СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ В. ТЕККЕРЕЯ
КНИГА СНОБОВЪ
ЮМОРИСТИЧЕСКІЕ ОЧЕРКИ.
ИСТОРІЯ ТИТМАРША И ГОГГАРТОВСКАГО АЛМАЗА
Повсть.
ДУХЪ СИНЕЙ БОРОДЫ
РАЗСКАЗЪ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія бр. Пантелеевыхъ. Верейская, No 16.
94—95.
ДУХЪ СИНЕЙ БОРОДЫ
РАЗСКАЗЪ.
Переводъ В. А. Тимирязева.
Въ продолженіе долгаго времени посл роковаго происшествія, которое лишило ее мужа, г-жа Синяя-Борода, какъ легко себ представить, находилась въ большемъ гор.
Ни одна вдова во всей стран не истратила столько денегъ на трауръ. Свои прекрасные волосы она скрыла подъ креповымъ чепцомъ, плерезы доходили у ней до локтей. Она никого не видла, кром сестры Анны, общество которой было для нея далеко непріятно, что же касается до ея братьевъ, то ихъ грубыя казарменныя манеры никогда ей не нравились. Какой интересъ она могла находитъ въ шуткахъ о маіор или о полковомъ доктор? Какое ей было дло до того, пили-ли они вино изъ бутылокъ или изъ стакановъ? Ей противны были ихъ разсказы о лошадяхъ, смотрахъ и охотничьихъ собакахъ. Къ тому же она не могла выносить ихъ дерзкихъ усовъ и неприличной привычки курить сигары.
Они всегда были вульгарными юношами, а теперь ея деликатная душа не могла безъ ужаса смотрть на нихъ. Какъ могла она выносить ихъ присутствіе посл случившагося?
Она поставила великолпный памятникъ своему покойному мужу надъ семейнымъ склепомъ Синихъ-Бородъ. Пасторъ Слай, бывшій нкогда туторомъ Синей-Бороды въ колледж написалъ цвтистую и патетическую эпитафію на латинскомъ язык: ‘Siste, viator! moerens conjux, hen! quanto minus est cum reliquis versari quam tui meminisse’ — однимъ словомъ все, что говорится въ эпитафіяхъ. Надъ этими краснорчивыми словами возвышались бюстъ усопшаго святого человка и статуя рыдающей добродтели, а вокругъ красовались медальоны его женъ, изъ которыхъ одинъ былъ пустой и, какъ гласила эпитафія, вдова не утшится до тхъ поръ, пока ея имя не будетъ начертано на этомъ медальон. ‘Тогда я буду съ нимъ. In coelo quies’,— говорила она, поднимая глаза къ небу и повторяя слова, выставленныя крупными буквами на траурныхъ гербахъ въ церкви и сняхъ замка Синей-Вороды, въ которомъ вся прислуга, отъ дворецкаго и экономки до конюховъ и поваренковъ, носила глубокій трауръ. Лсникъ охотился съ крепомъ на шляп и даже пугалы на огород были одты въ черномъ.
Одна только сестра Анна не хотла носить траура. Г-жа Синяя-Борода охотно разсталась бы съ нею, но у нея не было другихъ родственницъ. Ея отецъ женился вторично и г-жа Синяя-Борода естественно ненавидла свою мачиху, которая ей платила тмъ же. Г-жа Шокабокъ постила вдову въ ея гор, но послдняя обошлась съ ней такъ грубо, что мачиха ухала на слдующій день, вн себя отъ негодованія. Что же касается до родственниковъ Синей-Бороды, то, конечно, они ненавидли вдову, потому что Синяя-Борода завщалъ ей все свое состояніе. Такимъ образомъ сестра Анна была единственная родственница, которую г-жа Синяя-Борода могла имть при себ, а какъ извстно, всякая дама въ деликатномъ положеніи должна имть при себ родственницу.
— Я ни за что не надну траура по такому противному негодяю, сестра,— восклицала Анна.
— Я просила бы васъ, миссъ Анна, не употреблять въ моемъ присутствіи такихъ словъ въ отношеніи лучшаго изъ мужей или немедленно оставить эту комнату,— отвчала вдова.
— Небольшое удовольствіе сидть въ этой комнат. Я удивляюсь, отчего вы не сдлали гостиной изъ чулана, гд находятся другія жены Синей-Бороды.
— Дерзкая! Он вс набальзамированы докторомъ Ганналемъ. Какъ смете вы повторять чудовищныя клеветы на совершеннйшаго изъ людей? Возьмите семейную библію и вы увидите, что мой святой супругъ писалъ о своихъ женахъ. Читайте!
‘Пятница, 20 іюня. Женился на моей горячо любимой Анн Маріи Скрогинсъ’.
‘Суббота, 1 августа. Несчастный мужъ едва иметъ силы внести въ эту лтопись, что его дорогая жена Анна Марія умерла отъ кашля’.
— Что, кажется, это убдительно? Но читайте дальше.
‘Вторникъ, 1 сентября. Сегодня я повелъ къ алтарю радость моей жизни, Луизу Матильду Гопкинсонъ. Да займетъ этотъ ангелъ мсто той, которую я потерялъ’.
‘Среда, 3 октября. О, Небо, пожалй несчастнаго, который долженъ записать уничтоженіе всхъ его надеждъ. Сегодня испустила послднее дыханіе моя возлюбленная Луиза Матильда. Головная боль была неожиданной причиной ея смерти, сдлавшей меня несчастнйшимъ изъ людей’.
— О каждой изъ своихъ женъ онъ отзывается такимъ примрнымъ, патетическимъ и по истин нравственнымъ образомъ. Неужели вы можете предположить, что человкъ, выражавшій подобныя чувства, былъ убійцей?
— Такъ вы утверждаете, что онъ не убилъ ихъ?
— Боже милостивый! Убилъ ихъ! Он умерли такой же естественной смертью, какой, я надюсь, и вы умрете. Мой святой мужъ обходился съ ними по ангельски. Не его вина, что доктора не могли ихъ вылечить отъ недуговъ, которыми он страдали. А посл ихъ смерти неутшный мужъ приказалъ ихъ набальзамировать, чтобы никогда съ ними не разставаться.
— Зачмъ же онъ повелъ тебя въ башню, зачмъ ты послала меня на крышу и зачмъ онъ сталъ оттачивать свой большой ножъ?
— Чтобы наказать меня за мое любопытство, о, добрый, дорогой мужъ,— промолвила вдова, заливаясь слезами при воспоминаніи о покойник.
— Я теперь сожалю, что поторопилась призвать на помощь братьевъ,— замтила сестра Анна, насупивъ брови.
— О,— воскликнула съ ужасомъ г-жа Синяя-Борода,— не напоминайте объ этомъ роковомъ дн. Если бы вы не оклеветали его въ глазахъ вашихъ братьевъ, то мой милый, мой голубчикъ Синяя-Борода былъ бы живъ на радость страстно любящей его Фатимы.
Вс-ли жены обожаютъ своихъ мужей посл ихъ смерти, или варіантъ сказки, разсказанной Фатимой, одинъ правильный, и общее мнніе о Синей-Бород презрнный предразсудокъ, а, слдовательно, онъ не убилъ ни одной изъ своихъ женъ — вотъ два вопроса, подлежащіе разршенію, хотя они собственно не имютъ никакого отношенія къ послдующимъ приключеніямъ г-жи Синей-Бороды. И хотя многіе скажутъ, что завщаніе Синей-Бородой жен всего своего состоянія было нелпой мистификаціей, такъ какъ онъ твердо намревался отрубить ей голову посл ихъ медоваго мсяца, но лучшее свидтельство искренности его поступка есть глубокое горе вдовы и тотъ фактъ, что онъ оставилъ ей большое состояніе.
Если бы кто-нибудь завщалъ намъ съ тобою, читатель, богатство, то мы, конечно, не стали бы разыскивать, хотлъ-ли онъ оставить намъ это богатство. Мы просто взяли бы и длу конецъ.
Такъ сдлала и г-жа Синяя-Борода. Правда, родственники ея мужа вступили въ споръ съ нею, говоря: ‘Сударыня, вы должны признать, что г. Синля-Борода никогда не хотлъ оставить вамъ свое состояніе, потому что онъ намревался отрубить вамъ голову. Очевидно, онъ предназначалъ свое состояніе законнымъ родственникамъ и вы обязаны передать имъ это состояніе’.
Но она послала ихъ всхъ къ…. прибавивъ:
— Можетъ быть, вашъ аргументъ очень уважительный, но я съ вашего позволенія удержу деньги.
И она продолжала оплакивать мужа и прославлять его добродтели. О, если бы кто-нибудь оставилъ мн состояніе, какъ бы я богато его похоронилъ и какъ расписывалъ бы его добрыя качества!
Замокъ Синей-Бороды, какъ извстно, находился въ уединенномъ, привлекательномъ уголк, и хотя представлялъ великолпное зрлище, но былъ очень мраченъ и одинокъ. Для вдовы въ ея грустномъ настроеніи замокъ сталъ невыносимъ.
Аллеи, лужокъ, фонтанъ, зеленая тнь парка, все напоминало ей возлюбленнаго покойника. Ей казалось, что только вчера она гуляла съ нимъ по парку и онъ указалъ лснику на оленя, котораго надо было убить на жаркое. ‘О,— говорила вдова со слезами на глазахъ,— оленя убили и сжарили, но онъ не отвдалъ этого жаркого, которое подали къ столу съ его любимымъ вареньемъ изъ смородины. Вотъ въ сняхъ висятъ его охотничьи трофеи, у камина бичъ и хлыстъ, въ ящик шпоры, свистокъ, визитныя карточки, веревочки, которыя онъ всегда собиралъ… Вотъ гвоздь, на который онъ всегда вшалъ свою шляпу’.
И эти воспоминанія сопровождались безконечными рыданіями. Наконецъ, изъ любви къ мужу, она не могла доле жить въ его замк и ршилась покинуть его.
Конечно, завистливые языки стали говорить, что ей надола деревня и что она хочетъ вторично выйти замужъ, но она не обращала вниманія на эти толки. Анна, ненавидвшая свою мачиху, послдовала за сестрой въ городъ, гд Синяя-Борода имлъ большой старинный домъ. Въ новомъ жилищ он жили и ссорились по прежнему. Хотя Анна часто грозила уйти отъ сестры и поселиться въ меблированныхъ комнатахъ, которыхъ въ город было много, но жить съ сестрой и вызжать въ экипаж съ гербомъ и съ ливрейнымъ лакеемъ было гораздо приличне, а потому он продолжали жить вмст.
Для дамы, находившейся въ положеніи г-жи Синей-Бороды, городской домъ имлъ большія преимущества. Онъ былъ не только мрачнымъ, обширнымъ кирпичнымъ зданіемъ, съ мрачной желзной ршеткой вокругъ и маленькими мрачными окнами, но выходилъ на кладбище, гд между двумя тисовыми деревьями, подрзанными — одно на подобіе павлина, а другое — круглаго столика, возвышался памятникъ Синей-Бороды надъ семейнымъ склепомъ. Утромъ, глаза вдовы прежде всего падали на это дорогое ея сердцу зрлище, а ночью ей было отрадно смотрть на освщенный луною бюстъ и на Добродтель, бросавшую на него длинную тнь. Великолпные цвты съ самымъ очаровательнымъ запахомъ наполняли огороженное ршеткой мсто вокругъ мавзолея Синихъ-Бородъ. Сторожу было строго приказано бить до полусмерти каждаго мальчишку, который осмливался бы сорвать эти нжные символы супружеской любви.
Надъ буфетомъ въ столовой вислъ портретъ Синей-Бороды во весь ростъ въ мундир англійской милиціи, надъ каминомъ въ гостиной онъ же красовался въ охотничьемъ мундир и верхомъ на его любимой лошади, въ спальн вдовы можно было видть его силуэтъ и маленькій портретъ, на которомъ онъ, въ черномъ халат и съ ермолкой въ рук, указывалъ пальцемъ на діаграмму Pons Asinorum. Эта миніатюра была написана въ его студенческіе дни въ Кембридж, до появленія на его лиц синей бороды, служившей украшеніемъ его зрлыхъ лтъ и часть которой висла теперь въ вид прелестной синей цпочки на ше его неутшной вдовы.
Сестра Анна увряла, что городской домъ былъ еще мрачне замка, гд по крайней мр можно было дышать чистымъ воздухомъ, и къ тому же пріятне было смотрть изъ оконъ на паркъ, чмъ на кладбище, какъ бы ни были великолпны памятники. Но вдова называла ее легкомысленной двченкой и по прежнему оплакивала покойника. Она допускала въ свой домъ только одного мужчину, приходскаго пастора, который читалъ ей въ слухъ религіозныя книги, но такъ какъ ему было по крайней мр семьдесятъ, лтъ, то Анна, несмотря на все свое желаніе влюбиться, не имла для этого удобнаго случая, а самые злые языки не могли сказать ничего дурного о близкихъ отношеніяхъ бдной вдовицы къ почтенному пастору.
Отъ всякаго другого общества она упорно отказывалась. Когда въ городъ прізжала театральная труппа, то ея директора, желавшаго вручить ей почетный билетъ, безжалостно прогоняли изъ парадныхъ сней. Она не подписывалась ни на одинъ балъ или концертъ и даже офицеры, эти побдоносные герои, губящіе столько женскихъ сердецъ, не могли добиться, чтобы ихъ впустили въ домъ вдовы. Капитанъ Вискерфильдъ ходилъ передъ ея окнами въ продолженіи трехъ недль, не произведя на нее ни малйшаго впечатлнія. Капитанъ Ожади, служившій въ одномъ изъ ирландскихъ полковъ, подкупилъ слугъ и ночью перелзъ черезъ стну, отдлявшую улицу отъ сада вдовы, но попалъ ногою въ ловушку и закаялся никогда боле не ухаживать за женщинами. Наконецъ, капитанъ Черная-Борода, баки котораго могли поспорить съ баками Синей-Бороды, сталъ ходить въ церковь каждое воскресенье, хотя прежде онъ никогда не переступалъ церковнаго порога, но это ни къ чему не повело и вдова ни разу не подняла головы отъ молитвенника. Весь полкъ былъ въ отчаяніи, а портной капитана Вискерфильда, доставившій ему новую пару платья, чтобы побдить сердце вдовы, запряталъ его въ тюрьму за неплатежъ счета.
Пасторъ очень одобрялъ поведеніе вдовы относительно офицеровъ, но онъ самъ любилъ общество, хорошій обдъ, доброе вино, и потому совтовалъ вдов принимать иногда къ обду рекомендуемыхъ имъ почтенныхъ, степенныхъ личностей. Мало ро малу его совты подйствовали, и вдова, находившаяся всецло подъ его вліяніемъ, согласилась исполнить его желаніе, пасторъ представилъ ей нсколькихъ изъ своихъ друзей, которые вс были женаты и не могли возбудить въ вдов ни малйшаго опасенія.
У пастора Слая былъ, однако, племянникъ, адвокатъ въ Лондон и на каникулы онъ пріхалъ погостить къ дяд.
— Онъ не дерзкій, безнравственный юноша, которыхъ такъ много теперь развелось,— сказалъ пасторъ вдов,— а утшеніе своей матери и сестеръ, онъ не пьетъ ничего крпкаго, кром чая, въ продолженіе двадцати лтъ онъ не пропустилъ ни одной церковной службы по воскресеньямъ, и я надюсь, что вы, любезная и почтенная г-жа Синяя-Борода, примете этого примрнаго молодого человка ради его дяди, столь преданнаго вамъ.
Вдова согласилась принять мистера Слая. Онъ не былъ красивъ, и съ этимъ соглашался его дядя.
— Но что значитъ красота?— замтилъ пасторъ.— Онъ добрый, хорошій человкъ, а добродтель выше красоты всхъ офицеровъ королевской арміи.
Мистеръ Слай обдалъ у вдовы и пилъ у нея чай, онъ разъзжалъ съ ней въ траурномъ экипаж и подавалъ ей молитвенникъ въ церкви, однимъ словомъ, онъ оказывалъ ей всякое вниманіе, какое только можно было ожидать отъ такого приличнаго молодого человка.
Въ город начали говорить, что пасторъ нарочно не допускалъ до вдовы холостяковъ, чтобы предоставить своему уродливому племяннику свободное поле дйствія. Эти толки, конечно, дошли до сестры Анны и хитрая лисичка съ радостью воспользовалась случаемъ, чтобы побудить сестру принимать боле веселое общество. Дло въ томъ, что она боле любила потанцовать и поиграть въ карты, чмъ серьезно разговаривать за чайнымъ столомъ, поэтому она днемъ и ночью доказывала вдов всю необходимость, ради приличія, жить открытымъ домомъ и принимать все лучшее общество въ околодк.
Наконецъ, вдова согласилась, хотя очень неохотно и тяжело вздыхая, она даже заказала себ полутраурное платье, которое, по общему отзыву, очень шло къ ея лицу.
— Мое сердце носитъ вчный трауръ по моемъ незабвенномъ супруг,— говорила она, и вс вншніе признаки излишни.
Она разослала пригласительные билеты на чай, за которымъ, однако, слдовалъ ужинъ, и все лучшее общество, какъ въ город, такъ и въ его окрестностяхъ, наполнило ея гостиныя. За этимъ вечеромъ слдовали второй и третій, наконецъ, и капитанъ Черная-Борода былъ ей представленъ, но, конечно, въ статскомъ плать.
Пасторъ и его племянникъ не могли хладнокровно переносить капитана. По ихъ словамъ, о немъ разсказывали много скандальныхъ исторій.
— Не онъ-ли выпилъ разомъ три бутылки вина?— спрашивалъ дядя,— не онъ-ли держалъ скаковую лошадь? не съ нимъ-ли бжала Долли Кадлинсъ?
Мистеръ Слай вмсто отвта только поднималъ глаза къ небу и вздыхалъ о свт, въ которомъ было столько нечестія. Вмст съ тмъ онъ былъ очень доволенъ, что вдова пришла въ благородное негодованіе, ее особенно разсердила исторія съ Долли Кадлинсъ. Она поклялась, что никогда боле не увидитъ этого негодяя. Адвокатъ и его дядя торжествовали, не понимая, что она не пришла бы въ такую ярость, если бы ее не мучила ревность, а она не ревновала бы, если бы… если бы — что? Она увряла, что также мало обращаетъ на капитана вниманіе, какъ на своего лакея, но когда на слдующій разъ она встртила его въ обществ, то не сказала ему ни слова.
— Милая миссъ Анна,— спросилъ капитанъ, танцуя съ нею,— что случилось съ вашей прелестной сострой?
— Она знаетъ исторію о Долли Кадлинсъ,— отвчала миссъ Анна, — мистеръ Слай все разсказалъ ей.
Капитанъ такъ сильно покраснлъ, что всякій, смотря на него, могъ бы удостовриться въ несправедливости этой чудовищной клеветы. Онъ сдлалъ множество ошибокъ въ ‘Сэр-Роджер-де-Коверле’ {Старинный англійскій танецъ.} и все время бросалъ такіе убійственные взгляды на мистера Слая, который не танцовалъ, а сидя подл вдовы, лъ мороженое, что его дама заподозрила, не сошелъ-ли онъ съума, а адвокатъ сталъ безпокойно ерзать на своемъ стул.
По окончаніи ‘Сэра Роджера-де-Коверлея’, капитанъ подошелъ къ вдов, и мимоходомъ такъ крпко наступилъ на ноту мистера Слая, что тотъ вскрикнулъ отъ боли и тотчасъ ухалъ домой. Но и въ его отсутствіи вдова не была любезна съ Черной-Бородой. Она попросила прапорщика Триппета проводить ее до кареты и во весь вечеръ не сказала капитану ни слова.
На слдующее утро пасторъ явился къ вдов съ очень вытянутымъ лицомъ.
— Нечестье и кровожадность усиливаются съ каждымъ днемъ на свт,— сказалъ онъ,— о, какія чудовища встрчаются на каждомъ шагу, какимъ негодяямъ, какимъ убійцамъ позволяютъ свободно ходить по блому свту! Можете себ, представить, что сегодня утромъ, когда мой племянникъ мирно пилъ кофе, одинъ изъ полковыхъ головорзовъ принесъ ему отъ капитана Черной-Бороды вызовъ на дуэль.
— Онъ раненъ?— воскликнула вдова.
— Нтъ, мой милый Фридрихъ не раненъ и съ какимъ счастьемъ онъ узнаетъ, что вы выразили такое сочувствіе къ его судьб.
— Я всегда уважала его,— произнесла вдова, которая вскрикнула, думая совсмъ не о немъ.
— Ваше сочувствіе къ нему даетъ мн смлость, даетъ мн право сказать вамъ то, что вы уже, конечно, сами давно поняли. Милый юноша, которымъ вы такъ интересуетесь, живетъ, дышетъ только вами. Да, онъ васъ любитъ и съ какой гордостью я объявлю, что вы къ нему неравнодушны.
— Они будутъ драться?— продолжала вдова, дрожа отъ испуга,— ради Бога, помшайте этой ужасной дуэли. Объявите властямъ, сдлайте все, что хотите, но только не дозвольте этимъ молодымъ людямъ рисковать своей жизнью.
— Я бгу, чтобы исполнить ваше желаніе,— отвчалъ пасторъ и спокойно пошелъ домой, очень довольный тмъ, что г-жа Синяя-Борода выказала очевидное пристрастіе къ его племяннику.
Но она не довольствовалась этимъ и бросилась къ судь, мистеру Понду, объяснила ему въ чемъ дло и взяла у него два исполнительные листа на арестъ капитана и мистера Слая. Эти листы остались безъ исполненія только благодаря быстрому исчезновенію изъ города мистера Слая, котораго констебль никакъ не могъ наііти.
Однако, въ город пошли толки о томъ, что вдова Синей-Бороды обнаружила слабость къ адвокату, что, узнавъ о предстоявшей дуэли любимаго человка, она упала въ обморокъ и что, наконецъ, она выйдетъ за него замужъ, какъ только уладится его ссора съ капитаномъ. На вс разспросы пасторъ отвчалъ невнятными восклицаніями, но ничего не отрицалъ и на лиц его играла такая хитрая улыбка, что вс были убждены въ справедливости распространившихся слуховъ.
‘Мы слышали,— писала черезъ недлю мстная газета,— что красивая и богатая г-жа С.-Б. намрена вступить во второй бракъ, она выходитъ замужъ за нашего достойнаго согражданина Фридриха С. лондонскаго адвоката. Этотъ ученый джентльменъ покинулъ нашъ городъ вслдствіе ссоры съ воинственнымъ сыномъ Марса, которая, вроятно, повела бы къ кровавымъ результатамъ, если бы судья не выдалъ исполнительные листы на арестъ обоихъ противниковъ, что заставило капитана вложить шпагу въ ножны’.
Какъ только дошло до мистера Слая извстіе, что капитанъ обезоруженъ, онъ вернулся и сталъ везд кричать, что ухалъ изъ города не для того, чтобы избгнуть дуэли, но чтобы освободиться изъ рукъ полиціи и дать случай капитану сразиться съ нимъ. Онъ не бралъ у судьи исполнительнаго листа и готовъ былъ драться съ капитаномъ, когда ему угодно, если другіе обнаружили большую осторожность, то онъ не былъ въ этомъ виновенъ. Онъ ходилъ съ гордо поднятой головой и вс писаря въ адвокатскихъ конторахъ считали его за героя.
Легко себ представить, въ какое негодованіе, въ какую ярость пришелъ капитанъ Черная-Борода. Какъ! Дрянной, уродливый адвокатишка отобьетъ у него жену и очернитъ его доброе имя. У него открылась горячка и докторъ былъ вынужденъ пустить ему кровь, хоть гораздо мене, чмъ онъ клялся выпустить изъ жилъ отвратительнаго Слая.
Однако, извстіе, и напечатанное въ газет ‘Меркурій’, почти столько же разгнвало вдову.
— Вдова Синей-Бороды выйдетъ замужъ за презрннаго негодяя, живущаго въ маленькихъ, душныхъ комнатахъ Темпля! Пошлите за пасторомъ.
Когда онъ явился, вдова осыпала его упреками, спросила его, какъ онъ смлъ распространить такія клеветы о ней, и приказала ему не только немедленно отправить въ Лондонъ своего племянника, но, если онъ только желалъ получить зависвшее отъ нея доходное духовное мсто, то всегда опровергать обидные о ней слухи.
— Все будетъ исполнено,— отвчалъ пасторъ, поникнувъ головой, — я объявлю бдному юнош о роковой перемн въ вашихъ чувствахъ.
— О перемн въ моихъ чувствахъ? Что вы?
— Если хотите, объ уничтоженіи его надеждъ. Бдный юноша, хватитъ-ли у него силъ, чтобы перенести такой неожиданный ударъ.
На слдующее утро сестра Анна вошла въ комнату вдовы съ озабоченнымъ лицомъ.
— О, вашъ бдный поклонникъ!— воскликнула она.
— Что, капитанъ нездоровъ?— спросила вдова.
— Нтъ, дло идетъ о другомъ. Бдный, бдный мистеръ Слай! Онъ написалъ завщаніе, въ которомъ оставилъ все, что иметъ, вамъ, за исключеніемъ пенсіи своей прачки въ пять фунтовъ въ годъ, покончивъ съ завщаніемъ, онъ трогательно простился съ дядей, заперъ свою дверь и сегодня утромъ онъ найденъ повсившимся на балдахин его кровати. ‘Пустъ меня похоронятъ,— говорилъ онъ вчера,— съ подушечкой для булавокъ, которую она мн дала и медальономъ съ ея волосами’ Разв вы, сестра, дали ему подушечку для булавокъ и медальонъ съ вашими волосами?
— Онъ былъ только серебряный съ позолотой,— отвчала вдова.— О, милосердное небо! Я убила его!
И она зарыдала, но сестра Анна ее остановила.
— Нтъ, вы его не убили. Самбо, его слуга негръ, отрзалъ веревку, когда онъ уже почернлъ какъ самъ негръ. Онъ сошелъ внизъ къ завтраку и вы можете себ представить, какъ трогательно встртились дядя и племянникъ.
— Какъ онъ меня любитъ!— думала вдова.— Жаль, что онъ косой. Если бы только онъ справилъ свои глаза, то, быть можетъ, я…
Она не окончила фразы, какъ часто длаютъ женщины.
Но узнавъ отъ полковаго доктора патетическія подробности о болзни капитана, она охладла къ адвокату, и когда пасторъ спросилъ ее, не приметъ-ли она несчастнаго юношу, вдова отвчала довольно равнодушно, что она очень уважаетъ его и желаетъ ему всякаго благополучія, что она проситъ его не повторять ужаснаго преступленія, которое сдлало бы ее несчастной на всю жизнь, но для ихъ обоюднаго спокойствія имъ лучше не видться. ‘Бдный Фридрихъ! Бдный Фридрихъ! Какъ онъ перенесетъ это горе!— промолвилъ старикъ,— я отнялъ у него бритву, а Самбо не отходитъ отъ него ни на минуту’.
На слдующій день г-жа Синяя Борода хотла послать своего слугу Томаса къ пастору, чтобы узнать о здоровь его племянника, но приходъ капитана заставилъ ее забыть Томаса и адвоката. Капитанъ былъ такъ очаровательно интересенъ съ рукой въ повязк и съ блднымъ лицомъ, что, по прошествіи двухъ часовъ разговора съ нимъ, вдова оставила его обдать. Къ нимъ присоединился еще прапорщикъ Триплетъ и обдъ прошелъ очень весело. Оба офицера такъ смялись надъ адвокатомъ, котораго снялъ съ веревки негръ, что вдова, наконецъ, поврила, что исторія о повсившемся мистер Слай была изобртена только съ цлью побдить ея сердце, хотя она неохотно пришла къ этому убжденію, такъ какъ мысль, что ради нея не повсился человкъ, была для нея большимъ разочарованіемъ.
Однако, вскор ея нервамъ предстоялъ новый ударъ и она была успокоена или приведена въ ужасъ (предоставляемъ читателю ршить этотъ вопросъ согласно его знанію женщинъ), во всякомъ случа ее очень взволновало письмо отъ мистера Слая, слдующаго содержанія:
‘Я видла васъ въ окно вашей столовой. Вы любезничали съ капитаномъ Черная-Борода. Вы казались здоровой и веселой. Вы улыбались. Вы пили залпомъ шампанское.
‘Я не могу доле этого выносить. Живите, улыбайтесь, будьте счастливы. Въ могил, быть можетъ, я буду повертываться, зная, что вы счастливы съ другимъ, но живой я сошелъ бы съ ума отъ этого зрлища.
‘Когда вы получите это письмо, то скажите дяд, чтобы онъ веллъ бросилъ сть въ рыбный прудъ. Правда, его слуга негръ не отстаетъ отъ меня ни минуты, но онъ погибнетъ вмст со мною, если вздумаетъ помшать моему плану. Я знаю, какъ онъ честно исполняетъ свой долгъ, но вмст съ тмъ я знаю и свое отчаяніе.
‘Самбо оставитъ посл себя жену и семерыхъ дтей. Будьте добры къ этимъ сиротамъ ради
Вдова страшно вскрикнула и, обращаясь къ обоимъ офицерамъ, которые спокойно пили красное вино, промолвила задыхающимся голосомъ:
— Бгите… бгите… спасите его! Бгите, чудовища, пока еще не поздно! Онъ утопился! Фридрихъ! Рыбный прудъ!
Она упала въ обморокъ, а офицеры, очень недовольные тмъ, что пришлось оставить недопитыми бутылки хорошаго вина, отправились на мсто, указанное вдовою.
Триплетъ хотлъ бжать, но капитанъ Черная Борода остановилъ его, говоря,
— Тише, тише, другъ мой. Бгать посл обда очень вредно. Если косой адвокатъ потонетъ, то, право, я не заплачу.
Такимъ образомъ они пошли неторопясь къ рыбному пруду, а по дорог, замтивъ въ окн маіора Макабо, зашли къ нему, чтобы посовтоваться и роспить бутылочку.
— Они не идутъ!— воскликнула вдова, очнувшись отъ обморока.— О, небо, спаси Фридриха! Сестра Анна, пойди на чердакъ и посмотри, не идетъ-ли кто!
Сестра Анна взбжала на чердакъ.
— Видишь-ли ты кого-нибудь, сестра Анна?
— Я вижу мальчишку доктора Дренча, онъ занесъ лекарство къ миссъ Молли Грубъ.
— Не видишь-ли ты еще чего-нибудь, сестра Анна?
— Я вижу облако пыли! Нтъ, это, стадо овецъ. Вотъ детъ лондонскій дилижансъ. Съ наружи сидятъ три пассажира. Кондукторъ бросилъ пакетъ горничной мистриссъ Дженкинсъ.
— Посмотри еще разъ, сестра Анна!
— Я вижу толпу… несутъ доску… на доск лежитъ человкъ… впереди идетъ церковный сторожъ и сорокъ мальчишекъ… Что это?
Анна сбжала внизъ и об, она и сестра, высунулись изъ окна гостиной.
Дйствительно, во глав процессіи торжественно выступалъ церковный сторожъ, разгонявшій плеткой сорокъ мальчишекъ, которые окружали его со всхъ сторонъ. За ними четыре человка несли доску.
На доск лежалъ Фридрихъ. Онъ былъ смертельно блденъ, волоса прилипли къ лицу, съ мокрой одежды струилась вода. Но онъ былъ живъ. Онъ однимъ глазомъ бросилъ на вдову такой взглядъ, котораго она никогда потомъ не забыла.
Самбо составлялъ арьергардъ. Онъ былъ до того мокръ, что если бы его кудрявые волосы могли развиться, они висли бы прядями. Но такъ какъ онъ не былъ джентльменъ, то шелъ пшкомъ и, поровнявшись съ окномъ вдовы, грозно посмотрлъ на нее своими черными глазами и указалъ рукой на предшествовавшую доску.
Томаса тотчасъ отправили къ пастору за извстіями о несчастномъ адвокат. Онъ вернулся черезъ полчаса и доложилъ, что мистеръ Фридрихъ бросился въ прудъ вмст съ Самбо, что ихъ вытащили оттуда съ трудомъ, что теперь онъ лежитъ въ постели и, выпивъ благо вина, чувствуетъ себя хорошо.
— Слава Богу!— произнесла вдова, дала Томасу семь шиллинговъ и спокойно сла за чайный столъ, — какое у него сердце!— прибавила она, обращаясь къ сестр Анн,— какъ жаль, что онъ косой.
Въ эту минуту возвратились офицеры. Они не дошли до пруда, а просидли все время у маіора и по дорог назадъ ршили, что сказать вдов.
— Негодяй, у него никогда не хватитъ храбрости, чтобы броситься въ воду!— сказалъ капитанъ своему товарищу,— мы можемъ на этомъ основать свой разсказъ.
— Моя милая г-жа Синяя Борода,— произнесъ онъ поэтому, войдя въ гостиную вдовы,— мы велли протащить себя по всему пруду. Мистера Слая не оказалось, и рыбакъ, который сторожитъ прудъ, увряетъ, что онъ не видалъ сегодня адвоката.
— Дерзкая ложь!— воскликнула вдова, гнвно сверкая глазами.— Ступайте вонъ, безжалостный человкъ, дозволяющій себ издваться надъ чувствами одинокой женщины. Ступайте вонъ, вы достойны любви только… Долли… Кадлинсъ!
Она произнесла послднее слово съ такимъ — съ такимъ убійственнылъ сарказмомъ, что капитанъ не зналъ куда дваться, и вышла изъ комнаты, не простившись съ офицерами.
Однако, сердце у Фатимы было нжное, деликатное, разсказанныя событія сильно подйствовали на ея нервы и докторъ Глауберъ предписалъ ей спокойствіе, и sel volatil.
Она не могла не быть тронута пламенной любовью Фридриха, который ради нея два раза рисковалъ жизнью. Эта любовь, добродтели и отчаяніе Фридриха затронули въ ея сердц сочувственную струну, но онъ былъ такой ужасный уродъ, что она никакъ не могла ршиться отдать ему свою руку. Она такъ и сказала пастору.
— Я уважаю и почитаю вашего племянника,— произнесла она,— но моя ршимость непреклонна. Я останусь врной блаженной памяти святого, памятникъ котораго всегда передъ моими глазами (и она указала на кладбище). Не тревожьте моего бднаго истерзаннаго сердца. Оно уже перестрадало боле, чмъ могли бы вынести другія сердца. Я останусь здсь подъ снью этого монумента, пока не настанетъ минута соединиться навки съ моимъ незабвеннымъ Синей-Бородой.
Въ продолженіе послднихъ мсяцевъ рододендры, рапункулы и другіе цвты, украшавшіе мавзолей Синей-Бороды, пошли въ смя, и постивъ ‘могильный садъ’, какъ она выражалась, вдова упрекнула себя за невниманіе, что, конечно, не помшало ей разбранить церковнаго сторожа за неисполненіе имъ своихъ обязанностей. Онъ общалъ впредь быть исправне, вырвалъ вс терніи, заглушавшіе цвты, открылъ склепъ и вымелъ въ немъ пыль.
На слдующее утро вдова сошла къ завтраку встревоженная, блдная. Она провела ночь очень дурно, ее мучили страшные сны, ей послышался въ полночь голосъ, который позвалъ ее три раза.
— Полно, моя милая, просто нервы разгулялись,— скептически замтила сестра Анна.
Въ эту минуту Томасъ доложилъ, что церковный сторожъ дожидается въ сняхъ съ самаго разсвта и непремнно желаетъ видть г-жу Синюю-Бороду.
— Пусть онъ войдетъ,— сказала вдова, предчувствуя, что услышитъ что-нибудь страшное.
Сторожъ вошелъ, онъ былъ блденъ какъ полотно, волоса его были всклокочены и шляпа безпорядочно смята.
— Что вы желаете мн сказать?— спросила вдова, дрожа всмъ тломъ.
Онъ бросился на колни и промолвилъ:
— Вчера по вашему приказанію я выпололъ цвточныя куртины мавзолея и отеръ пыль въ склеп. Мы съ Джономъ справляли всю эту работу и вычистили мдныя доски съ надписями на гробахъ.
— Ради самого неба, не говорите объ этомъ,— воскликнула вдова.
— Выйдя изъ склепа, я заперъ дверь и побжалъ къ памятнику альдермена Паунча, чтобы прогнать мальчишекъ, которые играли на немъ. Вдругъ я замтилъ, что забылъ въ склеп палку. Джонъ не хотлъ пойти съ мною вчера, а я не хотлъ идти одинъ и, поэтому мы отправились съ нимъ сегодня рано утромъ. Что, вы думаете, я увидлъ въ склеп? Гробъ вашего мужа повернутъ, а моя палка сломана. Вотъ она.
— А!— воскликнула вдова,— унесите ее! унесите ее!
— Это доказываетъ только, что кто-то повернулъ гробъ и сломалъ палку,— замтила сестра Анна.
— Кто-то! Кто-то!— промолвилъ сторожъ, вытаращивъ глаза и озираясь по сторонамъ,— вотъ кто!— воскликнулъ онъ вдругъ, отскакивая назадъ и показывая рукой на портретъ Синей-Бороды, висвшій надъ буфетомъ,— вотъ кто ходилъ вчера ночью вокругъ склепа. Я видлъ его собственными глазами. Когда же я подошелъ къ нему, то онъ ушелъ въ склепъ, дверь котораго я заперъ.
— Быть можетъ, вы дали ему ключъ?— спросила сестра Анна.
— Онъ оставался въ моемъ карман!— воскликнулъ сторожъ,— вотъ онъ. Я не хочу боле имть дло съ этимъ мавзолеемъ.
И онъ бросилъ на полъ тяжелый ключъ къ неописанному ужасу вдовы.
— Въ которомъ часу вы видли его?— промолвила она.
— Конечно, въ полночь.
— Я въ то же время слышала голосъ.
— Какой голосъ?— спросила сестра Анна.
— Голосъ, звавшій меня три раза: ‘Фатима! Фатима! Фатима!’
— Онъ со мною не говорилъ,— сказалъ сторожъ, покачалъ головой и бородой.
— А… а… борода была синяя?— спросила вдова.
— Совершенно синяя, лопни мои глаза.
Тотчасъ послали за докторомъ, но что можетъ сдлать медицина противъ мертвеца, встающаго изъ могилы? Явился пасторъ и объяснилъ, что онъ врить въ привиднія. Его бабка нсколько разъ являлась его дду прежде, чмъ онъ вторично женился. Онъ былъ убжденъ, что сверхъестественныя силы часто обнаруживаютъ свое существованіе.
— Но если бы онъ явился мн одной,— воскликнула вдова,— я умерла бы отъ испуга.
— Самое лучшее въ подобныхъ случаяхъ,— замтилъ пасторъ, принимая глубокомысленный видъ,— для одинокой вдовы,— это выйти замужъ. Я никогда не слыхивалъ, чтобы тнь перваго мужа являлась женщин, пока живъ ея второй мужъ. Во всей исторіи не упоминается о такомъ факт.
— И къ чему мн было бы тогда бояться увидть Синюю Бороду?— произнесла вдова.
Пасторъ удалился очень довольный, потому что вдова очевидно начала думать о второмъ муж.
— Капитанъ былъ бы лучшимъ покровителемъ, чмъ мистеръ Слай, думала она, грустно вздыхая, но мистеръ Слай непремнно наложитъ на себя руку, если я выйду за капитана, а будетъ-ли онъ въ состояніи защитить меня отъ двухъ привидній? Слай не переживетъ моего брака съ другимъ, а капитанъ переживетъ!
И вдова съ отчаяніемъ вспомнила о Долли Кадлинсъ.
Въ эту ночь она легла спать съ тревогой въ сердц и не могла сомкнуть глазъ. Въ полночь въ ея комнат раздался роковой голосъ:
— Фатима! Фатима! Фатима!
Въ дом послышался ужасный шумъ, двери захлопали, колокольчики зазвонили, горничныя забгали по лстницамъ, оглашая воздухъ неистовыми криками. Томасъ блдный, какъ смерть, объявилъ, что висвшая на стн сабля Синей Бороды выдернута изъ ноженъ и валяется на полу. Наконецъ, силуетъ Синей Бороды оказался перевернутымъ къ верху ногами.
— Это какая-нибудь штука,— сказала упрямая и неврующая въ чудеса Анна,— я сегодня буду спать съ тобою, сестра.
Дйствительно, когда наступила ночь, об сестры легли въ одной комнат.
Ночь была ненастная. Втеръ безжалостно вылъ среди деревьевъ, окружавшихъ церковь на кладбищ. Старыя рамы въ окнахъ спальни тряслись и стучали, луна тускло освщала памятники, которые бросали вокругъ себя таинственныя тни, тисовое дерево, обстриженное на подобіе птицы, принимало особенно чудовищныя формы и, постоянно нагибаемое втромъ, словно хотло заклевать сосднее дерево, обстриженное на подобіе круглаго столика. Какъ только пробило двнадцать часовъ, двери въ дом захлопали, военная арматура, висвшая на стн въ сняхъ, грохнулась и послышался громкій голосъ: ‘Фатима! Фатима! Смотри! Смотри! Смотри! Гробница! Гробница! Гробница!’
Она взглянула на кладбище. Дверь склепа была отворена и облитый луннымъ свтомъ стоялъ Синяя Борода въ милиціонномъ мундир, съ блднымъ лицомъ и длинной синей бородой.
Сестра Анна видла его также хорошо, какъ Фатима. Излишне описывать ихъ ужасъ и крики. Но, странно сказать, Джонъ Томасъ, спавшій въ верхнемъ этаж надъ спальней своей госпожи, уврялъ, что онъ караулилъ всю ночь и не видлъ ничего на кладбищ, не слышалъ никакого голоса въ дом.
Теперь естественно возникъ вопросъ — зачмъ являлась тнь Синей Бороды?
— Отчего мой блаженный супругъ не можетъ спать спокойно въ своей могил?— восклицала несчастная перепуганная Фатима, хорошо являться и говорить: ‘смотри, смотри, смотри’, но что ему нужно, зачмъ онъ приходитъ съ того свта?
Вс, съ кмъ ни говорила вдова, нашли, что эти вопросы были вполн здравые.
Джонъ Томасъ совтовалъ ей черезъ дворецкаго и горничную обратиться къ колдуну, который предсказалъ его двоюродной сестр, за кого она выйдетъ замужъ, вылечилъ корову фермера Берна, вызывалъ мертвыхъ и, конечно, могъ объяснить, для чего являлась тнь Синей Бороды.
— Что это вы за пустяки разсказывали горничнымъ,— спросила вдова у Томаса,— о колдун, живущемъ…
— Въ улиц Палача, гд прежде вшали преступниковъ,— отвчалъ Джонъ Томасъ, подавая утромъ жаренный хлбъ,— это не пустяки. Онъ знаетъ все и каждое его слово сбывается.
— Пожалуйста не пугайте больше двушекъ такими нелпыми сказками,— произнесла вдова, но въ тотъ же вечеръ она въ сопровожденіи сестры Анны и врнаго Томаса съ фонаремъ въ рукахъ отправилась къ колдуну въ улиц Палача.
Что произошло въ этой роковой улиц, никогда не было узнано вполн. Но въ эту ночь въ дом Синей Бороды все было спокойно. Сестры мирно спали, двери не хлопали и въ полночь не слышалось таинственнаго голоса, не видно было тни мертвеца. Вдова приписала это чудесное явленіе дйствію втки розмарина, данной ей колдуномъ, и подков, которую она бросила въ садикъ мавзолея.
На слдующій день сестра Анна, отправляясь къ портних, встртила на улиц прапорщика Триплета, который, по правд сказать, встрчался съ нею каждый день въ томъ или другомъ мст.
— Какія извстія о привидніи, милая миссъ Шокабокъ?— спросилъ онъ.— Тнь Синей Бороды пугала-ли снова вашу сестру и звонила-ли въ колокольчики?
Сестра Анна очень серьезно отвчала, что нельзя шутить надъ такимъ предметомъ, что привидніе на время успокоилось, что одинъ колдунъ сказалъ ея сестр самыя удивительныя вещи и показалъ ей будущаго ея мужа.
— Былъ онъ въ красномъ мундир и съ черными баками?— спросилъ прапорщикъ.
— Нтъ! отвчала со вздохомъ сестра Анна,— онъ былъ въ черномъ сюртук и съ рыжими баками.
— Это не можетъ быть негодяй Слай!— воскликнулъ Триплетъ.
Анна еще разъ вздохнула и, не отвчая прямо, сказала:
— Передайте бдному капитану, что вс надежды на него исчезли и что онъ можетъ повситься.
— Но онъ все-таки прежде убьетъ Слая!— воскликнулъ прапорщикъ съ азартомъ.
Анна прибавила, что еще ничего не было ршено, что Фатима никакъ не могла помириться съ мыслью выйти замужъ за мистера Слая и потребовала, чтобы необходимость этого брака ей подтвердила компетентная власть. Колдунъ общалъ вызвать изъ могилы Синюю Бороду, который скажетъ, что вторымъ ея мужемъ, можетъ быть, долженъ быть только Фридрихъ Слай.
— Это шутки!— воскликнулъ прапорщикъ, но Анна была слишкомъ напугана привидніемъ, чтобы согласиться съ нимъ, и торжественно произнесла:
— Сегодня ночью могила откроетъ свои тайны и мы все узнаемъ!
На этомъ они разстались.
Въ полночь три фигуры вышли изъ дома вдовы и направились на кладбище.
— Вызывать мертвеца дло не легкое,— говорилъ колдунъ,— но заставить его говорить — дло опасное. Лучше откажитесь отъ вашего намренія, пока еще не поздно. Многіе погибли, упорствуя въ подобной попытк. Одинъ мой пріятель, арабскій кудесникъ, былъ разорванъ на мелкія части въ ту самую минуту, когда онъ заставлялъ привидніе отвтить ему, другой человкъ, дйствительно, разговаривалъ съ призракомъ, но тотчасъ сдлался глухимъ и нмымъ. Наконецъ, третій…
— Ничего, я хочу все видть и слышать!— произнесла вдова,— впрочемъ, я ужо видла его и слышала.
— Но когда вы его видли и слышали, онъ было невидимъ и неслышенъ,— отвчалъ колдунъ,— обдумайте хорошенько то, о чемъ вы у него спросите, привиднія не любятъ шутить. Я зналъ человка, котораго призракъ избилъ до полусмерти. И…
— Я твердо ршилась! — перебила его Фатима.
— Спросить его, за кого теб выйти замужъ,— шепотомъ прибавила сестра Анна.
Фатима только покраснла, а сестра крпко сжала ей руку.
Они молча вошли на кладбище.
Ночь была темная, не было ничего видно. Идя между могилами, они оступались на каждомъ шагу. Сова кричала на церковной колокольн, собаки гд-то вдали выли, птухъ началъ нтъ, какъ птухи иногда поютъ въ полночь.
— Торопитесь!— сказалъ колдунъ,— ршайте, идти-ли намъ дале или вернуться.
— Лучше вернемся!— воскликнула сестра Анна.
— Нтъ, я пойду дале,— произнесла Фатима,— если вернусь, то непремнно умру.
— Вотъ калитка, становитесь на колни,— торжественно произнесъ колдунъ.
Сестры повиновались.
— Кого вы хотите видть, вашего перваго или второго мужа?
— Сначала Синюю-Бороду,— сказала вдова,— увидимъ, сметесь-ли вы надъ нами или, дйствительно, обладаете чудодйственной силой!
Тутъ колдунъ произнесъ заклинаніе, состоявшее изъ такихъ страшныхъ и непонятныхъ словъ, что невозможно ихъ повторить.
Въ конц только было слышно имя Синей Бороды. Все было тихо и только слышались завыванье втра и крикъ совы.
Колдунъ вторично произнесъ имя Синей Бороды. Послышались пніе птуха, вой собаки и окликъ ночнаго сторожа. Въ склеп раздался стонъ и грозный голосъ произнесъ:
— Кто меня вызываетъ?
Опустившись на колни, колдунъ продолжалъ произносить свое заклинаніе. Вслдъ за послднимъ его словомъ дверь склепа отворилась и въ синемъ свт показался Синяя Борода въ синемъ мундир, махая синей шпагой и закатывая свои синіе глаза.
— Говорите теперь или вы погибли!— сказалъ колдунъ Фатим.
Но впервые въ жизни она не могла сказать ни слова. Сестра Анна также онмла отъ страха. Роковая фигура сдлала шагъ впередъ и Фатима пожалла о своемъ опасномъ любопытств.
Синяя Борода все приближался, говоря страшнымъ голосомъ:
— Фатима, Фатима, Фатима!— зачмъ меня вызвали изъ могилы?
Но вдругъ его мечъ упалъ на землю и тнь Синей Бороды упала на колни, оглашая воздухъ человческимъ воплемъ:
— Пощадите! Пощадите!
Изъ окрестныхъ могилъ встали шесть мертвецовъ и окружили Синюю Бороду.
— Зачмъ меня вызывали изъ могилы?— спросилъ одинъ изъ нихъ.
— Кто сметъ безпокоить мой сонъ?— воскликнулъ второй.
— Возьмите его!— скомандовалъ третій.
— Караулъ! Ржутъ!— воскликнула тнь Синей Бороды, отбиваясь отъ набросившихся на нее блыхъ призраковъ.
— Это я, Томъ Триппетъ!— произнесъ голосъ надъ самымъ ухомъ Анны.
— И вашъ покорный слуга,— промолвилъ голосъ хорошо знакомый вдов.
Они помогли сестрамъ встать, пока другіе призраки захватили Синюю Бороду. Колдунъ же бросился бжать, это былъ никто иной, какъ мистеръ Клаптрапъ, директоръ театра.
Не скоро очнулся отъ обморока Синяя Борода и его пришлось спрыснуть водой, причемъ синяя борода поблла и онъ оказался мистеромъ Слаемъ. Повидимому, Джонъ Томасъ даль ему мундиръ покойника, тотъ же Томасъ производилъ шумъ въ дом и говорилъ въ трубу страшныя слова, а мистеръ Клаптрапъ снабдилъ Слая синимъ бенгальскимъ огнемъ.
На другое утро мистеръ Слай ухалъ въ Лондонъ. Конечно, исторія миссъ Кадлинсъ оказалась гнусной клеветой, и вдова вышла замужъ за капитана Черную Бороду.
Ихъ внчалъ пасторъ Слай, который уврялъ, что онъ не зналъ ничего о продлкахъ сына и удивлялся, что онъ не наложилъ на себя руки вслдствіе окончательной неудачи.
Мистеръ и мистриссъ Триппетъ также живутъ очень счастливо и тмъ кончается исторія семьи, судьбами которой мы вс очень интересовались въ дтств.
Если мн скажутъ, что эта исторія неправдоподобна, то я отвчу, что она написана въ книг, какъ и первая часть сказки о Синей Бород, которая нисколько не правдоподобне второй части.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
