ученый дуракъ не знаетъ мры и оскорбляетъ въ лицо людей, передъ которыми въ сущности онъ не долженъ-бы открывать рта’.

Во глав всего знатнаго общества въ Chteau Dsir находилась м-съ Милліонъ, которая, благодаря своему, хотя и плебейскому богатству, по словамъ ‘Готскаго альманаха’, ‘шла впереди эрцгерцогинь, герцогинь, привнесъ, ландграфинь, маркграфинь и т. д. Конечно, Вивіанъ обратилъ на нее особенное вниманіе и сосредоточилъ на ней вс свои чары. ‘Не праг, да-ли. какое великолпное зрлище представляетъ сегодня замокъ? сказалъ онъ:— такую сцену можно видть только въ жилищахъ старинныхъ семействъ.’ — ‘Да, нтъ ничего лучше, какъ старинная кровь» воскликнула м-съ Милліонъ съ принужденной улыбкой выскочки.— ‘Вы думаете? продолжалъ Вивіанъ, — я также раздлялъ это мнніе, но въ послднее время, признаюсь, я совершенно измнилъ свои убжденія. Въ самомъ дл, что такое благородная кровь? Передо мною цлая толпа аристократовъ и, однакожь, мы обращаемся съ ними точно такъ-же, какъ обращались-бы съ лицами низкаго происхожденія, если бъ они представляли такъ-же мало интереса. Человкъ не потому цлится равными ему людьми, что онъ маркизъ или герцогъ, а потому, что онъ великій воинъ или государственный человкъ, стоитъ во глав моднаго свта или замчателенъ своимъ умомъ’.— ‘Я совершенно съ вами согласна, отвчала м-съ Милліонъ, — по скажите, какое положеніе въ свт вы желали-бы занимать, если-бъ это зависло отъ васъ?’ — ‘Это вопросъ чисто-метафизическій, но, какъ вс молодые люди, я иногда мечталъ о томъ, что дйствительно составляетъ полное человческое счастье. Вы, можетъ быть, удивитесь, когда я вамъ скажу, что я видлъ счастіе не въ томъ, чтобы родиться аристократомъ или достичь знатнаго титула, не въ томъ, чтобы сдлаться государственнымъ человкомъ, полководцемъ, поэтомъ или негоціантомъ, ни даже свтскимъ франтомъ. Я желалъ-бы, во-первыхъ, родиться въ среднемъ сословіи или даже въ низшемъ, чтобы не имть наслдственныхъ предразсудковъ или страстей и развить свой умъ совершенно безпристрастно, вн всякаго тета семейныхъ преданій. Во-вторыхъ, я желалъ-бы сдлаться обладателемъ миліоннаго состоянія’.— ‘Да!’ воскликнула м-съ Милліонъ съ жаромъ.— ‘И я желалъ-бы, чтобъ это состояніе я получилъ такъ, чтобы вс мои умственныя и нравственныя силы оставались вполн независимыми, а это невозможно въ томъ случа, когда я нажилъ-бы деньги торговлей или другимъ трудомъ или унаслдовалъ бы ихъ отъ отца герцога. Свободный отъ всякихъ предразсудковъ и миліонеръ, я воздйствовалъ-бы на весь міръ своимъ богатствомъ, такъ-какъ зналъ-ба близко чувства, наклонности и желанія большинства людей, съ которыми я составлялъ-бы одно общее. Тогда мое положеніе было-бы по-истин королевское, поддерживаемый любовью и уваженіемъ этого большинства, я смялся-бы надъ осужденіемъ дураковъ и бранью завистниковъ’.

Въ эту минуту къ м-съ Милліонъ подошелъ маркизъ и увелъ ее въ залу слушать пніе, но она думала про себя, ‘Я оставляю здсь боле сладкую музыку. Какая чарующая сила въ словахъ этого молодого человка! И, однакожь, это не лесть приживалокъ, не комплименты свтскихъ франтовъ. Конечно, юный философъ выражалъ свое мнніе о теоретическомъ, отвлеченномъ вопрос, но я какъ-будто слушала блестящую защиту своего положенія въ свт. Я знаю, что это прославленіе случайное, ненамренное, и потому оно пріятно!’ Съ своей стороны, удивительный герой Дизраэли думалъ: ‘Честное слово, не лучше-лимн бросить мой зародышъ политической партіи и поступить въ ея блестящую свиту? Чмъ могъ-бы я быть? Секретаремъ, наперсникомъ, докторомъ, поваромъ или пажемъ? Я думаю, что могъ-бы отлично сыграть роль красиваго пажа и подавать золоченый кубокъ граціозне любой обезьяны, преклонявшей колни въ уборной красавицы. Во всякомъ случа, надо приберечь эту барыню на крайній случай, какъ игрокъ приберегаетъ до конца послдняго козыря’.

Посл многочисленныхъ, частыхъ разговоровъ Вивіана и маркиза съ будущими членами карабаской партіи, было ршено, что главные заговорщики сойдутся за дружескимъ обдомъ, походившимъ на министерскій, въ кабинет хозяина замка. Собраніе это было самое избранное: именно два лорда: Картаунъ и Биконсфильдъ, сэръ Бердморъ, Вивіанъ Грей и маркизъ. Послдній за десертомъ произнесъ торжественную рчь о цли предполагавшагося союза. ‘Въ настоящее время, говорилъ онъ,— существуетъ мало различія между обими сторонами палаты общинъ. Естественно рождается вопросъ, отчего шайка людей, невыражающихъ никакихъ опредленныхъ мнній, забрала въ свои руки власть? Второй вопросъ — какимъ образомъ эти безгласные достигли успха? Очевидно, они обязаны своимъ торжествомъ тому, что партія, давшая имъ власть въ надежд, что они будутъ поддерживать извстные принципы, продолжаетъ оказывать имъ свое содйствіе. Нкоторые изъ вліятельнйшихъ членовъ этой партіи находятся передо мною. Если-бъ въ критическую минуту представители мстечекъ, принадлежащихъ лорду Картауну и лорду Биконсфильду, а также сорокъ депутатовъ, слдующихъ, и, я долженъ сказать, очень разумно, совтамъ сэра Бердмора, выказалибы сопротивленіе тому или другому налогу, то министерство былобы свергнуто, какъ это было и прежде. Я самъ былъ членомъ министерства во время подобнаго кризиса, помню, лордъ Ливерпуль на другой день посл нашего пораженія сказалъ: ‘Сорокъ провинціальныхъ депутатовъ могутъ отмнить какой угодно налогъ’. Я не желаю радикальной перемны въ настоящей администраціи, я полагаю, что интересы страны требуютъ поддержанія политики министерства, по нкоторые изъ его членовъ не имютъ, по-моему, никакого права на отличіе и заграждаютъ путь лицамъ чрезвычайно вліятельнымъ и талантливымъ, которымъ не слдуетъ доле оставаться въ тни’.

Указавъ, такимъ образомъ, на возвышенные и безпристрастные принципы покой политической партіи, маркизъ предоставилъ своему юному другу изложить подробно ихъ програму. Легко себ представить, въ чемъ состояла рчь Вивіана, ‘Онъ развилъ основы новой политической системы, доказалъ, что его слушатели находились подъ позорнымъ гнетомъ непростительной ошибки, общалъ имъ мста, власть, вліяніе и почести, если они будутъ дйствовать согласно его совтамъ. Все это онъ говорилъ сладкимъ, льстивымъ голосомъ и никогда еще такъ мелодично не воспвались прелести самолюбія. Когда кончилась эта чарующая музыка, вс присутствующіе, разгоряченные предварительно виномъ, выразили хоромъ свой восторгъ, а маркизъ молча улыбался, какъ-бы говоря: ‘разв я вамъ не говорилъ, что это умнйшій человкъ во всей Англіи!’ Казалось, дло было въ шляп. Лордъ Картаунъ предложилъ тостъ: за мистера Вивіана Грея и за успхъ его двственной рчи въ парламент, а Вивіанъ отвчалъ тостомъ: ‘за новый союзъ’.

Такимъ образомъ, карабаская партія была основана, но въ ней не доставало главы, который впослдствіи могъ-бы сдлаться полноправнымъ вождемъ палаты представителей. Сначала вс предложили на это почетное и отвтственное званіе Вивіана Грея, какъ ‘удивительно умнаго и на все способнаго человка’, но потомъ сэръ Бердморъ заявилъ сомнніе — не въ его талантахъ, а въ опытности, и самъ удивительный юноша скромно согласился уступить первенствующую роль другому. Но не легко было найти этого другого, конечно, по предложенію маркиза, было единогласно ршено, что самымъ достойнымъ предводителемъ новой партіи былъ-бы м-ръ Клевлаидъ, умнйшій и способнйшій человкъ, одинъ изъ самыхъ краснорчивыхъ ораторовъ въ палат, нкогда другъ и сторонникъ маркиза, а потомъ, благодаря измн послдняго, онъ сдлался его злйшимъ врагомъ и удалился въ сверный Валлисъ, гд занималъ значительную судейскую должность. Содйствіе такого человка было-бы безцнно для заговорщиковъ, но какъ помирить его съ маркизомъ? Конечно, за это взялся Вивіанъ Грей. ‘Нечего отчаиваться, сказалъ онъ,— довольно того, что я знаю о существованіи нужнаго намъ человка. Кто-бы онъ ни былъ, хоть самъ дьяволъ въ человческомъ образ, я даю вамъ слово, что черезъ десять дней онъ будетъ пить за здоровье моего благороднаго друга, маркиза, вотъ за этимъ самымъ столомъ’.

Дло, за которое взялся Грей, оказалось очень труднымъ, но для него не было ничего невозможнаго. М-ръ Клевландъ, къ которому онъ прямо отправился, принялъ его очень враждебно и открыто заявилъ, что онъ, Вивіапъ Грей, только ‘жертва и орудіе низкаго, клятвопреступнаго маркиза, который его водитъ за носъ’. По герой Дизраэли отвчалъ гордо: ‘ни маркизъ Карабасъ, никто въ мір не водитъ меня за посъ. Врьте мн, что въ Англіи происходитъ движеніе, вставъ во глав котораго можно достигнуть славы и могущества. Я вижу это, сэръ, я, молодой человкъ, незнакомый съ общественной жизнью, песроднивигійся еще ни съ какими политическими принципами, хотя и сознающій свои способности, по желающій воспользоваться вліяніемъ другихъ. Находясь въ такомъ положеніи, я веду одну игру съ маркизомъ Каракасомъ и двадцатью другими лицами такого-же умственнаго и нравственнаго закала… Неужели, сэръ, я долженъ играть роль отшельника въ драм жизни только потому, что играющіе со мною актеры — дураки, а быть можетъ и плуты? Если маркизъ Карабасъ дйствительно, какъ говорятъ, тяжело оскорбилъ васъ, то лучшей местью съ вашей стороны было-бы провести его и достигнуть власти съ помощію его вліянія’.

Пустивъ въ ходъ, какъ всегда, вс соблазны своего чарующаго, льстиваго краснорчія, Вивіанъ посл нсколькихъ дней пребыванія у Клевланда возбудилъ въ немъ дремавшее честолюбіе. Пода’ мановеніемъ жезла юнаго кудесника оказалось, что существовало поразительное сходство между ихъ принципами, чувствами, вкусами, и Клевландъ, откровенно изливая передъ нимъ свою душу, высказалъ знаменательную profession de foi: ‘изъ всхъ илюзій, существующихъ на этомъ безумномъ свт, говорилъ онъ,— всего безумне илюзія человка, который добровольно и искренно поддерживаетъ интересы своей партіи. Я упоминаю объ этомъ потому, что многіе юные политическіе дятели обыкновенно гибнутъ на этомъ подводномъ камн. По счастью, вы вступаете въ жизнь при иныхъ условіяхъ, у васъ связи уже составлены и ваши мннія твердо опредлились. Но если когда-нибудь случайно вы очутитесь въ независимомъ положеніи, не думайте, чтобъ вы могли достигнуть своей цли, принявъ сторону одной изъ партій. Ваши случайные союзники съ улыбкой будутъ смотрть на вашъ рьяный пылъ, будутъ радоваться вашей побд, но не наградятъ, своего неожиданнаго защитника. Нтъ, Грей, заставьте партію васъ бояться и она будетъ цловать ваши ноги. Нтъ той подлости или того вроломства, на которое не была-бы способна политическая партія, ибо политика не знаетъ чести’.

Итакъ, Вивіапъ сдержалъ слово, Клевлаидъ явился въ замокъ маркиза Карабаса и прежняя вражда была забыта. Карабаская партія совершенно организовалась и главнйшіе ея члены уже заране длили свою добычу. Удивительный юноша, душа этого заговора, торжествовалъ свою побду и уже видлъ себя въ зенит славы, и могущества. Около этого времени онъ получилъ письмо отъ отца, въ которомъ старикъ грустно писалъ: ‘ты теперь, сынъ мой, находишься въ такъ-называемомъ большомъ свт, въ обществ, созданномъ на самыхъ противообщественныхъ началахъ. Ты, повидимому, достигъ цли всхъ своихъ желаній, но сцена, на которой ты дйствуешь, слишкомъ шатка, люди, съ которыми ты живешь, ходятъ въ маскахъ, и очень сомнительно, долго-ли ты удержишь то, что пріобрлъ какимъ-то ловкимъ передергиваніемъ. Ты, Вивіанъ, фокусникъ и ослпляющее дйствіе твоихъ фокусовъ зависитъ отъ быстроты движеній’. Но Вивіанъ, конечно, не обратилъ вниманія на это предостереженіе и продолжалъ энергично подготовлять торжество покой партіи, которая съ открытіемъ парламента должна была начать свою дятельность. Въ этомъ ему усердно помогала м-съ Лорэнъ, жена брата маркиза, очень умная, энергичная, по безсовстная и развратная женщина, которая по-очередно заманивали въ свои сти Вивіана. Клевланда и другихъ заговорщиковъ. Чрезвычайно характеристична страстная сцена, происшедшая между этими двумя совершенно родственными натурами.

Въ свтлую, лупцую ночь они встртились въ картинной галере карабаскаго замка, изъ оконъ которой открывался живописный видъ на роскошный паркъ.— ‘Отчего природа всего очаровательне, когда никто на нее не смотритъ? сказала романтичная м-съ Лорэнъ, по происхожденію нмка, — для кого созданы подобныя великолпныя сцены?’ ‘Для поэтовъ, философовъ и вообще для всхъ высшихъ натуръ, отвчалъ Грей, — которымъ необходимо отдохнуть отъ земныхъ заботъ въ созерцаніи природы и всемогущаго, животворнаго духа, признаваемаго всми философскими системами’.— Вы полагаете, что мы — высшія натуры? произнесла м-съ Лорэнъ, ходя взадъ и впередъ по галере,— но что бы сказалъ Валерьянъ, первый лордъ Карабасъ, воздвигнувшій этотъ замокъ и цною громадныхъ пожертвованій соединившій въ немъ художественныя сокровища Генуи, Флоренціи, Падуи и Венеціи, если-бъ ему кто-нибудь шепнулъ, что черезъ три столтія будущность его могущественнаго семейства будетъ зависть отъ каприза двухъ лицъ: иностранки, соединенной съ его потомками только ненавистью, и молодого искателя приключеній, неимющаго ничего общаго съ его расой ни по крови, ни по любви, повелвающаго всми силою своего генія и незаботящагося ни о какихъ послдствіяхъ, кром своего собственнаго блага?.. Что вы мн разсказываете о всемогущемъ, животворномъ дух, обманщикъ? Неужели и теперь вы не смете говорить правду? Вы лжете, Вивіапъ Грей: вы не покланяетесь всемогущему, животворному духу. Въ глубин вашей души скрытъ идолъ, передъ которымъ вы преклоняетесь, — вы сами. Дйствительно, смотря на ваши блестящіе глаза и роскошные кудри, припоминая вашу почти образцовую по красот фигуру, я не могу признать несправедливымъ это самообожаніе’, прибавила страстная женщина, обвивая руками шею Вивіана и опуская голову на его грудь’.

Однакожь, дружескія отношенія не долго существовали между Вивіаномъ и м-съ Лорэнъ. Подсмотрвъ однажды, какъ она униженно стояла на колняхъ передъ Клевландомъ, который съ презрніемъ отворачивался отъ ея преступной любви, онъ грубо сказалъ ей объ этомъ, желая окончательно забрать ее въ свои руки. Но результатъ этого объясненія былъ совершенно противоположный: она стала его заклятымъ врагомъ и даже пыталась его отравить. Такая неожиданная опасность заставила его задуматься. ‘Странная мысль иногда входитъ мн въ голову, говорилъ онъ себ,— мн кажется, что въ этой таинственной женщин живетъ мой двойникъ. У насъ обоихъ одинаковое знаніе человческой натуры, одинаково мелодичный голосъ, одинаковая способность очаровывать людей, но это созданіе низкое, преступное. Неужели я похожъ на нее? Конечно, я сошелся съ маркизомъ изъ личнаго интереса, но все, что я ему совтовалъ, принесетъ ему такую-же пользу, какъ и мн. Впрочемъ, имю-ли право я, которому нечего терять, рисковать состояніемъ другихъ? Неужели я все это время обманывалъ себя несчастными софизмами? Неужели я умственный Донъ-Жуанъ, губящій человческія души, какъ онъ губилъ человческія тла? Неужели я интелектуальный развратникъ? Ну, такъ что-жь, если я Донъ-Жуанъ, то, слава-богу, у меня есть врный, неизмнный Лепорелло, другъ, совтникъ и слуга — мой собственный умъ. Ну, ты, врагъ, принявшій образъ женщины, горе побжденному! Борьба между нами будетъ на смерть и Вивіанъ Грей станетъ вести себя въ отношеніи тебя такъ, какъ еще не поступалъ ни одинъ человкъ’.

Но несмотря на эту ршимость, несмотря на мефистофельскую радость, съ которой онъ подвергалъ ее всевозможнымъ нравственнымъ пыткамъ, и съ Лорэнъ въ-конц-концовъ страшно ему отомстила. Вкравшись въ довріе главнйшихъ членовъ карабаской партіи, она перессорила ихъ между собою и разрушила могущественный заговоръ. Маркизъ Карабасъ, лишившись своихъ союзниковъ и почетной государственной должности, занимаемой имъ до сихъ поръ въ качеств синекюры, прогналъ изъ своего дома удивительнаго юношу, называя его лжецомъ, обманщикомъ, низкимъ плутомъ и т. д. Клевландъ, потерявшій еще боле, такъ-какъ онъ поставилъ на карту свое независимое положеніе и судейскую должность, публично ударилъ по щек виновника всхъ своихъ несчастій и былъ убитъ на дуэли Вивіаномъ, который говорилъ, что будетъ стрлять на воздухъ, а случайно попалъ въ самое сердце своего противника.

Посл дуэли Вивіанъ Грей отправился въ Германію. Похожденіямъ его на континент посвящена вторая половина романа, но хотя онъ по-прежнему прельщаетъ всхъ мужчинъ, побждаетъ сердца всхъ женщинъ, въ томъ числ одной эрцгерцогини, и принимаетъ участіе въ важныхъ политическихъ переговорахъ нмецкихъ владтельныхъ князей, во все это не иметъ такого близкаго отношенія къ послдующей дятельности самого Дизраэли, какъ разсказанные нами подвиги его героя въ Англіи. Поэтому мы приведемъ только еще одинъ небольшой отрывокъ, чрезвычайно характеристичный. ‘Министръ, вышедшій изъ народа, всегда ухаживаетъ за аристократіей, говоритъ одно изъ дйствующихъ лицъ,— не имя самъ никакихъ семейныхъ связей, онъ старается воспользоваться чужими семейными связями, и, достигнувъ власти въ силу дйствительныхъ достоинствъ, всего мене обращаетъ вниманія на достоинства въ другихъ, но раздаетъ щедрой рукою вс мста и почести аристократамъ. Если какой-нибудь младшій братъ или сынъ пэра нарушитъ обтъ безмолвія въ нижней палат, то министръ самъ, дйствительно, великій ораторъ, немедленно встаетъ съ мста и въ самыхъ цвтистыхъ выраженіяхъ поздравляетъ палату и страну съ великолпной рчью, которая навки прославитъ этотъ день. Онъ окруженъ тупыми аристократами, неспособными исполнять возложенныхъ на нихъ обязанностей: его личный секретарь не уметъ написать двухъ строчекъ, по за то онъ аристократъ, второстепенные чиновники не заслуживаютъ ни малйшаго доврія, но за то они благородной крови. Первый министръ могущественнаго государства встаетъ рано и ложится поздно, не для того, чтобъ обсуждать настоящее положеніе и будущую судьбу своей страны, а чтобъ личнымъ трудомъ загладить ошибки и нерадніе своихъ подчиненныхъ, которыхъ онъ, благодаря несчастному недостатку своей крови, долженъ осыпать незаслуженными похвалами’.

Вотъ въ главныхъ чертахъ Вивіанъ Грей!

Нельзя не согласиться съ анонимнымъ біографомъ, что это первое произведеніе двадцати-двухъ-лтняго Дизраэли — ‘одна изъ самыхъ грустныхъ книгъ, когда-либо появлявшихся на свтъ, и, по всей вроятности, худшее проявленіе въ печати преждевременнаго, скоросплаго самолюбія и цинизма’. Дйствительно, юноша, непостыдившійся написать такую книгу, лишенную самыхъ элементарныхъ понятій о чести и нравственности, не могъ ихъ не выказать, выступивъ впослдствіи на арену практической дятельности. Какъ мы уже ране замтили, подвиги Вивіана Грея помогутъ намъ понять многія дйствія самого Дизраэли, такъ-какъ между ними существуетъ самая близкая связь, даже не только внутренняя, но и вншняя. Описаніе наружности Вивіана съ его блестящими глазами и черными кудрями вполн соотвтствуетъ портрету молодого Дизраэли, набросанному современниками, а цвтистое, безсодержательное краснорчіе удивительнаго юноши невольно напоминаетъ недавнія рчи лорда Биконсфильда. Не мене замчательно, что въ этой книг упоминается, хотя и вскользь, тотъ самый титулъ лорда Биконсфильда, который долженъ былъ черезъ пятьдесятъ лтъ увнчать практическое примненіе теоретическихъ принциповъ, въ первый разъ повданныхъ міру Вивіаномъ Греемъ. Становясь иногда въ тупикъ при опредленіи мотивовъ того или другого дйствія Дизраэли, мы невольно останавливаемся на сравненіи его притязаній на искренность и честность побужденій съ циничнымъ сознаніемъ эгоистическихъ и безнравственныхъ принциповъ Вивіана Грея.

Поэтому читатели, конечно, не постуютъ на насъ, что мы такъ долго остановились на этомъ необходимомъ пролог политической дятельности лорда Биконсфильда.

‘Дло’, No 12, 1876

ВЕНІАМИНЪ ДИЗРАЭЛИ,

I.Происхожденіе и воспитаніе.

II.Програма политической дятельности.

Читайте также:

I.
Происхожденіе и воспитаніе.

II.
Програма политической дятельности.