ОБЪЕДИНЕННЫЙ СОВЕТ РЕЛИГИОЗНЫХ
ОБЪЕДИНЕННЫЙ СОВЕТ РЕЛИГИОЗНЫХ
ОБЩИН И ГРУПП КАК ОДНО ИЗ
ОБЩИН И ГРУПП КАК ОДНО ИЗ
ПРОЯВЛЕНИЙ РУССКОГО ПАЦИФИЗМА
ПРОЯВЛЕНИЙ РУССКОГО ПАЦИФИЗМА
Е. И. Гетель
ПРИМЕЧАНИЯ
Е. И. Гетель. Объединенный совет религиозных общин и групп как одно из проявлений русского пацифизма, Чертков Владимир Григорьевич, Год: 1997
Время на прочтение: 19 минут(ы)
Елена Ивановна Гетель
Объединенный совет религиозных общин и групп как одно из проявлений русского пацифизма
Date: 1-6 июля 2009
Изд: ‘Долгий путь российского пацифизма’, М., ИВИ РАН, 1997.
OCR: Адаменко Виталий (adamenko77@gmail.com)
До революционных событий 1917 г. пацифизм, находясь под постоянной угрозой преследования со стороны государственной власти, не имел серьезного влияния на российское общество. События 1917 г., дав новые возможности для развития многих общественных движений, способствовали и расцвету религиозно-пацифистского движения. Самым интересным и исторически парадоксальным при этом является факт усиления влияния в первые годы советской власти религиозного пацифизма, поднявшегося до государственного уровня и выразившегося в первую очередь в деятельности Объединенного Совета религиозных общин и групп (ОСРОГ).
Как случилось, что большевики, яростные атеисты, поборники классового и революционного насилия, допустили существование организации, защищающей религиозных антимилитаристов, и издали декрет, освобождающий от военной службы лиц, не приемлющих таковую по религиозным убеждениям? Этот вопрос следует рассматривать в контексте отношения большевиков к сектантскому вопросу, поскольку создателями ОСРОГ были руководители сектантских и причисляемых к сектантству групп. Не углубляясь в подробный анализ причин необычной терпимости большевиков по отношению к религиозным антимилитаристам, скажем лишь, что важную роль здесь играло нестабильное положение власти, стоявшей перед более сложными и важными в тот период проблемами, такими как борьба с контрреволюцией, интервенцией, конкурирующими партиями, разрухой, голодом и энергетическим кризисом. Даже подавление сопротивления крестьянства приходилось откладывать, а для такого ‘маленького, узенького’ вопроса, как сектантский антимилитаризм, просто не было места1.
Кроме того, большевики были заняты борьбой с православной церковью, чье руководство во главе с патриархом Тихоном заняло резко враждебную позицию по отношению к власти атеистов-большевиков. Сектанты же при царской власти сильно потерпели от православной церкви, и поэтому сейчас были, конечно, по эту сторону баррикад. Поэтому в первые годы советской власти сектанты рассматривались как союзники в борьбе с православием. Всякий сектант, ‘даже богатей, даже и кулак, даже мелкий или крупный буржуа, даже и аристократ’ был по мнению большевиков, противником ортодоксальной религии, которая выступала до революции в союзе с самодержавием, а сейчас в союзе с контрреволюцией, и поэтому большевики по отношению к сектантам следовали тактике ‘вместе бить и врозь идти’2.
Лишь к концу НЭПа окрепшая экономика и стабилизировавшаяся внутриполитическая и внешнеполитическая ситуация позволили большевикам заняться подавлением враждебной им сектантской, пацифистской, непротивленческой идеологии. Помимо этого, до середины 20-х годов большевики относились к сектантам как к наиболее ‘культурному, грамотному и развитому’ слою крестьянства, открытому для ‘прогрессивных’ коммунистических идей3, и надеялись ‘перевоспитать’ сектантов в ходе классовой борьбы и социалистического строительства. Эта иллюзия сказывалась в мягком подходе к антирелигиозной работе, в преобладании методов убеждения и агитации. Не следует также упускать из виду, что сектанты не были явными противниками советской власти. Большинство из них во время военного коммунизма и гражданской войны стояли на позиции нейтралитета и одинаково вели себя и при белых, и при красных. Более того, многие из них с энтузиазмом приветствовали революцию и объявленную ею свободу совести, голосовали на выборах в Учредительное собрание за большевиков, создавали коммуны, что долгое время являлось одним из основных направлений в сельскохозяйственной политике советской власти.
Некоторые лидеры так называемых ‘левых’ сектантских группировок выступали публично и печатно, доказывая общность сектантского и большевистского идеала. Это касается в первую очередь сторонников толстовства — одного из главных направлений в русском пацифистском движении — и идейно близких им сектантов. Кстати, толстовцев большевики причисляли также к сектантам, рассматривая их как ‘голову сектантства’4. Многие группы и объединения толстовского толка, не приемлющие революционного насилия и зачастую резко критиковавшие советскую власть, приветствовали, однако, общую линию общественных перемен в России, не противопоставляли себя советской власти и не искали способов ее ‘улучшения’, приближения к христианскому идеалу. Свидетельство этому — многочисленные обращения, заявления, призывы толстовцев и близких им сектантов к деятелям советского правительства и общественности. Иллюзии такого рода заходили иногда довольно далеко. Так, в 1921 г. группа единомышленников толстовского направления, назвавшая себя группой ‘активных русских антимилитаристов’, направила 3-му конгрессу Коминтерна обращение, в котором приветствовала участников конгресса как ‘передовой авангард разумно мыслящего трудящегося класса’, ‘спасателей человечества’. Авторы сообщения заявляли: ‘Мы идем с вами, хотя, может быть, и иными путями, но мы искренне помогаем в существовании в данный момент пролетарской диктатуры’.
При создании ОСРОГ, как и вообще в судьбе многих толстовских и сектантских организаций и в личных судьбах, играл роль объективный фактор — личные симпатии некоторых большевистских деятелей к сектантству и дружеские связи между некоторыми большевиками и руководителями ОСРОГ, влиятельными толстовцами. Здесь в первую очередь следует назвать имена В. Д. Бонч-Бруевича и А. В. Луначарского, а также П. Г. Смидовича и Н. К. Крупской. Некоторые документы, связанные с Объединенным Советом, позволяют также заключить, что положение Совета сильно зависело от конкретных личностей, партийных функционеров среднего и низшего звена, контролировавших его деятельность. Так, сохранились документы о двух ревизиях ОСРОГ: в апреле 1920 и в январе 1921 гг. с диаметрально противоположными заключениями, причем более поздняя ревизия имела результатом весьма доброжелательное заключение5. Нельзя сбрасывать со счетов и большого международного авторитета руководителя ОСРОГ В. Г. Черткова и его умения находить нужные аргументы при защите своих прав и решений. Однако этот последний момент быстро переставал быть значимым по мере того, как партия большевиков выкристаллизовалась в партию сталинского типа.
До начала Великой Отечественной войны можно различить два периода в отношении советской власти к сектантам, а следовательно и к религиозным антимилитаристам: период относительной терпимости — с 1917 г. до середины 20-х годов и период борьбы с сектантством — с середины 20-х до конца 30-х годов. Деятельность ОСРОГ приходится на первый период. На примере этой организации четко прослеживаются тенденции в отношении советской власти к антимилитаристически и анархически настроенному сектантству, развитие этого отношения от временного компромисса к бескомпромиссной борьбе. Даже в период относительно терпимого отношения к сектантам деятельность ОСРОГ проходила в трудных условиях постоянных трений с властями. Да и сам декрет от 4 января 1919 г. задумывался с самого начала как временная мера6.
Объединенный совет религиозных общин и групп возник по инициативе группы толстовцев и руководителей некоторых сект в ноябре 1918 г. Согласно уставу, Совет представлял интересы различных религиозных течений и видел свою задачу в защите свободы совести от посягательств или, как пишет В. Г. Чертков ‘…имел целью содействовать тому разумному, осторожному, не виданному при царском строе подходу высшей советской власти к лицам, по совести не приемлющим участия в военном деле….’7.
Другая задача Совета, зафиксированная в уставе, заключалась в объединении религиозных людей, принадлежащим к различным внецерковным религиозным направлениям. Поэтому кроме защиты лиц, отказывающихся по религиозным убеждениям от военной службы, посредством экспертиз, ходатайств и выдачи удостоверений в искренности религиозных убеждений, Совет устраивал собрания, собеседования, лекции, съезды. Совет состоял из представителей ‘религиозных и других свободно-религиозных (внецерковных) общин и течений’. Эти представители избирались или местными организациями, или съездами и входили в Совет в количестве двух представителей. Представители неорганизованных течений могли входить в состав Совета по его приглашению. Деятельность Совета направлялась Президиумом в составе председателя, двух его товарищей и секретаря. Руководящую роль в совете играл Чертков и до середины 1920 г. К. С. Шохор-Троцкий. Для связи с местными организациями назначались представители на местах — уполномоченные совета8. Первоначально в Совет входили представители московской группы меннонитов, московской общины евангельских христиан, московской общины евангельских христиан-баптистов, толстовского Общества Истинной Свободы, трудовой общины-коммуны ‘Трезвая жизнь’, а также общины христиан-адвентистов седьмого дня и ‘внеисповедного течения’ . При совете существовала так называемая внеисповедная группа (ее можно отождествить с толстовской), иногда проводившая отдельные заседания10. Роль толстовцев в Совете была значительной11. Более того, в представлении многих ОСРОГ отождествлялся с толстовцами. Это подтверждают письма сочувствующих ОСРОГ и отношение властей к Совету.
Надо сказать, что Совет защищал интересы не только вышеназванных течений. В 1920 г. к Совету примкнули молокане, в августе 1922 г. баптисты на своем съезде приняли постановление о том, что не могут участвовать в работе Совета, так как могут объединяться только с евангельскими течениями12. Евангельские христиане отмежевались от Совета и от движения религиозных антимилитаристов, приняв на своем съезде в 1923 году резолюцию о поддержке советской власти и необходимости служить в армии.
Некоторые высказывания членов Совета, зафиксированные в протоколах заседаний и материалах съездов, позволяют заключить, что Совет желал бы встать на защиту не только сектантов, но и вообще верующих антимилитаристов, ‘людей совести’ и ‘отказывающихся по здравому смыслу’ . Если человек не может убивать, то он уже религиозен и должен быть взят под защиту Совета, считали некоторые его деятели14. На съезде уполномоченных разворачивается дискуссия о том, кого включать в контингент религиозных людей. Но все ужесточающаяся борьба Советской власти с религией не позволяла Совету развернуть эту работу.
Несмотря на заявления многих участников движения, что основной задачей является сближение единомышленников, главным делом Совета, имевшим общественное значение, все же было участие в разработке и осуществлении декрета об освобождении от военной службы отказывающихся по религиозным убеждениям. По воспоминаниям В. Д. Бонч-Бруевича, крестьяне-сектанты обращались к Ленину с просьбой разрешить им не служить в армии еще в начале 1918 г. В конце октября 1918 г. вышел приказ Реввоенсовета Республики ‘об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям’15. По этому приказу лицам, отказывающимся от военной службы по религиозным убеждениям, строевая служба заменялась санитарной. Члены будущего Объединенного совета после совещания на квартире Черткова 15 ноября 1918 г., которое можно считать днем рождения ОСРОГ, обратились в СНК с заявлением по поводу этого приказа. В замене военной строевой службы санитарной авторы заявления увидели ‘значительное стеснение свободы совести’. Участие в санитарной военной службе неприемлемо для многих религиозных людей, считающих себя ‘недопустимым исполнять какие-либо принудительные работы, имеющие целью заменить воинскую повинность’. В заявлении предупреждалось, что этот приказ может вызвать много конфликтов. Сравнивая ситуацию с положением при царском режиме, авторы заявления выражали уверенность, что советская власть ‘не пожелает налагать какие-либо стеснения и наказания на искренне религиозных людей, отказывающихся от всякого участия в делах, связанных с войной’. Они считали, что к этой категории лиц должен быть применен во всей полноте ‘принцип абсолютной свободы совести в смысле совершенного их освобождения’ от военной службы. В этом же заявлении Совет предлагал свои услуги в качестве ‘наиболее компетентного и осведомленного’ учреждения ‘судебно-следственного характера’, перед которым отказывающиеся от военной службы должны были бы доказать свою правоту. ОСРОГ выражал готовность принять участие в организации подобных советов в провинциальных центров. Авторы заявления считали, что их предложение ‘может вполне удовлетворить как требованиям правительства, так и интересам той веротерпимости, которую правительство желает в данном случае обеспечить’16.
Ходатайство Объединенного Совета рассматривалось на заседании комиссии при СНК 5 декабря 1918 г. и первоначально было отклонено комиссией, однако СНК отменил это решение. Вопрос вновь рассматривался комиссией при участии управляющего делами СНК Бонч-Бруевича и Е. Ярославского, в результате чего 4 января 1919 г. был подписан декрет об освобождении от военной службы по религиозным убеждениям. В соответствии с декретом на ОС возлагалась функция давать экспертное заключение о том, ‘исключает ли определенное религиозное убеждение участие в военной службе’ и о том, что ‘данное лицо действует искренне и добросовестно’. Лицам, ‘не могущим по своим религиозным убеждениям’ служить в армии, военная служба заменялась работой в заразных госпиталях, колониях для беспризорников или ‘иной соответствующей общеполезной работой по выбору самого призываемого’. ОСРОГ имел право возбуждать особое ходатайство перед Президиумом ВЦИК о полном освобождении без всякой замены, ‘если могла быть специально доказана недопустимость такой замены не только с точки зрения религиозных убеждений вообще, но и сектантской литературы, а также личной жизни соответствующего лица’17.
Таким образом, по инициативе и при участии ОС был принят декрет, сделавший Россию третьей страной в мире, признавшей право на отказ от воинской повинности по мотивам совести. С января 1919 г. Совет начал свою правозащитную деятельность. Для этого московской группой организаторов ОС были назначены в различных местах России уполномоченные (всего 113 чел.), которые должны были отбирать сведения об отказниках, направлять их в ОСРОГ, выступать экспертами на суде18. Существовали и местные отделения Совета или коллегии уполномоченных, например, Тульское отделение ОСРОГ, отделение в Самарской губернии. Выражали желание иметь свою коллегию уполномоченных и некоторые другие губернии19. Но губернские отделения ОСРОГ имели лишь совещательный голос, право экспертизы сосредотачивалось в руках московского Объединенного Совета.
Согласно декрету, отказывающиеся должны были подавать заявления в местный народный суд или военный комиссариат по месту жительства. Кроме того, должно было быть направлено заявление в ОСРОГ вместе с заполненным опросным листом (рассылались бланки опросных листов), копией заявления в суд и удостоверением о принадлежности к сектантской общине.
На практике наблюдались большие различия в отношении к декрету, экспертизам ОСРОГ и в процедуре освобождения. По свидетельствам уполномоченного Совета в 1919-1920 гг., в одних местах практиковался публичный допрос на суде экспертом после предварительного знакомства, в других — предварительная беседа с отказывающимися и устная защита перед тройкой или судом20. В Витебской губернии практиковалось выступление свидетелей на суде. Свидетелями могли быть и родственники отказывающегося21. Были случаи отдачи отказывающихся на поруки уполномоченным, о чем рассказывают толстовцы Карпов из Витебской губернии и Молочников из Новгородской. В Петроградской губернии суды освобождали без проблем при наличии удостоверения ОСРОГ об искренности. В других местах отказывающихся не призывали на военную службу, позволяли им ‘жить на воле и делать, что хотят’, но формально не освобождали и не выдавали, например, гражданских паспортов22. Уполномоченный из Смоленской губернии сообщает на съезде уполномоченных в 1920 г., что у них ‘с декретом считаются’, освобождают даже карательные отряды без суда и ареста по удостоверению ОСРОГ23. Но было и немало случаев отрицательных приговоров суда, направления отказников в концлагерь ‘до окончания Гражданской войны’24, избиений и даже расстрелов25. В некоторых уездах встречались одновременно положительные решения судов и аресты карательными отрядами, т. е. даже в одной губернии картина могла быть неоднородной. Например, в Саратовской губернии, насчитывавшей большое количество сектантов, в 1920 г., с одной стороны, было вынесено много ‘несправедливых’, по выражению уполномоченных ОС, приговоров суда (отказывающиеся отправлялись в концлагерь без суда и экспертизы), с другой стороны толстовец Лушников выступал защитником на суде даже без удостоверения уполномоченного ОСРОГ, по документу, выданному московским толстовским обществом Истинной Свободы. Позднее он даже получил разрешение от губисполкома на экспертизу26.
Отношение властей к декрету и экспертизе ОСРОГ заметно зависело от количества сектантов в губернии и резко ухудшалось по мере выхода новых ограничений декрета и циркуляров Наркомюста, а также по мере накопления случаев злоупотребления декретом. Однако, особенно в первые месяцы 1919 г., Объединенному Совету удалось помочь освободиться от военной службы многим религиозным антимилитаристам. Свидетельства — протоколы заседаний Совета и судьбы толстовцев-коммунаров. Удавалось в некоторых случаях предотвратить расстрелы или отменить противозаконные решения местных властей27.
Обращает также на себя внимание, что Совет в конфликтных ситуациях не сразу обращался к центральной власти, а пытался, где возможно, свести до минимума вмешательство государства, урегулировать конфликты напрямую. Один из таких случаев рассматривается на заседании Президиума 4 января 1920 г. Составляется записка участникам конфликта на месте с предложением уладить его мирным путем, ‘в противном случае ОСРОГ будет докладывать об этом центральным властям’28.
Заседания Президиума Совета проходили в 1919-1921 гг. в основном на квартире В. Г. Черткова, под его председательством29. В 1919 г. основными вопросами были процедура подачи заявления и обсуждение конкретных дел о выдаче удостоверений об освобождении. Собирались за редким исключением регулярно — каждые 3-7 дней. Протоколы аккуратные и похожие один на другой, видно, что дела идут гладко. Об этом же прямо говорится в 1920 г. в информационном докладе на съезде уполномоченных ОС30. На каждом заседании выдавалось до 60-80 удостоверений в искренности. Отказы в искренности очень редки. В июне 1919 г. на квартире Черткова прошел первый съезд уполномоченных Совета. Подробных документов об этой встрече нет, скорее всего, это было маленькое заседание московских представителей31.
Однако уже к концу 1919 г. исчезают длинные списки выданных удостоверений, протоколы становятся беспорядочными и разнообразными, что отчасти можно объяснить большим объемом работы, на который жалуются выступающие на заседаниях Совета, а отчасти усложнением работы. К лету 1919 г. появились сложные дела (офицеров, священников, врачей), которые неизбежно вызывали трения с властями. Кроме того, власти были обеспокоены массовыми отказами. Совету было предложено ввести контроль его деятельности со стороны военных властей. Члены Совета отклонили это предложение, их на короткое время оставили в покое, но вслед за этим начались более серьезные придирки и попытки ограничить деятельности Совета32. С осени трения с властями усиливаются — руководствуясь инструкциями 8-го отдела Наркомюста, руководившего отделением церкви от государства и потому наблюдавшего за деятельностью ОС, судьи стали менять отношение к отказникам. Положительных приговоров становится заметно меньше. По отношению к 8-му отделу Наркомюста Совет придерживался, по его собственной оценке, ‘независимой’ позиции — не считался с его инструкциями, но давал по требованию дела для просмотра33.
Кроме того, Совет предпринимал дальнейшие шаги по защите свободы совести сектантов. В августе 1919 г. ОСРОГ обращается с заявлением-ходатайством по поводу постановления Совета Обороны о поверочном сборе всех военнообязанных от 18 до 40 лет. Неявка приравнивалась к злостному дезертирству и за нее устанавливалась высшая мера наказания. В заявлении Совет предупреждал, что многие религиозные антимилитаристы сочтут для себя неприемлемым выполнить это требование. Живут же они открыто, своих убеждений не скрывают, поэтому не могут и не должны считаться дезертирами. Полагая, что советская власть, издавшая декрет от 4 января 1919 г., не захочет, освобождая одной рукой, карать другой, авторы обращения просят сделать для таких людей исключение. В заключение авторы заявления выражают желание ‘посильно прийти на помощь правительству в его столкновениях по вопросу о воинской повинности с искренне религиозными людьми34. Осенью 1919 г. была подана записка в 8-й отдел Наркомюста с протестом против арестов в Самарской губернии и нарушений декрета35.
В декабре 1919 г. ситуация обострилась еще больше. Все дела по отказам были переданы в Особую сессию нарсуда в Москве. В конце декабря состоялось заседание сессии с участием эксперта от Наркомюста Шпицберга. Был вынесен обвинительный приговор, несмотря на положительное заключение Совета. На второе заседание члены Совета в знак протеста не явились. Отношения становились все хуже, оправдательных приговоров все меньше. В январе 1920 г. Совнарсуд наложил на ОС штраф в 1 тыс. руб. за неявку эксперта на Особую сессию Нарсуда. Конфликт тянулся довольно долго, при этом у членов Совета не было однозначного мнения по этому вопросу. Это очень хорошо отражает записка Черткова в ответ на повестки Особой сессии Нарсуда с требованиями и угрозами в адрес Совета и последующие дебаты на заседаниях Президиума Совета. Вначале Совет решил бойкотировать заседания Нарсуда, дела слушались без экспертов. Чертков пишет в записке, что ‘члены Совета по совести не могут согласиться, чтобы их вполне добровольное и свободное содействие в осуществлении благой меры, предпринятой Совнаркомом и легшей в основание декрета от 4 января, обращено было Московским Нарсудом в какую-то принудительную повинность, и что поэтому до достижения дальнейшего соглашения с Советской властью по предмету поданной ОС СНК записки, ОС не видит возможности принимать участие в разборе дел отказывающихся в Московском суде36.
Чтобы понять аргументацию Черткова, нужно вспомнить, что многие из входивших в Совет были по своим убеждениям христианскими анархистами, т. е. причиной бойкота была попытка остаться верными анархистскому принципу, заметно противоречащая стремлению ОС сохранить за собой право на экспертизу. Это противоречие было ясно и самим членам ОС — вопрос дебатировался из заседания в заседание. В конце концов, принимая во внимание трудности тех, кто приезжал в Москву на экспертизу, Совет решил допустить дачу письменных заключений, продолжая не являться на заседания суда37. На заседании января 1920 г. Чертков внес предложение подать заявление в СНК о невозможности ОС продолжать работу в условиях пристрастного отношения властей к Совету и массовых казней отказывающихся. Заявление, составленное Чертковым, рассматривалось на следующем заседании 4 января. Объединенный Совет обращался в этом заявлении с просьбой срочно созвать совместное заседание членов ОС с представителями центральной власти и предлагал передать дела об отказах особой коллегиальной комиссии с окончательной заключительной экспертизой ОСРОГ. На этих же заседаниях Шохор-Троцкий предложил ходатайствовать перед Наркомюстом о желательных для Совета переменах.
В апреле 1920 г. состоялось совещание в Наркомюсте по вопросу об Объединенном Совете. Постановили выработать особую инструкцию для народных судей. Но в этом же месяце была проведена ревизия ОСРОГ, в которой участвовал вышеупомянутый сотрудник Наркомюста Шпицберг, не раз высказывавший свое враждебное отношение к ОС. Ревизионная комиссия сделала заключение, что Совет — источник антимилитаристской пропаганды, религиозного и анархического мировоззрения, деятельность его ‘вредно отражается на Красной Армии’. Декрет от 4 января следовало, по мнению комиссии, пересмотреть ‘в смысле лишения монополии ОС в даче экспертизы и замены этой экспертизы другими более рациональными и объективными способами’38. Была опечатана канцелярия Совета, забрано много дел. На заседании Совета 24 июля 1920 г. обсуждалось предстоящее свидание В. Г. Черткова с Лениным. Решено было просить образовать особый отдел по сектантским делам при СНК и создать особую правительственную комиссию по проведению в жизнь декрета от 4 января 1919 г.39.
В августе 1920 г. после ряда совещаний совместно с ОС Наркомюст издал циркуляр, ограничивавший декрет от 4 января 1919 г. и ставший основой декрета СНК от 14 декабря 1920 г., по которому Совет лишался исключительного права на экспертизу по делам отказывающихся от военной службы по религиозным убеждениям. Циркуляр Наркомюста по применению декрета от 4 января 1919 г. носил название ‘Об уклоняющихся от воинской повинности по так называемым религиозным убеждениям’, хотя речь в декрете от 4 января шла не об ‘уклоняющихся’, а об отказывающихся, и не по ‘так называемым’, а просто по религиозным убеждениям. Сам ОСРОГ назван в циркуляре ‘так называемым’. В циркуляре говорилось, что при применении декрета обнаружились злоупотребления со ‘стороны шкурников, уклоняющихся от отбывания службы в Красной Армии’. Кроме того, централизация экспертизы в Москве создала много неудобств. Одно из них — волокита, которой пользуются ‘шкурники’. Это якобы вызвало нежелание некоторых сектантов обращаться за экспертизой в ОСРОГ. По новому циркуляру человек, отказывающийся от военной службы по религиозным убеждениям, должен был направить, ходатайство в народный суд ‘не позднее срока, назначенного для явки его сверстников в состав воинского присутствия’. Дела должны были назначаться к слушанию не позднее двух недель со дня подачи заявления. Подавшему заявление выдавалась об этом справка. Если суд не состоялся в указанный срок, лицо, подавшее заявление, обязано было предъявить справку. Если же таковой не оказывалось, то человек считался ‘уклоняющимся’, дезертиром. ‘Разного рода экспертизы, удостоверения, свидетельства, выдававшиеся иногда так называемым Объединенным Советом или иными религиозными группами, частными организациями и лицами на руки носителям, ни в коем случае не могут иметь никакого принципиального значения или силы помимо прямого назначения служить частью судебного материала’, — разъяснял циркуляр. Народные суды ‘в случае надобности по своему усмотрению’ были вправе приглашать для ‘дачи экспертизы… представителей иных религиозных толков, могущих разъяснить суду то или иное обстоятельство… народные суды не стеснены в своем праве обратиться сверх той или иной экспертизы к достаточно в сем деле компетентным советским учреждениям и лицам’40.
Циркуляр, а с декабря 1920 г. декрет не давал возможности пользоваться им тем, кто не успел подать заявление об отказе, и тем, у кого антимилитаристские убеждения окончательно сложились уже после поступления на службу. Установленный срок для судебного решения был слишком мал для добросовестной экспертизы. Главное же заключалось в том, что экспертиза ОСРОГ признавалась необязательной. На циркуляр Совет отреагировал заявлением протеста, в котором выражал возмущение тенденциозной передержкой текста и тем, что не был запрошен Совет, чтобы проверить случаи недобросовестности, если они были41. С помощью В. Д. Бонч-Бруевича 8 сентября 1920 г. В. Г. Чертков добился приема у Ленина, где поставил вопрос об отмене всех циркуляров Наркомюста, ограничивающих декрет от 4 января 1919 г., об отмене смертных казней отказникам и о создании межведомственной комиссии по делам об отказах от военной службы. По свидетельству самого Черткова, Ленин выслушал его очень сочувственно и обещал свое содействие. В конце октября 1920 г. Чертков направил Ленину доклад и записку о нарушениях декрета от 4 января, а 10 ноября — письмо на эту же тему42.
При СНК была создана комиссия по рассмотрению жалоб ОСРОГ. Комиссия пришла к заключению, что нарушений декрета нет, но что ‘декрет от 4 янв. уже значительно устарел и требует переработки как в силу объективных условий (расширение территории), так и в силу его принципиального дефекта — предоставления вредной как для государства, так и для заинтересованных лиц монополии, централизации и создания известной зависимости, благодаря этому всех многочисленных сектантских толков от московской, анархической, но претендующей на централизм организации’43. Результатом работы комиссии стал декрет от 124 дек. 1920 г. В основу декрета лег выше упомянутый циркуляр Наркомюста от 6 августа 1920 г.
ОС продолжал действовать как независимая правозащитная организация, однако, его ходатайства с этого времени уже почти не принимались во внимание. Первый съезд сектантских земледельческих и производительный объединений, прошедший в марте 1921 г. в Москве по инициативе Совета, записал в своих документах, что в результате нового декрета ‘тюрьмы, концентрационные лагеря и прочие места заключения вновь начинают наполняться мучениками за веру, не желающими по своим религиозным убеждениям или велению совести продолжать участвовать в военном деле, и что в Республике даже происходят случаи расстрелов этих людей’. Первый съезд сектантских сельскохозяйственных объединений выступил в защиту ОСРОГ, заявив в своих документах, что Совет является ‘выразителем нужд сектантов в области защиты свободы совести’ и поручил Совету Съезда обратиться к советской власти ‘с заявлением о том, что съезд считает необходимым беспрепятственное продолжение деятельности ОС’44. Однако положение ОСРОГ становилось все более сложным. Все чаще раздавались обвинения в необоснованности экспертизы, например, обвинение Трибунала в необоснованности экспертизы в 1921 г., на которое Чертков реагировал заметкой, направленной в центральные органы власти45.
В отчете 8-го отдела НКЮ в 1921 г. делался вывод, что ‘Объединенный Совет, довольно бесформенное анархически-частное соединение с преобладанием мещанско-интеллигентских групп и лиц, не удержалось на высоте задачи и стало внушать органам советской власти полную неуверенность в правильности его заключений и способности его помогать правительству, осуществлять именно те гуманные и либеральные задачи, какие ставило оно себе, издавая декрет…’46.
В 1921 г., 10 марта, состоялся суд над членами ОС. Совету было предъявлено обвинение в ‘извращении и затруднении правильного применения декрета об освобождении от воинской повинности’ и в незаконной выдаче удостоверения сыну заводчика. На скамье подсудимых — В. Г. Чертков, А. П. Сергеенко, К. С. Шохор-Троцкий, И. Колосков, И. Трегубов, Д. Дубенской, О. Дашкевич. Документы в приговоре суда не сохранились, но, по всей видимости, приговор был оправдательным, так как ОСРОГ продолжал свою деятельность. И если ходатайства от освобождении от военной службы уже не принимались во внимание, работа шла по другим направлениям. Еще летом 1920 г. Совет организовал два съезда: съезд внецерковных течений и групп и съезд уполномоченных ОС. В марте 1921 г. был проведен съезд сектантских сельскохозяйственных объединений. ОСРОГ продолжал ходатайствовать о репрессированных сектантах, направлял заявления протеста по поводу случаев насилия над единомышленниками. Съезд сектантских сельскохозяйственных объединений в марте 1921 г. в своих резолюциях выступил с требованием от отмене смертной казни, ‘как позорного и недостойного явления в человеческом обществе’. Кроме того, съезд принял обращение ‘К народам всего мира’ с пожеланием ‘скорейшего наступления мира и единения во всем человечестве, как в одной великой, всемирной, братской семье’47.
Осенью 1923 г. была предпринята последняя попытка зарегистрировать Совет. По этому поводу члены Президиума были на приеме у П. Г. Смидовича 16 окт. 1923 г. Был получен ответ, что ОСРОГ зарегистрировать нельзя, но можно попытаться узаконить консультационное бюро48. Это, по всей видимости, удалось сделать, так как в сообщении В. Г. Черткова, датируемом архивом 1924 г., говорится о прекращении деятельности Совета и о том, что Чертков лично берет на себя роль центра ‘для осведомления и экспертизы по делам отказывающихся от военной службы по религиозным убеждениям’ ‘для свободно-христианского или так называемого толстовского мировоззрения’49.
Конец 1923 г. следует считать концом деятельности ОСРОГ. Эту же дату называет Чертков в записке, составленной им по запросу института Ленина в 1930 г.50
И после прекращения деятельности ОС советская власть продолжала делать шаги в сторону ограничения льгот отказникам. Выходили новые циркуляры НКЮ, когда, наконец, из законодательства не исчезли последние следы некогда терпимого и сочувственного отношения к религиозным антимилитаристам.
Объединенный Совет религиозных общин и групп — одна из самых значительных страниц истории русского антимилитаризма. Но нельзя упускать из виду, что пацифистское движение первых двух десятилетий советской власти не ограничивалось деятельностью ОСРОГ и представляет собой интереснейшее, к сожалению, еще не изученное, явление широкого спектра. Абсолютный пацифизм русских толстовцев и близких им последователей религиозных сект выходит за рамки отказов от военной службы и правозащитной деятельности. Недаром большинство связанных с Советом лиц задачу духовного сплочения единомышленников — сторонников ненасилия — считали первостепенной. Это явствует из заявлений уполномоченных Совета, материалов съезда уполномоченных, съезда внецерковных объединений и писем частных лиц51. Сторонники этой точки зрения аргументировали ее тем, что Совет был создан еще до издания декрета об освобождении от военной службы по религиозным убеждениям, и поэтому целью его не может быть только правозащитная деятельность. Главной задачей ОСРОГ должна быть не ‘самооборона и окапывание верующих, а их объединение для совместного наступления на мир греха и зла’52. Любопытна реакция участников съезда уполномоченных в июне 1920 г. на замечание К. С. Шохор-Троцкого, что задача ОС ‘механически помогать только отказывающимся, хлопотать, чтобы их не расстреляли’, а не смотреть на себя как на духовный центр, что было бы уже ‘церковью’53. Это утверждение и подобные замечания В. Г. Черткова вызвали сожаление и неудовлетворение многих участников съезда, стремившихся к объединению для братской духовной помощи в достижении христианского идеала. Этот идеал большинству объединившихся вокруг ОСРОГ рисовался в виде ‘всемирного коммунистического единения, установленного на основе веры в Иисуса Христа и его учение’54, и неизбежно включал основным компонентом ненасилие.
Ориентация на этот идеал определяла образ жизни, диктовала определенные поступки, заставляла одних, несмотря на риск попасть в немилость к властям, выступать с обращениями, других, самых последовательных — создавать коммуны. Особую роль в этом движении, как и в Объединенном Совете, играли толстовцы, которых по праву можно назвать духовным центром русского пацифизма 20-30-х гг. Вокруг толстовства, образуя с ним единое движение, сплачивались трезвенники, малеванцы, добролюбовцы. Самым интересным и удивительным при этом является тот факт, что движение это сохранялось до конца 30-х гг., воплощаясь в жизнь, в борьбе за существование в соответствии со своими идеалами, толстовских коммун в Западной Сибири. Наиболее последовательные противники всякого, в том числе и государственного, насилия, члены крестьянской толстовской общины ‘Братский труд’ направили в 1936 г. в Коминтерн и ЦК ВКП(б) декларацию ‘К трудящимся всех стран!’, ‘содержащую воззвание против войны и призыв всех трудящихся мира к проведению нового свободного строя — мирного, безнасильственного коммунизма’55. Как сообщает в своем письме Сталину толстовец С. Булыгин, Интернационал противников войны сочувственно отнесся к этой декларации и решил созвать в июле 1937 г. международную конференцию, посвященную обсуждению изложенных в ней принципов. Воззвание толстовцев было переведено на иностранные языки и опубликовано в зарубежной печати.
1. Бонч-Бруевич В. Д. Избранные атеистические произведения. М., 1973. С. 312.
2. Там же. С.312-314.
З. Там же. С.314.
4. Путинцев Ф. Сектантство и антирелигиозная пропаганда. М., 1928. С. 26.
5. Отдел рукописей Российской Государственной библиотеки (далее — ОР РГБ), ф. 435, оп. 62, д. 19.
6. По воспоминаниям В. Д. Бонч-Бруевича, В. И. Ленин, подписывая этот декрет, сказал: ‘Я убежден, что этот декрет недолговечен… пока примем его, чтобы успокоить и удовлетворить тех, кто и без того натерпелся ужасных мук и преследований от царского правительства’. Бонч-Бруевич В. Д. Отношение к религии в СССР. Рукопись. ОР РГБ, ф. 369, д. 16, л. 29 и далее. Цит. по: Поповский М. Русские мужики рассказывают. Последователи Л. Н. Толстого в Советском Союзе. Лондон. 1983. С. 73.
7. ОР РГБ, ф. 369, д. 363, ед. хр. 17, л. 28.
8. ОР РГБ, ф. 435, д. 61, ед. хр. 16, л. 1-2.
9. ОР РГБ, ф. 369, д. 363, ед. хр. 17, л. 28.
10. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. 2, л. 97.
11. 39 человек уполномоченных ОСРОГ из общего числа 113 были толстовцами. ОР РГБ, ф. 345, д. 61, ед. хр. 21.
12. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. 2, л. 88.
13. ОР РГБ, ф. 345, д. 61, ед. хр. 19, л. 6.
14. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. 6, л. 30.
15. Декреты Советской власти. М., 1968. Т. 4. С. 282-283.
16. ОР РГБ, ф. 345, д. 61, ед. хр. 15.
17. Декреты Советской власти. М., 1964. С. 283-284.
18. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. 6, л.
19. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. 6, л. 12-15.
20. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. 6, л. 12-15.
21. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. 6, л. 20.
22. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. 6, л. З.
23. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. 6, л. 7.
24. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. 6, л. 9, 13, 14.
25. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. 6, л. 8-9, случай расстрела в Духовицком уезде Смоленской губернии упоминается в нескольких документах, в том числе в сборнике ‘Воспоминания крестьян-толстовцев’.
26. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. 6, л. 14-15.
27. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. 6, л. 4.
28. ОР РГБ, ф. 436, д. 62, ед. хр. , л. 3 об.
29. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. 2.
З0. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. З.
31. ОР РГБ, ф. 435, д. 61, ед. хр. 13, л. 39.
32. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. З.
33. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. 6.
34. ОР РГБ, ф. 369, д. 363, ед. хр. 31.
35. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. 6, л. 17.
36. ОР РГБ, ф. 369, д. 363, ед. хр. 17, л. 46.
37. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. 6, л. 5-5 об.
38. ОР РГБ, ф. 345, д. 61, ед. хр. 19, л. 35-36.
39. ОР РГБ, ф. 465, д. 62, ед. хр. 2, л. 55.
40. ОР РГБ, ф. 369, д. 411, ед. хр. 49. 41. ОР РГБ, ф. 369, д. 411, ед. хр. 49.
42. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. 2, л. 76, В. И. Ленин. Биографическая хроника, М., 1978. С. 433, 459.
43. Отчет 8-го отдела НКЮ 8-му Всероссийскому съезду Советов, б. г., б. м. С. 19.
44. Рукописный отдел ГМТ. Материалы различных толстовских обществ.
45. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. 21.
46. Отчет 8-го отдела НКЮ 8-му Всероссийскому съезду Советов, б. г., б. м. С. 19.
47. Рукописный отдел ГМТ. Материалы различных толстовских обществ.
48. ОР РГБ, ф. 435, д. 10, ед. хр. 12, л. 2.
49. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. 24.
50. ОР РГБ, ф. 369, д. 363, ед. хр. 17, л. 28.
51. См. фонды Черткова и Шохора-Троцкого в ОР РГБ.
52. ОР РГБ, ф. 365, д. 61, ед. хр. 19, л. 14.
53. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. 6, л. 29.
54. ОР РГБ, ф. 435, д. 62, ед. хр. 22, л. 5.
55. Из письма председателя общины ‘Братский труд’ С. И. Булыгина-Свободного И. В. Сталину о содействии в выезде ее представителей на международный конгресс антимилитаристических сил от 24 ноября 1936 г. ГАНО, ф. 47, оп. 5, д. 118, л. 259-261 об. // ‘Отечественные архивы’. 1993. 2. С. 7.
Гетель Елена Ивановна — историк, автор трудов по антимилитаристским движениям