ДЖУЛІЯ
ДЖУЛІЯ
ПОВСТЬ
Вальтера Безанта.
Съ англійскаго.
I.
I.
II.
II.
III.
III.
IV.
IV.
——
V.
V.
VI.
VI.
Джулия, Безант Уолтер, Год: 1884
Время на прочтение: 53 минут(ы)
— Джулія, вотъ ‘Family Treasure’. Смотри, не забудь про ‘Family Treasure’. Брошюровка стоитъ три фунта, четыре шиллинга и восемь пенсовъ. А по счету слдуетъ получить за три мсяца.
— Три фунта, четыре шиллинга, восемь пенсовъ,— повторила Джулія машинально, подводя итогъ и отписывая карандашомъ общую сумму.— Онъ говорилъ, что заплатитъ сегодня утромъ.
— Смотри же, постарайся, чтобъ онъ непремнно заплатилъ. Treasure — ловкій малый. Создатель! міръ кишмя-кишитъ ловкими людьми. Намъ всмъ, хочешь-не хочешь, а приходится изворачиваться, потому что мы бдны. И зачмъ только существуютъ бдняки!
Говорившій былъ старикъ лтъ семидесяти или боле, возсдавшій на высокомъ табурет,— костлявый старикъ съ короткими блыми волосами подъ гребенку и сморщеннымъ, какъ печеное яблоко лицомъ. У него былъ четырехъ-угольный подбородокъ и онъ говорилъ съ тмъ рзкимъ нетерпніемъ въ голос, которое изобличаетъ властолюбивыхъ людей. И дйствительно, онъ былъ настойчивый человкъ и борецъ за всякія права, одинъ изъ тхъ людей, которые способны драться. Бойцы и драчуны бываютъ неоцненны, когда умютъ примнять свои способности какъ слдуетъ. Но зачастую они дерутся зря и сражаются за неправое дло. Этотъ человкъ былъ такъ настойчивъ, что, конечно, могъ бы разбогатть и составить карьеру. Но онъ не сдлалъ карьеры и не разбогатлъ, полагаю, потому, что не попалъ на настоящую дорогу. Его лавка находилась на Сити Родъ и была восьми футовъ ширины и пятнадцать футовъ длины, въ ней былъ небольшой каминъ на одномъ конц и несгараемый шкапъ на другомъ, кром того, тамъ находилась высокая конторка и табуретъ, а возл камина стоялъ еще буфетъ. Это была пріемная м-ра Брадберри и вмст съ тмъ его лавка, а надъ нею помщалась его спальня, такъ какъ онъ не стыдился жить тамъ же, гд и работалъ, да, по правд сказать, и не могъ бы жить въ другомъ мст. Каждаго, входящаго въ его помщеніе обдавалъ какой-то кислый запахъ, казавшійся все непріятне и непріятне постителю, чмъ доле онъ тамъ оставался, запахъ, который могъ искоренить цлую армію или обратить ее въ бгство, запахъ, къ которому никто изъ постороннихъ не могъ привыкнуть, но для привычныхъ людей онъ напоминалъ клейстеръ и папку, что, въ свою очередь, намекало на переплетное искусство. И дйствительно, это была переплетная мастерская, одна изъ самыхъ смиренныхъ и немудреныхъ представителей этаго искусства, у котораго рабочій персоналъ немногочисленъ, а работа отличается больше дешевизной, нежели артистической отдлкой.
И, дйствительно, м-ръ Брадберри былъ совершенно незнакомъ съ исторіей и величіемъ своего ремесла, никогда не слыхалъ про Гролье де-Сервье, не имлъ никакого понятія о гербахъ, девизахъ и геометрическихъ узорахъ и довольствовался тмъ, что переплетая всякую книгу, попадавшую ему въ руки, въ папку въ девять пенсовъ, въ коленкоръ съ кожанымъ корешкомъ одинъ шиллингъ и шесть пенсовъ, и въ кожу съ золотымъ обрезомъ за три шиллинга и шесть пенсовъ. А вс мечты его желанія сводились къ тому, чтобы имть достаточно работы для своихъ немногочисленныхъ рабочихъ и аккуратно расплачиваясь съ ними.
— А этого ни одинъ человкъ не въ состояніи сдлать, Джулія,— говаривалъ онъ,— если ему самому не платятъ.— Потому ты хорошенько шпыняй ихъ. Ты слишкомъ мягка. Скажи имъ, что я ихъ всхъ упрячу въ долговую тюрьму.
— Все тутъ?— перебила его Джулія, не обращая ни малейшаго вниманія на послднее яростное замчаніе, аккуратно повторявшееся каждую субботу, когда она ходила собирать деньги съ должниковъ своего хозяина.
— Да, все.
Старикъ слзъ съ табурета, и тогда оказалось, что это совсмъ маленькій старичекъ, и удивительно было, какъ это онъ умлъ импонировать людямъ своей персоной.
— Я сообщилъ теб все, что слдуетъ, но увренъ, что ты принесешь только четверть того, что слдуетъ, и цлый куль извиненій. Имъ нечмъ заплатить и они станутъ врать напропалую. Бдняковъ совсмъ не должно было бы быть на свт. Я обанкручусь и открою лавочку, вотъ увидишь. Уду въ Новую Зеландію. Ты подешь со мной, если хочешь, а бабушка отправится въ богадельню. Такъ-то, Джулія. Ну, теперь все въ порядк. Чего-жъ ты ждешь?
Слова были рзки, но манеры мягки. Джулія кивнула головой и собиралась спрятать карандашъ и отписную тетрадку. Но вдругъ лицо ея поблднло, а голова закружилась, въ глазахъ потемнло и Джулія упала бы, еслибъ старикъ не поддержалъ ее и не посадилъ на свое кресло. Съ ней былъ легкій обморокъ и она тотчасъ же пришла въ себя. Она сидла блдная и ошеломленная.
— Что съ тобой, двушка?— закричалъ старикъ.— Лучше теб?
— О, да,— отвчала она, озираясь кругомъ.— Это пустяки. Мн что-то нездоровится. Быть можетъ, въ комнат слишкомъ жарко.
— Пустяки!— повторилъ онъ сердито.— Жарко въ комнат! Не лги, двушка! Твой, каналья, ддушка, опять видно напился вчера вечеромъ и сегодня утромъ нтъ денегъ въ дом и не на что позавтракать.
Джулія опустила глаза. Этихъ словъ нельзя было опровергнуть. Дйствительно, склонность ея дда пропивать и проматывать фамильные доходы была такъ извстна, какъ еслибъ онъ былъ Людовикъ Четырнадцатый.
— А вчера теб не чмъ было поужинать, вернувшись изъ театра?
Старикъ ударилъ кулакомъ по столу.
— Безъ ужина, да безъ завтрака, вотъ и немудрено, что ты проводишь мое драгоцнное время въ обморокахъ.
Джулія не отвчала, но виновато повсила голову.
— Посмй только встать у меня съ кресла, пока я не вернусь.
М-ръ Брадберри схватилъ свою шляпу и исчезъ. Вскор онъ вернулся, въ сопровожденіи мальчика, съ подносомъ въ рукахъ, на которомъ дымилась чашка горячаго какао и лежалъ кусокъ хлба съ кускомъ сливочнаго масла.
— Ты должна все это състь, до послдней крошки, прежде чмъ уйти, — съ устрашающей суровостью приказывалъ старикъ.— Слышишь, Джулія, и не воображай, что я заплачу за это изъ своего кармана. Ни одного мднаго гроша. Я вычту изъ твоего жалованья. Каждый грошъ. И если ты не образумишься, то я буду кормить тебя бараниной, каждое утро, въ счетъ твоего жалованья. Честное слово, я это сдлаю. Такъ и скажи бабушк.
Онъ остановился, потому что задохся. Иначе насказалъ бы еще съ три короба.
Джулія не отвчала. Когда вы страшно голодны, голодны до обморока, и ничего не ли со вчерашней утренней чашки чая съ ломтикомъ хлба съ масломъ, вы не заставите себя двоекратно просить выпить чашку какао и състь кусокъ хлба. Поэтому она терпливо выпила какао, который могъ бы быть и покрпче, но все же былъ горячъ и сладокъ, и скоро справилась съ кускомъ хлба и масломъ, которое было очень вкусно, хотя и было приготовлено изъ одного только говяжьяго жира. Но голодный желудокъ не разбираетъ и оно сошло за настоящее сливочное масло.
— Еслибы твоихъ ддушку съ бабушкой Богъ прибралъ или бы ты согласилась помстить ихъ въ богадельню,— продолжалъ м-ръ Брадберри боле мягкимъ тономъ,— я бы удвоилъ твое жалованье, Джулія, честное слово. Ты стоишь по моему дороже восемнадцати шиллинговъ въ недлю, гораздо дороже. Я очень, очень доволенъ тобой, Джулія. Ты умешь лучше убждать кредиторовъ своими разговорами, нежели любой судебный приставъ. Я вдь давеча только пошутилъ. И все же я ни копйки не прибавлю теб жалованья, слышишь. Я еще уржу его. Такъ и скажи своему старому негодяю, дду. Гд твой разсудокъ? Къ чему ты это длаешь? Зачмъ ты не сама распоряжаешься своими деньгами? Ладно же: я буду вычитать у тебя по пяти шиллинговъ въ недлю и ты будешь ежедневно на нихъ получать на завтракъ чашку какао, а на обдъ баранину. Ступай и скажи имъ это. Да.
Джулія ничего не отвчала. Но такъ какъ какао и хлбъ очень подкрпили ея силы и освжили голову, она встала и проговоривъ:— благодарствуйте!— отправилась въ путь съ записной книжкой и карандашомъ въ рукахъ.
