Два короля Лира, Рид Чарльз, Год: 1900 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 19 минут(ы)

Два короля Лира.

Разсказъ Чарльса Рида.

Переводъ съ англійскаго М. Ватсонъ.

Величайшій англійскій писатель Шекспиръ заимствовалъ содержаніе своей знаменитой драмы ‘Король Лиръ’ изъ одной старинной англійской легенды.

Но великій мастеръ облекъ простой и безыскусственный народный разсказъ въ живую плоть и кровь, придалъ ему боле широкій розмахъ, а также и больше глубины.

Вотъ въ краткихъ чертахъ содержаніе драмы Шекспира.

Состарившись и желая пользоваться благами жизни и почетомъ, не имя на себ бремени государственныхъ заботъ — король Лиръ ршилъ раздлить свое королевство между тремя дочерьми. Старшую изъ нихъ герцогиню Альбанскую звали Гонерильей, вторую — герцогиню Корнвалльскую — Реганой, а младшую, еще незамужнюю — Корделіей.

Какъ разъ въ это время къ ней сватались два жениха: французскій, король и герцогъ Бургундскій, тоже могучій повелитель, хотя онъ и считался вассаломъ французскаго короля.

Когда дошло до раздла, старый король имлъ слабость объявить дочерямъ, что дастъ большую долю королевства той изъ нихъ, которая больше другихъ его любитъ и съуметъ свою великую любовь выразить подходящими словами.

Дв старшія дочери — Гонерилья и Регана — начали состязаться другъ передъ другомъ въ выраженіяхъ пламенной дочерней любви своей къ королю Лиру.

Гонерилья сказала, что любитъ отца такъ сильно, что нтъ словъ высказать силу ея чувства, тмъ не мене она нашла такія слова, объявивъ, что любитъ отца больше свта очей, больше свободы, счастья, чести, красоты, здоровья и самой жизни. И еще много наговорила она разныхъ словъ въ томъ же род.

Регана не могла превзойти своей сестры. Поэтому она ограничилась тмъ, что ловко объявила: ‘Сестра выразила все то, что было у меня на ум’.— Только Регана пошла еще дальше и прибавила, что она ненавидитъ вс остальныя радости жизни, кром той, которую ей доставляетъ ея любовь къ отцу,

Король поврилъ всмъ этимъ разглагольствованіямъ своихъ старшихъ дочерей и обратился потомъ къ своей любимой младшей дочери, Корделіи.

Лиръ (къ Корделіи). Ну, мое дитя {Переводъ стиховъ заимствованъ изъ полнаго собранія произведеній Шекспира Гербеля.}.

Меньшое — не послднее, предметъ

Любви и спора двухъ владыкъ могучихъ!

Что скажешь ты, чтобъ заслужить отъ насъ

Часть лучшую, чмъ сестры? Говори!

Корделія. Государь, ничего.

Лиръ. Ничего?

Корделія. Ничего,

Лиръ. Изъ ничего не выйдетъ ничего.

Подумай и скажи.

Хотя Корделія и боялась отчасти вызвать гнвъ отца, но она отвтила лишь одно: любитъ она отца такъ, какъ дочь должна это длать, т. е. повинуется ему, любитъ его, почитаетъ, считая все это не заслугой съ своей стороны, а прямой лишь обязанностью.

Лиръ. Отъ сердца рчь твоя?

Корделія. Да, государь.

Лиръ. Такъ молода и такъ черства ты сердцемъ?

Корделія. Я молода, но не боюсь я правды.

Лиръ. Пусть будетъ такъ. Пускай же эта правда. Теб приданымъ служитъ.

Разгнванный король Лиръ отрекся отъ Корделіи и веллъ ей уйти съ глазъ его долой. Затмъ онъ съ двумя старшими дочерьми, съумвшими такъ поддлаться къ нему, уговорился насчетъ условій, на которыхъ онъ отдаетъ имъ свое королевство т. е. какая у него должна быть свита, какой доходъ, и гд онъ будетъ жить въ качеств бывшаго короля.

Покончивъ съ этимъ, онъ послалъ за Корделіей и за ея женихами. Когда вс пришли, король объявилъ, что лишаетъ младшую дочь свою наслдства. При этомъ онъ бранилъ ее, но не объяснилъ за что. Тогда Корделія, молчавшая все время, теперь обратилась къ чувству справедливости короля и просила его объяснить ея женихамъ, за что собственно она лишилась его расположенія, — что это случилось не вслдствіе какого нибудь предосудительнаго поступка съ ея стороны, но вслдствіе недостатка въ ней чувства алчности и умнія льстить.

Лиръ ничего не отвтилъ на просьбу дочери и снова обрушился на нее. Но объясненія Корделіи не пропали даромъ для ея жениховъ. Герцогъ Бургундскій объявилъ, что готовъ жениться на ней, но только лишь въ томъ случа, если она получитъ общанное за нею приданое. А такъ какъ король ршительно отказался это сдлать, герцогъ отступился отъ руки Корделіи.

Однако вслдъ за этимъ недостойнымъ поступкомъ герцога Бургундскаго выступилъ король французскій. И онъ тоже явился ко двору короля Лира для полученія богатаго приданаго вмст съ рукой невсты. Но теперь въ сердц его воспылало боле благородное чувство, и онъ сказалъ, что готовъ взять ее въ жены безъ всякаго приданаго, безъ какихъ бы то ни было денегъ и земель.

Король французскій.

Принцесса!

Какъ ты богата въ нищет своей,

Какъ ты мила въ немилости отцовской!

Я радостно беру тебя — съ богатствомъ

Души твоей, отвергнутую всми.

Я брошенное поднялъ — и законна

Моя добыча, и любовь моя

Отъ общаго презрнья разгорлась.

Король, твоя отверженная дочь

Теперь царица Франціи прекрасной.

Подвластны ей я самъ и мой народъ,

И герцогамъ Бургони многоводной

Ужъ не купить красавицы — двицы,

Которой не умютъ здсь цнить…

Даже и этотъ благородный порывъ французскаго короля не могъ смягчить короля Лира. Единственной изъ своихъ дочерей, которая искренно любила его, онъ приказалъ уйти, говоря:

Отъ насъ вы не дождетесь

Благословенія и ласкъ прощальныхъ.

А французскій король былъ настолько же радъ взять съ собой Корделію, насколько отецъ ея былъ радъ разстаться съ ней.

Условія, которыя король Лиръ поставилъ двумъ старшимъ своимъ дочерямъ при передач имъ королевства, были слдующія: за Лиромъ оставался титулъ короля и свита изъ ста человкъ рыцарей на иждивеніи его дочерей, самъ король Лиръ со своей свитой долженъ былъ жить поочередно то у одной, то у другой дочери.

Новый свой образъ жизни король началъ во дворц старшей дочери Гонерильи. Но ей король и его свита вскор показались тяжелымъ бременемъ, и она ршила заставить короля поскорй перебраться къ сестр Реган. Съ этою цлью она дала искусныя наставленія своему дворецкому.

Гонерилья.

И ты и слуги вс не будьте слишкомъ

Внимательны къ его приказамъ. Если

Ему здсь не понравится житье,

То можетъ онъ къ сестр моей ухать.

Однхъ мы съ нею мыслей, и не любимъ

Подъ властью быть чужой. Пустой старикъ.

Самъ отдалъ власть, а хочетъ всмъ ворочать.

Нтъ, старики глупй ребятъ бываютъ,

И строгостью обуздывать ихъ надо.

——

Эти предательскія наставленія принесли тотчасъ же плоды. Управитель Гонерильи началъ длать дерзости королю Лиру. Вспыльчивый король не выдержалъ и ударилъ его. Тотчасъ же посл того явилась передъ нимъ его дочь, которая, къ удивленію его, стала въ холодныхъ, рзкихъ выраженіяхъ выговаривать королю и упрекать его за безпокойство и буйное поведеніе его свиты. Она прямо потребовала отъ короля, чтобы онъ убавилъ ее на половину. Грубость, проявленная дочерью такъ скоро посл ея пламенныхъ заявленій въ горячей къ нему любви, привела Лира въ бшенство.

Лиръ.

Проклятье! Духи тьмы!

Сдлать коней! созвать мою прислугу!

Проклятое отродье! Прочь отсюда!

Еще у насъ осталасъ дочь!

Гонерилья.

Вы бьете моихъ людей, а злая челядь ваша

Повелвать везд и всюду хочетъ.

Эти нсколько словъ, сказанныя королемъ и отвтъ его дочери ясно показывали, кто возметъ верхъ въ этой возмутительной стычк — горячій ли, вспыльчивый, но одаренный добрымъ, любящимъ сердцемъ король или его жестокосердная дочь.

Бшенство Лира излилось въ проклятіяхъ и завершилось слезами. Наконецъ онъ отвернулся отъ неблагодарной дочери, и ухалъ ко второй дочери, къ Реган.

Но Гонерилья послала сестр письмо съ гонцомъ, и это письмо дошло до Реганы раньше, чмъ къ ней прибылъ король. Ему пришлось преодолть даже нкоторое затрудненіе, чтобы быть принятымъ собственной дочерью. Наконецъ она и ея мужъ вышли къ королю, но только за ворота дворца.

Увидвъ дочь, горе бднаго короля прорвалось наружу слезами, и онъ сообщилъ Реган, что сестра ея Гонерилья чудовище неблагодарности. Регана спокойнымъ тономъ отвтила, что слдуетъ быть терпливымъ, и сказала, что онъ не понялъ сестры, которая для собственной же его пользы принялась за укрощеніе его свиты. Регана напомнила Лиру, что онъ старъ, и старалась дать ему понять, что онъ впалъ въ дтство и нуждается въ руководств боле благоразумныхъ чмъ онъ, людей. Въ заключенье она холодно посовтовала ему вернуться къ Гонериль и попросить у нея извиненія.

— Какъ — крикнулъ король — мн же извиняться за то, что она отняла у меня половину моей свиты, съ черной злобой оскорбила меня и вонзила свое зминое жало мн прямо въ сердце?— И король въ бшенств сталъ всячески проклинать старшую дочь свою.

Регана сказала: — Что же? посл этого вы начнете проклинать и меня.

Между тмъ пріхала вдругъ въ гости къ Реган и Гонерилья съ своей свитой. Регана немедленно приняла ее съ такою сердечностью, какой вовсе не выказала по отношенію къ своему отцу, который, однако, отдалъ все свое имущество дочерямъ.

Лиръ, изумившись этому сердечному пріему Реганы посл всего того, что онъ разсказывалъ о Гонериль, воскликнулъ:

‘И неужели, неужели

Моя Регана, ты подашь ей руку?’

— А почему жъ и не подать? Не знаю я за собой вины. Не все то зло, что кажется виной для сумасбродовъ.

Услыхавъ эти слова, бдный король обратился къ небу, моля даровать ему побольше терпнія.

Регану это ни мало не тронуло, и она холодно стояла на своемъ, совтуя отцу согласиться на предложенныя Гонерильей условія,— держать вмсто 100 человкъ свиты всего 50 и дожить остатокъ мсяца у Гонерильи.

Лиръ, негодуя, отказался:

— Какъ вамъ угодно,— проговорила холодно Гонерилья.

Регана снова настаивала, добавивъ, что въ сущности и 50 человкъ свиты слишкомъ много въ чужомъ дом. Немыслимо, чтобы столько народу жило мирно тамъ, гд надъ ними двое господъ.

Тутъ и Гонерилья вставила свое словечко: отчего королю Лиру не распустить и всей своей свиты,— служить могутъ ему люди его дочерей.

— Совершенно врно,— объявила Регана.— Если бы служащіе выказали неуваженіе къ вамъ, мы бы могли ихъ тогда тотчасъ же сдержать. Во всякомъ случа, когда наступитъ мсяцъ вашего пребыванія у меня, прошу пріхать со свитой, состоящей не боле, чмъ изъ 25 человкъ.

Король спросилъ, послднія ли это ея слова, она отвтила: ‘да’.

Тогда бдный старый король объявилъ, что Гонерилья все-таки лучше Реганы. Да, онъ согласенъ вернуться къ старшей дочери, имя при себ свиту въ 50 человкъ.

Гонерилья.

Отецъ, послушайте: зачмъ вамъ брать

Пятьдесятъ, двадцать пять людей съ собою

Въ тотъ домъ, гд вамъ дадутъ число двойное

Служителей?

Такимъ образомъ дочери Лира старались одна перещеголять другую въ безсердечіи и злоб.

Онъ плакалъ отъ негодованія и мукъ, но это не смягчало ихъ. Посл такихъ неслыханныхъ терзаній, бдный старый король той же ночью въ бурю, дождь, громъ и молнію отправился въ дикую степь. Онъ лишился разсудка и, какъ нищій, скитался по своему королевству.

Но, наконецъ, дошла во Франціи до Корделіи всть, какъ поступили ея сестры со старымъ королемъ. Полная негодованія, Корделія вторглась въ Англію во глав французскаго войска, чтобы прійти на помощь отцу.

Разосланные ею слуги отыскали, наконецъ, бднаго короля въ самомъ ужасномъ состояніи, въ лохмотьяхъ, спящаго въ лсу, на голой земл.

Его перенесли въ безсознательномъ состояніи къ французской королев въ шатеръ. Она преданно ухаживала за отцомъ, дожидаясь съ величайшей тревогой, когда онъ наконецъ придетъ въ себя.

Какъ все теперь измнилось! Корделія, которая въ пору власти и могущества короля Лира сказала ему, что любитъ его только такъ, какъ всякая дочь должна любить отца, теперь расточала ему слова самой пылкой и нжной ласки. Сдую голову его она положила себ на грудь и горько плакала.

Корделія.

Когда-бъ ты не былъ ихъ отцомъ, на жалость

Твои сдины вызвать ихъ могли!

Неужли эта голова встрчала

И буйный втеръ, и удары грома?

Неужели надъ нею, беззащитной,

Змились молній стрлы? и всю ночь

Безъ крова оставался старецъ бдный?

Собака моего врага — собака,

Кусавшая меня, въ такую ночь,

Стояла бы у моего огня. А ты,

Отецъ мой бдный, въ эту ночь былъ долженъ

Искать убжища въ солом смятой,

Въ нор, съ плутами, свиньями. О, боги!

Какъ жизнь его съ умомъ не отлетла?

Пока Корделія такъ горевала надъ вынесшимъ столько мукъ отцомъ, король, наконецъ, проснулся, но память его все еще не проснулась. Онъ вообразилъ себ, что умеръ, и сталъ жалть, зачмъ его вынули изъ гроба, зачмъ вырыли изъ могилы, гд онъ отдыхалъ отъ всхъ бдъ и горестей. Счастливая перемна его положенія въ первую минуту ни мало не обрадовала его, она только его смутила и удивила. Онъ посмотрлъ на Корделію, увидлъ, что она королева и захотлъ встать передъ нею на колни. По она удержала его отъ этого и вмсто того сама встала на колни передъ нимъ, прося его положить ей на голову руки и благословить ее.

Видя ее на колняхъ передъ собой, въ голов короля блеснулъ нкоторый просвтъ, онъ заговорилъ съ ней такъ нжно, что трудно было удержаться отъ слезъ, слушая его.

Увидвъ, что Корделія плачетъ, бдный король сталъ просить ее не проливать слезъ и предложилъ выпить яду, если она этого пожелаетъ, говоря, что она иметъ гораздо больше причинъ, чмъ ея сестры,— которымъ онъ длалъ одно только добро,— ненавидть его.

Но она скоро убдила отца въ своей къ нему любви, и съ этого времени Лиръ уже не разставался больше съ милой дочерью, которая на словахъ высказала ему такъ мало горячей любви, а на дл доказала ему такъ много ея.

Между тмъ наказаніе постигло Гонерилью и Регану,— об умерли насильственною смертью, и такимъ образомъ он поплатились за свое преступленіе.

——

Есть еще и другой разсказъ, почти такой же старый, какъ и легенда о корол Лир, разсказъ о другомъ отц, съ которымъ дти его обошлись такъ же, какъ Гонерилья и Регана обошлись съ королемъ Лиромъ. Только конецъ этого второго разсказа совсмъ другой.

Въ одной изъ мстностей Ирландіи, очень, очень много лтъ тому назадъ, жилъ богатый старый фермеръ по имени Бріанъ Таафъ. Трое его сыновей, Гильомъ, Шамусъ и Гарретъ тоже работали на ферм. Старикъ горячо любилъ всхъ трехъ своихъ сыновей.

Чувствуя, что онъ становится старъ и уже неспособенъ къ работ, онъ думалъ передать все свое имущество сыновьямъ, а самъ ршилъ отдыхать отъ трудовъ долгой жизни, спокойно грясь у камелька.

Но такъ какъ передача всего имущества была вещью не шуточной и сдлать все это слдовало хорошенько обдумавъ и не спша, Бріанъ Таафъ ршилъ произвести сначала испытаніе своимъ сыновьямъ.

Онъ захотлъ посмотрть прежде всего, хорошо ли они умютъ обращаться съ деньгами, а посл того убдиться въ сил ихъ любви къ нему.

Съ этой цлью старикъ далъ каждому изъ сыновей по 100 фунтовъ стерлинговъ (700 руб.) и сталъ поджидать, какъ они распорядятся этими деньгами. Гильомъ и Шамусъ пустили свои 100 фунтовъ до послдней копйки въ оборотъ. Когда же старикъ спросилъ Гаррета, куда онъ длъ свои 100 фунтовъ, молодой человкъ отвтилъ:

— Я истратилъ ихъ.

— Истратилъ!— негодуя крикнулъ старикъ.— Неужели же вс деньги до послдней копйки?

— Вдь ты же, отецъ, сказалъ, что мы въ прав употребить эти деньги, какъ вздумается.

— А разв это давало теб право истратить вс 100 фунтовъ въ одинъ годъ,— этакій ты мотъ!— воскликнулъ Бріанъ Таафъ. И онъ задрожалъ при мысли, что заработанное имъ долгой трудовою жизнью состояніе попадетъ въ такія расточительныя руки.

Нсколько мсяцевъ спустя старикъ приступилъ ко второму задуманному имъ испытанію. Онъ созвалъ своихъ сыновей и обратился къ нимъ съ слдующими словами.

— Я уже старъ, дти мои, волосы на голов у меня блые, какъ лунь, пора мн бросить дла и уйти на покой.— Двое старшихъ сыновей стали осыпать отца выраженіями своей нжности. Тогда старикъ передалъ молочную ферму и ближайшій къ нему участокъ земли Шамусу, а вс луга Гильому.

Другъ передъ другомъ оба сына стали изливаться отцу въ чувствахъ безпредльной любви и благодарности.

Но Гарретъ все время молчалъ, и это его молчаніе въ соединеніи съ истраченными имъ безъ пользы ста фунтами стерлинговъ вызвали въ старомъ Бріан такой порывъ негодованія, что онъ и часть Гаррета, именно домъ и домашнюю ферму — отдалъ въ общее владніе двумъ старшимъ сыновьямъ. Гаррета отецъ лишилъ наслдства, узаконивъ это слдующимъ образомъ: онъ преподнесъ торжественно Гаррету маленькую котомку и посохъ. Бдный Гарретъ хорошо понялъ смыслъ этого преподношенія.— Онъ надлъ себ на плечи котомку, взялъ въ руки посохъ и пошелъ скитаться по далекому свту съ печалью на сердц и молчаніемъ на устахъ. Сабака Гаррета — Лерчеръ — хотла бжать за своимъ хозяиномъ, но онъ отогнать ее камнемъ.

Ставъ собственниками, Гильомъ и Шамусъ тотчасъ же поженились, и вс вмст зажили въ дом отца.

Впрочемъ, старый фермеръ не захотлъ окончательно отказаться отъ всякаго вмшательства въ дла — онъ давалъ сыновьямъ совты и указывалъ имъ на ошибки, которыя они длали.

Молодые люди стали все боле и боле тяготиться этимъ вмшательствомъ старика въ ихъ дла. Жены же ихъ съ обычной женской настойчивостью еще больше раздували пламя ихъ недовольства.

Такимъ образомъ въ дом воцарились разладъ и ссоры, которые принимали все большіе и большіе размры, пока, наконецъ, въ одинъ зимній вечеръ Шамусъ открыто, на глазахъ всей семьи, сталъ сопротивляться отцу, говоря: ‘Хотлъ бы я знать, чего теб надо отъ насъ? Можетъ быть ты желаешь насъ выгнать изъ дому, какъ ты выгналъ Гаррета?’

Старый фермеръ отвтилъ съ большимъ достоинствомъ:

— Если бы я отнялъ у васъ все, то отнялъ бы лишь то, что самъ-же далъ вамъ.

— Что за польза намъ отъ того, что ты все отдалъ намъ, сказалъ Гильомъ.— Намъ ни въ чемъ нтъ радости, пока ты самъ у насъ въ дом.

— Вотъ какъ ты говоришь со мной, — воскликнулъ отецъ, глубоко огорченный. Если бъ бдный Гарретъ былъ здсь, онъ не сталъ бы обращаться такимъ образомъ съ отцомъ.

— Много хорошаго видлъ отъ тебя бдняга,— вмшалась жена Шамуса, желая уколоть старика-отца ядовитыми словами.

Вслдъ за ней и жена Гильома, чувствуя поддержку мужа, посовтовала тестю взять посохъ въ руки и котомку на плечи и идти слдомъ за своимъ любимымъ Гарретомъ.— Наврно ты гд-нибудь встртишься съ Гарретомъ, просящимъ милостыню въ окрестныхъ селахъ,— сказала она.

Эти уколы женщинъ довели старика до изступленія, и онъ въ свою очередь набросился на нихъ съ гнвными словами.

Потокъ краснорчія старика Бріана достигъ своей цли. Жены его сыновей принялись кричать.

— Не обращай на него вниманія,— пытался успокоить расходившуюся жену Шамусъ, — отецъ старый человкъ.

Но она ни за что не хотла успокоиться. Что же касается жены Гильома, то она напрямикъ объявила, что убжитъ изъ дому.

— Гильомъ,— говорила она,— ни одного дня не останусь я больше подъ одной кровлей съ этимъ человкомъ.

Вс эти слова до того подйствовали на Шамуса, что онъ веллъ женщинамъ ссть и успокоиться, говоря что тотъ, кто ихъ оскорбилъ, долженъ будетъ покинуть ихъ домъ.

Услыхавъ эти слова и желая показать, что онъ раздляетъ мнніе брата, Гильомъ поднялся съ мста и широко открылъ выходную дверь. Собака Лерчеръ выбжала на улицу, въ комнату ворвались втеръ и дождевыя струи. На двор стояла ночь и буря.

Тогда старикъ испугался и началъ просить своихъ сыновей.

— Ахъ Шамусъ,— ахъ Гильомъ — дти мои, я поступлю, какъ вы хотите, я готовъ извиниться за сказанныя мною слова передъ вашими женами. Только не выгоняйте меня изъ дому на старости лтъ. Даю вамъ общаніе, что я и рта не открою больше никогда противъ кого бы то ни было изъ васъ, сколько бы ни пришлось мн еще прожить у васъ. Ахъ, Шамусъ, вдь мн уже и безъ того не долго осталось быть съ вами. Со временемъ и ваши головы посдютъ, такъ же, какъ посдла и моя голова, и вы еще поблагодарите потомъ Господа за то, что выказали моимъ сдинамъ уваженіе въ эту ночь.

Но вс они были жестокосерды и настойчивы, и они выгнали старика и заперли за нимъ дверь на крюкъ.

Старикъ сталъ медленно пробираться среди темноты, весь дрожа отъ холода и дождя. Наконецъ онъ добрался до низкой каменной ограды и, остановившись здсь, спросилъ себя, выживетъ ли онъ эту ночь?

Вдругъ что то холодное и мягкое дотронулось до его руки: это была большая собака, бжавшая за нимъ незамтно до тхъ, пока онъ не остановился. Онъ узналъ въ ней Лерчера, собаку Гаррета. ‘Ахъ’, сказалъ собак бдняга-скиталецъ, ты глупе, чмъ я думалъ, разъ ты послдовалъ за мной!’ Когда Бріанъ заговорилъ съ собакой, она стала ласкаться къ нему. И тогда старикъ громко зарыдалъ. ‘Ахъ, Лерчеръ! И Гарретъ тоже не былъ уменъ, какъ и ты, но онъ никогда не выгналъ бы меня изъ дому въ такую бурную ночь,— и да?ке не выгналъ бы и тебя’.

Такъ рыдалъ, приговаривалъ и жаловался старикъ.

Лерчеръ тащилъ его за одежду, и словно показывалъ, что не слдуетъ оставаться здсь на всю ночь.

Наконецъ Бріанъ поднялся съ мста и поплелся дальше.

Онъ стучался во многія двери, но никто не впустилъ его въ домъ въ эту бурную ночь.

Наконецъ старикъ улегся на солом въ какомъ то дальнемъ сара, а Лерчеръ прижался къ нему, и, быть можетъ, лишь теплота собаки спасла старику жизнь въ эту ночь.

На слдующее утро втеръ стихъ, и дождь пересталъ лить, — но несчастнаго старика осаждали и другія огорченія, кром холода и втра. Мысли о неблагодарности сыновей и о собственномъ своемъ безразсудств чуть ни свели его съума. Онъ то грозно начиналъ укорять своихъ сыновей и мечталъ, какъ бы отомстить имъ, то проливалъ слезы, которыя точно обжигали ему изрытыя морщинами щеки.

Потихоньку добрелъ онъ до другого села и сталъ просить здсь хлба на пропитаніе. Лерчеръ — тотъ не просилъ, онъ но временамъ исчезалъ, иногда на цлые часы, но всегда возвращался я, случалось, приносилъ въ зубахъ кролика или даже зайца. Иногда друзья наши промнивали добытую собакой дичь на мру муки, иногда же они жарили себ въ лсу зайца или кролика.

Долго скитался Бріанъ Таафъ, наконецъ, снова добрелъ за нсколько миль отъ бывшаго своего дома. Здсь онъ встртилъ первый рзкій отказъ въ помощи, благодаря опять таки жестокосерднымъ его сыновьямъ. Одинъ крестьянинъ узналъ въ старик отца этого ‘негодяя’, какъ онъ отозвался о Гильом Таафъ, обманувшаго его при продаж лошади. Другой призналъ его за отца этого ‘вора’ Шамуса, продавшаго ему больную корову, которая пала недлю спустя.

И вотъ, впервые посл того, какъ его выгнали изъ дому, старику пришлось теперь лечь спать голоднымъ.

Бездомный, холодный, голодный и удрученный отъ преслдовавшей его мысли, чмъ онъ былъ прежде и чмъ сталъ теперь, обезсиленный и насквозь промокшій отъ ночной сырости, онъ передъ самымъ разсвтомъ упалъ на дорог въ безсознательномъ состояніи и лежалъ тамъ.

Казалось, не избжать ему было смерти, но тутъ какъ разъ счастье улыбнулось ему.

При первыхъ же лучахъ разсвта дверь ближайшей фермы открылась, и хозяинъ, выйдя изъ дому по своимъ дламъ, замтилъ что-то лежавшее невдалек на дорог. Онъ направился туда и увидлъ Бріана Таафъ въ обморок. Фермеръ былъ человкъ съ хорошими средствами, но раньше онъ знавалъ горе, и оно сдлало сердце его сострадательнымъ. Онъ позвалъ своихъ людей, и вс вмст перенесли старика въ домъ.

Бріана положили на согртую постель, и когда онъ немного сталъ приходить въ себя, ему дали напиться горячаго питья и накормили его.

Бріанъ окончательно пришелъ въ сознаніе и началъ благодарить хозяевъ.

Когда онъ вполн оправился, они спросили, какъ его зовутъ. ‘Ахъ, не спрашивайте этого у меня’ сказалъ старикъ, не ‘спрашивайте, а то и вы выгоните меня, какъ другіе это длали,— выгоните за вину двухъ моихъ сыновей’.

На это фермеръ отвтилъ очень мягко: ‘Въ такомъ случа и не говорите намъ своего имени, а кушайте себ на здоровье’.

Но когда немного спустя мужъ вышелъ въ хлвъ, жена не могла устоять противъ своего любопытства: ‘Ну, вотъ что добрый старикъ’, сказала она,— мн кажется вы слишкомъ порядочный человкъ для того, чтобы стыдиться своего имени’.

— Я слишкомъ порядочный человкъ для того, чтобы не стыдиться моего имени, отвтилъ Бріанъ.— Но вы правы, честный человкъ обязанъ назвать свое имя, хотя бы его изгнали за это изъ самаго рая. Я — Бріанъ Таафъ т. е. я былъ имъ.

— Неужели вы — Бріанъ Таафъ — богатый фермеръ въ Корракас.

— Да, сударыня, но врьте, я лишь тнь прежняго Бріана Таафъ.

— Есть у васъ сынъ по имени Гарретъ?

— Былъ у меня когда-то.

Женщина не стала больше разспрашивать старика, но бгомъ, съ крикомъ, бросилась къ дверямъ. ‘Сюда, Томъ, скорй сюда!’ кричала она, Томъ! Томъ!’.

— О Томъ,— это мистеръ Таафъ — отецъ Гаррета Таафъ!

— О, Господи,— воскликнулъ фермеръ тоже въ сильномъ волненіи.— Да будетъ благословенъ тотъ день, когда вы переступили порогъ моего дома.— Затмъ онъ побжалъ къ дверямъ и позвалъ: Скорй Морфи, скорй Элленъ, идите сюда скорй!

Вбжали прелестные мальчикъ и двочка.

^:—Смотрите на этого человка во вс глаза — сказалъ фермеръ — это мистеръ Таафъ, отецъ Гаррета Таафа, который спасъ насъ всхъ отъ раззоренія и гибели.

Посл того фермеръ обратился къ М-ру Таафу и боле спокойнымъ тономъ сообщилъ ему, что нсколько лтъ тому назадъ, когда все ихъ имущество должно было поступить въ продажу за неуплаченную имъ аренду, Гарретъ Таафъ, который проходилъ мимо, узнавъ объ этомъ, тотчасъ вынулъ изъ кармана 30 фунтовъ стерлинговъ и немедленно заплатилъ весь ихъ долгъ. И пока у него оставались деньги, онъ не однихъ ихъ спасъ, а помогалъ кому только могъ.

Старикъ не дослушалъ до конца послднихъ словъ фермера,— онъ плакалъ отъ горя и раскаянія.

— Охъ, Господи, охъ Господи,— всхлипывалъ онъ,— бдный мой мальчикъ, а я выгналъ тебя изъ дому безъ всякой твоей вины.— Вслдъ затмъ онъ добавилъ:

— Охъ, Гарретъ, Гарретъ, что мн длать теперь! Я отдалъ все, что имлъ этимъ двумъ негодяямъ. А они выгнали изъ дому меня старика, какъ я выгналъ тебя! О Боже! Боже!

Какъ то разъ, считая старика уже вполн выздороввшимъ, добрый фермеръ принесъ ему туго набитый золотомъ большой кошелекъ. ‘Другъ’ — сказалъ фермеръ, вскор посл того, какъ сынъ вашъ спасъ ‘ насъ, намъ улыбнулось счастье. Жена моя получила наслдство, у насъ былъ чудный урожай льна, и, наконецъ, я нашелъ свинцовую руду у себя въ земл, и мн теперь платятъ большія деньги за позволеніе добывать эту руду. Мн даже совстно получать столько денегъ. Все это я.вамъ говорю для того, чтобы доказать, что мн ровно ничего не стоитъ уплатить вамъ т 30 фунт. стерлинговъ вашего сына и если вы позволите, я сейчасъ же отсчитаю ихъ вамъ’.

— Нтъ,— сказалъ мистеръ Таафъ, — я не возьму денегъ Гаррета. Но если вы хотите мн сдлать одолженіе, дайте мн только на недльку эти деньги. При вид этого золота у меня мелькнула въ голов одна мысль.

И затмъ старикъ, наклонившись къ фермеру, шопотомъ, прося какъ можно строже хранить тайну, разсказалъ фермеру планъ, пришедшій ему въ голову, какимъ образомъ наказать неблагодарныхъ своихъ сыновей. Онъ взялъ съ него слово хранить это въ тайн отъ всхъ, даже отъ жены.’ ‘Такого рода дла’ — сказалъ старый Бріанъ, ‘должны длаться крайне осторожно. Къ тому же мои сыновья, и тмъ боле ихъ жены, въ высшей степени хитрые люди’.

На другой день фермеръ далъ старику хорошее платье и отвезъ его по близости отъ бывшаго его дома. Таафъ сошелъ съ телжки и разстался съ фермеромъ. Лерчеръ шелъ по пятамъ своего хозяина. Стоялъ полдень и солнце свтило очень ярко.

Жена Шамуса вышла какъ разъ изъ дому, чтобы развсить для сушки блье мужа. Вдругъ, на разстояніи около 30 шаговъ отъ себя, она увидла старика Таафа, сидящаго на скамейк и считающаго золото, разложенное передъ нимъ на большомъ камн.

Въ первую минуту она не поврила своимъ глазамъ, ей казалось, что это какое то волшебство или это ей во сн снится! Но нтъ! перегнувъ голову влво, она ясно различала профиль Бріана Таафа, — онъ считалъ массу золота. Невстка старика мигомъ бросилась домой, чтобы сообщить удивительную новость.

— Ты, жена, мелешь вздоръ,— рзко объявилъ Шамусъ,— вдь это же невозможно.

— Въ такомъ случа пойди и посмотри самъ,— возразила она.

Но не одинъ Шамусъ послдовалъ ея совту. Вс вмст вышли на цыпочкахъ, крадучись, подошли къ старику и уставились на него глазами,— Нтъ, это не былъ сонъ, цлыя кучи золотыхъ монетъ ярко сверкали на солнц, а старый Бріанъ считалъ ихъ, и даже, казалось, Лерчеръ устремилъ глаза свои на сверкавшее золото. Когда семья старика въ достаточной степени упилась этимъ въ высшей степени неожиданнымъ для нея зрлищемъ,— они, взволнованные, заговорили другъ съ другомъ, шепотомъ. Но даже и разговаривая, они не разу не взглянули другъ на друга — глаза ихъ были прикованы къ золоту.

Гильомъ объявилъ: ‘Шамусъ, ты поступилъ тогда нехорошо, что выгналъ стараго нашего отца. Видишь, чего мы теперь вс лишились изъ-за тебя. Это врно лишь часть денегъ, скопленныхъ отцомъ, и намъ никогда не придется ужъ видть ни гроша изъ нихъ’.

Однако женщины стали шептать, что все это можно еще исправить. ‘Доврьте намъ это дло, и деньги будутъ когда нибудь нашими’.

Вс дали свое согласіе, и женщины тихонько съ обихъ сторонъ подошли къ старику. Лерчеръ поднялся и заворчалъ на нихъ, а старый Бріанъ быстро, сунулъ золото въ широкій свой карманъ и принялъ оборонительное положеніе.

— ‘О, отецъ нашъ, наконецъ ты вернулся къ намъ! Благодаримъ за это Господа! Что за грустный былъ день, когда ты покинулъ насъ, все наше счастіе ушло съ тобою’!

Бріанъ отвтилъ на эти рчи сперва лишь негодованіемъ и упреками. Тогда он принялись плакать и стали просить у него прощенія, проклинали свой длинный языкъ, и корили въ безуміи мужей своихъ, послушавшихъ ихъ. Он льстили старику и всячески ласкались къ нему, наконецъ, он кликнули мужей своихъ, чтобы т подошли къ отцу и попросили бы прощенія и умолили бы его остаться навсегда у нихъ.

Послушные мужья тотчасъ же преисполнились и раскаянія и любви къ отцу. Наконецъ Бріанъ согласился жить у нихъ, но выговорилъ себ хорошую комнату, запиравшуюся на ключъ: — ‘Мн надо позаботиться не только о себ, но и о моемъ денежномъ сундук’,— сказалъ старикъ.

Сыновья насторожили тотчасъ уши, услышавъ упоминаніе о денежномъ сундук, и спросили, гд же онъ находится.

— О, недалеко отсюда, но я не въ силахъ принести его. Дайте мн двухъ работниковъ, чтобы они его принесли.

— Гильомъ и Шамусъ готовы сами нести все, что теб угодно, лишь бы услужить своему отцу, посл долгой разлуки вернувшемуся домой.

Сыновья отправились вмст съ отцомъ къ фермеру и перенесли оттуда сундукъ достаточно большихъ размровъ, а, главное, очень тяжелый.

Старый Бріанъ сталъ опять королемъ у себя въ дом. За нимъ ухаживали теперь и льстили ему всячески, какъ никогда съ той поры, когда онъ отдалъ все свое имущество. Правда, что онъ самъ поддерживалъ вниманіе къ себ намеками о томъ, что у него имются земли еще въ другихъ мстахъ, и что весь объемъ его владній будетъ извстенъ не ране, какъ во время прочтенія его завщанія.

‘А завщаніе это хранится у меня подъ врнымъ запоромъ въ денежномъ сундук съ другими предметами’. Такимъ образомъ Бріанъ проводилъ теперь пріятно свою жизнь, отравленную лишь сожалніемъ, горькимъ сожалніемъ о полной безвстности относительно судьбы Гаррета.

И за Лерчеромъ уже очень ухаживали, и онъ постарлъ и разлнился.

Но если потрясенія и не убиваютъ сразу, они все таки медленно подкапываются подъ жизнь человка. Бріану Таафъ еще не исполнилось 70 лтъ, а уже горе и волненія привели его къ раскрытой могил. Онъ это отлично понималъ и самъ объявилъ о томъ, что смерть его близка.

Каждый разъ, что Бріанъ Таафъ упоминалъ объ ожидаемомъ событіи, онъ непремнно прибавлялъ: ‘Не забудьте, дти, что завщаніе мое въ томъ вотъ сундук’.

— Зачмъ ты говоришь объ этомъ отецъ?— отвчали ему.

Когда онъ сталъ умирать, онъ позвалъ обоихъ своихъ сыновей и сказалъ имъ слабымъ голосомъ: — Я былъ достаточнымъ фермеромъ и принадлежалъ къ приличной семь. Поэтому прошу васъ, дти мои устроить мн и подобающія похороны.

Они это общали ему.

— А посл моихъ похоронъ соберитесь вс здсь въ моей комнат и откройте мое завщаніе. Въ немъ упомянуты вы и ваши дти вс, за исключеніемъ лишь Гаррета. Ему, бдному, я ничего не оставилъ, да онъ наврядъ ли въ живыхъ. Быть можетъ, я встрчу его тамъ, куда теперь ухожу…

Похороны старика были очень приличны, но поспшны, такъ какъ всмъ наслдникамъ хотлось какъ можно скорй ознакомиться съ завщаніемъ. Къ похоронному шествію примкнулъ у кладбища какой то незнакомецъ, стоявшій съ закрытымъ лицомъ и проливавшій слезы, единственныя, упавшія на могилу стараго Бріана Тафта.

Посл похоронъ этотъ незнакомецъ долго оставался еще на могил, но потомъ присоединился къ семь во время послдовавшаго затмъ поминальнаго обда. Это былъ Гарретъ. Онъ рпоздалъ лишь на одинъ день и не засталъ уже въ живыхъ отца. Братья привтствовали его очень нжно, такъ какъ его имя не стояло въ завщаніи, но его не пригласили, переночевать.

Имъ хотлось быть однимъ во время чтенія завщанія. Гарретъ просилъ дать ему что нибудь на память объ отц, и ему отдали Лерчера. Онъ взялъ собаку къ себ въ телжку и направился къ доброму фермеру, вполн увренный въ хорошемъ его пріем и лишь моля Бога о томъ, чтобы фермеръ оказался живымъ.

Быть можетъ, братья не отпустили бы Гаррета такъ легко, если бы знали, что онъ нажилъ себ большое состояніе въ Америк и намренъ купить значительное имніе на родин.

По дорог, разговаривая съ Лернеромъ, вспоминая игры и прогулки, которыя они когда-то длали здсь вмст, Гарретъ добрался до фермы. Сначала вс отъ изумленія вытаращили на него глаза, потомъ съ крикомъ радости ввели его къ себ въ домъ. Посл первыхъ радостныхъ привтствій онъ сообщилъ, что пріхалъ какъ разъ въ день похоронъ отца, ‘Эта вотъ старая собака’, сказалъ онъ,— все, что дали мн на память объ отц’.

— Мы его тоже знаемъ, объявила жена фермера,— Лерчеръ былъ уже у насъ. И она только что намревалась обо всемъ разсказать, но мужъ остановилъ ее.

Фермеръ очень ловко перебилъ свою жену, сказавъ что слдуетъ скорй накормить старую собаку. Ее и накормили и подостлали ей баранью шкуру у огня, на которой она могла бы лечь и заснуть.

Лучшая постель во всемъ дом была приготовлена для Гаррета. Когда онъ направился къ ней, умная, старая собака съ усиліемъ поднялась, пошла за нимъ и стала лизать ему руку. Потомъ Лерчеръ снова вернулся на свое мсто и улегся здсь, будто желая сказать: ‘Я очень утомился отъ всего этого’. ‘Наконецъ то Лерчеръ узналъ меня’ съ радостью подумалъ Гарретъ, ‘это онъ на ночь врно простился со мной. Онъ всегда былъ необычайно умной собакой’.

Но утромъ, на другой день, нашли Лерчера мертвымъ и уже похолодвшимъ на подостланной ему бараньей шкур. Онъ навсегда простился вечеромъ съ другомъ своей молодости.

Гарретъ искренно оплакалъ его и сказалъ:— ‘Еслибъ я зналъ, что онъ умиралъ, я сидлъ бы съ нимъ всю ночь до его конца’.

Между тмъ семья двухъ старшихъ сыновей Бріана Таафъ собралась въ комнат умершаго.

Всякій слдъ ложнаго огорченія исчезъ съ ихъ лицъ, и вс глаза горли радостью и любопытствомъ. Они хотли открыть сундукъ, но онъ оказался запертымъ.

Тогда принялись искать ключъ, сначала спокойно, потомъ все боле волнуясь.

Наконецъ женщинамъ удалось найти его, онъ былъ зашитъ въ тюфяк старика. Они достали его оттуда и отперли сундукъ.

На самомъ верху лежалъ рядъ камней. Съ изумленіемъ смотрли они на камни, и вытянувшіяся ихъ лица поблднли. Что же это за чертовщина?

Затмъ на одномъ изъ камней они увидли надпись: ‘Поищите глубже’. Тогда въ сердцахъ ихъ явилась снова радость, и они громко стали смяться.— Старикъ боялся, что деньги и завщаніе могутъ улетть и поэтому онъ ихъ придавилъ камнями,— сказали они.

Вс принялись вынимать камни, которыхъ оказалось достаточное количество,— пока, наконецъ, не наткнулись на большой камень. Они осторожно подняли его и — открыли завщаніе. На немъ стояла надпись, большими, красиво выведенными буквами.

Послдняя воля и завщаніе Бріана Таафа.

Самый текстъ завщанія былъ весь написанъ рукой Бріана Таафа.

‘Оставляю вс камни, находящіеся въ этомъ сундук, каменнымъ сердцамъ сыновей, которые могли въ бурную холодную ночь выгнать отца,— отдавшаго имъ все, что онъ имлъ.

‘Юный Читатель’, No 12, 1900

Два короля Лира.

Послдняя воля и завщаніе Бріана Таафа.

Читайте также: