Душевная жизнь животныхъ въ новомъ освщеніи.
Душевная жизнь животныхъ въ новомъ освщеніи.
Біологическій очеркъ.
(Окончаніе).
V.
VI.
——
П. Ю. Шмидтъ.
‘Русское Богатство’, No 8, 1913
Душевная жизнь животных в новом освещении, Шмидт Петр Юльевич, Год: 1913
Время на прочтение: 19 минут(ы)
Опредлить, что такое инстинктъ — задача не легкая, и, какъ показалъ В. А. Вагнеръ въ только что вышедшемъ второмъ том своихъ ‘Біологическихъ основаній сравнительной психологіи’, еще трудне дать краткую и точную формулу, которая охватывала бы вс многоразличныя и сложныя явленія инстинктовъ. Подъ это понятіе подводятся какъ самыя простйшія психическія явленія, такъ и явленія весьма сложныя. По словамъ В. А. Вагнера, ‘инстинктивныя способности представляютъ такую пластичность, не смотря на неизмнность и постоянство, такое безконечное разнообразіе, не смотря на шаблонность въ предлахъ даннаго вида, такую поразительную разносторонность въ цломъ, не смотря на такую же поразительную односторонность въ каждомъ отдльномъ случа, такую глубину видового знанія, рядомъ съ полнымъ отсутствіемъ знанія индивидуальнаго, такую прозорливость, не смотря на ихъ ‘слпоту’ и отсутствіе цлепониманія, такой своеобразный міръ психики, который, по-своему, ничуть не мене удивителенъ, не мене сложенъ, чмъ міръ психики сознательной’. Потому опредленіе инстинкта возможно лишь путемъ совокупности характеристикъ тхъ или иныхъ особенностей этой психологіи.
Главная и основная черта инстинкта — его наслдственность и врожденность. Инстинктивныя дйствія какъ бы вложены въ организмъ, составляютъ неразрывную часть его и начинаютъ проявляться, какъ только животное появится на свтъ. Дтенышъ млекопитающаго, напр., ни у кого не учится сосать, а непосредственно, только что родившись на свтъ, при ощущеніи голода начинаетъ производить сосательныя движенія ртомъ и тянется впередъ, отыскивая соски матери. Онъ не видитъ ихъ, такъ какъ еще слпъ, не можетъ понимать, что такимъ способомъ утоляется голодъ, такъ, какъ-этого еще не пробовалъ, но уже какъ бы знаетъ и о соскахъ и о сосаніи и производитъ рядъ вполн цлесообразныхъ движеній. Причина этихъ движеній и есть ‘инстинктъ’, заложенный въ организмъ дтеныша и совершенно одинаковый у всхъ дтенышей даннаго вида животнаго.
Дйствія, обусловливаемыя инстинктами, отличаются совершенно опредленными чертами. Они прежде всего машинальны, т. е. всегда одинаковы у каждой особи даннаго вида, всегда исполняются по одному установленному образцу, съ безошибочной точностью хорошей машины. Особи одного вида представляютъ собою какъ бы механизмы, вышедшіе съ одного завода или отъ одного мастера, он совершаютъ дйствія вполн тожественныя, различающіяся разв лишь степенью интенсивности.
Животное не можетъ измнить вложеннаго въ него инстинкта ни при какихъ обстоятельствахъ, — оно исполняетъ предначертанныя дйствія даже въ томъ случа, когда эти дйствія утрачиваютъ всякій смыслъ и значеніе. В. А. Вагнеръ справедливо называетъ инстинкты дятельностью ‘ограниченною’ — если дятельность эту нельзя назвать ‘глупою’, то только потому, что не можетъ быть рчи объ ум или глупости машины…
На самомъ дл среди инстинктивныхъ дйствій животныхъ немало такихъ, которыхъ нельзя не назвать нелпыми. Хищная оса бембексъ, съ которой мы познакомились уже выше, можетъ, напр., прекрасно справляться съ мухами, которыя нужны для кормленія ея потомства, по совершенно не догадывается умертвить мухъ, которыя уничтожаютъ ея потомство, хотя могла бы очень легко это сдлать. По наблюденіямъ Фабра, оса-сфексъ, парализовавъ уколомъ своего жала кузнечика, тащитъ его въ заране заготовленную норку и откладываетъ на него яичко, Фабръ выгонялъ хищника изъ норки и вынималъ оттуда добычу съ яичкомъ — сфексъ затмъ возвращался, осматривалъ норку и тщательно задлывалъ ее крышечкою, повинуясь слпому инстинкту, повелвающему закрывать нору посл откладки яйца. Этотъ же примръ показываетъ, что животное, выполняя инстинктивныя дйствія, не знаетъ и не понимаетъ ни ихъ смысла, ни конечной цли… Оно работаетъ, какъ автоматъ, производя иногда длинную серію дйствій, слдующихъ одно за другимъ въ установленной послдовательности. При нормальныхъ условіяхъ эта послдовательность приводитъ къ цли, но, если какимъ-нибудь ненормальнымъ постороннимъ вмшательствомъ цпь послдовательныхъ дйствій нарушена, получаются дянія, не имющія смысла, безцльныя и нелпыя.
Такимъ образомъ, если охарактеризовать инстинктъ вкратц, нсколькими словами, то можно сказать, что инстинктъ — это врожденная и предначертанная самимъ строеніемъ животнаго дятельность, передаваемая по наслдству, неизмняемая у особей, но измняемая при развитіи вида, подобно особенностямъ морфологическаго строенія организма,— дятельность къ тому же шаблонная и безошибочная, ограниченная по существу и безсознательная въ смысл цли дйствій.
Спрашивается, въ какихъ же отношеніяхъ стоитъ инстинктивная дятельность къ тмъ основнымъ элементамъ психической жизни низшихъ животныхъ, разсмотрнію которыхъ были посвящены предыдущія главы? Является ли инстинктъ чмъ-то совершенно новымъ и особеннымъ, развившимся при усложненіи нервной системы, или же онъ стоитъ въ тсномъ родств и въ связи съ явленіями тропизмовъ, дифференціальной чувствительности и ассоціативной памяти?
В. А. Вагнеръ проводитъ рзкую грань между этими явленіями и инстинктомъ. Онъ считаетъ ‘допсихическою’ дятельность ‘животныхъ, нервной системы не имющихъ или обладающихъ нервною системою столь элементарною, что дятельность ихъ не можетъ быть иной, какъ рефлекторной’. Есть ли однако основанія раздлять животное царство на дв рзко отграниченныя категоріи — на животныхъ съ ‘допсихическою’ и животныхъ съ ‘психическою’ дятельностью — и не будетъ ли такое дленіе столь же искусственнымъ, какъ прежнее дленіе животнаго царства на безпозвоночныхъ и позвоночныхъ?
Намъ кажется, что едва ли въ такомъ дленіи представляется настоятельная необходимость, тмъ боле, что, и по мннію В. А. Вагнера, какъ инстинктивныя, такъ и разумныя дйствія возникли изъ рефлекторной дятельности. Бонъ въ своей ‘Новой психологіи животныхъ’ проводитъ другой взглядъ на инстинкты, по нашему мннію, боле правильный. Онъ считаетъ {‘Nouv. psych, anim.’ р. 123.} инстинктъ ‘сложною дятельностью, въ которой участвуетъ много различныхъ элементовъ, какъ элементы наслдственные, такъ и элементы, обусловленные индивидуальнымъ наученіемъ (apprentissage), какъ элементы простые (тропизмы, дифференціальная чувствительность), такъ и элементы боле сложные (ассоціаціи чувствованій)’.
Противъ такого опредленія инстинкта можно однако возразить, что во всякомъ случа элементъ индивидуальнаго наученія долженъ-быть выдленъ изъ области инстинктивныхъ явленій и долженъ быть отнесенъ къ явленіямъ дятельности разумной, хотя бы самой зачаточной. Дйствительно, инстинктъ тмъ и отличается отъ разумной дятельности, что не поддается индивидуальному наученію, а является уже вполн готовымъ и сложившимся. Но что касается другихъ элементовъ психизма, то они, несомннно, входятъ въ составъ инстинктивныхъ явленій, какъ это выясняется Бономъ на цломъ ряд примровъ.
Мы видли уже выше на примр гусеницы-златогузки, какъ явленіе, на первыя взглядъ кажущееся инстинктивнымъ — передвиженіе гусеницъ изъ гнзда, въ которомъ он зимовали, къ концамъ молодыхъ втокъ — объясняется простымъ тропизмомъ. Точно также и многія изъ другихъ движеній могутъ быть сведены на столь же простую причину. Когда, напримръ, осетры, лососи или другія проходныя рыбы, направляясь подъ вліяніемъ созрванія половыхъ продуктовъ изъ моря въ рку, инстинктивно ищутъ боле прсной воды, то чмъ такое движеніе ихъ въ сторону меньшей солености отличается отъ хемотропизма инфузорій или бактерій? Правда, въ данномъ случа раздраженіе вншней среды передается на двигательный аппаратъ чрезъ посредство нервной системы, можетъ быть, съ очень сложнымъ нервнымъ механизмомъ, но основной принципъ процесса не тотъ же ли самый? И если полагать рзкую грань между хемотропизмомъ рыбы и хемотропизмомъ инфузоріи, то въ такомъ случа необходимо было бы рзко отграничивать, напримръ, и питаніе рыбы отъ питанія инфузоріи, такъ какъ и процессы питанія позвоночныхъ несравненно боле сложны, чмъ процессы питанія, происходящіе въ протоплазм простйшаго. По отношенію къ питанію однако мы не длаемъ никакихъ такихъ неосновательныхъ разграниченій.
Многіе изъ инстинктовъ въ основ своей имютъ дифференціальную чувствительность. Наиболе рельефно это сказывается въ приводимомъ Бономъ примр ‘инстинкта притворства мертвый Нкоторые представители животнаго царства, притомъ изъ самыхъ различныхъ группъ его, при преслдованіи ихъ, при схватываніи или при простомъ прикосновеніи къ нимъ, какъ говорятъ, ‘притворяются мертвыми’. Они переходятъ въ неподвижное состояніе, прижимаютъ свои конечности къ туловищу, съеживаются и становятся похожими или на мертвыхъ животныхъ, или на посторонніе неодушевленные предметы, напримръ, на части растеній, плоды, смена, пометъ другихъ животныхъ и т. п.
Этотъ защитный инстинктъ, свойственный особенно различнымъ членистоногимъ,— наскомымъ, паукамъ, ракамъ,— представляетъ полную аналогію съ явленіями дифференціальной чувствительности, напримръ, нкоторыхъ простйшихъ. Амёбы, солнечники, корненожки при внезапномъ измненіи условій вншней среды, втягиваютъ свои протоплазматическіе отростки (псевдоподіи), округляются и становятся неподвижными — если хотите, также ‘притворяются’ мертвыми. Морскіе черви серпулы, эти живые махровые цвтки моря, когда покой ихъ нарушенъ рзкимъ измненіемъ освщенія, внезапно втягиваются въ свои трубки и переходятъ въ неподвижное состояніе. Въ первомъ случа мы имемъ раздраженіе и сокращеніе непосредственно протоплазмы, во второмъ — раздраженіе нервовъ и мышцъ, которыя затмъ въ теченіе нкотораго періода пребываютъ въ сокращенномъ состояніи.
То же самое, по существу, наблюдается и у животныхъ ‘притворяющихся мертвыми’, какъ это особенно ясно изъ наблюденій Гольмса надъ водяными клопами ранатрами. Это — наскомыя съ длиннымъ палочковиднымъ тломъ и длинными тонкими потами, съ помощью которыхъ они плаваютъ въ вод, загребая ими, какъ веслами, причемъ отъ времени до времени они поднимаются къ поверхности и выставляютъ для. дыханія свои длинныя хвостовыя трубочки. Стоитъ вытащить ранатру пинцетомъ или просто пальцами изъ воды, и наскомое подъ вліяніемъ этого механическаго раздраженія немедленно впадаетъ какъ бы въ нкоторое состояніе каталепсіи: ноги его вытягиваются, либо вдоль туловища, либо пучкомъ, перпендикулярнымъ къ нему, вс движенія прекращаются, мышцы являются напряженными, но при этомъ конечности можно согнуть какъ угодно, можно придать имъ ту или другую позу, не разбудивъ животнаго изъ его каталептическаго сна. Ранатра пребываетъ въ такомъ неподвижномъ состояніи иногда часъ и боле, затмъ просыпается и ведетъ себя совершенно нормально.
Гольмсъ доказалъ рядомъ опытовъ, что вс эти явленія каталепсіи простой отвтъ на механическое раздраженіе. Можно даже отрзать голову ранатр, и она не перестанетъ впадать въ каталептическое состояніе,— пока имются чувствующіе и дйствующіе на мышцы нервы и нервные центры, явленіе это происходитъ съ автоматическимъ постоянствомъ, подчиняясь тмъ законамъ, какимъ подчиняются вс рефлекторныя явленія. Итакъ, что же въ этомъ ‘притворств мертвымъ’ остается, собственно говоря, специфически свойственнымъ инстинкту? Ничего или во всякомъ случа очень мало. Все явленіе сводится къ дифференціальной чувствительности.
Еще большую роль играетъ въ инстинкт ассоціативная память. По мннію Бона, какъ намъ кажется, вполн справедливому, даже такіе загадочные инстинкты, какъ нахожденіе пути домой наскомыми (муравьями, пчелами, осами) сводятся въ конц концовъ къ ассоціативной памяти.
Этотъ инстинктъ нахожденія, обратнаго пути вызывалъ за послднее время оживленные споры среди біологовъ и неоднократно былъ предметомъ изслдованія со стороны самыхъ опытныхъ и талантливыхъ наблюдателей. Въ немъ, дйствительно, много таинственнаго, непонятнаго, съ нашей человческой точки зрнія.
Муравьи нердко отправляются за добычей и по другимъ поводамъ за нсколько десятковъ саженъ отъ муравейника, и безошибочно или почти безошибочно возвращаются домой, а если который-нибудь изъ нихъ ошибется и попадетъ въ чужой муравейникъ, то неукоснительно платится жизнью за эту роковую ошибку. Чмъ руководствуются муравьи при нахожденіи пути къ муравейнику? Бетэ полагаетъ, что они опираются всецло на свое обоняніе и, слдовательно, весь процессъ можетъ быть приравненъ, до извстной степени, къ тропизму. По его мннію, ‘муравьи оставляютъ позади себя слдъ, состоящій изъ летучихъ химическихъ веществъ, который является какъ бы поляризованнымъ, т. о. слдъ, идущій по направленію къ муравейнику, отличается отъ слда, идущаго въ обратную сторону, этотъ слдъ, дйствуя на обонятельные органы сяжковъ наскомыхъ, руководитъ муравьями, служа имъ какъ бы путеводною нитью’.
Мысль объ участіи обонянія высказывалась и другими изслдователями муравьевъ, и особенность взглядовъ Бетэ заключается въ его гипотез ‘полярности’ путей муравьевъ. И мнніе это отнюдь не представляетъ собою только теоріи. Если помстить на пути муравьевъ вращающійся дискъ, по которому они проложатъ, слды, и повернуть затмъ этотъ дискъ на 180о, то муравьи, находящіеся на диск, будутъ продолжать свой путь, но какъ только дойдутъ до края его, такъ остановятся въ полной нершительности. Можно сдлать и другой опытъ. Можно заставить муравьевъ проложить слдъ на цломъ ряд дощечекъ, положенныхъ одна за другою. Если перемщать затмъ дощечки, не нарушая ихъ полярности, т. е. укладывая ихъ въ такомъ же направленіи, какъ он лежали, то идущіе по нимъ муравьи не будутъ обнаруживать никакого смущенія. Но если, наоборотъ, перемстить дощечки такимъ образомъ, чтобы полюса ихъ перемнились, то окажется, что муравьи не будутъ въ состояніи перейти границу между двумя одноименными полюсами. Располагая дощечки извстнымъ образомъ въ вид треугольника, можно заставить муравьевъ безъ конца описывать круги.
Противъ гипотезы полярности, не заключающей въ себ, въ общемъ, ничего принципіально недопустимаго, высказываются однако такіе крупные авторитеты въ области біологіи и инстинктовъ муравьевъ, какъ Васманнъ и Форель, и пока вопросъ нельзя еще считать окончательно ршеннымъ.
Совершенно иная точка зрнія на возвращеніе муравьевъ въ муравейникъ у американскаго зоопсихолога Тёрнера, который также много занимался этимъ вопросомъ. По его мннію, основанному тоже на опытахъ, муравьи во время своихъ первыхъ прогулокъ по окрестностямъ находятъ муравейникъ лишь случайно, такъ какъ долгое время кружатся около него, и лишь посл многихъ выхожденій изъ муравейника они пріобртаютъ способность боле легко оріентироваться въ окрестностяхъ, благодаря ассоціаціямъ различныхъ впечатлній, полученныхъ во время прогулокъ и благодаря тому, что удерживаютъ въ памяти нкоторыя точки, служащія реперами, напримръ, неровности почвы, границы свта и тни и т. п. Однимъ словомъ, муравьи, по мннію Тёрнера, способны научаться и обладаютъ ассоціативной памятью. Ощущенія обонятельныя, осязательныя, механическія, зрительныя ассоціируются у нихъ различнымъ образомъ, и притомъ весьма сложно, такъ что самый актъ возвращенія къ муравейнику является также сложнымъ, а вовсе не основаннымъ на тропизм, какъ думаетъ Бетэ.
Боле очевидно участіе ассоціативной памяти въ явленіи возвращенія въ гнздо пчелъ и осъ, такъ какъ у этихъ летающихъ наскомыхъ вопросъ о нахожденіи гнзда обоняніемъ и объ оставленіи слда, конечно, совершенно отпадаетъ. Бетэ, Пекгэмъ, Маршалъ, Бувье и др. сдлали за послднее время цлый рядъ замчательныхъ наблюденій надъ явленіями этой категоріи.
Участіе тропизмовъ въ полет этихъ наскомыхъ очень ограничено — лишь въ періодъ половой зрлости самцы и самки обнаруживаютъ явственный геліотропизмъ, котораго однако вовсе не наблюдается у рабочихъ.
Возвращеніе въ гнздо пчелъ и осъ поражаетъ своей точностью. По изслдованію такого опытнаго наблюдателя какъ Фабръ, одиночныя пчелы халикодомы возвращаются къ своимъ гнздамъ въ значительномъ процент случаевъ, даже если ихъ отнести отъ гнзда на нсколько километровъ въ совершенно закрытой коробочк. Изъ 10 халикодомъ, отнесенныхъ такимъ образомъ на 3 километра, вернулось къ гнзду 5, изъ 40 отнесенныхъ на 4 километра вернулось 9. Пчелы эти не сбивались даже и въ томъ случа, если ихъ выпускали среди города. Однако, по опытамъ Юнга, ни одна изъ пчелъ, выпущенныхъ на разстояніи трехъ километровъ отъ улья среди озера не вернулась въ улей — надъ однообразной водной поверхностью он, очевидно, не могли оріентироваться. Точно также, по опытамъ Роменса, пчелы, которыхъ выпускали на мор въ 2-хъ километрахъ отъ берега, не возвращались въ улей, тогда какъ выпущенныя на сушу на такомъ же разстояніи, всегда прилетали домой.
Съ точки зрнія тропизмовъ или дифференціальной чувствительности эти факты возвращенія пчелъ и другихъ перепончато.крылыхъ въ гнзда не могутъ получить объясненія, и авторы, пытавшіеся дать таковое, впадали въ цлую сть противорчій. Имъ приходилось нердко длать совершенно фантастическія предположенія о магнитныхъ или электрическихъ силахъ, руководящихъ пчелою, или, подобно Бетэ, признавать какую-то ‘невдомую силу’, притягивающую пчелъ къ улью, ‘какъ магнитъ’. ‘Сила эта, говоритъ Бетэ, лежитъ не въ самомъ уль, она приводитъ пчелъ не къ улью, но къ тому мсту въ пространств, гд улей обыкновенно находится’.
Совершенно иное ршеніе получили эти явленія, съ точки зрнія ассоціативной памяти. Бувье, о наблюденіяхъ котораго надъ осами-бембексами мы уже говорили выше, установилъ путемъ ряда наблюденій и опытовъ, что наскомыя, пользуются окружающими предметами, какъ реперами, съ помощью которыхъ они находятъ свое гнздо. Вотъ, напримръ, одно изъ наблюденій Бувье. Оса-бембексъ вырыла норку въ 10 сант. разстоянія отъ плоскаго благо камня и улетла за добычей. Бувье за ея отсутствіе измнилъ видъ окружающей мстности, насыпавъ слой песку на поверхность земли около 1/2 кв. метра. ‘Бембексъ вернулся, неся добычу въ вид большой мухи. Сбитый съ толку произведеннымъ за его отсутствіе измненіемъ, онъ нсколько секундъ леталъ въ нершительности надъ насыпаннымъ пескомъ, затмъ слъ около камня, т. е. въ 10 санъ отъ отверстія своей норки, и принялся копать. Затмъ онъ опять улетлъ, изслдовалъ мстность въ окружности нсколькихъ метровъ и снова вернулся къ камню, потомъ снова отправился для изслдованія и опять сталъ рыть землю около камня, и такое поведеніе, обнаруживавшее безпокойство, продолжалось не мене четверти часа. Наконецъ, уставшая оса бросила свою добычу, но только для того, чтобы снова приняться копать и искать норку, она изслдовала все пространство вокругъ норки и вокругъ камня и рыла нердко въ нсколькихъ миллиметрахъ разстоянія отъ искомаго входа въ норку, но затмъ бросала рыть и начинала искать въ другомъ мст. Это продолжалось три четверти часа и могло бы продолжаться еще дольше’.
Одиночныя осы и пчелы (Pompilius, Sphex, Cerceris), по наблюденіямъ Пекгэмовъ, закончивъ рыть свою норку, всегда удаляются отъ нея, описывая круги, какъ бы для ‘систематическаго изученія окружающаго’. Извстно также, что домашняя пчела, впервые улетая изъ улья, совершаетъ ‘оріентировочный полетъ’, т. е. облетаетъ улей вокругъ, причемъ держитъ свою голову и глаза по направленію къ улью. Эта поза чрезвычайно характерна и является доказательствомъ зрительной оріентировки наскомаго. Бюттель-Риппенъ опытами доказалъ, что если удалить изъ улья молодыхъ пчелъ, еще не совершившихъ оріентировочнаго полета, то ни одна изъ нихъ не возвращается въ улей. Точно также, если улей со старыми пчелами перевезти за 7 километровъ отъ его прежняго мстонахожденія и затмъ взять изъ него пчелъ прежде, чмъ он успютъ совершить оріентировочный полетъ и отнести ихъ на разстояніе хотя бы всего лишь 30—40 метровъ отъ улья, ни одна изъ пчелъ не находитъ дороги домой.
По существу, къ такому же выводу приходитъ и В. А. Вагнеръ въ результат своихъ опытовъ надъ шмелями. ‘Множествомъ наблюденій,— говоритъ онъ,— я убждаюсь въ томъ, что если шмель, при первомъ вылет изъ гнзда въ новомъ мст, будетъ лишенъ возможности осмотрть мстность, повернувшись головой къ гнзду, ‘ то. онъ никогда обратно дороги не найдетъ’.
Вс эти опыты ясно показываютъ, что нтъ никакой особой силы, притягивающей пчелъ, осъ и шмелей къ гнзду или къ улью, и что находятъ он дорогу исключительно съ помощью ассоціативной памяти, позволяющей имъ быстро схватывать и удерживать зрительныя впечатлнія, получаемыя отъ окружающаго. И что это, дйствительно, такъ, Бюттель-Риппенъ доказалъ весьма простымъ опытомъ: стоитъ временно захлороформировать пчелъ, и посл пробужденія вс образовавшіяся ассоціаціи исчезаютъ, и пчелы не находятъ дороги, которую прекрасно знали.
Загадочный, даже таинственный оріентировочный инстинктъ объясняется, слдовательно, гораздо проще, чмъ думали, — ассоціативною памятью. Имя, однако, въ виду, что здсь мы видимъ передъ собою уже не проявленіе врожденныхъ качествъ, а прижизненное наученіе, мы должны поставить эти факты столь сложнаго проявленія ассоціативной памяти на границ элементовъ психической жизни, пріобртаемыхъ особью индивидуально, т. е. относящихся уже не къ области инстинкта, а къ области разума, хотя бы въ самомъ его примитивномъ проявленіи.
Итакъ, мы видли, что уже у высшихъ въ смысл психическаго развитія членистоногихъ (наскомыхъ и раковъ) проявляются нкоторые элементы психизма, относящіеся къ области разумной дятельности. Конечно, ‘разумъ’ въ данномъ случа надо понимать лишь въ смысл индивидуальной, прижизненной пріобртенности данныхъ психическихъ функцій,— не боле. Но, если необходимо хоть чмъ-нибудь разграничить ‘разумъ’ отъ ‘инстинкта’, то, конечно, такое разграниченіе естественне всего сдлать именно на почв въ одномъ случа — наслдственности, въ другомъ — пріобртенности функцій. На самомъ дл, разумется, природа не желаетъ признавать нашихъ искусственныхъ категорій и едва ли и въ данномъ случа проводитъ фактическія рзкія границы.
Какъ бы то ни было, у членистоногихъ разумная дятельность не идетъ дале способности въ естественныхъ или искусственныхъ условіяхъ (опыты съ крабами и раками-отшельниками, описанные выше) пріобртать нкоторыя простйшія ассоціаціи, не вложенныя въ нервную систему съ самаго, начала, при рожденіи, а являющіяся какъ бы новообразованіями подъ вліяніемъ извстнаго упражненія въ теченіе жизни.
Эта способность къ выработк ассоціацій и составляетъ основу ‘разума’, являющагося главнымъ и едва ли не наиболе существеннымъ пріобртеніемъ высшихъ представителей животнаго Царства — позвоночныхъ.!
Особенности устройства всего организма этихъ животныхъ,— именно развитіе у нихъ прочнаго, подвижнаго и удобнаго въ механическомъ отношеніи внутренняго скелета, охраняющаго центральную нервную систему отъ поврежденій и поддерживающаго въ то же время массивные и объемистые органы,— позволили нервному аппарату пріобрсти совершенно исключительное развитіе. Количество нервныхъ клтокъ и нервныхъ волоконъ самыхъ, низшихъ позвоночныхъ и количество ихъ у высшихъ членистоногихъ и моллюсковъ совершенно несравнимы. Несравнима и сложность соединеніи отростковъ этихъ клтокъ (нейроновъ) между собою.
Въ результат, мы имемъ у позвоночныхъ феноменальный по своей сложности и дивный по своимъ функціямъ аппаратъ — головной и спинной мозгъ съ милліонами связей отростковъ нервныхъ клтокъ какъ между собою, такъ и съ различными органами.
Небезынтересно привести хотя бы нсколько примровъ тому, какъ строеніе мозга связано съ психическими функціями у животныхъ. Эдингеръ отмчаетъ, что развитіе обонятельныхъ долей мозга можетъ дать намъ указанія на развитіе чувства обонянія. Хамелеоны, напримръ, пользующіеся при добываніи пищи не обоняніемъ, а зрніемъ, такъ какъ глаза ихъ высоко развиты и обладаютъ сложнымъ двигательнымъ аппаратомъ, отличаются очень слабо развитыми обонятельными долями головного мозга, тогда какъ родственыя имъ ящерицы располагаютъ весьма сложно устроенными долями. Точно также строеніе мозжечка, содержащаго главные двигательные центры, тснйшимъ образомъ связано съ движеніемъ. У формъ сидячихъ мозжечокъ не развитъ, у слабыхъ пловцовъ и летуновъ онъ развитъ плохо, тогда какъ у животныхъ, быстро плавающихъ и летающихъ, достигаетъ весьма сложнаго развитія.
Еще интересне слдующія соображенія Эдингера. У низшихъ позвоночныхъ (рыбъ, амфибій) головной мозгъ состоитъ изъ основныхъ, древнйшихъ по своему происхожденію частей (palaeencephalon) и весьма слабо развитыхъ зачаточныхъ новйшихъ частей (neencephalon). У высшихъ позвоночныхъ (пресмыкающихся, птицъ, млекопитающихъ) въ вид такихъ новйшихъ пріобртеній мы находимъ прежде всего хорошо развитыя большія полушарія головного мозга со сложно устроенной корой. И въ связи съ этимъ стоитъ и совершенно новое пріобртеніе психики высшихъ позвоночныхъ. Низшія позвоночныя при преслдованіи добычи ведутъ себя, какъ безпозвоночныя: они бросаются на добычу лишь тогда, когда она движется, и какъ только добыча исчезнетъ изъ ихъ поля зрнія они ее не разыскиваютъ. Лягушка, напримръ, схватываетъ червя, лишь если онъ ползетъ, муху — когда она летитъ или хотя бы двигаетъ лапками, если положить не двигающагося червя даже на самый конецъ ея носа, она не реагируетъ. Когда червь начинаетъ двигаться передъ глазами лягушки, то прежде всего происходитъ вращеніе ея головы въ направленіи движенія добычи, затмъ, если движенія червя продолжаются, приходятъ въ дйствіе мышцы туловища и голова животнаго наклоняется, еще моментъ — и лягушка бросается на червя, но если промахнулась, она его боле не ищетъ и не преслдуетъ. Лишь если она снова замтитъ его ползущимъ, вся серія рефлексовъ начинается съ начала, если же движенія червя прекратятся, прерывается и серія рефлексовъ на любомъ звен ихъ цпи. Пресмыкающіяся, мозгъ которыхъ иметъ сравнительно низкое еще строеніе, ведутъ себя нердко точно также, однако змя, преслдующая мышь или лягушку, гонится все же за ней по пятамъ въ теченіе нкотораго времени, и если добыча ускользнетъ въ какую-нибудь норку, то змя уметъ найти среди многихъ норъ именно ту, куда преслдуемое животное скрылось. Эти первыя усовершенствованія въ области преслдованія добычи соотвтствуютъ тому, что новйшія части головного мозга начинаютъ получать уже нкоторое значеніе у пресмыкающихся. У птицъ головныя полушарія являются весьма сильно развитыми и соотвтственно съ этимъ гораздо обильне и средства отысканія и преслдованія добычи. Вообще психическая жизнь птицъ несравненно выше таковой пресмыкающихся: он прекрасно видятъ и издалека распознаютъ добычу, обладаютъ хорошею памятью, какъ это ясно изъ того, что он научаются из: бгать ловушекъ, съ которыми познакомились годъ или два тому назадъ, он умютъ отличать охотника отъ людей невооруженныхъ огнестрльнымъ оружіемъ, могутъ быть пріучены прилетать на зовъ и т. д. Въ то же время однако Шрадеромъ было установлено путемъ опытовъ надъ соколами, что стоитъ удалить у птицы кору головного мозга, и птица начнетъ вести себя какъ земноводное, обладающее лишь древнйшими отдлами мозга (раіаеencephalqn). Птица посл такой операціи бросается исключительно лишь на движущуюся добычу, напримръ на бгущихъ мышей, и не можетъ отыскать мышь, которая у нея спрятана подъ крыломъ..
Такимъ образомъ, съ точки зрнія анатомической, разумныя способности привязаны всецло къ большимъ полушаріямъ головного мозга, или даже точне — къ кор большихъ полушарій. Какъ формулировалъ Эдингеръ, ‘о разум можетъ идти рчь только тамъ, гд налицо имется кора головного мозга’.
Но что же составляетъ основные элементы разумной дятельности животныхъ? Прежде всего — ассоціаціи и память, зачатки которыхъ въ вид ‘ассоціативной памяти’ мы видли уже. у низшихъ животныхъ. На нихъ основывается способность наученія путемъ индивидуальнаго опыта или путемъ подражанія, способность къ дрессировк и вс такъ называемыя высшія душевныя способности.
Ассоціативная дятельность анатомически основывается на установленіи связей между отдльными нервными клтками съ помощью ихъ безчисленныхъ и сложныхъ отростковъ, принимающихъ видъ либо длинныхъ нервныхъ волоконъ, которыя связываютъ элементы далеко другъ отъ друга отстоящіе, либо видъ короткихъ втвистыхъ отростковъ, ‘дендритовъ’. Можно непосредственными наблюденіями установить, что при развитіи параллельно съ усложненіемъ психической дятельности и съ развитіемъ все новыхъ и новыхъ ассоціацій идетъ и усложненіе связей между клтками, увеличеніе числа отростковъ и сплетеніе ихъ.
Самый механизмъ образованія ассоціацій, факторы, ихъ вызывающіе, и законы, которымъ он подвержены при своемъ возникновеніи и развитіи, открыты и подробно изучены за послднее время нашего русскою школою физіологовъ, учениковъ академика И. И. Павлова. Методъ, предложенный этимъ высоко-талантливымъ ученымъ, заключается въ изученіи такъ называемыхъ ‘условныхъ рефлексовъ’.
Сущность этого метода лучше всего выяснить на примр. Извстно, что если вводить въ ротовую полость животнаго, напримръ, хотя бы собаки, пищу, то тотчасъ же выдляется въ изобиліи слюна,— это простой рефлексъ, вызываемый раздраженіемъ вкусовыхъ нервовъ, которые передаютъ свое раздраженіе чрезъ нервные центры нервамъ, дйствующимъ на слюнныя железы. Количество слюны и быстроту ея выдленія можно точно опредлить, если вставить трубочку въ протокъ железы и приспособить регистрирующій аппаратъ такимъ образомъ, чтобы онъ считалъ капли слюны, выдляемой железою. И вотъ оказывается, что если каждый разъ одновременно со вкусовымъ раздраженіемъ производить еще какое-либо иное раздраженіе, напримръ, заставлять звенть звонокъ, или показывать собак дискъ опредленнаго цвта или даже опредленную букву азбуки, рзко выступающую на бломъ фон, и т. п., то черезъ нкоторое время оба эти раздраженія какъ бы прочно между собою связываются, ассоціируются, и одно изъ нихъ можетъ замнять другое. Когда ассоціація установилась, достаточно показать собак дискъ или букву, достаточно произвести привычный звукъ, и слюна начинаетъ въ изобиліи выдляться, какъ будто собака получила вкусовое раздраженіе отъ пищи, которой на самомъ дл нтъ и помину. Это и есть ‘условный рефлексъ’, и многочисленными опытами было установлено, что нтъ такого раздраженія, которое не могло бы послужить для выработки подобныхъ явленій. Раздраженія механическія, электрическія, тепловыя также легко и прочно ассоціируются со вкусовыми и вызываютъ истеченіе слюны, какъ и зрительныя и слуховыя.
Дальнйшія изслдованія открыли и нкоторые замчательные законы этихъ нердко весьма сложныхъ ассоціацій, искусственно вызываемыхъ въ мозгу животнаго и — какъ показали опыты вырзанія частей мозга — вызываемыхъ именно въ мозговой кор. Оказалось, что прежде всего ассоціаціи эти устанавливаются чрезвычайно точно. Достаточно немного измнить тонъ звука, вызывавшаго ране обильное выдленіе слюны, и слюна не будетъ выдляться вовсе. Стоитъ чуть-чуть измнить интенсивность освщенія диска или показать слегка измненную букву — и результатъ будетъ такой же отрицательный. При такой чувствительности ассоціаціи являются, все же, чрезвычайно прочными,— разъ установившись, он держатся въ нкоторыхъ случаяхъ почти безъ измненія 1—2 мсяца. Затмъ оказалось, что многократное повтореніе раздраженія вызываетъ усталость и ослабленіе реакціи. Было найдено также, что нкоторыя побочныя раздраженія являются. превосходными тормозящими факторами, ослабляющими дйствіе ассоціаціи.
Однимъ словомъ, изслдованія школы академика Павлова обнаружили скрытый дотол замчательный сложный механизмъ Ассоціативной дятельности позвоночныхъ. Изслдованія проф. Бехтерева показали, что такія же ассоціаціи можно создать не только въ области отдленія слюны (и другихъ жидкостей, выдляемыхъ железами), но и въ области двигательныхъ функцій. Если, напримръ, раздражать электрическими ударами ногу животнаго и заставлять ее сокращаться, причемъ одновременно производить и какое-либо звуковое или зрительное раздраженіе, то черезъ нкоторое время создастся прочная ассоціація, и достаточно будетъ звукового или зрительнаго раздраженія для того, чтобы вызвать такое же точно сокращеніе мускуловъ.
Вс эти опыты надъ, условными рефлексами показываютъ, какъ могутъ зарождаться и развиваться въ мозгу позвоночнаго новыя ассоціаціи подъ вліяніемъ вншнихъ воздйствій въ индивидуалъ,ной жизни животнаго. Наряду съ ассоціаціями столь простыми могутъ возникать и ассоціаціи сложныя, производящія во всей совокупности впечатлніе разумной дятельности.
Въ этомъ направленіи за послднее время было произведено также немало изслдованій съ помощью метода, о которомъ намъ приходилось уже говорить выше, примнительно къ безпозвоночнымъ,— именно метода лабиринта.
Методъ этотъ, впервые примненный Торидайкомъ, заключается въ томъ, что животныя ставятся въ такія условія, при которыхъ они для полученія пищи или для того, чтобы выйти изъ заключенія, должны пройти по боле или мене запутаннымъ ходамъ лабиринта. Въ ряд опытовъ надъ одной и той же особью и однимъ и тмъ же лабиринтомъ опредляется время, требующееся для того, чтобы выбраться на волю. Въ зависимости отъ того, насколько прочно создается рядъ ассоціацій между впечатлніями, получаемыми по пути и конечнымъ результатомъ (т. е. выхожденіемъ изъ лабиринта или попаданіемъ въ слпой корридоръ), время прохожденія лабиринта будетъ боле или мене продолжительнымъ. Такимъ образомъ методъ лабиринта позволяетъ опредлять большее или меньшее совершенство не каждой ассоціаціи въ отдльности, а всей суммы ассоціацій, вмст взятыхъ.
Американскій зоопсихологъ Іерксъ примнилъ этотъ методъ къ лягушкамъ, причемъ бралъ очень простой лабиринтъ, котораго отдльныя части были различно окрашены. Для того, чтобы пріучить лягушку выходить прямымъ путемъ изъ лабиринта, требовалось 100—120 опытовъ, но зато, когда данныя ассоціаціи устанавливались, еще большее число опытовъ было необходимо для того, чтобы переучить животное и заставить его идти въ другую, противоположную прежней сторону.
При примненіи метода лабиринта къ новорожденнымъ морскимъ свинкамъ оказалось, что уже черезъ два дня посл появленія на свтъ он могутъ найти дорогу къ матери по лабиринту, состоящему изъ двухъ находящихся на нкоторомъ разстояніи противолежащихъ дверецъ. Между тмъ новорожденныя крысы обнаруживали такое психическое развитіе лишь на 23—27-ой день жизни, у нихъ способность къ образованію ассоціацій возникаетъ гораздо позже. Такимъ образомъ получилась возможность сравнивать степень ассоціативнаго развитія различныхъ животныхъ.
Въ то же время методъ лабиринта позволяетъ сравнивать и относительное значеніе различныхъ органовъ чувствъ въ дл образованія ассоціацій. Если заставлять животныхъ руководствоваться при выбор дороги въ лабиринт только обонятельными, или только зрительными, или осязательными впечатлніями, то оказывается, что каждая категорія этихъ впечатлній въ отдльности не можетъ помочь животному выбраться изъ лабиринта, и лишь комбинація ихъ можетъ служить для него какъ бы аріадниной нитью. Наибольшее значеніе иметъ, повидимому, въ дл распознаванія пути тотъ комплексъ мышечныхъ ощущеній, который животное получаетъ при бг, прыжкахъ, поворотахъ и при другихъ движеніяхъ своихъ въ лабиринт,— именно эти-то ощущенія и ассоціируются съ представленіемъ о свободномъ выход изъ лабиринта.
Методъ лабиринта даетъ однако представленіе лишь объ ассоціаціяхъ все же довольно грубыхъ и примитивныхъ. Боле сложныя ассоціаціи могутъ быть изучены путемъ примненія метода ‘клтки съ механическимъ запоромъ’. Этотъ методъ заключается въ томъ, что животное помщается въ клтку съ дверцами, которыя заперты такимъ механизмомъ, что надо сдлать цлый рядъ опредленныхъ манипуляцій, чтобы открыть замокъ и выбраться наружу. Животное первый разъ открываетъ клтку, конечно, совершенно случайнымъ движеніемъ, при повторномъ же заключеніи въ ту же клтку оно можетъ уже черезъ боле или мене продолжительный періодъ времени вспомнить освободившее его движеніе и постараться воспроизвести его вторично. Въ зависимости отъ того, сколько пройдетъ времени въ безплодныхъ попыткахъ открыть замокъ во второй, въ третій и въ слдующіе разы, ассоціативную способность и память животнаго можно считать въ той или въ другой степени совершенными.
Разумется, такіе опыты возможны лишь съ животными, обладающими весьма высокой психикой, напримръ, съ кошками, собаками, обезьянами. Опыты Торндайка, Киннемана и др., произведенные въ этомъ направленіи, дали однако довольно сбивчивые результаты. Оказалось, что ассоціація дйствій надъ запорными механизмами съ представленіемъ объ освобожденіи отъ неволи возникаетъ очень различно и далеко не пропорціонально общему уровню психическаго развитія животныхъ. Такъ, воробьи, напримръ, въ данномъ смысл обнаруживали почти такую же быстроту сообразительности и памяти, какъ обезьяны. И на самомъ дл, методъ механическихъ запоровъ даетъ также лишь общій итогъ сложныхъ ассоціативныхъ процессовъ, не выясняя самаго механизма чувствованія и возникновенія ассоціацій. Во всякомъ случа и эти опыты показываютъ, что дйствія, признаваемыя нами у животныхъ разумными, основываются на сложныхъ ассоціаціяхъ и на памяти, которая ихъ удерживаетъ. Не боле какъ результаты такой же ассоціативной дятельности и т явленія подражательности и дрессировки, которыя за послднее время неоднократно привлекали къ себ всеобщее вниманіе и которымъ была посвящена между прочимъ недавно статья проф. Н. А. Холодковскаго въ ‘Русскомъ Богатств’. Не будемъ повторять приведенныхъ въ этой стать соображеній,— мы можемъ лишь высказать свою полную съ ними солидарность.
Итакъ, психическая жизнь животныхъ слагается изъ конгломерата элементовъ, весьма разнородныхъ по своей природ и происхожденію — одни изъ нихъ являются наслдственными, другіе пріобртаются въ индивидуальной жизни особи, но вс имютъ между собою общимъ то, что проистекаютъ отъ различныхъ свойствъ живой матеріи, боле или мене независимо другъ отъ друга передаваемыхъ по наслдству. Подобно тому, какъ по отношенію къ морфологическимъ признакамъ современная теорія наслдственности признаетъ полную ихъ изолированность въ зачатк и способность смшиваться и перетасовываться различнымъ образомъ при соединеніи двухъ половыхъ клтокъ, такъ то же самое можно сказать и о зачаткахъ психической дятельности, которые вдь, въ конц концовъ, привязаны неразрывно къ морфологическимъ структурамъ.
Мы не можемъ не согласиться съ Бономъ, что ‘организмъ не представляетъ собою постройки, созданной для опредленной цли, организмъ — это комплексъ признаковъ, унаслдованныхъ боле или мене независимо одинъ отъ другого, одни изъ этихъ признаковъ полезны, другіе безполезны или даже вредны, и организмъ въ общей сложности нердко оказывается весьма плохо приспособленнымъ’.
Современные взгляды на наслдственность все боле и боле разрушаютъ представленіе объ организм, какъ идеальномъ приспособленіи, имющемъ опредленную конечную цль — пользу животнаго. Все боле и боле вопросъ о сущности строенія живыхъ существъ становится въ плоскость причинности. Представленіе объ организм, какъ о комплекс свойствъ, боле или мене случайно соединившихся при его образованіи, а вовсе не какъ о нкоторомъ цломъ, возникшемъ въ результат тщательнаго отбора свойствъ, направленныхъ къ польз организма, какъ то думали до сихъ поръ въ увлеченіи теоріей естественнаго подбора,— это представленіе становится мало по-малу господствующимъ въ біологіи подъ вліяніемъ утвержденія въ ней ученія Менделя. Организмъ животнаго отнюдь не является совершеннйшимъ образомъ приспособленнымъ къ жизни,— не таковы и его психическія свойства.
Тропизмы нердко влекутъ животное къ гибели — достаточно вспомнить хотя бы ночныхъ наскомыхъ, миріадами летящихъ на огонь, и птицъ, во время пролета темною осеннею ночью тысячами гибнущихъ отъ удара о стекла маяка. Дифференціальная чувствительность также далеко по представляетъ собою идеальнаго въ смысл сохраненія жизни особи приспособленія. Инстинкты же, какъ мы видли, по существу не боле какъ аггрегаты различныхъ элементовъ психизма, наслдуемыхъ независимо другъ отъ друга — одни изъ нихъ полезны, другіе вредны. Общій результатъ, очевидно, долженъ удовлетворять требованіямъ жизни, такъ какъ иначе организмъ не могъ бы существовать. Однако сказать, что въ смысл психическихъ элементовъ своихъ организмъ является вполн гармоническимъ цлымъ, нельзя никоимъ образомъ — въ немъ столько же дисгармоній, сколько и гармоническихъ соединеній.
Нельзя не признать въ заключеніе, что зоопсихологія въ своемъ новйшемъ фазис развитія мало-по-малу освобождается отъ прежнихъ задачъ и исканій и вступаетъ на новый путь, боле согласный съ духомъ точныхъ наукъ. Въ сторон оставляется совершенно вопросъ о ‘сознаніи’ у животныхъ, какъ вопросъ, не подлежащій экспериментальному научному изслдованію. ‘Сознаніе’ не проявляется никакими вншними признаками,— по картинному выраженію Рибо, ‘сознаніе — это ночникъ, горящій позади циферблата часовъ,— оно иметъ ровно столько же вліянія на ходъ психическихъ процессовъ, сколько ночникъ иметъ вліяніе на ходъ стрлокъ’!
Точно также оставляется въ сторон и вопросъ о ‘вол’ у низшихъ животныхъ, какъ вопросъ безплодный и порождающій лишь недоразумнія. Вопросъ объ ‘инстинкт’, какъ мы видли выше, становится въ новую плоскость. Подъ наименованіемъ ‘инстинкта’ соединялись ране самыя разнородныя явленія,— теперь наблюдается стремленіе точне проанализировать это понятіе и разложить его на составныя части.
Главныя задачи современной зоопсихологіи заключаются въ томъ, чтобы разобраться подробне въ элементарныхъ явленіяхъ психической жизни животныхъ и посл тщательнаго анализа выяснить ихъ законы. Экспериментальный методъ въ нашей наук, какъ мы видли, позволилъ уже открыть нкоторые изъ законовъ, которымъ подчиняются тропизмы, дифференціальная чувствительность и ассоціативная дятельность организма. Проникнуть глубже въ эти закономрности біологическихъ и психологическихъ отношеній, точне обосновать ихъ и свести, въ конц конц, къ законамъ химическаго равновсія,— таковы дальнйшія задачи зоопсихологіи въ будущемъ.