С.-ПЕТЕРБУРГЪ Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., No 2 1880
‘ЭКЗАМЕНТЪ’.
Жена старшаго дворника, жирная женщина съ необычайно развитой грудью, только что вернулась изъ бани въ свою коморку, и красная какъ вареный ракъ, наставляла самоваръ около печки. Старшій дворникъ въ ситцевой рубах и жилетк лежалъ на кровати, наполовину скрытой за ситцевымъ пологомъ, протянутымъ отъ печки къ шкапу и потягиваясь звалъ въ ожиданіи самовара. Въ коморку вошелъ подручный дворника, молодой парень въ толстой полосатой фуфайк, выглядывавшей изъ-подъ жилетки, и снялъ фуражку съ бляхой.
— Я, дяденька Егоръ Демьянычъ, за ключами…— сказалъ онъ.— Завтра въ двадцать первомъ номер стирка, такъ прачешную отворять надо да дровъ наносить.
— Бери, да какъ наносишь, то запри, а то какъ-бы баловства подъ вечеръ не было. Подозрительный человкъ въ ночевку не забжалъ-бы…— отвчалъ дворникъ.
— Само собой. Безъ запору какже.
— Нтъ, я къ тому, что ты внов еще, а отъ насъ тои кость требовается. Вонъ третьяго дня тамъ прачка Акулина съ неизвстнаго званія солдатомъ кофій пила.
Подручный взялъ ключи и слъ на табуретку.
— Хоть погрться маленько да окурочка пососать, сказалъ онъ, шаркая спичкой о штанину.
— Доходишь-ли, Силантьюшка, по своей должности-то? Нонче охъ какъ трудно въ вашемъ дворницкомъ чин! обратилась къ нему дворничиха.— Поди, дико съ первоначалу-то изъ деревни на наши порядки?
— Дико-то дико, но дохожу… При старательности можно…
— А все-таки до настоящей струны еще не дошелъ, какъ слдоваетъ, ввернулъ свое слово дворникъ.— Постой-ка вотъ я теб экзаментъ этотъ самый сдлаю.
— Что жъ, сдлай, мы въ лучшемъ вид…
— Зачмъ фонарь на воротахъ съ номеромъ вывшенъ?
— Само собою зачмъ. Для просвщенія улицы.
— Врешь. Вотъ по первому пункту и врешь! Для просвщенія улицы особые фонари выставлены, т газомъ освщаются и безъ номеровъ, а этотъ фонарь керосинный и выставленъ онъ для просвщенія дома, чтобъ всякій, даже и хмльной человкъ чувствовалъ свою праву, что онъ въ свой домъ идетъ, а не въ чужое мсто лзетъ. Теперь второй пунктъ. Что ты долженъ у воротъ на дежурств длать?
— Сидть и по сторонамъ поглядывать, все-ли благополучно.
— Врешь. Поглядывать мало. А вдругъ ты будешь безъ мыслевъ поглядывать? Ты долженъ поглядывать и думать: какой такой народъ мимо проходитъ? Идетъ къ примру барыня, а ты подпускай такую пронзительность, что, молъ, не баринъ ли это переодтый балуется?
— А какъ-же ежели на святкахъ переряженные?
— Все-равно. Опять ведутъ ночью въ ворота хмльнаго человка — ты сейчасъ смотри: свой-ли онъ? Ежели чужой, то не допущай. А будутъ артачиться…
— Въ загривокъ накласть?
— По закону — ни-ни. За это отвтишь, ежели при свидтеляхъ. Безъ свидтелей лупи сколько влзетъ, а при публик нельзя. По закону ты ему можешь только уши натереть для вытрезвленія. Еще пунктъ… Какъ ты долженъ себя на дежурств соблюдать?
— Извстно, во всей своей ласковости, и чтобъ городовому почтительность.
— Мало. Съ мастеровыми ты долженъ не якшаться, содержать себя гордо и разговоры не водить, а молъ: ‘проходите, господа, васъ честью просятъ’. Вотъ и все. За водкой не посылать и не трескать винища, ежели тебя и проходящіе изъ своей посуды соблазнять будутъ.
— Слушаю.
— Ну, а когда ворота запирать, огонь на лстницахъ гасить?
— Въ одиннадцать часовъ вечера этому препона…
— Это ловко и даже въ центру. А какъ ты узнаешь, что одиннадцать часовъ? Вдь у тебя часовъ нтъ.
— Когда кабакъ насупротивъ насъ запирать начнутъ, тогда и одиннадцать.
— Врно. А какіе еще есть признаки?
— Двицы изъ шестнадцатаго номера гулять въ клубъ подутъ.
— Дуракъ! А ежели двицы въ клубъ не подутъ? Ежели у нихъ гость дома сидитъ? Двицы тутъ не причемъ! А окромя кабака, у тебя есть портерная и трактиръ подъ наблюденіемъ. Тамъ запорами зазвенятъ — звени и ты. Понялъ?
— Понимаю.
— Теперь десятая аллегорія… Какъ ты долженъ съ извощикомъ разговаривать, который ночью подозрительнаго мазурика къ воротамъ привезъ?
— Никакъ, дяденька. Обязанъ сидть и молчать.
— Врешь. Ты долженъ подойти и спросить его: откуда взялъ.
— Все это я, дяденька, буду чувствовать.
— Ну, то-то. Теперь въ одиннадцатомъ пункт…
— Да что ты къ малому-то присталъ, Елизаръ Демьянычъ!— остановила дворника жена.— Дай ему передышку сдлать, а то съ однако напираешь.
— Съ однако!.. Коли онъ новикъ у насъ, то я его долженъ обучать. Ему-же въ пользу… возразилъ дворникъ.
— Да самъ-то ты много-ли знаешь! Подъ носомъ что у тебя длается ты и то не видишь. По трактирамъ да портернымъ ты ходить гораздъ, такъ гд-же теб про жильцовъ наблюденіе длать.
— Анъ врешь! Я все до тонкости! крикнулъ дворникъ.— Ну, длай мн сама экзаментъ!
— Изволь. Только я про жильцовъ больше, потому дворницкихъ порядковъ вашихъ я не знаю, чтобы какъ тамъ въ караул съ бляхой стоять, сказала дворничиха и подбоченилась. По какому виду у тебя кухарка Ульяна въ девятомъ номер живетъ?
— Извстно по адресному билету, а адресный выданъ по плокату.
— Брешь. Она живетъ такъ безъ всего. Старый паспортъ и деньги она послала съ земляками въ деревню, а т пропили и новаго паспорта не выслали. Вчера она какъ въ прачешной-то выла! ‘Хозяева, говоритъ, съ мста гонятъ’. А барыня въ сорокъ четвертомъ номер какимъ рукомесломъ занимается?
— Учительша она.
— Врешь.
— Ну, повитуха.
— Все не такъ. Ты вотъ разузнавалъ-разузнавалъ кто она такая, да и не разузналъ. А я знаю. Она гадалка. На картахъ да на кофейной гущ гадаетъ. И мн гадала.
— Ахъ, шельма!
— Какой вры?
— Русской.
— Врешь. Лимонской. Стала я ее спрашивать какой она вры, потому образовъ у ней нтъ. А она мн: ‘намъ, говоритъ, образовъ не полагается, потому мы изъ Лимоніи, латыши, и вра у насъ лимонская’. Ахъ ты! А еще старшій дворникъ!
— Да ну тя въ болото! огрызнулся дворникъ. Смотри, вонъ самоваръ ушелъ.
Дворничиха подняла съ пола ведерный самоваръ и поставила его на столъ.