Двушка была одта въ простое, но неотрепанное платье: черную юбку и черную кофточку, на ея шляп красовалось красное перо, а на рукахъ были надты шведскія перчатки, когда-то срыя, а теперь бурыя и даже черныя на пальцахъ. Еслибы вы встртили Джулію на улиц, то, вроятно, прошли бы мимо, не обративъ на нее вниманія. Она показалась бы вамъ совсмъ незначительною двушкой: такихъ, какъ она, попадаются сотни и тысячи на лондонскихъ улицахъ. И со всмъ тмъ, наблюдательные люди, которымъ доводилось сидть напротивъ нея въ омнибусахъ или въ вагонахъ конно-желзной дороги, вскор замчали, что въ этой двушк есть нчто особенное. Напримръ, у нея были большіе, ясные глаза, темно-синяго цвта, немедленно обращавшіе на себя вниманіе каждаго, кто самъ былъ не безъ глазъ. Такіе глаза какъ будто поглощаютъ свтъ извн и удерживаютъ его, они всегда кажутся полными чувства и мысли, слишкомъ глубокихъ для человческаго языка. Волосы у нея были темные и прекрасные, носъ, быть можетъ, немного коротокъ, а ротъ черезъ-чуръ великъ, но вдь нельзя же ждать отъ рабочей двушки безукоризненной наружности, и ея лицо было во всякомъ случа многообщавшее. Она была средняго роста и слишкомъ худа, слегка горбилась и съ плоской грудью. Когда приходится сидть противъ такой двушки въ вагон третьяго класса, то невольно начинаешь соображать — если только не читаешь газету и не созданъ изъ камня или дерева — какъ бы она перемнилась, еслибы ее взять и перемстить въ такое мсто, гд бы она могла дышать чистымъ воздухомъ и быть въ обществ людей, которые бы заронили высокія мысли въ ея голову, не давали бы ей работать черезъ силу, а предоставляли бы длать только то, что ей нравится, хорошо кормили бы ее, мило одвали, окружили бы добрыми подругами, симпатіей, довріемъ и любовью. Безъ сомннія, тогда плечи ея закруглились бы, а спина перестала горбиться, плоская грудь пополнла бы и пріобрла женственную красоту, складки исчезли бы со лба, щеки округлились бы и зарумянились, а лицо озарилось бы радостной улыбкой, какъ это и предназначено самой природой. Есть одна превосходная школа, къ которой принадлежатъ, между прочемъ, вс истинно хорошія женщины: он считаютъ, что вс знакомые имъ люди обладаютъ такой же чистой и прекрасной душой, какъ та, которая была для нихъ предназначена природой, и сообразно этому относятся къ нимъ и довряютъ имъ. Очень часто он бываютъ жестоко обмануты, но это имъ все-равно. Этимъ добрымъ людямъ бываетъ поэтому особенно пріятно, когда имъ удается открыть въ чьемъ-нибудь лиц настоящія, свойственныя имъ отъ природы черты, но которыя искажены бдной и скудной жизнью. Никто, кому еще не доводилось этимъ заниматься не можетъ себ представить, какимъ интереснымъ длается человкъ, когда вы откроете, какое чудное лицо предназначено ему природою. До извстнаго возраста очень легко различить истинныя черты всякаго лица и не трудно возстановить ихъ.
Что касается Джуліи, то не трудно было разобрать, какимъ должно было бы быть ея лицо, потому что въ девятнадцать лтъ почти невозможно испортить оригиналъ. Кром того, сама Джулія ничего еще не сдлала такого въ жизни, что могло бы обезобразить двушку, помимо того, насколько это можетъ сдлать невжество, тяжелая работа и отсутствіе всякихъ удовольствій. Все это, безъ сомннія, способствуетъ обезображенію, какъ каждый можетъ въ томъ убдиться въ субботу вечеромъ на лондонскихъ улицахъ. Она, напримръ, не разгуливала по этимъ улицамъ, сцпившись за руки съ тремя или четырьмя другими двушками, громко разговаривая и хохоча во все горло при малйшемъ повод, какъ это длаютъ другія. Она не ‘водила компаніи’ ни съ какимъ мужчиной, ни съ хорошимъ, ни съ дурнымъ. Она аккуратно каждый вечеръ возвращалась домой посл работы и такъ же пунктуально уходила на работу по утрамъ. Она жила съ ддушкой и бабушкой, нанимавшими дв комнаты въ нижнемъ этаж дома на Брауншвейгской площади, неподалеку отъ театра, посщавшагося преимущественно простонародьемъ. Старикъ всю жизнь работалъ въ типографіи одного издателя на Патерностеръ-Роу и все еще служилъ тамъ за небольшое жалованье, хотя уже и находился въ преклонныхъ лтахъ. Старуха служила многіе годы горничной въ театр ‘Royal Grecian’ и восторгалась драмой, главнымъ образомъ по части дамскихъ костюмовъ. Старики, кром того, были большіе любители ощущеній, доставляемыхъ обильнымъ употребленіемъ крпкихъ напитковъ. Они покупали ихъ, какъ и свое платье, пищу, и какъ нанимали квартиру, главнымъ образомъ на жалованье Джуліи.
Двушка была, говоря истинную правду, уличной двушкой, сиротой, брошенной на произволъ судьбы. О своей матери она знала только то, что ея бабушк пріятно было ей сообщать, а именно: что она умерла съ обручальнымъ кольцомъ на пальц. Что касается отца, то такъ какъ ей было запрещено о немъ разспрашивать, то и мы хорошо сдлаемъ, если воздержимся отъ вопросовъ на его счетъ. Быть можетъ, онъ бросилъ жену, что часто случается у нкоторыхъ другихъ, быть можетъ, съ нимъ случилось что-либо ‘неладное’, что тоже часто бываетъ. Какъ бы то ни было, онъ ни копйки не давалъ на содержаніе дочери и ей издавна внушалось, что она всмъ обязана бабушк и должна заплатить впослдствіи за вс издержки, причиняемыя ея воспитаніемъ.
Въ народной школ ее выучили читать, писать и считать, улица была ареной ея дтскихъ игръ, а рай, о которомъ она смутно слыхала, представлялся ей какимъ-то отдаленнымъ мстомъ, дорога куда ей незнакома и гд не будетъ старой бабушки, чтобы бить и пилить ее, а будетъ вдоволь пироговъ съ мясомъ и вареньемъ. Товарками ея были, само собою разумется, такія же уличныя двочки, какъ и она сама, и величайшимъ удовольствіемъ для нихъ всхъ было плясать на улиц подъ звуки шарманки. Что же касается религіи, нравственности, принциповъ и правилъ для жизни и поведенія, то Джулія, подобно всмъ другимъ, должна была вырабатывать ихъ сама для себя. Принимая во вниманіе ея происхожденіе и воспитаніе, я могу объяснить ея любовь къ спокойствію, приличію и добропорядочности только тмъ предположеніемъ, что она естественно научилась любить все противоположное тому, что нравилось ея бабушк. Если это покажется недостаточнымъ для объясненія этого факта, то припомнимъ избитую истину, что нкоторыя двушки, будутъ ли он принцессы или уличныя дти, родятся съ природной и инстинктивной любовью къ добропорядочности и всему, что съ этимъ связано. Богъ создалъ мужчинъ сильными, а женщинъ чистыми, сказалъ который-то изъ отцовъ церкви, по всей вроятности, св. Августинъ, которому принадлежать почти вс истинно-гуманныя изреченія. Фанатики, чтобы найти предлогъ для своего пустосвятства, перевернули это правило.
Джулію считали чрезвычайно счастливой двушкой и она зарабатывала столько денегъ, что другія двушки только охали и ахали отъ зависти. Фамильныя связи и личный интересъ, какъ это и всегда бываетъ, доставили ей это благополучіе. Бабушка спозаранку, когда она была еще крошкой, брала ее съ собой въ театръ, гд она появлялась на сцен въ тхъ мелодрамахъ, гд фигурировалъ ребенокъ, мальчикъ или двочка. На Рождеств много дтей набирается для пантомимъ, и Джулія всегда участвовала въ нихъ. Когда она выросла, она стала играть роли деревенскихъ двушекъ, участвовала въ числ фигурантовъ, изображавшихъ толпу, или же въ какой-нибудь процессіи, зачастую несла шлейфъ принцессы. Словомъ, ее ставили туда, гд надо было пополнить проблъ или образовать группу. Такъ какъ она была красиве остальныхъ фигурантокъ и лучше сложена, то ее вскор начали ставить впереди съ приказаніемъ глядть въ партеръ своими большими глазами и кротко улыбаться. Она длала это, и сводила сьума всхъ приказчиковъ и привлекала вс сердца за пятнадцать шиллинговъ въ недлю. И при всемъ томъ, если Джулія и пыталась когда-нибудь понять то, что творится вокругъ нея, — въ чемъ я сильно сомнваюсь, — то разв только, чтобы задать вопросъ: къ чему это люди ходятъ въ театръ? Вс театральные эффекты она знала и презирала и находила, что ходить въ театръ стоитъ разв только затмъ, чтобы посмотрть на костюмы героини.
Это было ея вечернее занятіе. Днемъ же она вела вс счеты у переплетчика. И тутъ мы можемъ оцнить всю важность фамильныхъ связей. Ея ддушка нашелъ, что хорошо было бы обучить ее переплетному мастерству и помстилъ ее къ м-ру Брадберри. Она могла бы со временемъ научиться порядочно складывать листы и даже сшивать тетради, но, къ счастью для нея, ея хозяинъ открылъ въ ней замчательныя способности къ счетоводству. У Джуліи было много соображенія и она быстро складывала. Поэтому она была возведена въ званіе бухгалтера, отдлена отъ остальныхъ двушекъ и переведена изъ мастерской въ лавку. Она получала изъ театральной кассы пятнадцать шиллинговъ въ недлю, а м-ръ Брадберри платилъ ей восемнадцать, такъ что счастливая двушка получала тридцать-три шиллинга въ недлю, на которые, съ придачею тхъ десяти, что ея ддушка отрабатывалъ въ своей типографіи, старики жили отлично и пользовались всми благами цивилизаціи, включая сюда и джинъ.
Врядъ ли можно сказать, чтобы Джулія была счастлива въ т дни, потому что счастіе есть дятельное состояніе духа и не можетъ существовать безъ опредленной пищи въ форм какого-нибудь воспоминанія или ожиданія. Но съ другой стороны она конечно не была несчастна, такъ какъ для несчастія тоже нужно воспоминаніе или опасеніе. Еслибы, подобно Робинзону Крузе, ей пришлось взвшивать этотъ вопросъ, то она должна была бы сказать, что съ одной стороны она въ самомъ дл получаетъ большое содержаніе, но что съ другой стороны бабушка отбираетъ у нея вс деньги, что съ одной стороны у ней есть постоянная работа, но съ другой стороны ей приходится слишкомъ много работать. Что съ одной стороны у ней нтъ ни друзей, ни развлеченій, но что съ другой ей извстенъ характеръ нкоторыхъ изъ нихъ и онъ нисколько не привлекателенъ. Что съ одной стороны она молода, но съ другой молодые люди должны имть хоть одинъ часокъ въ день для отдыха и для того, чтобы пользоваться своей молодостью. Человческая душа, говорятъ фразры, способна къ безконечному счастію. Будемъ по крайней мр понимать это такъ, что человческая душа способна наслаждаться, когда уметъ желать. Джулія ничего не желала, потому что ничего не знала. Она была слишкомъ молода, чтобы особенно тяготиться работой. Она любила счетоводство, потому что ея хозяинъ былъ съ нею добръ. Она ходила въ театръ, не спрашивая себя о томъ: нравится ей это или нтъ, потому что она это длала съ тхъ поръ какъ себя помнила. А о чемъ она думала день деньской — это я не знаю и ршительно не понимаю, въ виду того, что она не водилась съ другими двушками, которыя болтаютъ и слдовательно думаютъ съ утра до вечера. Она находилась при дл съ девяти часовъ утра до двнадцати ночи, никогда ничего не читала и ни съ кмъ не разговаривала, исключая м-ра Брадберри, который приходилъ и уходилъ изъ лавки и ворчалъ на свои долги и на трудныя времена. Но она привыкла къ нему и кром того онъ былъ по своему добръ съ нею.
По воскресеньямъ иныя двушки ходятъ гулять, другія въ церковь, третьи имютъ поклонниковъ, съ которыми проводятъ время. Джулія уже привыкла проводить воскресное утро въ лавк, утверждая, что ей необходимо сводить счеты съ м-ромъ Брадберри, но въ сущности затмъ, чтобы ему было съ кмъ разсуждать о беззаконіи бдности. Джулія торжественно слушала, но не понимала ни слова. Затмъ въ воскресенье днемъ, когда старики дремали, она приводила въ порядокъ свой гардеробъ. Не даромъ же у двушки была бабушка, служившая горничной въ театр. Многія изъ сверстницъ Джуліи не умютъ держать иголки въ рукахъ, а потому ходятъ всегда оборванныя. Джулія умла шить, поэтому хотя она одвалась просто, но не неряшливо. Воскресные вечера бывали для нея самыми пріятными въ недл, потому что она сидла въ кресл и ничего не длала. Старики уходили въ свою спальню въ девять часовъ вечера, и она могла лечь спать тремя часами раньше обычнаго времени, и шумъ шаговъ на улицахъ, псни гулякъ и стукъ омнибусовъ служили ей колыбельной псней.
Если ей и желательна была какая-нибудь перемна въ ея судьб, то полагаю только въ томъ отношеніи, чтобы бабушка ея поменьше бранилась, а сама она могла бы отдлаться отъ несноснаго кашля, который привязывался въ ней обыкновенно въ начал зимы и не прекращался до половины лта.
Но ей было только девятнадцать лтъ, а потому такъ ни иначе монотонное существованіе это должно было измниться. Сколько есть вещей, которыхъ молодежь начинаетъ желать, какъ только узнаетъ о нихъ. А рано или поздно, она узнаетъ о нихъ и кром того молодежи прилично и свойственно всегда желать. Природа ненавидитъ такое состояніе духа, когда человкъ ничего не желаетъ. Въ сущности это есть нравственная пустота.
Такъ проходили дни, одинъ какъ и другой, съ тою только разницею, что иногда бывало тепле, а иногда холодне, иногда небо было покрыто тучами, а иногда сіяло солнце. Но ничто не отличало одинъ день отъ другого. Но такъ какъ гд жизнь, тамъ и движеніе, и ничто не стоитъ на мст, то двушка начинала убждаться, что старики пьютъ гораздо больше того, чмъ это имъ полезно, и что съ каждой недлей они напиваются сильне и сильне и что несправедливо съ ихъ стороны отбирать отъ нея вс деньги для того, чтобы покупать на нихъ джинъ, хотя бы бабушка и воспитала ее. Быть можетъ, она находила также, что она лучше проводитъ время у переплетчика, нежели дома, и что ея ворчливый хозяинъ боле пріятный собесдникъ, нежели ея ддушка. Но ей не приходило въ голову желать какой-нибудь перемны или думать, что ея жизнь могла бы течь иначе, нежели жизнь катоновскаго идеальнаго раба, который всегда спитъ, когда не работаетъ, и всегда работаетъ, когда не спитъ.
Но вотъ наступила перемна, какъ это всегда бываетъ въ земной юдоли. Для римскаго невольника она наступала, когда онъ заболвалъ и его выносили, по приказанію его благодарнаго господина, на вольный воздухъ, умирать. Перемна въ жизни Джуліи на первый взглядъ, казалось, общала боле пріятный ходъ вещей.
Дло было въ послднихъ числахъ мая. На театр шла мелодрама, въ которой ея услуги не требовались посл четвертаго акта и пятнадцатой картины, когда долженствовала произойти свадьба добраго молодого мельника и добродтельной молочницы, посл неслыханныхъ затрудненій, и когда какъ-разъ у дверей церкви она прерывается прибытіемъ злого лорда, вырывающаго жениха изъ объятій невсты среди криковъ сельскихъ двушекъ, вздымающихъ къ небу руки. Джулія была одной изъ сельскихъ двушекъ, и въ то время какъ она поднимала, руки въ условной поз, долженствовавшей изображать ужасъ, она обратила по обыкновенію свои большіе глаза въ партеръ и кротко улыбнулась ряду взволнованныхъ и оживленныхъ лицъ. Когда занавсь упалъ, она освободилась и поспшила въ уборную, чтобы переодться.
Было половина десятаго, вечерній воздухъ показался ой прохладнымъ посл душной атмосферы театра, Джулія вышла изъ театра и прошла черезъ садъ, гд играла музыка и народъ плясалъ на площадк.
Въ настоящее время нтъ ни одного уголка въ обширномъ город съ четырьмя милліонами жителей, гд бы простой народъ могъ поплясать — подумайте объ этомъ!— но два года тому назадъ все еще существовалъ жалкій садъ ‘City Road Ranelagh’, съ его галереей, фонарями, площадкой и оркестромъ музыки. Джулія остановилась и поглядла на танцующихъ, но они не привлекали ее. Когда простоишь цлый вечеръ на сцен возл турецкаго барабана, то музыка не иметъ никакой прелести, что касается танцевъ, то она хотла-было научиться этому искусству въ театр, но отъ этой зати у ней остаюсь только воспоминаніе о необыкновенно сердитомъ нрав танцмейстера. Не могла также привлекать ее и вншность компаніи, состоявшей большею частію изъ буйныхъ приказчиковъ разныхъ мелочныхъ лавокъ и рабочихъ двушекъ. Мужчины держались большею частію вмст и хохотали между собой, а двушки тоже, чтобы показать свою независимость, держались другъ дружки и тоже смялись промежъ себя. Многія двушки плясали другъ съ другомъ. По временамъ одинъ изъ мужчинъ отдлялся отъ другихъ, подходилъ къ групп двушекъ и манилъ которую-нибудь пальцемъ, говоря:— сюда, и когда двушка подходила къ нему, они плясали. Какъ бы то ни было, они веселились на свой ладъ, теперь имъ нельзя больше веселиться и они сходятся въ революціонные клубы и желаютъ націонализировать землю — какъ будто бы это сдлаетъ ихъ счастливе. Когда они затять подлить денежные капиталы, такъ-же какъ и землю, тогда, быть можетъ, почтенные миддльсекскіе магнаты, владющіе большими капиталами, хотя обладаютъ малымъ количествомъ земли, пожалютъ о томъ, что не поощряли любви къ невиннымъ развлеченіямъ, пока было еще не поздно.
Какъ бы то ни было, Джулія не танцовала, и не знала никого изъ компаніи, а потому прошла мимо нихъ и вышла на большую аллею. Здсь она съ минуту остановилась въ нершительности. Она устала и ей хотлось спать, но сегодня была суббота, и старики, она это знала, еще не были ‘готовы’ и тому, чтобы лечь въ постель. Поэтому она перешла черезъ аллею на южную боле спокойную сторону и сказала себ, чтл такъ какъ вечеръ такъ хорошъ, и луна свтитъ такъ ярко, и она погуляетъ съ полчаса.
Когда она выходила изъ сада, за ней пошелъ слдомъ какой-то молодой человкъ, когда она повернула на западъ направилась къ Ислингтону, онъ послдовалъ за ней, держась въ нкоторомъ разстояніи позади нея. Она слишкомъ привыкла слышать за собой топотъ ногъ, чтобы обратить на это вниманіе. Мягкій весенній воздухъ и яркій лунный свтъ пріятно ласкали ее посл театра, грохота публики и шума музыки. Отчего подумалось ей, люди такъ любятъ шумъ? И зачмъ это они вс ревутъ и апплодируютъ, когда героиню бросаетъ въ рку злодй, а ея врный любовникъ спасаетъ ее? Какіе дураки! вдь должны же они знать, что все это не взаправду.
Три раза молодой человкъ, провожавшій двушку, нагонялъ ее, какъ бы собираясь съ ней заговорить, и три раза храбрость измняла ему, такъ какъ онъ былъ застнчивый молодой человкъ. При четвертой попытк, онъ пришелъ въ отчаяніе и, положивъ руку на плечо двушк, съ вжливостью, свойственной народнымъ кавалерамъ, проговорилъ торопливымъ и хриплымъ шопотомъ:
— Позвольте сказать вамъ пару словъ?
— Оставьте меня въ поко,— отвчала она,— озираясь кругомъ, чтобы видть, нтъ-ли вблизи помощи.— Я не разговариваю съ незнакомыми.
— Одну минутку,— продолжалъ онъ,— одну только минутку! Пожалуйста, не прогоняйте меня. Я ничего дурного не замышляю. Я не хочу васъ обидть.
Она смягчилась.
— Я хочу только сказать вамъ, — тутъ онъ перевелъ съ трудомъ духъ,— что бывалъ въ вашемъ театр каждый вечеръ въ послднія три недли, главнымъ образомъ затмъ, чтобы видть васъ на сцен, и каждый разъ провожалъ васъ посл того домой.
— Зачмъ же вы провожали меня домой?— спросила она, дивясь, что этому человку отъ нея нужно.
Ее и прежде, случалось, провожали, но не каждый же день въ продолженіе двухъ недль. Съ ней также, случалось, и заговаривали, но никогда такъ вжливо.
— Затмъ, что я васъ люблю,— отвчалъ онъ.— О! я видалъ много двушекъ на сцен, но ни одной такой хорошенькой, какъ вы, и ни у одной не было такихъ прелестныхъ глазъ.
Джулія знала, что у нея красивые глава, и радовалась этому, потому что благодаря имъ она занимала мсто въ первомъ ряду фигурантокъ и ей платили дороже. Ея глаза стоили денегъ.
— Что же касается того, чтобы обидть васъ,— продолжалъ молодой человкъ, сжимая кулаки, — то желалъ бы я видть человка, который бы посмлъ это сдлать при мн. Слушайте, скажите мн, какъ васъ зовутъ?
— Меня зовутъ Джулія.
— Джулія! ахъ!— опять онъ глубоко перевелъ духъ, какъ будто находя, что имя такое же хорошенькое, какъ и сама двушка.— Джулія! Мн слдовало догадаться. Хотите погулять со мной завтра?
Она колебалась. Впервые въ жизни ей было сдлано такое предложеніе.
— Разв я опоздалъ?— спросилъ онъ.— Но я ни разу не видлъ васъ съ кмъ-нибудь другимъ. Вы разв уже водите съ кмъ-нибудь компанію?
— Нтъ,— отвчала она.— Не въ томъ дло. Я еще ни съ кмъ не водила компаніи.
— Разв вы думаете, что я непорядочный человкъ? Я — приказчикъ въ книжной лавочк на Гагерстоновской соединительной втви и продаю книги и газеты. Мн платятъ жалованья тридцать шиллинговъ въ недлю. Приходите взглянуть сами. Я ничего не хочу отъ васъ скрывать. Приходите въ понедльникъ. Если вы согласитесь водить со мной компанію, то я вамъ все разскажу про себя.
