Двадцать четвертое февраля, Вернер Захария, Год: 1815

Время на прочтение: 22 минут(ы)

Фридрих Людвиг Вернер

Двадцать четвертое февраля.

Трагедия в одном действии.

Перевод Жуковского В. А., Погодина М. П., Струговщикова А. Н.

Действующие лица:

Кунц Куррут.
Анна, его жена.
Курт, путешественник.
Действие происходит в Шварбахе в уединенной альпийской гостинице,
находящейся на вершине Гемми [1] в Швейцарии.

Горница и чулан, разделенные перегородкой, на которой висят боевые часы, коса и большой нож, в углу соломенная постель и старые большие кресла, на столе горит ночник. Ночь. Часы бьют одиннадцать.

Явление I.
Анна одна за самопрялкой.

Анна
Одиннадцать часов, а Кунца нет,
Он в Лейк [2] пошел еще до петухов.
Чтоб с ним беды не сделалось! Какая
Кура! Так все и ломит ветер, скажешь,
Что враг нечистый с Геилльгорна [3] свищет
И хочет прямо в Гемми им швырнуть,
Как Кунц швырнул в отца ножом (муж её бросил однажды ножом в голову своего отца и был за то проклят им)… Прости
Мне, Господи! Что вздумалось об этом
Теперь мне помянуть? А ведь оно
Случилось, помнится, об эту пору,
Отец… да, так… в исходе февраля
Он умер? Столько лег прошло с тех пор,
А вспомню только, так и подерет
Мороз по коже. Но куда же он
Запропастился? Боже мой! Лавины
Так и гремят, мне страшно, и огня
Развесть здесь нечем, нет лучинки в доме,
Нет крошки хлеба, горе да беда,
Последнюю рубашку с тела сняли
Злодеи. Как мне нынче тяжело!
Ах, Господи, отцовское проклятье
На нас лежит горою, велика
Здесь заповедь четвертая [4]. На сына
Другая радуется мать, а наш
Сынок пропал еще ребенком, он
Отцом проклятым проклятый и кровью
Сестры обрызганный, бежал… куда
Бог знает, слух пронесся, что погиб он.
Ох, для чего и я не вместе с ним
Погибла? В гробе было бы спокойней…
Как тяжко мне и страшно! Спеть бы песню,
Авось с души свалится злая дума.
Твой меч в крови! Скажи, в какой,
Эдвард, Эдвард!
Наш сокол был зарезан мной.
В его крови меч острый мой.
Ух! Что за песня… И конец ее
Такой ужасный… Шум? В окно стучатся.
Посмотрим, уж не муж ли? Нет, сова,
В оконницу вцепилась, знать, от бури
И ей приюту нет, как на меня
Она глядит и страшно хлопает глазами!
Прочь! Прочь! Оторвалась и полетела,
Ух, как кричит! Подумаешь, что кличет…
Уж не меня ль? Давно б, давно пора,
Тогда б и все тревоги унялися.
А говорят, что совы чуют мертвых,
И мне самой как будто все могила
Мерещится, и ужас давит душу.
Хоть бы задохнуться. И в самом деле,
На Гемми здесь так пусто, так далеко
Наш дом от всякого жилья, ведь на три
Часа кругом пустыня. Мы одни
Живые люди здесь. Против зимы
Все ищут верного себе приюта
В долине. Мы ж, как будто злые духи
Здесь оковали нас, одни гнездимся
На высоте, между сугробов снежных
И льдов. Теперь же мне страшнее вдвое
Одной, в такую бурю, с черной думой.
Споем-ка песенку повеселее,
Чтоб хоть немного душу отвести.
(Поёт).
Светлые, вешние
Дни воротились,
К нам, пастухи!
Пажити зелены,
На горы, на горы
Коз и коров!
Крестьянин, крестьянин!
Он пашет, боронит.
Рубашка да шапка —
Его вся одежда.
С пёрышком шапка,
С лентой рубашка.
Наденет шляпу набекрень,
Украсит лентой голубою,
Поёт и весел целый день,
Спокоен телом и душою.
Крестьянин — крестьянин:
Крестьянин — не барин,
Горька его жизнь[5].
Да что ж такое, Господи помилуй!
Не эту ль песню пел мой бедный муж,
Пока точил свою он косу?.. Чу! Стучатся!

У дверей слышен стук.

Он!
(Спешит отворить).

Явление II.

Входит Кунц, весь в снегу, с фонарем в руках и с длинной палкой.

