Экономический рост Европы до возникновения капиталистического хозяйства. Т. 1., Ковалевский Максим Максимович, Год: 1898

Критика и публицистика
Время на прочтение: 44 минут(ы)
Скачать в PDF

M. M. Ковалевский

Экономический рост Европы до возникновения капиталистического хозяйства

Т. 1. Москва, 1898. 712+ХХХХМС.

Подготовка к публикации и примечания профессора Г. П. Мягкова (Казань)

ВСТУПЛЕНИЕ
Общий взгляд на экономический рост Европы в эпоху, предшествующую капиталистическому хозяйству, и на соответствующие экономические учения.
С. VII—XIII

I

Формы народного хозяйства не следуют друг за другом в произвольном порядке, но подчинены известному закону преемства. Важнейшим фактором их эволюции является в каждый данный момент и в каждой данной стране рост населения, большая или меньшая его густота, а во всех вместе обусловленная тем же ростом большая или меньшая зависимость отдельных национальных хозяйств в деле производства и потребления друг от друга. Эта теория противоречит защищаемому итальянцем Лориа (1) учению, что большее или меньшее протяжение свободных для занятия земель обусловливает чередование хозяйств рабского, крепостнического и вольнонаемного. В действительности никогда не существовало, как мы покажем это ниже, таких свободных для занятия земель, так как пустоши признавались издавна собственностью племен и родов, сельских общин и заменивших их со временем поместий, откуда между прочим возникло и запрещение допускать чужеродцев к поселению иначе, как под условием усынопления их племенем или родом, запрещение занимать земли в пределах общины без согласия всех и каждого из ее членов, ‘соседей’ или ‘вицинов’, а также правило, в силу которого никем не занятые участки признавались принадлежащими феодальному собственнику.
Если Лориа говорит о свободной земле в средние века, то он делает это только потому, что злоупотребляет аналогией средневековых хозяйственных порядков с теми, какие созданы были колонистами Нового Света, да и сами эти колонисты потому только имели дело со свободными землями, что отрицали за туземцами те права племенного, родового, общинного и частного владения, какие нашедшие на Римскую империю варвары признали за римским населением. После работ Вайца и Фюстельде Куланжа (2) трудно говорить о существовании и в момент нашествия варваров свободной для занятия земли. Даже там, где как в мусульманском мире, собственность не находила еще полного признания, пустопорожние земли считались принадлежащими главе правоверных (имаму). Отголоски этого воззрения можно открыть даже в таких христианских государствах, как древняя Московия, в которой Антоний Поссевин в XV-ом веке находил еще господствующим учение о принадлежности всей земли царю, быть может, как преемнику татарских ханов (3).
Не большее или меньшее обилие пустопорожних земель обусловливает смену форм народного хозяйства, а большая или меньшая густота населения, от которой зависит прежде всего выбор форм производства, а затем зависят размер и порядки фактического владения землей и самый характер общественных отношений.
Еще Либихом (4) высчитано приблизительно, какое пространство земли необходимо для удовлетворения потребностей охотничьей семьи. При возрастающей густоте населения эта пропорция нарушается и нет возможности обойтись без перехода к более интенсивным формам хозяйства, как-то к прирученью известных животных к потребностям человека (скотоводство, птицеводство, пчеловодство), разведению питательных растений (земледелие, виноделие, садоводство) и т.д. Формою же производства обусловливаются и порядок владения, и отношения свободы и зависимости отдельных групп и индивидов.
Сравнительная этнография открыла нам тот факт, что охота на большого зверя, как сухопутного, так и речного или морского, производится у отсталых народностей не в одиночку, а целыми бандами. Так как мясо подлежит порче, то неудивительно, если и в потреблении охотничьих народов долгое время держится коммунистический принцип. Обыкновенно только кости (рога, клыки), кожа или сало становятся предметом индивидуального присвоения.
В условиях охотничьего и рыболовного промысла нет также данных для развития сословного неравенства, по крайней мере до тех пор, пока увеличивающаяся густота населения не заставляет охотничье племя посягнуть на территорию соседа и обеспечить себе господство над последней истреблением или закабалением жителей. Таким образом и в данном случае рост населения является главным фактором изменений в сфере народного хозяйства и построенных на нем общественных отношений. В противоположность Лориа, мы скажем поэтому, что первичные промыслы, устраняя всякую мысль об индивидуальном присвоении почвы, не требуют также личной зависимости человека от человека, — а это значит, что начальные формы производства и потребления проникнуты характером коммунизма и свободы. Вот чем объясняется, между прочим, и то, что охота на крупного зверя производится обыкновенно не целыми племенами или родами, а свободными товариществами, возникающими и расторгающимися по взаимному согласию. Наглядную иллюстрацию этого представляет быт эскимосов Гренландии и инородцев северо-восточной Сибири.
Переход к скотоводству, вызванный невозможностью удовлетворить потребностям разросшегося населения (5) одной охотой и рыболовством, предполагает уже некоторую перемену как в производстве, так и в потреблении, а потому и в формах фактического владения и характере общественных отношений (6). Если охотникам необходимо известное пространство для осуществления их промысла, то для пастухов важно, чтобы в пределах отведенной для стад территории устранено было всякое вторжение посторонних элементов. Охотники действуют свободно на протяжении больших пространств, перемещаясь вслед за гонимым ими зверем. Скотоводы не выходят из пределов известного ограниченного района и не впускают никого в этот район. Сами эти пределы несравненно уже тех, какие необходимы охотничьему племени, почему малейшее возрастание живущего скотоводством народца сопровождается необходимостью найти новые пастбища для умножавшегося скота. Эти пастбища могут быть приобретены силою, путем войны и порабощения соседних охотничьих или пастушеских племен, но тот же результат может быть достигнут и мирным порядком, сдачею скота на прокорм соседним, более богатым пастбищами семьям-родам, нередко целым племенам. Примеры мы находим еще в наши дни на Кавказе, где горные тушинцы посылают свой скот к жителям соседних низменностей, и балкарцы принимают на содержание стада соседних кабардинцев. Не менее резкие примеры представляет нам древняя Ирландия, где по всей вероятности разноплеменные с кельтическими кланами ‘Фуид-гиры’ брали на свое попечение скот так называемых ‘боайрэ’, т.е. владеющих стадами чистокровных. При таких порядках могут возникнуть отношения не столько рабства и господства, сколько клиентства и патроната. В такие отношения могут вступать не только частные лица, вроде Иакова, зарабатывающего себе часть стад и жен службою у Лавана (7), но и целые племена, соглашающиеся в обмен на защиту взять на прокорм скот сильных соседей. В этом факте надо видеть источник происхождения тех своеобразных и регулируемых одним обычаем договоров, по которым услуги снявшего скот на прокорм оплачиваются продуктами стад и известной частью приплода, нередко под условием, чтобы съемщик поступил в личную зависимость от собственника стада.
Филологи, производя термин феод от слова ve (vieh — скот), указывают на связь, в какой первоначальное происхождение феодального верховенства стоит со владением стадами. В свою очередь, высокое общественное положение ирландских боайрэ или владельцев коров и зависимость от них фуид-гиров показывают, что и в кельтическом мире скотовладельцы имели известные права патроната но отношению к лицам и племенам, получившим от них эту ссуду живого капитала из-за его прироста.
Известно, что земледелие является на первых порах простым суррогатом к скотоводству и охотничеству. Оно носит этот характер не только у германского племени свевов, среди которых, по описанию Цезаря (8), только часть населения попеременно, из года в год, озабочена была сбором более или менее дикорастущих злаков, но и у автохтонов Америки, среди которых первые европейские колонисты также открыли зародыши сельского хозяйства только в качестве дополнения к первичным промыслам (9). Рост населения и на этот раз обусловил собою сперва появление такого суррогата, а затем все большее и большее расширение земледельческой деятельности в ущерб скотоводству и первичным промыслам.
Торжество земледелия означало одновременно и переход к совершенно новым порядкам потребления, и наступление неизвестной дотоле системы общественных отношений. Этот переворот совершился разумеется не сразу, переживания старинных форм производства еще многочисленны в древнейшую эпоху земледельческих порядков. Стоит припомнить хотя бы существование той наиболее экстенсивной системы хозяйства, какой является подсечное, еще удержавшееся на нашем севере, в Сибири и и казацких степях, а некогда распространенное по всей Московии: при нем крестьянин-землепашец, по примеру своего предка-охотника, не знает других границ своему фактическому владению, кроме тех, какие кладет ему топор и соха, с тою, однако, оговоркой, что захватная система пользования не должна выхолить за пределы общины-полости, которой данный владелец состоит членом.
При окончательном выдворении земледельческих порядков, производство и потребление все более и более теряют тот характер коммунизма и свободы, какой отличал их в эпоху первичных промыслов и только что зарождающегося скотоводства. Земледелие предполагает более постоянную связь производителя с почвою, чем та, какой требует охота и даже скотоводство. Переходы с места на место возможны, правда, на первых порах, и в земледельческую эпоху опять-таки под влиянием недостаточной густоты населения, доказательства мы находим и в быту древних германцев, которые, по словам Тацита, arva per annos mutant (10), и в быту первоначальных поселенцев наших степей с характеризующим их переложным хозяйством.
Но с возрастанием числа жителей той или другой местности, заимки из годовых становятся все более и более продолжительными. Когда же под влиянием все той же причины — прогрессивного роста населения, устанавливается впервые двухпольная система, в свою очередь, уступающая место при большей густоте, сперва трехполью, а затем многополию, — связь пахаря с почвою становится постоянной. Это значит, что одна и та же земля требует отныне непрекращающихся забот его по возделыванию. Одно уже это обстоятельство порождает, если не частную собственность, то по крайней мере частное владение при общинной собственности, родовой или мирской.
Общинное присвоение, устраняющее мысль о свободной заимке земли первым встречным, другими словами, не допускающее существования так называемого jus primi occupantis (11), ни мало не противится, однако, тому, чтобы фактическая утилизация полей производилась чужеродцами и иноплеменниками, попавшими в зависимое отношение благодаря насилию или свободному контракту. Целью войн с этого момента является не одно расширение района охотничьих угодий и пастушеских выпасов, но и приобретение того живого орудия производства, каким является человек. Неудивительно поэтому, если истребление пленных заменяется тою формою земельной кабалы, какую представляют так называемые servi rustici, т.е. поселенные в пределах рода-общины и приуроченные к уходу за полями рабы. Мы находим их и в древнем Риме, и у галлов Юлия Цезаря, и у германцев Тацита. Их присутствие, засвидетельствованное известным текстом римского аналиста (12), ни мало не устраняет возможности одновременного существования общинной собственности родов и сельских союзов, точно так же, как произведенное джатами и раджпутами поселение на правах простых возделывателей членов покоренных ими племен северозападной Индии и Пенджаба ни мало не мешает сохранению победителями нераздельного общинного владения сельской территорией (13).
И помимо войны, необходимость в земле и наипростейших орудиях производства, каких требует ее утилизация, заставляла безземельных отщепенцев чужих родов (абреков, изгоев, vargi (14) и т.п.) обменивать свою личную свободу и независимость на экономическую обеспеченность в неволе. Отсюда источник тех добровольных закабалений, примеры которых представляет история Рима, Галлии, древней Германии и Ирландии, не говоря уже о нашем отечестве, в котором они представлены, между прочим, ‘ролейными закупами’ Русской Правды (15).

II

Вся эта хозяйственная эволюция, потребовавшая тысячелетий для своего завершения, предшествовала зарождению философской мысли, понимаемой в смысле всякого вообще отвлечения. Древнейшие хозяйственные трактаты, не исключая и простых рассуждений о домостроительстве, образец которых представляет нам известное сочинение Ксенофонта (16), появились уже в эпоху окончательного торжества земледелия над первичными промыслами и скотоводством. Неудивительно поэтому, если на истории экономических учений могла отразиться только последующая смена форм народного хозяйства (17), и если древнейшие произведения мысли в этой области являются уже систематизацией быта земледельческого народа, тем только отличающегося от позднейших типов сельскохозяйственных производителей, что интересы торгового обмена отодвинуты у него на задний план, и надо всем господствует забота о домашнем потреблении. Эта та стадия экономического развития, на которой стояли народы Греции, в особенности — внутренних ее областей, в эпоху троянской войны (18) и, в слабейшей степени, накануне войн персидских (19). Это та стадия, которая пройдена была римлянами в эпоху царей и в первые времена республики (20) или германцами до их поселения в пределах Римской империи, она держалась долгое время, почти до XVIII-го века, среди кланов северной Шотландии, сохранивших вместе со своей автономией, и большую или меньшую оторванность от прочего мира. Ирландцы также удержали ее до момента их насильственного сближения с английской культурой, предпринятого Елизаветой и Кромвелем (21). Она ожила снова и в феодальном обществе, в момент решительного неуспеха затеянного Карлом Великим возрождения Римской империи (22), и держалась, наконец, в Московии до тех пор, пока открытия англичан и враждебные столкновения с Литвою и Польшею (23) не создали благоприятных условий для сбыта русского сырья за границу. В глухих углах России тот же порядок самодовлеющего хозяйства уцелел и много веков спустя, поддерживаемый даровым трудом крепостных и отсутствием удобных средств сообщения.
На этой ступени народного хозяйства меновая ценность еще не отличается от ценности потребительной и рост капиталов задерживается сознанием бесполезности накоплять легко подвергающиеся порче запасы долее, чем до ближайшей жатвы. Кредит, позволяющий современным хозяйствам производить операции на сумму, превышающую их оборотный капитал, совершенно не известен, так что раздел продукта производится исключительно между двумя классами лиц: земельными собственниками, являющимися в то же время и капиталистами, и сельскими рабочими, оплачиваемыми не жалованием, а землею.
Таково положение поселенных на землях римских собственников так называемых servi rustici и колонов II-го и III-го веков, а также сервов, вилланов или крепостных людей на средневековом Западе и в России, где они в обмен за более или менее продолжительную барщину или натуральные платежи получают наследственное пользование наделом в землях поместья.
Различие рабства и крепостничества, с момента приурочения рабов к сельским производствам и наделения каждого паем в общих полях и мирских угодьях, необходимо сглаживается. Происходит тот процесс, благодаря которому холопы древней России перешли в крепостных людей, наряду с задолженными свободными обывателями — так называемыми ‘серебренниками’, а римские колоны, смешавшись с рабами и мелкими аллоидальными владельцами, обратившимися в ‘чужих людей’ в силу ‘комендации’, наполнили собою ряды средневековых вилланов.
Характерную особенность поместного хозяйства, — все равно, будет ли класс собственников представлен членами нераздельной земельной общины, эксплуатирующими труд поселенцев, членов покоренного племени, или частными владельцами, — составляет большая или меньшая его изолированность. Я говорю о большей или меньшей изолированности, так как трудно представить себе такой момент, в котором отсутствовало бы всякое понятие обмена. Даже у народов охотничьих и пастушеских встречаются меновые сделки, производимые при соблюдении целого ряда обрядностей, свидетельствующих о том, что купец, как чужеродец, слывет врагом и всякое сношение с ним почитается поэтому за какой-то перерыв военных действий, но объектами мены являются в это время не предметы необходимости, а предметы роскоши, производство направлено на изготовление ценностей не для обмена, а для местного потребления. Впрочем, и здесь нужна оговорка: из продуктов первой необходимости, живые орудия производства, в том числе — скот, становятся и меновыми ценностями, откуда — происхождение денег (pecunia от pecus), и обычай варварских народностей, в том числе кавказских горцев, древних греков и ирландцев производить оценку предметов числом быков, коров и мелкого рогатого скота (щит Гектора стоит столько-то быков, а щит Главка (24) — столько-то, высшая плата за убийство у осетин 18 коров и т.п.). Но если таким образом понятие меновой ценности не отсутствует вполне и в быту охотничьих и пастушеских народов, если объектами междуплеменных сделок служат у них украшения, орудия и живой рабочий инвентарь, то у народов земледельческих продукты производства почти всецело идут на удовлетворение местных потребностей. Стоит вспомнить, что этими продуктами являются прежде всего хлебные злаки, трава, молоко и сыры, мед и воск, т.е. такие предметы, которые обыкновенно производятся в нужном количестве соседями и не допускают неограниченного в сроке сбережения. Подобная изолированность делает из помещичьего хозяйства совершенно особый тип. Его нельзя приравнять к тому в общем организме, как любое из современных частных хозяйств: это обособленное целое, самодовлеющая и независимая от других величина. О нем нельзя говорить в смысле народного хозяйства, и самый факт его существования устраняет возможность зарождения политикоэкономической мысли, т.е. теоретизации условий, благоприятных нарастанию богатств в целой нации. Может идти речь только о домостроительстве или имении-строительстве, может возникать вопрос только о том, на сколько целесообразно одностороннее стремление к накоплению ценностей, раз они превышают размеры потребления, и нужна ли для его удовлетворения, вне которого товары не находят сбыта, частная апроприация орудий производства, начиная с земли и оканчивая рабочим инвентарем, в том числе — и невольниками. При изолированном хозяйстве экономические интересы, — понимая под ними, согласно определению политико-экономов, стремление к производству возможно большего числа ценностей с возможно меньшими затратами, — не обособляются еще строго от интересов этических, т.е. стремления сообразовать жизнь с велениями толкуемого религией нравственного закона.
Немудрено поэтому, если в первых сочинениях древних писателей об экономии, как и в воззрениях средневековых отцов церкви и канонистов, постоянно смешиваются экономическая и нравственная точки зрения.
В трактате Ксенофонта, с которого обыкновенно начинают историю политической экономии, нет ничего, что бы даже издалека напоминало нам науку о народном богатстве, точно так же, как нельзя считать продуктами экономической мысли рассуждений отцов церкви о бедности и богатстве, милости и стяжании. Даже в позднейшую эпоху уже начавшегося менового хозяйства, склонные к морализации философы будут с любовью смотреть на этот начальный период хозяйственной эволюции, провозглашать его, заодно с народом, ‘золотым веком’ и черпать в характеризующих его особенностях элементы для построения идеального в их глазах общества.
Мечтания Платона, как и позднейшие по времени утопии Мора и Кампанеллы, сознательно или бессознательно, будут отражением порядков изолированного хозяйства, в котором чрезмерное производство, не находя исхода для ценностей нарынке, ведет только к бесцельной затрате сил и дает поэтому все основания ограничивать его размеры в интересах этических (25).
Те немногие писатели, которые, как, например, Аристотель, Блаженный Августин или Фома Аквинский, будучи современниками более или менее сложившегося менового хозяйства, пожелают дать теоретические основы выдвигаемым им требованиям, будут принуждены еще считаться с этической точкой зрения и придумывать особые натурфилософские, религиозные или хозяйственные мотивы для оправдания таких, например, явлений, как рабство и рост процентов. Аристотель поведет речь о естественном подчинении низших рас высшим. Блаженный Августин — о закабалении за грехи, Фома Аквинский, в противовес более ранним канонистам, о необходимости вознаграждать кредитора, не вовремя получившего обратно свои деньги, за причиненный ему тем убыток (отсюда и оправдание процентов) (26).
Особенности изолированного хозяйства искусственно поддерживаются под влиянием традиции и много времени спустя после исчезновения самой этой изолированности, другими словами — даже тогда, когда путем политического объединения, улучшения средств сообщения и т.д., обособленные хозяйства становятся органами одного и того же экономического и политического целого, — все равно, будет ли им город с прилегающей к нему территорией, или княжество. Производство по-прежнему приурочивается главным образом к удовлетворению потребностей местного рынка. Городские муниципии Италии или Германии, как и целые королевства, вроде Англии времен Плантагенетов или Франции эпохи Капетингов (27), смотрят на иноземный сбыт, как на случайное и временное явление. Для вывоза хлеба или шерсти, например, требуются особые разрешения, выдаваемые только при крайнем падении цен или по соображениям политическим и фискальным (благодаря, например, дружескому союзу с той или другой державой, желанию казны обогатиться вывозными пошлинами и т.п.). Но раз сбыт ограничен, в виде общего правила, потребностями местного потребления, то нет необходимости давать производству ту напряженность, которая отвечает строгому проведению экономического принципа накопления наибольшего числа ценностей с наименьшими затратами. К экономическому мотиву продолжает присоединяться и нравственный — обеспечение каждому неравных условий существования, т.е. таких, которые отвечают ступеням, занимаемой каждым на общественной лестнице. Отсюда — учение о justum precium (28) и законодательные меры, принятые к проведению этого учения на практике. Отсюда и нормирование цен на товары и труд и забота о качестве поступающих на внутренний рынок ценностей, — забота, вызывающая своеобразную организацию цехов с обязательным сроком ученичества и контролем властей за изготовляемыми мастерами продуктами. Отсюда же запрещение оптовых закупок сырья для спекуляции на разнице и преследование всех скупщиков, так называемых в Англии entailers и engrossers. Отсюда, наконец, и часто возобновляемые меры против роста процентов и преследования, жертвой которых делаются евреи-заимодавцы (29). Все равно, удерживается ли регулирование промышленности в руках центрального правительства (князя и его совета, городской ратуши и т.д.) или оно вверяется заботам торговых гильдий и промышленных цехов, при одном лишь контроле чиновников, — свободная конкуренция одинаково устранена вмешательством государства в порядки промышленного производства и распределения потребительных ценностей.
Экономическая литература конца средних веков и даже эпохи Возрождения еще во многом проникнута началами, руководившими хозяйственной политикой республик и монархий XII, XIII и XIV-го столетий.
Если ранние итальянские экономисты (30) полемизируют с Аристотелем, то главным образом из-за того, что последним в недостаточной степени принят в расчет этический мотив, не вступающий, как мы видели, при изолированном хозяйстве в ту резкую коллизию с экономическим, какая неизбежна в эпоху свободной конкуренции. Те же писатели любят задаваться вопросом о справедливой цене за товары и труд, о несоответствии роста с Евангельской проповедью и требованиями христианской морали, о необходимости правительственного вмешательства в промышленную и торговую деятельность, в интересах поддержания высокого качества товаров и установленных законом максимальных цен, о пользе обеспечить дешевизну припасов своевременным их накоплением путем устройства хлебных магазинов, запрещением иноземной торговли предметами первой необходимости и всяких спекуляций на разницу.
Большинство не понимает еще ни значения капитала или кредита для производства, ни действительной роли монеты, как товара, имеющего известную и, при том, наиболее неизменную рыночную ценность, помимо всякого правительственного признания. Этим и объясняются тщетные попытки парализовать вексельный курс законодательными мероприятиями и оправдать обесценение меновых знаков правительством, принимающим на себя в этом случае роль фальшивого монетчика.
Совершенными исключениями являются такие писатели, как, например, Николай Орэм и позднейшие экономисты раннего итальянского Возрождения (31), которые, под влиянием практики морских государств и республик, проникаются сознанием выгод экономической свободы и конкуренции, бесплодности правительственной регламентации цен, качества мануфактуратов и легального курса монет, а также — всех попыток запрещения роста, оптовых закупок и спекуляций на разницу. Эти ранние провозвестники теории менового хозяйства обыкновенно примыкают к Аристотелю, но исправляют и дополняют его выводы самостоятельными наблюдениями над практикой государств, которые, благодаря особенностям их географического положения и политике правителей, вовлечены были в международный обмен и сделались, подобно Венеции и Генуе, городам южной Франции, Сицилии и Тосканы, в частности Флоренции, фландрским и германским коммунам, первыми представителями нарождающегося менового, банкового и кредитного хозяйства. Таким образом, и на этот раз развитие экономической мысли идет рука об руку с изменением хозяйственных форм, и новые идеи и учреждения складываются там, где являются первые попытки окончательного разрыва с порядками изолированного хозяйства.

III

Чем же, спрашивается, вызван был самый этот разрыв?
Помимо естественной невозможности сохранить полную обособленность от соседей, когда все, начиная с интересов военной защиты, указывало на пользу более тесного общения, самый факт политического объединения, на федеративных ли началах, как в Италии, или на принципе единства и централизации, необходимо сопровождался падением тех преград хозяйственному обмену, которыми поддерживалась прежняя изолированность. Стоит отметить такие, например, факты, как включение в текст договоров, которые повели к образованию в XII-ом веке ломбардской лиги гвельфских городов, боровшихся с Фридрихом Барбароссою, а затем в XIII-м — тосканской лиги, устроенной папою против Фридриха II-го (32), — таких постановлений, как обязательство снабжать друг друга в случае нужды хлебом и допускать поэтому свободный вывоз провианта в пределы союзных городов, — чтобы вынести впечатление о громадном влиянии попыток политического объединения на развитие принципа свободного обмена. Венеция, постепенно включавшая в пределы своих владений города и земли Долмации, Истрии и Фриуля, неизменно вносила в трактаты о подчинении зависимых городов и областей обязательство с их стороны допускать свободный вывоз своих произведений в метрополию.
Французская монархия, возникшая, подобно австрийской, не путем одного завоевания, но и путем наследования и брачных договоров, присоединяя к своей области новые княжества, выговаривала обыкновенно большую или меньшую свободу внутреннего обмена из провинции в провинцию. Как велика была косность тех, кого призывали к пользованию выгодами экономической свободы, показывает то обстоятельство, что еще накануне французской революции держались внутренние таможни, и цена хлеба нередко в два раза превышала в одной провинции цену его в другой. Где политическое объединение совершалось всего раньше и всего полнее, там мы встречаем и первое торжество принципа свободы внутреннего рынка. В таком именно положении оказалась Англия, где гептархия исчезла еще к концу англо-саксонского периода, а завоевание Вильгельма Норманского (33) во второй половине XI-ого века только упрочило политическое единство, между прочим, тем, что помешало установлению, по французскому образцу, суверенных прав высших вассалов.
К этим политическим причинам присоединились действовавшие одновременно с ними причины экономические. На первом плане я поставлю рост городов и прежде всего тех, которые расположены были по течению или при устьях судоходных рек или, хотя и внутри страны, но на протяжении построенных еще римлянами дорог. Спрос на иноземные товары, несмотря на запрещение церковью всякого торга с неверными, сказался с такой силой, что сразу обратил Амальфи, Салерно, Неаполь, Пизу, Геную, Палермо, Марсель, Барселону и Венецию в средоточие с каждым поколением возрастающего промышленного производства и обмена. В результате получилось размножение в этих городах туземных и чужеземных рабочих и купцов, накопление числа жителей и установление между городом и селом той зависимости в деле получения припасов, которая сразу нарушила прежний строй самодовлеющего хозяйства с производством ценностей для одного только местного потребления. Одновременно на Немецком море возникли такие же торговые центры в лице городов Ганзейской лиги, постепенно распространившей свои фактории и на скандинавское побережье (Берген), и на Балтийское (Готланд), и заставившей даже такие охотничьи племена, как жителей Новгородского Поволочья, заняться травлей пушного зверя с коммерческими целями (34). На Западе развитие ганзейской торговли сопровождалось образованием факторий в Лондоне и оживлением довольно ограниченного на первых порах торга английской шерстью, что в свою очередь, наложило неизбежно на сельскохозяйственную деятельность английских поместий несвойственный им прежде характер производства, превышающего размеры местного спроса. Голландская и фландрская муниципия, соперничая в промышленности и торговле с городами ганзейскими, в свою очередь, вызывали целый переворот в экономических условиях как ближайших, так и отдаленных соседей, и препятствовали дальнейшему удержанию ими так называемого натурального хозяйства. По течению больших рек, на Дунае и Рейне, на Луаре и Сене, на Шельде, Одере и Эльбе, По и Арно, как и в центре пересечения римских дорог, например в Труа в Шампани и Нюрнберг в Баварии, создавались постоянные или периодические склады мануфактурантов и сырья из разнообразнейших местностей, другими словами фактории и ярмарки, что опять вело к указанным уже последствиям по отношению к сельскому производству.
Разрыв с изолированным хозяйством означал не одно только производство в размерах, превышающих потребности местного рынка. Он обусловил собою еще ряд существенных изменений в строе поместного хозяйства, вызвав в помещике и в членах населяющей его земли сельской общины стремление к накоплению ценностей, другими словами он обеспечил экономическому интересу перевес над этическим. Отныне в выгодах помещика будет заменить оброчное держание, т.е. вечнонаследственную и неизменную в размере рент крестьянскую аренду краткосрочным и возрастающим в цене фермерством: открытые поля, общинные выпасы и леса — хорошо огороженными нивами, лугами, запретными рощами и пастбищами, так называемыми defens и banna. В этих удержанных помещиком за одним собою угодьях станет разводиться крупный и мелкий скот, приготавливаемый на убой для удовлетворения спроса в мясе соседнего города или для ежегодной стрижки шерсти, поступающей на международные рынки. Производство в больших размерах потребует утилизации недостающих помещику капиталов, а это обстоятельство заставит его обратиться за помощью к денежным людям, к представителям нарождающейся сельской буржуазии и городским капиталистам. Вместо того, чтобы вести хозяйство на свой страх, помещик предпочтет сдачу своей домениальной земли фермерам, принимающим на себя все нужные по обработке полей затраты. Эти фермеры со временем заступят место крестьянина-общинника и на надельных землях поместья — по мере того, как его владелец, рассчитав неудобство получения ренты натурою, переведет ее на деньги, падение же ценности серебра, вызванное открытием Нового Света и богатых в нем серебряных рудников произведет обесценение платимой серебром ренты (35). С этого момента интерес собственника восстает против дальнейшего удержания системы открытых полей и оброчных держаний крестьянства. В свою очередь, поселянин, и ранее того привлекаемый в город большим заработком в сфере промышленного и торгового труда, в настоящее же время стесняемый помещиком в своем пользовании общинными угодьями, обнаружит понятное стремление обменять свою крепостную неволю на положение свободного земельного съемщика или свободного ремесленника и торговца. Ликвидация зависимых отношений совершится или путем фактического оставления поместья, убегом или путем выкупа личной свободы с наделом или без надела.

IV

Только что изложенный процесс по самой своей сложности нуждается в столетиях для своего завершения.
Случайные причины более или менее общего характера, как, например, крестовые походы, эпидемии и, в частности, черная смерть 1348-го года и вызванное ею внезапное падение числа жителей (36), наконец открытие Америки, влияли то поощряющим, то задерживающим образом на его развитие. Крестовые походы, требуя немедленной реализации значительных капиталов, заставляли феодальных собственников соглашаться охотно на отпущение на волю своих крепостных, а канонистов — прекращать дальнейшие преследования роста и открывать таким образом возможность развитию как частного, так и государственного и международного кредита. Далеко не случайностью объясняется то обстоятельство, что в центре христианского мира — в Риме, главные агенты кредитных операций — евреи — пользовались специальной защитой папы, и что та же защита предоставлена была им постепенно главами светских правительств, нуждавшимся в их услугах.
Крестовые походы, разумеется, содействовали также оживлению торгового оборота и процветанию лежавших на Средиземном море портов Италии, Испании и южной Франции, где нагружались шедшие на восток суда крестоносцев. На пути их следования, вплоть до Амальфи, росли торговые и промышленные центры и развивался международный кредит таких городов, как, например, Генуя и Палермо, Флоренция и Венеция. Продолжительные войны, как столетняя война Англии с Францией, требуя подобной же реализации денежных средств, косвенным образом благоприятствовала тоже успеху банковых операций флорентийских и генуэзских контор (стоит лишь вспомнить о займе, сделанном Эдуардом III у флорентийских Перуцци) (37). Когда прекратилась эра заморских походов ради освобождения гроба Господня, характер интересующего весь христианский мир и потому так же крестового похода признан был и за военными действиями против еретиков, например альбигойцев (38), и за чисто политическими войнами, раз заинтересованной стороной в них являлся папа. Для всех таких предприятий допускались исключения из канонических запретов о росте, сама римская курия не раз вступала в сделку с евреями и ломбардцами с целью достать нужные ей денежные средства (39).
Крестовые походы и международные войны косвенно содействовали ускорению процесса разложения средневековых форм хозяйства, побуждая феодальных сеньоров к замене натуральных сборов с крестьян денежными и к продаже жителям сколько-нибудь населенных и зажиточных центров — сперва рыночных привилегий, а затем и отдельных прав местной автономии, преимущества которой предоставлялись, впрочем, членам одних торговых гильдий, позднее — и наиболее выдающихся промышленных цехов. В свою очередь, эпидемии и голода — в ряду первых особенно видное место занимает черная смерть 1348 года, — задерживая даже в большей степени, чем международная и гражданские усобицы, естественный рост населения, действовали в обратном направлении. Последствием их было, очевидно, уменьшение числа сельских и городских рабочих, что само собою подымало на них спрос, а следовательно, и содействовало возрастанию заработной платы. Вполне понятно было поэтому и стремление помещиков второй половины XVI века вернуться к прежней барщине и натуральным рентам, восстановить крепостное право. Далеко не случайностью надо объяснить то обстоятельство, что повсюду, где вольнонаемный труд еще не успел упрочиться, — а в этом положении находилось большинство народов Европы, за исключением городских республик Италии, южного Арагона и Кастилии, где война с маврами (40) с самого начала стала препятствием к закабалению и подняла крестьянина до положения свободного товарища рыцаря и гранда (он же участвовал в разделе завоеванных у неверных земель), — крестьянские восстания и социальная борьба низших слоев городского населения с гильдейской и цеховой знатью сделались злобою дня.
С середины XIV-го века идет ряд крестьянских бунтов, начиная с восстания Занекена во Фландрии и Жаков во Франции, переходя к движению Уота Тайлора в Англии, Pecheros Наварры и северной Каталонии, вилланов Пьемонта, крестьян лесных кантонов Швейцарии, и оканчивая знаменитыми крестьянскими войнами, ознаменовавшими собою эпоху реформации в Германии (41). Еще ранее поднялся народный демос городов, так как он прежде всех добился гражданской эмансипации, против олигархии гильдейской и цеховой знати. За эпохой выдачи коммунальных вольностей светскими и духовными сеньорами городов не замедлила последовать эпоха междоусобных столкновений простонародья с ‘житьи люди’, или мелкого народа, ‘popolo minuto’ с жирным народом, ‘popolani grassi’.
Эта эпоха обнимает собою в Милане и Флоренции, в Пизе, в Генуе и Венеции всё XIII-е столетие. Последними ее отголосками в Италии можно считать восстание чомпи во Флоренции и однохарактерное движение в Сиене (42). Исход далеко не был всюду благоприятен запросам простонародья, которое добилось изополитии или уравнения в правах с высшей буржуазией не ранее и не иначе, как в союзе с вышедшими из рядов же дворянства диктаторами-демагогами, так называемыми тиранами (43).

V

Если в Италии городское и сельское простонародье послужили опорою для честолюбивых замыслов демагогов и от них добились признания гражданских прав личности, то в монархических странах тот же процесс выразился в торжестве абсолютизма над представительством владеющих сословий и повел к уравнению всех в политическом бесправии и в гражданской свободе. С момента окончательного торжества единовластия, верховная забота о направлении экономической политики сосредоточилась в руках монархов и их советов. Вместе с этим сделалось возможнее подчинить эту политику руководительству общих принципов и учений, выработанных экономистами, — и не только туземными, но и чужестранными, на основании довольно широких наблюдений современной жизни или недавнего прошлого. Но перемена сказалась не только в большей теоретизации экономического законодательства, она проявилась еще в том, что интерес казны или, что то же, интерес государя отождествлен был более или менее произвольно с интересом народа, как сельского и городского производителя. Неудивительно поэтому, если первым проявлением этого отождествления была политики меркантилизма, направленная к тому, чтобы в ущерб прочим государям и народам набить казну данного правителя наибольшим количеством золотой и серебряной монеты. Одно обстоятельство содействовало еще упрочению этого стремления, — я разумею открытие в новых владениях испанского короля богатых рудников, сделавших его вскоре главным владельцем золота и серебра. Этот факт отразился разумеется прежде всего на падении ценности звонкой монеты, что в свою очередь, имело самые разнообразные последствия, оно затормозило, между прочим, стремление крестьянства к ликвидации средневековых форм вечно наследственной несвободной аренды, которая сделалась более выгодной с момента падения действительной цены платимой за нее неизменной ренты.
Не случайностью также объясняется тот факт, что с конца XV-го века и в течение всего XVI-го английские народолюбцы, начиная с религиозных проповедников и оканчивая философами и экономистами: Беконом, Мором, Стафордом, Стебсом, вооружаются против упразднения системы открытых полей и устройства загородей (44). Это движение в слабейшей степени распространяется и на Германию в эпоху реформации и крестьянских войн, вызывая здесь не только попытку лейденских анабаптистов и моравских братии восстановить систему общения имуществ, по образцу апостольской церкви (45), но и побуждая восставших крестьян включить в текст их знаменитой петиции ходатайство о сохранении мирского землевладения (46). Знакомство с сочинениями Платона, впервые сделавшимися доступными в эпоху Возрождения, благодаря распространению греческого языка и передачи их на более ходячую в публике латинскую речь, по всей вероятности, только упрочило в писателях, как Томас Мор и Кампанелла (47), вызванную практическим запросом тенденцию к сохранению и оживлению форм коммунизма, унаследованных от средних веков.
Другим и не менее серьезным последствием открытия в Америке больших залежей золота и серебра, доставшихся, благодаря завоеванию, испанцам, было стремление всех прочих правительств Европы заполучить часть этого металлического фонда путем обмена на него собственных товаров. Но так как в этот обмен могли поступить только продукты, составляющие счастливую особенность той или другой страны, и мануфактураты — в большей степени, чем сырье, ввиду большей дороговизны, меньшей истребляемости и меньшей распространенности первых сравнительно с последним, то не мудрено, что при дворах правителей и в сочинениях их советников-экономистов все более и более упрочивалось воззрение, в силу которого государство, в интересах обогащения своей казны, обязано содействовать развитию и искусственному насаждению промыслов и ремесел, запрещая вывоз сырья и прежде всего хлеба, так как только при дешевизне предметов первой необходимости, а, следовательно, и заработной платы, возможна успешная конкуренция с за границей.
Все эти соображения, вместе взятые, и вызвали к жизни теорию и практику меркантилизма, в ее грубейшей форме, я разумею систему металлического фонда. Она нашла красноречивого защитника в первом по времени французском экономисте, в лангедокце Монкретьене (48), если не считать Николая Орем, а самое резкое законодательное выражение этой системы представляет знаменитый навигационный акт Кромвеля (49). Опыт вскоре показал, однако, что, получая золото и серебро из своих колоний в количестве, превышающем наличность его в других странах, Испания, особенно со смерти Филиппа II-го, отнюдь не могла считаться богатейшею страною и принуждена была уступать большую часть своего металлического фонда государствам с более развитой промышленностью и производившим поэтому больший отпуск товаров за границу. Не мудрено поэтому, если система металлического фонда не замедлила уступить место системе торгового баланса, и если правительства XVII-го века, руководствуясь примером Голландии, стали заботиться не об одном ввозе драгоценных металлов из-за границы, а главным образом о том, чтобы развитием мануфактур, внешней торговли и мореплавания дать перевес своему вывозу над ввозом. А это означало на практике уже некоторую уступку принципу свободной торговли, так как для обеспечения сбыта своих мануфактуратов в соседние страны приходилось открывать собственные рынки соседям, по крайней мере — тем, которые производили сырье.
Этим объясняется, почему в сочинениях писателей, которые, подобно Мелону и Дюто, являются сторонниками теории торгового баланса (50), можно прочесть страницы, направленные к прославлению выгод свободного обмена, почему еще ранее этого протекционизм Кольбера (51) не принимает уродливых форм и не ратует за установление запретительных пошлин на иноземные товары, — одним словом, почему меркантилизм должен был привести постепенно и действительно привел к необходимости допустить свободу обмена даже в отношении к такому товару, как хлеб, считавшийся некогда первым из тех сырых продуктов, обладание которыми должно быть обеспечено исключительно туземным производителем. В странах по природе земледельческих, как, например, Франция, только вывоз хлеба мог обеспечить выгодный торговый баланс, неудивительно, поэтому, если еще задолго до физиократов (52), слышались голоса в пользу свободного отпуска хлеба за границу, и Сюлли (53) объявлял земледелие одним из ‘сосцов государства’.

VI

В Италии, опередившей, как мы видели, другие страны Европы в деле ликвидации средневековых форм хозяйства, спор меркантилистов и фритредеров (54) загорелся еще в эпоху Возрождения. Составленная из мелких государств, которые, за исключением приморских, не имели возможности сбывать свои мануфактураты иначе, как при условии обеспечения свободы торга путем международных трактатов, Италия и, в частности Флоренция, едва ли не первая, выступила поборницей этого принципа. Нельзя сказать, чтобы ее усилия увенчались сразу успехом. Венеция продолжала смотреть на Адриатику, как на свое внутреннее море, в котором не допускалась конкуренция иностранных судов. Но открытием портофранко (55) в Ливорно тосканское герцогство смело выступило в защиту нового порядка, а его экономические писатели не мало содействовали выяснению тех самых идей, поборницей которых сделается современная Англия. Другое государство — Голландия, спустя несколько столетий, когда проводимая ею меркантильная политика встретит отпор в успешно подражающих ей правительствах Англии и Франции, также сделается с Гуго де Гротом, автором известного трактата о ‘Mare liberum’ (56), поборницей принципа свободы морей. Но все эти ранние предвестники наступающей реакции против меркантилизма только подготовляют почву для развития тех смелых учений, которые в XVTU-OM веке найдут сперва в Англии, а затем и во Франции благодарную почву для своего распространения, в первой — благодаря решительному перевесу английской промышленности и прежде всего шерстяной, а со времени изобретения механических станков, приводимых в действие паром, и хлопчатобумажной, над промышленностью всех прочих стран, во второй — благодаря постепенно сложившемуся сознанию, что Франция найдет в эксплуатации натуральных богатств своей почвы главную доходную статью как для подданных, так и для правительства.
В Петти, Давенанте, Чайльде, Локке, Юме, Дудлей Норсе, Такере (57) и многочисленных писателях по вопросам торговли, Англия дала не только классических истолкователей принципа экономической свободы, но и прямых учителей Гурнэ и Тюрго (58), т.е. той фракции школы физиократов, которая отличается наименьшей отдносторонностьювзглядов и наибольшей приверженностью к идее правительственного невмешательства в экономическую деятельность, подчиненную, думает она, действию непреложных, так сказать, естественных законов. Из этих рядов выйдут первые французские фритредеры, виновники довольно невыгодного для Франции торгового договора с Англией 1786 года (59), — договора, во многом ускорившего процесс давно надвигавшегося национального банкротства. Что касается другой фракции той же школы, родоначальником которой надо признать Кенэ (60), то она дала только одностороннее развитие тем взглядам о необходимости поднять уровень земледелия, первое выражение которых можно найти еще у Сюлли. Насколько эта теория явилась поборницей более интенсивной культуры и противницей препятствующих ей средневековых порядков вечно наследственной аренды, системы общинных пастбищ и открытых полей, она нашла отголосок и в Англии у сельскохозяйственных писателей, вроде Артура Юнга, Синклера и Маршала (61), и в Италии — в сочинениях таких экономистов, как Васко, Верри, Беккариа, Филанджиери, Занон, Палмиери (62) и др., объявивших беспощадную войну всему тому, с чем боролись и физиократы, начиная от остатков мирского владения и оканчивая заповедностью церковных имуществ.

VII

Эта проповедь свободной торговли и невмешательства была услышана и правительством, которое ранее всего в Англии отказалось от политики Генриха VII и Генриха VIII (63), благоприятной интересам оброчного крестьянства, отменило все законодательные преграды к огораживанию (64) и тем содействовало как замене средневековых форм земельного держания свободным арендным договором или фермерством, так и расторжению вековой связи крестьянина с землею. Борьба с половничеством или шампаром, открытая во Франции Кенэ, нашла отголосок в наказах 1789 года и в социальном законодательстве Конституанты (65). Распространение же французских демократических теорий и порядков по Европе и, в частности в Италии, Бельгии и Голландии, в свою очередь, упрочило повсеместное преобладание фермерства над вечнонаследственной арендой. Торжествуя снизу, в форме свободного земельного контракта, принцип неограниченной конкуренции торжествовал и сверху, в форме упразднения тех стеснений, какими в самой Англии, не говоря уже о Франции и других странах Европы, обставлена была промышленность и торговля. Из рядов физиократов, а именно — Тюрго вышла первая попытка отменить цеховые порядки и дозволить вывоз хлеба не только из провинции в провинцию, но и за границу.
После временного поражения, эта политики во всем, что касается цехов, была воспринята Конституантой, которой Франция и обязана полной свободой промышленности.
В Англии отпадение северо-американских колоний, служивших до того главным местом сбыта ее мануфактур, и нежелание уцелевших за морем провинций подчиниться тем самым промышленным стеснениям, которые вызвали восстание Северо-Американских Штатов {66), указали правительству на необходимость порвать окончательно с традицией меркантилизма и открыть новые рынки для своих товаров проповедью и практикой свободной торговли.
Все эти явления повели в конце концов к введению в производство новых агентов и к обособлению особого класса как сельских, так и городских капиталистов, принимающих участие в распределении чистой выручки путем получения процента. Я разумею крупных фермеров, утилизирующих почву вольнонаемными рабочими, и лиц, дающих деньги в кредит на промышленные и торговые предприятия. При таких условиях не трудно было Буагильберу (67) и Тюрго указать на действительную природу ренты, как вознаграждение собственника за пользование производительными силами природы, — заработной платы, как награды за труд, — и процента, как той доли общей выручки, которая платится за пользование капиталом и получается одинаково и фермером, и предпринимателем.
Торжество принципа свободной конкуренции открыло одновременно глаза на тесную зависимость, в какой цена товаров стоит от отношения между спросом и предложением, а наблюдения над практикой, освобожденной от цеховых регламентов промышленности, не могло не навести на мысль о преимуществах системы разделения труда. В экономическом трактате Тюрго уже говорится о пользе такого разделения. Со времени же признания законности роста, поборниками которой в XVIII иске выступили Юм и Бентам (68), возникли условия, благоприятные развитию кредитных сделок, наблюдение над последними положило начало экономической литературе о банковых и биржевых спекуляциях. Наконец, практика свободного обмена, вслед за заключением торгового договора 1786 года, — практика, крайне выгодная для Англии, раскрыла глаза на преимущества, какие страны с широко развитою промышленностью могут найти в системе фритредерства.
Связать все эти мысли, построить на них систему народного хозяйства, направленную на накопление возможно большого числа ценностей с наименьшими затратами — вот в чем состоит поставленная и отчасти исполненная Адамом Смитом(69) задача. Его можно считать основателем политической экономии не потому, что он впервые высказал ее основные учения (большинство их уже нашло выражение себе в сочинениях его предшественников), а потому, что он первый свел разрозненные до него мысли в систему, связанную единством принципа (экономического) и проверенную огромным числом наблюдений.

VIII

Как в прошлые столетия, в частности в XVI и XVII, наступление новых форм экономической жизни, задевая массу интересов, вызвало сопротивление и протест со стороны тех, кто приносился им в жертву, так и в XVIII-м веке торжество выгодного для буржуазии принципа свободы хозяйственных сделок и неограниченной конкуренции не обошлось без сильной оппозиции со стороны действительных или самозванных представителей рабочего класса, как сельского, так и городского. Английские радикалы указывали, что ликвидация средневековых порядков землевладения повела к обращению английского крестьянина в безземельного батрака. Если однохарактерные жалобы не слышались одновременно в сфере промышленной жизни, то только потому, что машинное производство не успело еще понизить заработной платы созданием труду человеческому опасной конкуренции, в форме современной техники. Открывшаяся эра свободной торговли обещала неограниченный рост промышленности и устраняла всякую опасность забастовок или кризисов.
Все неудобства современного экономического порядка скажутся в Англии не ранее первых десятилетий текущего века (70), в значительной мере — благодаря наполеоновским войнам и континентальной системе, сразу ограничившей район ее сбыта. Но во Франции, разоренной войнами Людовика XIV-го и нескончаемым ростом податей, далеко не достигшей поэтому той высокой ступени промышленного развития, на какой одновременно стояла Англия, проповедуемый физиократами новый хозяйственный порядок грозил совершенным разорением массе сельского люда, составленной из половников или шампартистов. Он задевал также интересы простого рабочего, которому вывоз хлеба за границу пророчил увеличение издержек существования, запрещение всякого рода союзов, начиная от цехов и оканчивая товариществами (compagnionages), грозило ему лишением той силы сопротивления, какую дает ассоциация, — а свобода торговли и конкуренция английских товаров обещали забастовки, которые и не замедлили проявиться в эпоху посещения Франции Артуром Юнгом. Таким образом создана была благоприятная почва для идеализации отживших порядков экономии, — порядков изолированного хозяйства, озабоченного равномерностью распределения в большей мере, чем интенсивностью производства.
Как в XVI в. Мор и Кампанелла мечтали о восстановлении аграрного и отчасти монастырского коммунизма, так в XVII-ом веке во Франции Фенелон решался строить идеал изолированного полукоммунистического хозяйства, расположенного на фантастическом острове Саленте. В XVIII веке Руссо открыл серию нападок на частную собственность своим известным трактатом ‘О причинах неравенства между людьми’, а Мабли и Морелли выступили с проповедью уравнения состояний, отголосок которой можно найти в агитационной деятельности Бабефа (71). Как общее правило, социалистическая теория, требующая расширения правительственного вмешательства, еще не находили симпатии в обществе, по всей вероятности — потому, что Франция в это время страдала не от слабости, а от избытка силы государственной власти и административной централизации. Тою же причиной объясняется больший сравнительный успех коммунистических и даже чисто анархических учений, к числу которых можно отнести те, какие проповедывались известным членом Законодательного Собрания и Конвента — Бриссо (72). Большинство народолюбцев не шло, однако, далее требований добавочного надела или, как тогда говорили, ‘аграрного закона’. В этом смысле высказывался знаменитый аббат Фоше и члены основанного им ‘Cercle social’ (73), доктрины которого не встречали сочувствия в главных вожаках общественного мнения, не исключая Камиля де-Мулена, Дантона, Марата и самого Робеспьера (74). Формальное равенство, выражающееся в начале всеобщего голосования и в признании естественных прав человека, казалось им вернейшим средством для достижения и при господстве свободной конкуренции того общего материального довольства, о котором мечтают современные реформаторы. Самое большее, если в интересах скорейшего насаждения во Франции мелкой собственности, которую превозносил еще ‘Друг людей’, Мирабо-старший (75), они считали возможным рекомендовать отчуждение национальных имуществ мелкими участками, доступными и для слабо набитых кошельков (76).
Вообще XVIII столетие не может считаться колыбелью социализма или коммунизма в большей степени, чем предшествующие ему века. Враждебное отношение к корпоративному духу (esprit de corps), будто бы, всегда противному общему благу, запрещение стачек, отмена всякого рода вечнонаследственных контрактов, законодательное принуждение к разделу общинных имуществ (закон 1793-го года (77) и вся податная система, враждебная принципу прогрессивного обложения достаточно свидетельствуют о том, что, вопреки утверждению Луи Блана (78), деятели не только Конституанты, но и Конвента были, по преимуществу, сторонниками индивидуализма. Закон о максимуме (79) был скорее возрождением отживших порядков, проникнутых стремлением к справедливой цене (justum pretium), нежели первым шагом к созданию социалистического государства. Сам Конвент смотрел на maximum, как на временную меру, а крайняя суровость, с какой сменившие его Советы (80) отнеслись к недоказанному заговору Бабефа и ‘равных’ (Иgaux), не оставляет сомнения в том, что еще накануне переворота 18-го брюмера (81), вернувшего Францию к порядкам протекционизма, руководящие революцией деятели давали полное признание тем хозяйственным взглядам и теориям, выражение которых можно найти и у позднейших по времени физиократов и отчасти также у Адама Смита.
Таков в самых общих, разумеется, чертах параллельный ход развития экономической жизни и экономических учений. Я счел нужным указать на него с самого начала, желая тем дать читателю руководящую нить в том лабиринте разноместных и разновременных явлений, анализ которых составит мою ближайшую задачу.
В мои намерения входило также показать, какое значение может иметь предлагаемая мною общая картина хозяйственного развития Европы для истории экономической науки, отправляющейся от анализа и занятой теоретизацией фактических отношений. Наконец, мне необходимо сразу было указать на то место, которое в общем процессе эволюции народного хозяйства занимает история его роста в государствах новой Европы. Для этого необходимо было отметить и его первоначальные стадии, которые, очевидно, были уже пройдены народами, вошедшими в состав Римской империи в ту эпоху, которой открывается наше исследование.
Нашествие варваров и неудача, постигшая попытку оживить империю, — попытку связанную с именем Карла Великого, — имели последствием возрождение в Европе того натурального хозяйства, конец которому был положен в древности, включением всего цивилизованного мира в пределы ‘orbis romanus’ (82).
Характеристике этого натурального хозяйства, в форме хозяйства поместного, и посвящены будут ближайшие два тома моего сочинения. Постепенно изучены будут элементы, вошедшие в его образование, характерные особенности, его отличающие, и те внутренние причины, которые вызвали процесс его постепенного вымирания.

Болье, 29/17 мая 1897 г.

ПРИМЕЧАНИЯ И КОММЕНТАРИИ

1. Лориа Акилле (1857-1943) — социолог и экономист, профессор экономики в ряде итальянских университетов. Стал известен в 80-е годы XIX в. притязаниями на роль создателя материалистического понимания истории. Последние, как и его выступления против экономического учения К.Маркса, вызвали решительную критику со стороны Ф.Энгельса (см.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 25, Ч. 1. С 21-25. 4. 2. С. 467-468), А. Лабриолы, Г. В. Плеханова и др. Спектр оценок А. Лориа в дореволюционной России — о его трудах писали М. Я. Герценштейн, В. А. Гольцев, Н. И. Кареев, Г. В. Плеханов и др. — был весьма широк — от указаний на его ‘поверхностность’ (Энциклопедический словарь / Под ред. М. М. Филиппова. Т. 2. СПб., 1901. С. 1919(до признания ‘выдающимся’, ‘во многом самостоятельным’ исследователем (Настольный энциклопедический словарь. Изд. Т-ва А. Гранат и Ко. T. V. С. 2822). М. М. Ковалевский посвятил разбору ‘экономического объяснения истории’ А. Лориа специальную главу своей известной книги ‘Современные социологи’ (СПб., 1905. С. 249-287). При этом основные усилия он направил на критику выявленного как раз в публикуемом ‘ Вступлении’ ‘неудачного положения’ Лориа, согласно которому экономическое развитие с его политической надстройкой ставится в причинную зависимость от сокращения ‘свободных к занятию земель’.
2. Вайц Георг (1813-1886) — немецкий историк-медиевист, автор многочисленных трудов, в том числе ‘Истории германских государственных учреждений с древнейших времен до XII в.’ (Т. 1-8. Киль, 1844-1878) Внес значительный вклад в созданную представителями историко-правового направления концепцию генезиса феодализма в Западной Европе и общинной теории. Община — марка, остававшаяся практически неизменной со времен Цезаря и Тацита до времен Салической правды и существовавшая на базе деревенских поселений собственников гуф, рассматривалась ученым как исходный пункт исторического развития общественного строя древнегерманских племен. Решительный критик концепции Ф. де Куланжа.
Фюстель де Куланж Нюма Дени (1830-1889), французский историк, член Академии моральных и политических наук, профессор Сорбонны. Выступив против германистической теории происхождения феодализма, своими трудами, важнейшими из которых является ‘История общественного строя древней Франции’ (Тт. I-VI. — Париж, 1875-1892, рус. перев.: тт. 1-6. — СПб., 1901-1916), заложил широкий научный фундамент теории континуитета, носившей до него декларативный характер. Концепция Ф. де Куланжа, особенно его отказ признать наличие общинных отношений у галлов, германцев вызвали широкую полемику в европейской науке. М. М. Ковалевский, называя в одном ряду имена историков-антагонистов, стремится тем самым подчеркнуть научную обоснованность выдвинутого им самим тезиса об отсутствии в период Великого переселения народов ‘свободной для занятия земли’.
3. Поссевино Антонио (1534-1611) — иезуит, дипломат, папский посланник в Польше и Литве. Был посредником между Иваном IV и Польшей в заключении мира. О посещении России в 1581 и 1582 годах рассказал в сочинении ‘Описание всей страны, подчиненной царю Московии’. Очевидно, М. М. Ковалевский имеет в виду свидетельство Поссевино о том, что в зависимости от воли царя находились не только поместья служилых людей, но и наследственные владения (вотчины), которые при отсутствии у их владельцев сыновей после их смерти отписывались в казну. Подробный характер отношений, действительно, генетически связан с монгольским завоеванием, когда хан сделался личным сувереном страны, распределявшим ярлыки на княжение. А. Поссевино заметил и то, что царь считал себя несравненно выше западных христианских монархов, и определенно указал, что эта ‘нестерпимая надменность’ московских государей началась со времени освобождения от татарского ига. Такой характер поведения, наряду с использованием титула ‘белого царя’ (связан с ‘белой костью’ — родом потомков Чингисхана) и т.п., служил способом доказать преемство от татарских ханов и право на обладание всем их ‘наследием’. В тексте Ковалевского ошибочно — в XV в., правильно — в XVI в.
4. Либих Юстус (1803-1873) — выдающийся немецкий ученый, один из создателей агрохимии. С конца 30-х годов занимался изучением вопросов питания растений и животных. В своих трудах, прежде всего в знаменитой ‘Химии в приложении к сельскому хозяйству и физиологии’ (1-е изд. в 1840 г., 9-е — в 1876 г.) одним из первых поставил проблему разрушения природной среды человеком. Современные представления о количестве земли, необходимом для поддержания жизни индивида в обществе собирателей и охотников не расходятся с расчетами Ю. Либиха.
5. Вопрос об эволюции численности людей в условиях культуры собирательства и охоты (35000 — 8000 годы до н.э.) наукой не решен. Одни (М. Н. Коэн, Н. Ф. Реймерс), подобно М. М. Ковалевскому, считают, что охотничий период дал вспышку увеличения народонаселения, а производный от него перепромысел породил первый антропогенный экологический кризис. Другие (Ж.-Н. Бирабан, П. Куусиидр.), напротив, выдвигают тезис о резком (наполовину) сокращении числа людей в период между 12-8 тысячелетиями до н.э. как следствия непрерывного уменьшения количества добываемой пищи. Но те и другие считают, что человечество нашло выход из кризиса на путях сельскохозяйственной революции, перехода к аграрной культуре, в основе которой лежало возделывание полезных растений и содержание домашних животных.
6. М. М. Ковалевский придерживается господствовавшей в XIX в. так называемой теории ‘трех стадий’, согласно которой люди первоначально занимались охотой, потом перешли к скотоводству, а от него — к земледелию. В конце XIX в. в противовес были выдвинуты две гипотезы: по первой (Э. Тайлор, венская культурно-историческая школа) скотоводство и земледелие возникло независимо в разных районах и только впоследствии произошло их соединение в единую систему, по второй — скотоводство могло возникнуть лишь в оседлоземледельческих обществах. Выдвинутая впервые Э. Ханом, вторая гипотеза в настоящее время разделяется многими специалистами. См: История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой цивилизации. М., 1986.
7. См.: Бытие 29:16-20.
8. См.: Caesar. De bello Gallico, VI, 22, 29. В современной литературе признается, что в хозяйстве германцев при их прочной оседлости первенствующую роль сохраняло скотоводство. В то же время разъясняется, что слова Цезаря о том, что они ‘не усердствуют в обработке земли’, нельзя понимать так, что земледелие им чуждо. См.: История крестьянства в Европе. T. I. М.: Наука, 1985, с. 96, 111.
9. По хозяйственному укладу индейские народы Америки значительно различались — от кочевых племен долины Миссисипи, охотившихся на бизонов, до полуземледельческих племен северной части Атлантического побережья и стоявших на высоком уровне культуры народов Мексики, Центральной Америки и Перу. М. М. Ковалевский говорит о тех племенах индейцев, с которыми столкнулись колонисты из Англии.
10. Германцы ‘каждый год меняют пашни’ // Tacitus. Germania, 26. В трактовке свидетельств Тацита о земледелии у германцев наука, по существу, пошла за М. М. Ковалевским, видевшим в них указания, во-первых, на обширность незанятых при ‘недостаточной густоте населения’ пространств и, во-вторых, на существование у германцев подсечного хозяйства (Экономический рост Европы… Т. С. 45. Ср.: История крестьянства в Европе. Т. 1. М., 1985. С. 95 и cл.).
11. Право первого занимающего (лат.).
12. Germ., 25.
13. Джаты (англ. Jats) — одна из земледельческих каст Индии и Пакистана, в источниках 12-14 вв. выступают как независимое племя. Раджпуты (от санскр. rajaputra — царский сын) — военно-феодальная каста-сословие в средневековой Индии, потомки кочевых и полуоседлых племен, населявших Раджастхан и завоевавших в 8-10 вв. феодальные государства в долине Инда, Центральной Индии и создавших свои княжества. Сохранили общинное устройство.
14. От vargus (лат.) — бродяга. Имеются в виду люди, в силу каких-либо обстоятельств вышедшие (‘выжитые’ — изгои от ‘гоить’ — жить) из своего обычного общественного положения. Большинство изгоев происходило от крестьян, порвавших в процессе феодализации с общиной, и из выкупившихся или отпущенных на свободу холопов.
15. Закупы — временно несвободные люди, попавшие в долговую зависимость за ‘купу’ — ссуду. Русская Правда знает особо ролейных закупов (ролья — пашня), получавших от землевладельца ссуду семенами или деньгами, обрабатывали свои участки хозяйскими орудиями и скотом и за это работавшие на его земле.
16. Имеется в виду сочинение Ксенофонта (ок. 430-355/354 до н.э.) ‘Домострой’ (‘Oikonomikos’), содержащее описание образцового, по мнению древнегреческого писателя, домашнего хозяйства и советы по его рациональному ведению. Было переведено на латинский язык Цицероном.
17. В наиболее отчетливой форме предлагаемая здесь М. М. Ковалевским периодизация экономической эволюции общества и разрабатываемая на материале средневековья в ‘Экономическом росте Европы’ представлена в публичных лекциях, прочитанных им в Брюссельском университете. Он выделял, в отличие от Б. Гильдебранда, К. Бюхера, ‘две главные эпохи’ — эпоху хозяйства, рассчитанного на удовлетворение местного спроса и на непосредственное потребление, и эпоху менового хозяйства, каждая из которых еще подразделялась на периоды. См.: Ковалевский М. М. Развитие народного хозяйства в Западной Европе. СПб., 1899. С 23-24.
18. Эпоха Троянской войны — войны коалиции ахейских царей против Трои, о которой повествуют эпические сказания Гомера ‘Илиада’ и ‘Одиссея’ — относилась в конце ХК в. к 1194-1184 гг. до н.э. Современная датировка с учетом археологических данных — около 1260 до н.э.
19. Войны персидские (500-449 до н.э.) — войны между Персией и древнегреческими городами-государствами, отстаивавшими свою независимость.
20. Эпоха царей древнеримской истории — VIII—VI вв. до н. э.: согласно сложившейся в историографии традиции, в течение 240 лет (приблизительно до 509 г. до н.э.) Римом правили цари. Первые времена республики — ранняя Республика — VI—III вв. до н.э.
21. Елизавета Тюдор (1588-1603) — королева Англии. При ней после завоевания провинций Манстер и Ольстер были проведены, по определению М. М. Ковалевского, ‘грандиознейшие конфискации, подобные которым едва ли знает история какой-либо из цивилизованных стран Европы’ — 600000 акров земли (Ковалевский М. М. История Великобритании // Энциклопедический словарь Т-ва А. и И. Гранат. СПб., 1911. Т. IX. С. 87).
Кромвель Оливер (1599-1658) — деятель Английской буржуазной революции XVII в., лорд-протектор Англии с 1653 г. В 1649-1652 гг. возглавил карательную экспедицию в Ирландию, завершившуюся завоеванием острова англичанами.
22. Карл Великий (742-814) — франкский король с 768 г., из династии Каролингов. С 800 г. — император.
23. ‘… открытия англичан…’ — в 1553 г. была организована экспедиция под руководством Р. Ченслера и Х. Уолби для поиска пути в Китай и ‘Индии’ через северные моря. Р. Ченслер достиг Архангельска и установил торговые отношения с Московией.
‘Враждебные отношения с Литвою и Польшею’ — Ливонская война (1558-1583), целью которой было, по словам К. Маркса, ‘дать России выход к Балтийскому морю и открыть пути сообщения с Европой’ (Архив К. Маркса и Ф. Энгельса. T. VIII. М., 1946. С. 165). Окончилась поражением для России.
24. Речь идет о героях поэмы Гомера ‘Иллиада’ — Гекторе, сыне царя Трои Приама и Гекубы, предводителе троянцев в Троянской войне и Главке, союзнике троянцев, предводителе ликиев.
25. Развиваемые здесь М. М. Ковалевским мысли о связи этических, моральных представлений с экономическими воззрениями и теориями античных (Платон (427-347 до н.э.), Аристотель (384-322 до н.э.) и средневековых (Августин Аврелий (354-430), Фома Аквинский (1225/ 26-1274), Томас Мор (1478-1535), Томмазо Кампанелла (1568-1639) мыслителей во многом предвосхищают постановку и разработку проблемы в работах выдающегося экономиста современности, лауреата Нобелевской премии Ф. А. Хайека. В своей итожащей полувековые исследования книге ‘Пагубная самонадеянность’ (М., 1992) он также подчеркивал, что Аристотель далеко не был экономистом, как его называют, ибо ‘в своих рассуждениях он подразумевал под oikonomia (экономия) всего лишь домоводство…’ (с. 81), что греческим мыслителям была свойственна ‘ностальгическая тоска по обычаям спартанцев’ (с. 58), а систематизированное Фомой Аквинским учение Аристотеля питало ‘негативное отношение церкви к коммерческой деятельности в средневековье и в начале Нового Времени’ (с.86) и т.д. Проблема взаимосвязи морали и экономики в ее реалистическом, а не синоптическом, социально-инженерном истолковании, восходящем в современной социологии к М. Веберу, продолжает разрабатываться сегодня — после явного ослабления внимания к ней в 30-60-е гг. ХХ в. в историко-экономических исследованиях сложившегося на Западе крестьяноведения (Т. Шанин и др.). М. М. Ковалевский предвосхищал исследовательскую практику последнего своими работами по аграрному развитию России.
26. Христианская средневековая Европа на протяжении многих столетий, опираясь на ‘священные каноны’ (см.: Второзаконие, 15, 2-3, Лука, 6:35) преследовала ростовщичество. Официально оно было воспрещено для христиан церковью на 2-ом Латинском соборе (1139), и в последующем этот запрет неоднократно подтверждался. М. М. Ковалевский прав, обращая внимание на тот факт, что Фома Аквинский пробивал брешь в едином фронте ‘ канонистов’, осуждавших взимание ростовщических процентов. Согласно Ф. Броделю, Фома Аквинский на этом пути сделал ‘первый решительный шаг’ (см.: Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV-XVIII вв. Т. 2. Игры обмена. М., 1988. С. 570).
27. Плантагенеты — английская королевская династия в 1154-1399 гг., Капетинги — королевская династия во Франции в 987-1328 гг.
28. ‘Справедливая цена’ (лат.) — понятие, широко применявшееся в средние века, под которым разумелась ходовая цена или стоимость вещи, складывавшаяся на рынке в период устойчивости конъюнктуры при, как правило, непосредственном обмене между производителем и потребителем.
29. Преследования и погромы ростовщиков стали весьма распространенным явлением западноевропейской жизни XIII-XIV вв. Наиболее страдающими от них были ростовщики-евреи. Евреи заняли нишу ростовщичества в силу, по крайней мере, двух обстоятельств: запрету для христиан заниматься ростовщичеством и невозможности евреям включиться в систему феодального мира, поскольку они были отлучены от владения землей и лишены права стать членами городской коммуны.
30. Речь может идти о таких мыслителях, как М. Пальмиери (1406-1475), П. Браччолини (1380-1459), Д. Нези (1456-1522), которые, хотя и выдвигали этические идеалы деятельной жизни и антиаскетизма, достаточно единодушно и бескомпромиссно осуждали накопительство, стяжательство, прокламировали конфискационную политику в отношении тех, кто обогащался неправедными путями.
31. Орем Никола (ок. 1323-1382) — ученик У. Оккама, профессор Парижского университета. Для библиотеки Карла V осуществил перевод на французский язык сочинений Аристотеля и других античных писателей. Автор ‘Трактата о происхождении, природе, юридическом основании и изменении денег*, в котором предпринял попытку обоснования металлической теории денег. В Италии монетаристская доктрина в наиболее полной форме представлена, например, в труде флорентийца Б. Даванзатти (1529-1606) ‘Чтение о монете’ (1582). Обзор сочинений итальянских экономистов XVI-XVin вв. по проблемам собственности дан М. М. Ковалевским в гл. XXIV II-го т. ‘Экономического роста Европы …’ (М., 1900. С. 940-960).
32. Фридрих I Барбаросса (1152-1190) — император ‘Священной Римской империи’, вел борьбу за подчинение городов Средней и Северной Италии, создавших Ломбардскую лигу (1160). Политической ‘партией’, объединившей противников империи, были гвельфы (название произошло от Вельфов, герцогов Баварии и Саксонии, соперников династии Гогенштауфенов), сторонников императора называли гибеллинами (по наименованию одного из замков Гогенштауфенов). Совершил пять походов в Италию, потерпел полное поражение от Ломбардской лиги в битве при Леньяно (1176).
Новая попытка овладеть городами Италии, предпринятая Фридрихом II Гогенштауфеном (1194-1250), вызвала возобновление Ломбардской (Тосканской) лиги (1226) и ее союза с папством. Непримиримыми врагами Фридриха II были Григорий IX (1227-1241), Иннокентий IV (1243-1254). О развитии экономики и торговли Венеции см.: Соколов Н. П. Венеция между гвельфами и гибеллинами // Вопросы истории. 1975. No 9.
33. Гептархия (греч., семикоролевье) — обозначенный английскими историками XVI в. период истории Англии с конца VI до IX в., отмеченный борьбой между образовавшимися на территории Британии англосаксонскими королевствами Кент, Уэссекс, Суссекс, Восточная Ангия, Нортумбрия, Мерсия за гегемонию. В 829 г. король Уэссекса Экберт объединил под своей властью в едином государстве все англосаксонские королевства.
Вильгельм (ок. 1027-1087) — герцог Нормандии (1035), предпринял в 1066 г. успешный завоевательный поход в Англию. Стал королем Англии Вильгельмом 1 Завоевателем, основателем новой династии. Завоевание 1066 г. предотвратило распад Англии на самостоятельные уделы, Вильгельм 1 и его преемники проводили политику, обеспечивавшую сильную центральную власть.
34. Ганзейская лига, Ганза (нем., союз) — торгово-политический союз — ‘товарищество’ — северогерманских городов. В период расцвета (XIV-cep. XV вв.) объединял около 160 городов. Целью союза были активная посредническая торговля, обеспечение торговых путей, поддержание стабильности политического строя в входивших в него городах. Ганза играла главную роль во внешней торговле Новгорода, который жил за счет хищнической эксплуатации природных богатств подвластных территорий.
35. Мнение М. М. Ковалевского о роли американского серебра в обесценении ренты подтверждается в современной литературе. Серебряные рудники Мексики и Перу к наличным в Европе 1500 года 40 тыс. тонн серебра добавили к 1650 г. еще порядка 16 тыс. тонн. Запасы же золота (2 тыс. тонн) возросли на 180 тонн. ‘Серебро — подчеркивает Ф. Бродель, — стало двигателем мощной и неослабной инфляции’ (Бродель Ф. Указ. соч. Т. 1. Структуры повседневности: Возможное и невозможное. М., 1986. С. 491). Позиция М. М. Ковалевского заслуживает быть упомянутой и в связи с начатой Э.Гамильтоном в 20-е гг. XX в. дискуссией о причинах ‘революции цен’ в XVI в.: взгляды русского и американского ученых в объяснении этого феномена совпадают.
36. Крестовые походы — захватнические войны западноевропейских феодалов в странах Восточного Средиземноморья, продолжавшиеся с 1096 по 1270 гг.
Черная смерть 1348 г. — эпидемия легочной чумы. Зародившаяся в 1333 г. в Китае, пандемия в 1346 г. поразила Сицилию, а в 1348 г. распространилась по всей Западной Европе и привела к демографической катастрофе. По расчетам Слихена Ван Баса, население Европы сократилось с 73 млн.чел. в 1300 г. до 43 млн. к 1400 г.
37. Для ведения войны против Франции во время конфликта, который открыл так называемую Столетнюю войну (1337-1453), английский король Эдуард III сделал займы у флорентийских банкирских домов Перуцци и Барди. Долг, составивший к 1345 г. соответственно 600 и 900 тыс. флоринов, не был выплачен, что привело к финансовой катастрофе.
38. Альбигойцы — участники альбигойского движения в XII-XIII вв., получившего название по г. Апьби на юге Франции и включавшего последователей еретических учений вальденсов и катаров. В 1209-1229 гг. против альбигойцев по инициативе папства были предприняты крестовые походы.
39. Ср.: ‘Церковь не шла ни на какие компромиссы с ростовщиками… Однако… реальные кары церкви затрагивали, скорее, мелких ростовщиков, оставляя крупным банкирам достаточно лазеек для того, чтобы избежать осуждения. Они пользовались покровительством сильных мира сего, бравших у них взаймы, да и самих пап, финансовые операции которых достигли огромного размаха’ — Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1972. С. 257, 260.
40. Война с маврами — Реконкиста — отвоевание христианскими государствами захваченного арабами Пиринейского полуострова. Для того чтобы обеспечить освоение отвоевываемых земель, крестьянам-новопоселенцам предоставлялись значительные льготы, в результате сформировался слой мелких земельных собственников. Рассмотрению экономического строя Каталонии и Арагона IX-XIV вв. Ковалевский посвятил гл. IXII т. ‘Экономического роста Европы…’ (М., 1900. С. 317-372).
41. М. М. Ковалевский указывает на следующие крестьянские движения: ‘восстание Заннекина’ — крестьянское восстание в Приморской Фландрии в. 1323-1328 гг. под руководством Николая Заннекина (анализ дан: Ковалевский М. М. Экономический рост Европы… Т. II. С. 525-542), восстание жаков — Жакерия — крестьянское антифеодальное восстание во Франции в 1358 г. (Т. II. С. 542-550), восстание английских крестьяне 1381 г. под руководством Уота Тайлера (Т. II. С. 551-700), восстание ременсов, охватившее Каталонию в 1462-1471 гг. (Т. II. С. 499-524), восстание пьемонтских крестьян под руководством Дольчино в 1304-1307 гг., борьба крестьян швейцарских кантонов за независимость против герцогов Австрии в 1291 — 1385 гг., крестьянская война в Германии в 1525 г.
42. В Сиене в 1371 г. произошло первое восстание наемных рабочих. Самое значительное движение предпролетариата — восстание чомпи, вспыхнувшее в 1378 г. во Флоренции.
43. Со второй полов. XIII в. в городах Северной и Средней Италии начинают утверждаться авторитарные режимы — синьории, ‘тирании’, когда реальная власть сосредоточивается при формальном сохранении городских советов в руках одного человека — диктатора, ‘тирана’ (тирании Петруччи в Сиене, Медичи во Флоренции, Висконти в Милане и др.).
44. М. М. Ковалевский называет имена английских мыслителей — современников развернувшейся в тюдоровской Англии ‘аграрной революции’ (определение Ковалевского). Их труды (Фрэнсис Бэкон (1561-1621) ‘История царствования Генриха VII’, Томас Мор (1478-1535) ‘Утопия), Уильям Стаффорд (1554-1612, экономист) ‘Краткое изложение английской политики’, Филипп Стебе (2-ая полов. XVI в., экономист) ‘Анатомия злоупотреблений в Англии’) М. М. Ковалевский использует как исторический источник и, прежде всего, их свидетельства о процессе огораживания. См.: Экономический рост Европы … Т.П, гл. XXI. Поворотный момент истории землевладения и землевладельческих классов в Англии. М., 1900. С.792-845.
45. Лейденские анабаптисты — представители крестьянско-плебейского крыла Реформации, последователи Иоанна Лейденского (ок. 1509-1536), возглавившего в апреле 1534 г. Мюнстерскую коммуну (февраль 1534-июнь 1535) — анабаптистское государство, созданное в г. Мюнстере. В коммуне было конфисковано в общую пользу имущество церкви, монастырей, изгнанных или бежавших горожан, введено уравнительное распределение предметов обихода.
Моравские братья — религиозная секта последователей чешских братьев, религиозные общины которых возникли в Чехии в XV в. после разгрома гуситского движения. Проповедывали идеалы раннего христианства.
46. Речь идет о ‘Двенадцати статьях’ — наиболее распространенной программе крестьянских требований во время Крестьянской войны 1524-1525 гг. в Германии. Включала требование свободного пользования общинными угодьями (статьи 4, 5, 9).
47. Т. Мор и Томмазо Кампанелла (1568-1639), итальянский философ, политический деятель, автор коммунистической утопии ‘ Город Солнца’) хорошо знали греческих авторов, но самым сильным из античных влияний на них было влияние Платона (427-347 до н.э.). Так, Т. Мор в молодости увлекся трактатом Платона ‘Государство’. Он специально изучил греческий язык для знакомства с произведениями античных философов. В его ‘Утопии’ многочисленны текстуальные совпадения с диалогами Платона ‘Филет’, ‘Государство’. См.: Осиновский И.Н. Томас Мор и его ‘Утопия’ // Томас Мор. Утопия. М.: Наука, 1978. С. 24 и сл. О влиянии Платона на Т. Кампанеллу см.: Волгин В. П. Очерки истории социалистических идей. М.: Наука, 1975. С. 136-147.
48. Монкретьен Антуан (ок. 1575-1621) — французский купец и экономист, представитель меркантилизма. Автор ‘Трактата политической экономии’ (1615), который впервые ввел термин ‘политическая экономия’, означающий науку об экономике национальных государств.
49. Навигационный акт Кромвеля — изданный в 1651 г. ‘Акт об увеличении торгового флота и поощрения мореплавания английской нации’ запрещал доставку в порты Англии иностранных товаров на кораблях других стран. Был направлен против голландской посреднической торговли.
50. М. М. Ковалевский выделяет в политике меркантилизма две стадии, которым соответствовали и две стадии в развитии экономической теории: ‘система металлического фонда’ (монетарная система) с ее мероприятиями по удержанию денег в стране и ‘система торгового баланса’, сторонники которой видели источник обогащения нации не в примитивном накоплении сокровищ, а в развитии внешней торговли и активном торговом балансе. Так, Мелон Жан-Франсуа (?-1738), французский экономист, секретарь Джона Лоу, в ‘Политических очерках о коммерции’ 1734 — книге, выдержавшей 5 изданий, переведенной на английский и немецкий языки — отстаивал запрещение вывоза сырья и ввоза мануфактурных изделий, рекомендовал государству принимать меры для обеспечения благоприятного торгового баланса.
51. Кольбер Жан Батист (1619-1683) — французский государственный деятель, Министр Людовика XIV. Экономическая политика Кольбера — кольберизм — являлась одним из вариантов меркантилизма и отмечена развитием ряда отраслей промышленности, прежде всего королевской мануфактуры за счет сельского хозяйства.
52. Физиократы — французская политико-экономическая школа 2-ой полов. XVIII в. Ее представители (Ф. Кенэ, А. Р. Тюрго и др.) считали, что ‘чистый продукт’ (по сути, прибавочная стоимость) может создаваться только сельскохозяйственным трудом. Выступали против меркантилизма, сторонники свободной торговли.
53. Сюлли Максимильен де Бетюн (1560-1641) — знаменитый французский государственный деятель, первый министр Генриха IV. Считал сельское хозяйство основой экономики. Его деятельность была направлена против коммерческого и промышленного меркантилизма. Являлся предшественником физиократов.
54. Фритредеры — представители движения за свободу торговли и невмешательства государства в частно-предпринимательскую деятельность. Теоретическое обоснование идеи фритредерства получили в трудах А.Смита (см.прим. 69).
55. Портофранко — приморский город-порт, пользующийся правом беспошлинного ввоза иностранных и вывоза местных товаров. Ранее всего установлен в Ливорно (1547), Генуе (1595), Венеции (1661).
56. Гуго де Грот (совр.: Гроций, Гуго де Гроот, 1583-1645) — голландский политический мыслитель-юрист, философ и историк, основоположник науки международного права, государственный деятель. В названном сочинении ‘О свободе морей’ (1609), написанном против притязаний Испании на исключительное право торговли с американскими колониями, защищал проект свободного пользования морями.
57. Пегги Уильям (1623-1687) — выдающийся английский экономист и статистик, первым выдвинул идею экономического закона, трудовую теорию стоимости, источники богатства видел в сфере производства. Давенант Чарльз (1656-1714) — английский экономист и статистик, меркантилист. Чайль Джозая (1630-1699) — английский экономист, меркантилист. Локк Джон (1632-1704) — выдающийся английский философ, развивал идеи естественного права, в 1691 г. опубликовал экономическое сочинение ‘Некоторые соображения о последствиях понижения процента и повышения ценности денег’. Юм Давид (1711-1776) — шотландский философ, историк, экономист, один из создателей количественной теории денег. Норе Дудлей (1641-1691) — английский купец и экономист, ранний представитель классической школы, автор ‘Рассуждения о торговле’, способствовал развитию учения о ссудном проценте, теории денег, сторонник свободной торговли. Такер Джозая (1712-1799) — английский экономист, сторонник свободной торговли, предшественник А. Смита в теории стоимости.
58. Гурнэ Жан-Клод Мари Венсан (1712-1759) — французский государственный деятель и экономист, один из предшественников физиократов. Полагают, что он выразил их главную мысль известной формулой ‘laissez faire, laissez passer’ (‘не мешай действовать’). Тюрго Анн Робер Жан (1727-1781) — французский государственный деятель, экономист, философ-просветитель. Главная экономическая работа — ‘Размышления о создании и распределении богатств’ (1766). Будучи в 1774-1776 гг. генеральным контролером финансов, предпринял попытку экономических реформ (уничтожение таможен внутри страны, провозглашение свободы торговли хлебом, свободы промыслов, ликвидация цехов, дорожной барщины). ‘Наименьшая односторонность’ взглядов Гурнэ и Тюрго в отличие от ‘фракции’ Кенэ проявлялась в том, что они отвергали теорию о непроизводительности торговли и ремесла.
59. По англо-французскому торговому договору 1786 г. обе стороны значительно понизили таможенные пошлины на товары из другой страны. Это привело к разрушению французского хлопчатобумажного и шерстяного производства, которые не могли выдержать конкуренции более дешевых английских товаров, безработице в промышленных районах, нарастанию народных волнений.
60. Кенэ Франсуа (1694-1774) — французский экономист, основатель школы физиократов, автор знаменитой ‘Экономической таблицы’. Придя к выводу о существовании классов граждан (производительный класс, ‘бесплодный класс’, класс собственников), Кенэ отнес к производительному классу только тех, кто был занят земледельческим производством. Сформулировал принцип: ‘Бедны крестьяне — бедно и королевство’.
61. Юнг Артур (1741-1820) — английский экономист, один из создателей ‘новой агрономии’, писатель, путешествовавший по Франции в 1787-1789 гг. и изучавший жизнь крестьянства. В 1792-1794 гг. опубликовал двухтомный труд ‘Путешествия по Франции’, научную ценность которого подчеркивал и Н. И. Кареев, В. И. Герье, М. М. Ковалевский. Синклер Джон (1754-1835) — английский экономист, составил ‘Принципы агрикультуры’. Маршал — очевидно, Маршалл Альфред (1842-1924) — английский экономист, автор ‘Принципов экономики’ (1890).
62. Васко — ?. Верри — очевидно, Верри Алессандро (1741-1816), итальянский писатель, сотрудничал в основанном Беккариа журнале ‘Il Caffe’. Беккариа Чезаре Боназане (1738-1794) — итальянский философ, занимавшийся экономическими вопросами, с 1769 г. занимал кафедру политической экономии в Милане. Филанджиери Гаетано (1752-1788) — итальянский экономист и публицист, автор ‘Науки о законодательстве’ (1780-1788), в которой выступал за освобождение трудящихся от всяких феодальных повинностей.
Занон — ?. Палмиери — ?
63. Генрих VII (1485-1509) и Генрих VIII (1509-1547) — короли Англии, представители династии Тюдоров (1485-1603). В области аграрной политики пытались регламентировать процесс огораживаний (акты 1489, 1516, 1534 гг., а также законы 1548 и 1563 годов, изданные при Эдуарде VI и Елизавете 1). Слабость аграрной политики Тюдоров проявлялась уже в том, что правительственные акты соблюдались редко, а это вело к их частому повторению.
64. В 1593 г. правительство Елизаветы (1558-1603) отменило запреты на огораживания.
65. Наказы 1789 г. — предвыборные наказы Генеральным штатам 1789 г., отразили требования различных социальных сил предреволюционной Франции. По вопросу об источниковой ценности ‘крестьянских наказов’ между М. М. Ковалевским и И. В. Лучицким, считавшим, что составители наказов игнорировали крестьянские требования, разгорелась полемика, ставшая одной из линий их знаменитой дискуссии о характере крестьянской собственности во Франции в XVII в.
Социальное законодательство Конституанты (конституанта — от фр. AssemblИe constituante — учредительное собрание) — прежде всего, знаменитый ‘Декрет относительно уничтожения привилегий’, принятый 11 августа 1789 г., уничтоживший безвозмездно все феодальные повинности, связанные с личной зависимостью, отменивший церковную десятину и т.д. Вопросу о феодальных повинностях Учредительное собрание между маем 1790 г. и концом сентября 1791 г. посвятило около 70 специальных декретов или отдельных статей в иных декретах (подсчитано А. В. Адо). М. М. Ковалевский посвятил рассмотрению социального законодательства Учредительного собрания значительную часть 2-го тома ‘Происхождения современной демократии’.
Компромиссный характер аграрного законодательства Конституанты, сохранившего многие ‘реальные’ феодальные повинности, был отвергнут крестьянством. Его борьба заставила Законодательное собрание (октябрь 1791-сентябрь 1792), затем Национальный Конвент (с 20 сентября 1792 г.) встать на путь реального решения аграрного вопроса (августовские законы 1792 г., но особенно законы якобинского Конвента 3 и 10 июня, 17 июля 1793 г.). См.: Адо А. В. Крестьяне и Великая Французская революция. М., 1988. С. 124-163.
66. …восстание северо-американских колоний — война за независимость североамериканских колоний Англии (1775-1783). М. М. Ковалевский справедливо указывает на проводимую правительством Англии политику ‘промышленного стеснения’ как причину восстания колоний. Таковыми были запреты на экспорт шерсти и шерстяных тканей из колоний, ‘шляпный’, ‘железный’ и т.п. законы, установление монополий английского флота на перевозку товаров и т.п.
67. Буагильбер Пьер Ленезан (1646-1714) — французский экономист и статистик. Главная теоретическая работа — ‘ Рассуждение о природе богатства, денег и податей’.
68. Бентам Джереми (1748-1832) — английский философ, родоначальник философии утилитаризма.
69. Смит Адам (1723-1790) — великий шотландский экономист и философ. Своим классическим трудом ‘Исследование о природе и причинах богатства народов’ (1776) заложил основу экономического мышления последующих эпох.
70. Уже в ходе промышленного переворота в Англии возникали т.н. ‘торговые кризисы’ (1793, 1797, 1810, 1815, 1819 гг.). В 1825 г. возник первый кризис перепроизводства, когда за год обанкротилось 20 банков, более 3,5 тыс. фирм, начался отлив золота за границу, катастрофически сократился золотой запас (с 13,9 млн. ф. ст. в марте 1824 г. до 1,2 млн. ф. ст. в декабре 1825 г.) и т.п. Кризисы производства повторились в 1836, 1847, 1857 годах.
71. Фенелон Франсуа (1651-1715) — французский писатель, автор ‘Похождений Телемака’. Руссо Жан-Жак (1712-1778) — французский философ-просветитель, писатель. Помещая Руссо в одном ряду с представителями утопического коммунизма, М. М. Ковалевский упускает из виду, что обличитель частной собственности Руссо был противником ее обобществления, что его социальная программа — программа мелкобуржуазного эгалитаризма. Мабли Габриэль-бонно де (1709-1785) — французский утопический коммунист, политический писатель, историк. Морелли (ок. 1715-?) — французский утопический коммунист, автор трактата ‘Кодекс природы, или Истинный дух ее законов’ (опубликован анонимно в 1755-1760). Проповедовал не ‘уравнение состояний’, что было бы действительно в духе Руссо, а переустройство общества на основе отмены частной собственности. Бабеф Гракх (Франсуа Ноэль) (1760-1797) — французский революционер, коммунист-утопист, руководитель движения ‘во имя равенства’. После раскрытия подготавливаемого бабувистами заговора и процесса над ними бьш казнен 27 мая 1797 г.
72. Бриссо Жак Пьер (1754-1793) — писатель-публицист, французский политический деятель, лидер жирондистов. М. М. Ковалевский ошибается, приписывая Бриссо пропаганду ‘анархических учений’. Основой здесь стал вывод о том, что в своих трудах ‘подобно им (анархистам, подчеркнуто нами — Г. М.) он проводит мысль, что существование в обществе добрых нравов … делает возможным доведение до минимума правительственных функций’ (Ковалевский М. М. Происхождение современной демократии. Т. 1. Ч. III-IV. М., 1899. С. 309). В годы революции Бриссо выступал после свержения монархии сторонником ‘порядка’ и усиления ‘карающей руки закона’.
73. Фоше Клод (1744-1793) — аббат, ‘конституционный’ епископ, депутат Законодательного собрания, Конвента. Один из руководителей ‘Cercle social’ — ‘социального кружка’, существовавшего с конца 1789 г. до конца 1791 г. Объединивший представителей демократической интеллигенции, ‘социальный кружок’ пропагандировал идеи эгалитаризма, некоторые его члены доходили до отрицания частной собственности.
74. Демулен Камилл (1760-1794), Дантон Жорис Жак (1759-1794), Марат Жан Поль (1743-1793), Робеспьер Максимилиан (1758-1794) — деятели Французской буржуазной революции конца XVIII в., члены Якобинского клуба, якобинцы, стояли во главе установившейся в результате народного восстания 31 мая — 2 июня 1793 г. и изгнания жирондистов из Конвента якобинской диктатуры (до 27 июля 1794 г.)
75. Мирабо Виктор Рикетти де (1715-1789) — французский экономист, один из теоретиков школы физиократов. В опубликованном в 1756 г. сочинении ‘Друг людей, или Трактат о народонаселении’ независимо от Кенэ пришел к взгляду на роль земледелия как на главный источник благоденствия человеческого общества. Отец видного деятеля Французской революции О. Мирабо (1749-1791).
76. Якобинцы не только ‘считали возможным рекомендовать отчуждения национальных имуществ мелкими участками’. Декретом 3 июня 1793 г. они допустили дробление продаваемых эмигрантских земель и дали возможность части крестьян приобрести землю путем покупки этих мелких участков. Декретами 22 ноября и 24 декабря 1793г. Конвент распространил порядок отчуждения, установленный для земель эмигрантов, на все национальные имущества. В итоге, революция увеличила площадь крестьянского землевладения (см.: Адо А. В. Указ. соч. С. 331, 357 и сл.).
77. Речь идет о принятом Учредительным собранием 14 июня 1791 г. по предложению депутата Ле Шапелье законе, запрещавшем объединение рабочих в профсоюзы и объявлявшем стачки ‘преступлением против свободы’, и аграрных законах якобинского Конвента от 10 июня 1793 г.
78. Блан Луи (1811-1882) — французский утопический социалист, историк, общественный деятель. Автор 12-томной ‘Истории французской революции’. По мнению Л. Блана, якобинцы пытались заменить индивидуалистический буржуазный порядок порядком братства, осуществить ‘социальную революцию’.
79. Закон о максимуме — история Французской революции конца XVIII в. знает три закона о максимуме (максимум — система принудительной таксации цен и заработной платы): 1-ый максимум — закон о твердых ценах на зерно от 4 мая 1793 г., 2-ой — законы 11 и 29 сентября 1793 г., установившие единые таксы на зерно, муку, фураж и предметы первой необходимости, и 3-ий — закон от 20 марта 1794 г., повысивший вдвое цены при сохранении таксы на заработную плату. Вопросы о характере и роли максимума в судьбах революции, а также значения практики таксации для выдвижения коммунистических идей активно обсуждались историками и во Франции (Ж. Жорес, М. Марион, А. Матьез, Ж. Лефевр, А. Собуль), и в России (Н. И. Кареев, Е. В. Тарле, П. А. Кропоткин, Н. М. Лукин).
80. По принятой в августе 1795 г. термидорианским Конвентом взамен якобинской новой конституции вводился Законодательный корпус, состоявший из двух советов — Совета пятисот и Совета старейшин.
81. … переворот 18 брюмера — государственный переворот 9-10 ноября 1799 г., осуществленный генералом Наполеоном Бонапартом и заменивший режим Директории военной диктатурой.
82. Римский мир (лат.).
Ковалевский Максим Максимович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Поземельные и сословные отношения у горцев Северного Кавказа, Ковалевский Максим Максимович, Год: 1883
  2. Взаимоотношение свободы и общественной солидарности, Ковалевский Максим Максимович, Год: 1909
  3. Потребность прочного единения, Катков Михаил Никифорович, Год: 1863
  4. Социальные стремления человечества и народная правда, преимущественно русская, Юрьев Сергей Андреевич, Год: 1882
  5. Правка в рукописи басни А. X. Франка ‘Индюк-министр’, Некрасов Николай Алексеевич, Год: 1874
  6. Памятник Феликсу, Макаренко Антон Семёнович, Год: 1932
  7. Из страны чудес и курьезов, Ядринцев Николай Михайлович, Год: 1884
  8. Революционное движение семидесятых годов, Плеханов Георгий Валентинович, Год: 1923
Электронная библиотека