— Я не могу придти въ понедльникъ, — отвчала она, тронутая этимъ знакомъ доврія съ его стороны.— Я занята дломъ у м-ра Брадберри, переплетчика, служу у него бухгалтеромъ. А по вечерамъ бываю въ театр.
— Ну, такъ приходите завтра!
Онъ взялъ ее за руку. Она слегка дрожала и глядла на него съ сомнніемъ. Онъ былъ очень красивый молодой человкъ, блокурый и краснощекій, высокаго роста и одтъ по мод, насколько это дозволялъ ему карманъ. Онъ глидлъ на нее съ такимъ выраженіемъ въ глазахъ, которое для нея совсмъ ново, но отъ котораго сердце ея странно забилось.
— Приходите сюда въ три часа, — продолжалъ онъ.— Я всегда хожу поутру въ церковь съ матушкой, которая очень строга на этотъ счетъ. Мы пойдемъ… мы пойдемъ…
Онъ раздумывалъ, какую бы программу начертать, чтобъ она была и привлекательна и не очень дорога.
— Мы подемъ по конк въ Гэмстедъ и напьемся тамъ чаю, а затмъ погуляемъ. Если погода будетъ хорошая, то прогулка можетъ быть очень пріятна. Вамъ нравится Гэмстедъ?
— Я никогда тамъ не была. Я нигд не бываю. У меня совсмъ нтъ друзей, кром бабушки и ддушки и м-ра Брадберри.
Глаза ея наполнились слезами, отчасти потому, что она впервые теперь сообразила, какая она одинокая и сиротливая двушка, отчасти же потому, что ее растрогала мысль, что вотъ нашелся же наконецъ человкъ, который пожелалъ познакомиться съ нею.
— Разв у васъ нтъ пріятельницъ въ театр между двушками?
Она покачала головой.
— Вы слишкомъ для нихъ хороши,— замтилъ онъ.— Само собой разумется, что вы не можете дружиться съ ними. Большинство изъ нихъ ужасная дрянь. А у переплетчика вы тоже не сошлись ни съ кмъ изъ двушекъ?
— Нтъ. Я прихожу въ особые часы и никого изъ нихъ не вижу. У меня было много подругъ, когда я ходила въ школу, но теперь я не знаю, гд он вс находятся. Двушки, какъ мы, разбредутся по блому свту, и теперь я совсмъ одна.
— А у васъ нтъ отца съ матерью?
— Нтъ, они умерли, и мн не велно про нихъ разспрашивать. Ахъ! вотъ вы такой порядочный молодой человкъ… и… понравится ли это вашей матушк?
Она хотла сказать, понравится ли его матери, что такой красивый и хорошо одтый молодой человкъ будетъ водить компанію съ такой смиренной двушкой, какъ она. Онъ же подумалъ, что она хочетъ сказать, что его матери, пожалуй, не понравится, что она служитъ въ театр.
— Матушка ничего не будетъ имть противъ бухгалтерства. Послушайте, Джулія, будемъ друзьями. Меня зовутъ Джемсъ Аторстонъ. Зовите меня Джимомъ, а я буду васъ звать Джуліей. Общаете придти завтра? Дайте мн вашу руку.
И онъ не только взялъ ее за руку, но и поцловалъ въ лобъ.
— О! Джулія! еслибы вы знали, какъ я васъ люблю! Я влюбился въ васъ въ первый же разъ, какъ увидлъ на сцен! О! Джулія, какъ мы будемъ счастливы!
И вотъ какимъ образомъ началось счастіе Джуліи: оно пришло тихо и незамтно, какъ вс великія и хорошія вещи. Когда ея поклонникъ разстался съ ней, проводивъ ее до дверей ея дома, она пришла къ себ вся проникнутая сознаніемъ, что ее цловали, что ей жали руки, называли ее хорошенькой и что молодой человкъ — милый молодой человкъ — красивый и хорошо одтый молодой человкъ, которымъ можно было гордиться, сказалъ ей, что любитъ ее. До сихъ поръ никто еще въ жизни не цловалъ ее, никто и никогда еще не ласкалъ ее, не говорилъ ей ни одного слова любви или нжности. Двушки высшихъ классовъ! вы принимаете равнодушно любовь и заботы, расточаемыя вамъ тми, кто васъ любить, вы принимаете это какъ должное. Оно такъ и есть: я этого не отрицаю, но подумайте, каково вамъ было бы, еслибы вы были ихъ лишены!
Бабушка, безъ сомннія, замтила бы перемну въ двушк, когда та вернулась домой: блескъ въ глазахъ, румянецъ на щекахъ, бодрость и оживленіе въ походк и вообще въ манер себя держать, потому что ея бабушка была изъ подозрительныхъ и постоянно опасалась какъ разъ того самаго, что теперь случилось, то-есть: поклонника и свадьбы. Она боялась лишиться своей Джуліи, а съ тмъ вмст и доходовъ. Но въ настоящую минуту она находилась въ состояніи невмняемости. Она сидла, выпрямившись на стул, съ безсмысленной улыбкой на губахъ, еще нсколько минутъ, еще одна капля джина съ водой и ее можно будетъ уложить спать. Ддушка тоже могъ бы обратить вниманіе на необычный видъ своей внучки, но тоже былъ пьянъ. Онъ держалъ потухшую трубку въ рук и, проливая слезы состраданія и умиленія, плъ: ‘Отецъ, отецъ! о, приди, спаси свое дитя!’ Такимъ обратомъ никто изъ нихъ не обратилъ ршительно никакого вниманія на двушку, которая въ первый разъ въ жизни со стыдомъ поглядла на своихъ опекуновъ, потому что… потому что: какое мнніе получитъ о ней Джимъ, если увидитъ ихъ въ такомъ вид? Она и прежде часто видла ихъ въ такомъ вид съ чувствомъ отвращенія и безпомощной горечи, но сегодня она стыдилась ихъ. Она тутъ же ршила, что не допустить, чтобы Джимъ провелъ вечеръ съ двушкой.
Какъ бы то ни было, а Джулія, уложивъ стариковъ спать, осталась одна. Она легла на кровать, старомодной формы, имвшей видъ шкапа, но ей не хотлось спать. Она набросила платокъ на голову и сла у открытаго окна, глядя въ лунное небо и раздумывая о томъ, что случилось.
Такъ она просидла, оперевшись подбородкомъ на руку далеко за полночь, пока вс торопливо шагавшіе пшеходы и улиц не разошлись по домамъ спать, а Брауншвейгская площадь, никогда не отличавшаяся шумомъ, совершенно затихла. Но она не замчала ни шума, ни тишины! Ея голова была полна красивымъ молодымъ человкомъ и его словами! Неразумная голова! Онъ назвалъ ее хорошенькой, онъ сказалъ, что любитъ ее. Онъ желалъ водить съ нею компанію, онъ провожалъ ее дв недли сряду, онъ назвалъ ее хорошенькой, онъ каждый вечеръ ходилъ въ театръ въ продолженіе трехъ недль, ея сказалъ, что любитъ ее, онъ жалъ ей руку, онъ наврное такъ же добръ, какъ и красивъ, потому что сразу сообщилъ ей, и онъ такой и гд работаетъ, онъ сказалъ, что любитъ ее… и такъ дале, до безконечности.
Наконецъ со вздохомъ, она закрыла окно и захлопнула ставни и легла спать. Простодушная Джулія! такъ взволнована отъ того только, что какой-то молодой человкъ въ нее влюбился!
И вотъ началась мирная и прелестная идиллія, хотя пастухъ былъ всего только приказчикъ книжнаго магазина, а нимфа — театральная статистка. Съ одной стороны юноша съ живымъ воображеніемъ, прочитавшій большинство тхъ книгъ, которыя продавалъ, я которому мерещился цлый міръ чудныхъ мыслей въ большихъ и блестящихъ глазахъ, плнившихъ его сердце. Это убжденіе внушало ему безграничное уваженіе къ своей милой. Что за дло до общественнаго положенія двушки, если она съумла внушить такое убжденіе своему поклоннику? Съ другой стороны двушка, находившая, что ея поклонникъ хорошо воспитанный, красивый и благородный человкъ. Она всегда считала себя такой ничтожной, что эта чудная вещь, его любовь, внушала ей удивленіе и страхъ. Какъ могъ онъ полюбить такую простенькую двушку, какъ она? Какимъ образомъ приковать ей его любовь къ себ, такъ, чтобы онъ больше не заглядывался на другихъ женщинъ?
Разумется новое положеніе, въ какомъ она очутилась, прежде всего инстинктивно заставило ее хлопотать о томъ, чтобы быть какъ можно красивй. Поэтому при всякой возможности она прибавляла какую-нибудь бездлицу къ своимъ незатйливымъ нарядамъ. А такъ какъ счастіе всегда выражается во вншности, то она стала пряме держаться и развязне ходить. Кашель прошелъ, щеки покруглли, грудь пополнла, она съ каждымъ днемъ хорошла. Глаза ея улыбались предмету ея мечтаній, но эта же улыбка озаряла и весь остальной свтъ.
— Джулія,— говорила ей бабушка, съ уныніемъ, такъ какъ очень скоро пронюхала, какимъ образомъ двушка проводила воскресные дни.— Джулія, помни, что бываютъ всякіе молодые люди. Иные изъ нихъ стремятся обижать двушекъ. Берегись. Мн сдается, что я кое-что о немъ слышала… но оставимъ это. Будь осторожна, двушка… Водить компанію, — двушк не сдобровать отъ этого, помни это. Другое дло — выдти замужъ. Двушк не годится откладывать свадьбу. Будь осторожна и слушайся бабушки. И вотъ что, Джулія, никогда не давай ему денегъ!
Джулія смялась. Ея Джимъ будетъ ее обижать! онъ самъ тратитъ вс свои деньги на нее. Но она сдлала одну вещь, отъ которой старуха пришла въ ужасъ: она осмлилась удержать вс свои деньги и отдала изъ нихъ бабушк только столько, сколько нужно было на квартиру и на столъ. Что-жъ это такое? откуда взять денегъ на выпивку? Старики сидли и глядли другъ на друга и съ уныніемъ обсуждали этотъ вопросъ. Старуха пошла въ театръ и попросила, чтобы жалованье внучки выдавалось ей на руки. Тамъ надъ ней только посмялись. Она отправилась съ такой же просьбой къ м-ру Брадберри, но вернулась, повся носъ и оскорбленная въ своихъ чувствахъ.
Джулія же, хотя и ходила по прежнему въ воскресенье утромъ къ м-ру Брадберри, но не вела больше съ нимъ счетовъ. Она приносила съ собой работу и шила себ наряды въ то время какъ онъ курилъ трубку и разсуждалъ о негодности существующихъ учрежденій. Джулія слушала, но ничего не слышала, такъ какъ сердце ея было далеко. Кром того, она ничего не знала о существующихъ учрежденіяхъ, а потому какое ей было дло до того, что они дурны?
— Ты не слушаешь того, что я теб говорю, Джулія,— ворчалъ онъ.— Вотъ такъ всегда бываетъ съ двушкой. Стоить только ей влюбиться и она непремнно испортится. ли о чемъ другомъ она больше думать не въ состояніи.
Иногда,— но не часто, потому что мать не любила, чтобы онъ поздно возвращался домой,— Джимъ шелъ встртить ее, когда она выходила изъ театра и провожалъ ее домой. Но обыкновенно они сходились по воскресеньямъ, когда она надвала свое самое нарядное платье и они шли гулять. Все посл-обда и вечеръ воскреснаго дня они проводили вмст. Лто стояло довольно хорошее, рдко выпадали дождливыя воскресенья и они могли здить по окрестностямъ. Какъ и вс лондонскіе юноши, Джемсъ зналъ наперечетъ вс загородныя увеселительныя мста: въ Реджентъ-парк днемъ играетъ музыка по воскресеньямъ, другой оркестръ играетъ въ прекраснйшемъ павильон въ Батерси-парк, гд можно напиться чаю, и такъ дале.
Для Джуліи лто проходило, точно сонъ, она не заглядывала въ прошлое и не задумывалась о будущемъ, она жила настоящимъ, всю недлю, сидла ли она наклонившись надъ своими приходо-расходными книгами, вдыхая запахъ клейстера, или же находилась въ душномъ театр, она мысленно переживала свои воскресные дни, припоминала то, что ей говорилъ ея Джемсъ, думала о тхъ вещахъ, которыя онъ ей подарилъ, и о томъ, какъ онъ глядлъ, когда поцловалъ ее при встрч на улиц, гадала о томъ, что они будутъ длать въ будущее воскресенье. Во время этихъ прогулокъ она узнала такія вещи, о которыхъ прежде и не подозрвала: лса, поля, полевые цвты, пніе чернаго дрозда. Вс эти чудеса были такъ же новы для нея, какъ и мысли, вычитанныя ея Джимомъ изъ книгъ и газетъ его лавки и сообщаемыя имъ своей внимательной слушательниц. Ея умъ обогатился новыми идеями и представленіями, у ней явились новыя надежды, она на все стала смотрть совсмъ иначе. Она уже не чувствовала прежняго довольства своей судьбой. Она точно вновь на свтъ родилась и родилась съ новыми и странными стремленіями и требованіями.
Что касается Джемса, то ни на одну минуту онъ не переставалъ быть самымъ пламеннымъ влюбленнымъ, онъ окружая ее такимъ вниманіемъ, какъ еслибы онъ былъ настоящій джентльменъ, а она настоящая молодая леди. Онъ находилъ, что ничто не могло быть слишкомъ хорошо для нея, онъ никогда не былъ съ нею раздражителенъ или не въ дух, верхомъ счастія для него, какъ и для его возлюбленной, было гулять подъ руку за городомъ, по лснымъ тропинкамъ и вдоль полевыхъ изгородей. Онъ не пилъ вина и не курилъ, онъ говорилъ о книгахъ и о томъ, что онъ въ нихъ прочиталъ, о газетахъ и о томъ, что длается на бломъ свт, такъ что Джулія устыдилась своего невжества и купила учебникъ и географическую карту, иногда онъ приносилъ книгу въ карман и читалъ ей, сидя въ тни подъ деревомъ. Онъ былъ въ сущности юношей съ сильно развитымъ воображеніемъ, и, при образованіи, изъ него могъ бы выйти поэтъ. При этомъ у него были очень простые вкусы, и чашка чаю и бутербродъ, съденный въ обществ Джуліи, казались ему привлекательне альдерменскихъ пировъ безъ нея. Что же касается вкусовъ Джуліи, то у ней ихъ совсмъ не было, она думала, какъ Джемсъ, любила то, что онъ любилъ, жила его умомъ и считала его такимъ же умнымъ, какъ и красивымъ, и такимъ же разсудительнымъ, какъ и ласковымъ.
По большей части она молча шла рядомъ съ нимъ, въ то время какъ юноша, исполненный великодушныхъ и дикихъ идей, соціалистъ и республиканецъ, и радикалъ, врившій въ человка и любившій все, что привлекаетъ пламенную юность, открывалъ ей душу, чувствуя себя вполн вознагражденнымъ, когда она, поднимая на него свои прекрасные глаза, говорила:— О, Джемсъ, еслибы вс могли говорить, какъ ты!
Изъ всего, что онъ сообщалъ ей, у нея слагалась новая и чудесная вра, что положеніе вещей можетъ быть измнено къ лучшему и созданъ лучшій міръ, гд вс мужчины будутъ такъ честны и смлы, какъ ея Джемсъ, а вс женщины такъ же хороши, какъ она, по мннію Джемса.
И каждый вечеръ въ воскресенье, когда они разставалась на Брауншвейгской площади, гд онъ обнималъ ее и цловалъ въ губы и въ щеки, она, возвращая ему поцлуи, шептала: — О! Джемсъ! какъ ты добръ ко мн!
— Провалиться мн!— говаривалъ м-ръ Брадберри,— я совсмъ не узнаю тебя Джулія!— должно быть, это его вліяніе! Право, ты стала вдвое толще противъ прежняго! У тебя и щеки закруглились и ты поешь за работой, и стала рзвушкой! Кто бы поврилъ, что ты можешь быть рзвушкой, Джулія? И право, мн кажется, что твой кашель совсмъ прошелъ. А твоя бабушка говорила мн, что ты наконецъ взялась за умъ и не позволяешь себя грабить въ конецъ, а отдаешь только половину своего жалованья. Приходила сюда ревть и просила меня отдавать твое жалованье ей на руки,— говорила, что ты неблагодарная внучка. Не безпокойся, Джулія. Я сказалъ ей, что если она содержала тебя въ продолженіе десяти лтъ, то ты содержала ее тоже въ продолженіе десяти лтъ, и что если она не урезонится, то я уведу тебя далеко, далеко, и много ли она отъ того выиграетъ, желалъ бы я знать?
Это была правда. Джулія, съ укрпленіемъ своихъ силъ и здоровья, стала смле и ршилась, какъ выше сказано, оспаривать у бабушки право отнимать у ней вс деньги. Она начала даже, увлекшись низкимъ и мизернымъ разсчетомъ, откладывать деньги въ почтовый банкъ. Мало того: она пригрозила старикамъ совсмъ уйти отъ нихъ, если они не перестанутъ пилить ее упреками.
Эта угроза, вмст съ предположеніемъ о возможности, чтобы Джулія вышла замужъ, ужасно встревожила ихъ. Они сидли каждый вечеръ за джиномъ, который теперь имъ приходилось пить умренно, и обсуждали этотъ вопросъ съ различныхъ сторонъ. Не могли ли они идти за невстой въ род какъ бы приданаго, такъ чтобы ея мужъ призналъ ихъ право жить на его счетъ? Или же, если это было невозможно, то чтобы имъ назначено было еженедльное содержаніе, въ род того, какое внучка имъ давала теперь? или же нельзя ли,— что было бы лучше всего,— устроить такъ чтобы свадьба разстроилась?
— И что только онъ нашелъ въ ней?— говорила бабушка.— Такъ-себ, сухопарая двчонка, и ничего больше. А про нее и говорить нечего, стоитъ только произнести его имя, и она сейчасъ же встанетъ на дыбы.
— Что же ты намрена теперь длать?— спрашивалъ мужъ, дозволявшій жен свободно замышлять всякія козни и не находившій въ этомъ ничего предосудительнаго.
— Увижу,— отвчала она.— Но, что я этого такъ не оставлю, въ этомъ ты можешь быть увренъ. Она воображаетъ, что можетъ послать ко всмъ чертямъ бабушку, которая ее выростила!— какъ бы не такъ! Будь увренъ, что я что-нибудь придумаю. Неблагодарная тварь!
— Врно! врно!— бормоталъ старикъ, глядя на пустую бутылку отъ джина.
Старушка не была такъ привлекательна, какъ старикъ, блые волосы послдняго и гладко выбритое лицо придавали ему чрезвычайно благообразный видъ. У старухи же волосы повыпали и чепецъ не могъ вполн скрыть опустошеній, произведенныхъ временемъ, облысвшая и состарвшаяся Венера не можетъ быть хороша безъ помощи искусства, а у старухи не было средствъ завести себ парикъ. Кром того у нея были хитрые глазки, которые постоянно бгали и какъ будто что-то замышляли, а губы вчно двигались, точно помогали глазамъ. Почему она казалась такой хитрой — не можетъ быть разумно объяснено никакой теоріей, потому что жизнь ея, проведенная въ томъ, чтобы одвать и раздвать актрисъ въ театр, была не изъ такихъ, которыя способствуютъ развитію въ человк хитрости.
Она ршила что-нибудь предпринять. Но что же именно?
Сначала она подумывала-было сказать что-нибудь такое молодому человку, что бы охладило его страсть. Но она понимала, что его очень трудно сдлать, и кром того это, конечно, приведетъ къ разрыву съ Джуліей и навлечетъ головомойку со стороны м-ра Брадберри, котораго старуха побаивалась.
Затмъ она могла насказать чего-нибудь такого самой Джуліи, и уже пыталась сдлать это.
Наконецъ, она могла натравить родственниковъ молодого человка. Но она не знала, кто они такіе, и гд живутъ.
Весь остатокъ недли ломала она надъ этимъ голову, но ничего не говорила до воскресенья утромъ, когда предложила внучк помочь ей въ работ.
— Ты вдь знаешь, милочка,— заявила она съ порывомъ необычайной нжности,— что, когда у меня глаза не болятъ, я могу такъ же хорошо шить, какъ и бывало. Дай-ка мн иголку и нитки, ты шей свое, а я свое. Не безпокойся о ддушк. Пусть себ лежитъ въ постели, если ему это нравится. Ахъ! милочка, если все дло въ твоемъ счастіи, то я вдь не прочь. Да! да! совсмъ не прочь, если только онъ стоитъ тебя! Я съ радостью уступлю тебя ему. Вдь онъ приказчикомъ въ книжной лавк, не правда ли?
Джулія кивнула головой.
— Скажите, вдь ддушка-то твой тоже всегда былъ на этой линіи. Тутъ виднъ какъ бы перстъ провиднія! А кто его родители, Джулія? Тоже книгопродавцы?
Она подняла на свтъ платье и критически оглядывала его, точно была поглощена этимъ занятіемъ и ей въ сущности не било никакого дла до родителей Джима.
Джулія, захваченная, такимъ образомъ, врасплохъ, разсказала, не подозрвая ничего худого, все, что знала.
— И мать его,— заключила она,— очень строгая и религіозная женщина, принадлежитъ къ обществу трезвости и не одобряетъ театра, не знаю почему. Поэтому, когда мы повнчаемся, я буду жить съ м-ромъ Брадберри, который общаетъ удвоить мн жалованье и я оставлю театръ. А до тхъ поръ она ничего не должна знать про театръ.
— Онъ удвоить теб жалованье, говоришь ты? Ахъ! я всегда говорила, что ты служишь ему за безцнокъ. А гд живетъ мать молодого джентльмена?
— Она содержитъ мелочную лавочку на Госвелъ-Род,— отвчала Джулія.
— Она содержитъ лавочку на Госвелъ-Род, — медленно повторила бабушка,— и она религіозная, строгая женщина, стоитъ за трезвость и не любитъ театра. Ого!
Когда часъ или для спустя, Джулія пошла на свиданіе съ женихомъ, старуха, наднь шляпку и накинувъ на плечи шаль, отправилась кратчайшимъ путемъ на Госвелъ-Родъ. Медленно проходя по улиц, она читала вывски на домахъ, пока не увидла имени ‘Атерстонъ’. Ставни были закрыты, по случаю воскресенья, но лавочка была, очевидно, незначительная и неважная. Пока она стояла и разглядывала вывску, дверь отворилась и на порог показалась женщина. На ней былъ надтъ вдовій чепецъ, а въ рукахъ она держала библію. Ей было лтъ сорокъ-пять и лицо ея сморщилось отъ заботы, то была не дюжинная забота о деньгахъ, такъ какъ лавочка и небольшой капиталъ, оставленный ей мужемъ, дозволяли ей безбдное существованіе. Забота ея была другого рода: она непрерывно трепетала за спасеніе души своего сына. Этого рода тревога въ былые дни, когда пуританство было сильне распространено, чмъ теперь, отравляла жизнь многихъ тысячъ матерей, проводившихъ все свое время въ молитвахъ, увщаніяхъ и опасеніяхъ. Она принадлежала къ той строгой и логичной сект, которая самымъ положительнымъ образомъ знала, кто будетъ спасенъ и кто нтъ. Разумется т, которые не соблюдаютъ субботы, ходятъ въ театры, поздно ложатся спать и не посщаютъ церкви по крайней мр разъ въ недлю, не могутъ войти въ царствіе небесное. Поэтому какую надежду могла она питать на то, чтобы сынъ ей былъ спасенъ?
— Вы — миссисъ Атерстонъ, сударыня?— смло подошла и заговорила съ ней старуха.
— Да. Чмъ могу служить вамъ?
— Я проходила мимо, сударыня,— продолжала старуха съ любезнйшей улыбкой,— и подумала, загляну ужъ кстати къ лэди, о которой слышала такъ много хорошаго и съ которой скоро мн придется породниться.
— Я не понимаю, что вы хотите сказать,— замтила миссисъ Атерстонъ.— Мн кажется, вы ошибаетесь.
— О! нтъ, нтъ, сударыня,— возразила постительница.— Я вдь бабушка Джуліи.
— Кто такая Джулія?
— Какъ?
И старуха прикинулась крайне изумленной.
— Какъ? вы не знаете даже имени молодой леди, на которой вашъ сынъ собирается жениться?
— Мой сынъ… собирается жениться?
Лицо бдной матери выдало ея изумленіе.
— На комъ онъ собирается жениться? я ничего не знаю. Войдите пожалуйста и разскажите мн, въ чемъ дло.
Она провела ее въ пріемную, помщавшуюся сзади лавочки. Бабушка сла и раввавала ленты у своей шляпки, что въ нкоторыхъ кружкахъ означаетъ дружеское расположеніе и намреніе поговорятъ по душ.
— Объясните пожалуйста, — спросила миссисъ Атерстонъ дрожащими губами:— что такое вы знаете про моего сына?
— Онъ женится на моей внучк, Джуліи. Господи! да неужели же вы ничего объ этомъ не знаете?
— И кто же… извините пожалуйста, не мн нужно вдь это знать… мой сынъ не хорошо со мной поступаетъ… Кто же вы сами?
— О!— отвчала бабушка,— мы люди почтенные, увряю васъ, и хотя не держимъ собственной лавочки, но могли бы не хуже другихъ. Мой мужъ всю жизнь служилъ на Патерностеръ-Роу и до сихъ поръ тамъ, хотя уже старикъ и не иметъ прежней силы. Я же была горничной въ греческомъ театр, пока не нажила ревматизма въ пальцахъ и теперь не могу больше работать. Мы всегда были самыми приличными людьми.
— А… а вашъ сынъ? вы говорили, что она ваша внучка.
— У меня былъ только одинъ ребенокъ, да и то дочка. Джулія, ея дитя, а моя дочка умерла съ обручальнымъ кольцомъ на пальц. Что же касается отца Джуліи, то я никогда не спрашивала и не знала, кто онъ такой, да оно и лучше.
Миссисъ Атерстонъ выслушивала вс эти объясненія съ удрученнымъ сердцемъ. Но ей нужно было задать еще одинъ вопросъ.
— А чмъ же занимается ваша внучка?
— Она служитъ въ театр, м-мъ, какъ ея бабушка и мать служили раньше ея,— отвчала экс-субретка, взглянувъ на слушательницу своими хитрыми глазками.— Она поступила на сцену еще крошкой, какъ скоро научилась ходить. Не для разговора и представленья, потому что у бдной двочки слабая грудь и слабый голосъ, а для того, чтобы стоять впереди въ хорошенькомъ плать и быть въ толп или въ процессіи или въ хор деревенскихъ двушекъ и притомъ самой красивой изъ нихъ. О! вы будете гордиться ею, м-мъ, когда увидите на сцен, право! Вашъ сынъ увидлъ ее въ театр, влюбился въ нее, какъ и многіе другіе джентльмены, которые незнаютъ, что вся красота эта отъ размалевки, такъ что ужъ лучше б имъ влюбиться въ горничную. Посл того онъ…
— Благодарю васъ,— перебила миссисъ Атерстонъ,— вы достаточно разсказали мн. Сынъ сообщитъ мн остальное.
— Милости просимъ къ намъ, м-мъ,— отвчала старуха, вставая.— Если вы пожелаете пойти въ театръ завтра вечеромъ, то я проведу васъ за кулисы или въ партеръ, куда вамъ угодно. Быть можетъ, вы пожелаете поглядть на Джулію изъ партера, это заставитъ васъ скоре полюбить ее, м-мъ, думается мн.
— Я никогда не ходила въ театръ.
— Ну чтожъ такое, никогда не поздно начать. А теперь, когда мы такъ поладили съ вами, то и дальше будемъ ладить и будемъ часто видаться другъ съ другомъ. Я какъ-нибудь вечеромъ приведу своего старика съ его трубкой и мы разопьемъ рюмочку другую чего-нибудь тепленькаго. Увидите, какой онъ чудесный собесдникъ.
— Въ моемъ дом ничего не пьютъ, кром воды, а табака никогда не допускается.
Посл этого старуха ушла, разсыпаясь въ дружескихъ завреніяхъ. Всю дорогу домой она качала головой, жевала губы, подмигивала глазомъ и ухмылялась, такъ что случись на ту по какой-нибудь антикварій на улиц, онъ наврное принялъ бы ее за колдунью, схватилъ бы ее и бросилъ въ бассейнъ Сити-Родъ, чтобы видть, пойдетъ она во дну или поплыветъ. Но улиц никого не было и она благополучно вернулась домой и, сидя на досуг, съ величайшимъ удовольствіемъ размышляла о славныхъ длахъ, надланныхъ ею поутру, и о заваренной ею каш, которая съ успхомъ могла загубить вкъ двумъ человкамъ.
— Она воображаетъ, что можетъ бросить свою старую бабушку и выдти замужъ, а насъ спустить въ богадльню. По смотримъ!
Этотъ вопросъ она задавала себ сто разъ, будучи въ томъ расположеніи духа, которое до сихъ поръ еще не получило никакого названія — когда паціентъ, совершивъ какой-нибудь безумный или безобразный поступокъ, ощущаетъ въ сердц радость, потираетъ руки, хотя и не безъ нкоторой тревожной оглядки, и объявляетъ, что доволенъ тмъ, что сдлалъ, и что повторилъ бы это, и жалетъ, что давно уже такъ не поступилъ, и что вотъ онъ имъ всмъ покажетъ себя.
Этотъ день показался Джуліи счастливйшимъ въ ея жизни. Посл девятнадцати лтъ страданій, четыре мсяца счастія. Чтожъ! огромная печаль забывается, когда достанется на долю маленькая радость. Однако, когда она пройдетъ окончательно и невозвратно, то нтъ худшей муки, какъ вспоминать прошлое счастіе. Это было сказано раньше, я знаю, и много разъ цитировалось. Но это не вполн врно. Человкъ можетъ безъ отчаянія вспоминать о томъ, какъ былъ молодъ, онъ можетъ съ чувствомъ тихой грусти вспоминать былые, счастливые дни, когда любилъ, и плъ, и танцовалъ, ссорился съ любимымъ предметомъ, безумно надялся, врилъ и любилъ, но лишиться такого счастія, какъ Джулія, потерять его внезапно, ужасно, насильственно, видть, какъ его растоптали ногами или вырвали изъ рукъ — это, поврьте мн, приведетъ къ тому, что во всю свою остальную жизнь, будетъ ли она коротка или длинна, человкъ станетъ только мучиться и терзаться.
Дло было въ начал октября, стоялъ самый чудный осенній день, какой только когда-либо выпадалъ на долю Англіи, влюбленные отправились вмст въ Горнси и блуждали по полямъ и лугамъ. Эта окрестность одна изъ самыхъ тихихъ, мало народу гуляетъ тамъ даже въ воскресные дни. Солнце ярко сіяло и лучи его сквозили сквозь деревья красными и золотистыми пятнами. Поспли и лсныя ягоды, которыхъ Джулія до того и не пробовала никогда. Вотъ, наконецъ, они услись на траву и стали бесдовать, держа другъ друга за руку и открывая другъ другу всю свою душу.
Первая заговорила Джулія, хотя слдовало бы, наоборотъ, заговорить ея жениху, такъ какъ иниціатива въ этихъ длахъ должна принадлежать мужчин. Она удивлялась со слезами на глазахъ, что въ такое короткое время такая большая перемна произошла въ ея жизни и какъ это она могла прожить такъ долго на свт и такъ малому научиться? Но теперь она всмъ обязана своему милому… и ‘о! Джимъ, м-ръ Брадберри говоритъ, что удвоитъ мое жалованье, если я поселюсь съ нимъ. И тогда мн можно будетъ оставить театръ и твоей матери нечего будетъ меня стыдиться. Ты знаешь, милый, что хотя ты и влюбился въ меня, когда я была на сцен, но я не особенно ею дорожу. Мн кажется, что это потому, что я слишкомъ хорошо знаю, какъ это все тамъ длается… вс эти театральныя штуки и фокусы. Я съ радостью оставлю театръ’.
— Если ты будешь рада, Джулія, — отвчалъ онъ, — то и я буду радъ. Я еще не говорилъ объ этомъ съ матушкой, но поговорю сегодня вечеромъ. Я нарочно вернусь домой пораньше, и если она дастъ свое согласіе, то мы скоро и повнчаемся. Гд мы поселимся?
— Еслибы можно было поселиться гд-нибудь поближе къ полямъ,— сказала она,— но вдь работа не позволитъ этого. Джимъ, поселимся въ Гокстон или въ Клеркенвел. Разв тебя не поражаетъ городской воздухъ посл деревенскаго, когда мы возвращаемся съ прогулки?
И вотъ какимъ образомъ они строили свои незамысловатые воздушные замки и мечтали, какъ они сдлаютъ то-то я то-то, какъ они будутъ счастливы, какъ ни въ чемъ не будутъ знать неудачи, никогда не будутъ ссориться, никогда не обнищаютъ, никогда не состарются, а будутъ себ жить да поживать, да добро наживать. Затмъ наша глупенькая чета нжно поцловалась и опять побрела вдоль цвтущихъ изгородей.
Они рано разстались, въ половин восьмого, такъ какъ Джимъ собирался переговорить съ матерью. Когда они поцловались на прощанье на углу Брауншвейгской площади, то въ воздух пахло грозой, громъ гремлъ, молнія сверкала и падали крупныя капли дождя. Но ничто не предвщало грядущей бды и никакого предчувствія о ней въ нихъ не просыпалось. Джулія не знала, что значатъ предчувствія и разныя предвщанія: лондонская двушка наимене суеврна изъ всхъ женщинъ въ мір. Однако, и въ Лондон женщина можетъ получить кое-какія предостереженія.
Они разстались въ этотъ свой послдній счастливый вечеръ не нжне обыкновеннаго. Джимъ поцловалъ ее, когда она стояла на порог двери, нжно и страстно, а она, возвращая ему поцлуй, прошептала, какъ обыкновенно: — ‘О! Джимъ, какъ ты добръ ко мн!’
Когда старуха ушла, миссисъ Атерстонъ продолжала сидть въ своей пріемной, позабывъ о церкви, куда было собралась идти. Сердце въ ней окаменло, губы были стиснуты, глаза неподвижно застыли въ одномъ и томъ же выраженіи, щеки блдны. Дверь ея лавочки оставалась открытой, но она не замчала этого, дти заглядывали въ нее и кричали: ‘ухъ!’ и бжали прочь, но она ничего не слыхала. Ея сынъ собирался жениться на актрис. Да! Израильтянка-мать, у которой сынъ хотлъ бы жениться на медіанитской двушк, была бы не боле огорчена и оскорблена, чмъ эта бдная мать, видя, что ея сынъ попался въ сти театральной кокетки. Если былъ пунктъ, въ который она непоколебимо врила, такъ это то, что театръ — домъ сатаны.
И подумать, что сынъ обманывалъ ее, ни слова не сказалъ ей про эту женщину! Въ послднее время она особенно безпокоилась на его счетъ. Онъ иногда поздно возвращался домой, то воскресеньямъ не оставался съ ней, а куда-то уходилъ посл обда. Онъ не хотлъ больше подчиняться ей: вести строгую жизнь сектантовъ съ чаепитіями, молитвословіями, благочестивыми митингами, лекціями и выставками. А теперь вдругъ ей сообщаютъ, что онъ открыто выступалъ на путь порока. Въ такомъ свт представлялось ей полученное извстіе и она ни минуты не сомнвалась, что Джулія — Далила, околдовавшая ея бднаго мальчика. Онъ собирался на ней жениться,— на двушк, у которой отецъ былъ Богъ-всть кто, а бабушка — старая театральная прислужница, страстно приверженная къ водк. Вотъ къ чему привела его любовь къ свобод! Онъ — потерянный человкъ. Ея молитвы остались втун. Онъ слпо идетъ зь погибели.
Она принялась машинально переворачивать страницы библіи. Ей, какъ нарочно, попадались на глава гремящіе проклятіями псалмы, обличенія пророковъ и угрозы кары, постигающей гршниковъ, то-есть, разумется, тхъ людей, которые ходятъ въ театръ, указанія на внезапную погибель злыхъ, то-есть, актеровъ и актрисъ, во всемъ она видла связь съ тмъ безумнымъ и превратнымъ путемъ, на который, по ея мннію, выступилъ ея сынъ.
Когда стемнло, она зажгла газъ и продолжала читать и думать.
Въ девять часовъ Джимъ вернулся домой. Онъ повсилъ на гвоздь шляпу и вошелъ въ комнату съ обычной развязностью. Сегодня вечеромъ онъ чувствовалъ себя вполн счастливымъ: онъ собирался все разсказать матери и нарочно пришелъ пораньше, чтобы успть обо всемъ переговорить. Въ послднее время онъ, конечно, немного забросилъ мать, но теперь Джулія вознаградитъ ее за все. Она собиралась оставить театръ, нечего, значатъ, и упоминать о немъ. Онъ скажетъ матери, что Джулія бухгалтеромъ у переплетчика — самое почтенное занятіе.
— Ну, матушка, — весело заговорилъ онъ, — я пораньше вернулся сегодня, потому что мн надо серьезно переговоры съ вами. Мн слдовало раньше сообщить вамъ объ этомъ, и ужъ вы не сердитесь на меня. Матушка, я собираюсь составить ваше счастіе.
Онъ оперся локтями на столъ и глядлъ въ лицо матери такими доврчивыми главами и съ такой откровенной улыбкой, что сердце ея смягчилось. Но воспоминаніе о двушк-актрис и старух-пьяниц снова ожесточило ее.
— Продолжай, Джемсъ, — строго сказала она.
— Да, матушка, я готовлюсь осчастливить васъ, подаривъ невсткой. Не какой-нибудь вертушкой, но солидной, спокойной двушкой, которая будетъ аккуратно посщать церковь, когда попадетъ въ ваши руки.
Солидная, спокойная двушка! Какая безсовстная ложь! Вдова представляла себ молодую особу, закатывающую глаза, громко смющуюся и съ бахрамой волосъ на лбу. Вотъ въ какомъ вид представлялась ей невстка, которую ея сынъ собирался представить ей.
— Продолжай, — ледянымъ голосомъ замтила она.
— Я познакомился съ нею, матушка, четыре мсяца тому назадъ. Мн бы слдовало тогда же сказать вамъ объ этомъ, но я не зналъ, насколько это окажется серьезно, а также и то: достойная ли она двушка. Матушка, — онъ совсмъ въ ту минуту позабылъ про театръ,— еслибы вы перебрали всхъ двушекъ въ Лондон, то не нашли бы другой, которая бы вамъ больше понравилась. Право такъ. Вы постараетесь полюбить ее, матушка, не правда-ли? Вы не будете мучиться нада тмъ, принадлежитъ-ли она къ баптистамъ или къ первобытнымъ методистамъ, или надъ тмъ: будетъ она спасена или нтъ, и все такое, не правда ли, матушка?
— Продолжай.
— Вотъ все, что я хотлъ сказать о ней. Въ будущее воскресенье она придетъ, чтобы…— онъ запнулся, потому что не былъ увренъ, согласится-ли на это Джулія, — чтобы идти въ церковь вмст съ нами.
— И это все?
— Все, что до нея касается, — весело объявилъ Джимъ: — но, милая матушка, у меня опять недочетъ въ касс. Завтра, какъ вамъ извстно, день ревизіи, а у меня опять не хватаетъ трехъ фунтовъ. Я знаю, что это уже въ пятый разъ, но увряю васъ, что я тутъ не при чемъ. Я подозрваю, что кто-нибудь воруетъ деньги. Три фунта — большая сумма, я знаю. Но вдь у васъ много моихъ собственныхъ денегъ, у васъ ихъ нсколько сотъ фунтовъ. И я долженъ получить эти деньги завтра до двнадцати часовъ. Слышите, долженъ.
— Потише, потише, Джемсъ. Долженъ — слово не совсмъ походящее.
Деньги принадлежали молодому человку и онъ былъ уже совершеннолтній, но мать не выпускала денегъ изъ своихъ рукъ, потому что разстаться съ ними значило бы потерять свою власть надъ нимъ, а онъ не зналъ, что по закону иметъ право взять ихъ, когда ему будетъ угодно. Потерять надъ нимъ власть! И вдь это значило лишиться всякой возможности спасти его душу!
— Потише, Джемсъ. Прежде, нежели я выдамъ теб деньги, хочу съ тобой объясниться. Какъ ты растратилъ три фунта? и не соблюдалъ дня субботняго и проводилъ время въ дурномъ обществ?
— Нтъ, я не тратился даже на загородныя прогулки по воскресеньямъ въ хорошемъ обществ. Я просто немного запутался въ счетахъ. Пожалуйста, матушка, не будемъ начинать разговора о субботнемъ дн. Я всегда путаюсь въ своихъ счетахъ, и это знаете.
— Съ кмъ ты здилъ за городъ. Съ Джуліей?
Щеки Джемса вспыхнули, а глаза засверкали.
Въ воздух пахло грозой.
— Такъ ее зовутъ Джулія? И ты говоришь, она служитъ…
— Она служитъ бухгалтеромъ у переплетчика въ Сити-Родъ.
— Джемсъ,— спокойно произнесла мать,— ты лжешь.
Юноша вскочилъ съ мста и стукнулъ кулакомъ по столу.
— Я не лгу. Она служитъ бухгалтеромъ у Брадберри, переплетчика.
— Ты лжешь, Джемсъ. Она — раскрашенная тварь и играетъ въ греческомъ театр, я все знаю. Ты лжешь, Джемсъ, и попалъ въ адъ, гд черти мучатъ гршниковъ. Она — размалеванная театральная потаскушка. Ты лжешь.
Она говорила спокойно, безъ всякихъ вншнихъ признаковъ ярости.
— Она весь день ведетъ книги, а но вечерамъ служитъ въ театр, бдная Джулія!
Мать молчала.
— Въ сущности,— закричалъ юноша,— я не обязанъ справляться у васъ на счетъ жены. Если она понравится вамъ, тмъ лучше. Если же нтъ, тмъ хуже ли васъ. Въ свт нтъ дувшей двушки, чмъ Джулія.
— Ты разстанешься съ ней.
— Ни за что. Никто не заставить меня это сдлалъ.
— Ты говоришь, что теб нужны деньги завтра утромъ. а ихъ теб не дамъ, если ты не послушаешься меня.
— Я не откажусь отъ нея.
Щеки его поблли и онъ весь дрожалъ.
— Матушка! знаете ли вы, что говорите. Наша фирма никогда не прощаетъ недочетовъ въ каст. Она по принципу преслдуетъ судомъ каждаго неисправнаго приказчака. Знаете и, что вы говорите?
— Откажись отъ нея! откажись отъ своей актрисы!
— Дайте мн деньги. Они — моя. Отецъ мн ихъ оставилъ.
— Не затмъ, чтобы тратить на актрисъ. Откажись отъ нея.
— Ни за что.
— Ну такъ не получишь и денегъ.
Онъ глядлъ на нее, во вс глаза помертввъ. Неужели она знала, какой смыслъ имютъ ея слова?
Онъ объяснилъ ей ихъ значеніе самымъ категорическимъ образомъ.
— Откажись отъ нея,— сказала она.
Онъ медленно всталъ и взялся за шляпу.
— Матушка, попомните, что вы сдлали это и никто другой. Я не укралъ этихъ денегъ. Я только запутался въ счетахъ. Это со всякимъ можетъ случиться. Я былъ такъ счастливъ, что не считалъ. Вы причиной всему. Вы будете помнить это во всю свою жизнь. Что до меня касается, если вы не дадите мн этихъ денегъ, то я клянусь, что вы меня больше не увидите, что бы ни случилось. Что же касается вашей религіи, то если люди, поступающіе такъ, какъ вы съ своими сыновьями, принимаются въ царствіе небесное, то я не желаю туда попасть. Повторите это еще радъ, такъ, чтобы мн было противно вспоминать про васъ. Повторите это, чтобы, когда я попаду въ бду, я никогда не забывалъ, что вы это сдлали и никто другой.
— Откажись отъ нея, — сказала она, глядя ему прямо въ лицо жесткимъ и ршительнымъ взглядомъ.— Богохульникъ, откажись отъ нея.
Онъ колебался съ минуту, надлъ шляпу. И опять снялъ ее и оглядлъ комнату. Въ ней онъ выросъ, въ ней игралъ на колняхъ у матери. Онъ разставался съ ней навсегда и впереди его ждалъ вчный и неизбжный позеръ.
— Матушка!— вскричалъ онъ еще разъ, протягивая къ ней руки.
— Откажись отъ раскрашенной женщины,— повторила она сурово.
Онъ надлъ шляпу и ушелъ.
Всю эту ночь онъ проходилъ взадъ и впередъ по улиц подъ окнами Джуліи. Онъ зналъ, что она спитъ за этимъ окномъ. Еслибы она не спала, она могла бы выставить голову въ окно переговорить съ своимъ милымъ. Но она спала — прогулка утомила ее — и во сн ей снились полевые цвты и лсъ съ позолоченными солнцемъ листьями. Она спала крпко и ей силясь счастливые сны.
Ее не могъ даже разбудить звукъ хорошо знакомыхъ шаговъ. Въ пять часовъ утра Джимъ почувствовалъ себя нехорошо и пошелъ позавтракать въ кофейню. Посл того безцльно блуждалъ до тхъ поръ, пока не пришло время открывать лавочку. И тамъ онъ стоялъ встревоженный, растерянный, съ посоловвшими глазами въ ожиданіи ршенія своей участи.
А въ пріемной его родного дома сидла его мать и время отъ времени говорила себ пересохшими губами: ‘я старалась спасти его душу!’ Она не въ силахъ была подняться со стула и просидла на немъ всю ночь, дожидаясь, что ея мальчикъ вернется въ ней съ повинной головой. До сихъ поръ онъ всегда былъ почтительнымъ сыномъ. И кром того, ему нужны деньги. Онъ наврное вернется. Онъ не можетъ обойтись безъ этихъ денегъ. Но заря занялась на неб и первые ея лучи проникли сквозь ставни въ маленькую комнату, а сынъ не вернулся къ ней.
Въ понедльникъ посл полудня Джулія сидла за высокой конторкой въ маленькой, грязной комнатк, согнувшись надъ своими приходо-расходными книгами. Изъ мастерской доносились обычные дловые звуки, регулярный шумъ паровой машины, стукъ молотковъ, вмст съ привычнымъ запахомъ прокисшаго клейстера. Ея мысли были такъ пріятны, что время отъ времени она пріостанавливалась среди работы и погружалась въ сладкую грезу. Всего какихъ-нибудь четыре мсяца тому назадъ, она даже не впала, что значитъ счастіе и существуетъ ли оно даже на свт, подобно тому какъ для лошади, запряженной въ омнибус, непонятна привольная жизнь ея дикихъ собратій. А теперь она была счастлива въ продолженіе цлаго лта, хотя трудъ ея былъ такъ же тяжелъ, а ддушка такъ же несносенъ, и театръ такъ же шуменъ и душенъ. Цлое счастливое лто!
По истин говоря, если смотрть на вещи съ точки зрнія прошлаго столтія, когда счастіе считалось исключительнымъ достояніемъ поземельнаго дворянства и въ нкоторомъ род узурпаціей со стороны высшаго класса купцовъ,— она должна была бы удовольствоваться этимъ, видя, что и ‘привилегированнымъ’ людямъ рдко когда выпадаетъ на долю боле чмъ четыре мсяца счастія во всю долгую жизнь. И однако она не была довольна. Счастіе такая вещь, которая никогда не удовлетворяетъ. Неблагоразумные люди претендуютъ даже — представьте! на такое счастіе, которое бы длилось лтъ семьдесятъ подъ радъ, и ворчать, и жалуются если вмсто того имъ выпадаетъ на долю полвка или около того печали и разочарованія. Какія претензіи могла заявлять Джулія въ своей скромной дол и принимая во вниманіе ея происхожденіе? Сегодня, какъ бы то ни было, она была вполн счастлива и чувствовала себя вмст съ тмъ физически окрпшей, благодаря своимъ воскреснымъ прогулкамъ, свжему воздуху и наплыву пріятныхъ мыслей. Она тихонько напвала, выводя свои цифры, какую-то мелодію безъ начала и конца. Въ сущности она не любила музыки, потому что ей постоянно приходилось стоять какъ разъ передъ оркестромъ, а когда вы каждый вечеръ простаиваете нсколько часовъ въ двухъ шагахъ отъ турецкаго барабана, тромбоновъ и французскихъ рожковъ, то необходимо должны получить превратное понятіе о музык.
Вошелъ м-ръ Брадберри посл своего ежедневнаго обхода по кліентамъ. Онъ тоже былъ въ хорошемъ расположеніи духа, потому что собралъ много денегъ.
— Джулія,— сказалъ онъ,— чмъ скоре ты разстанешься съ своей бабушкой и съ театромъ и выйдешь замужъ за своего молодца, тмъ лучше, замть себ это. Я видлъ вчера старуху разгуливающей по Госвелъ-Роду, возл лавочки его матери, и надюсь, что она ничего худого не натворила. Не воображай, что я прибавлю теб жалованья для ея удовольствія.
Джулія улыбнулась и продолжала считать.
— Что касается твоего суженаго, моя милая, то онъ молодецъ на видъ, и васъ будетъ славная парочка. Я давно слжу за нимъ и онъ мн пришелся по сердцу. Славный малый, хотя немного и безпечный. Держи его построже, когда вы поженитесь. Но все-таки онъ славный человкъ. И любятъ тебя Джулія, а это много значить. Какого онъ мннія на счетъ старухи?
— Онъ никогда ея не видлъ. Я ничего ему про нее не говорила. Но я совсмъ не желаю, чтобы онъ давалъ ей деньги на пьянство.
— Видла я ты его мать?
— Нтъ еще. Джимъ хотлъ переговорить съ нею вчера вечеромъ.
— Я знаю ее,— продолжалъ Брадберри.— Когда я услышалъ, гд она живетъ и кто она такая, я пошелъ поглядть на нее. Она содержитъ мелочную лавочку и принадлежитъ къ сект баптистовъ. Она изъ тхъ людей, которые всю жизнь терзаются размышленіями о спасеніи души. Будь съ ней почтительна, Джулія, но не позволяй ей вмшиваться въ ваши семейныя дла. Такимъ людямъ всего лучше сидть въ церкви и молиться о тхъ, кто туда не ходитъ.
Въ эту минуту какъ разъ дверь отворилась и вошла женщина во вдовьемъ чепц съ крепомъ. Ея блдное лицо выражало сильнйшую ярость.
— Вотъ она сама!— вскричалъ м-ръ Брадберри.— Это мать Джима!
Джулія поспшно нашла имъ-за конторки и стала возл старика переплетчика, какъ бы ища его покровительства, такъ какъ эта женщина — мать Джима — глядла на нее съ невыразимымъ бшенствомъ. Выраженіе ея глазъ привело двушку въ ужасъ. Что такое съ нею?
— Это та самая тварь?— закричала она наконецъ, указывая дрожащимъ пальцемъ на Джулію и обращаясь къ м-ру Брадберри.
— Если вы разумете Джулію и невсту вашего сына, то это она сама,— отвчалъ онъ.— Что же касается слова тварь, то если вы затмъ сюда пришли, чтобы…
— О!
Она на секунду остановилась и затмъ… затмъ ярость ея излилась въ поток бшеныхъ словъ, и съ краснорчіемъ безумной женщины она принялась упрекать, обвинять въ самыхъ обидныхъ и оскорбительныхъ выраженіяхъ, какія только можетъ придумать женщина, обезумвшая отъ стыда и злости.
Джулія схватила старика за руку, но ни слова не говорила.
— Мужайся, Джулія, мужайся. Дай ей выболтаться. Мужайся, моя милая, и не вступай съ ней въ перебранку. Браниться легко. Но лучше держать языкъ за зубами. Это мать Джима, моя милая. Пожалй бднаго Джима. Онъ не виноватъ. Не отвчай ей. Что касается васъ, сударыня, то чмъ скоре вы кончите, тмъ лучше, потому что вы въ порядочномъ дом, гд такихъ вещей не годится говорить про порядочную двушку. Еслибы двушка была не Джулія, а молодой человкъ не вашъ сынъ, я давно бы свернулъ вамъ шею. Не плачь, Джулія.
— О!— вопила м-съ Атерстонъ, задыхаясь и прижимая руку къ сердцу.— О! вздумать только, что я дожила до того, что мой сынъ навки обезчещенъ изъ-за раскрашенной…
— Потише, потише, м-мъ. Въ чемъ вы видите безчестіе? Эта двушка — золото и вашъ сынъ недостоинъ такой жены. Въ чемъ же безчестіе? Перестаньте, довольно браниться. Въ чемъ вы видите безчестіе?
— Въ чемъ безчестіе? когда она играетъ въ короткой юбк въ греческомъ театр? Въ чемъ безчестіе? когда черезъ нее мой сынъ попалъ въ тюрьму и его доброе имя… О! слава Боту, что его отецъ умеръ… его доброе имя…
— Въ тюрьму?— закричала Джулія, — Джимъ въ тюрьм? что онъ сдлалъ?
— Укралъ деньги, чтобы промотать ихъ на тебя. О!..
И слова полились самыя оскорбительныя слова.
— Джимъ не способенъ украсть деньги!— вскричала Джулія.
— Укралъ… изъ-за тебя. Посаженъ въ тюрьму… изъ-за тебя. Обезчещенъ на всю жизнь… изъ-за тебя. О! я старалась какъ могла спасти его отъ дурныхъ женщинъ. Я предостерегала его. ‘Дурныя женщины ведутъ на путь погибели, дурныя женщины приводятъ въ адъ’. Изъ-за тебя… да! изъ-за тебя онъ отказался покориться мн и получить т деньги, какія ему были нужны.