Анна
Наконец ты возвратился! Где ж ты
Так долго пробыл?
Кунц
Весь издрог, скорей
Развесть огня.
Анна
Да чем?
Кунц
Да, правда, нет
У нас ни щепки в доме, так и быть.
Ну, веселись же, Анна!
Анна
Веселиться?
Кунц
Да, веселись, конец, всё решено.
Вот мне какой дал письменный приказ
Наш фогт [6], когда я у него в ногах
Валялся и просил Христом да Богом
Отсрочки хоть на месяц. На, читай.
Анна
Что ж, согласился?
Кунц
Вот, возьми, читай.
Анна
Ах, Господи! Да для чего же ты
Сам не сходил к скупому Югеру и сам
Не попросил отсрочки?
Кунц
Да! Таков
Он человек, скорей смягчится камень,
Чем этот старый скряга, мало ль
Его просил я, он был глух как мертвый.
Мне места нет от ваших слез и плача —
Он отвечал, когда не принесешь
Мне денег завтра, быть тебе в тюрьме.
Анна
Да мало ли у нас родных, знакомых!
Чего-нибудь у них бы попросил.
Кунц
У всех дверь на замке.
Анна
И вот родные.
Кунц
Родным зовут того, кто нам помог
Последним, а кусает первым.
Анна
Правда!
А сколько раз и как радушно их
Мы угощали.
Кунц
Тот, кто сыт, тот может
Все позабыть.
Анна
И что ж? Ты не принес
С собою ничего?
Кунц
Принес вот эту
Краюшку хлеба, бедный Гейни дал.
Последним поделился. Не по слухам
О голоде он знает. Нынче нам
Благодаря ему не умереть
Еще от голода.
Анна
А завтра?
Кунц
Завтра
Нас поведут в тюрьму… Но… [7] я по воле [8]
Смерть изберу: жил и умру свободным.
Анна
Ужасен ты! Неужто нет надежды?
Кунц
Кто проклят раз, тот проклят навсегда.
Анна
Мой муж! Ты знаешь Гретли? Он от нас
Недалеко, не более двух миль,
Ведь в дом к нему забраться не опасно…
И сыром, и скотом запасся он,
А денег у него, как сена, много!
По вечерам он пьян, живёт один,
Благословит Господь, мы отдадимся.
Ты понял, что хотела я сказать?
Кунц
Что говоришь, жена?
Анна
Я в этом вижу
Последнее, единственное средство
Спасти себя, а мы, пожалуй,
Когда опять разбогатеем сами,
Что взяли, то ему и возвратим.
Кунц
Мне предлагать, жена, ты это смеешь?
Мне, бывшему союзных войск солдату?
Ты смотришь на меня и не краснеешь?
Я знаю, кто суть Телль и Винкельрид!
Я этою рукою отнял знамя,
За Родину сражался, пролил кровь!
И мне теперь!.. Нет, нет, я не таков!
Мне ль плутом быть, и мне ли воровать?
Анна
Прости меня, мой друг, и не сердись.
Кунц
Подумай, чья ты дочь, и постыдись!
Ты хочешь красть?
Анна
О нет, твоё несчастье
В отчаянье меня приводит, Кунц!
Да! Жизнью я своей уже готова
Спасти тебя.
Кунц
Заботься о себе:
Несчастье же моё уже не ново,
Противиться я не могу судьбе,
Но имени отца не посрамлю,
Из рода моего я первый буду
Носить оковы? Нет, я это не стерплю!
Решился я и твёрд останусь в том:
Когда они придут, что бы вести в тюрьму
И мы дойдём вот до того утёса
Над озером, — я с смелостью знаком,
Мне Бог судья! С утёса брошусь в воду!
Анна
О Боже мой!
Кунц
Нет средств: мне надо умереть.
Лишь смертью от тюрьмы себя спасу.
Анна
Ах нет! Твоей я смерти не снесу,
И неужели нет иного средства?
Оставим дом, проклятьем отягчённый,
Пойдём туда, в тот благодатный край,
Где солнце льёт равно на всех сиянье,
В той стороне ужасных нет людей,
Бог милостив, жить будем подаяньем!
Кунц
Идти теперь? Зимой? Без хлеба? Нет, жена!
Напрасный труд! Смотри, как хорошо
Мы оградить себя умели: здесь
Высокая стена гранитных скал,
Там водопад над бездною, а вот
Громады снежные и сосны вековые,
Не хочешь ли, пройдёмся погулять.
Чудесная прогулка!
(Странно смеётся).
Вот будет ровно двадцать восемь лет,
Как жребий ты со мною разделяешь,
Но мне пора! Быть может, если ты
Останешься одна, Господь скорее
Благословит тебя с престольной высоты,
Но будешь, друг, не подаяньем жить.
Трудами обещай кормиться — да!
Трудами, говорю. Нет, Куррута жена
Быть не должна в презрении, не может.
Анна
Не верю, что бы ты меня оставил.
Кунц
Верь!
Пред Богом я предстану, и тогда…
Анна
Что б имя посрамить самоубийством:
На поругание отдать свою жену?
Мой муж! Равно для всех страдал Спаситель,
Теперь и наш защитник будет Он!
Ты соблазнён врагом, беги скорее,
О Боге вспомни, и молись!
Кунц
С тех пор,
Как умер он, молиться не могу.
Анна
О горе, горе!
Кунц
На, вот Библия, читай.
(Берёт лежащую на печке Библию и подаёт её Анне).
И за меня молись.

Из книги выпадает листок.

Анна
Ты обронил листок!
Кунц
Не тот ли это? Да, он самый, он!
(Читает).
‘Тысяча семьсот семьдесят седьмого года, в месяц февраль, в двадцать четвёртый день, в 12 часов по полуночи скончался отец мой Христофор Куррут на 75-ом году от’…
И крест внизу! Смотри, довольно ли велик,
Что бы прикрыть им то, что произнёс старик?
Анна
Не говори, от ужаса умру!
Кунц
Которое число сегодня?
Анна
Всё равно.
Кунц
Нет, покажи приказ, я знать хочу.
Анна
(берёт со стола приказ, смотрит и подаёт его Кунцу)
Моли Того, Кто все грехи прощает!
Кунц
(читает)
‘Лейк, февраля в двадцать четвёртый день’.
Так! В этот день скончался мой отец!
Послушай-ка, идя как раз из Лейка
Тропинкою, что извилась змеёю
По высотам Альп-Гемми… Знаешь ты:
Я муж! Не трус! Боюсь бесчестья только,
Не в первый раз идти тропинкой было,
Сто раз по ней и в день, и в ночь ходил,
Сегодня ж ей не видел я конца!
Во тьме ночной, блуждая по утёсам,
Я тяжкий страх почувствовал в душе,
Вся жизнь моя, как бы громада скал,
Где выхода напрасно я искал,
Передо мной, нестройная, носилась!
Минуя озеро, с утёса на долину
Я устремил мой взор, и в ней
Всё было тьмой, как в совести моей.
Направил путь к восточной стороне,
Взглянув вперёд: грядою облака
По ледяным громадам расстилались.
Вот, вижу, снежною качая головой,
Из них одна восстала предо мной.
То образ был отца в тяжёлом, мёртвом сне.
От ужаса во мне вся кровь застыла,
И замер я, как будто был на плахе.
Но вдруг смотрю, откуда ни возьмись,
На ручку фонаря, который догорал,
Как на берег морской, спокойно ворон сел.
Он замахал крылами, и от крыл
Раздался стон, как будто стон отца,
Он между тем свой клюв точил о край
Фонарный. И я нож ужасный вспомнил!
(Показывает на стену).
Я задрожал впервые, как ребёнок!
Жена!..
Анна
Ах, замолчи!
Кунц
Я мысль имею:
‘Убийца ты’! Убийцу сына вспомнил
Я, и сомкнул от ужаса глаза.
Анна
Молись, мой муж! Забудь проклятье.
Кунц
Нет!
Убийство мне путь к небу заградило!

Слышен стук у дверей.

Анна
Стучат!
Кунц
Уж не мертвец ли встал из гроба?
Анна
О нет, конечно, к нам от бури путник
Сюда зашёл.
Кунц
Приди хоть дух нечистый,
Я не боюсь! Чего бояться мне?

Анна отворяет дверь.

Явление III.

Входит Курт в хорошей дорожной одежде, с рюкзаком, капканом и поясом, из-за которого торчат два пистолета, в руках потухший фонарь и длинный посох.

Курт
Бог в помощь!
Кунц
Просим, добрый путник!
Курт
Позвольте мне…
(Про себя).
Благодарю, Создатель!
Восторг души я скрыть едва могу!
Кунц
К услугам! Что угодно вам!
Курт
Прошу приюта,
Покоя тёплого прошу, хозяин мой!
Кунц
О, с радостью: пучком соломы даже
Могу служить, почтенный господин!
И если только вам…
Курт
Беседа, ласки ваши
Усталого меня на час развеселят.
Кунц
Чем Бог послал, сердечно рады всем.
Что видите, здесь всё к услугам вашим.
Да только вам немного пользы в том:
Мы в голоде и холоде живём,
И этот хлеб — вот наше всё именье!
Курт
(про себя)
Тоска и скорбь мне сердце раздирают.
Как бедствие родителей ужасно!
Зачем же медлю я их участь облегчить?
Однако нет, я испытаю их: быть может,
С меня ещё не снял проклятия отец.
Анна
(мужу)
Он добрым кажется таким.
Кунц
Да, может быть.
Анна
(оббивая снег с Курта)
Вы от беды спаслись, мой господин!
Зимою, в ночь ходить у нас опасно,
Притом одним, почти непроходим
Здесь переход чрез Альпы, и напрасно…
Курт
Я смолоду ещё привык к утёсам:
Швейцария — отечество моё!
Кунц
Швейцарец вы? О, ладно! Как я рад!
Вы мне земляк и, стало быть, товарищ.
(Подаёт ему руку).
Курт
(про себя)
Твоя рука! Я к сердцу моему
Прижать её хотел бы, мой родитель!
Кунц
Вы знаете ль, какую руку жмёте
Преступную? Она того не стоит!
И если вы…
Курт
(про себя)
Несчастный мой отец!
От горести и речь моя застыла!
Кунц
Устали вы. Ложитесь на солому,
В несчастиях товарищ будьте нам.
Курт
Забудем же сегодня о несчастьях.
Есть у меня в запасе фляжка водки,
Рейнвейну две…
(Вынимает из карманов фляжки, хлеб и кладёт на стол).
Кунц
Изрядно он запаслив!
Курт
Покорнейше прошу!

Они садятся.

А вы что, Анна?
Анна
Вы знаете меня? Скажите, как?
Курт
Я только так сказал…
Кунц (жене)
Эх, эх, да он
Не то, что бы спроста…
Курт (про себя)
Вы моей душе
И радость, и тоска, хотел бы и боюсь,
Боюсь открыться я.
Кунц (про себя)
Оно довольно странно.
Курт (про себя)
Предчувствие меня гнетёт!
(Вынимает из рюкзака три кружки).

Кунц часто и много пьёт.

Хозяин добрый!
Я пью за вас, вы пьёте за меня.
Кунц
Не так гостей хозяин угощает.
Анна
Но, говорят, что бедность — не порок.
Кунц
За упокой.
Курт
У каждого из нас,
Конечно, есть и грех, и горе на душе.
Так выпьем все теперь за примиренье
И всех, и каждого, забудем и простим.
Кунц
Нет, ни за что!
Курт (вполголоса)
Прости!
Кунц
Нет, нет!
Анна
О, как душе приятно, как давно
Я не пила отрадного вина!
Курт
Покорнейше прошу! Вам надо подкрепиться.
Кунц
Благодарю, я придержусь вина:
Оно меня согреет.
Курт
А теперь
Я попрошу у вас ножа, дорогой
Я потерял свой нож.
Кунц (жене)
Сходи, достань.

Анна встаёт, снимает со стены нож и, садясь опять за стол, подаёт его Курту.

Курт
А нет у вас ножа другого?
Анна
Нет!
Один у нас.
Курт (про себя)
Всё кровь ещё на нём!
О, лучше б не был я на свет рождён!
Кунц
Вы что приметили?
Курт
Кровавое пятно…
Кунц
Гм!.. Почему ж кровавое оно?
Курт
Я только так сказал…
Кунц
Ну, наливайте,
Почтенный гость! Прошедшее далёко.
Но только чур, не говорить о том,
Чего не знаете и даже не видали.
Курт
За вашего пью сына, пейте вы,
Коли он жив ещё.
Анна
Ах, нет…
Курт (про себя)
О мать!
Кунц
Давным-давно он умер. А не правда ль,
И нам пора!
Анна
Довольно мы терпели!
Кунц
Признаться, вас не понимаю я.
Скажите мне, зачем вы так одеты
И для чего оружьем запаслись?
Всё это странно мне, и как вы в ночь,
В глухую эту ночь, сюда попали?
Курт
Я в Лейк иду, там надо завтра быть
Ранёхонько поутру, есть нужда,
И потому я должен торопиться.
Что б время выиграть, я взял кратчайший путь.
Кунц (подаёт ему руку и жмёт её)
Земляк! Идём с тобою завтра вместе.
Курт (со смущением)
Рука, как смерть, холодная у вас.
Кунц
Боитесь смерти вы?

Курт

О нет, нимало!
Не раз она передо мной летала!
Я был солдат.
Кунц
Так чокнемся, товарищ!
В сражениях бывал и я, приятель!
Курт
Скажите мне, был сын у вас?
Кунц
О нём — ни слова.
Анна
Уж мы давно лишились вдруг его!
Кунц
И потому молчи, ни слова, говорю!
Курт
По правде вам сказать, я здесь бывал,
Я в Шварбахе нередко пировал,
Здесь славная гостиница была.
Кунц (про себя)
Тьфу! Чёрт! Он знает всё.
Курт
А нынче
Всё пусто здесь, везде нужда и бедность…
Кунц
Вам всё равно. Да здравствует война!
Курт
Скажите, отчего вы обеднели?
Кунц
Что б это объяснить, начнём сначала:
Про моего отца придётся рассказать…
Анна
Мой муж, тебя вино разгорячило!
Кунц (поёт)
‘И с седою головою
Был я парень хоть куда,
Я с солдатскою душою
Первый шёл в огонь всегда!
Вёл себя исправно, честно
И не трусил на войне,
Мне зато в отставке лестно
Вспоминать о старине.
Все меня в полку любили:
И начальник, и солдат.
Мне за то не позабыли
Выдать славный аттестат!
А когда не стал служить
Старичок, отец мой, снова
Предложил мне вместе жить,
Но я более — ни слова’…
Курт
За упокой души его!
Кунц
Нет, нет!
Анна
О, примирись!
Кунц
Не в силах я, жена!
Нет! Ядом я не отравлю вина.
Поверьте, мой отец был дорог мне!
Я смело шёл против несносных пуль,
Но как его проклятье загремело,
Не устоял.
(Жене).
Смотри, как он дрожит.
(Указывает на Курта).
Курт
Оставьте это…
Кунц
Нет, судите сами:
Про отца я вам сказал,
Что к себе меня он взял,
Что б хозяйством управлять.
Я — мужчина в тридцать лет,
Телом свежий, статный, плотный,
Мне тогда был красен свет,
Но как парень беззаботный,
Рассудил, что мне нужна,
К счастью, добрая жена.
Выбор (Вобор) многим предстоял —
Жребий на неё упал!
Пусть она была бедна,
Бедность, право, не вредна!
Был бы хлеб, и нет нужны!
Нет долгов — так нет беды!
Я сперва в неё влюбился,
А потом на ней женился.
Анна
Без отцовского согласья, и без ведома его!
Кунц
Вот что более всего
Нас тревожило весь век:
Он был страшный человек,
Ссорился всегда с женою,
А за это, — и со мною!
Был о ней дурного мненья,
С ней жестоко поступал,
Негодяйкой называл.
Раз я вышел из терпенья,
Двадцать с лишком лет прошло
С той поры, вот, в февраля
Это самое число,
В полночь и во время святок (имеются в виду карнавальные святки):
Меж тем как жена занималась в доме хозяйством,
Сварливый старик мой шумел и кричал, и бранился,
Порядком в гостях у друзей подгулявши в тот вечер,
Домой возвращаюсь и вижу: жена моя плачет
Безвинно, и просит она у него же пощады, —
Смутился я духом, во мне ретивое забилось,
И я замахнулся, однако не с тем, что б ударить.
Хоть знаю, что худо я сделал, вы в это поверьте,
Но видеть всё близкое к сердцу в обиде мне тяжко.
Я мог воздержаться сначала, но после не вынес,
Молчаньем хотел я унять его лютую ярость,
Но он, как и прежде, стучал и ругал, и сердился.
Вдруг, взявшись за косу, её начал точить он со смехом,
Сказав, что трава подрастает, зелёную будет косить он.
За дело принявшись, посвистывать стал я из песни,
Что здесь стариком-пастухом сложена и поётся:
‘Рубашка да шапка —
Его вся одежда.
С пёрышком шапка,
С лентой рубашка.
Наденет шляпу набекрень,
Украсит лентой голубою,
Поёт и весел целый день,
Спокоен телом и душою’.
Как я песню ту пел, он всё пуще ругал
И шумел, и звенел, и ногами топтал.
‘Негодяйка’! — опять повторил он жене.
Взволновалась вся кровь от досады во мне.
И проклятым ножом, что он косу точил,
Тем ножом я в него без пощады пустил!
(Пьёт).
Но старик мой удара не вынес и весь посинел!
‘Проклинаю тебя и жену, и любви вашей плод!
Погубите друг друга, как вы погубили отца!
Его кровь тяготеет на вас’! — завопил он и вдруг,
Ударившись тяжко, он мёртвым лежал на полу.
Анна (указывая на Курта)
Как страшно он в лице переменился!
Курт
Рассказ, да и вино встревожили меня.
Но пейте, — так спокойны будем, — пейте!
Кунц
А знаете ли вы, что мне однажды
За чарою вина рассказывал отец:
Рассказывал, что в феврале — как странно!
В двадцать четвертый день — несчастный день!
Он сделался убийцей — и кого же?
Пал жертвою родной его отец!
Вот, говорят, что будто над могилой
Того, кто нанесет удар отцу,
Преступница-рука растёт из гроба,
Но я тому не верю. Сколько раз
Я на себе испытывал поверье,
Н над его могилою стоял:
Трава растёт — руки я не видал!
Курт
Вы, кажется, хотели мне сказать
Причину, от которой обеднели.
Кунц
Со смертью я отца изведал много горя!
Хотя по-прежнему мы с нею дружно жили,
Но тень его, казалось мне, всегда
Бродила неразлучно между нами.
Прошло недели три со дня его кончины,
Как родила жена — о Боже! Сына!
Кровавый знак носил он от рожденья:
Знак Каина носил он на руке,
И с ним-то я все горести изведал.
Ну, Бог простит ему.
Курт
А вы?
Кунц
Его уж нет!
Но слушайте, жена, пять лет спустя,
Дочь родила — прекрасное дитя.

Курт встаёт.

Кунц
Вы ищете чего-то?
Курт
Нет: так долго
Я не могу сидеть.
(Ходит в продолжение следующего разговора взад и вперёд).
Кунц
Ну, точно Курт:
На месте не сиделось всё ему!
Он был не глуп, не зол, но вот несчастье:
Строптив, упрям бывал он иногда,
И от чего б, вы думали?
Курт
Не знаю.
Как холодно у вас…
Кунц
Послушайте,
Однажды что случилось в феврале.
В день смерти старика с сестрою он играл:
Ей было года два — ему минуло семь —
Здесь, на полу несчастный нож лежал,
Жена пред тем цыплёнка заколола.
Анна
Теперь ещё о том ужасно вспомнить!
Кунц
Негодный то подметил, и сестре
Вдруг говорит: ‘Мы так же стряпать станем,
Цыплёнок ты’. В руках я вижу нож,
Спешу к нему, смотрю — и смех и горе:
Сестра в крови — убийца брат родной!
Курт
Вы прокляли его?
Кунц
Я сгоряча
Не мог себя от сердца воздержать!
Вы знаете, что суд детей прощает,
А мне его хотелось наказать,
И потому его я проклял — да!
Курт
Но вы теперь, я думаю, простили?
Кунц
Господь прощает всех!
Курт (про себя)
О мой отец!
(Громко).
А если б он теперь с раскаяньем пришёл?
Кунц
Его простить бы мог, но видеть — никогда!
Курт (про себя)
О горе мне!
(Громко).
Известья от него
Вы с той поры не получали?
Анна
Нет.
Мой муж в сердцах хотел его зарезать:
Не знала я от страха, что начать!
Что бы спасти его, послала к дяде.
Мой дядя был ученый человек,
И мне писал: ‘Ваш сын с большим умом,
‘Но странен он и дик, притом рассеян,
Охоты нет к ученью, и строптив.
А станет кто его в том упрекать,
То плачет горько он и говорит:
Ему нигде покою не даёт
Родимое пятно’. Так он писал.
Курт
Скажите мне, вы плакали о нём,
Когда потом от дяди он бежал?
Анна
О!..
Кунц (Анне)
Берегись, жена, он знает всё!
Анна
Скажите, где вы слышали про сына?
Курт
Я только так сказал…
Кунц
Ну, право, это странно.
Анна
Сын жизни не был рад, ещё ребёнком
Из школы он нередко уходил!
II дядя, как-то раз, чтобы его исправить,
В рабочий отдал дом, — здесь он бежал совсем,
Как говорят, в Париж, во время бунта,
Писали нам, что, будучи солдатом,
Он там погиб, и с той поры о нём
Известья нет.
Курт
А если б воротился?
Анна
Оттуда кто воротится домой?
Кунц
Вы, кажется, смеётесь надо мною.
Какой вопрос! Ведь я же вам сказал,
Что умер он, — что б чёрт меня побрал!
Курт (ходит взад и вперёд и говорит, как бы в рассеянности)
А всё-таки за вами есть вопрос:
Скажите, от чего вы обеднели?
Кунц
Что пользы мне об этом говорить,
Что вам до нас? Вы всё хотите знать,
Вопросам нет конца, а коротко сказать:
Всё, что имел, я всё и потерял.
Наш хлеб сгорел, а через год случился
Падёж скота, а там неурожай,
Всё вместе до конца нас разорило!
Курт (садясь опять за стол)
Как мне вас жаль. Могу ли чем служить?
Кунц
Да! Деньги есть? Так одолжите нам!
Курт
О, как не быть. Для вас я больше б сделал.
Но до утра нас не оставит Бог,
Имейте хоть до завтра вы терпенье!
Кунц
Всё: завтра, Бог подаст. Вот утешенье,
Но правду вам сказать, вину я очень рад,
Прекрасное вино! — Скажите ж мне,
Вы как сюда в глухую ночь попали?
Курт
И я, как вы, изведал много горя.
Кунц
Поэтому товарищи мы с вами?
Курт
Однажды, — я тогда ребёнком был,—
И, как ваш сын, в несчастную минуту
Подобное убийство совершил.
Кунц
Послушаем!
Курт
Не растравляйте раны,
Об этом я не смею говорить.
Чтоб от беды спастись, я в Берн бежал,
Там стал служить, и был по службе счастлив,
Притом меня полковник полюбил,
И многое в полку мне доверял.
Во время бунта он отправился в Париж,
За короля несчастного сражаться.
Он честью был всегда руководим.
Хоть тяжело с отечеством расстаться,
Но долг велел, — я следовал за ним.
Кунц
Вы видели союзные войска
И были при сраженье Тюллерийском?
Курт
Ужасную я помню ночь: она,
Как самые дела, была черна,
И с умыслом, казалось, свод небесный
В ту ночь огонь чудесный потушил свой.
Без ужаса я вспомнить не могу!
Кунц
Что ж далее?
Курт
Полковник мой и я
Решились вдруг в Америку отплыть.
Одна нужда, несчастия одни,
И родины таинственная сила,
Нас дружбою навек соединила.
На край бы света я пошёл за ним,
Я им, он мною был руководим.
Отправились мы прямо в Сан-Доминго,
Товарищ там плантацию купил.
Кунц
Скажите, как вы в Новом свете жили?
Анна
Там счастливо, я думаю, живут?
Курт
Везде равно, как в Старом, так и в Новом,
Зависит всё от головы и сердца.
(Показывает на сердце и голову).
О если б я не следовал за ним,
Он был бы жив! Он умер за меня
И на моей груди. Я занемог горячкой,
Он от меня на шаг не отходил
И скоро сам жестоко заразился.
Моя болезнь прошла, а он меня
Прижал к груди, и с жизнью распростился.
Кунц (про себя)
Как нож тогда упал, тот посинел,
Как хорошо смерть дело понимает.
Курт
Зачем меня ты пощадила, смерть?
Убийство нас давно соединило!
Он отказал мне все своё именье.
Вот я разбогател, а что в том пользы?
Что золото? Где радость и покой,
Когда в груди нет тишины святой?
Кунц
Ты слышала?.. Что ж остается мне?
Курт
Но иногда и злому вопреки,
Над головой веселие летает.
Отчаянью надежда говорит,
Издалека мне шепчет и взывает:
‘В отечестве тебя ждёт примиренье’!
Я слышу плеск озёр Швейцарии родной
И шумное паденье водопада,
Они меня зовут: приди домой!
И ледников ужасная громада
Мне говорит с вершины гор: приди,
Я преклонюсь, растаю пред тобой.
И вот меня уж радостно встречает
И рог, и песнь младого пастуха,
И вот меня родитель обнимает!..
(Опомнившись).
Играла так мечта в стране чужой,
И так звала меня в мой край родной!!!
Теперь спешу родителей обнять,
Которых не видал уж двадцать лет.
Быть может, что и в бедности они.
Я принесу родимым в утешенье
С восторгом всё имущество моё.
В ногах у них я вымолю прощенье!
Настанет он, давно желанный час,
Блаженный час! Я снова оживаю!
Отца к груди я завтра прижимаю!

Кунц встаёт.
Анна, которая прежде встала и приготовила соломенную постель за перегородкой, теперь опять входит в комнату.

Кунц
А… где… они… живут?
Курт
Вот, здесь, отсюда
Не более, как с милю.
Кунц (про себя)
Быть не может.
Две мили до ближайшего соседа.
Он подозрителен.
Анна
Скажите мне,
Вы слышали в Париже, может быть,
О сыне?
Курт
Да, о бедном Курте.
Кунц (про себя)
И про него он знает!
Анна
Говорят,
Он, как и все, стал жертвою народа?
Курт (про себя)
Я испытать их должен!
(Громко).
Да, я был
Свидетелем его несчастной смерти,
Он даже на моих руках скончался.
Анна
О если бы теперь ещё он жил!
Охотно бы ему я всё простила!
Курт (в намерении броситься ей в ноги)
О!
Кунц
Не люблю я этого притворства.
Что вам до нас! — Ложитесь лучше спать,
Вон там в углу давно вас ждёт солома.
Курт
(подумав) Прощайте, добрых снов, но я прошу
В восьмом часу меня вы разбудите.
Кунц
Когда не я, разбудить стража вас,
Которая придёт за нами завтра.
Курт
Что говорите вы?
Кунц
Так, филин прокричал…
Курт
Когда придёт за вами стража?
Кунц
Завтра
В восьмом часу.
Курт
Так разбудите в семь!
Кунц
Я вижу, вы бежите от суда —
Вам верно от него уж доставалось.
Курт (про себя)
В душе моей и радость, и тоска!
Кунц
Ложитесь спать.
Курт
Спокойных снов!
Кунц
Вам так же.
Курт
Ну, завтра всё решится!
Анна
Добра ночь!
(Зажигает в фонаре свечу лампою, стоящею на столе, и отдаёт фонарь Курту, он уходит в каморку).
Кунц
Вот праздник был! Ну, чёрт меня возьми!
Теперь всему конец, осталась ночь одна.
(Садится в кресла, за стол).
Анна
(берёт нож со стола и вешает его подле косы на стену)
Да! Странный гость! Из головы нейдет.
Курт. (говорит в комнате сам с собою)
То не мечта! Я под одной с ней кровлей.
Желанный час, когда настанешь ты?
(Снимает с себя верхнее платье).
Кунц
(Анне, которая смотрит в щель перегородки)
Не стыдно ли подсматривать, жена?
Анна
Он кошелёк свой вынул, — и его
Кладёт на стол. Как много денег в нём!
Кунц
Я думаю, хозяина с тех пор
На свете нет, как он ему достался!
Анна
Что ты сказал?
Анна
Иди, ложись-ка спать.
Курт (за перегородкой)
Как часто я ребёнком засыпал
Здесь, в комнате, под песни пастухов.
О, если б вы меня не оставляли,
Невинные, младенческие сны!
(Бросается, полураздетый, в старые соломенные кресла).
Анна
Теперь он сам с собою говорит
О золоте!..
Кунц
Иди! Ложись-ка спать!
Анна (подходит к столу, за которым сидит Кунц)
Не будь так дик и страшен: я иду!
А что же ты начнешь? Послушай, часто он
И много так про сына говорил, —
Что б это значило?
Кунц
Молчи, жена!
Не раздражай меня, не то, клянусь я, в ночь
Сегодня же уйду!
Анна
Кунц! Боже мой,
Что мне на мысль пришло! Ну, если сын,
Которого считаем мы убитым,
Теперь у нас? И это был бы он?
Надеждою дух матери согрет!
Кунц
Не вынесу, жена, в том честь порукой!
Не знаешь ты, и разве не читала,
Что в ночь, когда союзников разбили,
Убит наш сын? Ведь он солгал,
Что вместе с ним служил, бессовестно солгал!
Возможно ли, что б сын, давно умерший,
Из гроба встал и к нам теперь явился?
Нет, милая, не верю сказкам я:
Кто за порог могилы перешёл,
Тот на земле себе не сыщет места.
Курт
Не знаю, что могло мне помешать,
Сегодня же открыться? Случай был,
Какой-то смутный, непонятный страх
Удерживал меня. С каким восторгом
Прижал бы к сердцу я отца и матерь!
Покорными и нежными словами
Я б испросил прощения у них!
Но тщетно грудь признанием дышала:
В устах оно от страха замирало!
Анна (которая между тем, готовясь лечь спать, садится на солому)
А кто бы это был?
Кунц
Ну, кто? Известно!
Какой-нибудь бродяга!
Анна
Он сказал:
Родители живут отсюда близко.
Кунц
Солгал! Сама ты знаешь, что зимой
Здесь совы лишь живут, да мы с тобой!
Анна
Но он так тих и добр.
Кунц
Ты думаешь?
Не видела ты разве, как он вдоль
По комнате, рассеянный, ходил
И как на нас сверкал глазами страшно?
Кто был солдат, тот дело понимает!
Я молодцов таких встречал нередко:
Их узнают по огненным глазам,
По беспокойному движенью, будто вслед
Его сам дух нечистый гонит! Верь мне:
В ком совесть нечиста, тот всех бежит
И всех равно подозревает. Верь!
Анна
Он на столе ещё вино оставил.
Налей себя, оно тебя согреет.
Кунц
Пожалуй! За его здоровье пью!
(Наливает себе и пьёт, в продолжение следующей сцены он, как бы в забытье, повторяет).
Анна (лежа на соломе, в полусне)
Как страшно ты, судьба, играешь нами!
(Засыпает).
Кунц
Хотел аминь сказать, но с той поры,
Как проклят я, аминь сказать не смею.
Курт (в комнатке)
Зачем, о Боже всеблагой!
Меня тревожишь привидением!
Ты примири его со мной.
Сестра, быть может, с сожаленьем
Теперь мне руки подаёт,
И за меня к престолу Бога
Она теперь молитву шлёт!
Кунц
Вот скоро полночь, что же будет завтра,
Когда часы пробьют здесь полдень?
Да, не весело! Как совы страшно воют!
А делать нечего, с утёса прямо в воду.
Неужто же иначе быть не может ?
Не может?!
Анна (во сне тяжело вздыхает)
Ах!
Кунц
Она и самый дом — всё стонет!
Несчастный дом! Нет никому отрады!
Бродяга тот, быть может, он один
Спокойно может спать под этой кровлей…
Он с золотом. Ну! Я зато с вином!
О, если б ты, вино, меня спасло!
Да! Золото его могло бы… Нет!
Прочь от меня ты, дьявол-искуситель!
Анна (во сне)
‘Что твой нож весь в крови?
Кто твой враг, назови!’
Кунц
Она поёт во сне! Мне что-то страшно
От этой песни стало. Эй! Проснись!
Анна (как прежде)
‘Сатану я убил’.
Кунц
Как тяжело она и сильно дышит!
Не легок, верно, сон! Я разбужу её.
Анна (как выше)
‘Кровью нож обагрил’!
Кунц (громко)
Жена!
Анна (оправляясь от сна)
А? Что?
Кунц
О чём ты говоришь?
Анна
Мне тяжело, мой друг.
Кунц
Во сне ты пела.
Анна
Кто? Я?
Кунц
Да, ты, про нож, про сатану!
Анна
Ах, да! мне эта песнь из головы нейдёт.
Ложись-ка спать: мне страшно здесь одной.
Кунц
Ещё один стакан!
(Пьёт).
Анна
О Господи, помилуй!
(Встаёт, утирая слезы).

В продолжение следующей части явления Курт становится на одно колено и молится.

Кунц
Мне холодно от этой песни стало,
А, может быть, наш гость тому причиной.
Когда б я знал наверное, что он
Кого-нибудь ограбил на дороге, —
Не снёс бы он на плечах головы!
Анна (испугавшись)
Что говоришь, мой муж?
Кунц
Зачем дрожишь?
Ты вспомнила о завещанье, верно?

Взоры его останавливаются на стенных часах.

А слышишь ли, как маятник стучит?
Мне холодно! Огня!
Анна
Ты знаешь: нет здесь дров.
Кунц
Сожгу косу, её не нужно нам.
Негодная заслуживает эго.
Анна
Я даже к ней и подойти боюсь!
(Снимает со стены косу с гнилым древком, которое разламывает и разводит в комнате огонь).
Курт (который до того стоял коленях и молился, встаёт).
Исполнилось святое назначенье,
Вершины гор мне вторят примиренье.
Отрадный сон повеял надо мной!
Приветствую тебя в стране родной!
И вам привет, утесы вековые,
Счастливых дней свидетели немые!
Забуду ли тебя, любимая свирель?
Я твой опять, родная колыбель!
(Вешает платье и прочие приборы на гвоздь, вбитый в перегородку).

Гвоздь изменяет, и вещи падают на пол.

Кунц (вздрагивает)
Что это там?
Анна
Не знаю.
Кунц
Тяжко мне.
Дай Библию, жена!

Анна подаёт мужу Библию и подходит опять к камину.

Курт
Гвоздь изменил.
Не раз на нём висел пастуший мой рожок.
Кунц (читает по Библии).
‘Благословение отца воздвигает детям дома,
Проклятье матери разрушает их’.
Неправда! Дома матерь воздвигает,
Проклятие отца их разрушает.

Курт между тем вколотил гвоздь и повесил платье, от причинённого им сотрясения падает висящий с другой стороны перегородки большой нож к ногам Анны.

Анна (в испуге спешит к столу, за которым сидел Кунц)
Ах!
Кунц (встаёт быстро со стула, на котором он до того сидел, и задумывается)
Стой! Что в мысль пришло!
Анна
Кунц! Нож упал!
Кунц
Не называл ли он себя убийцей?
Анна
Нет!

Явление заключительное.[9]

Курт (готовясь ко сну).
Хвала тебе, Всевышний Бог! Теперь
Недалеко от цели я стою.
Служитель мой мне привезёт поутру
Моё добро — и завтра в рай земной
Ты, золото, откроешь двери мне!
(Он берёт со стола кошелёк и кладёт его в головах).
Плоды терпения теперь я пожинаю.
(Ложась на постель).
О, Родина, тебя благословляю!
(Он засыпает, а вслед затем и свеча, стоящая на столе в фонаре, потухает).
Кунц (выглядывая из-за перегородки).
Признался мне в убийстве он: так, стало,
Дорога всем к нему открыта. Да!
Всяк вправе у него отнять чужое!
То самые законы дозволяют
И даже так велят.
Анна.
О, замолчи!
Кунц.
Его б я мог убить — о том и ворон
Не прокричит.
Анна.
О, ради Бога, муж!
Кунц.
Ну, не шуми, жена! Оставим это!
Я бы хотел… Но дорого нам время…
Разбойник он — и ясно то, как день,
Быть может, и колдун. Такие люди
Отечеству вредят. Добычу с ним
Я разделить желал бы только!
Анна.
Ах!
Грешно, мой муж!
Кунц.
Уже ли наша жизнь
И краденных не стоит этих денег?
Не то, мне всё равно: один конец!
С утёса да и в воду.
Анна.
Нет! О нет!
Кунц.
Как думаешь, жена?
Анна.
Что хочешь, делай!
Кунц.
Так посвети.
Анна (взяв лампу со стола).
О, адский, страшный труд!
Кунц.
Теперь уж ночь: благоприятный час!
Он твёрдость придаёт — и если б там
Отец лежал, в ударе, посинелый,
Я б не сробел! Зачем, жена, дрожишь?

Анна в одной руке держит лампу, а другой хватает за руку Кунца, тесно к нему прижимается.

Анна.
Оставь!
Кунц (прижимаясь к Анне и крадучись к дверям перегородки, задевает ногой нож, перед тем упавший со стены).
Ага, старинный мой приятель!
Ты здесь! Тебя с собой возьму!
(Поднимает нож).
Анна. Ужели
Ты хочешь кровь его пролить?
Кунц.
О нет!
Но знаешь ты: одна предосторожность!
Вполне я это дело понимаю:
Нужна на всякий случай.
(Идёт в комнату, в сопровождении жмущейся к нему Анны).
И разве пёс не чует мертвеца?
Анна.
Нет, вроде бы.
Кунц.
Он спит! Где кошелёк?
Постой, вот он, торчит из-под соломы.
Анна.
Стой! Ни за что!
Кунц.
Стыдишься ты?
Да, ты права — не слишком благородно!
Мне боязно! Не лучше ли оставить?
Анна.
Что? Ангел твой хранитель то сказал.

Кунц прячет нож в боковой карман.

Кунц.
Идём! Невинно? Ха, ха, ха!
(Вздрагивает, оглядываясь, и так — несколько раз).
Анна (отвлекая его от дверей).
Кунц!
Кунц (отворяя потихоньку дверь и в ужасе её снова захлопывая).
О!
Анна.
Боже! Что с тобой?
Кунц.
Жена…
Анна.
Что, что с тобой?
Кунц.
Имеет вид он разве старика?
Он молод, и глазами он водил,
И их уставил прямо на меня!

Анна отворяет дверь и осматривает комнату.

Останься здесь, здесь… Возле…
(Берёт Анну за руки).
Постой! Ты мне молиться помоги!
Анна (кладёт лампу на пол и, сложив руки, поднимает их к небу).
Господь единый, спаси нас, грешных!
Кунц.
Какая злость! Меня Ты проклял, Боже!
(Анне).
Смотри, смотри, как он смеётся злобно!
Анна (тянет его к дверям).
Мой муж, тобой нечистый дух владеет.
Кунц (поднимая в молитве руки).
Отец!

Слышен крик совы.

Кунц (Анне, смотря искоса на Курта).
Видала ты, как в темноте
По скалам он над тёмной бездной бродит?
От золота покоя нет ему!
Ты слышишь ли, оно кричит: ‘Идём’!
И эхо гул разносит по горам.
Анна.
Сова кричит.
Кунц.
Нет, золото кричит:
‘Спаси от нечестивых рук, спаси’!
Ужели я разбойника не стою?
Не я ли за Отечество сражался
И храбро меж рядов стоял, тогда
Как по ночам он крался за добычей?
И я теперь, — я должен умереть,
И только потому, что беден я!
(Освобождается из рук Анны, которая тащит его к дверям).
Нет! Нет! Спасти себя, спасти хочу!
(Спешит к Курту и в неистовстве вскрикивает).
Мне золото подай!
Курт (пробуждается и вскрикивает, как бы во сне).
Убийцы!
Курц (в ярости выхватывая нож и нанося Курту два удара).
Сам
Убийца ты!
Курт.
Родного сына вы,
О мой отец, хотите умертвить!
Анна.
Наш сын!
Курт (собравшись с силами, подаёт бумагу).
Вот, вот, прочтите… О отец!
(Падает на руки матери).
Кунц (читает).
‘Свидетельство: Курт Куррут из Шварбаха’…
(Бумага падает из его рук).
Несчастный… То кровь сына моего!
(Бросает нож с такой силой на пол, что он ломается).
Анна (заворачивая у Курта на левой руке рукав).
Родимое пятно! Мой сын! Мой сын!
(Сжимает умирающего сына в руках и с негодованием встаёт перед Кунцем).
Так и меня зарежь, сыноубийца!
Курт.
Отец, простишь ли ты?
Кунц (перед Куртом на коленях).
А ты простишь ли мне?
Курт.
Прощаю!
Кунц.
Бог, — простит ли он?
Курт.
Его святая воля…
Анна.
Умирает!

Во всё время представления слышатся отдалённые раскаты грома и изредка видна молния, причём темнота постепенно увеличивается и нарастает так, что тотчас по окончании представления сильный громовой удар сотрясает хижину, и она разрушается. Меж окружающими вершинами виден отряд солдат.

1815 г.

Примечания

[1] — Гемми — горный перевал в Бернских Альпах, 2314 м над уровнем моря, связывает Кандерштег и Лейкербад в кантоне Валлис. Северные склоны Гемми замыкают долину реки Кандер.
[2] — Лейк, Лейкербад или Люэш ле Бэи — горный курорт в кантоне Валлис. Лейк расположен на высоте 1415м над уровнем моря, в долине с суровым и непостоянным горным климатом.
[3] — Геллигорн, 2289 м. над уровнем моря — вершина Бернских Альп, замыкающая долину Кандерталь в Бернском Оберланде.
[4] — Четвертая заповедь так называемого ‘Десятословия’: ‘Почитай отца твоего и мать твою, чтобы тебе было хорошо и чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе’ (Иcход, XX, 12).
[5] — Текст песни в переводе М. П. Погодина (См. ‘Вестник Европы’, No 23 — 24, 1823 г. С. 288 — 289).
[6] — Фогт — светское должностное лицо в церковной вотчине, наделенное судебными, административными и фискальными функциями. В Германии и Швейцарии фогт — чиновник, наместник императора. Различались городской фогт и земский фогт, обладавший полномочиями судьи. В Швейцарии с историей областных имперских фогтов связаны легенды о Вильгельме Телле.
[7] — На этом рукопись обрывается.
[8] — Отсюда и далее (до заключительного явления) — текст А. Н. Струговщикова (См. ‘Пантеон русского и всех европейских театров’. Часть 1, кн. 2, СПб.,1840 г. С. 71 — 318).
[9] — Отсюда и далее — текст М. П. Погодина (См. ‘Вестник Европы’, No 23 — 24, 1823 г. С. 315 — 318).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека