Фауст, Гёте Иоганн Вольфганг Фон, Год: 1806 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 151 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

0x01 graphic

ФАУСТЪ

ТРАГЕДІЯ

I. В. ГЕТЕ

ВЪ СТИХОТВОРНОМЪ ПЕРЕВОД

Э. И. ГУБЕРА.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Изданіе Книгоиздательства Германъ Гоппе.
Троицкая, 10.

ПОСВЯЩЕНО
НЕЗАБВЕННОЙ ПАМЯТИ
А. С. ПУШКИНА.

0x01 graphic

Посвященіе.

Когда меня на подвигъ трудный

Ты, улыбаясь, вызывалъ,

Я врилъ сил безразсудной

И трудъ могучій общалъ.

Съ тхъ поръ одинъ, вдали отъ свта,

Отъ праздной нги бытія,

Благословеніемъ поэта

Въ ночныхъ трудахъ крпился я.

И грозный образъ исполина

Явился пламеннымъ мечтамъ,

И вскрылась дивная картина

Моимъ испуганнымъ очамъ.

Тогда невдомыя муки

Глубоко въ грудь перелились

И думы въ пламенные звуки,

Въ глаголы жизни облеклись.

Ты разбудилъ нмыя силы,

Ты завщалъ мн новый свтъ —

И я къ дверямъ твоей могилы

Несу незрлый, блдный цвтъ.

Въ нмой тоск, вдали отъ свта,

Въ своей незнаемой тиши,

Я приношу на гробъ поэта

Смиренный даръ моей души.

Простой листокъ въ внк лавровомъ,

Простая дань души простой,

Не поразитъ могучимъ словомъ

И не богата красотой.

Нтъ, въ грустный часъ томящей муки

Мн громкихъ псенъ не дано!

Мн облекать въ живые звуки

Моей тоски не суждено

Но надъ могилою кровавой

Я брошу блеклый мой листокъ,

Пока сплететъ на гроб славы

Другой пвецъ — другой внокъ!

0x01 graphic

Предисловіе.

Умъ человка стремится къ познанію, міръ вещественный, доступный его изслдованіямъ, не удовлетворяетъ бурнаго, врожденнаго стремленія. Погружаясь въ созерцаніе духовнаго, отвлеченнаго міра, этотъ умъ доходитъ до предла человческаго изученія. Предъ нимъ неразгаданное начало жизни, горе ему, ежели онъ, уповая на слабыя силы свои, не устрашится вопрошать природу о вчныхъ, непроницаемыхъ тайнахъ ея! Смиреніе, сознаніе собственной немощи — удлъ человка, когда стоитъ онъ передъ лицомъ невидимаго Создателя. Но бурное стремленіе ума, не признающаго этихъ благодтельныхъ границъ, истощится въ напрасной, высокомрной борьб — и вра, этотъ краеугольный камень жизни, съ ужасомъ скроется при дерзкихъ вопросахъ сомннія. Отвергая единственный путь къ спасенію, человкъ идетъ по дорог своего произвола и этотъ произволъ ведетъ его къ погибели. Въ прежніе времена, набожные люди съ сожалніемъ называли такого человка союзникомъ нечистой силы.

Возвышаясь надъ міромъ чувственнымъ, не ограничиваясь вншнею природою, мы создаемъ себ духовный міръ и населяемъ его порожденіями пламеннаго вымысла. Объясняя борьбу противодйствующихъ силъ въ природ и видимое зло, мы принимаемъ идею двухъ враждебныхъ началъ. До божественной религіи Христа, эта идея преобладала въ религіозныхъ системахъ Парсовъ. Въ Зандавест начало добра выражаетъ Ормуздъ, а въ лиц Аримана представляется начало зла. Эта идея переходила отъ народа къ народу, высказываясь подъ различными формами, которыя всегда соотвтствовали понятіямъ вка и націи. Такъ, до X столтія по Р. Х’ олицетвореніе сатаны сопровождалось всми воображаемыми ужасами. Посл того идея воплощеннаго зла смягчилась, и мы до начала XIII столтія встрчаемъ лукаваго въ благообразномъ вид шута, обманщика и пр. Въ это время, благодаря пылкому воображенію вка, чортъ опять является страшнымъ пугалищемъ народа. Самая реформація не можетъ остановить этого направленія и только позднйшему времени было предоставлено конечное разоблаченіе нелпыхъ предразсудковъ.

Одно изъ первыхъ преданій, которое дошло до насъ о договор человка съ нечистою силою, есть преданіе о св. еофил {См. въ Anzeiger fr Kunde des deutschen Mittellalters стр. 266. 1834, стихотвореніе, Miliatriur, собственное Моне.}. Онъ жилъ по легенд въ Сициліи около 835 г. и при посредничеств еврейскаго чернокнижника заключилъ письменный договоръ съ чортомъ. Но средніе вка, съ ихъ политическими и религіозными борьбами, съ ихъ стремленіемъ ко всему чудесному и таинственному, породили и развили вполн вс эти дивныя преданія о чернокнижникахъ и волшебникахъ всякаго рода. При недостаточномъ и неочищенномъ религіозномъ воззрніи, при невжественномъ состояніи наукъ, люди ученые, мыслители, опередившіе свое столтіе, подвергались строгому, неотступному сомннію черни. Характеристическая черта среднихъ вковъ, жажда чудеснаго, искала для объясненія самыхъ простыхъ явленій сверхъ-естественныхъ причинъ, Виргилій, Мерлинъ {См. Вильменя: Cours de littrature franaise. T. II. 1830. P. 295. и Шмидта Ergnzung des Dunlop.}, Цито, Малагисъ, Клинсоръ, Фаустъ, вс происходятъ изъ одного и того же источника, измняясь только въ подробностяхъ по характеру націи.

Преданіе о Виргиніи принадлежитъ по своему основанію глубокой древности. Много въ немъ заимствовано изъ книги семи мудрецовъ, которая уже въ XII столтіи была переведена съ греческаго на латинскій языкъ. Греческій оригиналъ самъ по себ переводъ съ персидскаго, куда эта книга, вроятно, перешла изъ Индіи. Прежде мы знали объ этомъ преданіи только по книг, изданной въ Амстердам въ 1552 г. {Подъ заглавіемъ: Een schone Historie van Virgilius, van zyn Leven, Doot, ende van zyn wonderliche Werken, di hi deede by Nigro mantien ende by dat behulpe des Duyvels.}. Неизвстный писатель XIII столтія упоминаетъ о немъ въ liber de mirabilibus Romae {См. Шмидта: Beitrge zur romantischen Poesie.}. Въ этомъ же столтіи мы встрчаемъ еще свидтельство о немъ въ otia imperialia Гервазія Тильбуріенскаго и въ книг Александра Некама de naturis rerum. Преданіе говоритъ о путешествіяхъ Виргинія по Италіи и Англіи и о чудесахъ, которыя онъ совершалъ, угождая пап, королю Артуру и другимъ. Возвращаясь изъ Англіи, онъ поселился въ Италіи и основалъ Неаполь! Доживъ до глубокой старости, онъ выдумалъ странный способъ, по которому ему хотлось снова помолодть. Слуга Виргинія, по приказанію своего господина, изрубилъ его въ куски и положилъ разрубленныя части по естественному порядку ихъ въ бочку, которую онъ поставилъ подъ зажженную лампу. Виргилій долженъ былъ ожить черезъ три недли, попытка несчастнаго волшебника, къ сожалнію, не удалась, а бдный слуга его умеръ на плах за то, что онъ умертвилъ великаго мужа, не узнавъ, дйствительно ли находился онъ въ союз съ нечистою силою.

Но еще ясне высказывается характеристика среднихъ вковъ въ разсказахъ о Фауст. Здсь преданія становятся общимъ достояніемъ народа, ходячею сказкою вка. Вся повсть отражается въ яркихъ оттнкахъ того времени. Фаустъ окруженный толпою любопытныхъ, сопутствуемый странствующими студентами (scholatici vagantes), которыхъ Конрадъ Геснеръ такъ выразительно называетъ gross Leutbescheisser {См. его сочиненіе: Schimpf und Ernst, welches durchluft der Welt Handel, mit viel schnen und kurzweiligen Exempeln und Gleichnissen, Parabeln und Historien etc. Augsburg. 1536.} — замчательный, типическій характеръ своего столтія. Дйствительное существованіе этого лица въ начал XVI вка почти не подвержено сомннію. Богословъ Плацій одинъ изъ первыхъ упоминаетъ о немъ въ своемъ разсужденіи де spectris et Iemuribus. Іоаннъ Манлій {Въ своихъ Colectaneis locorurn communium, стр. 88.} говоритъ, что онъ родился въ Кундлинг, въ небольшомъ швабскомъ городк, а образовался въ Краков. Виръ называетъ его обманщикомъ, а Конрадъ Геснеръ сравниваетъ съ извстнымъ еофрастомъ Парацельсомъ. Мартынъ дель-Ріо {См Disquisitiones magicae.} и Нейманъ {См Disquisitio hictorica de Fausto. (Cap. 1. VIII).} говорятъ, что Фаустъ и Корнелій Агриппа имли дурное обыкновеніе расплачиваться съ должниками такими серебряными монетами, которыя, по уход ихъ, превращались въ рогъ или желзо. Меланхтонъ {См. Герста: Zauberbibliothek, Th. VI, S. 87.} и Лютеръ {См. Гёрресъ: Volksbcher, S. 212.} упоминаютъ тоже о Фауст, какъ о дйствительномъ лиц. Но одно изъ самыхъ достоврныхъ свидтельствъ заключается въ словахъ Бегарди {См. статью Стиглица о Фауст въ Raumer’s idslorisches Taschenbuch, 1834.}. Онъ говоритъ о немъ съ такою наивною простотою, съ такими подробностями, что въ его описаніи ясно высказывается сужденіе современника о современник {См. Dr. J. Leutbecher: Ueber den Faust von Gthe. 1838.}.

Имя Фауста часто смшивалось съ другими. Фаустусъ Социнусъ, Іоаннъ Сабелликусъ, или Фаустусъ minor, Фаустъ или врне Фустъ, изобртатель книгопечатанія, у многихъ писателей встрчаются подъ собирательнымъ именемъ чернокнижника Фауста. Самое достоврное извстіе о немъ принадлежитъ Манлію, по его свидтельству Фаустъ родился въ Кундлинг, или точне въ Книтлинген (такъ по крайней мр называется этотъ городокъ на гоманновыхъ картахъ) {См. Вебера: Gthe’s Faust. Halle. 1836, стр. 16.}, а не въ Род, какъ говоритъ Видманъ, и не въ Зонневедел, какъ думаетъ Пфистеръ. По тому же извстію онъ воспитывался въ Витенберг, Ингольштадт и Краков. Самая древняя исторія Фауста принадлежитъ Шписсу {Подъ заглавіемъ: Die Historia von Dr. Johann Fausten, den weit beschreiten Zauberer uud Schwarzknstler etc. gedruckt zu Frankfurt а. М. durch Job. Spiess. MDCXXXVIII.}, самая полная Видману и Пфистеру {Das rgerliche Leben und schreckliche Ende des vielberchtigten Erzschwarzknstlers Dr. Johannis Faust’s erstlich vor vielen Jahren fleissig beschrieben durch Gh. R. Widmann, jetzo aufs neue bersehen und sowohl mit neuen Erinnerungen als nachdenklichen Fragen und Geschichten der heutigen bsen Welt zur Warnung vermehrt durch J. Nicolaum Pfitzeruin, Med. Doctor etc. 1674.}, я сообщаю здсь краткое содержаніе этого преданія, для того, чтобы показать, какія данныя послужили основаніемъ геніальному произведенію Гёте.

По Видману, Фаустъ родился въ графств Ангальтъ, въ мстечк Зондведель. Онъ воспитывался на иждивеніи богатаго дяди, потому что родители его были бдные, но набожные люди. Въ Ингольштадт онъ занимался богословіемъ. Но пламенное желаніе познакомиться съ такъ называемыми тайными науками и искусствами, столь славными въ это время, т. е. до реформаціи Лютера, отклоняетъ его отъ избраннаго пути. Съ согласія дяди онъ предается изученію медицины и астрономіи. Окруженный астрологическими, некромантическими и другими магическими книгами, онъ въ три года достигаетъ ученой степени доктора по медицинскому факультету.

Смерть дяди длаетъ его наслдникомъ значительнаго имнія, Фаустъ въ сообществ веселыхъ товарищей, въ шумныхъ пирахъ, не думая о будущемъ, проживаетъ свое достояніе. Въ это время знаменитый заклинатель духовъ, именемъ Христофъ Гайлингеръ, даритъ ему духакристалла, и Фаустъ все боле и боле погружается въ изученіе черной магіи, увлекаясь общимъ направленіемъ своего столтія. Прогуливаясь загородомъ, онъ находитъ широкое перепутіе съ пятью разъздами. На этомъ мст онъ проводитъ круги по правиламъ некромантіи, потомъ съ восхожденіемъ полнаго мсяца вступаетъ въ самый внутренній кругъ и заклинаетъ лукаваго въ первый, во второй и въ третій разъ. Огненный шаръ съ трескомъ носится по воздуху, лсъ шумитъ, туча закрываетъ луну. Наконецъ, является духъ ада и общаетъ Фаусту навстить его на слдующій день. На этотъ разъ сатана былъ вренъ данному слову, и Фаустъ заключаетъ съ нимъ условіе на 24 года. Онъ покупаетъ цною безсмертной души временныя блага краткихъ земныхъ наслажденій. Сатана по важности сана своего, не соглашается быть его прислужникомъ, но посылаетъ ему другого подвластнаго духа (spiritus familiaris) въ вид Мефистофеля {Мафахь по еврейски издыханіе см. Schwenk’s etymologic-lies Wrterbuch der lateinischen Sprache, стр. 431. Веберъ (Gthe’s Faust стр. 19) производитъ это слово отъ гр. quem mephites juvant. Еще врне, кажется мн, соединить слово mephitis съ греческимъ глаголомъ , это мнніе подтверждается нкоторымъ образомъ и самымъ преданіемъ, которое всегда употребляетъ слово Мефистофилесъ.}. Съ этихъ поръ начинается эпоха знаменитыхъ дяній чернокнижника Фауста. Онъ путешествуетъ на волшебномъ ковр, въ Лейпциг вызжаетъ верхомъ на огромной бочк изъ погреба Ауэрбаха, о чемъ и донын еще хранится изображеніе на стнахъ этого погреба, въ Боксберг онъ передъ глазами цлаго общества руками снимаетъ радугу съ неба, здсь онъ съдаетъ цлый возъ сна, тамъ увеселяетъ кардинала страшною, воздушною охотою. Случай сводитъ Фауста въ Витенберг съ бдною двушкою, онъ влюбляется, по договору онъ отказался отъ брака, но страсть его усиливается и чортъ предлагаетъ ему, наконецъ, въ замну бдной, нмецкой мщанки знаменитую красавицу древности, жену Менелая, дивную волшебницу Елену. Фаустъ, comme de raison, соглашается. И вотъ поэтическая два Иліады, роскошная красавица классической Греціи, поселяется въ пыльномъ кабинет нмецкаго ученаго! Фаустъ упивается нераздльными ласками женщины, за поцлуй которой погибла несчастная Троя. Но время идетъ, срокъ приближается, чортъ неумолимъ, никакая власть не отстранитъ назначеннаго времени.

Приговоръ судьбы неизбженъ — и Фаустъ готовится, къ смерти. Онъ призываетъ Вагнера. Этотъ Вагнеръ {См. Des durch seine Zauberkunst bekannten C. Wagners, weiland gewesenen Famulis Dr. Johannis Faustens, Leben und Thaten von J. Schotus Tolet, in deutscher Sprache geschrieben und nunmehr mit einer Vorrede vermehrt durch P. J. М. 1714.} — его ученикъ, посвященный имъ въ таинства магическихъ наукъ. По преданію онъ былъ сынъ священника изъ Вассербурга. Замтивъ его счастливыя дарованія, Фаустъ принялъ его къ себ и далъ ему въ прислужники демона, въ вид обезьяны, котораго называли Ауэрганъ. Похожденія Вагнера жалкая пародія преданія о Фауст. Роскошную жену Менелая замняетъ беззубая старуха, вмсто 24 лтъ чортъ соглашается только на пять. По всему видно, что въ это время магія приходила въ упадокъ. Книгопечатаніе, открытіе Америки и реформація заняли умы другими, ближайшими вопросами и только въ длинные, зимніе вечера еще слушали разсказы о чернокнижникахъ и о союз ихъ съ нечистою силою, и о подвигахъ, которыми они ужасали людей. Но возвратимся къ нашему предмету. Фаустъ открываетъ свою послднюю волю, передаетъ ему свои сочиненія и еще разъ, собравъ послднія силы, предсказываетъ будущее, близкое паденіе папы, разрушеніе Рима, страшную невзгоду и кровавую войну на берегахъ Рейна.

Потомъ онъ приглашаетъ своихъ друзей на послдній, предсмертный пиръ. Псни гремятъ, вино наполняетъ бездонныя чаши, гости шумятъ и веселятся. Только хозяинъ печаленъ, только Фаустъ не раздляетъ общей радости: онъ чувствуетъ приближеніе смерти, прощается съ друзьями и уходитъ въ свою комнату. Въ полночь испуганные гости услышали страшный шумъ и дикое завываніе бури, потомъ наступила мертвая тишина. Въ комнат Фауста нашли его тло, разорванное на мелкія части.

Посл Фауста осталось нсколько сочиненій, изъ которыхъ одно издано Вагнеромъ подъ заглавіемъ: Dr. Johannis Fausti Magia celeberrima und tabula nigra oder Hllenzwang etc. Lion. 1511. Другое его сочиненіе, о которомъ упоминаетъ Штиглицъ, называется: Dr. Johannis Fausti sogenannter schwarzer Mohrenstern, gedruckt zu London. Въ этихъ книгахъ заключаются разныя правила и формулы, какъ заклинать духовъ и принудить ихъ къ исполненію различныхъ приказаній.

Это преданіе вполн принадлежитъ Германіи. Весь разсказъ представляетъ врную картину нмецкаго быта того времени. Но идея преданія принадлежитъ человчеству и подъ различными формами повторяется у всхъ народовъ Европы. Въ Голландіи еще въ XVI столтіи вышелъ переводъ подъ слдующимъ заглавіемъ: Historie van Dr. Faustus, die eenen nitnemenden groote Toovenar ende swert Constenar was, nit de Hoch-Duytschen oversien ende mit figuren verclart Emmerich. 1592. Во Франціи преданіе явилось въ первый разъ въ 1604 г. въ Руэн подъ названіемъ: L’histoire prodigieuse et lamentable de Jean Faust grand et horrible enchanteur, avec sa mort pouventable. Въ Англіи Марловъ создалъ по тому-же преданію свою геніальную драму, а въ Испаніи оно вмст съ легендою о св. Кипріян послужило основаніемъ чудотворнаго мага Калдерона. Въ Италіи изъ Фауста образовался донъ-Джіованни, а въ Польш панъ Твардовскій. И у насъ многія народныя преданія напоминаютъ ту же идею.

Ежели мы посл этого спросимъ, почему же Фаустъ сдлался достояніемъ всхъ литературъ, почему мы встрчаемъ его и въ сказкахъ, и въ балладахъ, и въ роман, и въ драмахъ, то мы найдемъ разршеніе нашего вопроса въ обширной иде самаго преданія. Фаустъ навсегда останется однимъ изъ могущественнйшихъ предметовъ поэзіи, потому что идея его тсно связана съ внутреннею жизнію человка, потому что вс мы боле или мене пережили хотя одну изъ пестрыхъ главъ этого преданія. Въ исторіи Фауста заключена исторія цлаго человчества. Эта борьба, это стремленіе къ безусловному познанію, эта сила, эта немощь, это высокомріе всегда найдутъ живой отголосокъ въ сердцахъ людей. Поэтъ, развивая идею Фауста, никогда не будетъ подражателемъ, потому что онъ самъ отразится въ немъ, какъ въ врномъ зеркал. Идея та же, но въ тысяч новыхъ видахъ, въ безконечномъ разнообразіи.

Возьмите чудотворнаго мага Калдерона, — какое глубокое религіозное чувство, какое пламенное краснорчіе характеризируетъ это созданіе испанскаго поэта! Какими яркими красками, какою широкою кистью изображена немощь слпца человка и побдная сила религіи! Сравните же этого пламеннаго мага Калдерона съ современными ему, грубыми представленіями Фауста на маріонетныхъ театрахъ Германіи. Полюбуйтесь на эту жесткую фигуру нмецкаго ученаго и на забавныя выходки Касперле, этого національнаго Пьерро или Арлекина. Теперь посмотрите на драму геніальнаго Марлова, этого замчательнаго предшественника Шекспира. И онъ пользовался преданіемъ такъ, какъ оно есть, но характеры обрисованы твердою, смлою рукою. Идея та же, но сколько разнообразія въ исполненіи! Въ этомъ общемъ содержаніи везд отпечатокъ индивидуальности, везд направленіе одного человка. Въ Англіи вообще занимались обработкою этого преданія, а въ новйшія времена пользовались для сего произведеніемъ Гёте, такъ написалъ Байронъ свои deformed transformed, такъ задумалъ онъ Манфреда. Сравнивая послдняго съ дивнымъ созданіемъ Гёте, мы находимъ въ Манфред тсную, ограниченную индивидуальность человка, котораго терзаютъ страсти, сомннія и тайная Немезида собственнаго сознанія. Мы понимаемъ ужасъ его отчаянія, мы идемъ за нимъ и дрожимъ за него, потому что насъ поражаетъ странная индивидуальность Манфреда. Фаустъ не таковъ, здсь изчезаетъ всякая особенность въ общемъ характер человка.

За Манфредомъ мы слдили съ участіемъ, какъ за характеромъ, который оставаясь намъ чуждымъ, возбуждаетъ въ высшей степени наше вниманіе. Но вмст съ Фаустомъ мы плачемъ, страдаемъ и блаженствуемъ, мы не можемъ его отдлить отъ самихъ себя, онъ наше зеркало, въ немъ отражается исторія цлаго человчества, со всми его страданіями, страстями и слабостями.

Лессингъ {См. Lessing’s theatralischer Nachlass, письмо Энгеля. Ч. 2, стр. 213.} первый воспользовался философическою мыслію этого преданія. Жаль, что произведеніе его осталось неконченнымъ. Нсколько сценъ, которыя дошли до насъ, исполнены мысли и энергіи, он во всякомъ случа возбудили охоту другихъ поэтовъ представить преданіе Фауста съ философической стороны. Второе замчательное произведеніе принадлежитъ Мюллеру. Оно отличается многими яркими мстами. Мюллеръ воображалъ Фауста геніальнымъ человкомъ, который съ глубокою ненавистью къ людямъ, соединялъ презрніе ко всему посредственному. Утомясь ненасытною жаждою познаній и славы, наскучивъ жизнію, которая не могла удовлетворить его высокаго стремленія, онъ предается силамъ ада. Мюллеръ съ большимъ искусствомъ вводитъ отца Фауста, добраго набожнаго старика, котораго страшитъ несчастное направленіе сына. Сцена между ними выполнена съ необыкновенною силою.— Клинглеманнъ обработалъ то же преданіе для сцены, его произведеніе не выдержитъ строгаго разбора, напыщенный языкъ, ложные характеры не искупаются театральными эффектами.— Граббе, несчастный, геніальный поэтъ, котораго еще такъ недавно погубила страшная, внутренняя борьба, соединилъ Фауста и донъ-Жуана въ одномъ сочиненіи. Это созданіе носитъ на себ яркій отпечатокъ смлаго, пламеннаго художника, который еще не управился съ мятежнымъ воображеніемъ. Въ послдніе годы, Ленау, одинъ замчательнйшихъ поэтовъ ныншней Германіи, издалъ Фауста, который отличается оригинальнымъ воззрніемъ на преданіе и превосходнымъ изложеніемъ.

Лейтбехеръ {См. Dr. Leutbecher: Uebcr den Faust von Gthe. S. 95, 1838.} приводитъ любопытный списокъ замчательнйшихъ нмецкихъ произведеній, порожденныхъ этимъ преданіемъ. Вотъ онъ:

1) Eine Scene von Lessing in dessen Briefen, die neueste Litteratur betreffend, Th. 1. S. 103, und in den Annalen fr die Litteratur. Th. 1. S. 210, auch im 2 Th. von Lessings theatralischen Nachlasse.

2) Johann Faust, ein allegorisches Drama in fnf Aufzgen. Mnchen. 1775.

3) Der Hllenrichter, von Lenz, ein Fragment im deutschen Museum vom Jahre 1777. Mai, S. 254.

4) Situationen aus Faust’s Leben, vom Maler Mller. Mannheim, 1776, auch im 2 Teile von Mller’s Werken.

5) Faust’s Leben, dramatisilrt von Maler Mller. Mannheim, 1776, auch im 2 Teile von Mller s Werken.

6) Dr. Faust’s Leibgrtel. Posse in einem Ackt, nach Rousseau: devin de village, im 3 Bande von Reichard’s Theater der Auslnder.

7) Scenen ans Faust’s Leben, von Schreiber. Offenbach. 1792.

Dr. Faust. Volksschauspiel vom fen von Soden. Augsburg, 1797.

9) Der neue Faust. Ein Duodrama von Schink, im Buche: zum Behuf des deutschen Theaters.

10) Dr. Faust’s Bund mit der Hlle, von Schink, im Berliner Archiv der Zeit und ihres Geschmackes, vom Jahre 179(5.

11) Johann Faust, dramatiche Phantasie von Schink, 1804.

12) Faust. Tragdie in einem Act, von Chamisso, in dessen Musenalmanach. 1804.

13) Die Jubelfeier der Hlle, oder Faust der Jngere. Schauspiel in fnf Acten, von Benkowitz. Berlin, 1808.

14) Der Frberhof, oder die Buchdruckerei in Mainz, von Nicolaus Vogt.

15) Faust. Eine romantische Tragdie, von Schne. Berlin. 1809.

16) Der travestierte Faust. Trauerspiel in zwei Akten. Berlin. 1809.

17) Faust. Ein Trauerspiel, nach der Volkslegende bearbeitet von Klingemann. Leipzig, 1815.

18) Scenen aus Faust’s Leben. Vom Verfasser der Adelheid von Schlesien.

19) Faust und Don Juan. Tragdie in fnf Akten, von Grbbe. Frankfurt а. М. 1829.

20) Faust, der wunderthtige Magus des Nordens, von Holtei.

21) Faust im Gewnde der Zeit, von Harro Harring. Leipzig. 1831.

22) Mantelkragen des verlornen Faust, von Harro Harring. 1831.

23) Faustische Scenen von Gustav Pfizer. Im Morgenblatt vom Jahre 1831.

24) Faust von Lenau. Fragment. Im Frhlings-Almanach vom J. 1835.

25) Faust. Ein dramatisches Gedicht von J. v. B. Leipzig. 1835.

26) Faustus. Ein Gedicht von L. Beckstein. Leipzig. 1833.

27) Fortsetzung von Gthe’s Faust, als zweiter Teil, von Schne.

28) Geistlich Nachspiel zur Tragdie Faust, von Rosenkranz. Leipzig. 1831.

29) Faust, eine Tragdie von Gthe, fortgesetzt von Hoffmann. Leipzig. 1832.

30) Dr. Faust’s Mantel, ein Zauberspiel mit Gesang in zwei Acten, von Buerle. Wien, 1819.

31) Faust. Trauerspiel mit Gesang und Tanz, von Julius v. Voss.

32) Faust. Oper in vier Aufzgen, von Bernhard, Musik von Spohr.

33) Fausto, opera sria, in drei Akten. Musik von Louise Bertin. Paris.

34) Dr. Faust, eine Erzhlung von Hamilton, frei bersetzt von Milius.

35) Faust’s Leben, Thaten und Hllenfahrt in 5 Bchern, von Klinger.

36) Faust von Mainz, von Kamarak.

37) Der umgekehrte Faust, oder Frosch’s Jugendjahre. Von Seyblod.

38) Faust’s Lehrling. Eine kleine Erzhlung vou Gerle.

39) Faust von Lenau. Vollstndig. Stuttgart bei Cotta.

По грубой канв этого богатаго преданія, лучшаго поэтическаго наслдія среднихъ вковъ, котораго содержаніе мы изложили выше, Гёте создалъ свое безсмертное твореніе. Еще въ 1786 году явился первый отрывокъ, потомъ онъ былъ значительно дополненъ и въ 1808 г. перешелъ въ новое изданіе всхъ сочиненій Гёте. Окончательное развитіе принадлежитъ 1831 году. По этому видно, что созданіе Фауста сдлалось задачею всей гётевой жизни. Въ немъ изложилъ онъ тайную исповдь души, въ немъ отразилась великая, заповдная дума одного изъ безсмертныхъ мыслителей человчества. Разсматривая различныя поэтическія произведенія, возбужденныя этимъ преданіемъ, мы находили въ нихъ всегда какое-то индивидуальное направленіе, ни одно изъ нихъ не возвысилось до общаго человческаго воззрнія.

Въ гётевомъ созданіи мы видимъ противное. Въ немъ отражается направленіе общаго человческаго характера, со всею полнотою истины, жизни и силы. Въ немъ высказывается таинственная загадка бытія, въ немъ скрывается философія жизни, въ полномъ ея развитіи. Это глубокая исповдь шестидесятилтняго опыта, это безсмертная мысль, упавшая въ тайные изгибы великой души, возлелянная умомъ и сердцемъ, созрвшая въ богатой сокровищниц многодумнаго созерцанія. Гёте вывелъ героя преданія изъ темной сферы чернокнижника и алхимика среднихъ вковъ. Онъ сдлалъ его символомъ нашего духовнаго стремленія, онъ изобразилъ въ судьб его судьбу человчества. У него является Фаустъ отважнымъ бойцомъ въ страшной борьб вры и познанія, въ борьб, столь гибельной для мыслящаго ума человка. Онъ стоитъ на страшной границ земного знанія, тамъ гд прерывается слабая нить изученія, гд безмолвствуетъ смлое слово самыхъ отважныхъ философическихъ системъ, тамъ, гд совершается таинственный процессъ соединенія духа и плоти! Здсь кончается лукавое, безполезное мудрствованіе, здсь одна только вра подаетъ намъ посохъ спасенія. Но и это религіозное довріе, это смиренное благоговніе многими добывается только въ борьб съ мятежнымъ умомъ, какъ отрадный плодъ успокоеннаго сомннія. Мирное самоотверженіе, тихое, терпливое смиреніе не дано человку безусловно. Онъ изъ дтской колыбели переходитъ въ міръ труда и испытанія. На первыхъ ступеняхъ науки его поджидаетъ сомнніе, каждый шагъ на поприщ знанія совершается на счетъ невинной, дтской безпечности, на счетъ утшительныхъ, безмятежныхъ врованій младенчества. Пройти сквозь мракъ земныхъ противорчій — его назначеніе. Оно исполняется возвращеніемъ къ вр. Конечный результатъ его борьбы заключается въ отрадномъ успокоеніи религіи. Но зато, когда надменный титанъ, увлеченный избыткомъ самонадяннаго ума, это звено, вырванное высокомрнымъ стремленіемъ изъ стройной цпи существъ, истомится борьбою и съ теплыми слезами раскаянія возвратится въ объятія религіи, какъ успокоительно, какъ торжественно врованіе титана! Многіе про ходили этотъ печальный путь и въ горнил сомннія очищали гршную душу для новыхъ подвиговъ смиренія, для новой вры, для новой жизни! И въ этой борьб, и въ этой возможности пройти дорогой боренія къ отрадной пристани вры, заключается основная идея, великая, нравственная идея безсмертнаго созданія Гёте. Она ясно высказывается во второмъ пролог стихами:

Ein guter Mensch in seinem dunkeln Drange

Ist sich des rechten Weges wohl bewusst *).

*) См. Dr. Leutbecher: Ueber den Faust von Gthe, стр. 216. Weber: Gthe’s Faust, стр. 46. Dntzer: Gthe’s Faust in seiner Einheit und Ganzheit, стр. 26. Cams Briefe ber Gthe’s Faust, стр. 48. Fr. Deyk’s Gthe’s Faust стр. 11.

Эта борьба ума, жаждущаго удовлетворенія въ безусловномъ познаніи, со всми его заблужденіями, такъ близка къ природ нашей, что мы не можемъ оторвать себя отъ вопроса, который такъ тсно связанъ съ внутреннею жизнью человка. Фаустъ уже не чуждое намъ, не постороннее лицо, въ немъ разршается загадка собственной нашей жизни, печальная тяжба нашего ума, связаннаго ненарушимыми границами. Фаустъ, перешедъ обширную область земного знанія, съ самостоятельнымъ взглядомъ на науку, поражаетъ насъ мучительнымъ сознаніемъ собственной немощи. Потерявъ путеводную нить религіи, зная, что природа не сниметъ для него покрывала, не выдастъ ему своихъ таинственныхъ загадокъ, онъ призываетъ силы ада, онъ становится союзникомъ воплощеннаго зла, стараясь заглушить неумолкающій голосъ души въ шумныхъ оргіяхъ чувственности. Этотъ страшный договоръ былъ дйствіемъ мгновеннаго ослпленія внезапнаго отчаянія. Первые порывы негодованія остынутъ, и Фаустъ проснется съ горькимъ сознаніемъ своего заблужденія. Я старался подробне объяснить развитіе основной мысли въ примчаніяхъ, приложенныхъ къ моему переводу.

Это глубокое созданіе Гёте, лучшій памятникъ германской словесности, сдлалось предметомъ изученія многихъ замчательныхъ мыслителей. Не мудрено, что въ этихъ толкованіяхъ много разногласія, всякій смотрлъ на этотъ вопросъ и на его разршеніе своими глазами. Несмотря на то, вс эти сочиненія послужили къ лучшему уразумнію идей, изложенныхъ въ этомъ безсмертномъ произведеніи. Я привожу здсь заглавія замчательнйшихъ сочиненій этого рода, тмъ боле, что пользовался ими при составленіи предисловія и примчаній, приложенныхъ къ моему переводу:

Aesthetische Vorlesungen ber Gthe’s Faust, als Beitrag zur Anerkennung wissensclmftlicher Kunstbeurteilung, von Dr. II. F. Hinrich’s. Hallo, 1825.

Vorlesungen ber Gthe’s Faust, von K. E. Schubarth. Berlin, 1830. Vorlesungen ber Gthe’s Faust, von F. А. Iiauch. Bdingen, 1830.

Die Darstellung der Tragdie Faust von Gthe auf der Bhne. Ein zeitgemsses Wort fr Theaterdirektionen etc. von L. Bechstein. Stuttgart, 1831.

Feber Erklrung und Fortsetzung im Allgemeinen und inshesondere ber christliches Nachspiel zur Tragdie Faust, von K. Rosenkranz. Leirsig 1731.

Gthe’s Faust, Andeutungen ber Sinn und Zusammenhang des ersten und zweiten Teiles der Tragdie, von Dr. J. Deyks. Koblenz, 1834.

Gthe aus nherem persnlichen Umgnge dargestellt von J. Falk. Leipzig. 1832.

Briefe ber Gthe’s Faust, von C. G. Garus. Leipzig. 1835.

Gthe’s Faust in seiner Einheit und Ganzheit wider seine Gegner dargestellt. Von H. Dntzer. Kln, 1836.

Gthe’s Faust, bersichtliche Bedeutung beider Teile zur Erluterung des Verstndnisses. Von W. E. Weber. Halle, 1836.

Kritik und Erluterung des Gthe’schen Faust. Nebst einem Anhang zur sittlichen Beleuchtung Gthe’s, von G. H. Weisse. Leipzig, 1836.

Ueber den Faust von Gthe. Eine Schrift zum Verstndniss dieser Dichtung nach ihren beiden Teilen etc. Von J. D. Leutbecher. Nrnberg, 1838.

Не одно произведеніе Гёте, котораго сочиненія, по собственному его признанію, никогда не могли быть народными, не возбудило такого общаго вниманія, какъ Фаустъ. Онъ сдлался достояніемъ всхъ литературъ. Французы имютъ три полныхъ перевода Сентъ-Олера, Штапфера и Жерара, не говоря объ отрывкахъ, надъ которыми между прочимъ трудилась госпожа Сталь. Въ этихъ переводахъ мы не найдемъ глубокаго изученія подлинника: нкоторые изъ нихъ оставляютъ даже подозрніе, что господа переводчики недалеко ушли въ самомъ знаніи нмецкаго языка. Наша литература владетъ нсколькими превосходными отрывками. Между ними первое мсто принадлежитъ посвященію Жуковскаго. Кто не помнитъ этого умилительнаго стихотворенія нашего поэта, въ которомъ высказалась вся его душа, какъ въ собственномъ, неотъемлемомъ созданіи! Сцена Пушкина такъ проникнута духомъ гётевой мысли, что она кажется вырванною изъ дивнаго творенія германскаго поэта. Грибодовъ далъ намъ неполный переводъ пролога. Веневитиновъ перевелъ, между прочимъ, возвышенный монологъ Фауста въ пещер. Все это доказываетъ, что лучшіе наши поэты понимали и любили это могущественное созданіе Гёте. Говоря о русскихъ переводахъ я не могу умолчать объ отрывкахъ господина Бека, помщенныхъ подъ моимъ именемъ въ VI том Современника за 1837 годъ. Случайное тождество нашихъ переводовъ въ нсколькихъ мстахъ, близкое сходство въ другихъ, странное смшеніе имени, участіе, которое принималъ Пушкинъ въ моемъ труд, все это заставило меня приписать ему вс важнйшія перемны, отмченныя мною тогда же въ одномъ изъ N. Литературныхъ Прибавленій. Другія мста, слишкомъ слабыя для того, чтобы приписать ихъ имени Пушкина, я надялся измнить по своему при полномъ изданіи моего перевода. Время объяснило этотъ литературный qui pro quo, и я съ удовольствіемъ освобождаю себя отъ труда господина Бека.

Знаю всю недостаточность моего перевода, чувствую какъ далеко отстоитъ онъ отъ подлинника, но утшаю себя мыслію, что старался по крайней мр незначительность таланта вознаградить добросовстнымъ изученіемъ. Счастливому случаю, который позволилъ мн пользоваться наставленіями человка, знаменитаго въ лтописяхъ философіи, я обязанъ предварительнымъ изученіемъ науки, столь необходимой для настоящаго уразумнія этого произведенія. Еще въ 1835 году, я кончилъ первый переводъ Фауста, который по независвшимъ отъ меня обстоятельствамъ былъ уничтоженъ тогда же. Нкоторые уцлвшіе отрывки этого перевода познакомили меня съ Пушкинымъ, имъ я обязанъ счастливыми минутами, проведенными мною въ бесд съ человкомъ, который любилъ и цнилъ все изящное, все прекрасное. Эти минуты навсегда останутся въ памяти моей, какъ грустное воспоминаніе объ утраченномъ невозвратимомъ счастіи. Пушкинъ ободрилъ меня ко второму переводу, который я нын представляю на судъ моихъ читателей. Живое участіе, совты и одобренія нашего поэта воспламеняли меня новыми силами при этомъ новомъ труд.

Я старался по возможности сохранить въ моемъ перевод вс размры подлинника, въ которомъ форма такъ тсно связана съ мыслію, такъ живо соотвтствуетъ чувствамъ и положеніямъ дйствующихъ лицъ. Даже въ тхъ мстахъ, гд Гёте употреблялъ такъ называемые Knittelverse, жесткій, неправильный размръ народныхъ псенъ нмецкихъ и миннезингеровъ XVI столтія, я старался сохранить оригинальный колоритъ подлинника, несмотря на звуки, непривычные и чуждые русскому уху.

Трудъ мой передъ судомъ публики, ожидаю приговора ея, безъ самонадянности, но и безъ боязни. Я утшаю себя словами гётева Тасса,

Was ich gewollt, ist lblich, wenn das Ziel

Auch meinen Krften unerreichbar blieb.

Я буду доволенъ и тмъ, ежели слабый трудъ мой послужитъ поводомъ къ новому лучшему переводу, боле достойному великаго подлинника, и первый встрчу его громкими, заслуженными похвалами.

Э. Губеръ.

МЫЗА МОЗИНО.

28-го Сентября, 1838 года.

0x01 graphic

Посвященіе.

Со мной опять воздушный рой видній!

Ихъ образы я снова познаю!

Но удержу-ль таинственныя тни,

Приму-ли вновь ихъ на душу мою?

Вотъ ближе онъ, мой давній, милый геній!

Отъ грустныхъ думъ я снова возстаю,

Какъ прежде, грудь живымъ огнемъ согрта

Отъ дивнаго волшебнаго привта!

О прежнихъ дняхъ ко мн мечта нисходитъ

И милыя я вижу тни вновь,

На память мн, какъ будто сонъ приходитъ

И первый другъ, и первая любовь,

И снова грусть въ сдую даль уводитъ,

Былые дни напоминаетъ вновь

И въ счастіи обманутыхъ могилой

Моихъ друзей сзываетъ образъ милый.

Они не слышатъ новыхъ пснопній,

Кто первыхъ псенъ принялъ робкій звукъ,

Замолкъ привтъ сердечныхъ одобреній.

Моихъ друзей разсянъ тсный кругъ.

Чужой народъ — свидтель огорченій,

И страшенъ мн внецъ изъ этихъ рукъ!

Кто мн внималъ, кто радовался лир,

Въ чужихъ странахъ, въ иномъ блуждаетъ мір.

И я стремлюсь невдомой мечтою

Въ туманный край невидимыхъ духовъ

И въ робкій звукъ надъ трепетной струною

Слилася пснь, я полонъ смутныхъ сновъ,

Слеза въ очахъ смняется слезою,

Для новыхъ чувствъ уста не имутъ словъ!

Все близкое въ туман исчезаетъ,

Все прежнее ясне оживаетъ!

0x01 graphic

Прологъ въ театр.

Директоръ, Поэтъ, Комикъ.

Директоръ. Вы оба, съ кмъ такъ часто я

Длилъ печальную заботу,

Скажите мн, мои друзья,

За весь мой трудъ, за долгую работу,

Какая польза будетъ мн

Въ нмецкой нашей сторон?

Мн любо сблизиться съ толпою,

Она живетъ и жить даетъ.

Давно шатеръ развшенъ предо мною

И всякъ себ лихой потхи ждетъ.

Они притихли терпливо,

Ушами хлопая, сидятъ

И ждутъ чудесъ и, какъ на диво,

На пестрый занавсъ глядятъ.

Я знаю, какъ мириться съ духомъ

Толпы безумной и слпой,

Съ пустымъ умомъ и съ грубымъ слухомъ,

Но ахъ, на этотъ разъ, я будто самъ не свой!

Что худо, пошло, что прекрасно,

Въ томъ неразборчива она,

Зато начитана ужасно

Пустая, глупая толпа.

Скажите, какъ къ ней подольститься?

Какъ новизной предъ ней блеснуть?

Предъ вами нечего таиться,

Люблю я на толпу взглянуть,

Когда потокомъ въ нашу лавку,

Ломаясь въ двери, привалитъ

И несмотря на крикъ и давку,

Часа въ четыре набжитъ,

Какъ жадно требуетъ билета,

Какъ рветъ изъ рукъ его она…

Но эта власть надъ ней — живая власть поэта!

Она теб толпой дана!

Поэтъ. Не говори мн о толп ничтожной,

Не заражай дыханіемъ ея!

Не призывай для ихъ забавы ложной!

Тамъ гибнетъ духъ, тамъ тлетъ мысль моя.

Веди въ тотъ край, гд чуждъ тоски тревожной,

Возрадуюсь живымъ восторгомъ я,

Гд въ смутный часъ томящаго недуга

Насъ ждетъ любовь, насъ манитъ ласка друга!

О чемъ мы тамъ такъ пламенно мечтали,

Что вырвалось изъ глубины живой,

Что вслдъ мечтамъ уста пролепетали,

То въ бурный мигъ исчезнетъ предъ тобой,

И много лтъ промчится въ смутной дали,

Пока оно засвтитъ красотой!

Ничтожный блескъ — минутная забава,

Но истин наступитъ судъ и слава!

Комикъ. Оставь ты правнуковъ въ поко!

Ну, кто-бы васъ теперь смшилъ,

Когда-бъ на этотъ ладъ и я заговорилъ?

Вдь шутка — дло не пустое.

Тотъ только правъ, кто разсмшитъ,

Толп нужна одна потха.

Она приходитъ къ намъ для смха

И только смхъ ее манитъ.

Дай ей мечты и умъ, и чувства,

И душу влей, и страсти дай,

Но выше всякаго искусства

Забавныхъ глупостей нигд не забывай…

Директоръ. Чтобъ было имъ всего довольно!

Имъ только хочется смотрть,

И черни любо и привольно,

Когда дадутъ ей поглазть.

Толпа одной забавы проситъ,

А масса массу увлечетъ,

Кто много при себ несетъ,

Тотъ многимъ что-нибудь приноситъ.

Ужъ наше дло таково!

Чтобъ ни далъ ты, дай все клочками,

Потшь ихъ громкими словами:

Оно и мило, и легко.

Толп ли суетной въ роскошномъ, стройномъ вид

Свои созданія художникъ отдаетъ?

Къ его неслыханной обид,

Чернь по клочкамъ ихъ разорветъ.

Поэтъ. Нтъ, я искусства не унижу

Къ торговой сдлк ремесла!

Я счетъ корысти ненавижу!

Смотри, къ чему она тебя-же привела.

Директоръ. Зачмъ упрекъ несправедливый?

Кто отъ трудовъ успха ждетъ,

Тотъ и безъ прихоти спсивой

По цли средства изберетъ.

Ты знаешь-ли, кто разбираетъ,

Кто судитъ даръ высокій твой?

Одинъ отъ скуки прізжаетъ,

Чтобъ посмяться надъ тобой,

Другой съ испорченнымъ желудкомъ

Прідетъ къ намъ и захрапитъ,

А тотъ журналы пробжитъ

И судитъ насъ чужимъ разсудкомъ.

Какъ въ маскарадъ приходятъ къ намъ,

Кто позвать, кто развлекаться:

Мужчины посмотрть на дамъ,

А дамы дутъ показаться.

Чему такъ веселъ полный домъ?

Смирись, поэтъ! спустись пониже,

Взгляни на меценатовъ ближе,

Съ душой безъ чувствъ, съ пустымъ умомъ!

Всмотрись въ желанья черни важной:

Тотъ ради картъ уходитъ прочь,

А тотъ въ объятіяхъ красавицы продажной

Проводитъ бшеную ночь.

Для этой черни безпокойной

Не призывай ты свтлыхъ музъ,

Шуми, бснуйся, пой, картиной непристойной

Пощекоти ихъ грубый вкусъ.

Поврь, имъ чуждо упоенье!

Другихъ безсмысленныхъ затй

Ищи для суетныхъ людей…

Но что съ тобой? Печаль, иль вдохновенье?

Поэтъ. Ищи себ другихъ рабовъ!

Свободнымъ, гордымъ вдохновеньемъ,

Я не продамъ теб наслдія боговъ,

Я правъ людей не затопчу презрньемъ!

Скажи, въ борьб мятежныхъ силъ,

Кто надъ стихіей возмущенной

Мн силу мощную вручилъ?

Кто мн толпы непосвященной

Сердца и чувства покорилъ?

Одно сочувствіе святого вдохновенья

Изъ глубины души живой

Находитъ нить соединенья

И поглощаетъ міръ земной.

Когда судьба такъ равнодушно

Веретено свое кружитъ

И такъ нестройно, такъ бездушно

Хаосъ творенія шумитъ,

Кто одинокое дыханьемъ оживляетъ

И въ общую гармонію сольетъ,

Кто вчно-равный ходъ такъ живо отдляетъ

И въ риму стройную сведетъ?

Кто страсти бурей возмущаетъ?

Кто намъ изобразитъ вечерній лучъ зари,

И кто роскошный путь любви

Цвтами нги устилаетъ?

Кто слав дастъ торжественный отвтъ?

Кто подвигъ наградитъ внками!

Кто правитъ небомъ и богами?

Поэтъ! Поэтъ!

Комикъ. Такъ пользуйся пока чудеснымъ вдохновеньемъ

И какъ любовнымъ приключеньемъ

Займись поэзіей святой.

Сначала съ двой молодой

Насъ сводитъ случай, мы вздыхаемъ,

Тихонько влюбимся, блаженствуемъ, грустимъ,

То нгой пламенной горимъ,

То снова плачемъ и страдаемъ,

То свтлый день, то вновь туманъ,

Посмотришь — и готовъ романъ!

Не трудно зрлище такое

Состряпать намъ. Въ быту людей

Предметомъ выберемъ любое

Мы для комедіи своей.

Мы вс живемъ на этомъ свт,

Но многимъ жизни не понять,

Въ такомъ запутанномъ предмет,

Все занимательно, чего-бы намъ ни взять.

Побольше лжи, поменьше свта,

Немного правды кое-гд —

И загремитъ у насъ везд

Произведеніе поэта.

Толпами юноши придутъ

Подслушать тайну откровенья,

А двы нжныя вздохнутъ.

Впивая сладкія печали вдохновенья,

Они еще до этихъ поръ

Готовы плакать и смяться,

Мишурнымъ блескомъ любоваться

И чинно почитать высокопарный вздоръ.

Лишь тотъ причудливъ и разборчивъ,

Кто давнимъ опытомъ живетъ,

Но кто пока еще растетъ,

Тотъ даже черезчуръ сговорчивъ.

Поэтъ. Такъ возврати мн эту младость,

Отдай мн нгу первыхъ слезъ,

Отдай мн первой псни сладость

И обольщенье первыхъ грезъ!

Тогда въ туман свтъ скрывался,

Еще я всюду ждалъ чудесъ,

Еще безпечно любовался

Сіяньемъ утреннихъ небесъ.

Тогда, блуждая средь тумана.

Земныхъ даровъ я не искалъ,

Я наслаждался, я дышалъ

И жаждой истины, и волшебствомъ обмана.

Отдай мн радость прежнихъ дней,

Восторги пламенныхъ страстей,

Отдай мн бурныя стремленья

За мудрость хладную твою,

Отдай мн власть любви, отдай мн силу мщенья,

Отдай мн молодость мою!

Комикъ. Чтобъ въ смутный часъ въ борьб кровавой

Врага надменнаго сразить,

Чтобъ въ полномъ смысл наградить

Любовь красавицы лукавой,

Чтобъ въ быстромъ бг предъ толпой

Летть стрлой, не уставая,

Чтобъ въ шум оргіи ночной

И пить, и пть, не засыпая,

Чтобъ въ этихъ подвигахъ успть,—

Не худо намъ помолодть.

Но чтобъ безъ дальнихъ вдохновеній

Толпу цвницей забавлять,

Чтобъ лирой звонкой управлять,

Растрогать звукомъ пснопній,

Для этой цли, господа,

Еще и старость — не бда.

Кто мритъ силы старичишки?

Всякъ уважать его привыкъ,

И пусть ребячится старикъ,

Зато и мы какъ ребятишки.

Директ. Нельзя-ли споры прекратить?

И вмсто словъ смшныхъ и чудныхъ,

И комплиментовъ обоюдныхъ,

Скоре къ длу приступить?

Зачмъ клепать на вдохновенье?

Кто медлитъ, тотъ его не жди!

Души святое упоенье.

Не можетъ жить въ его груди.

Кого молва поэтомъ славитъ,

Тотъ докажи, что онъ поэтъ,

Пусть онъ поэзію заставитъ,

Всегда готовый дать отвтъ.

Пора и къ длу! Вамъ не чужды,

Вс наши прихоти и нужды,

Не худо черни угодить

И хохотать ее заставить,

Зачмъ на завтра то оставить,

Что можно тотчасъ совершить?

Театръ пускаютъ на удачу

И всякъ по своему творитъ.

Теперь и я вамъ далъ задачу,

Но васъ она не затруднитъ.

Я отдалъ все мое имнье

Сегодня вамъ въ распоряженье,

Искусной машины снарядъ,

Луну и звзды, сушь и воды

И вс сокровища природы,

И всхъ костюмовъ пышный рядъ.

На сцен тсной разверните

Вы цлый міръ своихъ чудесъ

И тихо по земл съ небесъ

Вы прямо въ адъ перешагните!

0x01 graphic

Прологъ на небесахъ.

Духъ, Ангелы, потомъ Мефистофель. Три Архангела.

Рафаилъ. Какъ прежде солнце вновь пылаетъ

Идетъ, какъ царь, въ кругу планетъ

И путь привычный совершаетъ,

И міру шлетъ роскошный свтъ.

Исполненъ силы и смиренья,

Молясь склонился серафимъ,

Творецъ, какъ въ первый день творенья,

Въ своихъ длахъ непостижимъ.

Гавріилъ. Подъ солнцемъ быстрыми кругами

Летитъ земля въ крас своей,

То блещетъ яркими лучами,

То скрыта вновь во тьм ночной,

Тамъ море подъ утесы рвется

И роется въ груди земной,

Но въ вчномъ бг сферъ несется

Утесъ и море подо мной.

Михаилъ. Гроза смняется грозою,

Моря и сушь подъ ней кипятъ,

И бури мрачною грядою

Надъ робкимъ міромъ тяготятъ.

Сильне грозы разразились,

Одтъ пожаромъ мракъ ночей?

Но мы, о Боже! преклонились

Подъ чистый свтъ твоихъ лучей.

Вс. Исполненъ силы и смиренья,

Молясь, склонился серафимъ,

Творецъ, какъ въ первый день творенья

Въ своихъ длахъ непостижимъ.

Мефистофель. Опять забрелъ ты какъ-то къ намъ, духъ чистый,

И о здоровь спрашиваешь насъ,

А потому меня на этотъ разъ

Ты между дворней видишь тоже.

Прости меня, теб словцомъ не угодилъ,

Но въ этомъ чортъ не упражнялся,

Отъ красныхъ словъ моихъ ты самъ-бы разсмялся,

Когда-бъ отъ смха ты себя не отучилъ.

О солнцахъ и мірахъ я ничего не знаю,

Зато я къ горести несказанной моей,

Въ житейскихъ бдствіяхъ людей,

Ихъ долю тяжкую повсюду замчаю,

Въ быту людей одинъ законъ:

Смшнымъ остался человкъ,

Какимъ онъ былъ въ начал вка,

Быть-можетъ, онъ-бы лучше жилъ,

Когда-бы не былъ одленъ

Святымъ лучомъ небеснаго сіянья.

Онъ этотъ міръ зоветъ умомъ,

Но что-же пользы отъ дянья,

Какъ сталъ онъ умницей потомъ?

Живя на старую погудку,

Среди скотовъ земли, благодаря разсудку,

Онъ первымъ сдлался скотомъ.

Среди примровъ очень многихъ,

На наскомыхъ долгоногихъ

Похожъ онъ тломъ и душой,

Какъ т — и онъ поетъ, летаетъ,

Какъ т садится подъ травой

И ту же псню начинаетъ,

Да на травку еще пускай!

Ну, поглядитъ и отряхнется:

Небось, того и замчай,

Что прямо носомъ въ грязь уткнется.

Духъ. Все съ той-же жалобой ко мн

Ты, духъ отверженный, приходишь!

Ужели въ мір по себ

Нигд ты блага не находишь?

Меф. Поврь, что въ мір очень худо,

И люди на меня наводятъ лишь тоску,

Со мной случилось даже чудо:

Я ихъ и мучить не могу.

Духъ. Ты знаешь Фауста?

Мефистофель. Какъ не знать,

Онъ докторъ. Нечего сказать,

Теб онъ служитъ презабавно,

Не стъ, не пьетъ, стремится въ даль,

Порой бснуется исправно,

А на душ несетъ печаль.

Въ порыв думъ своихъ мятежныхъ.

Его не тронетъ міръ чудесъ,

Онъ проситъ у земли восторговъ нжныхъ,

У неба радостей небесъ.

Духъ. Еще онъ суетно блуждаетъ.

Но истиной онъ будетъ озаренъ.

О будущихъ плодахъ садовникъ заключаетъ,

Какъ скоро дерево лишь только расцвло.

Мефистофель. Позволь ты мн его по своему вести:

Я объ закладъ побьюсь, что право безъ сомннья.

Его какъ разъ сверну съ пути.

Духъ. Пока онъ живъ, я запрещенья

Не нахожу на выдумки твои,

Онъ суетно гршитъ, пока еще стремится.

Мефистофель. Ты мн живого далъ,

Живой на все годится!

Живыхъ, здоровыхъ я люблю,

Зато ужъ мертвыхъ не терплю.

Духъ. Онъ твой! Сведи его преступною тропою

Отъ первобытнаго начала бытія

И если онъ склонится предъ тобою,

Да будетъ тяжкая надъ падшимъ власть твоя.

Но стыдъ и на тебя, когда, меня позная,

Языкъ лукавый твой дрожа произнесетъ,

Что гршный человкъ, въ юдоли сей блуждая,

И средь сомннія путь истинный найдетъ.

Меф. Побда — лестная награда!

И если я до цли доберусь.

Не проигравъ теб заклада.

Я торжествомъ надъ Богомъ возгоржусь,

Я человка въ прахъ унижу,

Онъ будетъ землю сть, какъ тетушка-змя,

Его у ногъ моихъ съ восторгомъ я увижу

И грознымъ мстителемъ надъ нимъ возстану я.

Духъ. Веди его, лукавый бсъ!

Къ теб вражды я не питаю.

Изъ падшихъ ангеловъ небесъ

Я хитреца предпочитаю.

Легко ослабить духъ людей,

Онъ въ нг цль не забываетъ.

Но бсъ въ тревожной жизни сей

Его повсюду возмущаетъ.

Приближьтесь, жители небесъ!

Для васъ однихъ въ крас священной

Я міръ невдомыхъ чудесъ,

Началу вка современный,

На мощный творческій полетъ

Вы взоры свтлые склоните,

И что въ видніяхъ неясныхъ промелькнетъ —

Безсмертной мыслію скрпите.

(Небо закрывается, Архангелы исчезаютъ).

Мефистофель (одинъ). Чудесный малый нашъ старикъ!

Ужъ съ нимъ не стану я ругаться:

Вдь какъ ни важенъ онъ, и какъ онъ ни великъ,

А съ нашимъ братомъ онъ толкуетъ напрямикъ

И мастеръ съ нами обращаться.

0x01 graphic

Фаустъ.

Ночь.

(Фаустъ съ выраженіемъ безпокойства сидитъ передъ столикомъ подъ высокими сводами узкой, готической комнаты).

Я сталъ и врачомъ и правовдомъ,

Я и въ философы попалъ,

И къ богословамъ, за ними слдомъ,

Я къ крайней горести присталъ.

Меня въ магистры возвели

И къ мудрецамъ меня причли,

И даже докторомъ бранятъ,

А дурака не разглядятъ!

Ужъ десять лтъ по пустякамъ

И вкривь и вкось, и здсь и тамъ,

Я за носъ школьниковъ вожу,

А самъ повсюду нахожу,

Что вопреки земныхъ познаній

Святая мудрость не по насъ!

И вотъ источникъ моихъ страданій,

О чемъ я плачу каждый часъ!

Хоть я и умне, чмъ эти пустые

Магистры, судьи и писцы — дурачье.

Хоть въ суевры не гожусь,

Чертей и ада не страшусь,

Зато въ печаляхъ грудь томится

И спсь въ ум не зародится.

Чтобъ людямъ бднымъ возвщать

Высокой тайны благодать.

Нтъ у меня казны, палаты,

Замны нтъ за вс утраты.

И псу не жить, какъ я живу!

Зато я магіи предался,

Съ духами братствомъ сочетался

И ихъ на помощь призову.

Быть-можетъ тайны бытія

Тогда отъ нихъ услышу я.

Загадки мудрости узнаю!

Чтобы въ поту, по пустякамъ,

Не проповдывать глупцамъ,

Чего я самъ не понимаю.

Живыя силы бытія

Въ ихъ нагот увижу я,

Узнаю вчное начало,

Причину тайную міровъ

И ужъ не буду, какъ бывало.

Искать однихъ напрасныхъ словъ!

О! мсяцъ тихій, мсяцъ ясный,

Зачмъ, зачмъ въ полночный часъ,

Надъ головой моей несчастной

Ты не блеснешь въ послдній разъ!

Зачмъ по грудамъ мертвыхъ книгъ

Ты въ грудь отрадой не проникъ!

Зачмъ на темныхъ вышинахъ

Я не могу въ твоихъ лучахъ

Надъ бездной скалъ и надъ лугами

Летать съ могучими духами!

Чтобъ, исцлясь отъ старыхъ мукъ,

Въ твоей рос, луна златая,

Больную грудь мою купая,

Покинуть тщетный грузъ наукъ!

Я сгину здсь въ стнахъ темницы.

Гд грудь въ страданіяхъ скорбитъ,

Гд только тусклый лучъ денницы

По стекламъ крашеннымъ скользитъ.

На полкахъ книгами стна

До потолка завалена,

Никто съ нихъ пыли не сотретъ,

Ихъ червь и точитъ, и грызетъ.

Повсюду снадобья пустыя,

Сосудовъ, банокъ длинный рядъ,

Домашній ддовскій снарядъ

И инструменты вковые.

При нихъ и дни и ночи я!

И вотъ вселенная моя!

Ужель еще не понялъ ты

О чемъ скорбятъ твои мечты?

Что грудь страданіемъ томитъ,

Что душу холодомъ мертвитъ?

Ты жилъ по вол божества

Въ живыхъ предлахъ естества,

Но этотъ дивный даръ боговъ

Ты промнялъ на тлнъ гробовъ!

О, прочь отсюда! вылетай

Изъ душныхъ стнъ въ веселый край!

Передъ тобою двери храма

Раскроетъ книга Ностродама!

Тебя природа вдохновитъ,

Какъ съ духомъ духъ заговоритъ,

И ты въ избытк новыхъ силъ

Узнаешь тайный ходъ свтилъ.

Но въ тщетной дум вижу я

Святые знаки бытія.

Я чую, слышу надъ собой

Живыхъ духовъ волшебный рой,

Душа желаніемъ согрта.

Отъ нихъ я требую отвта!

(Онъ открываетъ книгу и видитъ изображеніе Макрокосма).

Единый взглядъ — и пламенная радость

Мечты усталыя живитъ,

Воскресла огненная младость

И новая по жиламъ кровь кипитъ….

Не Богъ-ли начерталъ святыя письмена?

Изъ нихъ повяло души успокоенье,

И свтлой радости полна,

Въ порыв дивнаго стремленья

Она всемірнаго творенья

Провидла живыя смена.

Не богъ-ли я?… Свтаетъ! Я читаю

Въ сихъ знакахъ тайны бытія,

Въ одежд творческой природу вижу я

И слово мудрости теперь лишь понимаю:

‘Теб доступенъ міръ духовъ,

‘Но умъ стсненъ въ цпяхъ темницы,

‘Возстань, проснись отъ тяжкихъ сновъ,

‘Купай земную грудь въ живыхъ лучахъ денницы!’

(Онъ разсматриваетъ изображеніе)

Какъ въ цломъ часть ко части льнетъ,

Одно въ другомъ творитъ, живетъ!

Какъ силы горнія встаютъ,

Другъ другу ведра подаютъ!

Благословенными крылами

Нашъ бдный міръ животворятъ

И въ дальнихъ пажитяхъ надъ нами

Въ живыхъ созвучіяхъ гремятъ!

Въ чудесномъ зрлищ очами утопая,

Другою жаждою взалкала грудь моя.

Но ахъ, природа, мать святая,

Тебя обнять не въ силахъ я!

Къ твоимъ сосцамъ не припадать устами,

Откуда жизни ключъ живой,

Питая цлый міръ, струится предо мной

Святыми, полными волнами!

Струи текутъ, струи журчатъ,

Но ахъ, больной груди он не освжатъ!

(Перевертываетъ съ негодованіемъ страницу, ему попадается изображеніе духа земли).

0x01 graphic

Но вотъ опять другое впечатлнье!

О духъ земли, ты близокъ мн!

Я чувствую, какъ новое волненье

И новой силы напряженье

Меня тснитъ — я весь въ огн!

Готовъ летть съ тревожною волною,

Печаль земли, ея восторги пить,

Не трепетать въ борьб съ грозою.

И головы моей подъ ней не преклонить,

Пускай мой утлый чёлнъ подъ бурей разобьется:

Я грома не страшусь, душа не содрогнется!

Лампада тмится

И мсяцъ не горитъ —

И дымъ столбомъ, и паръ клубится —

Я тучами обвитъ.

Кровавые лучи огнистыми чертами

Надъ головой моей горятъ.

Могильный хладъ повялъ надъ стнами

Я ужасомъ объятъ!

Ты надо мной, желанный духъ!

Разоблачись!

Какъ мысли мыслями тснятся!

Какъ въ чувство новое слились!

Къ теб мечты мои стремятся!

Явись! я звалъ тебя! явись!

(Онъ беретъ книгу и таинственно произноситъ изображеніе духа, внезапно показывается красноватое пламя и въ немъ духъ земли).

Духъ. Кто звалъ меня?

Фаустъ (отворачиваясь). Ужасный видъ!

Духъ. Не твой-ли голосъ дерзновенный

Меня привлекъ изъ сферы сокровенной?

Ты долго жаждалъ зрть меня —

И что-жъ?

Фаустъ. Я не снесу тебя.

Духъ. Ты долго и долго напрасно молился,

Чтобъ слышать мой голосъ, чтобъ видть мой ликъ,

И вотъ я на зовъ твой могучій явился,

А ты головою со страхомъ поникъ!

Но гд-же Фаустъ? гд эта грудь живая,

Въ которой ты вселенную носилъ?

Гд эта грудь, которая, пылая

Въ порыв творческомъ ея мятежныхъ силъ,

Къ намъ возсылала крикъ отъ рубежа могилъ,

О дерзкомъ равенств мечтая?

Не ты-ли звать меня дерзалъ?

Не ты-ли гордою душой меня искалъ?

Я здсь! Одно мое дыханье

Сразило взоръ надменный твой!

У ногъ моихъ, въ пыли передо мной,

Трепещетъ жалкое созданье!

Фаустъ. Нтъ, чадо пламени, мы на одной ступени

Въ цпи безчисленныхъ твореній!

Духъ. На поток временъ, въ бур творческихъ длъ,

Съ колыбели на гробъ

Я міры облетлъ.

Смерть и рожденье,

Кипящая жизнь,

Радость и горе,

Вчное море.

Въ вчномъ движеньи

Я на шумномъ станк проходящихъ вковъ

Тружусь надъ живою одеждой боговъ!

Фаустъ. Ты и послдній край вселенной обнимаешь!

Духъ творческій, какъ сходенъ я съ тобой.

Духъ. Ты сходенъ только съ тмъ, кого ты постигаешь,

Но не со мной!

(Исчезаетъ).

Фаустъ (падая). И не съ тобой?

Я — образъ божества —

И даже не съ тобой!

(Стучатся въ дверь).

О Боже! это онъ идетъ,

Сотрудникъ моего пустого размышленья!

Сухой ползунъ! онъ оторветъ

Меня отъ дивнаго виднья!

(Вагнеръ въ ночномъ халат и колпак съ лампою въ рук, Фаустъ отворачивается съ негодованіемъ).

Вагнеръ. Прости! ты что-то вслухъ читалъ,

Статью изъ греческой трагедіи, быть-можетъ,

Воспользоваться я урокомъ пожелалъ.

И это гд-нибудь при случа поможетъ.

Вдь говорятъ-же, что пасторъ

Хитре всякаго актера…

Фаустъ. Коли пасторъ имъ быть желаетъ,

Что впрочемъ часто такъ бываетъ.

Вагнеръ. Трудясь безъ выхода въ печальномъ кабинет,

Трубою зрительной слегка

Слдя по праздникамъ людей издалека,

Какими средствами я убжду ихъ въ свт?

Фаустъ. Не вамъ сердца порабощать

Чудесной силой убжденья,

Когда сердечнаго, живого вдохновенья

Вамъ недоступна благодать.

Трудись надъ звонкими словами,

Чужія мысли обирай,

Торгуйся чуждыми дарами

И пламя блдное изъ пепла выжимай,

Ослы и дти будутъ восхищаться

И только ихъ ты можешь удивить,

Но сердцу съ сердцемъ не сливаться,

Когда не можешь ты отъ сердца говорить!

Вагнеръ. Въ преподаваніи ораторская слава,

Но въ этомъ я совсмъ отсталъ,

Фаустъ. Честной доходъ — полезная забава,

Глупецъ съ гремушками пропалъ.

Зачмъ гоняться за словами?

Могучей силой свтлыхъ думъ

Владетъ мелкими умами

Ничтожной черни зрлый умъ!

Что пышныя слова? что ваша рчь пустая?

Въ ничтожныхъ вычурахъ блистая,

Она безсмысленна, какъ втра поздній свистъ,

Срывающій съ деревъ сухой осенній листъ.

Вагнеръ. Искусство времени не знаетъ,

А наша жизнь такъ коротка,

0x01 graphic

Въ критическихъ трудахъ мой умъ изнемогаетъ,

Подъ часъ мутитъ меня тоска.

Какъ тяжело до средствъ добраться,

Чтобъ наконецъ къ источникамъ дойти!

Усплъ-ли я до цли доискаться,

А смерть, какъ тутъ, свернетъ съ пути!

Фаустъ. Не на пергаментахъ источникъ сокровенный,

Который жаждущихъ прохладой надлитъ.

Напрасно ищешь ты отрады вдохновенной,

Когда душа твоя отрады не даритъ.

Вагнеръ. Пріятно въ духъ временъ мечтой переноситься,

Узнать, какъ понималъ науку человкъ,

А посл собственнымъ сознаніемъ гордиться,

Что такъ далеко мы подвинули свой вкъ.

Фаустъ. Мы далеки? Мы много знаемъ?

Не намъ объ этомъ разсуждать!

Ахъ, мы прошедшаго совсмъ не понимаемъ,

Надъ нимъ лежитъ священная печать!

Что духомъ времени писатель величаетъ,

То духъ писателя, въ которомъ время, вкъ.

И этотъ карликъ человкъ

Въ туманномъ очерк летаетъ.

Смшно и жалко слушать васъ,

Хоть вонъ бги при первомъ взгляд!

Предъ вами старина, Богъ всть, въ какомъ наряд:

Пустая болтовня, безсмысленный разсказъ,

Помои древности, лохмотьевъ кладовая,

Столтній залежалый соръ

И прагматическій высокопарный вздоръ!

Вотъ ваша старина, комедія пустая,

Нелпый куколъ разговоръ!

Вагнеръ. Но кто откажется отъ лестнаго познанья?

Понять людей и міръ въ комъ не было желанья?

Фаустъ. Скажи, что значитъ познавать?

Кто всуе истину дерзнетъ провозглашать?

Кто обнажилъ души священныя скрижали,

Кто думу свтлую безумцамъ открывалъ,

Кто доврялъ толп, что втайн созерцалъ,

Того и жгли и распинали!..

Но полночь! мн давно пора

И время намъ съ тобой разстаться.

Вагнеръ. А я готовъ хоть до утра

Такой бесдой наслаждаться.

Но завтра ты позволишь мн,

На Воскресеніе Христово,

Еще разъ завернуть къ теб

И кой-о-чемъ промолвить слово.

Уму пріятно разсуждать,

Ты говоришь, а я внимаю.

Хоть я и очень много знаю,

Но я хотлъ-бы все узнать!

(Уходитъ).

Фаустъ (одинъ). И съ нимъ еще живутъ надежды молодыя!

Онъ ищетъ золота, безсмысленный глупецъ,

А веселъ, если наконецъ

Отроетъ черви дождевые!

Вступилъ глупецъ въ воздушный кругъ видній,

Разрушилъ онъ роскошныя мечты…

Пусть улетятъ! какъ кстати эти тни,

Слпой глупецъ, разсялъ ты!

Ты спасъ меня отъ изступленья,

Въ которомъ я безмолвно погибалъ,

Когда, какъ карликъ, исчезалъ

Передъ величіемъ ужаснаго виднья!

Не думалъ-ли я, образъ божества,

Дрожа приблизиться къ зерцалу правды вчной?

Воспрянувъ отъ земли для жизни безконечной,

Увидть тайны естества?

Я, выше ангеловъ возставъ надъ небесами,

Дерзнулъ въ избытк силъ безумными мечтами

Проникнуть въ жилы бытія,

Въ своихъ созданіяхъ собою насладиться

И съ божествомъ соединиться!

Но отъ громоваго поникъ глагола я,

Я не могу сравнить тебя съ собою,

Я властенъ былъ, я могъ тебя призвать,

Но не могу, не властенъ удержать!

Когда явился ты въ лучахъ передо мною,

Тогда я чувствовалъ, какъ я могучъ, какъ слабъ!

Ты оттолкнулъ меня отъ дивнаго виднья

Въ неврные ряды земного назначенья,

И я опять, какъ прежде, жалкій рабъ

Неодолимаго сомннья!

Но гд пути мои? куда-же брошусь я?

Идти ли мн во слдъ блестящаго мечтанья?

Увы! бездйствіе, какъ самыя дянья.

Цпями тяготитъ надъ ходомъ бытія!

Мечты высокія мы духомъ обнимаемъ,

Новъ свтлой чистот мы ихъ не сохранимъ.

Мы блага жизни сей съ собой соединимъ,

Но блага лучшія обманомъ называемъ.

Среди тревогъ житейской суеты

Поблекнутъ въ насъ и чувства, и мечты!

Мечтами пышными изъ праха улетая,

Фантазія къ звздамъ крылами воспаритъ:

Но свянетъ подъ грозой надежда золотая

И въ грани бдныя опять ее стснитъ.

Забота мелкая въ насъ мигомъ загнздится,

Во глубин души печали зародитъ

И въ тысячу личинъ тайкомъ перерядится,

И наши радости коварно отравитъ.

Въ малютк, въ женщин мы ликъ ея встрчаемъ,

Войну, пожары, ядъ намъ грозная сулитъ,

Замолкнетъ ли гроза, но человкъ дрожитъ,

Надъ неутраченнымъ мы слезы проливаемъ.

Далекъ отъ божества, я бдный червь земли!

Мн въ пищу прахъ! мой домъ въ пыли!

О, не коснись его ногой неосторожной.

Ты въ мигъ разрушилъ домъ ничтожный!

Густая пыль передо мной:

Подъ ней лежатъ на старыхъ полкахъ

Зати мудрости земной

Въ забавныхъ, склеенныхъ осколкахъ.

Найду ли здсь чего искалъ?

Я только одного въ скрижаляхъ сихъ дознался,

Что человкъ всегда и плакалъ и страдалъ,

Что кое-гд порой счастливцемъ обртался.

Что шепчетъ блдный черепъ тамъ?

И онъ подобно мн томился,

И слпо вруя таинственнымъ мечтамъ,

За тщетной истиной безсмысленно стремился!

И вы, кудрявые вальки,

Винты, колеса, рычаги,

И вы сметесь надо мною!

Въ васъ много хитрости, а помощь далека,

И подъ завсою густою

Не отопрете вы волшебнаго замка!

Всегда таинственна природа передъ нами,

Надъ ней и въ свтлый день лежитъ

покровъ густой,

Чего сама она не вскроетъ предъ тобой,

Того не сдвинешь рычагами.

Здсь утварь праздная въ пыли передо мной,

Тамъ старый блокъ подъ лампою дымится…

Тотъ лишнимъ бременемъ вотще загромоздится,

Кто скудные дары хранитъ передъ собой.

Употребленіемъ мы цнимъ наши средства,

Досадно мн! Чего я ждалъ?

Зачмъ я бднаго наслдства

Въ ночныхъ пирахъ не расточалъ!

Но отчего мой взоръ въ тотъ уголъ устремился?

Магическій сосудъ стоитъ передо мной!

Мн вдругъ легко! Я свтомъ озарился.

Какъ путникъ въ поздній часъ нежданною луною!

Съ благоговніемъ тебя беру я въ руки,

Таинственный внецъ премудрости людской!

Смягчи души моей убійственныя муки

И снова возврати утраченный покой!

Ты — благотворный сокъ земного усыпленья,

Ты — средоточіе всхъ ядовитыхъ силъ!

Съ тобой не чувствую сердечнаго мученья,

Въ твоемъ присутствіи нтъ бурнаго стремленья

И духъ мой пламенный полетъ остановилъ.

Изъ міра тснаго, отъ этихъ мстъ печальныхъ

Въ безбрежный океанъ мой путь меня ведетъ.

Плыву, у ногъ моихъ поверхность водъ зеркальныхъ,

Я вижу новый край среди тумановъ дальнихъ

И новая заря въ тотъ новый край зоветъ!

Тамъ колесница вдругъ слетла съ высоты

На огненныхъ крылахъ. Душа огнемъ согрта,

Меня влекутъ волшебныя мечты

Для новыхъ подвиговъ въ страну иного свта!

И ты ли, бдный червь, раздавленный въ пыли,

Съ надеждой пламенной вдохнешь восторгъ небесный?

Такъ!я отворочусь отъ этой жизни тсной,

Отъ солнца милаго земли!

Сорву затворъ гробовъ, надменною рукою

Ужасныя врата безъ трепета раскрою,

Предъ коими толпа безумная дрожитъ.

Нтъ, человкъ въ борьб съ судьбою не уступитъ!

Пещера темная раскрылась и грозитъ,

Но онъ-ли передъ ней надменный взоръ потупитъ?

Туда ведетъ мой путь, гд ветъ хладный страхъ,

Весь адъ хранитъ проходъ, но я ли поблдню?

Я дерзкій подвигъ мой, на вкъ сливаясь въ прахъ,

Уничтоженіемъ моимъ запечатлю!

Ко мн, ко мн, ты мой сосудъ кристальный!

Ко мн, къ устамъ моимъ! Отбрось футляръ печальный!

Сосудъ таинственный, давно забытый мной,

Какъ въ годы прежніе, явись передо мной!

Ты, чаша милая, смягчала наши муки,

Ты на пирахъ отца, въ бесд стариковъ,

Въ полночный часъ, подъ шумный говоръ словъ

Изъ рукъ переходила въ руки!

Рзьба искусная, обычай толковать

Значеніе ея кудрявыми стихами,

А посл, приложась къ ней жадными устами,

Всю чашу разомъ осушать,

Напоминаютъ мн забавы молодыя

И юность шумную, и праздники ночные…

Но влагу смертную въ широкіе края

Рукою твердою вливая,

Теперь не передамъ тебя сосду я,

Къ напитку смерти приглашая!

Хмленъ тлетворный сокъ! Преградъ для воли нтъ!

Я подношу къ устамъ рукою дерзновенной

Напитокъ избранный, напитокъ драгоцнный!

Я пью въ послдній разъ — и утру мой привтъ!

(Фаустъ подноситъ къ устамъ чашу съ ядомъ).

(Звонъ колоколовъ и пніе хоровъ).

0x01 graphic

Хоръ ангеловъ.

Христосъ воскресъ!

Силой побдною

Узы наслдныя

Смертнаго бднаго

Рушились днесь!

Христосъ воскресъ!

Фаустъ. Какой знакомый звонъ раздался надо мной?

Отъ устъ моихъ онъ отторгаетъ чашу!

Гудятъ колокола и въ тишин ночной

Они святую всть гремятъ во славу нашу.

Такъ! Это часъ, когда Господь воскресъ!

Сей звонъ торжественный былъ встникъ воскресенья!

Такъ пли нкогда и ангелы небесъ

У гроба Божія залогомъ примиренья.

Хоръ женщинъ. Мы гробъ убирали

Цвтами душистыми:

Въ слезахъ облекали

Полотнами чистыми,

Съ безмолвной тоскою

Его стерегли мы здсь,

Но ахъ, передъ собою

Христа не находимъ днесь!

Хоръ ангеловъ. Христосъ воскресъ!

Тому, кто въ страданьяхъ,

Въ земныхъ испытаньяхъ,

Ждалъ избавителя,

Бога-Спасителя,

Спаситель воскресъ!

Фаустъ. Зачмъ во прах вы, такъ пламенно и нжно,

О, звуки дивные, раздались надо мной!

О, дайте умереть! я отжилъ безнадежно!

Мн негд отдохнуть отъ горести земной!

Звучите тамъ, гд въ чистот смиренной

Вамъ внемлетъ человкъ и тихій дастъ отвтъ!

Не для меня залогъ любви священной!

Я слышу всть, но въ сердц вры нтъ!

Кто чуда не призналъ, тотъ не иметъ вры,

Оно ея любимое дитя!

Но мн не воспарить въ таинственныя сферы,

Молитвой теплою отъ праха возлетя.

Я слышалъ этотъ звонъ на утр жизни милой,—

Онъ оторвалъ меня отъ двери гробовой!

Бывало, въ тихій часъ цлительною силой

Небесный поцлуй спускался надо мной,

И гулъ колоколовъ надъ юношей носился

И врой теплою душа его жила,

Я тихо трепеталъ, я плакалъ и молился,

И мн молитва та отрадою была.

Влекомый дивными мечтами,

Я въ лсъ и горы убгалъ,

Я плакалъ жгучими слезами

И въ пламенной груди вселенную вмщалъ!

О, звонъ торжественный, раздайся надо мною,

Утшь больную грудь отрадною мечтою!

Ты снова возвстилъ на лон тишины

Мн игры дтскія и праздники весны.

Я слышу въ часъ послдней муки

Съ благоговніемъ нежданный голосъ твой!

Раздайтесь же, божественные звуки,

Въ сей смертный часъ надъ гршной головой!

Я слышу васъ, я съ трепетомъ внимаю…

Слеза дрожитъ… я снова оживаю!

0x01 graphic

Хоръ учениковъ. Изъ праха могильнаго

Къ престолу Всесильнаго

Восходитъ Спаситель.

Скорби не вдая,

Небо наслдуя,

Онъ не оставитъ насъ

Въ печальной юдоли сей,

Онъ врой прославитъ насъ

На блага грядущихъ дней!

Хоръ ангеловъ. Христосъ воскресъ!

Въ области тлнія

Миръ возвстите!

Слово спасенія

Людямъ несите!

Для васъ прославляющихъ,

Въ скорбяхъ утшающихъ,

Миръ возвщающихъ,

Врой питающихъ —

Господь воскресъ!

За городскими воротами.

Толпа гуляющаго народа разныхъ сословій.

Нсколько подмастерьевъ. Куда вы тамъ? Какимъ путемъ?

Другіе. Да мы на мельницу идемъ.

Первые. А что бы на воды? И то бы не мшало.

Одинъ изъ подмастерьевъ. Въ охотный дворъ бы заглянуть.

Другой. Нтъ, мн туда наскучилъ путь.

Оба. А ты куда?

Третій. Куда попало.

Четвертый. Въ Бургдорфъ бы намъ, ребята, завернуть.

Пятый. Кой чортъ ведетъ тебя туда?

Четвертый. Мы, братецъ, тамъ найдемъ безъ спора,

И красныхъ двушекъ, и пива хоть куда,

И драку перваго разбора.

Пятый. Ужъ зададутъ теб урокъ!

Затылокъ чешется, теб бы гд подраться!

Туда я больше не ходокъ.

Служанка. Пойду назадъ, мн не зачмъ таскаться.

Другая. Мы ихъ у тополей найдемъ.

Первая. А мн зачмъ? И что мн въ немъ?

Съ тобой онъ пляску начинаетъ,

Тебя голубитъ и ласкаетъ,

Какое дло мн до васъ?

Другая. Да подожди-же! Ахъ, ты Боже!

Сюда придутъ они сейчасъ.

Съ нимъ и кудлашка будетъ тоже.

Школ. Чортъ-двки! Какъ он бгутъ!

Confrater! пустимся въ догонку!

На штуки я великій плутъ,

Дадимъ мы имъ лихую взгонку!

Люблю я братецъ, какъ дуракъ,

Красотокъ, пиво и табакъ!

Горож. Смотри-ка, съ дурами какими

Они связались! Какъ не грхъ!

Мы, кажется, получше тхъ,

А шалуны бгутъ за ними.

Второй школьникъ (первому). Не худо здсь остаться намъ.

Смотри-ка, красавицы какія!

Моя сосдка тоже тамъ,

Мы съ ней пріятели большіе.

Он шажкомъ себ идутъ

И врно насъ съ собой возьмутъ.

Первый. Нтъ, мн не понутру нарядная двица!

Скорй! Не то — вдь дичь уйдетъ!

Рука, которая въ субботу полъ мететъ,

На ласки въ праздникъ мастерица.

Горожанинъ. Мн новый бургомистеръ не подъ стать.

Что день, то дерзости! И какъ онъ это сметъ!

Вдь такъ у насъ ему не сдобровать,

О пользахъ города онъ вовсе не радетъ.

Ну, съ ними право нтъ пути!

Все та же дрянь, ужъ какъ не дуйся!

Все только подати плати,

Да ниже кланяйся и пуще повинуйся!

Нищій (поетъ). Господа мои честные,

Щеголихи молодыя,

Доля нищаго тяжка!

Свтлый праздникъ вамъ сегодня,

Пожалйте старика

Ради праздника Господня!

Друг. горожанинъ. Въ воскресный день люблю я разговоры

Про бой и бранные раздоры,

Тамъ, слышишь, въ Турціи война,

Народъ бснуется, дерется

И бой шумитъ и кровь рками льется,

Стоишь себ спокойно у окна,

Стаканчикъ свой тихонько допиваешь

И лодки пестрыя глазами провожаешь,

А вечеркомъ пойдешь себ домой,

Благословляя миръ спокойною душой.

Третій. Да, въ Турціи, сосдъ, мн нравится война,

Пускай ихъ ржутся, въ газетахъ прочитаемъ!

Пускай мутитъ ихъ сатана,

А мы по-старому все въ мир поживаемъ.

Старуха, (горожанкамъ). Вишь, какъ

Разряжены! какъ не влюбиться въ васъ!

Вы что-то смотрите, голубушки, спсиво!

Чего вамъ хочется, все это есть у насъ,

Старушка все нашла бы живо.

Горожанка. Скорй уйдемъ отъ вдьмы прочь!

Чтобъ я на улиц съ ней тарабарить стала!

Однако, жениха въ андреевскую ночь.

Она мн славно показала.

Другая. Мн тоже, нечего сказать.

Военный! Молодецъ! Я по уши влюбилась,

Ищу везд, да что-то не видать!

Я цлый годъ по немъ томилась.

Солдаты. Башни крутыя,

За крпкой стною,

Двы молодыя

Съ улыбкой живою,—

Славная плата,

За подвигъ солдата,

За славную брань.

Свахой предъ нами

Труба загремла,

Сватала радость,

Смерть зашумла.

Вотъ заштурмуемъ!

Вс насъ боятся!

Крпость, красотки,

Вс преклонятся!

Славная плата

Насъ наградитъ,

Солдатъ безъ оглядки

Въ поле летитъ.

Фаустъ. Вагнеръ.

Фаустъ. Встникомъ неба весна прилетла,

Растаяли льдины на свтлыхъ ркахъ,

Весн уступая, зима присмирла

И ищетъ пріюта на снжныхъ горахъ.

И только порою подъ втромъ взыграетъ,

Безсильную льдину съ утеса пошлетъ,

И раннюю зелень на мигъ покрываетъ,

И вновь на суровыхъ вершинахъ заснетъ.

Но солнце дохнуло надъ снжной корою,

Все жизнію дышетъ, растетъ и кипитъ.

Цвты лишь не вскрылись подъ ранней весною,

Ихъ въ пестрыхъ нарядахъ толпа замнитъ.

Въ роскошной одежд природа предъ нами!

Ты видишь ли городъ съ этихъ высотъ?

Какъ весело люди выходятъ толпами,

Шумя и пестря, изъ тсныхъ воротъ!

И любо имъ, вс веселятся сегодня.

Всмъ свтятъ забавы и радость любви.

То праздничный день: воскресенье Господне!

Но вмст съ нимъ сами воскресли они,

0x01 graphic

Воскресли, возстали отъ жизни бездушной,

Отъ мелкихъ заботъ, ежедневныхъ трудовъ.

Изъ тсныхъ улицъ, изъ хижины душной,

Изъ древняго храма, изъ хладныхъ гробовъ.

Смотри, какъ шумно толпа разбжалась!

Тотъ бросился въ поле, тотъ въ садъ полетлъ.

Ладья на рк за ладьей показалась

И гордый потокъ подъ весломъ зашумлъ.

И даже въ горахъ надъ крутыми скалами

Пестрою лентой проходитъ толпа.

Вотъ это ихъ небо! оно передъ нами!

Ихъ жизнь беззаботна, ихъ радость слпа.

Радость и горе проходятъ надъ вкомъ

Любо съ толпою по морю плыть!

Мн любо съ ней вмст быть человкомъ!

Я только здсь имъ могу еще быть!

Вагнеръ. Когда съ тобой я прогуляюсь,

И почесть въ томъ, и выгода моя,

Но одному здсь быть я, право, не ршаюсь,

Всю эту чернь страхъ ненавижу я.

Съ толпою я душой не породнился.

Они шумятъ, и пляшутъ, и ревутъ,

Какъ-будто въ нихъ лукавый поселился —

И вотъ они забавой что зовутъ!

Народъ подъ липой (Пляска и псни.).

Какъ ленты, куртку и внокъ

Надлъ для пляски пастушокъ,

Народъ имъ любовался.

Толпа подъ липу собралась,

И съ крикомъ въ пляск понеслась.

Юхге! Юхге!

Юхгейза! гейза! ге!

Звукъ скрипки раздавался.

Присталъ къ толп и пастушокъ

И вдругъ красотку прямо въ бокъ

Задлъ онъ локтемъ живо,

А двка смотритъ на него

И молвитъ: это не умно!

Юхге! Юхге!

Юхгейза! гейза! ге!

И право не учтиво!

Но онъ красотку сталъ ласкать

И такъ пустился съ ней плясать,

Что юбка подымалась.

Пора отъ пляски отдохнуть

И локоть къ локтю, грудь на грудь!

Юхге! Юхге!

Юхгейза! гейза! ге!

Она къ нему прижалась!

Нельзя намъ бднымъ врить вамъ,

Какъ часто вы клялися намъ,

А все-таки смялись!

Но онъ ей шепчетъ на ушко,

А изъ-подъ липы далеко

Юхге! Юхге!

Юхгейза! гейза! ге!

Все крики раздавались.

Старикъ. Пріятно милость намъ твою

Сегодня видть между насъ,

Мудрецъ толпой не пренебрегъ

И вышелъ къ ней на этотъ разъ.

Прими же полный кубокъ сей!

Дай Богъ, чтобы для новыхъ силъ,

Для новыхъ радостныхъ трудовъ

Тебя напитокъ укрпилъ!

Чтобъ столько лтъ, что капель въ немъ,

Ты прожилъ здсь въ краю родномъ!

Фаустъ. Спасибо, добрые друзья!

Всхъ благъ и вамъ желаю я!

(Народъ собирается около него въ кружокъ).

Старикъ. Да, въ добрый часъ, въ угоду намъ

Ты въ свтлый день насъ постилъ.

Когда и прежде въ черный годъ

Ты намъ-же помощь приносилъ.

Ты оглянись: ихъ много здсь,

Кого отецъ покойный твой,

Въ чуму, въ годину страшныхъ бдъ

Спасалъ отъ смерти роковой.

Въ больницы юношей тогда

Входилъ ты тоже вмст съ нимъ —

И много умерло людей,

И многихъ нтъ — ты невредимъ!

Кто спасъ тогда отъ смерти насъ,

Того Спаситель свыше спасъ!

Народъ. На много лтъ, на благо намъ,

Тебя Господь благословитъ!

Фаустъ. Хвала тому, кто правитъ тамъ,

Кто насъ и учитъ и хранитъ.

(Уходитъ съ Вагнеромъ).

Вагнеръ. Великій мужъ! какъ лестно для тебя

Народа шумнаго слпое поклоненье!

Блаженъ, кто приберегъ на долю для себя

За тяжкій трудъ вознагражденье!

0x01 graphic

Везд толпа къ теб валитъ,

Отецъ малютокъ призываетъ,

Вмигъ пляска отойдетъ и скрипка замолчитъ

И шапки съ головы на воздухъ чернь кидаетъ.

Ты только подошелъ къ рядамъ,

Толпа навстрчу прибжала,

Какъ передъ образомъ, она къ твоимъ ногамъ

Чуть на колни не упала.

Фаустъ. Присядемъ тамъ на камн томъ,

Гд часто я задумчиво садился

И гд молитвой и постомъ

Въ тоск убійственной томился.

Крпимый врою святой,

Богатъ надеждой и мечтами,

Я думалъ выстрадать молитвой и слезами

Конецъ заразы роковой.

Ихъ ласки душу уязвили,

Въ насмшку мн ихъ похвала!

Мучительныхъ внцовъ за гршныя дла

Ни я, ни мой отецъ отъ нихъ не заслужили!

Отецъ мой, темный человкъ,

Судилъ по-своему, по собственной метод,

О тайнахъ бытія, о жизни и природ,

И честнымъ образомъ трудился цлый вкъ.

Онъ въ темномъ обществ адептовъ

Своей норы не покидалъ

И изъ безчисленныхъ рецептовъ

Свои лкарства извлекалъ.

Тамъ лилію въ раствор тепловатомъ

Они со львомъ случали красноватымъ,

Потомъ, огнемъ дохнувъ на нихъ,

Изъ чаши въ чашу гнали ихъ.

Тогда царица молодая,

Цвтами пестрыми блистая,

Явясь на дн въ сосуд томъ,

Для насъ служила образцомъ.

Вотъ наши зелія! больные умирали,

Никто не спрашивалъ у насъ,

Кого спасли мы въ смертный часъ,

Мы хуже мора убивали

Хваленымъ дйствіемъ соковъ

Толпу доврчивыхъ глупцовъ.

Я бдныхъ самъ поилъ мучительной отравой,

Мои больные въ гробъ слегли,

А здсь меня-же возвели

И тщетной величали славой!

Вагнеръ. Зачмъ печали предаваться?

Довольно съ насъ, честнымъ трудомъ,

Науку, данную отцомъ,

По силамъ выполнить стараться!

Ты знанія отца, какъ юноша, почтешь,

Ты отъ него ихъ принимаешь,

Когда-же, возмужавъ, ты самъ ихъ возвышаешь,

Такъ сына можетъ-быть до цли доведешь.

Фаустъ. Надеждами живутъ ничтожные умы!

Мы въ бездн суетной неправды погибаемъ.

Намъ нужно то, чего не знаемъ мы,

Не нужно то, что мы давно ужъ знаемъ.

Но пусть печаль не отравитъ

Минуты сладостной унылыми мечтами!

Смотри, какъ тамъ надъ бдными домами

Заря вечерняя горитъ.

Еще на мигъ — и тихо исчезаетъ,

Но тамъ вдали роскошне взойдетъ

И новой жизнію взыграетъ

Ея торжественный полетъ.

О, дайте крылья мн! за яркими слдами

Я проложу себ огнистый новый путь!

Нтъ, мн не суждено подъ свтлыми лучами

На землю спящую у ногъ моихъ взглянуть,

Увидть мирныя долины

И сладко шепчущій ручей,

И озаренныя вершины

Въ роскошномъ пламени огней!

О, еслибы я могъ надъ дикими скалами,

Не вдая границъ, носиться подъ зарей

И изумленными очами

Увидть море подъ собой!

Свтило пышное въ туман исчезаетъ,

За нимъ стремится грудь моя,

Нмымъ желаніемъ душа моя пылаетъ,

Упиться свтомъ жажду я.

За мной глухая ночь, а день передо мною,

Здсь небо надъ главой, тамъ море подъ стопою.

Напрасный сонъ, пока заря блеснетъ

Въ послдній разъ надъ темными горами!

Кто укрпитъ тлесными крылами

Мечты сомнительный полетъ!

Но этотъ міръ для насъ такъ тсенъ,

Сама природа насъ влечетъ

Когда при звук рзвыхъ псенъ

Предъ нами жавронокъ вспорхнетъ,

Когда орелъ, взмахнувъ крылами,

Съ гнзда высокаго взлетитъ,

И стая журавлей веселыми рядами

Къ далекой родин спшитъ!

Вагнеръ. И на меня порою дурь находитъ,

Но этихъ странностей я отъ роду не зналъ,

Дремучій лсъ хандру наводитъ,

Быть птичкой я бы не желалъ..

Иныя радости насъ тоже увлекаютъ

Отъ книги къ книг, отъ листа къ листу

И ночи зимнія собою украшаютъ,

Влагая въ голову роскошную мечту.

А если рдкая скрижаль мн попадется.

Я будто самъ не свой, а сердце такъ и бьется!

Фаустъ. Ты испыталъ одно изъ этихъ двухъ стремленій:

Но ты другого не зови!

Ахъ, дв души, дв вражескія тни,

Живутъ въ груди моей, горятъ въ моей крови!

Одна любовію земною

Срослась съ землей цпями бытія,

Другая свтлою мечтою

Стремится къ праддамъ въ небесные края.

Воздушный рой духовъ! тебя я призываю!

Веди меня отъ грустной жизни сей

Въ другую жизнь, къ другому краю,

Для новыхъ чувствъ, для пламенныхъ страстей.

Волшебный самолетъ умчитъ крылами,

Какъ птичка легкая, на немъ я полечу!

Его куплю богатыми дарами

И царской за него порфирой заплачу.

Вагнеръ. Не призывай таинственныхъ видній,

Въ туманной области летящихъ надъ тобой!

Он къ намъ тысячу мученій

Со всхъ сторонъ приносятъ за собой.

Он отъ свера толпой къ теб несутся

И острымъ жаломъ уязвятъ,

Съ востока притекутъ и въ грудь твою вопьются

И засухой дохнувъ, безумца истомятъ.

Съ полудня знойнаго пожары посылаютъ

И пламенемъ главу твою сожгутъ.

Отъ запада прохладу навваютъ,

Но въ хлынувшихъ волнахъ потопомъ набгутъ.

Лаская прихотямъ, он въ обманъ заводятъ,

Рчами сладкими коварно обольстятъ,

Такъ кротки, такъ нжны, какъ будто съ неба сходятъ,

А козни хитрыя, лукавствуя, творятъ.

Пойдемъ! домой пора! туманъ у ногъ ложится,

На воздух свжо — а дома отдохнешь.

Но что съ тобой? стоитъ, не шевелится.

Да разскажи, чего ты ждешь?

Фаустъ. Смотри, тамъ черный песъ по гладкой степи рыщетъ,

Вагнеръ. Я вижу пуделя, но что же пользы въ томъ?

Фаустъ. Зачмъ онъ здсь? кого онъ ищетъ?

И что за зврь таится въ немъ?

0x01 graphic

Вагнеръ. Собака бдная далекими слдами

Вослдъ за бариномъ бжитъ.

Фаустъ. Смотри, спиральными сближался кругами,

Она все ближе къ намъ спшитъ.

Ты видишь-ли, какъ огненной чертою

Прорзалъ слдъ ея сгустившійся туманъ.

Вагнеръ. Я только пуделя замтилъ предъ собою,

Все прочее оптическій обманъ.

Фаустъ. Мн кажется, что я волшебными кругами

Въ магическую сть невольно завлеченъ.

Вагнеръ. Онъ робко слдуетъ за нами.

Фаустъ. Какъ тсенъ кругъ! какъ близокъ онъ!

Вагнеръ. Ну, вотъ и песъ! какъ онъ боится

И какъ ворчитъ! взгляни же на него,

Вотъ замахалъ хвостомъ, вотъ на спину ложится,

Собака — больше ничего!

Фаустъ. Сюда! поближе!

Вагнеръ. Пудель славный,

Остановись, собака ждетъ,

Зови, бжитъ нашъ песъ забавный,

Кинь въ воду что нибудь, онъ мигомъ принесетъ.

Какая славная снаровка!

Фаустъ. Ты правъ, ума не видно въ немъ,

А все пустая дрессировка.

Вагнеръ. Въ уединеніи своемъ

Мудрецъ пріучится къ собак врной,

Пускай побудетъ онъ съ тобой.

Студентовъ школьникъ безпримрный,

Онъ стоитъ милости такой.

(Они уходятъ въ городск. ворота).

Кабинетъ.

Фаустъ (входитъ съ пуделемъ).

Оставилъ я холмы и поле,

Глухая ночь на нихъ лежитъ.

Душа опять на сладкой вол

Мечтами чистыми горитъ.

Въ груди заснула страсть земная

И буря мимо пронеслась,

И къ Божеству любовь святая

Съ любовью къ ближнему зажглась.

Что, песъ, ты почуялъ? что такъ взволновался?

Да полно же бгать, ложись и молчи!

Вступилъ на порогъ, завизжалъ, заметался,

Ну, лягъ, успокойся на теплой печи!

Ты въ пол порыскалъ дорогой нагорной

И мы посмялись прыжкамъ на пути.

Теперь успокойся, мой спутникъ проворный,

И чинно, безъ шума у насъ погости!

Когда опять въ безмолвной кель

Лампада тихая блеснетъ,

Душа купается въ весельи

И сердце сердце познаетъ.

Опять надежда расцвтаетъ,

Разсудокъ вновь заговоритъ,

И снова жизни грудь желаетъ,

И жизнь привтне горитъ.

Молчи же, песъ, оставь мн эти звуки.

Не оскверняй ихъ жалобой своей!

Я знаю, человкъ, не разршивъ науки

Высокихъ тайнъ, ругается надъ ней,

И все что благо, что прекрасно,

Его какъ бремя тяготитъ.

Такъ можетъ быть и не напрасно

Мой песъ вослдъ за нимъ ворчитъ.

Но сердца стерлись слды вдохновенья,

Съ безумной тоской я ищу пресыщенья,

Безплодный источникъ вотще изсыхаетъ,

А жажда, какъ прежде, томитъ и терзаетъ.

Извдалъ я бдность всхъ нашихъ стремленій,

Мечты улетаютъ крылатой стрлою

И къ ясному небу влекутъ за собою

Въ божественный край откровеній.

Ихъ въ шумномъ и суетномъ свт нтъ:

Скрижаль откровеній, новый завтъ!

Я увлеченъ высокой мечтою

Я разумомъ сокрытое позналъ

И передалъ съ чистйшей простотою

Родному языку святой оригиналъ.

(Открываетъ библію).

Писаніе гласитъ: ‘въ начал было слово!’

Но вотъ ужъ для меня препятствіе, готово:

Такъ высоко я слова не цню…

Но чмъ и какъ я слово замню?

Проникнутъ мыслію иною.

Я напишу: ‘въ начал мысль была!’

Не торопись надъ первою строкою,

Чтобъ истина тебя до цли довела.

Одна ли мысль творитъ и созидаетъ?

Не силой ли ее мн замнить?

Но и она не все намъ выражаетъ!

Не знаю, какъ мн заключить.

Но истина снимаетъ покрывало: —

Въ дяніи заключено начало.

Да полно же, пудель! что встрепенулся?

Смотри, какъ согнулся!

Ты мн мшаешь,

Визжишь и лаешь:

Вотъ дверь — убирайся!

Лучше быть одному.

Не то — оставайся,

Да спи въ углу.

Но что я вижу предъ собой?

Не сонъ ли смутный въ часъ ночной

Слетлъ ко мн волшебною картиной?

Мой пудель тянется, ростетъ,

Шерсть поднимается щетиной,

Онъ страшнымъ демономъ встаетъ.

Не песъ, а духъ передъ глазами,

Ужасный взоръ горитъ огнемъ,

Онъ въ гнв немощномъ своемъ

Грозится острыми клыками.

Но ты мн рабъ въ дому моемъ!

Я надъ тобой повелваю

И соломоновымъ ключемъ

Исчадье ада заклинаю!

Духи (за сценой)- Тамъ одинъ попался,

У него въ клещахъ остался,

Какъ лиса въ западн,

Старый чортъ сидитъ во тьм.

Тише! Тише!

Сходитесь, слетайтесь,

Сбгайтесь, старайтесь

Его спасти.

Начните тревогу,

Откройте дорогу,

И онъ намъ поможетъ,

Гд только можетъ.

Фаустъ. Четыре страшныя слова

Пусть встртятъ демона сперва!

Пылай, Саламандра,

Вейся, Ундина,

Исчезни, Сильфа,

Трудись, Домовой!

Кто не знаетъ

Бурныхъ стихій,

Ихъ тайныхъ силъ

Не побдилъ,

Тотъ не властенъ

Надъ духами.

Въ пламени вейся,

Саламандра!

Шумно слейся,

Ундина!

Блесни красой метеора,

Сильфа!

Неси домашнюю помощь,

Incubus! Incubus!

Заключи весь союзъ!

Онъ словъ моихъ не боится,

Другой въ немъ демонъ таится.

Смясь надъ силою моей,

Онъ растянулся у дверей.

Для страшной кары

Другія чары.

Если ты чадо

Мрачнаго ада,

Склонись во прахъ

Предъ образомъ мстителя,

Бога-смирителя!

Въ его рукахъ

И смерть и страхъ,

Онъ судитъ и караетъ!

Ужъ дыбомъ страхъ щетину поднимаетъ!

Назови, демонъ смрада,

Мстителя ада!

Не зачатъ, не рожденъ,

Никмъ не извданъ,

0x01 graphic

Растерзанъ онъ

И мученіямъ преданъ.

За печкой онъ

Растетъ какъ слонъ,

Весь сводъ наполненъ имъ.

Чтобъ онъ въ туман не разлился!

Склонись, склонись къ ногамъ моимъ!

Не даромъ я грозился!

Я сожгу святымъ огнемъ,

Ты не жди

Трижды свтлаго пламени!

Не жди

Сильнйшаго знаменья

Въ таинств дивномъ моемъ!

Меф. (выходитъ изъ разсявшагося тумана, въ вид странствующаго схоластика).

Къ чему шумть? что нужно вамъ?

Фаустъ. Такъ вотъ чмъ пудель разршился!

Изъ скорлупы схоластикъ вышелъ къ намъ!

Все это право такъ забавно,

Что мн отъ смха мочи нтъ.

Меф. Ученый мужъ, примите мой принтъ!

По вашей милости потлъ я преисправно.

Фаустъ. Какъ звать тебя?

Меф. Вопросъ смшной,

Въ устахъ того, кто слово презираетъ,

Кто безъ придирки мелочной

Лишь въ существо предмета проникаетъ.

Фаустъ. У вашей братьи существа

Не отличишь и отъ названья,

По немъ у васъ чины и званья.

Губитель, лжецъ, иль демонъ плутовства,

Скажи мн, кто-же ты, мой милый?

Меф. Я только часть великой силы,

Которая, всегда желая зла,

Одно добро произвела.

Фаустъ. Не мастеръ, братъ, я на гаданья,

Скажи попроще мн.

Меф. Я демонъ отрицанья,

И самъ ты согласишься въ томъ,

Что отрицаю по-дломъ.

Какая цль всего творенья?

Всей дряни смерть! а потому

Хоть не родиться никому.

И такъ, грхи и преступленья,

Все, что на васъ наводитъ страхъ,

И все что зло въ твоихъ глазахъ,

И все что зломъ зовутъ другіе,—

Моя природная стихія.

Фаустъ. Ты говоришь: я часть, а весь передо мной.

Меф. Дивись ты скромности такой!

Вы, люди, въ гордости надменной,

Свой глупый міръ, съ мизинецъ мой,

Преважно славите вселенной!

Я только часть той части безграничной,

Которая въ начал всмъ была,

Частица тьмы, что свтъ произвела,

Сей гордый свтъ, который чинъ привычный

У ночи-матери своей,

Пространство отдлилъ огнемъ своихъ лучей.

Но нтъ! напрасно свтъ трудился!

Смшны его усилья намъ,

Онъ рабъ, прикованный къ тламъ,

Отъ тла исходя, родится,

Красою тло облечетъ,

За тломъ меркнетъ передъ нами,

А если часъ его придетъ,

Такъ уничтожится съ тлами.

Фаустъ. Теперь знакома мн обязанность твоя:

Ты началъ съ малаго, не совершивъ большого.

Меф. Ты правъ, любезный, изъ пустого

Въ порожнее переливаю я.

Небытію противорчитъ

Пустое нчто, глупый свтъ,

Къ нему нигд прохода нтъ:

И чортъ напрасно стрлы мечетъ.

Пожаръ, потопъ и громъ, весь адъ на нихъ бжитъ,

А міръ попрежнему стоитъ.

Къ тому же глупая природа

Животныхъ гнусныхъ и людей!

Имъ ни почемъ моя невзгода.

Вдь сколько я ни насылалъ смертей,

Но жизнь нигд не пропадаетъ!

Я многимъ ямы рылъ, да только пользы нтъ:

Повсюду новой жизни цвтъ

Всю нашу власть превозмогаетъ!

Для нихъ и воздухъ, и земля

И жаръ, и холодъ, сушь и влага,

Гд намъ и выдумать нельзя,

Повсюду родится живучая ватага.

Сберегъ я пламя въ добрый часъ,

А то бы не было обители по насъ.

Фаустъ. Напрасно, демонъ непокорный,

Ты этой сил животворной,

Десниц благости святой

Грозишь строптивою рукой.

Придумай что нибудь другое,

Хаоса странное дитя!

Меф. Да, благо мнніе такое!

О немъ подумать не шутя

Еще когда нибудь случится.

Но мн сегодня не досугъ

И ты позволь мн удалиться.

Фаустъ. Ступай себ, любезный другъ,

Напрасно поднялъ ты тревогу,

Съ тобой сошелся я теперь

И ты узналъ ко мн дорогу.

Скачи въ трубу, въ окно и въ дверь,

Не трудно выйти — слава Богу!

Меф. Да признаюсь, нельзя никакъ,

Тамъ на порог заковычка.

Фаустъ. Такъ въ пентаграмм вся затычка?

Но какъ же ты взошелъ, чудакъ,

И какъ ты обманулся такъ,

Когда она теб мшаетъ?

Меф. Смотри, не такъ проведена,

Извн однимъ угломъ она

Немного мста открываетъ

Фаустъ. Такъ ты по случаю, дружокъ,

Здсь въ западню ко мн попался?

Меф. Да! выдумка пошла не впрокъ

И пудель въ дуракахъ остался,

А чорту выйти мудрено.

Фаустъ. Такъ-что же? выпрыгни въ окно!

Меф. Законъ чертей и привидній

Велитъ не измнять путей,

Войди любымъ, безъ дальнихъ извиненій,

Но выходить другимъ не смй.

Фаустъ. И самый адъ снабженъ правами,

И у чертей законы есть!

Такъ посл этого на честь

Вступить въ условья можно съ вами?

Меф. Мы не отжилимъ ничего,

Дадимъ сполна, что общаемъ

Объ этомъ посл мы побольше поболтаемъ,

Сегодня мн не до того.

Теперь же, сдлай одолженье,

Позволь мн снарядиться въ путь.

Фаустъ. Да подожди еще мгновенье

И разскажи мн что нибудь.

Меф. Мн некогда: успемъ столковаться,

Не вкъ же мн съ тобой сидть,

Фаустъ. Я за тобой не думалъ гнаться,

Ты самъ ко мн попался въ сть,

Тебя въ другой разъ не заманишь,

Кто чорта держитъ, тотъ держи сильнй.

Меф. Ну, если ты ужъ не отстанешь,

Такъ я пробуду здсь въ числ твоихъ гостей.

Я покажу теб чудеснйшія штуки,

Потшу вдоволь, ты позволь.

Фаустъ. Чтобъ только мн не умереть со скуки,

Искусство я люблю,— изволь!

Меф. Мой другъ, въ короткія мгновенья

Вдохнешь ты жадно наслажденья,

Какихъ и въ годъ не встртишь ты.

Картины дивныхъ упоеній

И псни облачныхъ видній,

Он — не тщетныя мечты.

Живыхъ цвтовъ благоуханье,

Роскошныхъ яствъ очарованье

Съ невольной жаждой встртишь ты

Искусство наше не спсиво,

Мы вс здсь, начинайте живо!

Духи. Мрачныя тучи,

Скройтесь надъ нами

Ярче, пышне

Роскошнй, свтле

Вновь изъ за тучи

Взглянетъ эфиръ.

Вотъ пронеслися

Тучи сдыя,

Снова зажглися

Звзды златыя,

Солнце блеснуло

И тихо взглянуло

На сумрачный міръ.

Красою чудесныя,

Дти небесныя,

Вейтесь и мчитесь

Въ бгломъ движеніи!

Съ ними носитесь

Въ нжномъ стремленіи!

Одежды мелькаютъ,

Вьются, летаютъ

И тихо спадаютъ

Въ кустарникъ сокрытый,.

Гд въ нг забытой,

0x01 graphic

Въ любви исчезая,

Душа, замирая,

Сольется съ душой.

Всюду прохлада,

Кусты за кустами

Лежатъ передъ нами,

Сокъ винограда

Лнится, бьется,

Свтитъ и льется,

Въ ложе долины

По камнямъ сбгаетъ

И моремъ стекаетъ

Къ подошв вершины

Шумнымъ виномъ.

Птичка запла

И легкимъ крыломъ

Къ солнцу взлетла,

Радость впивая

Грудію полной,

На островъ сосдній

Долу слетая,

На шумныя волны

Тихо садится.

Островъ роскошный.

Въ волнахъ колыхаясь,

На волны ложится.

Тамъ рзвые хоры

Поютъ, наслаждаясь,

Веселые взоры

Веселыхъ встрчаютъ,

Тамъ пляшутъ, играютъ,

Шумятъ и смются

И вмигъ разбгутся,

Т надъ горами,

Перекликаясь,

Идутъ толпами,

Другіе, купаясь.

Плещутъ волнами.

Вс къ жизни стремятся,

Къ радостной дали.

Гд возсіяли

Звзды любви.

Меф. Заснулъ? лихіе бсенята!

Спасибо вамъ, мои ребята!

Я за концертъ въ долгу у васъ.

Нтъ, рано вздумалъ ты повелвать надъ нами!

Такъ усыпляйте же волшебными мечтами

Его еще на краткій часъ!

Но чтобы чары снять съ порога,

Я долженъ крысъ на помощь звать.

Да вотъ одна, недолго ждать!

Сюда, ко мн, ея дорога.

Владыка крысъ и царь мышей,

Клоповъ, лягушекъ, блохъ и вшей.

Велитъ теб къ нему явиться

И къ этой двери приложиться

И гд онъ масломъ поведетъ,

Пускай твой зубъ порогъ грызетъ.

Живе! то, что мн мшало,

Тамъ ближе на краю лежало.

А вотъ и все! ну, спи, мечтай,

И до свиданья, Фаустъ, прощай!

Фаустъ (просыпаясь). Опять обманутъ я мечтою!

Коварный сонъ меня околдовалъ!

Чортъ посмялся надо мною,

А пудель въ двери ускакалъ!

0x01 graphic

Кабинетъ.

Фаустъ и Мефистофель.

Фаустъ. Стучатъ? кто тамъ? опять помха!

Мефистофель. Я здсь.

Фаустъ. Войди!

Меф. Нельзя ли въ третій разъ меня просить?

Фаустъ. Войди же, чортъ.

Мефистофель. Сейчасъ.

Вотъ это такъ! взгляни для смха,

Да полюбуйся! Молодцомъ

Я для забавъ твоихъ явился:

И въ шелкъ и въ золото кругомъ

Я какъ вельможа, нарядился.

Кафтанъ съ иголки, весь горитъ,

Перо на шляп шевелится,

Мой красный плащъ по мод сшитъ

И шпага на боку вертится.

А ты-то что? Да развернись,

Держись меня, будь франтомъ моднымъ,

Проснись, умойся, причешись,

Узнай, что значитъ быть свободнымъ!

Фаустъ. И подъ одеждой золотой

Не скрыть мн тягостныхъ страданій!

Я слишкомъ старъ для прихоти пустой

И слишкомъ молодъ я, чтобъ не имть желаній.

Да! я для шутокъ устарлъ!

И чмъ мн въ жизни любоваться?

Мн свтъ все ту же псню плъ:

Умй терпть и отказаться!

Да, эта псенка по насъ,

Она намъ уши раздираетъ,

Ее одну лишь каждый часъ

Намъ хриплымъ басомъ напваетъ.

Взойдетъ ли утро надо мной,

Я встану съ ужасомъ съ одра моихъ страданій,

Я знаю, день пройдетъ привычной чередой,

Не совершивъ моихъ напрасныхъ ожиданій.

Онъ самый слдъ надеждъ златыхъ

Насмшкой хладною встревожитъ,

И образъ вымысловъ живыхъ

Уродливой личиной уничтожитъ.

Когда же ночь нисходитъ къ намъ,

Я лягу на постель, исполненный волненья,

И сны зловщіе испуганнымъ очамъ

Являютъ дикія виднья.

Безсильный богъ души моей

Всю глубину ея взволнуетъ,

Но цли творческой онъ въ бдной жизни сей

Моимъ мечтамъ не указуетъ.

Какъ бремя жизни меня гнететъ!

Я лишь отъ гроба жду спасенья.

Меф. И гробъ не доброе несетъ.

Фаустъ. Блаженъ, кто лавромъ осненный,

Въ кровавой битв смерть встрчаетъ,

Кто посл пляски иступленной

На персяхъ двы умираетъ!

О, еслибъ пламеннымъ видньемъ пораженный,

Благоговйный страхъ въ душ моей тая,

Въ нмомъ восторг умеръ я!

Меф. Зачмъ же ты въ ту ночь отъ смерти отказался?

Зачмъ не умеръ ты тогда?

Фаустъ. И то пронюхалъ ты? съ шпіономъ жить бда!

Меф. Я кое-что развдать постарался!

Фаустъ. Когда отъ горести тревожной

Знакомый звукъ меня отвлекъ

И дтскихъ чувствъ привтъ ничтожный

Къ веселой юности увлекъ:

Я прокляну обманъ минутный,

Сманившій сердце въ сть свою

И лживый призракъ тни смутной,

Упавшій на душу мою,

Я прокляну пустое мннье,

Которымъ духъ гордился мой

И блескъ коварнаго виднья,

Летавшій надъ моей главой,

Я прокляну волненья славы,

И все, что въ пламенныхъ, мечтахъ

Насъ тшитъ суетной забавой,

Въ жен и въ дтяхъ и въ рабахъ,

Я прокляну дары богатства,

Когда они нашъ бурный вкъ

Влекутъ на подвигъ святотатства

И стелютъ ложе праздныхъ нгъ,

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Любовь къ утхамъ и вину,

Но всхъ ужасне, всхъ прежде

Терпнье наше прокляну!

Хоръ духовъ. Горе теб!

Ты дивный міръ

Разрушилъ въ прахъ!

И онъ разбитъ

Въ пыли лежитъ

Передъ тобою.

Онъ палъ подъ могучей рукою!

Въ печали

Мы уносимъ прахъ развалинъ,

Тоскуя

Надъ разрушенной красою.

Изъ праха земного,

Царственный сынъ земли,

Выстрой снова

Пышный міръ!

Въ немъ оживи

Душой прекрасной,

Для новыхъ чувствъ,

Для псни ясной!

Меф. Отъ рзвыхъ шутокъ

Моихъ малютокъ

Развеселись,

Отъ ихъ совта

Не откажись.

На праздникъ свта,

На пиръ земли,

Отъ жизни хладной

И безотрадной

Зовутъ они

О, перестань играть тоскою,

Летящей коршуномъ надъ жизнію твоей!

Ты чувствуешь въ смшеніи съ толпою,

Что человкъ и ты среди людей.

Я, впрочемъ, и не въ грязь

Столкнуть тебя намренъ,

Другой намъ жребій вренъ.

Хотя я и не князь,

Но если ты хочешь со мною

Путь жизни раздлить,

Я врною тнью слдить

Повсюду готовъ за тобою.

Отнын и впредь навсегда

Теб я и рабъ, и слуга.

Фаустъ. А я чмъ заплачу, дружокъ?

Меф. Еще до платы дологъ срокъ.

Фаустъ. Чортъ-эгоистъ! не по пустому

Щедрится онъ, а ты хитришь!

Не Христа ради же другому

Благодяніе творишь.

Врнй условиться съ тобою:

Такой услужливый слуга

Въ дому опасне врага.

Меф. Я буду здсь твоимъ слугою,

По прихоти твоей ни сть, ни пить, ни спать,

Но если тамъ мы встртимся съ тобою,

Ты долженъ той же мн монетой отвчать.

Фаустъ. Меня тмъ міромъ не встревожишь,

Мн тотъ не любопытенъ свтъ,

Когда ты этотъ уничтожишь,

Мн до другого дла нтъ.

Моимъ мечтамъ не это-ль солнце свтитъ?

Не эта ли земля таитъ мою печаль?

Къ чему мн знать, когда мн ихъ не жаль,

Что тамъ меня за гробомъ встртитъ?

Къ чему мн знать, какъ любятъ тамъ

И также-ль ненависть ведется?

Что значитъ верхъ по ихъ словамъ

И низомъ что у нихъ зовется?

Меф. Такъ я согласенъ — по рукамъ!

Тебя я лихо позабавлю,

Мои дла хвалить заставлю,

Ты у меня увидишь то,

Чего не видывалъ никто.

Фаустъ. Ну, чмъ же, бдный чортъ,

въ какихъ же наслажденьяхъ

Ты угодишь мечтамъ моимъ?

Духъ человческій теб непостижимъ

Въ своихъ возвышенныхъ стремленьяхъ.

Изъ всхъ своихъ даровъ дай только пищу мн,

Чтобъ пища та не насыщала,

Дай злата краснаго, чтобъ ртутью по рук

Оно мгновенно пропадало,

Дай мн игру, чтобъ проиграть,

И пусть красавицу найду я,

Чтобы уста мои цлуя,

Она старалась угождать

Уже заране сосду,

Дай славы мн, чтобъ завтра же и слду

Отъ славы той мн не видать,

Дай мн плоды, которые гніютъ,

Когда ихъ съ дерева срываютъ,

И дай деревья мн, что каждый день цвтутъ

И свжей зеленью вс листья покрываютъ.

Меф. Такихъ даровъ мн не искать

И прихотямъ такимъ мн угождать не въ бремя,

Но, милый другъ, наступитъ время,

Гд намъ и лучшихъ благъ захочется вкушать.

Фаустъ. Я твой отъ той поры, когда на лож лни

Я лягу въ первый разъ съ покойною душой,

Когда отъ ласкъ твоихъ, отъ лживыхъ убжденій

Съ самодовольствіемъ взгляну на образъ свой

0x01 graphic

И грудь обманешь ты восторгомъ упоеній,

Тогда я твой, тогда я твой!

Вотъ мой закладъ.

Меф. И будетъ съ насъ.

Фаустъ. Я по рукамъ готовъ сейчасъ.

И если я скажу мгновенью:

Теб я радъ! остановись!

Я отдаюсь уничтоженью

И ты надъ жертвой веселись!

Пускай тогда твой плнъ прервется,

Мой смертный часъ пробьетъ стеня.

Пусть маятникъ съ часовъ сорвется,

Пусть время минетъ для меня!

Меф. Запомню я твое условье.

Фаустъ. Ты правъ вполн и властенъ въ томъ,

Что я сказалъ — не пустословье.

И если я рожденъ рабомъ,

Я въ господахъ не затрудняюсь.

Меф. А я сегодня же за докторскимъ столомъ

Теб служить, какъ должно, постараюсь.

Я-бъ затруднять тебя роспиской не посмлъ,

Но кратокъ срокъ земного вка.

Фаустъ. Педантъ росписки захотлъ!

Ты вникни въ душу человка!

Онъ не отступится отъ слова своего.

Иль подозрительнымъ залогомъ

Теб за жизнь мою оно?

Иль буду вренъ я въ своемъ обт строгомъ,

Когда весь міръ передо мной

Потокомъ бшенымъ все дале стремится?

Но эта суетность родится

Въ насъ вмст съ жизнію земной,

Кто отъ нея освободится?

Тотъ счастливъ, кто въ груди своей

Святую врность чисто носитъ!

Онъ нераскаянно приноситъ

Вс жертвы въ бдной жизни сей.

Но что написано, что скрплено печатью,

Какъ привидніе насъ въ ужасъ приведетъ.

И слово на пер безсмысленно замретъ,

Воскъ и пергаментъ вашу братью

Невольнымъ страхомъ окуетъ.

Желзо, мраморъ, что врне?

На чемъ теб росписку дать?

Перомъ иль грифелемъ писать,

Иль врзать долотомъ? ну, выбирай живе!

Меф. Къ чему съ ума сходить, дружокъ?

Твою горячку видть больно,

Тутъ всякій годенъ лоскутокъ,

Двухъ капель крови съ насъ довольно.

Фаустъ. Мн все равно, какъ хочешь, такъ устрой.

На вс я глупости согласенъ.

Меф. Нтъ, въ слав кровь у насъ большой

И сокъ ея на этотъ счетъ прекрасенъ.

Фаустъ. Теб судьба моя врна.

Стремленье силъ моихъ сполна

Я именно теб и общаю.

Я слишкомъ чванился, я знаю,

У насъ съ тобой ступень одна.

Увы, на вс мои слова

Мн грозный духъ не отвчалъ!

Природа для меня мертва,

Я нити мыслей разорвалъ,

Я не прошу напрасной дани

Отъ жалкихъ суетныхъ познаній:

Пусть въ пламенной нг, не зная препонъ,

Дикая страсть насладится,

Пусть бдный мой умъ, волшебствомъ ослпленъ,

Въ неразгаданныхъ чарахъ томится!

Кинемся въ шумное море временъ,

Въ дла земли, въ потокъ племенъ!

Пусть неудача и успхъ,

Средь горя и утхъ,

Чередой взволнуютъ бурный вкъ!

Въ борьбахъ только виднъ человкъ.

Меф. Для васъ въ утхахъ мры нтъ,

Вы радость на лету ловите,

Восторги бглые вкусите,

Свои дары несетъ вамъ свтъ.

Чуръ, не скупиться въ упоеньяхъ!

Фаустъ. Не думалъ я о наслажденьяхъ.

Я кинусь въ бурный чадъ страстей,

Упьюсь восторгами мученій,

Я ненависть любви, отраду огорченій

Сыщу въ печальной жизни сей.

Святая истина отъ глазъ моихъ сокрыта,

Высокой мудрости уму не суждено.

Всмъ горестямъ отнын грудь открыта

И всмъ, что человчеству дано,

Въ себ самомъ хочу я насладиться,

И въ адъ, и въ небо погрузиться,

И грусть людей, и радость ихъ испить.

Съ ихъ бытіемъ свое совокупить

И съ ними, наконецъ, въ уничтоженьи слиться.

Меф. Поврь ты мн, ужъ сколько тысячъ лтъ

Гляжу я здсь на этотъ свтъ,

Но съ колыбели до могилы

Ни у кого еще на то не стало силы.

Поврь мн, цлое все это

Подсильно Богу одному!

Лишь онъ одинъ въ сіяньи вчномъ свта,

Мракъ бездны предоставивъ намъ,

А день и ночь пригодны только вамъ.

Фаустъ. Но я хочу.

Меф. Ты правъ, конечно.

Но я боюсь за жребій твой,

Жизнь коротка, искусство вчно,

Прими отъ насъ совтъ благой:

Вступи въ союзъ съ знаменитымъ поэтомъ

Бдный мечтатель на все гораздъ:

Тебя онъ прославитъ передъ свтомъ,

Теб въ стихахъ безсмертныхъ дастъ

И силу львовъ,

И легкой серны быстроту,

И твердость сверныхъ умовъ,

И юга знойную мечту,

Онъ тайны дивныя откроетъ,

Лукавство доблестью прикроетъ,

Любовь по плану расположитъ,

По немъ любить заставить можетъ,

И имя готово для него,

Я-бъ микрокосмомъ назвалъ его.

Фаустъ. Ужель я ниже всхъ? послдній рабъ творенья?

Ужель умомъ не властенъ я

Достигнуть цли бытія,

Внца земного назначенья?

Меф. Къ чему мой другъ, пустая спсь?

Нтъ пользы ни въ какихъ пилюляхъ,

И въ парик, и на ходуляхъ

Ты все таковъ, каковъ ты есть.

Фаустъ. Напрасно немощныхъ познаній

Я бремя тщетное на плечи нагрузилъ:

Я не взялъ съ нимъ обильной дани,

Въ груди моей нтъ свжихъ силъ.

Обманутъ въ суетной надежд,

Отъ неба я далекъ, какъ прежде!

Меф. Ты смотришь, другъ мой, на предметы,

Какъ вс вы смотрите на нихъ.

Свести умне нужно смты,

Пока въ насъ пламень не затихъ.

Твои и голова, и ноги,

Ты — полный властелинъ,

Но радостямъ, что набралъ ты съ дороги,

Ужель ты меньше господинъ?

Когда я шесть коней впрягаю,

Я-бъ силой ихъ похвастать могъ,

Дв дюжины проворныхъ ногъ

Своими смло называю.

Чего же ждать? что медлишь ты?

Впередъ на праздникъ суеты!

Кто въ спекуляціи пустился,

Смотри, чтобъ онъ съ пути не сбился,

Такъ глупый зврь глядитъ вокругъ,

Въ безлюдномъ пол слпо рыщетъ,

Какъ будто демонъ въ ухо свищетъ,—

А въ двухъ шагахъ цвтетъ зеленый лугъ.

Фаустъ. Съ чего начать?

Меф. Идти впередъ,

Здсь скука хоть кого убьетъ.

Охота же теб сидть съ учениками,

Себя и ихъ дурачить пустяками,

Пусть этимъ мучится сосдъ!

Солому молотить теб, мой другъ, не слдъ.

Напрасно ты себя тревожишь,

А если въ голову мысль добрая зайдетъ,

Ее ученикамъ доврить ты не можешь,

Да кстати вотъ одинъ идетъ.

Фаустъ. Я не приму его.

Меф. Пустое!

Давно ужъ бдный мальчикъ ждетъ,

Онъ не оставитъ насъ въ поко.

Его плнитъ одинъ твой взглядъ,

Утшитъ твой совтъ глубокій.

Дай шапку мн, да плащъ широкій,

Къ лицу мн будетъ твой нарядъ.

(Одвается).

Теперь оставь мн попеченье,

Учить людей немудрено.

А самъ прими въ соображенье,

Что время хать намъ давно.

(Фаустъ уходитъ).

Меф. (въ одежд Фауста). Ты надъ наукой только смйся,

Да плюнь на бдный умъ людей

И съ духомъ лжи сроднись и слейся,

Такъ изъ моихъ не вырвешься цпей!

Его могучими крылами

Духъ необузданный влечетъ,

Другими ослпленъ мечтами,

Земныхъ восторговъ онъ не ждетъ.

Я увлеку его дорогой жизни шумной,

Путемъ ничтожности пустой,

Измучу жаждой неразумной

И пищу укажу надъ алчною главой.

Но нтъ, не для него награда!

И безъ записки роковой

Онъ врная добыча ада!

(Входитъ ученикъ).

Учен. Сюда пріхалъ я недавно,

И васъ увидть пожелалъ,

Повсюду имя ваше славно,

Вашъ умъ кого не научалъ!

Меф. Весьма пріятна мн ваша учтивость,

Но я и другимъ отдаю справедливость

И ихъ не выше я отнюдь.

Вы занимались ли гд нибудь?

Учен. Я васъ прошу меня наставить,

Полна отвагой грудь моя

И деньги есть, и молодъ я.

Ахъ, трудно было родню оставить!

Съ слезами ршилась мать моя,

Зато начну теперь учиться,

Хочу порядкомъ навостриться.

Меф. Какъ хорошо, что вы у насъ.

Учен. Признаться ли, я готовъ сейчасъ

Опять ухать. Эти своды

Меня тснятъ, въ стнахъ у васъ

Нтъ ни простора, ни свободы,

Все сжато, стснено везд,

Не встртишь зелени нигд,

А въ залахъ, на скамейк сидя,

Глядишь, не слыша и не видя.

Меф. Во всемъ привычка учитъ насъ:

Дитя у матери родной

Груди не тронетъ въ первый разъ,

А посл пищи нтъ другой.

И ты вдохнешь восторгъ блаженный

Изъ груди мудрости священной.

Учен. Въ ея объятіяхъ такъ сладко отдохнуть!

Но гд и какъ найти къ ней путь?

Меф. Сперва скажите мн въ отвтъ,

Какой избрали факультетъ?

Учен. Всему хочу я научиться,

Во всемъ желалъ бы просвтиться,

Раскрыть природы чудеса.

Обнять и землю, и небеса.

Меф. О, это самый врный путь,

Не надо только развлекаться.

Учен. Ахъ нтъ, я буду заниматься,

Хоть признаюсь и отдохнуть

По воскресеньямъ не мшаетъ.

Меф. Какъ жалокъ тотъ, кто время расточаетъ!

Его одинъ порядокъ сберегаетъ.

Затмъ, пускай вашъ юный умъ

Займетъ Collegium logicum..

На славу тамъ его пріучатъ

И въ тсныхъ сапогахъ замучатъ,

Чтобъ по дорог вялыхъ думъ

Тихонько брелъ несмлый умъ,

Чтобъ строгимъ правиломъ стсненъ

И вкривь и вкось не рыскалъ онъ.

Тамъ врно слдуя пути,

Васъ по команд: разъ, два, три,

Заставятъ вмигъ и ссть, и встать

И сть, и пить, и лечь, и спать.

Какъ ткани на станк творятся,

Такъ мысли въ голов родятся.

Какъ ступишь, нити зашумятъ,

Невидимо сотнями сбгутся,

Сольются, свяжутся, сплетутся

И дивныя ткани породятъ.

Такъ и философъ выходитъ къ намъ:

Мы слышимъ и вримъ его словамъ.

Онъ говоритъ, что первое такъ,

А потому и второе такъ,

И еслибы перваго не бывало,

Тогда бы и второго не стало.

Ученики ему дивятся

И по путямъ его стремятся.

Но что-же? сколько ни кричали,

А все ткачей мы не видали.

Кто хочетъ разобрать предметъ,

Пускай въ немъ душу уничтожитъ,

Хотя духовной связи и нтъ,

Онъ по частямъ его разложитъ.

Encheiresin naturae — такъ

Все это въ химіи зовется,

Хотя она, не зная какъ,

Сама-же надъ собой смется.

Учен. Не все понятно мн, признаться.

Меф. О, это очень можетъ статься,

Потомъ поймете больше вы,

Но вы сначала все должны

Классифицировать стараться.

0x01 graphic

Учен. Все въ голов пошло кругомъ,

Все повернулось колесомъ.

Меф. Потомъ сейчасъ другимъ займитесь

И метафизик учитесь.

Тамъ замчайте поскорй,

Чего не смыслитъ умъ людей,

Что годно для него, что нтъ,

На это чудный есть отвтъ.

Пускай въ шесть мсяцевъ сперва

Придетъ въ порядокъ голова.

Въ день пять часовъ учиться вамъ,

Вы до звонка бывайте тамъ.

Прочтите каждый параграфъ,

Что входитъ въ лекціи составъ,

Чтобы читали вамъ одно,

Что въ книгахъ писано давно,

Въ тетрадь не худо записать,

Все то, что будутъ толковать.

Учен. Вы мн совтъ прекрасный дали,

Тутъ дло выгоды прямой,

Спокойно мы несемъ домой,

Все, что въ тетради записали.

Меф. Но изберите факультетъ.

Учен. Къ юриспруденціи во мн охоты нтъ.

Меф. На васъ сердиться я не смю

Науки этой мн знакомъ предметъ,

Законы и права передаются,

Какъ бы наслдственный недугъ,

Изъ рода въ родъ они плетутся

Къ чужимъ переходя не вдругъ,

Тутъ умъ въ безумство обернется,

Даръ въ муку.— Правнуку бда!

О прав, что при насъ всегда,

О немъ никто не заикнется.

Учен. Теперь мой страхъ еще мн больше милъ,

Какъ счастливъ тотъ, кто можетъ вамъ внимать.

Не къ философьи ли пристать?

Ужъ я почти на то согласенъ

Меф. Я не хочу васъ обмануть,

Но путь къ наук сей опасенъ,

Неправдами усянъ этотъ путь,

И яда скрытаго такъ много въ немъ таится,

И отъ лкарства ядъ такъ трудно отличить,

Врнй всего и здсь лишь одному внимать

И съ врой за слова учителя божиться.

Держитесь вообще — къ словамъ,

Посредствомъ словъ не трудно вамъ

До убжденія добиться.

Учен. Но мысль въ словахъ должна же заключаться.

Меф. Все это такъ, но тамъ, гд мысли нтъ,

Нельзя отъ слова отказаться

И только слово дастъ отвтъ.

Словами защищаютъ тему,

Словами стряпаютъ систему,

Легко и чувство въ слово примемъ,

Отъ слова буквы не отнимемъ.

Учен. Мои вопросы вамъ наскучили, конечно,

Но прежде чмъ уйду, скажите мн сперва

О медицин слова два.

Три года малый срокъ и время быстротечно,

А поле мудрости широко предо мной,

Благой совтъ скорй приводитъ къ цли.

Меф. (про себя). Ужъ мн рацеи надоли,

Прикинусь лучше сатаной.

(Громко).

Въ наук сей вашъ умъ не затруднится.

Вы вникните въ большой и малый свтъ,

А до того, что на земл случится,

Вамъ дла нтъ.

Напрасно здсь учиться съ жаромъ,

Мы то, что можемъ знать, узнаемъ наконецъ,

Кто времени не пропускаетъ даромъ,

Тотъ истинный мудрецъ.

За смлымъ Богъ, кто смиренъ, тотъ смшонъ,

Вы недурны — на васъ не наглядятся,

Кто въ собственномъ достоинств убжденъ,

Въ томъ и другіе убдятся.

Сперва вы женщинъ проведите,

Въ нихъ замчайте вы одно

И отъ всего

Однимъ вы разомъ ихъ лчите.

Прикиньтесь честнымъ простакомъ,

Такъ вы ко всмъ вотретесь въ домъ.

Вы громкимъ титуломъ сперва ихъ убдите,

Что ваше званіе все въ мір превзойдетъ.

Потомъ вс мелочи у нихъ переберите,

Которыхъ въ годъ другой не перечтетъ,

За пульсъ ловче ихъ возьмите —

Пусть взоръ вашъ выразитъ нжнйшую печаль!

Потомъ ихъ съ жаромъ обнимите,

Чтобъ разсмотрть, шнуровка не тсна-ль!

Учен. Наука нравится мн такъ,

Тутъ тотчасъ видишь, гд и какъ.

Меф. Суха теорія, мой другъ,

А древо жизни зеленью покрыто.

Учен. Все то, что я услышалъ вдругъ,

Какъ будто сонъ,—я признаюсь открыто,

Позвольте мн почаще приходить,

Я мудрости отъ васъ желалъ-бы научиться.

Меф. Чмъ я могу, готовъ я вамъ служить.

Учен. Нельзя безъ просьбы удалиться,

Я не могу отъ васъ отстать,

Вы попросить себя позвольте,

Въ альбомъ два слова записать.

Два слова, дв строки.

Меф. Извольте.

(Онъ пишетъ и возвращаетъ ученику альбомъ).

Учен. (читаетъ). Eritis sicut Deus, scientes bonum et malum.

(Почтительно закрываетъ книгу и уходитъ).

Меф. Врь только этимъ словамъ

Да тетк зм довряйся.

Такъ съ богоподобіемъ, смотри, ты не растеряйся.

(Входитъ Фаустъ).

Фаустъ. Куда теперь?

Меф. Куда угодно.

Намъ на большой и малый свтъ

Теперь взглянуть везд свободно,

Нигд, ни въ чемъ преграды нтъ.

Тебя отъ новаго ученья

И польза ждетъ, и наслажденье.

Фаустъ. Но гд мн съ длинной бородой

Привыкнуть къ жизни молодой?

Чтобъ я не дорого за шутку расплатился!

Я чувствую себя ничтожнымъ при другихъ,

Я никогда для свта не годился,

Не вижу я добра отъ выдумокъ твоихъ.

Мефист. Ты этого, мой другъ, совсмъ не разумешь,

Будь только посмлй, такъ ты и жить сумешь.

Фаустъ. Но разв домъ намъ съ мста сдвинуть,

Здсь нтъ ни слугъ, ни лошадей.

Мефист. Мн стоитъ только плащъ раскинуть,

Такъ мы скоре всхъ коней

Взлетимъ на воздухъ, но въ дорогу

Ты только не бери большихъ узловъ съ собой.

Мы съ воздухомъ огня смшаемъ понемногу

И мигомъ полетимъ съ поверхности земной,

И тмъ скорй мы совершимъ дорогу,

Чмъ будемъ легче на подъемъ.

Желаю счастія вамъ съ новымъ бытіемъ!

0x01 graphic

Погребъ Ауербаха въ Лейпциг.

Шайка удальцовъ.

Фрошъ. Сидятъ! не пьютъ и не смются

И только харями кривятъ!

Молчатъ и шутки не даются,

Бывало, вс огнемъ горятъ.

Брандеръ. Да на твоей вин безчинство,

Соври хоть глупость, сдлай свинство.

Фрошъ. Тебя любымъ, пожалуй, я

Попотчую!

(Обливаетъ его виномъ).

Брандеръ. Вдвойн свинья!

Фрошъ. Вы сами этого хотите.

Зибель. Кто ссорится, такъ вонъ толкните!

Вставать опомниться пора!

Да круговую затяните!

Дружнй, ребятушки! Ура!

Альтмайеръ. Молчи, проклятый запвало,

Покамсть ухо не пропало!

Вдь такъ какъ-разъ оглохнешь, братъ.

Зибель. Когда и своды затрещатъ,

Такъ можно басомъ любоваться.

Фрошъ. Вотъ съ нженкой, кто хочетъ обижаться!

А! тара, лара, да!

Альтмайеръ. А! тара, лара, да!

Фрошъ. Ревутъ на славу голоса!

(Поетъ).

Какъ держится до этихъ поръ

На римскомъ трон папа!

Брандеръ. Тьфу, псня скверная! какое дло вамъ!

По милости Творца, о римскомъ государств

Пришлось заботиться не намъ.

Я не желалъ бы въ самомъ сильномъ царств

Быть канцлеромъ, иль даже королемъ.

Но безъ главы нельзя же намъ остаться

Не можетъ безъ него собраніе держаться

Мы, братцы, папу изберемъ.

Извстно вамъ, достоинства какія

Всего нужнй на званія такія.

Фрошъ. Соловушко-милушка, взвейся сейчасъ,

Кланяйся душечк сто тысячъ разъ!

Зибель. Еще ей кланяться! не нужно этой псни!

Фрошъ. Да я ей кланяюсь, хоть ты съ досады тресни!

Долой замокъ, какъ ночь сойдетъ,

Долой замокъ, любовникъ ждетъ!

Запри замокъ, какъ день взойдетъ!

Зибель. Да пой себ, расхваливай, дуракъ!

На нашей улиц вдь будетъ тоже праздникъ.

Не хуже моего въ просакъ,

Пускай къ ней домовой любовникомъ придетъ,

На всхъ углахъ съ ней поиграетъ,

Пускай козелъ, какъ съ Брокена пойдетъ,

Ей доброй ночи пожелаетъ.

Съ такими двками бда,

Имъ добрый малый не чета.

Да мы же штуку съ ней сыграемъ,

Вс стекла въ дом изломаемъ.

Брандеръ. Постойте, тише, господа!

Блаженъ, кто знаетъ обращаться!

У насъ съ влюбленными бда

И трудно съ ними столковаться.

Я ихъ потшу новизной,

Спою имъ псню удалую,

А вы садитесь въ круговую,

Вамъ нужно хоромъ пть за мной.

(Поетъ).

Въ подвал крыса завелась,

Все жиръ да масло ла,

Какъ докторъ Лютеръ, расползлась,

Разълась, растолстла.

Кухарка яду ей дала,

А крыса бдная слегла,

Какъ-будто любви обълась.

Хоръ (съ крикомъ). Какъ будто любви обълась.

Брандеръ. И вверхъ и внизъ она бжитъ,

И пьетъ во всякой луж,

Весь домъ грызетъ, визжитъ, пищитъ,

А съ ней все хуже, да хуже,

Прыгнетъ съ испуга въ потолокъ,

Не въ силу боль, ничто не впрокъ,

Какъ будто любви обълась.

Хоръ. Какъ будто любви обълась.

Брандеръ. Вотъ въ кухню она среди благо дня

Въ испуг забжала

И растянулась у огня,

И страшно застонала:

А отравительница ей:

Теб знать жутко, ей же ей!

Какъ отъ любовной пытки.

Зибель. Смотри, какъ олухи запли!

Пришлась имъ псенка подъ-стать,

Какъ будто трудно въ самомъ дл

Бдняжк крыс яда дать.

Брандеръ. Не крысъ ли вздумалъ защищать?

Альтмайеръ. Что, лысина съ отвислымъ брюхомъ,

Ты отъ невзгоды смиренъ сталъ?

Ужъ не себя-ль, разставшись съ духомъ

Ты въ пухлой крыс распозналъ?

Фаустъ и Мефистофель.

Меф. Свести тебя съ весельчаками

Сначала нужно, для того,

Чтобъ ты своими-же глазами

Узналъ, какъ въ мір жить легко.

Здсь вчный праздникъ, шумъ и крики.

Они разсудкомъ не велики,

А смло хвастаютъ умомъ.

Вс, какъ котята за хвостомъ,

Вертятся, прыгаютъ кругомъ,

Имъ въ мір нтъ другого дла,

Лишь голова-бы не болла,

И въ долгъ хозяинъ бы давалъ.

Брандеръ. Чужіе! я тотчасъ узналъ

И по одежд ихъ забавной,

И по смшнымъ пріемамъ ихъ.

Фрошъ. Ты правъ, нашъ Лейпцигъ городъ славный,

Какъ маленькій Парижъ, не осрамитъ своихъ.

Зибель. Ты за кого считаешь ихъ?

Фрошъ. Пусти! я съ ними поболтаю!

На столъ бутылка подана,

Я за стаканчикомъ вина

Всю подноготную узнаю.

Ужъ не дворяне ли, друзья?

Глядятъ такъ гордо, недовольно.

Брандеръ. Бродяги, хвастуны, не больно

Такимъ дворянамъ врю я.

Альтмайеръ. Да можетъ быть.

Фрошъ. Я не сробю,

Заставлю все ихъ разсказать.

Меф. (Фаусту). Во вкъ имъ чорта не узнать,

Хоть сядь онъ прямо къ нимъ на шею.

Фаустъ. Мое почтенье, господа!

Зибель. Благодаримъ!

(Взглянувъ на Мефистофеля, въ сторону).

Ну, вотъ бда!

Вдь онъ хромаетъ, такъ что чудо!

Меф. Позвольте, господа, приссть,

Вино у васъ, конечно, худо,

Такъ мы себ вмняемъ въ честь,

Хоть разговоромъ насладиться,

Когда ужъ нечмъ здсь напиться.

Альтмайеръ. Не угодишь никакъ на васъ.

Фрошъ. Вы въ Рипах должно быть запоздали,

Емеля дурачокъ не угощалъ ли васъ?

Меф. Сегодня мы не зазжали,

Однако съ нимъ въ послдній разъ

Мы очень много толковали,

Онъ намъ о братьяхъ говорилъ

И всмъ имъ кланяться просилъ.

(Кланяется Фрошу).

Альтм. (тихо). Что? сдачи получилъ въ замну?

Зибель. Вотъ шельма!

Фрошъ. Я его поддну.

Меф. Когда пришли мы къ вамъ сюда,

Здсь хоромъ псни раздавались,

Отъ этихъ сводовъ голоса,

Должно быть, славно отражались.

Фрошъ. Вы виртуозъ, я побожусь?

Меф. Охота есть, да силы не хватаетъ.

Альтмайеръ. Пускай насъ псней угощаетъ.

Меф. Пожалуй, я не откажусь.

Зибель. Да вы бы новенькую дали.

Меф. Не даромъ мы въ Испаніи бывали,

Въ отчизн псенъ и вина:

Какой-то князь старинный

Съ блохою гд то жилъ.

Фрошъ. Съ блохой далеко-ль до грха?

Прекрасный гость у насъ блоха.

Меф. Какой то князь старинный

Съ блохою гд то жилъ,

Ее за нравъ невинный

Какъ сына онъ любилъ.

И позвалъ князь портного,

Портной къ нему пришелъ:

Сшей барину обнову —

Штанишки да камзолъ.

Брандеръ. Ну! признаюсь, пришлось портному гадко,

Пусть сниметъ мрку поврнй,

Чтобы штаны сидли гладко

И чтобъ ложились поврнй.

Меф. И въ шелкъ блоху одли,

И въ бархатъ, и въ цвты,

И ленты ей надли,

И дали ей кресты.

Блоха дворецкимъ стала,

Любимцемъ при князьк

И вся родня попала

Въ вельможи при двор,

И все предъ нею труситъ,

Нтъ никому житья,

Княгиню здсь укуситъ,

Тамъ горничныхъ ея,

Всхъ щелкаетъ исправно,

Никто ее не бьетъ,

А мы такъ ногтемъ славно,

Какъ только ущипнетъ.

Хоръ (съ крикомъ). А мы такъ ногтемъ славно,

Какъ только ущипнетъ!

Фрошъ. Романъ на славу! Разлихой!

Зибель. Будь такъ со всякою блохой.

Брандеръ. Ты изловчись и схватишь неравно!

Да здравствуетъ свобода и вино!

Меф. Коль не разсердится хозяинъ своенравный,

Такъ мы васъ славно угостимъ.

Вдь съ нами погребъ преисправный.

Зибель. Сюда его, я буду отвчать!

Фрошъ. Намъ отъ хорошаго вина не отказаться,

Но чтобъ его вполн узнать,

Такъ вы должны побольше дать,

Чтобъ было чмъ и напиваться.

Альтмайеръ (тихо). Знать съ Рейна господа,

Меня вдь не обманешь.

Меф. Достаньте мн буравъ.

Брандеръ. Да что вамъ длать съ нимъ?

Аль бочки за дверьми? пожалуй, поглядимъ.

Альтмайеръ. Тамъ у хозяина въ коробк все достанешь.

Меф. (вынимаетъ буравъ, Фрошу). Какого вы вина хотите?

Фрошъ. Да разв всхъ у васъ сортовъ?

Меф. Мн все равно, любое назовите.

Альтмайеръ. (Фрошу). Вишь слюнки потекли,

Уже ты сейчасъ готовъ.

Фрошъ. Ужъ если выбирать. Рейнвейна я желаю.

Дары отечества я всмъ предпочитаю.

Меф. (буравитъ столъ на томъ мст, гд сидитъ Фрошъ),

Достаньте воска мн, чтобъ пробки подобрать!

Альтмайеръ. Ахъ, это штуки, какъ не знать!

Меф. (Брандеру). А вамъ?

Брандеръ. Шампанскаго давайте,

Да чтобы пнилось оно!

0x01 graphic

(Мефистофель буравитъ, другіе между тмъ затыкаютъ отверстія воскомъ).

Брандеръ. Чужого какъ не презирайте,

А лучше нашего частехонько оно.

Съ французомъ нмцу не мшаться,

Хоть онъ и пьетъ его вино.

Зибель (видя, что Мефистофель приближается къ его мсту).

Не лакомъ я до кислыхъ винъ, признаться,

А сладкаго такъ выпью хоть сейчасъ.

Меф. (буравитъ), Токайскаго достанемъ мы для васъ.

Альтм. Ну, господа, ужъ полно вамъ скрываться,

Признайтесь-ка, дурачите вы насъ.

Меф. Такихъ гостей не озадачить,

Притомъ опасно ихъ дурачить.

Ну, говорите, я готовъ.

Альтм. Мн все равно хоть всхъ сортовъ,

Но только за носъ не водите.

Меф. (сдлавъ отверстія и заткнувъ ихъ воскомъ, со странными тлодвиженіями).

Виноградъ на лоз,

А рога на козл,

Вино на дерев растетъ:

Столъ деревянный вино даетъ.

Въ природу вникнуть вамъ не худо,

Поврьте, въ ней таится чудо.

Ну, выньте пробки, вино потечетъ.

Вс (вынимаютъ пробки, требуемое вино льется въ стаканы).

Виномъ источникъ сладкій бьетъ!

0x01 graphic

Меф. Бда тому, кто капельку прольетъ.

Вс (снова пьютъ и поютъ):

Какъ будто пятистамъ свиньямъ,

Намъ любо и привольно!

Меф. Свободенъ сталъ народъ и вотъ онъ веселится.

Фаустъ. Пора бы хать.

Меф. Подожди,

Еще ты прежде погляди,

Какимъ скотствомъ ватага разршится.

Зибель (пьетъ неосторожно, вино проливается на полъ и превращается въ пламя).

Горю! Пожаръ! туши!

Меф. Не тронь! (заговаривая пламя)

Смирись, привтливый огонь!

(Обращаясь къ нимъ).

На этотъ разъ немного вамъ досталось.

Зибель. Вотъ мы тебя! дурачить насъ

Легко должно быть показалось.

Фрошъ. Не подвернись въ недобрый часъ!

Альтмайеръ. Пускай себ тихонько уберется.

Зибель. Надъ нами онъ никакъ смется?

Какъ ребятишекъ ввелъ въ обманъ.

Меф. Молчи же, бочка!

Зибель. Самъ чурбанъ!

Вотъ я тебя молчать заставлю.

Бран. А я теб бока расправлю.

(Альтмайеръ вынимаетъ пробку изъ стола, на него пышетъ пламя).

Горю! тушите!

0x01 graphic

Зибель. Чародй!

Держи его! вяжи! убей!

(Вс обнажаютъ ножи и бросаются на Мефистофеля).

Меф. (съ важнымъ видомъ). Покажись вслдъ словамъ,

Ложный призракъ очамъ

Будьте здсь и тамъ!

(Они останавливаются и смотрятъ съ изумленіемъ другъ на друга).

Альтмайеръ. Что вижу! чудный край и нги, и прохладъ!

Фрошъ. И виноградники!

Зибель. И свжій виноградъ!

Брандеръ. А здсь! смотрите, подъ кустами.

Какая ягода! и прямо подъ руками!

(Беретъ Зибеля за носъ: другіе длаютъ то же и поднимаютъ ножи).

Меф. (какъ выше). Обманъ, сними повязку съ глазъ!

Чортъ пошутилъ на этотъ разъ.

(Исчезаетъ съ Фаустомъ, вс разбгаются).

Зибель. Что?

Альтмайеръ. Какъ?

Фрошъ. Да я твой носъ держу?

Брандеръ (Зибелю). А я за твой руками ухватился.

Альтмайеръ. Я отъ удара весь дрожу,

Вотъ былъ ударъ, чуть на полъ не свалился.

Фрошъ. Да что за грхъ на насъ нашелъ?

Зибель. А гд онъ? если бы попался,

Живымъ бы онъ отсюда не ушелъ.

Альтмайеръ. На бочк онъ изъ погреба убрался —

Я видлъ самъ.— Уфъ! тяжело,

Какъ будто на ноги свинцомъ ко мн легло.

(Обращаясь къ столу).

А что? вина то не осталось?

Зибель. Да все мерещилось глазамъ.

Фрошъ. Вино же пили мы, иль это такъ казалось?

Бран. А съ виноградомъ что же сталось?

Альтмайеръ. Ну, какъ теперь не врить чудесамъ.

Кухня вдьмы.

Надъ огнемъ на очаг стоитъ большой котелъ. Поднимающіеся пары принимаютъ разные образы. МОРСКАЯ КОШКА сидитъ передъ котломъ, снимаетъ пну и не даетъ ему перекипть. МОРСКОЙ КОТЪ съ котятами грется возл. Стны и потолокъ украшены самыми странными приборами вдьмы.

Фаустъ, Мефистофель

Фаустъ. Я ненавижу эти чары,

Вс ихъ обманы слишкомъ стары.

Здсь для меня лкарства нтъ.

Я отъ старухъ не требовалъ совта,

Поврь мн, трехъ десятковъ лтъ

Съ меня не сниметъ вдьма эта.

Плоха же выдумка твоя!

Мои надежды погибаютъ.

Я вижу, силы бытія

Прошедшихъ лтъ не возвращаютъ.

Меф. Мой другъ, ты говоришь умно.

Есть средство, но другого рода,

Одна бда — давнымъ давно

Прошла на это средство мода.

Фаустъ. Въ чемъ дло, бсъ?

Меф. Трудись, потй!

Возьми топоръ, соху, лопату,

Вкопайся въ грязь своихъ полей,

Умъ подъ замокъ, мечты подъ хату,

Травой безъ примси кормись,

Живи скотомъ среди скотины,

Гд самъ пахалъ, тамъ не стыдись

И удобрять свои долины.

Вотъ такъ легко помолодть.

Фаустъ. Ну, гд съ лопатой мн возиться,

Сохой и граблями владть,

И къ жизни тсной пріучиться!

Меф. Такъ вдьмы намъ не миновать.

Фаустъ. Нельзя-ль старуху намъ оставить?

Вдь самъ ты мастеръ колдовать.

Меф. Нтъ, мн лкарства не составить.

Здсь выше всякаго ума

Успхъ внчается терпньемъ,

А потому у насъ кума

Примрнымъ славится вареньемъ.

Она трудится цлый годъ,

Сваритъ, дастъ вскиснуть, подогретъ,

У чорта учится народъ,

А самъ онъ сдлать не суметъ.

(Взглянувъ на зврей).

Да вотъ и весь ея причетъ.

Смотри, посмйся, что за слуги

Достались вдьм для прислуги.

(Зврямъ).

Кажись, хозяйки дома нтъ?

Зври. Она, чуть-свтъ.

На вникъ сла

И улетла.

Меф. Объ этомъ мы весьма жалемъ.

А прогоститъ до коихъ поръ?

Зври. Пока мы лапы отогремъ.

Меф. (Фаусту) Ну что? небось, звринецъ славный?

Фаустъ. Мн шибко надолъ твой вздоръ.

Меф. А я въ бесдк ихъ забавной

Люблю веселый разговоръ.

(Зврямъ).

Какое чудо тамъ творится?

Кто станетъ блюдо ваше сть?

Зври. У насъ для нищихъ супъ варится.

Меф. Такъ вамъ гостей не перечесть.

Котъ (приближается къ Мефистофелю и ласкаетъ его).

Сыграемъ, дружокъ,

Раскрой кошелекъ,

Дай выиграть столько.

Безъ денегъ бда.

А при деньгахъ всегда

Я пляшу, да и только.

Меф. Вотъ этотъ котъ отъ радости рехнется,

Когда ему въ лото сыграть придется.

(Котята въ это время играли большимъ шаромъ, онъ катится впередъ).

Котъ. Вотъ шаръ земной!

То вверхъ стрлой,

То внизъ вернется,

И все бжитъ,

Стекломъ звенитъ,

Стекломъ и бьется.

Пустой на видъ,

Горитъ, блеститъ,

Мн жизнь дается.

Не тронь, сынокъ!

Не будетъ прокъ,

А будетъ худо.

Изъ глины онъ

Слегка слпленъ,

Сломать не чудо.

Меф. На что вамъ ршето?

Котъ (снимаетъ ршето).

Мы сквозь него

Узнаемъ вора.

(Бжитъ къ кошк и заставляетъ ее взглянуть въ ршето).

На, посмотри!

Но не говори,

Хоть знаешь его ты безъ спора.

0x01 graphic

Меф. (приближаясь къ огню). На что вамъ горшокъ?

Котъ и Кошка. Вотъ всталъ дуракомъ

Предъ котломъ и горшкомъ,

А все не дознался.

Меф. Молчи-же, скотъ!

Не въ мру, котъ,

Ты разругался.

Котъ. Съ метлой къ плечамъ

Прошу садиться,

Увидишь самъ,

Что приключится.

(Принуждаетъ Мефистофеля ссть).

Фаустъ (который, въ продолженіе этого времени, стоялъ предъ зеркаломъ, то приближаясь къ нему, то удаляясь).

Что вижу я? роскошной красоты

Чистйшій образецъ передо мной летаетъ!

Неситесь, сладкія мечты,

Въ тотъ дивный край, гд два обитаетъ!

Увы, какъ ни приближусь къ ней,

Она изъ пламенныхъ очей

Въ туманныхъ очеркахъ мгновенно исчезаетъ.

Я въ этомъ пышномъ, бломъ тл

Вс совершенства созерцалъ.

Меф. Что жъ, если Богъ шесть дней трудился,

И крикнуть браво самъ ршился,

Тутъ можно толку ожидать.

На этотъ разъ ты полюбуйся ей:

Теб такое золотце отрою,

И тотъ блаженъ, кому дано судьбою,

Назвать ее невстою своей!

(Фаустъ все еще смотритъ въ зеркало, Мефистофель, вытягиваясь на креслахъ и играя вникомъ, продолжаетъ):

Какъ царь сижу я здсь на трон,

Со скипетромъ въ рукахъ,

Но только не въ корон.

Зври (приносятъ Меф. корону) Корона разбита,

Потомъ и кровью

Склей намъ ее.

(Корона ломается на дв части).

Разбита корона.

Мы видимъ, кричимъ,

Мы слышимъ, римуемъ.

Фаустъ (передъ зеркаломъ). Я, право здсь съ ума сойду.

Меф. (указывая на зврей). И я, признаться, какъ въ чаду.

Зври. И если намъ разъ

Удастся подъ-часъ,

Такъ мысли родятся.

Фаустъ, (передъ зеркаломъ). Вся грудь въ огн, пора разстаться!

Прошу тебя, уйдемъ скорй.

Меф. (въ прежнемъ положеніи). Чистосердечна-же, признаться,

Поэзія такихъ зврей!

(По неосторожности кошки котелъ перекиплъ, отъ этого образовалось пламя, которое бьетъ изъ трубы. Вдьма съ ужаснымъ крикомъ прилетаетъ въ этомъ пламени).

Вдьма. Вотъ я тебя!

Проклятый зврь! свиньей свинья!

(Взглянувъ на Фауста и Мефистофеля).

А вы-то что?

А вы-то кто?

Какимъ путемъ

Въ дому моемъ?

Вотъ я же васъ

Огнемъ какъ разъ

Сожгу сейчасъ!

(Брызгаетъ пламенемъ на Фауста, Мефистофеля и зврей. Зври визжатъ).

Меф. (обернувъ вникъ другимъ концомъ, ломаетъ стекла и горшки).

Разбито все

Добро твое.

Ты знай себ,

Такъ бью я все

Подъ тактъ теб.

Къ мелодіи твоей.

(Вдьма съ ужасомъ и яростью отступаетъ).

Теперь, уродина, меня узнала ты?

Твой властелинъ передъ тобою:

Да я мигну — и ты, и вс твои скоты

Повалятся во прахъ передо мною!

Ты не могла меня узнать?

Знать, ты пера на шляп не видала?

Знать, куртка красная тебя не испугала?

Лица мн незачмъ скрывать.

Ну, вспомни, кто передъ тобою?

Вдьма. Ахъ сжальтесь, сударь, надо мною!

Но вдь копыта не видать,

Да и вороны разбжались.

Меф. Ну, это такъ теб сошло.

Конечно, много дней прошло,

Съ тхъ поръ, какъ мы ужъ не видались.

Лучъ просвщенія ведетъ теперь людей,.

Отъ нихъ отстать и чорту стыдно,

Вотъ почему хвоста, клещей,

Роговъ и прочихъ мелочей

На мн ужъ боле не видно.

Одно копыто я на случай сохранилъ,

Но какъ при немъ бда въ народ,

Такъ я по самой новой мод

Его на вату положилъ.

Вдьма, (пляшетъ). Отъ радости съ ума сойду,

Какъ посмотрю на сатану.

Меф. Молчи, проклятая старуха!

Оставь въ поко сатану.

Вдьма. А чмъ же дуренъ онъ для слуха!

Меф. Да басней стало это слово,

Не легче людямъ отъ того:

Они отдлались отъ злого,

А злыхъ все больше наросло.

Ты называй меня барономъ,

Я кавалеръ, какъ и другой,

Ты можешь справиться съ закономъ,

А гербъ у насъ — такъ вотъ какой!

(Длаетъ гримасу).

Вдьма (съ горькимъ смхомъ). Проказникъ! какъ тутъ не смяться!

Ему-бы только все шутить!

Меф. (Фаусту). Мой другъ, учись какъ обращаться!

Такъ надо съ ними говорить.

Вдьма. Что, господа, угодно вамъ?

Меф. Твой сокъ чудесный нуженъ намъ,

Ты хоть бы рюмку одолжила,

Но лучшимъ ты попотчуй насъ.

Вдьма. Я цлую бутыль на случай сохранила

И лакомлюсь сама подъ-часъ.

Притомъ она нисколько не воняетъ,

Такъ отъ чего не одолжить?

(Тихо Мефистофелю).

Но если выпьетъ онъ и ничего не знаетъ,

Ему и часу не прожить.

Меф. Такого молодца ты съ ногъ не свалишь вдругъ.

Пусть на здоровье пьетъ, прошу безъ

одолженія,

Начни скоре, сдлай кругъ

И дай ему свое варенье.

Вдьма. (Со странными кривляніями выводитъ кругъ, въ который она ставитъ разные приборы, стекла звенятъ, котлы трещатъ и составляютъ музыку, наконецъ она приноситъ большую книгу и разставляетъ кошекъ, они держатъ книгу и свтятъ факелами. Вдьма приглашаетъ Фауста подойти поближе).

Фаустъ, (Мефистофелю) Скажи мн, что за колдовство?

Вс эти глупости я знаю,

Ея пустое волшебство

Я ненавижу, презираю.

Меф. Вотъ пустяки, все это смхъ!

Не ставь ты ей обряда въ грхъ.

Ей нуженъ весь сумбуръ волшебный,

А то не въ помощь сокъ цлебный.

(Принуждаетъ Фауста вступить въ кругъ).

Вдьма, (высокопарно декламируетъ по книг).

Пойми одно:

Отъ одного

Ты десять разъ

Пройдя сейчасъ.

А два оставь,

Три въ счетъ поставь.

Четыре брось,

Такъ ты богатъ,

Вс вдьмы врозь

Одно кричатъ.

А пять и шесть.

Умй причесть,

Сперва къ семи,

Потомъ къ восьми,

Такъ ты готовъ,

Безъ дальнихъ словъ,

А въ девяти

Такъ нтъ пути,

А десять разъ

Не въ счетъ у насъ.

Такъ умножать мы учимъ васъ.

Фаустъ. Старуха бредитъ въ лихорадк.

Меф. Весь этотъ вздоръ въ большой тетрадк

У ней я долго разбиралъ.

Для всхъ темно и непонятно,

Противорчіе одно,

Глупцу и мудрому невнятно,

Искусство ново и старо.

Во вс вка все тмъ-же промышляли,

Мы на одномъ всегда стоимъ:

Однимъ, тремя, тремя, однимъ,

На мсто истины обманъ распространяли.

Все ту же псню намъ твердятъ,

Вольно же съ дуракомъ связаться!

Одн слова намъ говорятъ,

Но люди въ мысли сомнваться,

Заслышавъ слово, не хотятъ.

Вдьма (продолжаетъ). Для всхъ равно.

Всегда темно

Познаніе таится,

Другой и такъ,

Хоть и дуракъ,

А даромъ просвтится.

Меф. Довольно, умница, довольно!

Да поскорй напитокъ дай,

Налей стаканъ по самый край,

Онъ повредитъ ему не больно.

Пріятель много испыталъ

И много горькаго глоталъ.

(Вдьма, наливаетъ сокъ съ большими церемоніями въ чашу, когда Фаустъ подноситъ ее ко рту, изъ нея вылетаетъ легкое пламя).

Меф. Ну, пей-же вдругъ! еще глотокъ!

Смотри, какъ ты развеселишься.

Ты съ чортомъ сталъ на ты, дружокъ,

А все еще огня боишься.

(Вдьма открываетъ кругъ, Фаустъ выходитъ).

Меф. Теперь скоре уберемся!

Вдьма. Всхъ благъ вамъ въ путь

Желаю я.

Меф., (вдьм). Въ Валпургіи, душа моя,

Мы, можетъ быть, съ тобой сочтемся.

Вдьма. Еще вотъ псенка для васъ,

Она лкарство впрокъ подвинетъ.

Меф., (Фаусту). Скорй впередъ! уйдемъ сейчасъ!

Какъ въ потъ тебя движенье кинетъ,

Такъ сокъ подйствуетъ вполн.

Потомъ мы лни предадимся

И въ праздной вольной тишин

Восторгомъ нги насладимся.

Фаустъ. Дай въ зеркало взглянуть, дай сердцу насмотрться

На эти прелести цвтущей красоты.

Меф. Теперь нельзя, намъ нужно повертться,

Ихъ на-яву увидишь ты.

(Про себя).

Съ напиткомъ въ живот, ни въ чемъ не знаешь мры,

Уродина теб покажется Венерой.

0x01 graphic

Улица.

(Фаустъ, Маргарита проходитъ мимо).

Фаустъ. Вы мн, сударыня, простите!

Я васъ, красавица, сведу

И съ вами до дома дойду.

Маргарита. Я не сударыня, пустите,

И не красавица отнюдь,

Дойду одна я какъ нибудь.

(Убгаетъ).

Фаустъ. Какая душка, Боже мой!

Да въ цломъ мір нтъ другой!

Какъ поглядишь, смирна, скромна,

А все плутовочка она.

Уста такъ пламенно манятъ,

На щечкахъ розаны горятъ.

Невинно глазки опустя,

Стыдилось милое дитя.

Насмшливъ былъ ея отвтъ,

Забыть красотку силы нтъ.

(Мефистофель входитъ).

Фаустъ. Достань двчонку мн!

Меф. Какую?

Фаустъ. Да вотъ она сейчасъ прошла.

Меф. Ну, мудрено свести такую,

Она у пастора была,

И я по случаю узналъ,

Какъ онъ грхи ей отпускалъ.

Такая милочка, дружокъ,

Что ей и исповдь не впрокъ!

Надъ ней у чорта власти нтъ.

Фаустъ. Должно быть ей пятнадцать лтъ?

Меф. Да онъ, разбойникъ, чушь несетъ!

Любой цвтокъ себ беретъ.

И честь ни въ грошъ не ставитъ онъ,

И нтъ нигд ему препонъ.

Нельзя же всми обладать.

Фаустъ. Молчи же, полно разсуждать!

Меня закономъ не обманешь,

И словомъ, если въ эту ночь

Ты мн красотки не достанешь,

Такъ лучше убирайся прочь.

Меф. Помилуй, ты мн дв недли

По крайней мр долженъ дать,

Чтобъ только случай отыскать,

Не говоря уже о цли.

Фаустъ. Будь я спокоенъ семь часовъ,

Такъ у меня безъ дальнихъ словъ,

На все красотка согласится.

Меф. Ты разсуждаешь, какъ французъ,—

Тутъ, право, нечего сердиться.

Къ тому, признайся, странный вкусъ,

Такъ только, прямо, насладиться!

Красотку надо въ руки взять,

И приготовить, и промять,

Ее водить и такъ и сякъ,

Тогда, конечно, будетъ смакъ.

Фаустъ. Мой аппетитъ и такъ великъ.

Меф. Ну, шутки въ сторону! скажу я напрямикъ,

Ты съ ней не такъ-то скоро сладишь,

Тутъ силой только что подгадишь,

А хитрость намъ покажетъ путь.

Фаустъ. По крайней мр на мгновенье,

Дай на постель ея взглянуть,

Или достань мн что нибудь,

Платокъ, подвязку въ утшенье,

Меф. Чтобъ видлъ ты, какъ я готовъ

Теб служить безъ дальнихъ словъ,

Мы къ ней сегодня же вотремся.

Фаустъ. Я буду съ ней?….?

Меф. Не вдругъ! Мы вечера дождемся,

Тогда къ сосдк посидть

Пойдетъ красотка, мы вотремся…

Ты на простор помечтай

И воздухъ сладостный вкушай.

Фаустъ. Когда?

Меф. Потомъ. Ты слишкомъ жарокъ.

0x01 graphic

Фаустъ. Такъ приготовь же ей подарокъ.

(Уходитъ).

Меф. Подарокъ? Такъ дла творятся!

Настала очередь моя,

Сокровищъ много знаю я,

Теперь они намъ пригодятся.

(Уходитъ).

0x01 graphic

Вечеръ.

Маленькая чистая комната.

Маргарита, (заплетая косу). Кто этотъ баринъ? какъ узнать?

Мн и во сн не разгадать.

Однако, все на то похоже,

Должно быть знатный онъ вельможа,

А то бы онъ не подступилъ,

Со мной бы такъ не говорилъ.

(Уходитъ).

Мефистофель. Фаустъ.

Меф. Сюда! потише, пусть уйдутъ!

Фаустъ, (послы нкотораго молчанія).

Оставь меня!

Меф., (оглядываясь). Какъ чисто тутъ!

Не вс такъ двушки живутъ.

(Уходитъ).

Фаустъ, (осматриваясь кругомъ). Привтствую тебя, привтное мерцанье.

Въ святилищ моей любви!

Во мн горитъ и нга и желанье,

Надежда и любовь кипитъ въ моей крови.

Какое дтское вокругъ меня смиренье,

Порядокъ, миръ и чистота!

Въ сей нищет какая полнота,

Въ темниц сей какое упоенье!

(Садится на старыя кресла передъ постелью).

Здсь сяду я, гд отъ трудовъ

Сдые старики въ часъ отдыха сидли,

Гд бгала толпа веселыхъ шалуновъ

И дти рзвыя шумли,

Гд съ ними, можетъ-быть, она за даръ простой

Сдого прадда ласкала

И тихо съ дтской простотой

Сухую руку цловала.

Твой добрый ангелъ надо мной,

Онъ на душу миръ тихій навваетъ,

То духъ добра, наставникъ твой,

Который здсь твоей рукой

На столикъ скатерть разстилаетъ

И полъ узорчато пескомъ пересыпаетъ.

Съ твоей рукой — о два, знай!

Съ твоей рукой и хата рай!

А здсь!

(Поднимаетъ занавску постели).

Страхъ нги ветъ надо мной,

Я забываю міръ земной!

Здсь ангела природа сотворила

И въ легкихъ снахъ его родила.

Малютка милая спала,

Тепле кровь ея струилась,

И два чистая въ святой тиши развилась

И свтлымъ ангеломъ на землю перешла.

Зачмъ я здсь въ святын сей!

О, сколько мукъ въ груди моей!

Бги, бги! въ душ тоска

И тяжела, и глубока!

Но какъ стснилась грудь моя!

Мы слабыхъ прихотей орудія слпыя

Мгновенной нги жаждалъ я,

А на сердц любовь, въ груди мечты пустыя!

И еслибъ въ этотъ мигъ она ко мн вошла,

Съ какимъ бы трепетомъ я передъ ней смирился!

Она бы очи подняла,

А я-бъ у ногъ ея влачился!

Меф. Ступай скорй, она идетъ.

Фаустъ. Прочь! взоръ мой двы не снесетъ!

Меф. А вотъ и ящикъ полновсный

У добрыхъ я досталъ людей,

Мы въ шкапъ его поставимъ къ ней.

Признаться, въ немъ уборъ чудесный,

Ты мигомъ къ ней подъдешь, плутъ!

Вотъ будетъ ей ужо веселье,

Клянусь, такія ожерелья

Любую вмигъ съ ума сведутъ.

Фаустъ. Не смю я.

Меф. Ну, вотъ пустое!

Ты не себ ли ихъ берешь?

Не для себя ли бережешь?

Тогда оставь меня въ поко.

Я васъ скупиться не прошу,

Я руку, ногу почешу…

(Ставитъ ящикъ въ шкапъ и запираетъ его).

Теперь скорй,

Чтобъ безъ затй,

Къ ней тотчасъ подольститься.

А ты стоишь какъ дуралей,

Какъ школьникъ съ азбукой своей,

Когда велятъ ему учиться!

Уйдемъ.

(Уходятъ).

Маргарита (съ лампадой). Какъ душно въ комнат у насъ!

(Открываетъ окно)

А я вдь съ улицы сейчасъ,

Уже-ль погода такъ тепла?

Ахъ, еслибъ матушка пришла!

Одной мн страшно, я боюсь,

Дрожу, какъ только оглянусь.

(Раздвается и поетъ).

Царь добрый до могилы

Красавицу любилъ,

У гроба въ память милой

Онъ кубокъ получилъ.

Съ нимъ царь не разстается,

Хранитъ на всхъ пирахъ,

Устами-ли коснется,

Тамъ слезы на глазахъ.

Вкъ дряхлый доживая,

Онъ царство раздлилъ,

Все дтямъ отдавая,

Лишь кубокъ сохранилъ.

Согртый прежнимъ жаромъ,

Сидитъ онъ за столомъ,

Надъ моремъ, въ замк старомъ,

И рыцари кругомъ.

Тамъ пилъ онъ, жизни полный,

Изъ чаши дорогой

И бросилъ въ шумныя волны

Священный кубокъ свой.

И волны заклубились,

И кубокъ потопленъ.

Съ тхъ поръ глаза затмились,

Съ тхъ поръ ужъ не пилъ онъ.

(Открываетъ шкапъ, чтобъ уложить платья и находитъ ящикъ съ уборомъ).

Что здсь за ящикъ? какъ? откуда?

Когда я изъ дому пошла,

Я шкапъ нарочно заперла,

Мн не понять такого чуда!

Откуда онъ попался къ намъ?

И кто сюда его положитъ?

Иль подъ закладомъ онъ быть можетъ?

А вотъ и ключъ на лент тамъ.

Посмотримъ, что-то въ немъ лежитъ,

Ужъ не пустой-ли онъ стоитъ?

Ахъ, Боже мой! какія украшенья!

Я вкъ не видла такихъ,

И барыня взяла бы ихъ,

Чтобъ нарядиться въ воскресенье.

Ахъ, хоть бы серьги дали мн!

Одн бы серьги я желала,

Я въ нихъ хорошенькой бы стала,

Такія милыя он!

(Наряжается и становится передъ зеркаломъ).

Вдь вотъ сей-часъ совсмъ другое!

Зачмъ намъ прелестей желать?

Оно хоть такъ — а все пустое,

Похвалятъ, чтобъ не обижать.

Золото въ насъ привлекаетъ,

Золота вс

Ищутъ везд,

А бдная такъ пропадаетъ.

Гулянье.

(Фаустъ въ задумчивости прохаживается взадъ и впередъ,— къ нему подходитъ Мефистофель).

Меф. Проклятія вс на любовь и вс мученія ада!

Что хуже ругаться нечмъ, вотъ въ этомъ вся досада!

Фаустъ. Ну что съ тобой? ты помшался,

Вотъ рожу выставилъ, на диво дуракамъ.

Меф. Я-бъ чорту въ братья навязался,

Когда бы не былъ чортомъ самъ.

Фаустъ. Ума должно быть не достало,

Теб бситься такъ пристало.

Меф. Подумай, мой уборъ прекрасный,

Который я съ трудомъ досталъ,

Мошенникъ — у нихъ укралъ.

Мать видла, что кладъ опасный,

У ней претонкое чутье,

Она молитвы все читаетъ,

И гд понюхаетъ такъ знаетъ,

Что свято, что нехорошо.

А что сокровище опасно,

Ей это было очень ясно.

И вотъ старуха говоритъ:

Дитя, неправое имнье

И кровь, и душу изсушитъ,

Но этотъ кладъ, какъ приношенье,

Ты только бднымъ отнеси,

Господь въ награду съ небеси

Свое намъ дастъ благословенье,

Намъ манну божію сошлетъ.

Красавица надула губы

И думала, кривляя ротъ:

Дареному коню никто не смотритъ въ зубы,

И право, не безбожникъ тотъ,

Кто далъ мн серьги золотыя.

Мать между тмъ попа зоветъ,

Онъ видитъ, вещи не пустыя

И съ важнымъ видомъ говоритъ:

Нтъ, вы не принимайте клада!

Тому, кто страсти побдитъ

Доступна райская награда.

Въ филантропическій отдайте комитетъ.

О, тамъ желудокъ преисправный,

Хоть сълъ онъ цлыя владнья

Ему ничто не повредитъ.

Божусь, неправое имнье

Одинъ лишь комитетъ сваритъ.

Фаустъ. Визирь съ жидами не отстанетъ,

Не хуже всхъ онъ кушать станетъ.

Меф. Мой комитетъ, тотъ все беретъ,

Въ суму безсовстно кладетъ,

Какъ-будто дрянь такіе клады,

Онъ и спасибо не сказалъ,

Небесныхъ благъ имъ пожелалъ,

А т тому и очень рады.

Фаустъ. А Маргарита?

Меф. Все груститъ,

Ей кладъ изъ мысли не выходитъ,

А пуще тотъ, кто такъ даритъ,

Частенько въ голову приходитъ.

Фаустъ. Мн жаль красавицы моей.

Достань другой подарокъ ей,

Вдь тотъ и въ правду не годился.

Меф. Для васъ, конечно, пустяки.

Фаустъ. Да хоть бы ты поторопился!

Скорй, къ сосдк приступи,

Теб, я право, удивляюсь,

Ты, дьяволъ, точно размазня,

Чтобъ былъ подарокъ у меня!

Меф. Я непремнно постараюсь.

(Фаустъ уходитъ).

Меф. Такой чудакъ сейчасъ готовъ.

Пожалуй онъ безъ дальнихъ словъ,

Когда красавица о томъ его попроситъ,

И солнце и луну, какъ щепки въ воздухъ броситъ.

(Уходитъ).

Домъ сосдки.

Марта, (одна). Мой мужъ — Господь его прости!

Въ немъ право не было пути.

Пошелъ глазть на блый свтъ,

А до жены и дла нтъ.

Богъ всть, какъ я его любила,

Кажись, ничмъ не огорчила.

(Плачетъ).

А если вздумалъ умереть,

Хоть бы свидтельство имть.

(Входитъ Маргарита).

Маргарита. Ахъ, Марта!

Марта. Что ты, Маргарита?

Маргарита. Смотри сама, я какъ убита!

Я ларчикъ миленькій такой

Опять нашла въ шкапу у насъ.

Какія вещи! Боже мой!

Вс лучше прежнихъ во сто разъ.

Марта. Объ этомъ матери ни слова,

А то чужимъ опять обнова

Маргарита. Смотри, что тамъ достала я!

Марта, (убираетъ ее). Ахъ ты, счастливица моя!

Маргарита. Что пользы? въ нихъ не нарядишься

И въ церковь съ ними не пойдешь!

Марта. Зато, когда ко мн придешь,

Ты какъ царица разрядишься

И мимо зеркала пройдешь.

Сперва мы такъ повеселимся,

А тамъ, при случа — ну, праздникъ-ли какой —

Въ цпочку, въ серьги нарядимся,

Вотъ такъ по малу, ангелъ мой,

Свое богатство мы покажемъ,

Мать не замтитъ, а не то —

Мы ей хоть что-нибудь наскажемъ,

Не грхъ такое плутовство.

Маргарита. А ящики, скажи, откуда?

Мн не понять такого чуда!

(Стучатся въ двери).

Маргарита. Не мать-ли здсь? Ахъ,

Боже мой!..

Марта (смотритъ въ окно). Какой-то господинъ чужой.

(Входитъ Мефистофель).

Меф. Сударыня, вы извините,

Что я такъ прямо къ вамъ вбжалъ.

(Съ почтеніемъ отступаетъ отъ Маргариты).

Марту Швердлейнъ здсь искалъ.

Марта. Чего вы отъ меня хотите?

Меф., (тихо). Довольно, я теперь васъ знаю,

У васъ я даму замчаю.

Такъ не ловче-ли потомъ

Зайти опять къ вамъ вечеркомъ?

Марта, (громко). Вообрази себ, дитя,

Онъ принялъ за барыню тебя.

Маргарита. Ахъ нтъ, я двочка простая,

Вы слишкомъ добрый господинъ,

Вдь эта цпь на мн чужая.

Меф. Ни цпь и ни уборъ одинъ,

Но трудно мн не ошибаться,

Меня смутилъ вашъ острый взглядъ.

Вы мн позволили остаться

И я тому отъ сердца радъ.

Марта. Ахъ, поскоре разскажите.

Какую всть вы мн дадите.

Меф. Другихъ встей бы я хотлъ,

Я вашей горести боялся!

Вашъ мужъ, къ несчастію, скончался

И поклониться вамъ веллъ.

Марта. Онъ умеръ? бдный мой супругъ.

Мой добрый мужъ, мой врный другъ!

Маргарита. Забудь напрасную кручину.

Меф. Я видлъ самъ его кончину…

Маргарита. Любовь печаль одну сулитъ,

Везд намъ смерть грозитъ разлукой.

Меф. Такъ въ жизни радость вслдъ за мукой,

За смхомъ горе поститъ.

Марта. Вы не сказали мн ни слова,

И гд, и какъ скончался онъ.

Меф. Тамъ у Антонія Святого

Онъ въ Паду похороненъ.

Въ могил тсной и прохладной

Теперь вкусилъ онъ сонъ отрадный.

Марта. А что при смерти онъ веллъ мн поручить?

Меф. Да просьбы у меня большія,

Чтобъ триста за него молебновъ отслужить,

Карманы же у насъ, какъ видите, пустые.

Марта. Онъ ничего не могъ прислать?

Другой такъ цлый вкъ постится,

Не пьетъ, не стъ и все трудится,

Чтобъ только что-нибудь жен на память дать.

Меф. Сударыня, я отъ души жалю,

Но денегъ онъ не промоталъ

И часто плакалъ и вздыхалъ

Надъ горькой участью своею.

Маргарита. Ужели человкъ повсюду такъ страдаетъ?

О немъ я Богу помолюсь.

Меф. Я вашимъ качествамъ дивлюсь,

Вамъ подъ внецъ сейчасъ-же подобаетъ.

Маргарита. Такъ рано не позволитъ мать.

0x01 graphic

Меф. Ну, такъ любовникъ вамъ найдется.

Такого ангела въ объятіяхъ держать,

Кому не по душ придется.

Маргарита. Обычай не таковъ у насъ.

Меф. Обычай или нтъ, а все дойдемъ до цли.

Марта. Ахъ, разскажите-же!

Меф. Сейчасъ.

У смертной я стоялъ постели,

Навозомъ пахло отъ нея,

Но если онъ и на солом

Свое окончилъ бытіе,

А не въ богатомъ, пышномъ дом,

Все во Христ-же умеръ онъ.

Я часто слышалъ тяжкій стонъ,

Онъ говорилъ: я ошибался,

Я ремесломъ не занимался,

Оставилъ бдную жену!

Меня убьютъ воспоминанья!

О, еслибы она въ часъ смертнаго страданья

Простила мн мою вину!

Марта, (плачетъ). Мой добрый мужъ! ужъ я его простила!

Меф. Но видитъ Богъ, что все она

Побольше моего гршила.

Марта. Ужель негоднаго лгуна

Отъ этой клеветы и смерть не сохранила.

Меф. Я самъ въ то время полагалъ,

Что бредилъ онъ въ предсмертной мук.

Увы, онъ дальше восклицалъ:

Я времени не тратилъ въ праздной скук!

Сперва дтей, тамъ хлба добывалъ,

И хлба въ полномъ смысл слова,

А въ мир своего куска не додалъ!

Марта. Такъ ни заботъ моихъ, ни бднія ночнаго,

Ни рдкой врности моей,

Не вспомнилъ въ смертный часъ злодй?

Меф. Напротивъ, ихъ то вспоминая,

Онъ говорилъ, печали не тая:

О дтяхъ и жен молился Богу я

И плакалъ, Мальту покидая.

Но на бды мои взирая,

Меня Господь благословилъ:

Навстрчу шелъ корабль съ богатствами султана,

А нашъ ударилъ въ мусульмана

И вс богатства захватилъ.

Тогда и я, какъ подобаетъ,

На долю часть свою досталъ.

Марта. Ахти! куда-жъ онъ кладъ двалъ?

Меф. Увы! никто того не знаетъ.

Онъ по Италіи потомъ

Безъ дла всякаго шатался

И къ барын какой-то привязался,

Она же встртила его такимъ добромъ,

Что онъ по гробъ съ нимъ не разстался.

Марта. Онъ плутъ, грабитель, хищный зврь!

Своихъ грховъ онъ не оставилъ,

Его и голодъ не исправилъ.

Меф. Зато и умеръ онъ теперь.

На вашемъ мст я, какъ нужно,

Съ слезами годъ бы подождалъ,

А между тмъ, когда досужно,

Другого мужа поискалъ.

Марта. Ахъ нтъ! покойника второго

Нигд не встртишь на пути!

Такого дурачка простого

Мн въ цломъ мір не найти!

Онъ только до вина чужого,

До женщинъ и до картъ былъ лакомъ съ юныхъ дней.

Меф. И больше ничего? такъ что же?

Когда не взыскивалъ онъ этихъ мелочей

И позволялъ вамъ длать тоже,

Такъ съ нимъ не трудно было жить,

Я самъ на тхъ условьяхъ съ вами

Готовъ кольцо перемнить.

Марта. Смяться стыдно вамъ надъ нами,

Вы все изволите шутить.

Меф. (про себя). Теперь и мн пора убраться,

И чорту самому съ ней трудно развязаться.

(Маргарит).

А ваше сердце, если смю?

Вы не влюблялись, хоть шутя?

Маргарита. Я, сударь, васъ не разумю.

Меф., (про себя). Ты милое, невинное дитя!

(Громко).

Прощайте же, сударыня!

Маргарита. Прощайте!

Марта. Ахъ, прежде вы совтъ мн дайте,

Гд мн свидтельство достать,

О томъ, когда и гд мой бдный мужъ скончался.

Порядокъ мн всегда нужнй всего казался,

Чтобъ и въ газетахъ мн о смерти прочитать.

Меф. Двойнымъ свидтельствомъ извстіе скрпится,

Товарищъ мой готовъ вамъ услужить всегда.

Тогда передъ судомъ никто не усомнится.

Такъ я пріятеля къ вамъ приведу сюда,

Марта. Ахъ да! скоре приведите!

Меф. (Маргартть). И вы, сударыня, придите.

Онъ путешественникъ, уменъ, краснорчивъ

И къ барышнямъ особенно учтивъ.

Маргарита. Мн стыдно будетъ господина.

Меф. Нтъ въ цломъ мір властелина,

Предъ кмъ стыдиться нужно вамъ.

Марта. Такъ въ садъ вы приходите къ намъ,

Мы съ Маргариточкой сойдемся

И васъ тамъ вечеромъ дождемся.

Улица.

Фаустъ. Мефистофель.

Фаустъ. Ну, что и какъ? идетъ ли дло?

Мефист. Да ты, я вижу, весь горишь.

Она твоя — надйся смло,

Ты у сосдки съ ней сегодня посидишь.

Вотъ баба! мн пришлась сестрица,

Цыганить, сводничать прямая мастерица.

Фаустъ. Вотъ это такъ.

Меф. Зато и насъ

Старуха просьбой безпокоитъ…..

Фаустъ. Такъ что-жъ? одно другого стоитъ.

Меф. Должны мы ей достать свидтельство сейчасъ,

Что въ Паду въ могил хладной,

Покойный мужъ ея вкушаетъ сонъ отрадный.

Фаустъ. Такъ ты сперва прикажешь създить намъ?

Меф. Sancta simplicitas! какое дло вамъ?

Вы безъ того свидтельство дадите.

Фаустъ. Отъ этой выдумки, любезный, откажись.

Меф. Вотъ на святошу посмотрите!

Ты въ жизни этой — согласись —

Не въ первый разъ свидтельствуешь ложно.

Зачмъ-же ты теперь идешь такъ осторожно?

И сколько разъ съ безсовстнымъ челомъ,

О Бог, о мірахъ, о томъ, что въ нихъ таится,

О человк и о томъ,

Къ чему вся жизнь его, весь умъ его стремится,

Ты проповдывалъ надменнымъ языкомъ?

А если-бъ ты, хоть на-послдки.

Намъ правду чистую сказалъ,

Такъ ты о томъ не больше зналъ,

Какъ и томъ, гд умеръ мужъ сосдки.

Фаустъ. Софистъ и лжецъ! ты былъ и будешь имъ.

Меф. На васъ мы иначе глядимъ.

Вотъ что-то завтра приключится?

Вы будете вздыхать, томиться,

Ты станешь ей въ любви божиться.

Фаустъ. И отъ души!

Меф. Меня не удивишь!

О врности начнутся разговоры,

О нжности, любви, я знаю эти вздоры!

Ты будешь съ ней отъ сердца говорить…

Фаустъ. Молчи! когда въ стремленьи новомъ,

Въ живомъ волненьи страстныхъ думъ,

Для мысли затруднится словомъ,

Для чувства звуковъ ищетъ умъ —

И думу тайную, весь міръ обнявъ мечтами,

Я вылью громкими словами,

И пламя страсти неизмнной,

Огонь любви моей священной

Я безконечнымъ назову:

Ужель я и тогда солгу?

Меф. Все правъ-же я!

Фаустъ. Замть, какъ ты лукавъ!

Чортъ вовсе горла не жалетъ.

Кто хочетъ правымъ быть и языкомъ владетъ,

Тотъ будетъ правъ.

И потому ты правъ, что этого хотлъ,

А пуще потому, что вздоръ мн надолъ.

Садъ.

Маргарита съ Фаустомъ, Марта съ Мефистофелемъ гуляютъ по саду.

Маргарита. Я чувствую, по доброт одной

Вы бдной двушки обидть не хотите.

Постранствовавъ везд, вы только такъ со мной.

По добродушію, быть-можетъ, говорите.

Чтобъ ни сказала я — все это вздоръ такой,

Нтъ, вамъ не нравятся простые разговоры.

Фаустъ. Мн выше мудрости людской

Простая рчь твоя и пламенные взоры.

(Цлуетъ у нея руку).

Маргарита. Ахъ, не цлуйте-же! дурна моя рука,

Она въ работ загрубла,

У насъ въ дому такъ много дла,

А матушка куда строга!

(Проходятъ).

Марта. А вы безъ отдыха все дале идете?

Меф. Мои дла ужъ таковы:

Въ другой разъ вы куда-нибудь придите,

Гд вамъ полюбится, гд обживетесь вы,

А посл все-таки, хоть грустно, а уйдете.

Марта. Да, рыскать по свту легко,

Пока вы молоды и въ сил,

Зато ужъ въ старости не то,

И одинокому къ могил

Идти потомъ куда какъ тяжело!

Меф. Меня страшитъ картина эта.

Марта. Не откажитесь-же отъ моего совта!

Остановиться вамъ пора.

(Проходятъ).

Маргарита. Изъ глазъ, изъ памяти! все это вамъ игра,

Учтивыхъ словъ вы не берете строго,

Къ тому у васъ друзей такъ много

И вс они умне насъ.

Фаустъ. То, что умомъ зовутъ у васъ,

Одно тщеславіе пустое.

Маргарита. Мн вашихъ не понять рчей.

Фаустъ. Цны не вдаетъ своей

Твое смиреніе святое.

Не знаешь ты, дитя простое,

Что скромность въ бдной жизни сей

Одно сокровище прямое.

Маргарита. Ахъ, если обо мн вы вспомните хоть разъ,

Я никогда не позабуду васъ.

Фаустъ. Такъ дома часто ты одна?

Маргарита. Домъ не великъ у насъ, но все-же

За нимъ смотрть, вдь, нужно тоже.

И гд забота не нужна?

Служанки нтъ, вотъ я одна

Должна хозяйствомъ въ дом править,

Варить, мести, вязать и шить,

Вс вещи по мстамъ разставить,

Съ утра и до ночи ходить.

Къ тому-же матушка на все такъ смотритъ строго,

Что горе съ ней!

Намъ жить не нужно такъ убого,

Другихъ отнюдь мы не бднй.

И чмъ богаче все сосдство?

Покойный батюшка въ наслдство

Оставилъ намъ и домъ, и садъ.

Теперь у насъ потише стало,

Хлопотъ не столько, какъ бывало,

Въ солдатахъ братъ,

Сестра — малютка умерла,

Вотъ съ ней-то много я хлопотъ перенесла,

Но я малютку такъ любила,

Что хоть попрежнему готова хлопотать.

Фаустъ. Малютки краше не сыскать,

Коль на тебя она, мой ангелъ, походила!

Маргарита. Вдь я сама ее вскормила.

Мать посл батюшки малютку родила,

Да въ то же время и слегла,

И долго, долго проболла,

Казалось, бдной не прожить

Тогда она и думать не посмла,

Чтобы самой дитя вскормить.

И вотъ я крошку пріютила,

Водой и молокомъ ее вскормила я,

Она росла, была моя,

Ее я нжила, ласкала и любила,

Такъ на рукахъ моихъ сиротка расцвла,

Рзвилась, прыгала, росла!

Фаустъ. Ты чистымъ счастіемъ владла!

Маргарита. Зато и пропасть было дла.

Со мною въ комнат моей,

Ко мн, поближе у постели,

Спала малютка въ колыбели.

Бывало, нтъ покоя съ ней,

Вдругъ въ полночь самую дитя пошевелится,

А я проснусь

И напою ее, она ко мн ложится,

А не заснетъ, я снова подымусь

И вмст съ ней съ постели встану,

По комнат, смясь, ходить и прыгать стану,

Пока заснетъ дитя мое,

А утромъ мою для нея.

Какіе хлопоты, мой Боже!

Бги, трудись, все на ногахъ,

И всякій день одно и то же,

На рынк, въ кухн, все въ трудахъ,

Тогда, сударь, подъ часъ случится,

Идешь невесело къ трудамъ!

Зато и отдыхъ благо намъ,

И сладко шь, и сладко спится.

(Проходятъ).

Марта. Намъ, женщинамъ, такъ трудно васъ

Холостяковъ на путь наставить.

Меф. Внимая вамъ, я хоть сейчасъ,

Готовъ вину свою исправить.

Марта. Скажите мн, хоть я и виновата,

Что васъ спрошу, разъ навсегда:

Вы не влюблялись никогда?

Меф. Дороже жемчуга и злата

Своя жена и свой очагъ,

Насъ поговорка учитъ такъ.

Марта. Вы даже вовсе не желали?

Меф. Меня всегда отлично принимали.

Марта. Не то хотла я сказать,

Вы никогда охоты не имли?

Меф. Возможно-ль съ дамами играть?

Да мы и думать не посмли.

Марта. Нтъ, вы не поняли меня!

Меф. Я отъ души жалю,

Но сколько вы добры, я очень разумю!

(Проходятъ).

Фаустъ. Такъ ты меня, душа моя,

Какъ я вошелъ, тотчасъ узнала?

0x01 graphic

Маргарита. Вы не замтили, что я

На васъ и глазъ не подымала?

Фаустъ. И ты не сердишься, прекрасный ангелъ мой,

Что поступилъ я такъ съ тобой?

Маргарита. Да, признаюсь, я испугалась,

Вы завели меня въ позоръ,

Я скромной двушкой считалась

И обо мн до этихъ поръ

Еще не говоритъ никто худого слова.

И вотъ я думала: знать что-нибудь дурного

На мн его замтилъ взоръ.

Онъ видлъ въ томъ одну игрушку,

Сманить такую потаскушку.

Но признаюсь, во мн тотчасъ

Другая мысль о васъ родилась,

И какъ я на себя сердилась,

За то, что не могла сердиться я на васъ!

Фаустъ. Ты милочка!

Маргарита. Пустите на минутку!

(Срываетъ астру и выдергиваетъ одинъ за другимъ листья).

Фаустъ. Да что ты длаешь?

Маргарита. Такъ, шутку.

Фаустъ. Ахъ, разскажи!

Маргарита. Смшно вамъ будетъ.

(Выдергиваетъ листья и шепчетъ).

Фаустъ. Что про себя тамъ шепчешь ты?

Маргарита, (тихо). Онъ любитъ — не любитъ, любитъ — не любитъ.

Фаустъ. Ты милый ангелъ красоты!

Маргарита, (Продолжаетъ). Любитъ — нтъ — любитъ — нтъ —

(Вырываетъ послдній листокъ, съ милою радостью).

Онъ любитъ меня!

Фаустъ. Онъ любитъ, да! пусть этотъ цвтъ

Признанья сердца облечетъ!

Пускай душа твоя пойметъ,

Какъ страстно любитъ онъ тебя!

(Беретъ ее за руки).

Маргарита. Мн холодно!

Фаустъ. О, не дрожи!

Мой взоръ тебя любовью встртитъ!

Пойми, когда душ твоей

Пожатіе руки моей

Любовью пламенной отвтитъ,

Какъ бденъ звукъ пустыхъ рчей!

Душой моей съ душою слиться,

Въ блаженство нги погрузиться,

Въ блаженств чувства умирать…

Но это чувство безконечно!

Кто могъ ему границы дать?

Оно должно быть вчно, вчно!

(Маргарита жметъ ему руку, вырывается и убгаетъ. Онъ стоитъ нсколько минутъ въ задумчивости, потомъ слдуетъ за нею).

Марта. Ужъ ночь!

Меф. И намъ пора разстаться.

Марта. Я васъ просила бы остаться.

Да ужъ народъ у насъ такой!

У нихъ заботы нтъ другой

И дла нтъ у нихъ другого,

Какъ только вывдать, что думаетъ сосдъ.

Глядишь — и сплетни выйдутъ въ свтъ,

И клевета какъ разъ готова…

А наша парочка?

Меф. Шалятъ,

Какъ пташки лтнія вдоль по саду летятъ.

Марта. Онъ, кажется, въ нее влюбился?

Меф. Что длать? каждому свое!

Она въ него, а онъ въ нее,

Знать въ этомъ свтъ не измнился.

Бесдка.

Маргарита вбгаетъ, прячется за дверью, прикладываетъ палецъ къ губамъ и смотритъ сквозь щель.

Маргарита. Идетъ!

Фаустъ. Такъ дразнишь ты меня?

Смотри, плутовка, я тебя!

(Цлуетъ ее).

Маргарита (обнимаетъ его и возвращаетъ поцлуи)

Люблю тебя, другъ милый мой!

(Мефистофель стучится).

Фаустъ. Кто тамъ?

Меф. Пріятель.

Фаустъ. Зврь!

Меф. Ужъ вамъ пора разстаться

Марта (приходитъ). Пора, сударь! нельзя остаться.

Фаустъ. Не провести ли васъ домой?

Маргарита. А матушка? нтъ, оставайтесь!

Пріятной ночи вамъ и сна желаю я.

0x01 graphic

Фаустъ. Ты мн велишь, душа моя?

Прощайте-же! пойдемъ.

Марта. Прощайте-съ!

Маргарита. До скораго свиданья!

(Фаустъ и Мефистофель уходятъ).

Маргарита. Ахъ, Боже мой, какъ онъ уменъ!

Чего не передумалъ онъ?

А я стыжусь, какъ погляжу!

Сама ни слова не скажу,

Такая глупенькая я!

За что же любитъ онъ меня?

(Уходитъ).

Лсъ и пещера.

Фаустъ, (Одинъ). Всесильный духъ! ты далъ мн, далъ мн все,

О чемъ теб молился я. Не даромъ

Ты показалъ мн пламенный свой образъ,

Ты далъ мн эту дивную природу,

Далъ силу чувствовать и насладиться ею.

И я дивлюсь не съ хладнымъ удивленьемъ

Ея высокимъ тайнамъ, ты позволилъ

Мн заглянуть въ ея святую грудь,

Какъ въ сердце друга, ты передо мною

Повелъ ряды живыхъ твоихъ созданій,

Ты братій научилъ меня познать

Въ водахъ, и въ воздух, и въ рощ тихой.

Ты въ часъ грозы, когда маститый дубъ

Сосднія деревья ломитъ съ трескомъ

И рушится, и грозному паденью,

Сдой утесъ глухимъ стенаньемъ вторитъ,

Меня привелъ къ пещер одинокой,

Ты тайныя, святыя чудеса

Моей души раскрылъ передо мною.

Когда же мсяцъ, тихій встникъ мира,

Надъ головой блеснетъ на небесахъ,

Ко мн слетаютъ съ древняго утеса

Былыхъ вковъ серебряныя тни

И строгое смягчаютъ созерцанье.

Я чувствую, что здсь для человка

Нтъ совершенства! ты къ святому чувству,

Которое меня возноситъ къ небу,

Мн придалъ спутника, суровый и холодный,

Онъ нуженъ мн, хотя въ моихъ глазахъ

Меня же унижаетъ онъ, въ ничто

Твои дары насмшкой обращаетъ.

Онъ въ сердц будитъ дикую любовь

Къ роскошной дв, быстро отъ желанья

Перехожу я къ нг наслажденья,

А, наслаждаясь₄ вновь горю желаньемъ.

(Входитъ Мефистофель).

Меф. Скажи, не скучно ли теб?

Смотри, въ какую глушь забился!

Ну разъ, положимъ, ты отъ свта удалился,

А тамъ попрежнему опять живи себ.

Фаустъ. Оставь меня, духъ ада, скройся

И въ добрый часъ не возмущай души!

Меф. Ну — ну, иду! не безпокойся,

Невесело въ твоей глуши!

Поврь, не велика потеря,

Какъ взглянешь на такого звря.

Какъ ни старайся, ни трудись,

Ничмъ не угодишь вельмож,

Бги туда, да жмись и трись,

И всякій день одно и то же.

Фаустъ. Еще ворчитъ, а уморилъ

Не самъ ли онъ меня отъ скуки?

Меф. Не я-ль, бднякъ, въ замну муки,

Тебя восторгомъ подарилъ?

Не я-ль въ порыв изступленья,

Отъ болтовни воображенья

Тебя надолго исцлилъ?

Безъ насъ давно, по врной смт,

Тебя бы не было на свт.

Проснись, угрюмый нелюдимъ!

Вольно же филиномъ такимъ

Въ пещеры мрачныя скрываться,

Въ грязи, какъ жаба, пресмыкаться!

Среди своихъ пустынныхъ горъ

Отъ скуки скоро ты исчахнешь.

А право жаль! До этихъ поръ

Ты все еще ученымъ пахнешь.

Фаустъ. Когда-бъ ты зналъ, что жизнь небесъ

Со мной сроднилась въ сей пустын,

Ты-бъ позавидовалъ, о бсъ,

Моей таинственной святын!

Меф. Завидно день и ночь по доламъ и горамъ,

Какъ угорлому метаться!

Сперва въ порыв страсти нжной,

Ты чувствомъ сладостнымъ томимъ,

Не скрылъ любви своей мятежной.

Ты страсть къ душ ея привелъ!

Теперь въ пещер сокровенной,

Ты, извергъ, дву разлюбилъ!

Но чмъ, скажи, ты наградилъ

Тоску любви ея смиренной?

Одной бдняжк скучно ей,

Порой надъ древними стнами

Сдыми, темными рядами,

Проходятъ тучи передъ ней,

Порой она и дни и ночи

Все проситъ: дайте крылья мн!

Ужъ сна давно не знаютъ очи,

Ей не съ кмъ въ грустной тишин

Длить тоску, то вдругъ смется,

То плачетъ бдная она,

А все душа къ теб несется,

А все какъ прежде влюблена.

Фаустъ. Змя! змя!

Меф., (про себя). Теперь попался!

Фаустъ. Напрасно, демонъ, ты скрывался!

Не вызывай души моей

Въ толпу безсмысленныхъ людей!

Зачмъ коварною мечтою

Роскошный ликъ ея ты мн изобразилъ?

Зачмъ волшебной красотою

Ты въ сердц нгу разбудилъ?

Меф. Ну что-жъ, когда она боится,

Что измнилъ ты бдной ей!

И то сказать, въ глуши своей

Онъ будто зврь дичится.

Фаустъ. Я близокъ къ ней везд, всегда!

Какъ прежде пламенной любовью сердце бьется!

Завидую Христову тлу я, когда

Устами нжными она его коснется,

Меф. Смотря на васъ тайкомъ, и мн

Завидно иногда бывало,

Когда въ завтной тишин

Она тебя такъ пламенно ласкала.

Фаустъ. Прочь, сводникъ!

Меф. Да не я одинъ на все гораздъ*

Сама природа полагаетъ:

Сперва красавицу создастъ,

А тамъ сведетъ ее съ тобою.

Ступай же! на твою бду

Глядть мн право не подъ силу,

Я въ спальню къ ней тебя веду,

А не въ холодную могилу.

Фаустъ. Я пилъ восторгъ небесъ въ объятіяхъ ея.

Дай отогрться мн на персяхъ двы нжной!

Ея тоску смягчу ли я

Душою бурной и мятежной?

Бднякъ бездомный, я бжалъ

Съ утеса на утесъ потокомъ водопада.

И съ изступленіемъ искалъ

Бездонной пропасти хохочущаго ада.

Я погибалъ — а въ сторон,

Тревожной горести не зная,

Она въ завтной тишин

Цвла, какъ роза полевая.

Чиста, невинна какъ дитя,

Съ страстями свта незнакома,

Въ заботахъ маленькаго дома

Она жила еще шутя.

А я отверженный, въ борьб съ моей судьбою

Не только на себя печали накликалъ,

Не только дерзкою рукою

О скалы скалы разбивалъ:—

Я дву бдную встревожилъ,

Явясь, какъ демонъ, передъ ней,

Я миръ души огнемъ страстей

И взволновалъ, и уничтожилъ!

Мн страшно, бсъ! разсй мой страхъ!

Пусть грозный жребій совершится!

Пусть вмст съ ней въ карающихъ громахъ

Небесный гнвъ надъ нами разразится!

Меф. Ну, вотъ опять огнемъ горитъ!

Взойди, утшь ее отъ тяжкаго мученья!

Гд онъ въ бд хоть разъ сглупитъ,

Тамъ для него ужъ нтъ спасенья.

Держись примра моего,

Ты съ чортомъ, кажется, достаточно связался.

Нтъ въ свт хуже ничего,

Какъ чортъ, который потерялся!

0x01 graphic

Комната Маргариты.

Садъ Марты.

Маргарита, (одна за пряжей).

Тяжка печаль

И грустенъ свтъ,

Ни сна, ни покоя

Мн бдной нтъ.

Гд нтъ его

Передо мной,

Могилой тамъ

Весь міръ земной.

Потухъ, поблекъ

Мой бдный умъ,

Нтъ ясныхъ чувствъ,

Нтъ свтлыхъ думъ.

Тяжка печаль

И грустенъ свтъ,

Ни сна, ни покоя

Мн бдной нтъ.

За нимъ гляжу я,

За нимъ хожу,

Его ищу я.

Не нахожу!

Его улыбка

И жаръ страстей,

И станъ высокій,

И блескъ очей.

И сладкія рчи,

Какъ говоръ струй,

Восторгъ объятій

И поцлуй!

Тяжка печаль

И грустенъ свтъ,

Ни сна, ни покоя

Мн бдной нтъ!

О немъ грущу

И плачу я,

О немъ томится

Вся грудь моя!

Зачмъ не могу я

За нимъ летть,

Любить и млть

И въ поцлу

Съ нимъ умереть!

Маргарита. Фаустъ.

Маргарита. И ты мн, Генрихъ, общаешь?

Фаустъ. Все, что могу!

Маргарита. Ты добренькій такой,

Тебя люблю я всей душой,

Но ты религіи совсмъ не уважаешь.

Фаустъ. Не говори! Мою любовь

Узнала ты, я клятв вренъ,

Я дамъ теб и жизнь и кровь

И церкви никого лишать я не намренъ.

Маргарита. Но врить нужно!

Фаустъ. Нужно?

Маргарита. Да!

Вотъ видишь ли, въ одномъ бда,

Что не властна я надъ тобою,

Что ты смешься надо мною,

Не вришь истинамъ святымъ.

Фаустъ. Душа моя, я врю имъ!

Маргарита. Но въ нихъ отрады не находишь.

Не исповдуешь грховъ

И въ церковь Божію не ходишь.

Ты въ Бога вришь-ли?

Фаустъ. Но кто произнесетъ въ избытк дерзкихъ словъ:

Я врую?

Бги, спроси своихъ жрецовъ,

Узнай сама у мудрецовъ!

Здсь грани мудрости ничтожной!

Одна насмшка ихъ отвтъ

На твой вопросъ неосторожный!

Маргарита. Такъ стало быть въ теб и въ Бога вры нтъ!

Фаустъ. Ахъ, ты меня не понимаешь!

Кто назоветъ

И кто дерзнетъ

Сказать: я врую?

Кто не склонится,

Кто ршится

Сказать: не врую?

Всехранитель,

Вседержитель.

Не создалъ, не хранитъ ли онъ

Себя и насъ?

Не сводъ-ли неба тамъ надъ нами

И не земля ль у ногъ твоихъ?

Не звзды-ль яркими рядами

Горятъ на небесахъ ночныхъ?

Когда мой взоръ твой взоръ встрчаетъ

И грудь полна любви святой

И все такъ видимо-невидимо витаетъ

Въ священной тайн надъ тобой:

Тогда въ блаженств утопая,

Наполни грудь огнемъ любви,

И въ этомъ царств исчезая

Его какъ хочешь назови:

Богъ, радость, сердце и любовь!

Ему нтъ имени, все чувство!

А имя только звукъ пустой,

Туманъ и дымъ!

Маргарита. Какъ хорошо все это, Боже!

Кого онъ такъ не убдитъ?

Въ другихъ словахъ, но все вдь тоже

Намъ часто патеръ говоритъ.

Фаустъ. Да! все что дышетъ, что живетъ

Подъ небомъ Божіимъ предъ нами,

Въ своихъ нарчіяхъ гремящими словами

Хвалу Создателя поетъ!

И я предъ нимъ благоговю,

Его пою, какъ разумю.

Маргарита. Да, какъ послушаешь, такъ кажется довольно,

Но, другъ мой, вся ошибка та,

Что нтъ въ душ твоей Христа.

Фаустъ. Дитя мое!

Маргарита. Мн тяжело и больно,

Когда ты съ нимъ ко мн идешь.

Фаустъ. Какъ съ нимъ?

Маргарита. Да тотъ, съ кмъ ты живешь.

Его лицо я ненавижу

И страшно мн и сердцу тяжело,

Какъ только я его увижу.

Фаустъ. Мой другъ, ты не страшись его.

Маргарита. Его присутствіе всю кровь мою волнуетъ.

Ты вришь-ли, я всхъ люблю людей,

Но сколько по теб порой душа тоскуетъ,

Я столько-же боюсь его рчей.

Я, какъ грха, его пугаюсь

И Богъ меня прости, когда я ошибаюсь.

Фаустъ. Безъ этихъ чудаковъ и свтъ не устоитъ.

Маргарита. Я не могла бы съ нимъ сдружиться.

Когда онъ въ двери постучится,

Онъ добрыхъ словъ не говоритъ,

На все насмшливо глядитъ,

Какъ будто злится,

И никого не любитъ онъ.

Ему любовь, какъ дтскій сонъ,

Его ничто не привлекаетъ,

Морщины врзались въ чело,

Мн на груди твоей такъ весело бываетъ

И такъ привольно, такъ тепло,

А съ нимъ мн страшно, тяжело

И привыкать къ нему душа моя не можетъ.

Фаустъ. Тебя предчувствіе тревожитъ.

Маргарита. Я много горести терплю,

Онъ ужасъ на меня наводитъ,

Ты вришь-ли, тамъ, гд онъ къ намъ подходитъ,

Я и тебя ужъ не люблю,

Я не могла-бъ при немъ молиться

И больно, больно мн тогда

И вся душа во мн томится.

Фаустъ. Въ теб природная вражда.

Маргарита. Но мн пора.

Фаустъ. Ахъ, никогда

Я не могу тобой спокойно любоваться,

Прильнуть къ груди твоей, съ душой твоей сливаться.

Маргарита. Ахъ, еслибъ я одна спала,

Я-бъ и дверей не заперла.

Но я боюсь, чтобъ мать не услыхала,

Вдь если бы она меня съ тобой застала,

Я бы на мст умерла.

Фаустъ. Вотъ въ этой стклянк сокъ цлебный,

Налей въ питье три капли ей,

Тогда, мой ангелъ, сонъ волшебный

Слетитъ на ложе тихо къ ней.

Маргарита. Я для тебя на все готова,

Вдь это ей не повредитъ?

Фаустъ. Поврь, теб даю я слово,

Сокъ этотъ только усыпитъ.

Маргарита. Когда твой взоръ меня коснется,

Я отказать теб ни въ чемъ бы не могла:

Теб я столько въ жертву принесла,

Что жертвы мн другой не остается.

(Уходитъ).

(Входитъ Мефистофель).

Меф. Мартышка, дрянь! Она ушла?

Фаустъ. Опять подслушалъ?

Меф. Да, дружокъ,

Васъ добродтели учили,

И я надюсь, что урокъ

Пойдетъ теб, какъ должно, впрокъ.

Хитро васъ двушки сманили!

Когда-де вруетъ на старую погудку,

Такъ будетъ тоже онъ плясать подъ нашу дудку.

0x01 graphic

Фаустъ. Теб, чудовищу, во вки не приснится,

О чемъ душа ея томится,

Какъ въ вр пламенной своей,

Въ которой ей

Одна надежда и спасенье,

Она таитъ въ груди мученье,

О томъ, что гибнетъ другъ въ пучинахъ

Жизни сей.

Меф. Вотъ плакса, нженка примрный!

Васъ женщина становитъ въ дураки.

Фаустъ. Ты выродокъ огня и скверны!

Меф. А рожи узнаетъ двчонка мастерски.

При мн рождается въ ней тысяча мученій.

Знать, пахнетъ отъ меня умомъ?

Она груститъ и чувствуетъ при томъ,

Что если я не чортъ, по крайней мр геній.

Ну въ эту ночь?

Фаустъ. Теб-то что?

Меф. И мн вдь весело оно.

Колодезь.

Маргарита и Лиза.

Лиза. Ты о Варвар не слыхала?

Маргарита. Нтъ, я не выхожу совсмъ.

Лиза. Да, да, Сивилла мн сказала.

Ужъ пахнетъ отъ нея не тмъ!

Впередъ не важничай!

Маргарита. А что?

Лиза. Да такъ, воняетъ.

Что стъ и пьетъ, то двухъ питаетъ.

Маргарита. Ахъ!

Лиза. Дло! будь впередъ умнй!

И то сказать, гд не таскался

Онъ вмст съ ней?

На пляск онъ не разставался,

Все чмокался и цловался,

То онъ вина ей поднесетъ,

То разной сласти нанесетъ.

Она все личикомъ гордилась,

А вдь сама не постыдилась

Подарки брать.

Все цловалась, да ласкалась’

За то цвтка и не видать.

Маргарита. Бдняжка!

Лиза. Нечего жалть,

Мы вечеромъ должны сидть,

Мы до ночи, бывало, пряли,

А между тмъ они тайкомъ

Внизу, сторонкой, за угломъ,

Бывало, вмст все стояли.

Зато теперь ей каково!

Съ ней въ церкви сдлаютъ не то.

0x01 graphic

Маргарита. Онъ женится и все поправитъ.

Лиза. Удралъ! онъ только пошутилъ.

Жениться кто его заставитъ?

Маргарита. Онъ очень худо поступилъ.

Лиза. Да хоть онъ и женись на ней,

Стыда мы все не спустимъ ей,

Внокъ бы парни разодрали,

А мы бы счки накидали.

(Уходитъ).

Маргарита, (идя домой).

И я бывало такъ сердилась,

Словами горькими бранилась,

Грхамъ и спуска не давала,

На бдныхъ двушекъ кричала,

Бывало, цлый свтъ браню,

Хоть черенъ грхъ, а все черню,

Сама же рада хвастать я —

Теперь гршна душа моя!

Но, Боже, что меня сгубило.

Такъ было сладко, было мило!

Церковная ограда.

Въ углубленіи стны икона Скорбящей Божіей Матери. Предъ ней сосуды съ цвтами.

Маргарита (ставитъ въ сосуды свжіе цвты).

О сжалься,

Матерь Бога,

Въ часъ печали надо мной!

Въ грудь мечъ вонзая,

Глядишь, вздыхая,

На смерть Христа въ тоск нмой.

О немъ томилась,

О немъ молилась

Ты Богу теплою мольбой.

Кто повритъ,

Кто измритъ,

Чмъ душа моя больна?

То о чемъ она томится,

Что дрожитъ, къ чему стремится,

Знаешь только ты одна.

Куда бы ни пошла я,

Все та же грусть нмая,

Все та же боль души!

Я только слезы трачу,

Я плачу, плачу, плачу

Одна въ нмой тиши.

Я полъ оросила слезами,

Я черныхъ думъ не снесла,

Какъ въ пол за цвтами

Я на зар пошла.

Лучи ея горли

На раннихъ небесахъ,

Я плакала въ постели,

Кручинилась въ слезахъ.

Ты смерть и срамъ отсторони!

Взоръ благодати,

Богоматерь,

Къ дв бдной преклони!

Ночь.

Улица передъ домомъ Маргариты.

Валентинъ, (солдатъ, братъ Маргариты).

Бывало, сядемъ пировать,

Начнутъ про двокъ толковать,

И всякъ выводитъ предо мной

Своихъ красотокъ длинный строй,

А я на столъ облокочусь,

Руками гордо подопрусь,

Спокойно слышу хвастовство

И нтъ мн дла до того.

Возьму стаканъ, расправлю усъ,

Скажу: что голова, то вкусъ!

А гд вамъ ту красотку взять,

Чтобъ съ Маргаритой поровнять?

Что ваши двки передъ ней!

Подошвы не стоятъ сестры моей!

И шумъ пойдетъ, и гвалтъ, и стукъ,

Онъ правъ!— со всхъ сторонъ кричатъ,

Нтъ краше двушки вокругъ!

А хвастуны и замолчатъ.

Теперь хоть на стну взлзай,

Хоть волосъ съ головы срывай!

Шушукаютъ, кривятъ носами,

Задорятъ колкими словами,

Всякъ на обиды навострился.

Сижу, какъ будто провинился,

При каждой шуточк вспотю,

А отвчать имъ не посмю!

Хоть расшибу ихъ кулаками,

А все не назову лгунами!

Кто это тамъ тайкомъ ползетъ?

Никакъ ихъ двое идутъ вмст?

Ужъ не его ли чортъ ведетъ?..

Я разорву его на мст.

0x01 graphic

Фаустъ, Мефистофель.

Фаустъ. Какъ тамъ во храм подъ окномъ

Лампада вчная дымится!

То вспыхнетъ, ярко загорится,

То меркнетъ въ сумрак ночномъ,

Такъ и на грудь мою печальный мракъ ложится.

Меф. А я, какъ кошка въ тишин,

Что къ фонарю шажкомъ подходитъ,

Вдоль по стнамъ тихонько бродитъ,

Есть что-то доброе на этотъ разъ во мн,

Немного похоти, немного воровства.

Знать, близко намъ до празднества,

Душа къ Валпургіи стремится,

Вотъ праздникъ славный будетъ намъ!

По крайней мр знаешь тамъ,

Зачмъ всю ночь гостямъ не спится.

Фаустъ. Въ то время ты вотъ этотъ кладъ,

Быть можетъ, нсколько подвинешь?

Меф. Ахъ да, я даже очень радъ,

Теперь его ты скоро вынешь.

Я заглянулъ въ него на-дняхъ,

Въ немъ куча денегъ, такъ что страхъ.

Фаустъ. А нтъ ли колецъ, иль убора

Въ подарокъ двиц моей?

Меф. Тамъ много дорогихъ вещей,

Намъ не искать такого вздора.

Фаустъ. Мн даже грустно къ ней ходить,

Когда мн нечего дарить.

Меф. Напрасно, это чувство ложно.

Тмъ лучше, если даромъ можно.

Но подожди, въ сіяньи звздъ

Услышишь ты мое искусство,

Я славной пснью съ этихъ мстъ

Какъ разъ ей отуманю чувство.

(Поетъ и играетъ на гитар.)

Зачмъ ты тамъ,

Къ его дверямъ,

Катюша, тамъ

Пришла одна съ денницей?

Двиц радъ,

Онъ впуститъ кладъ,

Но ужъ назадъ

Ты не пойдешь двицей!

Бги-же вонъ!

Какъ кончитъ онъ,

Такъ добрый сонъ

Бдняжк пожелаетъ.

Люби того,

Кто до всего

Теб кольцо

Предъ алтаремъ вручаетъ.

Валент. (выходитъ). Молчи, проклятый мышеловъ!

Я самъ довольно псенъ знаю!

Сперва гудокъ, а тамъ пвцовъ

Я прямо къ чорту отсылаю.

Меф. Эге! Гитара затрещала!

Валент. Теперь и голова пропала!

Меф. Ну, докторъ! будьте похрабрй!

Сюда, ко мн! я не сробю,

Мечъ наголо! валяй живй!

Парировать и я сумю.

Валент. Парируй!

Меф. Отчего же нтъ?

Валент. И этотъ!

Меф. Хоть сейчасъ, мой свтъ!

Валент. Мн кажется, самъ чортъ дерется?

Рука въ крови и шпага гнется.

Меф., (Фаусту). Ударь!

Валенъ, (падая). Увы!

Меф. Знать, присмирлъ теленокъ!

Теперь уйдемъ! бываетъ часъ неровный.

Уже орутъ разбой во всхъ концахъ.

Съ полиціей я былъ всегда въ ладахъ,

Зато мн судъ противенъ уголовный.

Марта, (у окна). Сюда скорй!

Маргарита, (у окна). Сюда свчей!

Марта, (какъ выше). Вотъ здсь былъ крикъ, дрались, ругались!

Народъ. Да вотъ и мертвый у дверей.

Марта, (выходя). А что, убійцы разбжались?

Маргарита, (выходя). Кто здсь лежитъ?

Народъ. Сынъ матери твоей.

Маргар. О Господи, прости душ моей!

Валентинъ. Что я умру, легко сказать,

А легче умереть!

Я что-то вамъ хотлъ сказать,

Молчите, бабы! что ревть?

(Народъ собирается около него).

Еще ты, Гретхенъ, молода,

Но дура ты — и въ томъ бда,

Что прока нтъ въ теб!

Скажу тайкомъ, безъ клеветы,

Ужъ если потаскушка ты,

Такъ будь же ей вполн.

Маргарита. Мой братъ! о Боже! что такое?

Валент. Оставь же ты меня въ поко!

Ужъ сдланъ грхъ! Что пользы тутъ?

Пускай дла себ идутъ.

Одинъ сегодня былъ съ тобой.

А завтра будетъ и другой,

И если дюжина была,

Такъ ты весь городъ созвала.

Сперва, какъ только стыдъ родится,

Такъ свтъ отъ всхъ его таитъ,

И человкъ его боится

Его во мрак сторожитъ.

Тогда убить его готовы,

Но стыдъ себ растетъ, растетъ

И голый среди дня идетъ,

Хоть и не краше ликъ багровый

И хоть похожъ онъ на чуму,

Тмъ больше нуженъ свтъ ему.

Смотри, наступитъ день одинъ,

Гд всякій честный гражданинъ,

Когда рукой тебя коснется,

Какъ отъ заразы отвернется.

Теб въ слезахъ страдать, терзаться,

Какъ только взглянутъ на тебя,

Въ златую цпь не наряжаться

И не стоять у алтаря:

Не быть на пляск при народ

Въ веселомъ, шумномъ хоровод.

Но съ нищимъ по угламъ скрываться,

Съ больнымъ бродягой пресмыкаться,

И, если Богъ тебя проститъ,

Грхъ на земл тебя стомитъ.

Марта. Вамъ лучше Бога умолять,

Чмъ на сестру свою пенять.

Валент. Коль могъ бы ребра я твои

Пересчитать, сдая баба,

Я врю, что грхи мои

Господь всесильный мн простилъ бы.

Маргарита. О братъ, мой братъ! не мучь меня!

Валент. Не плачь, я говорю теб!

Ты мн могла ударъ нанесть,

Забывъ свою двичью честь,

Я какъ солдатъ на смерть иду

И съ честью къ Господу приду.

0x01 graphic

Соборъ.

Служба, органъ и пніе.
Маргарита между народомъ, за ней злой духъ.

Злой духъ. Не такъ ты, Гретхенъ,

Во дни былые

Предъ алтаремъ

Лепетала молитвы

Изъ старой книги!

То дтскія игры,

То Богъ въ душ,

Г ретхенъ!

Гд былъ твой умъ?

Въ душ таится

Кровавый грхъ.

Ты не за мать-ли молишься? сама

Ты постлала ей жесткую могилу.

На твоемъ порог кровь!

Что дышетъ, что мучитъ

Страшнымъ присутствіемъ

Блую грудь твою?

Маргарита. Горе мн!

Убійственная дума

Страшнымъ мстителемъ возстала

На меня!

Хоръ. Dies ir, dies ilia

Solvet saeclum in favilla.

0x01 graphic

Злой духъ. Гнвъ на тебя!

Труба гремитъ!

Раскрылись гробы,

Душа твоя

Изъ пепла могилы

Къ огненнымъ мукамъ

Проснулась,

Встаетъ!

Маргарита. Прочь отсюда!

Мн воздухъ сперъ органъ,

Я задыхаюсь!

Святая пснь

Мн ломитъ душу!

Хоръ. Judex ergo cum sedebit,

Quidquid latet, apparebit,

Nil inultum remanebit.

Маргарита. Мн душно здсь!

Эти своды

Меня тснятъ!

Эти стны

Давятъ!.. Душно!

Злой духъ. О скройся, скройся!

Грха и срама

Не скроешь ты!

Душно? Темно?

Горе теб!

Хоръ. Quid sum miser tunc dicturus!

Quem patronum rogaturus,

Cum vix justus sit securus?

Злой духъ. Лика Ангеловъ

Ты не увидишь!

Они руки

Нечистой дв

Не подадутъ!

Горе теб!

Хоръ. Quid sum miser tunc dicturus!

Маргарита. Я умираю! помогите!

(Падаетъ безъ чувствъ).

Валпургіева ночь.

Гарцовыя горы.
Фаустъ, Мефистофель.

Меф. Ну мочи нтъ! Я такъ усталъ,

Что на метл готовъ прохать

И за козла бы деньги далъ.

Намъ такъ до цли не дохать.

Фаустъ. Нтъ, я и такъ могу добраться

И палка мн пришлась подъ стать.

Къ чему дорогу сокращать?

То по долин пробираться,

То на утесы подниматься,

Откуда водопадъ съ стремленіемъ бжитъ,

Все это путника въ дорог веселитъ.

Весна кругомъ! сосна зазеленла,

Береза распускаетъ цвтъ.

Знать, чорту бдному весна не гретъ тла.

Меф. Во мн весны и слда нтъ,

Зима ко мн въ животъ засла.

Дался намъ мсяцъ красный на пути!

Дрянной фонаришка! и свта не дождешься!

Чуть-чуть горитъ, того гляди,

Что гд-нибудь да ушибешься.

Кажись, тамъ пробжалъ блудящій огонекъ,

Мы въ спутники его бы взяли.

Эй, ты! послушай-ка, дружокъ,

Наверхъ намъ посвтить нельзя ли?

Зачмъ ты даромъ прогоришь?

Ты лучше намъ въ дорогу посвтишь.

Блудящій огонь. Я вашей милости въ угоду

Готовъ перемнить методу,

А то и вкривъ и вкось привыкли мы шагать.

Меф. Не человку ли ты вздумалъ подражать?

Ступай, да прямо! Ну же, къ —

Не то я вмигъ тебя задую.

Блудящій огонь. Знать, въ дом вы хозяинъ здсь?

Я услужить вамъ постараюсь.

Но право тяжело, у насъ такая смсь,

Что я и на себя совсмъ не полагаюсь.

Фаустъ, Мефистоф., Блудящій огонь (поютъ).

Знать въ область сновидній,

Въ край волшебный поселились!

Ты веди насъ къ врной сни,

Чтобы мы здсь не заблудились

Между дикими горами.

Тамъ деревья передъ нами

Быстро мимо промелькнули,

Горы головы нагнули,

Скалы длинными носами

Захрипли и подули!

Подъ каменьями сбгая,

Ручеекъ журча несется.

Слышу звуки! пснь родная,

Псня нги раздается!

Что кто любитъ, что желаетъ.

Какъ преданія былыя,

Въ старой памяти живыя.

Эхо долго отвчаетъ.

Слышу крики, слышу зовы!

Филинъ, нетопырь и совы,

Вс слетлись, всмъ не спится!

Жаба въ листьяхъ шевелится,

Брюхо толсто, длинны ноги.

Будто зми, корни вьются,

Надъ песками вдоль дороги,

По утесу лентой льются,

Страхъ и сти намъ готовятъ,

Непроходными путями,

Свиловатыми втвями

Пришлеца въ пустын ловятъ.

Подъ травою вслдъ за ними

Мыши пестрыми толпами!

Червяки огнемъ блистаютъ,

Въ цлыхъ кучахъ бгло рютъ.

Вдругъ заблещутъ, затемнютъ

И съ дороги насъ сбиваютъ.

Растолкуй мн, что мы ходимъ,

Или съ мста не уходимъ?

Лсъ и горы завертлись,

Строятъ рожи пресмшныя,

А во тьм огни ночные

Разбжались, разгорлись.

Меф. Ухватись живй за полы,

А теперь взгляни на долы:

Въ середин подъ горой

Заблисталъ маммонъ златой.

Фаустъ. Смотри, изъ мрачныхъ безднъ сверкаетъ

Зари румяной мутный свтъ!

Въ глухую пропасть проникаетъ,

Ему нигд преграды нтъ.

Вотъ паръ густымъ столбомъ выходитъ.

Въ туман пламень возстаетъ,

Здсь нити тонкія выводитъ,

Тамъ вдругъ живымъ фонтаномъ бьетъ

То въ жилахъ пламенныхъ стремится,

По долу огненный потокъ,

То вдругъ опять уединится,

Сожмется въ тсный уголокъ.

Вотъ ближе искры огневыя

Мелкаютъ золотымъ пескомъ,

А тамъ утесы вковые

Облиты въ зарев ночномъ,—

0x01 graphic

Меф. Да ради праздника такого

Маммонъ огнями убралъ домъ,

Взглянулъ ты кстати, дло въ томъ,

Что гости тутъ, толпа готова,

Фаустъ. Ты слышишь ли, какъ вихорь застоналъ?

Онъ бьетъ меня могучими крылами.

Меф. Держись за ребра старыхъ скалъ,

Чтобъ не упасть, тамъ пропасть подъ ногами.

Въ туман окрестность лежитъ,

Слышишь, какъ старый боръ трещитъ?

Совы съ крикомъ летаютъ,

Вихри своды ломаютъ

Вчно зеленаго дома,

Какъ подъ ударами грома

Дубъ и стонетъ, и бьется,

Втвь отъ дерева рвется,

Все съ шумомъ рушится подъ тобою,

Корни треснули подъ грозою,

А въ глубин пещеры разбитой

Роется вихорь сердитый.

Слышишь голосъ надъ горами

Дальше, ближе передъ нами?

Вдоль утесовъ старыхъ скалъ

Шумный говоръ пророкоталъ.

Вдьма. Валитъ на Брокенъ вся толпа,

Посвъ зеленый, трава желта.

Куда кто могъ, туда побрелъ,

И — т колдунья, воняетъ козелъ.

Голосъ. Старуху Баубо вижу я,

А подъ сдломъ у ней свинья.

Хоръ. Старух честь и похвала!

Чтобъ Баубо передъ нами шла!

Гд на свинь она летитъ,

Тамъ весь содомъ за ней валитъ.

Голосъ. Ты откуда на бду?.

Голосъ. Я черезъ Ильзенштейнъ иду,

Тамъ заглянулъ я къ сов въ гнздо.

Та глаза таращитъ и смотритъ: кто?

Голосъ. Чтобы чортъ тебя подралъ,

Что такъ скоро ускакалъ.

Голосъ. Меня она искусала,

Ты ранъ моихъ не видала.

Вдьмы, (хоромъ). Нашъ путь и дологъ, и широкъ.

Какой здсь бшеный потокъ!

Метла и вилы не подъ стать,

Ребенка душитъ, лопнетъ мать.

Колдуны, (полухоръ). Идемъ мы тихо цлый часъ,

Вс женщины обгонятъ насъ,

На тысячу шаговъ впередъ

На злое женщина идетъ.

Другая половина хора. И то сказать, безъ дальнихъ словъ,

Идемъ мы тысячу шаговъ,

А поглядишь, такъ все какъ разъ

Мужчина въ шагъ обгонитъ насъ.

Голосъ, (сверху). За нами, за нами изъ озера скалъ!

Голосъ, (снизу). Никто дороги не показалъ!

Блились и чистились мы везд,

Зато, увы! и безплодны вс.

Оба хора. Гроза молчитъ, звзда бжитъ,

Луна за тучами лежитъ.

Волшебный хоръ идетъ путемъ

И пышетъ и кипитъ огнемъ.

Голосъ, (снизу). Подождите!

Голосъ, (сверху). Что вы тамъ въ скалахъ шумите?

Голосъ, (снизу). Возьмите и меня съ собой!

Ужъ триста лтъ я подъ скалой

Ищу себ на верхъ прохода,

Чтобъ быть у васъ среди народа

Оба хора. Козелъ везетъ, вила везетъ

И палка, и метла несетъ,

И кто теперь не можетъ встать,

Тому во вки тамъ лежать.

Полувдьма, (внизу). Давно за ними я плетусь,

А все до нихъ не доберусь,

Хоть рано изъ дома пойду,

А все не во время приду.

Хоръ вдьмъ. Крпится мазью въ насъ душа,

На парусъ тряпка хороша.

Корыто судномъ побжитъ,

Пропалъ, кто нынче не летитъ.

Оба хора. Когда мы гору обойдемъ.

Мы вдоль тихонько прополземъ,

И вдругъ волшебною толпой

Покроемъ поле предъ собой.

(Садятся)

Меф. Шумятъ, бгутъ, свистятъ, тснятся,

Ревутъ, шипятъ, влекутъ, толпятся,

Горятъ, воняютъ, такъ что страмъ,

Рой колдуновъ собрался тамъ.

Побудь со мной, чтобъ не разстаться намъ,

Ну, гд ты?

Фаустъ, (издали). Здсь.

Меф. Ужъ ты туда попался!

Постой, расправлюсь я сейчасъ.

Съ дороги, чернь, долой! въ толпу къ вамъ чортъ вмшался!

Здсь, докторъ, ухватись! какъ разъ

Сойдемъ мы на просторъ съ дороги.

Мн самому не вынести тревоги!

Не заглянуть ли намъ въ кусты?

Тамъ что-то свтится огнистою чертою.

Скорй туда! или за мною!

Фаустъ. Веди меня, куда захочешь ты,

Противорчія таинственное чадо!

Не для забавы ли взошли на Брокенъ мы,

А вздумали, куда умны!

Что намъ уединиться надо.

Меф. Взгляни на пестрые огни!

Веселый клубъ въ кусты собрался.

И здсь, мой другъ, мы не одни!

Фаустъ. Я-бъ лучше наверху остался.

Ужъ дымъ клубится тамъ столбомъ,

Толпа увлечена грхомъ,

Какъ много тамъ загадокъ разршится!

Меф. Зато и много ихъ родится.

Намъ въ шум свта пользы нтъ,

Здсь, въ закоулк наша мета

Ужъ такъ ведется много лтъ,

Что посреди большого свта,

Подъ часъ творятъ и малый свтъ.

Смотри, тамъ рзвая шалунья

Раздлась до нага, чтобъ красотой блеснуть,

А дальше старая колдунья,

Умно прикрывъ себя, насъ хочетъ обмануть.

Ну, будь поласковй! да сдлай одолженье!

Трудъ не великъ, а шутка велика,

Я вижу странное волненье,

Я слышу грубый звукъ смычка.

Пойдемъ, я къ нимъ тебя представлю

И право снова позабавлю,

Тебя потшитъ этотъ вздоръ.

Ну, что? вдь мсто не обидно?

Смотри, какой у насъ просторъ!

Отсюда и конца не видно.

Кругомъ огни потшные горятъ,

Болтаютъ, любятъ, пьютъ, и пляшутъ, и варятъ,—

Все есть чего не пожелаешь.

Фаустъ. А какъ ты къ нимъ теперь придешь?

Такъ просто чортомъ подойдешь,

Или волшебника сыграешь?

Меф. Да я-бъ incognito, пожалуй, сохранилъ,

Не вс по праздникамъ свой орденъ надваютъ:

И хоть подвязки я еще не получилъ,

Зато у насъ копыто уважаютъ.

Да вотъ улитка къ намъ ползетъ,

Она по ощупи узнаетъ,

Какого гостя путь ведетъ,

Здсь чорта всякій распознаетъ.

Мы отъ огня къ огню пойдемъ,

Я сватомъ для тебя, ты будешь женихомъ.

(Подходя къ нкоторымъ, которые сидятъ около погасающихъ углей).

Зачмъ вы, господа, сюда уединились?

Да вы бы тамъ повеселились,

Гд молодость кружится и кипитъ.

Кто хочетъ быть одинъ, пусть дома посидитъ.

Генералъ. Кто вврится теперь народу?

Платите кровью за него,

Народъ и женщины другую взяли моду,

Имъ молодость нужнй всего.

Министръ. Насталъ для правды вкъ плохой,

Зато хвалю себ былое,

То было время золотое,

Когда мы правили кормой.

Parvenu. И мы не дураки дались

И что не нужно, то творили,]

Когда жъ мы свтъ держать взялись.

Такъ суматоху заварили.

Авторъ. Кто книгу дльную, высокой думы плодъ,

У насъ теперь еще читаетъ?

Ахъ, этотъ молодой народъ

Не въ мру крылья поднимаетъ!

Меф. (являясь старикомъ).

Да! для послдняго суда

Я вижу признаки въ народ,

Моя кадушка такъ мутна,

Что стало быть и міръ въ исход.

Вдьма-торговка. Остановитесь, господа,

Вы случая не пропускайте даромъ!

Полюбоваться не всегда

Придется вамъ такимъ товаромъ.

Подобной лавки въ свт нтъ.

Такія вещи — удивленье!

На что ни взглянете, все наносило вредъ,

Все совершило преступленье!

Мои товары сущій кладъ,

Послдній мой кинжалъ и тотъ въ крови купался

Во всякой чаш тайный ядъ

На гибель недруга скрывался

Въ какой нибудь дрянной уборъ

Младая два наряжалась,

Когда развратомъ на позоръ

Преступной нги увлекалась.

Здсь каждый мечъ союзу измнилъ

И каждый подлостью противника убилъ.

Меф. Ты, тетка, времени не знаешь.

Что сдлано, того не воротить!

Зачмъ ты новостей для насъ не покупаешь?

Новинкой нужно заманить.

Фаустъ. Среди проклятаго базара

Я одурлъ, какъ отъ угара.

Меф. Наверхъ стремится гвалтъ ужасный,

Не ты, они тебя влекутъ.

Фаустъ. Кто это тамъ?

Меф. Лилитъ ее зовутъ,

Всмотрись скорй!

Фаустъ. Да кто она?

Меф. Адама первая жена!

Не тронь, страшись косы опасной,

Ея единственной красы,

Кто легкомысленно дотронется косы,

Не избжитъ ея любви несчастной.

Фаустъ. Вотъ парочка: съ молоденькой старушка.

Он напрыгались, наскучила пирушка.

Меф. Сегодня негд отдыхать,

Пойдемъ и мы съ тобой плясать!

Фаустъ (танцуетъ съ молодой). Прекрасный сонъ приснился мн

Я видлъ яблоню во сн,

Плодовъ отвдать пожелалъ

И взлзъ и яблоко сорвалъ.

Красотка. До яблокъ падки вы всегда

Еще изъ рая, господа…

Я рада, что въ саду моемъ

Мы тоже яблоки найдемъ.

Меф. Разгульный сонъ приснился мн,

Я видлъ дерево во сн

Съ большой — —

Но по — и — —

Старуха. Я рыцарю съ кривой ногой

Несу поклонъ усердный мой.

Пусть только — — —

Когда — ему не въ страхъ.

Проктофантасмистъ. Толпа проклятая! ну какъ ихъ не ругать?

Не я-ль доказывалъ, что духи

Живутъ безъ ногъ? Они же глухи!

Не хуже нашего пошли еще плясать.

Красотка (танцуя). А этотъ какъ сюда попалъ?

Фаустъ, (танцуя). Спросите, гд онъ не бывалъ.

Онъ нашу пляску осуждаетъ,

При немъ не нужно бы плясать.

Шаговъ не станетъ онъ считать,

Которыхъ самъ не замчаетъ.

Но главная обида въ томъ,

Когда другой впередъ стремится,

Добро еще, когда вертясь кругомъ,

Какъ самъ онъ въ мельниц вертится,

Весь свтъ предъ нимъ почтительно склонится.

Проктофантасмистъ. Вы здсь еще? превратный свтъ!

Мы, кажется, довольно просвщали,

Но черти правиламъ нисколько не внимали.

Мы такъ умны, а пользы нтъ!

И сколько мы дорогъ не прочищали,

Все та же грязь, превратный свтъ!

Красотка. Ну что онъ намъ надодаетъ?

Проктофантасмистъ. Вамъ, духи, говорю я здсь прямымъ лицомъ,

Духовный деспотизмъ противенъ мн во всемъ,

Мой духъ его не допускаетъ.

(Пляска продолжается).

Удачи нтъ сегодня въ этомъ,

Но путь я дале держу

И, можетъ быть, надъ чортомъ и поэтомъ

Еще побду одержу.

Меф. Теперь онъ въ луж освжится,

Піявку,— такъ онъ сейчасъ готовъ,

Онъ этимъ способомъ отъ духа и духовъ

Въ одну минуту излчится…

(Фаусту, который оставилъ пляску).

А гд красавица твоя?

Когда ты съ ней плясалъ, она такъ мило пла.

Фаустъ. Во время пляски видлъ я,

Что мышка красная сквозь зубы пролетла.

Меф. И только? больше ничего?

Добро еще, что красная попалась!

И ты красавицу оставилъ отъ того?

Вдь какъ она къ теб ласкалась!

Фаустъ. Еще я видлъ…

Меф. Что?

Фаустъ. Вдали, передо мною

Тамъ два блдная стоитъ

И тихо движется дрожащею стопою,

Какъ будто цпь на ней лежитъ.

Ахъ, Маргариту образъ милый

Напомнилъ мн волшебной силой!

Меф. То духъ безжизненный, волшебная игра.

Но встрча съ нимъ не принесетъ добра.

Ты не гляди! Медузу встртишь ты

Въ мертвящемъ образ печальной красоты!

Онъ кровь твою оледенитъ

И въ хладной камень превратитъ

Фаустъ. Ужасный взоръ на мн остановился.

Никто съ участіемъ сихъ глазъ не закрывалъ!

Вотъ грудь, къ которой я устами припадалъ!

Вотъ тло пышное, которымъ насладился!

Меф. Вдь въ томъ и волшебство, что всякій видитъ въ немъ,

Свою красавицу въ безуміи своемъ.

Фаустъ. Какой восторгъ! какое горе

Въ ея нмомъ, печальномъ взор!

Какъ эта лента хороша,

Что обвилась струей кровавой,

Не шире остраго ножа,

Вкругъ этой шеи величавой!

Меф. Я видлъ этотъ знакъ на ней

Съ тхъ поръ, какъ дерзкою рукою

Сорвалъ ей голову Персей,

Она подъ мышкою несетъ ее порою.

Но что за вздоръ въ ум твоемъ?

Теперь мы на гору взойдемъ,

Насъ ждетъ другое наслажденье.

Никакъ театръ готовъ для насъ?

Что тамъ творятъ?

Servibilis. Начну сейчасъ!

Послднее, седьмое представленье.

Таковъ обычай здсь у насъ.

Что на седьмомъ всегда кончаютъ,

Любитель сочиняетъ, любители играютъ.

Мн полюбилось занавсъ открыть —

И потому вы извините!

Меф. Что вы на Блоксберг стоите.

Такъ это хорошо, вамъ только тамъ и быть!

0x01 graphic

Директоръ театра. Дти Мидинга, пора

Отдохнуть на вол!

Сцена — старая гора,

Мокрый долъ, да поле.

Герольдъ. До нашей свадьбы золотой

Доживемъ въ полвка,

Золото, какъ минетъ бой,

Милй для человка,

Оберонъ. Если духи здсь при мн,

Пусть они слетаютъ!

Царь съ царицей въ тишин

Въ новый бракъ вступаютъ.

Пукъ. Пукъ идетъ вертясь кругомъ

И въ пляск бьетъ ногами,

Съ нимъ шумя валитъ содомъ,

Идутъ на пиръ толпами.

Аріель. Псню Аріель ведетъ

И звукъ со струнъ сбгаетъ,

Здсь урода привлечетъ,

Тамъ прелесть призываетъ.

Оберонъ. Чтобы супруги мирно жили.

Мы для нихъ наука!

Чтобъ другъ друга полюбили,

Нужна для нихъ разлука.

Титанія. Ворчитъ жена, бранитъ супругъ,

На нихъ вы не глядите.

Вы на сверъ мужа вкругъ,

Жену на югъ сведите.

Оркестръ. (Fortissimo). Комары и мухи къ намъ

Со всей родней сбгаютъ,

Вслдъ лягушкамъ и сверчкамъ

Музыку сыграютъ.

Духъ образующійся. Тло жабы, паука

Ноги и движенье,

Не составятъ вамъ зврка,

Составятъ сочиненье.

Парочка. Малый шагъ, большой прыжокъ

Въ рос, въ цвтахъ душистыхъ,

Можетъ быть, что ты ходокъ,

Зато нтъ крылъ волнистыхъ.

Любопытный путешественникъ. Это право маскарадъ!

Чтобъ мн не ошибаться!

Я съ Оберономъ очень радъ

Сегодня здсь встрчаться.

Ортодоксъ. Нтъ хвоста и нтъ клещей,

Но т же все итоги,

Что и онъ въ числ чертей,

Какъ греческіе боги.

Сверный художникъ. Здсь не привлечетъ ничто,

Я очерки снимаю!

Но въ Италію зато

Я скоро отъзжаю.

Пуристъ. Ахъ, въ какой я здсь бд!

Кругомъ все крикъ, да ссора!

И напудрены лишь дв

Изъ-за всего собора!

Молодая вдьма. Пудра, юбка не по мн,

До нихъ старух дло.

Сижу нагая на козл,

Смотри, какое тло!

Старуха. Мы воспитаны не такъ,

Чтобъ здсь ругаться съ вами.

Юность не спасетъ никакъ,

И вы сгніете сами.

Капельмейстеръ. Комары и мухи тамъ,

Вкругъ голой не летайте!

Сверчки, лягушки, я вдь вамъ

Сказалъ ужъ: въ тактъ играйте!

Флюгеръ, (съ одной стороны). Подобныхъ гд гостей искать?

Невсты молодыя,

А женихи у нихъ подъ-стать,

Все молодцы прямые.

Флюгеръ (съ другой стороны). И если пропасти сейчасъ

Не вскроются подъ ними.

Такъ прямо въ адъ и я сейчасъ

Спрыгну безъ шутки съ ними.

Ксеніи. Съ клещами острыми въ рук

Какъ наскомыхъ стая,

Пришли мы къ дду сатан,

Поклоны разсыпая.

Геннингсъ. Для наивной болтовни.

Сошлись сюда толпами,

И думаютъ, что вс они

Съ добрйшими сердцами.

Музагетъ. Мн очень весело межъ васъ

Я лихо позабавлюсь,

Скоре съ вами во сто разъ,

Чмъ съ музами я справлюсь.

Ci-devant (геній времени). Съ людьми,

братъ въ люди выйдешь самъ

На Блоксбергъ не далеко.

Какъ на Парнас нашемъ тамъ.

Просторно и широко.

Любопытный путешественникъ. Что за баринъ въ сторон

Тамъ гордымъ шагомъ рыщетъ,

Трется, нюхаетъ везд?

‘Онъ Езуитовъ ищетъ.’

Журавль. Чиста вода, мутна вода,

Журавль за рыбой ходитъ,

И баринъ добрый иногда

Затмъ къ чертямъ заходитъ.

Свтскій человкъ. Ханжи везд себ найдутъ

Мста для пребыванья,

И здсь, пожалуй, заведутъ

Они свои собранья.

Танцовщикъ. Барабанъ гремитъ въ ушахъ,

Еще толпа слетла,

Однозвучно въ тростникахъ

Это выпь запла.

Танцовщикъ. Право, не жалютъ ногъ!

Бгутъ, вертятся живо.

Кривъ ли, хромъ ли, кто какъ могъ,

Хотя и некрасиво.

Скрипачъ. Враги здсь вмст собрались,

Одинъ другого зле,

Вс на гудокъ они сошлись,

Какъ зври при Орфе.

Догматикъ. Насъ критикой не обмануть,

Сомннья нтъ ни мало,

Должны быть черти чмъ-нибудь,

А то-бъ ихъ не бывало.

Идеалистъ. Воображенье въ голов

Сегодня перегрто,

Я, право, не въ своемъ ум,

Когда я самъ все это!

Реалистъ. Весь этотъ бытъ разбситъ насъ!

И какъ же не взбситься?

Того гляди, что въ первый разъ

Придется съ ногъ свалиться.

Супернатуралистъ. Мн весело безъ дальнихъ словъ,

Я много замчаю

И признаюсь, отъ злыхъ духовъ

О добрыхъ заключаю.

Скептикъ. За искрой вздумали идти,

Имъ кладъ искать отрадно.

Вотъ я какъ на прямомъ пути:

Сомннье съ чертомъ складно.

Капельмейстеръ. Сверчки, лягушки, вотъ я васъ!

Плохіе дилетанты!

Мухи, комары у насъ

Прямые музыканты.

Проворные. Sans-souci не даромъ вс

Нашъ легкій полкъ прозвали.

Ходимъ мы на голов,

А ноги отказали.

Блудящіе огни. Изъ болота мы идемъ,

Гд прежде и родились.

Зато въ наряд щегольскомъ

На праздникъ мы явились.

Падучая звзда. Съ высоты слетла я

Огненною стрлою.

Но теперь какъ встану я,

Лежа надъ травою?

Массивные. Прочь съ дороги! мста намъ!

Трава хруститъ подъ нами.

Духи идутъ, духи къ вамъ

Съ тяжелыми ногами.

Пукъ. Вотъ нагрянули слоны!

Гд это такъ ведется?

Нынче падать вс должны,

Самъ Пукъ съ ноги собьется.

Аріель. Если крылья вамъ даны,

Легкою толпою

Въ свтлый край другой страны

Слдуйте за мною!

Оркестръ. Тучи нтъ, туманъ бжитъ.

На неб засвтлло,

Втеръ по полю шумитъ,

Все мимо пролетло.

0x01 graphic

Пасмурный день.

Поле.

(Фаустъ, Мефистофель).

Фаустъ.Въ нищет! въ отчаяніи! сперва она скиталась по земл, бездомная страдалица! а теперь — въ темниц. Это милое, бдное созданіе, какъ преступница, въ темниц, въ невыразимыхъ мученіяхъ! Вотъ до чего дошло!— И это ты скрывалъ отъ меня подлый, предательскій духъ?— Стой себ! Мечи съ яростію вокругъ свои сатаническіе взгляды! Стой и грози мн упорнымъ присутствіемъ. Она въ темниц, въ невыразимыхъ страданіяхъ! Во власти черныхъ демоновъ и судящаго, безчувственнаго человчества! А меня ты между тмъ убаюкиваешь пошлыми забавами, скрываешь отъ меня ея ужасныя мученія и оставляешь ее безъ помощи!

Меф. Она не первая.

Фаустъ. Песъ! гнусное чудовище! о преврати его. духъ безконечный, преврати этого червя въ прежній образъ собаки, какъ онъ, бывало, бгалъ предо мной по ночамъ, кидался въ ноги безпечнаго странника или хватался за плечи падающаго! Преврати его опять въ этотъ любимый образъ, чтобы онъ въ пыли валялся предо мною, чтобы я могъ топтать ногами отверженнаго!— Не первая?— О горе, горе, невыносимое для души человческой! Ужели это одно созданіе, упавъ въ такую бездну несчастій, изгибаясь подъ изстязаніями смертныхъ мукъ, не выстрадала остальнымъ прощенія передъ глазами вчно-прощающаго? Одн ея мученія надрываютъ жизнь мою, а ты равнодушно гнусишь надъ судьбами цлыхъ поколній!

Меф. Вотъ мы опять на границ нашего остроумія, тамъ, гд у человка умъ за разумъ заходитъ. Зачмъ же было брататься съ нами, когда теб это братство не подъ силу?— Хочетъ летать, а боится круженія головы!— Разв мы навязались къ теб, а не ты къ намъ?

Фаустъ. Скаль на меня свои кровожадные зубы! мн тошно! Могучій, возвышенный духъ! ты удостоилъ меня своего присутствія, ты знаешь и сердце, и душу мою! Зачмъ было приковать ко мн этого подлаго изверга, которому мученіе — отрада, а гибель — наслажденіе?

Меф. Что, ты кончилъ?

Фаустъ. Спаси ее, или горе теб! Страшныя проклятія тысячелтій на главу твою!

Меф. Не мн разрывать узы мстителя, не мн снимать его затворы!— Спаси ее?— Кто же ее довелъ до погибели? Я, или ты?

(Фаустъ дико оглядывается)

Меф. Ты за громы хватаешься? Добро еще, что не вамъ, жалкимъ смертнымъ, онъ на руки отданъ! Вы бы раздробили того, кто вамъ осмлится возражать. Это общая привычка тирановъ въ случа замшательства!

Фаустъ. Веди меня къ ней! я хочу ее освободить!

Меф. А опасность, которой ты подвергаешься? Помни, помни, что въ этомъ город ты совершилъ кровавый грхъ!— Мстительные духи стерегутъ могилу убитаго и поджидаютъ убійцу.

Фаустъ. Еще и это? Смерть цлаго міра на тебя, чудовище! Веди меня къ ней и освободи ее!

Меф. Изволь, я веду тебя, вотъ все, что я могу сдлать! Не вс же небесныя и земныя силы въ моихъ рукахъ! Пожалуй, я отуманю голову тюремщика, ты захвати ключи и выведи ее рукою человка. Я буду на страж. Волшебные кони готовы, вотъ все, что я могу сдлать!

Фаустъ. Идемъ!

0x01 graphic

Ночь.

(Открытое поле).
(Фаустъ, Мефистофель несутся на вороныхъ коняхъ).

Фаустъ. Повдай, что тамъ вокругъ плахи творятъ?

Меф. Откуда мн знать, что готовятъ.

Фаустъ. Рютъ, спускаются, вновь поднимаются.

Меф. Колдуютъ!

Фаустъ. Сютъ, бросаютъ, въ тиши посвящаютъ.

Меф. Впередъ! впередъ!

Темница.

Фаустъ (съ фонаремъ и ключами передъ дверьми).

Невольный ужасъ надо мною!

Я на душ несу вс бдствія людей.

Вотъ здсь она, за хладною стною.

Безгршная, гршна любовію своей.

Мн-ль подойти къ одру ея страданья,

Къ одру нмыхъ ея скорбей?

Мн-ль слышать вздохъ предсмертнаго терзанья?

Впередъ! твой страхъ — погибель ей!

(Подходитъ къ дверямъ, внутри раздается псня):

Какъ негодница мать

Убила меня,

Какъ отецъ, старый плутъ,

Сълъ родное дитя,

Какъ малютка сестра

Кости въ яму снесла,

А какъ стала потомъ

Легкой пташечкой я,

Взвейся, пташка моя!

Фаустъ (отпирая). Увы! въ тюрьм она не знаетъ,

Кто въ этотъ часъ такъ близокъ къ ней,

Кто грустной жалоб внимаетъ

И слышитъ звукъ ея цпей.

(Входитъ въ темницу)

Маргарита (Прячется на постели). Они идутъ, мои убійцы!

Идутъ! о смерть, какъ ты горька!

Фаустъ (тихо). Твой другъ съ тобой! его рука

Раскроетъ дверь твоей темницы.

0x01 graphic

Маргарита (падаетъ передъ нимъ). Не мучь меня! кто бъ ни былъ ты!

Фаустъ. Молчи! твой крикъ разбудитъ стражу.

(Снимаетъ цпи).

Маргарита. Кто далъ вамъ власть сорвать мои оковы?

Кто далъ вамъ право надо мной?

Сегодня жить, палачъ суровый,

А завтра — смерть, убійца мой!

(Встаетъ).

Я молода, щади же младость!

Я хороша, во цвт лтъ!

Но красота мн не на радость!

Былъ другъ — его давно ужъ нтъ!

Мои цвты грозой побиты,

Разорванъ пышный мой внокъ,

Вкругъ головы моей обвитый,

Онъ на глав моей поблекъ.

Не тронь холодными руками!

Оставь меня, ты мн чужой!

Смотри, въ пыли передъ тобой

Лежу я съ робкими мольбами!

Фаустъ. Мн этихъ мукъ не пережить!

Маргарита. Палачъ, ты слышишь крикъ дитяти!

Дай только мн малютку накормить!

Всю ночь изъ пламенныхъ объятій

Ее отнять я не могла,

Надъ ней всю ночь я не спала,

Ее съ слезами цловала,

Надъ ней смялась и рыдала.

Они убить ее хотятъ!

Готова дтская могила…

Малютки нтъ… а говорятъ,

Что я сама ее убила!

На мать гршно имъ клеветать,

Боюсь я псни ихъ лукавой.

Вольно имъ сказку толковать,

Мн чуждъ и страшенъ грхъ кровавый!

Фаустъ (на колняхъ). Твой другъ у ногъ твоихъ лежитъ,

Твой другъ оковы разгромитъ!

Маргарита (возл него на колняхъ). Палачъ, на колни!

Дрожи и молись!

Могильныя тни

У крайней ступени

Клубомъ свились!

Ты слышишь ли хохотъ?

Ты чуешь ли смрадъ?

Сквозь трескъ и грохотъ

Бснуется адъ!

Фаустъ (громко). Гретхенъ! Гретхенъ!

Маргарита (прислушиваясь). Голосъ друга? звуки рая!

(Вскакиваетъ, цпи падаютъ).

Цпь упала, я иду,

Я на грудь его, рыдая,

Съ нгой страстной упаду!

Онъ звалъ меня: Гретхенъ! сквозь облако смрада,

Сквозь скрежетъ могильный, по хохоту ада.

Сквозь смертные стоны и вопли тоски,

Я слышала нжные звуки любви!

Фаустъ. Я здсь!

Маргарита. Ты здсь? о повтори

Слова любви! въ замну муки

Ты тихо ихъ проговори!

Онъ здсь! и гд печаль разлуки?

Гд страхъ темницы? боль цпей?

Я спасена — и нтъ печали!

Раскрыта дверь тюрьмы моей

И цпи тяжкія упали!

Вотъ здсь мы встртились съ тобой.

Ты помнишь? здсь, на этомъ мст!

А вотъ и садъ, гд въ часъ ночной,

Мы съ Мартой тихо за стной

Тебя бывало ждали вмст.

Фаустъ (увлекая ее). Уйдемъ скорй!

Маргарита. Побудь со мной!

Ахъ, я такъ рада быть съ тобой!

Фаустъ. Молю тебя, уйдемъ скоре!

Маргарита. Цлуй, цлуй меня живе!

Но ты усталъ меня ласкать,

Ты разучился цловать,

Твоя любовь прошла съ разлукой —

И страшно мн, и съ тяжкой мукой

Я на груди твоей лежу,

Хочу обнять — и не могу!

Я помню жаркія лобзанья,

Палящій взоръ, огонь рчей!

Тогда безъ чувства безъ дыханья

Я млла на груди твоей!

Цлуй, ласкай меня, какъ я тебя ласкаю!

(Обнимаетъ его).

Но ахъ! уста твои молчатъ!

На нихъ лежитъ могильный хладъ,

Я ужасъ гроба съ нихъ вдыхаю!

(Отворачивается).

И ты бдняжку разлюбилъ!

И ты, и ты ей измнилъ!

Фаустъ. Молю тебя, иди за мною!

О врь, мой другъ, любви моей,

Во мн горитъ огонь страстей,

Я обовью тебя любовію живою!

Маргарита (смотритъ на него). Но ты ли здсь? да, это ты!

Фаустъ. Я здсь! я твой! или за мною!

Маргар. Ты цпь сорвалъ съ ноги моей,

Меня къ груди ты прижимаешь.

Остановись! Нтъ, ты не знаешь,

Кто я?

Фаустъ. Ужъ ночь! бги скорй!

Маргарита. Родную мать убила я,

Дитя родное утопила,

Дитя, малютка, дочь твоя!

Ее намъ небо подарило!

Ты здсь, со мной! не бредъ любви

Твой образъ милый! все ясне!

Дай руку мн… Она въ крови…

О, оботри ее скоре!

Родную кровь узнала я!…..

Не обнажай кинжала снова!

Фаустъ. Молю, не возмущай былого!

Въ быломъ таится смерть моя!

Маргар. Нтъ, ты живи, ты нуженъ мн!

Работы много, другъ мой милый!

На утро, въ грустной тишин,

Для насъ ты вырой три могилы.

На первомъ мст мать моя,

За нею братъ, а посл я,

Сторонкой къ нимъ, но не далеко!

На грудь дитя мое клади,

Я буду спать съ нимъ одиноко —

И не съ тобой! не на твоей груди!

А прежде часто я, бывало,

Объ этомъ думала…. но нтъ!

Теперь съ тобой мн страшно стало…..

Поблекъ любви роскошный цвтъ!

А ты такъ ласковъ, какъ и прежде,

Съ такой же доброю душой.

Фаустъ. Не измни жъ моей надежд!

О вврься мн! иди за мной!

Маргарита. Куда?

Фаустъ. На волю изъ темницы!

Маргар. А гробъ готовъ-ли тамъ для насъ?

А ждетъ-ли смерти страшный часъ

На тихомъ дн моей гробницы?

Я не могу, нтъ, Генрихъ, нтъ!

Фаустъ. Смотри ты можешь, все открыто!

Маргар. Давно завялъ надежды цвтъ.

Я не могу! Чу!.. тихо, скрыто

Тамъ ждутъ меня…. какъ убжать?

Вкъ цлый по міру скитаться,

Съ слезами черствый хлбъ сбирать

И въ мукахъ совсти терзаться?

Фаустъ. Врь, не покину я тебя!

Маргарита. Спаси скоре

Свое дитя!

Туда, лве,

Не вдалек,

Черезъ заборъ,

Вдоль по рк,

Гд темный боръ…..

Тамъ — смерть и страхъ!

Дитя въ волнахъ!

Оно зоветъ.

Дрожитъ, живетъ,

Спаси, скоре!

Фаустъ. Опомнись! шагъ — и ты на вол!

Маргар. Но гд пройти? нога дрожитъ.

На жесткомъ камн, въ дикомъ пол

Старушка мертвая сидитъ…

Душа отъ страха замираетъ!

Старушка мертвая сидитъ

И головою мн киваетъ

Она меня не позвала,

Глава отъ сна отяжелла!

Дочь цловалась — мать спала —

А время все себ летло!

Фаустъ. Она не тронется мольбой!

Я увлеку ее съ собой!

Маргар. Не тронь холодными руками!

Страшна въ крови рука твоя.

Тебя всегда любила я!

Фаустъ. Пора!смотри, заря надъ нами!

Маргарита. Заря? Но не заря любви!

Она для насъ ужъ закатилась!

А это смерть въ лучахъ зари

На пиръ кровавый снарядилась.

Да, это смерть! не говори,

Что въ эту ночь ты былъ со мною.

Но гд, скажи мн, мой внокъ?

Завялъ, поблекъ!

Мы снова встртимся съ тобою,

Но не за пляской круговою.

Что тамъ за шумъ? народъ бжитъ,

Толпа тснится, суетится,

А съ башни колоколъ гудитъ.

Они ко мн, схватили въ страх,

Шумятъ, влекутъ, толпа за мной!

Вотъ отошли — а я на плах…

Топоръ сверкнулъ надъ головой!

И міръ, какъ гробъ, передо мной.

Фаустъ. Увы! зачмъ родился я!

Меф. (передъ дверьми). Скорй, впередъ! не кстати слезы,

Любви безумной болтовня,

Дрожь нги, вздохи, пени, грезы.

Скорй! лихіе кони ржутъ

И васъ стрлою понесутъ!

Маргарита. Кто тамъ изъ пропасти выходитъ?

Вотъ онъ ко мн… идетъ, идетъ!

Онъ ужасъ на душу наводитъ!

Прочь отъ него!

Фаустъ. Онъ насъ спасетъ.

Маргарита. О Боже! я твое творенье!

Да будетъ судъ твой надо мной!

Меф. (Фаусту). Пойдемъ! не во время моленье!

Не то, пропали мы съ тобой!

Маргарита. О Боже! я твоя рабыня!

Прими молитву слезъ моихъ!

Да окружитъ меня святыня

Блаженныхъ Ангеловъ твоихъ!

О Генрихъ, страшно мн съ тобою!

Меф. Она на вкъ осуждена!

Голосъ съ неба. Она молитвой спасена.

Меф. (увлекая Фауста). Ко мн! за мною!

Голосъ изъ темницы. Генрихъ! Генрихъ!

0x01 graphic

Вторая часть Фауста.

(Библіотека для чтенія T. ХXXVIII, Отд. I, стр. 173).

Полное понятіе всякаго художественнаго произведенія боле или мене зависитъ отъ изученія самой жизни художника.

Передъ вами созданіе одного изъ великихъ жрецовъ искусства, вы наслаждаетесь всми его красотами, глубокія думы поэта, его пламенныя страсти, завтный вымыселъ его воображенія,— все это ваше достояніе. Кажется поэтъ думалъ, чувствовалъ, страдалъ и плакалъ за васъ, онъ заключилъ для васъ въ стройные размры своего созданія все, что волновало, жгло и тревожило его въ минуты восторженнаго, поэтическаго уединенія и вамъ онъ отдалъ въ этомъ созданіи лучшую долю жизни, лучшія вдохновенія души. Но не останавливайтесь съ безусловнымъ благоговніемъ на этомъ не совсмъ оправданномъ самоотверженіи поэта. Хотите ли вы вполн понять его произведеніе и разгадать вс тайныя пружины, которыя двигали его воображеніемъ въ творческую минуту? Переселитесь сами въ его положеніе, прослдите вс обстоятельства внутренней жизни, вс страсти и страданія поэта въ то время, когда онъ, кажется, творилъ для васъ,— и вы увидите въ его созданіи глубокую исповдь его собственной жизни, его собственныхъ страстей, увидите, что онъ отдалъ вамъ въ этомъ произведеніи свое тайное горе, свои тайныя слезы, чтобы и вы страдали и плакали вмст съ нимъ. Въ его самоотверженіи заключается самое гордое, самое благородное самолюбіе. Участіе необходимо для человка, оно облегчаетъ его страданія, безкорыстныя слезы другихъ, возбужденныя его слезами, тшатъ гордое самолюбіе и въ этомъ смысл древніе справедливо называли печаль высшею радостію.

Каждое произведеніе поэта невольная исповдь его души, тайное зеркало его жизни, совсть и обличитель передъ судомъ человчества. Это мнніе еще ближе и буквальне примняется къ Гёте, который самъ говоритъ, что вс его произведенія, начиная съ трагедіи и романа до самаго мелкаго стихотворенія, писаны на случай, принимая это слово въ высшемъ, обширномъ его значеніи.

Правда, Гёте скрывается отъ своихъ читателей, онъ прячется отъ нихъ за аллегоріями, и только намеками говоритъ о сокровенныхъ тайнахъ своей души, но въ этомъ и заключается главная задача для всхъ его толкователей, они должны идти за нимъ и вырвать изъ самой жизни его эти неразгаданныя тайны. Они должны подсмотрть вс эти случаи, которые возбуждали его вдохновенія и въ нихъ найдутъ самый врный ключъ ко всмъ его намекамъ и аллегоріямъ. Но не такъ поступила большая часть его комментаторовъ. Они брали его произведенія и примряли къ нимъ свои собственныя понятія, они стягивали огромные размахи его колоссальнаго генія въ тсную сферу своего близорукаго ума. Они старались своими гипотезами объяснять его намеки, хотли замнить дитя исполина жалкимъ подкидышемъ карлика. Въ его аллегоріи они впутывали свои системы и этимъ тшили свое мелочное самолюбіе, въ то время, когда онъ, шутя, игралъ съ ними въ прятки. Эта манера разбирать — всего очевидне въ многочисленныхъ толкованіяхъ Фауста, между тмъ какъ это сочиненіе боле всхъ другихъ требовало для яснаго понятія того, что въ немъ заключено, постояннаго и пристальнаго сличенія съ жизнію Гёте, потому что оно провожало его отъ первыхъ лтъ необузданной юности до послднихъ дней его маститой старости. Фаустъ выросъ и состарился, вмст съ нимъ и Гёте, еще въ послдній годъ своей жизни, онъ самъ говоритъ въ письмахъ къ Цельтеру, что онъ умеръ бы съ сожалніемъ, еслибъ не усплъ окончить Фауста.

Что было въ Германіи въ то время, тогда Гёте издалъ первый отрывокъ своего любимаго произведенія? Это было въ исход прошедшаго столтія. Кантъ только что озадачилъ всхъ умозрителей Германіи своей критикой ума., которая однимъ ударомъ разрушила вс прежнія системы. Лессингъ сдлалъ то же самое для литературы, что сдлалъ Кантъ для философіи. Общее бореніе умовъ отразилось яркими красками въ развитіи новыхъ идей, и законодатели этихъ идей сдлались идолами смлыхъ, молодыхъ головъ, которыя съ нетерпніемъ порывались къ новой, блистательной цли. Этому времени въ литератур Германіи дано характеристическое имя ‘Sturm- und Drang-Periode’. Ядовитое остроуміе Вольтера, матеріальная философія энциклопедистовъ, увлекательное краснорчіе Руссо и новое, могущественное вліяніе Шекспира еще боле раздражали общее волненіе умовъ: Германія просыпалась отъ долгаго сна, и съ ненасытною жаждою предалась новой необузданной дятельности.

Но эта борьба въ то же время погубила много дарованій. Сколько силъ истратилось и изнурилось въ дикомъ, неумренномъ стремленіи! Сколько пламенныхъ молодыхъ людей погибло въ этомъ общемъ броженіи умовъ! Сколько сильныхъ талантовъ вмст съ несчастнымъ Ленцомъ заплатили сумасшествіемъ за свое необузданное изступленіе!

Между участниками этой борьбы, между поборниками новыхъ идей и новыхъ попытокъ, находился одинъ, на которомъ глубоко отозвалось умственное движеніе этого періода и высказалось грозными звуками въ дивныхъ его созданіяхъ. Это былъ Гёте. Онъ сочувствовалъ всми силами пламенной души бурному перевороту, который прокладывалъ новымъ понятіямъ новую дорогу. Тогда Прометей и Фаустъ возбуждали его вдохновеніе, и на грозныхъ характерахъ этихъ титановъ отпечаталось его собственное бореніе, но онъ вышелъ невредимымъ изъ этой борьбы и возмужалый геній торжествовалъ свою побду безсмертными пснями.

Въ это бурное время общаго броженія явился первый отрывокъ Фауста. Народное преданіе о дерзкомъ маг Германіи коснулось дикими звуками пламенной души молодого поэта, и она приняла въ себя этотъ мрачный образъ и перелила въ него свои собственныя страданія, свою борьбу и неудовлетворенную жажду знанія. Выборъ этого народнаго миа рзко высказываетъ непреоборимое влеченіе души, которая глядлась въ строптивомъ характер Фауста, какъ въ неподкупномъ зеркал. Поэтъ совершалъ надъ собою судъ лицомъ къ лицу съ преданіемъ, которое бросило ему навстрчу мрачныя черты строптиваго чернокнижника. Разумется, что этотъ отрывокъ не могъ заключать въ себ разршенія той огромной задачи, которую въ немъ предложилъ себ поэтъ.

0x01 graphic

Гёте высказалъ тогда только свое собственное положеніе, которое, въ самомъ разгар внутренней борьбы, ярко отразилось на первомъ монолог Фауста, на явленіи духа земли и на разговор съ Вагнеромъ. Второй монологъ и явленіе Мефистофеля относятся уже къ другому, боле покойному времени.

Но зато Маргарита принадлежитъ почти безъ исключенія самому первому началу Фауста. И созданіе этого характера тмъ естественне сливается съ самою жизнью Гёте, что въ немъ заключается трогательная исповдь его первой, глубокой любви. Въ то время встртилась съ нимъ молодая, прекрасная женщина, полная любви и мечтательности, она бросилась въ его объятія и предалась ему съ неограниченнымъ самоотверженіемъ чистой души, и Гёте принялъ эту жертву, и любовь къ Фридерик была, быть можетъ, единственною страстью его безстрастной жизни. Но это ослпленіе прошло, и онъ оставилъ Фридерику, какъ Фаустъ Маргариту, неудовлетворенный ея дтской любовью,— и Фридерика умерла отъ огненнаго поцлуя любви, какъ умерла Маргарита. Гёте вообще укоряютъ въ безстрастіи и этотъ упрекъ тяжело лежитъ на его благородномъ характер. Но кто же осмлится осудить исполина за то, что онъ пошелъ своимъ путемъ? Кто измритъ генія мркою обыкновенныхъ, ежедневныхъ характеровъ? Кто вмнитъ ему въ преступленіе, что онъ заключилъ себя въ святилище собственной мысли, и ей одной служилъ неподкупнымъ жрецомъ до конца дней? Буря страсти не должна была омрачить его величаваго спокойствія, она не могла отклонить его отъ великой цли, указанной ему Провидніемъ. Вторая часть Фауста носитъ на себ явный отпечатокъ этого величественнаго спокойствія.

Но въ то время, когда Гёте написалъ первый монологъ Фауста и создалъ эту дивную исторію любви Маргариты, бурныя страсти и тайная огненная борьба еще сильно волновали его пылкое сердце, и тогда онъ говорилъ про себя устами Фауста:

Бднякъ бездомный, я бжалъ

Съ утеса на утесъ потокомъ водопада,

И съ изступленіемъ искалъ

Бездонной пропасти хохочущаго ада.

Я погибалъ, а въ сторон,

Тревожной горести не зная,

Она въ завтной тишин

Цвла, какъ роза полевая.

Чиста, невинна, какъ дитя,

Съ страстями свта незнакома,

Въ заботахъ маленькаго дома

Она жила еще шутя….

А я, отверженный, въ борьб съ моей судьбою,

Не только на себя печали накликалъ,

Не только дерзкою рукою

О скалы скалы разбивалъ:—

Я дву бдную встревожилъ,

Явясь, какъ демонъ передъ ней,

Я миръ души огнемъ страстей

И взволновалъ, и уничтожилъ!

Мн страшно, бсъ! разсй мой страхъ!

Пусть грозный жребій совершится!

Пусть вмст съ ней въ карающихъ громахъ

Гроза небесъ надъ нами разразится!

0x01 graphic

Главная идея первой части Фауста принадлежитъ первому періоду поэтическаго направленія Гёте. Онъ находился въ то время въ Страсбург. Увлеченный общимъ броженіемъ, онъ кидался отъ науки къ наук, искалъ разршенія невозможныхъ задачъ, жаждалъ безусловнаго знанія,— и на каждомъ шагу встрчалъ непреоборимыя препятствія. Отъ книгъ, которыя его не удовлетворяли, онъ переходилъ къ шумному обществу своихъ товарищей, и въ буйномъ разгул пировъ топилъ свое горе. Но и тамъ, въ кругу своихъ друзей, за чашей вина, онъ не могъ веселиться такъ беззаботно, какъ веселились они. Душа его улетала отъ шумной оргіи, мысли бродили далеко. И эту внутреннюю борьбу его ясно высказываютъ и Вертеръ и Фаустъ. Онъ осмотрлся и познакомился съ науками, но науки его не удовлетворяли, онъ испыталъ уже многое и въ жизни, и она его отталкивала. Тогда соблазнилъ и привлекъ его суровый чародй преданія, который ршился жить, несмотря на горе жизни, ршился искать своей далекой цли, несмотря на вс неудачи. И Гёте создалъ идею Фауста въ ея первобытной простот, идею того Фауста, который стремится, ищетъ и борется, который съ отчаяніемъ кидается въ объятія демона, заглушаетъ внутренній голосъ души нгой чувственныхъ наслажденій и съ горькимъ упрекомъ говоритъ самъ себ:

Ахъ, дв души, дв вражескія тни,

Живутъ въ груди моей, горятъ въ моей крови!

Одна любовію земною,

Срослась съ землей цпями бытія,

Другая свтлою мечтою

Стремится къ праддамъ въ небесные края!

Но въ то время Гёте еще не зналъ, какъ разршить задачу, которую онъ самъ предложилъ себ въ первой части Фауста. Онъ изложилъ въ ней біографію своей души, онъ оживилъ своею жизнію, своимъ дыханіемъ характеръ Фауста и сдлалъ его своимъ изображеніемъ. Гёте былъ молодъ, страсти волновали его душу, онъ чувствовалъ, боролся и страдалъ, и все, что его волновало, онъ сложилъ въ свое созданіе. Вотъ почему въ первой части Фауста преобладаетъ теплая поэзія чувства, вотъ почему она носитъ яркій отпечатокъ истины, сознанной въ горькомъ опыт жизни, и произвела такое огромное впечатлніе въ Германіи, которая узнала въ этой страшной картин борьбы свое собственное положеніе.

Чтобы врне опредлить отношеніе первой части ко второй и ихъ взаимную связь, я повторю въ немногихъ словахъ содержаніе первой.

Передъ нами Фаустъ въ минуту полнаго, горькаго разочарованія. Онъ узналъ на дл, что вс попытки человческаго ума стснены непреоборимыми препятствіями, онъ узналъ, ежели хотите, всю неудовлетворительность умозрительныхъ истинъ. Онъ, котораго судьба поставила въ живую сферу природы, промнялъ этотъ дивный даръ боговъ на туманныя воззрнія, на неоправданныя догадки, которыми болзненное воображеніе старалось пояснить темныя страницы природы. Душа его рвется изъ шумныхъ стнъ на волю, на просторъ. Она хочетъ обнять въ бесд съ живой природою ‘живыя силы бытія, причины тайныя міровъ’. Фаустъ любуется на дивное изображеніе этой необъятной природы, онъ видитъ въ немъ:

Какъ въ цломъ часть ко части льнетъ,

Одно въ другомъ творитъ, живетъ,

Какъ силы горнія встаютъ,

Другъ другу ведра подаютъ,

Благословенными крылами

Нашъ бдный міръ животворятъ,

И въ дальнихъ пажитяхъ надъ нами

Въ живыхъ созвучіяхъ гремятъ.

Но въ тоже время онъ убждается, что эта необъятная, творческая природа закрыта отъ него непроницаемою завсою. Эти силы, приводящія въ движеніе цлыя миріады міровъ не подойдутъ подъ тсные размры человческаго ума. Природа, въ своемъ необъятномъ, божественномъ значеніи никогда не откроется передъ нимъ.

Къ ея сосцамъ не припадать устами,

Откуда жизни ключъ живой,

Питая цлый міръ, струится предо мной

Живыми, полными волнами!

И Фаустъ съ негодованіемъ переходитъ къ тсной сфер земли. Здсь его колыбель, его будущая могила. Земля, родная, близкая земля не отвергнетъ его отчаянной мольбы, и онъ заклинаетъ духа земли, но и земля, какъ ни мала она въ общей связи міровъ, остается неразршимою загадкою для человка, который, повряя тысячелтіями одинъ изъ таинственныхъ іероглифовъ земной природы, создаетъ для нея цлыя системы, и пустыми догадками поясняетъ ея завтныя тайны. Бдный, самонадянный Фаустъ сознаетъ, наконецъ, свое совершенное ничтожество. Жалкія попытки его ума — потерянный трудъ. Въ это время къ нему является демонъ — искуситель. Онъ совершаетъ его разочарованіе, дразнитъ его самолюбіе, смется надъ затями человческой мудрости. Онъ указываетъ Фаусту на другую цль, на другую веселую сторону жизни, сулитъ ему очаровательный жребій и безпрерывныя наслажденія. Фаустъ съ презрніемъ принимаетъ его предложеніе. Условіе, на которое соглашается Мефистофель, невыполнимо. Фаустъ глубоко убжденъ, что наслажденія чувственности и мнимыя упоенія жизни не заглушатъ внутренняго голоса души, не удовлетворятъ его самолюбія. Онъ не боится судьбы, и вотъ его условіе:

0x01 graphic

….. если я скажу мгновенью!

Теб я радъ! остановись!

Я отдаюсь уничтоженью,

И ты надъ жертвой веселись!

Пускай тогда твой плнъ прервется,

Мой смертный часъ пробьетъ стеня,

Пусть маятникъ съ часовъ сорвется,

Пусть минетъ время для меня!

Мефистофель выводитъ бднаго ученаго изъ пыльнаго кабинета въ новый, незнакомый міръ. Шумныя псни и разгульные пиры встрчаютъ Фауста. Демонъ воспламеняетъ его страсти, возбуждаетъ чувственность. И вотъ Маргарита, чистая, невинная Маргарита, съ молитвенникомъ въ рук, проходитъ мимо него. Роковая, урочная встрча! Новая страсть заговорила въ душ Фауста, и онъ требуетъ отъ Мефистофеля Маргариту. Демонъ торжествуетъ. Онъ медленно подготовляетъ наслажденія любви и тмъ ужасне раздражаетъ чувственность Фауста, тмъ врне готовитъ ему погибель. Наконецъ простодушная, доврчивая и обманутая Маргарита въ объятіяхъ своего любовника. Она вся предалась ему въ первомъ поцлу любви, и ни одно сомнніе не закралось въ ея чистую душу. Но скоро прошло минутное ослпленіе Фауста. Чувственность удовлетворена, страсть насыщена. Простодушная любовь бдной Маргариты не наполнила его души, жадной до новыхъ впечатлній и умственной дятельности. Фаустъ бжитъ отъ обманутой двушки, скрывается въ пустын, мечтаетъ, груститъ. Мефистофель, которому не нравится мрачное уединеніе Фауста, напоминаетъ ему имя Маргариты и укоряетъ его въ равнодушіи. Фаустъ возвращается. Но преступная любовь его пошла въ огласку. Сосди пальцами указываютъ на Маргариту, подруги стыдятся бдной двушки, и, наконецъ, братъ узнаетъ изъ язвительныхъ намековъ товарищей о двусмысленномъ поведеніи сестры. Онъ не въ состояніи уничтожить молвы и съ дикимъ мщеніемъ подстерегаетъ любовника. Фаустъ въ глубокую ночь приходитъ на свиданіе съ Маргаритой, и рука его, направленная Мефистофелемъ, убиваетъ брата обманутой двушки. Демонъ опять торжествуетъ и силою уводитъ Фауста съ печальнаго мста его кроваваго преступленія. А Маргарита, лишенная добраго имени, оставленная тмъ, кому она такъ доврчиво отдала свою судьбу, съ ужасомъ просыпается отъ сладкаго сна любви, и въ первый разъ понимаетъ, что эта любовь гршна передъ Богомъ и передъ людьми. И какъ ужасно это сознаніе грха для бдной двушки! Оно преслдуетъ ее, какъ тнь, шепчетъ укоры, когда она молится, пугаетъ за работой и будитъ во время сна. И въ храм Божіемъ возл нея стоитъ неотступный демонъ, неумолкающая совсть. Наконецъ кровавая смерть брата и его послдніе, страшные упреки довершаютъ несчастіе Маргариты. Ужасное, неиспытанное горе потемняетъ ея разсудокъ, и она въ безуміи убиваетъ свое дитя, невинный плодъ преступной любви. Въ это время Мефистофель, который съ умысломъ скрывалъ ужасное положеніе бдной оставленной женщины, но которому не удалось и уничтожить страшныхъ угрызеній совсти, наконецъ проснувшейся въ груди несчастнаго Фауста, поражаетъ его извстіемъ, что Маргарита въ темниц, какъ убійца своего ребенка. Фаустъ съ яростью проклинаетъ Мефистофеля и требуетъ освобожденія Маргариты. Они приходятъ въ темницу, безумная Маргарита наконецъ узнаетъ своего любовника, но при появленіи Мефистофеля она умираетъ съ раскаяніемъ въ сердц, съ молитвою на устахъ. Замирающій голосъ жалобно зоветъ Фауста къ Маргарит. Но Мефистофель увлекаетъ его за собой, и словами демона: ‘Ко мн! за мной’!— оканчивается первая часть.

0x01 graphic

Въ лирическомъ характер этой дивной картины мы встрчаемъ врное изображеніе молодого человка, котораго волнуютъ дикія страсти. Въ этихъ суровыхъ звукахъ раздается горькая жалоба борьбы, слышится глубокій стонъ негодованія. Это — созданіе молодого поэта на первыхъ ступеняхъ жизни. Вторая часть иметъ совсмъ другой характеръ. Планъ ея относится къ зрлому возрасту гётевой жизни, а самое исполненіе совершено только въ послдніе годы. Путешествіе въ Италію, величественныя развалины классической древности и изученіе пласти ческой красоты въ греческихъ образцахъ произвели сильный переворотъ въ умственномъ направленіи Гёте, и съ нихъ начинается второй періодъ его поэтическаго развитія,— созданіе Ифигеніи, Торквато Тассо и, наконецъ, идея второй части Фауста. Въ первой части мы встртили вопросъ, во второй находимъ отвтъ. Въ это время Гёте имлъ уже полное понятіе о существ и направленіи своего дарованія, и онъ ясно высказалъ новый переворотъ, который надъ нимъ совершился.

0x01 graphic

Тамъ, на развалинахъ древности, въ роскошной Италіи, гд Ифигенія вдохновила поэта, гд постила его невосптая тнь Торквато, Гёте снова возвратился къ своему любимому произведенію. Не черта, которая въ это время всего боле поразила его въ преданіи Фауста, вполн характеризуетъ второй періодъ его поэтическаго развитія. Это было соединеніе чернокнижника среднихъ вковъ съ Еленой классической Греціи. Гёте отмтилъ съ полнымъ сочувствіемъ эту страницу преданія, и третій актъ второй части Фауста былъ оконченъ гораздо раньше другихъ и явился еще при жизни поэта, Эта дивная аллегорія его фантастической драмы, въ которой душа Фауста, очарованная прелестями Елены, сливается съ этой олицетворенной поэзіей Греціи, носитъ на себ яркій отпечатокъ гордаго, внутренняго сознанія, что Гёте первый оживилъ и вызвалъ духъ классическаго міра и соединилъ его съ духомъ и направленіемъ романтической поэзіи. Этотъ третій актъ составляетъ зерно второй части Фауста, изъ котораго впослдствіи развилось цлое созданіе. Но въ самомъ окончательномъ исполненіи, мы видимъ третій періодъ поэтическаго развитія Гёте. Необузданное стремленіе юности, уступило ясному и покойному созерцанію преклонной старости. Мудрое, величавое спокойствіе замнило буйныя страсти. Старецъ, испытанный всми переворотами жизни, богатый опытомъ и знаніемъ, не покушается боле переступить за ненарушимые предлы, поставленные человческому уму. Характеръ этого третьяго періода, которому принадлежитъ окончательное исполненіе Фауста, составляетъ безстрастное созерцаніе самого себя. Это не тотъ идеалъ второго періода, на которомъ отразились классическіе образы Греціи. Поэтъ самъ длается средоточіемъ своихъ произведеній. Все что выходитъ изъ-подъ пера его иметъ боле или мене явное отношеніе къ его собственной жизни, развитію, судьб и дятельности. Въ ясномъ сознаніи поэта, сильнаго гордымъ безстрастіемъ, оживаютъ пестрыя явленія прошедшаго и чудные символическіе образы облекаютъ спокойныя мннія настоящаго. Но эти огромныя аллегоріи обнимаютъ цлый міръ науки и жизни, повренной богатою жизнію поэта. Онъ складываетъ въ нихъ результатъ своего безстрастнаго самопознанія. Гёте понялъ свое историческое значеніе, и онъ вызываетъ самого себя на судъ передъ собою и передъ человчествомъ. Въ иде первой части Фауста мы встртили картину бурнаго стремленія человка, который, уповая на собственныя силы, хочетъ своимъ ограниченнымъ умомъ разршить неограниченныя тайны природы. Утомленный, уничтоженный неудачами, онъ кидается въ объятія демона, который разслабляетъ его нгой и наслажденіями. Но выполнилъ ли Мефистофель условіе, по которому Фаустъ длается его достояніемъ? Нтъ! И Фаустъ въ темниц Маргариты еще боле, чмъ прежде удалился отъ роковой цли, къ которой его приводитъ Мефистофель. Измученный упреками совсти, подавленный бременемъ грха, Фаустъ еще не ложился съ самодовольствіемъ на ложе лни, еще не говорилъ мгновенію: остановись! теб я радъ! Въ иде второй части мы видимъ возрожденіе Фауста. Направленіе его измняется, поэтическая душа очищается красотами классическаго міра. Въ усиліяхъ прямого труда ему открывается новая цль. Вчная дятельность, полное употребленіе силъ, данныхъ человку природою, составляютъ его назначеніе. Вотъ въ чемъ заключается главная идея второй части Фауста, а вмст съ тмъ и настоящее понятіе поэта о назначеніи человка.

Первый актъ второй части открывается аллегорическою сценою, которая указываетъ на связь и отношенія къ первой половин созданія. Заря занимается, утомленный Фаустъ спитъ непокойнымъ сномъ на роскошномъ лугу, окруженный благоуханіемъ цвтовъ. Къ его изголовью слетаетъ Аріель, духъ псенъ и воздуха, за нимъ легкій рой послушныхъ эльфовъ. Тихая сила поэзіи смягчаетъ страданіе человка, и вотъ назначеніе Аріеля.

Какъ дохнетъ весна златая

Благовоніемъ цвтовъ,

Тихо, весело мелькая

Въ свжей зелени луговъ:

Силой эльфовъ міръ утшенъ

И безмолвствуетъ печаль,

Кто-бъ онъ ни былъ, чистъ иль гршенъ.

Эльфамъ страждущаго жаль.

Тихіе звуки поэзіи смиряютъ борьбу души и смываютъ прежнее горе волнами Леты съ измученнаго сердца Фауста. Онъ просыпается и съ обновленною душою привтствуетъ раннее утро:

Полне дышетъ жизненная сила,

Зарю небесъ привтствуетъ она,

И въ эту ночь земля не измнила:

У ногъ моихъ воспрянула отъ сна,

И въ грудь мою желанія вселила,

И духъ окрпъ и вновь стремлюся я

На крайнія ступени бытія.

Мерцаньемъ дня озарены вершины.

Проснулся лсъ и жизнію гремитъ,

Туманъ бжитъ съ долины на долины,

Но Божій день и долы озаритъ.

Однако, этотъ яркій солнечный свтъ ослпляетъ бднаго Фауста и напоминаетъ ему прежнее состояніе души, когда онъ въ самонадянномъ стремленіи воображалъ, что для человка нтъ ничего невозможнаго. Теперь онъ видитъ, что Мефистофель правъ: только въ привычной смн дня и ночи судьба назначила жить человку. Фаустъ, наконецъ, отказывается отъ гордаго стремленія за предлы здшняго міра. Онъ видитъ изображеніе жизни въ бурномъ водопад, стремящемся съ утеса на утесъ: онъ любуется свтлыми брызгами радуги, этимъ символомъ поэзіи, который раскинулся надъ водопадомъ. Гёте почти тми же словами говоритъ гд-то {См. Werke. Bd. 50, S. 161.} о самомъ себ. Вотъ почему этотъ монологъ Фауста иметъ близкое отношеніе къ положенію самого поэта, который вмст съ нимъ отказывается отъ того гордаго стремленія къ непосредственному разршенію высшихъ задачъ человческой жизни, на которое и онъ покушался въ бурные годы юности. И надъ нимъ совершилось то же самое поэтическое возрожденіе, которое теперь совершается надъ Фаустомъ. Поэзія изгладила горькія впечатлнія прошедшаго, и Фаустъ съ обновленною душою встаетъ для новой жизни и дятельности. Но прежняя, тсная сфера не удовлетворяетъ его боле, ему нуженъ просторъ и обширное поприще. Онъ сталъ спиною къ прошедшему, но передъ нимъ открывается будущее, въ которомъ онъ ищетъ новой цли и новыхъ трудовъ.

Вторая сцена приводитъ насъ ко двору императора. Преданіе о Фауст относится къ эпох Максимиліана. Но императору, который теперь является передъ нами, мы не должны приписывать никакого историческаго характера. Онъ представляетъ только общее олицетвореніе римскаго императора среднихъ вковъ. Окруженный своимъ дворомъ, онъ принимаетъ канцлера, маршала, военачальника, казначея, которые горькими жалобами изображаютъ разстроенное положеніе того времени. Не достаетъ придворнаго шута. Мефистофель замняетъ его. Онъ самъ рекомендуетъ себя слдующими словами:

Кого клянутъ, кого желаютъ,

Кого и гонятъ и манятъ,

Кого повсюду защищаютъ

И обвиняютъ и бранятъ,

Кто незванный къ теб приходитъ,

Чье имя весело звучитъ,

Кто нын самъ къ теб подходитъ,

Кто самъ потомъ тебя бжитъ.

Пользуясь правомъ придворнаго шута, Мефистофель издвается надъ общими жалобами. Вс он происходятъ отъ одной причины, и эта причина — недостатокъ денегъ. Мефистофель указываетъ на сокрытыя сокровища земли, которыя одни въ состояніи удовлетворить вс нужды двора и народа. Его слова возбуждаютъ общія надежды и успокаиваютъ взволнованные умы. Дворъ возвращается къ прерваннымъ удовольствіямъ карнавала. Затйливый аллегорическій маскарадъ замняетъ строгое совщаніе. Рыбаки, дровоски, садовники, поэты, пестрыми толпами являются на сцен. Ихъ смняютъ граціи, парки и фуріи. Эти явленія греческой миологіи напоминаютъ объ общемъ характер самого созданія. Вотъ мальчикъ-возничій, который управляетъ пышною колесницей Плутуса. Этотъ мальчикъ, олицетвореніе поэзіи, живой и дятельной, несвязанной тсными условіями мста, времени или лица. Вотъ наконецъ и великій Панъ, окруженный фавнами, нимфами, сатирами. Пестрое движеніе этого блистательнаго праздника изображено яркими красками.

0x01 graphic

Въ слдующей сцен императоръ благодаритъ Фауста, который былъ учредителемъ праздника, за этотъ волшебный маскарадъ. Въ то же время маршалъ, военачальникъ, казначей, съ торжествующими лицами объявляютъ объ общемъ благосостояніи народа, котораго нужды удовлетворены умными распоряженіями Мефистофеля. Демонъ управился на этотъ разъ съ финансами и предупредилъ своею выдумкою позднйшую изобртательность Лау. Общее спокойствіе возстановлено. Удовольствія могутъ смнить прежнія заботы. Фаустъ, учредитель дивнаго маскарада, долженъ оказать новыя услуги двору. Императоръ требуетъ отъ него явленія Париса и Елены.

Это необыкновенное требованіе пугаетъ даже самого Мефистофеля.

Меф. Зачмъ ты ведешь меня подъ эти темные своды? Не веселе ли тамъ, въ пестромъ, тсномъ движеніи двора, гд столько случаевъ къ обману и проказамъ?

Фаустъ. Не говори мн этого, я тебя знаю. Ты теперь отъ того только увертываешься, чтобы избавиться отъ разговора со мною. Не трудись по-пустякамъ, меня замучили придворные. Императоръ требуетъ немедленнаго представленія Елены и Париса. Онъ хочетъ видть своими глазами эти идеалы мужской и женской красоты. Проворне же къ длу! Я не могу нарушить даннаго слова.

0x01 graphic

Меф. Ты далъ безумное общаніе.

Фаустъ. А не твои ли насъ зати погубили?

Объ этомъ не подумалъ ты.

Сперва мы ихъ обогатили,

Теперь ихъ забавлять должны.

Меф. Ты думаешь, что это такъ легко, нтъ, здсь передъ нами крутыя ступени. Ты заходишь въ чужую область и наконецъ безсмысленно обременишь себя новыми долгами. Заклинаніе Елены не такъ легко, какъ изобртеніе нашихъ вексельныхъ сокровищъ. Колдовство всякаго рода привиднія, уродливые карлики, — къ твоимъ услугамъ. Но красавицы сатаны, какъ бы хороши он ни были, въ героини не годятся.

Фаустъ. Ты опять заплъ на старый ладъ. Отъ тебя никогда не узнаешь ничего врнаго. Ты — отецъ всевозможныхъ препятствій, а за каждое средство требуешь новой награды. Я тебя знаю, ты сдлаешь дло и безъ того, чтобы ворчать. Не успешь оглянуться, а Елена тутъ какъ тутъ.

Меф. До язычниковъ мн никакого дла нтъ, у нихъ свой особенный адъ, впрочемъ, средство есть.

Фаустъ. Говори скоре!

Меф. Передаю теб я неохотно

Тхъ страшныхъ тайнъ, есть дикая пустыня,

Тамъ царствуютъ высокія богини,

Вокругъ нихъ нтъ ни времени, ни мста

И говорить неловко мн о нихъ.

То матери!

Фаустъ (вздрогнувъ). Матери!

Меф. Или теб страшно стало.

Фаустъ. Матери! Матери!— какъ страненъ этотъ звукъ.

Меф. Все это такъ. То — дивныя богини,

И вамъ он нисколько незнакомы,

А мы о нихъ не любимъ толковать.

Подъ бездной ихъ невдомые домы,

Ты виноватъ, что ихъ не миновать.

Фаустъ. Куда дорога?

Меф. Дороги нтъ. Тамъ не было и не будетъ ноги человка. Дорога къ непрошенному и неумолимому. Готовъ ли ты? Тамъ нтъ ни замковъ, ни затворовъ. Ты переходишь отъ уединенія къ уединенію. Понимаешь ли ты, что такое — пустота и уединеніе?

Фаустъ. Кажется, можно бы оставить эти пустые разговоры. Они отзываются кухнею вдьмы и напоминаютъ давно прошедшее время. Разв я не шатался по свту? Разв самъ не учился и не училъ пустякамъ? Бывало, кажется, сказалъ умно,— а противорчіе становится тмъ громче. Да не я-ли самъ убжалъ отъ этихъ вздоровъ въ уединеніе, въ пустыню, и наконецъ предался теб — чорту?

Меф. Проплыви весь океанъ, чтобы понять безпредльность, и тамъ ты видишь какъ идетъ волна за волной, хотябы даже теб грозила погибель. Ты все-таки увидишь хоть что-нибудь. Увидишь плавающихъ дельфиновъ по зеленой равнин затихшаго моря, увидишь, какъ мимо тебя проходятъ облака, солнце, луна и звзды. А тамъ, въ вчно пустой дали, ты не увидишь ничего, не услышишь шороха твоихъ шаговъ, не найдешь твердаго мста, гд-бы отдохнуть.

Фаустъ. Ты говоришь настоящимъ мистагогомъ, который обманываетъ простодушныхъ неофитовъ. Только обратно. Ты посылаешь меня въ пустоту, чтобы я тамъ увеличилъ свое искусство и силу. Ты для себя заставляешь меня, какъ кошку, вынимать каштаны изъ-подъ горячихъ углей. Впередъ! я допытаюсь и увренъ что найду все, въ твоемъ ничто.

Меф. Я долженъ теб отдать справедливость, прежде нежели мы разстанемся, я вижу ты коротко познакомился съ чортомъ. Вотъ теб ключъ, возьми его съ собой.

Фаустъ. Эту бездлицу?

Меф. Сперва возьми его въ руки, а тамъ осуди.

Фаустъ. Онъ растетъ въ моей рук, онъ сверкаетъ, блеститъ.

Меф. Теперь ты знаешь, чмъ владешь. Этотъ ключъ укажетъ теб настоящую дорогу, ступай за нимъ, онъ приведетъ тебя къ матерямъ.

Фаустъ, (вздрогнувъ). Всякій разъ — громовый ударъ! Что-же это за слово, котораго я слышать не могу.

Меф. Ужели ты такъ простъ, что каждое новое слово тебя пугаетъ? Ужели ты хочешь слышать только то, что слыхалъ уже и прежде? Не пугайся впередъ ничего, какъ-бы оно ни звучало, ты, кажется, давно пріученъ къ разнымъ диковинкамъ.

0x01 graphic

Фаустъ. Но я не ищу спасенія въ холодномъ оцпенніи. Дрожь и трепетъ — лучшая доля человка. Пусть свтъ уничтожитъ вс его чувства, но все огромное, безпредльное, его всегда глубоко поражаетъ.

Меф. Пламенный треножникъ теб наконецъ докажетъ, что ты достигъ до самаго послдняго, крайняго дня. При свт этого треножника ты увидишь матерей. Одн сидятъ, другія ходятъ или стоятъ, какъ пришлось. Образованіе и превращеніе! Вчной мысли вчная бесда! Окруженныя изображеніями всего созданія, он тебя не увидятъ, потому что видятъ одни только очерки. Тогда ты смло подойдешь къ треножнику, коснешься его ключомъ!

Фаустъ, (держа ключъ, принимаетъ повелительное положеніе).

Меф. Вотъ такъ. Онъ пристанетъ, пойдетъ за тобой какъ врный рабъ. Ты покойно возстанешь, счастіе тебя подниметъ. Он еще не успютъ тебя замтить, а ты ужъ возвратился. Тогда ты, первый кто ршился на такое дло, вызываешь героя и героиню, и самый иміамъ магическими способами превратится для тебя въ боговъ.

Фаустъ. Что же теперь?

Меф. Теперь погрузись въ пропасти, топни и провалишься, потомъ топнешь еще разъ, и опять придешь назадъ.

Фаустъ, (исчезаетъ).

Меф. Поведетъ ли этотъ ключъ его къ добру? Мн очень хочется узнать, возвратится-ли онъ къ намъ?

Названіе матерей Гёте почерпнулъ изъ Плутарха. Идея, которую онъ разумлъ подъ этимъ словомъ, сама по себ довольно ясна, несмотря на ея отвлеченное выраженіе. Одинъ изъ послдователей Гегеля, основываясь на этомъ загадочномъ выраженіи, воображалъ, что Гёте намекалъ въ этомъ мст своего произведенія на отвлеченныя метафизическія категоріи, заключающіяся въ логик Гегеля! Но Фаустъ и Гёте давно отказались отъ всякой умозрительной дятельности.

Матери имютъ другое значеніе. Гёте указываетъ на свое собственное поэтическое возрожденіе, на переходъ къ идеаламъ классической красоты. Съ невольнымъ трепетомъ онъ убдился въ необходимости этого переворота. Отъ стремленія къ новому идеалу зависитъ переломъ всей дятельности Фауста и начинается новое направленіе, новый періодъ его жизни. Очищеніе души, на которое въ первой сцен указываютъ благодтельные духи поэзіи, теперь дйствительно совершается надъ Фаустомъ. Но это возрожденіе требуетъ полнаго, безусловнаго превращенія всей его прежней жизни. Онъ долженъ погрузиться въ самого себя, въ невидимыя, глубокія ндра собственнаго духа, куда Мефистофель не можетъ указать ему дороги и гд скрываются первыя начала творческой дятельности человка, эти матери всхъ его созданій. Вся эта сцена взята изъ собственнаго опыта поэта. Письма илъ Италіи указываютъ на эту эпоху его нравственнаго преобразованія, на переходъ отъ мутныхъ страстей юности къ ясному сознанію возмужалыхъ лтъ, къ усвоенію новаго идеала, олицетвореннаго подъ образомъ Елены! И Гёте, подобно Фаусту, сошелъ въ невдомыя глубины своей души, къ этимъ таинственнымъ матерямъ и тамъ, съ самоотверженіемъ отрекаясь отъ прежняго образа мыслей, отъ прежнихъ страстей и склонностей, онъ силою добылъ для себя магическій треножникъ, посредствомъ котораго оживилъ въ стройныхъ звукахъ новой поэзіи дивные образы классической древности.

Странное противорчіе съ таинственною дятельностью Фауста представляетъ слдующая сцена при двор. Дамы и пажи окружаютъ Мефистофеля. Требованіямъ нтъ конца. Одна отморозила ножку, другая потеряла любовника, у третьей веснушки. Вс ждутъ волшебнаго представленія, придворные торопятъ, Мефистофель хлопочетъ.

Наконецъ, въ богатой рыцарской зал собирается дворъ въ нетерпливомъ ожиданіи любопытнаго представленія, Мефистофель занимаетъ мсто суфлера. Фаустъ является на сцену:

Фаустъ. Васъ зову, о матери, царицы безпредльности, всегда одинокія и всегда вмст. Вокругъ васъ летаютъ изображенія жизни, движущіяся безъ жизни. Что было разъ, то тамъ живетъ въ полномъ блеск и сіяніи, потому что оно ищетъ вчности. А вы, всемогущія силы, раздляете эти картины на дневной шатеръ и на своды ночей, одн исчезаютъ въ свтломъ поток жизни, смлый магъ идетъ за другими, и въ роскошной жатв, съ полнымъ довріемъ открываетъ людямъ свои чудеса.

Посл необходимыхъ пріуготовленій совершается волшебное явленіе Париса и Елены. Дамы восхищаются свжею, естественною красотою Париса, рыцари съ сладострастіемъ любуются Еленой. Но Фаустъ пораженъ дивнымъ явленіемъ, передъ нимъ открывается новый міръ, онъ видитъ олицетворенный идеалъ, къ которому такъ смутно стремилась душа! Маргарита и Елена! Какой огромный промежутокъ между этими двумя идеалами красоты! Возрожденіе Фауста ужетеперь вознаграждается дивными плодами этого явленія:

Гд взять глаза? Въ видніи прекрасномъ

Скрывается начало красоты.

За страшный шагъ на поприщ ужасномъ

Меня стократъ вознаграждаешь ты!

Земля была для глазъ моихъ закрыта,

Теперь она полна живой мечты,

Тверда, прочна, желаніямъ открыта, —

И до конца моихъ послднихъ дней,

Какъ врный рабъ, я не разстанусь съ ней.

Въ волшебномъ зеркал я помню образъ милый,

Но какъ ничтоженъ онъ предъ этой красотой!

Теб я отдаю любовь и страсть и силы,

Мольбы, безуміе, надежды и покой!

0x01 graphic

Между тмъ Парисъ подходитъ къ Елен, обнимаетъ ее и, кажется, увлекаетъ за собою. Астрологъ замчаетъ по этому случаю, что представленію надо дать названіе: ‘Похищеніе Елены’.

Фаустъ. Не допущу я злого похищенья!

Нтъ, я ключомъ не даромъ завладлъ!

Онъ велъ меня по тьм уединенья

Назадъ къ земл, на твердый мой предлъ.

Теперь существенность лежитъ передъ глазами,

Какъ мощный духъ надъ безднами стоя,

Великое, двойное царство я

Пріобрту въ борьб съ духами!

Сперва далекая, теперь она близка,

Спасу — и назову вдвойн ее моею!

Пустите, матери! отвага велика,

Кто разъ ее узналъ, не разстается съ нею!

0x01 graphic

Онъ кидается на сцену. Громовый ударъ потрясаетъ зданіе, Фаустъ падаетъ, виднія исчезаютъ въ облак дыма, зрители разбгаются, Мефистофель на плечахъ выноситъ Фауста.

Второй актъ приводитъ насъ изъ шумнаго круга блистательной придворной жизни въ старый, уединенный кабинетъ Фауста. Самое превращеніе сцены доказываетъ, что новое стремленіе его къ достиженію новаго идеала должно произойти путемъ труда и науки. Одно сознаніе идеала требовало полнаго превращенія духа въ первыхъ его основаніяхъ. Фаустъ проникъ для этой цли въ завтную, таинственную глубину своего внутренняго существа, въ безпредльную обитель матерей. Но отъ сознанія этого новаго идеала до полнаго владнія,— огромный шагъ. Гёте узналъ на опыт всю трудность такого переворота. Когда онъ понялъ свое новое назначеніе, онъ предался безпрерывному изученію природы, искусства и древностей, онъ проникъ во вс тайны греческаго міра и извлекъ изъ него свое художественное преобразованіе. Второй актъ — аллегорическое изображеніе этихъ трудовъ, ихъ содержанія, развитія и значенія.

0x01 graphic

Сцена въ пыльномъ кабинет Фауста представляетъ фантастическую картину ученаго мира. Дйствія вншней, механической стороны науки совершаются передъ нами, между тмъ какъ духовный ея представитель, Фаустъ, покоится въ сторон. Кабинетъ нисколько не измнился, все, отъ кафтана доктора до пера, которымъ Фаустъ подписалъ договоръ съ Мефистофелемъ, осталось на прежнемъ мст. Горькая сатира на неподвижность механической учености! Изъ разговора ученика съ Мефистофелемъ мы узнаемъ, что Вагнеръ, прежній ученикъ Фауста, между тмъ прославился въ ученомъ мір и занялъ почетное мсто. Въ это самое время онъ приводитъ къ окончанію какой-то великій, загадочный трудъ.

Между тмъ какъ Мефистофель собирается постить знаменитаго Вагнера, является ученикъ, котораго чортъ такъ хитро дурачилъ въ первой части. Ученикъ выросъ, нахватался разной мудрости и приходитъ теперь надутымъ бакалавромъ, со всею спсью недоучившагося студента, чтобы въ свою очередь похохотать надъ старымъ докторомъ. Разговоръ его съ Мефистофелемъ иметъ горькую связь съ жизнью поэта. Гёте изобразилъ въ немъ свое собственное отношеніе къ одной части юнаго поколнія, которая съ черною неблагодарностью воспользовалась его идеями и потомъ возстала противъ него, напиталась искрами его генія и обратила ихъ противъ своего наставника. Съ невольнымъ трепетомъ читаешь эти строки, въ которыхъ великій старецъ, не щадя самого себя, съ холодною ироніею высказываетъ желчныя нападки своихъ современниковъ. Гордая спсь незрлаго поколнія щетинится передъ нимъ въ образ баккалавра, пока Гёте не останавливаетъ его ледянымъ вопросомъ, который такъ ужасенъ въ его устахъ: ‘Кто выдумаетъ что-нибудь глупое или умное, чего бы не выдумали прежде насъ?’.

Wer kann was dummes, wer was kluges denken,

Das nicht die Vorwelt schon gedacht?

И этотъ страшный вопросъ такъ равнодушно произноситъ мудрецъ, которому все знаніе человчества досталось на долю, который почти цлое столтіе прожилъ на земл, собирая сокровища науки и подвигая ихъ впередъ, силою собственнаго, всеобъемлющаго генія!

Мефистофель уходитъ въ лабораторію Вагнера. Въ этой сцен Гёте осмялъ безотчетныя, туманныя умозрнія своихъ соотечественниковъ. Вагнеръ, при постоянномъ изслдованіи химическихъ началъ, дошелъ наконецъ до странной гипотезы, что посредствомъ химическихъ соединеній можно произвести человка и что этотъ ученый способъ рожденія гораздо благородне обыкновеннаго. Мефистофель прямо попадаетъ на эту химическую фабрикацію людей, которая, наконецъ, не безъ помощи лукаваго, боле или мене удается. Въ стеклянномъ сосуд является странный образъ Гомункула. Нельзя причислить этого фантастическаго созданія къ огненнымъ духамъ Парацельса, у котораго Гёте занялъ одно только названіе: но еще мене принадлежитъ оно одной только химической дятельности Вагнера. Участіе Мефистофеля было необходимо, а еще важне присутствіе спящаго Фауста. Этотъ Гомункулъ — изображеніе незрлой мысли, неконченнаго созданія, которое всми силами стремится къ полному, дйствительному осуществленію,— олицетворенное состояніе души Фауста, которая борется, стремясь къ творческому возрожденію. Самая привязанность Гомункула къ Фаусту доказываетъ ихъ взаиммое отношеніе. Стекло вырывается изъ рукъ испуганнаго Вагнера и сверкая летитъ къ постели спящаго Фауста. Онъ видитъ сонъ, а Гомункулъ разсказываетъ его содержаніе, потому что онъ самъ этотъ сонъ, это смутное ощущеніе души, которое ищетъ и предчувствуетъ близкое достиженіе цли. Но что же снится спящему Фаусту? Густая роща, прозрачная рка, прекрасныя полунагія жены, но между ними одна, дитя боговъ, какъ царица, въ полномъ блеск обворожительныхъ прелестей, нога ея вступила въ прозрачныя воды, благородное тло, согртое жизненною теплотою, ищетъ прохлады въ прозрачныхъ волнахъ… Счастливому Фаусту снилась красавица Греціи.

0x01 graphic

Отъ этой сцены поэтъ приводитъ насъ къ своей классической валпургіевой ночи, которая, сама по себ, единственная въ своемъ род поэтическая картина. Но значеніе ея, въ отношеніи къ цлому созданію, объясняется стремленіемъ Фауста къ достиженію своего идеала. Для этого онъ долженъ проникнуть въ греческій міръ и изъ самой глубины классической поэзіи похитить свое достояніе. Гёте переноситъ насъ на фарсальскія поля и чудными красками оживляетъ передъ нами поэтическіе образы греческаго міра. Эрихто, эта мрачная прорицательница, которая возвстила погибель помпеевой партіи, открываетъ картину:

На мрачный пиръ полуночи, какъ прежде я,

Суровая и мрачная, являюсь вновь,

Не такъ страшна, какъ жалкіе пвцы меня

Въ стихахъ своихъ честятъ подъ часъ:— всегда у нихъ

Хула иль лесть.— Блется долина вся,

Покрытая собраніемъ сдыхъ шатровъ,

Картиною ужаснйшей изъ всхъ ночей.

Какъ часто повторяется судьба людей

И повторится вновь она до вчности!

Завидна власть: завидуютъ тому, кто самъ

И силою добылъ ее и царствуетъ,

А потому, что всякій, кто не можетъ самъ

Собой владть, тотъ въ гордости по-своему

Старается повелвать сосдами.

Но здсь была великаго примра брань,

Какъ сила противъ сильнаго горой встаетъ,

Какъ люди рвутъ изъ тысячи живыхъ цвтовъ

Свободою составленный святой внокъ,

Какъ вьется лавръ вокругъ главы властителя,

Здсь славы день предвидлся Великому,

Тамъ слышалъ Кесарь сладкій шопотъ льстивыхъ словъ,

Помрились — и міръ узналъ, кто побдилъ!

0x01 graphic

Но прорицательница чувствуетъ приближеніе живыхъ существъ и исчезаетъ. Въ это время воздушные плаватели, Фаустъ, Мефистофель и Гомункулъ спускаются на землю. Первый вопросъ Фауста,— гд она?

Гомункулъ. Отвта ты отъ насъ не ожидай.

А впрочемъ здсь не трудно допроситься.

Пока не разсвло, ищи, да не звай.

И отъ огня къ огню ступай:

Кто былъ у матерей, тому чего страшиться?

По предложенію Мефистофеля, они расходятся, каждый своею дорогой, для достиженія своей силы. Фантастическія группы, взятыя изъ греческой миологіи, наполняютъ сцену. Сфинксы, аримаспы, ламіи, эмпузы тснятся около Мефистофеля, который, какъ умный, свтскій человкъ, нисколько не затрудняется въ обращеніи съ незнакомыми демонами классическаго міра, онъ ищетъ между ними себ новыхъ друзей и, наконецъ, сближается съ форкіадами. Но въ этомъ обществ Фаустъ не найдетъ проводниковъ къ Елен, въ чемъ сфинксы и сами сознаются, отправляя его къ Хирону, котораго онъ встрчаетъ на очаровательныхъ берегахъ Пенея. Сирены и нимфы, купаясь въ прохладныхъ волнахъ, сладкими пснями манятъ къ наслажденіямъ нги. Фаустъ, очарованный роскошными прелестями этой новой картины, умоляетъ своего проводника указать ему скоре дорогу къ Елен, но Хиронъ не въ состояніи удовлетворить его желанія, онъ приводитъ его къ благодтельной дочери Эскулапа. Манто, въ тихомъ, ненарушимомъ поко, окруженная теченіемъ вчнаго времени, ведетъ Фауста по темнымъ сводамъ къ подземному царству Персефоны, гд и Орфей нкогда нашелъ свою Евридику. Но какимъ образомъ Фаустъ достигаетъ тамъ своей цли, этотъ актъ творческаго возрожденія остается тайною. Поэтъ намекаетъ только на разршеніе этой загадки и высказываетъ ее боле или мене въ похожденіяхъ Мефистофеля и Гомункула.

Въ двухъ сценахъ, между которыми находится рзкое противорчіе, изображается двоякій процессъ происхожденія, соотвтствующій и Мефистофелю и Гомункулу и олицетворенный поэтомъ въ двухъ противоположныхъ теоріяхъ вулканистовъ и нептунистовъ. Въ первой сцен Гёте съ язвительною ироніею насмхается надъ системою вулканистовъ, которую онъ всегда ненавидлъ. Между дйствующими лицами этой пестрой картины являются Анаксагоръ и алесъ.

Анаксагоръ. Такъ ты не хочешь согласиться?

Давно пора бы убдиться.

Фалесъ. Подъ втромъ клонится волна:

Но отъ скалы бжитъ она.

Анаксагоръ. Огонь утесы производитъ.

алесъ. Вся жизнь изъ влаги происходитъ.

Гомункулъ (между ними). Позвольте возл васъ идти.

Я самъ хочу произойти.

Разговоръ между представителями двухъ главныхъ теорій мірового происхожденія убждаетъ Гомункула въ неосновательности вулканическаго процесса: по этому онъ переходитъ на сторону алеса и отправляется вмст съ нимъ для того, чтобы наконецъ, разбить звонкій кристаллъ, въ которомъ заключено его неполное, неразвитое существованіе. Вторая сцена происходитъ въ бухт Эгейскаго моря и украшена всми прелестями поэзіи. Въ пышной картин морского праздника, поэтъ прославляетъ нептуническую теорію, которую онъ самъ предпочиталъ другимъ. Сирены, нереиды, тритоны оглашаютъ берега роскошными пснями. Протей, въ вид дельфина, уноситъ Гомункула на встрчу къ торжественной процессіи, сопровождающей Галатею: она сидитъ на престол, составленномъ изъ раковинъ. Стекло, въ которомъ заключенъ Гомункулъ, блеститъ и сверкаетъ и, наконецъ, разбивается и падаетъ на ступени этого престола. Тсная оболочка разрушилась, Гомункулъ освобожденъ, перерожденіе совершилось.

0x01 graphic

Красота природы увлекала Фауста въ первой части. Олицетвореніемъ этой красоты была Маргарита. Во второй части онъ искалъ другой духовной красоты и она осуществилась для него въ художественныхъ идеалахъ классической древности. Перерожденіе совершилось. Духъ греческой поэзіи воскресъ и переселяется въ образ Елены въ новый міръ романической поэзіи. Геній художника заклинаетъ дивныя явленія далекаго времени, и древній міръ покорствуетъ творческой кисти. Третій актъ проникнутъ духомъ греческой поэзіи. Глубокое внутреннее сочувствіе создало эту картину и воскресило стройные образы древности дыханіемъ новой жизни.

Первая сцена третьяго акта происходитъ въ Спарт, передъ дворцомъ Менелая. Хоръ возвщаетъ разрушеніе Иліона. Елена возвратилась. Она передъ нами въ полномъ величіи пластической красоты. Но судьба ея покрыта таинственнымъ мракомъ. Какая участь готовится ей? Возвратилась ли она женой и царицей, или злоба обиженнаго супруга отмститъ на ней долгія несчастія Греціи. На порог дома ее привтствуетъ безобразная Форкіасъ. Хоръ съ ужасомъ отступаетъ отъ нея. Она приноситъ страшныя всти, Менелай готовитъ торжественное приношеніе и жалобы хора высказываютъ ужасное впечатлніе, которое произвели слова безобразной старухи. Хоръ умоляетъ ее о пощад и Форкіасъ-Мефистофель не скрываетъ возможности спасенія. Есть новое молодое поколніе, полное силъ и отваги, которое укроетъ Елену за твердою оградой своихъ неприступныхъ крпостей. Елена спрашиваетъ, кто глава этого поколнія и хорошъ-ли онъ собой.

0x01 graphic

Форкіасъ. Не дуренъ, мн онъ нравится, онъ веселъ, смлъ и образованъ, и между греками немного такихъ. Народъ его называютъ варварами, но между этими варварами едва ли найдутся такіе изверги, которые могли бы равняться съ неистовыми героями Иліона. Я уважаю великодушіе этого предводителя и доврилась бы ему. А замокъ его? Посмотрите сами. Это — не грубыя строенія вашихъ предковъ, которые наваливали камни на камни, какъ Циклопы, безъ всякаго разбора, тамъ все стройно и правильно. А снаружи? Замокъ восходитъ къ облакамъ, прямой, гладкій какъ сталь, никому не придетъ въ голову вскарабкаться по стнамъ. Внутри огромные, широкіе дворы, со всми удобствами и пристройками. Тамъ вы увидите колонны и столбики, своды и сводики, алтари, галлереи и гербы.

Близкая опасность ршаетъ судьбу Елены, она соглашается на предложеніе безобразной старухи.

Хоръ. Весело мы съ нею идемъ.

Легкой стопою,

Смерть за спиной,

А впереди опять

Крпости грозной

Стнъ неприступныхъ громада.

О, защити и ее Грозно какъ Иліонъ,

Только хитрости

Гнусной онъ, наконецъ, уступилъ.

0x01 graphic

Декорація перемняется, богатый фантастическій замокъ среднихъ вковъ замняетъ древній домъ Тиндарея.

Фаустъ, окруженный пажами въ рыцарскомъ одяніи, встрчаетъ Елену.

Фаустъ. Я долженъ былъ съ торжественнымъ привтомъ

Тебя принять, но не привтъ покорный,—

Раба въ цпяхъ я привожу къ теб,

Онъ позабылъ обязанность святую.

Склонись во прахъ, сложи свою вину

На грозный судъ къ стопамъ жены высокой.

Царица, стражъ преступный предъ тобой,

Слдить съ высокой башни зоркимъ глазомъ

Онъ долженъ былъ широкія пространства,

Земли и неба, доносить не медля,

Что происходитъ по горамъ и доламъ,

Стада ли мирныя по нимъ идутъ,

Или войска, мы защищаемъ стадо,

А грозный мечъ войскамъ навстрчу носимъ.

Сегодня онъ виновенъ предъ тобою.

Явилась ты — онъ царственнаго гостя

Торжественнымъ пріемомъ не почтилъ

И не донесъ. Онъ жизни не достоинъ,

Но казни я надъ нимъ не совершилъ:

Она въ твоихъ рукахъ — карай, иль милуй!

0x01 graphic

Елена милуетъ преступника, который былъ до того ослпленъ ея красотою, что позабылъ объ исполненіи своихъ обязанностей.

Воинственная музыка возвщаетъ приближеніе враговъ. Фаустъ собираетъ свою дружину и магическою силою отражаетъ нападеніе Менелая. Побда укрпляетъ за Фаустомъ полное владніе сокровищемъ, въ которомъ онъ видитъ осуществленіе всхъ думъ и желаній. Въ тнистой рощ совершается таинственный бракъ романическаго міра съ классическимъ.

Изъ дивнаго сочетанія двухъ міровъ рождается необыкновенное дитя. Мальчикъ-возничій, Гомункулъ и Эвфоріонъ, сынъ Фауста и Елены,— по существу одно и то же олицетвореніе поэзіи въ томъ вид, какъ понималъ ее великій художникъ, когда онъ на развалинахъ древности проникъ въ высокія тайны искусства и духомъ классической Эллады оживилъ свои собственныя созданія. Но лицо Эвфоріона иметъ еще другое, ближайшее, значеніе. Дивный мальчикъ, едва родясь, вырывается изъ объятій отца и матери, онъ полонъ силы и отваги. Какъ легкая серна, едва касаясь земли, онъ бжитъ со скалы на скалу. Его не удерживаютъ ни страхъ родителей, ни жалобы хора. Съ высоты утеса онъ кидается на воздухъ, но крыльевъ ему не дано, одежды его поддерживаютъ, еще минута, и прекрасный юноша падаетъ къ ногамъ испуганныхъ родителей. Лицо умирающаго напоминаетъ знакомыя черты. Слабющій голосъ Эвфоріона умоляетъ, чтобы его не покинули одного въ темномъ царств.

0x01 graphic

Хоръ. Не покинемъ, гд бы ты ни былъ, мы узнали тебя. Ты уходишь отъ сіянія дня, кто же разстанется съ тобой? Мы не смемъ даже роптать, намъ завиденъ жребій твой. Велика и прекрасна была пснь твоя, была твоя отвага и въ свтлые и въ мрачные дни.

Ты былъ рожденъ для счастія земного, отрасль древняго дома, полный великихъ силъ, ты слишкомъ скоро былъ потерянъ для самого себя, ты погасъ въ цвт лтъ. Тебя отличали и врный взглядъ на міръ и сочувствіе ко всмъ печалямъ сердца и любовь высокихъ женъ и собственная пснь.

Но ты свободно, не видя преградъ, кинулся въ невольныя сти и насильственно нарушилъ связь съ закономъ и обычаемъ. И только послдній великій замыселъ далъ новую силу чистому духу. Ты добивался высокаго подвига, но этотъ подвигъ теб не удался.

Кому удастся онъ?— Грустный вопросъ, отъ котораго прячется судьба, когда въ урочный часъ, въ крови утопая, молчитъ народъ. Но удалите печали, возобновите псни, земля порождаетъ ихъ снова, какъ порождала всегда.

Кто не узнаетъ и въ этой жалоб хора и въ самой смерти Эвфоріона печальной судьбы мрачнаго генія Британіи? Происшествія, которыя въ новйшее время перенесли знамя войны на поля древней Эллады и возбудили надежду на возрожденіе Греціи, благородное участіе, принятое Байрономъ въ судьб этой войны, служили, можетъ быть, первымъ поводомъ, по которому Гёте ввелъ мрачный, но возвышенный характеръ этого дерзкаго титана поэзіи въ свою великолпную картину.

Но самая идея Фауста странно сближается съ характеромъ Байрона и внутреннее значеніе преданія ни на одномъ историческомъ явленіи не отразилось такъ врно и рзко, какъ на строптивомъ и необъятномъ дух британскаго поэта. Кто не прислушивался къ очаровательнымъ звукамъ его волшебныхъ псенъ? Кого не увлекали он непостижимою, магическою силою? Но кто въ то же время не чувствовалъ съ невольнымъ ужасомъ, что на этихъ прекрасныхъ созданіяхъ лежитъ таинственное проклятіе, что мрачныя вдохновенія поэта отравлены ядовитымъ дыханіемъ злого, отверженнаго демона?— На Байрон, какъ на Фауст, высказалась страшная истина, что есть преступленіе мысли, ужасный грхъ ума, передъ которыми блднетъ самое кровавое дло убійцы.

Явленіе Байрона странно поразило безстрастнаго Гёте. Этотъ мрачный характеръ, эта смсь надменнаго самолюбія и благороднаго самоотверженія, эти огромныя страсти изумили его. Онъ слдилъ съ напряженнымъ вниманіемъ за блистательнымъ развитіемъ британскаго поэта, онъ удивлялся пламенному генію Байрона, но никогда не дружился съ его су. ровымъ взглядомъ на природу и человчество. Гёте съ искреннимъ привтомъ встртилъ эту новую лиру, которая поражала его такими чудными звуками: онъ провожалъ ее своими благословеніями, и, когда наконецъ Байронъ умеръ за благородное дло Греціи, Гёте воздвигнулъ ему трогательный памятникъ на страницахъ своего любимаго произведенія.

Смерть Эвфоріона влечетъ за собою и другую разлуку, не мене тяжкую для Фауста. Елена прощается съ нимъ, она выполнила свое назначеніе и теперь возвращается за сыномъ своимъ въ царство Персефоны. Но присутствіе Елены произвело свое полное впечатлніе. Она отогрла и очистила душу Фауста, онъ нашелъ въ ней высокій идеалъ, къ которому такъ пламенно стремился, и это художественное преобразованіе принесло богатые плоды, которые нисколько не зависли отъ непосредственнаго присутствія Елены.

Какъ художественное произведеніе, третій актъ занимаетъ одно изъ первыхъ мстъ въ литератур всхъ вковъ и народовъ. Никто не достигалъ до этой ясной отчетливости въ мысляхъ, до этого врнаго очертанія характеровъ, до этого совершенства формъ. Здсь каждое сравненіе врно. И вмст съ тмъ все созданіе проникнуто духомъ истиннаго греческаго искусства, начиная отъ дивнаго характера Елены до превосходныхъ псенъ трагическаго хора, все оживлено дыханіемъ классической древности, все полно, все пластически-прекрасно!

Четвертый актъ заключаетъ въ себ новую исповдь поэта. Онъ изложилъ въ немъ свои понятія о жизни и назначеніи человка. Въ этомъ отношеніи идея четвертаго акта Фауста повторяется въ другомъ произведеніи Гёте, въ которомъ онъ также высказалъ главные результаты своей поэтической жизни. Я говорю о Вильгельм Мейстер. И здсь герой романа переходитъ отъ совершенно идеальнаго направленія въ сферу положительной практической жизни. И здсь признаетъ онъ наконецъ практическую дятельности. Въ ея присутствіи онъ упивался высшими наслажденіями жизни, душа его перелетла въ прекрасный міръ поэзіи, окружила себя мечтами, высокими и роскошными, но всё-таки только мечтами. Пора поэтическаго творчества прошла, вмст съ Еленой разлетлись поэтическіе сны, но живое воспоминаніе прекраснаго осталось навсегда неразлучнымъ спутникомъ Фауста! Оно спасло его отъ отчаянія, оно убдило его въ томъ, что каждый возрастъ иметъ свои права и свое назначеніе, оно, наконецъ, привело его къ неизбжной цли, къ благоразумной, дятельной жизни.

0x01 graphic

Гёте и дломъ и словомъ служилъ этой мысли, въ которой заключается причина его собственнаго образа жизни. Положительное направленіе было для него необходимо, но онъ въ то же время не отвергалъ и идеальнаго значенія жизни, а нападалъ только на преувеличенную мечтательность своихъ современниковъ и ненавидлъ людей, которые, не слыша земли подъ собою, проживали себ въ какихъ-то туманныхъ областяхъ, ими же выдуманныхъ для собственнаго домашняго употребленія. Таковы были результаты практической философіи Гёте, которую онъ изложилъ не въ запутанныхъ системахъ, которую преподавалъ не толстыми книгами, а самою жизнію.

Первая сцена четвертаго акта переноситъ насъ на высокую крутую скалу, Фаустъ на классическомъ облак спускается на выдающійся утесъ, облако отступаетъ, расходится и снова сливается въ чудные фантастическіе образы, которые напоминаютъ Фаусту его прошедшія радости. Къ нему подходитъ Мефистофель. Онъ допытывается, что новаго задумалъ Фаустъ.

Меф. Нельзя ль узнать, на что ты устремился?

Твое желаніе должно-быть высоко,

Теперь ты къ мсяцу поближе поселился,

Ужъ не къ нему ль тебя влекло?

Фаустъ. Нтъ, славныя дла еще простору много

И на земл себ найдутъ.

Великому и здсь не заперта дорога,

Я силы чувствую на новый смлый трудъ.

Меф. Такъ слава — новое желанье?

Знать, навела тебя Елена на него.

Фаустъ. Мн власть нужна, мн нужно достоянье.

Лишь дло — все, а слава — ничего.

0x01 graphic

Меф. Зато найдутся поэты, которые возвстятъ потомству о славныхъ подвигахъ твоихъ, чтобы глупостями возбудить новыя глупости.

Фаустъ. Все это для тебя недоступно. Ты не можешь знать, что нужно человку. Твоя гадкая, желчная, горькая натура не пойметъ его желаній.

Меф. Пусть будетъ такъ, открой же мн вс свои бредни.

Фаустъ. Я смотрлъ на открытое море, оно колыхалось, громоздилось, вотъ отошло, вотъ опять потрясло волнами и затопило плоскіе берега. Досадно стало мн, не такъ ли пустая спсь, страстями, взволнованною кровью смущаетъ свободный духъ, который дорожитъ всми правами? Я принялъ это за случай и сталъ смотрть внимательне, волна стояла, потомъ отхлынула и гордо удалилась отъ достигнутой цли, но часъ придетъ — она повторитъ свою игру.

Меф. Тутъ нтъ ничего для меня, все это мн сто тысячъ лтъ знакомо.

0x01 graphic

Фаустъ. Вотъ крадется волна, на тысячи концахъ,

Безплодная сама, безплодіе приноситъ,

Кипитъ, ростетъ, водой на берегахъ

Пустыню чахлую заноситъ.

Полна могучихъ силъ здсь царствуетъ волна,

Прошла, но ничего не совершила.

И горько мн и мн страшна

Стихіи бшеной безсмысленная сила.

Смлй душа впередъ стремится,

Хочу бороться здсь, хочу здсь побдить!

И это возможно! гд бы ни протекала волна, она огибаетъ каждый холмикъ, какъ бы гордо она ни разливалась, самое незначительное возвышеніе ее останавливаетъ, самая ничтожная глубина привлекаетъ. И вотъ въ голов у меня рождается планъ за планомъ: хочу вкусить! высокое наслажденіе, удалить властительное море отъ береговъ, стснить границы! важнаго пространства и далеко отвести. ихъ назадъ. Я зналъ, какъ все это устроить. Вотъ мое желаніе, исполни-же его.

(Звукъ барабановъ, и военная музыка.)

Меф. Это очень легко! Ты слышишь барабаны?

Фаустъ. Ужель опять война? Кто уменъ, тотъ ея не любитъ.

Меф. Война или міръ,— умно старанье извлечь для себя выгоды изъ всхъ возможныхъ обстоятельствъ. Глядишь и выжидаешь всякое благопріятное мгновеніе. Вотъ теб случай, пользуйся имъ.

И въ самомъ дл, случай представился, страшный, сильный соперникъ тснитъ императора, которому Фаустъ служилъ уже прежде, государство въ опасности, Мефистофель убждаетъ Фауста принять участіе въ правомъ дл императора. Фаустъ соглашается и магическими силами одерживаетъ побду. Императоръ награждаетъ врныхъ сподвижниковъ брани и надляетъ Фауста тмъ самымъ берегомъ моря, который въ предыдущей сцен обратилъ на себя его вниманіе.

Довольно значительный промежутокъ времени отдляетъ четвертый актъ отъ пятаго. Неутомимая дятельность Фауста, устремленная на прямую, положительную цль, наполняетъ этотъ промежутокъ. Онъ отнялъ у моря кусокъ земли, затопленный ея волнами, обработалъ и населилъ его.

Первая сцена пятаго акта переноситъ насъ на открытое мсто передъ моремъ. Приходитъ странникъ.

Странникъ. Вотъ они — густыя липы,

Т же въ старости своей,

И опять я ихъ встрчаю

Посл многихъ, долгихъ дней.

То же мсто, та же хата,

Тамъ радушная семья,

Утопавшаго въ пучин

Гостемъ приняла меня.

Гд то нын эти люди?

Гд хозяева мои?

Ахъ! давно уже, быть можетъ,

Въ тихомъ гроб спятъ они.

Добры были эти люди,

Постучусь-ли снова въ дверь?

Можетъ-быть они всё т же,

Гостю рады и теперь?

(Сдая старушка).

Бавкида. Добрый странникъ, тише, тише!

Ты разбудишь старика!

Долгимъ сномъ онъ отдыхаетъ

Для короткаго труда.

Странникъ. Ты ли, добрая старушка?

И тебя-ли вижу я?

Помнишь, какъ меня спасла ты,

Какъ леляла меня?

(Выходитъ мужъ).

Вотъ и онъ, радушный старецъ,

Мой спаситель Филемонъ.

Все добро, мои богатства

Изъ пучины вырвалъ онъ.

Подойду къ сдому морю

Къ безпредльному склонюсь,

Грудь полна живого чувства,

Упаду и помолюсь.

Филемонъ. Тамъ, гд ты въ пучин моря

Беззащитно утопалъ,

Садъ раскинулся цвтами,

Влажный берегъ садомъ сталъ

Вотъ пока ослабли силы

У сдого старика,

Море людямъ уступило,

И отхлынула волна.

Умныхъ баръ лихіе слуги

Растянули рядъ плотинъ,

Рыли рвы и вмсто моря

Вышелъ новый господинъ.

Тамъ село, здсь лугъ и рощи,

Тамъ роскошныя поля.

И раскинулась садами

Плодородная земля.

0x01 graphic

Маленькій садикъ.

(Вс трое сидятъ за накрытымъ столомъ).

Бавкида (страннику). Зачмъ молчишь? Что не отвдаешь нашего хлба? Ты долженъ быть голоденъ?

Филемонъ. Ему хочется узнать о чудесахъ, которыя здсь совершились. Вдь ты любишь болтать, разскажи же ему.

Бавкида. Да! это было точно чудо. И теперь еще я не могу успокоиться, потому что все это длалось не совсмъ чисто.

Филемонъ. Пустяки! онъ получилъ это мсто законнымъ образомъ. Мы сами слышали объ этомъ всенародное объявленіе. Тамъ, недалеко отъ насъ, начались работы, раскинули шатры, построили хаты, а теперь, смотри, тамъ воздвигается цлый дворецъ.

Бавкида. По пустякамъ стучали слуги во время дня топорами и лопатами, тамъ, гд по ночамъ бгали огни, утромъ стояла плотина, люди умирали жертвами нечистаго дла. По ночамъ раздавались глухіе вопли, къ морю стекали огненные потоки* а утромъ — явился каналъ! Нтъ, баринъ — безбожникъ. Онъ добирается до нашей бдной хаты, до нашей рощи, онъ щетинится, какъ богатый сосдъ и требуетъ отъ насъ поклоновъ.

Филемонъ. Что-же? онъ предложилъ намъ хорошее мсто на новой земл.

Бавкида. Не врь ты этому водяному краю, оставайся лучше на нашей безопасной вершин,

Филемонъ. Подойдемъ къ часовн нашей,

Будемъ солнце провожать,

Богу старому молиться

И на Бога уповать.

Вторая сцена происходитъ передъ новымъ дворцомъ. Фаустъ, въ глубокой старости, задумчиво прохаживается, солнце садится, послдніе корабли съ богатыми товарами входятъ по каналу въ гавань. Въ это время раздается звонъ вечерняго колокола въ бдной часовн Филемона и Бавкиды.

Фаустъ. Проклятый звонъ! Какъ онъ меня смущаетъ! Впереди мое владніе, кажется, безконечно, а тутъ, за спиной, меня мучитъ досада, завистливые звуки напоминаютъ мн, что мое владніе не полно, что эти липы, эти старыя хаты, эта бдная часовня, — не мои. Захочу ли тамъ отдохнуть, меня пугаютъ чужія тни.

0x01 graphic

Фаустъ, который такъ неутомимо стремится къ цли, завидуетъ бднякамъ, ихъ скудное владніе, этотъ жалкій кусокъ земли, на которомъ они живутъ и молятся, колятъ ему глаза. Между тмъ корабли вошли въ гавань, они привезли богатые товары, сокровища міра сдлались достояніемъ Фауста, а онъ завидуетъ клочку земли! Его не радуютъ вс эти сокровища.

Меф. Съ наморщеннымъ челомъ, съ мрачными взглядами ты слышишь радостныя всти о своемъ счастіи, между тмъ какъ умъ одержалъ побду и море примирилось съ берегами. Отъ береговъ быстрымъ бгомъ уходятъ корабли въ открытое море, отъ этого дворца ты простираешь сильную руку надъ землею. Отсюда началась власть твоя, здсь стоялъ первый деревянный шатеръ, здсь выкопали первую яму, а теперь по широкому каналу раздаются громкіе удары веселъ. И не твоя ли высокая мысль, не твой ли трудъ одержали побду надъ моремъ и землею? Отсюда…

Фаустъ. Проклятое отсюда! Оно меня и бситъ. Теб, оборотливому демону, я долженъ открыть, что меня такъ мучитъ и чего я всё-таки стыжусь. Я бы не хотлъ, чтобы эти старики тамъ оставались на верху. Я бы желалъ имть эти липы, немногія деревья портятъ все мое владніе. Я бы выстроилъ на мсто нихъ высокую башню, открылъ бы глазу широкое пространство и видлъ бы оттуда все, что я совершилъ. Однимъ бы взглядомъ я окинулъ огромный подвигъ человческаго ума, отсюда я бы придумалъ и устроилъ все что нужно.

О, какъ ужасно чувство малйшаго недостатка для богача! Звонъ этого колокола, благовоніе липъ для меня нестерпимо. И здсь разрушается все мое могущество, какъ избавиться отъ этой мысли! Колоколъ гудитъ, а я въ отчаяніи!

Меф. Разумется, какая-нибудь досада должна же отравлять твои наслажденія. Я согласенъ, всякому благородному уху непріятенъ этотъ рзкій звонъ.

Фаустъ. Упорное сопротивленіе стариковъ, ихъ своенравіе, портитъ мн все. Я наконецъ устану быть справедливымъ.

Меф. Да и что тебя останавливаетъ? Теб давно пора заводить колоніи.

Фаустъ. Ступай же и отведи стариковъ, ты знаешь прекрасное мстечко, которое я для нихъ выбралъ.

Но Мефистофель не раздляетъ филантропическихъ идей Фауста, который уже боится грха. Присутствіе Мефистофеля влечетъ за собою проклятіе. Демонъ страшно исполняетъ данное порученіе: онъ поджигаетъ бдную хату стариковъ, которые вмст съ гостемъ своимъ длаются жертвами пламени, въ то время, когда несчастный Фаустъ мечтаетъ о новомъ, покойномъ жилищ, устроенномъ для нихъ. Густой дымъ, который поднялся надъ развалинами хижины, расходится и превращается въ четыре страшныя привиднія: они приближаются къ дворцу въ вид безобразныхъ старухъ.

Первая. Я недостатокъ.

Вторая. А я вина.

Третья. Я забота.

Четвертая. А я нужда.

Вс. Дверь заперта, мы не можемъ войти,

Тамъ живетъ богачъ, къ нему нтъ пути!

Недостатокъ. Я въ тнь превращусь.

Вина. А я въ ничто.

Нужда. Отъ меня богачъ отвернетъ лицо.

Забота. Вы, сестры мои, не можете дойти до него, одна забота доберется и до богача.

(Она исчезаетъ).

Недостатокъ. Старыя сестры, спшите за мной.

Вина. Я не отстану отъ тебя.

Нужда. И я пойду по твоимъ слдамъ.

Вс. Тучи проходятъ, звзды гаснутъ, а тамъ, позади, издалека приходитъ братъ, приходитъ ….смерть.

Фаустъ (во дворц). Я видлъ четырехъ, а ушли только три. Я не могъ понять, о чемъ он говорили. Въ ихъ словахъ упоминалась нужда, и смерть отвчала на этотъ звукъ. И все это было такъ глухо, такъ отзывалось привидніями!… Ахъ! я еще отъ этого не освободился, еще не могъ удалить отъ своего пути колдовства, еще не разучился, какъ заклинаютъ духовъ. О, если бы я могъ одинъ стоять передъ тобой, природа, тогда бы еще стоило быть человкомъ.

И я имъ былъ въ то время, когда еще блуждалъ въ туман, еще не проклялъ страшнымъ словомъ и себя, и людей. А теперь воздухъ напитанъ привидніями, и я не знаю, какъ отъ нихъ освободиться. Удастся ли прожить одинъ хорошій, ясный день,— ночь запутаетъ въ свои сновиднія. Мы идемъ домой съ цвтущаго поля,— вдругъ каркаетъ птица, о чемъ она каркаетъ? о несчастій! Суевріе и рано и поздно запутываетъ насъ въ свои таинственныя сти, привязывается къ намъ, пугаетъ и грозится, мы, испуганные, останавливаемся и дрожимъ…. Дверь заскрипла, а никого нтъ. (Вздрогнувъ). Есть ли здсь кто нибудь?

Забота. Есть.

Фаустъ. Но кто же ты?

Забота. Я здсь.

Фаустъ. Удались!

Забота. Я здсь на своемъ мст.

Фаустъ. Остерегись, не произноси волшебныхъ заклинаній.

Забота. Если ухо и не услышитъ твоего имени, сердце чуетъ мое присутствіе. Въ какомъ бы вид я ни являлась, я всегда страшна и могуча. По дорогамъ, надъ волнами я печальный товарищъ. Никто меня не ищетъ, а вс находятъ, вс проклинаютъ и вс мн льстятъ. Ты никогда не зналъ Заботы?

0x01 graphic

Фаустъ. Я свтъ лишь мелькомъ пробжалъ,

За наслажденіе безсмысленно хватался,

Что было не по мн, съ тмъ скоро разставался,

Что ускользало, отпускалъ.

И только требовалъ и только совершалъ.

А тамъ опять желалъ, а тамъ опять пытался,

И бурно прожилъ жизнь, сперва могучъ и смлъ,

Теперь, умно и осторожно,

Я этотъ міръ вполн уразумлъ,

А то, что тамъ, намъ видть невозможно.

Тотъ глупъ, кто съ мыслію пустой

Глядитъ туда безумными глазами

И думаетъ найти своихъ за облаками.

Здсь мсто для тебя! Здсь только твердо стой!

Зачмъ въ такую даль пускаться?

Кто самъ силенъ, тому и міръ не нмъ,

Что онъ пойметъ, за то онъ можетъ взяться:

И пусть доволенъ будетъ тмъ!

0x01 graphic

Забота. Кмъ я только завладю, для того нтъ помощи на свт. Его обниметъ вчный мракъ, солнце для него не взойдетъ и не закатится. Онъ не уметъ обладать сокровищами. Радость и горе становятся въ глазахъ его пустыми бреднями, среди избытка и роскоши онъ умираетъ отъ голода. И наслажденіе и слезы онъ откладываетъ на слдующій день, живетъ только въ будущемъ и никогда не кончитъ длъ своихъ.

Фаустъ. Перестань! Ты этимъ меня не обманешь. Я не хочу слышать твоихъ нелпостей. Ступай, такая безсмыслица хоть кого съ ума сведетъ.

Забота. Онъ не знаетъ, идти ли или остаться, ему не достаетъ ршимости. Среди гладкой дороги, онъ ходитъ ощупью, неровными шагами, теряется больше и больше, на все смотритъ криво, онъ и себ и другимъ въ тягость, ему душно, онъ задыхается, но не задохнется, не покоряется и не отчаявается.

Фаустъ. Отверженные демоны! Такъ издваетесь вы надъ человчествомъ, самые покойные дни вы запутываете страданіями. Трудно избавиться отъ демоновъ, трудно разорвать таинственную связь, но твоего могущества, Забота, я не признаю.

Забота. Такъ узнай же его прежде, чмъ я съ проклятіями тебя оставлю. Люди во всю жизнь свою жалкіе слпцы, ослпни же и ты на закат дней своихъ. (Исчезаетъ).

Фаустъ (слпой). Темная ночь постила меня, но тамъ во мн самомъ горитъ яркій свтъ. Спшу совершить, что я задумалъ. Одно только слово властителя иметъ всъ. Вставайте, слуги! Исполняйте замыслы мои!

Здсь, наконецъ, просыпается въ Фауст горькое сознаніе проклятія, которымъ обременяетъ его страшное присутствіе демона. Фаустъ чувствуетъ необходимость нравственнаго очищенія. Самыя благія намренія его превращаются въ преступленія отъ страшнаго содйствія Мефистофеля. Недаромъ стучится Забота въ двери несчастнаго богача, но тяжело ея присутствіе для Фауста, чары ему надоли, онъ отрекается отъ магіи, которая погубила его, отрекается отъ суетнаго стремленія за предлы здшняго міра, отъ познанія того, что недоступно прямому наблюденію, что предоставлено другому времени, другой жизни.

0x01 graphic

Фаустъ дышетъ свободне, волшебный міръ духовъ уже не иметъ надъ нимъ привычнаго вліянія, будущее его не смущаетъ, ревностное исполненіе настоящихъ обязанностей успокоиваетъ дятельнаго слпца. Онъ трудится для человчества, и въ исполненіи своихъ благодтельныхъ намреній находитъ полную награду за благородные безкорыстные труды. И среди этой дятельности къ нему приходитъ смерть. Она застаетъ его за исполненіемъ его послдняго желанія,

Фаустъ. Болото тянется вдоль по горамъ: оно заражаетъ все, до чего я добился. Мое послднее желаніе состоитъ въ томъ, чтобы отвести отъ моихъ владній это вредное болото. Тогда-бы я открылъ новыя области цлымъ милліонамъ людей, и они бы поселились тамъ въ дятельной свобод, хотя и не безопасно, на зеленыхъ, плодородныхъ поляхъ, привольно было-бы людямъ и стадамъ на новой земл, на холмахъ, взгроможденныхъ трудами человка, внутри раскинется роскошная земля, пускай разъяренное море нахлынетъ волнами, оно уступитъ общему сопротивленію и отойдетъ. Я весь преданъ этой мысли, въ ней заключается крайній выводъ человческой мудрости. Только тотъ достоинъ жизни и свободы, кто каждый день долженъ ихъ завоевать для себя. Такъ младенецъ, мужъ и старецъ прожили-бы здсь, окруженные опасностями, свои назначенные сроки. На такую толпу хотлъ бы я взглянуть, съ вольнымъ народомъ стоять на свободной земл! Тогда-бы я могъ сказать мгновенью: Остановись! Теб я радъ!— И цлыя столтія не уничтожили бы слдовъ моего существованія.— Въ предчувствіи этого высокаго счастія я вкушаю теперь высшее мгновеніе жизни!

Роковое слово, на которомъ былъ основанъ договоръ съ Мефистофелемъ, произнесено, срокъ наступилъ и Фаустъ умираетъ. Мефистофель, окруженный Лемурами, принимаетъ свою добычу.

Меф. Никакое наслажденіе его не насытило, никакое счастіе его не удовлетворило, бднякъ, который такъ долго боролся со мною, хотлъ удержать послднее, дрянное мгновеніе. Время воцарилось, старикъ умеръ, часы остановились.

Хоръ. Остановились, они молчатъ какъ полночь, стрлка падаетъ.

Меф. Падаетъ, все совершилось.

Хоръ. Все прошло.

Меф. Прошло? Какое глупое слово? Зачмъ прошло? Все одно, что прошло, что не было?—

Мефистофель окружаетъ себя цлымъ легіономъ демоновъ, для того чтобы, врне удержать душу Фауста. Но иметъ-ли онъ право на эту душу? Выполнилъ-ли онъ условія договора? удовлетворилъ-ли желанія Фауста? успокоилъ-ли его чувствомъ самодовольствія?— Нтъ! Фаустъ на закат дней понялъ свое назначеніе, и съ этихъ поръ вліяніе Мефистофеля потеряло надъ нимъ всю свою силу, неутомимая дятельность, употребленная на пользу человчества, строгое исполненіе обязанностей, которыя достались на его долю, успокоили Фауста въ послдніе дни его жизни.

Небесные ангелы спускаются на землю и уносятъ душу Фауста къ престолу вчнаго милосердія. Демонъ тьмы, пораженный красотою чистыхъ ангеловъ свта, не можетъ удержать добычи, которую онъ неправедно присвоилъ себ.

Хоръ ангеловъ встрчаетъ душу Фауста.

Спасенная гршница молится за него теплыми слезами: Маргарита, очищенная раскаяніемъ отъ своего невольнаго преступленія, теперь пришла заступницей Фауста къ подножію вчнаго трона, и ея молитвой, ея слезами, бдный труженикъ находитъ успокоеніе отъ тяжкихъ трудовъ земного странствія, отъ бурныхъ страстей и отъ сомнній, которыя везд его преслдовали.

Вся эта картина спасенія Фауста проникнута трогательнымъ стремленіемъ души человческой, для которой земля только временная обитель. Душа — только гость на земл, ее ожидаетъ другая родина и она, освободясь отъ бренной одежды праха, улетаетъ на лоно любви и милосердія.

0x01 graphic

ПРИМЧАНІЯ

Посвященіе и прологъ.

Въ посвященіи поэтъ обозначаетъ свое личное отношеніе къ трагедіи. Подъ старость онъ досказываетъ намъ созданіе юности. Чудный новому поколнію, онъ воспоминаетъ прежніе годы и прежнихъ друзей, при нихъ развивалась дума поэта. Ихъ нтъ! однихъ разнесла буря жизни по широкому лицу земли, другихъ не стало! бдный поэтъ довряетъ свое созданіе, свои слезы и радости новому поколнію, его страшатъ рукоплесканія чужой толпы, но тайная сила вдохновенія увлекаетъ его къ прошедшему и въ пестромъ мор воспоминаній исчезаетъ печальная существенность.

Прологъ показываетъ отношеніе поэта къ вншнему міру. Характеръ трехъ дйствующихъ лицъ развитъ съ необыкновеннымъ искусствомъ, это врный списокъ съ природы. Расчетливая спекуляція директора приводитъ въ негодованіе независимую, гордую душу поэта, а юморъ, въ вид комика, становится посредникомъ между поэтическимъ и существеннымъ бытомъ человка. См. Falk, стр. 320.

Первая сцена въ кабинет.

Мы видимъ глубокомысленнаго ученаго, который, прошедъ всю область человческаго знанія, удостоврился въ ограниченности жалкихъ ислдованій ума. Ненасытная жажда истины, соединяясь съ творческимъ воображеніемъ поэтической души, указываетъ ему новый путь въ невидимомъ мір духовъ. Чувствуя таинственную связь существъ, сопряженныхъ неразрывною цпью на различныхъ ступеняхъ бытія, онъ восклицаетъ: Теб доступенъ міръ духовъ!

Книга Нострадама укажетъ ему дорогу въ высшія сферы. Онъ видитъ изображеніе духа природы, но его обширная, творческая дятельность навсегда останется недоступною человческому уму, онъ заклинаетъ духа земли, но подавленный, пораженный словами мощнаго виднія, онъ падаетъ съ горькимъ чувствомъ собственной немощи. Приходъ Вагнера спасаетъ его отъ отчаянія. Вагнеръ — живая каррикатура мертваго, книжнаго знанія, прямое противорчіе Фаусту, бездушный образецъ жалкой, самодовольной учености. Гинрихсъ, стр. 73, видитъ въ немъ представителя эмпирическихъ наукъ, а въ Фауст представителя философіи. Разговоръ съ Вагнеромъ убждаетъ Фауста еще боле въ ничтожности земныхъ покушеній. Жизнь дразнитъ его уродливыми личинами тысячи заботъ Ему наскучило быть игрушкою неразршимыхъ сомнній, смерть раскроетъ ему неразгаданный узелъ жизни, онъ ршился и твердою рукою подноситъ ядовитое зеліе къ устамъ. Ззонъ колоколовъ съ ближняго храма его останавливаетъ. Дтскія воспоминанія оживляются. Остатокъ религіознаго чувства, удерживаетъ его отъ погибели. См. Вебера стр. 71, Лейтбехера. стр. 261 Дюнцера, стр. 29.

Р. 28 1. 10. Михаилъ Пострадамусъ, р. 1503 у 1566. придворный медикъ Карла IX и знаменитый прорицатель Франціи. Книга его издана въ 1555 г. подъ заглавіемъ: Les prophecies de М. Michel Nostradamus. Dont il у en а troi cens, qui n’ont encores jamais est imprimes, trouves en une biblioth&egrave,que dlaissez par l’autbeur. A Troyes par Pierre Chevillot. l’imprimeur du roi См Morhof. Polyhistor 1. 10.

P. 28 1. 21. Макрокосмусъ, духъ природы, духъ вселенной,

Р. 30 1. 1. Микрокосмусъ, духъ земли, отраженіе духа вселенной въ тсныхъ предлахъ нашей планеты. Гёте заимствовалъ эти два лица изъ теозофіи и космогоніи среднихъ вковъ. Книги Парацельса. Агриппы. Гельмонта и другихъ, представляютъ намъ странную смсь древнихъ, орфическихъ преданій, идей Платона и гностиковъ и нелпыхъ, каббалистическихъ выдумокъ.

Сцена за городскими воротами.

Изъ тснаго кабинета, отъ мертвой утвари ученаго, этого символа безжизненнаго воззрнія на науку, Фаустъ переходитъ въ открытое поле, на свтлый пиръ весенней природы. Въ противоположность безпокойному, внутреннему боренію души, мы переходимъ къ шумному, деревенскому празднику. Въ живой картин кипящаго народа мы встрчаемъ то же безотчетное стремленіе, то же движеніе впередъ. Вся эта сцена обрисована свжими красками жизни. Фаустъ, недовольный незаслуженными похвалами народа, удаляется отъ толпы. Воспоминаніе чумы снова убиваетъ его сознаніемъ человческой немощи. Въ немъ опять просыпается стремленіе къ иному міру, онъ опять призываетъ духовъ и таинственный пудель магическими кругами приближается къ нему.

Р. 57 1. 25. Алхимическіе составы среднихъ вковъ.

Р. 62 1. 12. Преданіе упоминаетъ тоже о собак Фауста, называя ее Prestigiar.

Р. 62 1. 12. Это мсто объясняется мыслями Гёте о монадахъ. Пудель, слдуя дйствію какой-то невидимой силы, (дйствію верховной монады) боле и боле приближается къ Фаусту. Такимъ образомъ высшая монада привлекаетъ другія слабйшія, подчиняя ихъ сфер собственной дятельности. Falk, стр. 226

Вторая сцена въ кабинет.

Фаустъ возвращается въ сопровожденіи пуделя. Созерцаніе природы успокоило бурныя волненія души. Въ торжественномъ расположеніи духа исчезаетъ мелкая страсть Пудель ворчитъ. Ему не нравится одинокая бесда успокоеннаго философа, Фаустъ замчаетъ наконецъ необыкновенныя движенія пуделя. Подозрвая значеніе страннаго гостя, онъ заклинаетъ его магическими формулами. Пудель распадается въ туман и въ вид странствующаго студента является Мефистофель. Самый колоссальный характеръ этой трагедіи есть Мефистофель. Проникнутый живою, творческою мыслію поэта, онъ представляется въ ясномъ образ дйствительной жизни. Всякое сомнніе въ невроятности и невозможности подобнаго явленія исчезаетъ передъ убдительною силою изображенія. Въ Мефистофел нтъ ничего неестественнаго. Мы бы не удивились, встрчая подобный характеръ въ пестрыхъ явленіяхъ жизни. А между тмъ въ немъ проявляются темныя стихіи демона съ такою силою очевидной истины, что мы молча принимаемъ олицетвореннаго сатану, какъ необходимое, естественное явленіе. Въ философическомъ смысл гётева созданія, Мефистофель представляетъ начало зла, какъ нравственную необходимость.

Въ немъ сосредоточиваются вс видимыя отрицанія въ природ и въ индивидуальномъ характер каждаго человка. Онъ является только тогда, когда Фаустъ потерялъ уже путеводную нить своего назначенія. Мефистофель представляется въ вид обыкновеннаго человка. Въ немъ, повидимому, повторяются т же страсти, слабости и добродтели, но и самая привязанность, самое состраданіе, которое иногда въ немъ проявляется отравлено ядовитымъ дыханіемъ отрицанія. Кому удалось сдружиться съ мыслію о необходимости зла, тому является оно въ мудромъ домоводств Божіемъ, какъ условная сила, содйствующая по предначертаніямъ вчнаго закона къ движенію благой, непостижимой цли. См. Weber, стр. 35. Falk, стр. 229. Deyks, стр. 21. Enk, стр. 34.

Р. 67 1. 10. Ключъ Соломона, магическая книжка. составленная европейскими каббалистами. См. Adelungs Geschichte der menschlichen Thorheit. Часть 4, стр. 332.

P. 68 1. 19 Это заклинаніе основано на трактат глубокомысленнаго, но суеврнаго Парацельса: de Num phis Sylphis, Pigmaeis, et Salamaiidris et de ceteris spiritidus. Заклиная пуделя, Фаустъ обращается къ четыремъ главнымъ духамъ, которые могли въ немъ скрываться, къ духу огня (Саламандра), къ духу воды (Ундина), къ духу воздуха (Сильфа) и къ духу земли, къ домовому (Incubus). См. Leutbecher, стр. 269 и Weber, стр 85.

Р. 74 1. 9. По ученію магіи Пентаграмма или Пентильфа представляетъ изображеніе земли и ада. Она бываетъ двоякаго рода. Одинъ употребляется для заколдованія. между тмъ какъ другой снимаетъ чары. См. Grotefend, въ Allgemeine Encyciopdie von Ersch und Gruber. Часть III, стр. 81.

Сцена условія.

Фаустъ, отверженный могущественнымъ явленіемъ духа земли, измученный безпрерывнымъ повтореніемъ напраснаго стремленія, съ презрніемъ принимаетъ предложеніе Мефистофеля. Онъ знаетъ, что чортъ не можетъ удовлетворить его духовнаго стремленія, знаетъ, что этимъ путемъ онъ не дойдетъ до высокой цли человческаго назначенія, но утомленный тщетными усиліями ума. онъ хочетъ утолить мучительную, духовную жажду наслажденіями чувственности. Договоръ совершается и Мефистофель торжествуетъ, но чортъ на этотъ разъ ошибается въ своихъ разсчетахъ. Ослпленіе человка, который всми силами высокаго ума искалъ разршенія тайнъ природы, не можетъ быть продолжительно. Чувственныя наслажденія не наполнятъ дятельной, умственной жизни.

Р. 98 1. 17. Эти слова примняются къ пребыванію Гёте въ Лейпциг, но въ нихъ заключается и общая иронія на безжизненныя словопренія ученыхъ, на бездушное разложеніе частей безъ уразумнія духовнаго смысла цлаго.

Р. 100 1. 9. Мы, можетъ-быть, и здсь найдемъ примненія къ метафизик кантовой школы, предполагая эти слова слдствіемъ опасеній, возбужденныхъ въ Гёте полемикой Гердера и Гаманна противъ Канта. См. Leutbecher, стр. 272.

Погребъ Ауербаха.

Эта сцена, какъ и слдующая, находится въ неразрывной связи съ предыдущими. Мефистофель, увлекая Фауста изъ тснаго кабинета на шумное поприще чувственной жизни, дйствуетъ по собственному, предварительному соображенію, выраженному словами:

Я увлеку его дорогой жизни шумной,

Путемъ ничтожности пустой.

Аллегорическое значеніе этой сцены указываетъ, можетъ быть, на вторую шлезвигскую школу, которая наполняла Германію грозными произведеніями необузданнаго воображенія. Основаніемъ сцены послужило самое преданіе.

Кухня вдьмы.

Въ этой сцен Мефистофель разгорячаетъ воображеніе Фауста, возбуждая чувственность его волшебными напитками. Чортъ вренъ и непоколебимъ въ своихъ намреніяхъ. Онъ дйствуетъ на страсти, на чувственную сторону Фауста. Искуситель представляетъ ему роскошное изображеніе женщины, рисуетъ ему наслажденія нги и все боле и боле завлекаетъ его въ свои соблазнительныя сти. Разсматривая эту сцену, какъ каррикатуру нелпостей литературнаго міра, мы находимъ въ ней дкую сатиру, направленнную преимущественно противъ журналистовъ того времени. Переписка Шиллера и Гёте объясняетъ намъ въ этомъ случа многія темныя мста и выраженія. Рейхардъ, Поссельтъ, Гсннигсъ. Бютъ, Генцъ и другіе играютъ забавныя роли въ этомъ собор безумія и нелпостей. Котъ-журналистъ, жадный до платы и денегъ, можетъ и въ наше время служить образцомъ литературныхъ торгашей. Нелпая декламація вдьмы тоже похожа на напыщенныя выраженія мнимыхъ философовъ, которые пользовались по своему объдками Канта. Фихте и другихъ великихъ мыслителей того времени. См. Weber, стр. 94. Lentbecher. стр. 274.

Фаустъ и Маргарита.

Встрча Фауста съ Маргаритой пріуготовлена предыдущей сценою. Эта дивная исторія любви представлена поэтомъ съ ужасающей истиной. Характеръ Маргариты — высокій образецъ двственной чистоты. Гёте украсилъ его всми прелестями простоты и невинности. Маргарита одно изъ тхъ поэтическихъ созданій, которыя, нисколько не выходя изъ предловъ нашей природы, привлекаютъ насъ всмъ очарованіемъ идеальнаго міра. Я не знаю, кром Шекспира другого поэта, который былъ бы такъ искусенъ въ изображеніи женскихъ характеровъ, какъ Гёте. Чувственность сводитъ Фауста съ Маргаритой. Любовь и довріе губятъ бдную двушку. Но въ ясномъ зеркал этой чистой, двственной души отражается мрачное изображеніе преступнаго любовника: онъ боится этого милаго существа, которое дтскою простотою торжествуетъ надъ нимъ. Но демонъ, къ которому онъ прикованъ, поджигаетъ страсти, торопитъ къ наслажденію, ближе и ближе стягиваетъ лукавыя сти и топитъ въ необдуманномъ преступленіи. Все развитіе этой любви, паденіе Маргариты, смерть брата, убитаго Фаустомъ, страшная сцена въ собор, гд внутреннему карающему голосу души отвчаетъ строго церковное пніе, все это возбуждаетъ невольное участіе глубокою, поражающею истиною.

Валпургіева ночь.

Мефистофель увлекаетъ Фауста от погибающей Маргариты. Стараясь заглушить въ немъ внутренній голосъ души, онъ приводитъ его на шумный праздникъ волшебнаго міра. Въ этомъ грязномъ, нестройномъ хаос онъ хочетъ разорвать послднія пружины, связывающія Фауста съ человчествомъ. Эта сцена сама по себ представляетъ разршеніе одной изъ самыхъ трудныхъ поэтическихъ задачъ, ежели только поэзія допускаетъ задачи. Передъ нами совершается дивное олицетвореніе небывалаго, фантастическаго міра. Брокенъ, въ мрачномъ костюм своемъ, какъ исполинъ волшебнаго преданія, открываетъ намъ пеструю картину ли каго праздника. Блудящіе огни, духи металла, совы, вдьмы, вшу мной пляск, съ громкимъ хохотомъ мелькаютъ передъ глазами. Все дышетъ, все кипитъ какою-то волшебною жизнію. Съ другой стороны, представляется намъ дкая сатира литературнаго міра, политическихъ и философическихъ мнній того времени. Многія изъ этихъ колкихъ выходокъ обнаружены, другія, можетъ быть, навсегда останутся загадками.

Р. 227 1.21. Баубо — достойная представительница вдьмъ, элевзинская дочь земли, олицетвореніе самаго дерзкаго безстыдства. См. Weber, стр. 101.

Р. 234 1.1. Подъ именемъ генерала, Гёте хотлъ изобразить судьбу Дюмурье и другихъ, подобныхъ ему мужей, которые, переживъ свою эпоху, испытали черную неблагодарность народа, забывшаго вс ихъ заслуги.

Р. 234 1.6. Министръ представляетъ легимитистовъ до 1789 года.

Р. 234 1.11. Подъ этимъ именемъ Гёте изобразилъ революціонеровъ, которые, изгнавъ аристократію изъ ея наслдныхъ дворцовъ, сами поселились въ нихъ, безъ труда привыкая къ нг и роскоши въ этомъ быстромъ переход отъ нищеты къ богатству.

Р. 2361.7. Лилитъ — миическое лицо стараго еврейскаго преданія. Самое названіе тождественно съ названіемъ Илитіи (, , Eleutho). Понятіе евреевъ не противорчитъ первоначальному значенію этого древняго греческаго божества. Сюда оно въ свою очередь, вроятно, перешло изъ вавилонскихъ и арабскихъ преданій. Крейцеръ выводитъ это заключеніе изъ сходства словъ: Lilith, Alilat, Mylitta. Эти выраженія соотвтствуютъ понятіямъ Ночи и Родовъ, (Seiden de Oils syris). Какъ богиня родовъ Илитія иметъ почти то же значеніе, какъ и Латона (, ). Она древне Крона (Pausanias VIII, 21). Самый хаосъ не превосходитъ ея въ этомъ отношеніи, или лучше сказать сливается съ нею въ одно понятіе. Какъ богиню родовъ мы встрчаемъ ее уже въ Иліад (XIX, 103). Преданіе говоритъ, что она пришла изъ странъ гиперборейскихъ въ Делосъ, чтобы помогать Латон въ ея занятіяхъ. У буддистовъ Мая иметъ то же значеніе.

Р. 1371.18. Буквальное значеніе слова указываетъ на книгопродавца и ученаго Фридриха Николая, помстившаго въ Бистровой Neuer Berliner Monatsschrift въ 1799 году статью подъ заглавіемъ: Beispiel einer Erscheinung mehrerer Phantasien nebst einigen erluternden Anmerkungen, въ которой доказывалъ, что различныя фантастическія виднія, возмущавшія его въ 1791 г., были ни что иное, какъ слдствіе геморроидальной болзни. Этотъ человкъ возбуждалъ противъ себя общее негодованіе всхъ благомыслящихъ людей своими опрометчивыми и дерзкими сужденіями о многихъ современныхъ ему знаменитостяхъ.

Сонъ въ Валпургіеву ночь.

Эта интермедія заимствована изъ шекспирова ‘Сна въ лтнюю ночь’, въ ней изображено нсколько литературныхъ и философическихъ портретовъ, поэтъ, повидимому утаилъ, многіе куплеты, по крайней мр въ нкоторыхъ мстахъ мы видимъ явные промежутки. Можетъ быть время и Эккерманъ откроютъ намъ когда-нибудь таинственный, валпургскій мшокъ, о которомъ упоминалъ Гёте въ разговорахъ съ Фалькомъ. См. Falk, стр. 92.

Р. 245 1.6. Мидингъ былъ директоромъ веймарскаго театра, къ нему относится и стихотвореніе, напечатанное въ полномъ собраніи гётевыхъ сочиненій.

Р. 246 1.3. Фантастическое лицо въ свит Оберона. См. ‘Сонъ въ лтнюю ночь’ Шекспира.

Р.246 1.8. Воздушный геній въ услугахъ мага Проспера. См. ‘Бурю’ Шекспира.

Р. 274 1.14. Еще выходка противъ книгопродавца Николая.

Р. 247 1.23. Въ стихотвореніи die Gtter Griechenland’s, Шиллеръ жалуется на бездушное, холодное воззрніе современныхъ поэтовъ на природу и съ горькимъ упрекомъ вспоминаетъ живую, греческую миологію. Это стихотвореніе навлекло на бднаго Шиллера негодованіе многихъ богослововъ, которые, не разумя истинной мысли поэта, провозгласили его атеистомъ.

Р. 248 1.1. Судя по одной изъ гётевыхъ ксеній, этотъ куплетъ относится къ художнику Карстену.

Р. 248 1. 6. Неудачные опыты Кампе. очистить нмецкій языкъ отъ иностранныхъ словъ, произвели этотъ куплетъ.

Р.249 1.11. Геннингсъ былъ издателемъ двухъ журналовъ: Генія времени и Музагета, онъ нападалъ на Шиллера и Гёте за сочиненіе ксеній.

Р. 250 1.5. Еще выходка противъ Николая и Бистера, которые въ своихъ сочиненіяхъ безпрерывно толковали о тайныхъ дйствіяхъ уничтоженнаго ордена іезуитовъ.

Р. 251 1.22. Лафатеръ. См. Eckerinann’s Gesprche mit Gthe II. стр. 70

P. 252 1.5. Острота этого куплета состоитъ въ непереводимой игр словъ, основанной на созвучіи выраженій Teufel и Zweifel.

Послдняя сцена.

Путешествіе по Брокену не произвело желаннаго впечатлнія на Фауста. Узнавъ о несчастномъ положеніи Маргариты, онъ съ ужасомъ спшитъ въ ея темницу, желая освободить несчастную жертву своей любви. Сцена въ темниц принадлежитъ къ самымъ чистымъ и трогательнымъ произведеніямъ драматической поэзіи. Характеръ безумной Маргариты обрисованъ яркими красками. Простота языка необыкновенная, даже въ тхъ мстахъ, гд бдная страдалица, близкая смерти, возвышается до лирическаго одушевленія Я не умлъ передать высокихъ красотъ оригинала, я въ нкоторыхъ мстахъ даже отступалъ отъ него, думая боле о смысл, нежели о словахъ подлинника. Буквальный переводъ не всегда бываетъ и точнымъ переводомъ, по моему мннію славное достоинство хорошаго перевода состоитъ въ томъ, что онъ по возможности производитъ то же впечатлніе, какъ и подлинникъ.

Я перевелъ только первую часть Фауста, которая, касаясь всхъ вопросовъ жизни, въ поражающей картин всхъ страстей и слабостей человка, иметъ особую занимательность и сама по себ представляетъ стройное цлое. Вторая часть, богатая красотами символической поэзіи, не иметъ того живого, драматическаго движенія. До 1831 года мы знали только первую часть съ весьма немногими отрывками изъ второй, которая принадлежитъ послднимъ годамъ гётевой жизни. Об эти части, сохраняя ту же идею и то же направленіе, представляютъ между собою отношеніе юношескаго пыла и старческаго спокойствія одного и того же человка.

ФАУСТЪ

I. В. ГЕТЕ

Э. И. ГУБЕРА.

Посвященіе.

Предисловіе.

Посвященіе.

Прологъ въ театр.

Прологъ на небесахъ.

Фаустъ.

За городскими воротами.

Фаустъ. Вагнеръ.

Кабинетъ.

Фаустъ (входитъ съ пуделемъ).

Кабинетъ.

Погребъ Ауербаха въ Лейпциг.

Кухня вдьмы.

Улица.

Вечеръ.

Гулянье.

Домъ сосдки.

Улица.

Садъ.

Бесдка.

Лсъ и пещера.

Комната Маргариты.

Маргарита. Фаустъ.

Колодезь.

Церковная ограда.

Ночь.

Соборъ.

Валпургіева ночь.

Пасмурный день.

Ночь.

Вторая часть Фауста.

Маленькій садикъ.

ПРИМЧАНІЯ

Посвященіе и прологъ.

Первая сцена въ кабинет.

Сцена за городскими воротами.

Вторая сцена въ кабинет.

Сцена условія.

Погребъ Ауербаха.

Кухня вдьмы.

Фаустъ и Маргарита.

Валпургіева ночь.

Сонъ въ Валпургіеву ночь.

Послдняя сцена.

Читайте также: