Два пастыря, Прево Марсель, Год: 1902 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 8 минут(ы)

М. Прево.

Переводъ съ французскаго Е. И. Саблиной.

Два пастыря.

Въ тхъ департаментахъ, гд въ особенности свирпствовали въ XVI вк религіозныя войны, гд Монлюкъ безъ милосердія перевшалъ столько гугенотовъ,— католики, въ наше время, живутъ въ мир и согласіи съ протестантами. Церковь и кирка дружелюбно стоятъ по сосдству, въ центр деревень, разница религій не мшаетъ семьямъ родниться между собою, кюрэ и пасторъ, расходящіеся во взгляд на догматы, сходятся на почв милосердія и помощи бднымъ прихожанамъ.

Однако, въ мстечк Канделсу, между Неракомъ и Віанной, столкновеніе между католическимъ и протестантскимъ пастырями надлало недавно не мало тревоги и чуть не послужило поводомъ къ возобновленію давно забытыхъ религіозныхъ неурядицъ между прихожанами. Кюрэ, старикъ шестидесяти лтъ, сталъ косо посматривать на недавно вступившаго въ должность молодого пастора, любившаго произносить пылкія и краснорчивыя проповди своему стаду. Лагаригъ,— такъ звали рьянаго пастора,— совратилъ даже двухъ католиковъ, и они перешли въ протестантство! Аббатъ Куломэ тщетно повторялъ, что оба перебжчика самые негодные изъ его прихожанъ и перешли-то въ протестантство только ради корысти (чтобы выманить денежную награду отъ вліятельныхъ главарей послдователей Лютера) — но частенько ночью его мучили кошмары. Онъ видлъ всю обстановку Страшнаго Суда, верховный Судья спрашивалъ его:

— Кюрэ изъ Канделсу, что сдлалъ ты съ душами Каскета и Дюпена, порученными теб?

Бдный аббатъ пытался оправдываться:

— Господи, Каскетъ и Дюпенъ были никуда негодными прихожанами. Вина не моя, если…

— Отойди, неврный пастырь!— перебивалъ Господь,— ты плохо пасъ овецъ моихъ. Стадо уменьшилось на дв головы. Дурной слуга, скройся отъ лица Моего!..

Аббатъ Куломэ просыпался въ холодномъ поту, и его била лихорадка.

Тогда онъ проникался усердіемъ, рылся въ пыльныхъ шкафахъ старой церковной библіотеки, по воскресеньямъ громилъ съ каедры, какъ умлъ, ересь, въ то время какъ молодой Лагаригъ, со своей стороны, подстрекаемый юнымъ пыломъ, лзъ изъ кожи вонъ, чтобы не ударить лицомъ въ грязь, потрясалъ сердца слушателей проповдями, умножалъ дла милосердія, открывалъ воскресныя и вечернія школы.

Такъ какъ, по счастью, Монлюкъ уже умеръ триста лтъ тому назалъ, то эта маленькая религіозная война долго не имла серьезныхъ послдствій, разв что прихожане той и другой церкви длались усердне къ молитв. Мэръ названнаго мстечка, Лебизъ, по профессіи докторъ, не слишкомъ религіозный по убжденіямъ, хоть и католикъ, силился своимъ поведеніемъ и миролюбивыми рчами поддерживать миръ и согласіе въ общин. Его уважали, онъ имлъ вліяніе и почти достигалъ цли.

Но вотъ случилось неожиданное происшествіе, обострившее отношенія между враждующими сторонами. Недли за дв до Пасхи, пасторъ Лагаригъ, возвращаясь домой вечеромъ, замтилъ какой-то странный свертокъ лохмотьевъ на паперти католической церкви въ Канделсу. Ночь надвигалась, церковь была заперта, кругомъ ни души.

Пасторъ взошелъ на ступеньки и поднялъ подозрительный свертокъ, въ тряпкахъ оказался младенецъ нсколькихъ мсяцевъ. Должно быть, ребенокъ привыкъ ко всякаго рода перемщеніямъ и чужимъ лицамъ, онъ не казался чрезмрно удивленнымъ или возмущеннымъ, а спокойно смотрлъ большими черными глазами на пастора и даже улыбнулся. Лагаригъ ни минуты не колебался, взялъ младенца къ себ и поручилъ его своей жен, которой не внов было ухаживать за дтьми: Господь уже наградилъ ее полдюжиной своихъ, не смотря на ея тридцать лтъ.

На слдующій день тетка аббата, старая Два, завдывавшая его хозяйствомъ, съ волненіемъ сказала племяннику:

— Ты знаешь, аббатъ, что пасторъ укралъ у тебя изъ церкви двочку?|

Укралъ двочку?..— Не смотря на враждебность къ пастору, аббатъ не могъ поврить такому факту.

Тетка объяснила подробно.

Гуманный поступокъ Лагарига страшно смутилъ аббата. Если брошенная двочка получитъ воспитаніе въ семь пастора, то несомннно будетъ протестанткой. Между тмъ, особа, подкинувшая ребенка на паперть, очевидно, руководилась желаніемъ сдлать изъ него врную овцу католическаго стада. Еще одной овцой меньше у почтеннаго аббата Куломэ! Третья душа отторгнута отъ церкви… Ну, положимъ, души Каскета и Дюпена черныя, негодныя, а эта чистая, дтская!

Сердце аббата Куломэ было незлобивое, но такое положеніе вещей переходило всякія границы. Онъ надлъ рясу, взялъ треуголку, молитвенникъ и отправился къ Лагаригу.

Пасторъ жилъ въ конц мстечка, въ хорошенькомъ доісик, у дороги въ Неракъ.

На улиц аббату встрчались прихожане, иные подходили къ нему, заговаривали о найденной двочк, тонъ ихъ рчей былъ положительно негодующій. Воображеніе гасконцевъ разукрасило исторію по своему. Теперь ужъ разсказывали, что пасторъ утащилъ двочку потихоньку, пока мать ея, испанка, молилась передъ статуей Богоматери. Аббатъ сообщилъ имъ, какъ было дло, и пообщалъ исправить его, по мр силъ.

— Дойду до самого президента республики,— горячился сторикъ,— а вырву ребенка у протестантовъ!

Идя дале, аббату почудилось, что встрчные протестанты бросаютъ на него насмшливые взоры…

У двери пастора онъ позвонилъ.

Отворила сама пасторша, и аббату сразу стало неловко, хозяйка, блокурая, полная дама, кормила грудью ребенка.

— Извините, сударыня… Прошу прошенія за безпокойство…— забормоталъ аббатъ, не зная куда двать глаза,— дома-ли господинъ пасторъ?

Хозяйка сама казалась сконфуженной.

— Пастора дома нтъ… Онъ вышелъ… То есть похалъ въ Неракъ… собрать свднія… о двочк.

Она глазами указала на черномазаго, хорошенькаго ребенка, котораго кормила.

Аббатъ мало-по-малу оправлялся отъ смущенія, вошелъ въ домъ и закрылъ за собой дверь. Г-жа Лагаригъ попросила его въ гостиную.

— Я пришелъ къ пастору переговорить именно объ этой двочк…

Убждаясь, что слушательница кротка и противорчить въ помыслахъ не иметъ, аббатъ становился все смле и строже, онъ категорически заявилъ, что ребенка не безъ намренія подкинули къ католической церкви, что, будь она отперта — двочку положили бы внутри церкви, какъ бы поручая душу ребенка католическому священнику. И онъ своихъ правъ уступать не намренъ. Онъ надется, что г. Лагаригъ вникнетъ въ его доводы и пойметъ, что они основательны,— прежде чмъ дло дойдетъ до ‘высшихъ инстанцій’.

По правд говоря, добрйшій аббатъ самъ не зналъ о какихъ ‘высшихъ инстанціяхъ’ упомянулъ. Но эффектомъ своей рчи остался доволенъ. Пасторша, красная какъ піонъ, не нашлась что отвтить, только бормотала безсвязно: ‘Я передамъ мужу… Онъ увидитъ… ршитъ…’ Чтобы скрыть свое замшательство, она потихоньку заставляла прыгать насытившуюся двочку, которая радостно взвизгивала и взмахивала рученками.

Съ видомъ холоднаго достоинства всталъ и простился аббатъ.

Дома онъ передалъ весь разговоръ своей тетк, которая восхитилась его энергіей. Оставалось ждать результатовъ, и ждать пришлось не долго. Въ тотъ же день, вечеромъ, старшій сынишка пастора, мальчикъ лтъ десяти, принесъ въ пресвитерскій домъ письмо слдующаго содержанія:

‘Господинъ ааббатъ,

Жена передала мн ваши слова. Къ величайшему моему сожалнію, я не могу исполнить Вашего желанія. Я тоже нахожу, что Богъ поручилъ мн душу и, съ моей стороны, было бы преступленіемъ не подчиниться его очевидной вол.

Жанъ Лагаригъ,
пасторъ реформатской церкви’.

Какъ только въ общин происшествія эти стали извстны,— прихожане обихъ церквей заволновались. Мэру предложено было ршить споръ, но онъ ничего не могъ сдлать: пасторъ оффиціально объявилъ въ свое время о находк и о намреніи оставить подкидыша у себя. Тогда католики вскипятились и рвались вооруженной силой отнять ‘украденную’ двочку. Протестанты тоже не дремали, а учредили сильный караулъ около пасторскаго дома и своей кирки. Ночью кто-то бросалъ каменья въ окна католической церкви. На стнахъ заборовъ появились надписи: ‘Лагаригъ воръ! Крадетъ дтей’! Школьники противныхъ лагерей учиняли уличныя драки. Къ Канделсу присланы были два здоровенныхъ жандарма.

Тмъ не мене пасторъ не отдавалъ яблока раздора, только его собственныя дти не смли носу показать на улиц: католики грозили украсть одного изъ нихъ, въ качеств заложника.

Не на шутку начинавшіе тревожиться такимъ оборотомъ дла,— аббатъ написалъ донесеніе епископу, пасторъ Лагаригъ — префекту. Но об инстанціи, застигнутыя врасплохъ такимъ небывалымъ случаемъ, медлили отвтомъ… Вроятно, разгоряченные умы сторонниковъ, подливая масла въ огонь, довели бы округъ до форменной религіозной войны, если бы на страстной недл неожиданная новость не положила предла конфликту: мать двочки явилась въ Канделсу съ цлью взять свою двочку.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Слухъ былъ вренъ… Наканун вечеромъ, молодая женщина, почти ребенокъ сама, очень хорошенькая собой, по типу и одежд цыганка, явилась къ мэру. Она заявила, что двочка ея, безъ ея вдома и противъ ея воли подкинута была людьми ея табора, но что она не въ силахъ перенести разлуки и вернулась за своимъ ребенкомъ, узнавъ, гд именно его подкинули.

Мэръ помстилъ цыганку у себя въ риг, на слдующее утро призвалъ аббата и пастора, прося послдняго принести двочку. Спорную душу отдали матери, которая жадно принялась цловать ее, лопоча на такомъ язык, который никто изъ окружающихъ понять не могъ.

Мэръ обратился къ обоимъ пастырямъ и выразилъ надежду, что вс распри падутъ сами собой отнын, такъ какъ спорный предметъ нашелъ своего законнаго владльца.

— Вы, душечка, протестантка или католичка?— спросилъ Лебизъ въ заключеніе.

Въ отвтъ она только захохотала, сверкнувъ ослпительными зубами.

— Ни то, ни другое!

— Какой же вы вры?— строго спросилъ пасторъ.

Она сдлала гримаску, задумалась…

— Вдь молитесь же вы Богу, дитя мое?— спросилъ въ свою очередь аббатъ Куломэ.

— Мы поемъ иногда…— былъ отвтъ,— старики учатъ насъ разнымъ пснямъ…

Пылъ проповдничества съ одинаковой силой тутъ-же охватилъ обоихъ пастырей. Оба настойчиво предложили заняться духовнымъ воспитаніемъ дикарки, изъять ее изъ безпутнаго кочевья, выкупить изъ табора, усыновить, такъ скакать, всей общиной.

Нилка (такъ звали цыганку) ничего не говорила, только улыбалась загадочной улыбкой.

Между тмъ, препирательство между пастырями разгоралось. Мэръ примирилъ ихъ еще разъ.

— Жить Нилка будетъ у меня въ риг или въ амбар,— ршилъ онъ,— а вы, наставники, будете поочередно учить ее. Сегодня аббатъ, завтра пасторъ. До Пасхи объясните ей правила христіанской вры, каждый по своему разумнію. Ей предоставлено будетъ свободно выбрать вроисповданіе. Въ свтлое Христово Воскресенье она приметъ крещеніе, сообразно со своимъ желаніемъ.

Этотъ приговоръ, напоминавшій судъ Соломона, не слишкомъ-то пришелся по вкусу сторонамъ, ни ихъ послдователямъ, однако пришлось смириться и признать его мудрость.

Спокойствіе водворилось въ Канделсу. Оставалось прихожанамъ съ интересомъ слдить за ходомъ обращенія хорошенькой дикарки на тотъ или другой путь истины…

Каждый день Нилку принялись учить катехизису,— то аббатъ, то пасторъ. Оба хвалили кротость ученицы, но оба приходили въ отчаяніе отъ полнаго отсутствія въ ней какой-либо вры и даже нравственнаго чувства. Родилась она подъ открытымъ небомъ и всю молодость кочевала, даже возраста своего не знала. Отецъ ея ребенка былъ какой то прохожій, понравившійся ей, онъ остановился погрться у караульнаго костра въ ту ночь, когда ея очередь была дежурить у спавшаго табора. Она разсказывала объ этомъ съ ясной простотой, ставившей священиковъ втупикъ, жалла только, что ребенокъ отъ ‘чужого’ отца и нелюбимъ за это въ табор… Все, чему ее учили, какъ-то скользило по ея уму, разсянному, если не легкомысленному. Она была вмст и неряшлива, и кокетлива, у корсажа ея обыкновенно недоставало пуговицъ, юбка сваливалась и была разорвана,— но въ черныхъ волосахъ непремнно красовались яркія розы. Оказалось, что она крадетъ ихъ во всхъ садахъ, но это мелкое воровство не ставилось ей пока въ вину. Иногда она упорно молчала, устремивъ черные глаза куда-то въ пространство, очевидно, не видя и не слыша, что длается кругомъ. Въ другое время бывала весела, какъ птичка, пла, рзвилась, обезоруживала своимъ ребячествомъ, какъ обоихъ наставниковъ, такъ и строгую тетку аббата.

Разъ вечеромъ пасторша повела ее въ кирку. Нилка съ восторгомъ пла въ хор, голосомъ обладала сильнымъ и врнымъ. Тетка аббата, со своей стороны, утверждала, что цыганка ужасно заинтересована приготовленіями къ украшенію храма на Пасху.

Об партіи полны были надеждъ и радовались.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Праздникъ Пасхи приближался, въ обихъ церквахъ надялись пополнить торжество таинствомъ крещенія. На просьбы выбрать, наконецъ, вроисповданіе, Нилка отвтила, что ршитъ въ первый день Пасхи. На слишкомъ настойчивыя просьбы отвчала смхомъ и ссылалась на авторитетъ мэра.

Въ ночь подъ Свтлое Воскресенье оба пастыря почти не смыкали глазъ. И тотъ, и другой отгоняли отъ себя мысль, о пораженіи… Однако, предстояло-же оно одному изъ нихъ, неизбжно!

Но оба утшали себя такимъ аргументомъ:

— Она такъ добра и кротка… Не захочетъ огорчить меня, своего наставника!

На зар, аббатъ, утомленный безсонницей, всталъ, пошелъ въ церковь и долго молился. Наконецъ, ударили въ колоколъ, въ отвтъ послышался жидкій перезвонъ кирки. Куломэ всталъ съ колнъ, немного успокоенный, и прошелъ къ себ въ садъ. День общалъ быть теплымъ.

Аббатъ мысленно попросилъ еще разъ Бога увнчать его старанія успхомъ, къ вящшей слав святой церкви.

Въ эту минуту онъ замтилъ спшившаго къ нему дьячка.

— Господинъ аббатъ! Посмотрите, что я нашелъ около церковной двери!— сказалъ дьячекъ, подавая ему букетъ яркихъ розъ.

Аббатъ узналъ любимые цвты Нилки.

Букетъ былъ связанъ чмъ-то въ род грубой тесьмы, приглядвшись поближе, онъ увидалъ, что тесьма сплетена была изъ волосъ…

Сердце его сжалось отъ предчувствія. Оставивъ дьячка, аббатъ побжалъ къ мэру. Тамъ былъ переполохъ: цыганка исчезла! Никто не зналъ когда и куда. Лебизъ и его люди искали и звали ее,— напрасно!..

Вслдъ за аббатомъ явился Лагаригъ съ букетомъ яркихъ розъ въ рукахъ. Взволнованные пастыри заговорили другъ съ другомъ.

— И вы тоже?.. Букетъ связанъ тесьмой изъ волосъ?..

— Да… На подоконник, снаружи… Утромъ сегодня…

— Вамъ извстно, что Нилка ушла съ ребенкомъ?

— Ушла?.. Совсмъ?..

— Конечно! Она спала въ амбар… Постель пуста… Ушла, вроятно, ночью.

— О! Не дождавшись крещенія!..

— Ни она, ни двочка!..

— Что касается до двочки,— вмшалась тетка аббата, подоспвшая съ другими любопытными кумушками,— то успокойтесь! Я ее окрестила, въ то время какъ аббатъ училъ ея мать… Я дальновидна!

— Окрестили?— съ оттнкомъ радости спросилъ пасторъ.

Какъ католики, такъ и протестанты одобрили дальновидность старушки. По крайней мр, малютка крещена, и то хорошо! Въ общей суматох, враждебныя партіи, пострадавшія одинаково, забыли ссору и увлеклись другими соображеніями.

— Не было бы между нами такого раздленія,— произнесъ кто-то въ публик,— давно бы окрестили и цыганку!

Послышались громкія одобренія. Молчавшій до сихъ поръ мэръ Лебизъ сказалъ съ лукавой улыбкой:

— Послушайте, господа,— вы, аббатъ, и вы, уважаемый пасторъ. Неужели, по вашему мннію, душа цыганки пойдетъ въ адъ, потому что ее не окрестили на земл?

Наступило молчаніе.

— Христосъ пришелъ для всхъ!— изрекъ, наконецъ, Лагаригъ.— Апостолъ Павелъ не длаетъ различія между людьми…

— Конечно,— подтвердилъ аббатъ,— милосердіе Божіе безгранично. Сердце этой дикой двушки не злое. Она внезапно и потихоньку убжала, чтобы не огорчить ни одного изъ своихъ наставниковъ!

— Значитъ, обоимъ вамъ слдуетъ молиться за нее!— заключилъ мэръ.— Пасха наступила какъ для католиковъ, такъ, и для протестантовъ., а равно, поврьте мн, и для бдной цыганки, у которой не хватило силы воли отказаться отъ степей и полей ея обширной родины! Молитесь-же за нее, пастыри! И больше не ссорьтесь…

Толпа тихо разошлась. Аббатъ и пасторъ шли рядомъ, вжливо разговаривая между собой.

Вчерашніе враги здоровались другъ съ другомъ… Точно Нилка унесла съ собой смя раздора… Въ чистомъ утреннемъ воздух заливались дружно колокола обихъ церквей, встрчая веселый праздникъ…

‘Русское Богатство’, No 12, 1902

М. Прево.

Два пастыря.

Читайте также: